Серебро ушел, оставив на столе фотографии. Словно на память. А вот окурок «потусторонней» сигареты из пепельницы исчез. Видимо, перекочевал в карман следователя для химического анализа. Ловко получилось, я и не заметил.

Под неодобрительные взгляды официанта я стал один за другим сжигать снимки над пепельницей. Фотографии горели плохо, скорее тлели, эмульсия коробилась, и от этого казалось, что трупы бандитов оживают. Последним горел снимок Куцейко. Я равнодушно наблюдал, как корчилась в огненной агонии непризнанная серпентологами змея, и вдруг увидел то, чего просто не могло быть. Причем заметил это еще при первом просмотре, но тогда не придал особого значения. Ракурс! Секунду я оторопело глядел на исчезающий в огне снимок, а затем поспешно стал его гасить. К сожалению, спохватился поздно, и теперь на оставшемся клочке ничего нельзя было разобрать. И все же я мог дать голову на отсечение, что фотографировали Куцейко не со второго этажа здания УБОП. И не с деревьев — они в сквере молодые, да и нет их вблизи здания. Там, откуда производилась съемка, было голое небо.

Несколько секунд я с сожалением смотрел на обгоревший клочок, а затем по спине пробежали мурашки. Кем на самом деле является следователь Серебро? И каким образом группе «Кси» удалось заснять «вольного художника» Куцейко с его змеей с чистого неба? Из космоса, что ли?

Я закурил, откинулся на спинку кресла и стал анализировать недавний разговор. Тут-то и начали вылезать «белые нитки» из стройного рассказа следователя о группе «Кси». Слишком стройного, слишком гладкого, слишком правдоподобного. Вряд ли агент сверхсекретного отдела ФСБ будет настолько откровенен — я тоже не лыком шит, наслышан и о «дезе» и о «легенде». К тому же абсолютно не верилось, что подобная аналитическая группа КГБ могла сохраниться и в полном составе продолжать свою деятельность в ФСБ. На фоне роспуска элитного подразделения быстрого реагирования «Альфа» и рассекречивания чуть ли не всей зарубежной агентуры сохранение группы, изучающей мифический феномен летающих тарелочек, выглядело ненатурально. Тем более что, по словам Серебро, структурная сеть группы охватывала всю страну и даже в ничем не примечательном Алычевске имела своего резидента. На такую организацию нужны сумасшедшие бюджетные ассигнования, а где их взять, когда даже на финансирование космических программ выделяются крохи? С другой стороны, факт существования группы налицо — меня вычислили чуть ли не с момента появления дара предвидения, причем действовали весьма оперативно и обстоятельно.

И снова мурашки пробежали по спине. В голове родились сразу две версии, объясняющие существование группы «Кси». Прямо сказать, жутковатые. Первая: Серебро не врал, и группу «Кси» не расформировали потому, что контакты с летающими тарелочками в действительности имели место и были отнюдь не дружеского характера со всеми вытекающими последствиями. Вторая: Серебро пришел из того же потустороннего мира, что и Рыжая Харя со товарищи, и был, если так можно выразиться, из конкурирующей организации. Если у Нас существуют службы разведки и контрразведки, то почему их не может быть там?

Однако, поразмыслив, я отбросил вторую версию. Чересчур реален и приземлен Серебро. К тому же, если в нее поверить, получалось не просто «слишком много», а «чрезвычайно много привидений».

Оставалась одна версия. Гладкая и стройная «легенда» с единственной, на первый взгляд неприметной, неувязочкой — фотографией Куцейко. И было похоже, что вот так вот походя мне эту дилемму не решить.

Загасив сигарету, я покосился на оставленный следователем мобильный телефон. Если Серебро все-таки пришел из потустороннего мира, то мобильник должен оказаться такой же фальшивкой, как их еда, карты, доллары, монеты.

Я взял мобильник и набрал номер.

— Добрый день. Реанимационное отделение?

— Да.

Телефон оказался настоящим, и на душе стало легче. Но самую малость.

— Пригласите, пожалуйста, Светлану Анатольевну.

— Минутку.

Минутка растянулась на все пять.

— Слушаю, — наконец донесся из аппарата тоненький голосок врача-реаниматолога.

— Здравствуйте, Светлана Анатольевна! — Я постарался придать голосу задушевный тон. — Вы меня узнаете?

