Виктор Георгиевич Горшков — профессор Петербургского института ядерной физики, доктор физико-математических наук, член-корреспондент Российской Академии наук. Вот уже несколько лет основная область его занятий — модели земного климата и влияние на него земной «биоты» (то есть всего живого на Земле). По убеждению Горшкова, это влияние играет решающую роль в поддержании основных параметров атмосферы и биосферы планеты в таких пределах, которые обеспечивают возможность существования жизни на Земле. Если вдуматься в эту формулировку, становится ясно, что, по мнению Горшкова, жизнь на Земле активно участвует в поддержании своего существования. Иными словами, земная жизнь, биосфера, — это не пассивный наблюдатель процессов, происходящих в атмосфере (и литосфере) планеты, а активный участник этого процесса. А потому изучать Землю — и, в частности, земной климат и его будущее — нужно как единое целое, с учетом этого участия.

В качестве простейшего, но тем не менее крайне важного, примера такой взаимосвязи и целостности земных процессов Горшков и его соавтор Макарьева приводят так называемый «лесной насос», или, как они его еще называют, — «биотический насос земной влаги». Речь идет вот о чем. При испарении воды с поверхности планеты водяные пары поднимаются вверх, под ними образуется разрежение, в которое засасывается воздух из окружающих областей, и это создает ветер, дующий туда, где происходит испарение. Выходит, ветер всегда должен дуть оттуда, где испарение меньше, в ту сторону, где оно больше, а поскольку до появления жизни на Земле испарение на суше было малым, то ветры всегда дули в сторону океанов. Затем, однако, на суше появилась растительность (леса), испаряющая способность которой раз в десять больше, чем на океанах, и ветры стали дуть с океанов в сторону лесов. Эти ветры приносили влагу, которая затем выпадала над сушей дождем и компенсировала сток воды с суши в океаны. Таким образом, благодаря лесам возник своеобразный конвейер: океаны забирали с суши воду в виде рек, а леса, как живой («биотический») насос, выкачивали эту влагу обратно на сушу.

Благодаря такому насосу, считает Горшков, на Земле поддерживались параметры, которые обеспечивали оптимальные, равновесные условия существования самой биоты. В последние столетия это равновесие все более нарушается. И главным таким нарушением является вовсе не выброс парниковых газов, как нынче всеми считается, а совсем другое явление — массовая вырубка девственных лесов. Из-за нее испарение над океанами снова становится больше, чем над сушей, ветры поворачивают в сторону океанов, а к береговым районам материков приходят из их глубины, из пустынных районов, принося с собой избыточное тепло. По убеждению Горшкова (подтвержденному математическими расчетами), ситуация достигла опасной грани: сегодня испаряющая мощность «лесного насоса» и мощность океанов стали примерно равны, и поэтому всякая, даже малая флуктуация, способна изменить среднюю температуру очередного лета или зимы — отсюда такие дикие скачки, свидетелями которых мы в последние годы являемся. Но продолжение вырубки может окончательно сдвинуть маятник.

Этот необратимый переход Горшков описывает следующим образом. Резкое превышение океанского испарения над материковым (и, как результат, нарушение динамически равновесного кругооборота влаги) должно привести к неуклонному возрастанию концентрации водяных паров. Между тем водяные пары и облачность — это главные парниковые вещества атмосферы, они поглощают около 80% тепла, излучаемого Землей обратно в космос (на долю углекислого и прочих парниковых газов приходится всего 20%), Следовательно, рост концентрации водяных паров должен вызвать повышение температуры на Земле. Но увеличение температуры влечет за собой новое увеличение концентрации водяных паров, а это ведет к новому росту парникового эффекта и так далее. Должна возникнуть ситуация «снежной лавины».

В принципе, полагает Горшков, этот процесс может завершиться только тогда, когда Земля превратится в подобие Венеры, вечно окутанной мощными облаками, температура под которыми достигает 400о и больше, а вся вода давно уже полностью испарилась. Расчеты Горшкова показывают, что это — одно из двух единственно возможных устойчивых состояний любой планеты; второе устойчивое состояние — это полное обледенение с температурой порядка минус сто градусов, когда вся влага перейдет в лед. Ни то, ни другое состояния не допускают существования жизни. Состояние, в котором на планете существует жизнь, — неустойчиво, оно должно непрерывно поддерживаться в своем динамическом равновесии, чтобы не соскользнуть в одну из устойчивых (и безжизненных) крайностей. Поддерживает эту неустойчивость на Земле как раз растительная и животная жизнь. Это она, биота, непрерывно регулирует перекачку водяного пара и восстанавливает баланс влаги на планете. Иными словами, биота управляет жизнью планеты и тем самым — своей собственной жизнью. Этот уникальный механизм, утверждает Горшков, сложился эволюционно, и его нарушение невосстановимо, потому что люди просто физически не способны искусственно воссоздать все те 10 в 30-й степени живых компьютеров (живых клеток), которые составляют нынешнюю земную биоту и необходимы для саморегуляции «земного организма».

