Олег Смолин — заместитель председателя Комитета Государственной Думы по образованию, председатель общественного движения «Образование — для всех», доктор философских наук, профессор, член-корреспондент Российской Академии образования.

В России многолетняя дискуссия вокруг единого госэкзамена (ЕГЭ) напоминала, скорее, предвыборную агитацию, чем серьезный поиск истины. Оценки ЕГЭ колебались в диапазоне от «спасение нации» до «безобразие из трех букв». В такой ситуации последствия принятия закона о ЕГЭ оценить особенно важно.

Основные аргументы сторонников ЕГЭ, к числу которых принадлежит не только Минобрнауки, но и, судя по публичным высказываниям, прежний Президент России, коротко можно суммировать следующим образом.

1. Международный опыт: практика единого экзамена апробирована в большинстве индустриально развитых стран.

2. Ликвидация психологических перегрузок: система ЕГЭ позволяет выпускнику сдавать не две, но только одну серию экзаменов, что поможет ему сохранить здоровье.

3. Академическая мобильность в территориальном и социальном плане: успешно сдав ЕГЭ, выпускник любой школы из любого уголка страны и любой семьи получает возможность поступить в престижный столичный вуз.

4. Избавление от коррупции: вузовские преподаватели — члены приемных комиссий перестанут брать взятки ввиду ликвидации самих этих комиссий.

5. Объективная оценка качества работы школ и уровня подготовки выпускников: по результатам ЕГЭ легко не только определить наиболее достойных занять бюджетные места на студенческой скамье, но также оценить результаты работы школ и сравнить их между собой.

Противники закона о ЕГЭ в его современном виде либо эксперты, занимающие по отношению к нему осторожную позицию (к числу последних принадлежит и автор), указывают, с одной стороны, на относительность достоинств новой системы, а с другой — на ее слабые стороны и вновь порождаемые проблемы. Действительно, в отечественных публикациях плюсы ЕГЭ явно преувеличиваются.

Во-первых, несмотря на широкое использование в мировой практике, подобный опыт нельзя считать универсальным. Так, во многих странах — от США до Южной Кореи — существует мощное общественное движение против ЕГЭ, а в Испании недавно принято решение от него отказаться.

Во-вторых, по мнению ряда зарубежных экспертов, система ЕГЭ не только не снижает психологические нагрузки, но, напротив, их увеличивает. Например, южнокорейская пресса регулярно публикует сообщения о выпускниках-неудачниках, попадающих в больницу в результате нервного стресса, и даже о случаях самоубийств на этой почве. Юные граждане хорошо понимают, что для будущей профессиональной карьеры и траектории жизненного пути в целом цена неудачи может оказаться слишком высокой.

В-третьих, расширение пределов академической мобильности оказывается весьма ограниченным. Как показал широкомасштабный эксперимент, она растет в территориальном плане, поскольку детям из провинциальных семей с высокими доходами столичные вузы оказываются доступнее, однако не в плане социальном, так как при низких доходах семьи способные дети из «глубинки» не едут учиться в престижных вузы ввиду высоких транспортных расходов и гигантской разницы в стоимости жизни между столицей и остальной частью России.

В-четвертых, антикоррупционные последствия ЕГЭ неочевидны. По мнению экспертов Российского Союза ректоров, псевдорепетиторские фирмы в Москве ожидают введения новой системы, не без оснований полагая, что с крупными территориальными комиссиями наладить отношения будет много проще, чем с многими приемными комиссиями вузов. Кодирование и анонимность работ, выполненных в рамках ЕГЭ, не решают всех проблем, ибо член независимой комиссии в состоянии оказать выпускнику необходимую помощь в процессе работы, а лица, осуществляющие компьютерную обработку результатов, — исправить допущенные выпускником ошибки. При этом коррупция меняет формы и механизмы, но отнюдь не исчезает вовсе. Вообще трудно не согласиться с экс-министром образования В.Филипповым, который неоднократно заявлял: в одной отдельно взятой области общественной жизни коррупцию победить невозможно.

