Мне нравятся крупные развлекательные центры, в которых наряду с игорным бизнесом соседствуют обычные увеселительные аттракционы. Стеклянные двери в громадный зал казино «Фортуна» как бы разделяют два мира: реальный мир, обыденный и пресный, и иллюзорный мир призрачного счастья, где посетителя не покидает ощущение вечного праздника. Не знаю, что больше сказывается на этом ощущении – работа дизайнеров, умело подобравших при оформлении казино радующую глаз цветовую гамму, мажорные звуковые эффекты, подсветку игровых автоматов, ломберных и рулеточных столов, или общая атмосфера, создаваемая аурой посетителей, надеющихся на выигрыш. Сам я не играю и не люблю наблюдать, как играют другие. Во время игры слишком много эмоций, по большей части отрицательных, и не в моих правилах попусту будоражить нервы. Я прихожу в казино, сажусь в углу за стойку бара и наслаждаюсь общей атмосферой праздника. Такое времяпрепровождение помогает развеяться и поднимает настроение. Порой, особенно после работы, это крайне необходимо.

– Добрый вечер, Егор Николаевич, – поздоровался бармен, когда я уселся на высокий табурет у стойки.

– Вечер добрый, Сережа, – кивнул я.

– Что сегодня предпочтете?

– Сегодня, Сережа, я предпочту пиво. Светлое, непастеризованное.

– Живое?

– Именно! Лучшее, на твой вкус.

– У нас все лучшее, – улыбнулся Сережа.

– Вкус у всех разный, – не согласился я.

– Как прикажете, – развел руками бармен. – На мой вкус, то попробуйте «Баварское».

– Никогда не поверю, что вы получаете из Германии живое пиво.

– Зачем из Германии? – пожал плечами Сережа. – «Баварское» – это сорт, а делает его отечественная фирма «Сармат». Как на мой вкус, лучше, чем немецкое.

– Что ж, если рекомендуешь, попробую.

Сережа достал из холодильника бутылку, откупорил и начал наливать в бокал. Нравился мне бармен – всегда приветливый, уважительный и в то же время выдержанный, корректный, знающий себе цену. Никаких там «Чего изволите-с?». Не выношу в людях ни подобострастия, ни высокомерия.

– Прошу, – поставил бокал на стойку Сережа.

Я пригубил. Пиво было холодным, приятным на вкус и, как бы поточнее сказать… Душистым? Нет, духмяным, вот!

– Уважил, – оценил я.

Губы бармена тронула улыбка, но ни тени снисходительности в ней не проскользнуло. Приятно иметь дело с людьми, имеющими понятие о человеческом достоинстве, как своем, так и собеседника.

– Что будете под пиво, Егор Николаевич? Омары, лангусты, кальмары, семга?

– А раков нет?

Спроси бармена о вобле, он бы меня не понял. Вобла не для таких заведений.

Сережа развел руками.

– Вот тебе и пожалуйста, – огорчился я. – Как что заморское, так навалом, а отечественное… Красная икра есть?

– Под пиво? – Брови Сережи взлетели вверх, и он недоверчиво посмотрел на меня. – Что вы, право, Егор Николаевич…

– Под пиво, – упрямо подтвердил я. – У тебя какая икра – баночная или бочковая?

– Бочковая.

– Жаль, баночная посуше, под пиво лучше. А еще лучше подвяленная. Выкладываешь ее на поддон в один слой и выставляешь в тень на ветерок часа на два… Прекрасный деликатес под пиво!

– Залежалых продуктов не держим, – корректно покачал головой бармен. Как гурман я навсегда упал в его глазах.

– Ладно, давай бочковую…

– На бутербродах с маслом?

– Нет. На блюдце с ложечкой.

Сережа поставил передо мной блюдце с икрой.

– Еще что-нибудь?

– Пока все.

Бармен кивнул и отошел. Похоже, сегодня доверительного разговора у нас не получится. Огорчил я Сережу своим гастрономическим моветоном. Знал бы он, что мне в молодости приходилось есть, не говоря уже о детстве! Никогда туда не вернусь, не затем сбегал.

Я отпил пива, нарочито медленно, контролируя себя, съел ложечку икры и понял, что Сережа прав насчет несовместимости красной икры с пивом. Но… Но прав-то он здесь, поскольку никогда не был там.

К противоположному концу стойки подошел молодой человек в широких штанах с многочисленными карманами и пестрой рубашке навыпуск, сел и сиплым голосом позвал бармена. Обыкновенный парень. Местный. Лицо у него было застывшим, а взгляд потерянным.

Сережа повернулся к клиенту, оценил наметанным взглядом и тихо поинтересовался:

– Деньги есть?

– Есть, – буркнул парень, не глядя на бармена. – Водки.

Сережа не двинулся с места, продолжая пристально смотреть на него. Парень поморщился, пошарил по карманам и уронил на стойку мятую сторублевку. Руки у него подрагивали – видимо, проиграл крупно.

Бармен налил стопку водки, поставил перед клиентом на стойку и пододвинул блюдце с крохотным маринованным огурчиком. Парень залпом выпил и отодвинул блюдце.

