Гражданская война — самая трагичная, катастрофическая и непереносимая из всех войн, придуманных человечеством. Внезапно людей охватывает безумие, абстрактная, вдруг замаячившая идея овладевает сознанием и становится важнее реальности — теплоты родительского дома, нескончаемой материнской заботы, любви мужчины и женщины, всего того, что составляет суть и смысл жизни, ее основные ценности. В этом безумии сын идет на отца, брат на брата.

И по-настоящему раны, возникшие в результате помутнения рассудка, до конца никогда не заживают. Вскипевшая ненависть, не знающая оправдания, отравляет подсознание и остается там, возможно, навсегда. Народы, пережившие гражданские войны, отягощают свой путь развития, хотя историки об этом пишут мало.

На радио «Эхо Москвы» совместно с нашим журналом прошел цикл передач, посвященных Гражданской войне в России — красному и белому движению. Автор цикла — Олег Будницкий.

На страницах нашего журнала в серии «История общества» мы намерены представить читателю его выступления в письменной версии.

Галина Бельская

Генерал Корнилов Л. Г.

Добровольческая армия и Конармия — уникальные явления времен Гражданской войны, очень разные и очень показательные. История их изучалась недостаточно. Многое замалчивалось, многое трактовалось с точки зрения победителей. Сравнительно недавно представилась возможность изучать по-настоящему — открылись архивы.

Начнем с Добровольческой. Сразу хочу сказать, что мы говорим именно о Добровольческой армии как об определенном воинском формировании, а не о белом движении в целом. Очень часто это путают, и Вооруженные силы Юга России называют Добровольческой армией. А Вооруженные силы Юга России возникли в начале января 1919 года, после того как атаман Краснов подчинился генералу Деникину. Но и современники, а потом и историки, литераторы называли по-прежнему «добровольцами» все войска белых без различия, была ли это собственно Добровольческая армия или другие вооруженные формирования белых.

Мы пойдем от истоков, от начала того белого движения, которое приняло форму вооруженного формирования именно под таким названием. Начну со стихов, потому что очень у многих людей белое движение ассоциируется с тем романтическим обликом, который создан в стихах Марины Цветаевой.

Я напомню, что муж Марины Цветаевой Сергей Эфрон был «добровольцем», ее стихи написаны в марте 1918 года. Это цикл «Дон». Вот фрагмент из этого небольшого поэтического цикла под названием «Лебединый стан»: «Не лебедей это в небе стая: белогвардейская рать святая белым видением тает, тает... Старого мира — последний сон: Молодость — Доблесть — Вандея — Дон». Ну, вот что здесь не так? Последние две строки — «старого мира — последний сон», потому что Добровольческая армия не шла ни под монархическими лозунгами, ни под лозунгами реставрации. Ни в коем случае. Более того, много офицеров, может быть, большинство, были монархистами, но Добровольческая армия не ставила своей задачей реставрацию монархии и старого строя. На всякий случай я напомню, что генерал Корнилов, первый командующий Добровольческой армией, арестовывал императрицу Александру Федоровну. И считался многими «демократическим» генералом. При этом возглавил так называемый Корниловский мятеж против новой российской власти — Временного правительства.

Но Корниловский мятеж — дело очень темное. Похоже, что существовало какое-то недопонимание между властью в лице Керенского и командующим генералом Корниловым, назначенным на этот пост, между прочим, самим Керенским, и речь шла о восстановлении воинской дисциплины в армии. Вопрос: как это делать? Генерал Корнилов не собирался устраивать контрреволюционный монархический переворот, он хотел навести порядок в армии и в тылу, потому что без этого было невозможно вести войну. И полагал, что Временное правительство пойдет ему навстречу. Корнилов политически был совершенно неопытным. Вокруг него крутились всякие темные личности — Завойко, Филоненко... Борис Савинков играл какую-то странную посредническую роль, и т.д. И до последнего дня шли переговоры. Василий Маклаков в разговоре по телеграфному аппарату с Корниловым говорил: «Ну, вас же неправильно поняли, правда?», подсказывая ему выход из этого положения. Совершенно ясно, что Корнилов не собирался устраивать путч с целью восстановления монархии. Скажу больше: некоторые офицеры не шли в Добровольческую армию именно потому, что она не выставила открыто монархического лозунга. Граф Келлер, один из прославленнейших кавалерийских начальников эпохи Первой мировой войны, не рекомендовал и даже запрещал офицерам, ему подчиненным, идти в Добровольческую армию, именно по этой причине. Так что все гораздо сложнее. И если мы посмотрим на программные документы, увидим, что декларация Добровольческой армии, главный декларативный документ, была написана Павлом Милюковым, лидером русских либералов, хотя Милюков некоторое время был монархистом. Он считал, что в России должна остаться конституционная монархия, но в декларации об этом нет, разумеется, ни слова.