— Здравствуйте, — сказала она. — Узнаю. Вы — Роман Челышев, друг Владислава Ступина.

— Как дела у нашего пациента?

— Нормально. Потихоньку поправляется. Еще не разговаривает, но взгляд осмысленный. Будем надеяться, что все обойдется. Он человек молодой. Сегодня кушать начал — его как раз невеста с ложечки кормит.

Кровь ударила в голову. Невеста… Вот те раз!

— Вам какие-то лекарства дополнительно нужны? — спросил я сдавленным голосом.

— Нет, спасибо, — корректно ответила врач. — Все есть. Да, она просила, если вы позвоните, пригласить к телефону. Подождите…

— Не надо! — выкрикнул я, но врач уже ушла.

«Вот те и два…» — промелькнуло в голове. Мне только этих забот не хватало!

Мгновение я с ненавистью смотрел на мобильный телефон, затем отключил его и сунул в карман. Хотя очень хотелось изо всей силы размозжить о тротуарную плитку, чтобы пластмасса брызнула мелкими осколками. В «просвещенной» Франции адюльтер в порядке вещей, но роль «друга семьи» не по мне. Не дорос до европейского воспитания.

Я огляделся и кивком подозвал официанта.

— Принеси-ка мне водки… — попросил я, когда он подошел.

Не знаю, что официант увидел в моих глазах, но принес он литровую бутылку и не рюмку, а стакан. Словно прочитал мои мысли, либо кто из «мелких бесов» ему на ухо нашептал.

Я налил полный стакан, хотел выпить залпом, но не получилось. Горло пережало, и я закашлялся на первом же глотке. Ну что за сволочная ситуация?! Даже напиться не могу.

Вскочив с кресла, я швырнул на столик деньги и поспешил из кафе. Куда глаза глядят. И плевать мне было на предупреждение агента особо секретной группы «Кси», что из окна соседнего дома за мной могут наблюдать в оптический прицел.

Выходя из кафе, я рукавом зацепился за проволоку, которой к ограде был прикручен рекламный плакат. Задержавшись на секунду, отцепился, скользнул по плакату взглядом. Замученный сказочный кото-медведь уныло смотрел на меня маленькими глазами, и вдруг показалось, что левый глаз подмигнул красноватым светом. Это было последней каплей.

В голове помутилось, и дальнейшее помню весьма смутно. Что-то случилось со зрением — окружающее почему-то воспринималось в зеленоватом мерцающем свете, а сознание напрочь отказывалось функционировать. В голове жужжало и искрило, как будто закоротило какие-то контакты, и я механически бродил по городу, как андроид с поврежденным электронным мозгом, разве что тревожная надпись «Перегрузка!» не вспыхивала перед глазами. Никогда раньше ничего подобного со мной не происходило. Кажется, в психологии это называется стрессовой ситуацией, когда мозг, стараясь сохранить психическое, равновесие, отключает сознание. Слишком много на меня в последние дни навалилось, и рассудок, похоже, среагировал адекватно. То ли «мелкие бесы» допекли, то ли Серебро довел, то ли ситуация с Люсей повлияла, то ли все вместе взятое подействовало на нервы. Либо шаровая молния на даче Популенкова закоротил.а извилины мозга, настроив меня не только на предвидение будущего. Как бы там ни было, но выпал я из реальности полностью.

Очнулся под вечер, сидя на скамейке возле железнодорожного вокзала. Чувствовал себя разбитым, опустошенным, но нормальное восприятие мира восстановилось. В левой руке я держал вафельный стаканчик мороженого, костяшки пальцев на правой руке саднило, словно с кем-то дрался, рубашка на груди была забрызгана чем-то зеленым. Хорошо, не кровью. Впрочем, может, и кровью, — черт его знает, какая она у Рыжей Хари… Вроде бы ей по морде врезал, когда она с вывески кафе подмигнула.

Я с недоверием посмотрел на сбитые костяшки. На них запеклась кровь, но моя, красная, и зеленых капель на руке не было. Смутно припомнилось, как бродил по городу от бара к бару, пытаясь напиться, но нигде спиртное не лезло в горло. Потом, кажется, нищим на бульваре стал доллары раздавать… Я полез в карман и убедился, что от трех тысяч, оставшихся после оплаты операции, чудом уцелело всего триста баксов. Красиво, видно, раздавал, не скупясь. По-купечески.

