О подвигах советских разведчиков в тылу у врага мы знаем го многим книгам и кинофильмам, хотя бы, например, по опереточному «Подвигу разведчика» и полусказочному сериалу «Семнадцать мгновений весны». О подвигах советских разведчиков на своей территории мы не знаем почти ничего. Тем важнее вспомнить подполковника В. Новобранца – для этого мы перепечатываем главу из книги Юрия Финкелыитейна «Свидетели обвинения» (издание журнала «Нева». В № 9 мы опубликовали отрывок из этой книги под названием «Завещание Тухачевского»). Нелишне здесь будет заметить, что за два года перед войной были смещены и расстреляны четыре начальника Разведывательного управления Генштаба РККА и ряд их подчиненных и что В. Новобранец работал фактически под дулом пистолета.

Разведчик Василий Новобранец ни штабных карт, ни нацистских генералов не воровал. Он занимался «канцелярской работой» в Разведупре (ГРУ). Его имя впервые встретилось мне в 1990 году на страницах журнала «Знамя», № 6. «Накануне войны» – так назывался отрывок из его воспоминаний, опубликованный, должно быть, сыном умершего в 1984 году разведчика, чьи подвиги остались незамеченными.

Спустя семь лет я с изумлением обнаружил имя В. Новобранца в книге И. Бунича «Операция «Гроза»», кн. 2, где он превращен в персонаж, подыгрывающий выдуманной автором операции под кодовым названием «Гроза». Бунич не упомянул о существовании опубликованных воспоминаний «врио» (временно исполняющего обязанности) начальника Информационного отдела Разведуправления Красной армии подполковника В.А. Новобранца, дабы избежать сверки текстов и выявления грубейшей фальсификации. Я эту сверку произвел и сообщил о ее результатах в статье «Господа, вы не в Английском клубе!» («НРСлово», 19, 20,21 ноября 1997).

Третьей встречей, о которой говорю с благодарностью и смущением, я обязан книге Петра Григоренко «В подполье можно встретить только крыс». Смущенье вызвано тем, что встреча должна бы состояться куда раньше, но в тех кусках книги генерала-диссидента, которые доходили до меня в самиздате, о В. Новобранце как раз ничего и не было. Теперь передо мной полный текст и в нем рассказ Петра Григоренко о товарище по Академии им. Фрунзе, который был взят из дальневосточного штаба командарма Штерна в Разведуправление и там совершил свой первый подвиг. Рассказ В. Новобранца в журнальной публикации (других я пока не обнаружил) обрывается началом войны. Из книги Григоренко (глава «Разведсводка № 8», с. 251-261) узнаем о новом подвиге Василия Новобранца, но теперь уже военнопленного. Оба подвига и после смерти Сталина известности не обрели.

Соединив журнальный и книжный варианты рассказа, воссоздадим некоторые фрагменты из жизни удивительного человека.

Майор Василий Новобранец пришел в Разведупр, когда «завербовавший» его начальник ГРУ генерал-лейтенант И.И. Проскуров (совсем недавно храбрый летчик-лейтенант в Испании) был заменен генерал-лейтенантом Ф.И. Голиковым, специалистом по «работе с кадрами» и умению угождать Хозяину, то есть Сталину. Честный и трудолюбивый Проскуров стремился возможно быстрее овладеть хитрой наукой военной разведки и пал жертвой своей честности. Когда искали, на кого бы свалить вину за позор и жертвы финской кампании, «Проскуров не стерпел возведенной на разведку напраслины. Он знал, что все необходимые данные о «линии Маннергейма» в войсках имелись, что причина неудач в другом, и смело вступил в пререкания со Сталиным. Назвал все действительные причины неудач. За это поплатился жизнью» – так пишет В. Новобранец.

Генерал Голиков лавировал и угождал. Как и Берия, он исходил из «директивы» Сталина: «В 1941 году Гитлер на нас не нападет!» и действовал соответственно. В. Новобранец возглавил Информационный отдел разведки после того как его предшественник генерал-майор Дубинин сошел с ума, и было от чего! Теперь ему приходилось нести на подпись Голикову разведсводки, где отмечался устрашающий рост количества немецких дивизий вблизи советских границ. Но был и иной «материал», поступавший по каналам НКВД, от «соседей», как их называли разведчики-армейцы. В основном, он строился на немецкой «дезе». Ее систематически поставлял, в частности, югославский атташе в Москве полковник Путник. В отличие от ряда своих подчиненных, генерал Голиков «попал в сети дезинформации немецкой разведки и до самого начала войны верил, что войны с Германией не будет».

