На платформе ничего не изменилось — красное солнце светило с сумеречного неба, зеленела трава, тихим шорохом шумел марауканский прибой. Тишь да гладь, да… Нет, божья благодать отсутствовала. Но вовсе не потому, что погиб Марко Вичет или Хорхе Чивет надоел всем чрезмерной набожностью. Идиллический пейзаж начинал раздражать своей статичностью.

Сбоку от крыльца послышалось жалобное повизгивание. Куга не захотел оставаться у коттеджа медиколога и приполз ко мне. Я нагнулся, погладил имитанта.

— Лежи здесь, выздоравливай, набирайся сил, — сказал ему. — И не вздумай следовать за мной — извини, у меня дела.

Я развернулся и зашагал к коттеджу Ктесия. Оглядываться принципиально не стал — имитант может принять взгляд за приглашение следовать за хозяином и поползти следом, растрачивая энергию. Куги хоть и искусственное создание, но мне его было жаль.

— Входите, открыто, — хмуро донеслось из динамика, когда я поднялся на крыльцо и позвонил в дверь.

Я вошел.

Ктесий сидел в кресле в дальнем углу гостиной, перед ним на столике стояла бутылка виски, термостатное ведерко с кубиками льда, в руке он держал стакан. При виде меня Ктесий дернулся к бутылке, чтобы убрать ее со стола, но, поняв, что прятать поздно, махнул рукой и откинулся на спинку кресла. Явно ожидал кого-то другого, и мой приход оказался неприятным сюрпризом.

— Распорядок нарушаете, — подойдя к столику, сказал я и уселся в кресло напротив. — Пьете в рабочее время.

— Повод есть, — мрачно обронил Ктесий. — Вам налить?

Я отрицательно покачал головой.

— Что-нибудь выяснили? — спросил он, не сводя с меня глаз. — Как это случилось?

— Как случилось, не знаю, — сказал я. — Но кое-что выяснил.

— Что?

— Это убийство.

Ктесий отвел взгляд, шумно вздохнул и выпил виски из стакана до дна.

— Я так и думал… — пробормотал он.

— Почему вы так думали?

Ктесий снова вздохнул, помолчал, повел плечами.

— Будь это несчастный случай, вы бы не стали приходить, а сообщили по видеосвязи, — сказал он, не глядя на меня.

Ответ мне не понравился. Слишком долго думал Ктесий, чтобы я ему поверил.

— Подозреваемые есть?

Я промолчал.

— Ясно… Всех будете допрашивать?

— Начну с вас, — не стал я ни переубеждать его, ни смягчать фразу. Но жесткость моего тона никак не отразилась на лице Ктесия.

— С меня, так с меня, — спокойно согласился он. — Вас интересует, что я делал ночью? Спал и никуда не выходил.

— Свидетели есть?

— Свидетели? — равнодушно переспросил Ктесий. — Система жизнеобеспечения может подтвердить мое алиби.

— Секретарь! — окликнул я.

— Я вас слушаю, — отозвалась система жизнеобеспечения.

— Что делал Тулий Ктесий в двенадцать часов ночи?

— Спал.

— А в пять утра?

— Спал.

— Вот видите… — иронично усмехнулся Ктесий.

Я проигнорировал его замечание.

— А что делал координатор Тулий Ктесий с двадцати пяти часов десяти минут до часу ночи?

— Коор… — начал было секретарь, запнулся, помолчал, затем неуверенно сказал: — Сведений не имеется…

— Что?!

Ктесий привстал с кресла и недоуменно уставился на меня широко раскрытыми глазами. Вот здесь я ему поверил — чтобы так сыграть растерянность, надо быть великим артистом. Но объяснять ему ничего не стал.

— И все-таки, что вы имели в виду, когда сказали: «Я так и думал»? Почему вы были уверены в убийстве Марко Вичета?

Ктесий настороженно смотрел на меня в упор, у левого виска нервным тиком билась голубая жилка.

— Верите ли вы мне или не верите, — тихо, с расстановкой сказал он, — но я спал. И пока вы не докажете обратное, я нахожусь под защитой презумпции невиновности.

— Презумпция невиновности отнюдь не ограждает вас от помощи следствию. Я задал конкретный вопрос и хочу получить на него конкретный ответ: почему вы были уверены, что Марко Вичета убили?

— Я ответил на этот вопрос. — Ктесий овладел собой, отвел взгляд, бросил в стакан пару кубиков льда, плеснул виски. — Не устраивает? — Он сделал маленький глоток и вздохнул. — Предчувствие у меня такое появилось… — тихо сказал он. — Или в предчувствие вы тоже не верите?

В этот раз и вздох, и тихий голос были откровенным наигрышем.

— До сих пор не могу понять, — усмехнулся я, — что у вас имя, а что фамилия: Тулий или Ктесий? Помогите разобраться, господин Селлюстий.

Координатор окаменел, лицо у него пошло серыми пятнами, осунулось, нервный тик сместился с виска на щеку.