В-пятых, объективность оценки работы образовательных учреждений и уровня подготовки их выпускников зависит, с одной стороны, от качества измерителей (о чем ниже), а с другой — от положения измеряющих. Закон РФ «Об образовании» требует создания государственной аттестационной службы (ГАС), независимой от органов управления образованием, причем никак не связывает независимость ГАС с формой проведения аттестации (в данном случае — с ЕГЭ). Однако это положение закона не исполняется уже 12 лет, а в ходе апробации ЕГЭ трактовалось весьма своеобразно: аттестацию осуществляют именно органы управления образованием, отстраняя учителей школ, которые готовили аттестуемых выпускников. Между прочим, даже в вузах государственные аттестационные комиссии включают действующих преподавателей, а в целях объективности председателями комиссий становятся обычно профессора других высших образовательных учреждений.

Следует также иметь в виду, что объективность оценки качества образования — не только вопрос организации, но и проблема культуры. Первые же результаты эксперимента показали, что в ряде национальных республик с его введением оценки выпускников резко пошли вверх по сравнению с общероссийскими. Причины очевидны: либо руководители образования в регионах хотят обеспечить своим выпускникам обещанные места в престижных вузах, либо подтверждается приведенное выше высказывание относительно коррупции, либо то и другое.

Среди новых проблем, которые порождает или способно породить введение ЕГЭ, отметим следующие.

1. Рост неравенства образовательных возможностей. Согласно оценкам экспертов Организации экономического сотрудничества и развития, в России это неравенство давно превысило допустимые пределы. И главной причиной является чрезвычайно высокий уровень социального неравенства в стране, далеко превосходящий аналогичные показатели не только Западной Европы, Японии, США, но также новых индустриальных стран.

Действующие федеральные законы частично блокируют перенос социального неравенства в сферу образования, устанавливая: возможность целевого приема в профессиональные учебные заведения (в частности, детей из сельской местности); льготные условия приема для детей- сирот, детей-инвалидов, инвалидов I и II группы, инвалидов и участников боевых действий и некоторых других.

Как показал эксперимент, при переходе к ЕГЭ эти льготы значительно уменьшаются: сниженный проходной балл по ЕГЭ получить значительно труднее, чем положительную оценку при обычной системе.

2. Разрушение или резкое снижение эффективности системы профессиональной ориентации абитуриентов. Такая система существует, например, во многих железнодорожных вузах, обеспечивая намного более высокий, чем у остальных, процент выпускников, работающих по специальности. Поскольку введение ЕГЭ едва ли совместимо с сохранением такой системы, ряд руководителей железнодорожных вузов в письмах, адресованных автору, высказался решительно против.

3. Низкое качество измерителей, которое не позволяет определить творческие способности. В рамках ЕГЭ на эту роль предлагаются тесты. Но существующие их наборы не удовлетворяют большинство ученых и практиков, в том числе представителей точных наук. Довольно серьезно критикуют ее учителя математики, но, пожалуй, наименее применима она в гуманитарных дисциплинах — в этой сфере нередко не существует единственно правильного ответа на вопрос. По мнению многих специалистов, в области иностранных языков тесты выявляют лишь знание грамматики и в меньшей степени — словарный запас, но абсолютно не позволяют оценить произношение, чувство языка и тому подобное. Тесты же по истории и другим гуманитарным дисциплинам в лучшем случае позволяют выявить уровень эрудиции, но отнюдь не творческие способности. Не говорю уже о том, что изучать литературу в тестовой форме — вообще абсурд. Сочинение, к примеру, прямо нацелено на выражение точки зрения конкретного человека.

Государственный экзамен в тестовой форме не подходит для детей с выдающимися способностями. Думаю, Пушкин не сдал бы ЕГЭ: как известно, у него был нуль по математике. А Эйнштейн, скорее всего, получил бы низкий балл: ведь он «специально забыл» то, что знал о скорости света, так как это можно узнать в любом справочнике.

Существует серьезная угроза того, что новая система будет отбирать гуманитариев, у которых тезаурус решительно преобладает над мышлением. Однако это не соответствует потребностям перехода к информационному обществу, где главным ресурсом должен стать именно работник-новатор.

Во многих странах мира существуют массовые родительские движения против всеобщего тестирования, поскольку оно меняет главные ориентиры работы школы: вместо того, чтобы развивать личность ребенка, она вынуждена заниматься натаскиванием его на тесты.