Угождая Сталину, Голиков упорно «срезал» в сводках количество немецких дивизий. Так, в декабре 40-го, за полгода до войны, когда на границе было уже 110 немецких дивизий, Голиков срезал 38 – более трети. Сталин, по известным причинам, убедил себя и окружающих, что Гитлер точит нож на Англию, а не на Советский Союз. Мнением разведки, что для операции «Морской Лев» (позднее – «Хайфиш») у немцев нет плавсредств и господства на море и в воздухе, Сталин пренебрег. Он мертво стоял на своем, и причина такого упорства очевидна: после разгрома им Красной армии в 37-38-м годах, после вымученных побед над слабым противником в Монголии и Финляндии, после сокрушительного разгрома Франции вермахтом Сталин смертельно боялся экзамена настоящей, Большой войны. Если разведка доносила не то, что хотел слышать вождь, – горе разведке! За два года было смешено и уничтожено четыре руководителя Разведупра: Берзин, Урицкий, Никонов, Проскуров. Голиков не хотел оказаться следующей жертвой. Сталин верил югославу Путнику – верил и Голиков. Сталин не верил источнику «Рамзай» – не верил и Голиков. Степень искренности начальника Разведупра лля истории значения не имеет: у него в руках были неопровержимые данные, тысячи донесений, цифры и карты. Он обязан был знать, а не «верить». Много позже выяснилось, что «Рамзай» – это великий разведчик Рихард Зорге, который во имя Идеи, недоступной ни Голикову, ни Сталину, ежедневно рисковал жизнью, чтобы предупредить близких ему по духу людей и их страну о надвигавшейся катастрофе.

Василий Новобранец на основе донесений составлял «разведсводки» и «мобзаписки», но они часто застревали в сейфе генерала Голикова, который знал мнение Хозяина и не рисковал ему перечить. Прав был Георгий Жуков, когда назвал Голикова «дезинформатором». Проскуров был расстрелян Сталиным, Зорге повешен японцами. Голиков провалил разведработу, потом очень слабо командовал на фронте, был переброшен «на кадры» и политработу, отличился в кампании по насильственной репатриации, получил звание маршала и спокойно дожил до восьмидесяти лет. «По заслугам каждый награжден…». «Лбом стену не прошибешь!» – мог сказать себе Василий Новобранец и плыть по течению, как это делало подавляющее большинство. Но этот «упрямый хохол» (так называл его Голиков) пошел дорогой Проскурова и «Рамзая». Он составил разведсводку за декабрь 1940 года, спрессовал в ней данные, кричавшие о близости войны, и, минуя Голикова, придал «Разведсводке № 8» силу официального документа. Читаем у Григоренко: «Василий взял ручку и перед словом «Начальник» поставил «п/п», что означало «подлинный подписал», – так он утвердил еще не поставленную подпись начальника Разведупра ген. Голикова (а не начальника Генштаба: тут Григоренко ошибся). «Обошел» Василий Новобранец только своего непосредственного начальника.

Григоренко ошибся в деталях: много ему пришлось претерпеть за годы, отделившие встречу с Новобранцем в 1966 году от выхода книги воспоминаний в 1981-м. Генерал зафиксировал рассказ своего друга по академии, слышанный им в доме писателя Алексея Костерина. Тогда или чуть позже он получил из рук Василия Новобранца рукописный экземпляр воспоминаний, но КГБ изъяло его во время обыска в 1968 году. «Когда я потребовал объяснить, – пишет П. Григоренко, – почему эта книга изымается, мне показали в авторском предисловии следующую фразу: «Сталин умер, но посеянные им ядовитые семена продолжают давать ростки»». Справедливость этих слов подтверждал сам факт изъятия рукописи в брежневские времена. «Другой экземпляр попал туда же вместе с костеринским литературным архивом. Остальные два экземпляра изъяты у самого автора».

