«...И совсем недавно эта странная птица, Archaeopteryx, с длинным, как у ящерицы, хвостом, несущим по паре перьев на каждом сочленении, и с крыльями, снабженными тремя свободными когтями, была открыта в оолитовых сланцах Золенгофена. Вряд ли какое-либо из современных открытий доказывает убедительнее, чем это, как мало мы еще знаем о прежних обитателях мира», с восторгом и удивлением истинного ученого отмечал Чарльз Дарвин в шестой редакции «Происхождения видов».

135 лет спустя палеонтологи все еще могут с тем же восторгом и удивлением повторять его слова, вставляя вместо названия Archаeopteryx множество других, под которыми они описывают все новые виды, некогда населявшие планету, причем не просто отдельные вариации уже известных форм, а нечто действительно новое и доселе не только неведомое, но даже и не предполагаемое, каким был для своего времени древнекрыл. (Пусть теперь он и не считается переходным звеном между пресмыкающимися и современными птицами, но он все-таки был ранней формой иных летающих оперившихся существ, наглядно доказывая, что эволюция не только происходит, но и как бы «пытается» решить одну и ту же задачу самыми разными способами.)

Необычные открытия поджидают везде, даже в такой, казалось бы, истоптанной ногами палеонтологов земле, как Испания (там проходят практику студенты Германии и Англии, копается несметное число любителей), хотя на все полевые исследования предоставляется всего несколько часов. (Одна из неожиданностей встретилась в книжном магазине, рядом с гостиницей — на его витрине красовалась переведенная на испанский язык моя собственная книга, сопровождаемая словами: «В Европе продано 40 тысяч экземпляров!» А чуть дальше торгуют пивом из России. Конечно, пока ручеек «пивоевроев» уступает бурному потоку нефтедолларов, но что делать, если нынешнее руководство страны считает, что нужно как можно скорее обменять все невосполнимые ресурсы государства, стремительно растущие в цене, на бумажки, столь же быстро обесценивающиеся — ведь любому дураку, если только он не состоит в очередной правящей партии, ясно, что нефть уже никогда не подешевеет, но постоянно будет дорожать! Впрочем, выбирают у нас, как известно, по партийным спискам, а не по принципу профпригодности).

Итак, суббота (лекционные и лабораторные курсы не дают возможности вырваться за пределы города на неделе). В 9 часов утра неспешно отъезжаем от дверей факультета наук о Земле Сарагосского университета и направляемся на юг, где в районе городка Кодос на поверхность выжат небольшой ломоть отложений позднего протерозоя возрастом примерно 550 миллионов лет. Желто-кирпичные улицы города быстро сменяются красными приплюснутыми холмами долины Эбро с еще не ожившими коряжками виноградников, но с вполне бодрыми хозяевами многочисленных винных хозяйств Кариньены, Панисы и других мест, чьи произведения вкусом совсем не уступают знаменитым напиткам Валенсии и Риохи.

Слева испанский кембрийский червь с ножками на фоне своего китайского родственника

Образец с многочисленными лингулидными брахиоподами из Муреро (ок. 500 млн лет)

Впрочем, в отличие от местных завсегдатаев, начинающих с бутылочки- другой «гасады» (смесь красного вина и газированной воды, прекрасно утоляющая жажду в зной), приходится отложить момент дегустации до вечера. В 10 с небольшим поднимаемся в Иберийские горы и останавливаемся на берегу рио Грио — небольшого ручейка, по нашим понятиям, который, однако, разделяет два совершенно разных в геологическом отношении блока, некогда ведших самостоятельную жизнь различных микроконтинентов. По правому северному борту речки протягивается узкая иссиня- черная полоска морских известняков. Они-то и считаются единственными в Иберийских горах протерозойскими отложениями, поскольку какие-либо органические остатки в них не найдены. Десять минут уходит на рекогносцировку — любование цветущим мартовским миндалем, вишней и фиалками (в России все еще продолжалась бесконечная зима) и собственно поверхностью пород.

Со временем зрение не улучшается, но, как ни странно, именно его возрастные особенности позволяют усмотреть в темной глыбе известняка трехмиллиметровые в длину трубочки-раковины. Древнейшая на всю провинцию Арагон ископаемая фауна найдена, но чтобы извлечь ее, приходится около часа поработать кувалдой, аккуратно, стараясь не потерять столь драгоценную находку. Позднее под микроскопом удается разглядеть, что эти трубочки очень похожи на те, что три десятка лет назад были описаны из протерозоя Намибии, а значит, возраст вмещающих их пород действительно не меньше 550—545 миллионов лет.