Стаканчик мороженого в руке дернулся, я перевел на него взгляд и обмер. Мимо скамейки, кто с вокзала, кто на вокзал, проходили люди с сумками, чемоданами, тележками, а «грызун» самым наглым образом ел у меня с руки мороженое.

Я машинально облизал губы и понял, что к мороженому не прикасался. Для «грызуна» покупал. Никому из привокзальной толпы ни до меня, ни до пляшущего в руке мороженого не было дела, но на всякий случай я поставил стаканчик под скамейку и загородил его ногами. От греха подальше.

Затем достал сигарету, закурил и по привычке пожелал про себя господину Популенкову перевернуться в гробу. В общем-то господин Популенков не был виноват, что меня контузило взрывом шаровой молнии у него на даче, но кто-то же за все, что со мной теперь происходит, отвечать должен? Когда Рыжая Харя охраняет мою персону подобно церберу, лучше винить мертвых, чем живых.

Мысли в голове текли вяло, инертно. Словно у самоубийцы. Определенно шаровая молния воздействовала на извилины не только тем, что наделила меня способностью предвидеть будущее и вызывать, помимо собственной воли, «мелких бесов». Никогда раньше не испытывал зависти, а вот теперь… Завидовал ребятам на ипподроме, завидовал новому ухажеру Аллы, позавидовал Владику… При мысли о Люсе на душе стало совсем пакостно. А этому чувству откуда взяться?! Были в моей жизни женщины, но чтобы к какой-нибудь вот так прикипеть? С какой такой стати, почему?

Эх, сесть бы сейчас в поезд да укатить куда-нибудь к черту на кулички! Все проблемы разом решатся… Но я не сдвинулся с места. Решится только одна проблема — с Люсей. А группа «Кси», даже если сейчас удастся ускользнуть от ее внимания, рано или поздно меня вычислит. При ее агентурной сети это вопрос нескольких дней. Что же касается «мелких бесов», то бегством от них не избавиться. Нет для них расстояний, а заклинаний я не знаю.

Мимо скамейки к зданию вокзала прошел седовласый мужчина в безукоризненном кремовом костюме, держа в руке небольшой пластиковый кейс. Я непроизвольно проводил его взглядом и в очередной раз позавидовал. Вполне респектабельный человек едет в командировку. В кейсе — электробритва, зубная щетка, деловые бумаги… Быть может, бутылка коньяка, чтобы в купе с попутчиками время скоротать.

Я посмотрел на кейс, и тут на меня накатило. Не было в кейсе ни зубной щетки, ни деловых бумаг. В нем находились десять аккуратных пачек стодолларовых банкнот. Ни в какую командировку этот человек не уезжал, а шел в камеру хранения, чтобы оставить кейс в ячейке под номером тридцать семь и шифром «В481». Через полчаса за кейсом приедут те самые ребята, которые три дня назад устроили бойню в погребке «У Еси».

Экспозиция будущего зарябила в голове, подернулась россыпью зеленых искр и исчезла. Минуту-две я лихорадочно осмысливал полученную информацию, затем было дернулся, чтобы извлечь из кармана мобильник и позвонить Серебро, но вовремя спохватился. Какой он, к черту, следователь! Несомненно, властью обременен большой, если УБОП предоставил ему кабинет для инсценировки ведения следствия, но вряд ли он в курсе оперативных данных по делу об убийстве Ураловича и Шерези. Да и мне незачем афишировать группе «Кси» свои способности. «Ксенологам» многое обо мне известно, однако из разговора в кафе я понял, что о моих конкретных способностях они имеют самое смутное представление. Не стоит им раньше времени раскрывать свои возможности. Во избежание. Узнают всю подноготную, неизвестно, как себя поведут.

Я глубоко затянулся сигаретой. Нехорошее чувство угнездилось в сердце. Как и большинству нормальных людей, мне было наплевать на криминальные разборки — кто кого в очередной раз пристрелил и почему. Лишь бы меня никоим боком не задевало. Но в том-то и дело, что убийство двух бизнесменов в погребке «У Еси» очень даже меня касалось. Конечно, заниматься расследованием и предпринимать какие-то шаги против киллеров я бы не стал, но, если уж представился случай, упускать его глупо.

