Ютта встретила меня на пороге в купальном халатике и с чалмой из полотенца на голове.

— Извините, душ принимала после волейбола, — сказала она, придерживая правой рукой чалму. — Проходите, садитесь, я сейчас.

Куги хотел проскользнуть мимо нас в холл, но я преградил ему путь ногой.

— Ты сырники не ешь, — заявил я и аккуратно, чтобы не очень обиделся, столкнул его с крыльца. — Подзаряжайся на солнышке.

Ютта пропустила меня в холл, усадила в кресло и исчезла в глубине комнат.

Я огляделся. Стандартный холл стандартного коттеджа со стандартной обстановкой, ничем не отличавшейся от обстановки моего коттеджа и коттеджа коммодора. И все же что-то неуловимое подсказывало, что здесь живет женщина. Быть может, впечатление навеивал все еще хранящийся на поверхности зрительной памяти образ Ютты в халатике… Нет, не только это. В холле ощущался тонкий запах духов. Женщины всегда остаются женщинами, где бы ни находились.

Далее все должно было пойти по известному сценарию женского обольщения — после приглашения на обед и встречи на пороге в халатике последуют долгое одевание и макияж с эффектным появлением в финале в чем-то сногосшибательно-обворожительном… Естественно, никаких сырников со сметаной не будет, а будут легкая закуска, шампанское, шоколад, фрукты. И все покатится по накатанной веками колее к элементарному сексу. Никого ни к чему не обязывающему, как повелось у работников Внеземелья.

Приготовившись к длительному ожиданию, я перевел взгляд на пустой угол за дверью, где у коммодора висела клетка с Аранеем, и попытался представить, что здесь могла бы разместить Ютта. Но ничего не получилось. Не столь близко ее знал, чтобы судить о личных пристрастиях и увлечениях. Если же исходить из известной мне куцей информации и предположений, основанных на первых днях общения, то в углу просто ничего не должно было быть. Как и у меня. Такие люди, как мы с ней, не имеют права на увлечения и недостатки, разве что они предписаны легендой.

Против ожидания, Ютта появилась минут через пять. В легком скромном платье, без макияжа, с расчесанными на пробор еще влажными волосами без какого-либо намека на изыск.

— О-о! — невольно изумившись, сказал я, оглядывая ее с головы до ног.

— Что — «О!»? — рассмеялась Ютта. — Не могу же я тратить время на макияж, когда мужчина голодный!

И все же в ее глазах промелькнуло нечто, что отнюдь не исключало известного продолжения.

Ютта быстренько сервировала стол и вынула из печи блюдо с запеченными в сметане сырниками. А вместо предполагаемого шампанского на столе появилась бутылка легкого десертного вина.

Положив мне на тарелку пару сырников, Ютта села напротив.

— Пробуйте, — предложила она.

Я отрезал кусочек, наколол вилкой и положил на язык.

— О-о! — притворно простонал я, закатив глаза.

— Других гласных вы не знаете? — спросила Ютта, беря и себе с блюда сырник. — Или в вашем лексиконе одни междометия?

Я рассмеялся.

— Действительно, очень вкусно, — честно признался я.

— А я думала, вы опять паясничаете.

— Было немного, — согласился я, — но что касается сырников, то они выше всяких похвал.

— Ах, вот даже как! — Она строго посмотрела мне в глаза. — Значит, первое «О!» в отношении меня…

— Ну, что вы, право! — рассмеялся я и замахал руками. — Тогда мое восклицание было абсолютно искренним! А немножко утрировал, когда положил в рот кусочек сырника. К сожалению, интонация вырвалась раньше, чем ощутил вкус.

— Ладно, — отмахнулась Ютта. — От вас, мужчин, все равно правды не добьешься. Все бы вам льстить… Налейте мне вина.

Я налил ей бокал, плеснул себе.

— За что пьем?

— А просто так, — пожала она плечами. — Под сырники.

