Виталий Забирко

Теплый снег

ДЕНЬ ПЯТЫЙ

ИНФОРМАЦИОННАЯ СВОДКА:

По решению Учёного Совета приостановлена деятельность всех научных групп, исключая группы исследования акватрансформационных процессов, астрофизических наблюдений и исследования физики макропространства.

Для установления связи с орбитальной станцией "Шпигель" создана группа межпространственной связи и локации.

На поиски геологических и гляциологических партий, работающих в условиях открытой местности, вышли три сформированных спасательных отряда.

Введён лимит на воду...

1

Косташен рывком сел на ложе, и оно, податливо прогнувшись, приняло форму кресла. Нервно хрустнув пальцами, Косташен с ненавистью бросил взгляд на раскрытую крелофонику, стоявшую в углу гостиничного номера. Концерт должен был давно закончиться - середина ночи! - но никто из труппы в гостиницу ещё не вернулся. Даже Бри.

Стены гостиничного номера давили на Косташена, казалось, они постепенно, миллиметр за миллиметром, сдвигались, вызывая атавистический страх клаустрофобии. Но при одной только мысли - распахнуть заблокированное окно - ему становилось ещё хуже. Что он там увидит? Глухую ночь. И серое, землистое, без единой звёздочки небо, которое вот уже пятые сутки давит на заснеженную пустыню. Косташен крепко зажмурился, сцепил зубы, пытаясь унять дрожь в пальцах. И занесла же его сюда нелёгкая!

Гастроли Одама Косташена подходили к концу. Шесть дней назад он дал на Снежане свой предпоследний концерт - последний предстоял в системе Гарднера, куда их труппу должен был доставить транспорт, снабжавший Снежану водой. А затем - долгожданное возвращение на Землю. Но теперь чёткий, выверенный график гастролей с треском ломался, и было неизвестно, когда же он сможет возвратиться домой. И сможет ли вообще.

От природы нервный и вспыльчивый, Одам Косташен не любил непредвиденных обстоятельств. Не любил спешки, беготни и всяческой суеты. В обыденной жизни он старался поддерживать размеренный и спокойный ритм, распланированный изо дня в день, из месяца в месяц, из года в год. Утренняя репетиция, двухчасовая прогулка в парке, затем прослушивание новых крелофонических записей (изредка, если тема ему импонировала, совпадала с сиюминутным настроением, он импровизировал на репетиционной крелофонике), снова короткий отдых и, наконец, вечерний концерт. Столь пуританская личная жизнь помогала аккумулировать эмоциональную энергию, которая вечером выплёскивалась без остатка. Подобный распорядок Косташен менял редко, с большой неохотой, а если и принимал такое решение (вроде нынешних гастролей), то делал это загодя, обстоятельно обдумывая и взвешивая всё по пунктам до мельчайших деталей. Конечно, в его музыкально-затворнической жизни встречались непредвиденные обстоятельства (особенно раздражали усовершенствования в крелофонической аппаратуре, когда приходилось месяцами приспосабливаться к новым характеристикам звучания и восприятия, к изменённым амплитудам всплесков эмоций), но то были обстоятельства, так или иначе связанные с его работой, и он их в конце концов преодолевал. Возникший же на Снежане прецедент оказался иного порядка - он вторгся в его замкнутый в крелофонической музыке мир, словно инородное тело, и Одам Косташен, взлелеянный и выхоленный в мире звуков, грёз, красок и запахов, оберегавший себя, свой талант, свой мозг от засорения реальностью, был выброшен именно в этот - непонятный ему, ненужный, реальный человеческий мир.

Косташен нервно потянулся и снова хрустнул суставами пальцев. Нужно расслабиться, отвлечься... Он вызвал информатор, и из стены в комнату вплыло маленькое подобие фиолетовой шаровой молнии.

"Что будем смотреть? - вяло подумал Косташен. Шар информатора висел посередине комнаты и слабо потрескивал мелкими искрами. - Ну, хотя бы, куда нас занесла та самая нелёгкая..."

- Звёздный атлас, - сказал Косташен. - Корриатида.

В комнате пала межзвёздная мгла. Затем постепенно из её центра стало вспухать оранжевое солнце.

- Корриатида, - сказал безжизненный голос. - Звезда спектрального класса С-3, устойчивая, масса 2,14.10 33 г (1,068 Солнечной), линейный диаметр - 1390000 км, плотность - 1,36 г/см3, температура на поверхности 3 300 град. К. Координаты по шкале Ройзмана на сегодняшний день - 341,148; 218,046; 49,670 (данные указаны в парсеках по расстоянию от пульсаров с частотой 0,241; 0,013; 1,430 соответственно). Расстояние от Земли...

- Хватит! - оборвал Косташен. - Можно человеческим языком? Без цифр?

- Вопрос не понят, - бесстрастно заметил голос. - Программа рассчитана на информационный багаж второй школьной ступени. Другой программы нет.

- Ладно! - отмахнулся Косташен. - Планетная система.

- Планетная система, - послушно продолжил информатор. Корриатида стала съёживаться и отдаляться, а из пространства медленно выплыла идеально белая, светящаяся атмосферой планета.

- Снежана, - объявил голос, - единственная планета звезды Корриатида. Орбита - приближенная к окружности; удаление от Корриатиды - 160,2 млн. км; масса - 5,3.10 27 г (0,86 Земли); средняя плотность - 5,8 г/см3; период обращения вокруг звезды - 1,26 года; наклон к плотности эклиптики - 86о 22' 41'', период обращения вокруг оси - 22 часа 6 минут 34 секунды; экваториальное ускорение силы тяжести - 971,740 см/с2; ускорение силы тяжести на полюсах - 975,491 см/с2. Магнитное поле...

- Дальше!

- Гравитационное поле...

- Дальше!

- Радиационные пояса...

- Дальше!

- Ионизация атмосферы...

- Дальше! Дальше! Дальше!!!

- Состав атмосферы: азот - 76,4%, кислород - 20,2%, аргон - 3,38%, остальные газы - 0,02%.

Погодные условия практически статичны. Облачность отсутствует. Колебания среднесуточной температуры не превышает 5-10 град. С, при средней дневной температуре + 22 град.С. Скорость воздушных потоков, возникающих преимущественно по линии терминатора, не превышает 5 м/с.

Флора - отсутствует.

Фауна - отсутствует.

Микроорганизмы - отсутствуют.

Снежана занесена в Красную книгу планет, соответствующих стандарту Грейера-Моисеева о возможности углеродной жизни.

Научные центры, базы, орбитальные станции и города: академгородок Центра космических исследований (филиал) - отделение гляциологии и водных ресурсов планетарных систем. Население на сегодняшний день - 12436 человек.

Перед Косташеном раскинулась панорама знакомого ему академгородка.

- Орбитальная станция класса "Шпигель", - изображение мигнуло, и перед Косташеном в пространстве медленно завращались фермы станции. Параметры: максимальное удаление от поверхности планеты - 418,6 км; минимальное - 398,2 км; период обращения - 1 час 31 минута. Сменный персонал - 22 человека.

Стандартная база "Северный полюс" - 22 человека.

Экспериментальная база "Юго-Восточный хребет" - 22 человека.

Поверхность планеты покрыта глубоким слоем снега (Н2О кристаллическая - температура плавления + 44,6 град.С). Высота снежного покрова - 100-2000 метров. Причины аномально высокой температуры таяния снега не выяснены. Выдвигаемые гипотезы...

Сквозь монотонную декламацию информатора Косташен услышал осторожный стук в дверь номера. Он поспешно отослал информатор и разблокировал дверь.

- Входите!

Перепонка двери лопнула, и в комнату проскользнула Бритта.

- К тебе можно? Ты не крелофонируешь?

- Можно, - криво усмехнулся Косташен, увидев на ней концертное платье. - Неужели концерт только закончился?

- Да. - Она смутилась и отвела глаза в сторону. - Нас долго не отпускали...

- А кто был на крелофонике? - язвительно спросил Косташен. Байрой?.. Ты садись, - спохватился он и быстро создал для неё кресло.

Бритта осторожно присела.

- Ода...

- Бездарность, - процедил сквозь зубы Косташен. - Известности ему захотелось...

Бритта сжалась в комочек, зябко передёрнула плечами.

- Ода, - тихо спросила она, глядя куда-то мимо Косташена, - почему ты сегодня не был с нами?

- Да потому, что я дал здесь уже все свои концерты! - взорвался Косташен. Он вскочил с кресла и нервно зашагал по комнате. - А большего, чем то, на что я настроился, из меня выжать нельзя! Я создаю крелофонику, а не импровизирую, как Байрой! Надеюсь, хоть ты меня понимаешь?

Он остановился, затем подошёл к Бритте сзади и положил руки ей на плечи. Плечи у неё были холодные, тепло его ладоней не грело их. Но Косташен не понял этого.

- Может, я бы и смог ещё раз здесь выступить, - успокаиваясь, проговорил он, чуть сильнее сжимая её плечи, - но ты же знаешь, как все эти непредвиденные обстоятельства выбивают меня из колеи.

Он уткнулся носом в её волосы, закрыл глаза и глубоко вздохнул.

- Спасибо, что зашла. Моя ты умница...

- Ода, - спросила вдруг Бритта, - ты боишься?

Косташен отпрянул, лицо пошло серыми пятнами.

- Нет! - почти истерично выкрикнул он и снова зашагал по комнате, нервно хрустя пальцами. - Меня просто бесит, что я сижу здесь, в этой чёртовой дыре или коконе - как его там? - и не имею ни малейшего понятия, когда отсюда вырвусь! Из-за этих проклятых гастролей, навязанных мне твоим разлюбезным Парташем, я уже два месяца не слушал новых записей, не видел истинных поклонников крелофонии - что они здесь понимают, если почти до утра не отпускали Байроя?! Я оглох, я ослеп, стал похож на волосатого питекантропа, урчащего в своей берлоге, и чувствую, что обрастаю шерстью ещё больше!

Бритта снова зябко повела плечами.

- Не надо так, Ода, - робко проговорила она. - Ведь в том, что мы здесь задержались, никто не виноват.

Косташен зло оскалился.

- А как надо? - процедил он. - Как? Делать вид, что ничего особенного не произошло, что всё так и должно быть, так и надо, продолжать выступать вместе с труппой, улыбаться, принимая восторженные комплименты?!

Бритта встала.

- Нет, ты сиди!

- Извини,- сказала она, комкая волан концертного платья, - но я не могу с тобой так разговаривать. Ты сейчас взвинчен. Я лучше уйду.

Косташен вдруг обнаружил, что стоит перед ней с приоткрытым ртом, готовый выплеснуть всё скопившееся в нём раздражение. Но слов уже не было. Он закрыл рот и тяжело отпустился в выросшее под ним кресло.

- Иди, - хрипло сказал он.

Бритта повернулась, подошла к двери и наткнулась на заблокированную перепонку.

- Открой дверь, - твёрдо сказала она.

Косташен низко опустил голову, чувствуя, как кровь приливает к вискам.

- Ты... Ты не останешься? - сдавленно попросил он.

- Открой дверь, - ровным голосом повторила она и чуть мягче добавила: - Не надо. Выпусти меня.

Косташен закусил губу.

- Иди, - еле слышно сказал он и разблокировал дверь.

Бритта хотела пожелать спокойной ночи, но тут же поняла, что при нынешних обстоятельствах это, в общем-то, неуместно. И молча вышла из комнаты.

Она вошла в свой номер и устало прислонилась к стене. Свет в комнате начал медленно разгораться, она поморщилась, и он так и застыл сереющим полумраком.

Её снова охватил озноб.

"Все мы боимся, - подумала она, обхватив себя руками. - И каждый боится в одиночку..." Она вспомнила концертный зал, зрителей, принимавших их тепло и сердечно. Вот они не боятся. Здесь их дом, их работа. А кто мы? Певчие птички, спустившиеся с райских кущей на бренную землю... Светлана, так та даже улыбаться не могла на сцене и сразу после концерта ушла, сославшись на головную боль. Байрой, хоть и был сегодня в ударе, крелофонировал, как никогда, можно сказать, превзошел самого себя, но во всём его исполнении ощущалась необычная для него рваность. Ну, а о Косташене вообще говорить нечего. Для него существует только мир крелофонии, а всё прочее выводит его из себя.

Она зябко поёжилась. Ода, Ода...

