Магнетизм
Задолго до того времени, когда под повелительным взором Шарко при ударах гонга, под звон камертонов и резкое сверкание гипнотических зеркал родился на свет гипнотизм Сальпетриера, – австриец Месмер, полушарлатан, полуапостол, своим «магнетизмом» взволновал Париж и всю Францию. В его «палате кризисов» одержимые судорогами кричали и выли, раздирая на себе одежды, вокруг странного ушата с железной проволокой, опилками и бутылками; тогда при звуках цитры появлялся перед ними исцелитель в пестрой одежде и касался каждого своей волшебной палочкой, из которой, казалось, невидимыми волнами струилось здоровье. Увлечение захватило самых разумных и честных людей. По всей Франции основывались «гармонические» общества, имевшие целью употребить на пользу общества флюиды, открытые Месмером. Совершались бесчисленные исцеления. К движению примкнули аристократы, отдавшиеся борьбе с болезнями с таким пылом, который напоминал времена крестовых походов. Но революция, рассеяв эту пылкую молодежь, нанесла решительный удар магнетизму, который появился вновь лишь с возвращением эмигрантов.
Это была героическая эпоха магнетизма. Академии отрицали, врачи сердились, а магнетизм исцелял. Много открытий сделано было его первыми защитниками, графом Пюисегюром, бароном дю Поте, Делезом, Лафонтеном и аббатом Фариа. Своим проникновением сквозь стены организма в область души они расчищали путь Шарко. Бернгейму, Льебо – научным исследователям гипнотизма.
Чудные вечера, посвященные научным беседам, проводил я иногда у последнего магнетизера – Бюэ. Я как сейчас вижу перед собой взгляд Шарко, подобный безжалостному лезвию, – казалось, внутри глаз у него был целый набор хирургических инструментов. Взор Бюэ, наоборот, был тверд и ласков, как у людей, никому не причинявших зла; лицо его соответствовало его системе.
Мы говорили о том, что «великий магнетический агент» – магнетическая сила – не пользуется ныне доверием ученых. Между тем человечество всегда относилось к нему с самым живым интересом. С точки зрения оккультизма, это – «астральный свет», огненный змий, то адский, то небесный. Он жжет одержимых нечистым духом и чистым ореолом сияет на челе святых. Дискредитированный под слишком материальным названием «флюид», ныне он готов подчиниться контролю научных инструментов.
Эта сила, которую В. Крукс называл «психической», доктор Барета – «нервной», доктор Барадюк – «жизненной», а Рейхенбах и де Роша – «одической», уже служила предметом исследований. Она влияет в темноте на фотографическую пластинку; она исходит от всех живых существ; действует на расстоянии, спасает и губит. Платон называл ее проводником души, мистической колесницей, на которой дух после смерти уносится на тот свет.
«Медицине очень повредило то обстоятельство, что, слишком занявшись изучением вещества, она пренебрегла изучением силы, – сказал мне Бюэ. – И слишком часто терапевтика, не влияя на болезнь, только вредит больному.
Мы – подобны лире; если струны ослабеют, аккорд становится фальшивым, и мы страдаем. Значит, чтобы болезнь повиновалась нам, нужно действовать на силу, нужно возвратить жизни ее правильный ритм.
Существует только одно здоровье, одна болезнь и одно лекарство, как говорил Месмер. И – странная вещь! – не нужно искать слишком далеко этот ключ, которым заводится человеческая машина, и, чтобы найти его, вовсе не необходимо быть ученым. Всякий человек носит его с собой – нужно только хотеть и действовать. Наши руки, дыхание, даже предметы, насыщенные нашей энергией, могут принести больному успокоение, а часто и выздоровление. Пользуясь в течение тридцати лет этим методом, я вылечивал застарелые болезни печени, гнойные опухоли, суставные ревматизмы, безнадежные параличи, круп, острое малокровие, один случай рака…
Вы удивляетесь, что моему лечению поддавались органические болезни. В этом-то и заключается разница между магнетизмом и гипнотизмом. Гипнотизм овладевает мозгом, утомляя его, отстраняет его от сознательной жизни, автоматизирует и пользуется таким нарушением равновесия, чтобы вдохнуть волю гипнотизера в мозговые клеточки, где воля загипнотизированного субъекта уже не имеет влияния. Но я избегаю даже усыпления; я действую на солнечное сплетение и, далее, на ганглионарную систему, которая, пробуждаясь мало-помалу и восстанавливая весь организм, несет мозгу возрождающую силу. Таким образом, ничья свобода и сознательность не нарушаются; напротив, человек может, благодаря магнетизму, приобрести еще неведомый ему дар ясновидения; концентрация мыслей и душевных переживаний приводит к внезапному расцвету высших свойств духа».