В порядке отступления позволю себе процитировать неожиданный «выпад» в мой адрес лидера ЛДПР В. Жириновского при обсуждении закона о ЕГЭ в Государственной Думе 19 января 2007 года: «Не надо вспоминать здесь Пушкина, Эйнштейна. Лучше бы их вообще не было — творцов атомного оружия и такой поэзии, которую до сих пор, двести лет, не можем сочинить сами мы, простые люди! И люди сходят с ума, молодые люди кончают жизнь самоубийством от зависти, потому что они не могут стать Пушкиными и Эйнштейнами.

Поэтому поменьше упора на творческое развитие способностей. Человек способен уничтожать. Вот самая лучшая творческая способность — воевать и делать революции, воровать, постоянно уничтожать имущество. Вот что такое творческие способности».

В ответ позволил себе заметить: впервые в Государственной Думе прозвучала мысль о вреде Пушкина для русской культуры; это поистине великое открытие доктора наук.

Прибавлю к этому то, чего сын юриста и заслуженный юрист почему-то не знает: в XXI веке будущее любого современного государства зависит от того, создает ли оно условия для развития творческих способностей граждан.

4. Фактическая ликвидация права исправить ошибку. Стремясь уменьшить роль одной группы случайных факторов, способных повлиять на результаты экзамена (субъективизм учителей, взятки и т.п.), система ЕГЭ обратным своим эффектом имеет, между прочим, увеличение роли другой группы случайных факторов.

Известно, что любой экзамен — своего рода лотерея, где результат всегда зависит не только от уровня подготовки экзаменуемого, но в известных пределах и от случая (характера выпавшего вопроса, темы сочинения и т.п.). При традиционной системе роль случайности уменьшается. С одной стороны, педагоги хорошо знают своих выпускников и выставляют оценку с учетом уровня их работы в течение длительного времени. С другой стороны, современные выпускники успевали раньше сдавать экзамены, по меньшей мере, в два вуза, и могли при этом улучшить свой результат. Теперь и в пять вузов того же уровня они вынуждены представлять одни и те же оценки. Следовательно, шанс на поступление у них уменьшился.

5. Угроза сокращения бюджетных (бесплатных для гражданина) учебных мест, как это произошло в Казахстане, например, в следующей ситуации: количество баллов, которое необходимо набрать на ЕГЭ для поступления в вуз, устанавливается заранее; количество выпускников, получивших установленный балл, оказывается меньше, чем число бесплатных учебных мест в предыдущем учебном году; федеральный орган исполнительной власти, устанавливающий задания по приему, соглашается с целесообразностью увеличить платный прием за счет бесплатного. Для того чтобы с этим легче согласились руководители государственных вузов, объединенные Союзом ректоров, им может быть предложен прежний объем финансирования при меньшем контингенте обучающихся и тем самым увеличение финансовых нормативов в расчете на одного студента. В условиях, когда, по оценкам Минобразования России, платить за обучение в вузах способно не более четверти населения страны, это ограничит доступ к образованию, а, следовательно, и возможности движения страны в направлении к информационному обществу.

6. Несоответствие отечественным условиям и традициям. ЕГЭ логично встроен в американскую систему образования, в меньшей степени — в европейские. Они имеют главной целью формирование человека потребительского общества, которого, кстати говоря, в России нет. Потребитель, как и старшеклассник, сдающий ЕГЭ, должен правильно выбрать один товар из нескольких предлагаемых. Согласитесь, такому человеку действительно не нужна серьезная школа, основанная на знаниях, ориентированная на развитие мышления и творческих способностей. Всего этого мы и не достигнем, если будем строить школу на основе дрессировки, тестовой «угадайки», сугубо прагматического подхода к знаниям: выучил, сдал, забыл.

Дело даже не в низком качестве измерителей, не позволяющем определить способности абитуриента. Гуманитарные науки требуют от ученика индивидуально-личностного отношения к проблеме. Российский философский конгресс, ассоциации литераторов, историков, представители гуманитарного вузовского сообщества в абсолютном большинстве категорически против тестовой системы единого экзамена.

Отечественная система образования будет утрачивать те конкурентные преимущества, которые когда-то у нее существовали, если школу, основанную на знаниях, ориентированную на рассуждения, развитие ребенка, заменять тестовой системой, которая сводится к угадыванию с вероятностью 25 процентов одного ответа из четырех.

ЕГЭ не может быть единственным и всеобщим средством оценки успеваемости школьников и приема в вузы. В связи с этим я и добиваюсь, чтобы вузам дали право проводить дополнительные вступительные испытания творческой и профессиональной направленности, в том числе по предметам, которые в формате ЕГЭ не сдаются.