Не было сил что-либо делать, даже переодеться. И голова казалась пустой и тяжёлой. Она не могла сказать, сколько времени провела так, в оцепенении, но когда, в конце концов, разблокировала оконную стену, уже светало.

Над академгородком разгоралось безжизненное свечение. Городок ещё спал. Слабая позёмка мела по улицам нетающий снег. Было пусто и тихо. Сверху давило серое, тяжёлое, словно пластилиновое небо.

Вдруг из-за горизонта выпрыгнула большая мерцающая звезда и стала неторопливо взбираться по небосклону.

Бритта встрепенулась, но, поняв, что это такое, тут же сникла. Орбитальная станция "Шпигель".

- Сколько же это будет продолжаться... - с тоской произнесла она.

2

С третьей попытки Кратов прорвал заблокированную перепонку двери и буквально вломился в лабораторию.

- Всё работаешь, затворник? - пробасил он, расстёгивая ворот и вытирая платком испарину. - Фу, жарко...

В лаборатории было темно, мерцали далёкие звёзды, бубнил голос информатора, а посреди лаборатории, с трудом различимое в звёздном свете, висело угольно-чёрное веретено.

- Здравствуй, Алек, - устало сказали из темноты. - Проходи, если уж смог ворваться.

Кратов с опаской шагнул на голос и тут же больно ударился коленом о выступивший из темноты силуэт массивной конструкции.

- Чёрт! - выругался он. - Что ты здесь поставил прямо у входа? Специально для гостей?

- Незванный гость хуже татарина, - хмыкнули ему в ответ. - Это субпростер. Не разбей там чего-нибудь.

- Кажется, я уже...

- Новый достанешь, - равнодушно заметили из темноты. - Это по твоей части.

- Что? Коленный сустав? - спросил Кратов, осторожно обходя субпростер и натыкаясь на что-то новое.

- Эй, радушный хозяин! - сердито позвал он. - Выключи-ка информатор, а то я устрою тебе маленький погром!

- Ладно, - с сожалением сказал голос. - Если уж ты взломал дверь, стремясь увидеть меня, то о какой работе может идти речь.

Чёрное веретено исчезло, и в лаборатории со щадящей глаза скоростью стал разгораться свет.

- Проходи.

В заставленной приборами лаборатории Кратов с трудом отыскал глазами голый череп Кронса. Кронс сидел у стены за широченной тумбой нейтринометра - выглядывала только его голова - и смотрел на Кратова усталыми, воспалёнными глазами.

- Хлама у тебя, как у Плюшкина, - недовольно пробормотал Кратов, осторожно обходя очередную, стоящую на пути, установку.

- Сдашь новый корпус, будет ещё больше, - обнадёживающе заверил Кронс. - Проходи, садись.

Кратов пробрался к нейтринометру, вырастил из пола кресло и сел.

- Не спал? - то ли спросил, то ли констатировал Кронс. - Опять, наверное, заседали до самого утра... Ну, и что нового вы придумали в Совете?

Кратов поморщился, расстегнул куртку и принялся массировать область сердца.

- Угостил бы кофе, что ли? - попросил он.

Кронс невесело хмыкнул.

- Даже не объяви Совет вето на воду, и то ты у меня о кофе мог бы только мечтать. - Он выразительно кивнул на грудь Кратова, намекая на его больное сердце. - Когда займёшься им всерьёз?

Кратов слабо отмахнулся, полез в карман, достал горошину поликлетамина и проглотил её. Кронс неодобрительно покачал головой.

- Ладно, выкладывай, зачем пришёл? - прямо спросил он. - Ведь ты в последнее время ко мне просто так не заглядываешь...

- Ты же меня кофе не поишь, - невесело улыбнулся Кратов, застёгивая куртку. Боль в сердце постепенно затихла. - Будем считать, что в данном случае я пришёл к тебе как к специалисту в области физики макропространства. Мне нужен максимум информации о Чёрных Коконах.

Минуту Кронс внимательно смотрел на Кратова и только молча жевал губами.

- Ты... за сведениями к информатору обращался? - наконец спросил он.

- Естественно, - кивнул Кратов, - Но там почти ничего нет.

Информационный блок академгородка действительно содержал весьма и весьма скудные сведения по этому вопросу. Практически, кроме истории открытия трёх известных человечеству Чёрных Коконов и куцых данных по наблюдению за ними, ничего другого извлечь из него было нельзя. Первый Чёрный Кокон с размерами по оси более двух парсеков открыли пятьдесят шесть лет назад в системе Друянова. Второй, по размерам приблизительно такой же, был открыт в двадцать шестом секторе, и, наконец, третий, самый маленький из них, всего в две сотых парсека, был обнаружен лет пятнадцать назад недалеко от системы Джонатан. Просуществовав восемь лет, он внезапно раскрылся, растянув свои две сотых парсека до полутора парсеков свободного пространства. Возле Коконов были установлены стационарные станции наблюдения, однако многолетние исследования ничего не добавили к известным фактам. Чёрные Коконы поглощали все виды излучений, в то же время не пропуская внутрь себя материальных тел, и не имели известных человечеству полей. Особый интерес представляло отсутствие гравитационного поля - объект можно было в буквальном смысле слова пощупать руками, и в то же время массы он не имел, словно был нематериален. Ни на какие воздействия Коконы не реагировали, и обнаружить их можно было только чисто визуально, что создавало определённую опасность при космоплавании. Но больше всего беспокоило Кратова не отсутствие информации о Чёрных Коконах, а длительность их существования. Очевидно, они могли существовать не то что десятилетия, а тысячелетия.

Кронс снова пожевал губами.

- Боюсь, что я знаю не больше, - вздохнул он.

- Да что я, должен всё из тебя клещами вытягивать? - в сердцах хлопнул себя по колену Кратов. - Неужели за пятьдесят лет никто из вас не выдвинул никакой теории?!

- Ну, если это можно назвать теорией... - неопределённо пожал плечами Кронс. - Лет через десять после открытия первого Кокона Фредиссон высказал предложение, основанное на его же модели пульсирующих галактик. Ядра галактик, согласно его модели, периодически извергают материю-пространство, за счёт чего и происходит расширение Вселенной. Пространство, тривиально выражаясь, морщится и коробится, в то время как галактики представляют собой непрерывно распухающие субстанции, расталкивающие друг друга. Естественно, что в такой модели в пограничных зонах между галактиками вполне возможно образование своеобразных сгустков, а точнее, свёртков пространства, что, впрочем, не исключает образования подобных свёртков пространства и в самих галактиках. К сожалению, в пограничные зоны мы пока не проникли и не можем утверждать, что Чёрные Коконы - это и есть свёртки Фредиссона. Так что, Алек, можно сказать, - здесь Кронс грустно улыбнулся, - нам сказочно повезло, что Чёрный Кокон образовался именно вокруг Корриатиды и мы, наконец, можем пощупать его изнутри.

- Да уж, повезло, - кисло кивнул Кратов.- Друа со своими ребятами просто на седьмом небе от счастья...

- Так зачем ты всё-таки пришёл? - неожиданно спросил Кронс. - Или ты думаешь, что я поверю в твою детскую сказочку об отсутствии информации о Чёрных Коконах? Ведь всё, что я тебе сейчас рассказал, ты уже давно узнал на Совете от Друа.

Кратов удивлённо вскинул брови и мгновенье с любопытством рассматривал Кронса. Вернее, только его бритую, блестящую голову, выглядывающую из-за нейтринометра.

- Интересная у тебя манера принимать гостей, - заметил он, откидываясь в кресле.- Выставил голову из-за установки, как кукла из-за ширмы... Послушай, может быть, ты там голый сидишь, а?

- Ты бы лучше не увиливал, - усмехнулся Кронс.

- Ну, хорошо. Допустим, я пришёл к тебе как к старому другу...

- Которого ты в последнее время посещаешь только в случае крайней нужды по работе... - вставил Кронс.

- Повторяю: как к своему старому другу, чтобы услышать откровенное мнение обо всех шагах, предпринимаемых Советом в создавшемся положении.

Теперь уже Кронс поднял брови и некоторое время молча смотрел на Кратова.

- Пусть будет так, - наконец проговорил он. - Допустим, что ты действительно пришёл ко мне именно по этому поводу... Так сказать, узнать мнение со стороны, или хождение Гаруна-аль-Рашида в народ. Тогда слушай. Моё мнение не очень-то лицеприятное. Позволь спросить, зачем вы запретили работу всех научных групп? Чтобы усилить состояние подавленности, дать людям почувствовать их ненужность, бесполезность, показать наше полное бессилие? Сидите, мол, и ждите, пока дяди из Совета придумают что-нибудь? А дяди только и знают, что заседать днями и ночами, драть горло, издавать идиотские решения - извини, но я действительно думаю, что решение о запрете работы научных групп, мягко выражаясь, неразумно, - глотать вместо кофе тонизаторы и надеяться на чудо.

- А что бы ты предложил? - абсолютно невозмутимо спросил Кратов.

- Предлагать в данном случае должен Совет, а наше дело принимать или отвергать ваши предложения. Но, к сожалению, демократические решения сейчас стали невозможны, поскольку Совет перешёл к форме прямой диктатуры.

- У тебя всё?

- Могу продолжить в том же духе. Тебя устроит?

- Спасибо, не надо. - Кратов покачал головой и хмыкнул. - Слова-то какие: идиотские решения, демократия, диктатура... В Совете находятся двадцать человек, представляющие не только ведущие научные группы академгородка, но и ведающие строительством, снабжением, питанием и прочим - это ты называешь диктатурой? Да, мы не выносим, как раньше, свои решения на общее обсуждение, но ты не находишь, что положение, которое сейчас сложилось на Снежане, можно назвать чрезвычайным? Именно поэтому наши решения декларативны и обжалованию не подлежат. Теперь далее. Ты жалуешься, что мы не даём вам работать, законсервировали деятельность почти всех научных групп и тем самым ввергаем людей в психологическую депрессию. Так?

Кратов умолк и выжидательно посмотрел на Кронса.

- Ну, так, - согласился Кронс.

- В общем-то, верное мнение, - невесело усмехнулся Кратов. - Но чересчур однобокое. Так сказать, с твоей колокольни... Меня всегда поражала и продолжает поражать какая-то аномальная, абсолютная ограниченность большинства учёных в житейских вопросах. Вы до такой степени закопались в науку, что вернуть вас к действительности можно, только отобрав эту цацку. Но и тогда вы кричите только по одному поводу: почему вам мешают работать? Мы внутри Чёрного Кокона? Великолепно, об этом можно только мечтать! Жаль, конечно, что нет всей необходимой аппаратуры, но мы и с помощью имеющейся снимем такие данные, что все ахнут! Жизненные ресурсы? Какие ещё жизненные ресурсы? А-а, так говорят же, что продукции оранжерей хватит на всех с лихвой! Только почему у нас отключили энергию? На каком-таком основании?!

Здесь Кратов резко оборвал своё фиглярство и жёстко, повысив тон, спросил:

- Ну, а вода, запасов которой, даже при урезанном распределении, хватит только на полтора месяца? Что вы об этом думаете? Я надеюсь, вы не собираетесь утолять жажду за счёт местных ресурсов, тем более, что в течение пятнадцати лет изучения этой проблемы никому не удалось осуществить переход от снега-44 в воду-0?

- Не надо, - поморщился Кронс. - Мы с тобой давно не мальчики, зачем сгущать краски? Выход у нас всё-таки есть, и ты о нём прекрасно знаешь. Правда, выход не очень приятный... Но не зря же Шренинг ел свой хлеб?

- Акватрансформация? - нехорошо прищурился Кратов. - Десять лет лабораторных опытов по замене в живой клетке воды-0 на воду-44? А ты знаешь, что опыты на крысах дают только восьмидесятипроцентную гарантию?

- Знаю, - кивнул Кронс. Он внимательно посмотрел на Кратова и вдруг улыбнулся. - Кажется, мы поменялись с тобой местами. Теперь я должен объяснять директору академгородка то, что решалось сегодня на Совете.

- Ну-ну? - заинтересованно заёрзал в кресле Кратов.

- Об этом, кстати, давно все знают. Если в течение двух месяцев кажется, у нас такой запас воды? - не произойдёт развёртка Кокона, то мы все будем вынуждены пройти через акватрансформацию. А развёртка - я, вероятно, почти дословно процитирую резюме Друа в Совете, - судя по известным примерам, произойдёт не скоро.