Дворец Альхаферия в Сарагосе, где разыгрались события сюжета оперы Джузеппе Верди «Трубадур»

Кто в них жил? Пока остается загадкой. Каждая трубочка состоит из множества как бы вложенных друг в друга известковых воронок, причем «складывали» их вместе, не особенно заботясь о симметрии; вот и получилось нечто вроде впопыхах напиханных друг в друга стаканов. Может быть, то были раковины кишечно-полостных, может «червей». Вместе с ними уже в порезанной на тонкие прозрачные пластинки породе обнаруживаются еще более странные микроскопические скелетные существа — нечто вроде хайтековской настольной лампы на ножке. Они тоже были впервые обнаружены в Намибии, но совсем недавно. (Благо все свежие нужные журналы в количестве 62 наименований под рукой, в библиотеке факультета — российские ученые обзавидуются!) Раковинные амебы или что-то еще? Наконец объявляется и нечто ранее совсем неизвестное и трудно описуемое...

Полвека назад считалось, что искать в протерозое останки ископаемых животных — занятие бессмысленное. Но последовали многочисленные находки так называемой вендэдиакарской фауны мягкотелых организмов. Однако скелетные остатки продолжали считаться явным признаком молодых, фанерозойских, отложений. 30 лет назад и это предубеждение было преодолено благодаря намибийским находкам. Впрочем, серьезные поиски скелетных организмов протерозоя начинаются только в XXI веке. И если часовая прогулка по Иберийским горам приводит к столь интересным открытиям, то что можно ожидать в гигантских карбонатных толщах Сибири?

В полдень въезжаем в довольно интересный город Дарока, когда-то весьма значимый для истории Испании, — здесь перекрещивались важнейшие торговые пути с юга (из Валенсии) на север (в Сарагосу, вокруг которой собиралось новое испанское государство) и с запада (Мадрид) на восток (в Барселону). Время обеда пока не наступило, и можно отправиться по городу, дома которого скопились в узкой долине почти пересохшей ныне рио Хилока. Учитывая стратегическую важность Дароки, ее постоянно, с IX по XVII век, обносили крепостными стенами (земляными — арабы, кирпичными и каменными — арагонцы), так что, куда не кинь взор, везде тянутся ряды желтых башен и стен с прорезями бойниц, из-за которых выглядывают красные черепичные крыши. Подобное расположение и устройство города чуть было не привело к трагедии: по весне 1575 года река разлилась и затопила его по самые чердаки. Захлебнулись бы все, но мощное течение своротило мельницу, вынесенный оттуда каменный жернов пробил нижние ворота, и вода сошла. С тех пор жернов высится на постаменте, а жители Дароки прорыли для реки 600-метровый туннель, по которому ее воды обтекали город.

Верхние ворота крепости Дарока, декорированные в стиле мудехар

Испанский обед описать несложно, но лучше не бередить душу и желудок, истекающий соком от одних воспоминаний. В этой стране в любой забегаловке накормят, как в ресторане, даже если это рядовая студенческая столовая (в Москве же — в любом ресторане, как в забегаловке). Послеобеденную дрему (как правильно испанцы изобрели сиесту!) сдувает горный ветерок. В 3 часа дня мы карабкаемся на гору, возвышающуюся над городком Муреро. Здесь в морских отложениях среднекембрийской эпохи, образовавшихся около 500 миллионов лет назад, сохранились останки животных, которые обычно распадаются на мельчайшие, трудно поддающиеся диагностике частицы или исчезают без следа. Первое, что я нахожу, — карандаш с готическим шрифтом: к сожалению, немецкие варвары повадились сюда, чтобы собирать и вывозить уникальнейшие образцы на продажу. (Впрочем, русские мародеры, недавно разорившие подобное редчайшее местонахождение в Сибири и продававшие награбленное на ярмарке в Тусоне, США, ничем не лучше, а что касается кандидатов, докторов и прочих член-корров, помогавших им в этом— кто наводкой, кто положительной экспертной оценкой на вывоз,— то таких господ «ученых» с большой академической дороги следовало бы..!) По счастью, кое-какая информация к размышлению на месте еще осталась: среди многочисленных и довольно крупных трилобитов сначала попадается несколько расплющенных толстых (почти в сантиметр) поперечнополосатых червей, свернувшихся кольцом, затем передняя часть еще более толстого и тоже «полосатого» организма с вытянутым хоботком и маленькими короткими толстенькими конечностями. Они тоже несут ребристый рисунок — это отпечатки кольцевой мускулатуры, благодаря которой при жизни животного они могли втягиваться и вытягиваться, словно телескопическая труба.