А сейчас — одна цитата.

«...я пришел к выводу, что, возможно, атмосфера является не только средой для жизни, но также частью самой жизни. ... Дальнейшие расчеты показали мне, что атмосферы двух «землеподобных», но безжизненных планет, Венеры и Марса, действительно резко отличаются от земной. Земная атмосфера аномальна тем, что она неустойчива, — без этой неустойчивости Земля стала бы такой же безжизненно стерильной, как Марс или Венера. И если рассматривать земную кору, океаны и атмосферу в этом плане, то окажется, что Земля представляет собой удивительное исключение: это своего рода «биологическая конструкция», все составные части которой, включая жизнь, взаимодействуют так, что обеспечивают ту неустойчивую устойчивость, которая необходима для существования жизни. Это уникальное целое: планету, способную регулировать свою собственную атмосферу и биохимию, я назвал тем словом, которым древние греки называли Землю, — Гея».

Это отрывок из статьи американского ученого Джеймса Лавлока, который впервые выдвинул свою гипотезу (в научном мире она известна под названием «Gaia hypothesis») еще в 1969 году и развил ее в книге «Гея, или новый взгляд на жизнь на земле» в 1979 году. (С 1971 года эту гипотезу развивает также Линн Маргулис, автор теории бактериального происхождения митохондрий и знаменитая создательница теории симбиоза как основного механизма эволюции.)

До 1977 года взгляды Лавлока-Маргулис не находили признания в научной среде, однако затем ситуация резко изменилась, и сегодня, после двух международных конференций, посвященных этим идеям, они широко развиваются учеными в разных странах мира. Рассуждения профессора Горшкова и вся его, так сказать, идеология в целом воспроизводят «идеологию Геи», вплоть до мельчайших совпадений, вроде параллелей «устойчивой Земли» с Венерой и Марсом, хотя собственно научная аргументация несколько иная: если в первоначальной теории Лавлока основной упор делался на саморегулирование химического состава земной атмосферы, то у Горшкова главным регулятором стабильности (или, как говорят, «гомеостазиса») Земли выступают, как мы видели, леса.

Между тем идеи Горшкова далеко не исчерпываются «лесным насосом». В недавней статье «В повестке дня — стратегия выживания человечества», опубликованной в «Вестнике Российской Академии наук» в конце 2006 года, он представляет перечень того, что называет «заблуждениями и неверной расстановкой приоритетов в экологической проблематике», Одно из таких «заблуждений» он уже атаковал ранее, когда заявил, как мы видели, что главной опасностью для равновесия Земли является не выброс парниковых газов, а уничтожение лесов с их «насосом». Теперь Горшков атакует современную экологическую науку по более широкому фронту.

Для начала он напоминает, что всегда считалось, будто окружающая среда была пригодной для жизни благодаря равенству жизненных процессов синтеза и разложения органических веществ; поэтому и сегодня многие считают, будто «допустима любая перестройка биосферы при единственном условии — ликвидации промышленных загрязнений», то есть все тех же парниковых газов и т.п. И верно, как мы знаем, все разговоры об экологии сегодня сосредоточены именно на этом и все усилия по разработке альтернативных видов энергии имеют в виду именно эту цель. Между тем, говорит Горшков, — это первое и главное заблуждение. Процессы синтеза и разложения в биоте не замкнуты, не уравновешивают друг друга, — они скоррелированы. Эта корреляция возникает благодаря наличию у биоты как целого некого «порога чувствительности»: если изменения окружающей среды не превышают этого порога, биота не реагирует; если превышают, в ней начинают преобладать либо процессы синтеза, либо процессы распада. Стало быть, механизм «обратной связи», или «биотической саморегуляции», вовсе не гарантирован раз и навсегда. Восстановление оптимальных для жизни параметров происходит лишь при условии сохранения ненарушенной биоты в глобальных масштабах.

Вторым заблуждением является популярная мысль, будто это биологическое управление окружающей средой («саморегуляция») может быть заменено техническим («регуляция извне»). Нужно понять, что информация, накопленная всеми живыми клетками биосферы, на 20 порядков превосходит мощность потоков информации современного человечества, и этот разрыв никогда не удастся преодолеть. Биота может осуществлять свою «саморегуляцию» (то есть регуляцию собственной среды обитания) именно и только благодаря этому огромному запасу информации, так что механизм биотической регуляции не просто оптимален, но и «максимален». Люди полагают, будто биоту можно «улучшить» с помощью генной инженерии, путем искусственного отбора или даже «превращения пустыни в сад», но все это — иллюзорные надежды, ибо именно «ненарушенные естественные сообщества обладают максимально возможным потенциалом биологического управления окружающей средой».

