Берген, понедельник 20 марта 2000 года

Чтобы не стерлись воспоминания о тебе, carissima Бьянка, я решил вести для тебя хронологический дневник моего плавания. Воспоминания о тебе или о нас обоих? Скажем, меня не покидают воспоминания о нашей ночи 10 февраля в отеле «Мажестик» в Torino, и этим вечером внезапно в моей памяти всплыла наша долгая дискуссия в постели, освещенной восходящим солнцем. Ты прочитала мне несколько страниц из книги Примо Леви. Когда он был в концлагере, куда был депортирован как еврей в годы минувшей войны, ему однажды пришлось ради утоления жажды сосать упавшую с крыши сосульку. Немецкий охранник вырвал ее и швырнул на землю. «Но почему?» — спросил Примо Леви. «Здесь нет слова „почему“», — ответил охранник.

Тогда ты мне сказала, полушутя-полусерьезно: «Нет слова „почему“, как в твоей физиологии. Твоя физиология пребывает в концлагере, где никакие „почему“ не разрешены, только „как“». И я хорошо помню, что ты добавила: «Ты точно так же не хочешь больше изучать „почему“ сновидений, зачем они нужны, как тогда, когда ты пытался обосновать свою теорию генетического программирования личности, так как решил, что все это относится к области метафизики. Но твоя курьезная теория оживших частиц духа, которые выделяет душа во время сновидений, тоже относится к области метафизики, как и все, что связано с душой, этой абстракцией, которой не существует».

Но нет, carissima, это я — первый натурализовал душу и сделал ее двигателем вещих снов. Это я, напротив, освободил душу из области метафизики, куда ее упрятал Декарт, освободил, чтобы пригласить ее ступить в область физики. И кто посмеет сказать, что эти мои усилия, пусть пока, увы, и напрасные, мои попытки показать, что именно антигравитоны вокруг спящих ответственны за вещие сны, не релевантны самой современной физике — квантовой механике и теории великого объединения?

Теперь нужно объяснить тебе, как некое онейрическое послание привело меня этим вечером в Берген, где я погрузил свою морскую сумку на борт парома «Вестерален».

Помнишь, в сентябре 1999 года, в Венеции, я заметил изменение в содержании моих сновидений. Появилось много снов-ребусов, таких, как «стена с кольцами» (mur a anneaux) — означающая «Мурано», или как «царь ребятишек» (tsar á gosses) — сон-предвестник появления сарагосской книги, содержание которой нас весьма удивило, а также тот эротический сон, о котором я тебе рассказывал во время нашей ночи в Torino. Это сон о женщине, обнаженной, совершенно белой и очень красивой. Совершенно белая — это ты, carissima Бьянка. После возвращения в Лион я обратил внимание на серию снов с одинаковым содержанием. Эта серия сновидений привела меня к настоящему сну-ребусу. Сначала это были пять-шесть обрывков снов о фонтанах и воде. Огромные позолоченные фонтаны, рождающие могучие струи воды, подкрашенной красным и оранжевым; или еще — потоки горной воды, белой и голубой, разделяющиеся на ручьи и ручейки и переходящие потом во множество фонтанов. Наконец, мой последний сон был освещен водой фонтанов, окрашенной во все цвета радуги, бьющих ночью посреди большого парка. В конце этого сна «онейрический голос» очень отчетливо вдул в мое правое ухо два слова, которые я не могу забыть: «вода» и «фонтан». Это ребус был мною получен 20 февраля 2000 года; вначале я не смог его расшифровать, а потом разгадка пришла ко мне сама; это величайшая из всех возможных случайностей, если вообще уместно говорить о случайности в этой области.

Дело в том, что после своего возвращения в Дион, поскольку у меня оказалось свободное время, я занялся классификацией тысяч моих диапозитивов. Нужно было также навести порядок в кляссерах с научными и туристическими фотографиями, привезенными из сотен моих поездок по всему миру за более чем полувековой период. Утром 1 марта я наткнулся на альбом с фотографиями одной из моих поездок в Норвегию в 1986 году. Мы с приятелем отправились тогда на маленьком буксире половить треску в открытом море неподалеку от норвежских берегов, и я привез оттуда несколько десятков снимков Белого моря в тумане, утесов, покрытых снегом, трески, пойманной на голые крючки без наживки. Вновь всплыл в моей памяти вкус тресковых язычков, сваренных на морской воде, под скандинавскую водочку… Вновь увидел я маленький живописный порт на одном из островов, где мы причаливали и где я встретил седобородого кузнеца, который работал с поднятыми со дна моря обломками немецкого крейсера «Тирпиц», потопленного в этом месте французскими военными самолетами в 1944 году. Эти бесформенные куски железа в его руках превращались в прекрасные скульптуры всевозможных морских птиц.

