1. Как Красный Зверь спас человека

ЕМНОЙ осенней ночью из глубокой пещеры, черневшей на каменистом холме, вышел Оа, как и каждый день, на охоту. Длинные, растрепанные волосы падали на его лицо, звериная шкура обхватывала бедра, а единственным оружием в сильной мускулистой руке была палка с заостренным камнем на конце.

Он пугливо прислушался к лесному шуму, вгляделся во тьму леса и стал осторожно спускаться с возвышенности.

Черный лес не спал. Его девственная, еще не тронутая человеческой рукой, опутанная длинными лианами чаща дышала влажными болотными испарениями; среди зеленых ветвей, между высоких стволов, в кустах и траве прятались животные — крылатые, быстроногие и пресмыкающиеся. Они боялись друг друга, друг на друга охотились, и над ними властвовал единый закон — борьба за существование.

Оа знал, что он один из самых беззащитных и слабых, потому что не имел он ни острых зубов, ни когтей, ни крепких рогов, ни быстрых крыльев или ног для спасения от более сильного врага. Поэтому он опасливо двигался вперед, прячась среди ветвей и листьев, все время готовый к обороне. Каждую минуту он вздрагивал, останавливался и прислушивался к малейшему шороху, и в его сознании было одно чувство — ужас. Но было еще что-то, что заставляло его все же двигаться дальше, несмотря на угрозу. Это был голод. В пещерах на горе остались старики, женщины и дети, которые уже несколько дней питались одними кореньями и овощами. Но и корни доставать нелегко: все женщины и дети там, на горе, ежедневно собирают их, и на всех не хватает. Приходится спускаться все ниже в лесную чащу, чтобы добыть немного овощей или корешков, а там на каждом шагу подстерегают опасности, с которыми не могут справиться беззащитные женщины и дети.

Ночь сгущалась. Небо затянуло черными тучами. Внизу, между толстых стволов, было тихо, но ветер все быстрее, пугливее перебегал между верхушек деревьев. Лес шумел суетливо и таинственно. Было темно и жутко.

Но сегодня он должен принести мясо, убить хоть какое-то небольшое животное…

И потому шел он все дальше и дальше.

Порой он внезапно останавливался, припадал к земле и лежал неподвижно, чтобы не быть замеченным каким-нибудь большим и сильным зверем. Затем снова шел, вглядывался в сумерки, но все не встречал желанной дичи.

И вдруг, пролезая среди высоких древовидных папоротников, он почувствовал, что за ним следят… Пугливо осмотрелся вокруг и увидел в кустах несколько пар горящих желтых глаз. Это была стая волков, черных и лохматых, рядом с которыми нынешние серые волки показались бы захудалыми щенками.

Оа задрожал. Теперь уже нельзя было спрятаться. Волки хорошо чуют запах человека. Теперь единственное спасение — бежать, перепрыгивая по веткам с одного дерева на другое.

Все это мигом промелькнуло у него в голове. Через минуту он был уже среди зеленых листьев и быстро пробирался по веткам к опушке. Внизу, среди кустов и травы, горящие желтые глаза неотступно следовали за ним.

Вот уже недалеко и опушка, а там, — пещера, где можно хорошо спрятаться от диких зверей… Еще несколько прыжков по ветвям, потом надо перебежать небольшую поляну, — но волки не отстают. Оа остановился на последнем дереве; под ним остановились и желтые огоньки; волки тихонько рычали и клацали зубами, — перебежать по земле — невозможно.

И в этот миг налетел порыв ветра, пригибая к земле кусты и срывая с деревьев лианы. Ветка вырвалась из рук Оа, и он полетел вниз. Но недаром он вырос в лесу. Хоть было и высоко, он не упал, а приземлился на ноги и изо всех сил побежал.

Волки в первую минуту от неожиданности отшатнулись. Затем с диким рычанием бросились за ним.

До ближайшего дерева было еще далеко, а волки уже совсем рядом, за спиной.

И во второй раз ударил порыв ветра, ревом взорвался гром и, прорезая темноту огненной стрелой, весь лес осветила молния.

Уже ничего не соображая, Оа пробежал еще несколько шагов и упал без сознания.

Высокое дерево, к которому он бежал, пылало. Молния ударила в его верхушку и зажгла ее. Волки с ужасом отскочили назад. Их добыча лежала на земле, но невозможно было подступиться так близко к горящему дереву. Огонь — это неизвестная, страшная сила, против которой никакое животное не решится идти.

Поджав под себя хвосты и все еще щелкая зубами, волки отступили в лес, где между кустов еще долго горели их желтые блестящие глаза. А Оа приоткрыл веки и увидел, что волки уже не гонятся за ним. Лесная поляна была освещена, как солнцем — дерево ярко горело.

В первую минуту животный ужас перед неведомой силой овладел им. Но в то же время он понял, что в этой неведомой силе было его спасение.

И он упал перед горящим деревом на колени и радостно воскликнул:

— О, великий Красный Зверь! Ты появился здесь, чтобы спасти меня от врагов!

О, великий Красный Зверь! Ты появился здесь, чтобы спасти меня от врагов!

Гроза утихла, а гром только слегка перекатывался вдали, когда Оа подходил к своей пещере.

Он уже не прятался и ничего не боялся — шел смело опушкой, и в его глазах уже не горел ужас. В руке держал он большую сухую ветку, по которой с веселым треском прыгал Красный Зверь, освещая ему путь.

Звери отступали с его пути и только издали следили за ним, сдерживая зловещее рычание.

Оа подошел к пещере и крикнул:

— Выходите все сюда! Выходите навстречу великому богу, Красному Зверю, что дает нам защиту и силу против всех животных!

Старики, женщины и дети выбежали из пещеры. Из других пещер тоже начали сбегаться удивленные люди. Все они были такие же волосатые и полуголые, как и Оа, и все со страхом смотрели на него.

А он все еще крепко держал в руке большую ветку, по которой перебегал Красный Зверь.

— Не бойтесь, люди, — сказал Оа, — великий зверь спас меня от смерти. Мы должны уважать его, дать ему жилье и еду, и тогда он будет всегда заботиться о нас.

И вместе со всем племенем он отнес горящую ветку в самую просторную пещеру, где ее положили на большом камне. Старики принесли сухого хвороста и положили на камень, а дети и женщины украсили все травой и цветами.

Весело вспыхнул огонь и запрыгал по сухим веткам, а все люди пали ниц, славя его и прося о вечной защите и спасении.

— Вы видите, видите: Красный Зверь милостив к нам! Ему понравились наш дом и еда, смотрите, как весело прыгает он по хворосту, — говорили люди между собой.

Долго еще стояли они вокруг своего нового бога, со страхом и надеждой смотрели на него, и им было тепло и приятно, и утренняя прохлада не заставляла их дрожать.

Когда же взошло солнце, все понемногу разошлись, оставив в большой пещере двух молоденьких ребят, чтобы те все время подкладывали свежую пищу великому Красному Зверю.

 

2. Исчезновение Красного Зверя

Прошло несколько лет. Дикий первобытный лес по старинке жил своей дикой жизнью. По-прежнему тянулась бесконечная ожесточенная борьба между слабыми и сильными животными. Сильные мало-помалу одерживали верх, выживали и размножались, а слабые гибли и вымирали. И снова и снова после палящих солнечных летних дней приходила зима, когда шли бесконечные дожди, затопляя низины и превращая реки в огромные озера, когда утра были такими серыми и холодными, и звери прятались от холода в своих берлогах.

Не изменилась и жизнь в лесу. Только там, на горе, где когда-то в пещерах пугливо прятались беззащитные твари, люди теперь жили совсем иначе. Они больше не боялись ни холода, ни диких зверей. Великий Красный Зверь охранял их от нападения врагов, обогревал их в холодные зимние утра и придавал им больше бодрости, осознания своей силы и смелости для борьбы за существование.

Большая пещера, где на камне жил Красный Зверь, теперь стала для людей святыней; каждое утро приносили туда сухой хворост и травы, и затем кто-нибудь все время наблюдал за огнем, не давая ему угаснуть.

И вот однажды утром, как всегда, все взрослые мужчины ушли на охоту, а дети с женщинами собирали овощи и коренья. Была осень, и надо было запастись пищей на зиму, когда нельзя будет под бесконечными дождями выходить на промысел.

В этот день в пещере остался мальчик Лонг. Это был смелый и сильный для своего возраста подросток.

Подложив в костер хвороста и травы, он сел у выхода из пещеры и начал мастерить новое копье с кремневым наконечником.

Легкое шуршание в кустах заставило его прислушаться.

Треснула ветка.

Лонг быстро вскочил, сжимая в руке свое новое копье.

Из кустов вышел Зен, сверстник Лонга, с которым они всегда ссорились и не раз дрались.

Лонг был сильнее и проворнее, поэтому Зен завидовал ему и всегда желал чем-то досадить. Но в то же время он немного боялся делать это открыто, зная, что Оа, вождь племени, обожал этого смелого мальчика и всегда пришел бы ему на помощь. Поэтому Зен скрыл свой замысел и обратился к Лонгу, как настоящий друг.

— Лонг! — крикнул он, выходя из кустов, — ты сегодня кормишь Красного Зверя? Жаль, я надеялся, что ты мне поможешь.

— В чем? — Лонг, успокоившись, снова сел на свое место и принялся за неоконченную работу.

— Я выследил в лесу оленя, которого кто-то вчера ранил… Его легко будет догнать и убить. Вот только я сам не сумею, да и боюсь идти на такое дело…

У Лонга загорелись глаза.

— Чего же тут бояться? Ты говоришь, он ранен, и это же олень, а не какой-то страшный зверь… Эх, если бы не эта обязанность, я бы охотно пошел с тобой!

— Так слушай, Лонг, пойдем. Ну, что может произойти от того, что ты какой-то час не посидишь у Красного Зверя? Неужели ты так боишься его гнева?

Зен рассуждал так: Лонг не выдержит искушения пойти на охоту, забудет о порученном деле и, когда вернутся взрослые, ему за это хорошенько влетит.

И в самом деле — Лонг неуверенно посмотрел на огонь, который неторопливо лизал сухие палки, потом тронул пальцем новый наконечник копья и, наконец, решился:

— Ну хорошо, пойдем!

Зен заранее злорадствовал, но утаил свои мысли и повел Лонга куда-то в лес, чтобы потянуть время.

Вечером, когда все взрослые мужчины племени вернулись из леса и один из них зашел в большую пещеру, он увидел на камне только холодный пепел и черные, полусгоревшие свежие ветки.

В пещере никого не было. Красный Зверь исчез.

Тотчас тревожная весть пронеслась по всем пещерам. У священного камня собралось все племя.

— Кто сегодня охранял пещеру?

— Лонг! Лонг! — загудели все.

Оа строго сдвинул брови.

— Позовите сюда Лонга! — велел он.

Побежали искать Лонга, но его нигде не было. Тем временем все, кто был в пещере, поспешили навалить на камень целую гору хвороста и сухой травы и, стоя вокруг на коленях, начали умолять великого бога смилостивиться и вернуться в свой дом.

Женщины распустили волосы и били себя в грудь, все кричали и голосили, и дикий шум разносился далеко от пещеры.

Долго длился этот молитвенный шум, но в конце концов люди вынуждены были признать, что все бесполезно. Красный Зверь прогневался и не хотел возвращаться к ним.

Тогда страшное отчаяние охватило всех. Без Красного Зверя их снова ждала злая, голодная и холодная жизнь. Опять постоянный страх перед хищными животными, снова холод в серые зимние утра…

Что делать? Что делать?..

В этот момент из леса вышел Лонг. Он долго бродил с Зеном, который все обещал показать ему след оленя. Наконец, Лонгу это надоело, он догадался, что Зен ему соврал. Тогда он хорошенько избил его и поспешил домой. Он никак не мог предвидеть, что ждет его в пещере.

Завидев Лонга, все бросились к нему.

— Вот он! Вот кто разгневал большого Зверя! Вот кто во всем виноват!

— Смерть ему! Смерть!

Лонг растерянно огляделся и все понял. Вокруг были только суровые, безжалостные лица. Даже вождь Оа так же, как и все, нахмурил брови.

Лонг понял: это конец.

Минуту еще стоял в пещере шум. Затем Оа дал знак, и все бросились на мальчика. Он упал с разбитой каменным топором головой.

Так впервые была пролита человеческая кровь ради первого бога.

Он упал с разбитой каменным топором головой.

 

3. Новый враг

Над землей, над людьми, над всем живым единственный могучий властелин — время. Бегут минуты, часы сплетаются в дни, сутки, года, проходят века, тысячелетия…

Молодое стареет, зеленое желтеет. Гибнут леса, высыхают озера и реки. Каменные горы превращаются в песок. Море веками размывает скалистые берега, отламывает большие глыбы, разбивает и разносит их мелкими камнями, а после — отступают волны все дальше и дальше, все шире становится ровная песчаная прибрежная полоса.

Изменяет земля свой извечный лик.

Другие растения вырастают на новой почве, другие животные, другие люди заселяют землю.

Там, где раньше было тепло, где роскошная тропическая растительность покрывала горы и низины — становится холодно и голо. Сильнейшие растения и звери приспосабливаются к новым условиям и живут, слабейшие — растения погибают, а животные отходят все дальше на юг.

То же испытало и племя Красного Зверя, населявшее пещеры на скалистом холме. Шли десятилетия, а жизнь становилась все труднее и труднее.

Уже только старики помнили те времена, когда лес был полон различной дичи, когда возле пещер можно было собрать достаточно овощей и корней для пропитания, те времена, когда даже в зимнюю пору, в пору дождей, в пещерах было тепло и лишь немного донимала утренняя прохлада.

И еще рассказывали старики удивительную историю, которую они в свою очередь слышали от своих дедов, — историю о том, как великий бог Красный Зверь спас одного из их предков, и как потом бог несколько лет жил рядом с людьми, охраняя их от холода и диких зверей…

Рассказывали они и о том, как разгневался великий бог на людей и бросил их навеки, и как с тех пор жизнь становилась все хуже и хуже.

С тех времен осталось только название «племя Красного Зверя», да в большой пещере все еще лежал огромный камень, к которому в течение веков люди сносили свою ежедневную дань — сухие ветки и траву — и молились неведомому богу.

Раз в год в пещеру сходились все соседние племена, и тогда снова лилась человеческая кровь — великому богу приносили кровавые жертвы.

Но все было напрасно. Не возвращались назад счастливые старые времена. Все холоднее становилось на земле. Зимой все покрывал холодный белый снег, а лето делалось все короче. В лесу осталось мало зверей, а те, что еще жили там, не боялись людей — они сами охотились на них. Перед наступлением зимы стаи птиц улетали на юг, чтобы больше не возвращаться. Весной, когда таял снег, уже не вырастали на промерзшей почве роскошные тропические растения. Приближался холод, а за ним — голод и гибель.

И вот однажды, когда вновь наступила осень и первые утренние заморозки посеребрили траву, старейшины племени собрались на совет.

— Этим летом уже не было коз и оленей, — сказал старик Ун, — многие овощи не успели созреть, а уже близятся холода. Наши запасы скудны — мы не продержимся до теплых дней. Мы не переживем этой зимы.

— Наши женщины и дети исхудали и изнемогают. Наши юноши уже не имеют сил, чтобы охотиться на крупного зверя… Никогда не умирало столько детей и стариков, как этим летом…

— Только первые холодные дни, а во многих пещерах уже есть больные… Нам не пережить этой зимы.

Так говорили между собой старейшины племени и, когда они наконец разошлись, решение было одно:

— Надо немедленно собираться всем племенем и идти туда, куда уже ушли звери и птицы: на юг, к солнцу, к теплу.

В последний раз в большой пещере была принесена жертва Красному Зверю. Еще не утрачена была надежда — неужели великий бог не спасет свое племя от беды?

Большой камень, на котором жил и умер когда-то Красный Зверь, решено было взять с собой, чтобы снова не разгневать бога и не вызвать худшие бедствия.

И вот начался долгий и трудный переход — день за днем, через леса, горы, низины и реки.

Каждый, кто мог идти, нес на плечах тяжелую ношу: запасы пищи, разные орудия и оружие. Матери тащили младенцев, стариков вели внуки.

Шли, пока не падали от бессилия, и даже тогда племя шло дальше, бросая слабых на произвол судьбы. Останавливаться было нельзя, иначе могли погибнуть все.

Люди шли, а за ними шел грозный враг — холод, все явственнее давая о себе знать во время коротких остановок на ночлег. Однажды утром, проснувшись и собираясь идти дальше, все увидели, что земля вокруг покрыта белым покрывалом.

— Мы не успеем дойти до тепла, — так сказал старик Ун.

Наутро двое детей умерли от предрассветного холода, а во время дневного перехода на дороге остались пятеро взрослых мужчин и женщин. Силы покидали людей, и надежды сменялись отчаянием.

 

4. Как человек победил Красного Зверя

Солнце вставало и вновь заходило в морозном тумане, а племя Красного Зверя шло все вперед и вперед. Людей уже осталось мало, и каждый день приносил с собой смерть.

Несколько раз их обгоняли большие стаи птиц, которые тоже спешили на юг.

Вслед за людьми шли волки и шакалы, которые все смелели и уже отваживались нападать не только на оставленных позади больных и умерших, но и на живых, когда племя останавливалось на ночлег. Приходилось всю ночь караулить, а всем взрослым мужчинам — не расставаться с оружием.

Старый Ун сказал своему сыну Оа:

— Еще несколько раз взойдет солнце, и племя уйдет без меня… Я единственный из стариков, оставшийся в живых… и уже чувствую, что сил нет, что скоро конец. Потому завещаю тебе и дальше прислуживать Красному Зверю, как делали я и мои родители и весь род наш, ведущий начало от большого Оа. Ты носишь его имя, и тебе самому придется теперь донести священный камень в лучшие края.

— Этот камень слишком тяжел для нас, отец, — ответил молодой Оа, — наши юноши изнемогли и уже не могут нести его дальше.

— И все же нельзя оставлять его, потому что тогда все мы погибнем от гнева Красного Зверя!..

— Мы и так погибаем, — мрачно заметил Оа.

Старый Ун нахмурил брови.

— Оа, не говори так. Ты разгневаешь этим великого бога. Пойди и скажи всем, что сегодня ночью надо собраться и принести еще одну жертву. Великий бог не допустит нашей гибели.

Оа ушел от него мрачный. Он не мог спорить с отцом, ибо стариков в племени уважали и вся власть была в их руках. Он подошел к дереву, под которым примостились его молодая жена Кайя и маленький детеныш. Они завернулись в звериные шкуры и старались согреться. Вокруг лежал снег, и под голыми деревьями темнели горстки людей, так же дрожавших от холода.

Кайя сказала:

— Мой ребенок не переживет этой ночи…

Оа ничего не ответил. Он молча отошел к другим, чтобы сообщить племени волю своего отца.

Ночью все племя собралось вокруг камня. Исхудавшие, бледные лица, изможденные руки и последняя капля надежды в глазах отчетливо говорили о том, что смерть близка. Слова молитвы казались стоном отчаяния…

Бросили жребий, и кремневый топор пал на голову жертвы. Молодой парень, который вытащил жребий, подошел к жертвеннику со спокойным, равнодушным взглядом: не все ли равно, как умирать…

Наутро Оа взял за руку Кайю, перекинул на плечи и ее и свою ношу и повел жену дальше, вслед за остатками некогда великого племени. Старый Ун остался на месте последней стоянки вместе с маленьким сыном Кайи: они уже никогда не проснутся.

Кайя совсем изнемогла, но все же шла. А вслед за ними несколько бледных истощенных юношей волокли священный камень великого бога Красного Зверя.

Падал снег, и холодный ветер резал лицо. Нельзя было разобрать, ветер ли, или шакалы воют где-то позади…

В полдень остановились. Не было больше сил продвигаться вперед. Ноги тонули в глубоком снегу. Надо было передохнуть.

Соплеменники попросили Оа еще раз помолиться Красному Зверю и принести ему ежедневную дань.

Оа уложил вконец утомленную Кайю под деревом на звериные шкуры и ушел. Он бросил на камень охапку хвороста и сухой травы и долго повторял перед ним молитвенные слова. Все ждали с тайной надеждой. Но тщетно…

Когда Оа вернулся к дереву, Кайя уже была мертва.

И тогда страшный гнев охватил его. В диком безумии бросился он к священному камню и отчаянно крикнул:

— Все погибло!.. Так пропади и ты, безжалостный бог!

И, схватив большой камень, он с размаху ударил по алтарю Красного Зверя.

И в тот же момент под камнем вспыхнула искра и зажгла сухую траву.

…Под камнем вспыхнула искра…

Огонь вырвался на свободу и весело запрыгал по хворосту.

Оа стоял, окаменев. И вдруг его злобный, хриплый хохот разнесся по лесу.

К священному камню спешили мужчины и женщины — все, кто еще остался от великого племени… Внезапно они увидели красное пламя, а над ним Оа, который стоял с высоко поднятыми над головой руками, звал их и хрипло, злобно смеялся.

— Глядите! Вот ваш бог, которого вы думали умилостивить всевозможными жертвами! И никто не догадался треснуть его получше камнем, чтобы был он послушным… Смотрите!

И он изо всех сил швырнул камень на обломок алтаря, лежавший перед ним: полетели искры.

— Подложите сюда сухой травы, и каждый из вас будет иметь в своей пещере собственного Красного Зверя, если захочет… Он будет прислуживать вам, согревать и защищать от врагов за ту еду, что вы ему даете, будет бояться вас, будет знать, что не он, а человек над ним хозяин!

Все молча слушали его смелые слова, и теперь уже не туманная надежда, а бодрая уверенность оживала в их сердцах. Теперь они знали, что им уже не надо бояться смерти: великая неведомая сила — огонь — отныне в их власти. С ними они сумеют дойти до теплых краев и продолжать жить и бороться.

Большой Красный Зверь перестал быть богом.

* * *

Прошли еще века и тысячелетия. Разрослось и распространилось человеческое племя. Оно подмяло под себя животное и растительное царство, захватило всю землю, море и воздух.

В великой, бесконечной борьбе за существование люди победили других живых существ.

Они заставили бывшего бога, Красного Зверя, согревать и охранять их, готовить еду, работать на фабриках и заводах, перегонять на дальние расстояния длинные грузовые поезда и нести по морям пароходы.

И только большие дремучие северные леса, где еще бродят на свободе дикие звери, не боясь людей, где все еще редко слышен стук топора, хранят древнюю повесть о Красном Звере и о смелом Оа, который сумел его победить.

Сонно качаются столетние сосны над лесными озерами, таинственно шелестят темно-зелеными звездчатыми иголками — рассказывают…

 

«Двери в день» (1929) Г. Шкурупия экспериментальный роман, в котором история героя, пытающегося сбросить оковы «обывательщины», переплетается с фантазиями, а также репортажными, документальными и сценарными вставками. Значительное место в романе занимает и палеофантастика: при взгляде на картину с изображением битвы динозавров, герой рисует в воображении или «вспоминает» сцены жизни первобытного племени и охотника-изобретателя каменного века Гая, своего далекого предка.

 

Вещь

Непосредственно к рассказу ни картина, ни комиссионный магазин отношения не имеют.

Что такое комиссионный магазин, знает каждый. Если у кого-нибудь имеется ненужная ему вещь, он несет ее в комиссионный магазин для того, чтобы другой купил ее как драгоценность. В комиссионном магазине вы можете найти самые разнообразные вещи, начиная с клизмы и кончая бриллиантовым кольцом.

На большой витрине одного такого магазина, который находится на людной торговой улице, висит между охотничьим ружьем и медным тазом для варенья картина неизвестного мастера. Картина стара. Краски на ней поблекли, потрескались, но этим она лишь выигрывает в художественности. Люди толпами собираются перед витриной, некоторые называют имена известных мастеров, но имена эти пропадают в уличном грохоте, а картина висит, как посланник в будущее давно уже умершего и забытого автора.

Картина навевает образы.

Темный вечерний горизонт пылает заревом. Красный цвет напряжен и мрачен. Чувствуется, что нестерпимый зной бьет откуда-то из земли и опаляет небо. Солнце провалилось в бездну вселенной и клокочет там горячим огнем, заливая небосклон растопленной лавой. Красные, раскаленные стрелы летят в простор, освещая небо. Отблеск зарева падает на могучую чащу допотопного леса. Величественные деревья, мощные и черные, похожие на стальные утесы, отражают зарево. Впереди черная прогалина, пустая и темная, как угольный подвал.

Вот, неожиданно, доносятся хруст и тяжелая поступь, и безобразная морда допотопного чудовища показывается из-за деревьев. Тяжело ступая, выходит на прогалину громадное чудовище. Оно тяжело сопит, и луна допотопного леса подхватывает его дыхание, и вот уже кажется, что дышат эти кремневые черные деревья, эти мрачные стальные утесы.

Вдруг страшное рычание потрясает лес. От этого рычания все дрожит, трясутся деревья, содрогается земля, ее разворачивает землетрясение звуков, вырывающееся из пасти чудовища. Первая гадина наткнулась на другую, такую же громадную гадину. От криков разъяренных чудовищ трясется земля; они расходятся, и от их храпения и топота стонет лес. Лязг зубов, сердитый рев, тяжелые удары рвутся из черной подвижной массы, которая вдруг обливается черной кровью. Кровь испаряется и светится красным блеском, сливающимся с заревом, и вот уже кажется, что горизонт, недра земли, лес и чудовища пылают горячею кровью. Вдруг все замирает… И остается лишь картина.

Краски поблекли, потрескались, покрылись пылью, потемнели, громадное победившее чудовище стоит над убитым врагом, и из горла его вырывается торжествующий рев. На залитой кровью земле лежит побежденная мертвая гадина. Раскаленное солнце клокочет в недрах вселенной и заливает кровавым заревом темное небо.

Творец картины неизвестен. Картина висит на витрине большого комиссионного магазина между охотничьим ружьем и медным тазом для варенья.

 

Путешествие

— Гой!.. Гой!..

Сильный крик, который не был похож на звериный и имел некоторые формы, не лишенные содержания, вспугнул болтливых попугаев и причудливых птиц, качавшихся на больших столетних ветвях деревьев. Какая-то обезьяна, злобно лязгая зубами и цепляясь за сучья, перескочила с одного дерева на другое. Ее спокойствие было внезапно нарушено, и она возмущенно выражала свое недовольство. Потом она пронзительно, дико закричала и откуда-то из чащи ей ответила другая обезьяна. Далекий, жалобный лай шакала дополнил эту лесную симфонию, которую вскоре заглушили крики и галдеж орды людей, передвигающейся по лесу.

Величественные деревья, лианы и густые кусты преграждали им путь. Солнечные лучи еле прорывались сквозь большие тяжелые листья, которые сплетались между собой и образовывали зеленый навес.

Удивительными узорами качались на больших листьях папоротника яркие пятна света. Влажные ароматы наполняли воздух и делали его густым и душным.

Громадная орда людей шла лесом. Вспугнутые благородные олени быстро убегали, ломая стройными ногами папоротники. Большими, развесистыми рогами срывали на бегу свисающие сучья и листья. Какой-то самец беспокойно ревел, он торопил самку, бежавшую рядом. Нужно было убегать. Даже маленькие зверьки, испугавшись шума, прятались в свои норки и кусты. Они чуяли, что идет самый сильный зверь, которого нужно бояться. Даже такие звери, как тигр или медведь, и те прятались в чащу, не решаясь напасть на двуногих.

Орда была многочисленна и, обладая опытом, передвигалась в определенном порядке, которого придерживались лишь некоторые звери. Благодаря этому порядку орда в любой момент могла хорошо защищаться от нападения, и ни один зверь не осмеливался напасть на нее.

Лишь из глубины кустов и папоротников поблескивали фосфорические хищные глаза леопарда, дикой кошки или короткомордой гиены. Быстрые, но трусливые шакалы крутились вокруг, жалобно лая и дразня других зверей.

Люди не обращали на это странное окружение никакого внимания, так как оно было обычным явлением и не беспокоило их. Гораздо больше хлопот доставляли им буйные растения, преграждавшие путь, с которыми приходилось воевать при помощи каменного топора.

Удары кирки и треск кустов наполняли лес и передвигались все время вперед, оставляя после себя узкую просеку, по которой бегали шакалы, обнюхивавшие в поисках вкусных отбросов воздух и землю.

В орде было больше пятидесяти человек. Это были лесные охотники, охотившиеся на оленя, тура, медведя, ненавидевшие тигра и гиену и с уважением относившиеся ко льву. Но еще большим уважением пользовался у них мамонт.

Впереди орды шло несколько человек, которые отгоняли хищных зверей и пробивали дорогу сквозь чащу; вслед за ними шли женщины и дети, несшие в кожаных мешках разные хозяйственные вещи и пищу.

Сзади и по сторонам шли вооруженные луками и копьями юноши, которые охраняли детей и женщин от неожиданных нападений.

Все были одеты в звериные шкуры, опущенные до пояса, так как теплая спокойная погода позволяла оставлять грудь и спину открытыми. Лучи солнца отражались на загорелых, крепких, волосатых телах людей и играли на отполированном камне ножей и топоров. Мужчины и женщины орды были крепкими и сильными, у них были немного длинные руки и большие головы с низкими крепкими шеями, длинные волосы спадали им на плечи. Глаза у них были серыми и глубокими, подбородки твердыми и энергичными. Когда кто-нибудь из них смеялся или кричал, он обнажал зубы, которым позавидовал бы любой шакал. Такими зубами можно было быстро разрывать мясо и перегрызать твердые кости.

Взрослые охотники, шедшие впереди, были раскрашены. Лица, а у некоторых грудь и плечи, были покрыты мастерски сделанными линиями и узорами. Это было признаком самостоятельности и совершеннолетия, только охотник, много раз бившийся с медведем или львом, имел право нарисовать на себе соответствующую черту или линию. Это увеличивало его воинственный вид и вдохновляло на новые подвиги и бои.

Охотники, которые шли впереди, и юноши, шедшие по сторонам и сзади, кроме того, что пробивали дорогу, охотились еще на попадавшихся по дороге зверей, чтобы на первой стоянке было чем накормить женщин, детей и самих себя. Женщины и дети подбирали попадавшиеся по дороге питательные растения, корни и вкусные ягоды. Когда орда натыкалась на дикую черешню или на вишню, дети подымали веселый шум и смех. Взрослым приходилось иногда прибегать к решительным мерам, чтобы заставить орду двигаться дальше. Но они, впрочем, и сами были падки на такое развлечение. Все, что было собрано по дороге охотниками, складывалось в кожаные мешки и ждало огня на ближайшей стоянке. Несколько женщин несли за плечами в мешках детей. Им позволялось меньше нагибаться за корнями и не носить тяжелых мешков, но мало кто из них пользовался этой привилегией, потому что женщины больше других были падки на лакомства, и отказаться от сладких корней им было не под силу. Двое стариков, которые поддерживали среди женщин и детей порядок, несли дымящийся фитиль. Он все время тлел, и, когда доходил до конца, старики зажигали другой, сохраняя таким образом для орды огонь, без которого пришлось бы перетерпеть много бед.

