Вернувшись на платформу, я минут пять прокашливался после автоматического отключения экоранца, пока легкие не провентилироваkись от аргона и не заработали нормально. Затем связался с секретарем координатора работ и узнал, что Ктесий сейчас проводит совещание с экзоархеологами и дизайнером. Я хотел извиниться и перенести встречу на более позднее время, но Ктесий подключился к разговору и пригласил меня присутствовать на совещании. Тон у него был раздраженный, и когда я появился в зале, то понял, почему.
Экзоархеологи занимались своим любимым делом — ругались. Причем в этот раз не между собой, а с Ктесием и Лю Джуном. При моем появлении оба замолчали, но лица, что у Леоноры Мшински, что у Тумаду Исорци, были красными. Ктесий сидел во главе стола мрачнее тучи, и только Лю Джун сохранял невозмутимое спокойствие, полируя ногти маникюрной пилочкой.
— Присаживайтесь, — буркнул Ктесий, указывая на стул напротив. — Думаю, лишнее мнение не помешает. По-вашему, что это?
Он пододвинул ко мне прозрачный кубик гравитационной ловушки для сбора образцов. Внутри кубика находилось нечто, похожее на спутанный комочек тончайшей серебристой проволоки.
— Это?
Я взял кубик в руки. Спутанная проволока представляла собой смятую тончайшую сеточку с ромбовидными ячейками, на узлах которой кое-где застыли мутноватые окаменевшие капельки. Что-то знакомое почудилось мне в этой сеточке, но что конкретно, вспомнить я не мог.
Все напряженно смотрели на меня, как на третейского судью, будто от моего слова зависело окончательное и бесповоротное решение. И тогда я им выдал:
— Если бы рядом лежала расческа, я бы сказал, что кто-то седой и лысеющий начесал волосы… В чьем супе нашли?
Леонора громогласно фыркнула и одарила меня уничижающим взглядом.
— Фи! — брезгливо поморщился Лю Джун и аристократическим жестом отодвинул от себя воображаемую тарелку.
— Ага, значит, в вашем супе?
Я наивно округлил глаза и посмотрел на дизайнера.
Лю Джун побледнел, кадык у него дернулся, пилочка выпала из рук. Он демонстративно отвернулся и оскорбленно промолчал. Надо же, какой брезгливый! Его пращуры-азиаты сушеных тараканов ели, а он…
— Этот предмет был найден экзоархеологами в одной из комнат катакомб, — спокойно пояснил Ктесий.
— Ах, вот в чем дело! — протянул я. — Что ж, по-моему, это лишнее доказательство того, что аборигены были волосатыми и тоже ели суп. Видите крупинки окаменелостей на волосках?
— Прекратите свои инсинуации, — попросил Лю сдавленным голосом. — Меня сейчас стошнит…
В отличие от меня, он не паясничал, и ему действительно было дурно.
Тумаду Исорци бросил на меня исподлобья злой взгляд, но промолчал, Леонора с трудом сдерживала себя, чтобы не взорваться, и только Ктесий улыбнулся.
— Спасибо, что разрядили обстановку, — сказал он. — Но теперь шутки в сторону — у нас серьезная проблема. Экзоархеологи, обнаружив артефакт, настаивают на закрытии катакомб для посещения туристами. Им нужно время для проведения археологических исследований.
— Даже так? — удивился я. — Тогда не понимаю, при чем здесь мое мнение? Я обычный планетолог и не имею полномочий решать подобные вопросы. Все мы прибыли сюда с несколько иной целью, и контракт для каждого из нас строго очерчивает служебные обязанности. Все, что выходит за рамки контракта, личное дело каждого, но непосредственная работа — прежде всего. Со своей стороны могу заверить присутствующего здесь представителя фирмы, — кивнул в сторону дизайнера, — что лично я постараюсь соблюдать все условия контракта.
Лю Джун, обрадовавшись перемене темы, посмотрел на меня с благодарностью.