Генерал Алексеев М. В.

Пойдем дальше. «Молодость — Доблесть — Вандея — Дон». И доблесть, и Вандея, и Дон — все правильно, все это было. Вот молодость — и да, и нет, ибо основателем белого движения был довольно пожилой, по понятиям того времени, человек, 60-летний генерал Михаил Васильевич Алексеев. Это был, несомненно, самый авторитетный и крупнейший русский полководец эпохи Первой мировой войны, начальник штаба, фактически командующий, главнокомандующий при императоре Николае II, а потом просто Верховный Главнокомандующий русской армии.

Уже 2 ноября по старому стилю, то есть через неделю после большевистского переворота, он отправился на Дон, чтобы там организовать сопротивление большевикам и немцам, ибо считал, как и большинство считало, что большевики — это немецкие агенты, и нужно возродить русскую армию и вести борьбу с захватчиками, которые, используя изменников- большевиков среди русских, устроили в России революцию. И первоначально то, что потом стало Добровольческой армией, называлось Алексеевской организацией.

Алексеев рассчитывал на поддержку донского казачества — не случайно отправился на Дон, казаки считались наиболее государственным элементом в России, отсюда у Цветаевой — «Вандея».

Атаманом донским был избран еще летом 1917 года один из самых прославленных кавалерийских военачальников эпохи мировой войны генерал Алексей Максимович Каледин. Алексеев его прекрасно знал, знал, что это человек государственно-мыслящий, патриот, и рассчитывал на его поддержку. Оказалось — увы! — и самого Каледина казаки поддерживали не очень, и сами вовсе не стремились спасать Россию. Они хотели отсидеться в этой ситуации, не допустить к себе ни большевиков, ни монархистов, чтобы не был старый мир возвращен. И ожидаемой поддержки не получилось. Более того, Каледин, по существу, запретил Алексееву объявлять о формировании антибольшевистских сил.

Далее. Что такое вообще армия? Среди прочего — это деньги. Деньги — это нерв войны, это еще Марк Туллий Цицерон сказал в свое время. Деньги обещали Алексееву, прежде всего, московские финансисты и промышленники, дескать, «ничего не пожалеем, жен, детей наших заложим», подобно Кузьме Минину. В итоге получил из Москвы Алексеев 800 тысяч рублей — это были гроши, копейки. Отчасти так мало получил потому, что на непонятно какое и ненадежное, и безнадежное дело не хотели давать люди деньги. Отчасти своя рубашка ближе к телу, особенно свой рубль. И, кроме того, большевики наложили арест на сбережения, хранившиеся в банках, и просто стало невозможно эти пожертвования осуществлять. Для сравнения скажем, что ростовская плутократия, как ее называл генерал Деникин, собрала в фонд Добровольческой армии 6,5 миллиона рублей, а новочеркасская — 2 миллиона. Так что Дон встал за Россию-матушку, но это встали не казаки, а городская буржуазия.

Следующий момент. На что рассчитывал генерал Алексеев? Прежде всего, на массовый приток добровольцев. Ничего подобного не получилось. Людей было мало, более того, те офицеры, которые находились в Ростове, Новочеркасске, в Таганроге — в трех наиболее крупных городах на Дону, — шли в Добровольческую армию неохотно. По разным причинам: устали от войны, не хотели участвовать в братоубийственной войне, не хотели ввязываться в безнадежное, как казалось, дело. Кто проявлял энтузиазм, так это местная молодежь — студенты, гимназисты, права была Цветаева.

Не права она была в том, что зачинателем движения оказался человек без малейшего флера романтики, но считавший это дело своей миссией. Кстати, многие из тех, кто участвовал в создании белого движения, считали это важнейшим делом всей своей жизни впоследствии. Петр Струве, например, который приехал на Дон и участвовал в совете при генералах, писал всегда, что считает свое участие в белом движении главным делом своей жизни.

Судьба движения сразу оказалась сложной. Людей мало, денег практически нет.

Содержание офицеров составляло в ноябре 100 рублей, потом 150 рублей, 200, 270 рублей. Это были копейки, что называется, на карманные расходы, гроши. Люди, естественно, все это понимали и шли на все эти лишения. Я хочу сказать, что мощной финансовой базы у армии не было, и движение сразу стало делом патриотов-энтузиастов.

