Встав с рассветом, Гюнтер выпил заказанную с вечера чашку какао, расплатился, отклонил предложение портье заправить автомашину и покинул «Охотничье застолье». Над дорогой висел холодный утренний туман, выползший из болота; шины «бьюика» характерно шипели по сырому от росы асфальту, но вскоре перешли на деловой бесшумный ход — шоссе взбиралось на холм, и туман остался в низине.

Ведя машину по пустынному шоссе, Гюнтер пытался мысленно составить хоть какое-то подобие целостной картины предложенного ему дела, но ничего не получалось. Досье, на изучение которого он вчера потратил часа три после ужина, представляло собой хаотический набор словно наспех надёрганных из дела листов. Половинчатые допросы свидетелей, иногда без начала и конца, иногда без середины; заключение судебно-медицинской экспертизы из явно другого дела о трупе какого-то повешенного с отрезанной после смерти рукой, вскрытой грудной клеткой, извлечённым сердцем и вырванными зубами; и почти ни слова об украденных детях и их родителях. Упоминание пола похищенных детей осталось видимо на листах, которые Гюнтеру почему-то не предоставили, а о родителях были известны только фамилии рожениц. Охотник явно чего-то не договаривал, пытаясь прикрыться сказочкой о своём незаконнорождённом сыне. Какие к чёрту незаконнорождённые дети — в наше время! От этого за километр несло фальшью, как от ретрообстановки мотеля «Охотничье застолье». «Кот» попрежнему оставался в мешке, но от мешка начинало смердеть.

Шоссе вывело «бьюик» на вершину холма, и оттуда открылся вид на Таунд. Расположенный в низине между окружавшими его холмами, город был подёрнут лёгкой дымкой тумана. Именно тумана, а не смога, — направляясь в Таунд, Гюнтер основательно проштудировал путеводитель и почерпнул из него, что промышленных предприятий в городе практически нет, только небольшая кожевенная фабрика, да знаменитая на весь округ сыроварня, круги сыра которой, с клеймом «Таунд чиз», лежали даже на прилавке бакалейного магазина Монтегю. Остальные предприятия были не выше кустарных промыслов.

Пока «бьюик» спускался по шоссе к городу, Гюнтер имел достаточно времени, чтобы рассмотреть его, И даже определил точку, с которой была сделана фотография для путеводителя. Таунду давно перевалило за пятьсот лет, однако он, как был, так и остался небольшим и заштатным — население и сейчас не превышало двадцати тысяч человек. Судя по путеводителю, жители Таунда очень гордились древностью города, и по специальному постановлению бургомистрата здесь не разрешалось новых построек. Впрочем. один прецедент всё же имел место. Шестиэтажная коробка современной гостиницы из стекла и бетона, словно в насмешку названная «Старый Таунд», возвышалась над позеленевшими от времени крышами слепленных воедино двух — и трёхэтажных домов у самого въезда в город. Несмотря на активный протест горожан, хроническое безденежье вынудило бургомистрат продать участок земли какому-то предприимчивому дельцу из Сент-Бурга в светлой надежде привлечь удобствами новой гостиницы многочисленных туристов. Однако туристы обманули ожидания бургомистрата и предприимчивого дельца и не спешили в этот богом забытый край, вечно затянутый испарениями гнилых болот.

Гюнтер перевёл взгляд с гостиницы на центр города, где остроконечной башней возвышалось здание ратуши с огромным, видимым и отсюда, циферблатом старинных часов. Согласно путеводителю, у ратуши располагалась ещё одна гостиница под названием «Корона» — ровесница чуть ли не первых построек Таунда. Интересно, зачем портье и мотеле солгал ему? Или хозяин «Короны» прогорел, не выдержав конкуренции со «Старым Таундом?» Шоссе спускалось с холма, деревья скрыли город, но ненадолго. Ещё один поворот, и над макушками акаций неожиданно близко показались последние два этажа «Старого Таунда». Что-то необычное показалось Гюнтеру в здании гостиницы, но рассмотреть толком он не успел. Точно по центру шоссе на него, ужасающе ревя, разъярённым мастодонтом мчался мотоцикл. Шёл он как на таран, и Гюнтер, не искушая судьбу, вжал «бьюик» в обочину. Будто не заметив встречной машины, мотоцикл впритирку к «бьюику» промчался по осевой, сильно наклонившись вписался в поворот и исчез за деревьями постепенно затихающим рёвом. На крупе «мастодонта» сидело двое в чёрных, искусственной кожи, комбинезонах и таких же одинаковых, белых с красной поперечной полосой шлемах. От сумасшедшей скорости материя комбинезонов слившихся друг с другом седоков даже не трепетала, а застыла мелкой рябью, будто вырезанная из тонированной жести.