Конгрегация «Sakree Pentencerie» осудила магнетизм – «такой, каким ей его изложили», то есть с фокусами, еретическими бреднями некоторых сомнамбул и известными некрасивыми фактами. Основываясь на этом и разбирая вопрос исключительно с врачебной точки зрения, аббат де Meissas утверждает, что осуждение конгрегации относится только к злоупотреблениям магнетизмом, а никак не к благодетельным результатам, которые может принести пользование этой неизвестной еще силой. И действительно, необходимо было предупредить, чтобы предохранить от опасности. Недавние процессы показали, что в руках некоторых неосторожных личностей магнетизм сделался опасным орудием.
Дю Поте говорит, что ему удавалось фиксировать на земле эту силу при помощи геометрических фигур, линий и кругов, которые погружали зрителей в транс и заставляли их видеть самые ужасные образы. Такого рода магнетизм граничит с магией, и тот, кто склоняется над темными магическими зеркалами, может легко увидеть в них призрак собственного безумия. Гордость также играет известную роль. Мистификатор Калиостро давал магнетический рецепт «вечной молодости». Бывший священник, гениальный шарлатан аббат Констан, известный под именем Элифаса Леви, утверждал, что воскрешение мертвых возможно путем флюидических воздействий. Он описывает, как исцелитель склоняется над безжизненным телом и, касаясь его головы и конечностей, возвращает его к жизни. В сжатые уста проникает живое дыхание – от него, быть может, вновь оживится дыхание угасшее…
Другой маг, маркиз де Сент-Ив, превозносил значение психургии, или искусства ухаживать – не за больными, а за умершими. «Выйдя из тела, – говорит он, – душа страдает и ощупью блуждает в пустоте; ибо, привыкнув пользоваться материальными чувствами, она разучилась употреблять в дело чувства психические». И он дает указания, каким образом следует успокаивать, охранять и утешать бедную испуганную душу и передать ее под охрану предков, раньше ее попавших в потусторонний мир. Но разве Церковь в погребальных обрядах и молитвах за усопших не занимается той же самой психургией?
Я посетил на rue Saint-Merri библиотеку и журнал, посвященные магнетизму. Меня принял г. Дюрвилль, окруженный своими бумагами и бюстами. Его магнетизм граничит с гипнотизмом. Не останавливаясь на синтезе трудов своих учителей, он пытается внести в это дело свою лепту. Он думает, что ему удалось найти в человеческом теле полярность, как в магнитах и электричестве, и уверяет, что может ставить диагноз, помещая свою руку около головы больного.
Меня более всего тронул рассказ о том, как ему удалось спасти своего ребенка, умиравшего от горячки. «Это действительно было чудом», – говорил он. Действительно, такая борьба имеет в себе нечто захватывающее! С одной стороны, вера в таинственные силы, с другой – неумолимая судьба и слепая материя. И мне вспомнились те странные страницы у Стриндберга, где автор-материалист рассказывает как он спас своего сына наивными молитвами, которые читал в детстве. Кто обладает ключами жизни? Дюрвилль думает, что они – в его распоряжении, в виде маленьких магнитов и графинов с магнетизированной водой. Если это и не ключи жизни, то, быть может, по крайней мере удачные символы надежды.
Зуав Жакоб, о котором я хочу рассказать, будет, пожалуй, не на своем месте в главе о магнетизерах. Он предает их анафеме, так же, как гипнотизеров и докторов. Впрочем, характеристическая черта всех маленьких школ и заключается в том, что они стремятся уничтожить друг друга.
На карточке Жакоба сказано, что он занимается «теургией», – значит, он представляет собою нечто вроде жреца-исцелителя. «Не я лечу – исцеляют духи», – заявил он мне на пороге своего дома; он был с тромбоном под мышкой, в капюшоне из белой фланели, который он надевает, когда занимается исцелением больных. Я так долго добирался до самого верха улицы Menilmontant, где он живет, что прибыл туда совершенно убежденным. Мы прошлись среди лишенных листьев деревьев его маленького парка, пока собирались больные.