– Не надо.

– За счет заведения, – корректно сказал Сережа.

Парень опек бармена злым взглядом. Заведение ободрало его как липку, а теперь, словно в насмешку, преподнесло утешительный приз в виде махонького маринованного огурца.

– Закусывай, – сочувственно посоветовал Сережа.

То ли водка начала действовать, то ли повлияло сочувствие бармена, но парня отпустило. Он глубоко вздохнул, махнул рукой и, горько усмехнувшись, взял «утешительный приз».

Я отвернулся и посмотрел в зал. Не для того сюда пришел, чтобы созерцать чужое отчаяние – этого у меня и на работе хватает. Мне нужны положительные эмоции.

У одного из «одноруких бандитов» стояла престарелая дама и, как заведенная, дергала ручку. Слабая аура флуктуационного следа ритмично пульсировала вокруг ее фигуры.

«Ну-ну, – саркастически подумал я, – захотелось положительных эмоций? Получите!» В том, что дама в конце концов выиграет, не было никаких сомнений, но положительных эмоций мне это не доставит. Уж лучше наблюдать горькое разочарование местного парня, чем видеть мимолетное счастье престарелой дуры оттуда. Если день не удается с утра, то черная полоса будет длиться до позднего вечера.

Я хотел встать, расплатиться и уйти, как вдруг заметил идущего вдоль игральных автоматов блюстителя стабильности, за которым волочилась опалесценция флуктуационного следа. Среднего роста, в неброском сером костюме, невыразительной внешности; его можно было бы считать неприметным человеком, если бы не серое, нездорового цвета лицо. Усталой походкой он прошел мимо азартной дамы, бросил на нее равнодушный взгляд и направился к бару.

Только его мне и не хватало! Я отвернулся, отпил из бокала и сделал вид, будто с интересом рассматриваю батарею бутылок на полках бара. В зеркале за бутылками было видно, как блюститель стабильности подошел к стойке и уселся рядом со мной. Несомненно, он тоже видел мою ауру флуктуационного следа.

– Что будете заказывать? – подошел к нему Сережа.

Блюститель подумал, затем сказал:

– Стакан воды.

– Минеральной, с газом, без?

Блюститель снова подумал и проронил:

– Из-под крана.

С невозмутимым видом бармен набрал воду из-под крана, поставил на стойку. Затем склонился к клиенту и сказал:

– За счет заведения.

Как всегда иронии в его голосе не чувствовалось. Сплошное понимание.

Я скосил глаза на соседа. Его лицо было непроницаемым, и только в уголках губ угадывалось нечто вроде усталой брезгливости. Будто весь мир вокруг был помойкой, но он настолько к этому привык, что устал морщиться. Неспроста блюститель стабильности сел рядом со мной, ох неспроста…

Он полез в карман, достал большую темно-коричневую таблетку, бросил в стакан, взял со стойки пластиковую соломинку и перемешал. Таблетка растворилась, и в стакане образовалась вязкая зелено-серая жижа, наподобие болотной тины. Разве что сероводородом не запахло.

Впервые я увидел, как по лицу всегда корректного Сережи скользнула тень брезгливости.

– У меня больная печень, – предупреждая вопрос бармена, сообщил блюститель, и Сережа, пожав плечами, отошел в сторону.

Блюститель отхлебнул жижу из стакана, причмокнул, покосился на меня и спросил:

– Пиллиджер?

Я повернулся и посмотрел ему в глаза, прикрытые контактными темпоралитовыми линзами, без которых не увидеть флуктуационный след.

– Таймстебль? – в свою очередь поинтересовался я.

Он снова отхлебнул из стакана, снова причмокнул и утвердительно кивнул:

– Пиллиджер…

Определенно заметил на моих глазах такие же, как у себя, темпоралитовые линзы.

Я не остался в долгу, отвернулся и с не меньшей уверенностью констатировал:

– Таймстебль.

– Ну и как здесь живется пиллиджеру? – равнодушным тоном спросил таймстебль.

– Отлично, – развязно заявил я. – Живу, не тужу, вот пивко с икоркой попиваю. Не желаете отведать?

Я пододвинул к нему блюдце с красной икрой.

Таймстебль глянул на икру и содрогнулся. Будь она засохшей, сморщенной, покрытой зелено-черной плесенью, он бы мог рискнуть ее отведать. В таком же виде она для него смертельный яд. Как и чистая вода. Других в службу стабилизации не берут, чтобы не было искушения остаться. Знай гурман Сережа о кулинарных пристрастиях клиента, его бы наизнанку вывернуло.

– Нехорошо… – укоризненно покачал головой таймстебль. – Блюстителя стабильности не уважаешь…

– Я закон не нарушаю, – возразил я. – Когда был там, не обижался, что меня реликтом обзывают.

– Тогда почему ты здесь? – сощурился таймстебль.

– У нас с вами метаболизм разный, а я люблю вкусно поесть. Здесь много доброй еды.

Он косо глянул на блюдце с красной икрой и поморщился.

– Чтобы вкусно есть, нужно что-то иметь, – заметил он. – Много нахапал?