Мы пригубили и принялись есть.

— Можно ещё? — попросил я, быстро расправившись со своей порцией.

— Ешьте, дорогой гость, ешьте! Наготовила много, что ж потом, выбрасывать? — подтрунила она.

— Умеете вы аппетит испортить, — парировал я, накладывая себе, вопреки реплике, три сырника.

— Н-да… — Ютта округлила глаза, глядя на мою порцию. — То-то у вас животик кругленький. Ох, и погоняю же я вас в бадминтон! И не отвертитесь — считайте это платой за обед.

Наш пустопорожний треп неуклонно приближался к флирту, и первый пробный шар бросил я.

— Может быть, разделим обязанности? Я буду поглощать сырники, а Энтони — играть с вами в бадминтон.

Ютта кисло поморщилась.

— И вы туда же… Не люблю юнцов, они считают женщину своей собственностью.

Все стало на свои места. Ютта, как и большинство работников Внеземелья, подолгу пребывающих в длительных командировках, воспринимала секс как естественную физиологическую потребность. И не более. А Холодков, кажется, хотел большего…

— Я давно так не считаю, — сказал я.

— Надеюсь. — Ютта заглянула мне в глаза. — Налейте еще вина.

— Предлагаю тост. — Я дополнил бокалы. — Давайте перейдем на «ты».

— На брудершафт?

— Зачем же! — рассмеялся я. — Целоваться жирными губами? Вы меня тогда десятой дорогой обходить будете!

— Договорились, — многозначительно кивнула она, приподняла бокал и выпила до дна.

Я последовал ее примеру и не стал уточнять, о чем именно договорились — перейти на «ты» или «обходить десятой дорогой».

— Как тебе прогулка по Мараукане? — спросила она, нарезая сырник в тарелке.

Вот оно! Не простой обед затеяла Ютта, и, возможно, отнюдь не ради того, о чем я подумал. Размечтался!

— Нормально… — сказал я. — Ничего особенного — сплошной пеносиликат. Как в застывшем, так и аморфном виде. Да еще сушь в горле.

— В катакомбы не спускался? Ничего интересного не нашел?

Вот те на! Гримуру с Ктесием некогда было следить за моими передвижениями по плато, зато другой наблюдатель объявился.

— Унылое зрелище эти катакомбы, — сказал я. — Темнота, пустота в комнатах… Стены от прикосновения осыпаются, того и гляди, свод обрушится. Но кое-что нашел. Не знаю, насколько это интересно.

Я полез в карман и выложил на стол волан с опаленными перьями.

Ни тени смущения не отразилось на лице Ютты. Она взяла в руку волан, повертела в руках, затем снова положила на стол.

— Тот самый? — спросила она ровным голосом.

Я промолчал.

— Где нашел? В катакомбах?

— Да.

— Что ж, этого следовало ожидать… — задумчиво протянула Ютта.

— Чего — ожидать? — изумился я.

Ютта наконец посмотрела мне в глаза.

— Слушай, Вольдемар, зачем это тебе нужно? Ты — планетолог, а это всего лишь неоформившиеся догадки о ксенологической сущности фантомов.

— Зачем нужно? — Я изобразил на лице крайнюю степень недоумения. — А зачем маршрутный сценарист Эстасио Мугаджи гоняется за фантомами с разрядником? Элементарное человеческое любопытство, которое не зависит от профессии. Кстати, — пошел я напролом, — зачем ты меня обманула, сказав, что это был пепел волана?

— Затем, чтобы не вызывать лишнего ажиотажа. Те крохи пепла, что предоставил мне Эстасио, можно интерпретировать как угодно. Биосиликатная структура выгорела настолько, что практически полностью превратилась в песок. — Ютта поморщилась. — Слушай, неужели нет более интересных тем? Давай я включу музыку…

Объяснение было приемлемым, хотя я в него и не поверил. Однако продолжать расспросы не стал — все равно большего от Ютты не добиться.