Третье заблуждение, по мнению Горшкова, — надежды на возможность технического управления жизнью и климатом. Эти надежды — следствие того, что многие ученые убеждены, будто можно искусственно, технически воспроизвести и саму жизнь. А это убеждение, в свою очередь, вызвано тем, что среди ученых существует мнение, будто для объяснения феномена жизни достаточно одних лишь биохимических и физических законов функционирования любых самоорганизующихся систем. Однако «оценки показывают, — говорит Горшков, — что это не так: упорядоченность существующей жизни (плотность запаса информации в единице объема клетки) на 24 порядка больше упорядоченности любых физических систем; поэтому ни самозарождение жизни на основе только физических законов, ни ее «чисто техническое» воссоздание никогда не станут возможны». Это сильное «виталистское» утверждение, разом перечеркивающее все нынешние поиски путей происхождения жизни на Земле, Горшков детализирует в виде принципа «несводимости» основных свойств жизни ни к каким физикохимическим законам: «Устойчивость жизни любого уровня — от одноклеточных организмов до социальных структур и экологических сообществ — основана на принципе, которого нет в физических системах. Этим принципом является не эволюция, а стабилизирующий популяцию отбор, происходящий на основе внутривидовой конкуренции. Эволюция — всего лишь необязательное следствие этого стабилизирующего отбора».

Свое убеждение в необязательности эволюции Горшков проясняет на примере биотической регуляции. «Она возможна только в том случае, если виды, входящие в биоту, сохраняют информацию о том, что представляет собой оптимальная для жизни окружающая среда и как необходимо компенсировать (восстановить) нарушения ее нормального состояния». Выходит, виды как целое должны сохранять свою генетическую память, а потому они «не могут всякий раз приспосабливать свою генетическую программу к произвольным изменениям окружающей среды». Одно из двух — либо виды сохраняют заложенную в них информацию, которая позволяет им осуществлять «саморегуляцию» планеты как целого биоты (то есть реагировать на изменения среды, останавливать чрезмерные отклонения от нормы и восстанавливать эту норму), либо они всего лишь меняют эту информацию, пассивно приспосабливаясь к таким изменениям, — и тогда становится невозможной биотическая регуляция, а значит со временем становится невозможной и сама биота. Поэтому «мысль о возможности приспособления биоты к любым изменениям окружающей среды является четвертым заблуждением».

Здесь крайне важно слово «любым». Горшков не отрицает адаптацию видов к изменениям вообще, он лишь настаивает, что у такой адаптации есть предел, и этот предел заложен в «генетической памяти вида»: когда изменения превосходят то, что биота в состоянии восстановить, процесс ее адаптации и восстановления сменяется процессом ее полного уничтожения. Исходя из этих представлений, он атакует еще три заблуждения современной науки, имеющие более практический характер: попытки генотехнически менять и регулировать биоту, непонимание разницы между разными биотами (теми, что берут на себя задачу восстановления тяжелых изменений, и теми, что выполняют задачу оптимального регулирования, — их примерами являются лес сразу после вырубки и лес выздоровевший) и, наконец, подмену изучения реальных взаимосвязей между биотой и окружающей средой математическими компьютерными моделями и поспешными прогнозами.

Это, однако, не мешает ему самому сделать кое-какие прогнозы. По его мнению, уже сейчас любое продолжение вырубки лесов грозит переходом за границу допустимых изменений и последующей катастрофой. Человечество давно превысило свою допустимую численность и может существовать только за счет использования нефти и газа, но их запасы вскоре исчерпаются, а альтернативные источники энергии не смогут и не могут их заменить. Тот их вид, который имеет максимальный потенциал, — гидроэнергия — не может быть использован вообще, потому что это грозит новым нарушением биоты. Водородное топливо — миф, потому что свободного водорода в природе нет, а получение искусственного водорода требует таких затрат энергии, которые превосходят его собственную. В целом человечеству в самое ближайшее время грозит снижение доступных энергетических мощностей по меньшей мере на порядок.

Если же будут найдены какие-то альтернативные источники энергии (например, термоядерная), то в эйфории вседозволенности, вызванной этим открытием, человечество может так увеличить свой экономический и потребительский рост, что это окажет необратимое влияние на биоту. Сейчас еще можно вернуть планету к доиндустриальной норме, завтра для этого будет уже поздно, — так заканчивает свой анализ профессор Горшков.

Александр Яблоков