Все складывалось наилучшим образом. Сейчас седовласый «командированный» поставит кейс в ячейку автоматической камеры хранения и уйдет. На полчаса деньги останутся без присмотра — согласно договоренности заказчики и исполнители строго соблюдали обоюдное инкогнито и друг друга в лицо не знали. Не в первый раз сотрудничали, и до сих пор сбоев при передаче денег не было. Откуда им знать обо мне и моих способностях? Люди они сугубо рациональные, к гадалкам не ходят…

Внезапно на меня упала чья-то тень, и я поднял голову. Напротив скамейки остановился коренастый мужчина в потертых джинсах, выцветшей зеленой футболке и сбитых кроссовках. От светившего из-за его спины солнца лица было не разобрать. Рядом с мужчиной стояла тележка, груженная четырьмя ящиками из-под бананов. Судя по пятнам пота на футболке, в ящиках находились не экзотические фрукты, а по крайней мере кирпичи.

— Привет, Роман! — весело сказал он. Я сощурился, склонил набок голову, чтобы солнце не так слепило, и, наконец, разглядел лицо.

— Здравствуй, Махмуд, — сдержанно кивнул я. Совсем некстати он появился.

— Отдыхаешь? — спросил Махмуд, не обратив внимания на мой неприветливый тон. — И я присяду. Весь день на ногах, устал.

Он подкатил тележку поближе к скамейке и сел рядом.

— Ты почему в кафе не возвратился? — по-свойски поинтересовался он. — Мы с Андреем ждали, пока заезды не закончились и народ с трибун в кафе не повалил. Пришлось столик освобождать — пиво-то твое мы допили.

Краем глаза я заметил, как из здания вокзала появился седовласый «командированный» и направился в нашу сторону к ожидавшему у бровки тротуара «Мерседесу». Кейса у него в руках уже не было.

Сергей Николаевич Порошин, «вспомнил» я. Помощник мэра по общим вопросам. Видение в этот раз было как никогда обширным, и я знал не только ближайшее будущее, но и недалекое прошлое. Имена, фамилии, как, когда и кем заказывалось и исполнялось убийство бизнесменов в погребке, и даже то, что вопреки договору оплата «работы» киллеров была проведена не на следующий вечер, а отсрочена на два дня, словно кто-то специально подготавливал почву для моей экспроприации. Похоже, мои возможности начинали расширяться.

— Как это не возвратился? — Я повернул лицо к Махмуду, чтобы на всякий случай не встретиться взглядом с Порошиным. — Вернулся. Но вас и след простыл. Пришлось пить пиво, пристроившись на подоконнике.

— Вернулся он! — фыркнул Махмуд. — Ты бы еще сегодня попытался нас на ипподроме найти. Пиво — не водка, оно не в голову бьет, а на мочевой пузырь давит.

Буквально кожей я почувствовал, как мимо скамейки прошел Порошин. Ничего он не подозревал, ни о чем не догадывался, и в мыслях ничего такого не было.

— Ты, кстати, в курсе, что в последнем забеге кто-то солидный куш в тотализатор сорвал? — спросил Махмуд. — Говорят, тридцать тысяч зеленых. Повезло мужику! Наверное, из таких же крутых, как этот, — кивнул он в спину удаляющегося Порошина. — Где нам триста-четыреста баксов на ставку наскрести? А деньги, они к деньгам липнут.

— Да уж… — рассеянно поддакнул я.

Мне вдруг почему-то вспомнился старик с ипподрома, интересовавшийся, на кого я поставил. Руки у старика дрожали, глаза слезились, и он очень хотел выиграть. Но поверить мне не рискнул. «Как бы у старика инфаркт не приключился», — запоздало подумал я.

— Бананами на рынке приторговываешь? — задал я первый пришедший на ум вопрос. Мне было абсолютно все равно, что в ящиках и чем занимается Махмуд. За спиной хлопнула дверца «Мерседеса», и машина тронулась с места.

— Какие еще бананы? — возмутился Махмуд. — В ящиках книги. У меня лоток на привокзальной площади. Подрабатываю, жить-то надо.

— А-а… — равнодушно протянул я. — Пушкин, Толстой… Луч света в темном царстве…

Махмуд недоуменно уставился на меня.

— Ты что, с луны свалился? — едко заметил он. — Сейчас классику никто не читает. Самый ходовой товар — детективы!

— Ну да, конечно, — согласился я и, покивав головой, бросил взгляд на часы. В моем распоряжении оставалось двадцать минут. — Каков мир, такова и литература.