По той же причине 19 января 2007 года я поставил на голосование в Госдуме поправку, позволяющую ребенку выбирать, как ему сдавать выпускные экзамены — в форме ЕГЭ или в традиционной форме. Хочу обратить внимание: защищал при этом интересы не вузов, но именно ребенка и его родителей. Однако поправку поддержали лишь:

КПРФ — 87%;

«Родина» — 39%;

ЛДПР — 9%;

«Единая Россия» — 0.

Не остановившись на этом, депутаты Государственной Думы IV созыва О. Смолин, И. Мельников, А. Кондауров и Председатель Совета Федерации С. Миронов подготовили проект федерального закона «О внесении изменений в статьи 15, 16 и 28 Закона Российской Федерации «Об образовании» и статьи 11 и 24 Федерального закона «О высшем и послевузовском профессиональном образовании» в части проведения вступительных испытаний в учреждения высшего и среднего профессионального образования». 14 февраля 2008 года он был вынесен на обсуждение думского Комитета по образованию.

Познакомлю читателя с тем, как этот вопрос обсуждался на заседании профильного думского Комитета, приведя без комментариев выдержки из стенограммы.

Смолин О.Н. <...> начну с парадоксальной фразы о том, что я не являюсь принципиальным противником единого государственного экзамена. <...>

Мы не предлагаем нашим законом ликвидировать как «класс» систему единого государственного экзамена. Законопроект содержит два основных сюжета.

Сюжет первый — добровольность единого государственного экзамена. <. > Ребенок, его родители вместе с учителями вправе выбирать, в какой форме ему сдавать выпускные экзамены <...>

Повторяю: мы хотим сохранить для тех выпускников, которым это по каким-либо причинам удобно, возможность сдачи единого государственного экзамена. Но не для всех принудительно — мы за свободу. <...>

Я понимаю еще, что в американской системе тестовые задания имеют некоторый смысл, поскольку эта система готовит человека потребительского общества, а потребитель <...> должен <...> прийти в магазин и выбрать один из нескольких товаров. <...> Это некоторый аналог тестовой системы.

Кстати, если верить «Литературной газете», министр образования Андрей Фурсенко тоже заявил о том, что мы должны готовить квалифицированных потребителей, способных пользоваться плодами творчества других. <...>

Второй сюжет законопроекта <...> связан с тем, чтобы исключить из системы единого государственного экзамена те предметы, которые практически не поддаются формализации <...>, историю, литературу и обществознание.

<...> Литература русская — это самое большое достояние, какое только у нас есть. Литература русская — это не средство какого-то формального обучения, это средство воспитания человека. <...>

Точки зрения законодательных органов власти субъектов Российской Федерации в отношении нашего законопроекта разделились так: 36 (34 плюс 2, с оговорками) — «за», 5 — «против».

Что касается исполнительной власти, то и здесь результат в нашу пользу: 30 — «за», 24 — «против». <...>

Уверен, что в XXI веке главная задача, которая стоит перед образованием — это, с одной стороны, развитие творческих способностей, а с другой стороны, развитие личности ребенка. Ни той, ни другой задачи единый государственный экзамен не решает. Напротив, <...> он приводит к формализации и дегуманизации школьного образования. Мы просим вас поддержать наш законопроект, как сохраняющий достижения ЕГЭ и позволяющий ликвидировать его отрицательные стороны. <...>

БолотовВ.А. <...> Литература, духовность, нравственность <. >. Все правильно. Сами литераторы <...> говорят, <...> что сочинение стало бессмысленной формой оценки знаний. Сто лучших сочинений в книжке или в Интернете <...>. Человек может не читать литературу. Проблема всего мира — человека заставить читать, никак это с книгой не связано. Выпускники не хотят читать «Войну и мир». Это литераторы так говорят. <...>

Смолин О.Н. <...> в материалах уважаемого Виктора Александровича содержится рекомендация (официальных экспертов Рособрнадзара). Цитирую: «Идет дискуссия о возможности проведения обязательного экзамена в форме сочинений, как экзамена внутришкольного, то есть выпускного, но вне формата ЕГЭ. Подобное предложение поддержано подавляющим большинством участников дискуссии». <...>

Мельников И.И. <...> Как в науке происходит? Если дают ход эксперименту, потом создают комиссию, которая подводит итоги эксперимента и делает выводы. Вот это серьезный и нормальный подход.

