Современной Россией занимаются весьма по-разному. Вообще-то, мало — очень мало, если говорить точно. Есть классическое позитивное знание, которое по традиции нарабатывают уцелевшие географы и экономгеографы. Несколько таких людей, всего пятеро-шестеро, упорно продолжают экспедиционную и исследовательскую работу по стране. Естественно, за каждый год они могут охватить лишь очень незначительный кусок нашего отечества. Как правило, можно посадить в автобус группу студентов и проехать с ними по одному маршруту, заезжая в каждую точку на 3—4 часа. Это обычная схема университетского и околоуниверситетского географического сообщества.

Есть другой жанр работы. Самый лучший его представитель, на мой взгляд, Владимир Каганский. Он себя называет путешественником, я бы его назвал философом российских пространств. Это человек, который говорит от себя и через себя, который обладает замечательной способностью из миниатюрных деталей набирать основания для очень серьезного, очень любопытного суждения о стране, о ее конструкции, о ее структурных изменениях.

Есть, наконец, третий жанр, в котором работаю я. Он как раз "середка на половину". С одной стороны, это обязательная работа на месте, на местах: самых разных, в разных масштабных единицах. С другой — это организация массированных исследований. Впервые после группы Семенова- Тян-Шанского нам удалось организовать фактически одновременное исследование двух сотен малых городов.

Исчезающая реальность

Мы имеем дело с совершенно удивительным процессом, никогда ранее в нашем отечестве не наблюдавшимся, процессом стремительного демографического сжатия и переструктурирования пространства. Жизнь так быстротечна, количество населенных пунктов убывает с такой феерической скоростью, что знание предыдущего года стареет на год нынешний и еще постареет на год следующий. Поэтому так важно исследование одномоментное, одновременное. В Вятской губернии, нынешней Кировской области, каждый год исчезает 250—350 населенных пунктов. Если между двумя переписями в России исчезла одна деревня из трех, то в течение ближайших десяти лет, смею утверждать, исчезнет один малый город из трех. На них просто не хватит людей. Изменить эту ситуацию нельзя уже никакими усилиями. Даже если бы молодежь сейчас кинулась взапуски рожать, что маловероятно, последствия скажутся через 18—20 лет. А эти 18—20 лет, которые сейчас нас ожидают — они такие, какие они есть.

Этот процесс наблюдают, изучают; но остается совершенно непонятно, что происходит на самом деле. Беда в том, что классическим научным исследованием выяснить ничего нельзя: объект меняется быстрее, чем можно отследить строго научными способами. Остаются способы, так сказать, средние: отчасти художественные, мифопоэтические, опирающиеся на наблюдаемые факты.

Я организовывал экспедиции только по одной части страны, по Приволжскому федеральному округу: такая уж удачная планида выпала, что там власти это профинансировали и скорее помогали, чем мешали. Составляя задание для групп студентов и аспирантов, которые туда отправлялись, я просил молодых людей обязательно заполнять левые страницы дневников отдельно от правых. На левых надо было писать то, что им кажется фактом, а на правых то, что они по этому поводу думают.

Слева легли тысячи фотографий и констатации: украдены ли буквы с памятников на кладбищах, валяются ли шприцы на остановках транспорта, сколько стоит вход на дискотеку (кстати, разница была от двух до ста двадцати рублей — разлет неплохой), как именуют новорусские выселки и т.п. Справа были впечатления и полторы тысячи продолжительных интервью — умелых н не очень, искренних и не очень. Все эти сведения аккуратно собирались вместе около двух лет. Это был массив информации, который все-таки что-то нам дал.

Но добраться до того, что на самом деле думает, скажем, местное начальство (а без начальства жизни нет, как известно), таким образом, естественно, нельзя. Местное начальство тертое-перетертое, мытое-перекатанное. Его на голый опрос не возьмешь. Оно знает (как правило, Он, хотя и Она тоже попадается), они знают, как отвечать, чтобы было как надо. Как добраться досуги? Понять, как на самом деле или почти на самом деле строится ситуация? Тут исследованием не обойдешься, здесь нужна своего рода провокация. Поэтому я выступаю отнюдь не в одеждах сентиментального описателя.

Есть замечательные люди, которые входят в сопереживание с местом: например, в Архангельской ^бернии г-н Тюрин, который занялся вещью, возможной лишь при колоссальной концентрации душевной энергии. Он трудится над возрождением чувства собственного достоинства и деятельного участия людей в заброшенных северных деревнях. За несколько лет ему и его коллегам удалось кое-что сделать. Грубо говоря, колоссальное вложение труда группой из трех-пяти человек позволяет (на время, во всяком случае) привести в чувство от пяти до семи деревень. Не меньше, но и не больше. Двигаться таким образом надо, я поддерживаю это всем сердцем, но нельзя вырастить из этого хоть какую-то осмысленную стратегию. А я по долгу службы, в роли руководителя Центра стратегических исследований Приволжского округа,

был обязан подсказывать стратегию. Воспользуются подсказкой или нет — дело хозяйское.

Я занимаюсь провокациями. Провокация — это означает вызвать на конструктивный разговор. Никогда ничего не предлагать, ничего не обещать, а пробовать вместе разобраться.

Проводили мы своего рода проектные семинары в шести сельских районах, часто очень удаленных. Скажем, самый центр Чувашии или окраина Татарстана, или разнесчастная Симбирская губерния, которой упорно не везет по сей день, или Оренбуржье. В этих семинарах принимали участие районные власти, власти малых городов, председатели сельсоветов, как бы они ни назывались. Так вот, до четверти участников. — скажем так, шесть из двадцати пяти, — оказываются людьми, способными к проектному соучастию. Способными к осмыслению собственной жизни, собственных задач в категориях конструктивного действия. Малых, но реальных дел.