— В том же контракте, — сварливо ввязалась в разговор Леонора, — нам предоставляется исключительное право заморозить работы по созданию туристического комплекса в случае обнаружения работающих установок марауканцев!
— Вы полагаете, — тихо спросил я, снова взяв в руки прозрачный кубик с артефактом, — что это и есть работающая установка?
— Дуру из меня делать не надо! — взорвалась Леонора. — Конечно, не установка! Но вы можете дать гарантию, что эта штука не является чем-то вроде точечного ретранслятора топологических возмущений?
— А вот когда вы это докажете, — устало заметил Ктесий, — тогда и примените право вето. — Видимо, он давно отбивал агрессивную атаку обоих экзоархеологов, и это ему настолько надоело, что он пригласил меня. — Вы предполагаете — ретранслятор, а я допускаю, что окаменевшие экскременты. Ни у вас, ни у меня нет доказательств.
— Координатор… — придушенно взмолился Лю Джун. — И вы туда же…
— Извините, Лю, — развел руками Ктесий, — глубоко сочувствую вашей обостренной брезгливости, но я защищаю интересы фирмы. — Он снова обратился к Мшински: — Пока вы мне не докажете, что этот… гм… представляет собой элемент чудо-техники вымершей цивилизации, я ваши требования не удовлетворю.
— Есть еще одна инстанция, — непримиримо заявила Мшински, — полномочный инспектор Галактического Союза!
— Можете жаловаться, — устало отмахнулся Ктесий. — Когда мы начнем строительство турбазы возле Мегаполиса, знаете, сколько артефактов вы там обнаружите? Не знаю, как насчет ретрансляторов, но окаменевшие экскременты там точно будут.
Лю Джун застонал.
Мне показалось, что координатор работ очень не хотел доводить спор до Уэля Аоруиноя, словно ему обязательно нужно было сохранить свободный доступ в катакомбы. Усилив сенсорное восприятие эмоционального фона, я попытаться уловить истоки желания Ктесия, но в этот момент один из биочипов подсказал, чем же на самом деле является найденный артефакт. Ктесий был очень близок к истине. Найденная экзоархеологами «спутанная проволока» была не чем иным, как жевательной губкой пищевого концентрата стапульцев. Видимо, кто-то из членов их экспедиции все-таки спускался в катакомбы, пробыл там достаточно долго, проголодался, подкрепился концентратом и, высосав наполнитель, губку выплюнул.
От улыбки я не удержался, но большего себе не позволил и обнародовать полученную информацию не стал. Откуда, спрашивается, рядовой панетолог мог знать тонкости стапульской кухни, деликатесы которой человеку употреблять не рекомендуется? Поэтому поступил по-другому.
— Погодите выносить сор из избы, — проговорил я. — Если говорить серьезно, то позвольте высказаться по этому вопросу планетологу. В отличие от историков, измеряющих время социальными формациями, наши временные мерки значительно длиннее. Геологические эпохи. Так вот, с этой точки зрения, данный артефакт, из какого бы материала он ни был сделан, не мог просуществовать миллион лет. Превратился бы в пыль. Рекомендую, прежде чем обращаться к полномочному инспектору, определить возраст артефакта. Ктесий с удивлением посмотрел на меня, затем кивнул.
— Вас устраивает такое решение? — спросил он, переводя взгляд с Мшински на Исорци.
— Пусть будет так, — недовольно пробасил Исорци и поднялся с места. Всю дискуссию он просидел молча, но всем своим видом поддерживал позицию Леоноры, и, наверное, это был редкий случай, когда представители антагонистических направлений в экзоархеологии оказались солидарны.
— После определения возраста артефакта вернемся к вашему вопросу, — подвел итог Ктесий. — Если понадобится.
— Можете не сомневаться, понадобится! — сварливо огрызнулась с порога Мшински, и экзоархеологи покинули зал.
Обостренное сенсорное восприятие не подвело, и я уловил, что координатор работ тоже знал об особенностях стапульской кухни, но почему-то не хотел этого афишировать.