- Настолько точно, - медленно проговорил Кратов, - что у меня невольно появляются некоторые подозрения... Заседания Совета сейчас проходят за закрытыми дверями и с заблокированной связью. Впрочем, может, у тебя есть жетон инспектора Комитета статуса человека, снимающий блокировку?

Кронс только пожал плечами.

- Если хорошо знаешь Друа и имеешь ту же информацию о Чёрных Коконах, то нетрудно представить его выводы.

Кратов молчал. Словно впервые увидев Кронса, он изучающе рассматривал его.

- Н-да, - наконец неопределённо заключил он и растёр лицо ладонями. Конечно, меня интересует, кто же на Снежане инспектор, - устало проговорил он, - и почему до сих пор не открылся в столь экстремальной ситуации. Ведь сидит же сейчас где-то, может быть, даже в Совете, наблюдает, слушает, оценивает...

Кратов мотнул головой, пытаясь отогнать вдруг навалившуюся на него апатию.

- Впрочем, оставим инспектора в покое. Продолжим. Вот мы и подобрались с тобой, решив вопрос об акватрансформации, к вопросу, почему мы приостановили деятельность всех групп. Так вот: только сама акватрансформация потребует огромного количества энергии, которой у нас не очень-то и много. Кроме того, нам необходимо будет обеспечить хотя бы минимум жизненных условий для акватрансформированных людей, а для этого потребуется: перепрограммировать синтезаторы на выпуск белка на основе воды-44; выстроить новые оранжереи, где можно будет выращивать акватрансформированные растения - на одном белке долго не протянешь; установить в домах кондиционеры с оптимальной для акватрансформантов температурой, градусов так шестьдесят пять; обеспечить людей тёплой одеждой, которой у нас, кстати сказать, вообще нет! Наконец, выгнать вас из лабораторий и приспособить их под жилые помещения, потому что, да будет тебе известно, сорок процентов жилых коттеджей стоит на фундаменте из подручного материала, то есть, льда-44. Но и это еще не всё. Есть ещё одна из причин, по которой приостановлена деятельность всех научных групп. Сейчас в поле находятся восемь геологических и гляциологических партий, связи с ними нет, как нет её и с обеими базами, и со "Шпигелем". Компьютер, координирующий местоположение партий в поле, несёт полную ахинею, передатчик молчит, радио - тоже: какая-то сверхъестественная магнитная буря, лазерный луч в свёрнутом пространстве дрожит и вибрирует, как тростинка... И поэтому нам нужны сейчас люди дела, умеющие организовать строительные работы, провести спасательные экспедиции, перепрограммировать синтезаторы, наладить кондиционеры, добиться связи хотя бы со "Шпигелем", а не просто учёные, способные только жонглировать миллионами электроновольт, которых у меня, кстати сказать, и нет.

Кронс сидел с каменным лицом. На висках выступили крупные капли пота.

- Это называется... - хрипло начал он и прокашлялся. - Это называется: ткнуть носом в собственную ограниченность. Спасибо за откровенность. Но чем я могу помочь? Ты же пришёл сюда не только для того, чтобы объяснить мне создавшуюся ситуацию?

Кратов тяжело вздохнул.

- Отчасти и для этого, - тихо сказал он. - И вот теперь, когда ты знаешь более или менее всё о положении дел, я бы хотел услышать твоё мнение: будучи на моём месте, когда бы ты приступил к всеобщей акватрансформации?

- Вопрос... - протянул Кронс и, наконец встав, вышел из-за пульта нейтринометра. - Вот вопрос...

Сухонький, маленький, в широком, с многочисленными складками комбинезоне, он медленно прошёлся по лаборатории, словно разминая ноги.

- Но ты ведь давно решил этот вопрос сам, - неожиданно сказал он, остановившись прямо перед Кратовым.

Кратов только молча опустил голову.

- Ну хорошо. - Кронс снова принялся вышагивать по лаборатории. - Я попытаюсь поставить себя на твоё место... Итак, что мы имеем и чего у нас нет. А имеем мы запас воды на полтора месяца и не имеем никаких жизненных условий для акватрансформантов. Конечно, по-моему, самым разумным выходом было бы сперва подготовить пусть самую минимальную базу жизнеобеспечения и лишь затем приступить к акватрансформации.

Кронс остановился и, повернувшись лицом к Кратову, в упор спросил:

- Но ты-то решил начать акватрансформацию немедленно?

Кратов спокойно встретил взгляд Кронса.

- Да.

- Почему? Ведь у нас по крайней мере месяц в запасе?

- Нет у нас месяца, - ровно проговорил Кратов. - Даже дня у нас нет. Потому что живут на Снежане, кроме нас с тобой, ещё и маленькие человечки. Дети. Четыреста тридцать девять детей, не достигших восемнадцати лет. Их что, тоже на стол к Шренингу?

Кронс пошатнулся, как от удара. Вот о чём он действительно не думал. Даже не приходило в голову.

- Так вот почему ты ко мне пришёл, - задумчиво проговорил он и, машинально вырастив под собой кресло, опустился в него. - Так сказать, с утра пораньше...

- Алек, - вдруг встрепенулся он, - а если... Кокон... завтра...

Кратов отвёл взгляд в сторону, и вся его фигура, мгновение назад собранная, подтянутая, как-то сразу оплыла. Он закрыл глаза и расслабленно откинулся на спину кресла.

- Если, - горько сказал он. Руки его зашарили по карманам в поисках поликлетамина. - Я знаю другое если. Если мы проведём акватрансформацию сейчас, в течение двух недель, то детям воды хватит на два года...

3

Пола долго стояла, прислонившись к косяку в дверях детской.

Девочки ещё спали. Сквозь прозрачную плёнку манежа было видно, что Станка всю ночь воевала со своей постелью. Подушку она ногами загнала в угол, под головой было скомканное одеяло, простыня намоталась на талию, а сама Станка сладко спала посреди этого погрома и во сне, причмокивая, сосала большой палец правой руки. Ларинда же, в отличие от младшей сестрёнки, спала необычайно спокойно, так что у Полы подчас возникали сомнения, а не ложилась ли она спать только перед самым рассветом настолько аккуратной выглядела её постель. Одно время Пола среди ночи специально заглядывала в детскую, но все подозрения оказались несостоятельными. Ларинда как ложилась спать на бок, подложив под щёку ладонь, так и просыпалась в том же положении.

"Надо будет Станке палец глюкойотом намазать", - подумала Пола и вошла в комнату. На спектрофлюоритовой стене в последнем танце застыли разноцветные мультизайцы и смешливые лепусята. Пола вздохнула и стёрла их со стены. Кончаются детские сказки...

Она наклонилась над манежем, и её против воли захлестнула неудержимая волна нежности и любви. Захотелось выхватить Станку из манежа, растормошить, прижать к себе и целовать, уткнувшись лицом в родное тёплое тельце...

С огромным трудом Пола сдержалась и отпрянула от манежа. Почувствовала: ещё немного - и она не выдержит и разрыдается. Сильно, в голос, и, наверное, страшно.

Быстрыми шагами Пола подошла к окну и распахнула его настежь. Корриатида стояла уже высоко над горизонтом, и снег на улице слепил и резал глаза. Абсолютно сухой, тёплый воздух сразу забил лёгкие, и Пола закашлялась. Это помогло, и она взяла себя в руки.

"Всё, хватит, - подумала она и сдула упавшую на лоб прядь. - Нельзя, чтобы дети видели тебя такой. Будь весёлой и жизнерадостной, будто ничего не произошло и ничего не происходит". Она обернулась и хлопнула в ладоши:

- Хватит спать, сони, пора вставать! Петух пропел!

На спектрофлюоритовую стену вскочил огненно-зелёный петух и оглушительно заголосил.

Пола стащила одеяло с Ларинды, затем перегнулась через сетку манежа и попыталась разбудить Станку.

- Ну-ну, хватит потягушечки делать - глазки раскрывай!

Она похлопала Станку по спине, но ничего, кроме сладкого причмокивания, не добилась.

- А вот я сейчас воды холодной принесу, - пообещала она и Станка, испуганно вздрогнув, сразу же открыла глаза.

Мать подхватила её под мышки и поставила на пол.

- Вот так-то лучше, - сказала она. - Смотри, гномы уже давно на зарядку выстроились, тебя ждут. А ты только глазки открыла.

На стене семь весёлых гномов, голых по пояс, в разноцветных шароварах и колпаках, приступили к утренней гимнастике. Чуть в стороне от них девочка в трико выполняла упражнения по системе Страдиссона. В комнате всё ощутимей чувствовался запах соснового бора, утренней свежести, словно опушка леса, на которой девочка и гномы занимались зарядкой, действительно была в двух шагах. Откуда-то из-за разлапистых сосен хриплым метрономом отмеряла время кукушка, а в покрытой росой траве безалаберно, не в лад, стрекотали кузнечики.

Пола до боли закусила губу, отвернулась и, толкнув руками детские кровати, отослала их в противоположную стену, где постели пройдут обработку и вечером вернутся на свои места чистыми, выглаженными и заправленными.

Ларинда зевнула и, став на цыпочки, потянулась. Затем сразу же, без всякого перехода, выгнулась в мостик.

- А я не хочу с гномами, - капризно заявила Станка. - Я хочу, как Лалинда!

- Лалинда, Лалинда! - передразнила её старшая сестра. Она прогнулась ещё больше, облокотилась о пол и, мягко спружинив всем телом, перешла из мостика в стойку на руках. - Сперва "р" научись выговаривать.

Станка насупилась и, отвернувшись, принялась ковырять ногой травянистоподобный ворс. Пола вздохнула.

- Ну, что случилось, Станка? - спросила она. - Смотри, как Прошка весело зарядку делает!

Станка исподлобья глянула на гномов.

- А чего она длазнится!

Мать улыбнулась.

- Она просто забыла, что сама была такой, - мягко проговорила Пола, гладя Станку по голове. - И тоже не выговаривала "р". Только вот дразнить её было некому.

Станка подняла голову и доверчиво посмотрела в глаза матери.

- А у нас в глуппе много лебят "эл" не могут говолить. А Статиша Томановски даже "ж" не говолит. - Станка выглянула из-за матери и сказала уже лично для Ларинды: - А я могу! Ж-жук! - и показал язык.

- Ты лучше "тридцать три" скажи.

- Ларинда! - строго одёрнула Пола старшую дочь.

Ларинда, независимо тряхнув пышной чёлкой, принялась на месте крутить "колесо".

"Вот и выросла девочка, - грустно подумала Пола. - Почему-то мы, родители, замечаем это только тогда, когда что-то случается с нами самими, когда ломается привычный ритм жизни, и ты оказываешься не у дел, когда твоё мироощущение становится с ног на голову, с глаз спадает пелена обыденности, а с плеч - привычный, монотонно затягивающий круг забот. Тогда ты, очутившись неожиданно для себя на обочине проложенной тобой жизненной колеи, имеешь возможность как бы со стороны посмотреть на себя и свою жизнь. И не просто посмотреть, а УВИДЕТЬ. Ты вдруг замечаешь, что у мужа на висках начинает пробиваться седина, а у самой в уголках глаз собрались неподдающиеся массажу морщинки. А дети начинают отмалчиваться при твоих назойливых расспросах, у них появляются какие-то свои тайны, свои интересы, формируется незримо для тебя и независимо от тебя своя жизнь. И тогда ты с болью и грустью осознаёшь, что твоя опека им уже не нужна. Они выросли..."

Утренняя гимнастика закончилась, и гномы, выхватив из высокой травы полотенца, побежали к ручью умываться.

Пола хлопнула в ладоши.

- К вящей радости моих детей, грязнуль и неумывох, - объявила она, умывание сегодня отменяется!

Станка радостно запрыгала, Ларинда же недоумённо посмотрела на мать.

- С сегодняшнего дня мы будем обтираться снегом, - продолжила Пола. Поэтому всем надеть купальники и через пять минут быть в коридоре.

Пола заглянула в столовую, заказала завтрак, а затем зашла к себе в комнату, чтобы сбросить халат и надеть тёмные очки. И тут её вызвали из Школьного городка.

- Да, - разрешила она, и в углу комнаты репродуцировался старший воспитатель.

- Здравствуйте, Пола.

- Здравствуйте.