Нижние ворота крепости Дарока, декорированные в стиле мудехар

Дом маркиза Карабаса в Сарагосе

Собрав улов, возвращаемся в вечернюю Сарагосу. После 8 вечера жизнь в Испании только оживает. Открываются многочисленные таверны и ресторанчики, сияют всеми огнями витрины магазинов, по ярко освещенным улицам шествуют толпы народа, любуясь удивительным конгломератом трех культур: римскими театрами и крепостями (ведь Сарагоса — бывшая Цезаравгуста), католическими соборами, своим орнаментом больше напоминающими мавзолеи Самарканда, и дворцами, гармонично сочетающими возвышенность поздней готики, раскрепощенность Ренессанса и узорочье арабских мотивов (этот стиль получил собственное название — мудехар). Народное бурление продлится до 2 часов ночи, когда слегка угомонившиеся жители разбредутся и разъедутся по домам Сарагосы, города Франсиско Гойи и Луиса Бунюэля.

Разысканные в Иберийских горах «персонажи» вполне бы могли вписаться в сюжеты «Капричос» или появиться в кадрах «Андалузского пса». Ну как подобное толстое создание с хоботом могло передвигаться на своих несуразных культяпках, растопыренных в разные стороны? Его несколько более древние китайские родственники, названные тардиполиподами (чтобы подчеркнуть их многоногость и сходство с современными тардиградами), тоже отличались странным сложением — их лапки были столь длинными и тонкими, что годились разве что для парения в водной толще. Тело некоторых из них было покрыто двумя рядами причудливых сетчатых пластин или шипов, а кончики ножек несли коготки. Из ныне живущих животных эти организмы более всего напоминают тихоходок (тардиград) и бархатных червей (онихофор), принадлежащих по эмбриологическим и молекулярным данным к обширной группе членистоногих, и отличаются от них лишь наличием хоботка. Зато хоботок с «зубами» — скалидами есть у современных примитивных (первичнополостных) головохоботных червей (приапулиды, киноринхи, лорикаты и волосатики-нематоды), а также у ископаемых кембрийских червей, названных палеосколецидами (буквально, «древние черви»).

Именно к палеосколецидам относятся и испанские черви из Муреро. Кроме зубастого хоботка, у них была толстая шкурка, состоявшая из тысяч мельчайших (от нескольких десятков до сотен микрон) фосфатных пуговок-склеритов. Пуговки эти трехслойные: под внешней, тонкой блестящей поверхностью скрывается губчатый слой, пронизанный вертикальными каналами, и еле заметная базальная корка. (Когда эти склериты находят в породе отдельно от тела червя, то нередко принимают за чешуи примитивных хордовых.) Проявляются у хорошо сохранившихся палеосколецид и другие признаки головохоботных червей (например, чувствительные сосочки, особенно характерные для их личинок), так что их принадлежность к этому типу сомнений не вызывает. Более того, наличие черт, характерных для палеосколецид, именно у личинок и молодых головохоботных указывает на то, что именно палеосколециды могли быть предками последних. (Личинки нередко сохраняют признаки предковых форм — такова одна из закономерностей эволюционного развития.)

А вот что делать с хоботными зверьками на «ножках»? Ведь строение их покровов точно такое же, как у палеосколецид. Кроме того, в кембрийских отложениях Китая найдено животное (Facivermis), задняя часть которого безногая (вылитый палеосколецидный червь), а передняя — с ножками (как у некоторых тардиполипод). Своей передней частью с хватательными шипастыми конечностями единственный в своем роде Facivermis напоминает также совсем необычных кембрийских животных — аномалокаридид. Те имели по два крупных фасеточных глаза на стебельках, по два хватательных здоровенных шипастых придатка и круглое с плоскими режущими пластиками ротовое отверстие на голове, а на теле несли плавательные лопасти. Свое название аномалокаридиды получили за гигантский (по меркам кембрийского мира) размер — до 1 метра в длину — и за сходство головных придатков с телом ракообразных.

Вероятно, все эти черви — и с ногами, и наполовину с ногами, и совсем без оных — составляли обширную группу животных, независимо от членистоногих приобретших черты «членистоногости», подобно тому, как Archаeopteryx и его родственники приобрели черты птиц независимо от птиц. Примечательно, что конечности у этих странных зверей могли развиться на основе чувствительных сосочков их червеобразных родственников, судя по их расположению, использовались в основном как органы чувств. Впрочем, современные данные молекулярной биологии не исключают, что настоящие членистоногие произошли от примитивных первичнополостных червей, а отнюдь не от вторичнополостных кольчатых червей, как привыкли считать биологи-традиционалисты.

Так что удивляться «прежним обитателям мира» будем еще долго, если, конечно, их всех на рынок раньше не снесут...

Как известно, Леонардо да Винчи знал все.

Но даже он сегодня подписался бы на журнал «Знание — сила».

Мы знаем больше...

СТРАНА ФАНТАЗИЯ

Вадим Кирпичев