Обычно на постоянных стоянках это делали женщины, но при переходах это дело поручалось самым мудрым и старым членам общества. С огнем нужно было обращаться очень спокойно, и одни лишь старики, у которых кровь в жилах бежит не так быстро, обладали наивысшим умением сохранять огонь и экономить фитиль. С ордой уже были такие случаи, когда погасал огонь, и ей пришлось тогда перетерпеть много бед.

Когда погасал огонь, звери подходили ближе и становились наглыми, пища была невкусной, и дети в холодные ночи мерзли и плакали. Становилось темно и страшно. Большинству охотников приходилось тогда меньше спать и охранять по ночам орду от внезапных нападений.

Огонь! Постоянный двигатель культуры. Приятель человека. Радость детей и женщин. Огонь! Его живительная теплота, его свет веками согревают сердца людей. Огонь — это благосостояние высшего существа и страх для всех зверей и хищников. Он не должен был погаснуть, его особенно старательно нужно было охранять.

Орда подвигалась на юг. Она искала новой стоянки, где было бы больше зверей, чтобы можно было охотиться с меньшей затратой сил, и где бы можно было найти богатую добычу. За последнее время звери уходили на юг, потому что на севере становилось холодно и часто шли дожди.

Охота давала все меньше и меньше добычи. Люди начали голодать и истощаться. Приходилось с каждым разом отходить от стоянки все дальше и дальше, но результаты охоты не удовлетворяли потребностей. Наступило время искать новые места. И однажды, когда вся орда была в сборе, решено было совершить поход на юг, туда, где солнце находится ближе к земле и где в его свете греются дикие коровы и быки.

Самый старый член общества, старик Одноокий, большой знаток лесов и жизни, который теперь во время переселения охранял огонь, сказал:

— Братья, сестры и дети матерей, слушайте, что скажет старый охотник. Я много раз видел, как солнце заходило и подымалось из пропасти, где конец мира и где оно живет. Много сестер и братьев вернулись за это время обратно в землю и накормили новые растения, дали жизнь новым людям. Я говорю вам, что пришло время бросить насиженное место. Земля истощилась и хочет отдохнуть, она хочет перейти в полумертвое состояние, в котором вы находитесь каждую ночь. Вы видите, что даже звери знают про это и ушли навстречу солнцу. Мы должны сделать то же самое. Тяжелый перед нами путь, долго придется нам идти, но нас ожидает там много вкусных растений и еды. Это будет не первое переселение. Это было давно, я был тогда еще мальчиком, когда мы пришли сюда с другой стоянки, и наши предки, которые живут в нас самих, тоже переселялись, и дети предков, и дети детей. Смелая кровь течет в наших жилах. Разве вы отступали, когда встречались с медведем, разве вы убегали, когда на вас нападал леопард? Даже большой мамонт боялся вас и уходил прочь, увидев вашу смелость. Вперед, братья и сестры! Это я говорю вам, старый охотник, который одним глазом смотрит на солнце.

Взрослые охотники в знак согласия тихо качали головами, женщины не давали детям кричать.

— Ге! Ге!.. — отвечали юноши.

И много уже дней и ночей продвигается вперед лесами орда. И палка старика, на которой он отмечает время, целиком покрылась тоненькими и толстыми полосками, обозначающими солнце и темень.

Орда устала и притихла.

— Гой!.. Гой!.. — закричал передовой охотник.

Он увидел какого-то зверя, и несколько охотников кинулись на его крик. Пробравшись сквозь кусты, они увидели необычайную картину.

Большой благородный олень запутался рогами в ветвях деревьев, низко висевших над землей. Олень напрягал все свои силы, чтобы вырваться, но запутывался все сильнее и сильнее. Напуганная и взволнованная нежная самка ходила вокруг него, беспокойно обнюхивая воздух. Казалось, что олень борется с громадным деревом. Несколько шакалов, чувствуя добычу, уже шныряли в кустах.

Охотники, прибежавшие на призыв, подняли свои луки, но сразу же остановились как окаменелые. Они были поражены. Самка не убегала от них, она стояла и трепетала, глядя на них глазами, полными слез.

Луки опустились.

Охотники, выросшие в жестоком окружении природы, где с каждым из них происходило бесчисленное количество опасных приключений, не могли убить благородного зверя, с которым произошло несчастье. Если бы это был их лютый враг, тигр, лев или вообще какой-нибудь хищный зверь, они не остановились бы даже на минуту. Но это был, так сказать, приятель, который помогал людям в их повседневной жизни. Это было доброе, несчастное животное, которое храбро защищалось, когда на него нападали. Нельзя убивать того, кто спит, того, с кем произошло несчастье. Это было законом. Только короткомордая гиена, евшая падаль, или трусливые шакалы были способны на такое преступление. Лишь хитрый тигр или дикая кошка могли напасть на спящего. Даже лев, и тот никогда не позволял себе такого преступления, а люди, которые выше всех зверей, люди, чувства которых благороднее чувств льва, не способны были убивать слабого или несчастного. Они стояли, пораженные этим зрелищем и удивлялись тому, что самка не убегала от них.

— Эге! — сказал удивленно один из охотников. — Она не боится нас, она гораздо больше боится шакалов, от которых она всегда может убежать. Это странно.

— Она, верно, никогда не видела людей, — сказал другой охотник. — Оленя надо освободить, а не то шакалы загрызут его.

Двое охотников влезли на дерево и начали обрубать ветки, чтобы освободить оленя.

Олень притих, он не сопротивлялся. Он не боялся этих двуногих. Он никогда еще не видел таких зверей, но чувствовал, что эти звери добры, наверное, как зайцы. Он знал, что прежде всего звери нападают на самку или на детей, потому что те не могут защищаться. Эти же вовсе не тронули самку, значит, и ему самому нечего их бояться. Он терпеливо ждал, покуда охотники рубили ветви. Наконец, почувствовав облегчение, он рванулся и освободился от крепких объятий дерева. Несколько маленьких веток и листья остались у него на рогах. Охотники снова быстро подняли луки и стали наготове, но олень не нападал на них. Он немного постоял, глядя на этих странных зверей, которые освободили его, затем обнюхал самку, весело подбежавшую к нему, громко проревел и побежал прочь.

Охотники, как зачарованные, смотрели на то место, где только что стоял перед ними олень. Дико и сердито пролаял где-то в кустах недовольный шакал, и они очнулись. На лицах у них сияла веселая улыбка. Они были очень довольны этим происшествием. Вернувшись к орде, они увидели, что юноши, готовые к бою, с луками в руках стояли вокруг женщин и детей.

Потом поднялся веселый шум: вся орда живо обсуждала это событие, пересказывая его в разнообразных вариантах. Было много интересного материала для того, чтобы потом, сидя у костра, можно было делиться впечатлениями и рассказывать различные истории. Люди инстинктивно чувствовали, что походу уже скоро конец, и где-то близко будет их новое становище.

С каждым шагом они все чаще наталкивались на разных зверей, за которыми можно охотиться. Много птиц летало между деревьями, где-то далеко мычали коровы. Плодородная земля была покрыта буйной растительностью, можно было собирать много корней, луковиц и ягод. Дети начали часто жаловаться на боль в животе. Все это было признаком того, что их окружала богатая местность, где они могли надолго остановиться. Несмотря на долгое и далекое переселение, все члены орды, и взрослые и дети, за последние дни набрались сил и стали здоровее. Они много ели, и вся природа и воздух были такими хорошими, что люди невольно приходили в хорошее настроение.

Теперь встал вопрос о выборе удобного места для стоянки.

Это было очень важным вопросом. Устраивать стоянку среди леса невозможно. Жизни людей будут всегда угрожать хищные звери и деревья, падающие во время бури, кроме того, жить на таком месте, откуда не видно горизонта, очень опасно. Для того, чтобы не тратить много усилий, нужно найти какую-нибудь удобную стоянку, где были бы пещеры или хотя бы небольшие выступы земли, в которых можно было бы устроить уютные землянки. Хорошо было бы, если бы там протекала хоть маленькая речка, в которой водится рыба.

Вот какой важный вопрос стоял теперь перед ордой.

Старшие охотники, немного посоветовавшись, решили, что одному из них нужно влезть на высокое дерево, чтобы ознакомиться с местностью. Тогда один из юношей, ежеминутно рискуя жизнью, часто срываясь с одной ветки на другую, начал взбираться на самое высокое дерево. Встревоженные обезьяны дразнили его, заграждали ему дорогу, некоторые бросали в него сухие веточки. Стоявшие внизу охотники подняли луки и стали напряженно следить за юношей. Какая-то обезьяна очень нахально стала угрожать ему, и быстрая, как молния, стрела полетела ей в плечо. Обезьяна слетела на несколько ветвей ниже и еле удержалась.

Когда выше лезть уже было невозможно из-за того, что ветви перестали выдерживать тяжесть человеческого тела, юноша начал осматривать лес. Орда терпеливо ждала, глядя вверх. Каждый в это время думал о том, увидит ли юноша конец леса или перед ним бесконечно будет волноваться море деревьев, над которыми ослепительно сверкает горячее солнце, и не придется ли им в поисках удобного для стоянки места путешествовать еще дальше. Даже дети утихли, подняв кверху свои растрепанные головки.

Оглянувшись, юноша увидел вокруг себя лишь верхушки могучих старых деревьев, тихо качавшихся от небольшого ветра. Солнце сильно пекло и слепило глаза. Он прикрыл их ладонью и стал вглядываться вдаль. Какие-то хищные большие птицы подымались над лесом, а потом камнем падали вниз, немного погодя они снова подымались над деревьями, и в их лапах билась пойманная дичь. Сердитый клекот птиц долетал до него.

Юноша внимательно посмотрел вдаль и когда повернулся налево, то сразу замер и начал пристально рассматривать то, что увидел. Там, далеко-далеко, лес не сливался с горизонтом, а образовывал резкую черную линию. Светлое небо как-то странно перерезывалось этой черной полосой. Видимо, сейчас же за лесом находилась долина или большая пропасть. Юноша вначале испугался, ему показалось, что он видит конец мира, пропасть, из которой каждый день подымается солнце. Земля ведь имеет такую поверхность, как ладонь, думал он, а орда идет уже столько времени, что могла наконец дойти до конца мира. Это было вполне возможно, разве мало происходило с ними разных удивительных событий? Почему бы не встретить еще одного, большего, нежели все виданные до сих пор? Юноша повернулся чуть на север и увидел еще более интересное зрелище. Там, где-то далеко, что-то блестело, как блестит иногда разбитый камень, в котором поблескивают кусочки слюды. Это могло быть озеро. Но это было так далеко, что легко можно было ошибиться. Юноша невольно снова подумал о том, что видит конец мира, пропасть, где скрывается солнце. Может быть, в этой сверкающей дали живет и отдыхает большой добрый жизнедатель — солнце. А может, там и вправду есть что-нибудь такое, что пригодится всей орде.

Юноша медленно и осторожно слез с дерева. Вся орда внимательно слушала его рассказ. А когда он кончил, все высказали много соображений по поводу виденных им вещей, но никто ни одним из соображений не был доволен. Нужно было все это увидеть собственными глазами. Это было в характере людей. Это было двигателем, который толкал вперед культуру того времени. Никогда нельзя ни на чем останавливаться, нужно познавать мир и сущность вещей.

Покуда шло обсуждение, в лесу стемнело. Солнце шло на отдых. Нужно было встречать ночь. Новый день должен был принести орде много интересного. Темнело очень быстро, и вся орда спешно начала устраиваться на ночлег.

Ночевка среди леса всегда неприятна. Хищные звери блуждают вокруг. Всюду фосфорично мерцают огоньки чьих-то глаз. Дикий говор зверей наполняет лес.

Охотники начали устраивать ограду из кустов, а дети и женщины собирать в лесу сухой хворост для костра. Старики, достав из кожаного мешка несколько камней, расставили их таким образом, чтобы неожиданный дождь или ветер не могли вдруг потушить охраняемый ордою огонь.

Вскоре густой дым высоко поднялся между деревьями, затем блеснул огонь, и хворост затрещал, захрустел под его горячими челюстями. Огонь усердно наполнял свой желудок. Он всегда был голоден, и если его хорошо не накормить, он мог умереть, как и всякое существо. Отблеск огня играл на лицах и обнаженных крепких телах людей. Голые дети весело прыгали вокруг.

 

Новая стоянка

Новый день действительно принес много интересного. Когда солнце перевалило уже за ближайшее дерево, передовой охотник вышел наконец из лесу.

Он шел осторожно, боясь упасть в пропасть, где живет солнце, но, решившись наконец выйти, увидел, что пропасть хоть и была, но конца мира не видно было. Наоборот, то, что он увидел, убедило его в том, что конец мира находится где-то дальше.

Гора, на которой стоял охотник, была очень высокой, и с нее открывался прекрасный вид. Охотник восторженно застыл. Вся орда, которая осторожно вышла сюда вслед за ним, очарованная так же, как и он, рассматривала горизонты.

Перед ними внизу блестела большая река. Она уходила далеко на север. Были видны три ее больших поворота. Она ползла, извиваясь, как большая змея. Четвертый поворот пропадал в далеких черных лесах. С южной стороны реки не было видно, потому что там она сразу скрывалась за покрытой лесом горой. На реке было множество островков, далекий левый берег весь был покрыт вербой, за ними тянулись зеленые луга, на которых паслись дикие коровы и буйволы. Внизу под ногами лежал чистый желтый песок, поблескивавший на солнце. Воздух был ароматным и свежим. Пахло цветами и медом. Повсюду гудели пчелы. Над рекою пролетали охотящиеся за рыбой чайки, ласточки весело носились над водой, кидались в нее и снова с веселым щебетаньем подымались высоко в небо. Чудесный песчаный берег, расстилавшийся внизу, манил к себе.

Это действительно было прекрасное место, где могла прожить не одна орда. Тут могли прокормиться и быть всегда довольными сотни людей. Это был настоящий рай для зверей, рыб и людей.

Орда веселыми криками приветствовала новую местность. Дети, подростки и женщины быстро сбежали вниз к реке, раздирая себе на бегу руки и лица. Куски земли и глины покатились за ними. Поднялась пыль. Даже мужественные взрослые охотники, и те подпрыгивали, выплясывая какой-то веселый танец.

Горячий песок сразу обжег детворе ноги, и она быстро кинулась в воду. Спугнутые рыбы, взбаламучивая воду, стрелами устремились к середине реки. Недалеко от берега хищная щука нападала на мелкую рыбешку, и та, убегая от нее, выскакивала из воды. Всюду кипела жизнь. На левом берегу коровы пили воду и громко мычали. В кустах пели птицы.

Дети весело шныряли и брызгались в воде. Мальчики, вырезав длинные лозы, разматывали тонкие жилы с острыми крючками на концах и готовились ловить рыбу. Вскоре целою шеренгой они сидели на берегу и ловили невиданных ими дотоле рыб.

Выкупавшись, охотники и женщины начали знакомиться с местностью.

Горы были глиняными, иногда попадались и каменные скалы. В глине легко можно было выкопать пещеры и устроить удобные жилища, но повсюду перед горами росло очень много кустов, которые тесно переплетались между собой и заграждали дорогу. Тогда началась работа. Охотники выбрали место поближе к песчаному берегу, окруженное с двух сторон холмами, и, взяв в свои крепкие руки каменные топоры, начали вырубать кусты. Женщины собирали вырубленные ветки и складывали их по обеим сторонам стоянки, устраивая постепенно таким образом ограду. Когда охотники вырубали кусты уже возле самой горы, они натолкнулись на пещеру. Пещера была естественной и очень большой.

Несколько охотников взяли оружие и стали наготове. В пещере мог жить медведь, там могла оказаться берлога гиены или какого-нибудь другого хищного зверя. Два охотника зажгли факелы и просунули их в пещеру. Из пещеры никто не показывался. Тогда они вошли в нее.

Вход был узким, но сама пещера была в середине большой; недостатком ее было то, что она была низкой и имела неправильную форму. Глина сыпалась на голову и падала под ноги. Несколько ящериц быстро разбежались по темным углам. Пещера была замечательная, ее легко можно было увеличить и выровнять. Вырубив около входа кусты, охотники отдали эту пещеру женщинам. Те вместе с детьми и подростками должны были привести ее в удобный для жилья вид. После этого охотники снова стали вырубать кусты. Может, и в других горах найдутся естественные пещеры, и тогда не придется затрачивать много сил на устройство постоянного жилья.

Женщины, достав из домашнего скарба орудия, которыми можно было копать и выравнивать землю, взялись за работу. Одни из них работали в пещере, а другие таскали землю. Когда пещеру увеличили, выровняли ее потолок, стены и пол, женщины устроили хороший вход, сделав на глине узоры, напоминавшие своими формами растения и зверей. Дети в посуде из черепов животных принесли с реки воду, и женщины побрызгали стены пещеры водою. Когда они высохли, глина больше не трескалась, стены стали ровными и твердыми.

Охотники тем временем вырубили вокруг горы на высоком месте почти все кусты. При этом они открыли еще несколько естественных пещер. Осторожность, которую охотники проявляли перед тем, как войти в пещеры, оказалась не лишней. В одной из них оказалось много громадных змей, которые сердито зашипели и поднялись на своих толстых хвостах, когда свет проник в пещеру. С криками отвращения охотники перебили змей палками и копьями, а затем бросили их в реку.

Когда охотники открыли следующую пещеру, из нее быстро выбежала большая ящерица, покрытая темной, немного зеленоватой, отвратительной чешуей. У нее были крепкие приземистые лапы и длинный мускулистый ромбообразный хвост. Она ползла и злобно шипела, сбивая по дороге хвостом комья земли и камни. В ее раскрытой пасти торчало множество острых зубов. Ящерица сразу напала на одного из подростков, носившего воду. Подросток испуганно закричал, разлил воду и кинулся бежать. Еще один момент, и голые пятки мальчика были бы в пасти ящерицы. Но в эту минуту на нее кинулся один охотник с копьем. Он быстро протянул навстречу ящерице копье и удачно попал ей в раскрытую пасть. Но копье не помогло: зубы ящерицы его моментально сломали. В этот же момент в ящерицу полетело несколько стрел, выпущенных охотниками. Стрелы, ударившись о чешую ящерицы, лишь немного поцарапали ее; только одна из них, которую пустил один из юношей, угодила ящерице прямо в глаз. Она зашипела еще сильнее и забилась на одном месте. Тогда охотники тяжелыми палками начали изо всех сил колотить ее по хребту и голове. Удары сыпались очень быстро, пока наконец хребет ящерицы не затрещал и она протянула свое длинное тело.

Охотники задумчиво и взволнованно смотрели на эту причуду природы, на этого одинокого представителя тех далеких времен, когда чудеса происходили на каждом шагу, когда даже мамонт рядом со страшными чудовищами казался маленьким зверьком. Они знали об этих далеких временах по легендам и рассказам стариков, а кроме того, часто наталкивались на громадные остатки и скелеты легендарных животных. На этот раз они видели живого свидетеля прошедшей эпохи. В пещере, где жила ящерица, было грязно и пахло мускусом. Всюду лежали обглоданные кости разных животных и рыб. Вероятно, из-за этой ящерицы никакие звери, кроме длинных и толстых змей, не жили в соседних пещерах.

Копьями и дубинками охотники сбросили тело ящерицы в реку. На этот раз даже большие рыбы начали выскакивать из воды и быстро разбегаться в стороны. Рыбы знали ящерицу, так как в свободное время она, видно, охотилась на них. Быстрое течение воды понесло ее на юг. Она долго плыла, как громадный темно-зеленый ствол дерева, по всей реке разбегалась испуганная рыба, и одни лишь чайки с криком следили за ней, а иногда садились на ее покрытую чешуей спину.

Стоянка, выбранная ордой, была очень удобной. Пещеры находились в крутой обрывистой горе, на которую нельзя было взобраться с берега, не разбившись насмерть; даже если бы леопард решился прыгнуть оттуда, он поломал бы себе лапы. По сторонам стояли холмы, покрытые густыми кустами и огражденные крепким забором, сделанным из нарубленных веток. Между заборами находилось большое расчищенное место, на котором дети могли спокойно играть, потому что, если бы какой-нибудь из хищников и решился выйти из кустов, то охотники сразу бы заметили его. Прямо перед пещерой шла дорога на песчаный берег, на реку. Теперь необходимо было обзавестись челнами, чтобы ездить на левый берег, на луга и там охотиться за дикими коровами и быками.

Старики, которые поддерживали огонь, передали теперь это дело женщинам. Перед каждой пещерой устроили по одному постоянному очагу. Выкопали ямы, обложили их камнем и положили собранный хворост. Пять столбов дыма весело поднялись кверху, пугая птиц. Один из костров был главным, и он никогда не погасал; это теперь был главный источник огня, и за ним внимательно следили.

Когда в прошлые разы у орды потухал огонь, приходилось одалживать его у других орд, но на этот раз никто не знал, живут ли здесь поблизости люди. Местность была незнакомой и новой, пришлось бы послать за огнем целую экспедицию, а орда тем временем натерпелась бы немало горя. Поэтому за главным костром следили особенно старательно, запасали хворост и не давали огню погаснуть.

В орде было шестьдесят три человека, и все пять пещер были разделены между ними. Пяти старикам, во главе с Однооким, самым старым членом орды, отвели пещеру, в которой жила ящерица. Это было сделано из уважения к ним и должно было символизировать, что они, знающие далекое прошлое и много видевшие за свою жизнь, всеми почитаются. Пещеру, которая находилась рядом, отвели двенадцати взрослым охотникам, две самые большие пещеры посредине заняли женщины и дети. В них разместились двадцать три женщины, взрослые девушки и пятнадцать детей и подростков. В последней пещере поселилось восемь юношей.

Никому, конечно, не запрещалось жить не в тех пещерах, которые им отведены. Наоборот, каждый мог зайти в другую пещеру и жить там, если это ему было угодно, так как разделение пещер между членами орды было просто традицией.

Взрослые охотники могли жить в пещере стариков, старики — в пещере охотников, юноши тоже могли жить в пещере охотников или в женской пещере, женщинам разрешалось жить во всех пещерах, им были открыты все входы, и лишь одних детей часто выгоняли отовсюду на площадку или на берег реки, чтобы они не поднимали все вверх ногами.

Таким образом расселилась вся орда. Никому не было обидно, и все были довольны. Каждый имел уютный уголок, где мог полежать, отдохнуть, спрятаться от дождя или ветра, переспать темную ночь.

Это была первобытная коммуна людей. Все вещи принадлежали всем членам общества. Тут не было начальников и не было работников или рабов. Было обычное разделение труда между охотниками, женщинами и детьми. Все важные дела решал общий совет. Среди членов орды существовало только интеллектуальное подразделение, кто был старше и больше знал, тот пользовался большим уважением, того слушались, но и это не было обязательным. Каждый просто сознавал, что если он знает меньше, то должен слушаться того, кто знает больше его.

Сожительство между женщинами и мужчинами основывалось на свободном выборе. Женщина выбирала себе мужчину или мужчина женщину. Жили они друг с другом столько, сколько хотели, после чего выбирали себе новых супругов. Тут не могло быть и разговоров о каком бы то ни было принуждении или насилии. Женщина пользовалась одинаковыми с мужчиной правами. Мужчина охотился, женщина хозяйничала. Они были одинаково равноправными членами общества. Дети, обычно, имели определенных матерей, но принадлежали всей орде. Никто никогда не спорил, кто из детей кому принадлежит. Охотники должны были кормить всех детей, а женщины — присматривать за ними.

Где-то там, на юго-востоке, как рассказывали старики, существовали другие законы. Там женщин можно было выбирать, там они выполняли самую тяжелую работу, вожди и начальники могли убивать и миловать отдельных членов общества и самостоятельно решать все дела. Эти законы казались орде дикими и некультурными.

Природа всех оделила своими богатствами, и не должно быть того, чтобы один человек работал на другого, чтобы один другому покорялся, чтобы один голодал, а другой был сытым. Этого не было в орде и поэтому не было разницы между ее членами.

Лишь некоторые члены общины отличались от других своей храбростью или знаниями. Из стариков наибольшим почетом пользовался Одноокий. Среди охотников было трое самых храбрых, которые бились со львом и даже мамонтом. Одного из них звали — Победитель Мамонта, другого, который особенно хорошо владел луком, звали Долгорукий, а третьего, который носил на шее зуб медведя, звали Медвежий Зуб. Последний был очень силен и мог победить медведя даже без оружия. Были и другие охотники, которые носили различные названия: Охотник на быков, Олений Рог, Клещеногий, Храбрый и другие. Каждый имел имя, которое отвечало его характеру или поступкам. Возможно, что от таких названий произошли фамилии людей.

Среди юношей самым выдающимся был красивый, крепкий парень, которого звали Гаем. Он прекрасно владел луком, копьем и дубинкой. Среди других юношей он отличался своим высоким ростом, правильностью черт лица и большой силой. Старики говорили о нем, что это надежный юноша, на которого можно положиться, как на взрослого, что он скоро займет достойное место среди охотников. И действительно, среди юношей он выглядел совсем уже взрослым, хотя лицо его и тело еще не были раскрашены линиями и узорами, которыми обозначали совершеннолетие. Этого юношу позже начали звать Изобретателем Огня. Он удивительно был наблюдателен и приносил орде много пользы.

Женщины и девушки орды часто заглядывались на него и старались привлечь его своими украшениями. Нередко можно было заметить, как какая-нибудь женщина звала его идти с нею собирать хворост или коренья.

Но юноша всегда отказывался. Он был беспокойным и в свободное время блуждал по лесу и заходил иногда так далеко, что пропадал на несколько дней. В таких случаях орда начинала беспокоиться. Юноша был учеником старого Одноокого и любил постигать сущность вещей.

Старых женщин в орде почти не было. Две самые старые умерли до прихода на новую стоянку.

Все женщины орды отличались красиво развитыми формами тела. На их телах не было волос, которые покрывали тела многих охотников. Они многим отличались от мужчин.

Их лица были немного шире и белее, чем лица мужчин. Сквозь загар на щеках проглядывал нежный румянец. Глаза их были широкими и блестящими. Они были красивыми и нежными. Охотники с удовольствием смотрели на них, когда они шли по воду или делали какую-нибудь работу. Движения их были свободными, а тела колыхались и казались гибкими. Все они были подвижными и веселыми, любили украшать пещеры различными рисунками и одевать на себя ожерелья из ракушек и разноцветных камней.

Они умели стлать мужчинам удобные постели из звериных шкур и развешивать в пещерах ароматные растения. Они весело играли и бегали с детьми, в такие минуты охотники особенно любили смотреть на них. Кроме того, женщины были болтливы и любили критиковать мужчин. Общественное мнение создавалось ими, и они же первые придумывали мужчинам названия. Женщины тоже имели названия. Каждую из них мужчины называли различными именами… То она Сладкая, как мед, то она Красная Вишня, то Колючка… И лишь некоторые из них, кроме этих общих имен, имели свои собственные. Так, например, одну из толстух звали Сплетницей, потому что она всегда много говорила и любила поболтать о том, как какая-нибудь женщина засматривалась на кого-нибудь из юношей. Вообще же всех женщин называли сестрами, а мужчин — братьями, даже тогда, когда они не были родственниками.

Когда все пещеры были приведены в порядок и возле них запылали костры, женщины начали готовить ужин, дети весело помогали им, а все охотники и юноши уселись вокруг главного костра и завели разговор о событиях истекшего дня и о предстоящей работе.

Все они грызли какие-нибудь корни, которые увеличивали аппетит или прочищали зубы.

— Эге! — говорил Клещеногий. — Слушайте, братья, я предлагаю охотиться не в лесу, а на лугах. Это, кажется, будет легче. Там на лугах пасется много коров.

— Хо-хо! — пошутил Олений Рог. — Особенно тебе, Клещеногому. Ты очень быстро бегаешь.

— Ге! — сказал один из стариков. — Ты не смейся, брат! То, что говорит он, имеет смысл.

— Но у нас еще нет челнов, а покуда они будут, придется охотиться в лесу. Здесь имеются дикие куры, а это очень вкусная еда, — возразил один из охотников, которого звали Долгорукий.

Проговорив эти олова, он с особенным аппетитом пососал свой корень, а затем перегрыз его.

— Курами орды не накормишь!

— Разрешите, — сказал Гай, — я считаю, что прежде чем охотиться в лесу или на лугах, нам нужно сделать челны. Нам нужно, раньше чем охотиться, обследовать реку, возможно, что там, на юге, за лесом, живут враждебные племена, которые тоже охотятся в этих местностях. — Как бы не вышло каких-нибудь стычек.

— Поля, леса и вода, звери и птицы принадлежат всем людям, — ответил один из стариков.

— Ге! — подтвердило собрание.

Приятные запахи пищи, которые шли от костра, дразнили обоняние, и беседа мужчин была вялой. Они ежеминутно посматривали на женщин, которые возились около пещер.

Постепенно на лес, на луга, на реку опускалась темень, обнимая все своими влажными объятиями. Река блестела и плескалась, хищные рыбы выпрыгивали из воды, чтобы набрать свежего воздуха. На другой стороне реки какой-то зверь пил воду и громко фыркал. Люди притихли. Они прислушивались к звукам, которые рождал вечер.

— Это пьет воду мамонт! — сказал один из охотников.

Где-то на обрыве в лесу пронесся глухой гром. Можно было подумать, что это надвигается гроза или дождь, но привыкшее ухо охотника знало, что это вышел лев, который своим ревом оповещает об этом всех обитателей леса.

Вскоре ужин был готов, и вся орда ела, разрывая руками ароматное мясо и запивая его водой. Искры от костра поднимались высоко в небо и там постепенно гасли.

 

Опоздавшие приятели

Когда, вся орда набивала свои желудки жареным мясом и закусывала печеными корнями и луковицами, юноша Гай, немного поев и по опыту зная, что трапеза будет продолжаться долго, до тех пор, покуда не будет уничтожена вся еда, незаметно поднялся и отошел от костра.

Он знал, что если на ночь много есть, то сон будет тревожным и беспокойным. Зажаренный зверь нападет во сне на его полумертвое тело. Ему всю ночь будет казаться, что он воюет с ним. Огромные чудовищные звери и ящерицы, каких он никогда не видел, приснятся ему и будут пугать его. Он будет произносить во сне непонятные слова, будет махать руками и тяжело переворачиваться с боку на бок. Перспектива такого сна ему не нравилась, и он поэтому поел немного, столько, сколько нужно было, чтобы утолить голод. Утром и в обед он ел, конечно, вдоволь, но на ночь, когда человек становится полумертвым и вступает в связь со своими предками, которые возрождаются в живом человеке, он не хотел много есть. Кроме того, когда желудок переполнен, все чувства человека притупляются, и он может не услышать, как к нему подкрадывается хищный зверь.

Юноша, взяв свое копье и дубинку, тихо отошел от очага и, пробравшись сквозь кусты, стал осторожной походкой, как кошка, подыматься на гору. Кроме копья и дубинки, которые он держал в руках, он взял с собою крепкий нож, который воткнул в леопардовую шкуру. Нож был сделан из оленьего рога, я им можно было резать дерево. Лука и стрел он с собою не взял, так как в темном лесу они бы только мешали ему. Вообще, все оружие, которым пользовались охотники, было сделано удивительно хорошо. Вряд ли кто в будущие времена мог бы сделать из камня или из рога почти голыми руками такие прекрасные наконечники для стрел и копий и такие острые ножи из оленьего рога или из мамонтовых бивней, ручки которых были к тому же украшены разными тонкими узорами.