- Простите, что беспокою так рано. Боялся позже не застать. Вы вчера забрали детей домой и не сообщили, когда они вернутся в Школьный городок.

Пола горько усмехнулась.

- Боюсь, что и сейчас не смогу сказать... Они будут со мной до самого конца.

Старший воспитатель понимающе кивнул.

- Я надеюсь, они не много пропустят по программе?

- Нет, - покачал он головой. - Скорее всего, они ничего не пропустят. В Школьном почти никого не осталось... Извините за беспокойство. До свидания. Передайте привет Иржи.

И тут выдержка покинула Полу.

- Иржи ушёл вчера вечером, - сдавленно всхлипнула она. Добровольцем.

В лице воспитателя что-то дрогнуло.

- Ничего, Пола, - мягко сказал он после некоторого молчания. - Будем надеяться, что всё пройдёт нормально. А мой привет Иржи всё-таки не забудьте передать.

Пола, боясь снова сорваться, только молча кивнула, и воспитатель отключился. Она бесцельно прошлась по комнате, медленно снимая халат. Напросилась на соболезнование...

- Мама! - позвала Станка из коридора. - Мы уже готовы!

Пола провела рукой по лицу. Надо держаться. Надо, надо, надо... Она вздохнула и, так и забыв надеть очки, вышла в коридор.

- Готовы? - весело переспросила она. - Тогда вперёд!

Подхватила под мышки Станку, и они вместе с Лариндой выбежали на крыльцо. Здесь Пола нарочито неуклюже столкнулась с Лариндой, и все втроём полетели в сугроб. Поднялся визг, началась кутерьма.

- Ой, мамочка! Ой, мамочка! - только и взвизгивала от щекотки Станка, пока мать натирала её тёплым снегом. Затем они играли в снежки, и Поле досталось больше всех, потому что приходилось сражаться против двоих. Наконец, заметив, что дети утомились, она, будто в изнеможении, опустилась на колени.

- Сдаюсь, сдаюсь!

- Победа! - радостно прокричала Ларинда и, пожалев побеждённую, запустила последний снежок в стену дома.

- Ула-а! - подхватила победный клич Станка и, подпрыгнув, повисла на матери. Они снова упали в сугроб, и тут Пола, словно невзначай, ущипнула её за большой палец правой руки.

- Ой! - вскрикнула Станка и захныкала.

- Что? Что случилось? - забеспокоилась мать.

- Пальчику больно, - жалобно протянула Станка, рассматривая свой далеко оттопыренный палец.

- Бедненький пальчик! - Пола подула на него. - Ушибся?

- Это ты его удалила! - безапелляционно заявила Станка.

Ларинда хохотнула, хотела что-то сказать, но Пола заговорщицки подмигнула ей, и она промолчала.

- Ты уж прости свою нерадивую мать, - проговорила Пола. - А пальчик твой мы сейчас полечим, и он перестанет болеть.

Она взяла Станку на руки и понесла в дом.

- Что ты будешь делать? - перестав хныкать, настороженно спросила Станка.

- Пальчик твой лечить, - спокойно объяснила мать, занося её в столовую и ставя на ноги.

- А он уже не болит!

- Вот и хорошо, - пряча улыбку, проговорила Пола. - Но мы его на всякий случай всё-таки полечим.

Станка начала было снова хныкать.

- Что ты, это совсем не больно!

Пола достала из аптечки ампулу с глюкойотом и принялась густо намазывать Станке ушибленный палец. Дочка заворожённо смотрела на "лечение" полными слёз глазами.

- Вот и всё. Не больно было?

Станка замотала головой.

- Прекрасно. А теперь - в душевую! - приказала Пола и, повернув дочку за плечи, легонько подтолкнула её в коридор.

- Ларинда! - крикнула она. - Примите ионный душ, переоденьтесь и идите в столовую завтракать. Да, и помоги Станке одеться!

Пола проследила, пока за дочерьми затянулась перепонка ионного душа, и только тогда позволила себе расслабиться. С умыванием, кажется, покончено. Она провела ладонями по плечам и поморщилась. Неприятное ощущение - словно тело натёрто парафином. Снег-44 при растирании плавился под пальцами и тут же застывал на теле тонкой неприятной коркой. Придётся всё-таки подобное умывание отменить и обтираться мокрым полотенцем, пусть даже в ущерб своей суточной дозе.

Она прошла к себе в комнату, сняла купальник и прямо на голое тело натянула комбинезон из биотратта. Плотная серо-зелёная ткань складками повисла на ней, но постепенно стала сжиматься, облегая тело. Кожу стало легонько покалывать - биотратт приступил к переработке кожных выделений.

"Как жаль, - подумала Пола, - что биотратт не прошёл полной экспериментальной проверки. Если бы детям было разрешено носить комбинезоны из биотратта, то проблема с умыванием отпала бы сама собой".

С трудом вычесав из волос парафиноподобный снег, она заглянула в зеркало и, найдя причёску удовлетворительной, вернулась в столовую, чтобы накрыть на стол.

- Копухи! - крикнула она в коридор, закончив сервировку. - Скоро вы там?

- А мы уже здесь! - закричала Станка, с громким топотом вбегая в столовую. - Чем ты нас будешь колмить?

- Тем, что на столе, - строго ответила мать, подсаживая её на стул.

Вслед за Станкой в столовую вошла Ларинда, самостоятельно вырастила себе стул и молча села к столу.

- Ой, клубничка! - радостно залепетала Станка.

Мать шлёпнула её по рукам.

- Вначале мы съедим кашу, а уже потом - клубнику.

Станка было надулась, но тотчас её внимание переключилось на другое. Она привстала со стульчика и пересчитала приборы на столе.

- А папа с нами завтлакать не будет? - разочарованно протянула она.

У Полы перехватило горло. Она попыталась ответить, лихорадочно придумывая что-то на ходу, но её опередила Ларинда.

- Папа уехал в командировку, - чётко разделяя слова, произнесла она, внимательно смотря на мать. - Его срочно вызвали ночью.

"Знает. - Кровь прихлынула к лицу Полы. Она опустила голову, чтобы не встречаться с понимающим, недетским взглядом старшей дочери. - Знает. Что ж, она уже взрослая..."

- А когда он велнётся?

- Станка! - повысила голос Пола. - Ты есть сюда пришла или разговаривать? Ешь. Когда я ем, я глух и нем.

- А если...

- А если ты будешь разговаривать, то не получишь клубники.

Пола мельком глянула на Ларинду. Дочь по-прежнему смотрела на неё внимательным неподвижным взглядом. Мать взяла ложку, повертела её в руках и снова положила на стол.

- Ешь, Ларинда, - тихо сказала она, безучастно наблюдая, как Станка обиженно ковыряет ложкой в тарелке.

Ели молча. Пола быстро проглотила завтрак, даже не почувствовав вкуса, и только затем отважилась снова посмотреть на дочерей. Ларинда уже доедала свою порцию - ела она машинально, глядя куда-то в сторону. Станка же по-прежнему ковырялась ложкой в каше.

- Станка! - строго сказала мать. - Ешь быстрее. А то мы с Лариндой начнём сейчас есть клубнику, и тебе ничего не достанется.

Станка встрепенулась.

- Я сейчас, ма! - выпалила она, отправляя в рот огромную ложку каши. И прошамкала набитым ртом: - Я быстло...

И в это время прозвучал сигнал вызова.

Пола хотела сразу же дать разрешение, но что-то её остановило.

- Кто? - неожиданно севшим голосом спросила она.

- Редьярд Шренинг. Лаборатория акватрансформации.

Пола вскочила и снова села. Лицо пошло красными пятнами.

- Сейчас!

Она сорвалась с места, отобрала у Станки ложку, ссадила её со стула.

- Идите! Идите к себе в комнату. Ларинда, займи там Станку чем-нибудь.

- А клубника? - возмутилась Станка. - Мама, а как же клубника?

- Вот вам клубника, сахар, сметана, ложки, тарелки... - Пола рассовала в руки дочерей посуду. - Ну, идите же! - и вытолкала их в коридор.

Мгновение она стояла, прислонившись спиной к заблокированной двери, тяжело дыша.

- Да, - наконец разрешила она.

В углу столовой появился высокий худощавый мужчина в биотраттовом комбинезоне. Сердце у Полы ёкнуло.

- Полина Бронт? - спросил он, смотря на неё усталыми воспалёнными глазами. - Здравствуйте.

- Что с ним? - с трудом выдавила Пола. - Он... жив?

- Жив, - кивнул головой Шренинг. - И будет жить, - предупредил он следующий вопрос.

- Жив... - выдохнула Пола, и её глаза затянула мутная пелена. Она шагнула вперёд, ноги подкосились, и Пола буквально упала в выросшее под ней кресло.

- Жив...

По щекам побежали светлые слёзы.

Шренинг отвёл глаза в сторону.

- Извините, но я ещё не всё сказал.

Пола усиленно заморгала, пытаясь смахнуть слёзы.

- Что? - переспросила она сведёнными судорогой улыбки губами.

- Ваш муж будет жить, - повторил Шренинг. - Однако акватрансформация прошла не совсем успешно...

Сердце Полы остановилось.

- Он...

- Нет! - жёстко оборвал Шренинг. - Клетки головного мозга не пострадали. Но акватрансформация некоторых внутренних органов, а также правой руки прошла не полностью. Мы, конечно, сделаем всё возможное, чтобы поставить вашего мужа на ноги, но обязан предупредить: полной регенерацией организма мы сейчас заняться не можем. Не имеем права. И боюсь, что в ближайшие полгода взяться за его активное лечение мы не сможем.

Пола закрыла глаза и неожиданно улыбнулась.

- Это ничего, - прошептала она, чувствуя, как из-под закрытых век сочатся слёзы. - Главное, что он жив...

Шренинг до боли закусил нижнюю губу. Как же это трудно, когда хочешь, можешь, но не имеешь права...

- Извините, - тихо проговорил он и отключился.

Пола ничего не слышала и не видела. Жив. Жив. Он - жив. И это главное.

Наконец она судорожно вздохнула и вытерла ладонями слёзы с лица. И тут только заметила, что Шренинга в комнате уже нет. Она встала с кресла и ощутила, что мир вокруг стал светел и ясен, словно её слёзы омыли и обновили его. Лёгким шлепком она отослала обеденный стол на кухню, вышла в коридор и осторожно заглянула в детскую.

Ларинда сидела в кресле у окна, заложив ногу за ногу, и смотрела на вращающийся перед ней Чёрный Кокон. Еле слышно бубнил голос информатора. Станка же устроилась посреди комнаты прямо на полу. Перед ней стояла наполовину пустая тарелка, но она уже не обращала на ягоды внимания: нянчилась со своим обмазанным глюкойотом пальцем, как с любимой куклой.

- Бедненький мой, - причитала она, - удаленный...

Пола прислонилась к косяку и, улыбаясь, засмотрелась на дочь. Но Станка недолго лелеяла свой палец. После довольно короткого соболезнования, высказанного в его адрес, она, нисколько не церемонясь, отправила его в рот. Так сказать, на лечение.

- Станка, - укоризненно проговорила мать, входя в комнату и стараясь сдержать улыбку. - Разве можно больной пальчик брать в рот? Идём-ка, я его забинтую.

4

Будильник мягкой лапой легонько похлопал Марту по щеке, но она только мотнула головой.

- Сейчас я проснусь, - сонно пробормотала она и тут же почувствовала, как будильник забрался ей лапой в нос и принялся щекотать.

- Ах, ты!.. - Марта выскользнула из спальника, усиленно растирая переносицу, чтобы не чихнуть. - Всех разбудишь, шутник ты этакий! пригрозила свистящим шёпотом. - И кто тебя только программировал? Уши бы надрала!

Марта отключила будильник и спрятала его под спальник. Затем оглянулась - никого не разбудила? Кажется, нет. Все спали. Она осторожно собрала свою одежду и, приоткрыв полог палатки, выбралась наружу.

Было раннее утро. Корриатида ещё не взошла, но снежное поле на востоке уже подёрнулось серебром. Марта запрокинула голову и невольно поморщилась. Предутренней звёздной красоты не было. Только одинокая точка орбитального спутника "Шпигель" неторопливо рассекала серое землистое небо. Марта поёжилась, бросила на снег свой комбинезон и приступила к утренней гимнастике. Немного размявшись, она забралась в душевую кабинку и минут пятнадцать с удовольствием плескалась под тёплыми струями. Наконец с сожалением перекрыла воду, заменила водорегенерационные фильтры и, насухо вытершись, вышла. Уже одеваясь, она услышала, что в соседней палатке кто-то приглушенно разговаривает.