Далее все покатилось по естественному сценарию, когда мужчина и женщина остаются наедине. Легкая музыка, легкое вино, легкий флирт и обычный секс. Не столько для удовольствия, как для разрядки организма. Героический аскетизм первопроходцев давно канул в Лету…

Оставаться ночевать я не стал, хотя Ютта и предлагала — ей не нравилось спать в одиночестве. Давно убедился, не стоит потакать женщине, иначе можно привязаться, а выглядеть в глазах коллег, как Энтони Холодков, я не хотел. К тому же дома ждали дела.

Вернувшись в свой коттедж, я выпил кофе, чтобы перебороть навалившуюся сонливость, запер Куги в спальне, а сам уединился в лаборатории и спросил секретаря, не посещал ли кто коттедж в мое отсутствие. Получив заведомо известный отрицательный ответ, я отключил все рецепторы секретаря и проверил по своим независимым источникам, сканирующим движение и звук. Странно, но и они выдали отрицательный результат, а эти данные подделать не мог бы даже я. Неужели ошибся в предположениях насчет Гримура и Ктесия, или они оказались умнее, чем я думал, и не стали копаться в моих вещах? Зачем тогда было посылать меня на поверхность Марауканы?

Включив ассист, я связался с трансформером. Как и предполагал, половина кристаллов трансформера бесследно исчезла в раструбе пылесоса биокибера-уборщика, но с оставшейся части ассист за пятнадцать секунд извлек записанную звуковую информацию. После этого я установил частотно-волновую блокаду, и ассист минут пять перерабатывал информацию, прессуя речь и отсекая лишние шумы.

В конце концов на экране загорелась краткая информационная сводка, больше похожая на распорядок дня:

05.12-05.28. Шум пылесоса, шаги биокибера, топот Аранея в клетке.

07.20-07.41. Физзарядка Гримура, невнятное бормотание.

07.41-08.03. Водные процедуры, невнятное бормотание.

08.03-08.36. Кормление Аранея, пересвист.

08.38-08.58. Завтрак.

09.00-09.36. Селекторное совещание.

09.37-09.48. Обсуждение с Ктесием плана работ.

09.49-10.51. Работа в лаборатории.

10.52-11.20. Приход Ктесия, разговор на отвлеченные темы.

11.21-12.00. Уход Ктесия, работа в лаборатории.

12.01-13.00. Кормление Аранея, пересвист, обед.

13.00-14.21. Работа в лаборатории.

14.22-14.28. Селекторный разговор с Мшински на повышенных тонах.

14.29-16.11. Работа в лаборатории.

16.12-16.29. Совместный доклад Нолано и Мугаджи о маршрутной разметке подвесных дорог.

16.30-17.00. Обсуждение с Ктесием результатов работ.

17.01-17.22. Кормление Аранея, пересвист.

17.23. — Уход Гримура из коттеджа.

Сводка лишний раз подтверждала скрупулезность коммодора в работе, кроме того, из нее было видно, что в момент моего нахождения на поверхности Марауканы он коттеджа не покидал. Правда, не совсем понятно, что собой означает «работа в лаборатории», когда основными функциями коммодора являются надзорные, но по этому поводу можно только гадать, поскольку я, опасаясь, что трансформер могут обнаружить, отключил визуальное наблюдение.

Часть позиций (уборку помещений биокибером, непонятную работу в лаборатории) я прослушивать не стал, поскольку они не содержали речевых характеристик, остальные прокрутил, но не все до конца. Невнятным бормотанием во время физзарядки и водных процедур оказалось чрезвычайно немузыкальное пение, причем весьма заунывное. Запись селекторного совещания я также опустил, так как принимал в нем участие, докладывая о своих исследованиях. Разговор с экзоархеологом Леонорой Мшински интереса не представлял, поскольку содержал уже известное мне требование о приостановлении работ. Кстати, Гримур оказался более толерантным руководителем, чем Ктесий, к тому же сразу нашел выход из положения, предложив Леоноре задуматься над дилеммой: если работы по созданию туристического комплекса на Мараукане будут законсервированы, то Майлетский Ксеноисторический Центр никогда не изыщет средств для самостоятельной экспедиции, а вот если Мараукана станет туристической Меккой, тогда фирма «Млечный Путь», согласно закону об охране археологических памятников Галактического Союза, будет обязана содержать на Мараукане постоянную миссию экзоархеологов.