Конечно же, Новобранец совершил должностной проступок, самовольно «заделав» подпись своего начальника. Сделал это по велению совести («партийной совести» – говорили в те времена). О его намерении знал товарищ по Академии им. Фрунзе Павел Семенович Рыбалко, впоследствии маршал бронетанковых войск, который любовно описан Г. Владимовым в книге «Генерал и его армия» под именем генерала Рыбко. «Танковым батьком» называли его в армии. Тогда, в декабре 40-го года, он говорил Василию Новобранцу: «Черт знает, что у нас происходит! Самые лучшие командиры армии уничтожены, самых лучших членов партии сажают. Армия, можно это считать как факт, обезглавлена, небоеспособна. Армией командуют неграмотные люди – командиры эскадронов, вахмистры без образования и опыта… Будто нарочно все делается так, чтобы проиграть будущую войну».

Высказал Рыбалко страшное предположение, что в стране делает погоду «какая-то вражеская сила», какая-то «пятая колонна фашистского типа». К выводу, что главой «пятой колонны» является сам Сталин, он еще не пришел. Не хотелось Павлу Рыбалко толкать своего младшего товарища на столь отчаянный шаг, и все же он сказал Новобранцу: «Чтобы тебе не стать подлецом, советую дать правдивую сводку и попытаться направить ее в войска, минуя начальство. Пусть хоть армия и народ знают, что их ожидает. Если уж умирать, так за правое дело!».

Мы знакомимся не с романом или героической поэмой, а с человеческим документом. Сейчас многим не верится, что такие люди, как Григоренко, Новобранец, Рыбалко, реально существовали, что до погромных тридцатых годов их было значительно больше. Но и позже остались некоторые из тех, к кому через головы палачей обращался маршал Тухачевский со своим предсмертным воплем-завещанием, которое, конечно, до них не дошло. Пули Сталина настигали единомышленников Тухачевского и в дни войны. Случайно уцелевшие, как правило, не бежали с поля боя, не искали плена и боролись до конца; до смерти или до победы – как кому повезло.

«Разведсводка № 8» дошла до командиров частей и соединений, до военных академий, крупных штабов и членов Политбюро. Она вызвала некоторое-замешательство, которое постарались скрыть от глаз Хозяина и его верных слуг, твердо знавших, что войны в 1941 году не будет, так как тов. Сталин ее не запланировал. Два человека приняли Разведсводку всерьез: начальник Генштаба Кирилл Мерецков и его заместитель Александр Василевский. Первому это дорого обошлось. Он выступил на совместном совещании Военного Совета и Политбюро с заявлением, «что война с Германией неизбежна, что нужно переводить на военное положение армию и страну, укреплять границы. Его посчитали «паникером войны» и сняли с должности начальника Генерального штаба». Василевского спасла тяжелая болезнь.

После нескольких перемещений «изменник Мерецков» был арестован. Пусть вспомнят о нем те, кто и сегодня считают Мерецкова фигурой недостаточно яркой. Не таким он был до ареста, до побоев и издевательств, которые обрушились на его голову.

В начале 41-го года Василий Новобранец покорно ждал ареста. «После нескольких столкновений с руководством я, продолжая отстаивать «паникерскую» позицию, почувствовал, что надо мною собираются тучи. Со дня надень я ждал, когда будет разрядка, гадал: насмерть убьет или только «оглушит»?». Начальником Генштаба теперь уже был генерал армии Жуков, менее образованный, чем Мерецков, Шапошников, Ватутин и Василевский («мозговой центр» Генштаба), более солдат, чем они, и, при всех его несомненных достоинствах, по натуре более подходивший Сталину и более веривший в него, чем немногие уцелевшие военные интеллигенты. Шефу военной разведки Ф. Голикову удавалось не допускать до Жукова ту часть военной информации, которая противоречила установкам Хозяина. Дезинформация была столь устойчива, что, по словам В. Новобранца, «в воспоминаних маршала Жукова… есть данные Путника»… Эти данные имеются и в последнем (1995 года) издании, где они соседствуют с ранее не опубликованными фрагментами.