"Кому-то не спится", - удивлённо подумала Марта. Она села на снег и, выкручивая волосы, невольно прислушалась.

- ...А почему отсутствует связь с базой? - басил голос Казимира. - Ты же сам раза два перебирал передатчик и ничего не нашёл. А передатчики на обоих "мюнхгаузенах"? Ты не подсчитывал вероятность выхода из строя одновременно трёх передатчиков?

Казимиру что-то ответили, но Марта ничего не услышала. Очевидно, говоривший сидел спиной к пологу палатки.

- Не надо сваливать на Друа! - повысил голос Казимир. - Конечно... Здесь, очевидно, на него шикнули, и он продолжил тише: - Конечно, так проще, так можно всё объяснить. Друа ставит эксперимент, и вот, пожалуйста, мы пятый день по его милости сидим без связи. Хорошо, пусть это будет эксперимент - я не больно-то силён в физике пространства. Но даже тех крох, что я знаю, достаточно, чтобы представить себе, какое количество энергии нужно затратить для изменения физики пространства всей системы!

Казимиру что-то ответили, и он снова взорвался.

- Как это при чём здесь вся система? Я звёзд не вижу!

В палатке зашевелились, словно кто-то устраивался поудобнее, и её полог чуть приоткрылся.

- Во-первых, - услышала Марта спокойный голос Николы, - потише, всё ещё спят. Во-вторых, не будем гадать на кофейной гуще и приписывать Друа нереальные эксперименты с физикой пространства всей системы. Что произошло в действительности, мы пока не знаем, хотя предполагать можно многое. И, кстати, не в таких глобальных масштабах, как это делаешь ты. Почему бы, например, не предположить, что эксперимент, не обязательно по изменению физики пространства, касается только Снежаны? Ты ведь обратил внимание на проявившуюся странную дисперсию света Корриатиды и "Шпигеля"? Вполне возможно, что свет звёзд просто размывается в атмосфере.

Марта непроизвольно бросила взгляд на восток и, ойкнув, вскочила с места. Корриатида, огромная и разбухшая, переливающаяся всеми цветами радуги, уже вставала из-за горизонта. В палатке снова загудел голос Казимира, но Марта, пересилив любопытство, оставила неприглядное занятие подслушивания и бегом бросилась к "дилижансу". До подъёма нужно было успеть приготовить завтрак, проверить энергозаряд обоих "мюнхгаузенов" и провести их ежедневный биотехосмотр.

С завтраком Марта справилась быстро. Она выкатила из "дилижанса" видавшую виды походную кухню и ввела в неё программу комплексного завтрака - на составление оригинальной программы просто не было времени, да и качество нестандартных блюд, изготовляемых походной кухней, всегда оставляло желать лучшего.

Зато с "мюнхгаузенами" пришлось повозиться. Биотехосмотр представлял собой в общем-то несложную процедуру, но у первого "мюнхгаузена" внезапно закапризничал блок терморегулировки обшивки и никак не хотел выходить на режим. Только после получаса работы Марте удалось отрегулировать настройку и свести расхождение с контрольными показаниями тестера практически до минимума.

Закончив биотехосмотр, Марта выбралась из чрева "мюнхгаузена" и с удовольствием потянулась, разминая затёкшую спину.

"Кажется, успела", - удовлетворённо подумала она, глядя на солнце.

По лагерю прокатился сигнал подъёма, и сразу вслед за ним, неожиданно, так что Марта даже присела от акустического удара, загрохотала запись первого концерта Косташена.

"Ну, Кралек, - приходя в себя, усмехнулась Марта, - погоди у меня со своими шуточками!"

- Подъё-ом! - закричала она и, разбежавшись, со всего маху прыгнула на палатку, метя на то место, где имел обыкновение спать Кралек. В палатке кто-то сдавленно охнул, она прижала ещё раз и отпрыгнула.

- Кому там делать нечего? - сиплым спросонья голосом загудел Кралек.

- Подъём! - снова весело закричала Марта и расхохоталась.

Полог палатки зашевелился, и из неё, скрючившись, держась руками за ребра, выбрался Кралек. Заспанный, с перекошенным лицом, в одних плавках. Он снова охнул и, присев, упёрся ладонями в снег.

- Так и ребра поломать можно, - недовольно пробурчал он.

- Это через амортизационные переборки? - ехидно усмехнулась Марта. Бедненький мой, какой же ты хиленький!

Кралек поднял голову и посмотрел на неё из-под спутанных, свисающих на лицо длинных волос.

- Ладно, - сказал он. - Посчитались за концерт. Один-один.

И тут же, сгребя растопыренными пальцами снег, неожиданно быстро метнул в её сторону снежок. Марта ловко увернулась и, смеясь, отбежала за палатку.

- Месть, между прочим, - ехидно заметила она из-за укрытия, - есть порок человеческий. А месть мужчины женщине - порок вдвойне!

В первый момент Кралек хотел догнать её и окунуть головой в сугроб, дабы воплотить в жизнь двойной человеческий порок, но пристыженное мужское рыцарство удержало его.

- Пусть будет два-один, - великодушно махнул он рукой и, сделав с разбегу несколько сальто, умчался в снежную пустыню, совершая свой ежеутренний трёхкилометровый пробег.

Из палаток стали выбираться члены экспедиционного отряда, и лагерь ожил, наполнившись утренним гамом. Последним из палатки выбрался Казимир, невыспавшийся, с осунувшимся лицом и красными глазами. В отличие от всех, он уже был одет, и создалось впечатление, что спать он не ложился.

- Кто это у нас тонкий эстет, - недовольно буркнул он, жмурясь на солнце, и решительным шагом направился к "дилижансу". - Крутить по утрам серьёзную крелофонику - просто кощунство, - бросил он, проходя мимо Марты.

Марта хмыкнула.

- С добрым утром! - сказала она в спину Казимира. Тот что-то пробормотал, кажется, извиняющееся и, забравшись в "дилижанс", отключил запись.

Марта поморщилась. Если ты не выспался и с утра не в духе, то не к чему срывать раздражение на окружающих.

Пока члены экспедиционного отряда занимались утренним моционом, Марта успела расстелить походный коврик, вырастила обеденный стол и принялась сервировать его. Она не успела полностью накрыть на стол, когда к ней, прыгая на одной ноге и пытаясь на ходу натянуть на себя комбинезон, приблизился Кралек.

- Что у нас сегодня на завтрак? - спросил он и, справившись наконец с комбинезоном, запустил пальцы в салатницу.

- Не хами! - ударила его по руке Марта. - Прямо ребёнок маленький!

- Опять стандартный завтрак, - привередливо поморщился Кралек, облизывая пальцы.

- Зато съедобный, в отличие от твоего вчерашнего ужина!

Подошедшие сзади Боруся и Никола обидно засмеялись.

- Да что вы понимаете в шашлыках с перцем! - оскорблённо возвестил Кралек.

- В перце с шашлыками, - поправила Боруся, садясь в кресло. По-моему, твой вчерашний ужин можно рассматривать только как диверсию или саботаж. Какое из этих двух определений тебе больше нравится для занесения в экспедиционный журнал?

- Саботаж, - вздохнул Кралек. - Саботаж экспедиционной партией гурманского ужина и искусства дневального.

- Садись, гурман, - хмыкнула Марта. - А то я сейчас не пущу тебя за общий стол, выращу отдельный и подам вчерашние шашлыки. Ещё остались.

- Три-один, - мгновенно сориентировавшись, сдался Кралек и юркнул за стол.

Все снова засмеялись.

- С добрым утром. - К столу подошла Наташа, на ходу встряхивая мокрыми волосами. - Что за смех?

Она быстро окинула взглядом стол, выхватила пальцами из тарелки сардинку и отправила её в рот.

- Угу-м... Сегодня есть можно.

Затихший было смех взорвался гомерическим хохотом.

- "И ты, Брут!" - простонал Кралек.

Наташа передёрнула плечами, села за стол и принялась накладывать в свою тарелку жареный картофель.

Последним подошёл Казимир. Он молча обошёл стол и сел рядом с Николой. Так же молча подцепил вилкой лист салата и положил на тарелку.

- Только что пытался связаться с "червем", - мрачно буркнул он в сторону Николы. - Полное молчание. - Он раздражённо бросил вилку на стол.

Никола кивнул и отпил из стакана глоток томатного сока.

- Марта, - сказал он, - после завтрака запрограммируйте "землеройку" на поиски "червя" с приказом о возвращении. Да, и ещё. Начинайте потихоньку свёртывать лагерь. Сегодня последний полевой день - завтра возвращаемся на базу.

Марта недоумённо вскинула брови. Кралек что-то возмущённо промычал набитым ртом и через силу глотнул:

- Мы же только начали работы!

- Если до завтра связь не восстановится, - твёрдо сказал Никола, возвращаемся.

- "Вот тебе, бабушка, и Юрьев день", - шумно вздохнула Боруся. Плакали мои образцы под ледяным щитом.

Кралек невнятно чертыхнулся.

- Что бы ни творилось на белом свете, - флегматично заметила Наташа, - всё к лучшему.

Казимир одарил её испепеляющим взглядом, но на Наташу это не произвело ровно никакого впечатления. Она демонстративно продолжала есть с тем же аппетитом.

- Может, это действительно эксперимент Друа? - с надеждой в голосе спросила Марта.

- При чём здесь Друа! - поморщившись, отмахнулся Казимир, но тут же, осёкшись, удивлённо посмотрел на Марту. Версии об эксперименте Друа за столом никто не высказывал.

Марта густо покраснела, низко наклонилась над тарелкой и стала быстро поглощать завтрак. Казимир невесело хмыкнул и отвёл взгляд.

Окончание завтрака прошло вяло, в полном молчании. Казалось, вместе с завтраком пережевывается неудобоваримая новость о свёртывании работ. Слышалось только редкое позвякивание вилок о псевдофарфор.

Первым закончил есть Никола. Он отодвинул тарелку, допил сок и легонько хлопнул ладонью по столу.

- Попрошу не расхолаживаться, - проговорил он, вытирая рот салфеткой. - Сегодня ещё рабочий день.

Марта исподтишка окинула взглядом стол. Все уже поели, и только Казимир, так и не притронувшись, отодвинул свою порцию. В другой раз Марта заставила бы его съесть всё, но сейчас промолчала и принялась убирать со стола.

- Запланированные на сегодня исследования придётся отложить, - сказал Никола. Он подождал, пока Марта уберёт, и продолжил: - Проведём общую экспресс-разведку, чтобы иметь ориентировочную картину для нашей дальнейшей работы.

- Тяп-ляп, - недовольно пробурчал Кралек.

- Повторяю, - повысил голос Никола, - для нашей дальнейшей работы. Будем надеяться, что это просто досадное недоразумение и самое большее через неделю мы сможем продолжить наши исследования.

- Надеяться... - поморщилась Боруся. - Собственно говоря, а что нам ещё остаётся делать?

- Вот и хорошо. Полагаю вопрос решённым и дискуссию оконченной. Сегодня нам предстоит немало, поэтому наметим план работы. Казимир, создай, пожалуйста, карту.

Казимир молча кивнул и, помассировав пальцами набрякшие от бессонной ночи веки, откинулся на спинку кресла. Обеденный стол опал, врастая в походный коврик, а на его месте объёмно спроецировалась полупрозрачная толща ледяного щита.

- Та-ак... - протянул Никола, сильно наклонившись вперёд. - Казик, пойдёшь с Кралеком и Наташей на первом "мюнхгаузене". Пройдёте по штольне сюда, - он провёл путь пальцем по карте, - затем свернёте и прорежете вдоль каньона. В каньон не спускаться, каверны тоже обходить стороной. Здесь их на вашем пути три...

Марта возилась с походной кухней и слушала вполуха. Обидно. Практически вся работа пойдёт насмарку. Но ещё обиднее будет, если это действительно эксперимент Друа, и по чьей-то халатности их просто не предупредили.

- Марта, - вдруг позвал Никола. - Что с "мюнхгаузенами"?

- Практически всё в порядке. В первом только немного барахлит блок терморегулировки.

- Опять... Какое расхождение по контрольным замерам?