Страдальцы всякого пола и возраста разместились в пустой зале, где стояло три ряда скамеек. Женщины принесли с собой белье и бутылки с водой, чтобы набрать туда хороших флюидов. Входит «теург». «Прекратим разговоры», – произносит он. Молчание наступает такое, что зевок или вздох показались бы вещами ужасными. Зуав становится посредине, сосредоточивается и начинает поворачиваться во все стороны, склонив голову вперед и немного в сторону, напоминая своим видом вбиваемый клин. Глаза его мутны и лишены выражения. Кажется, что перед вами полуманьяк-полуфакир и все-таки, во всяком случае, зуав. Проходит с четверть часа. Зуав подзывает каждого по очереди и тычет в больное место большим пальцем руки. Слышатся жалобы и вновь затихают. Выслушав несколько гигиенических советов, толпа начинает уходить; медленно идут получившие облегчение люди со своими бутылками, бельем, костылями, а зуав берет свой тромбон и наигрывает что-то триумфальное…
Но, быть может, лишь исключительные существа могут располагать такими способностями? Я думаю, что эти неизвестные силы могут появиться у каждого под влиянием веры и страсти. Гете рассказывал Эккерману, что в бытность его в Веймаре он влюбился в одну молодую девушку. Вечером, во время уединенной прогулки, не осмеливаясь постучаться к любимой особе, он так горячо призывал ее в своих мыслях, что вскоре она явилась, не в силах более оставаться в своей комнате, – как будто ее влекли невидимые цепи, невидимые ласковые руки.
Страсти намагничивают всех живущих, притягивают или отталкивают их таинственным образом. Ясновидение, чары любви, магнетизм… для того, кто хоть раз в жизни любил, это – не пустые слова!
Гипноз и истерия
Блестящая точка, отражение светового луча на ланцете создало гипнотизм. Иллюзия света, сверкающая западня! Быть может, в этом – весь гипнотизм. Брэд однажды заставил субъекта пристально смотреть на блестящую точку; тот заснул, и Брэд торжествовал. Вместо старого, потерявшего доверие магнетизма возникал магнетизм новый, научный, из которого был исключен всякий мистицизм, всякие флюиды и жизненные силы. Только вещество действовало на вещество. Положительные умы могли наконец верить в подобные вещи. И кто еще мог сомневаться, когда Шарко пригласил весь Париж в Сальпетриер на свои чудесные представления большого гипноза и истерии?
Локтор Бабинский в Сальпетриере сделал открытие, что посредством намагниченного железа нервные вибрации во время гипнотического сна могут перейти с одного субъекта на другого. Доктор Люис в больнице Charite решил использовать это открытие в терапевтическом отношении.
Обруч из намагниченного железа переносился с больного субъекта на здорового. Здоровый человек, погруженный в каталепсию, вместе с обручем получал и болезнь, а больной, перенося свои психические нечистоты на другой организм, очищавшийся в свою очередь путем внушения, чувствовал облегчение своих страданий. Доктор Люис утверждал, что таким путем ему удавалось излечивать даже багровые пятна на коже!
Я знаю, его коллеги уверяют, что он часто бывал введен в заблуждение своими истерическими больными. Особенно горячую полемику пришлось ему выдержать по поводу нового метода, согласно которому вместо того чтобы давать лекарства внутрь их просто подносят на небольшое расстояние к загипнотизированному субъекту. «Все мои опыты, – утверждает доктор Люис, – были проверены комиссией и внесены в протокол. Но когда дело дошло до выводов, г. Бруардель не хотел ничего слышать, опасаясь, что мои заключения будут неудобны для судебной медицины…» Как бы то ни было доктор Люис написал опровержение своего собственного опровержения.
Одна Эстер, знаменитый «субъект» его опытов, могла бы нам открыть истину. И еще знает ли она сама тайну своих женских нервов?
Ученые общества оказывают гораздо большее внимание работам Пьера Жане. Это одновременно наблюдатель и философ; таким образом, он может оказать значительные услуги. С чрезвычайной осторожностью и проницательностью он изучил умственное состояние страдающих истерией. И в «подсознательных» состояниях души он открыл секрет многих «жестоких загадок», которыми заняты наши лучшие романисты. Берильон говорит, что гипнотизм может влиять на здоровый мозг; Пьер Жане утверждает напротив, что подобное влияние есть важный признак истерии. Согласно последним исследованиям психической почвы, кроме видимого здания души, в ней есть еще погреба и подземные ходы, откуда в болезненную минуту могут вдруг появиться самые неожиданные жильцы. Таким образом, по-видимому, можно объяснить многие тайны магнетизма и спиритизма. То, что мы называем «духами», с этой точки зрения является лишь отбросами нашего организма, которые, освободившись при посредстве вызываний, гипноза и самовнушения, внезапно всплывают в область сознательной жизни. Под довольно узкой платформой, посредством которой мы можем изобразить наше обычное сознание, кипят громадные волны бессознательного; и под порывами ветра сильных эмоций они могут бросить потоки пены на хрупкое здание, висящее над ними… Личность наша множественна-, одна ее часть может не знать о том, что делает другая, – даже противоречить ей. Наши гипнотические опыты обнажают Психею и как будто показывают, что наше «я» представляет собою только пучок ощущений и идей, хорошо связанный у человека здорового и развязавшийся, распавшийся, изменчивый и как бы искрошившийся – у больного, у субъекта истеричного или медиумичного.