Гай осторожно подымался на обрыв. Когда из-под его ног падали комья глины или камешки, он на миг останавливался и прислушивался, не встревожил ли он какого-нибудь зверя и не следит ли за ним гиена или шакал. Он так хорошо научился распознавать всякие тихие звуки, что мог очень легко отличить шелест травы от шагов дикой кошки. Походку зверей он распознавал издалека.

Поднявшись наконец на гору, он остановился и, посмотрев вдаль, увидел интересное зрелище. Далеко, далеко, до самого горизонта простиралась вода. Но юноша знал, что это ему только кажется. Вода не могла выйти из берегов и затопить луга. Он знал, что это роса покрыла траву и теперь все пространство почти до самого горизонта казалось залитым водою; Гаю казалось, что перед ним целое море воды, и лишь черные леса поднимались из этого моря, как островки. Зрелище было необычайно интересным. Потом Гай посмотрел вниз. Там возле костров сидели и ходили охотники, пламя освещало их лица, отблески света играли на их голых телах. Все они казались с высоты какими-то приземистыми и смешными.

Искры, подымавшиеся от костров, долетали до Гая. Оглядываясь, Гай вдруг заметил, что трава у него под ногами выгорела и лежала пеплом. Это не могло произойти от солнца. Хоть солнце и палило траву, а особенно в этом месте, оно все же не могло ее выжечь. Неужели здесь какой-нибудь человек раскладывал костер? Он заинтересовался этим явлением и решил его исследовать. Множество звезд мерцало на небе, они были похожи на огненных пауков, которые плетут золотую паутину. Среди них выделялись созвездия, напоминавшие собою разных птиц и животных. Вот созвездие Лебедя, а вот созвездие, похожее на корову, — думал юноша. Корова эта пасется на небесных лугах.

Далеко за темным лесом золотился горизонт. Там постепенно всходил месяц. Пройдет немного времени, и он зальет своим светом траву, кусты, и тогда все станет еще менее реальным.

Гай посмотрел на небо, на лес и ближайшие кусты, потом начал осматривать равнины. Нигде не было никаких следов, не слышно было и звуков, которые говорили бы о присутствии человека или зверя. Это еще больше заинтересовало его. Затем он вдруг заметил, как маленькая искра от огня поднялась кверху и упала около его ног. Потом он заметил, как загорелась сухая трава, и маленький огонек, раздуваемый легким ветром, стал перепрыгивать со стебелька на стебелек. Наткнувшись на свежую траву, он сразу погас. Юноша долго думал над этим явлением, оно очень заинтересовало его.

Обсуждая виденное, Гай пошел по лесу. Осторожно ступая, чтобы не наткнуться на какого-нибудь зверя, он шел до тех пор, покуда не нашел между кустами небольшой ямы, в которой могло поместиться человеческое тело. Юноша прилег. Копье и дубинку он положил возле себя, чтобы в момент опасности их можно было быстро схватить. Леопардовая шкура защищала его от сырости и росы.

Он только успел улечься, как услышал тяжелые шаги и хруст сухих веток. Вскоре мимо него прошли две черные горы, тяжело ступавшие толстыми стволами ног. Гай затаил дыхание, так как знал, что звери чуют гораздо лучше человека. Он знал, что это прошли слоны и что первыми они никогда не затрагивают человека. Осторожность его была просто привычкой, которая никогда не мешает.

«Там, где прогуливаются слоны, не бывает вблизи хищных зверей. Осторожный слон никогда не подпускает их близко к себе», подумал юноша и спокойно разлегся на леопардовой шкуре.

Поднялся месяц и осветил все вокруг. Шум и крики животных наполнили лес. Где-то бормотала сонная обезьяна, в кустах пронзительно кричала какая-то ночная птица. Природа жила и ночью.

Юноша нарочно ушел со стоянки, последнее время он привык ночевать в лесу. Это не было причудой, а вытекало из того положения, которое он занимал в орде.

Ему неприятно было идти в пещеру юношей, так как знал, что они станут расхваливать его и называть разными именами, вспоминать его победы, будут рассказывать, что когда он родился, в него вошел какой-то храбрый, давно умерший предок, который передал ему свои достоинства, они будут говорить, что он давно уже может разрисовать свое лицо и тело и если не делает этого, то только из скромности, потом они начнут разговор о женщинах. Разговор этот будет длинным и откровенным. Вначале станут говорить, что все женщины и девушки желают одного Гая, а он, чудак, удирает от них. Ах, какая хорошенькая Красная Вишня! Как колышется ее тело, когда она ходит. Какая она здоровая и румяная, какая у нее прекрасная грудь, как ни у одной из женщин. Какая веселая эта толстая Сплетница, правда, она чересчур уж болтлива, но может показаться соблазнительной хоть какому угодно охотнику. Какая она бесстыдная. Она нарочно носит короткую шкуру, чтобы соблазнять юношей своими голыми ногами и бедрами. А как красивы девушки. Они смелы, как юноши, они научились стрелять из луков и бросать копья. Ха-ха… Они хотят заменить юношей, но эта роль им не подходит. Старшие из них уже ходили в этом году с охотниками за хворостом и этим летом, верно, много народится детей. Это хорошо, орда станет большой и могучей, она займет все поля, луга и леса, ей тогда будет принадлежать весь мир…

Потом начнется самое главное: каждый начнет хвастаться своей смелостью и рассказывать, сколько отважных подвигов он совершил. Еще несколько таких подвигов — и он сумеет поселиться в пещере взрослых охотников и разрисовать свое тело. Разве не он помог убить медведя, разве не он первый ранил стрелой дикую кошку, напавшую на детей? О, в каждом из них живет отважный предок, который толкает их на храбрые и смелые поступки. И у каждого из них присвоенный предок оказывался самым храбрым и самым разумным… Нет. Гай не мог перенести такого хвастовства, он ни за что не пойдет туда, в пещеру юношей.

Самое неприятное заключалось в том, что после таких разговоров юноши начинали пробовать свою силу друг на друге. После отдельных стычек в пещере подымалась целая война, к юношам присоединялись подростки, и тогда подымался такой шум, что даже глина с потолка и стен сыпалась комьями. Любопытные женщины, собравшись у входа, посмеивались над драчливыми петухами. Взрослым охотникам приходилось вмешиваться и прекращать эти драки. Гаю, взрослому юноше, было стыдно слушать от охотников такие замечания, так как он давно перестал принимать участие в играх своих сверстников.

Он мог пойти в пещеру к женщинам, но уже от одной такой мысли он начинал краснеть. Он хорошо помнил, как один раз решился войти в пещеру, чтобы переночевать там в одном из углов. Несколько женщин легли подле него и начали ласкаться. Они прижимались к его телу своим теплым телом и горячим лицом к его лицу, которое тоже пылало как огонь. Они обнимали его своими руками, касались нежными коленями его ног, а он сопротивлялся или же лежал неподвижно, как камень. Женщины были недовольны и сердились, а болтливая Сплетница долго насмехалась над ним. Идти в женскую пещеру он просто боялся. Если бы он пошел туда еще раз, с ним наверное, произошло бы там что-нибудь, и он сам не знает, что было бы потом. Его могли потом так засмеять, что ему стыдно было бы показаться в орде. Мысль о пещере взрослых он бросил совсем. Пусть не думают, что он претендует на что-то особенное. Это невежливо. Если бы он был подростком, он мог бы там проводить дни и ночи, слушая разумные рассказы взрослых. Когда-то он частенько поступал так, но теперь… Теперь уже было неудобно. Пусть они сами всей ордой решат когда-нибудь, достоин ли он чести быть взрослым охотником. В пещере же стариков здорово кусались блохи.

Эти соображения заставляли его отделяться от орды и в большинстве случаев он ночевал в лесу. Это нравилось ему независимо от всех прочих соображений, мешавших ему ночевать в орде. Ночью можно было наблюдать очень много интересного. Хищные звери выходили из своих логовищ и нападали друг на друга. Только ночью, незаметно где-нибудь укрывшись, можно изучать привычки и характер зверей, только ночью можно совершенствовать свою наблюдательность и слух, слушать, как издалека к тебе подкрадывается шакал или гиена, и тихий неуловимый шелест наполняет местность. Тогда напрягаются все мускулы, и человек становится осторожным и хитрым, как звери, которые окружают его.

Гай лежал на своей леопардовой шкуре и понемногу засыпал чутким сном, готовый вскочить на ноги при малейшей опасности. В его воображении вставали знакомые лица людей, и он засыпал, убаюкиваемый шелестом листьев.

Тем временем громадный медведь, который последние дни лежал в своей берлоге больной, блуждал теперь, голодный и злой, по лесу в поисках добычи.

Он был голоден и поэтому неосторожен. Он шел, ломая кусты и сильно шумел. Юноша вначале сквозь сон ничего не разобрал. Ему казалось, что он сам рубит кусты, отыскивая какую-то пещеру. А медведь подходил все ближе, он шел напрямик, не выбирая дороги.

Сильный треск разбудил Гая. Его правая рука сразу схватила копье, и он напряженно стал смотреть перед собой. Прямо на него, как черный призрак, двигался медведь. Заметив вдруг юношу, медведь злобно зарычал. Его рев был сердитым и долгим. Еще момент — и тело юноши было бы в лапах у медведя, но он быстро отскочил и выставил копье. Медведь напоролся на него, и оно вошло ему в грудь. Медведь со злобой переломил копье и дико заревел. Удар юноши не угодил медведю в сердце. Он лишь смертельно его ранил, и все теперь зависело оттого, долго ли тот протянет. Его злость была невероятной. Он быстро наседал на юношу, который защищался дубинкой и бил медведя по лапам, не давая ему схватить себя.

Бой был отчаянный и горячий. Юноша при желании мог бы убежать, но это не входило в обычай охотников. Отступить перед зверем — позор, врожденная смелость не позволяла так поступать, а кроме того, бой со зверем все больше захватывал Гая, и он бился бы и в том случае, если бы даже был уверен, что погибнет. Медведь отчаянно ревел, и из ран его ручьями текла кровь; она заливала землю, и брызги ее падали на кусты и юношу. Где-то лаяли встревоженные шакалы.

«Только бы не было посторонних наблюдателей», — думал юноша, когда бился с медведем, потому что эти наблюдатели, когда кончается бой, сразу нападают на победителя, чтобы отбить у него добычу. Иногда после такого боя остается несколько жертв, и все достается самому слабому, который никакого участия в борьбе не принимал, а побежденные и победители лежат мертвые от смертельных ран. Но поблизости на этот раз не было никого, значит, один из них мог остаться живым.

Бой продолжался. Уставший юноша уже поддавался. Он не с такой силой, как раньше, размахивал дубинкой, его удары были уже гораздо слабее. Медведь же наступал, напрягая последние силы. Его наступление было упорным. Ударом лапы он выбил из рук юноши дубинку, и юноше осталось либо умереть, либо убежать, если посчастливится. Его леопардовая шкура была изорвана в клочья, и если бы не она, то это же самое было бы и с его телом. Но юноша пока что отделался легкой царапиной на груди. Охотники никогда не удирают. И юноша с громким криком, который тысячу раз был повторен лесом, бросился в объятия медведя. Один миг — и, схватив роговой нож, он всадил его медведю под левую лопатку. Медведь расставил ноги и они вдвоем упали на землю. От такой счастливой неожиданности у юноши закружилась голова. Он лежал рядом с мертвым медведем и тяжело дышал. И на этот раз победителем был все-таки он.

Покуда Гай лежал на земле и переводил дыхание, из кустов прямо на него выскочило два шакала. Шакалы залаяли и громко завизжали. Юноша быстро поднялся с земли, но шакалы чуть было не опрокинули его. Они прыгали ему на грудь и вертелись вокруг, радостно лая. Они, очевидно, были знакомы с юношей. Взглянув на убитого медведя, юноша поставил свою правую ногу ему на грудь и, восторженно подняв лицо к звездному далекому небу, громко прокричал свой боевой клич:

— Ого! Ого!

Это был крик победителя. Лес его повторил и на миг стало тихо. Звери узнали этот человеческий клич и испуганно смолкли. Шакалы же, весело вертевшиеся до этого времени вокруг Гая, припали к земле и этим выразили свое преклонение перед богом лесов и полей, богом земли.

Гай потрогал их ногой, и они весело завизжали. Это были прирученные шакалы, другими словами, собаки. Из всех попыток приручить диких зверей, эта была наиболее удачная, и она принадлежала ему.

Обнюхав медведя, собаки с сердитым ворчанием начали рвать его. Гаю, желавшему сохранить шкуру, пришлось прогнать их. Вытащив из тела убитого медведя нож и обломок копья, он начал снимать с него шкуру. Когда шкура была снята, Гай отрезал несколько кусков мяса и бросил их собакам. Поев, собаки успокоились и, сев невдалеке от юноши, стали следить за его работой. Поднявшийся над лесом месяц освещал эту группу. Собаки высоко подняли уши и тихо ворчали, когда улавливали какой-нибудь шум.

В перерывах между работой, юноша упрекал собак в том, что они поздно пришли ему на помощь. Собаки, казалось, понимали его речь: они с таким видом припадали к земле, будто просили у него прощения. Обрубленными хвостами они старались что-то выразить, но, огорченные тем, что у них ничего не получается, тихонько скулили.

Собаки были бесхвостыми, и в этом состоял весь секрет их приручения.

Охотники часто приносили с охоты маленьких зверенышей, с которыми потом играли дети. Но приручить этих зверенышей было невозможно. Как только они подрастали, в них просыпались хищные инстинкты, и они нападали на детей и даже взрослых охотников. Их приходилось убивать. Чаще же всего они удирали обратно в лес и оттуда, конечно, не возвращались. Однажды Гай нашел логово шакала. Волчица яростно напала на него, и он убил ее. В логове оказалось двое маленьких шакалов, которые жалобно скулили. Гай забрал их в орду и подарил детям. Шакалы быстро выросли и стали кусать детей. Охотники уже решили было их убить, но этому помешал неожиданный интересный случай. Маленькие шакалы очень любили Гая за то, что он их кормил и, когда сердились на детей, убегали к нему.

Однажды Гай обтесывал каменным топором дубинку. Он не заметил, как один из шакалов, прячась от детей, прибежал к нему и сел у самых его ног, распустив свой длинный пушистый хвост. Обтесывая дерево, Гай нечаянно отрубил шакалу хвост. Тот долго выл, но обрубок хвоста вскоре зажил, и шакал начал весело играть с детьми. С ним произошла какая-то странная перемена. Он перестал бояться людей и возненавидел своего родного брата.

Хитрый хвостатый брат, сохранивший в себе инстинкты своих родителей, прятался от бесхвостого и лишь изредка неожиданно нападал на него, в то время как бесхвостый, беря пример с людей, атаковал всегда смело и открыто. Гай заметил это и решил, что причина вражды между шакалами заключается в хвосте и, чтобы помирить братьев, он однажды словил второго шакала и отрубил ему хвост. Обиженный шакал куда-то сбежал и долго не показывался на глаза, но голод все же заставил его вернуться обратно к Гаю. Гай внимательно осмотрел его. Хвост вполне уже зажил, и теперь второй шакал ничем не отличался от первого. Юноша свистнул, и первый бесхвостый шакал прибежал на его призыв. Он сразу заметил второго шакала, но не узнал его. Осторожно подойдя к нему, он обнюхал его, с любопытством остановившись на обрубке хвоста.

Они оба дружелюбно помахали обрубками хвостов, после чего между ними водворился мир.

С этого времени шакалы стали собаками. Они привыкли к людям и перестали кусать детей. Дети, в свою очередь, полюбили их и перестали бить. Собаки быстро подросли и стали большими. Гай научил их прибегать на свист и понимать, чего он от них требует. Природные способности помогали им выполнять его желания. Собаки помогали ему преследовать и отыскивать зверей и птиц. Характер их сильно изменился: они уже не были трусливыми, как их родственники шакалы, а смело нападали на зверей и даже на слона. Эту смелость они переняли от людей и часто оказывали орде услуги. Окончательно они остались в орде после одного случившегося с ними приключения. Когда собаки совсем подросли, они как-то исчезли, убежав, очевидно, к волчице, но через несколько дней вернулись жалкие и искусанные. Они потом долго зализывали раны и уже никуда больше не убегали.

Взрослые охотники заинтересовались собаками Гая. Старики пророчили, что собаки все равно убегут, но Гай был почему-то уверен, что этого не произойдет.

Когда орда начала голодать, собаки сами добывали себе еду. В те дни, когда орда решила искать новую стоянку и наконец двинулись в путь, собак не было на стоянке. Гай долго звал их, надеясь, что они где-нибудь поблизости и услышат его, но они так и не прибежали. Во время путешествия собаки тоже не появлялись, и охотники подшучивали над юношей. Он не спорил с ними, но был убежден, что собаки найдут следы орды и вернутся к нему. Так и произошло.

Гай, сняв с медведя шкуру, развесил ее на кустах, а сам, найдя подходящее место, снова прилег на своей леопардовой шкуре. Собаки лежали недалеко от него, прижимаясь друг к другу теплыми телами. Гай радовался тому, что теперь наступила его очередь посмеяться над старыми охотниками.

 

Охота

Уже прошло некоторое время с тех пор, как орда поселилась на новом месте. Место было прекрасное и богатое. Никто не тратил попусту времени, вся орда заботилась о том, чтобы сделать новую стоянку удобной для жизни. Подростки ловили рыбу, женщины возились по хозяйству, а взрослые охотники готовились к первой большой охоте.

Чтобы охотиться на лугах, где паслись дикие коровы и быки, нужно было переплыть через реку. Находить зверя в лесу и охотиться на него там гораздо труднее, нежели делать это на лугах. Кроме того, звери обычно ходили в лесу в одиночку или парами, добыча поэтому была небольшой, и чтобы накормить орду в шестьдесят человек, охотникам приходилось очень много трудиться. Гай уже несколько раз пытался переплыть реку, но из-за тяжести оружия, которое было на нем, и быстрого течения реки все его попытки не приводили ни к чему. Он уходил далеко от стоянки и там бросался в воду, но течение неизменно сносило его вниз, к стоянке орды, прежде чем он успевал проплыть хоть четверть реки. Он выбивался из сил и быстро плыл к берегу. Подростки и дети встречали его веселым смехом и криком. Привлеченные шумом; женщины выбегали посмотреть, в чем дело, и юноше приходилось прятаться в кустах, покуда дети или собаки не приносили ему его леопардовую шкуру.

— Ну что, юноша, — спрашивали его охотники, — сильное течение?

— Если бы оно шло к противоположному берегу, — оправдывался Гай, — то я, может, и переплыл бы на другую сторону, но оно все время относит к этому берегу.

— Это ты пловец такой, — шутил самый молодой из охотников, Олений Рог. — Вот я тебе покажу, как нужно плавать.

Гай молчал. Он знал, что не стоит спорить. «Пусть попробует, — думал он, — это не так легко как кажется».

Заинтересовавшиеся этим делом охотники качали головами, женщины посмеивались.

— В таком случае, смотрите, — сказал разозлившийся Олений Рог и решительной походкой пошел к берегу.

Вся орда: охотники, женщины и дети выстроились на горе над берегом, чтобы посмотреть, чем кончится попытка Оленьего Рога. Одна из женщин, прижавшись к Гаю, сказала, что ее сочувствие на его стороне и что она не верит в то, что Оленьему Рогу удастся переплыть реку. До сих пор никто не обращал внимания на опыты Гая и поэтому ему приятно было встретить теплое отношение к себе, хоть бы и от женщины. Он ничего не сказал ей, но не отходил от нее и наблюдал за тем, что делает Олений Рог.

Гай сразу увидел, что Олений Рог хитрее его. Охотник снял с себя шкуру и оставил на берегу все свое оружие. Гай пожалел о том, что он, пытаясь переплыть реку, не сделал того же. Плыть без оружия было бы гораздо легче, но как обойтись без него на том берегу?

Но все-таки следовало попытаться, хотя бы для того, чтобы переплыть туда и обратно. Он даже покраснел. Если Оленьему Рогу удастся переплыть реку, то над Гаем будут смеяться. Но он скоро успокоился.

Олений Рог не пошел вверх на север, как это делал Гай, а вошел в реку возле стоянки. Вначале шла песчаная мель, где обычно плавали и учились плавать дети; дальше, за местом, обозначенным палкой, начиналась глубина, куда детям запрещалось плавать.

«Пусть плывет, — подумал Гай, — его сразу понесет вниз».

Олений Рог вошел в воду по шею, а потом поплыл. Он взял сразу против течения и отплыл далеко от берега. Орда веселыми криками ободряла его. Дети забрались в воду и самые смелые из них доплывали до палки, но, помня запрещение старших, возвращались обратно.

Гай напряженно следил за пловцом. Вдруг вся орда утихла, стихли даже и дети, все увидели, как быстрое течение понесло вдруг пловца назад к берегу. Потом его повернуло и потащило к тому месту, над которым стояла орда.

Олений Рог плыл все время против течения. Вначале, когда он только доплывал к палке, он слышал веселые крики орды, потом эти крики стали приходить издалека и наконец совсем стихли. Он решил, что заплыл уже далеко и ничего потому не слышит. Он ощущал телом быстрое течение и не оглядывался, чтобы не терять сил. Противоположный берег был далеко, но в воде он казался ближе. «Еще немного — и я доплыву» — подумал Олений Рог.

Орда совсем притихла. Пловца несло обратно к берегу. Он боролся с течением уже под самым берегом, но не замечал этого. Это продолжалось очень долго, и пловец уже утомлялся. Все видели, как он начинает понемногу глотать воду. Наконец наблюдателям надоело смотреть на эту комедию. Первыми подняли шум женщины. Они начали весело хохотать.

— Вылезай на берег! — закричали охотники. — Уже можешь охотиться на коров, только вернись назад за оружием.

Удивленный пловец оглянулся. Он был необычайно поражен тем, что кричат так близко, и тем, что в нескольких шагах от себя увидел свой родной берег, который он в эту минуту возненавидел. Его удивление было таким большим, что неожиданно для себя он хлебнул воды и пошел на дно.

Женщины испуганно закричали. Охотники бросились к берегу, но они не успели подойти к воде, как пловец показался снова на том же месте.

— Плыви к берегу, — кричали охотники.

— Может, тебе ручку подать, — шутила какая-то женщина.

Но с пловцом происходило что-то неладное. Когда он плыл к середине реки, его относило к берегу. Теперь же, когда он начал плыть к берегу, его относило на середину. Олений Рог упорно боролся с водой. Он был прекрасный пловец, этого нельзя было отрицать, но несмотря на это, никак не мог выплыть.

Охотники встревожились. Они поняли, что около самого берега находится большая яма или водоворот. Если бы пловец отдался течению, его бы вначале закружило, а потом вынесло куда-нибудь, но он был уже утомлен и не сумел бы выплыть. Вся орда начала ободрять его и кричать ему, чтобы он боролся с водой. Перепуганный храбрец напрягал последние силы. Видно было, как вода постепенно побеждает его. Тогда наблюдатели догадались срезать несколько лоз и крепко связать их; получилось что-то похожее на длинную веревку. Ее кинули пловцу, и он крепко ухватился за нее. Его вытянули на берег, как большую, утомленную борьбой рыбу. Обессилевший Олений Рог долго лежал на берегу, не слыша веселых замечаний и насмешек женщин.

Так кончились попытки переплыть реку и так кончилось неудачное соперничество Оленьего Рога с Гаем. Но ни один из них не вышел победителем. Обоих победила большая река.

Все это было в обычаях орды. Перед тем, как начинать какую-нибудь работу для покорения природы, нужно было попробовать, не поддастся ли природа сама, нельзя ли ее сделать без большой затраты энергии. Теперь каждый наглядно убедился в том, что переплыть реку без челнов невозможно и что в такой многоводной реке не может быть брода. Поэтому нужно поработать, чтобы овладеть ею, нужно делать челны. Последние дни перед охотой орда потратила на подыскивание деревьев, из которых бы можно было сделать челны. Большого труда это не представляло. В диком лесу всегда найдется много деревьев, из которых можно выдолбить челны. Выбирались те деревья, которые сверху были крепкими и твердыми, а внутри гнилыми.

Работа закипела. Дикие обитатели леса были обеспокоены и встревожены стуком каменных топоров и треском деревьев. Орда работала. Она целые дни долбила деревья, уделяя охоте и еде лишь самую незначительную часть времени. Вечерами было тихо: вся орда отдыхала, чтобы с утра снова приступить к тяжелому труду.

Во время работы можно было услышать ритмические выкрики и песни. Так вместе с работой рождалось искусство людей, чтобы впоследствии развлекать человека в свободное от труда время и настраивать его на раздумье и мечтания.

Гай хотел себе сделать отдельный челн. Вначале он помогал делать челны из больших дубов, в которых могло поместиться по четыре человека, а потом отыскал для себя небольшой дуб, который своей формой немного напоминал челн. С большим трудом он притащил его из леса и сбросил с горы на песчаный берег. То же сделали охотники и с большими дубами, после того как они были подвергнуты первой черновой обработке и стали немного легче.

На берегу производилась главная часть работы. Несмотря на то, что Гай приступил к долблению своего челна уже после того, как охотники начали работать над большими челнами, он успел его сделать одновременно с другим и.

Форма дуба позволила ему сделать челн с острыми носами с обеих сторон, в то время как носы других челнов были округлыми, и сами челны напоминали корыта. В сосняке Гай собрал сосновый сок. Этой примитивной смолой он обмазал днище челна и, перевернув его вверх дном, оставил на берегу сушиться. Сок растопился и пропитал дерево. Теперь Гай был уверен, что челн его не будет протекать. Другие охотники сделали то же самое и со своими челнами. Челн Гая вышел очень легким. Гай один, без посторонней помощи, мог переносить его с места на место. Некоторые охотники предсказывали ему, что челн потонет под тяжестью его тела, но этого не произошло.

День, когда спускали челны в реку, стал веселым праздником. В этот день не могло даже и речи быть об охоте. Охотникам пришлось по очереди катать всех детей, женщин и подростков орды. Все они принимали участие в работе и отказать им в этом удовольствии было бы несправедливо.

На реке целый день стояли плеск и шум. Особенным успехом пользовался челн Гая. Когда все уселись в челны, пророчества охотников, говоривших, что челн Гая потонет, не сбылись, и даже больше того — Гай увидел, что в его челн можно посадить еще кого-нибудь. Тогда он посадил рядом с собою одну из своих собак, а затем и другую, которая кинулась за ним в воду, когда он начал отплывать. Двух больших собак всегда можно заменить одним человеком. Поэтому он быстро высадил собак и взял в лодку женщину, которая выражала ему свои симпатии во время попыток Оленьего Рога переплыть реку.

Женщина была необычайно довольна. Она покраснела, когда увидела, что другие женщины орды с завистью смотрят на нее. Она была одних лет с Гаем, ее звали Красной Вишней. Гай, может, потому и чувствовал себя с ней свободней, что помнил, как играл вместе с нею, когда был еще подростком. К другим женщинам он относился, как к матерям. Его отношение к Красной Вишне рождало взаимное дружественное чувство.

Женщина села лицом к Гаю и протянула ноги вдоль челна. Когда ее голые ноги коснулись ног Гая, челн чуть не опрокинулся, — это взволнованный Гай сделал резкое движение. Женщины, стоявшие на берегу, весело засмеялись, но Гай начал быстро грести от берега. Охотники, которые выехали раньше его, были далеко впереди. Но им приходилось все время держаться против течения, чтобы их не снесло вниз. Остроносый же челн Гая не боялся течения, и он поэтому, поехав напрямик, вскоре обогнал все челны.

Потом охотники организовали гонки, и Гай снова очень легко, почти шутя, перегнал на своем челне всех. Этим он завоевал симпатии орды, и ему пришлось потом катать по очереди почти всех женщин и детей. Веселый шум утих лишь поздно вечером, когда перед пещерами снова запылали костры, и орда готовилась к тому, чтобы хорошо выспаться перед назначенной на следующее утро охотой. Утром, как только рассвело, вся орда была уже на ногах. Приготовления к охоте происходили тихо и торжественно. Внизу так же тихо и торжественно блестела река. Ее ровная серебряная поверхность словно звала каждого ступить на нее. Охотники и юноши снесли на челны оружие: каменные топоры, копья, ножи, стрелы и деревянные дубинки. Женщины укладывали мешки из шкур и подстилки для мяса. Не зная, в чем дело, можно было бы подумать, что орда собирается на войну. Всех челнов было семь, в двух из них помещалось по пять человек, остальные пять вмещали по одному и по два охотника.

Усевшись в челны и отъехав от берега, охотники выстроились в стройный ряд. На этот раз никто не думал о гонках, и челны подвигались, как стая черных больших рыб, оставляя позади себя на воде длинные следы, похожие на широкие стрелы. Гай взял с собой на охоту собак. Женщины, дети и подростки долго следили за челнами охотников, покуда не не исчезли за далеким островком.

Охотники ехали очень долго. На пути им встречалось много островков, которые нужно было обходить, чтобы добраться до лугов, на которых паслись коровы и быки. Впереди плыл челн Гая. Он отыскивал дорогу в заросших травой протоках. Челны охотников плыли за ним. Наконец, после долгих блужданий в протоках, охотники пристали к берегу, покрытому лозняками. В одном месте лозняки были смяты. По-видимому, стадо приходило к этому месту пить воду. Отсюда и нужно было начинать охоту.

Оставив челны в лозняках, охотники взяли кожаные мешки, оружие и отправились по следам, оставленным дикими коровами, искать их пастбище. Собаки, поняв, в чем дело, с веселым лаем побежали вперед. Это облегчало охотникам их работу. Но когда они вышли из лозняков, то увидели, что собаки исчезли в густой высокой траве, покрывающей все поле до далеких холмов. На лугах не было ни одной коровы. Тогда охотники решили, что пастбище находится за холмами. Гай свистнул; его собаки выскочили из травы и стали у его ног. Затем, по данному Гаем знаку, они медленно побежали вперед, обнюхивая землю и показывая охотникам направление, в котором ушло стадо.

Охотники шли за собаками, изредка останавливаясь, чтобы проверить следы и убедиться в том, что собаки не ошиблись. В одном месте они наткнулись на скелеты двух животных. Один из них принадлежал молодому дикому теленку, а другой — пещерному льву. Лев, очевидно, напал на стадо и зарезал теленка. Но его самого забодали разъяренные быки. Другие же звери съели и теленка и льва. Это была очень дешевая добыча, которая досталась гиенам или шакалам. Очевидно, после этого приключения быки переменили пастбище и нашли другой водопой.

Когда охотники добрались до холмов, они тихо и осторожно стали подыматься вверх. Собаки перестали скулить и стали передвигаться чуть ли не ползком. Это говорило о том, что они чувствуют живую добычу. В них проснулись инстинкты их родственников-шакалов, и они подкрадывались тихо и незаметно. Охотники так же тихо взобрались на холмы и залегли в траве.