- Чуть выше нормы. Пять-шесть градусов.

Никола поморщился и кивнул головой.

- Отрегулируешь в ходовых условиях, - бросил он Казимиру и встал. За работу. Марта, сними, пожалуйста, с шурфа защитный колпак.

Марта заправила в утилизатор последнюю порцию грязной посуды, быстро помыла руки и, открыв на борту "дилижанса" общий пульт управления шахтными работами, отключила защитное поле.

- Готово! - помахала она рукой.

- Счастливо оставаться! - крикнул Кралек, заращивая над собой фонарь "мюнхгаузена". - Смотри, не обгори на солнышке!

"Мюнхгаузены" дрогнули, снялись с места, один за другим перевалили через бруствер серо-кристаллического фирна и нырнули в шурф. Несколько минут было тихо, затем в недрах ледяного щита глухо ухнуло, и из шурфа, подобно гейзеру, ударила гигантская струя ледяной пыли. Марта вновь включила защитное поле и стала наращивать высоту его воронки. Над лагерем вырос огромный туманно-серебристый смерч. Марта скрутила его в спираль и направила выброс в сторону от лагеря. Прикинув на глазок расстояние до выброса, она чуть дальше отодвинула его от лагеря и увеличила мощность силового поля до полного затухания рёва снежного гейзера.

- Вот и всё, - заключила она и заблокировала напряжённость поля на стационарном режиме. Далеко на западе на снежную пустыню медленно опускалось серебристое марево.

Выбравшись из "дилижанса", Марта оценивающим взглядом окинула территорию лагеря и прицокнула языком. На сегодня работы для дневального выпало предостаточно.

Первым делом она разморозила "землеройку", ввела в неё программу и отправила по следу "червя". Получив задание, "землеройка" юлой закрутилась по территории лагеря, часто застывая на месте для подлёдной съёмки. Однако со съёмкой, по всей видимости, ничего не получалось, потому что она, вдруг недовольно заверещав, побежала по кругу, раскручивая огромную спираль. Наконец она наткнулась на рыхлый сугроб, оставленный "червем" на месте его внедрения в ледяной щит, и стремглав юркнула в него. С минуту снег в центре сугроба шевелился, проседая вглубь, затем всё стихло. Тогда Марта стащила комбинезон и, оставшись в одном купальнике, принялась упаковывать в "дилижанс" экспедиционное снаряжение, разбросанное по всему лагерю.

Когда она закончила работу, на утоптанной площадке остались только две палатки и сиротливо скособоченная душевая кабинка. За это время Корриатида успела забраться почти в зенит, однако снежный гейзер из шурфа продолжал бить всё с той же неослабевающей мощью. Обедать, очевидно, никто не собирался.

На всякий случай Марта заказала походной кухне "обед до востребования" и с полчаса бесцельно бродила по лагерю в надежде, что они всё-таки вернутся. Но потом её терпение лопнуло, она махнула рукой и, раздевшись донага, легла загорать прямо на тёплый снег.

"Только бы чёрт никого не принёс в лагерь", - подумала она, прикрывая глаза тёмными светофильтрами.

ДЕНЬ ВОСЬМОЙ

ИНФОРМАЦИОННАЯ СВОДКА:

На сегодняшний день сорок два добровольца прошли акватрансформацию. Летальных исходов нет.

На северо-востоке академгородка начато строительство оранжерей для выращивания акватрансформированных растений. Работы предполагается закончить в двухнедельный срок.

Расконсервированные резервные синтезаторы дали первую партию белка на основе воды-44.

До сих пор все попытки установления связи с орбитальной станцией "Шпигель" не достигли успеха.

Для эвакуации персонала баз "Северный полюс" и "Юго-Восточный хребет" высланы бригады специального назначения. В задачу бригад входит демонтаж научного оборудования с целью увеличения жилой площади, полная герметизация баз и перевод их систем жизнеобеспечения на оборотные циклы. Переоборудованные базы предполагается предоставить для размещения школ-интернатов.

Продолжаются поиски двух гляциологических партий, проводящих исследования на ледяном щите...

5

- Послушайте, Ретдис,- жёстко проговорил Кратов. - Идут уже четвёртые сутки, как пятнадцать человек под вашим руководством толкут воду в ступе. Вы что, думаете, этим можно заниматься до скончания века? Мне нужна связь со "Шпигелем"!

Ретдис с силой сжал подлокотники кресла и выпрямился. На побледневшем лице выступили веснушки.

- А вы пробовали научить кота ездить на велосипеде? - играя желваками, процедил он.

- Отправьте свой велосипед коту под хвост! Вы же специалист высшей квалификации по межпространственной связи! Это ваша работа, ваше второе я! Или, быть может, это не соответствует действительности?

- В настоящий момент все мои знания по этому вопросу следует отправить всё тому же коту под тот же хвост. В условиях искривлённого пространства мне не приходилось работать.

- Искривлённое пространство, - поморщился Кратов. - Никому не приходилось работать в его условиях. Но ведь голова на плечах у вас есть? Которую, кстати, я до сих пор считал светлой!

- Именно благодаря ей я и убедился, что все современные методы связи в данной ситуации непригодны.

Кратов перевёл дух и внезапно улыбнулся.

- Ретдис, вы не находите, что наш разговор стал похож на дуэль? Причём довольно ожесточённую?

Ретдис молча отвёл взгляд в сторону.

- Кажется, это моя вина, - продолжил Кратов, - и я приношу вам свои извинения.

В ответ последовал сдержанный кивок.

- Чем сейчас занимаются ваши люди?

- Думают.

- Что ж, - согласился Кратов, - тоже работа.

- Я не могу заставить их биться головой о стенку.

- Да-а, - протянул Кратов и кисло поморщился. - С вами не соскучишься. Может быть, мы всё-таки отложим шпаги в сторону?

Ретдис посмотрел на Кратова тяжёлым, но открытым взглядом.

- Тогда давайте говорить по-существу.

- Договорились, - кивнул Кратов. - Итак, как я понял из нашего разговора, все известные способы связи не годятся?

- Современные. Современные способы связи. Известных же способов существует необъятное множество, даже если исключить из их числа такие, как там-там, пневмопочта и им подобные.

- Известные... - Кратов зажмурился и принялся усиленно растирать виски. За прошедшую неделю ему приходилось спать не более двух-трёх часов в сутки. - Кстати, а почему вы рассматриваете только современные способы связи?

- Мы исходим не столько из своих возможностей, сколько из возможностей "Шпигеля", а они более ограничены, чем наши.

- Послушайте, Ретдис, - задумчиво проговорил Кратов, - если не ошибаюсь, то на "Шпигеле" есть прекрасная оптическая аппаратура, разрешающая способность которой в принципе может позволить любоваться порами на наших носах...

Ретдис покачал головой.

- Уже пробовали?

- Теоретически. К сожалению, проявившаяся в условиях искривлённого пространства дисперсия света настолько чудовищна, что нам пришлось бы рисовать буквы высотой в сотни метров.

- Так в чём дело? Разве у нас нет подходящей площади? Пишите на снегу!

- Боюсь, что время упущено. Прошло восемь дней. Они вряд ли рассматривают нас в оптику. Впрочем, если мы даже не найдём способа связи, надеюсь, что они сами догадаются спуститься на Снежану в разведывательной шлюпке.

Кратов остолбенел. На мгновенье он потерял дар речи, но тут же взорвался.

- Да вы что, так до сих пор и не поняли, что ваша группа для того и создана, чтобы этого как раз и не допустить? Шлюпка может совершить только один рейс: сюда и обратно. Других кораблей у нас нет и горючего тоже. И если они прилетят до того, как мы найдём способ связаться с ними, то только для выяснения сложившейся ситуации. И очень мало надежды, что спустятся они всем экипажем. Тем самым оставшиеся на станции займут места, предназначенные для детей. Теперь вы понимаете, почему нам так нужна связь?

Лицо Ретдиса посерело, на верхней губе выступили капельки пота.

- Понятно, - с трудом сказал он. - Диктуйте, что писать.

- Напишите на снегу следующее: "Категорически запрещается использовать шлюпку. Освободить от научной аппаратуры все помещения станции. Все системы жизнеобеспечения перевести на оборотные циклы. В первую очередь - баланс воды". Текст сократите до минимума, чтобы меньше было писать - на это уйдёт много времени. Но запрет на шлюпку в первую очередь. Всё ясно?

- Да, - кивнул Ретдис. Он достал из кармана дешифратор и немного повозился с ним. - Значит, так: "Шпигелю". Шлюпку не использовать. Зациклить системы жизнеобеспечения. Научную аппаратуру - за борт".

- Поймут? - засомневался Кратов.

- Потом можно написать более подробно.

- Хорошо. Действуйте.

- До свидания.

- Удачи, - пожелал Кратов. - Связь окончена.

Ретдис вместе с креслом подёрнулся молочной пеленой и исчез. На его месте в воздухе остался висеть маленький белый шарик информатора.

- Связь с Торстайном, - бросил Кратов в пустоту кабинета. Он хрустнул пальцами, встал из кресла и принялся расхаживать по комнате, разминая затёкшую спину.

Шарик информатора быстро завращался в воздухе, разбрасывая в стороны мелкие искры. Прошла минута, две - связи не было.

- Информационный центр, - повысил голос Кратов, - почему нет связи с Торстайном?

Шарик информатора пыхнул искрами. На миг в кабинете появилось размытое изображение каких-то неясных конструкций и сейчас же пропало.

- В данный момент Торстайн находится на строительстве оранжерей, сообщил бесцветный голос. - Связь с ним по техническим причинам установить не удается.

"По техническим причинам! - хмыкнул Кратов. - Впрочем, может быть, это самая верная формулировка..."

- Когда намечено окончить прокладку коммуникаций на строительство?

- В ближайшие два-три дня.

- Спасибо. Когда Торстайн появится на территории академгородка, свяжите его со мной. Конец.

Кратов снова опустился в кресло и заказал чашку кофе. Однако выдвинувшийся было из стены столик бара застыл на месте.

- В чём дело? - удивился Кратов. - Чашечку кофе.

Столик запульсировал красным светом. Кратов чертыхнулся. Кажется, инспекция охраны здоровья подобралась к нему вплотную.

- Иди сюда, - приказал от столику.

Столик медленно подкатился. Кратов откинул верхнюю крышку, ухватился за неё одной рукой, а другой, залез внутрь столика. Столик дёрнулся, но вырваться не смог.

- Нельзя! Нельзя! Нельзя! - заверещал он.

Кратов нащупал пломбу санитарного контроля и с силой рванул.

- Нель... - захлебнулся столик и затих. Красный свет медленно погас.

- Чашечку кофе, - вновь попросил Кратов, закрывая верхнюю крышку.

Столик мигнул зелёным светом и принялся за работу.

Пока готовился кофе, Кратов вызвал лабораторию Шренинга.

- Связь заблокирована, - мгновенно ответил информационный центр.

Кратов понимающе вздохнул. В общем, правильно. Он представил, сколько родственников и просто знакомых тех, кто прошёл акватрансформацию, пытаются сейчас связаться с лабораторией Шренинга.

- Разблокируйте от моего имени, - сказал он. - Впрочем, если Шренинг занят, тогда аннулируйте заказ.

В этот момент верхняя крышка бара откинулась, и из его чрева выплыла на подносе чашка кофе. Кратов осторожно снял её, подул и отхлебнул. И от удовольствия зажмурил глаза - запретный плод всегда сладок...

- А вот этого, Алек, я бы вам делать не советовал, - сказал кто-то в комнате.

Кратов продолжал улыбаться.

- Не отнимайте у старика последнюю радость, - сказал он. Затем отхлебнул глоток и открыл глаза.

Посреди кабинета в серебристо-зелёном халате стоял Шренинг. Как всегда, аккуратный, подтянутый и строгий.

- Здравствуйте, Ред, - проговорил Кратов, ставя чашку на стол. - Не помешал?

- Здравствуйте. Если бы помешали, я бы просто не ответил.

- А я бы и не настаивал, - улыбнулся Кратов. Он кивнул в сторону бара: - Твои штучки?

- Мои. - Рядом со Шренингом появилась Анна. В таком же серебристо-зелёном халате и такая же строгая и аккуратная. - Здравствуйте. Я категорически запрещаю вам не только пить кофе, но и принимать тонизаторы.

