В 7.30 в крови появился впрыснутый инсулин, и кривая содержания сахара медленно заскользила вниз, постепенно наливаясь синевой. В 7.41, когда её цвет достиг глубокого ультрамарина, кривая резко бросилась вверх в оранжево-красную область, подстёгнутая инъекцией глюкозы. Диабетом наградил Меркстейна прапрадед с материнской стороны.

Серый мглистый цвет — цвет глубокой городской осени. Унылый, монотонный, тоскливый. Липким туманом он окончательно размыл и без того блеклые краски Бассграда, до полпрозрачности растворил в себе ветхие, с осыпавшейся штукатуркой, дома, покрыл улицы слякотью, превратил людей в бесформенные привидения.

Барахолка производила на Таксона угнетающее впечатление. В той памяти, которая сохранилась у него, рынок выглядел совсем по-другому. Поэтому сейчас казалось, что он попал на городскую свалку: изношенные, почти до полной ветхости, одежда и обувь, обмылки, использованные лезвия, тупые ножницы, ржавые иглы, гнилые нитки, как ни странно, пользовались спросом. Практически полностью развалившаяся промышленность страны не могла предложить потребителю никакого товара, и в ход шли заплесневелые вещи Золотого Века. Особым спросом пользовались радиодетали, части электродвигателей, не раз и не два восстановленные холодильные компрессоры, телевизионные трубки, лампочки. Технический прогресс умирал мучительно, и люди, помнившие его блага, цеплялись за его остатки, продлевая агонию. Другого пути они не видели. И не хотели.

Таксон неторопливо прошёлся между рядами, стараясь не смотреть на серые угрюмые лица продавцов. Взгляд в глаза они принимали за заинтересованность и начинали назойливо расхваливать свой товар. И отвязаться от них стоило больших трудов. Куски линялой материи, закристаллизовавшийся до мутной хрупкости хрусталь, сточенные до ширины шила ножи, обрывки проводов в самодельной оплётке из ветоши… Торговали, кто чем мог. Продавали, перепродавали, меняли.

У северного края барахолки, на пятачке между рядами, группа парней азартно резалась на ящике в три карты. Ажиотаж создавался ради зевак авось кто-нибудь соблазнится лёгким выигрышем и рискнёт поставить на карту. Среди зевак уже крутились Костан и Андрик. Чуть в стороне, делая вид, что приценивается к разнокалиберному набору фаянсовых тарелок со съеденной местами эмалью, стоял Сашан. А за последним рядом прилавков на обочине дороги расплывался в тумане дизель-пикап. Отсюда Никифра, сидевшего в водительском кресле, видно не было, но Таксон легко представил, как он нервно перебрасывает на губах из угла в угол рта не зажжённую папиросу.

Таксон настроился и безошибочно определил всех участников игры. Разыгрывающий, ловко тасующий три карты и бойко зазывающий сыграть с ним, четверо прикрывающих, попеременно выигрывающих крупные суммы и изображающих восторг дремучей деревенщины от свалившегося счастья, неприметный курьер для передачи денег облапошенного клиента банкиру. А вот и сам банкир поодаль, у соседнего ряда. Пухлый, розовощёкий, гладко выбритый, с независимым видом, будто ничего его не касается, попыхивающий курительной трубкой. Ну-ну… Ого! А вот это уже новость. Телохранитель при банкире. Рыжий, горбатый здоровяк со сломанным носом. Впрочем, расплющенный в лепёшку нос мог оказаться и мутационным дефектом. Как и горб. Здорово, однако, напугали кидал «чистильщики» Петруза, если они выходят на промысел с телохранителями!

Таксон подошёл к играющим, постоял, посмотрел. Затем, словно в нерешительности, почесал затылок и увидел, как за лицевым стеклом пикапа вспыхнул огонёк папиросы.

— А, была не была! — воскликнул Костан и достал деньги.

Прикрывающие засуетились, сгрудившись вокруг ящика, курьер занял позицию позади разыгрывающего, приготовившись к приёму купюр.

Таксон сделал вид, что так и не решился, отвернулся и побрёл вдоль рядов в сторону банкира. Он продолжал смотреть на прилавки, но боковым зрением отметил, что банкир стал к играющим спиной, а телохранитель придвинулся к нему и глубоко засунул руки в карманы.