– Сколько ни нахапал, все мое. Знаете поговорку: «Лучше быть здоровым и богатым, чем бедным и больным»? Бедным я уже был и больше не хочу.

Он покосился на меня, смерил взглядом сверху донизу.

– Судя по флуктуационному следу, я бы не сказал, что ты богат.

– Жить в роскоши – значит, ярко светиться, – парировал я и был прав на все сто как в прямом, так и в переносном смысле.

– Вижу, – равнодушным голосом согласился таймстебль. – Ты пиллиджер аккуратный. Но ты зацепил меня иронией, а я злопамятный. Теперь с тебя глаз не спущу.

Я пренебрежительно повел плечами, но внутри похолодело. Дурак, зачем иронизировал? Они же нас, реликтов, за людей не считают… Низший сорт, по их понятиям. Хлебнув свободы, я опьянел и начал выкобениваться, забыв, что здесь нужно быть ниже травы, тише воды. Это непростительно. Крупный сдвиг, за который полагается вытирка, я, понятное дело, не допущу, а вот мелкие прегрешения, за которые полагается высылка обратно, таймстебль всегда может инкриминировать. А я назад не хочу, уж лучше вытирка.

От игральных автоматов донесся торжествующий женский вскрик, загрохотала бравурная музыка, и в поддон лавиной джекпота посыпались жетоны.

Я обернулся. Престарелая дама в экстазе несказанного счастья выгребала жетоны из поддона и ссыпала их в сумочку. Вокруг ее фигуры яркими радужными переливами полыхал флуктуационный след. Еще одна дура засветилась…

– Напрасно вы со мной так, – примирительно сказал я таймстеблю, – не я, во-он ваш клиент.

Таймстебль посмотрел на «счастливицу», кивнул головой.

– Мой клиент, – согласился он. – Но и ты, Егор Николаевич, никуда от меня не денешься.

Неторопливыми глотками он допил свою гадость, встал из-за стойки и побрел прочь в противоположную сторону от ополоумевшей от счастья дамы. Действительно, не арестовывать же ее у всех на глазах? Местные могут неправильно понять. Быть может, даме так и не доведется услышать приговора – закон о вытирке позволяет проводить операцию без согласия нарушителя стабильности, только на основании зафиксированной флуктуации выше пятого порядка. А дама «светилась» не меньше, чем на шестой-седьмой.

Сережа взял со стойки грязный стакан, брезгливо повертел в руках и, не став мыть, бросил в урну.

– Бывают же клиенты… – вздохнул он и посмотрел на меня. – Егор Николаевич, видели дамочку, ошалевшую от счастья? Хороший куш сорвала, почти полмиллиона.

– Рублей? – натянуто спросил парень с другого края стойки. Обернуться, чтобы увидеть чужое счастье, он не решился.

– Долларов!

Парень шумно вздохнул и попросил:

– Можно еще водки?

Голос у него предательски дрожал. Обидно было парню, что кому-то сказочно повезло, а он проигрался в прах.

– Можно, – кивнул бармен, налил стопку водки и послал ее по стойке.

И тут я вспомнил, что, уходя, таймстебль назвал меня по имени-отчеству. Откуда он знает мое здешнее имя и почему?! Таких, как я, сотни, если не тысячи, и рядовому таймстеблю глубоко безразлично, как кого зовут, если он не нарушает закон. Неужели…

Настроение мгновенно испортилось. Лучше бы я обошел казино десятой дорогой.

– Сережа, – позвал я бармена.

– Да?

– Налей-ка и мне водки…

– Егор Николаевич, как можно? После пива…

Он наткнулся на мой тяжелый взгляд, осекся и молча налил стопку. Но, поставив её на стойку, все же не удержался и спросил:

– Ваш знакомый настроение испортил?

Он кивнул на пустой стул рядом со мной.

– Знакомый? – переспросил я и залпом выпил. – Теперь, наверное, знакомый…

Сережа сочувственно покивал, но, видя мое мрачное настроение, поддерживать разговор не стал, а с пониманием отошел в сторону.

Я взял ложечку икры, положил в рот и принялся методично, с трудом сдерживаясь, чтобы не проглотить, пережевывать, забивая вкус водки. Поднимать настроение больше не хотелось. Хотелось напиться, чтобы забыться, хотя частичное забытье произойдет без моего вмешательства. Завтра утром, когда проснусь, в моих воспоминаниях останутся и посещение казино «Фортуна», и Сережа, и красная икра под «Баварское» пиво, и вдрызг проигравший парень с утешительной стопкой водки, и разговор с таймстеблем. Не будет в воспоминаниях только престарелой дуры, сорвавшей в казино джекпот. Будто ее и не было. Возможно, расстроенный проигрышем парень не станет пить вторую стопку водки, а на оставшуюся мелочь возьмет жетон, подойдет к «однорукому бандиту», бросит жетон в щель, дернет за ручку, и именно ему достанется джекпот. И тогда все будет нормально, все станет на свои места, войдет в давно проложенную колею, так как парню выигрывать можно. Он – местный.