Они увидели перед собой большое пастбище, по которому ходили коровы и быки. Несколько быков стояло на страже и время от времени успокаивающе ревело. Коровы спокойно ели траву, а молодые телята весело бегали возле их. Настроение стада было спокойным. Некоторые из быков приставали к самкам, но дежурившие буйволы отгоняли их.

Напасть на стадо с одной стороны нельзя было, так как. буйвол, стоявший на страже, почуял бы врага и предупредил бы об этом стадо. Все животные побежали бы в одну сторону, и тогда вряд ли охота была бы удачной. Если бы охотники напали на стадо только с одной стороны, то могли бы лишь ранить несколько коров и быков стрелами, да и те убежали бы, чтоб погибнуть где-нибудь в степи. Нужно было поэтому осторожно обойти стадо с нескольких сторон и потом напасть на него.

Охотники устроили маленькое совещание и решили разделиться на четыре группы. Одна осталась тут, на холме, две должны были обойти стадо с двух сторон, а четвертая — с тыла. Так как четвертой группе предстояло пройти наибольшее расстояние, то она должна была раньше других начать нападение, одновременно известив остальные группы о том, что она добралась до своего места.

Бык, стоявший на страже, несколько раз тревожно ревел, но в этом реве не было предупреждения о непосредственной опасности. Поэтому коровы лишь на миг подымали от травы свои морды и, промычав в ответ, продолжали щипать траву. Буйволы, стоявшие на страже, волновались. Они инстинктом чувствовали какую-то опасность, их тревожило какое-то предчувствие, но вокруг все было тихо. Их, возможно, беспокоила эта тишина, которая продолжалась необычайно долго. Стадо привыкло к частым нападениям хищников, и за этой тишиной мог скрываться страшный зверь, который готов напасть на стадо. Нужно внимательно следить, нужно обнюхивать воздух и прислушиваться.

Когда Гай, его собаки и двое охотников, обойдя стадо, доползли до назначенного места, они наметили нескольких быков и выстрелили в них из луков. Потом, выскочив из травы, они с громкими криками бросились на стадо. Другие охотники с трех сторон начали пускать в стадо стрелы и подняли сильный шум. Увидев, что убегать некуда, стадо сбилось в кучу. Коровы испуганно замычали, быки заревели, собаки залаяли и все это смешалось с человеческими криками.

— Ого! Ого! — выкрикивал Гай.

— Гой! Гой! — отвечали охотники.

Но быки быстро организовали отпор. Коровы, молодые бычки и телки сбились в середину, а вокруг них стали прочной стеной буйволы и быки. Как ни лаяли собаки Гая, как ни нападали, они все время встречали острые рога. Пробить такую стену не было никакой возможности. Тогда охотники выпустили в середину стада целую кучу стрел. Раненые коровы заревели от боли, некоторые упали на землю. Началась паника. Коровы бросились врассыпную, а быки с ревом напали на охотников. Теперь охотникам пришлось спасаться от быков, отбиваясь копьями и дубинками. Копья глубоко ранили быков и они с глухим стоном падали на землю мертвыми. Земля дрожала под копытами испуганного стада.

Собаки Гая с двух сторон вцепились в шею большого буйвола. Он бегал взад и вперед, увеличивая панику, топча раненых и сбивая с ног перепуганных коров.

Наконец коровы массой пробили себе выход и безудержной лавиной убежали прочь. Несколько быков осталось прикрывать отступление стада.

Теперь, когда стало свободнее, быки с большей энергией стали гоняться за охотниками, и многим из охотников пришлось туго. Нескольких быки ранили и сбили с ног. Какой-то молодой бычок, оставшийся вместе со старым, напал на Медвежьего Зуба. Этот охотник, обладавший большой силой и сам напоминавший быка, был неповоротлив и неуклюж. Когда бычок бросился на него, Медвежий Зуб кинул в него свое копье, но не попал. Эта неудача поставила его в тяжелое положение. Молодой энергичный бычок наступал на охотника. Поняв, что ему не удрать, Медвежий Зуб остановился и закричал. Бычок, нагнув голову, бросился на него, но охотник своевременно отскочил и схватил бычка за рога. Теперь тот уже не мог заколоть его. Он потянул охотника по траве, а затем остановился, силясь вырвать свои рога из крепких рук Медвежьего Зуба, но охотник, найдя опору для своих ног, остановился и начал сворачивать бычку голову. Вначале бычок не поддавался, а затем, заревев от сильной боли, грохнулся боком на землю. Из морды и носа его потекла кровь; через несколько минут бычок лежал неподвижно.

Собаки Гая, вцепившись в шею взбесившегося быка, долго висели на нем. Наконец бык споткнулся и с разбега упал на землю. От этой неожиданности собаки отлетели далеко в стороны, но сейчас же поднялись и снова бросились на быка. Подоспевший Гай отогнал собак и заколол измученного быка копьем. Бык, взятый собаками, был самым большим во всем стаде. Охотники долго удивлялись смелости собак и стали к ним относиться чуть ли не как к равноправным членам орды.

Наконец, последний бык упал под ударами копий нескольких охотников. Охота была закончена. Добыча была очень большой. Несколько быков и коров лежали на истоптанной траве. Среди охотников было три раненых.

Совершенно не отдохнув после работы, охотники начали снимать с быков шкуры и переносить порезанное на куски мясо в челны. Они не забывали, что в орде их нетерпеливо ждут женщины и дети.

 

Сущность вещей

«Камень тверже дерева. Дерево сгорает в огне, но огонь крепче камня, который трескается в огне. Все вещи имеют свои свойства. Изучив их, человек сумеет овладеть природой и заставить ее себе служить. Леса, луга, воды и звери покорятся тогда человеку. Один человек — властелин земли, и нет другого зверя или животного, который мог бы соперничать с ним.

Земля, как плодовитая женщина, рождает все — травы, зверей и даже людей. Она, как мать, дает им все для существования, она заботится о всех и кормит всех. Солнце-отец поддерживает жизнь всего существующего. Не будь солнца, неизвестно, что произошло бы с землей. Солнце рождает день и оно же посылает своего брата — луну светить в темные ночи. Лишь пауки и змеи, живущие в темных пещерах, боятся его. Солнце — великий жизнедатель, и огонь лишь отблеск его».

— Цок-цок-цок! — вытесывает Гай камень и думает о том, какие еще свойства скрывают в себе окружающие его предметы.

Гай выделывает новый каменный наконечник для своего копья и старательно оттачивает его, чтобы он был крепким, острым.

Цок-цок-цок! — под однообразные звуки ударов он медленно перебирает свои мысли. Благодаря им он все чаще наводит удивительные свойства во всем, что окружает его.

«Вот еще вода непонятная вещь, — думал Гай, — рыбы дышат ею, как животные воздухом, дерево плавает в ней, а земля и камень тонут. Вода гасит огонь, превращаясь при этом в белый пар, который становится затем снова водой, но в то же время огонь сушит мокрые вещи. Что сильнее — вода или огонь? Вода может потушить самый страшный огонь, например, лесной пожар. По-видимому, вода сильнее огня. А может быть, силы огня и воды равны? Интересно было бы поставить воду в зверином черепе на огонь.

Что из этого выйдет? И откуда берется все, что окружает нас, и мы сами? Чтобы узнать все это, надо дойти до края мира, до пропасти, куда прячутся солнце и его брат месяц.

Земля, как огромная ладонь, но где она начинается и где кончается? Сколько больших стран находится на ней? Возможно, что в этих странах имеются люди, которые знают об этом».

Какая-то тень вдруг заслонила солнце. Гай поднял голову и увидел, что над ним пролетает большая хищная птица. Птица поднялась высоко, а потом медленно исчезла за лесом.

«Вот, человек еще не умеет летать. Человек умеет плавать на челне, как рыба, куда захочет, дерево не тонет в воде, как птица не тонет в воздухе. Все остальное, кроме птиц, тонет в воздухе. Надо найти такую вещь, которая в воздухе не тонет, из нее надо сделать челны, на которых человек сможет летать, и тогда он станет настоящим господином мира. Люди будут летать, как птицы, и смогут быстрее передвигаться с места на место. Они долетят до конца мира и узнают все, что можно узнать. Они облетят всю землю, и не будет места, где бы они не побывали».

Гай снова поднял голову и с завистью посмотрел в ту сторону, куда улетела хищная птица. Потом глубоко вздохнул и снова взялся за работу.

«Люди многому уже научились, но еще больше скрыто от них. И вряд ли жизни одного человека хватит, чтобы узнать все. Лишь все люди, лишь орда, которая будет долго существовать, лишь дети и дети детей когда-нибудь узнают, что скрывает в себе каждая вещь. Узнают сущность вещей. Каждый в отдельности узнает про что-либо и поделится этим с другими. Последний человек будет знать все, что было раньше, что есть и что будет со всем, что его окружает.

Последний человек будет каким-то необычайным человеком. Его слов будут слушаться звери и неподвижные предметы. Он один будет властвовать над всем миром. Возможно, что его будет слушаться даже солнце.

Но вот, например, камень. Что скрывает он в себе, кроме твердости? Из чего он состоит? Разобьешь его, останется один песок. Но какая сила связывает отдельные песчинки? Какая сила держит их одну около другой? Ведь если взять песок и сжать его изо всех сил, ничего не получится — песок снова рассыплется, и песчинки отстанут одна от другой. Сила, которая связывает песчинки в камень, какая-то необычайная сила, которой нет равной. Если бы найти эту силу, можно было бы делать необыкновенные вещи. Ведь это сила, которая объединяет дерево, воду и решительно все.

Что это за сила, из чего она, имеет ли она какую-нибудь форму? Что умеет делать теперешний человек? Он умеет поддерживать огонь, умеет плавать, делать разные вещи из камня, дерева и звериных шкур. Он умеет охотиться на зверей. Нет, еще очень мало умеет делать человек. Еще очень много времени пройдет, прежде чем человек поймет все, что окружает его.

Человек не знает, из чего состоит он сам. Как же ему знать, из чего состоят разные вещи? Благодаря чему движутся звери, птицы, рыбы и он сам? Почему не передвигается дерево и другие растения? Почему зверь перестает двигаться, когда его убивают? Что-то, видно, портится в нем, расстраивается, и он лежит мертвый, покуда его не съедят другие звери или покуда он сам не сгниет и не смешается с землей.

Откуда берутся тучи и ветер? Кто их гонит? Откуда берется гром, напоминающий львиный рев? Откуда берется молния, зажигающая лес и срезающая, словно ножом, громадные дубы? Никто этого не знает. Старики говорят, что это высшие разумные силы природы, но если они такие умные, эти силы, то зачем им ломать деревья, чтобы они гнили? Зачем им диким воем пугать зверей и людей? Даже неразумные звери ничего не делают без определенной причины.

Вода размывает землю, песок, воюет с землей и образовывает целые острова. Все вещи влияют друг на друга. Все, что есть на земле, связано между собой. Не будь растений и травы, поумирали бы маленькие звери и птицы, кормящиеся ими. Не будь зверей, птиц и рыб, поумирали бы люди. В природе происходит бесконечная борьба. Все борется, все воюет, чтобы существовать. Даже орды людей и те воюют между собой.

Где-то существуют орды людей, которые разговаривают как-то иначе. Это люди имеют другой вид, другую внешность и другие законы. Старики помнят, как воевали люди. Встретятся две орды, и начинается война. Орда не может понять орды, люди не понимают друг друга, сталкиваются различные законы и начинается вражда».

— Цок-цок-цок!..

«Из этого камня должен получится острый и крепкий наконечник для копья. Он нужен для того, чтобы убивать зверей и кормить женщин и детей орды. Звери имеют крепкие мускулы, острые зубы и когти, а человек увеличивает свою силу умом. Он придумывает разные приспособления, которые помогают ему охотиться. У человека короткие руки. Он увеличивает их на сотни шагов быстрой стрелой. У человека нет острых зубов и когтей. Он заменяет их ножом и копьем. Вещи служат человеку, в то время как звери сами себе служат. Им никто не покоряется.

Звери делятся на добрых и хищных. Даже среди растений есть хищные. Они ловят мух и мотыльков и пожирают их. Сок некоторых растений смертелен даже для человека.

Странные явления окружают нас со всех сторон. Лишь успел осмотреться, как поспевай оберегаться. Сколько пришлось думать человеку, чтобы научиться обрабатывать камень. Когда-то люди могли только мечтать об этом. Они мечтали о том, чтобы научиться переплывать реки, поддерживать огонь или обделывать шкуру убитого зверя. А мы достигли уже этого. Культура пошла вперед, мы поднялись высоко. Мы не похожи на наших предков, мало чем отличавшихся от зверей. Мы стали властителями животных и растений».

— Цок-цок-цок!.. Черк!..

Гай вдруг откинулся назад и закрыл лицо руками. Он неожиданно ударил камнем о камень сильнее, и искра обожгла ему лицо.

— Это напоминает укус пчелы, — громко проговорил Гай, потирая рукой обожженную щеку.

В его подвижном мозгу возникли ассоциации.

Потом он поднял камень, упавший из его рук, и стал его внимательно рассматривать. Он теперь нарочно стал ударять камнем по камню, покуда не выбил огонь. Это занятие ему понравилось, и он несколько раз повторил свой опыт. Искры были большими, и когда падали на лицо или руки, кусались точно пчелы. Гай даже невольно закрывал глаза. Достигнув наибольшего эффекта, он бросил камень на землю.

— Что из этого, — проговорил он. — Я видел уже сотни раз такое. Даже дерево, если его тереть, становится горячим.

Он прилег на траву и снова задумался.

Его мозг напряженно работал.

И вот в его памяти встала лунная ночь.

Луна заливает своим светом небосклон. Гай стоит на горе, смотрит на реку, в водах которой играет лунный луч. Внизу, под горой, догорают костры орды, красным светом освещая тела. Свет падает далеко от костров, и большие тени дрожат на земле и в воздухе. Искры высоко подымаются от костров и падают у его ног.

Гай внезапно вздрагивает и оглядывается. В воздухе душно, солнце пылает и согревает его, землю и воду. Гай словно сумасшедший. Он что-то бормочет себе под нос и подымает с земли брошенный только что камень.

— Трава горит!.. Сухая трава!.. — громко вскрикивает он.

С этими словами он снова начинает бить камнем о камень. Ему кажется, что сейчас запылают камни и он будет держать в своих руках огонь. Его руки начинают гореть от напряжения, но, кроме искр, он ничего не видит и вдруг, обессиленный и разочарованный, падает на землю.

Он слышит, как сильно стучит его сердце, и весь он медленно потеет. У него такое чувство, что ему самому хочется вспыхнуть, как большой костер. Ему хочется, чтобы загорелись его руки, ноги, чтобы все тело вспыхнуло неукротимым пожаром. Он долго сидит на траве, а потом, немного успокоившись и что-то припомнив, подымается и внимательно начинает что-то искать на траве. Вот он нашел. Это тонкий стебель травы. Он очень сух, но гибок и не ломается. Это необычайно тонкая и нежная ниточка. Ее сотни раз мочили дожди и росы, опаляло солнце. Если бы найти соответствующий химический раствор, то из нее можно было сделать порох необычайной силы.

Гай терпеливо собирает эти сухие стебельки-ниточки и когда решает, что их уже достаточно, садится на свое место около камней и сплетает из травы что-то похожее на фитиль. Видно, что он немного волнуется, у него дрожат руки, и напряженная мысль блестит в глазах. Гай подымает с земли камень, прикладывает к нему фитиль, сжимает все это в одной руке, а в другую берет второй камень и начинает высекать искры.

Он высекает очень осторожно и поэтому искры очень малы и слабы. Он высекает сильнее, но искры не падают на фитиль. Тогда Гай иначе кладет фитиль, и искры падают прямо на него. Он снова начинает высекать и достигает наибольшего эффекта. Он уже умеет высекать большие искры, которые обжигают ему пальцы.

Фитиль начинает понемногу куриться. Еще удар камнем о камень — и фитиль начинает тлеть. Трепет охватывает все тело Гая, его руки дрожат, и он еле держит фитиль.

Он не верит своим собственным глазам. Неужели это он, Гай, вызвал из камня огонь? Неужели он открыл еще одно свойство, которое скрывает в себе камень? Это ведь необычайно! Это замечательно! Он забывает о фитиле, который тлеет в его руках и, внезапно вскрикнув, выпускает его из рук. Фитиль обжег ему пальцы, и сильная боль сливается с восторгом и невыразимой радостью. Он смотрит себе под ноги на фитиль и видит, как от него подымается тоненькая полоска белого дыма.

Тогда он наклоняется и осторожно подымает фитиль. Маленький живой огонек жадно пожирает сухой фитиль. «Какой он голодный и маленький, — думает Гай, любовно глядя на огонек, как на маленького ребенка. — Какой он нежный». И лицо Гая покрывается доброй, приветливой улыбкой.

Гай легонько раздувает огонек, и фитиль вдруг вспыхивает маленьким белым огоньком. Огонек быстро съедает весь фитиль и внезапно гаснет.

— Это необычайно! — громко вскрикивает Гай.

Потом он десятки раз повторяет эту процедуру от начала до конца. Его пальцы обожжены и болят, но он нежно улыбается и говорит:

— Живи, живи!.. Кусай!.. Кусай изобретателя Гая!..

Потом он садится на землю и, забавляясь, поджигает сухую траву. Трава начинает быстро гореть, и огонь окружает юношу со всех сторон. Гай пугается, вскакивает на ноги и голыми пятками начинает гасить огонь. Он комично подпрыгивает, когда огонь припекает его, и кажется, будто он исполняет какой-то сумасшедший танец. Наконец огонь добирается до сочной влажной травы и гаснет.

Измученный и обожженный юноша откидывает в сторону камни и бросается в свежую траву. Он уже не интересуется своим изобретением, он вполне доволен, даже больше, чем следует. Он чувствует, что сделал что-то очень большое, но по сравнению с тем, что еще предстоит открыть, его открытие невелико. Потом его охватило желание побежать в орду и показать всем, как из камня можно добывать огонь. Пусть удивятся все тому, что он, юноша Гай, додумался до такой полезной и интересной вещи. Но он поборол это желание и задумался.

«Что может дать его изобретение? Можно будет не поддерживать огонь. Когда случайно погаснет главный костер, не надо будет в поисках огня бегать искать какую-нибудь орду. К чему женщинам вечно собирать хворост, чтобы днем и ночью поддерживать жадный костер? Теперь уже достаточно будет ударить камнем о камень, и огонь запылает пожаром».

Но он сразу же испугался своих мыслей. Он был уверен, что никто не согласится погасить главный костер и вверить свою судьбу какому-то камешку.

«Разве можно так сразу отменить традицию, установленную предками. Ему самому будет неприятно, если перед пещерами не будет костра. Огонь — главная примета человеческой стоянки. Он признак могущества человека, он сигнал, который извещает всех об уютном месте, где можно поесть, отдохнуть и поговорить с людьми. Нет, сейчас гасить огонь нельзя. Это можно будет сделать только потом, когда люди привыкнут жить без него. Это произойдет постепенно, медленно и незаметно.

Он хорошо помнит, что было, когда он нашел новый способ приготовления луков. Палку, из которой делают лук, по открытому им способу, нужно было вначале мочить в воде, а затем сгибать перед огнем. Когда он рассказал об этом охотникам, они смеялись над ним, и лишь некоторые из них следуют теперь его примеру. Их луки выходят лучшими и более прочными.

Так будет и с этим изобретением. Нет, надо, чтобы прошло время, надо, чтобы люди как-нибудь на практике убедились в ценности его открытия.

Все зависит от отношения к нему старых охотников. Старики много знают, старики умнее всех остальных членов орды, но они недоверчиво относятся ко всяким нововведениям и неохотно отступают от старых обычаев. Они по-своему смотрят на мир и не изменяют своим принципам и традициям. Все им верят, так как нет никого, у кого можно было бы узнать что-либо об окружающем, нет никого, кто бы мог объяснить все.

Что, например, происходит с человеком, когда он умирает? Старики говорят, что человек становится землей, чем был и раньше. Из земли со временем вырастает трава или другое растение, и это растение съедает какой-нибудь зверь, зверя съедает человек, и умерший снова живет в новом человеке, т. е. начинает жизнь сначала, и поэтому с каждым разом становится смелее и разумнее. Благодаря этому люди увеличивают свой опыт и будут увеличивать его бесконечно.

Это хорошая сказка, но сказка для детей. Взрослый не должен верить таким басням. Это вовсе не так. Предки живут потому, что продолжается род. Они еще при жизни дают часть самих себя детям, и та сила, которая была в них, остается в тех вещах, которые они создали или открыли.

Дети умрут, и дети детей умрут, а вещи остаются. Они переживают всех. Та сила, которая раньше двигала людей, остается в их вещах, и вещи становятся полезными. Они открывают людям свою сущность. Не будет его, Гая и многих после него уже не будет, а люди еще долгое время будут добывать из камня огонь.

Каждый мужчина и каждая женщина вкладывает что-то новое в свою работу, и благодаря этому все становится красивее и совершенствуется. Об этом узнают дети и в свою очередь прибавляют от себя что-то новое. Люди начинают действовать на природу, и все окружающее человека покоряется ему.

Я отрубил шакалам хвосты, я нашел огонь. Теперь я — Гай — Изобретатель огня. Я должен открыть еще очень многое, я должен ускорить жизнь».

Его мысли уносились далеко. Он видел большую страну, покрытую густыми лесами и изрезанную быстрыми реками. В лесах бродили коровы и быки, в реках плескалась рыба. И всюду, куда ни посмотришь, люди живут мирной жизнью. Одних зверей уничтожили, других приручили. «Если можно приручить собак, — думал Гай, — то почему нельзя сделать быков и коров домашними, почему нельзя приручить и других зверей?»

Он видел, что люди жили уже не в пещерах и логовищах, а в каких-то особой формы землянках, подымающихся своими крышами над землей. Люди плавали по рекам на больших челнах, в которых могла поместиться целая орда, люди, как птицы, летали в воздухе и благодаря этому быстро переносились из одного места в другое.

Все это было фантазией. И если бы кто-нибудь из орды узнал, о чем думает юноша, то наверно подумал бы, что юноша очень болен или просто сошел с ума, пораженный чем-то невиданным.

Успех взволновал юношу, и он беспокойно возился в траве, вызывая все более и более удивительные представления. Наконец собака, которая нашла его в траве и подбежала к нему, отвлекла его от мечтаний. Гай вспомнил, что ему нужно закончить выделку копья, потому что его старое копье уже поломано, а без копья не могло быть всего того, о чем он мечтал. Поэтому нужно работать, а не лежать в траве, развлекаясь фантастическими мыслями.

Юноша погладил собаку, поднялся с травы и начал искать камни, которые он бросил куда-то в траву.

 

Солнечный блеск

Однажды, вернувшись к стоянке после долгих блужданий по лесу, Гай увидел, что вся орда в сборе и чем-то взволнована.

— Где ты бродил, юноша? Не заметил ли ты чего в лесу? — обратился к нему самый старый член орды — Одноокий.

Гай, после нескольких попыток переплыть реку, привык ходить на север. Он, как рыба, которая плывет против течения, благодаря своей привычке, еще ни разу не уходил на юг от стоянки, хоть и собирался пойти туда несколько раз.

— Я был на севере, — ответил Гай, — но ничего, кроме зверей, не видел. А что такое?

— На юге виден дым! — ответила одна из женщин, показав рукой по направлению к лесу.

— Дым! Дым!.. Я видел! Я видел!.. — закричал взволнованный растрепанный мальчик.

Вся орда сбилась в кучу. Охотники расспрашивали, подростки, волнуясь, отвечали им, а женщины шумели, придумывая самые разнообразные истории. Привлеченные шумом дети терлись о шкуры женщин и шныряли в толпе.

— Тише!.. — приказал дед Одноокий. — Так ничего не разберешь. А ну, Вихрастый, иди сюда! — обратился он к растрепанному мальчику.

Толпа утихла и прислушалась к разговору. Мальчик подошел к Одноокому.

— Ну, рассказывай, что ты видел?

— Дым!.. Там на юге дым!..

— Хорошо. Ты скажи, этот дым стелется или подымается столбом?

— Это очень далеко, — ответил мальчик, — я смотрел с дерева на горе. Он подымается полосой.

Оказалось, что кроме Гая и среди мальчиков есть охотники бродить по лесу, хоть и с риском попасть в лапы хищного зверя.

— Может, ты ошибся? — спросил снова Одноокий.

— Нет, нет! Я видел… Там, далеко, полоса дыма… Я долго смотрел на нее. Там люди…

— Откуда ты знаешь, что там люди? Может быть, там пожар?

— Это не пожар, — вмешался в разговор Гай, — если бы был пожар, то отсюда убежали бы все звери. Это не пожар.

— Может быть, это степняки? — подумал вслух какой-то охотник.

Это слово вызвало в орде волнение. «Степняки! Степняки!» Женщины встревожились и начали собирать детей. По рассказам они знали, что степняки — дикое племя, которое любит нападать на мирные орды охотников, живущих на постоянных стоянках. Это волновало не одних лишь женщин. Были встревожены и охотники, но они старались не показывать этого. Степняки не подходят так близко к лесу.

— Какие там степняки, — успокаивали охотники толпу.

— Малому показалось, а вы и поверили!

— Там дым, дым, дым!.. — подпрыгивая, кричал растрепанный мальчик.

— Да замолчи! — приказал ему Одноокий. — Ну и дым, так что же из этого? Сейчас охотники пойдут и узнают, что там такое!

После небольшого совещания, во время которого стоял шум и суетились встревоженные женщины, охотники отправили Оленьего Рога и Гая узнать о причинах дыма. Одновременно с этим они расставили часовых и приказали всей орде никуда со стоянки не уходить.

Олений Рог и Гай, вооружившись как на войну и позвав собак, поднялись на гору и пошли на юг. Собаки вначале бежали сзади, а потом стали гоняться за маленькими зверьками, быстро убегавшими от них в норки и густые кусты.

Охотники шли молча. Нигде не было никаких следов, которые указывали бы на присутствие человека. Они шли уже достаточно долго, и всю дорогу Олений Рог упорно молчал. Гай хоть с собаками разговаривал, а тот шел молча, не обращая на юношу никакого внимания.

Как это он, охотник Олений Рог, удостоит юношу Гая разговором! Олений Рог шел важно, как петух, и Гай время от времени тихо смеялся, глядя на эту самоуверенную фигуру. Охотник был худым и высоким. Длинная оленья шкура, которая была на нем, болталась сзади и била на каждом шагу по пяткам. Он был весь рыжим. Его длинные волосы, приглаженные с помощью воды, спускались на шею и торчали на ней воинственным вихром. Длинное лицо с маленькими глазами было все время сосредоточено. Он шел по лесу торжественно, как господин земли и неба и, видимо, думал, что у него величественная фигура непобедимого охотника-воина.

Веселые обезьяны, обозленные его видом, дразнили его и бросали в него веточками и плодами. Олений Рог часто останавливался и, подняв высоко свое копье, угрожал им. Но это лишь веселило население леса. Охотник продолжал идти, и оружие, висевшее на нем, стучало и гремело. Охотник нес несколько пудов смертоносного камня. Когда его оружие гремело особенно сильно, начинали рычать даже собаки Гая. Наконец Олений Рог что-то пробормотал себе под нос, давая этим знать Гаю, что он желает разговаривать. Гай ухватился за этот звук и начал разговор.

— О, великий охотник на оленей, храбрый и непобедимый брат! — патетично заговорил юноша. — Ты много охотился в лесу и на поле. Не видел ли ты когда-нибудь степняков? Каковы они, что это за люди?

Когда Олений Рог услышал эти слова, он как бы вырос на целую голову. Эта похвала ему очень понравилась.

— Нет, юноша, — прохрипел он, — мне не приходилось еще встречать степняков, а не то моя дубинка и копье были бы уже покрыты их кровью.

— Говорят, что они не похожи на нас, — продолжал Гай, — говорят, что они ниже нас и смуглее.

— Я тоже слышал об этом, — подтвердил Олений Рог.

— Они очень хитры, — заметил Гай. — С ними надо быть очень осторожным. Их стрелы летят быстро и незаметно.

Олений Рог внимательно посмотрел на юношу.

— Они едят людей, — закончил юноша, и вдруг стал внимательно оглядывать Оленьего Рога с головы до ног.

Олений Рог встревожился.

— Ты что-нибудь заметил? — испуганно спросил он.

— Нет, это я так… ничего… только… — нарочно не досказал юноша.

Олений Рог снова внимательно посмотрел на Гая. Лицо юноши выражало беспокойство. Олений Рог знал, что Гай умен, что все его уважают, и если он обеспокоен, то значит, есть что-то серьезное.

— Ты знаешь, храбрый брат, что эти степняки умеют хорошо прятаться в кустах. Вот мы идем, а в это время, может, десятки глаз следят за нами из кустов.

Олений Рог от этих слов даже остановился. Он начал смотреть на кусты.

— Вот что, — сказал юноша, — ты очень белый…

— А разве это заметно из кустов? — взволнованно спросил Олений Рог.

— Нет, не то: степняки любят есть белых, — серьезно ответил Гай. — Они считают, что мясо белых людей очень вкусно. Вот я смотрю на тебя и беспокоюсь.

Олений Рог глубоко вздохнул и побледнел. Вообще-то он был храбрым охотником и никогда не отступал перед опасностью, но его пугало все неизвестное.

Собаки Гая, учуяв в эту минуту в кустах какого-то зверя, остановились и стали нюхать воздух. Гай, заметив это, быстро лег в траву и стал ползти.

— Они что-то заметили, — проговорил Гай, — верно, степняки.

Олений Рог сразу повалился в кусты, подымая своими камнями грохот. Собаки недовольно посмотрели на него.

— Тише, они слышат издалека, — сказал Гай и быстро начал ползти вперед.

Олений Рог старался не отставать от него, заботясь в то же время о том, чтобы его оружие не подымало шуму. Он сразу вспотел, так как оружие было очень тяжелым и ползти с ним по траве было нелегко.

Когда собаки увидели, что люди ползут, они были очень удивлены. Они повернулись и приветливо замахали обрубками своих хвостов. Это означало: все спокойно, никого и ничего нигде нет… Но Гай полз нарочно. Он то полз, то тихо лежал в траве и прислушивался.

— Видишь, брат, — показал Гай Оленьему Рогу на собак, когда они удивленно посмотрели на своих хозяев. — Они говорят, что в кустах кто-то сидит.

Олений Рог так и замер. Потом, взяв стрелу и лук, приготовился к бою. Собаки удивленно смотрели на людей. «Они, видно, с ума сошли, — думали куцехвостые. Или мы сами взбесились». Это удивление было таким комичным, что Гай чуть было не прыснул со смеху, как носорог на водопое. «Но ничего ведь нет, — думали собаки, — или мы ошибаемся». И вдруг заметив, что Олений Рог подымает лук, собаки присели и испуганно поползли назад.

— Видишь, видишь, — прошептал юноша, еле сдерживая смех.

Собаки, увидев, что их хозяин смеется, поняли, что люди шутят. Они сразу вскочили на ноги и с громким лаем кинулись в кусты. Оттуда, прямо на Оленьего Рога, выскочил заяц, но быстрая стрела храброго охотника убила его на месте.

— Это лишь заяц, — облегченно произнес Олений Рог.

— А я думал, что степняки, — смеялся юноша.