— Да-а… — протянул он надтреснутым голосом и, так и не пригубив, поставил стакан на стол. — Когда в первый раз вас увидел, то сразу понял, кто вы. И что вы непременно докопаетесь до нашего происхождения… — Он поднял на меня глаза, но тут же отвел взгляд. Глаза у него были потухшими, руки дрожали. — Верите вы мне или не верите, но мы не имеем никакого отношения к гибели Марко Вичета. В нашем положении лучше всего сидеть тихо и не высовываться. Надеюсь, вы понимаете…

— Понимать-то понимаю, — согласился я. — Не понимаю только, почему вы нарушили свои принципы и все-таки «высунулись», а не сидели тихо, как до сих пор?

— Ничего мы не высовывались. Мы делали все, что могли…

— Кто — мы? Вы и Гримур? Точнее — Минаэт?

Ктесий бросил на меня беззащитный взгляд, только сейчас поняв, что своим «мы» он выдал Гримура.

— Какое это теперь имеет значение… — Он махнул рукой. — Я же говорил, вы до всего докопаетесь…

— Вы полагаете, что участие в «Проекте „Мараукана“ — это „сидеть тихо и не высовываться“? Что заставило вас прибыть сюда?

Ктесий молчал, глядя на стакан с виски потерянным взглядом.

— Вы не хотите говорить?

Вопрос наткнулся на ту же глухую стену.

— Вы не хотите говорить без Гримура? Так за чем дело стало — сейчас мы его вызовем. Секретарь!

— Нет! — Ктесий отпрянул от стола. — Не делайте этого!

От толчка бутылка опрокинулась, и виски забулькало на пол. Я взял бутылку за горлышко и аккуратно поставил на стол.

— Почему? Думаете, он обвинит вас в мягкотелости и предательстве? Полноте, только что вы признали, что я сам обо всем догадался.

— Не надо пользоваться связью, — глухо обронил он, по-прежнему не глядя на меня.

Я не стал задавать очередное «почему», но ответ мне опять не понравился — слишком точно нежелание Ктесия-Селлюстия пользоваться связью соответствовала моим предположениям. Очень просто все получалось, и в это не верилось. Я тоже предпочел прийти сюда без приглашения.

— Тогда давайте сходим к нему, — предложил я.

— Сходить к коммодору? — переспросил он отрешенным голосом. — Можно и сходить… Не знаю только, что из этого получится…

Он взял стакан, повертел в руках, но пить не стал. Поставил стакан на стол и встал.

— Идемте.

На всякий случай я пропустил Ктесия вперед, но он не обратил внимания на мой маневр и направился к выходу механической походкой. То ли отрешенно, то ли обреченно.

Когда мы вышли из коттеджа, Куги, таки приползший вслед за мной к крыльцу, жалобно заскулил и попытался преградить дорогу. Он уже частично подзарядился и, хотя былой резвости в его движениях не чувствовалось, передвигался вполне сносно. Я не стал его увещевать — не тот момент, чтобы обращать внимание на скулеж имитанта, — перешагнул и направился за Ктесием. Но Куги не оставил попыток обратить мое внимание на свое жалкое состояние и, подпрыгнув, заглотнул кисть правой руки. Захват получился слабым, и я раздраженно смахнул кугуара на траву, стараясь не упускать Ктесия из поля зрения. Только игр мне сейчас не хватало! Погрозив кугуару пальцем, я поспешил за Ктесием. Куги снова жалобно заскулил и двинулся следом.

Мы не прошли и двадцати метров, как Ктесий вдруг остановился и мгновение к чему-то напряженно прислушивался. Затем напряжение отпустило его, он сгорбился, плечи опустились, руки безвольно повисли.

— Все, — тихо сказал он. — Началось…

Что началось, я спросить не успел.

Дверь коттеджа коммодора с треском распахнулась, и на крыльцо выскочил Араней. Его атака, как и у всех пауков-волков, была стремительной, тело неслось над землей подобно торпеде по идеально прямой траектории, ноги мельтешили с неуловимой глазом скоростью. Я не успел среагировать, как из-за спины выпрыгнул Куги и, распахнув пасть до невероятных размеров, перехватил Аранея. Впервые я увидел, как плейширский складчатокожий кугуар по-настоящему заглатывает добычу — все, что он раньше проделывал с моей рукой, выглядело игрой. Пасть захлопнулась, и тело, бугрясь от дергающегося внутри членистоногого, начало с натугой сжиматься. Вдруг кожа кугуара с одной стороны лопнула, в дыру просунулась когтистая паучья лапа, затем точно такая же лапа прорвала кожу с другой стороны. Куги, поднатужившись из последних сил, сжался еще сильнее, внутри с характерным звуком хрустнул хитин, будто раздавили громадного таракана, и паучьи лапы задергались в конвульсиях. Но и для Куги его последние усилия не прошли даром. Тело обмякло, начало сморщиваться, опадать, словно проколотый шарик, из дыр в коже, прорванных когтями Аранея, засочилась желто-зеленая слизь.

