Хочется задать смешной вопрос; если бы Билл Гейтс жил в России, смог бы он стать миллиардером? Смог бы превратить в гиганта созданную здесь фирму "Майкрософт"?

Ответ, к сожалению, очевиден. Следует честно признать: Билл Гейтс, живи он в России, не стал бы не только миллиардером, но и заурядным миллионером. И наш соотечественник, бывший москвич Сергей Брин навряд ли развернул бы в России такого колосса, как "Google", начав при этом работу в простом гараже. Или бы ему помешали чиновники, или наглые накачанные ребята, которые, в случае успеха, потребовали бы отдать бизнес под угрозой смерти. Миллиардером Сергей Брин смог стать в Америке.

Отечественные программисты, не покинувшие страну, получают высокую по российским меркам зарплату, но это — небольшая часть от зарплаты в США[* Согласно данным, опубликованным недавно американским журналом "Money", средняя зарплата программиста составляет сейчас в США 80,5 тысяч долларов в год, а, скажем, профессора. преподающего в вузе — 81,5 тысяч долларов. Если же профессор заведует кафедрой и является известным ученым, его заработок равен нескольким сотням тысяч долларов в год.]. А уж об участии в прибыли от продажи или использования созданных ими оригинальных программ и говорить не приходится. Ну а те, кому удалось создать мало-мальски успешную фирму, получают массу проблем на свою голову и, как правило, стараются особо не высовываться.

Важно отметить: Гейтс, Брин и многие другие обитатели экономически процветающих стран разбогатели на интеллектуальном продукте, а в России интеллектуальный труд по- прежнему не в почете, у нас в последние десятилетия богатели на сырье или его первичной обработке. Нефть, газ, металл, дерево, рыба — вот источники крупных отечественных капиталов.

И вот что любопытно: в экономически развитых странах порядка 70% прироста ВВП происходит за счет наукоемкого производства. Доля России на мировом рынке высоких технологий до смешного мала — около \%. А ведь новые технологии рождает разновидность интеллектуальной деятельности — научные исследования. Недаром сейчас говорят об экономике знаний. Разумеется, создать экономику, определяющую лицо современной цивилизации, может только страна с сильной наукой. Положение российской науки известно. Как и положение отечественных ученых. Специалисты вам скажут, что в России на одного ученого расходуется в 20 раз меньше средств, чем в США. (Хотя в среднем каждую статью российского ученого цитируют 3 раза, американского — 13 раз, то есть разница в 4 раза. В итоге получается, что эффективность наших ученых выше в 5 раз!)

Главная причина ничтожной доли высоких технологий в российской экономике вовсе не в науке — худо-бедно, она еще функционирует, в основном, на запасе прежних достижений. Причина в том, что отсутствует внедрение научных открытий в производство. За это науку журит президент, правительство, иные журналисты.

Но разве внедрение — это дело науки? Или, все-таки, бизнеса? Думается, второе. Потому что производством занимаются предприниматели, и они должны вкладывать деньги в новые технологии, в новую продукцию. То есть, в инновации. Только так можно выдержать конкуренцию в рыночной экономике. Но если российский бизнес не внедряет в производство то новое, что есть в России, если нет спроса на достижения отечественной науки, проблема в бизнесе, а не в науке.

Фундаментальная наука вообще не может нести какую-либо ответственность за экономику. У фундаментальной науки совсем другие функции. Не случайно в экономически развитых странах эта сфера деятельности финансируется государством.

Всего лишь один пример. Выдающимся достижением XX века стало создание квантовой электроники, на основе которой впервые в мире в России были изобретены лазеры. Их творцами были академики Николай Басов и Александр Прохоров, получившие в 1964 году за свое открытие Нобелевскую премию по физике. Сейчас трудно найти область промышленности, где бы ни применялись лазеры: современная связь и военная техника, бытовые приборы (CD-центры и прочее), медицинское оборудование (например, для глазных операций), технологии, основанные на применении лазеров, и принципиально новые разработки для перспективных двигателей будущих космических кораблей — все они появились благодаря Басову и Прохорову. Сейчас производство и использование лазеров приносит миллиарды долларов дохода. Но... Между открытием лазерного эффекта и началом широкого использования лазеров прошло порядка 30 лет. И отнюдь не стараниями Басова и Прохорова происходило внедрение лазеров. И вот вопрос: что делать, сказать ученым, открывшим лазеры, спасибо, или ругать их за тридцатилетнюю паузу между открытием и внедрением? Ясно, что первое.