А в другой раз я собираю в губернских центрах (не без помощи начальства, иначе это не сделаешь, конечно) всех глав районов. У нас с вами районов — немерено. Тридцать с лишним в Кировской области, сорок — в Саратовской. Опять интересно: не менее

четверти глав районов оказываются способны к сильному и интересному, творящему проектному мышлению. Надо лишь создать для него условия. Надо лишь спровоцировать такую ситуацию. Это скорее искусство, чем наука. Ведь прежде всего тебе должны поверить, а народ они недоверчивый.

Габишеео

Уходящие и пришедшие

Результаты я сам сейчас осмысляю не без труда. Да, демографическое сжатие идет очень быстро. Осознайте масштабы: в Приморском крае в этом году в университетах появились 25 тысяч студентов, а в 2008 году их будет 10 тысяч: столько там сегодня учеников 9-х классов. Такого рода скачок на ступеньку — штука в мирное время невиданная и очень трудная для осмысления и понимания.

Но одновременно качественно меняется структура населения. Уходит из жизни поколение подростков военного времени. Тех самых людей, которые радовались корке хлеба и на всю жизнь сохранили благодарность за то, что корка эта есть; которые сохранили абсолютную, тотальную конформность по отношению к любому начальству. Это не значит, что они при этом не хихикают за его спиной; еще как! Но их конформность гораздо глубже, чем кажется многим. Вот любопытнейшая цитата из разговора с

жителями одной из удаленных деревень богом забытого Афанасьевского района Кировской области: "Отняли всю работу. Даже бесплатную. Мы бы даже на бесплатную ходили бы".

Поразительный тип мышления: самостоятельно произвести работу — никогда! Работа может быть только задана как урок. И если некому задать урок, не может быть и работы, а только выживание: грибы-ягоды собирать, картошку сажать — это для них "не работа". И нужны Тюрины, чтобы эту ситуацию сдвинуть. Но ста тысяч Тюриных в стране нет. Боюсь, что даже десяти тысяч нет. Боюсь, что и с тысячью будут большие проблемы, хотя такого рода люди гнездятся повсюду.

Еще замечательное наблюдение: ровно семь лет лежит куча гравия у огромной ямы на дороге, которая ведет к кусту поселений в той же Кировской губернии. Семь лет пишут гу бернатору письма о том, что надо бы яму засыпать. Но самостоятельно сбросить этот гравий в эту чертову яму — нет, никогда. Подобные сцены я наблюдал и раньше. Во Владимире понадобилось провести сложный семинар со всяческой активизацией народа, чтобы приколотить одну доску на лестнице прямо у Золотых Ворот, где многие и много разломали ноги.

Ульяновск

Таков образ жизни поколения, которое уходит. Какое приходит, не знает никто. Нет таких исследований.

Я могу говорить о поколении, следующем через одно после этого, только приблизительно, на научном уровне — несерьезно (никакой статистики нет), по собственным наблюдениям и кое-каким материалам наших исследований. Эти люди, бывшие подростки брежневского времени, вопреки всему и вся, вопреки всякой, казалось бы, экономической логике сделали одну любопытнейшую вещь. Они сохранили все библиотеки, они сохранили почти все дома культуры. Они сохранили и умножили число музеев. Они вкладывали и вкладывают колоссальные усилия, огромные энергетические ресурсы в одно: в сохранение системы воспроизводства той культуры, которая существовала на начало- середину 80-х годов.

В селе Измаилово Кувандыкского района Оренбургской области, где "земля закругляется", где казахская граница — вы можете и сегодня оказаться в настоящем доме культуры. Да, в нем нет воды, краны сухие. Но в нем четыре коллектива: детский, подростковый, молодежный и средневозрастной. Там вы встретите весь этнический диапазон, который можно себе представить: от угро-финна до почти китайца, и такой фантастический хор исполняет со сцены казачьи песни. В новых костюмах, которые стоят чувствительных денег. И в этом доме культуры на краю земли есть компьютерный дисковый проектор. Старенький, но есть, и через него показывают фильмы, и познавательные передачи, включая "ВВС о животных". И вся эта работа проводится без копейки из областного бюджета.

Еще одно мое любимое место — Акбулак, это тоже Оренбуржье; там за последние пять лет построены всеми правдами и неправдами лицей и детское общежитие при этом лицее с комнатами на двух-трех подростков. В нем учатся дети из множества окрестных деревенек. Белье щупал. Китайское дешевое, но новое и крепкое. Мебель дээспешная, но новая и крепкая. В этом Акбулаке построена музыкальная школа, и для этого выписана учительница хореографии из Оренбурга. Чтобы ее с мужем туда заманить, отдали одну из четырех квартир, которые Акбулак смог построить. По степным холмам провезли 9-метровое зеркало. Как провезли — это типичное российское народное чудо. И в хореографическом классе есть это зеркало, потому что оно должно там быть!

Там построен спортивный комплекс на четыре баскетбольные площадки по размеру. Он на четыре метра закопан в сухой лёсс, чтобы не тратиться на отопление. Свет под крышей. А кровля собрана из элементов брежневских коровников, доставленных из степи. За десятки километров кранами тащили железобетонные фермы для того, чтобы сделать спортивный комплекс. И это сделано — местной властью. Более того, в этом Акбулаке (это всего 16 тысяч жителей) действует филиал Оренбургского государственного университета с относительно надежной интернет-связью. Почему? Почему это кажется абсолютно необходимым?