Выругавшись вслед мото-камикадзе, Гюнтер проехал по шоссе ещё немного и свернул на небольшую площадку перед гостиницей. И, присвистнув от удивления, резко затормозил. Портье «Охотничьего застолья» не лгал, в Таунде действительно была только одна гостиница, поскольку то, что Гюнтер увидел перед собой, никак не могло предназначаться для жилья.

Он вылез из машины и подошёл к зданию. От гостиницы остался фактически один каркас — выщербленные, загаженные разноцветными потёками стены, разбитые стекла окон; кое-где виднелись языки копоти. Но здание пострадало не от пожара. Видел Гюнтер нечто подобное в Брюкленде, когда экстремистская группировка «левые колонны» разгромила здание пацифистской организации. Но одной особенностью гостиница отличалась от разгромленной штаб-квартиры пацифистов. Потеки краски там достигали максимум третьего этажа, а здесь же стены загадили до самого верха. Причём, чем выше, тем больше, а до первого этажа достигли только потёки разбитых выше банок с краской и бутылок чернил. Создавалось впечатление, что гостиницу забрасывали сверху, быть может, с воздуха.

Гюнтер представил, как экстремисты забрасывают гостиницу камнями и нечистотами с вертолёта, а ещё лучше с тяжёлого бомбардировщика на бреющем полете. Хотя, причём здесь экстремисты и гостиница? Он посмотрел на асфальт. Мусор давно убрали, лишь кое-где виднелись следы краски, а у самого фундамента сквозь асфальт проросла трава. Значит, прошло не меньше месяца. И ещё Гюнтер увидел на асфальте рядом со своей тенью другую, меньше и короче. Кто-то неслышно подошёл сзади и теперь молча стоял за спиной.

Гюнтер повернулся. Перед ним стоял невысокий плотненький полицейский в хорошо подогнанной, облегающей фигуру форме и почему-то в каске. Сапоги блестели, латунные пуговицы застёгнутого по уставу до подбородка кителя и пряжка ремня сияли. Такое увидишь только в провинции. Служака. Рыжие, коротко подстриженные усы топорщились, маленькие глазки смотрели на Гюнтера неподвижным, проникающим и разоблачающим взглядом. Гюнтер непроизвольно посмотрел за спину полицейского. Мотоцикла, который бы мог оправдать напяленную каску, на дороге не было.

Полицейский неторопливо козырнул.

— Попрошу ваши документы.

Брови Гюнтера ошеломлённо полезли на лоб. Он достал кредитную карточку и протянул полицейскому.

— Вы полагаете… это моя работа? — кивнул он в сторону разгромленной гостиницы.

Полицейский снова стрельнул всепроницательным взглядом, промолчал и принялся пристально изучать фотографию Гюнтера, впрессованную в пластик.

— Порядок есть порядок, гирр Шлей, — проговорил он, возвращая кредитную карточку.

Гюнтер недоуменно перевёл взгляд с полицейского на гостиницу и обратно.

— Ну, если вы это называете порядком…

— С какой целью прибыли в наш город?

Брови Гюнтера вновь взметнулись. Ему стоило больших усилий сдержаться.

— С целью отдыха по случаю отпуска, — с каменным лицом съязвил он.

В колючем взгляде полицейского появилось недоверие. Минуту они молча смотрели друг на друга: полицейский — по-прежнему проникая и разоблачая, а Гюнтер — с услужливостью паяца, готового отвечать на любые вопросы. Чувствовалось, что служаку так и подмывает забрать Гюнтера в участок и там допросить по всей форме. Всех бы он пересажал.

— В таком случае, — с явным сожалением о несбыточности своей мечты проговорил полицейский, — советую вам проехать к центру города. Там есть гостиница.