Кратов хмыкнул и прищурившись посмотрел на Анну.

- И не надо смотреть на меня, как на девочку!

- Здравствуй, Аннушка! Не дуйся, пожалуйста, на старика, который просто любуется тобой, твоей красотой и молодостью и ничего не может возразить. Но и послушаться тоже. Поэтому, прошу тебя, сделай вид, что ты ничего не замечаешь.

- В таком случае мне придётся настаивать на вашей эвакуации вместе со школами-интернатами.

- Ну вот, - поморщился Кратов, - напросился на комплимент. Что старый, что малый... Неужели я так плохо выгляжу?

- Ради бога, не утрируйте. После приёма любого стимулятора организм человека перестаёт соответствовать его статусграмме и в течение минимум трёх суток является непригодным для акватрансформации. Вы же за последнее время приняли такую дозу стимуляторов и тонизаторов, что для восстановления вашей статусграммы потребуется, очевидно, около месяца.

- Спасибо за информацию, - кивнул Кратов. - Я думаю, мы позже вернёмся к этому вопросу. Как у вас обстоят дела?

Анна отвернулась.

- Мне бы хотелось, чтобы этот вопрос был исчерпан, - бросила она через плечо.

Шренинг сложил на груди руки и исподлобья посмотрел на Кратова.

- Когда Учёный Совет обсуждал вопрос об акватрансформации, я гарантировал, что летальных исходов не будет. В противном случае я бы отказался. Я не экспериментирую на людях.

- Надо понимать, что всё идёт хорошо?

- Иначе у меня не было бы времени разговаривать с вами.

- Ясно... - протянул Кратов. - Послушай, Ред, то ли я чего-то не понимаю, то ли здесь какая-то неувязка. О каких гарантиях ты говоришь, если у тебя на крысах только восьмидесятипроцентная воспроизводимость?

Шренинг пожал плечами.

- Эти данные характеризуют результаты всех экспериментов, в том числе и в экстремальных условиях, когда об объекте ничего не известно. При наличии же статусграммы и соответствии ей объекта я могу гарантировать практически полную акватрансформацию.

В этот момент сбоку от Шренинга появился мигающий шарик информатора.

- На связи Торстайн, - сообщил информационный центр.

- Пусть подождёт, - отмахнулся Кратов. - Что означает: "практически полную"?

- То, что я не господь бог, - резко ответил Шренинг. Лицо его окаменело, глаза превратились в щели, рот стал напоминать хирургический разрез. - Как и всякая копия, статусграмма не может дать абсолютно точной картины человеческого организма. Отклонения возможны и будут. И регенерацией я смогу заняться только в исключительных случаях!

- Под отклонениями ты подразумеваешь...

- Неполную акватрансформацию!

- Увечья... - пробормотал Кратов. - А если эта самая неполная акватрансформация коснётся мозга?

- Всякая церебростатусграмма на три порядка выше общей статусграммы человеческого организма. Здесь гарантия стопроцентная.

- А что вам мешает достигнуть такой же точности в снятии общей статусграммы?

Губы Шренинга дрогнули в подобии горькой усмешки.

- Когда Комитет статуса человека разрабатывал методики снятия статусграммы, он не предполагал, что их будут использовать для подобных целей. Наоборот, у Комитета была абсолютно противоположная цель - человек в любых условиях должен оставаться человеком. В физиологическом смысле. И пределы точности функциональных групп статусграммы основаны именно на этом определении.

Кратов покачал головой.

- Тогда что тебе лично мешает достигнуть той же точности снятия статусграмм?

- Мне? - Шренинг вскинул брови. - В принципе, мы можем достигнуть такой же точности. Но акватрансформация, как и сличение личности в Комитете статуса человека, проводится по трём статусграммам. А они, как известно, снимаются не ранее, чем через год.

- Это-то мне известно, - вздохнул Кратов. - А если...

- Послушайте, Кратов! - взорвался Шренинг. - Неужели вы думаете, что мы не продумали все возможные "а если"? Мы делаем всё, что в наших силах. И не только чтобы свести риск к минимуму, но и сохранить личность и здоровье каждого человека в неприкосновенности.

- Хорошо, - кивнул Кратов. - Спасибо за разъяснения. До свидания. Успеха вам!

- Спасибо, - буркнул Шренинг и отключился.

Кратов устало откинулся в кресле. Хоть минуту бы передохнуть слишком уж неблагодарная работа быть координатором. Мало того, что мешаешь людям работать, попусту тревожишь их, нервируешь, так ещё и в собственных глазах выглядишь дураком...

- Связь с Торстайном, - пересиливая себя, проговорил он.

Посреди комнаты проявился грузный человек в туго обтягивающем его комбинезоне. Вольно раскинувшись в кресле, он аппетитно ел огромный протобан, лоскутьями отворачивая мягкую кожуру. Увидев Кратова, он ничуть не смутился.

- Привет! - помахал он Кратову половинкой протобана. - Твой канал был занят, и я решил пока перекусить.

- Приятного аппетита, - сказал Кратов. - Здравствуй. Тебя когда-нибудь можно будет застать не за трапезой?

Торстайн с хрустом откусил.

- Первое время после акватрансформации, - проговорил он набитым ртом. - Знаешь, у меня уже сейчас вид белка-44 вызывает спазмы в желудке.

- Наконец-то ты похудеешь, - саркастически заметил Кратов.

- Может быть, может быть... - Торстайн доел протобан и бросил кожуру в утилизатор. - Но я надеюсь, что уже через месяц оранжерея начнёт давать продукцию. Кстати, зачем я тебе понадобился?

- А по-твоему, зачем ты можешь понадобиться координатору работ?

Торстайн высоко вскинул брови и рассмеялся.

- Так Совет всё-таки назначил тебя координатором? Не завидую!

- Я тоже.

- Тебе ещё никто не посылал куда подальше, чтобы не мешал работать?

- И не единожды. Только в более мягкой форме.

- А чего ты хотел? Так и должно быть. Всякому человеку неприятно, когда вмешиваются в его работу. Особенно, если вмешивающийся человек знает эту работу только в общих чертах, а требует отчёта по всей форме, да ещё и поторапливает. Чувствую, что и мне ты сейчас предложишь сократить сроки ввода в строй комплекса оранжерей. И у меня это, естественно, вызовет раздражение. Потому что строительство идёт в самом высоком темпе, техника работает на износ, и ускорить работы я никак не могу.

Кратов поморщился.

- Давай обойдёмся без психоанализа моей деятельности.

Торстайн хотел что-то сказать, открыл было рот и вдруг расхохотался.

- Вот-вот. Приблизительно то же думают и твои подчиненные!

И в этот момент информатор запульсировал багровым огнём экстренного вызова.

- Извини, - встрепенулся Кратов. - Мы с тобой ещё продолжим разговор.

Торстайн понимающе кивнул и отключился. На его месте тотчас возник Ретдис. Он был крайне возбуждён, рыжие волосы взлохмачены.

- Есть связь? - понял Кратов.

- Да!

- Каким образом?

Ретдис неожиданно смутился и покраснел.

- Световыми вспышками, - выдавил он из себя, пряча глаза. - Мы заметили их, когда "Шпигель" проходил над академгородком.

Словно груз упал с плеч Кратова. Есть связь. И настолько просто, что и ребёнок смог бы додуматься... Действительно, когда закопаешься в глубь проблемы, не видно решения, лежащего на поверхности.

- Что они передают?

Ретдис растерянно заморгал.

- Не знаю... Мы ещё не расшифровали. Я сразу к вам...

- Хорошо, - кивнул Кратов. - Как расшифруете - доложите. А когда установите двухстороннюю связь, передайте мой приказ, который я вам уже диктовал. Впрочем, зафиксируйте его в официальном виде: "Начальнику астрофизической орбитальной станции "Шпигель" Гржецу Сильверу. Приказ. Срочным порядком демонтируйте всю научную аппаратуру и освободите от неё все помещения станции. Все системы жизнеобеспечения переведите на оборотные циклы. В первую очередь - строгий баланс воды. Персоналу станции подготовиться к эвакуации. До поступления соответствующего приказа категорически запрещается использовать шлюпку. Время вступления приказа в силу: по получению. Директор академгородка ЦКИ (филиал) на Снежане Алек Кратов". Конец.

- Теперь передадим, - заверил Ретдис. Он выключил фиксатор и спрятал его в карман.

- У них, естественно, появятся вопросы, - продолжил Кратов. - Я надеюсь, что вы сами сможете снабдить их соответствующей информацией. В затруднительных случаях обращайтесь прямо ко мне. О результатах связи доложите на Совете.

- Хорошо. У вас всё?

- Всё. Успехов вам.

- Спасибо, - поблагодарил Ретдис и отключился.

Кратов облегчённо откинулся на спинку кресла. Со "Шпигелем", кажется, всё ясно. Теперь остались мелочи. Несколько мгновений он полежал в кресле, затем опять заставил себя подняться.

- Связь с Торстайном, - проговорил он.

- Ты извини, что нас прервали, - сказал он, когда Торстайн снова появился у него в кабинете. - Продолжим наш разговор...

6

Ярек Томановски проснулся от неприятного чувства в желудке. Всё вокруг качалось, болела голова, его подташнивало. В первый момент он не мог понять, где находится. Затем вспомнил. Превозмогая головокружение, он выбрался из амортизационного кокона и ступил на уходящий из-под ног пол. Его замутило ещё сильнее. Непослушными пальцами Ярек нашёл в нагрудном кармане ампулу тоникамида и проглотил. Сознание начало постепенно проясняться. Вот уж не мог себе представить, что его может укачать. Он встряхнулся, сделал несколько приседаний. В висках застучало, он стал понемногу приходить в себя.

В бытовом отсеке "махаона" осязаемым душным одеялом висели полумрак и тишина. Мыдза и Гарвен спали в своих коконах, ещё три кокона пустовали. Под слабо светящимся ночником на столике стоял обед на одного человека. Ярек только покосился на него - один вид обеда вызывал тяжесть в желудке - и принялся быстро одеваться. Одевшись, он всё же пересилил себя, налил стакан томатного сока, густо посолил и выпил. Затем тихонько, чтобы никого не разбудить, открыл дверь и вышел.

В рубке было светло и просторно. Прозрачный пол создавал иллюзию, что ты ступил просто в воздух и сейчас рухнешь со стометровой высоты в проплывающие под тобой снежные барханы.

- С добрым утром, - ехидно приветствовал его Сунита. - Что это мы такие зелёные? Нас никак укачало?

Ярек кисло поморщился, буркнул что-то в ответ и прошагал к Сингурцу, сидевшему в кресле пилота.

- Как дела? - спросил он, остановившись за спинкой кресла.

Сингурц обернулся.

- Нормально, - сказал он, вставая с кресла и освобождая место. - Ни тебе восходящих потоков, ни нисходящих. Ни вихревых. Чудо, а не атмосфера. Даже скучно. - Он потянулся и зевнул. - Садись.

Ярек молча кивнул и сел в кресло.

- Иди отдыхай, - сказал Сингурцу Ноали. - Возможно, ночью будет вахта.

- А! - отмахнулся Сингурц. - При такой погоде мы ещё к вечеру будем на базе.

- Если мы идём верным курсом.

- Да, если мы идём верным курсом, - согласился Сингурц и направился к бытовому отсеку. - Спокойной вахты!

- Там на столе обед, - бросил через плечо Ярек. - Поешь.

- Спасибо, - поблагодарил Сингурц, закрывая за собой дверь.

- Почему не разбудили? - недовольно буркнул Ярек.

- Вы так сладко спали-с! - прыснул Сунита.

- Прими тоникамид, - посоветовал Ноали.

- Спасибо, уже, - ответил Ярек, внимательно вглядываясь в панорамный экран заднего обзора.