Сухой доклад о маршрутной разметке подвесных дорог и обсуждение с Ктесием результатов сегодняшних работ также не содержали полезной информации. Пожалуй, только две позиции представляли для меня интерес: утреннее обсуждение Плана работ и разговор с координатором на отвлеченные темы.

Во время обсуждения плана работ Гримур, узнав, что на сегодня у планетолога нет загрузки, порекомендовал Ктесию направить меня на поверхность для контроля биокиберов, развертывающих строительство турбазы. Так что я оказался прав, угадав, кому принадлежит инициатива по отправке меня на поверхность Марауканы. Вместе с тем прав только наполовину. Удивительно, но факт, — Ктесий попытался переубедить коммодора не загружать меня бесполезной работой, однако Гримур своего распоряжения не отменил. А вот их разговор «на отвлеченные темы» я прослушал дважды. Странный это был разговор за журнальным столиком в холле, где коммодор и координатор пили любимый ими аристонский кофе.

Гримур. …Вчера поздним вечером ко мне заявился планетолог и потребовал объяснений, зачем я выпускаю на прогулку опасного хищника.

Ктесий (поперхнувшись). К-как?!

Гримур. А вот так.

Ктесий. А ты что, действительно выпускаешь Аранея на прогулку?

Гримур. Он у меня не спрашивает. Сам иногда выходит.

Ктесий. Как? Клетка вроде бы цельная?

Гримур. Спроси что-нибудь полегче.

Ктесий. М-да… И в этот вечер он тоже вышел «погулять»?

Гримур. В том-то и дело, что нет.

Ктесий. Откуда же тогда Астаханов…

Гримур. Не знаю! Араней сидел в клетке, и я показал его планетологу.

Ктесий. И как отреагировал Астаханов?

Гримур (с сомнением в голосе). Вроде бы поверил… Хотя мне показалось, что его страх и возмущение были наиграны.

Ктесий. Ты все-таки подозреваешь в нем агента СГБ?

Гримур. В подобных проектах агент СГБ обязательно присутствует. Обнаружение установок марауканцев и овладение их технологиями однозначно приведет к гигантскому скачку в области глобального воздействия на Пространство. Поэтому озабоченность надзорных служб Галактического Союза вполне естественна — эти знания не должны попасть в нечистоплотные руки.

Ктесий (фыркнув). Мы с тобой уже обсуждали этот вариант. Судя по масштабам катаклизмов, установки марауканцев должны иметь циклопические размеры и находиться где-то в толще планеты. Тайком овладеть ими — нереальная задача.

Гримур. Тайком, в открытую… Не наше это дело, пусть по поводу установок марауканцев головы болят в службе галактической безопасности.

Ктесий. Нас-то каким боком это касается?

Гримур (неуверенно). Н-не знаю… Предчувствие какое-то смутное…

(На некоторое время в холле воцарилось молчание. Подозреваю, что в этот момент Гримур с Ктесием смотрели на клетку с Аранеем, а он на них.)

Ктесий. Единственное, что не вызывает содрогания, это глаза. Я бы долго с ним не вытерпел.

Гримур. Порой и у меня возникают мысли бросить все к чертовой матери, когда нахожусь далеко от Аранея. Но это уже невозможно. Все-таки сто тридцать лет… Да и тебе кое-что перепадает.

Ктесий (раздраженно). Ага! Облысел совсем, голова как бильярдный шар!