Первые начальные дни, недели, месяцы, белого движения — это лучшее его время при всех сложностях, с точки зрения морально-этической. В итоге, когда армия — забегая вперед, скажу — была вынуждена покинуть Ростов и впоследствии отправиться в свой знаменитый «ледяной поход» на Кубань, она насчитывала менее 4 тысяч человек вместе с гражданскими лицами и с обозом.

Когда же, собственно говоря, Алексеевская организация стала Добровольческой армией, кто еще, кроме генерала Алексеева, принимал участие в ее формировании?

Вскоре на Дон удалось пробраться бывшим участникам Корниловского мятежа, сидевшим в тюрьме в Быхове. Их выпустили по распоряжению главнокомандующего Духонина, и они пробрались на Дон.

Надо сказать, что между генералами Алексеевым и Корниловым были весьма сложные отношения. Они очень не любили друг друга. Алексеев считал Корнилова выскочкой и, в общем-то, не без оснований, поскольку тот сделал совершенно головокружительную карьеру — начинал Первую мировую войну начальником дивизии и стал в 1917 году главнокомандующим. И, главное, как полководец Корнилов до этого уровня не дотягивал. Но это был, что называется, харизматический лидер, человек безусловной личной храбрости. Я не буду рассказывать его биографию — это сюжет отдельного разговора. Он прославился тем, что бежал из австрийского плена, пробрался в Россию, стал очень популярным, за ним шли войска, в него верили.

Алексеев арестовывал генерала Корнилова после Корниловского мятежа, правда, делал это в числе прочего для того, чтобы спасти жизнь этих генералов, которых просто бы солдатская масса растерзала. Хотя понятно, что особой любви по этому поводу у Корнилова к Алексееву не было. Отношения настолько острые, что ходили слухи о взаимных заговорах или об организации убийства, ни больше, ни меньше. Но постепенно удалось как- то урегулировать эти отношения и разделить власть. Сложился такой триумвират — Алексеев, Каледин, Корнилов. Каледин поначалу не очень гостеприимно встретил Алексеева и лишь постольку-поскольку поддержал «добровольцев». Но, в конце концов, поддержал всецело. Когда в Ростове произошло восстание, власть захватили большевики, и выяснилось, что у Каледина нет надежных донских войск; чтобы ликвидировать советскую власть, он обратился к Алексееву, и при помощи его ничтожных тогда сил Ростов был захвачен, советская власть ликвидирована. Тогда-то и было позволено Алексееву открыто агитировать за вступление в Добровольческую армию, до этого все шло по частным каналам: не было официально объявлено, что создается армия, и не был издан приказ офицерам идти в эту армию.

По мнению Деникина, если бы был издан четкий приказ, это могло бы подействовать на очень многих офицеров. Добровольчество — дело тонкое. А если офицер получает приказ — тем более от хорошо известного, знаменитого генерала, — он вполне мог пойти, доверясь ему.

В конечном счете, структура была такая: Алексеев ведал внешней политикой, финансами и вообще политикой. Корнилов был назначен командующим Добровольческой армией, и — я подчеркиваю это — появилось название «Добровольческая армия». Появилось оно 26 декабря 1917 года. На следующий день было официально об этом опубликовано в газетах.

Каледин ведал делами на Дону, генерал Деникин, который вечно мирил Алексеева и Корнилова, был назначен начальником первой дивизии. Что было весьма символично, поскольку вся Добровольческая армия не превышала 4 тысяч человек, и фактически он стал просто заместителем Корнилова, а потом и официально на тот случай, если кого убьют, чтобы было ясно, кто станет преемником, чтобы не было никакого разброда.

Так впоследствии и получилось, как мы знаем. Армия была удивительная по насыщенности генералами и старшими офицерами, там генералы командовали батальонами, полковники — ротами. Вся привычная субординация рухнула.

Что случилось дальше? Дальше под натиском красных Добровольческая армия была вынуждена покинуть Дон, по крайней мере, города. Было понятно, что превосходящим силам красных противостоять не удастся.

Мы точно знаем, когда начался знаменитый «ледяной поход». Начался он 9 февраля 1918 года, 22-го — по новому стилю. Знаем и место, где было сказано: «Мы отсюда уходим, и будем двигаться дальше», пока еще не определяя конечного пункта этого движения. Это было провозглашено Корниловым со ступенек парамоновского особняка на Пушкинской улице Ростова-на-Дону. Ныне это библиотека Ростовского государственного университета, здание сохранилось в том самом виде, в котором было.