Если верить школе Сальпетриера, то явления дьявольской мистики также имеют своей причиной болезненное состояние. В местной анестезии эта школа видит «коготь дьявола» – тот стигмат, благодаря которому было сожжено столько колдуний. Конвульсивные выгибы всего тела, рука с судорожно торчащими тремя пальцами, горло, сжатое удушающим клубком, – все эти признаки старинной одержимости с этой точки зрения являются патологическими симптомами. Речи одержимых представляются, таким образом, результатом кошмара; инкубы и суккубы, эти демоны-мучители монастырей, также являются истерическими иллюзиями.
По этому поводу нам приводят бредни сумасшедших женщин, которые по утрам рассказывали, что Шарко или другой врач приходили сквозь стену, чтобы их целовать… Но Сальпетриер мне представляется, главным образом, опытным полем или чем-то вроде театра, где разыгрывались старинные конвульсивные драмы Средних веков.
Между тем нет ли разницы между живой действительностью и этими сценическими суррогатами? Шарко дал нам спектакль сатанизма. Он только доказал таким образом, что сатанизм был и остается страшным и действительным явлением, которое может быть воспроизведено искусственно и сыграно бессознательными комедиантами.
Впрочем, в последние годы своей жизни авторитетный учитель, казалось, несколько поколебался в своем отрицании. Я припоминаю одну его статью, озаглавленную: «Вера, которая исцеляет». В этой статье, в согласии со всеми религиями, Шарко видел причину чуда не в гипнозе, внушении или истерии, а в вере.
Вера – это та великая сила, которая всегда будет ускользать от научного исследования и действием которой, несмотря на самые авторитетные наблюдения, святая Тереза или святой Франциск столь же отличаются от истеричных больных, как гениальный человек отличается от идиота или сумасшедшего.
Призраки живых
До сих пор мы говорили об ученых материалистической, или, как говорят теперь, «механической» школы, которые, стоя на границе потустороннего мира, тем не менее отрицают его существование. Обратимся теперь к тем, кто, обладая не меньшими знаниями, испытывают симпатию к бедной, гонимой Психее и в ней надеются найти разгадку всех тайн.
Заметим прежде всего, что Париж – это тигель безжалостного анализа, где быстро разоблачается недобросовестность, где многие медиумы, занявшиеся прибыльной профессией фокусников-шарлатанов, потеряли свою репутацию. В Париже не удавались колоссальные явления, происходившие в других больших городах Европы – в особенности в Лондоне. В английских туманах три года жил призрак – Кети Кинг; его видели сотни людей и сам знаменитый Вильям Крукс… И этот призрак оказался очень подозрительным ввиду неоднократных обманов со стороны вызывавшего его медиума – обманов, которые были лично мною констатированы! Не нужно забывать и таинственного жителя Востока, Абдуллу, при посредстве медиума Эглингтона являвшегося профессору Аксакову – человеку чрезвычайно мягкого характера, но слишком доверчивому и не способному контролировать феномены по причине слишком утомленного зрения. В Москве, Петербурге, Вене, Варшаве, Мюнхене, Неаполе, Милане и различных городах Америки до сих пор еще вспоминают об этих странных личностях – медиумах, творящих в наши дни чудеса, связывающих, по их словам, воедино жизнь и смерть и делающих невидимое ощутимым. Им удалось найти ученых, ставших изучать их явления, и, если оставить в стороне их обманы, им удалось расширить познаваемую область души; они доказали, что не всегда тщетны обетования религий, что возможно освобождение из тюрьмы чувств и материи; они обратили внимание критики и анализа на того забытого ангела, который скрывается за нашими нервами. В лабораториях мелькнуло живое, трепещущее крыло Психеи – хотя только на одно мгновение…
Нужно ли упоминать Цолльнера, считавшего, что ему удалось констатировать прохождение твердых тел сквозь другие твердые тела, Лантона, получившего парафиновые слепки с нематериальных рук и ног, доктора Жибье, Роберта Лель Оуэна, А. Р. Уоллеса? В европейской печати особенно прошумели имена Чезаре Ломброзо, Карла дю Преля, Джованни Скиапарелли, Шарля Рише, которые в Милане, при помощи медиума Евзапии Паладино, видели перемещение предметов без прикосновения, испытывали прикосновения невидимых рук и познакомились даже с изумительным феноменом «левитации», когда медиума, находящегося в трансе, поместили на чашку римских весов (но ведь этому инструменту не следует доверяться, спросите любую марсельскую или неаполитанскую торговку), ничего не сбрасывая с чашки, и вес его уменьшился на восемь килограммов.