Махмуд что-то резко ответил, защищая детективный жанр, но я не расслышал. Вдруг понял, что мой простенький план — изъять набитый долларами кейс из ячейки автоматической камеры хранения — может закончиться перестрелкой. Киллеры прекрасно осведомлены, в каком именно кейсе передают им гонорар, и не исключена вероятность, что я столкнусь с ними при выходе из здания вокзала. Варианты измененного будущего дар предвидения не демонстрировал.

Однако мысль сработала быстро и четко.

— А давай, Махмуд, пива выпьем, — предложил я. Кажется, сказал невпопад, посреди отповеди Махмуда, защищавшего офенин промысел. Он осекся, посмотрел на меня и стушевался.

— Не получится, — пробормотал он, отводя глаза. — Не очень удачный день был — практически ничего не наторговал.

— А говоришь, детективы хорошо идут, — заметил я. — Не переживай, угощаю. Посиди минут десять, а я сбегаю. Кстати, у тебя сумки не найдется? Не в руках же бутылки нести?

— Найдем, — кивнул Махмуд. Он склонился к тележке, открыл один из ящиков и вынул из него аккуратно сложенную сумку, сшитую из искусственной мешковины. — Устроит?

Еще бы меня не устроило! В эту сумку могли поместиться три кейса.

— Великовата, ну да ладно, — махнул я рукой. — Давай:

Взяв сумку, я направился к вокзалу. В этот раз «изменение будущего» происходило несколько иначе, чем обычно. Никакой противодействующей силы я не ощутил, но сознание как бы раздвоилось — одна половина управляла телом, другая же словно наблюдала за ним со стороны. Наблюдала и бесстрастно анализировала.

Недавно отреставрированное здание вокзала внутри блистало черными полированными полами, белым, под мрамор, пластиком стен, зеркальными стеклами касс европейского стандарта. Я рефлекторно замедлил шаг, боясь поскользнуться. Ничего подобного не произошло, подошвы намертво прилипали к блестящей поверхности. Похоже, не я один обманулся — подавляющее большинство пассажиров с натугой приволакивали ноги, будто ступали по льду. С таким обхождением недолго полу блистать полировкой — не для нашего менталитета подобное покрытие.

Впрочем, все это сознание отмечало мимоходом, отстранение, а тело с уверенностью запрограммированного робота прошагало в зал автоматических камер хранения. В отличие от общего зала людей здесь оказалось немного, и, к своему удивлению, под потолком я не увидел телекамер слежения. Поскупились железнодорожники, а напрасно. Хотя по факту пропажи кейса к ним вряд ли кто обратится.

Извлечь из ячейки кейс и сунуть его в сумку было минутным делом. Затем я купил в киоске полдюжины холодного пива и вернулся к скамейке. Здесь наконец раздвоение сознания закончилось, и я облегченно перевел дух. Нелегкое это дело — воровство.

Махмуд с удивлением посмотрел на раздувшуюся сумку и с недоверчивой усмешкой покачал головой.

— Нам столько не осилить.

— Что не осилим, домой унесу, — весело парировал я. Махмуд промолчал, но по насупленному виду я его понял.

— Держи, — протянул я двадцать долларов, — новую сумку купишь.

Махмуд взял деньги, пошуршал ими и с подозрением посмотрел на меня. За эти деньги можно было купить десяток таких сумок.

Я беззаботно рассмеялся, сел на скамейку и, наклонившись к уху Махмуда, шепнул:

— Знаешь, кто куш на ипподроме сорвал?

Он отшатнулся. В зрачках вспыхнул огонек восхищения.

—Ты?!

Я кивнул.

— Только не тридцать тысяч, а девять, — уточнил я тихо. — Молва любит преувеличивать. Но и это неплохо, как считаешь?

— Неплохо… — эхом отозвался он и, оценив ситуацию, справедливо возмутился: — Что же пивом тогда угощаешь?!

— А ты предлагаешь в таком виде и с твоим грузом в ресторан зайти? Или прямо здесь, на скамейке, коньяк распивать? Смотри, кто здесь гуляет.

Мимо, обходя свой участок, неторопливо прошел дежурный милиционер, скользнув по нашим лицам оценивающим взглядом.

— Уговорил, — кисло усмехнулся Махмуд.

Я чуть расстегнул «молнию» на сумке, достал две бутылки пива.