А все, что происходило — это было такое поэтапное насильственное внедрение ЕГЭ в практику. И закончилось это <...> последней точкой, которая была поставлена в феврале прошлого года принятием соответствующего закона.

<...> дискуссия же не закончена. Дискуссия носит острый характер. И скорее, даже вот результаты отзывов на этот законопроект от субъектов Федерации говорят о том, что склоняются к тому, что не надо это делать единственной и единой формой и итоговых испытаний, и вступительных экзаменов в высшие учебные заведения.

Смолин О.Н. Общественная поддержка ЕГЭ, по данным социологов, меняется в худшую сторону. Если в 2002 году до 60 процентов опрошенных социологами поддерживали идею ЕГЭ, то последние данные — порядка 30 процентов. <...>

В итоге при 1-м воздержавшемся законопроект поддержали 4 депутата (все — из фракции КПРФ). Напротив, высказались за его отклонение все члены Комитета от «Единой России».

Депутаты от оппозиции дружно называли закон о ЕГЭ «троянским конем для современного российского образования», «пятой колонной», «игрой “Кто хочет стать миллионером?”», «интеллектуальной монетизацией», которая движется к «приватизации наших мозгов», «свиньей под российское образование в год Свиньи» и так далее Руками депутатов фракции «Единая Россия» он был принят.

Не раз говорил: ЕГЭ имеет свои плюсы, однако в современном виде принесет вреда несравненно больше, чем пользы. Если с помощью этой «угадайки» мы будем пытаться превратить Россию в «поле чудес», рано или поздно она обязательно станет «страной дураков».

Провожая с поста руководителя Рособрнадзора В.Болотова, глава Минобрнауки А.Фурсенко высоко оценил его заслуги: «Виктор Александрович многое сделал для образования. И это честь для академии (речь идет о Российской Академии образования. — Ред.), что в ситуации становления ЕГЭ он вынес на себе все тяготы этого проекта».

В Российской Академии образования В.Болотов предполагает заняться борьбой с духовно-нравственной отсталостью подрастающего поколения россиян. Не появится ли вскоре еще одно нововведение — кошмарный сон выпускника — единый госэкзамен по духовно-нравственному воспитанию?

Оценки, раздаваемые чиновниками друг другу, данные приводимой ими статистики вошли этим летом в резкое противоречие с практикой применения ЕГЭ. Газеты запестрели заголовками, отражающими, как минимум, недоумение, а то и прямое возмущение неразберихой, вызванной единым госэкзаменом.

Как пример: «Разбираясь в запутанной системе четырех пересчетов одной оценки под названием ЕГЭ, вспоминая, сколько было потрачено денег на ее внедрение и сколько будет потрачено еще, сколько нервов потрачено и судеб разбито, пытаешься понять — зачем все это?

Не слишком ли Минобраз запутался, стараясь облегчить жизнь детям?»

Вал апелляций по результатам ЕГЭ, обращения в гражданские суды, в Конституционный суд, признание несостоятельности экзамена органами управления образованием на самых разных уровнях заставляют задать один вопрос — «Кому же выгоден ЕГЭ?»

Вот ответ председателя Совета директоров школ России, доктора педагогических наук, профессора Я.Турбовского: «Если говорить честно и прямо, то ЕГЭ нужен только недругам российского образования. Возможно, те, кто начинал этот эксперимент 7 лет назад, действительно наивно пытались решить проблему коррупции в вузах, повысить объективность отметок, взять пример с Запада. Однако сегодня из-за ЕГЭ вся страна буквально встала на дыбы. В чистые помыслы его последователей не верится. Почему они игнорируют этот факт? На мой взгляд, сторонники единого госэкзамена просто боятся признать, что совершают ошибку. Но ведь на карту поставлено будущее страны».

Похоже, что сказанное в последних строках статьи О.Смолина воплощается в реальность. Создается впечатление, что система отечественного образования потеряла управляемость. Попытки навести в ней порядок с помощью ЕГЭ напоминают пируэты слона в посудной лавке. Пожалуй, вытащить «занозу» единого госэкзамена — наименее радикальный способ оздоровить ситуацию. К этому выводу приходят и авторы публикуемых далее статей.

Олег Сергеев