Из числа парижских ученых Шарль Рише первый порвал с устаревшими традициями скептицизма. Нужно самому прочесть его записки о миланских опытах, его предисловия к книге Охоровича и к Hallucinations telepathiques, чтобы понять, как добросовестно и основательно производил он свои исследования. Больших гарантий проницательности и научной щепетильности нельзя себе и представить.
Тщательность его контроля кажется даже несколько преувеличенной; он прямо-таки действует на нервы, когда начинает подробно излагать свои сомнения и предосторожности и спрашивает, не могла ли как-нибудь ускользнуть от него рука медиума, которую он сжимал в своих руках! Несмотря ни на что, он продолжает сомневаться, неохотно признает действительность явлений и вознаграждает себя тем, что объявляет эту действительность нелепой.
Тем не менее он принужден был признать, что чисто ментальное внушение, не сопровождаемое словами или жестами, представляет хотя и редкий, но несомненный факт. Это – громадный шаг вперед. Действительно, действие духа на дух без посредства чувств является, таким образом, доказанным. Системе материализма этим наносится решительный удар, а для спиритуалистической науки открываются новые горизонты.
Покойный Марилье с полным основанием писал по этому поводу: «Раз установлена достоверность тех фактов, которые мы будем изучать, то наука не может более отрицать возможности воздействия на нас, кроме мыслей живых людей, еще и иных мыслей…» Да, сильно поблекла теперь аксиома Ренана, согласно которой в человеческой истории не может быть и следа внечеловеческих влияний! Чтобы доказать наличность таких влияний, достаточно уже было исторических рассказов; теперь же позитивистские методы, обращаясь против своей собственной доктрины, пытаются установить наличность их и в событиях современной жизни.
Призраки мертвых, казалось, окончательно были скомпрометированы самим правоверным спиритизмом; пришлось обратиться к призракам живых.
Тут мы действительно имеем возможность контролировать явления. Кто из нас не знаком с предчувствиями, которые часто оправдываются? Кого хоть раз или два в жизни не касалось такое веяние чудесного? Кто в решительные минуты жизни не получал бессознательных вестей от близкого существа – вне времени и пространства, ограничивающих обычно нашу восприимчивость? Спросите любого скептика. В самой глубине его памяти, в скрытом уголке сердца он хранит неизгладимое чувство, печать невидимого мира, грезу, оставшуюся тень коснувшейся его души.
Англичане, народ практический, первые собрали некоторые из бесчисленных относящихся сюда фактов. В жизнеописаниях святых их было уже известно множество. Мария д’Агреда, находясь в испанском монастыре, душой могла переноситься в глубину Америки и там обращать неверных на путь истины… В «Revue des Deux-Mondes» Полан приводит пример св. Бенуа, о котором говорит Георгий Великий; во время молитвы этот святой видел, как, окруженная небесным огнем, пронеслась душа Германа, епископа Капуанского. В ту же ночь был послан гонец в Капую, чтобы осведомиться об епископе. Действительно оказалось, что епископ умер. В летописях христианства есть много и других примеров такой «билокации», т. е. пребывания одновременно в двух местах. С другой стороны, хорошо известно, что многие больные чувствуют на расстоянии приближение их врача. Говоря о Гете, мы упоминали уже о подобного рода воздействиях под влиянием любви.
Тем не менее до последнего времени все это оставалось слишком неопределенным, часто противоречивым и не входило в область науки. Поэтому лондонское общество психических исследований поручило Гарни, Майерсу и Подмору рассмотреть все свидетельства о подобных случаях и подвергнуть их самой строгой сортировке. Результатом их работы явилась громадная книга под заглавием «Phantasms of the Living» («Прижизненные призраки» или «Призраки живых»), которую покойный Мариллье резюмировал и перевел на французский язык под более скромным названием «les Hallucinations telepathiques» – «Телепатические галлюцинации».
С этого момента телепатия была признана официально. К ней приводят уже и факты, относящиеся к гипнозу и магнетизму, в которых намечается та нематериальная связь между двумя лицами, по которой передаются мысли и эмоции. В телепатии это связующее звено образуется самопроизвольно.