Сзади послышался возмущённый возглас проигравшего Костана, и тогда Таксон выхватил из-за пазухи пистолет и выстрелил телохранителю прямо в лицо. И почти в унисон затявкали за спиной пистолеты Костана и Андрика.

Барахолка дрогнула; покупатели и продавцы молча бросились врассыпную. К перестрелкам в городе привыкли, на крик могли выстрелить, и попасть под шальную пулю никто не желал.

Трубка выпала у банкира изо рта, он присел от испуга, хотел было рвануть с места, но вместо этого плашмя рухнул в грязь, споткнувшись о выставленную ногу Таксона.

— Не брыкайся, парень, пристрелю! — пообещал Таксон.

Вдвоём с подоспевшим Сашаном они подхватили банкира, зашвырнули, как куль, в подъехавший пикап и вскочили сами.

— Все? — спокойно спросил Петруз, сидевший впереди рядом с Никифром. — Жми.

И Никифр выжал. Пикап крутнулся на пятачке, раздавив ящик и проехав по трупам, опрокинул прилавок, выскочил на дорогу и сразу же свернул в переулок.

И тут Таксон остро, всем телом, ощутил опасность.

— Пулемёт! — гаркнул он, выхватывая его из рук Технаря.

Раздумывать было некогда, он стволом вышиб боковое стекло, и мортирный пулемёт трижды рявкнул в туман. Взрывы вышибли из спрятанного в тумане дома стёкла; щепа оконных рам, куски кирпича и кровавые ошмётки полетели на мостовую.

— Не-ус-пе-ва-ю!.. — прошипел Таксон сквозь стиснутые зубы, разворачивая пулемёт.

Из подворотни выскочил центур и полоснул по машине из автомата. С визгом треснуло лобовое стекло.

— Оп! — глотнул воздух Петруз.

Мортира рявкнула ещё раз и смела центура. Был он, и нет его. Только отброшенный взрывом автомат затарахтел по разбитому асфальту.

— Куда? — обеспокоено спросил Таксон.

— В плечо, — глухо ответил Петруз, зажимая рану. Левая рука, неестественно вывернувшись, свесилась между сиденьями.

— Д'авай п'еревяжу, — предложил Андрик.

— Потом, — скривился Петруз. — Сворачивай на свалку! — приказал он Никифру.

— Так наши ждут в Волчьем овраге…

— С такими отметинами ты хочешь гнать через весь город?! — взорвался Петруз, кивая на дырки в лобовом стекле. — На свалку, я сказал! И скорость сбрось, не привлекай внимания.

— Нашим сообщить? — спросил Технарь.

— Передай, что мы перешли на вариант два.

Технарь достал из кармана радиотелефон.

— Да? — почти мгновенно откликнулся на вызов Жолис.

— Привет, гунявый!

— От сморчка слышу!

Технарь деланно расхохотался.

— Слышь, мне тут два пузыря сивухи подкинули. Подгребай вечерком, раздавим.

Жолис некоторое время молчал, осмысливая сообщение. «Два пузыря» второй вариант, «подгребай вечерком» — выезжай сейчас.

— Ну, ладно. Ты кого хочешь уговоришь. Кобылки будут?

— А это, дорогуша, уж ты обеспечь. А то всё я да я.

— Чёрт с тобой. Замётано.

Технарь отключил радиотелефон.

— Говоришь много, — недовольно пробурчал Петруз. — Засекут.

— Авось, — отмахнулся Технарь.

— Я тебе дам — «авось»! — взбеленился Петруз. — Пять минут после акции — сейчас всё пеленгуют!

На этот раз Технарь промолчал.

— Останови здесь, — распорядился Петруз. — Технарь, Андрик, Сашан, Костан — на выход! За углом остановка паробуса.

Технарь стал поспешно засовывать пулемёт в чехол.

— Мортиру оставь!

— Да я её… Тут же до базы два шага…

— Оставь, я сказал! — рубанул Петруз.

— Утопишь ведь… — убитым голосом простонал Технарь. Он аккуратно опустил пулемёт на соседнее сидение и погладил ствол, прощаясь. Оружие он любил, холил и лелеял и после каждой акции расставался с ним с болью.

— Оружие всем сдать, — приказал Петруз. — На базе одежду сжечь. Сашан, проследишь.