Гай теперь хохотал, как сумасшедший, а Олений Рог приятно улыбался, вытирая с лица пот и облегченно вздыхая. Ему было непонятно, отчего так громко смеется Гай. Убитого зайца юноша отдал собакам, и те быстро управились с ним.

После такого приключения Оленьему Рогу будет что рассказывать у костра. Он уже давно повторял рассказы о своих старых приключениях и теперь мог обновить свой репертуар.

— Увидим, как нас еще встретят настоящие степняки, — обратился Олений Рог к Гаю.

Вскоре оба охотника вышли из лесу. Оказалось, что они стоят на горе, а внизу под ними протекает река, которая значительно меньше, чем протекающая у их стоянки. Река, которую они видели сейчас, была, очевидно, притоком, потому что далеко на горизонте видно было течение большой реки. Ее большие песчаные косы блестели на солнце.

Справа, совсем близко, от себя охотники увидели дым костра. Еще дальше тоже курились тонкие полосы дыма.

— Тут несколько орд, — сказал Гай.

Олений Рог подтянул выше свое оружие и начал спускаться вниз к реке. Вдоль берега легко было подойти к стоянке. Гай и его собаки шли впереди Оленьего Рога.

Пройдя песчаный холмик, охотники заметили стоянку, которая была сильно похожа на стоянку их орды. Гай сразу же понял, что здесь живут такие же охотники, как они. Около нескольких костров возились женщины и дети. В горе было вырыто несколько больших пещер. У входа в пещеры на подстилках из звериных шкур лежали запасы мяса. Шкуры, содранные с быков и коров, были развешаны па кустах. Орда была большой, и в это время все находились в сборе. Охотники, видно, только что вернулись с охоты.

— Вот тебе и степняки, — с сожалением произнес Олений Рог.

Когда в орде заметили, что к стоянке подходят посторонние люди, все охотники и женщины оторвались от работы и стали смотреть на гостей. Гай и Олений Рог тоже молча осматривали жителей стоянки. Наконец Гай поднял руку в знак приветствия и громко заговорил, обращаясь ко всем:

— Привет вам, братья!.. Я вижу, что вас можно поздравить с успешной охотой.

— Привет и тебе, юноша, зашедший к нам, — на понятном Гаю и Оленьему Рогу языке ответил седой старик.

Олений Рог, который должен был первым произнести приветственную речь, недовольно посмотрел на Гая.

— Привет вам, братья, от орды охотников, которая поселилась невдалеке от вас. Мы пришли к вам, как друзья. Мы увидели издалека дым и пришли приветствовать вас около ваших костров. Наша орда желает вам спокойной жизни и успешной охоты, — гордо произнес Олений Рог, подняв кверху правую руку.

— Просим! просим! — ответило несколько охотников и женщин.

Гай и Олений Рог подошли ближе к костру. Им отвели почетное место около седого старика, и они сели в кругу своих новых братьев и сестер. Перед тем, как сесть, Олений Рог бросил на землю половину своего оружия.

— В чем дело, храбрый брат? — спросил один из охотников, показывая на оружие. — Не думал ли ты против нас воевать?..

— Нет, — ответил Олений Рог. — Увидев дым, мы решили, что можем встретиться со степняками.

— Хоть мы и недавно остановились на этом месте, — заметил старший орды, обращаясь к гостям, — но все же нигде никаких следов степняков не видели. На запад от нас, справа, поселились еще две орды. Видите, там, где подымается дымок? Значит, вместе с вашей северной ордой у нас имеется достаточно сил, чтобы отразить нападение степняков.

— Ге!.. Ты говоришь правду, мудрейший брат! — ответили гости.

Из разговора с хозяевами Гай и Олений Рог узнали, что орды, остановившиеся невдалеке, разговаривают на одном с ними языке. Никаких причин, чтобы враждовать между собой, у охотничьих орд не было. Наоборот, в случае какой-либо опасности, все орды могли объединиться, чтобы дать степнякам отпор.

Когда пища, которую готовили женщины, была готова, гостей попросили разделить трапезу. Гай и Олений Рог не отказались, так как за время путешествия порядком проголодались.

Охотники орды сильно заинтересовались собаками Гая. Они разглядывали их и гладили, собаки с удовольствием отвечали на это веселыми прыжками и лаем. Гай понял, что и у этих охотников тоже должны быть собаки. Он спросил об этом. В ответ на его вопрос несколько охотников засвистели. На свист с веселым лаем прибежали три собаки. Собаки эти были такими же шакалами, как и собаки Гая, но у них были обрублены уши. Все три были суками. Собаки Гая и собаки охотников орды с рычанием бросились друг на друга. Все охотники внимательно следили за ними, но собаки, обнюхав друг друга и чувствуя мирное настроение орды, начали весело играть, бегая по широкой площадке и опрокидывая детей, принявших участие в их беготне.

После трапезы старик предложил гостям остаться.

— Скоро ночь, — сказал он, — а, вы, видно, дорогие гости, утомлены далекой дорогой. Давно уже я не видел такого храброго охотника и такого прекрасного юноши, — обратился он поочередно к Оленьему Рогу и к Гаю. — Оставайтесь у нас на ночь. Отдохните. Нам нужны храбрые наследники, нам нужны прекрасные разумные дети. Наши женщины и сестры устроят вам удобные постели.

Услыхав эту речь, женщины покраснели. В их сверкающих глазах гости видели приветливые улыбки и скрытый зов. При последних словах старика Гай стыдливо опустил голову, а Олений Рог, придавая себе воинственный вид, стал открыто рассматривать женщин. Те весело смеялись и прятались одна за другую.

Гости поблагодарили за гостеприимство и, разговаривая с охотниками и женщинами, пошли осматривать стоянку. Стоянка этой орды ничем не отличалась от ихней. Затем Гай позвал собак и забрался на гору, чтобы хорошо познакомиться с местностью. Он хотел осмотреть реку, чтобы увидеть, нельзя ли на челне приплыть к этому месту от стоянки его орды. Это было бы гораздо удобнее и легче, чем путешествовать пешком. На всякий случай он захватил с собой лук, стрелы и копье, забытое увлеченным женщинами Оленьим Рогом. Взобравшись на гору, Гай свернул налево, в сторону большой реки. Солнце уже медленно заходило и бросало на воду и лес длинные стрелы. Золотой солнечный блеск менял цвета и играл на листьях деревьев. Юноша с восторгом смотрел на окружавшую его картину.

Вдруг где-то поблизости раздалось кудахтанье. Собаки присели, а затем стали осторожно пробираться в кусты. Подняв лук, Гай тихо пошел за ними. На небольшой поляне он увидал интересную картину. По траве важно прогуливался огромный красивый петух с необычайно красивым хвостом. Все его перья блестели разноцветными красками. Петух распускал свой сверкающий хвост, а несколько больших, но сереньких кур щипали траву и кудахтаньем отвечали на ухаживания петуха.

Юноша несколько минут смотрел на эту картину. Собаки, привыкшие к тому, что первыми нападают охотники, с нетерпением поглядывали на Гая. Гай взял наконец лук и выстрелил в петуха. С пробитой шеей петух забился на земле, кукарекая и трепеща. Куры, остолбенев, смотрели на своего кавалера, покуда собаки не напали на них и не задушили двух. Оставшиеся в живых с шумным кудахтаньем убежали в кусты, некоторые взлетели на нижние ветки. Гай взял петуха за голову и перекинул его себе за плечо. Прекрасный хвост петуха почти касался земли. Куриц Гай отдал собакам и, покуда они их разрывали, зашагал дальше.

Когда Гай медленно подошел к обрыву реки, он почувствовал, что за ним кто-то следит. Он прислушался и убедился, что это не зверь, а человек. Он несколько раз останавливался, бросался в кусты, но никак не мог открыть своего преследователя. Вспомнив, что собаки остались сзади, он успокоился и даже улыбнулся. Он знал, что собаки прибегут и неожиданно нападут на преследователя. Остановившись на этой мысли, он поднялся на обрыв. С обрыва он увидел много воды. Он понял, что это лиман.

«Удобнее всего можно добраться сюда на челне», думал он.

Вдруг до его ушей донесся отчаянный крик, слившийся с лаем собак. Боясь, чтобы его собаки не наделали какой беды, Гай быстро спустился с обрыва, но он сделал лишь несколько шагов и остановился пораженный. Перед ним, прислонившись к огромному стволу столетнего дерева, стояла озаренная золотыми лучами солнца перепуганная девушка.

Собаки, махая обрубками хвостов, смотрели на нее и изредка лаяли. Впрочем, этот лай был не сердитым. Собаки словно хотели сказать:

«Вот здесь, здесь… Что-то очень интересное… Гай… Гай!..».

А Гай стоял, как очарованный, и не мог пошевелиться. Он видел девушку необычайной красоты. Ее тигровая шкура сползла немного вниз и открыла розовое тело. Ее волосы были золотыми, как спелая, позолоченная солнцем трава. Они курчавой короной украшали красивое лицо и целым водопадом падали к ногам. Лучи солнца ослепительно отражались на них.

— Солнечный Блеск!.. — вскрикнул невольно юноша.

Девушка заметила его и еще больше прижалась к дереву. Гай отогнал собак, которые послушно отошли от нее.

— О, прекрасная сестра, которую можно сравнить лишь с солнечным блеском, не бойся!.. Мои собаки тоже поражены твоей красотой и не тронут тебя!..

Девушка посмотрела на Гая и покраснела. Гай еще ближе подошел к ней и не в силах был оторвать своих глаз от ее фигуры и покрасневшего лица.

— Откуда ты знаешь, что меня зовут Солнечным Блеском? — спросила девушка. — Ты ведь не из нашей орды!

— О твоем имени догадается каждый, взглянув на твои волосы.

Девушка отвернулась от него.

— Ты льстишь мне! — ответила она.

— Нет, я не льщу, ты прекрасна!.. О такой красоте можно лишь мечтать! Даже когда закрываешь глаза, видишь твое лицо, сияющее, как солнце.

— Уже поздно!.. — сказала девушка. — Видишь? Заходит солнце… Нужно возвратиться к стоянке.

Но, сказав это, девушка не тронулась с места и продолжала стоять около дерева. Видно было, что она не особенно стремится уйти.

Солнце заходило, и горизонт пылал багровым цветом. Где-то поблизости пронзительно закричала сова, в траве затрещали кузнечики, опьяняюще пахли ночные цветы. Гаю и девушке было приятно стоять здесь рядом, слушать шелест листьев и смотреть в пронизанную последними лучами солнца даль. Им казалось, что они сливаются с лесом, травой и горизонтом. Такое чувство они испытывали впервые.

— Откуда ты? — тихо спросила девушка..

— Из северной орды! Это не очень далеко отсюда. Мы видели дым и пришли узнать, кто здесь стоит, — стал рассказывать юноша. — Я пришел сюда с охотником из нашей орды, и нас попросили остаться у вас на ночь.

Девушка пристально посмотрела на него. Она словно хотела о чем-то спросить, но не решилась. Гай, заметив это, понял ее и быстро ответил на невысказанный ею вопрос.

— Но я буду ночевать в лесу!..

— Это меня не интересует! — ответила она.

Юноше стало неприятно от этого ответа. Он замолчал, стал безразлично оглядывать траву, деревья, позвал собак, и начал вести себя так, словно бы возле него никого не было. Солнечный Блеск подумала, что обидела юношу, и осторожно коснулась его рукой. Гай посмотрел на нее и улыбнулся. Его настроение сразу переменилось и ему снова стало приятно и хорошо. Он мог теперь снова без конца говорить, лишь бы она стояла тут и слушала его речь.

— Где ты достал такого красивого петуха? — спросила девушка, и в глазах ее блеснул жадный огонек.

— Я случайно застрелил его здесь в кустах, — ответил Гай. — Он будет очень хорошим украшением для какой-нибудь женщины.

Когда Гай убил этого петуха, он думал подарить его женщине из своей орды, Красной Вишне, которая дружественно относилась к нему. Из перьев этого петуха можно было сделать прекрасные разноцветные бусы, которые бы покрывали грудь и спину. Он знал, что все женщины будут завидовать той, которая украсит себя таким замечательным ожерельем.

— Кому ты подаришь этого петуха? — спросила девушка.

Гай заметил в ее глазах зависть. Девушке очень понравился петух, и она, очевидно, хотела стать его владелицей.

Может быть, поэтому она и следила за Гаем, что надеялась получить от него желанное.

— Я, кажется, уже сказал, что хочу подарить его одной женщине.

— Ты надеешься на ее любовь?

— Нет, — ответил юноша, думая о Красной Вишне.

— Я давно не видела такого украшения. У этого петуха необычайно красивый хвост!..

— Я подарю его женщине, которая мне нравится! — сказал юноша.

Девушка с досадой посмотрела на него. Она уже чуть было не рассердилась на него.

— Я дарю его тебе! — сказал Гай.

Солнечный Блеск посмотрела на юношу и покраснела. Он подошел к ней и, передавая петуха, прикоснулся к ее теплому телу.

— Но ты не надейся на мою любовь!.. — бросила она и, схватив петуха, быстро побежала в сторону стоянки.

 

Любовь

Проходит время. Сохнет трава и снова зеленеет. Корни гниют в земле и дают новые ростки. Спелые плоды надают с деревьев и снова цветут деревья ароматными цветами.

Веселые дети шумят над рекой. Их загорелые, почти черные тела шевелятся в песке, мелькают в кустах и реке. Солнце смеется в брызгах воды, и так же, как вода, смеются загорелые детские лица. Плеск, движение и шум слышны далеко и доносятся на противоположный берег реки.

Красивые женщины гуляют у реки, объятые чувствами, и солнце томно ласкает их голые плечи. Охотники мечтательно обтачивают каменное оружие, покрывая его узорами, или же блуждают по лесам и лежат в траве.

Еды много, оружия тоже. Волноваться не о чем. В мечтах они видят больших оленей, идущих за своими самками, медведей и ароматные цветы. Воображение стало таким настойчивым, что незаметно откладывает на камне отпечаток, и вот камень уже имеет определенные формы, которые напоминают оленя или медведя. Это — искусство. Человек, который всем доволен, может спокойно творить. Мускулы отдохнули, и мысль, острая, как кремень, начинает волновать продолговатые головы охотников. Она заставляет их делать такое, что не напоминает будничной работы.

Теперь очень часто можно встретить в лесу женщин, сидящих в траве с охотниками или юношами. Они сидят над рекой и слушают, как журчит вода.

И нигде нет никакого недовольства, никакой зависти или ревности. Все мужчины принадлежат всем женщинам и все женщины принадлежат всем мужчинам. Разве культурные существа могут мешать друг другу, — это лишь звери могут ревновать и проливать кровь за самку или самца. Так говорит традиция устами самых старших и самых разумных членов орды. Это знают и все остальные. Даже детям безразлично, кто их родители или матери, они имеют все, что им нужно, и получают от всех женщин и охотников одинаковую ласку. Они больше чем равноправные члены общества.

Лишь у больного человека могут возникнуть на этот счет какие-либо сомнения, и тогда судьбу его решает общество. Все четыре орды, которые занимают эти безграничные плодородные земли, как-то постепенно незаметно перемешались, и теперь женщин и мужчин одной орды можно встретить в другой. Лишь самые старые, самые мудрые охотники сидят на своих местах, потому что они — основа и опора каждой орды в отдельности. Это высший разум, который управляет жизнью общества. Они в свое время тоже блуждали из орды в орду, они тоже были когда-то молодыми и переживали то удивительное чувство, которое так сильно изменяет каждого человека. И они знают, что это чувство есть двигатель жизни, оно движет все человечество вперед и разбрасывает его по далеким свободным пространствам.

Это — любовь!

Все, что живет на земле, должно испытать это чувство. Это закон, который будет существовать до тех пор, пока будет на земле жизнь, потому что все, что окружает человека, пронизано любовью, как пронизан солнцем воздух.

Как стадо быков прошли века, и все они пили из безграничных живительных источников любви, и это стадо веков безгранично растет, увеличивается, и все же источники любви не иссякнут.

Так изобретатель Гай влюбился в светловолосую девушку Солнечный Блеск…

 

Отряд племени Уру-Уру

аи-Наи проснулся от страшного шума, внезапно нарушившего ночную тишину. В реве мужских голосов и визге женщин особенно выделялся пронзительный и высокий голос молодой Учанги. Старый Бо-ра бросил в костер охапку сухого хвороста, и маленькая прогалина среди густого и темного леса вспыхнула изумрудными тенями. Горстка мужчин и юношей небольшого племени Уру-Уру отбивалась от высоких беловолосых людей — те окружили стойбище и с ревом напали на его защитников. Вожак нападавших, свирепый на вид человек с бородой почти до пояса, схватив Учангу за волосы, тащил ее от костра в чащу леса. Вот почему так громко и пронзительно кричала Учанга. Маленький Каи-Наи видел, как его отец сцепился с охотником из чужого племени и покатился вместе с ним по земле.

Каи-Наи охватил ужас. Он задрожал под волчьей шкурой, которой его укрывали на ночь, но вместе с ужасом в нем проснулась звериная злость, жажда мести и смутное чувство, что он должен наравне с другими защитить родной дом. Он еще толком не понимал, что творится вокруг, но инстинкт обитателя леса подсказал ему, что эта минута грозит всему племени Уру-Уру смертельной опасностью.

Каи-Наи завизжал, как волчонок и, когда мимо него пробегал чужой воин, размахивая каменным топором, бросился врагу под ноги и со злостью и отвращением впился острыми зубами в твердую вонючую икру. Воин взвыл от боли, затряс ногой, стараясь избавиться от мальчика, но Каи-Наи крепко стиснул зубы, хотя рот его заполнила горечь — тело воина было смазано зловонным жиром. Воин бросил топор на землю, вцепился обеими руками в волосы Каи-Наи, оторвал его от ноги, как пиявку, поднял вверх, ударил ногой в живот и отбросил далеко от себя. Потом подхватил топор и снова бросился в бой.

От удара у Каи-Наи захватило дух, он резко выдохнул весь воздух и никак не мог снова вдохнуть. В глазах у него потемнело, и он без сознания покатился под какой-то куст.

Сколько так пролежал Каи-Наи, он не знал. Но когда открыл глаза, в лагере было тихо. Солнце стояло высоко, и лучи его, пробиваясь сквозь листву, падали на землю золотистыми кругами. Каи-Наи приподнялся и, протирая глаза кулаками, прищурился от яркого солнечного света.

Он уже забыл, что случилось ночью. Его лишь удивило, что он лежал не под шкурой у костра, как всегда, и что в стойбище было очень тихо: в такое время обычно всегда пылал костер, рядом возились женщины, и мать непременно отчитывала молодую Учангу.

Каи-Наи встал и направился к лагерю. То, что он там увидел, внезапно оживило в его памяти события прошлой ночи. У потухшего костра, уткнувшись головой в пепел, с обгоревшими седыми волосами лежал лицом вниз старый Бо-ра, а на голове у него чернела рана от удара тяжелого топора.

— Дед! — хотел было крикнуть Каи-Наи, но осекся: он увидел, что чуть поодаль, навалившись на врага, лежит его отец, а в спине отца торчит древко сломанного копья.

Вся прогалина была покрыта трупами беловолосых и людей из племени Уру-Уру. И вновь, как и вчера, Каи-Наи охватил ужас и звериная злоба на далекого врага. Здесь, на этой лесной прогалине, никого не осталось в живых из родных и близких ему людей.

Каи-Наи, дрожа, обошел поляну, всматриваясь в знакомые и незнакомые, чужие и родные лица, и нигде не заметил ни единого движения, не услышал ни единого звука, стона. Всюду были холодные мертвые тела, оскаленные зубы и застывшие глаза воинов. Женщин среди мертвых не было, кроме старухи-жены деда Бо-ра. Тяжелое копье догнало ее у самого края прогалины, и она, раскинув руки, лежала теперь неподвижно, как и ее старый муж. Старухи не нужны были беловолосым людям, а старой в становище была только Гобана, жена Бо-ра.

Каи-Наи не знал, что делать. Он напоминал олененка, чью мать убили охотники. Олениха лежит, вытянув ноги и откинув голову, остекленевшие глаза ее уже слепы, а глупый олененок стоит возле нее, лижет ей морду и ревет, не понимая, что с матерью, отчего она так неподвижна и холодна.

Каи-Наи впал в отупение. Он был один в этом хоть и родном, но страшном, темном лесу. Он бессильно сел на землю, взглянул на заваленный трупами лагерь и страшно, громко завыл, заплакал.

На прогалине было тихо. Лишь негромко шумел лес и вороны, прилетевшие еще утром, сидели на ветках и каркали, перекликаясь между собой. Они посматривали на трупы, но пока не решались слететь вниз.

Долго сидел и плакал Каи-Наи. Вороны, искоса поглядывая на мальчика, по одной то осторожно слетали на землю и прохаживались вокруг трупов, то снова взмывали на деревья и оттуда черными стайками наблюдали за Каи-Наи. Когда мальчик поднял голову, пара воронов уже сидела на отцовской спине, поклевывая рану у самого древка.

Каи-Наи вскочил и бросился к телу отца. Вороны, каркая, поднялось вверх и снова расселись на ветках вокруг поляны.

Каи-Наи вытащил копье из отцовской спины, поднял оружие вверх и потряс им в воздухе.

— Ого-го! Беловолосые люди! — крикнул он в том направлении, куда, как он думал, ушли враги.

— …Го-го!.. Люди… — крикнул кто-то из леса.

— Я пойду по вашим следам! Я отомщу за отца и мать! — крикнул Каи-Наи.

— …отца и мать! — опять отозвался кто-то из чащи леса.

Каи-Наи прислушался. Лес тихонько шумел вокруг. Вороны повернули головы и следили за каждым движением Каи-Наи. На соседнем дереве сидел дятел и звонко долбил кору: тук, тук…

— Тук, тук!.. — отзывался кто-то из леса.

— Я не боюсь тебя! — злобно крикнул Каи-Наи.

— …боюсь тебя! — отозвалось из леса.

Каи-Наи, сжав зубы, бросился в лес. Нигде никого не было.

Каи-Наи, то наклоняясь к земле, как собака, то рассматривая ветви и кору деревьев, бежал по лесу с единственной мыслью догнать врагов, увидеть мать, которую забрали беловолосые люди, и отомстить за отца. Как отомстить, он и сам не знал.

Долго бежал Каи-Наи. В груди у него клокотала жажда мести и горел пыл погони. Он позабыл, что остался совсем один посреди этого страшного темного леса, что рядом нет сильной руки отца — с ним он часто ходил на охоту и ставил ловушки и силки на зверей.

Лес шумел у него над головой; какие-то птицы печально перекликались в вышине, а он бежал и бежал… Наконец Каи-Наи остановился передохнуть и прижался всем телом к дереву. Темная кожа Каи-Наи слилась с рыжеватой древесной корой. Нужно было обладать очень острым зрением, чтобы разглядеть в полумраке леса его маленькую фигурку.

Отдышавшись, Каи-Наи осторожно огляделся. Какое-то неосознанное чувство подсказывало ему, что дальше идти нельзя, что там его подстерегает опасность.

Он затаил дыхание и стал ждать.

Невдалеке послышалось еле слышное урчание.

Каи-Наи еще крепче прижался к дереву: он знал, что это урчит злейший лесной враг человека — рысь. Мальчик потянул носом, и легкий ветерок принес знакомый запах зверя. Каи-Наи понял, что рысь не почуяла его — ветер долетал с той стороны, где затаился зверь. Каи-Наи, не двигаясь, водил глазами вокруг. Саженях в трех от его укрытия почти до самой земли свешивалась ветвь, а над ней искрились две зеленые звезды. Звезды то гасли, то снова загорались.

Каи-Наи замер и закрыл глаза: он думал, что и его глаза сейчас светятся в полумраке леса, как глаза зверя. Вдруг, вместе с запахом рыси, паренек распознал своим острым нюхом еще один запах. Это был тяжелый запах лося. Теперь Каи-Наи даже с закрытыми глазами знал, на кого охотится рысь. Его лишь удивило, что он не почувствовал запаха лося раньше.

Лось стоял недалеко от рыси и, подняв голову, объедал почки на соседнем дереве. Когда лось оказался еще ближе к рыси, та поползла по ветке, затем, покачав задом, прыгнула и вцепилась ему в шею.

Могучий рев лося прокатился по лесу, он закинул рога на спину и, ломая все перед собой, бросился прочь, унося на своей спине страшного всадника.

Каи-Наи засмеялся: глупый лось, не услышал рыси… Мальчик завидовал рыси, — у нее будет обед, а у него с утра в животе пусто. Он отделился от дерева и с опаской пошел по тропе, проложенной врагами.

Он не сомневался, что выбрал верный путь. Невозможно в промозглом лесу скрыть следы отряда в сотню людей, тащившего за собой женщин. Примятый мох, сломанные недавно ветки, сорванная кора обозначали путь врага; не считая разных звериных троп и тропинок, это была единственная дорога, по которой можно было пробраться через лес.

Едва мальчик сходил с тропы, как сразу попадал в такую чащу, такие непролазные дебри, что ему невольно приходилось возвращаться на прежнюю дорогу. Но и по этой тропинке идти было трудно: она то бежала через глубокие овраги, сплошь заваленные старыми трухлявыми деревьями и хворостом; то держи-дерево, словно толстой паутиной, заплетало колючими ветвями проход; то плющ и лозы дикого винограда, перебрасываясь с дерева на дерево, с ветки на ветку и стелясь по земле, преграждали дорогу, путались в ногах и мешали Каи-Наи. А он, как обезьяна, пролезал сквозь паутину держи-дерева, карабкался на толстые тысячелетние дубы, росшие посреди дороги; повисал на корнях деревьев, спускаясь с круч; весь промок в потоках, с бешеным ревом падавших в овраги и пропасти. Затем он выбрался на ровное место и вышел на большую прогалину, окруженную дикими яблонями и грушевыми деревьями.

Здесь было ясно и солнечно.

Трава на прогалине была смята и истоптана, а посередине еле заметным дымком курился угасающий костер.

Каи-Наи остановился. На прогалине никого не было. Враги, как видно, ушли отсюда недавно и их легко будет догнать в лесу. Но Каи-Наи так утомился и был так голоден, что повалился под куст и с полчаса отдыхал.

Надеясь найти какую-нибудь еду, он подошел к костру. Беловолосые ели на обед мясо дикого кабана и оленя, и у костра валялись объедки. Мальчик обгрыз и обсосал кости, на которых почти не осталось мяса, и ему еще сильнее захотелось есть; тогда он набил желудок яблоками и грушами, в изобилии валявшимися на земле, и без сил заснул под кустом.

 

Огни на красной скале

аи-Наи разбудил жуткий удар грома, прокатившийся по лесу. Сверкнула молния и осветила темную поляну. Мальчик вскочил, дрожа от ужаса. Он не раз и раньше слышал раскаты грома и видел молнию, и они всегда вызывали у него тревогу и непонятный, панический страх. Над лесом плыли тяжелые тучи, было душно и жарко. Лес раскачивался и трещал под натиском сильного ветра. Снова ударил гром. Огненная молния разодрала небо пополам и ослепительной изломанной стрелой ударила в сухую грушу, которая одиноко высилась на поляне. Дерево раскололось вдоль, занялось дымом и вспыхнуло высоким, до самых облаков, столбом пламени. Почти одновременно снова ударил гром. У Каи-Наи затрещало в ушах и он, оглохший и чуть не ослепший, не помня себя, бросился в лес. Он бежал по лесу, не разбирая дороги, падая и снова подымаясь на ноги, а над головой у него кто-то раздирал небо и бил по лесу ослепительными стрелами. И все эти страшные могущественные силы, казалось ему, охотились на него, на маленького мальчика Каи-Наи. Он бежал, не останавливаясь, продирался сквозь чащу, а сердце билось в груди, как испуганная птица, и грудь распирало так, что невозможно было дышать. Наконец он остановился, прислонился к дереву и прислушался. Гром грохотал немного в отдалении, и Каи-Наи понял, что это могучее, сотрясавшее небо и лес и гнавшееся за ним, не знает, где он, не в состоянии его найти, и он может отдохнуть. Вдруг пошел дождь, сперва слабый, потом все сильнее и сильнее, и через минуту лес был полон шороха и шума ливня, падавшего сверху целыми потоками. Когда блеснула молния и лес на миг озарило зеленое пламя, Каи-Наи увидел, что он стоит у старого толстого дуба, а над головой у него чернеет дупло. Мальчик подпрыгнул, ухватился за край дупла, подтянулся на руках и сунул голову в дупло.

— Фрр!.. — зашумело что-то в дупле.

Каи-Наи разжал руки и упал на землю; из дупла вылетела какая-то большая птица и скрылась в полумраке леса. Каи-Наи переждал немного, потом постучал кулаком по стволу.

— Эй, вылезай, кто там еще есть! — крикнул он.

Дупло молчало. Тогда мальчик снова подтянулся на руках и влез в дупло. Там было сухо и тепло; дупло было таким большим, что в нем поместились бы и трое таких же мальчишек. Устраиваясь в дупле, Каи-Наи почувствовал, что лежит на чем-то твердом; это твердое перекатывалось под ним, как мелкие камни. Рукам и он нащупал груду орехов: он случайно наткнулся на дупло, где белка хранила свои зимние запасы. Каи-Наи обрадовался, и через минуту орехи затрещали на крепких зубах мальчика. А снаружи лил дождь, шумел листвой темный лес и громыхал вдалеке гром, но он был теперь не страшен.

Всю ночь бушевала непогода, а Каи-Наи, наевшись орехов, как белка спал в дупле.

Каи-Наи проснулся от легкого удара по голове, как будто кто-то бросил в него камешек. Он открыл глаза. На краю дупла сидела белка и, свесив внутрь хвост, чесала лапками уши. Она только что принесла в свою кладовую новую порцию орехов. Каи-Наи быстро протянул руку и схватил белку за хвост. Она обернулась и укусила мальчика за палец. Тогда он, как белка ни сопротивлялась, подтащил ее к себе и задушил. Он запустил зубы в мех белки, задрожал от радости и заурчал, как дикая кошка. Разодрав белку, он стал жевать еще теплое мясо зверька. Съев белку и закусив орехами, он почувствовал себя сытым. Живот был полон еды, по нему растекалось тепло. Каи-Наи даже погладил себя рукой по животу. Живот был круглым и твердым, как барабан. Каи-Наи довольно рассмеялся: это уже не дикие яблоки. Но вдруг вспомнил, что он одинок здесь, в лесу, хоть и сыт. Печаль и жажда мести с новой силой загорелись в дикой душе Каи-Наи. Он выбросил все орехи из дупла и выбрался наружу. Для чего было выбрасывать орехи, Каи-Наи не знал. Когда ему встречалось птичье гнездо, он всегда разрушал его, разбивал лежавшие там яйца и выкидывал из гнезда птенцов. Так поступали все ребята, товарищи Каи-Наи, и делали это без всякой злости, даже тогда, когда им совсем не хотелось есть.

Стояла замечательное утро. Листья были мокрыми от ночного дождя. Капли сверкали на солнце, как алмазы. Пахло древесной корой и прелыми листьями.