Был спор, куда идти. Корнилов считал, что надо в верховья Дона, там перезимовать и потом уже смотреть, что будет, когда потеплеет. Алексеев, человек более грамотный и в военном отношении, и политически, чем Корнилов, считал, что идти нужно на Кубань. Если уйдем в верхнедонские станицы, могут отрезать — разольется Дон, с одной стороны, с другой — красные захватят железную дорогу, и все, тупик, деваться некуда. И негде раствориться. Вокруг же степи. И неизвестно, как к этим четырем тысячам человек отнесутся в этих станицах, смогут ли прокормить? Очень много вопросов, и потому он настаивал на походе на Кубань — там еще не было большевистской власти, и казалось, что кубанское казачество поддержит.

Так все время казалось, что то донские поддержат, то — кубанские. В конце концов, и решили идти на Кубань. Это и есть «ледяной поход», когда горстка добровольцев с боями прорвалась с Дона на Кубань. Это март — начало апреля 1918 года. Был целый ряд сражений, и в этих сражениях добровольцы неизменно били во много раз превосходящие численно войска красных. Почему, я думаю, понятно. Во-первых, отступать было некуда, шла война на истребление, причем с обеих сторон. Во-вторых, в военном отношении эта армия, хоть и малочисленная, существенно превосходила противостоящие им силы красных.

Поход отличался крайней жестокостью с обеих сторон. Деникин рассказывает совершенно жуткие вещи. Например — это было еще до выхода в «ледяной поход», — начальника железнодорожной станции Матвеев Курган красные зверски мучили, узнав, что двое его сыновей в Добровольческой армии, вспороли ему живот и закопали заживо в землю. Когда его тело выкопали, у него были скрюченные пальцы, и видно было, как он пытался разрыть землю, выбраться оттуда, но так и не выбрался. И вот один из его сыновей видит захваченных большевиков, и он как будто обезумел: схватил винтовку и нескольких из них на месте положил. Он не мог вести себя иначе. У Романа Гуля в его автобиографическом романе «Ледяной поход (с Корниловым)» описан эпизод расстрела пленных красноармейцев. И приходит какой-то офицер и говорит: «Есть ли желающие на расправу?», то есть, есть ли желающие расстреливать. И Гуль уверен, что никто не выйдет, ну как это? Оказывается, были желающие. И каждый из них что-то бормотал в свое оправдание, типа «у меня родных убили» или еще что-то. Добровольцы расстреливали, участвовали в смертной казни. Гуль после «ледяного похода» ушел из Добровольческой армии, потому что этого он не мог принять.

И у Деникина есть замечательный момент в его «Очерках русской смуты». Вот под Калиновской шел довольно ожесточенный бой, и большевики на удивление хорошо сражались. И кто-то из офицеров говорит: «Ну, большевики сегодня просто превзошли самих себя, так доблестно бьются». Кто-то сказал: «Ну, они же русские». И повисла жуткая пауза, вдруг они поняли, что делают.

Но главным ужасом, если переходить от эмоций человеческих и говорить о стратегии, было то, что Екатеринодар, к которому они шли, был захвачен большевиками. И что они идут опять на враждебную территорию, и где-то надо соединиться с кубанским полковником Покровским, но где он, еще непонятно. Подошли к Екатеринодару, начали бои за город. Штурм, закончившийся неудачей, и опять вопрос: что делать дальше? Корнилов со свойственной ему, я бы сказал, упертостью считает: штурмовать город, во что бы то ни стало, взять его, иначе все бессмысленно.

Так или иначе, возможно, Корнилов был и прав, но у всех остальных было ощущение самоубийства, что при этом штурме Добровольческая армия вся и погибнет. И вот знак судьбы: попадает снаряд красных в тот дом, где находится штаб-квартира белых, и убивает одного Корнилова. Совершенно фантастическая история! Чтобы одним этим снарядом был убит командующий!

С другой стороны, это был, как ни цинично звучит в этой ситуации, знак судьбы, который спас Добровольческую армию. Ибо военный совет все- таки принял решение уйти. Не штурмовать Екатеринодар.

И дальше с Кубани они уходят в верхнедонские станицы, соединившись с отрядом Покровского, кубанцы — это еще 3 тысячи человек, и в общей сложности их становится уже около 6 тысяч.