Лофотен! Внезапно это слово всплыло в моей памяти. Это были острова Лофотен, куда мы причаливали и где ловили треску. Лофотен — воды фонтан! Почему возник этот сон-ребус о Лофотенских островах? Нужно как можно скорее вернуться туда и, быть может, встретить этого бородатого кузнеца, который в моем воображении постепенно принимал облик одного из богов нордической мифологии — Тора.

Вот почему, carissima, этим вечером я и очутился в Бергене. Рейсы Париж — Осло и Осло — Берген были выполнены вовремя, несмотря на плохую погоду. Сейчас «Вестерален» поднимает якорь. Мы отчаливаем безлунной ночью. До завтра.

Вторник, 21 марта

Меня разбудила качка. Я люблю волны и никогда не страдаю морской болезнью. Но, правда, ненавижу ощущение, когда земля уходит из-под ног; у меня возникает «морская болезнь на твердой почве». Это странное ощущение появлялось у меня после грязевых ванн в Монтегротто.

Мы вышли в открытое море, чтобы обогнуть мыс Весткап, самую восточную точку Норвегии. Поскольку здесь море больше не защищено островами, ветер поднял барашки на волнах, и они при самых сильных порывах ветра ниспадали диковинным плюмажем. Я спустился в бар-ресторан и взял попробовать Geistost на завтрак. Это козий сыр, превращенный в нечто, похожее на плитку шоколада, в который добавляется сметана. Нужно проявить должную сноровку, чтобы настрогать его на тонкие ломтики с помощью специальной лопаточки — как для торта, но с прорезью посередине. Оказалось вкусно; уверен, что тебе бы понравилось, carissima.

22 марта

Прости, что не описываю заход в порты Торвик, Алезунд и Кристианзунд. Группа школьников поднялась на борт в Торвике и сошла в Алезунде. Я был так измучен их шумом, что, когда они сошли, заснул прямо в салоне для обозрения.

23 марта

Заход в Тронхейм. Краткая экскурсия в готический собор. У меня такое впечатление, что цены на свитера ручной вязки опускаются по мере продвижения на север. Так что, когда мы достигнем Северного полюса, я, пожалуй, куплю себе один, carissima.

24 марта

Мы только что пересекли полярный круг неподалеку от Свартисена, второго по величине ледника в Норвегии, сделали короткий заход в порт Боло и за четыре часа пересекли весь Вестфьорд. Мы наконец прибыли по тому адресу, который мне нашептали онейрические уста в моем последнем сне-ребусе…

…Завершаю этот день. Уже очень поздно, и я ощущаю некоторую растерянность. В середине ночи, часам к четырем, корабль подошел к Лофотенским островам; такое впечатление, что мы оказались у стены тысячеметровой высоты, покрытой снегом, сверкавшим в огнях Свольвера, главного города Лофотен. Я не нашел того старого седобородого кузнеца, и кузница его тоже исчезла. Я обнаружил только весьма посредственную коллекцию маленьких бакланов, изготовленных, я уверен, на станке… Ведь мое последнее путешествие сюда было двадцать лет назад, так что я больше не узнаю ни самого городка, ни его порта, не вижу тех деревянных домиков, раскрашенных во все цвета радуги… Carissima Бьянка, мне очень нужно было плыть на острова Лофотен, и вот я здесь и не получаю никакого ответа на мой сон. И что же делать дальше? Сидеть здесь и ждать два дня, чтобы сесть на прибрежный экспресс «Полярлис», который вернется обратно в Берген, или же продолжать идти на «Вестералене» до его конечного пункта, Киркенеса, на русской границе? Пожалуй, лучше все же подняться к северу. Chi lo sa? Может, не обязательно причаливать к Лофотенам, чтобы раскрыть секрет «воды фонтанов»? Buona notte, carissima.