Пистолеты полетели на то же сидение. Пока они выходили, Андрик на мгновение задержался и защёлкнул наручники на руках забившегося в угол банкира кидал.

Никифр кратчайшим путём вывел пикап за город, свернул на просёлок, и машина, переваливаясь на ухабах, скатилась в котлован старой заброшенной свалки. Горы сопревшего мусора высились справа и слева, а впереди булькало тошнотворными испарениями зелёное озеро химического отстойника.

— Здесь и поговорим, — сказал Петруз, развернувшись с креслом в салон, когда Никифр заглушил двигатель. — Минут пятнадцать у нас есть.

Банкир заёрзал в углу, поняв, что это относится к нему.

— Давай, куртку помогу снять, — предложил Таксон.

Пока он перевязывал Петруза, Никифр обыскал банкира. Капусту купюр он рассовал по своим карманам, всякую мелочь: ключи, ручку, расчёску, кисет с табаком, зажигалку — сложил на сиденье, а удостоверение, внимательно рассмотрев, протянул Петрузу.

— Ого! — развеселился Петруз. — Региональный отдел по борьбе с терроризмом и организованной преступностью. Серьёзно за нас взялись… Фу, ну и воняет же здесь, — он покосился на разбитое стекло.

— Это от него, — хмыкнул Никифр, поднимая за ворот банкира и усаживая в кресло.

— Кость задета? — спросил Петруз Таксона.

— Ключица.

— Плохо, — спокойно констатировал Петруз, будто это касалось не его. Он протянул здоровую руку и взял пистолет.

— Слушай, инспектор, — сказал он банкиру, поигрывая оружием, — на барахолке были твои люди, или…?

Инспектор молчал, пустым взглядом смотря перед собой в никуда. Уж кто-кто, а он знал свою участь.

— Отвечай! — Никифр хлестнул его ладонью по лицу.

— Не надо, — остановил жестом Петруз. — Он всё понимает.

— Моим был телохранитель, — разлепил губы инспектор. — Остальные настоящие кидалы из гильдии Хромоножки.

— Срослись… — брезгливо поморщился Петруз. — Тебе, инспектору, не противно? Ведь это ты, по всем законам, должен был их брать, а не я стрелять.

Инспектор равнодушно пожал плечами.

— Жизнь такая штука… — пробормотал он.

— Ладно философию разводить! — досадливо отмахнулся Петруз. Животные тоже живут. А совесть — категория человеческая…

— Почему сразу не пристрелили? — неожиданно спросил инспектор.

— Потому, что мне нужен Вочек. Кто он?

Инспектор молчал.

— Так что, пусть он живёт?

В груди инспектора что-то заклекотало. По посеревшим щекам потекли слёзы.

— Это статс-советник Шаболис…

— Спасибо, — сказал Петруз и выстрелил.

Они выбрались из пикапа, и Никифр, разогнав машину, сбросил её в зелёное, лениво пузырящееся варево отстойника. Пикап канул в трясину, только пузыри пошли веселее.

— Ну и вонища, — пробормотал Никифр.

Таксон стащил с себя куртку и помог одеться Петрузу, чтобы скрыть бинты. Окровавленная куртка Петруза канула вместе с пикапом, оружием и трупом кидалы-инспектора.

Поддерживая Петруза с двух сторон, Таксон и Никифр выбрались на трассу. Минуты через три подкатила малолитражка Жолиса с уродливым горбом газогенератора на багажнике.

— Дай самогону, — прохрипел Петруз, забираясь на заднее сидение. Жолис достал бутылку. Петруз сделал несколько глотков, поморщился, протянул Таксону.

— Не хочу, — мотнул головой Таксон.

— Пей! Мы ездили на хутор специально за ним, понял?

Таксон отхлебнул и передал бутылку Никифру. Тот с удовольствием опорожнил её и забросил в кусты.

Петруз чертыхнулся.

— А теперь сходи и подбери «вещдок»! — зло сказал он. — И быстро! Когда вас научишь нигде не оставлять свои «пальчики»…

Недовольно скривившись, Никифр полез в кусты. Вернувшись, бросил бутылку на пол и взгромоздился на переднее сидение.