— Можно вас на минуточку? — придержал я за локоть встающего из-за стола Лю Джуна.
Дизайнер вздрогнул, будто я собирался продолжить обсуждение темы спутанных волос в супе.
— Да? — фальцетом ответил он и опасливо присел в кресло.
— Я, собственно, не к координатору шел, вас разыскивал.
— Слушаю.
Подозрительность окончательно укоренилась в черных глазах дизайнера, все еще пребывающего в плену неудобоваримых гастрономических воспоминаний.
— Я только что вернулся с поверхности Марауканы. Прошелся вдоль разлома и километрах в двух от места строительства обнаружил пологий спуск из застывшей пеносиликатной пыли. Наклон около тридцати градусов, поверхность гладкая, скользкая. Еле удержался наверху, чуть в разлом не скатился.
— Ну и что?
Краем глаза я заметил, что Ктесий исподтишка настороженно наблюдает за разговором.
— Насколько понимаю, на турбазе, кроме маршрутов к районам археологических достопримечательностей, вы будете организовывать и какие-то увеселительные мероприятия, аттракционы?
— Само собой.
Лю Джун все еще не понимал, к чему я клоню.
— На таком склоне можно организовать прекрасную трассу для спуска на скейтбордах.
— Да?
Он покрутил головой. Былая невозмутимость вернулась к нему, Лю Джун приосанился, вскинул голову, в глазах появилась аристократическая поволока надменного взгляда сквозь собеседника.
— Спасибо за информацию, — произнес он таким тоном, будто облагодетельствовал меня. — У вас все?
— Почти. Если вы примете мое предложение, я бы не возражал против премии, — намекнул я.
— Мы обсудим этот вопрос, — высокомерно кивнул Лю, встал из-за стола и направился к выходу.
«Интересно, с кем же это ты будешь обсуждать?» — насмешливо подумал я, прекрасно понимая, что ни о какой премии мечтать не стоит. В жизни бы с таким начальником не согласился работать.
— Значит, у вас ко мне дел нет? — спросил Ктесий, когда дверь за Лю Джуном закрылась. От его настороженности и следа не осталось.
— Нет.
— И у меня нет.
Ктесий улыбнулся и широко развел руками. Выходит, я не зря старался, и он был доволен тем, что услышал. Настолько доволен, что забыл поинтересоваться результатами моей инспекции.
— Всего доброго, — сказал я, вставая.
— И вам того же.
Выйдя из зала, я не стал разыскивать в изменившемся коридоре путь к лифту в свой коттедж, а поднялся общим лифтом на верхний ярус платформы. Неужели здесь работают дилетанты, не догадавшиеся установить визуальное наблюдение за моими действиями на поверхности Марауканы? Ишь, как Ктесий обрадовался, что я не спускался в разлом… Похоже, в очередной раз версия отдела стратегических прогнозов оказалась несостоятельной, и я имею дело не с целенаправленным и хорошо подготовленным актом, а с деятельностью рядовых гробокопателей, рыщущих по Вселенной в поисках неучтенных археотехногенных ценностей. Что ж, не в первый раз такое происходит, и, собираясь в командировку, я предвидел подобный поворот расследования. Действия, грозящие вылиться в серьезные межэтнические конфликты, не совершаются на необитаемых планетах, и единственным фактором, способным повлиять на стабильность Галактического Союза, было наличие на Мараукане функционирующих установок исчезнувшей цивилизации, технологии которой могли оказаться в руках слаборазвитой, а потому весьма экспансивной расы.
Когда я поднялся на верхнюю платформу, вид зеленого поля с коттеджами под фиолетовым небом с тусклым солнцем показался чуть ли не родным. Быстро человек привыкает к новой обстановке, особенно когда в ней много от земного.