Новоульяновсн

Все это финансируется, достается по обычным теневым схемам: занизить урожайность, продать до элеватора налево, отдать Нижнему Тагилу арбузы в обмен на дерево; сложные бартерные схемы по-прежнему в ходу, равно как н денежные. Важно другое. С процессом демографического сжатия цена индивида возрастает, и в малом городе она возрастает быстрее всего.

Хотя я за последние годы немало чего увидел и узнал, продолжаю поражаться разнообразию, казалось бы, типичных ситуаций. Человеческие рисунки, межчеловеческие взаимосвязи оказываются куда сложнее, чем принято о них думать — особенно в нашем дорогом правительстве.

Формируются низовые, местные деловые клубы, или "клубы" деловых людей. У нас сейчас идут разговоры о социально ответственном бизнесе — так это он и есть. Потому что крышу у школы не починить, мост не отремонтировать — всем плохо. А поскольку дождаться на это денег никаких возможностей нет, то скидываются: трудом, материалами, людьми или деньгами.

Эти клубы, естественно, начинают вступать в довольно сложные, отнюдь не линейные отношения с губернской властью. Я не хочу сказать, что они начинают кому-то диктовать волю — им даже это в голову не приходит. Но они начинают реально влиять на назначение или выборы районной власти. (Разницы, кстати, никакой: так называемые "выборы" или назначение. В символической сшибке идеологических норм различие есть, в реальной жизни страны — нет.) Это схема "клубов", которую начинают вырабатывать локальные политики, если не развития... хотя уже и развития тоже. Знаете, в этом Акбулаке не было бы всех этих построек, если бы не существовало гармонии отношений межлу районной властью и местным "клубом". Областных денег в созданном было очень мало.

Пихая кадровая революция

Различия между соседними "населенными пунктами" внутри одного

региона больше, чем различия между самими регионами, но это не значит, что различий между регионами нет. И туг мы сталкиваемся с любопытными парадоксами. Есть всем известная пирамидальная система власти в Татарстане: Бабай — мудрый, хитрый, замечательный по-своему персонаж, действительно управляющий всем и вся. Это абсолютно моноцентричная конструкция. Можно было бы ожидать, что на низовом уровне активность людей будет минимальна — ничего подобного. Для меня это было полнейшей неожиданностью. Накопленная энергетика человеческих ресурсов оказалась там наивысшей из всех шести исследованных регионов.

Напротив, Чувашия, Николай Васильевич Федоров. Человек просвещенный, вне всякого сомнения. Такой Людовик, скорее не XV, а XIV, который в своем маленьком королевстве король-солнце и думает за всех. Думает хорошо, грамотно. Решения принимаются взвешенные, проработанные с экспертами. Самый тяжелый проектный семинар был там. Настолько подавлено все и вся — не жестоким нажимом, а мощью авторитета власти, что никто не решается и помыслить о самостоятельном придумывании какого-то действа. Ситуация оказывается зеркальной. Хотя во всем остальном, да: в Чувашии — самая развитая во всей стране сеть Интернета. Самая развитая система информации: вы можете посмотреть у себя из дома, что там творится в таком-то или таком-то районе. Больше нигде этого в стране нет. И при этом самая глухая пассивность на уровне города, малого города и тем более села.

Чебоксары

Я, честно говоря, просто заворожен колоссальным многообразием ситуаций: в каждой конкретной губернии, в каждой конкретной ее волости обнаруживается специфическая конфигурация.

Очень любопытна Мордовия. Четыре "брата-разбойника" контролируют все основное хозяйство республики, аккуратно поделили все основные деньгоносные структуры. Все по

нятно, все известно, все схвачено. Но при этом они не мешают тому, чтобы между четырьмя распростертыми щупальцами произрастала любая травка, какая пожелает. В результате малый бизнес в Мордовии развит куда больше, чем в якобы глубоко просвещенной Самарской губернии.

В Мордовии я столкнулся с ситуацией, когда маленькие местные холдинги — а они выживают именно как холдинги, имеющие опоры в разных типах производства, — входящие в систему "клуба", действительно работающего с местной властью, одновременно начинают формировать низовое профессиональное образование. Это вам не ЮКОС, это не "Лукойл", это не Wimm Bill Dann. Это не алмазники, которые в Егорьевском районе создали ПТУ под новое предприятие. Там большие средства, сильные менеджеральные конструкции. Нет, это фирмы, в которых работает от 50 до 200 человек. И они начали формировать реальный заказ. Они оплачивают этот заказ, нанимая казенных преподавателей в казенных техникумах или заменяя их другими.

Так происходит очень мощная, незаметная, рассеянная по множеству точек кадровая революция, как это было принято называть на советском языке. По моим наблюдениям, на уровне районной власти она совершилась и почти завершилась. Мы имеем

дело с совершенно новым поколением людей. Главы районов обладают, уже каким-никаким, а университетским образованием; это уже не прежние "крепкие хозяйственники". Они понимают, что есть такая вещь, как коммуникативные способности. Они объехали уже хороший кусок мира. Это люди, у которых, зайдя в кабинет, можно, как правило, потрогать теплый компьютер на личном столе. К чему это приведет в конечном счете, я могу только гадать. Но то, что не может не привести к изменениям, — я глубоко убежден.