Гримур (с иронией). А все думают — ты ее бреешь… Какой у тебя возраст по представительскому досье? Сорок один год? Такими лысыми в этом возрасте не бывают.

Ктесий (после некоторого молчания). Значит, ты считаешь, что Астаханов…

Гримур. Скорее всего. Эта его странная высотобоязнь… Любой нормальный человек давно бы скорректировал свой вестибулярный аппарат.

Ктесий (желчно). Как я бы избавился от своей лысины, а ты — от своей козлоногости!

Гримур. Вот только с нами сравнивать не надо! А потом… Да черт с ним, агент он или не агент. Нам-то какое до этого дело? Его проблемы нас не касаются. Как и наши — его. Кстати, помнишь, я тебе показывал странную схему, непонятным образом выплывающую на моем дисплее? Знаешь, что это такое? Схема марауканских катакомб под Пирамидой.

Ктесий. Даже так? И каким образом…

Гримур. Астаханов, когда отчитывался в своих исследованиях, сбросил моему секретарю результаты сканирования грунта. Пространственное расположение катакомб один к одному совпадает со схемой.

Ктесий. А что означает зеленая пометка?

Гримур. Тебя это очень интересует? Уж извини, но при сканировании грунта пометки не проявились. И лучше будет, чтобы мы о них ничего не знали. Именно это является делом агента СГБ, кем бы он ни оказался — Астахановым или еще кем-то, — а нам в его глазах лучше не светиться.

Ктесий (вздохнув). Наверное, ты прав…

Гримур. Не наверное, а точно.

Ктесий. Убедил. Спасибо за кофе, пойду. Вечером заглянешь ко мне?

Гримур. Обязательно.

Моя первоначальная версия рассыпалась, как карточный домик. Некоторые карты еще оставались стоять, но они были отнюдь не козырными и вот-вот должны были упасть от дуновения пока отсутствующих фактов. В то, что передо мной разыгрывался спектакль, я не верил, да и биочипы показывали весьма высокую степень правдивости разговора. Была у коммодора с координатором своя тайна, но, похоже, она не имела никакого отношения к моей проблеме. Что-то вроде тайны личности, однако я не имел права ничего сбрасывать со счетов. Откуда, например, появилась детальная схема катакомб, да еще со странной пометкой? Кому она нужна, и что за этим стоит?

Я еще раз прокрутил в голове разговор Грим-ура с Ктесием и ввел в ассист задачу разобраться, что собой представляет пересвист коммодора с Аранеем — «птичий язык», содержащий лишь эмоциональный фон, либо же хорошо развитое сильбо. И если это сильбо, то желательно предоставить перевод.

Ассист сделал выборку пересвиста из записанной трансформером сводки и запросил двенадцать часов для анализа. Дав «добро», я закрыл крышку ассиста, снял частотно-волновую блокаду и включил секретаря. Затем надолго задумался, перебирая в голове все факты сегодняшнего дня и пытаясь выложить из разрозненных кусочков мозаичное полотно. Естественно, цельная картина не вырисовывалась, но некоторые фрагменты все же начинали просматриваться.

— Свяжи меня с Марко Вичетом, — попросил я секретаря.

Несмотря на поздний час, биомеханик не спал и отозвался на вызов. Экран загорелся, и я увидел Марко, сидящего в лаборатории за препараторским столом с лазерным скальпелем в руках и надвинутым на глаза оптическим забралом. На столике перед Марко лежал подергивающийся сегмент какого-то биомеханического устройства

— Не помешал? — корректно поинтересовался я.

— А как по-вашему? — буркнул он.

— Извините, тогда я свяжусь с вами утром.

— Нет-нет… — Марко неожиданно стушевался, отодвинулся от столика, отложил скальпель и поднял с глаз забрало. — Что вы хотели?

— Мне нужен биокибер для сбора образцов с поверхности, — сказал я.

— Сейчас?! — изумился он, глянув на часы. — Помилуйте, поздняя ночь…

— А завтра утром?