— Спасибо, — кивнул Гюнтер. — Мне тоже показалось, что в «Старом Таунде» остановиться не удастся. Кстати, что здесь произошло?

Полицейский ещё раз одарил его недоверчивым взглядом из-под каски. Но теперь в его глазах светился параграф устава о неразглашении служебных тайн.

— Приятного отдыха, — козырнул он, отвернулся и, чуть ли не печатая шаг, стал удаляться за здание гостиницы.

Гюнтер повертел в руках кредитную карточку, хмыкнул и опустил её в карман. Единственная версия о происшедшем была не совсем реальной. Он представил, как оскорбленные новомодной постройкой, порочащей древность города, истинные патриоты Таунда громят гостиницу. Но, опять же, с вертолёта, что ли?

Асфальт кончался сразу у гостиницы. Здесь стоял знак «двадцать», и далее шла отполированная брусчатка мостовой, затиснутая в узкий сплошной коридор разновеликих старинных домов. Шины «бьюика» дробно залопотали по брусчатке, машину стало водить из стороны в сторону, и Гюнтер, усмехнувшись, сбросил скорость. Стрелка спидометра не дотягивала до десяти. Интересно, для кого здесь поставили знак «двадцать?» Уж не для «камикадзе» ли на «мастодонтах?»

Город ещё спал. Только в одном из переулков Гюнтер заметил удаляющегося прохожего в узких клетчатых брюках, длинном чёрном пиджаке с фалдами, цилиндре и с тростью-зонтиком. Да обогнал священника в сутане, что несколько удивило его. В последнее время многие святые отцы предпочитали не только ходить, но и отправлять службу в мирской одежде.

Центр города выглядел попросторнее. Дома здесь не налезали друг на друга, как на окраине, некоторые стояли особняком, а перед ратушей простиралась обширная площадь, такая же голая, без единого деревца, как и улицы города. В одном углу площади было припарковано штук двадцать автомашин, и Гюнтер поставил свой «бьюик» рядом с ними.

Вынув из багажника чемодан, он запер дверцу машины и огляделся. Гостиницу увидел сразу — длинное, на всю ширину площади здание слева от ратуши, трёхэтажное, с узкими высокими окнами и широкими карнизами. Над двустворчатой деревянной дверью на витом штыре висело медное, изъеденное зеленью патины изображение короны. Менее древняя, но явно не этого века вывеска над дверью доводила до сведения, что гостиница находится именно здесь. Но больше всего удивило то, что в городе он не увидел ни одной световой рекламы. Ни одной газосветной трубки на вывесках многочисленных магазинов, лавочек, кафе, погребков. Похоже, старину здесь чтили и усиленно блюли.

Он направился к дверям гостиницы, и тут из почти незаметного переулка на площадь, приглушенно рокоча, выполз оранжевый жук уборочной машины. Гоня перед собой обширный ком пены, машина поползла по площади, оставляя после себя мокрую полосу чистой брусчатки. Гюнтер остановился и с минуту наблюдал за её работой. Даже стоянка автомашин не создавала столь разительного контраста времён.

Миновав деревянный короб тамбура, Гюнтер открыл внутреннюю дверь гостиницы и услышал мелодичный звон колокольчика. Чистый звук, не стихая, висел в воздухе. Гюнтер задержался, послушал и, уже стоя в фойе, ещё раз открыл и закрыл дверь. Звон колокольчика повторился.

— Доброе утро. Нравится?

За стеклянной конторкой сидел ночной портье — молодой человек, светловолосый, аккуратно подстриженный, в лёгких, без оправы — одни дужки и стекла — очках, в тёмном костюме и при галстуке. Свет от настольной лампы со старомодным матерчатым абажуром освещал только небольшой квадрат стола перед ним и раскрытую книгу, от которой он оторвался, чтобы поприветствовать гостя. Портье смотрел на Гюнтера и приветливо улыбался. Улыбка и открытый взгляд сквозь мягко отблёскивающие стекла очков располагали к себе.

— Нравится, — легко согласился Гюнтер. — Доброе утро.

— Этому колокольчику сто два года. Он из чистого серебра. Тогда такие ещё делали, — с гордостью сообщил портье.

Он заложил страницу закладкой, закрыл книгу и отодвинул в сторону.

— А нашей гостинице более пятисот.