Солнце уже скрылось за коньком крыши вокзала, но жара не спала, поэтому по бутылке мы выпили сразу, не отрываясь от горлышек. Откуда ни возьмись появилась опрятная старушка и, униженно бубня, начала выпрашивать пустые бутылки. Мы отдали, я достал вторую пару пива, и старушка, вежливо извинившись, попросила никому, кроме нее, пустую тару не отдавать. Заручившись нашим согласием, она отошла метров на десять и уселась на соседнюю скамейку, не сводя с нас скорбных глаз. Не дай бог мне дожить до пенсии и очутиться на ее месте.

Разговор не клеился. Больше всего хотелось встать и уйти подальше от вокзала, но как это сделать, не вызвав у Махмуда обоснованных подозрений, придумать я не мог. Махмуд тоже помалкивал, обескураженный известием о том, кто именно сорвал солидный куш в тотализатор.

Обойдя привокзальную площадь, милиционер снова прошел мимо скамейки, задержав на нас взгляд. В глазах милиционера читалась зависть. В такую жару ему тоже хотелось холодного пива, но служба не позволяла.

— Что, пустая тара нужна? — внезапно зацепил его Махмуд. — Опоздал, к нам уже очередь. — Он указал бутылкой на старушку на соседней скамейке.

Щека у милиционера дернулась, лицо посуровело. Он остановился и вперился в Махмуда тяжелым взглядом.

Я обомлел. Не хватало только, чтобы нас именно сейчас забрали в участок. Представляю, как там будет «весело», когда из сумки извлекут кейс и откроют.

— Ты чего, Махмуд? — обозлился я. — Человек при исполнении, а ты его подначиваешь. Извините нас, — обратился уже к милиционеру. — Шутки у моего друга дурацкие.

Милиционер мельком глянул на меня, подошел к тележке, заглянул в приоткрытый картонный ящик. Увидев книги, поморщился. Не стоил этот товар того, чтобы с нами связываться.

— Шути лучше со своей женой, — посоветовал он Махмуду. — Если я пошучу, тебе будет не до веселья.

Он развернулся и зашагал прочь. У меня отлегло от сердца.

— В каталажку захотел? — прошипел я.

— А… — пренебрежительно отмахнулся Махмуд. — В печенках менты у меня сидят. Дня не проходит, чтобы книгу с лотка не захапали. Хуже рэкетиров — те книжников не трогают.

Предлог получился — лучше не придумаешь. Самое время напустить на лицо обиженный вид, подняться и уйти. Но я не успел. Вышло мое время.

По асфальту прошуршали шины, и у обочины дороги, почти на том самом месте, где стоял «Мерседес» Порошина, остановилась темно-синяя «Тойота». Мне и оборачиваться было не нужно — картинка из будущего стояла перед глазами.

Дверца машины распахнулась, из салона выбрался парень и деловым шагом направился к вокзалу.

Я мельком глянул на часы, краем глаза зацепил парня и обмер. Надо же так опростоволоситься! Следователя из меня точно бы не получилось. Два раза «видел» этого парня в вещих видениях, один раз воочию, а сопоставил и то, и другое только сейчас. Новый ухажер Аллы. Отнюдь не случайно мне подумалось в кафе, что жизнь у него связана с криминалом, но я тогда на подсказку подсознания не обратил внимания. В одном, правда, ошибся — не «Мерседес» у него, а «Тойота»… Но зато теперь я полностью знал его подноготную. Егор Долгушин, двадцать шесть лет, родился в городе Томске. Отучился два курса на экономическом факультете Московского университета, затем бросил. Мастер спорта по пулевой стрельбе, оттачивал свое мастерство наемным снайпером в Приднестровье. Умный, расчетливый, беспринципный. Создал группу киллеров из таких же, как сам, ребят, основанную на жесткой дисциплине и строгой конспирации. Никто в группе не знает его прошлого — сейчас он Игорь Долгов, с соответствующими документами. А в машине сидят Павел Смирнов и Даниил Коровин — имена и фамилии подлинные, но ребята под стать своему шефу. Из новой популяции киллеров, для которых избранная профессия не развлечение, а серьезная работа. Еще почему-то в голове возникла информация о директоре ипподрома — Михаиле Александровиче Грызлове. Он тоже имел какое-то отношение к киллерам и мэру, но я отодвинул эту информацию на второй план. Связь Грызлова с киллерами была запутанной и как бы второстепенной — почему-то именно он являлся причиной непредвиденной задержки передачи денег на два дня, но мне сейчас было не до детального анализа.