Неподалеку от коттеджа медиколога компания из пяти человек: кто в шортах, кто в плавках, кто в купальнике, — став в круг, играли в волейбол, а между ними, от игрока к игроку, как угорелый, носился Куги, пытаясь перехватить блестевший на солнце голубой мяч. Чуть в стороне, ближе к коттеджу, на стуле сидел Борацци, наблюдал за игрой и курил трубку. Понятное дело, после презентованной мною бутылки играть он не мог.
Почувствовав мое присутствие, Куги замер посреди круга, повернулся ко мне, увидел и опрометью помчался навстречу. Однако, против обыкновения, прыгать на меня, пытаясь заглотить конечности, не стал, а, подскочив, ухватил за штанину и, скуля, как собака, потянул в сторону играющих. Именно сейчас, глядя на плейширского кугуара, я вдруг отчетливо понял, что моя тайна биочипов и высотобоязни является секретом Полишинеля. Никто не предполагал, что на платформе окажется имитант, чья предрасположенность к измененному биочипами биополю однозначно подскажет опытному глазу, кто я такой. Перемудрили в отделе планирования операций, и легенда прикрытия превратилась в визитную карточку.
Настроение окончательно испортилось.
— Отстань, — буркнул я имитанту, — не буду я играть в волейбол.
Куги не послушался и продолжал настырно тянуть меня за штанину. Тогда я раздраженно отшвырнул его ногой и направился к Борацци. Вот уж кто должен был знать о моих биочипах с самого начала, на то и медиколог. Куги, обиженно скуля, последовал за мной.
— Как коньячок? — поинтересовался я еще издали.
Борацци глубоко затянулся, пыхнул дымом и смущенно развел руками.
— А был ли он?.. — философски изрек Рустам.
— Ну и бог с ним, — махнул я рукой. — Экоранец оставить у вас?
— Насчет бога я уже говорил — это к Хорхе Чивету. — Борацци указал на играющих. — А что касается экоранца… Расстегните ворот комбинезона… Вот так. Теперь нажмите черную кнопочку на левой лямке. Через пару минут экоранец отсоединится от легочного респиратора, вы его снимете и оставите у себя в коттедже. У меня здесь не инвентарный склад.
— А…
— А когда кончится кислород, тогда принесете экоранец мне, и я выдам вам другой. Понятно?
— Исчерпывающе, — усмехнулся я.
По виду медиколога никак нельзя было сказать, что совсем недавно он в одиночку осушил бутылку коньяку. Рассуждал не только трезво, но и здраво. Разве что обычной подозрительности в тоне не присутствовало. Явный признак алкоголизма, когда человек только в подпитии чувствует себя нормально, а в трезвом состоянии его преследуют фобии.
— Да прекрати дергать за штанину! — раздраженно бросил я Куги.
Борацци посмотрел на кугуара, на меня, и в его глазах заиграли хитрые искорки.
— Обратите внимание, какой мяч красивый! — заметил он.
Я перевел взгляд на игроков в волейбол, затем с подозрительностью посмотрел на Борацци. Куги не прекращал теребить штанину.
— Мяч как мяч, а что?
— Ни-че-го. Просто красивый.
Искорки в прищуренных глазах Борацци продолжали плясать. Несмотря на трезвость суждений, Борацци был крепко выпивши, а в этом случае не то что мяч, жаба покажется красавицей.
Я кивнул медикологу, отвернулся и зашагал к своему коттеджу, обходя игроков в волейбол по широкой дуге. Куги наконец-то оставил штанину в покое, забежал сбоку, но продолжал призывно повизгивать, приглашая присоединиться к игрокам.
В волейбол играли Марко Вичет, Хорхе Чивет, Эстасио Мугаджи, Энтони Холодков и Ютта. Играли, надо сказать, здорово — со времени моего появления на верхнем ярусе мяч до сих пор не коснулся земли, хотя Энтони Холодков, явно бравируя атлетической фигурой, часто тушевал, причем в большинстве случаев в сторону Ютты. Но мяч, как заколдованный, раз за разом взмывал в небо. В общем-то, у всех фигуры были на зависть мне — чувствовалось, что эти люди много времени уделяют спорту и прекрасно владеют телом, Эстасио даже не мешал разрядник, болтавшийся на поясе. Игра шла азартно, с веселыми выкриками, и казалось, что игроки не замечают ничего вокруг, но когда я поравнялся с ними, из круга отделилась Ютта и окликнула меня.