Саратов

Оптимизм. Но очень умеренный

Хотя при этом мой оптимизм, разумеется, более чем умеренный. Мы встречаем и любопытнейшие ситуации, когда, скажем, 63% русского населения Печорского района Псковской области из соображений удобства одновременно являются гражданами суверенной Эстонии. Это очень много людей, занимающихся немножко контрабандой, немножко браконьерством на Чудском озере и в окрестных лесах, уже непосредственно в Европейском союзе. Никакой нужды ни в губернском начальстве,

ни, тем более, в федеральном, они не испытывают. Какие ментальные изменения вызывает такая сложная форма жизни, я не знаю. Но какие-то вызывает.

Да, один из трех малых городов обречен исчезнуть, — но какой именно —фатально не предопределено. Здесь и включается или не включается работа конструктивного мышления.

Я проводил в Удмуртии (мрачное место — Удмуртия, и президент там мрачноватый, но тем не менее люди живут довольно любопытные) простенькую вещь: конкурс студенческих курсовых работ всех ижевских вузов, обращенных к городу, к его проблематике. К этому моему изумлению и удовольствию, присоединились два тамошних техникума или колледжа. Конкурс на работы, на которые у городской власти не хватает ни времени, ни денег, ни зачастую соображения, что вообще такие задачи есть: от экологии до социологии. От работы с детьми, требующими особого внимания, до реальных проектов обустройства "пятачка", на котором реально народ назначает свидания, но который никогда не фигурировал в генеральном плане города как значимое место.

Какой-нибудь Абаканский университет предлагает организовать правовые консультации студентов- юристов в отдаленных районах. Там, где эти студенты будут работать, шансы сохранения места повышаются, там, где их не будет — уменьшаются.

Ситуация, как в сообщающихся сосудах: если в одном месте прибыло, в другом убудет. Так, чтобы прибыло везде, в ближайшие 20 лет быть не может. Вопрос "где прибудет?" становится предметом состязательности и начинает обостряться. И местные микроэлиты начинают это серьезно понимать как форму собственного выживания. А это уже начало того, что греки называли "политеей". Именно это, с моей точки зрения — начало демократического пространства, а не все то, что рисуется на красивых бумагах...

СЕМЬ ЧУДЕС XXI ВЕКА

Александр Зайцев

Великий

французский мост

Одни называют его сооружение "безумной затеей", "фараоновым трудом", другие — шедевром строительного искусства. В Южной Франции, близ городка Мийо, возведен величественный мост, которому в этом веке, очевидно, суждено стать таким же символом страны, как Эйфелева башня. Это — мост, уходящий в небеса. (Его изображение украшает обложку апрельского номера нашего журнала за этот год.)

Живописная долина реки Тарн и прежде привлекала туристов. Здесь, как на картинах французских художников XIX века, зеленые гряды холмов до сих пор обернуты желтыми полосками полей и перевиты ленточками сельских дорог. Современность словно не решалась ворваться в эту долину — разве что по одной из ленточек, если посмотреть с высоты птичьего полета, медлительно переползали небольшие, как насекомые, разноцветные машинки. Близ города Мийо они подолгу застывали на месте, Громко гудя и жужжа.

Теперь даль пейзажа дополнила новая деталь. Словно художник, заканчивая картину и оставшись ею недоволен, провел кисточкой от рамки до рамки, перечеркивая ландшафт

тонкой белесой чертой. Или же лента дороги, поддетая налетевшим ветром, поднялась в воздух и с тех пор парит, чуть касаясь нескольких бетонных столбов, возведенных в долине. Эта "ленточка в воздухе", "черточка на холсте" и есть Мост, самый высокий мост в мире. Из Эйфелевых башен возвести бы ему парапет. С его пилонов и эта стальная громада, пугавшая Мопассана, покажется если и не спичкой, то причудливой лесенкой, по которой можно было бы подняться на мост — мост, вот уже второй год летящий по небу Франции.

Начиналось же все с машин, с их неумолчного роя, настойчиво вползавшего в долину, будившего ее, — с этого роя металлических насекомых, от которых хотелось бы отмахнуться.

На этой невероятной высоте строился виодун Мийо

Но им иного выбора не было. По пути с южного побережья Франции в Париж ровная гладь автобана сменялась старой проезжей дорогой. "Ухабист путь к столице счастья" (П. А. Вяземский). Долина реки Тарн, словно пропасть, разделила две современности. Потоки автомобилей, мчавшихся одни на север Франции, другие на юг страны или в Испанию, замирали перед вереницей зеленых холмов, протянувшихся до горизонта. Машины осторожно, в очередь, съезжали на узкую дорожную ленту, петлявшую десятки километров среди холмов. Марево ядовитых газов, нескончаемые гудки и глуховатый гул голосов наполняли долину, развеивали ее покой.

В сезон отпусков в районе Мийо очередь из машин вытягивалась на полсотни километров. Предчувствуя райскую лазурь Средиземноморья, отпускники маялись, как тени, удерживаемые в Чистилище. Поездка прерывалась почти на четыре часа. С обочины автострады было видно, как фигурки машин теснились внизу, в долине, — здесь ее глубина достигает 400— 600 метров.

В октябре 2001 года запас терпения иссяк. Пятьсот рабочих начали строить мост через долину Тарна — виадук Мийо.

16 декабря 2004 года, через два дня после торжественного открытия нового моста, по нему помчались автомобили.