Перед самой войной проблемы, поднятые в «Мобзаписке по Германии» и «Разведсводке № 8», как не соответствующие новому зигзагу генеральной линии партии, постарались не заметить. По известной формуле: «Есть человек – есть проблема, нет человека – нет проблемы», отражавшей сатанинский дух сталинизма, на очереди было устранение очередного создателя проблем, коим оказался подполковник В. Новобранец. В самом начале мая он был заменен в Информотделе генерал-майором Дроновым, а в июне отправлен под Одессу в специальный дом отдыха Разведупра. Там, пишет В. Новобранец, «были собраны «на отдых» все «провокаторы войны»». Они отсыпались, загорали, купались в море и играли в шахматы, покорно ожидая решения своей судьбы. Бежать никто не пытался. Иные внезапно исчезали.

Как ни дико это звучит, Василия Новобранца спасла «вдруг» начавшаяся война. Мерецкову и, чуть позже, военному теоретику Иссерсону их проницательность стоила свободы («только шпион мог знать наперед!»). Проскурову, Штерну, Смушкевичу, Локтионову, Рычагову – жизни. Новобранец, менее заметный, уцелел.

«К чему привело преступное небрежение Сталина работой советских разведчиков, его недальновидность и неспособность оценить военную и политическую ситуацию того времени.., говорит весь ход боевых действий начала войны. Война, в которой наш народ понес величайшие потери». Эти слова историка Ю.Н. Зоря завершают опубликованный в «Знамени» фрагмент из воспоминаний В. Новобранца. Пока не удалось выяснить, опубликовал ли Андрей Васильевич, сын разведчика, часть сохранившегося текста или сам Василий Андреевич восстановил его, а если восстановил, то насколько полно.

Василий Новобранец умер в 1984 году. Спустя три года не стало Петра Григоренко. Нет в живых и писателя Алексея Костерина, который помогал В. Новобранцу в литературной обработке его мемуаров.

Андрей Петрович Григоренко, сын генерала, при всем желании не смог ответить на некоторые мои вопросы. К счастью, о военной и послевоенной судьбе Василия Новобранца генерал рассказал в своей книге. Полагаясь на его память, восстановим удивительную историю, которая так похожа и так не похожа на историю генерала Власова и людей из его ближайшего окружения.

С наступлением войны подполковник Новобранец, в отличие от более именитых «паникеров», был, по словам П. Григоренко, «брошен в пучину войны…».

«Теперь нас уже не расстреляют как провокаторов войны! – сказал Новобранец своему соседу по одесскому «месту предварительного заключения», услышав разрывы бомб и выступление Молотова по радио. Тут же он дал телеграмму в Москву: «Прохлаждаться в санатории, когда идет война, считаю преступлением. Прошу назначить на любую должность в действующую армию»

В своих воспоминаниях полковник Новобранец пишет: «Надо отдать должное немецкой разведке: своей дезинформацией она сумела ловко обмануть наше правительство, скрыть от него военные приготовления против нас. Работники Разведупра борьбу против дезинформации сосредоточили прежде всего вокруг количества вражеских дивизий- Мы показывали их истинное количество, а немецкая разведка всячески пыталась скрыть его или уменьшить: кроме того, нас уверяли, что Германия будет наносить удар по Англии и тем самым подставит под наш удар свой тыл. В этой борьбе немецкая разведка нас победила. Советское правительство и военное руководство верили вражеской дезинформации, а не собственной разведке. Не верил ей даже сам начальник Разведупра и систематически, с каждой неделей все больше и больше «срезал» количество немецких дивизий, подгоняя наши разведданные под сообщение Путника. В воспоминаниях маршала Жукова сказано, что на 4 апреля 1941 года (!), по данным Генштаба, против СССР находилось 72 – 73 дивизии. Вот это и есть данные Путника. Наша военная разведка еще в декабре 1940 года докладывала в разведсводке № 8, что против СССР сосредоточено 110 дивизий, из них 11 танковых. Как же получилось, что по состоянию на апрель 1941 года их было 73? На 38 дивизий меньше?! Это уже работа начальника Разведуправления генерала Голикова. Он просто снял 38 дивизий с учета и подсунул Генштабу «дезу» полковника Путника. На схеме расположения немецких войск на наших границах, приведенных в книге маршала Жукова,., я узнаю схему Путника».

В сводке № 8 за декабрь 1940 года указывалось: «За последнее время отмечаются массовые переброски немецких войск к нашим границам.