— Дома хорошо вымоешь машину изнутри, — сказал Петруз Жолису. — Чтоб и духу свалки в ней не было! Поехали.

Они сделали крюк по окружной дороге и въехали в город по разбитому шоссе из Станполя. Здесь их остановил центурский патруль. Машину обыскали и конфисковали заранее заготовленную канистру самогона. Пьяный Никифр попытался артачиться, но, когда ему пообещали выписать повестку в суд за самогоноварение, стушевался и, обиженно покашливая, замер на сидении.

Но, стоило им отъехать от центурского поста, его покашливание перешло в смех, который все дружно подхватили. По понятной причине номер машины патруль не зарегистрировал.

Жолис провёл машину к центру города, специально проехав мимо мэрии огромного двенадцатиэтажного здания из стекла и бетона, облицованного плитами розового мрамора. В начале Перелицовки, когда Слуг народа отсюда изгнали, газеты пестрели предложениями о передаче здания под больницу, лечебный центр, центр молодёжных клубов, лицей… Но как-то тихо все предложения канули в Лету, и на протяжении последующих пятидесяти лет здесь по-прежнему размещались управленческие структуры города. Правда, теперь они менялись просто-таки с неприличной быстротой.

И потускневшая, изъеденная смогом мраморная громада продолжала незыблемой глыбой власти давить на город.

— Что смотришь? — поймал на себе вопросительный взгляд Таксона Петруз. — План остаётся в силе…

Тей сидел на лугу в кружке ребят, собравшихся вокруг воспитательницы Данисы, которая брала в руки то одну, то другую травинку и рассказывала детям о растениях. Запрокинув голову, Тей смотрел в пронзительно голубое небо, и оно представлялось ему огромной волшебной полусферой синевы, опрокинутой на изумрудный луг. А ласковое утреннее солнце — сказочным сияющим цветком.

— А солнце пахнет медуницей! — внезапно выпалил он.

Даниса засмеялась.

— У тебя богатое воображение, Тей, — сказал она. — Когда подрастёшь, ты узнаешь, что на воображение огромное влияние оказывают ассоциативные связи. Сейчас пора цветения медуницы. Смотрите, ребята, вот этот жёлтенький невзрачный цветочек и есть медуница. Он маленький, неприметный, а солнце большое, яркое. Вот эта разница и вызвала у Тея ощущение, что именно солнце и источает запах, который сейчас висит над лугом.

Тей обиженно отодвинулся за спины ребят и лёг на траву. Воспитательнице он не поверил. Он в и д е л, как солнце медленно расходящимися концентрическими кругами источает этот удивительный сияющий медовый запах.

Даниса продолжала рассказ о цветах-медоносах, но Тей слушал невнимательно, потому что вновь отвлёкся. Оказалось, что если лечь ничком, и твои глаза окажутся вровень с землёй, то ты попадаешь в удивительный мир. Становишься маленьким-маленьким, травинки вырастают в деревья, образующие сумрачную чащу, а мелкие букашки превращаются в огромных чудовищ. И всё здесь необычно и непохоже на большой мир.

Огромная капля росы сферической глыбой полированного хрусталя застыла на листе, а когда Тей чуть тронул дерево-травинку, она стремительно соскользнула на землю, где разбрызнулась на мелкие искрящиеся шарики. Из чащи вынырнул чёрный мураш, похожий на планетоидный вездеход, немного постоял перед глазами Тея, подрагивая усиками-антеннами, затем сорвался с места и скрылся между стволами диковинного леса. А потом на поляну ступила огромная мохнатая суставчатая лапа. Тей скосил глаза вверх и увидел, что таких лап восемь и принадлежат они большому мохнатому пауку. Паук стоял, смотрел на Тея семью грустными глазами и шевелил хелицерами. А затем поднял одну из лап и поставил её на нос Тея.

Тей испуганно отпрянул и возвратился в большой мир. Мстя за испуг, он схватил щепку и придавил ногу паука. Неожиданно легко нога отделилась и задёргалась в траве, словно зажила собственной жизнью.

«Вот тебе, вот тебе!» — затыкал щепкой в паука Тей.

— Что ты делаешь?! — услышал он возмущённый голос Данисы. Воспитательница строго смотрела на него.

Тей поднял голову и встретился с двадцатью парами глаз своих сверстников.