— Ждешь кого-то? — спросил Махмуд, заметив, как я посмотрел на часы.

— Нет. Меня в гости ждут, — нашелся я. — Но минут десять еще есть.

Долгушин-Долгов скрылся в здании вокзала, я допил пиво и кивком головы подозвал старушку.

Внезапно дверцы «Тойоты» захлопали, из машины выскочили Смирнов и Коровин и почти бегом устремились к вокзалу. Коровин на ходу спрятал в карман сотовый телефон.

«Началось», — похолодело в груди.

Они встретились на высоком крыльце вокзала, быстро обменялись короткими фразами и тут же разбежались. Смирнов скрылся в здании, Коровин юркнул в подземный переход, ведущий на перрон, а Долгов-Долгушин остался на крыльце, пристальным взглядом обводя привокзальную площадь.

Как хорошо, что я догадался взять у Махмуда сумку и спрятать в нее кейс! В два счета меня бы сейчас вычислили.

Неторопливо развернувшись, я достал из сумки последние две бутылки, откупорил, передал одну Махмуду и в этот момент почувствовал, как ищущий взгляд Егора Долгушина прошелся по скамейке. Ощущение было настолько острым, что даже показалось, будто на секунду взгляд задержался именно на мне. Чего только не почудится в смятении — у страха глаза велики.

— Значит, детективами приторговываешь? — спросил я, отхлебывая из бутылки и краем глаза косясь на крыльцо.

— Ага, — равнодушно согласился Махмуд. От пива он разомлел и не обратил внимания на то, что эту тему мы уже обсуждали.

Я помолчал, повертел бутылку в руках, снова отхлебнул и во время глотка бросил взгляд на здание вокзала. Не обнаружив ни у кого из пассажиров своего кейса, киллеры вновь собралась на крыльце. В этот раз обсуждение ситуации было еще короче, и они скорым шагом направились к машине.

— И кто же из авторов пользуется наибольшим спросом? Чейз, Агата Кристи? — поинтересовался я, когда киллеры проходили мимо. Шли они столь стремительно, что я не в меру обостренным восприятием ощутил, как меня зацепило турбулентным потоком. Ох, не завидовал я Порошину!

— Не котируются сейчас зарубежные детективы, — вздохнул Махмуд. Похоже, его турбулентный, поток не коснулся. Он даже не обратил внимания на трех спешащих мимо парней. — Хорошо покупают Маринину, Бушкова… Да, вот еще новый автор появился — Кондратьев. Тоже неплохо берут. Могу дать почитать.

За спиной хлопнула дверца «Тойоты», и машина стремительно сорвалась с места. Я с трудом удержался, чтобы не посмотреть вслед.

— Два романа у Кондратьева вышло, — продолжал Махмуд, — «Алиби для всех» и «Алиби для одного». Ты какое хочешь?

Занятый своими мыслями, я не сразу уловил двоякий смысл фразы. А когда понял, вздрогнул. Но в темных раскосых глазах азиата мне опять ничего не удалось разглядеть. Как и в кафе на ипподроме, было неясно, вкладывал ли он подспудный смысл в свои слова, или это получилось неосознанно.

— Так какое «Алиби» тебе дать? — повторил Махмуд, растягивая губы в неопределенной улыбке. — Или оба сразу?

Ни выражения глаз, ни улыбки азиата европейцу понять не дано. Никогда откровенность не была у них в чести, веками воспитывались в расе сдержанность, скрытность, пока методом естественного отбора эти особенности прочно не закрепились на генетическом уровне. С одним и тем же выражением лица, с одной и той же улыбкой они и врага убивают, и харакири делают.

— Спасибо, но мне сейчас не до чтива, — поблагодарил я, пытаясь ответить простоватой улыбкой. — Как-нибудь в другой раз.

— Уже уходишь?

— Да. Пора. — Я встал со скамейки, подал Махмуду руку. — До встречи.

— А как же обещанный ресторан?

Я заглянул в глаза Махмуда и снова не понял, хочется ли ему просто выпить за чужой счет, либо за этим скрывается нечто другое.

— Возьми, — протянул я ему визитку. — Звони по домашнему номеру, с работы я недавно рассчитался. Когда будешь свободен, тогда и звони. Договоримся.