«Она из настоящего булыжного камня, — продолжил про себя Гюнтер. — Тогда он ещё был». Он вспомнил фасад гостиницы. Судя по архитектуре в столь седую древность здания верилось с трудом.

— Конечно, она много раз перестраивалась, — словно уловив недоверие гостя продолжал портье. — Непосредственно этому зданию сто восемьдесят семь лет. Его возвели на месте старой деревянной гостиницы, сгоревшей от пожара. Существует нечто вроде легенды, будто гостиницу приказал поджечь принц Уэстский — так сказать, в чисто гигиенических целях. По преданию, когда он остановился здесь, его сильно искусали клопы. Но, к сожалению, документально это не подтверждается.

Гюнтер поставил на пол чемодан и протянул портье кредитную карточку.

— Что не подтверждается? Наличие клопов?

Портье весело хмыкнул.

— И это тоже. Надолго к нам?

— Посмотрим, — неопределенно пожал плечами Гюнтер. — Хотя, думаю, несмотря на мою дилетантскую любовь к старине, больше недели я здесь не выдержу.

— В отпуске? — уточнил портье.

— Да.

— Предпочитаете двухкомнатный номер?

— Достаточно и однокомнатного. Но непременно с ванной. Надеюсь, у вас такие есть?

— Минутку.

Портье достал из ящика стола книгу приезжих, полистал.

— Сразу видно, что вы ночевали в мотеле «Охотничье застолье»… — мимоходом констатировал он. — Вам повезло. Номер двадцать шестой. Такой, какой вы хотите, однокомнатный и с ванной.

Портье повернулся к доске с ключами, снял с гвоздя нужный и положил на стойку перед Гюнтером. Затем принялся писать в книге приезжих. Банковского компьютера не было и здесь.

Гюнтер с любопытством посмотрел на ключ. Большой, старинный, с двумя замысловатыми бородками, он сидел на одном кольце с медной, потемневшей от времени грушей. На разграфленной на пронумерованные квадраты доске осталось всего шесть ключей. К удивлению Гюнтера гостиница не пустовала. Он взял ключ и чуть его не выронил. Груша оказалась литой. В кармане не поносишь…

— Я смотрю, постояльцев у вас предостаточно.

— Да, — согласился портье, возвращая кредитную карточку. — В этом месяце как никогда. Просто диву даёмся.

И тогда Гюнтер, добродушно улыбаясь, стараясь придать словам шутливый тон, сказал:

— Поневоле задумаешься, кто разгромил отель «Старый Таунд».

Он ожидал увидеть замешательство, услышать невразумительное бубнение, наподобие бормотания портье из «Охотничьего застолья», или просто наткнуться на отчуждённое молчание, как с полицейским на шоссе. Ничего подобного. Портье рассмеялся:

— «Старый Таунд» обанкротился полгода назад.

Гюнтер удивлённо поднял брови. Портье определенно нравился ему всё больше и больше.

— Надо понимать: до того как?..

— До того.

— Тогда зачем было громить?

Улыбка внезапно исчезла с лица портье, и он внимательно посмотрел в глаза Гюнтеру.

— Просто жители Таунда очень любят старину и свой город, гирр Шлей, — проговорил он.

Тут же улыбка вновь заиграла на его губах, а взгляду вернулась приветливость радушного хозяина.

— Ваш номер угловой, на втором этаже, слева по коридору. Я сейчас позвоню горничной, она приготовит постель. Можете ей заказать завтрак, его доставят из соседнего ресторанчика. Наценка — десять процентов.

Гюнтеру захотелось расшаркаться, как на аудиенции, — столь вежливо ему дали понять, что разговор окончен. Прямо министр внешних сношений за конторкой портье. Он кивнул и, так и не рискнув опустить ключ в карман, поднял чемодан и направился к лестнице. Спиной он почувствовал, как портье снова пододвинул к себе книгу и раскрыл её. Судя по обложке, книга не относилась к развлекательному чтиву, типа детектива, хорошо разгоняющего сон во время ночного дежурства. Кожаный переплёт, местами поеденный мышами и временем, с практически стёртым серебряным тиснением, из которого Гюнтер скорее разгадал, чем разобрал, изображение креста, — наводил на мысль о монастырских библиотеках, инкунабулах, прикованных к стеллажам пудовыми цепями, монахах-переписчиках и о средневековых наказаниях за порчу или кражу библиотечного имущества, начиная с денежных штрафов и заканчивая отчленением различных частей тела, в том числе и головы. Исходя из состояния книги, портье заслуживал последнего.