Каи-Наи пошел напрямик в ту сторону, где думал найти прогалину с костром. Там он надеялся снова выйти на след врагов.

Он уже с час шел по лесу и удивлялся, что прогалина, где он видел вчера костер, все не попадалась. Ему показалось, что он взял слишком вправо; поэтому он повернул налево и шел так некоторое время, но прогалины все не было, и паренек с досадой понял, что сбился с дороги. Каи-Наи забеспокоился. Когда он преследовал врагов, у него была одна цель — догнать их. О том, что будет дальше, он не думал. Эта лесная тропа оставалась его единственной связью с людьми, хоть они и были его врагами. Потеряв тропу, он остался один против леса, против тех могучих сил, что еще вчера грохотали над его головой. Кто знает — может, они поймут, что он заблудился, снова явятся сюда и нападут на него. Каи-Наи считал, что удар молнии, который зажег грушу, метил в него, и он только случайно, спрятавшись в дупле, избежал верной смерти.

Он заскулил и, сорвавшись с места, побежал напрямик через лес. Теперь он не знал, куда бежит, он лишь чувствовал, что оставаться на месте нельзя, что надо что-то делать и куда-то бежать. Долго в отчаянии бежал мальчик, а лес хлестал его ветвями, раздирал кожу сучками и шумел над его головой непроглядным пологом. Но вот деревья начали редеть, перед глазами Каи-Наи закачался лоскут неба, и вскоре он очутился на прогалине.

Он радостно выбежал на поляну. Посреди поляны он остановился и стал рассматривать землю, надеясь найти следы вражеской стоянки, но это была не та прогалина, где он нашел вчера костер.

Неожиданно позади послышался шорох. Каи-Наи быстро обернулся и обомлел от ужаса: в нескольких шагах от него стоял медведь. Вокруг зверя вилось облако пчел. Одной лапой медведь закрывал глаза, а другой отмахивался от яростно нападавших пчел. Видимо, медведь набрел где-то на улей, разломал его и хорошенько полакомился медом.

Медведь был тотемом родного племени Каи-Наи. Ни один человек из их племени не поднимал копье на медведя и не стрелял в него из лука. Такого дерзкого смельчака ждала бы неизбежная смерть, смерть от руки сородичей. Каи-Наи знал это. Кроме того, он знал, что все его племя, племя Уру-Уру, вело свое происхождение от медведя. Перед ним стоял кровный родственник. Каи-Наи упал на колени и поклонился медведю.

— Не трогай меня, Уру-Уру! — обратился к зверю Каи-Наи. — Я еще мальчик! Я только маленький мальчик, Каи-Наи! Мы никогда не охотимся на тебя. Это беловолосые люди не любят тебя. Они убили моего отца и взяли в плен мать. Они пошли той тропой, что ведет с прогалины, где стрела с неба сожгла дерево.

Каи-Наи хитрил: он решил воспользоваться своим сородичем, натравив его на врагов.

Когда он поднял голову, медведь был уже далеко. Отбиваясь от наседавших пчел, зверь нырнул в чащу.

Каи-Наи встал и потихоньку пошел за медведем. Он был уверен, что медведь послушался его уговоров и пошел вслед за беловолосыми людьми. Значит, если он, Каи-Наи, последует за медведем, то найдет тропу, по которой ушли враги.

Пчелы, потеряв в кустах медведя, вдруг увидели шедшего навстречу мальчика и злобно набросились на него. Каи-Наи затанцевал на прогалине, отмахиваясь от пчел, как медведь, а когда одна из них больно ужалила его в спину, зайцем ускакал прочь и скрылся в кустах. Пчелы еще долго гудели на поляне, ища, на ком бы сорвать злость.

Каи-Наи попробовал обойти прогалину и выйти на медвежий след, но это ему не удалось, и он снова заблудился. Так Каи-Наи бродил весь день, почти не евши: ему посчастливилось найти только несколько птичьих гнезд и съесть десятка полтора крошечных голых птенцов. Вечером, обессиленный, он выбрал высокое дерево и забрался на самую верхушку.

В лесу, под деревьями, было уже темно, но с дерева Каи-Наи увидел солнце; нижний край его уже опускался за горизонт. Чуть правее мальчик увидел реку. Река отражала последние лучи солнца и блестела разноцветными огнями. По эту сторону реки стояла высокая скала, горевшая в низких луч ах солнца, на фоне темного синего леса, как огромный рубин. Но Каи-Наи не разбирался в красотах природы, — его больше интересовал пустой желудок. Ему хотелось есть.

Когда зашло солнце, на скале засветился сперва один огонек, после второй и затем всю скалу, как ожерелье, охватила цепочка огоньков.

Умей Каи-Наи считать хотя бы до десяти, он насчитал бы не менее девяти костров. Но мальчик умел считать только до четырех, а все, что было больше четырех, у него называлось «много».

Итак, на скале, по мнению Каи-Наи, было «много» огней.

При виде огней Каи-Наи запрыгал от радости на своей ветке и переполошил всех ворон на соседнем дереве. Птицы с шумом и криками взвились в воздух. Долго не могли успокоиться вороны, целый час перекрикивались и каркали, рассаживаясь на ветвях, пока совсем не стемнело. Каи-Наи хотелось сейчас же слезть с дерева и бежать к красной скале: там были люди, там так приветливо блестели огоньки. Но это желание быстро угасло, стоило ему вспомнить, как темно было сейчас в лесу под деревьями.

Мальчик долго смотрел на огоньки, которые то начинали угасать и едва блестели, то вспыхивали, как красные звезды. Каи-Наи ясно представлял, что делалось там, у этих далеких огней. Костер трещит, дым и искры поднимаются вверх; на костре жарятся оленьи и кабаньи туши; около них возятся женщины, чуть поодаль лежат мужчины, только что вернувшиеся с охоты, и голодными глазами смотрят на жир, капающий с кабаньей туши в огонь. Капли жира шипят и загораются голубыми огоньками. Рот мальчика наполнился слюной. Как хорошо было бы сейчас сидеть у костра и жевать мясо! Мать всегда тайком от отца давала ему лучшие куски. Вспомнив о матери, Каи-Наи заскулил, как щенок. Он не сводил глаз с огней, а в животе у него бурчало от голода. Наконец он, обхватив руками и ногами ветку, заснул. Ему снилось, что он сидит возле убитого кабана, отрывает от туши огромные куски сала, ест, ест и не может наесться.

 

Встреча с людьми красной скалы

ишь только взошло солнце, Каи-Наи слез с дерева и побежал к красной скале. Но теперь он знал, куда бежит; он не думал, кем были те люди на красной скале и как отнесутся они к нему, мальчику из чужого племени. Там, на красной скале, были люди, и для Каи-Наи этого было достаточно. Он шел напрямик к скале, и инстинкт лесного человека не давал ему сбиться с прямого пути. Вскоре он уже стоял на берегу довольно большой реки, а справа от него возвышалась красноватого цвета скала. Она стояла на самом берегу; один край ее нависал над рекой. Река бурлила и клекотала под ней. Ближе к Каи-Наи тянулся пологий и песчаный берег; здесь мальчик увидел кучку людей, закутанных в звериные шкуры. Они стояли спиной к нему и смотрели на реку. По реке, борясь с диким напором воды, вырывавшейся из-под скалы, плыл лось. Видно было, что он ранен и еле держится на воде: он то исчезал в волнах, то вновь появлялся на поверхности. Люди на берегу один за другим натягивали луки и пускали в зверя стрелы. Наконец лось, совсем лишившись сил, стал тонуть, и через минуту его уже несли бурные волны реки. Люди на берегу засуетились; пятеро из них, скинув шкуры, бросились в реку и поплыли к лосю. Плыть было нелегко, но они были сильны и, очевидно, хорошо плавали, так как через несколько минут догнали лося и приволокли его к берегу. Каи-Наи, едва дыша, следил за охотой; ноздри его расширились, глаза горели дикарским огнем. Мысленно он весь был там, на берегу, среди охотников.

— Дзз!.. — зажужжало что-то в воздухе, и мимо правого уха мальчика пролетела стрела.

Каи-Наи обернулся, но не стал ждать и рассматривать, кто пустил в него стрелу. Он хорошо знал этот звук и еще лучше знал, что надо бежать подальше от места, откуда исходят такие звуки.

Он подскочил и побежал прямо к берегу, где были люди. Вдогонку ему полетела вторая стрела и, опередив его, впилась перед ним в землю. Каи-Наи перескочил через стрелу и наддал ходу. Стрелы одна за другой падали то впереди, то сбоку. Когда мальчик бросался вправо, — стрела гудела у правого уха; влево — и стрела, как назойливая муха, гудела и жужжала слева.

Вдруг позади него раздался веселый хохот, и из леса вышли два парня. На плечах они несли убитую козу. Это они, шутя, пускали стрелы в Каи-Наи. Лесная шутка так развеселила их, что они прямо тряслись от хохота, а вместе с ними тряслась на копье убитая коза.

Услышав хохот, Каи-Наи припустил еще быстрее и влетел в кучку охотников на берегу. Те обернулись и удивленно посмотрели на него. С разбега он угодил головой в живот какого-то охотника. Охотник дал Каи-Наи такого пинка, что мальчик, перевернувшись, растянулся на песке. Не успел он прийти в себя и подняться, как на него насели двое мальчишек примерно одного с ним возраста и начали его безжалостно лупить. Каи-Наи сперва не понял, в чем дело, что с ним творится и откуда взялись эти ребята. Он молча смотрел на них, а они били его кулаками под общий хохот охотников и парней с козой, которые уже подошли к группе. Но так продолжалось недолго. Увидев, что имеет дело всего-навсего с мальчишками — дома ему частенько приходилось драться — Каи-Наи вывернулся из-под своих противников, ударил одного ногой в живот так, что тот покатился на землю, залепил второму в левый глаз и через минуту уже сидел верхом на одном из ребят и бил его с не меньшим рвением, чем недавно били его. Увидев это, мать мальчугана — одна из женщин, сопровождавших охотников — подскочила и схватила Каи-Наи за волосы. Сынок ее высвободился и снова накинулся на Каи-Наи. Каи-Наи пришлось туго: женщина держала его за волосы и правую руку, а ее сынок радостно колотил врага по голове. В конце концов пострадавший охотник оттолкнул женщину и сказал:

— Хватит! Не великое дело втроем бить слабого!

А затем, обратившись к Каи-Наи, который, как волчонок, скалил зубы на женщину и ее сынка, спросил:

— Кто ты и откуда пришел к нам?

— Я Каи-Наи, из племени Уру-Уру! Беловолосые люди убили моего отца и увели в плен мать. Я шел за врагами и заблудился… Я хочу есть, — ответил мальчик.

Ответ Каи-Наи не произвел никакого впечатления на охотников. Это была обычная вещь. Они и сами часто нападали на соседей послабее: мужчин убивали всех до единого, женщин и детей уводили в плен. Они лишь удивились, как Каи-Наи удалось живым пробраться через лес…

— Я хочу есть, — снова сказал Каи-Наи.

— Гайя! — обратился охотник к женщине, только что таскавшей Каи-Наи за волосы. — Дай парню поесть!

Женщина, оскалясь, что-то прорычала и с большой неохотой бросила Каи-Наи кусок оленины. Мальчик схватил мясо и с наслаждением запустил в него зубы.

— Куда пошли беловолосые люди? — спросил охотник.

Каи-Наи не знал, куда направились его враги. Он хотел так сказать охотнику. Но вдруг он вспомнил прогалину, где молния сожгла грушу, и ответил:

— Они пошли через поляну, где стрела с неба сожгла дерево.

Охотник ничего не понял, но промолчал, а чуть позже снова спросил:

— Когда это было?

— Солнце зашло один и еще один раз, — сказал Каи-Наи.

После этого охотники перестали интересоваться мальчиком и подошли к лосю. Животное, раскинув огромные рога, лежало га песке. Вскоре охотники уже возились с тушей, сдирая шкуру каменными ножами. Разделив тушу на несколько частей, они нагрузили мясо на плечи женщин, и те, сгибаясь под тяжестью, понесли его к скале. Мужчины, подобрав оружие, налегке пошли впереди. Каи-Наи поплелся за ними.

 

Tотем племени красной скалы

аи-Наи уже с неделю жил среди людей красной скалы. Обитатели скалы относились к нему, как к приблудному щенку. Ему часто не хватало куска мяса и места у костра. Лучшие куски и лучшие места доставались мужчинам, а женщины и дети всегда сидели за их спинами и ловили объедки, которые бросали им через плечо охотники. При таких порядках Каи-Наи легко мог умереть от голода, ведь стоило ему заполучить лакомый кусок, как него стаей набрасывались все мальчишки, сидевшие у костра, вырывали мясо прямо изо рта да еще и били его так, что он долго потом чесал бока и плечи. А мужчины, набив рот едой, давились от хохота. Всего на скале жили около сотни человек. Все они принадлежали к племени орла, который был их тотемом. Этот тотем недвижно сидел в клетке на скале и, не закрывая глаз, как казалось Каи-Наи, смотрел на солнце, оживляясь только тогда, когда в клетку бросали сырое мясо. Тогда он грозно клекотал куда-то в даль и, впившись когтями, кромсал еду.

К орлу имел доступ лишь один человек из всего племени. Он был неимоверно толстым — таких толстых людей Каи-Наи еще никогда не видал. Когда он шел, его брюхо колыхалось, как трясина в болоте, если бросить туда камень. Каи-Наи не приходилось видеть, чтобы тот что-либо делал или ходил на охоту, однако ему всегда перепадали лучшие куски. Каждый охотник, возвращаясь с добычей, отделял для него добрый кусок мяса. Каи-Наи спросил о нем у одного из мальчиков и получил ответ, что это колдун и что он общается с духами. Все почтительно уступали толстяку дорогу, когда он попадался на пути, а матери тайком прятали младенцев, чтобы колдун случайно их не сглазил. Тотем признавал одного колдуна и только от него принимал пищу. Клетка с орлом стояла у пещеры, где жил колдун; орел недвижно сидел целый день, а на ночь колдун относил клетку в пещеру. Подходить к клетке было запрещено под страхом смерти. Все знали и помнили это, особенно дети, хоть им и хотелось подойти к клетке и подразнить орла.

Однажды, в жаркий день, когда мужчины были на охоте, а женщины и дети пошли в лес по грибы и орехи, Каи-Наи лежал на краю скалы и смотрел на волны реки. Он не пошел в лес с женщинами, потому что у него болела нога — он вывихнул правую ступню, неудачно прыгнув с довольно высокого камня. Река клокотала под скалой и, покрывшись пеной, била о камни, перегораживавшие русло. Каи-Наи было скучно и грустно; он думал о матери, которую, возможно, ему никогда больше не доведется увидеть, и об отце, чей дух блуждал, наверное, где-то в лесу. Он расспрашивал ребят, не знают ли они, где живут беловолосые люди, убившие отца, но никто из них не знал, а спрашивать взрослых Каи-Наи боялся. Ему надоело глядеть на реку. Он повернулся и стал смотреть на площадку, находившуюся на скале перед пещерами. Пещеры зияли темными пастями, и взгляд его невольно остановился на пещере колдуна и стоявшей рядом клетке с орлом. Вдруг он увидел маленького мальчика лет четырех; лукаво оглядываясь по сторонам, ребенок потихоньку и как-то боком подбирался к клетке. В руке он держал хворостину. Подкравшись к клетке, он просунул хворостину сквозь решетку и начал дразнить орла. Орел с гордым презрением взглянул на мальчика и отодвинулся в глубь клетки. Тогда мальчик вынул из-за щеки кусочек мяса и просунул руку с мясом в клетку. Орел вытянул шею. Даже не глядя на мясо, тотем клюнул ребенка в руку и вырвал кусок живого тела. Мальчик громко вскрикнул от боли и, размахивая раненой рукой, побежал прочь от клетки.

В это время у входа в пещеру появился колдун. Когда он понял, что сделал мальчик, глаза его загорелись диким гневом. Он бросился за ребенком, догнал его и ударил в спину ногой. Мальчик упал, а колдун прорычал что-то сквозь зубы и пошел к своей пещере. Ребенок долго лежал без памяти, из раненой руки натекла лужа крови. Каи-Наи поднял мальчика и положил его на шкуру у еле теплившегося костра. У пещер в этот час никого не было, кроме Каи-Наи, которому было поручено следить за костром и не давать огню угаснуть.

Когда женщины вернулись из леса, Каи-Наи рассказал о случившемся матери мальчика. Он думал, что она рассердится на колдуна, но женщина схватила ребенка и принялась зализывать ему рану на руке. Затем, сунув в руку Каи-Наи горсть орехов, попросила его молчать и никому не говорить о том, что он видел. Каи-Наи и не собирался никому рассказывать, и просьба женщины его удивила. После, поразмыслив, он понял, чего боялась женщина: ее сын нарушил запрет и оскорбил тотем. Странно только, что он так легко отделался. Но Каи-Наи ошибался.

Вечером, когда все мужчины собрались на скале, колдун обратился к самым уважаемым и старейшим охотникам племени. Лицо его было разрисовано черными и красными полосами, седые космы падали на плечи, в волосы было воткнуто орлиное перо. Брюхо его тряслось, глаза пылали гневом.

— Люди красной скалы! — сказал он. — Люди из племени орла!.. Свершилось нечто неслыханное!.. Совершилось такое, чего еще никогда не было в нашем племени. Наш тотем оскорбили, над ним издевались! Запрет был нарушен… Сын Ману, я видел сам, поднял руку на тотем!..

Охотники молчали: все они хорошо знали, что мальчик действительно провинился. Так считал даже отец ребенка, здоровяк Ману. Мнения женщин никто не спрашивал; они занимались в сторонке своей работой, — это было не бабьего ума дело. Мужчины долго сидели молча, а потом вождь племени, тот самый охотник, которому Каи-Наи в первый день угодил головой в живот, спросил у колдуна:

— Что сделал мальчик, сын Ману?

— Он дразнил орла и кормил тотем мясом из своего поганого рта…

Вождь помолчал, почесал затылок — его очень донимали паразиты — и сказал:

— Парнишка в самом деле оскорбил тотем, но он очень мал и не соображает, что делает…

— Обидевший тотем должен умереть! — воскликнул колдун.

— Разве нельзя задобрить тотем? — продолжал вождь. — Пусть Ману, отец мальчика, отдаст орлу половину кабаньей туши.

— Я дам целую тушу, — сказал Ману, отец мальчугана.

Колдун, услышав о кабаньей туше, смягчился, но тотчас смекнул, что на этом деле можно немного заработать, и сказал:

— Это правда, мальчонка и впрямь мал, но кабаньей тушей тотем не умилостивить… Однако, — добавил он, глядя на Ману, — можно будет не отдавать ему мальчишку целиком, а дать какую-нибудь часть, например, руку или ногу…

У Ману задрожали икры: он ясно представил, как его сынишке отрубают топором ногу…

— Я дам три медвежьих шкуры и пять бобровых!.. — еле шевеля языком, сказал он.

— Сегодня ночью я посоветуюсь с тотемом и спрошу, чем можно его ублажить… — словно не слыша слов Ману, сказал колдун.

На этом совещание закончилось. Охотники легли спать, кто в пещерах, а кто на скале у костра. Колдун, взяв клетку с орлом, пошел в свою нору.

Скоро на красной скале все заснуло. Не спала только мать мальчика, оскорбившего тотем.

Ребенок плакал от боли в ране, рука у него распухла, а мать качала сына на коленях и зализывала рану.

Ночь была тихая. Из-за скалы выглянул месяц и озарил верхушки деревьев. От скалы в реку упала длинная черная тень. В том месте, где вода вырывалась из тени, на реке горела серебристая неровная полоса. Лес хмуро навис над рекой. Одинокий костер горел на площадке перед пещерами.

— A-а, а-а, а! А-а, а-а, а!.. — то наклоняясь, то выпрямляясь, качала мать мальчика, а тень ее, бегая по скале, то вырастала до вершины скалы, то приникала к земле. — А-а, а-а, а! А-а, а-а, а!..

Внезапно тишину ночи нарушил новый звук. Казалось, гудел огромный шмель. Женщина, укачивавшая ребенка, приподняла голову и прислушалась. Звук то нарастал, то снова становился тише. Через некоторое время к этому звуку присоединился резкий клекот орла. Женщина задрожала от ужаса. Звуки доносились из пещеры колдуна: там колдун говорил с тотемом о ее ребенке, о ее дорогом мальчике. Что-то жуткое и таинственное было в этих звуках. Как будто кто-то жалобно-жалобно плакал и сетовал на свою судьбу. Вот звуки начали чередоваться: что-то долго и монотонно гудело; потом клекотал орел; затем снова раздавалось печальное шмелиное гудение, а когда оно умолкало — грозно и жадно звучал орлиный клекот.

Мать схватила мальчика, побежала в свою пещеру и спряталась в дальнем углу.

Женщины и дети, проснувшись, не могли уже в эту ночь заснуть: такими страшными и непонятными казались таинственные звуки обитателям скалы. Почти всю ночь что-то гудело в пещере колдуна и раздавался в ней яростный орлиный клекот.

Наутро колдун вышел из пещеры. Глаза его опухли после бессонной ночи; он весь словно размяк и осел. В руке он держал стрелу с кремневым наконечником. Увидев Ману, он подозвал его и тихо заговорил с охотником. Никто не слышал, что говорил колдун Ману. Ману молча слушал колдуна и кивал головой в знак согласия. Потом Ману поклонился колдуну и побежал со скалы к реке, перескакивая с камня на камень, как заяц. Взволнованно, не понимая, в чем дело, смотрела ему вслед жена. Через несколько минут Ману вернулся к скале. В сброшенной с плеч шкуре он принес груду желтой глины. Все обитатели скалы высыпали из пещер и глядели на колдуна. Колдун высыпал глину на землю и велел Ману принести воды. Здоровяк Ману, как маленький мальчик, послушно сбежал со скалы, вновь бросился к реке и в принес в той же шкуре воду. Колдун вылил немного воды на глину и начал месить ее. Когда требовалось добавить воды, Ману, все время стоявший рядом со шкурой наготове, по знаку колдуна лил воду на глину. Наконец глина загустела, и колдун начал лепить из нее что-то похожее на человеческую фигуру. Сперва он вылепил довольно большой шар и сплющил его с боков, — это было туловище. Потом прилепил сверху шар поменьше, — это была голова. Затем он прилепил руки и ноги, и всем стало понятно, что он сделал мальчика. Когда глиняный мальчик был готов, колдун выпрямился, гордо поднял голову и обратился к охотникам.

— Я всю ночь говорил с тотемом. Он хочет мальчика, сына Ману. Этот мальчик, — показал он на глиняную куклу, — сын Ману. Мы отдадим тотему сына Ману, ибо он обидел тотем.

Колдун взял стрелу, лежавшую на земле, и вонзил ее в глиняную куклу — в то место, где у человека находится сердце. После поднял куклу с земли и понес ее к скале, нависавшей над рекой. Здесь он стал что-то бормотать и пританцовывать, держа куклу перед собой. Глина была еще сырая и вскоре у куклы отвалились руки и ноги. Колдун прорычал что-то сквозь зубы, снова прилепил к кукле руки и ноги и сбросил ее со скалы в реку. Так колдун обманул тотем, принеся ему в жертву вместо живого мальчика глиняную куклу. Все были довольны и дивились мудрости колдуна. А Ману еще долго после этого бил для него бобров, медведей и кабанов и кормил ненасытное брюхо колдуна. Кроме того, колдун взялся залечивать рану мальчика, и когда рана зажила, у Ману не осталось ни единой шкуры, даже беличьей шкурки, — все перешло в пещеру к колдуну.

 

Пленник

ем же вечером, когда в лесу было уже темно, а скала горела красным пламенем, два охотника приволокли из леса беловолосого мужчину с рыжей бородой. Это был человек еще молодой, здоровый, сильный, с кривыми ногами. Руки его были скручены назад и связаны. Все население скалы собралось поглазеть на пленника. Дети скакали вокруг него, а женщины цокали, как сороки. Когда один из парней подошел и ударил пленника стрелой, тот оскалил такие клыки, что парень не решился больше приближаться к нему. Всем интересно было узнать, где поймали этого человека и для чего он забрался во владения людей красной скалы. Ману, поймавший его, стал рассказывать, как он пошел охотиться к бобровой плотине, но не к той, что поближе, а к той, что подальше; как он убил двух бобров и как другие бобры, увидев это, попрятались; как он долго сидел около плотины, дожидаясь, когда бобры снова вылезут из реки; а бобры сидели в реке, ожидая, пока он уйдет; как он нашел след оленя и пошел по следу; как олень дошел до реки, переплыл реку, а Ману потерял след; как он снова вернулся и на сей раз нашел лося, но это был старый след… и так далее и все такое прочее, и слушателям уже начало казаться, что они никогда не услышат о рыжем человеке и о том, Ману его поймал. Его скучный и бессвязный рассказ так разозлил охотников, что они готовы были броситься на Ману и разорвать его на куски.

Тогда вождь перебил Ману и сказал:

— У Ману длинный язык, но короткий ум! Пусть расскажет Мабора, который привел пленного вместе с Ману.

Мабора был одним из тех парней, что когда-то подшучивали над Каи-Наи, пуская в него стрелы.

— Я ставил силки на енота, — начал Мабора, — слышу, кто-то кричит. Я поднялся и тоже крикнул: го-го!.. А тот кричит: сюда! Я побежал. Вижу, на земле лежит рыжий человек, а на нем сидит Ману и рычит — сюда! Я подбежал. Мы вдвоем связали рыжему руки. Вот и все! — закончил Мобара.

Вновь пришлось говорить Ману. Ману долго путался, но в конце концов слушателям удалось понять, как было дело. Возвращаясь домой, он вздумал посмотреть, не попался ли какой зверь в ловушки, которые он поставил вчера на новом месте. Он шел очень тихо. Приблизившись, он увидел возле ловушек человека. Это был беловолосый мужчина. Он стоял наклонившись и рассматривал ловушки. Оглядев ловушки, а они были пусты, беловолосый пошел по какому-то следу. Ману пошел за ним, заинтересовавшись, по какому такому следу идет беловолосый. След был мужской, но не принадлежал ни одному из мужчин со скалы: Ману хорошо знал следы всех людей своего племени. Прячась за деревьями, он стал следить за беловолосым. Вскоре беловолосый остановился на том месте, с которого можно было видеть вершину скалы, и тихонько затрещал, как сорока. В ответ с какого-то дерева послышался такой же сорочий скрежет. Ману стал рассматривать деревья и на большом дубе, стоявшем посреди прогалины, увидел второго беловолосого человека: тот стоял на ветке и, приставив ладонь к глазам, рассматривал скалу. Увидев человека, который крикнул ему по-сорочьему, он слез с дерева и начал что-то говорить своему товарищу, показывая рукой на скалу. Тогда тот, за которым следил Ману, полез на дерево, а второй повернулся и пошел в сторону реки. Ману не знал, что делать: остаться здесь и следить за человеком на дереве или последовать за ушедшим к реке. Подумав, он решил подождать, пока беловолосый не слезет с дерева. Беловолосый сидел высоко, дерево одиноко стояло на прогалине, и поэтому трудно было незаметно подкрасться и достать чужака стрелой. Беловолосый сидел на дереве, рассматривая скалу, а Ману следил за ним и думал. Затем Ману пришло в голову взять беловолосого живьем; и когда тот слез с дерева и прошел мимо, Ману бросился на него и повалил на землю. Беловолосый молча сопротивлялся, а Ману, зная, что поблизости должны быть свои, закричал и на его крик прибежал Мабора. Вдвоем они одолели беловолосого и связали ему руки. Услышав, что пленник рассматривал скалу и, очевидно, был лазутчиком, все подняли крик, особенно женщины: они визжали, кидались на беловолосого и, наверное, выцарапали бы ему глаза, если бы вождь их не отстранил. Обратившись к пленнику, он спросил:

— Кто ты? Что ты делал в нашем лесу?

Беловолосый молчал, только глаза под рыжими бровями бегали по лицам обитателей скалы. Вдруг его взгляд упал на жену Ману, соскользнул по ее фигуре и остановился на ногах женщины. Правая нога ее была немного искривлена.

Женщина, не выдержав взгляда чужака, отошла и спряталась среди подруг. Беловолосый оскалил свои клыки и сказал:

— Я видел твои следы в лесу, ты косолапая, как медведь!

Ману стукнул его за это кулаком по голове, а вождь снова спросил пленника:

— Кто ты и для чего бродишь по нашим лесам?

Беловолосый опять ничего не ответил. Тогда Каи-Наи, который долго присматривался к нему, выступил вперед и сказал:

— Я знаю этого человека. Он из тех людей, что перебили наше племя, убили моего отца и увели в плен мать. Помнишь, — обратился он к пленнику, — как я укусил тебя за ногу?

Все посмотрели на ноги беловолосого. На правой икре отчетливо виднелись следы зубов Каи-Наи. Лицо беловолосого вспыхнуло зверским гневом, он бросился на Каи-Наи, но Ману снова ударил его кулаком по голове и крикнул:

— Стой, рыжий кабан!

— Жаль, что не разбил тогда тебе голову топором! — кинул пленник мальчику.

— А для чего я пришел сюда, — спросите у этого волчонка! — он указал на Каи-Наи. — Он хорошо знает, зачем мы приходили к ним в лагерь. Ха, ха! У вас очень много женщин, а у нас их мало! — добавил он, смеясь прямо в глаза охотникам.

Все, пораженные смелостью и наглостью пленника, некоторое время молчали. В словах этого связанного и окруженного врагами человека чувствовалась какая-то сила и уверенность в себе.

Но вскоре обитатели скалы опомнились. Поднялась буря возмущения и, если бы не запрет вождя, пленника разорвали бы на куски.

Ему крепче связали руки и ноги и повалили на землю. Мужчины сели у костра и стали советоваться, что делать с пленным. Возле него остались только женщины и дети. Они плевали ему в глаза, кололи костяными иглами и стрелами, выдирали волосы из его рыжей бороды. Потом им это надоело и они, оставив пленника, пошли спать. Мужчины продолжали совещаться. Никто не знал, случайно ли беловолосые люди оказались у красной скалы, были ли они лазутчиками, следовало ли ждать нападения беловолосых. Племя беловолосых было очень большим; напади они на скалу, и атаку вряд ли удалось бы отбить, хотя скала была достаточно высока и защищать ее было удобно. Решено было снова допросить пленного. Вождь подошел к нему и спросил:

— Скажи, что ты делал в наших лесах? Если не скажешь, мы огнем заставим тебя заговорить!

Пленник засмеялся.

— Недаром старики говорят: когда хочешь, чтобы тебе не поверили — говори правду. Я же тебе сказал, зачем мы приходили к племени Уру-Уру. Ждите нас и к себе!

— Сейчас он заговорит по-другому! — сказал Ману.

Он вытащил из костра головню и прижег пленнику живот. Тело пленника заскворчало, в воздухе запахло горелым мясом… Но чужак только нахмурился.

— Ты хоть и сильный, а глупый. Когда-нибудь люди из моего племени придут к вам, перебьют вас всех, а женщин заберут!.. И твоя косолапая попадет к нам. Ха, ха!

Ману хотел раскроить ему голову топором, но вождь остановил его и спросил пленного:

— Много ваших сейчас следит за нами?