— Бедный паучок… — тихо сказала одна девочка.

И от этих слов, от глаз ребят, осуждающих и отторгающих, Тею стало страшно и одиноко. И он громко, во весь голос заревел.

И тогда удивительный мир: мир небесного купола синевы, сияющий мир ласкового солнца, пахнущего медуницей, мир изумрудного росного луга рассыпался разноцветными стекляшками калейдоскопа…

Таксон очнулся. Неожиданно для себя он задремал в кресле в аппаратной. «Откуда этот удивительный мир?» — подумал он. Чужой, непонятный сон из чужого детства… Детство своё Таксон провёл в Червлённой Дубраве и тоже любил наблюдать за букашками в траве на выгоне за селом. Но почва там песчаная, трава сухая, редкая, мураши рыжие, а пауки поджарые, тонконогие, с гладким блестящим хитином… И всегда Таксон был на выгоне один.

Открылась дверь, и в аппаратную вошёл Петруз. Лицо его осунулось, посерело, глаза воспалённо блестели.

— Отдохнул? — спросил он. — Молодец. Пошли.

В деревянной пристройке в котельной собралась вся группа. Андрик разливал из безносого чайника горячий суррогат, а Жолис передавал кружки по кругу.

— Будешь? — Жолис подвинулся на скамье, освобождая место Таксону, и поставил перед ним глиняную кружку.

— Значит, так, — проговорил Петруз, усаживаясь во главе стола. — План немного меняется. Таксон, Андрик и Костан идут на квартиру Шаболиса-Вочека. Старший — Таксон. Время акции — полночь. После ликвидации Вочека по сигналу «тип-топ» Технарь и Жолис выпускают кассету ракет по мэрии. Корректировщик — Сашан. Прикрывающие — Тирас и Алико. Здесь на связи — я и Никифр. После акции Таксон и Андрик уходят на квартиру к Костану и ночуют там. Группа Жолиса устраивает вечеринку у него в гараже. Но вечеринку тихую — пьёте-то самогон. Обратят внимание — неплохое алиби. Нет — ещё лучше. Оставшиеся кассеты — взорвать. Технарь, тебе всё ясно?

Технарь угрюмо кивнул.

— Вопросы?

Вопросов не было. Акцию обстрела мэрии разрабатывали давно, её детали тоже.

— Так Вочек — это Шаболис… — протянул Сашан. — Городской шеф центурии, наша опора и защита… Вот, гад! В соседнем доме живёт. Здороваемся при встрече…

Отец Сашана занимал видный пост в городском управлении Республиканства. И квартира, доставшаяся Сашану в наследство, располагалась в престижном центральном околотке. Из её окон открывался вид на площадь Свободы и мэрию. Удобное место для корректировщика.

— Меня интересуют вопросы, — жёстко сказал Петруз.

— Есть, — кивнул Сашан. — Может, ребятам после Шаболиса лучше переночевать у меня? Ближе, как-никак.

— Нет. Во-первых, центральный околоток после акции оцепят. Все жители ночью либо утром пройдут проверку. А гостей заберут в центурию на допрос. Во-вторых, кто-нибудь из жильцов может видеть, как трое из подъезда Шаболиса пройдут в твой. Ещё вопросы?

— Да чо там, — сказал Технарь. — Всё давно разжёвано. — Он поднял кружку. — Как говорится, за то, благодаря чему, мы несмотря ни на что!

«Плохо», — подумал Таксон, глядя из подворотни, как два центура меняются на посту во дворе дома работников мэрии. У оставшегося к портупее был пристёгнут радиотелефон. Вызвать его могли в любую минуту.

Вперёд нетерпеливо высунулся Андрик и поднял пистолет с глушителем. Таксон перехватил его руку и указал на одинокий светильник, освещавший лавочку и усевшегося на неё центура. Центур устроился на лавочке, похоже, надолго.

— Мяу, — жалобно сказал Костан.

Центур повернул голову в их сторону.

— Мя-ау, — ещё жалобнее протянул Костан. Кошек и собак в городе давно съели, редкие экземпляры сохранились лишь у хозяев привилегированных домов.

Центур встал. Хозяева за найденное животное платили хорошее вознаграждение.

— Кис-кис! — сказал центур.

Костан отозвался, но тут пискнула рация, и голос дежурного поинтересовался, как дела на посту.