В этой долине, где человек еще не оставил ни заводских труб, ни башен, ни эстакад, чтобы указать природе ее скромное место, новый мост, подвешенный на ниточках тросов, кажется декорацией кукольного театра. Тонкие линии конструкций выглядят хрупкими и бесплотными, в них нет ничего угрожающего природе, а ведь язык угроз

— что-то массивное, громоздкое, что кончится катастрофой, что вызовет ее,

— обычное средство общения Homo technicus и природы, его выпестовавшей, как кукушонка. Этот же мостик,

— пусть и место ему в книгах рекордов,

— походит, скорее, на сооружение из игр моего детства: спички расставлены рядком на тропинке дачи, спички обвязаны ниткой, такой же невесомой, как повисшие в воздухе паутинки. Вот и виадук: верится, что, даже рассыпавшись, он не упадет на землю, а тихонько полетит, уносимый ветром, паутиной вплетаясь в нити тумана, лежащего на холмах. Иногда туман скатывается с холмов, и тогда мост превращается в небесную дорогу, а автомобили, перетекающие по нему, напоминают спортивные самолеты или насекомых, расправивших наконец крылья и взмывших в небо. В такие минуты воскресает давно изжитая вера в чудеса.

Виадук, возведенный в ста километрах к северу от Монпелье, нарушает привычные представления о мостах

— об этих тяжелых бетонных или каменных переправах, стягивающих два берега, два обрывка дорог воедино. В их величии — неизбывный страх перед воздухом, небом, пустым пространством космоса. Эти мосты вдавлены в землю, необычайно напряжены, но в виадуке Мийо сжатая тяжестью

пружина вдруг распрямилась и унесла далеко ввысь полотно моста.

Представьте себе, что посредине Останкинской башни, по обе стороны от нее, скрываясь в клубах тумана, тянется мост, переброшенный через несколько кварталов, и по московскому небу мчится поток машин, розовея в лучах восходящего солнца. Завораживающая картина?

Мне туг же вспоминается участок Третьего транспортного кольна в Москве близ бывшего Птичьего рынка — здесь от опор эстакады рябит в глазах, здесь все полно ужасом перед пустотой, здесь вытеснен воздух, и человек бредет, как ребенок, потерявшийся в пещере. Иное дело — мост Мийо.

"Данная конструкция соответствует новейшим физическим представлениям, — говорит британский архитектор, лорд Норман Фостер. — Мы использовали минимум материалов, что придало конструкции моста облик чего-то воздушного, миниатюрного".

Неслучайно мост изготовлен из стали — из 36 тысяч тонн стали, ведь бетонная конструкция весила бы раз в десять больше.

Две тысячи лет назад неподалеку от Мийо римляне возвели этот знаменитый акведук

Серое полотно виадука протянулось вдаль, невесомое, словно полоска тумана. Отдельно — седыми паломниками под полуденным солнцем — пересекают долину семь колонн. Прорезая их строй, летит сталь моста, прошившая прореху в карте автомобильных дорог. Кажется, мост лишь случайно касается колонн, не опираясь на них.

Только земля чувствует тяжесть виадука. Громадные бетонные глыбы влиты в грунт, поддерживая строй ко

лонн. Площадь фундаментных блоков достигает 200 квадратных метров; они уходят вглубь на 16 метров.

Новый мост оказался выше Эйфелевой башни и длиннее Елисейских полей в Париже. Он протянулся на 2460 метров, а высота его пилонов составила 343 метра, что лишь на сорок метров ниже знаменитого небоскреба Эмпайр Стейт Билдинг.

Далеко внизу, в 270 метрах от моста, течет Тарн. Лишь американский Royal Gorge Bridge — мост через реку Колорадо — вознесся на полсотни метров повыше над руслом реки. Однако и он не ставится ни в какое сравнение с виадуком Мийо, ведь там речь идет о легком пешеходном настиле шириной 5 метров, а французский мост — это шоссе шириной в 32 метра, проложенное в поднебесье.

Семь пилонов наклонились над мостом, развели стальные тросы рук, только дотронулись до полотна — и оно без шелохновения замерло. Семь пилонов, по обе стороны от каждого — по одиннадцать стальных тросов. Эти тросы (ванты) крепят мост, придают ему прочность. Виадук Мийо —еще и самый длинный в мире вантовый мост.

Виадук уже обременен титулами, как старинные дома — легендами, и эти титулы на наших глазах превращаются в легенды. Его все чаще называют "чудом XXI века", "мостом нового столетия", хотя век только начался.

Как манерно отмечали комментаторы по окончании строительства моста, "теперь с автомобильной карты Европы исчезло одно из последних "игольных ушек", сквозь которые приходилось пробиваться транспортным потокам".

Отпала нужда в объездных путях. Потоки автомобилей, прежде долго петлявшие по излучинам долины Тарна, теперь — будто струя воды по переброшенному желобу — перелетают через нее, пробивают "воздушную стену", разделявшую части автострады. Дорога с севера на юг Франции стала в общей сложности на сто километров короче.

Две тысячи лет назад гениальные римские архитекторы возвели на юге Франции, близ современного города Ним, один из самых знаменитых акведуков — трехъярусный Понт-дю- Гар. Теперь в сотне километров к северо-западу от Нима вырос новый шедевр зодчества, уже привлекающий многих туристов и в чем-то похожий на античный памятник.

О строительстве этого моста заговорили более двадцати лет назад. Предлагали разные проекты. Например, одно время хотели соорудить традиционный балочный мост с небольшими пролетами, но потом все больше сторонников нашла идея возведения легкого, элегантного виадука с минимальным числом опор. Она принадлежала французскому инженеру Мишелю Вирложо.

В 1996 году был проведен международный конкурс проектов, в котором победил один из самых известных архитекторов современности — Норман Фостер. В Гонконге под его руководством сооружали международный аэропорт на насыпном острове, а в Берлине перестраивали Рейхстаг.