Не дело ученого — думать, каким образом и как побыстрее внедрить открытие. Дело ученого — работать над следующими открытиями. Весьма любопытно, что в этом ученый полностью адекватен изобретателю, дело которого — изобретать. А у нас талантливые изобретатели и в советские времена, и сейчас тратят главную часть своей жизни на то, чтобы привлечь внимание к своему изобретению. И, как правило, у них ничего не получается в России. А вот за границей — все наоборот. У многих отечественных изобретателей внедрение в производство получилось только благодаря поддержке иностранных предпринимателей. (Вспомните хотя бы Василия Шкондина с его колесом- мотором, в основе которого принципиально новый импульсный электродвигатель. Это изобретение пошло в производство только благодаря поддержке британских бизнесменов. Но и прибыль теперь будут получать эти бизнесмены, а вовсе не российские, не говоря уже про налоги, которые поступят в чужую казну).

Почему же открытия и изобретения не пользуются интересом в современной России? Прежде всего потому, что они не интересны отечественным предпринимателям. Сырьевой сектор вообще равнодушен к науке и всяческим новациям. Но и перерабатывающий сектор нашей экономики по-настоящему не заинтересован в инвестировании средств в инновации. Если что-то делается, то лишь на уровне малых предпринимателей, однако их вклад в отечественную экономику невелик, всерьез изменить ситуацию они не могут. (В экономически развитых странах до 70% объема продукции производится малыми предприятиями или с их участием, а у нас — на порядок меньше).

Ученые и изобретатели не виноваты в том, что на их продукцию в России нет спроса. Но почему так низка восприимчивость отечественной экономики к инновациям? По-прежнему у наших предпринимателей, прежде всего крупных, превалирует желание быстрого получения больших прибылей. В то время как в США и Западной Европе разумной нормой прибыли для промышленных гигантов считается 5%, для средних предприятий — 10%, и лишь на малых предприятиях прибыль может достигать 15%, но это за счет гибкости и низких накладных расходов. Западные бизнесмены живут не за счет высокой прибыли, а за счет объемов продаж. Разумеется, если вы не готовы работать с низкой прибылью, вы никогда не будете вкладывать деньги в инновации — это рискованное дело. Можно выиграть, а можно и проиграть. Именно по этой причине для поддержки инноваций западные крупные фирмы имеют в своем бюджете "рисковый капитал", то есть финансовые средства, за потерю которых в случае неудачи никто ругать не будет. У нас ничего похожего нет. Отечественный бизнес в общей массе вообще не хочет вкладывать деньги в России, в чем, несомненно, играют роль и политические причины. А контролируемые государством сырьевые гиганты слишком неповоротливы, что уделять внимание инновациям, внедрению открытий и изобретений.

И в России, и на Западе малые предприятия в сфере производства частенько создаются как раз для того, чтобы внедрить новую технологию или новый товар. Но если на Западе и то, и другое, в случае успеха, становится предметом интереса крупных компаний, мелкие отечественные предприниматели становятся похожи на изобретателей, бесполезно обивающих высокие пороги. Ни крупным бизнесменам, ни государственным чиновникам новые технологии, а тем паче товары не нужны.

Да, инновационная стратегия чуть не в каждом ведомстве сегодня — первый вопрос. И нельзя обвинить государство в том, что оно не пытается поднять спрос на достижения науки. Пытается. Вопрос о достаточности мер, об эффективности предпринятых усилий. Создание государственного венчурного фонда (названного почему-то компанией) скорее всего не принесет желаемого результата: не следует ждать особого эффекта там, где все решают чиновники, к тому же несложно предсказать, как будут распределяться финансовые средства, да и одним фондом, пусть государственным, проблему не решить — они должны быть при каждой более-менее крупной компании. Немногие технопарки, которые вот-вот появятся, тоже не спасут положение.

Необходимо изменить ситуацию в целом. Инновациями должно быть выгодно заниматься. Все должно побуждать к тому, чтобы долговременное получение умеренной прибыли стало нормой, чтобы работа на будущее своей фирмы, компании составляла основу работы менеджеров. Тогда и у нас представители фирм будут бегать за учеными и изобретателями в поисках новых открытий и перспективных изобретений.