— Всё в порядке, — ответил центур, отключил рацию и снова позвал: Кис-кис-кис!

С места он не сдвинулся.

Тогда Костан тихонько мяукнул сквозь ладони. Даже у Таксона создалось впечатление, что кошка уходит.

Центур немного постоял в нерешительности, а затем двинулся к подворотне. И только он перешагнул черту между светом и темнотой, как пистолет Андрика тихо покнул.

Таксон едва успел подскочить к центуру и подхватить падающее тело.

— Спешишь! — прошипел он Андрику, затаскивая тело за мусорный бак.

С кодом замка в подъезде Таксон справился в два счёта, и они тенями скользнули внутрь. Единственная лампочка в подъезде горела на площадке второго этажа, и это было плохо. Именно на втором этаже жил Шаболис. Таксон приложил палец к губам и застыл, прислушиваясь к себе.

Так, квартира направо — Шаболиса. Уже спит. Третья комната от входной двери. В прихожей в кресле штатный центурский телохранитель. Тоже спит. А вот в квартире напротив не спят. Играют в карты. Четверо. И готовы по любому подозрительному шуму из квартиры Шаболиса прийти на помощь. Вот почему и лампочка горит на площадке. И не служат эти четверо в центурии. Они работают на Вочека.

Откуда у него это чутьё, Таксон не знал. Не было ничего такого до того, как Петруз нашёл его раненого в заброшенном доме, где группа хранила оружие. Впрочем, у Таксона к себе было много вопросов, на которые он не находил ответов. На амнезию после ранения в голову можно было списать отсутствие воспоминаний об огромном периоде жизни между падением Республиканства и сегодняшним днём, хотя этого промежутка хватило бы на целую человеческую жизнь, а ему, Таксону, было бы тогда за восемьдесят. Сюда же, с такой же большой натяжкой, можно было приложить и странные чужие сны. А вот что делать с его интуицией, видением в темноте, или вот с этим умением открывать любые замки?

Замок на двери Шаболиса-Вочека был настроен на папиллярный узор его большого пальца. Но для Таксона хитроумный замок оказался проще обыкновенной щеколды. Он приложил ладонь к двери чуть выше зрачка фотоэлемента, «увидел» нужный контакт идентичности изображения, и тот, послушный его желанию, самопроизвольно замкнулся. Замок щёлкнул, и дверь открылась.

Первым проскользнул в квартиру Андрик, и тотчас оттуда донёсся приглушенный всхлип телохранителя. Андрик видел в темноте не хуже Таксона.

Пропустив вперед Костана, Таксон аккуратно прикрыл за собой дверь.

— Дальше — стоп! — шёпотом приказал он Андрику.

Посреди прихожей, в кресле, широко раскинув ноги и запрокинув голову с перерезанным горлом, сидел центур. Похоже, проснуться он не успел. А вот Вочека нужно было разбудить.

Перешагнув через ноги трупа, Таксон прошёл в спальню и включил свет. Шаболис-Вочек лежал на огромной двуспальной кровати, храпел во сне и, похоже, был мертвецки пьян.

Костан обошёл кровать, отшвырнул ногой стоящий у изголовья столик на колёсиках. На пол полетели хрустальные фужеры, полупустые бутылки. Перебивая застоявшийся дух перегара, по комнате поплыл запах дорогого, давно исчезнувшего для простых смертных коньяка.

«Некстати», — подумал Таксон, уловив, как в соседней квартире прекратили игру в карты и стали прислушиваться к шуму в квартире патрона.

Костан извлёк из-под подушки пистолет, а затем поднял уцелевшую бутылку и стал лить из неё на лицо статс-советника. Шаболис замычал, заворочался и, отмахиваясь от струи, сел на постели.

— Пора трезветь, — брезгливо обронил Костан.

Статс-советник открыл глаза и отрезвел. При виде пистолета в руках Таксона глаза его выпучились, руки зашарили по одеялу.

Костан хмыкнул, вынул из конфискованного пистолета обойму.

— На! — Он бросил пистолет на одеяло. — Ты ведь его ищешь?

Статс-советник застыл, со страхом смотря на лежащее у него на коленях оружие.