Во многих отношениях этот мост уникален. Его сооружали в основном из элементов сборных конструкций, благодаря чему управились за три с небольшим года. Большая часть работ проводилась на земле, а не на громадной высоте. Технология строительства оказалась и более безопасной, и более экономичной. Подсчитано, что, если бы мост сооружался из железобетона, пришлось бы сделать лишних пять тысяч рейсов, доставляя на грузовиках к месту стройки щебень, песок и цемент.

Мост возведен в долине, где часто дует порывистый ветер. Для защиты от него дорожное полотно ограждено узорными пластмассовыми щитами трехметровой высоты. Во время поездки водители не могут не любоваться игрой света и тени, а также пейзажами южной долины, залитой солнцем.

В опоры моста вмонтировано триста небольших рефлекторных призм, чье положение контролируют лазеры. Это позволит заметить даже малейшие отклонения опор (до 0,3 миллиметра), вызванные перепадом температур или износом конструкций. Подобные системы контроля швейцарской фирмы "Лейка" уже использовались в Японии при строительстве моста через пролив Акаси и в Гонконге при возведении моста, соединившего город с расположенным на острове аэропортом.

Виадук Мийо — пример блестящего инженерного решения. Три с половиной тысячи рабочих почти круглые сутки работали на его строительстве. Две бригады двигались навстречу друг другу, выдерживая направление с помощью системы спутниковой навигации. Наконец две половины моста состыковались над рекой Тарн.

Инвестором проекта была корпорация "Эйфаж" из Эльзаса, основанная еще Гюставом Эйфелем. Бизнесмены вложили в строительство 400 миллионов евро, и прежде чем мост перейдет в собственность государства, им предоставлена концессия на ближайшие 75 лет. Так что за проезд по мосту надо платить. Установлены достаточно умеренные тарифы для легковых автомобилей в размере 6,60 евро в летние месяцы и 4,90 евро в остальные сезоны, а также 20 евро для грузовиков. В летние месяцы этот мост ежедневно будут пересекать до 25 тысяч машин. Движение осуществляется в две полосы в каждом направлении.

Как обещают руководители корпорации, в ближайшие 120 лет за виадук Мийо можно не беспокоиться, а значит, после 2080 года проезд по "небесной дороге" станет еще одной из статей доходов французской казны.

ЖУРНАЛЬНОЕ ОБОЗРЕНИЕ

Михаил Георгиади

"Голая Ева"

Лукас Кранах. Суд Париса

"Если попа — второе лицо человека, иногда лучше вовсе не видеть nepвого - лейтмотив появившейся недавно на наших прилавках книги Жана Люка Энчинга "Краткая история попы"; издательство "КоЛибри"). Книги, посвященные толкованию человеческого тела, неизменно пользуются успехом у публики.

В свое время мировым бестселлером стала монография видного андийского антрополога Десмонда Морриса "Голая обезьяна". В своей новой книге Моррис заявляет, что женщины — самые совершенные и самые сексуальные существа на нашей планете. В чем секрет женского чуда? Мы приводим фрагменты интервью с Моррисом, опубликованного на страницах немецкого журнала "Р.М".

— Одна из главных идей Вашей новой книги "Голая Ева" звучит весьма оскорбительно. Вы говорите, что ".женщины инфантильны".

Моррис: "Инфантилизм" — это термин. Да, он звучит негативно, но я-то произношу его. как комплимент. Ведь это слово подразумевает важное в истории эволюции качество — запаздывание в развитии. Поймите, это не недостаток, а преимущество. Наш биологический вид добился таких успехов потому, что сохранил в себе определенные качества, присущие детям, например, любопытство и игровой азарт. У взрослых это проявляется в интересе к литературе, театру, музыке, научным исследованиям, спорту, зрелищам —всему тому, что не связано с питанием и размножением. Конечно, все это чрезвычайно сложные И1ры, но все-таки по своей сути это — игры, игровое поведение.

— Но ведь так ведут себя оба пола! А послушать Вас, так выходит, что женщины инфантильнее мужчин.

Моррис: Оба пола по-разному эволюционировали. У мужчин инфантилен менталитет. Они охотнее рискуют, пускаются в опасные авантюры, слишком быстро водят автомобиль, играют в футбол и регби, — судя по статистике, мужчины в определенном возрасте получают травмы в пятнадцать раз чаще женщин. А вот мужской организм довольно старомоден: у мужчин длинные руки; их тело, как у обезьян, покрыто волосами. Женский организм устроен гораздо современнее; женщины и выглядят куда более по-детски. У женщины, как у ребенка, на коже почти нет волосяного покрова; у нее пухлые губы, как у эмбриона шимпанзе, и звонкий детский голосок. В научном обиходе это и называется "инфантилизмом".

— Так почему женщины выглядят так, как они выглядят?

Десмонд Моррис

Моррис: Потому что они имитируют грудных детей. В процессе эволюции они открыли, что мужчины, едва завидев грудного ребенка, стремятся его защитить. А поскольку женщины хотели, чтобы их самих защищали, они все более стремились выглядеть так, как выглядят дети. Если бы женщины казались волосатыми монстрами, то мужчины не очень-то и стремились бы прийти им на помощь, защитить их. Потому они все заметнее запаздывали в развитии, и теперь женщины выглядят куда более инфантильными, чем мужчины. В них меньше взрослого, чем в мужчинах.

— Ну. знаете ли. это попахивает сексизмом!

Моррис: Совсем нет. Я объясняю вам суть с точки зрения теории эволюции. Конечно, трудно сразу понять, что запаздывание в развитии может стать эволюционным преимуществом. И все-таки женский организм — это самый удивительный организм на Земле.