Здесь не нужно ни подготовки, ни размышлений – чудо происходит само собой.
Мы последовали примеру англичан. Для изучения этих явлений общество психофизиологии образовало особую комиссию; председателем ее является Сюлли-Прюдом, а в числе ее членов находятся профессор медицинского факультета Балле, доктор Бони из Нанси, полковник де Роша и профессор Шарль Рише.
Доктор Дарие часто знакомил публику с результатами этих исследований, помешая статьи в журнале «Annales des sciences Rsychiques». Вот отрывки из письма его ко мне, где он касается этих вопросов:
«Достаточно сказать, что факты телепатии столь многочисленны и иногда сопровождаются столь точными подробностями, что видеть в этом просто галлюцинацию или случайность является легкомыслием или даже нелепостью. Представим себе, например, что некоторое лицо, назовем его В, нисколько не думая и не беспокоясь о другом лице – А., вдруг перестанет завтракать по причине внезапного видения: ему представляется, что А. находится в воде и старается выбраться из нее, но начинает тонуть; после нескольких бесполезных усилий он скрывается под водой и более уже не показывается на поверхности. Представим себе, с другой стороны, что видение это вполне соответствует действительности и происходит как раз в тот момент, когда А. тонет за несколько лье от В.; в таком случае, принимая во внимание совпадение подробностей, нельзя не признать, что случайность может здесь играть самую слабую роль. Достаточно собрать несколько подобных фактов, чтобы вполне убедиться в реальности телепатии».
Относительно ясновидения утверждения доктора Дарие менее решительны, но и относящихся сюда фактов собрано меньшее количество. Быть может, ясновидящим просто можно назвать такого субъекта, у которого в нормальном состоянии часто проявляется телепатия как естественная его функция?
Неудобство научной обработки явлений телепатии и ясновидения заключается в том. что они слишком трудно поддаются экспериментальному исследованию. В этом отношении, впрочем, совсем особое место занимают психические работы де Роша. Он возобновил в моем присутствии опыты со своим субъектом, Лораном, – интеллигентным молодым человеком, окончившим университет; это были магические опыты относительно так называемого «выхода в астральном теле». Шарко различал три различных состояния субъекта; де Роша получил целых тринадцать и, кроме того, столько же обратных, что составляет в общем двадцать шесть различных состояний. Должен признаться, что, так же, как и по поводу опытов Шарко, я совсем не убежден в их объективности.
Сам Лоран признает, что в проявлении его медиумических способностей внушение играло большую роль. Хотя в этих опытах никаких видимых чудес и не происходит, они производят тем не менее сильное впечатление. Лоран находится в комнате с опушенными шторами и держит в руках два цилиндра, соединенные с электрической машиной; когда ее приводят в действие, он погружается в сон, от которого впоследствии пробуждается с продолжительным вздохом. Эти состояния, подобные сну, похожи на темные коридоры, выводящие иногда на светлые места, где субъект кажется пробужденным, говорит и отвечает на вопросы; но состояния эти становятся все более и более глубокими, чувствительность уходит из нервов; начиная с пятого состояния, она выделяется в виде синеватого прозрачного света с правой стороны тела; видит ее только один Лоран. Вслед за тем и левая половина тела выделяет свою красную психическую тень. Обе половины соединяются, образуя таким образом «двойника»; он поднимается мало-помалу, как шар, наполненный водородом, проникает сквозь потолок и готов исчезнуть. Экспериментатор не решается идти далее, ибо тело, лишенное своей жизненной силы, начинает подвергаться нападениям ларв и вздрагивает от скользких прикосновений этих отвратительных врагов. Медленно, темными коридорами летаргических состояний и по освещенным местам, соответствующим пробуждениям, Лоран возвращается к первоначальному своему состоянию; чувствительность к нему возвращается, и он вновь становится обыкновенным человеком, подобным каждому из нас.
Де Роша производит опыты и с другими «субъектами»; иногда они видят, как душа поднимается над материальным телом; в других случаях, соединяясь с этой поднимающейся душой, они смотрят на свое тело, как на покинутый дом. Слабое место всех этих опытов заключается в том, что они никак не могут освободиться от субъективного элемента и не дают наблюдателю никакого объективного доказательства; они подобны прекрасному сну, в котором все-таки слишком мало точных и верных данных, могущих удовлетворить ученого и философа.
Этот произвольный элемент значительно сокращается, когда дело касается той эманации чувствительности, которую де Роша, подобно старинным колдунам, собирает на воск или в стакан воды.