Костан подошёл к серванту, открыл дверцу и присвистнул. На нижней полке неряшливой горой лежали пачки денег. Сразу видно, что хозяин счёта им не вёл.

— Ты посмотри, насколько он уверен в себе, — презрительно хохотнул Костан. — Даже сейфа не установил.

Он стал сгребать деньги в пластиковый мешок.

Так и не решившись притронуться к пистолету на коленях, статс-советник поднял глаза на Таксона.

— Может, договоримся? — хрипло выдавил он. По его лицу пошли багровые разводы жестокого похмелья.

— С кем? — бесцветно спросил Таксон. — Со статс-советником Шаболисом или Мастером Цеха Вочеком? С Вочеком, милый, у нас разговор один…

Он выразительно повёл стволом пистолета.

И тут неожиданно для Таксона треснул выстрел и статс-советник откинулся на кровати с дыркой между глаз. Таксон изумлённо оглянулся. Андрик крутанул на пальце пистолет и неуловимым движением отправил его в карман.

— Ты что?! — взбеленился Таксон.

— Так ты 'едь сам… — Андрик повторил движение Таксона.

«Да, — расстроено подумал Таксон, — кроме себя, винить некого. Надо было Андрика оставить у входной двери. Слишком буквально он всё понимает. И слишком хороша его исполнительская реакция. Плакали теперь сведения о цехе ночной гвардии и её гильдиях…»

— Уходим, — буркнул он, но тут же предостерегающе поднял руку.

Четверо картёжников не только бросили игру, но и вышли на лестничную площадку. Один стал осторожно спускаться по лестнице, двое остались, а последний вернулся в квартиру и стал по радиотелефону вызывать центурию.

— До чего срослись, — процедил сквозь зубы Таксон. — Просто родственные души!

— Андрик, приготовься, — шёпотом распорядился он. — Костан — к двери. По звонку в дверь резко её распахиваешь!

В спальне зазвонил телефон. Из центурии интересовались шумом в квартире губернского комиссара. Двое на лестничной площадке достали пистолеты и осторожно приблизились к двери. Один справа, другой слева. Тот, что вжался в левый косяк, протянул руку и нажал на кнопку звонка.

Костан сработал как автомат. Дверь распахнулась на всю ширь, на мгновение ошеломив телохранителей, и этого мгновения хватило Андрику, чтобы застрелить обоих и стремительной неуловимой тенью скользнуть в открытую соседнюю квартиру. Таксон бросился вслед за ним, но в дверях столкнулся с Костаном. Из пролёта снизу грохнул выстрел. Не целясь, Таксон ответил.

«Попал, — рефлекторно отметило сознание и параллельно зарегистрировало, что Костан зашатался и замотал головой. — Касательное ранение в голову. Сильная контузия…»

— Вниз, быстро! — уже не таясь, крикнул Таксон вновь появившемуся на площадке Андрику и, забросив руку Костана себе через плечо, ссыпался с ним по лестнице.

Задворками они пробежали три квартала и выскочили на пустырь. Здесь Таксон остановился, достал радиотелефон и сказал в него:

— Тип-топ!

— Топ-тип, — мгновенно ответил Жолис.

«Вот и всё, — облегчённо подумал Таксон, загоняя антенну в радиотелефон. Со стороны площади Свободы донёсся далёкий вой сирены центурского патруля. — Поздно, парни…»

Он разорвал пакет нюхательной пыли, швырнул его под ноги, и они побежали дальше, в сторону от пустыря, вдоль прогнившей нитки надземного газопровода. И когда они почти добрались до заброшенного цементного завода, Таксон увидел, как над головой в загаженном до чернильной тьмы небе птичьим клином прошли семь блекло светящихся тире. А потом сзади загрохотало, и горизонт заполыхал неровным заревом, бликами очерчивая контуры мёртвых строений.

Что-то знакомое почудилось Таксону в светящемся пунктире летящих в небе кассетных ракет и в зареве на горизонте. Но надо было быстро уходить, спешить, чтобы не нарваться на патруль, тащить на себе ничего не соображающего и не видящего в темноте Костана, и Таксон отбросил все посторонние мысли. Но весь оставшийся путь вместо обычного возбуждения от успешно проведенной операции он испытывал непонятную грусть и сожаление. Будто навсегда потерял что-то в своей душе, или что-то ушло из его жизни.