— У Вас, как всегда, все опять вертится вокруг секса. В своих исследованиях Вы готовы буквально под лупой рассматривать любую деталь женского организма. И во всем находите какие-то эротические "месиджи". Волосы, рот, попа, грудь — все пропитано сексуальностью. Неужели, по Вашему мнению, женщины эволюционировали только как сексуальные объекты?

Моррис: Действительно, внешность женщины создана для того, чтобы вызывать половое влечение у мужчин. Женщины в сексуальном отношении являются самыми прогрессивными существами на нашей планете. И в этом нет ничего плохого. Важнейшее эволюционное различие между ними и самками других животных заключается в том, что по женщине сразу не определишь, когда она готова к оплодотворению. По ее виду, вы не можете этого сказать. Поэтому секс с женщиной — сплошные потемки. Мужчина никогда не понимает, может ли женщина в данный момент зачать от него или нет. Наоборот, куда больше шансов, что она не готова к зачатию. У любого другого вида приматов это хорошо видно — половые органы самки набухают. Смотрите, я могу зачать! В этот момент она и позволяет самцу с ней совокупиться, а в другое время нет. Иными словами: у человека, в отличие от приматов, секс, очевидно, предназначен не только для размножения, но и для чего-то еще.

— И что же это за цель ?

Лука Лейденский. "Лот с дочерьми" Гравюра 1530 г.

Моррис: Заниматься сексом в самом прямом смысле слова означает "заниматься любовью". Секс социален — он скрепляет партнерские отношения. Необходимость в этом возникла еще, когда зародились культуры охотников и собирателей. Мужчины отправлялись на охоту и зачастую бродили в поисках добычи целыми днями напролет, а женщины оставались на месте и ждали. Им, конечно, хотелось, чтобы мужчины с добычей вернулись к ним и их детям, — и ради этого они стремились проявить свою сексуальность.

— Вы хотите сказать, что мужчины возвращаются к женам только потому, что те вознаграждают их занятием сексом?

Моррис: Нет. Ведь мужчины могут позаниматься сексом и где-нибудь еще. Я говорю о той присущей именно человеку сексуальности, что пробуждает глубокие чувства, связывающие людей воедино. Мы называем это любовью. Но становление такого рода сексуальности стало возможно только тогда, когда у женщин уже нельзя было определить по их внешнему виду, способны ли они к зачатию, и еще когда они начали получать оргазм от занятий сексом. В конце концов женщины стали самыми сексуальными существами на нашей планете. Это что-то совершенно новое в истории эволюции. Когда совокупляются человекообразные обезьяны, половый акт длится всего пару секунд — и у самок не бывает никакого оргазма. А вот у человека по сравнению с обезьянами сексуальность развита гораздо сильнее, да и проявления ее намного сложнее и совершеннее.

— Вы постоянно вспоминаете про оргазм. Какую роль он сыграл в эволюции человека?

Моррис: Оргазм, так сказать, награда за сексуальную активность. Кому было бы охота заниматься сексом по своей воле, если бы не было этой награды? Лишь после того, как самки человека начали испытывать оргазм, они стали регулярно заниматься сексом в отличие, например, от самок обезьян. А в обществе, где нет доминирующих самцов, окруженных целым гаремом, где все держатся парами, регулярные занятия сексом просто необходимы, чтобы скрепить брачные союзы и скрепить само общество.

— Почему же люди стали обходиться без гарема и без доминирующих самцов?

Моррис: Потому что мужчины начали вместе охотиться. Им приходилось действовать сообща, чтобы сразить крупного зверя. Есть виды животных, где доминируют крупные, сильные альфа-самцы, тиранящие всех остальных, а вот у людей самцы более или менее равны по своим силам. Поэтому гаремные отношения, широко распространенные в мире животных, когда самый сильный самец покрывает всех самок, у людей не прижились. Наоборот, у людей даже сексуальность использовалась во благо коллективу. У каждого в племени была своя задача, и у каждого была своя женщина. Но такой порядок невозможен без четких правил. У людей правило таково: надо объединяться в пары. И достигается это благодаря сексуальности.

— Кто привносит секс в отношения — мужчины или женщины?

Моррис: Однозначно — женщины. Для них традиционно важны отношения с людьми, а это предполагает партнерские связи и сексуальность. Так что женщины превратились в чрезвычайно привлекательных в сексуальном плане существ. И соответственно формировалось их тело. Впрочем, округлые линии доминируют у женщин не потому, что мужчинам нравится смотреть на такие формы. Нет, все эти выпуклости помогают женщинам запасать вдвое больше жира, чем это удается мужчинам. В далеком прошлом запасы жира нужны были им, чтобы в голодную пору — а голодать приходилось тогда часто — выносить, выкормить и воспитать детей. Для мужчин все эти выпуклости означают, что женщина здорова и способна принести потомство. Поэтому округлые линии так притягательны для мужчин.

— Хорошо, но мы живем, кажется, уже не в каменном веке.

Моррис: Верно, мы продвинулись дальше. Но наши основные инстинкты по-прежнему функционируют, как и в те давние времена.

— Почему же эталонами красоты в наше время считают худышек-моделей?

Моррис: вообще-то большинство людей находят таких женщин совсем непривлекательными. Я ставил опыты — пробовал показывать мужчинам изображения разных женщин, от самых тощих до самых пышных. Им требовалось определить наиболее привлекательную для них фигуру. Большинство выбирало нечто среднее: не слишком тонкую, не слишком толстую, но непременно округлую, гладкую, с изгибами, с какими-нибудь выпуклостями. В модельном же бизнесе — засилье девушек, которые напоминают мальчиков-подростков. И дело тут в самих модельерах: большинство знаменитых кутюрье — гомосексуалисты. Они любят юношей, а не девушек, и потому делают звезд гламура из этих тощих моделей. Это полное издевательство над женственностью: на самом деле женщина выглядит сексуальной только тогда, когда у нее есть выпуклости.