Дальше я скажу коротко. Был второй кубанский поход, когда с Дона уже относительно окрепшая Добровольческая армия вновь пошла на Кубань. Летом, в июне, к ней присоединился отряд полковника Дроздовского, пришедшего с румынского фронта, это еще около трех тысяч человек. Получалось уже 8-9 тысяч. Противостояло белым гораздо больше. По численности армия красных во главе с Сорокиным превосходила армию белых в 10 раз.

Казалось, что это то превосходство, которое ничем не одолеешь, — ни мастерством, ни отвагой, ни отчаяньем. И, тем не менее, в результате «добровольцы» разбили превосходящие силы красных и очистили весь Северный Кавказ. Надо сказать, что снова были стратегические разногласия. Краснов, например, донской атаман, считал, что нужно идти не на Кубань очищать Кавказ, а на Царицын. Задним числом трудно что-то прогнозировать, но если бы вдруг они пошли на этот «красный Верден», как его называли, на Царицын, если бы они его тогда взяли, Бог его знает, что могло быть, и даже как повернулась бы гражданская война со всеми ее трагедиями.

Но Деникин тоже резонно рассудил. Во-первых, нельзя оставлять в тылу такие мощные силы красных, которые могут в любой момент ударить; с военной точки зрения, было безумие оставлять их. С другой стороны, все-таки мобилизационная база. Кубанское казачество, которое уже ощутило на себе, что такое большевизм, с гораздо большей охотой готово было с этим большевизмом бороться. Плюс ресурсы — зерно и все прочее. Кончилось тем, что весь Северный Кавказ оказался в руках белых, Добровольческая армия значительно усилилась. Тем временем ушли немцы, которые, как известно, поддерживали атамана Краснова. Они давали ему военное снабжение — снаряды, патроны, винтовки. Краснов саркастически замечал: «Ну, я получаю эти вот грязные немецкие снаряды и пулеметы, омываю их в водах тихого Дона и передаю чистыми генералу Деникину». Для иронии почва была. Кончилось это тем, что возникло двоевластие. Донская армия под общей эгидой Краснова и Добровольческая армия во главе с Деникиным...

Деникин хотел, и вполне резонно, объединения. Объединения под своей властью. Краснов этого не хотел, он считал, что сам должен быть лидером он. Но уже вмешались союзники, которые к тому времени начали оказывать поддержку Деникину. Благодаря этой поддержке на Краснова оказали давление, и он признал власть Деникина, впоследствии подал в отставку и уехал на северо-запад. Так, в начале января (это по новому стилю) 1919 года возникли Вооруженные силы Юга России.

Деникин стал командующим Вооруженными силами Юга России, а Добровольческая армия была передана под командование генерала Врангеля, впоследствии главного противника генерала Деникина. Она стала называться Кавказская Добровольческая армия. Врангель ею командовал недолго, он заболел тифом. Армия на некоторое время практически перестала существовать, точнее, возникло несколько группировок на ее основе. Кавказская армия отдельно, АзовскоКрымская армия во главе с генералом Боровским, бывшим командующим студенческим батальоном Добровольческой армии. Группировкой войск, которая действовала на харьковском направлении, стал командовать генерал Май-Маевский. В мае он был официально назначен командующим Добровольческой армией. Генерал Май-Маевский у нас всем известен по фильму «Адъютант его Превосходительства». Сразу скажу, что эта история на 90% сочинена и выдумана. После замечательных успехов — взятия Харькова, Донбасса и прочее — за неудачу под Тулой и Орлом и за разложение, выразившееся в пьянстве и кутежах, он был снят с командования в ноябре 1919 года. А в октябре 1920-го умер от разрыва сердца. Уже собирался садиться на пароход, чтобы плыть за границу, и скончался.

Командующим опять стал Врангель. Опять-таки ненадолго, поскольку, собственно говоря, от армии к тому времени остались рожки да ножки, и в начале 1920 года она была сведена в корпус, ибо численность армии была почти такая же, как в начале 1918 года, — около 5 тысяч человек. Этим Добровольческим корпусом стал командовать другой прославленный белый генерал, последний командир Преображенского полка Александр Павлович Кутепов. Если мы говорим о Добровольческой армии — вот та линия, которая прослеживает ее судьбу. Потом, как и другие части Деникина, те, которые не попали в плен под Новороссийском, остатки добровольцев эвакуировались в Крым. Там возглавил вооруженные формирования белого движения Врангель. Он ликвидировал все части, создав новую армию, которая была названа Русская армия. Но это уже другая история.