Что мы знаем о лисе? Ничего. И то не все.

Борис Заходер

Доктор экономических наук Степан Степанович Сулакшин, генеральный директор Центра проблемного анализа и государственно-управленческого проектирования, знает, что: во время Великой Отечественной войны в России повысилась рождаемость. «Вспомним потрясающие исторические примеры. 1942 год — жесточайшая война в разгаре, нет семьи, которую бы не затронули потери и горе, сверхлишения и напряжение. И вдруг — скачок рождаемости!

В чем причина? Сталинград дал надежду и уверенность, что победим, что можно быть за будущее детей спокойным в определенном отношении. И без жилья, которое в стране есть сейчас, без одежды, авто, телевизоров и прочих предметов сегодняшнего материального благополучия рождаемость повысилась».

С.С.Сулакшин. Российский демографический кризис: от диагностики к преодолению. — М.: Научный эксперт, 2006. — С. 71.

Демоскоп знает больше. Нам кажется, что г-н Сулакшин, правильно указывая на отсутствие авто, телевизоров и даже одежды как на серьезные препятствия повышению рождаемости, которые тем не менее не помешали обнаруженному им скачку рождаемости, все же недооценивает главный компонент открытого им демографического чуда: повышения рождаемости в отсутствие мужчин.

Всем известно, что русская женщина способна на скаку остановить коня, войти в горящую избу, может быть, даже родить в этой горящей избе, хотя это уже сложнее. Но о массовых случаях непорочного зачатия русскими женщинами пока сообщений не поступало. А для порока женщинам нужны мужчины.

К сожалению, во время войны, если кто не знает, мужчины бывают отдалены от женщин, причем в такой стране, как СССР или даже только Россия, — на довольно большие расстояния. Потом, на войне некоторых мужчин убивают — это тоже надо как- то принять во внимание. Бывают еще и раненые — их обычно больше, чем убитых, и не все они сразу после выздоровления годятся для необходимого в целях рождаемости порока. Кое-кто попадает в плен, а то и вовсе переходит на сторону противника.

В Советском Союзе во время войны было мобилизовано примерно 35 миллионов человек, в основном мужчин в подходящих для рождаемости возрастах, в которых их всего было примерно 50 миллионов. Из мобилизованных около 9 миллионов погибли, умерли от ран или не вернулись из плена. Гибли, впрочем, не только мобилизованные, но и партизаны, и просто мирные жители на оккупированных территориях, причем и в этих случаях риск гибели для мужчин был более высоким, чем для женщин, которым, правда, тоже было не до рождения детей. Но даже те, кто пережил войну и после ее окончания вернулся к своим семьям, пока шла война, все- таки отсутствовали. Не обходилась воюющая держава и без заключенных, тоже по преимуществу мужчин.

Скачок рождаемости в этих нелегких условиях был бы настоящим духоподъемным чудом. Демоскоп и до появления новейшего сочинения г-на Сулакшина знал, что в России духовное всегда было важнее материального. Но все же он не мог полностью избавиться от остатков привитого ему с детства материализма и из-за этого связывал рождение детей с определенными материальными процедурами.

Теперь же, после того как он ознакомился с указанным сочинением, он ясно понял, что «материальный фактор более значим для смертности и продолжительности жизни, чем для рождаемости» (стр. 40). Теперь ему ясно, что процедуры — процедурами, но если нет в наличии их необходимых участников, то можно обойтись и без процедур и рожать детей с помощью одной лишь духовности. В этом сказывается «фактор социализированной природы демографического поведения человека. Его духовной демографической мотивации. По крайней мере, для России, ее специфического цивилизационного кода, формировавшегося многие сотни лет, значимость идейно-духовного и социо-психологического фактора, фактора национальной (русской цивилизационной) идентичности, роли самой государственной политики, как таковой, существенно выше, чем только материального фактора. Такова Россия. Что для иных хорошо — то для России смерть» (стр. 72).