— Вольдемар, вы уже обедали?
Куги вприпрыжку побежал к ней.
— Когда бы я успел? — ответил я, показывая на горб экоранца за спиной.
Холодков, заметив меня, помрачнел лицом.
— Тогда — приглашаю, — сказала Ютта. — У меня сегодня сырники в сметане. Сама готовила.
В этот момент мяч оказался у Холодкова, он высоко выпрыгнул и со всей силы послал его в сторону Ютты. Мяч летел ей в затылок, и, учитывая его скорость и неожиданность удара, вполне мог сбить с ног, если бы рядом не оказался Куги. Он высоко подпрыгнул, поймал мяч пастью, но проглотить не успел. Треснула неяркая фиолетовая вспышка, мяч исчез, а имитант покатился по траве.
— Черт! — растерянно выругался Эстасио, хватаясь за разрядник. — Это же был фантом… Кто принес мяч?!
Все начали недоуменно переглядываться.
— Я… — побледнев, признался Марко Вичет. — Т-точнее, мяч лежал на т-траве… — заикаясь, объяснил он.
— Ничего себе поиграли… — покрутил головой Хорхе. — Будет, что вспомнить.
Одна Ютта сохранила невозмутимость. Она подошла ко мне и взяла под локоть.
— Так как, принимаете мое приглашение пообедать вместе?
— С удовольствием, — сказал я. — Только переоденусь, сниму экоранец и сразу приду.
Куги, жалобно скуля, подполз ко мне и принялся тереться о ноги.
— Что, брат, досталось? — потрепал я его за загривок. — Только не прикидывайся раненым и испуганным, ничего с тобой произойти не могло.
Поняв, что его уловку разгадали, кугуар подпрыгнул пружиной, но заглотить мою руку не успел. Не могу сказать, что изучил его повадки, но любимую — знал досконально и реагировал на нее почти рефлекторно.
— Но-но! — погрозил ему пальцем, затем повернулся к Ютте и сказал: — Извините, отойду на минутку…
Я освободился от ее руки и направился к Холодкову.
Энтони стоял в стороне и исподлобья смотрел на Ютту.
— В следующий раз, — тихо проговорил я, подойдя к нему вплотную, — набью морду.
Энтони пренебрежительно окинул меня взглядом.
— А чего тянуть, старичок? — скривил он губы. — Можешь и сейчас попробовать…
Недолго думая, я ударил. Резко и точно, так же подло, как он минуту назад послал мяч в голову Ютты. За спиной кто-то охнул, но больше никто не проронил и слова. Холодков сложился пополам, рухнул на землю и, не помышляя о драке, очумело замотал головой. Силу удара я рассчитал верно: нокаут был ни к чему, а вот нокдаун — в самый раз.
Я развернулся и при полном молчании присутствующих направился к своему коттеджу. Ютта догнала меня и снова взяла под руку.
— Удар айдзю, — сказала она. — Надо же, оказывается, вы опытный боец.
— Айдзю? — удивился я. — Этот удар так называется? А я думал — просто бью морду…
Ютта улыбнулась и промолчала. И я понял, что она поняла, что я понял.
Куги догнал нас и весело запрыгал впереди, то и дело оглядываясь на меня. А вот его я сразу не понял, когда он тянул меня за штанину. Думал, тянет, чтобы я принял участие в игре, а он намекал на мяч… Голубой, красивый…
Я приостановился и оглянулся. Борацци, развалясь, сидел на стуле и попыхивал трубкой. До него было далеко, но даже отсюда я разглядел, что медиколог смотрит мне вслед с саркастической улыбкой.