— Утром будет утро… — Марко неопределенно покрутил головой. — Постараюсь. Чем его снабдить?

— Плазменным резаком, контейнерами для сбора образцов… В общем, стандартным набором геолога.

— Понятно. Какую программу вложить?

— Тоже стандартную.

— Вы знаете, что в условиях работы на Мараукане из стандартных программ геологов-андроидов изъят раздел свободного поиска?

— Я в курсе. Чтобы он невзначай не отпилил в качестве пробы кусочек от какой-нибудь археологической ценности.

— Вас это устраивает?

— Вполне.

— Тогда ждите биокибера завтра утром, — кивнул биомеханик. — У вас еще что-то ко мне?

— Это все. Спасибо.

— Не за что. — Марко опустил на глаза забрало и наклонился над подергивающимся сегментом. — Спокойной ночи… — пробормотал он, с головой уйдя в работу.

— Взаимно, — сказал я и отключился. Однако пожелание Марко впрок не пошло.

Недавнюю сонливость как ветром сдуло, и кофе здесь был ни при чем — в голове назойливо крутился разговор коммодора с координатором работ. Я бесцельно прошелся по лаборатории, заглянул в спальню. Куги приподнял голову, недовольно заворчал, но, уловив мое состояние, шлепнулся с кровати на пол и гусеницей пополз ко мне. Не любил он ночью тратить энергию, поэтому и выглядел хмурым и вялым. В конце концов его создавали как подушку для сна…

Мы вышли на крыльцо. Марауканская ночь опустилась на платформу, и светящиеся окна в коттеджах вызывали в душе странный, бередящий душу диссонанс нереальности происходящего. Не могло на мертвой планете что-то светиться, поэтому свет в окнах выглядел столь же мистически, как огни Святого Эльма на кладбище.

В окнах коттеджа Марко Вичета свет не горел, хотя я только что разговаривал с ним и видел, что он увлеченно работает — по всей видимости, опустил на окна светонепроницаемые жалюзи. Зато из всех окон коттеджа Мари Нолано струился странный голубоватый свет — уж и не знаю, в какую голографическую игру можно играть, чтобы задействовать площадь всего дома. А коттедж Ютты был полностью погружен в темноту, но мне почему-то подумалось, что она не спит, а на окнах опущены такие же светонепроницаемые жалюзи, как и у Марко Вичета.

К Ютте я не пошел. Отключив высотобоязнь, прошагал к краю платформы и сел, свесив ноги в темноту. Куги приплелся ко мне, тяжело вздохнул и, улегшись рядом, положил голову на колени. Вот уж кого не волновал вопрос высотобоязни — он и понятия не имел, что это такое.

Внизу раскинулось море мрака, над головой — чужое звездное небо, и хотя все, что могло напоминать Землю, осталось в темноте за спиной, в душе тлело щемящее ощущение чего-то близкого и родного, будто я сидел не на краю исследовательской платформы, зависшей над поверхностью мертвой планеты, а находился на безлюдном высокогорье на Земле под знакомыми созвездиями и прибыл сюда после очень длительной звездной командировки. И усилившийся в ночи рокот марауканского прибоя казался настолько родным, что только теперь понималось, как его не хватало на чужбине.

Однако, как я ни пытался развеяться, чтобы мозг отдохнул, где-то на периферии сознания продолжался анализ разговора коммодора с координатором. Не интересовали их установки марауканцев, а именно эти установки, по предположению аналитического отдела, являлись отправной точкой моего расследования. Была у Гримура с Ктесием своя тайна, причем настолько несуразная, что нормальный человек в нее не мог бы поверить. Исходя из тех обрывочных данных, которые промелькнули в разговоре, следовало понимать, что Араней является своеобразным талисманом Гримура, якобы дарующим ему долголетие. Чушь несусветная. Но я почему-то в это верил. И ничуть не завидовал.