Все эти возвышенные мысли так захватили Демоскоп, что он тут же захотел узнать, каким именно был скачок рождаемости в далекие военные годы. И вот что удалось выяснить.

Из-за неудач первого периода войны противник временно оккупировал часть территории СССР с населением около 80 миллионов человек (около 40% всего населения страны). Разумеется, на этой территории, где велись военные действия, демографическая статистика на какое-то время перестала существовать. Ухудшился демографический учет и на остальной части страны, где происходили перемещения огромных людских масс — мобилизованных, эвакуированных, депортированных. Из-за этого точное число родившихся в годы войны, как в СССР в целом, так и в России, не известно. Подобная неизвестность обычно облегчает жизнь чудотворцев, рассчитывающих на легковерие своей аудитории. Но все-таки и чудотворец должен кое-что знать, чтобы не попасть впросак слишком легко. Любое легковерие имеет все-таки свои пределы.

Выяснилось, что точное число родившихся во время войны действительно неизвестно, но даже человек, имеющий нулевой уровень демографических знаний, едва ли может предположить, что в это время рождаемость в России повышалась. Для этого нужен уровень знаний намного ниже нулевого. Рождаемость в годы войны резко упала, что давно и хорошо известно.

Информация о демографических последствиях войны была одним из главных государственных секретов в послевоенном СССР. Сталин отказался проводить перепись населения и запретил публиковать даже просто данные о числе жителей в стране, не говоря уже о каких-то более детальных демографических сведениях. Но как только Сталин умер, бдительность государственного Левиафана ослабела, и хотя запреты на публикацию полноценных демографических данных сохранялись еще очень долго, кое-какая информация стала просачиваться, скорее всего, просто по недосмотру.

Гордясь нашими успехами в послевоенном культурном строительстве, статистики опубликовали сведения о числе учащихся младших классов. А тут как раз и подвернись недобитый демограф Урланис и заяви: «Об уровне рождаемости в годы войны можно судить по численности учащихся первых четырех классов» (Урланис Б.Ц. Рождаемость и продолжительность жизни в СССР. М., Госстатиздат, 1963, стр. 29). А ведь его никто не спрашивал, не тянул за язык. Теперь, надеемся, вы понимаете, почему демографической диагностикой, не говоря уже о демографических прогнозах, должны заниматься не демографы, а какие-то другие люди с подлинным государственно-управленческим мышлением?

Ну, и что получилось у этого Урланиса? А вот что.

Если бы не было войны, в 1949/1950 учебном году в четырех младших классах могли бы учиться примерно 24 миллиона человек, а на самом деле учились 22,6 миллиона. Влияние войны сказалось, но незначительно, потому что оно затронуло в основном рождения с 1 апреля 1942 (спустя 9 месяцев после начала войны) по 1 сентября 1943 года (5 месяцев, или одна десятая четырехлетнего периода). «А в 1953/54 г., — пишет далее Урланис, — число учащихся первых четырех классов сократилось до 12 млн., т.е. вдвое». При этом надо учесть, что среди этих детей были уже родившиеся до 1 сентября 1946 года. «Так как в 1946 г. рождаемость уже значительно повысилась по сравнению с военными годами, — продолжает гнуть свою линию Урланис, — то из этого следует, что падение рождаемости в годы войны было больше чем в два раза, по сравнению с довоенным уровнем» (Урланис Б.Ц., цит. соч., стр. 30).

М-да... Кому же верить? Урланису, до конца дней своих просидевшему в должности старшего научного сотрудника, какими у нас можно пруды прудить, или Сулакшину, генеральному директору Центра проблемного анализа и государственно-управленческого проектирования, каких у нас единицы? Был у нас взлет рождаемости во время войны или ее резкое падение? Согласитесь, это все-таки не одно и то же.