Гостиница действительно оказалась древним сооружением, и портье не обязательно было это уточнять. Без всякой помпезности и откровенной подделки под средневековье — никаких гобеленов, сочащихся сыростью стен и прочих атрибутов. Сплошное дерево целый лес прямых квадратных стоек, торчащие из стен концы балок, перекрытия крест-накрест, дощатый настил полов. Скудный свет редких электрических светильников, отражаясь от потемневшего дерева, создавал загадочный золотистый полумрак, как на картинах старых мастеров. Единственное сходство между мотелем и гостиницей — это скрип ступеней. Но если в мотеле ступени заходились визгом специально высушенного дерева, то здесь они стонали ревматической болью времени. Играя на пристрастии обывателя к старине, хозяин гостиницы заодно экономил на ремонте и электричестве.

Пройдя по коридору второго этажа мимо многочисленных закутков и небольших коридорчиков перед дверьми номеров, в последней из ниш, как раз напротив своего номера, Гюнтер увидел застеклённый шкаф пожарного крана и висевший рядом огнетушитель.

«Надо понимать, это вместо рыцарских доспехов, — усмехнувшись, подумал он. — Или против ревностных поборников радикальных гигиенических мер».

Дверь комнаты была приоткрыта, он толкнул её рукой и от неожиданности застыл на пороге. Похоже, то, что он увидел в комнате, грозило стать для него дежурной картинкой местных гостиниц. Спиной к двери, нагнувшись над кроватью, маленькая горничная, копия прислуги из «Охотничьего застолья», заправляла постель.

Флиртовать почему-то не хотелось, но он всё же осторожно, чтобы не шуметь, поставил чемодан под стенку, а сам, как и в мотеле, прислонился спиной к филёнке и уставился на ноги горничной. Чутьё, конечно, у женщин удивительное. Продолжая заправлять постель, она повернула голову.

— Нравятся? — спросила она игриво и, подбив подушку к изголовью, плечами поддернула миниплатье так, что оголила практически все колготки.

Гюнтер окаменел. Горничная оказалась точной копией прислуги из мотеля. Вплоть до голоса и лица.

Горничная выпрямилась и повернулась, кокетливо прищурив глаза. Но, натолкнувшись на застывший взгляд Гюнтера, сразу потускнела и приняла сугубо деловой вид. В руках вышколенно быстро появились блокнот и ручка.

— Завтракать будете?

Гюнтер молча смотрел на горничную. Просто мистика какая-то. Если бы не обстановка номера, можно было предположить, что он по какому-то заколдованному кругу вернулся в мотель.

— Так вы будете заказывать, или нет? — передернула плечами горничная. Под его взглядом она явно чувствовала себя неуютно.

Гюнтер встряхнулся, отгоняя наваждение.

— На завтрак у вас бушедорский салат, не так ли? — полуутвердительно, севшим голосом спросил он.

Горничная недоуменно повела бровями.

— Если вы так хотите…

И вдруг в её глазах заиграли весёлые искорки, и она от души рассмеялась.

— А я-то думаю, чего он как кукла деревянная? Бушедорский салат!.. Сестричка его в мотеле кормила!

«Сестричка? — не понял Гюнтер. Какая сестричка? — и тут до него дошло. — Близнецы! Господи, как все просто».

Он захохотал вместе с горничной.

— Отшила?! — давясь смехом, воскликнула она.

От смеха Гюнтер не смог ответить и только махнул рукой.

— С нее станется… Не ты первый!

Наконец они перестали смеяться и только весело смотрели друг на друга.

— Как тебя зовут? — спросил Гюнтер.

— Линда… — Горничная подмигнула. — Ну, так что будешь заказывать?

Спасибо, но завтракать здесь я не буду, — все еще улыбаясь проговорил он. — А вот ужинать я хочу в номере…

Гюнтер склонил голову набок и прищурился.

— … С тобой.

Горничная фыркнула и ловко проскользнула мимо него из номера. И уже там, повернувшись, снова подмигнула и быстро застучала каблучками по коридору.