— С этими выпуклостями Вы уже однажды обожглись, когда заявили, что женская грудь — это всего лишь "попа", расположенная спереди. Вы все еще настаиваете на этом ?

Моррис: Да, хотя мне долго это припоминали. В сущности, эта идея зародилась у меня благодаря немецкому этологу Вольфган1у Винклеру, когда на одном из конгрессов я слушал его доклад о самомимикрии у рыб. Под самомимикрией понимают подражательное сходство определенных частей организма с другими участками тела того же самого организма. После доклада я подошел к Винклеру и сказал ему: он-де заставил меня задуматься о том, что у людей тоже может быть самомимикрия. Винклер был шокирован. Но думаю, что я прав. Присмотритесь-ка к женщинам: у них грудь, в отличие от человекообразных обезьян, постоянно имеет округлую форму.

— Вообще-то грудь нужна в первую очередь, чтобы кормить детей молоком.

Моррис: Нет, грудь ведь на две трети состоит из жировой ткани, а это не в интересах ребенка. Честно говоря, ребенку даже неудобно сосать тугую материнскую грудь. Вот я и задался вопросом, почему же у женщин такая округлая, выступающая вперед грудь?

— Ваш ответ?

Моррис: Она нужна не столько для того, чтобы кормить детей, сколько для того, чтобы подавать сексуальные "месиджи". Причину понять нетрудно. Самки других приматов выказывают готовность к совокуплению, вставая на четвереньки. Вид ягодиц — вот что возбуждает самцов. Конечно, попа женщины тоже может вызвать сильное половое влечение. Но ведь женщина не разгуливает на четвереньках — обычно она оказывается с мужчиной лицом к лицу. И потому именно грудь, имитирующая форму ягодиц, позволяет ей подавать партнеру сексуальные "месиджи" — для этого ей вовсе не нужно поворачиваться к нему спиной.

— Вам, между прочим, устраивали экзекуцию еще и за то, что Вы сравнивали губы женщины с ее половыми губами, то есть опять же подразумевали самомимикрию.

Моррис: А как же! Люди — это единственный вид приматов, у которых имеются большие, вывернутые наружу, влажные губы. Они соответствуют губам зародыша обезьяны в возрасте 16 недель — вот еще одно свидетельство запаздывания в развитии. У обезьян форма губ меняется еще до их появления на свет, — у людей губы всю жизнь остаются такими. У женщин это свойство выражено еще сильнее, чем у мужчин. А кроме того, губы очень чувствительны и сексуальны — как половые губы. Когда женщина возбуждается, набухают не только ее половые губы, но и губы. Поэтому так приятно целоваться. К тому же многие женщины подкрашивают губы или искусственно их увеличивают.

— А почему теперь такой спрос на косметические операции?

Моррис: Это связано с тем, что мы стали жить вдвое дольше, чем предусмотрено природой. Поэтому с биологической точки зрения мы половину жизни перестарки. И это — важное изменение. Раньше в косметических операциях не было нужды не только потому, что их никто не умел делать, но и потому, что не для кого особо было стараться: люди обычно не доживали до того возраста, когда понимали, что утратили всякую сексуальную привлекательность. Сегодня женщины, впрочем, стремятся вернуть былую привлекательность, едва им стукнет сорок. И кому от этого особенно хорошо, так это врачам- косметологам.

— Вы можете подвести итоги? Что все-таки, с точки зрения исследователя, делает женщин такими сексуальными?

Моррис: Округлая фигура — по ней женщину издали отличишь от мужчины, да и вблизи лучше дотронуться до пухленькой, чем до костлявой. Еще: гладкая, свежая кожа — это признак здоровья. W поменьше волос на теле — это подчеркивает женственность. Тут, впрочем, у блондинок свое преимущество над брюнетками: у них на ногах может быть столько же волос, но это не бросается в глаза. Маленький носик тоже сексуален — ни одна женщина не вздумает увеличить себе нос.

— Итак, чем больше женщина похожа на ребенка, тем она сексуально привлекательнее?

Моррис: Да, но это вовсе не вырождение и не имеет ничего общего с педофилией. Это — магистральное направление эволюции: человек становится все больше похож на ребенка. Чем инфантильнее мы выглядим, тем мы современнее и привлекательнее.

— Стало быть, нас ждет полный инфантилизм?

Моррис: Можно было бы сказать и так, хотя слову "инфантилизм", повторюсь, присущ негативный оттенок. Но эволюцию словами не смутить. Любой биологический вид эволюционирует в выгодном для себя направлении. Будущие поколения женщин станут гораздо больше похожи на детей: гладкая кожа, носик-курносик, большие глаза. Вот и мужчины распростятся с волосами — но у них инфантилен, как уже сказано, скорее ум. К счастью! Если бы люди не делали веши, которые кажутся, на первый взгляд, ребячеством, то не было бы изобретений, шедевров искусства и вообще не было бы прогресса.

— Ну а теперь, принимая во внимание все, что вы сказам, назовите самую красивую женщину на свете!

Моррис: Я бы сказал, что Клаудиа Шиффер — одна из самых красивых женщин, которые я знаю. Она соответствует всем тем критериям привлекательности, которые я выделяю в своих исследованиях.

Наталия Басовская