— Значит, не имеете никакого отношения к гибели Марко Вичета?! — в ярости прохрипел я, поворачиваясь к Ктесию.

Координатор не ответил. Лицо и лысина стали бледно-серыми, его трясло, как в лихорадке, он, не отрываясь, глядел на подергивающиеся лапы Аранея. Затем ноги у него подкосились, и он опустился на колени.

Я оглянулся и увидел, как к нам, пошатываясь на негнущихся козлиных ногах, приближается коммодор. Не дойдя до тела Куги метров пяти, он ничком упал на траву, затем приподнялся на руках и посмотрел на координатора. И без того серое лицо коммодора стало почти черным, его покрывали крупные капли странного, маслянистого пота.

— Вот и все, Селлюстий… — произнес он шамкающим бесцветным голосом.

— Да… — эхом отозвался координатор. — Пора нам, Минаэт… Давно пора…

Я переводил взгляд с одного на другого — они стремительно старели на глазах. Кожа на лицах морщилась, покрывалась пятнами; черные, как смоль, волосы коммодора, начали седеть и клочками опадать с головы.

— Жаль Куги, — сказал из-за спины Борацци, обошел меня и присел на корточки у тела кугуара. — Его уже не восстановишь…

Спокойный тон, с которым он констатировал происшествие, подействовал на меня подобно пощечине, но я сдержался. Сознание работало холодно и четко — похоже, медиколог ожидал чегото подобного и, возможно, наблюдал за всем со стороны. Слишком быстро он появился, чтобы поверить в случайность.

Борацци натянул на руки перчатки, достал из кармана межмолекулярный скальпель.

— Отойдите, — попросил он через плечо. — Гемолимфа у Аранея чрезвычайно агрессивна, видите?

Он указал на почерневшую траву вокруг лужицы желто-зеленой слизи. Я послушно отступил на пару шагов и увидел на ногах медиколога защитные бахилы. Определенно, он не только предвидел, но и знал, что произойдет.

Двумя резкими движениями Борацци вспорол имитанта, как мешок, и отбросил верхнюю часть в сторону. Желто-зеленая слизь хлюпнула на землю, и я увидел раздавленного Аранея. Не церемонясь, Борацци взял его за одну лапу и перевернул на спину.

— Все верно… — сказал он. — Это не Aranei, a, скорее, Arachnida. Подойдите ближе, посмотрите.

Осторожно, чтобы не вступить в агрессивную слизь, я приблизился.

— Видите, — сказал Борацци, — на передних, более длинных лапах, так называемых хватательных, по одному когтю? А на беговых лапах когтей нет… А теперь посмотрите сюда — это то, что отличает паукообразных от пауков. Хвост, типа скорпионьего, только у данного вида он загнут не над брюшком, а под него. И тоже с одним когтем. Передними лапами он схватил Вичета, а когтем на хвосте разорвал комбинезон… Вполне возможно, что где-то под когтем расположен пазушный мешочек с парализующим ядом… В одном он просчитался — Куги все-таки самообучающаяся биомашина, а не животное, и два раза на один и тот же прием не попадается…

Я нагнулся ниже, в нос ударил удушливый тлетворный запах.

— Ох, и вонища…

Борацци встревоженно оглянулся, подхватил меня под локоть и увлек в сторону.

— Это не от него воняет, — покачал он головой. — Это от них… Не следует дышать трупным запахом, можно серьезно отравиться.

На местах, где минуты назад стояли координатор и коммодор, высились две кучки оранжевого тряпья, залитого черной жижей, из которой проглядывали кости черепов и фаланг пальцев.

Я оторопел.

— Что это?..

— Знакомый эффект… — пробормотал Борацци. — Темпоральное старение… Таксидермисты для сохранения образцов фауны упаковывают ее в темпоральную ловушку, внутри которой время останавливается, и экспонаты могут храниться вечно в первозданном виде. Но стоит отключить ловушку, как экспонаты начинают стремительно стареть, в соответствии с прошедшим временем… — Он покачал головой. — Однако экспонаты в темпоральной ловушке неподвижны — методика, позволяющая им двигаться и жить, не старея, неизвестна. То есть нам неизвестна.

— Вы полагаете?..

Я указал глазами на раздавленного Аранея.

— Да, я полагаю, — твердо сказал Борацци. Он заглянул мне в глаза и неожиданно хмыкнул. — Впервые верю, что вам действительно дурно. Идите-ка отсюда, в конце концов, возиться с трупами — мое дело. Сейчас вызову биокиберов-уборщиков и наведу здесь порядок.

Я развернулся и побрел прочь. Только сейчас почувствовал, что меня поташнивает. И это была естественная реакция организма, а не искусственно внедренная в сознание фобия, как высотобоязнь.

— Надеюсь, этим все и закончится, — сказал мне в спину Борацци.

Но мне было настолько дурно, что я в это не поверил.