— Сколько надо! — коротко ответил пленник.

Видно было, что беловолосый насмехался над своими врагами.

— Зря вы расспрашиваете рыжего шакала, — сказал колдун, который все время сидел молча и только слушал. — Он ничего не скажет. Завтра утром мы сбросим его со скалы на камни, а за его товарищем, которого видел Ману, нужно отрядить погоню. Может, их было только двое, и они случайно забрели в наши края. Надо убить и второго: тогда беловолосые люди, не зная, куда подевались их лазутчики, не узнают и о нас.

Эта речь показалась разумной всем охотникам, и потому решено было, что завтра утром по следам второго чужака пойдут Ману и Мабора. Если он окажется один, они убьют его или приведут живьем на скалу. Пленника решили сбросить со скалы, чтобы все племя видело смерть врага.

Еще не выплыла из-за скалы луна, а все племя уже спало в пещерах. На площадке мерцал огонь, чуть в стороне лежал пленник, а около него, сгорбившись, сидел часовой — он присматривал за пленником и по мере надобности подбрасывал в костер хворост. Стражником назначили Мабору, молодого парня, сына вождя. Маборе очень хотелось спать — он весь день бродил по лесу, потом вместе с Ману ловил чужака и устал, как убегавший от волков олень. Голова его невольно клонилась к коленям, а веки были такими тяжелыми, так слипались, что он с большим трудом их разлеплял. Он тер глаза кулаками, стараясь не уснуть, даже попытался запеть какую-то песню, но сон брал свое, и голова его то склонялась к коленям, то вдруг приподнималась, когда Мабора усилием воли заставлял себя проснуться.

— Не спи, дурья башка, а то убегу! — сказал ему пленник.

— Врешь! — подняв голову, ответил Мабора, встал, подошел к пленнику и пощупал узлы на руках и ногах.

— Врешь, не уйдешь! — успокоившись, снова сказал Мабора и сел рядом с чужаком.

— Покажи мне свою жену… Или у тебя еще нет жены? — обратился беловолосый к своему стражу.

— Молчи! — крикнул Мабора.

— А может, у тебя есть взрослая сестра? — снова спросил пленник. — Так ты не беспокойся: ей будет у нас хорошо… Я знаю, она отлично умеет жарить кабанину, а я люблю кабанину…

Мабора ударил пленника ногой по голове. Тот замолчал. Мабора, согнувшись, сидел рядом.

Очень скоро пленник услышал ровное дыхание и негромкое похрапывание караульного. Чужак поднял голову и посмотрел на Мабору.

— Не спи, а то убегу! — тихо сказал пленник.

Но Мабора уже спал, посапывал и чмокал во сне губами.

Тогда пленник сомкнул губы, и со скалы раздался крик филина. Мабора пошевелился, но не проснулся. Пленник снова глянул на своего стража и прислушался. Из леса долетел в ответ такой же, но еле слышный крик филина. Пленник перевернулся набок и тихонько покатился к краю площадки. Прошло с четверть часа. Вдруг снова закричал филин, но теперь было слышно, что кричит он у подножья скалы. Чужак поднял голову и зацокал, как летучая мышь. Через несколько минут рядом с пленником появилась беловолосая голова его лесного товарища.

— Скорее — руки!.. — тихо сказал пленник. — Совсем затекли!..

Минуту спустя их уже не было на площадке. Мабора спал. И видел во сне Мабора, что он вовсе не сидит на скале рядом с пленным, а идет лесом по какому-то следу… Он присматриваются к следу и никак не может понять, что это за след… А впереди него идет кто-то и смеется, но того, кто смеется, не видно. Вдруг он видит, что это смеется чужак. Маборе становится досадно, что пленник смеется над ним, он бросается вдогонку и видит, что это не пленник, а какая-то девушка, очень красивая, Мабора еще никогда не видал таких девушек… Девушка смеется и говорит: «А я хорошо умею жарить свинину!» Мабора бросаются к ней, ловит ее, в руках его молодое женское тело; но вдруг он видит, что это вовсе не девушка, а кабан… Кабан оскаливает клыки и спрашивает: «А у тебя есть сестра?» А с дерева внезапно доносится крик филина, и рядом что-то шелестит, словно ползет большая змея… Мабора хватает палку и бежит за змеей, а она превращается в летучую мышь и щелкает у самого уха: «Не спи, а то убегу! не спи, а то убегу!» — «Врешь, — говорит Мабора, — не уйдешь»… А отец выходит из-за дерева, больно хватает его за плечо и спрашивает: «Мабора, где пленник?..»

Мабора открыл глаза. Был уже день. Перед ним стоял отец, вождь племени, и кричал:

— Мабора! Мабора, где пленник?..

Чужак бежал.

Трудно даже представить, какой шум поднялся на скале, когда ее обитатели в этом удостоверились. Все обступили Мабору, размахивали кулаками и винили его в том, что он проспал и упустил пленника. Никто и не вспомнил, что Мабора страшно устал и один всю ночь караулил.

Плохо пришлось бы Маборе, если бы его не посетила счастливая мысль. Ему и самому казалось странным, что он мог заснуть. Он хорошо помнил, как разговаривал с пленником, и затем вдруг оказался в лесу. Нет, здесь что-то не так. Видать, не обошлось без чар. Что-то очень уж уверенно говорил чужак о побеге. Должно быть, он был колдун и заколдовал его…

— Погодите! — завопил Мабора. — Я знаю, как убежал пленник: он напустил на меня чары!.. Я говорил с ним… и вдруг вижу, что я уже не на скале, а в лесу, и рыжий идет впереди и смеется… Я бросился за ним, а он обернулся девушкой…

И Мабора, приукрашивая и привирая, рассказал слушателям о своих пережитых во сне приключениях. Когда он закончил, все долго молчали. Ясно было, что чужак оказался колдуном и в самом деле навел на Мабору чары. А Мабора, ухватившись за живот, сказал, что до сих пор чувствует в себе эти чары — такие тяжелые, будто он носит в животе целого зубра. Жители скалы очутились в обидном положении: нужно было отрядить погоню за беглецом, но это помогло бы, будь он обычным человеком; если же он колдун — преследователи никогда не догонят его, потому что он будет обращаться то волком, то зайцем, станет запутывать следы и заведет погоню в такие места, откуда охотники никогда не выберутся. Мабора долго ходил, держась за живот и согнувшись: чары рыжего не давали ему покоя. Тогда вперед выступил колдун красной скалы и сказал:

— Вы — как дети малые… Вы забыли, что у вас есть я — великий колдун племени орла… Я могу снять все чары, которые рыжий навел на Мабору, и сделать так, что вы увидите следы беглеца и легко найдете его. Принесите мне гадюку, летучую мышь и кабаньей крови!..

Десятка полтора юношей бросились в лес, изобиловавший гадюками, другие побежали в пещеры, и скоро у ног колдуна лежало пять мертвых гадюк и с десяток летучих мышей — этого добра в пещерах было много.

Колдун выбрал самую длинную змею и самую крупную летучую мышь, вырезал из гадюки кусок мяса, из летучей мыши извлек сердце, положил все это в мужской череп, служивший ему горшком, добавил туда горсть глины, плюнул и начал толочь, поливая гадостное месиво разведенной водой кабаньей кровью. Потом пробормотал что-то над своим напитком и подозвал Мабору. Мабора, дрожа, подошел к колдуну и выпил с полчерепа.

— Пей еще! — приказал колдун.

Мабора, напрягшись, выпил все. Минуту спустя его стошнило.

Тогда колдун сказал, что теперь все чары вышли из Маборы и ему не страшны никакие колдуны, кроме него, великого колдуна племени орла. Мабора после говорил, что чуть не умер, когда из него выходили чары — у него все кишки вывернулись наизнанку. Но сейчас он чувствовал себя хорошо и горел желанием догнать пленника.

 

Погоня

атем все племя рассыпалось по скале в поисках следов пленника. Следы вели в лес. Все думали, что след один, так как беглецы шли друг за другом и шедший позади наступал на следы переднего. Но нелегко ночью идти след в след, и Каи-Наи, державшийся рядом с Ману, вскоре заметил след второго беловолосого. Все поняли, что пленник сбежал не самостоятельно и что ему кто-то помог. Но это не поколебало уверенности в том, что пленник наслал на Мабору чары. Напротив, преследователи восхваляли своего колдуна, который снял с их глаз пелену и позволил увидеть следы. Недалеко от скалы Каи-Наи нашел перерезанные ремни и топор, оброненный вторым чужаком во время бегства. Этот топор привлек внимание всего племени красной скалы. Он был гладким, словно зализанным, и в нем было просверлено отверстие, а в отверстие плотно вставлена рукоятка. Люди со скалы не умели сверлить отверстия, обтачивать и шлифовать камни: они высекали свое оружие с помощью тяжелых камней и привязывали топорища к рукояткам ремешками. Их кривые, бугорчатые топоры были ломкими и часто приходили в негодность.

Топор беловолосого взял себе колдун, сказав, что он наверняка тоже заколдован и что с него надо снять чары. Все охотники с завистью поглядывали на этот топор. Но они так боялись чар и колдуна, что никто не решился отобрать у него находку.

Когда следы были найдены, все вернулись к скале, а Мабора, Ману, еще трое мужчин и Каи-Наи, который присоединился к охотникам с их молчаливого согласия, пошли по следам беловолосых людей. Выследить их было трудно даже таким знатокам леса, как Ману и его товарищи, поскольку и беглецы знали лес не хуже. Они искусно запутывали следы; охотникам не раз приходилось, потеряв след, рыскать по лесу целыми часами.

К вечеру охотники дошли до небольшой прогалины. Здесь следы беглецов внезапно обрывались — беловолосые словно провалились сквозь землю. Ману и его товарищи долго ломали головы, не понимая, куда исчезли следы. Несколько раз, проверяя себя, охотники возвращались назад по следу, но снова и снова выходили на поляну, а следы исчезали, точно их кто-то обрубил и унес. Каи-Наи, вспомнив, что беловолосые хорошо умеют лазить по деревьям, стал присматриваться к старому клену — он стоял как раз у того места, где кончались следы. Приподняв голову, мальчик увидел, что одна из ветвей свесилась вниз, будто была надломлена. Он подпрыгнул и ухватился за ветку. Ветка затрещала: она и впрямь была надломлена и под весом мальчика склонилась почти до земли. На ветке повыше Каи-Наи заметил рыжий волос, зацепившийся за сучок. Мальчик тихо свистнул и поманил рукой Ману.

— Ну, что там? — пренебрежительно отозвался тот.

— Рыжие пошли по веткам, — сказал Каи-Наи. — Я нашел на дереве волос чужака.

Каи-Наи снял с сучка волос и, свесившись с ветки, подал его Ману.

Волосок был из бороды пленника. Теперь всем стала ясна хитрость беглецов: они пересекли поляну по деревьям.

Действительно, когда Каи-Наи, перебираясь с дерева на дерево, а Ману с товарищами понизу тоже пересекли прогалину, следы снова появились перед глазами преследователей. Видно было, что беглецы направились к реке. Охотники заторопились следом, надеясь догнать их у реки. Но они ошиблись… Следы и впрямь обрывались у реки, но беглецы давно успели исчезнуть. На берегу нашли только отметины от лодки, которая, очевидно, была спрятана в кустах. Следы свидетельствовали, что за лодкой никто не присматривал; таким образом, беловолосых было только двое.

Как ни обидно это было, а пришлось охотникам признаться себе, что они попали впросак: никто не ожидал, что у беловолосых окажется лодка. Надо было возвращаться домой — невозможно было надеяться догнать беглецов, идя по берегу, или поймать либо убить их на реке, не имея лодки.

Мабора сказал:

— Как хотите, а я пойду берегом. Дойду до стоянки беловолосых людей и узнаю, зачем они приходили к нам.

Мабора был очень упрямым парнем. Его раздражало, что пленник провел его и сбежал. А вдобавок, как он считал, навел чары, от которых он, Мабора, чуть не умер!

Всех поразила храбрость Маборы, но никто не захотел идти вместе с ним.

— Тогда я сам пойду! — сказал Мабора и побрел по берегу реки.

— Погоди, и я с тобой! — крикнул Каи-Наи.

Мабора взглянул на него, но ничего не сказал, и вскоре они исчезли за деревьями. Ману и его товарищи направились домой, дивясь глупости Маборы.

Под деревьями уже стало темно, а Мабора все шел вдоль реки, и за ним плелся Каи-Наи. Он очень устал, ему хотелось есть, но он молчал, боясь, что Мабора прогонит его и он останется в лесу один. Наконец утомился и Мабора. Он сел, достал из висевшей на спине сумки мясо и начал есть. У Каи-Наи не было сумки с припасами, и он, как щенок, сидел перед Маборой и смотрел охотнику в рот, а слюнки у него текли так, что приходилось поминутно сглатывать.

Наевшись, Мабора хотел было лечь спать, но взглянул на Каи-Наи и понял, что и тот, видимо, хочет есть. Тогда он вытащил из сумки огрызок мяса и бросил его Каи-Наи.

Ночь выдалась холодная, а разжечь костер Мабора боялся. Каи-Наи протрясся всю ночь, стараясь натянуть на себя свисавшую с бедер шкуру… А утром, едва взошло солнце, они снова пошли по берегу реки.

— Почему мы идем вниз по реке? — спросил Каи-Наи. — Беглецы могли поплыть против течения…

— Потому, что ты глуп, парень!.. — засмеялся Мабора. — Если бы они поплыли против течения, то обязательно проплыли бы мимо нашей скалы. А там такие пороги, что против течения на лодке не пройдешь… Кроме того, я знаю и слышал от нашего колдуна, что племя беловолосых живет вниз по реке…

— А далеко от скалы их стоянка?

— Никто из наших толком не знает, где они живут. Знает, кажется, только наш колдун. Это он сказал мне, что племя беловолосых пришло сюда недавно и живет на берегу этой реки… Один я, Мабора, — гордо добавил юноша, — не боюсь их…

Мабора был уверен, что теперь, когда он избавился от чар чужака, ему не страшны беловолосые люди. Так сказал великий колдун его племени, племени большого орла.

Каи-Наи с восторгом смотрел на Мабору. Какой смелый этот Мабора, он не боится беловолосых людей, идет в их владения разузнать, для чего приходили к ним те двое. Каи-Наи совсем позабыл, что и он идет туда же и что у сбежавшего чужака с ним особые счеты. Рыжий не станет шутить, поймав Каи-Наи у своего лагеря. Но Каи-Наи думал только о том, как увидит свою маму, которую эти люди держали в плену.

Три дня шли Мабора и Каи-Наи. Мабора вел себя все более осторожно: он боялся случайно встретить беловолосых охотников. Это совсем не входило в его планы.

Однажды утром, на четвертый день путешествия, они услышали какие-то непонятные звуки. На реке словно кто-то ухал:

— Ух! Ух!

Они опасливо выглянули, прячась в кустах. Перед ними катились тихие воды реки. Здесь она была значительно шире, чем у скалы. У противоположного берега они увидели лодку. В лодке сидел беловолосый рыбак. В руке, как копье, он держал какую-то палку и то и дело бросал ее в реку. Погружаясь в воду, нижний конец палки издавал тот самый звук, что привлек внимание Каи-Наи и Маборы.

— Ух! Ух! — доносилось с реки.

Юноша и мальчик долго смотрели на рыбака, не понимая, что он делает. Племя орла и родное племя Каи-Наи были преимущественно племенами охотников. Они почти не рыбачили. Поведение беловолосого рыбака казалось странным. Немного погодя тот вытащил из воды сеть, выбрал из нее рыбу и снова забросил сеть в реку. Только тогда Мабора и Каи-Наи сообразили, что рыбак пугал своей палкой рыбу и загонял ее в сеть. Такой способ рыбной ловли был неизвестен Маборе и Каи-Наи: их племена били рыбу только острогой, и еще весной, когда большие стаи рыб шли на нерест вверх по реке, стреляли из лука лососей, перескакивавших через пороги.

Снова вытащив сеть, рыбак поплыл вниз по реке. Мабора и Каи-Наи, прячась за кустами и деревьями, побежали за ним по берегу. Река вдруг повернула вправо и, когда Мабора и Каи-Наи обогнули излучину, перед ними засверкали синие воды довольно большого лесного озера. Река впадала в это озеро. Недалеко от устья они увидели нечто такое, что заставило их застыть на месте с разинутыми ртами. Посреди озера на вбитых в дно сваях, поднимавшихся сравнительно высоко над водой, был сооружен помост; на помосте стояли в ряд десятков пять деревянных домов. Под крышами висели связки сушеной рыбы, рядом с домами озерной деревушки сушились на палках рыбачьи сети. Синий дымок костров, курившихся между домами, стлался как туман над тихими водами озера.

Эти беловолосые люди, не иначе, были какими-то волшебниками! Пещерные жители не верили своим глазам. Построить такие дома, казавшиеся им огромными, и вдобавок на воде — это было нечто неслыханное и невиданное! Особенно поразил их огонь, горевший, судя по всему, прямо на помосте — причем помост не загорался. Это и в самом деле было какое-то чудо!

— Может, дерево не горит из-за того, что оно влажное? — спросил Каи-Наи.

— Один, второй день дерево будет оставаться влажным, потом загорится, — ответил Мабора.

Но чудо было перед глазами: огонь горел, а дерево не занималось. Бедные пещерные люди понятия не имели об огневищах и плохоньких, лишенных дымоходов очагах беловолосых. Тем временем рыбак подплыл к помосту и что-то крикнул. На его крик из крайнего дома выбежали мальчик и девочка, а за ними из дверей вышла высокая и полная женщина.

Такая простая вещь, как открывшаяся и вновь закрывшаяся дверь, тоже показалась непонятной Маборе и Каи-Наи. Они собственными глазами видели ровную стену дома, в стене не было никакой дыры, и вдруг стена открылась, появилась дыра, из дыры вышли дети и женщина, затем дыра сама собой (они не заметили, как женщина толкнула дверь ногой) закрылась, и стена опять стала сплошной и ровной, как прежде! Странная вещь. Все увиденное так потрясло их, что они уже перестали удивляться и только бездумно разглядывали деревню.

Рыбак заплыл под помост, а мальчик и девочка ухватились за ремешок на помосте и подняли люк. Из люка начала вылетать и шлепаться на помост рыба. Выбросив из лодки всю рыбу, рыбак ухватился за край люка и вылез. Прикрыв глаза ладонью, он принялся рассматривать берега озера. Мабора теперь только опомнился, подумав, что рыбак может увидеть его и Каи-Наи — в волнении они едва не вылезли из своего укрытия.

— Нужно отойти от берега подальше в лес, иначе нас легко смогут заметить с озера, — сказал он.

Они отползли в кусты, потом забрались на дерево и долго еще наблюдали за жизнью беловолосых людей. Помост соединялся мостками с дальним берегом озера; по мосткам ходили туда и сюда женщины и дети озерной деревушки.

На берегу, неподалеку от мостков, стояли несколько шатров из шкур. Здесь на длинных палках тоже сушилась рыба и пылал костер. Все это было знакомо Маборе, и он даже вздохнул от радости, увидев наконец что-то понятное. Но, присмотревшись, Мабора снова стал чесать затылок. На огне стоял большой глиняный горшок, из горшка поднимался пар. Даже здесь, на другом берегу, Мабора и Каи-Наи чувствовали поднимавшийся из горшка запах еды. Это опять-таки было непонятно — охотничье племя орла еще не знало глиняной посуды.

У костра с горшком сидел мужчина. На коленях у него лежал камень. Мужчина взял коротенький лук, дважды оплел какую-то деревяшку тетивой, один конец палочки взял в рот, а другой поставил на камень и стал двигать луком взад-вперед. Послышался резкий звук сверла.

В этом не было ничего удивительного. Мабора и Каи-Наи точно так же добывали огонь.

— Он добывает огонь… — сказал Каи-Наи.

— Может быть… — насмешливо ответил Мабора. — Но зачем ему огонь, когда рядом пылает костер!

Это и впрямь было странно.

— Я знаю, что он делает, — сказал Мабора. — Он делает дырку… Он делает дырку для топорища.

Немного погодя они слезли с дерева, забрались в глубь леса, спрятались в чаще и проспали там до вечера.

Когда они проснулись, солнце уже зашло. С озера до них долетал неясный гул и шум.

Они поняли, что мужчины вернулись с охоты. В гомоне человеческих голосов слышался и собачий лай, но Мабора и Каи-Наи не придали этому никакого значения.

 

Мать

огда совсем стемнело, Мабора достал из сумки свиное сало и намазал им все тело.

— Мажься и ты! — сказал он Каи-Наи. — А то замерзнешь, когда будем переплывать реку.

Каи-Наи тоже намазался жиром. Спустившись с кручи, они переплыли реку и выбрались на противоположный берег недалеко от лагеря. Вода в реке была холодная и они попрыгали немного на берегу, чтобы согреться, а затем начали осторожно красться к лагерю.

Ночь была тихая и темная. За деревьями мерцал огонек костра. Мабора и Каи-Наи хотели подобраться к шатрам на берегу, подслушать разговоры беловолосых у костра и разузнать, что те задумали. Они тихонько выползли на опушку. Костер был далеко; они поползли, прячась за стволы срубленных деревьев, лежавшие у лагеря. До них уже долетал гул разговора и отдельные слова охотников. Но вдруг у костра затявкал щенок, за ним взрослая собака, вторая, третья, и вскоре весь лагерь наполнился злобным собачьим лаем. Люди, сидевшие у костра, вскочили и схватились за оружие.

Мабора и Каи-Наи сперва не поняли, почему собаки подняли такой шум и откуда их взялось так много. У людей с красной скалы не было домашних собак. Присутствие собак стало для них непонятной и неприятной новостью. Они знали лишь волков и диких собак и подумать не могли, что собак можно приручить. Беловолосые люди показались им какими-то могущественными и таинственными колдунами.

Приручить собаку, заставить ее стеречь лагерь!

О таком можно было только мечтать — но беловолосые волшебники осуществили мечту!

Юноша и мальчик затаились и приникли к земле, но собачий вой и лай не утихали. Мабора и Каи-Наи с досадой поползли обратно и скрылись в лесу.

Понемногу лай начал замолкать. В лагере вновь стало тихо, лишь порой доносилось злобное рычание какого-нибудь беспокойного пса. Когда собаки наконец успокоились, Мабора и Каи-Наи снова поползли к лагерю, но собаки почуяли их и снова подняли тревогу.

Мабора, сам злой, как собака, опять пополз к лесу… В это время с противоположной стороны лагеря донесся волчий вой… Собаки дружно завыли и залаяли, а Мабора и Каи-Наи, услышав волков, залезли на дерево и спрятались в листве.

Волки выли у лагеря всю ночь, и они не решились слезть с дерева.

Мабора проклинал настырных волков: он не оставлял надежды обмануть собак. Но те же волки спасли лазутчиков — беловолосые, услышав волков, не стали на следующий день искать следы непрошеных гостей, так как подумали, что собак встревожили волки.

Утром Мабора и Каи-Наи видели, как проснулся озерный поселок. Некоторые жители, позвав собак, пошли на охоту. Другие, сев в лодки, поплыли рыбачить на реке и на озере. К счастью, охотники прошли стороной, не то собаки непременно почуяли бы чужаков и беловолосые перестреляли бы их, как тетеревов!.. Но Мабора и Каи-Наи не думали об этом и преспокойно, как вороны, сидели на дереве.

Вражеский поселок и лагерь на берегу лежали перед их глазами, как ладони. Ближе к ним берег был очищен от деревьев и пней; срубленные деревья были поленницей сложены в стороне.

Чуть позже, после того, как мужчины ушли, из лагеря вышла небольшая группа женщин и детворы и с ними человек, сверливший вчера дырку в камне. На очищенном от леса участке они разделились на две группы.

Каи-Наи, присмотревшись, узнал в одной из женщин свою мать, а в числе других — Учангу и прочих женщин племени Уру-Уру.

На тела матери, Учанги и еще трех женщин из его родного племени были наброшены какие-то петли, шедшие поперек груди; от петель тянулись длинные ремни к непонятной и удивительной вещи. Эта вещь подскакивала и волочилась по земле. Каи-Наи показалось, что женщины тянули за собой какой-то пенек. Пенек этот был заострен снизу, а сверху из него торчала палка, за которую держался мальчик лет двенадцати. Его Каи-Наи тоже узнал.

Это был Нака, друг и враг Каи-Наи: они вместе искали в гнездах птенцов, ходили по орехи и почти каждый день дрались.

Во второй партии было столько же женщин, сколько и в первой, но эти женщины держали в руках мотыги из оленьего рога. Мужчина поставил женщин с мотыгами в ряд, а группу женщин со странной вещью отвел чуть подальше; затем отошел в сторону и что-то крикнул. Женщины замахали мотыгами, разрыхляя землю. Первая партия, где были мать Каи-Наи и Учанга, двинулась с места. Каи-Наи едва не свалился с дерева от удивления, когда Нака вонзил заостренный конец пенька в землю, навалился на палку и издал крик. Женщины подались вперед, ремни натянулись, и они медленно пошли по расчищенному участку, волоча за собой первобытный плуг. Вырываясь из еще слабых рук мальчика, плуг вздымал целину.

Мабора тоже вытаращил глаза и с разинутым ртом смотрел на женщин: неразвитый мозг пещерного жителя не мог уразуметь это зрелище. И он, и Каи-Наи были не в состоянии понять, для чего женщины роют землю, да еще таким причудливым способом…

Мужчина, сверливший вчера дырки, иногда подходил к Нака, брал у него из рук палку и показывал, как управлять плугом. Это своеобразное соревнование мотыги с плугом закончилось полной победой плуга. Пока женщины с мотыгами ковыряли землю, еле продвигаясь вперед, плуг дошел до опушки леса, вернулся назад и оставил за собой ровную полосу вспаханной земли.

Работа, очевидно, была очень тяжелой. Запряженные в плуг женщины то и дело останавливались и вытирали пот со лба.

А мужчина, видимо, очень радовался победе плуга: он хохотал, скакал и смеялся над женщинами с мотыгами.

Он сам придумал этот плуг и проверил его достоинства, сравнив работу плуга с мотыгами.

Под конец соревнования все остававшиеся дома жители селения высыпали на берег… Вылезли даже сгорбленные старики и старухи, опираясь на палки. Они недоверчиво качали головами и подозрительно осматривали новинку. Изобретатель снял с женщин сбрую и отнес плуг в шатер. Он заметил в своем изобретении некоторые изъяны. Исправив их, он надеялся весной запустить плуг в работу…

Потом Мабора и Каи-Наи видели, как женщины начали чистить рыбу, пойманную вчера рыбаками, затем развесили ее на палках для просушки. Когда женщины закончили работу, мать Каи-Наи отделилась от группы и прилегла под кустом недалеко от дерева, на котором сидели Каи-Наи и Мабора.

Мальчик слез с дерева и, прячась в траве, подполз к матери. Она лежала на спине и, подложив руки под голову, смотрела в небо.

— Мама! — тихо позвал Каи-Наи.

Женщина приподнялась с ужасом посмотрела в сторону Каи-Наи.

— Не бойся, мама. Это я — Каи-Наи…

Она снова упала на землю. Грудь ее вздымалась от частого дыхания, и Каи-Наи услышал, как громко застучало у нее сердце.

— Не бойся, мама! — снова сказал Каи-Наи. — Это я, Каи-Наи: я соскучился и пришел к тебе…

Женщина подняла голову и огляделась, проверяя, не видит ли их кто-нибудь. Затем спросила, радостно глядя на Каи-Наи:

— Ты жив, сынок? Я думала, что тебя убили, как отца…

Каи-Наи увидел, как слезы потекли из ее глаз… Но она вытерла их, улыбнулась и спросила:

— Где ты был, дорогой мой, и как узнал, что я здесь?

Каи-Наи рассказал ей, как остался один в лесу, как бродил там и наткнулся на племя, обитавшее на красной скале; как они с Маборой пошли по следам беловолосых людей и дошли до озерного поселка.

— Теперь я понимаю, — сказала мать. — Это ты укусил Дода за ногу…

Из лагеря до них долетел звук сверла. Она посмотрела в ту сторону.

У костра сидел изобретатель плуга и снова сверлил свои дырки.

— Я боюсь за тебя, сынок… Дод очень злой и нехороший человек… Он поклялся, что размозжит тебе голову, если ты еще раз попадешься ему на пути.

Каи-Наи засмеялся.

— Я не боюсь Дода! — сказал он.

— Что собираются делать беловолосые люди? — послышался вдруг голос Маборы, который тем временем подполз к ним и слушал разговор Каи-Наи с матерью.

— Кто это? — испуганно спросила женщина.

— Не бойся, мама… Это Мабора, парень с красной скалы… Мы вместе пришли сюда.

— Что собираются делать беловолосые люди? — вновь нетерпеливо спросил Мабора. — Что сказали Дод и его товарищ, когда вернулись домой? Хотят ли люди с озера напасть на племя орла или эти двое случайно забрели к нам?

Женщина посмотрела на Мабору. Он лежал, спрятавшись за кустом, и сквозь ветви ей были видны только глаза, дико горевшие от нетерпения.

— Дод с товарищем попали к вам случайно. Но теперь они решили перебить вас, как племя Уру-Уру, и забрать у вас женщин…

— Когда?..

— Я не знаю… Кажется, не скоро…

— Что ты делала с женщинами, мама? Зачем вы таскали пень и рыли землю?

— Я сама не могу понять этих людей. Не знаю, зачем они роют землю. Они великие волшебники… У них все не так, как у нас. Тот мужчина, что сейчас сидит у костра, говорил, что этим пеньком они по весне будут рыть землю и бросать в нее зерна.

— Он колдун?

— О, он великий колдун… Еще он говорил, что из этих зерен вырастет много-много зерна…

— Зачем им зерно? Приманивать птиц в силки?

— Нет, они сами будут его есть…

— Зерно? Они будут есть зерно?

Много чудесного и непонятного видел Мабора у этих колдунов, живших на воде посреди озера. Но услышанное сейчас больше всего поразило его — пещерного жителя, питавшегося мясом. Есть зерно! Разве мало им рыбы в реке и озере и зверей в лесу?

— Они делают из зерна вот это, — сказала женщина и протянула Маборе лепешку с черной обугленной коркой.

Мабора откусил кусок лепешки, пожевал и с отвращением выплюнул. Волшебники из озера мигом перестали интересовать парня: отныне он презирал их…

Они едят зерно! Только подумать: они едят зерно!

— Я иду домой! — сказал он. — Если хочешь, женщина, пойдем к нам…

— Я не могу идти с вами. Они поймут, что вы были здесь, и догонят вас…

— Не догонят, — уверенно сказал Мабора.

— Нет, догонят… Они натравят своих собак и пустят их по следу…

Ей было стыдно признаться, что она уже стала женой мужчины со сверлом и что ей совсем не хотелось уходить на красную скалу. С другой стороны, она не хотела расставаться с Каи-Наи.

— Оставайся со мной, сынок… — как-то вяло произнесла она.

— Я не пойду к ним… Они убили моего отца. Я отомщу за отца, — злобно ответил Каи-Наи. — Пойдем, мама, с нами!