Эти переброски тщательно маскируются и скрываются. По состоянию на декабрь 1940 года на наших границах сосредоточено около ста десяти дивизий, из них одиннадцать танковых. Само расположение этих соединений не оставляет сомнения в том, что они нацелены на вторжение на нашу территорию…».

Сидели за обеденным столом, когда директор дома отдыха принес радиограмму из Разведупра: «Немедленно выехать к месту новой службы город Львов начальником Разведотдела Шестой армии. Кондратов»».

В первые недели войны Юго-Западный фронт, где сражалась и 6-я армия генерала И.Н. Музыченко, оказал немцам наиболее упорное сопротивление. Судя по воспоминаниям Жукова, особо отличилась 99-я стрелковая дивизия полковника Дементьева. Она, «нанося большие потери противнику, не сдала ни одного метра своих позиций. За героические действия ее наградили орденом Красного Знамени». В течение года, до января 41-го, этой дивизией командовал Андрей Власов и вывел ее на первое место в Красной армии. Имя Власова тогда две недели не сходило со страниц «Красной Звезды».

«Генерал говорит о себе: «Я человек грубоватый»». Его грубоватость – это прямолинейность. Правду он режет в глаза. Его отношения к командирам человечны, чутки, но он суров и беспощаден к нерадивым и никогда не дает им спуску» (автора статьи. – П. Огин и Б. Король).

В книге Жукова имя Власова не упомянуто ни в связи с 99-й дивизией, ни с 4-м мех корпусом, который под его командованием сражался на Львовщине. Да и Власов о тех страшных днях распространяться не любил.

Андрей Власов и Василий Новобранец оказались близкими соседями по фронту. 4-й мехкорпус был разбит, в основном с воздуха, но Власову с частью людского состава удалось отойти в район Бердичева, а затем под Киев. Новобранцу не удалось… Дальнейший мой рассказ целиком основан на зафиксированных Петром Григоренко воспоминаниях Василия Новобранца.

Последовала цепь окружений, из которых выбирались, чтобы тут же угодить в новый капкан. В конце концов, Новобранца вынесло в район Одессы. Там он попал в плен, был приговорен к расстрелу, бежал и, тяжело больной, добрался до села на Полтавщине, где жили родственники его жены. Незаметно пробрался в хату, там его спрятали и выходили, однако вскоре сосед выдал немцам. Будучи арестованным, Новобранец догадался скрыть свою настоящую фамилию (она, несомненно, была известна немецкой разведке) и присвоил себе фамилию жены – Стешенко. Но и настоящую не отбросил и вдобавок понизил себя в чине. Так появился «майор-интендант Стешенко-Новобранец», поиском которого абвер не занимался.

Четыре года в лагерях. Все время начеку, чтобы не допустить раскрытия псевдонима: иначе начнется вербовка, а в результате отказа – смерть. Когда в лагере или на этапе возникало знакомое лицо, находчивый разведчик еще издали кричал: «Майор Стешенко-Новобранец, выдающийся хозяйственник, приветствует вас!». Никто его не подвел.

Василий Новобранец, активный участник лагерного Сопротивления, последний год провел в норвежском лагере с особо жестким режимом. Здесь он возглавил подполье, связался с местным Сопротивлением и с его помощью под конец войны поднял в лагере восстание. Охрану посадили под замок, вооружились, создали батальон и пошли освобождать другие лагеря. Вскоре образовался полк, затем дивизия и, наконец, освободительная армия, в которой были не только русские, но они составили костяк. Эта армия совместно с повстанцами-норвежиами освободила значительную часть страны еще до капитуляции Германии. Подполковник-командарм установил строгую дисциплину, и норвежцы видели в советских военнопленных своих освободителей и друзей. Король Хокон, вернувшись в страну, относился к ним и их командиру с глубоким уважением.

Конечно, воины Новобранца знали, что в глазах советского руководства все пленные являются изменниками. Но ведь они-то не сидели сложа руки, а сражались с нацистами! Неужели это не зачтется? Как только началось восстание, Василий сумел установить радиосвязь с родиной. Он передавал подробную информацию и ждал указаний. Но их не было, как не было и слов поощрения и благодарности даже за разведывательные сведения.