Тогда чувствительность субъекта перемешается: если, например, ущипнуть воск или воду, он жалуется на боль. Можно даже его усыпить, делая пассы над воском или водой, в которых заключена его экстериоризованная нервная сила. Возможно, что мысленное внушение играет тут важную роль, хотя, быть может, и не все здесь объяснимо внушением.
От экстериоризации чувствительности де Роша переходит к экстериоризации двигательной силы. Когда Евзапия Паладино гостила у него в Савойе, он мог изучать на ней истечение психических сил, как Крукс изучал это, пользуясь медиумом Ноте (Хоумом). В присутствии сильного медиума предметы могут двигаться без прикосновения. Де Роша считает, что ему удалось произвести тот experimentum crucis, решительный опыт, которого добивается Шарль Рише: среди белого дня, на расстоянии, одним только жестом, Евзапия передвинула платформу весов для писем на расстояние, соответствующее 15 граммам. (Не нужно только забывать, что Евзапия – очень ловкая особа.) Итак, подобно чувствительности, двигательная сила также может проявляться на расстоянии. Как и знаменитый волшебник Шрамм, о котором говорит Геррес, Евзапия, кажется, может на расстоянии нескольких метров отпирать замки, просто делая такое движение, как будто она поворачивает ключ…
Но прежде чем высказаться определенно по этому поводу, нужно подождать, пока эти явления, происходящие в полумраке сеансов, подвергнутся проверке и критике.
Впечатление, производимое этими попытками де Роша, носит несколько абстрактный характер; наоборот, доктор Барадюк считает свои опыты вполне твердо установленными и в некотором роде относящимися к области физики. При помощи усовершенствованного им магнитомера аббата Фортена он уже зарегистрировал движение жизненной силы. Теперь, пользуясь фотографическими пластинками, он улавливает невидимый свет, астральные излучения тела. Много раз смотрел я на эти стеклянные пластинки, на которые ток жизненной силы наложил свой отпечаток. Каждый раз я испытывал волнение: ведь если это верно, то не было лжи во всей мистике прошлого!
Локтор Барадюк в совершенной темноте усаживал своих субъектов в кресло, помешенное в электрическое поле. Затем он подносил к ним броможелатинные пластинки, прося их направить на эти пластинки мысль и волю. Иногда даже электричество становилось бесполезным. Достаточно было темноты и усилия мысли.
Фотографическая пластинка, обладающая более тонкой чувствительностью, чем глаз, фиксирует на себе целые потоки невидимого света. Это – «психиконы», образы души, фотографии чувств, мыслей и грез. Сила эта, обладая крайней подвижностью и как бы текучестью, принимает ту форму, которую придает ей творчество духа. И доктор Барадюк думает, что ему удалось получить наиболее вероятные схематические изображения радости, печали, меланхолии, молитвы – в разнообразных вспышках астрального излучения… На фотографиях как будто можно различить флюидические клетки; на заключенном в нас психическом небе эти жизненные ядра подобны звездам на настоящем небосводе За великой завесой космической силы мы как будто видим таинственные лики Изиды, бесчисленные образы иного мира.
Итак, мы не кончаемся там, где нас ограничивает кожа. Как звезды, мы имеем свой нимб.
«Не хлебом одним живет человек», сказано в Писании. Действительно, говорит Барадюк, – человек живет эманациями всемирного духа. Покрывало Изиды, мантия Танит, одежды Психеи, – все это перестает быть мифом для того, кто видел «психиконы». Гипотезы д-ра Барадюка мчатся на гиппогрифах химеры. Он думает, что на стекле отпечатываются чистые уста и большие глаза ангелов, что на нем отражаются странные животные Апокалипсиса среди множества душ, подобных в своем падении тому таинственному звездному дождю, о котором говорит Гермес Тот.
В этой чудесной химии дремлют мифы – быть может, поэты, творившие их, были пророками и ясновидцами?
Я резюмировал со всей возможной точностью и симпатией главные труды тех ученых, которые прославились своими психическими изысканиями. Нужно ли говорить, что в этой области пока сделаны только самые первые шаги? Если оставить в стороне гипнотизм, внушение и удивительное открытие подсознательной психики в нас – целого нового мира, имеющего в психологии по меньшей мере такое же значение, как в географии открытие Америки, – все остальное сомнительно и должно подвергнуться основательной проверке. Нужно заметить все-таки, что телепатия в настоящее время почти готова стать наукой и ей не хватает только экспериментального обоснования. Истинное достоинство психолога состоит в том, чтобы, чуждаясь предвзятых идей, признавать факты не иначе, как после основательного наблюдения.