У Демоскопа есть четкие правила. Когда ему приходится выбирать между генералом и полковником, не говоря уже о капитанишке вроде Урланиса, он всегда выбирает генерала. Генерал может быть неправ только в споре с маршалом. Кому-то может показаться, что генерал не очень в теме, но ведь он допущен к знанию «специфического цивилизационного кода», а этого более чем достаточно для решения любых вопросов. Станете вы генералами, и вы узнаете, а до тех пор вам этого не понять.

Так что Демоскоп уже почти перешел на сторону генерального директора (это, кажется, все равно, что генерал). В конце концов, ведь Урланис оперировал данными по всему Советскому Союзу, а там были, как теперь выясняется, народы с неподходящим цивилизационным кодом, у них рождаемость могла и снижаться, а у русских повышалась. Вот вам и объяснение.

Все же, на всякий случай, перед тем, как принять окончательное решение, Демоскоп решил заглянуть в материалы переписей населения. Сталин, конечно, противился их проведению, но после того как он умер, его влияние ослабело, и с тех пор было проведено пять переписей. Время идет, все забывается, на что и рассчитывают некоторые чудотворцы. А люди живут себе и живут, в том числе и те, которые родились в годы войны. И их каждый раз пересчитывают наряду со всеми остальными. И каждый раз оказывается, что их очень мало — и притом не только во всем бывшем Советском Союзе, но и в России. Их так мало, что в 1959 году в России 15летних подростков, родившихся аккурат в том самом 1943 году, в котором г-н Сулашкин обнаружил потрясающий исторический пример скачка рождаемости, их было меньше, чем 41-летних, появившихся на свет в 1917 году, тоже не самом благоприятном для рождаемости, и к тому же встретивших 1941 год в возрасте 24 года, что очень подходило для призыва на фронт.

Тут уж и Демоскопу пришлось прикусить язык. Он, конечно, не перестал уважать генералов, но настоящий ли генерал г-н Сулакшин? Сегодня он сказал, что в 1943 году повысилась рождаемость, а завтра заявит, что у него тридцать пять тысяч одних курьеров — и всему верь?!

Он собирается ставить диагноз и даже лечить, но видел ли он больного?

И что у него за методы диагностики? К примеру, видел ли он хотя бы раз российскую возрастную пирамиду?

Любой человек, на нее взглянувший, сразу замечает огромный провал как раз в том месте, где находятся поколения, родившиеся во время войны. В 2002 году, во время последней переписи населения, людям из этих поколений было от 57 лет до 61 года, самым малочисленным — от 57 до 59 лет (в 1941-м и частично в 1942 году рождались дети, зачатые до войны). Все это с абсолютной ясностью прочитывается на возрастной пирамиде.

Впрочем, на кой ляд эта пирамида тем, кому, как говаривал Маяковский, «знание точек и запятых заменяет инстинктивный классовый разум»? (Известный своей гибкостью Демоскоп, прислушиваясь к дуновениям времени, заменил бы устарев - шее слово «классовый» на более современное, например, «национальный» или, скажем, «расовый» — с точки зрения аллитерации станет даже лучше, чем у Маяковского.) Демоскоп и сам подумывает о том, чтобы переименовать себя в Демософа, покончить, наконец, с приземленным описанием всех этих точек и запятых демографической реальности и свободно воспарить в область возвышенного, где уже находятся вызывающие всеобщее доверие провидцы вроде Кашпировского. На это сейчас большой спрос — даже, как выяснилось недавно, среди действительных членов Российской Академии наук.

Остается только решить, к кому мы хотим быть ближе — к врачам или к знахарям. Пожалуй, лучше все-таки к знахарям. Врачи, знаете ли, рабы всех этих нынешних методов диагностики, всяких там рентгеновских снимков, анализов крови и даже, не побоимся этого термина, мочи. От себя они и слова сказать не могут. А знахарь — человек свободный. Хочет — называет черное белым, хочет — белое черным. И больному приятнее такая диагностика — его до самой смерти уверяют, что он здоров.

ИДЕИ В РАССРОЧКУ

Илья Абель