Кончилась война, и пленники из других стран стали весело отбывать домой, веря в почетный прием, а русские с нарастающей тревогой ждали вестей с родины. По просьбе товарищей Новобранец обратился к королю Хокону, и тот направил письмо советскому правительству. Ответа не последовало, но вскоре прибыла военная миссия во главе с генерал-майором Петром Ратовым, разведчиком по профессии и давним знакомым Василия Новобранца. Встреча была радостной, разговор теплым, но на естественный вопрос о возвращении домой Ратов отвечал: «Нет указаний на этот счет».

Однако кое-какие указания были. «Что у тебя за народ в армии? – спрашивал Ратов Василия Новобранца. – Зачем ты держишь армию под ружьем? Говоришь об эвакуации военнопленных, а какие же это военнопленные, если они вооружены и по-военному организованы. Это военная сила, а для чего она?».

«У меня сложилось впечатление, что кто-то в Союзе боится моей армии, – рассказывал Новобранец генералу Григоренко. – Я повез Ратова по гарнизонам, и он убедился, что это не заговорщики, а советские люди, истосковавшиеся по родному дому и мечтающие только о нем. Ратов дал о нас благоприятную информацию и несколько раз повторил ее. Но только через три месяца за нами пришли корабли».

Разведчик-аналитик, Василий Новобранец сумел уловить в 1945-м то, что и сегодня немногими признано: Сталин боялся возвращения военнопленных, а ничем не запятнанных – особенно. Тем более вооруженных! «Кто-то в Союзе боится моей армии…».

«На погрузку шли радостно-возбужденные. На членов корабельной команды смотрели чуть ли не как на посланцев неба». О дальнейшем легко догадаться: рвущихся домой героев-мучеников встретили отчужденные взгляды матросов и морских офицеров. Особенно поразило присутствие на корабле сухопутных солдат и их командиров. «Эти вели себя куда хуже моряков. Это были скорее лагерные охранники, чем солдаты. Они и вели себя как охрана. Все оружие – в пирамиды! Ничего из оружия при себе не оставлять! И ощупывали отходящих от пирамид не только взглядом, но и руками».

Дальше – хуже. Офицеров отделили от солдат, Василия Новобранца поместили в отдельной каюте, похожей на тюремную камеру. На полпути к Ленин граду солдаты взбунтовались и потребовали предъявить им офицеров и командующего. Капитан вынужден был просить Василия о помощи. «Хотя у меня самого кошки скребли на душе, – рассказывал Новобранец, – я был вынужден успокоить солдат. Ибо к чему могла привести вспышка возмущения? Только к гибели всех».

Самое отвратительное ожидало Василия на месте разгрузки: ему предложили сказать солдатам, что домой их отпустят не сразу, что они должны пройти через карантинные лагеря, чтобы выяснить, нет ли в их рядах шпионов, диверсантов, изменников Родины. Новобранец должен был призвать их к покорности судьбе. И он это сделал. «Потом со слезами на глазах стоял у трапа и смотрел, как гордых и мужественных людей этих прогоняли к машинам, по коридору, образованному рычащими овчарками и вооруженными людьми, никогда не бывшими в бою и не видевшими врага в глаза. Затем увезли и меня».

Почти десять лет длилась «проверка» в страшнейших северных лагерях. Многие не пережили Сталина, так и не вернулись домой. Василия спасли железное здоровье, смерть тирана и приезд в Москву норвежской делегации, в составе которой было несколько руководителей Сопротивления, не забывших русского побратима. На приеме у председателя Совета Министров СССР они потребовали встречи с ним, героем Норвегии. «За два дня Василия специальным самолетом доставили в Москву, восстановили в армии, присвоили воинское звание полковника и устроили встречу с его норвежскими друзьями. Подарок, достойный Санта-Клауса», – так завершает Петр Григоренко свой рассказ.

В 1955 году была объявлена амнистия тем, кто сотрудничал с немцами в годы оккупации. Тогда же в связи с визитом канцлера ФРГ Аденауэра были освобождены и отбыли ломой немецкие военнопленные. Следовательно, герои скандинавской эпопеи вышли на волю не раньше пришедших в лагерь совершенно иной дорогой. Зачем было тирану держать за колючей проволокой не только не служивших немцам, но и бесстрашно сражавшихся с ними?

Борис Соколов