Портреты магов
Журналист и романист Поль Фуше, племянник Виктора Г юго, был моим секундантом на дуэли моей со Станиславом де Гуайта. Ему пришлось быть свидетелем некоторых странных происшествий, связанных с теми маленькими трагедиями, участником которых я был. Он счел нужным изложить эти факты в одной из своих статей.
Привожу в точности соответственное место этой статьи, которая может впоследствии оказаться полезной для историков оккультизма в конце XIX века.
«Жюль Буа. знавший Буллана больше чем кто-либо другой был в состоянии дать очерк доктрин, исповедуемых служителями черной мессы… Кроме того, по поводу сатанизма он два раза дрался на дуэли: дуэли эти отличались чрезвычайно странным характером и сопровождались такими обстоятельствами, что на всякого человека, настроенного менее скептически, чем я, они должны были произвести сильное впечатление.
Сначала была дуэль на пистолетах с маркизом де Гуайта; он занимается оккультизмом, и Буллан обвинял его в том, что он посылал ему из Парижа в Лион такие яды, которые жгли его и заставляли задыхаться. Жюль Буа с юношеским жаром стал на сторону Буллана. Это и послужило причиной его дуэли с Гуайта. Я был одним из секундантов Буа. Когда мы отправлялись уже в Медон. где должна была произойти дуэль, он сказал мне:
– Вы увидите, что случится что-нибудь особенное. С обеих сторон наши друзья молятся за нас и предаются заклинаниям.
Действительно, странная вещь случилась на Версальской дороге. Одна из лошадей, запряженных в наше ландо, внезапно остановилась и начала так сильно дрожать, точно увидала самого демона. Мы уже думали, что нам будет невозможно прибыть на место дуэли. Лошадь дрожала таким, образом в течение двадцати минут.
Дуэль все-таки состоялась; и, благодаря Богу, или скорее благодаря дьяволу, противники обменялись двумя выстрелами без результата. По крайней мере, все так думали; но когда через несколько дней я зашел купить патронов к Гастин-Ренетту, знаменитому торговцу оружием, он сказал мне: „Что такое произошло во время дуэли? Пуля одного из противников осталась в дуле; мой служащий заметил это при выжигании пистолета“. Я уверен. что пистолет Жюля Буа не дал затяжного выстрела. Что касается до пистолета г. де Гуайта, то невозможно допустить, чтобы ни сам он, ни его секунданты, из которых один был офицер, а другой – Лоран Тольяд, не заметили, что выстрела не последовало… Так что оккультистам очень удобно уверять, что их заклинания, заставив дрожать лошадь одного из противников, помешали затем пуле Жюля Буа вылететь из дула пистолета.
Спустя некоторое время по тому же поводу Жюль Буа дрался на шпагах с оккультистом Папюсом. На этот раз лошадь, которая везла карету, упала. Он взял другую карету; вторая лошадь упала, подобно первой, экипаж опрокинулся, и Жюль Буа прибыл на место дуэли весь в крови, сильно ушибленный. И тут, по-видимому, не обошлось без вмешательства дьявола. К счастью, хотя шпаги и были магическими, раны, нанесенные ими, были не значительны и давно зажили».
Sud-Ouest-Toulouse.
Поль Фуше 12 мая 1894 г
Люциферизм
У этой религии есть свои горячие приверженцы; об этом можно судить по следующей молитве:
«О бог благости, о самый любящий отец, о Люцифер высокий и высочайший, великий и величайший, могучий и могущественнейший, мы повергаемся ниц пред твоим божественным величием. Из глубины души моей несется к тебе мое восклицание: я твоя, Господи, вся твоя. Долой Адоная! Мы отвергаем его, ненавидим его, и да отвергнут его крещенные водой! Свети, свети, Святой Святых, светоч просвешаюший, очаг жизни миров, разум благословенный, свети, о Люцифер, бог благий!»
(Официальный сборник люциферистских молитв недавно вышел в печати; в нем имеются формы адских заклинаний и множество демонических восхвалений, редких по своей глупости.)
Нужно заметить, что сатанистам нет надобности, как люциферистам, добывать себе каким бы то ни было путем освященные гостии, ибо в каждой из их маленьких групп обыкновенно участвует священник и может освящать гостии по мере надобности; наоборот, я не думаю, чтобы в многочисленных кадрах палладизма находилось много священников; притом, откуда и каким образом можно было бы набрать их достаточно для того, чтобы обслужить все многочисленные общины Зла в Европе и Америке?