— Я не могу… Я слаба… Я не дойду до красной скалы…

— Пойдем, Каи-Наи! — сказал Мабора. — Твоя мать уже отведала еду беловолосых и не пойдет к нам…

— Пойдем, мама! — снова сказал Каи-Наи.

Женщина молчала.

Мальчик отвернулся и пополз по траве.

Мабора хотел было тут же идти домой, но вдруг в его голове зашевелилась неожиданная мысль: надо отомстить этим беловолосым волшебникам и зерноедам, пусть надолго запомнят людей с красной скалы! Он знает, как отомстить! Он сожжет срубленный лес, лежащий на берегу у лагеря, он сведет на нет весь труд жителей озерной деревни! Ему хотелось поджечь все селение, но он знал, что это невозможно.

Глаза Каи-Наи заблестели счастливым огоньком, когда Мабора поделился с ним своими мыслями.

— Мы устроим этим зерноедам хороший костер! — радостно сказал он.

Мабора и Каи-Наи спрятались в лесу и стали с нетерпением дожидаться ночи, чтобы осуществить свой план.

Когда село солнце, они снова подкрались к лагерю зерноедов. На берегу стоял шум и гомон. Здесь собралось почти все селение. Шатров и развешанной на палках рыбы уже не было, а на месте бывшего лагеря зерноеды разжигали теперь большой костер. Мабора и Каи-Наи, сидя на дереве, как белки, пытались понять, что еще придумали и что собираются делать эти проклятые зерноеды. Но то, что они увидели, так смутило и потрясло их, что они долго сидели молча, не веря своим глазам.

Когда костер запылал, к нему подбежали человек двадцать мужчин и парней; они выхватили из костра головешки, пробежали по берегу и подожгли срубленный и сложенный поленницей лес!..

Они сами исполнили месть Маборы!

Мабора и Каи-Наи бежали по лесу, а позади них на берегу трещал и горел срубленный лес. Зерноеды сожгли его, чтобы посеять на этом месте свои никчемные зерна.

 

Голод среди людей красной скалы

ожно сказать, что обитатели красной скалы были народом очень опрометчивым. Они с интересом выслушали рассказ Маборы о жизни людей с озера, но запомнили только, что люди эти едят зерно, живут довольно далеко и не собираются сейчас нападать на племя красной скалы.

Поэтому они даже не подумали, что следует приготовиться к нападению врага. Колдун заявил, что владеет чарами, которые отпугнут любых зерноедов; надо только слушаться и уважать его, великого колдуна племени орла.

Промелькнуло лето. Север дохнул холодным ветром; закружились желтые листья и с тихим печальным шорохом стали падать на землю. Ветер уже вовсю гулял по лесу, под скалой ревели пороги, и река, миновав пороги, грустно лизала песчаный берег.

Каи-Наи спускался со скалы, стоял, прислонившись к дереву, и слушал рев порогов и печальный шорох, наполнявший лес. Он часто уединялся и думал о матери. Она отказалась от него и осталась с людьми, которые убили его отца и истребили родное племя. Он не понимал ее и не понимал того, что было у него на сердце. Осенний шум леса, тоскливый шорох листьев о чем-то напоминали ему, что-то говорили. Он прислушивался и ему казалось, что деревья и листья говорят о нем, но он был не в силах понять их язык и, не понимая, возвращался домой.

Жители скалы переживали тяжелые дни. Зверей и птиц вокруг скалы почему-то становилось все меньше и меньше. Бывали дни, когда охотники возвращались домой с пустыми руками.

Тогда все племя сидело голодным и люди жались друг к другу у костров в дымных пещерах. Когда же приходила ночь — а ночи стали отчего-то непонятно длинными и темными, — в пещеры прокрадывался ужас. Он прятался в темных углах пещер, носился длинными тенями по стенам, звучал в долгом диком волчьем вое, долетал снизу с шумом могучего леса, грохотал, плескал и ревел в порогах реки, бившейся о берег под скалой…

Однажды вечером из пещеры колдуна снова полилось страшное таинственное жужжание и грозный орлиный клекот. Женщины и дети с криком и воем сбились в кучу и, укрывшись шкурами, дрожали, как в лихорадке. Каи-Наи и сам не знал, почему, но его не пугало ни это таинственное жужжание, ни яростный клекот орла. Он заметил, что в пещерах остались только женщины, дети и совсем молодые парни, а все мужчины куда-то исчезли. Это очень заинтересовало мальчика. Вскоре жужжание в пещере колдуна достигло такой силы, что стало казаться, будто там гудит целое гнездо огромных шершней.

Костер едва теплился среди пещеры, освещая кучки женщин и детей. Они сжались под шкурами и боялись даже высунуть руку, чтобы подбросить хвороста в костер.

Каи-Наи, воспользовавшись темнотой, выполз наружу и пошел к пещере колдуна. На площадке перед пещерами никого не было. Ветер гулял над скалой, снизу долетал глухой рокот порогов. Здесь, на площадке, жужжание звучало еще громче и печальнее.

Вдруг к нему присоединился какой-то глухой топот — словно топталось на месте стадо зубров. Это было так жутко и неожиданно, что Каи-Наи задрожал от ужаса, как женщины и дети, прятавшиеся в пещерах под шкурами.

Каи-Наи хотел было повернуть обратно, но любопытство победило страх, и он, опустившись на четвереньки, нырнул под шкуру, которой был завешен вход в пещеру колдуна. Он полз по проходу, ведущему в пещеру, а навстречу ему летело глухое жужжание и топот, как будто стадо зубров спасалось от тучи шмелей.

И вдруг пещера и проход сотряслись от мощного рева зубров…

Каи-Наи, дрожа, припал к земле: ему казалось, что стадо животных вот-вот ворвется в коридор и растопчет его, как маленького щенка…

Он пожалел, что не остался с другими в пещере и на свою беду забрался в жилище колдуна. Но в коридор никто не выскакивал, а из пещеры снова донесся топот.

Сжав зубы, Каи-Наи снова пополз вперед и остановился у входа во внутренний зал пещеры.

Он глянул в зал и отшатнулся: пещеру освещали горевшие по углам факелы, дым и чад густым облаком стояли под каменным сводом. Пещера была полна зубров — они танцевали и ходили по кругу.

Когда Каи-Наи присмотрелся к зубрам получше, он с изумлением увидел, что все они стояли на задних ногах, а в передних держали трещотки, со скрежетом крутившиеся и тарахтевшие на коротеньких деревянных ручках. Удивлению Каи-Наи не было предела: он разглядел, что у зубров были не копыта, а человеческие ноги и руки. Зубры, встав на цыпочки и склонив рогатые головы, спокойно и важно шли в каком-то странном танце… Вдруг они остановились и подняли трещотки вверх. Мощный рев снова потряс своды пещеры. Но теперь Каи-Наи не боялся этого рева: он знал, что перед ним были не звери, а люди, одетые в звериные шкуры. В одной паре ног Каи-Наи даже распознал неуклюжие лапы здоровяка Ману.

Каи-Наи с интересом ждал, что будет дальше. Но он мог бы спокойно просидеть в пещере всю ночь, ничего нового не увидев — мужчины племени, одетые в звериные шкуры, до утра все так же танцевали и ревели, как зубры. Это было таинственное колдовство, с помощью которого знахарь и охотники заставляли зубров плодиться в лесах у красной скалы.

Каи-Наи надоело смотреть на них. Он едва не уснул под звуки трещоток, но вовремя опомнился и пополз прочь из пещеры колдуна.

А в пещере, где жил он, женщины по-прежнему тряслись от ужаса. Костер едва не угас, но Каи-Наи разворошил угли и подбросил хвороста. Он стащил волчью шкуру с какого-то мальчишки, спавшего у костра, накрылся ею и заснул крепко, как никогда.

На следующий день охотникам удалось добыть трех зубров и двух оленей. Все племя обрадовалось, когда на вертелах заскворчали над кострами большие куски мяса. Охотники не покидали скалу, пока не съели все мясо до костей. И они, и колдун ничуть не сомневались, что дичь появилась благодаря их колдовству и пляскам в звериных шкурах.

Но после этой удачной охоты дичь снова исчезла из окрестных лесов и в племени орла воцарился голод. Напрасно танцевали мужчины в пещере колдуна, надевая то шкуры оленей, то зубров: дичь исчезла, и только волки, такие же голодные, как люди, выли под скалой.

Охотники все дальше и дальше уходили от скалы в поисках зверя, и почти всегда возвращались домой без сил, с пустыми руками.

Тоска охватила жителей скалы. Худые и обессиленные, они лежали в пещерах, где сосали и жевали старые и зловонные звериные шкуры. Потом начали болеть и умирать дети. Еще грустнее стало в пещерах.

Колдун почти каждый день разговаривал с тотемом, который каким-то чудом оставался в живых в своей клетке. Как-то колдун сказал вождю племени:

— Тотем сердится. Племя погибает с голоду… Дети умирают… У нас слишком много старых женщин… Каждая из них ест, как сильный охотник, а пользы от них никакой.

Предводитель сразу понял, о чем говорил колдун. Ему и самому приходила в голову эта мысль, но он сказал:

— Надо посоветоваться с охотниками…

Когда вождь сказал на совете, что колдун предлагает перебить и съесть старых женщин, все охотники обрадовались и согласились.

В тот же день убили и съели пять старух; среди них была и мать Маборы, жена вождя… Племя пиршествовало всю ночь. Каи-Наи тоже ел человеческое мясо — ему, изголодавшемуся, оно показалось сладким и вкусным.

Когда съели всех старух, наступила очередь стариков. Но не каждый из них отдавал свою жизнь задаром: некоторые из них смело и отчаянно защищались и боролись с убийцами, когда те пытались разбить им головы топорами.

Другие убегали в лес и прятались там, но по следам их, как на охоте, шли неумолимые и жестокие преследователи, и старики падали под стрелами и ударами копий.

Тяжелые то были времена и, когда они наконец прошли и охотники снова стали находить дичь, никто из обитателей скалы не вспоминал о них, а Каи-Наи они казались далеким, страшным сном…

 

Зерноеды

атем ударили морозы. Река замерзла, и даже взрослые охотники без труда перебирались теперь по льду на другой берег. Только у порогов река долго сражалась с холодом, не замерзала и журчала вокруг камней. Вода замерзла уже после того, как выпал снег, и легла ровным стеклом между берегами. Дети, обутые в лосиные сапоги, катались и играли на речке, а охотники по пороше легко находили и били зверя. Каи-Наи и Мабора, подружившиеся после похода в озерный поселок, как-то выследили лося и, подкравшись, пустили в него по стреле. Одна стрела впилась в правый бок, а другая в заднюю правую ногу зверя. Лось, хромая и пятная кровью неглубокий снег, побежал от них к реке. Мабора и Каи-Наи бросились по его следам; они видели, что лось был тяжело ранен. Далеко он уйти не мог и должен был вскоре умереть от потери крови.

Они нагнали лося на берегу, там, где река круто поворачивала влево. Он стоял, припав на одно колено, и лизал снег, а на правом боку его алело большое пятно крови. Лось весь курился паром. Заметив врагов, лось вскочил и кинулся на лед; лед затрещал под весом тяжелого зверя, но не проломился, и лось, скользя и еле держась на растопыренных ногах, исчез за поворотом крутого берега реки. Охотники хотели уже спуститься на лед и добить лося — Мабора надеялся, что он обессилел и упал где-нибудь поблизости. Внезапно с реки донеслись громкие крики людей, пока еще скрытых выступом берега. Мабора и Каи-Наи вздрогнули от неожиданности и поглядели друг на друга. Через минуту Каи-Наи был уже на высоком дереве и смотрел на невидимый снизу участок реки. На льду, лежа на боку, бился лось, а вокруг него собралось до сотни человек в хорошо сшитых одеждах из шкур. Чужаков так заинтересовали стрелы в боку и ноге лося, что они даже забыли добить зверя. Один из чужаков, держась подальше от копыт лося, подошел к зверю и вытащил из его ноги стрелу.

Каи-Наи ненадолго задержался на дереве — в этом охотнике он узнал своего старого знакомца, зерноеда Дода. Он даже не заметил, как оказался на земле.

— Зерноеды! — крикнул он Маборе.

Они, как волки, побежали друг за другом по лесу. Не было сомнения, что зерноеды шли по льду к скале и собирались уничтожить племя орла: замерзшая река стала для них удобной дорогой.

Каи-Наи и Мабора боялись, что зерноеды, обнаружив у реки следы, погонятся за ними, догонят и убьют их прежде, чем они успеют предупредить жителей скалы. На их счастье, лениво падавший снег пошел густо, так что в трех шагах нельзя было ничего разглядеть. Через полчаса снег засыпал их следы. Они перешли на шаг, и только тогда Каи-Наи рассказал Маборе о том, что видел с дерева. Принесенная ими новость очень обеспокоила жителей скалы. Многие охотники еще не вернулись домой, и на их скорое возвращение не приходилось надеяться — в такую погоду легко заблудиться в лесу. Зерноеды, напротив, воспользуются непогодой и нападут на скалу: они идут по реке, а река обязательно приведет их к скале.

Стемнело. Один за другим возвращались усталые охотники. Все они с жаром начинали рассказывать о своих приключениях на охоте и о том, как блуждали в лесу; но пыл их сразу угасал, как только им сообщали о появлении зерноедов. Наконец, когда стало совсем темно, охотники собрались на совет в пещере колдуна, а на песчаном берегу против порогов, куда должны были выйти зерноеды, поставили караульных. Каи-Наи тоже пробрался вслед за взрослыми в пещеру колдуна и притаился в темном уголке.

Мужчины сидели вокруг небольшого костра, который освещал стены пещеры и отбрасывал дрожащий свет на лица охотников. Только сейчас Каи-Наи присмотрелся к стенам пещеры.

Какой-то неведомый художник повсюду изобразил различные сцены из охотничьей жизни.

Вот тур, наклонив мохнатую голову, роет копытом землю, а в боку у него торчит копье… Вот бежит олень, закинув рога на спину, а его догоняет быстрая стрела охотника. Странное и жутковатое чувство охватило Каи-Наи при виде этих рисунков… В неверном и тусклом свете костра эти удивительные звериные фигуры казались ему живыми.

Первым заговорил Ману. Он выпрямился во весь свой высокий рост, и тень его, поднимаясь к сводам пещеры, упала на изображение тура. Ману говорил, чуть раскачиваясь, а рогатая голова тура то выглядывала из-за его плеч, то снова скрывалась в его огромной тени.

— Я не боюсь зерноедов, — говорил Ману. — Я размозжу голову мужчине с рыжей бородой, которого я поймал, а Мабора упустил… Мы перебьем их на скале и не отдадим им женщин…

— Но зерноедов слишком много… У них столько бойцов, сколько всех нас вместе: мужчин, женщин и детей…

— Кто это сказал? — спросил Ману.

— Это сказал мальчик Каи-Наи, видевший их на льду, на реке…

— Ему с перепугу почудилось!

Тогда заговорил вождь племени, отец Маборы.

— Парень говорил правду… И Мабора говорил, что слышал на реке много голосов. Недаром пленник грозился убить перебить нас… И мать Каи-Наи тоже сказала Маборе: «Их много»…

— Засядем на площадке: будем бить их, когда они полезут наверх…

— Спрячемся в пещерах. Они смогут войти в пещеры только поодиночке. Тут-то мы их и перебьем! — предложил какой-то молодой охотник.

Все засмеялись.

— Это ерунда, — ответил вождь, — они выкурят нас из пещер дымом, как лис…

Долго советовались мужчины, и все предложения были одно хуже другого. Как противостоять врагам, когда их втрое больше, чем обитателей скалы?

Один только колдуя сидел молча, опустив голову, и словно спал. Толстое брюхо, которое он уже успел отрастить после голодных месяцев, колыхалось у него на коленях от каждого вздоха. Наконец он открыл глаза, обвел мутным взглядом охотников, зевнул и сказал:

— Вы опять забыли, что у вас есть я — великий колдун племени орла! Вы все смелые люди, но зерноеды перебьют вас и заберут женщин. Только я, — он горделиво выпрямился — только я, великий колдун, могу спасти племя!

Страшен был в эту минуту колдун. Он тряс головой, растрепанные седые космы встали дыбом, глаза горели, отражая пламя костра. Голос его, сильный и хриплый, зазвучал под сводами пещеры.

— Тотем! — обратился он к орлу, который недвижно восседал в клетке и свысока смотрел на охотников. — Тотем! Это ты научил меня, старика, как в час смертельной опасности спасти племя…

Орел развернул крылья и взмахнул ими. Яростный орлиный клекот отразился от свода пещеры.

Колдун упал на колени перед орлом, его примеру последовали и все охотники. Каи-Наи, дрожа от ужаса, как угорелый выскочил из пещеры. Снегопад уже прекратился, словно небо вытрясло из себя все запасы снега, светились звезды, лес и река блестели в ясном свете луны. Было довольно холодно. На скале, запыхавшись от быстрого подъема, появились трое караульных, стоявших все это время на берегу.

— Идут! — крикнул один из них, вбегая в пещеру.

— Сколько их? — спросил вождь.

— У меня и у них, — охотник указал своих товарищей, — не хватило пальцев на руках и ногах, чтобы их пересчитать!

Все смотрели на колдуна. Только он мог спасти племя. Тотем указал ему путь к спасению.

— Дети мои, — сказал колдун, — берите все, что есть в пещерах, и идите за мной…

Когда все племя собралось в пещере колдуна, он спросил:

— Все здесь?

— Все! — ответили жители скалы.

Колдун направился в угол, где стояла клетка с орлом, переставил ее на другое место и, взяв в руки копье, засунул наконечник в щель стены. Орудуя копьем, как рычагом, он отодвинул большой камень, плотно закрывавший какое-то отверстие, и сказал:

— Сюда, дети мои!

Потом взял клетку с орлом и просунул ее в дыру. Женщины, дети и охотники друг за другим исчезали в отверстии, и вскоре в пещере остался только колдун. Он взял тонкий, но прочный ремень, опоясал им камень и полез вслед за всеми. Затем охотники, потянув ремень за оба конца, подтащили камень к отверстию, снова закрыли дыру в стене и с большими усилиями извлекли ремень.

Племя очутилось в большом зале. Где-то в углу журчал ручей, стекая в расселину небольшим водопадом. За этим залом следовали коридоры, после второй, третий зал… Казалось, залы и коридоры тянулись бесконечно. Обитатели скалы шли, натыкаясь на торчавшие из пола сталагмиты, а рослый Ману зацепил головой и сломал кончик свисавшего с потолка сталактита. У отверстия остались лишь колдун и вождь племени. Они легли на землю и, приставив уши к камню, закрывавшему дыру, стали молча прислушиваться. В пещере было тихо. И вдруг сквозь щель до них долетел едкий запах дыма.

— Хе, хе! — хрипло засмеялся колдун. — Они выкуривают нас из пещер…

С каждой минутой в щель проникало все больше дыма, но в таком большом зале он быстро рассеивался.

Прошло не менее часа. Из щели потянуло холодным свежим воздухом.

— Сейчас будут здесь! — сказал колдун.

В этот момент в щель пробился тоненький луч света…

— И здесь их нет! — послышался голос в пещере.

Колдун и вождь вздрогнули, узнав голос бывшего пленника.

— Не могли же они провалиться сквозь землю, — сказал кто-то другой.

— А может, ухватились за хвост своего орла и полетели! — засмеялся чей-то молодой голос.

— Не шути с этим! — остановил его голос старого зерноеда, — Не шути с тотемом, пусть и вражеского племени!

— Смотри-ка — зубр!..

— А вот олень!..

Зерноеды рассматривали рисунки на стенах пещеры. Молчаливые изображения зверей, как живые, смотрели на них со стен…

— Пойдем отсюда! — сказал кто-то громким шепотом. Свет в щели исчез.

Зерноедов так поразила живопись пещерных жителей, что они забыли осмотреть пещеру и ушли.

— Хе, хе, хе! — хрипло смеялся колдун у заложенного камнем отверстия…

Зерноеды, забравшись потихоньку на скалу, притащили с собой охапки хвороста. Положив груды хвороста у входы в пещеры, они подожгли хворост и длинными палками протолкнули его в коридоры пещер. Пещеры наполнились дымом. Зерноеды долго стояли наготове на площадке и ждали, не выберется ли кто из пещер. Пещеры безмолвно зияли черными входами. Тогда зерноеды, погасив хворост, стали осторожно осматривать пещеры. Велико же было их удивление, когда они не нашли там ни единого обитателя… Они видели, что люди были здесь совсем недавно: в пещерах еще тлели костры, так как люди из племени орла в спешке забыли их погасить, но все жители словно провалились сквозь землю…

Утром зерноеды обыскали ближайший лес, надеясь обнаружить следы беглецов, но снег в лесу был чист и нетронут — лишь отчетливо выделялись три следа караульных, пробежавших накануне от реки к скале.

Это было странно и походило на какое-то волшебство. Зерноеды спустились со скалы и спрятались в лесу, думая провести пещерных жителей, но колдун в тот день не выпустил никого из пещеры, и зерноеды, напрасно прождав до вечера, собрались на льду и шумной ватагой двинулись прочь от скалы.

 

Гибель племени Орла с красной скалы

огда обитатели скалы убедились, что зерноеды ушли, радости их не было предела. Детвора прыгала и танцевала на площадке, а взрослые смеялись над врагами и грозились пойти на зерноедов войной и перебить их всех на озере. Только колдун и Мабора, знавший зерноедов лучше остальных, не верили, что те направились домой. По приказу колдуна Мабора, взяв с собой Каи-Наи, пошел с ним по реке вслед за зерноедами. Преследовать целую сотню людей было нетрудным делом: зерноеды, хоть и шли гуськом, протоптали в снегу достаточно широкую тропинку, и Мабора с Каи-Наи бежали по ней, не останавливаясь. Так они добежали до излучины реки, где давеча упал раненый лось, но на этом месте ничего не нашли — целый день шел густой снег, окутавший все вокруг густым покровом.

Не было и лосиной туши, но немного поодаль они заметили волчьи следы и объеденную голову лося: волки закончили то, что начали люди.

Еще дальше снег был весь истоптан. Следы беловолосых вели на берег. Видимо, зерноеды останавливались здесь на отдых. Мабора и Каи-Наи миновали стоянку и снова вышли на протоптанную врагами тропинку.

Еще с час они продолжали преследование, как вдруг Каи-Наи, бежавший позади, споткнулся и упал. Поднимаясь на ноги, он обернулся и застыл от ужаса: их молча нагоняли не меньше десяти зерноедов. Враги были уже в трех полетах стрелы, а впереди всех мчался по тропе рыжий Дод.

— Мабора! — крикнул Каи-Наи. — Зерноеды!

Мабора оглянулся… Окажись рядом заяц, и он не обогнал бы охотника и Каи-Наи — так они припустили. Дод остановился, сунул два пальца в рот и свистнул. Впереди послышался такой же свист и с крутых берегов реки одна за другой стали скатываться на лед фигуры врагов. Увидев Мабору и Каи-Наи, они заревели и бросились навстречу.

— Вбок! — крикнул Мабора.

Берег в этом месте был довольно крутой, но Мабора подпрыгнул, ухватился за ветви свисавшего с обрыва кустарника и забрался на кручу. Затем он наклонился и подал руку Каи-Наи, который тем временем тоже подпрыгнул и схватился за куст. Подтащив его к себе, Мабора выпрямился и оба, проваливаясь по колени в снег, бросились в лес.

Дод первым подбежал к тому месту, где они забрались на кручу, и в свою очередь схватился за ветки. Но куст не выдержал его веса, и зерноед покатился на лед. Другие зерноеды тоже попытались выбраться на берег, но это никому из них не удалось и они побежали дальше по реке в поисках пологого берега. Бежать им пришлось довольно долго, и когда они наконец вернулись к злополучному обрыву, уже стемнело и погоню пришлось прекратить. Они лишь заметили, что следы беглецов вели не к скалам, а в другую сторону, в лес. Это успокоило зерноедов — на уме у них была не погоня, а совсем другое.

А Мабора и Каи-Наи, как зайцы, бежали по лесу. В ушах у них еще звенели крики и свист преследователей. Им приходилось довольно тяжко: бежать было трудно, снега нападало много, и они оставляли за собой такие следы, что с них не сбился бы и малый ребенок, не говоря уж о таких следопытах и знатоках леса, как зерноеды. Наконец Каи-Наи выбился из сил и сказал:

— Я не могу больше бежать… Ты беги, предупреди племя, а я где-нибудь спрячусь.

Мабора остановился.

— Где тут спрячешься? Мы оставили такие следы на снегу, словно тут прошло стадо туров.

Мабора прислушался. Погони не было слышно, но зерноеды вполне могли следовать за ними молча. Он посмотрел на Каи-Наи. Тот, вспотевший и бледный, стоя по пояс в снегу, прислонился к дереву, тяжело дышал и как-то жалобно поглядывал на Мабору. Мабора понимал, что надо убегать как можно быстрее, но почему-то стоял и ждал, пока Каи-Наи не отдохнет.

Мабора и сам не ведал, что в душе его проснулись незнакомые доселе чувства — жалость и товарищеское расположение к мальчику.

— Погони не слышно, — сказал он. — Пойдем немного медленнее… Иди за мной и ступай по моим следам, тебе будет легче идти.

Мабора снова двинулся вперед, а Каи-Наи, стараясь наступать на широкие следы юноши, поплелся за ним. Они не направились прямо к скале, так как Мабора боялся, что зерноеды, пробежав по реке, где передвигаться было легче, перехватят их по пути. Поэтому Мабора и Каи-Наи свернули в сторону, в самую чащу леса, надеясь к вечеру все же дойти до скалы и предупредить племя об опасности. Они долго шли, прислушиваясь, не слышно ли погони. Но погони не было.

В лесу стояла тишина. Только сороки скрежетали, завидев беглецов, и следили за ними, перелетая с ветки на ветку. Снег блестящим слоем лежал на деревьях и ветви гнулись под его весом до самой земли. Деревья отбрасывали на снег синие тени.

Мабора и Каи-Наи скинули с голов волчьи шкуры, служившие им капюшонами. Когда они пробирались под ветками, снег сыпался им за шиворот, но это было даже приятно… Порой они натыкались на медвежью берлогу; видно было, как пар от дыхания медведя поднимался из берлоги, чувствовался теплый зловонный запах сонного зверя. Идти было трудно, особенно Каи-Наи: он почти по пояс увязал в снегу. Наконец Мабора и Каи-Наи поняли, что слишком забрали в сторону. Им стало ясно, что засветло они домой не доберутся. Это было неприятно, но что оставалось делать? Когда совсем стемнело, они вырыли в снегу яму, утоптали в ней снег, легли и уснули, как медведи, прижавшись друг к другу. На рассвете их разбудил могучий рев зубра. Мабора выглянул из ямы. Зубр ревел где-то в стороне, и его не было видно в полумраке леса. Мабора обрадовался — куда лучше встревоженный зверь, чем топоры зерноедов. Он опасался, что враги продолжат погоню, обнаружат его и Каи-Наи в яме и убьют.

Несмотря на голод, Мабора и Каи-Наи весело заторопились к скале. Идти стало легче: снег смерзся под ночным морозом и теперь выдерживал их вес.

В полдень они добрались до скалы. На опушке леса они остановились и прислушались — не слышно ли где зерноедов? В лесу было тихо. Молчала и скала — на площадке перед пещерами не видно было ни единого человека. Это удивило Мабору и Каи-Наи. Они осторожно выбрались из леса и подошли к скале. Снег под скалой был утоптан и залит кровью. Тут и там, по склонам скалы и под нею, лежали трупы охотников из племени орла и беловолосых зерноедов.

Стая волков и вороны уже возились над трупами. Очевидно, зерноеды вернулись к скале и перебили беспечное племя орла. Дрожа от ужаса, Мабора и мальчик поднялись на скалу. На площадке валялись друг на друге трупы воинов; под скалой на льду реки, раскинув руки, лежал с проломленной головой рыжий Дод. Рядом с ним лежал вниз лицом здоровяк Ману. Ни женщин, ни детей на скале не было: всех их увели с собой победители. В пещере колдуна Мабора нашел своего отца. Раненый вождь лежал в углу пещеры. Близ него, склонив седую голову, сидел старый колдун. В другом углу восседал в клетке орел, тотем племени…

Это было все, что осталось от племени красной скалы. Когда Мабора и Каи-Наи вошли в пещеру, колдун даже не пошевелился…

Раненый рассказал Маборе, что зерноеды снова напали на скалу, выкурили из пещер жителей и перебили всех, а его, раненого в грудь стрелой, подобрал колдун и принес в пещеру. Сам колдун, почувствовав в своей пещере дым, понял, что зерноеды вернулись, отодвинул камень, взял клетку с орлом и скрылся в зале, где вчера нашло убежище все племя. Он пересидел там ночь, а утром осторожно вылез наружу. На площадке он нашел едва живого вождя и перенес его в свою пещеру.

Невеселая началась жизнь у последних обитателей красной скалы… Мабора и Каи-Наи, оставшись единственными охотниками, ежедневно уходили в лес и кормили выжившего из ума колдуна и раненого вождя, который почти ничего не ел. Он кашлял и харкал кровью.

Колдун разговаривал с тотемом и в пещере каждую ночь слышалось жужжание трещотки и жуткий клекот орла.

Когда раненый вождь начинал бредить и метаться в горячке, колдун подходил и долго смотрел на него.

— Мясо человека, мясо человека… — бормотал колдун, — его вылечит человеческое мясо…

Однажды утром Мабора пошел на охоту один: Каи-Наи простудился и остался дома. Сгорбившись и завернувшись в шкуру, он сидел у костра посреди пещеры, а в углу бредил раненый вождь.

Каи-Наи трясла лихорадка, ему хотелось лечь, но он боролся с болезнью и, превозмогая себя, продолжал сидеть у костра. Смуглое лицо Каи-Наи горело пламенем, а руки и ноги тряслись от холода, и он поминутно протягивал их к огню. Колдун копошился в своем углу у клетки с орлом…

— Мясо человека, мясо человека, — бормотал он.

Вдруг он поднял голову и посмотрел на Каи-Наи. Какая-то безумная мысль промелькнула у него в голове…

Он крадучись вышел на площадку и огляделся вокруг. Никого не было на скале; Мабора был далеко в лесу… Обглоданные кости людей валялись на снегу под скалой.

Колдун вернулся в пещеру и снова как-то странно взглянул на Каи-Наи.

Каи-Наи, опустив черную голову, дремал у костра.

Колдун подошел к клетке, вытащил из-за нее топор, который когда-то потерял зерноед, спасая рыжего Дода, и подкрался к мальчику. Затем размахнулся и изо всех сил ударил Каи-Наи топором по голове…

Мальчик, даже не вскрикнув, упал головой в огонь.

Колдун дрожащими руками вырезал из Каи-Наи кусок мяса и поджарил его над костром. Потом подошел к раненому и начал его кормить, разжевывая и засовывая мясо в рот больному…

Раненый был без памяти; он отбивался от колдуна, не ел и выплевывал пищу…

* * *

А Мабора был в это время далеко от скалы. Он следил за молодым оленем, надеясь подстрелить его и накормить вкусным мясом своего товарища, маленького больного мальчика Каи-Наи.