Суббота, 25 марта

Мы прошли по узкому проливу между материком с правого борта и островами — с левого. Местность повсюду холмистая, фермы с прямоугольными полями чередуются с березовыми рощами. Казалось, что мы плывем по озеру, настолько вода была гладкая и такая прозрачная, что видны медузы.

В полдень прибыли в Тромсё. Наше судно прошло перед арктическим собором, в котором находится самый большой витраж в Европе. Тромсё — это «остров в полярном море», откуда отправлялись многочисленные экспедиции, включая экспедицию Амундсена, чья статуя возвышается над портом. Под мелким холодным дождем я вышел отдать дань памяти этого величайшего исследователя Арктики. Потом пришлось выпить большую порцию грога с ромом, чтобы согреться.

Воскресенье, 26 марта

Краткая стоянка в Хоннигсваге, после чего мы пошли к мысу Норд. Нет уже деревьев на изрезанном берегу, но нет еще и северных оленей. Весной лопари вывозят их отсюда на лодках, а осенью они сами возвращаются по заснеженному льду.

Впервые небо очень ясное, и я предпочел остаться на палубе, закутавшись в спальный мешок, так как было очень холодно. К полуночи появилось очень блеклое северное сияние. Порой оно усиливалось этой безлунной ночью и походило на извивающихся небесных змей. Увидев первые падающие звезды, я сразу же загадал желание — угадай какое?

Понедельник 27 марта

Сегодня мы дошли до Бокфьордена к югу, чтобы достичь Киркенеса, конечной точки нашего маршрута, расположенного километрах в десяти от русской границы. Киркенес — город уродливый и тоскливый, покрытый грязным снегом, тающим под ледяным дождем. Большая часть его жителей занята на железорудных карьерах. Но большинство работающих там и мужчин, и женщин — русские, они каждое утро на автобусе приезжают из России, а вечером возвращаются обратно.

Со своей дорожной сумкой я укрылся в грустном кафе, полным едкого дыма от русских сигарет, и здесь заканчиваю письмо, которое сразу же и пошлю. Не знаю, что делать в этой удручающей атмосфере. Ждать некое знамение ответа на сон-ребус? Но «Вестерален» через час поднимет якорь и уйдет на Берген. Эта стоянка слишком коротка, чтобы уловить такое знамение.

Придется мне, видно, остаться здесь на несколько дней, а потом улететь прямым рейсом на Осло. Сейчас полдень, день дождливый и печальный, на улицах грязно. Я заказал еще пива, и норвежская официантка, приняв меня за русского, принесла мне еще и русскую газету. Это была «Правда», с огромным заголовком через всю первую полосу. Мне удалось разобраться в кириллице, и я понял, что некий Владимир Владимирович Путин вчера, 26 марта, выиграл президентские выборы в России. На фотографии Путин выглядит довольно молодым человеком, до пятидесяти лет, с печальными глазами, удлиненным носом и маленьким подбородком, без усов и бороды. Этот абсолютно неизвестный человек пришел на смену старому пьянице Ельцину…

Уже пять часов вечера, пора покинуть это кошмарное кафе и отнести сумку в соседнюю гостиницу.

Сейчас одиннадцать часов вечера; тщетно бродил я по пустынным улицам Киркенеса в поисках какого-либо предзнаменования и спрашивал себя, что мне теперь делать? Вернуться завтра в Осло самолетом, если будет место, или же (а почему бы и нет?) вернуться через Россию, при условии, что завтра в консульстве мне дадут визу. Ведь сюда каждый день из Санкт-Петербурга через Финляндию ходит автобус.

Я тебе напишу завтра, carissima Бьянка, и сообщу, куда я еду. Но все дороги ведут в Torino. 15 апреля я тебя увижу. На этот раз я приеду на машине, и мы поедем в Валле д’Аоста, а оттуда, если не возражаешь, в туннель Фрежюс на ловлю антигравитонов.

Обнимаю тебя, carissima.

В завершение этого длинного письма — всего лишь пара слов. Какое, в самом деле, смешное совпадение! Я насчет этого Владимира Владимировича! Не помню, рассказывал ли я тебе об этом в Венеции? Ведь Людвиг Манн и вправду как-то говорил мне о некоем Владимире Владимировиче…