— Газеты мне принеси! — бросил вдогонку Гюнтер.

Так и не дождавшись ответа, он закрыл дверь и осмотрелся. Судя по мебели, ему достались апартаменты принца Уэстского: массивный письменный стол у окна, наполовину задёрнутого тяжёлыми непроницаемыми шторами багрового бархата, два огромных царственных кресла, журнальный столик с витыми ножками, большой резной шкаф, вызывающий почему-то ощущение, что в толще его дубовых стенок усердно трудятся древоточцы. Но наибольшее впечатление производила кровать, занимавшая чуть ли не половину номера, — гигантская, с розовым шёлковым балдахином и свисающими золотыми кистями.

Первым делом Гюнтер сильнее раздёрнул шторы. Из окна открывался вид на площадь, крышу соседнего дома и переулок, в который прямо под окном вползала, закончив работу, уборочная машина. По мокрой брусчатке площади прогуливалось несколько голубей; один из них нагло топтался на крыше «бьюика». Гюнтер распахнул створки окна, и тотчас с широкого карниза, шумно хлопая крыльями, сорвалась стая голубей. Вспугнутый с «бьюика» голубь оставил на крыше метку помета и спланировал на мостовую. И тут же на противоположном конце площади часы на ратуше стали бить семь утра.

Гюнтер раскрыл дверцы шкафа и распаковал чемодан. На прикроватной тумбочке он обнаружил плоский блок дистанционного управления телевизором и удивлённо огляделся. Телевизора в номере не было. Повертев в руках блок, нажал кнопку включения и первый канал. Лампочка на блоке загорелась, но больше никакого эффекта не последовало. Тогда Гюнтер взял бритвенные принадлежности и зубную щётку и открыл дверь в ванную комнату.

Ванная комната оказалась под стать номеру. Изразцовый кафель на стенах и полу, большое, окаймленное бронзовыми завитушками зеркало над широким умывальником и огромное вместилище самой ванны, рассчитанное явно даже не на двоих, а на троих. Два крана головами грифонов наклонились над ванной. Ради любопытства Гюнтер открыл один — пасть грифона разверзлась, и из неё, клекоча паром, хлынула струя воды.

Раскладывая вещи на полочке под зеркалом, сквозь шум воды Гюнтер услышал из комнаты чей-то мужской голос Немного удивившись, он завернул кран и вышел. Кто-то отодвинул тяжёлую штору, закрывавшую всю стену у окна, открыв висящий на стене сверхплоский метровый экран телевизора. Диктор с экрана вкрадчивым голосом вещал сводку последних новостей. На журнальном столике рядом с блоком управления лежала стопка свежих газет.

Он усмехнулся и выключил телевизор. След горничной уже простыл, и Гюнтер, оценив оперативность, с которой ему принесли газеты, невольно задумался о ценах в гостинице и о том, что, может быть, аванс, выданный ему охотником, не так уж и велик. Впрочем, в случае удачи он предъявит охотнику счёт за гостиницу.

Гюнтер взял газеты и сел в кресло. К сожалению, ничего о Таунде в газетах он не нашёл, а местной прессы, похоже, в городе не существовало. Зато во всех газетах были помещены пространные репортажи о катастрофе на автостраде Сент-Бург — Штадтфорд. Писалось, что видимость была прекрасной (светила почти полная луна), загруженность автострады не превышала нормы, приводились странно однообразные показания свидетелей (все как один утверждали, что у них внезапно погасли фары и отказали тормоза). «Глобже» несла по этому поводу какую-то чушь о летающих тарелках, а «Нортольд» приводила показания одного из свидетелей, доставленного после катастрофы в психолечебницу (кстати, оказавшегося жителем Таунда), о том, что над местом автокатастрофы он видел в свете луны летящий клин голых ведьм на мётлах.

Гюнтер досадливо поморщился. Проделками «зелёных человечков» и нечистой силы можно было объяснить всё, в том числе и варварский погром гостиницы «Старый Таунд». Он бросил газеты на столик, посмотрел на правую ногу, пошевелил пальцами. Боли практически не чувствовалось. Хорошо, что утром он перетянул стопу эластичным бинтом.

«Интересно, — подумал он, разглядывая разодранную туфлю, стоит ли предъявлять охотнику счёт за покупку новой обуви?»