Сзади, с интервалом в двести метров, мерно покачиваясь в автономном режиме, шли ещё два "махаона". Последний через каждые пять километров отстреливал в вершины барханов вешки для разметки пути. Обычно "махаоны" совершали свои рейды между академгородком и базами "Северный полюс" и "Юго-Восточный хребет", перевозя грузы и людей, в автоматическом режиме по пеленгу. Но сейчас это стало невозможно. Любая связь, кроме кабельной, не работала, и даже обыкновенный компас в свёрнутом пространстве не хотел ничего показывать. Когда же стали готовить бригады специального назначения для демонтажа станций и их переоборудования под школы-интернаты, то обрисовалась весьма плачевная ситуация. Картографическая съёмка снежанской поверхности в своё время была отправлена на Землю, а её копия, записанная почему-то лазерным способом в магнитном объёме, а не в обычной кристаллозаписи, не выводилась из памяти информатория всё по той же причине, по которой отсутствовала и связь. Такое безгранично-беспечное доверие к биоэлектронной технике привело к тому, что никто и приблизительно не знал не то что расстояния до станций, но даже в какой стороне они находятся. Говорят, что Кратова, когда он об этом узнал, чуть не хватил удар. Он грозился разогнать всю картографическую группу, но оказалось, что её на Снежане вообще нет. Съёмку производили студенты Картографической службы, которые, сделав разметку академгородка и баз, отбыли на Землю, забрав с собой все материалы для оформления курсовых работ. И теперь путь к базам приходилось прокладывать заново, из-за отсутствия связи наобум, оставляя на своём пути вешки.

- Да, так кстати об анекдотах, - продолжил Сунита прерванный сменой вахты разговор. - Года три назад вольный бард Юрата Барвит провёл на Снежане оригинальное исследование по возникновению и распространению анекдотов...

- Тот самый? - удивлённо спросил Ноали. - Провозгласивший себя вдохновителем течения нового романтизма?

- Не знаю. Наверное. Я в поэзии не очень-то силён. Где он сейчас, что с ним и почему он задержался у нас тогда на полгода, я тоже не знаю. Может быть, он искал здесь вдохновение, а может, просто не успел к отбытию транспорта, и ему пришлось ждать следующего рейса. Впрочем, это не важно. Главное, что он остался.

Ярек уменьшил экран заднего обзора, затем легонько попробовал крылья "махаона". Огромная тень на снежной равнине послушно ушла в сторону и вернулась на своё место.

- О! Наш пилот, кажется, начинает приходить в себя! - послышалось сзади.

Ярек развернул кресло, чтобы видеть и рубку, и обзорные экраны.

- Сколько уже прошли?

- Восемь тысяч, - ответил Ноали.

Ярек присвистнул.

- Хорошо идём. Если курс верен, часа через три будем над базой... Так что там насчёт анекдотов?

- Ах, да! - воскликнул Сунита. - Итак, я остановился на том, что Юрата Барвит остался на Снежане наедине со своим вдохновением. Я так думаю, что именно оно, впрочем, может быть, наоборот - его отсутствие, натолкнуло Юрату на подобное исследование. Как раз в тот момент Друа проводил какой-то тонкий эксперимент и затребовал от Совета наложения вето на Д-связь, так как возмущения, возникающие при проколе пространства Д-посылкой, мешали ему. "Добро" он получил, и наступили три месяца Большого снежанского молчания.

- По-моему, речь шла об анекдотах, - заметил Ярек.

- Я как раз к этому и подхожу, - кивнул Сунита. - Итак, как я уже сказал, наступило Большое снежанское молчание, которое для намеченного Юратой исследования оказалось прямо-таки на руку. Он исходил из тривиального соображения, что анекдоты знают все, а конкретных авторов никто. Население в ту пору на Снежане было маленьким, тысяч пять, своего рода замкнутый мирок, на три месяца оторванный от остального мира. И, тем не менее, в этом замкнутом мирке появлялись анекдоты. Заинтригованный безымянным народным творчеством, Юрата и предпринял поиски таинственных авторов. И начал методический опрос: кто, от кого и когда услышал новый анекдот. Вначале цепочка его расследования оканчивалась экипажем последнего транспорта или Д-связистами, ссылавшимися на разговоры с другими внепланетными станциями. Однако, со временем, по мере отдаления момента отбытия транспорта со Снежаны и последнего сеанса связи, цепочка всё чаще стала замыкаться сама на себя. Причём, чем Юрата был несколько обескуражен, она иногда замыкалась на нём самом. Тогда Юрата прекратил всякое посредничество в передаче анекдотов, и тут случилось невообразимое. Последние в цепочке всё чаще стали утверждать, что впервые анекдот услышали именно от него, а с датами стал твориться такой бедлам, что Юрата в отчаянии вынужден был забросить свои опросы. К счастью, к этому моменту на Снежану прибыл транспорт с водой, и Юрата поспешно ретировался. По его же выражению - пока ещё не успел сойти с ума.

- Ну, а мораль? - спросил Ярек.

- Мораль?

- Выводы, если тебе так больше нравится.

- Ты, как всегда, забегаешь вперёд, - сказал Сунита. - Я ведь ещё не закончил. Где-то через полгода после этого в "Литературном вестнике" появилась статья Юраты Барвита под несколько пространным названием: "Некоторые соображения по вопросу возникновения юмористических форм народного творчества". В ней, пытаясь хоть как-то объяснить результаты своего исследования, Юрата, здесь надо отдать ему должное, иронизируя над собой, ссылается на вмешательство - ни много, ни мало - чуждого разума.

- Да... - протянул Ноали. - Не ново и даже более. Старо!

- У тебя есть свои соображения на этот счёт? - усмехнулся Сунита.

Ноали пожал плечами.

- Не совсем мои, но есть.

- Ну-ну?

- Хорошо. Вот, пожалуйста, анекдот. Экспромтом, правда. Три студента штурманского факультета защищают курсовую работу по звёздной картографии. "Нами исследована звёздная система такая-то, имеющая одну планету. Параметры звезды такие-то, параметры планеты такие-то". Председатель комиссии спрашивает: "Планета, обнаруженная вами, соответствует стандарту Грейера-Моисеева о возможности углеродной жизни. Согласно положению, вы имеете право дать звезде под номером таким-то и её планете имена собственные. Какие имена вы им дали и, если возможно, объясните, почему?" Студенты и отвечают: "Планету, ввиду того, что она покрыта глубоким слоем снега, мы назвали Снежана. А звезду, по обычаю, именем древней богини Корриатида".

Ноали умолк и насмешливым взглядом обвёл слушателей.

- Гм... Всё? - недоверчиво спросил Сунита.

- Всё.

- А... где же смеяться?

Ноали рассмеялся.

- Я ведь предупреждал, что это экспромт. Не было такой богини Корриатиды. Были кариатиды, вторая буква "а", одно "р" - жрицы-храма Артемиды. Позднее так стали называть скульптурные изображения стоящих женщин, поддерживающих, подобно атлантам, своды зданий. Анекдот, конечно, никудышный, но на его примере я просто хотел показать, что у анекдотов нет авторов. Есть просто курьёзные обстоятельства, которые, передаваясь из уст в уста, обтачиваются до анекдотов. Кстати, из-за этой ошибки бедным студентам с трудом засчитали курсовую работу.

- Да, - прицокнул языком Ярек. - Был у меня почти аналогичный случай... - Он мельком глянул на экраны и осёкся. На экране заднего обзора, медленно удаляясь, уплывал за горизонт купол базы.

- Так сколько у нас по расчётам до базы? - прищурившись, спросил он у Ноали.

- Около одиннадцати тысяч.

- А прошли?

- Почти девять.

- Какие точные данные, - сквозь зубы процедил Ярек. Он резко повернулся вместе с креслом и заложил "махаон" в крутой вираж.

- Что ты делаешь?! - только успел крикнуть Сунита, как его выбросило из кресла. Противоположная стена рубки, самортизировав, мягко приняла его.

- Что делаю? - зло переспросил Ярек и включил круговой обзор. - Не хочу стать поводом для очередного анекдота. Посмотри налево.

"Махаон", круто накренившись, разворачивался, и по левому борту медленно перемещалось изображение базы.

- Не знаю, как ты, - прогнусавил Сунита, смотря за перемещением базы, - а я уже, кажется, стал этим поводом. - Сидя на полу, он сморкался кровью. - Это же надо, в абсолютно мягкой кабине умудриться расквасить себе нос!

- Как же это ты? - сочувственно спросил Ноали.

- А вот так. Собственным коленом.

Лопнула перепонка двери бытового отсека, и оттуда вывалилась троица полуголых людей.

- Что случилось? - сиплым спросонья голосом пробасил Мыдза. Приехали?

- Приплыли. - Ноали недовольно окинул их взглядом. - Оденьтесь. Нас встречают.

Сверху хорошо было видно группу людей, стоявших на снегу возле купола базы и размахивающих руками. Первая вахта переглянулась между собой и весело рассмеялась. Похлопывая друг друга по спинам, они полезли назад в бытовой отсек. Гарвен, шедший последним, оглянулся и, заметив сидящего на полу Суниту, удивлённо остановился.

- Что с тобой?

- Это у меня от избытка чувств, - прогнусавил Сунита, зажимая пальцами нос. - Понимаешь, разные люди по-разному выражают свой восторг. Одни, например, скачут голыми, а другие предпочитают разбивать себе носы.

- Может, помочь?

- Спасибо. Я уже.

Гарвен хмыкнул.

- Тогда желаю дальнейшего успеха в твоём предприятии, - сказал он, заращивая за собой перепонку двери. - Голову запрокинь!

Ярек посадил "махаон" метрах в ста от людей, стоящих на снегу. Сзади, почти с тем же интервалом, мягко сели беспилотные "махаоны".

- Пойди умойся, - сказал Ноали Суните, открывая фонарь "махаона". - А то о тебе действительно будут ходить анекдоты.

К "махаону" бежали люди. Ноали спрыгнул на снег, за ним последовал Ярек. Они так и остались стоять, поджидая встречающих.

Ярек удовлетворённо похлопал ладонью по борту "махаона". Огромные крылья, слабо вибрируя, медленно опускались. Хорошая машина... Ему вдруг стало жаль её. Все биомашины были обречены. Если, конечно, Шренинг не изыщет возможности акватрансформации их биосистем.

Первым подбежал высокий мужчина в голубом биотраттовом комбинезоне с нашивками начальника базы на рукаве.

- Наконец-то! - запыхавшись, выдохнул он. - Сидим больше недели без связи... Что у вас там случилось?

Ноали молчал. Трудно было так сразу сказать правду.

- Что-нибудь серьёзное?

- Да, - наконец глухо сказал он.- Вся система Корриатиды находится в Чёрном Коконе.

По лицам персонала станции Ноали понял, что им это ничего не говорило.

- Это означает, - продолжил он, - что мы, возможно, на всю жизнь отрезаны от мира. Это также означает, что Снежана осталась без обыкновенной воды...

Взгляд человека в голубом комбинезоне вдруг скользнул за спину Ноали.

- Простите, - перебил он. - Это все?

Ноали обернулся. Позади него стояла демонтажная бригада спецназначения в полном составе.

- Да, все.

- Вчера утром мы отправили в академгородок "попрыгунчик". Вы не встретились с ним?

- Нет. - Лицо Ноали помрачнело. - Ярек, - попросил он, - проверь-ка аэросъёмку.

Ярек молча кивнул и полез в "махаон". Поскольку вся биокомпьютерная техника в свёрнутом пространстве Чёрного Кокона несла откровенную чушь, пришлось вернуться к дедовским методам - аэросъёмке. Она велась на протяжении всего полёта, чтобы легче было найти обратный путь. Ярек репродуцировал малый экран и стал быстро прокручивать съёмку в обратном направлении. Примерно в полутора тысячах километрах от базы он увидел то, что искал. Он прокрутил съёмку ещё немного и включил прямое воспроизведение.

Под "махаоном" медленно проплывали снежные барханы, и тут из-за одного из них, прямо по курсу, выпрыгнул "попрыгунчик" и застыл на вершине. Из него выскочили люди и замахали руками. А "махаон", беспристрастно скользнув по ним тенью, поплыл дальше. В довершение всего замыкающая машина выстрелила вешку-маяк и чуть было не попала в "попрыгунчик".

- Да... - с расстановкой проговорил кто-то сзади.

Ярек повернулся. За спиной стоял начальник базы. Глаза его смотрели на Ярека откровенно недобро.

- Вахта была трудной? - спросил он.

Ярек не ответил. Он отвернулся и почувствовал, как его помимо воли заливает краска стыда.

- Их надо забрать.

- Заберём, - через силу выдавил Ярек. - Разгрузимся, и я слетаю.

7

Косташен сидел на снегу, по-турецки поджав под себя ноги, и пригоршнями бездумно пересыпал перед собой снег. Удивительная белизна снега поражала. В его чистоте было что-то нереальное, бутафорское. На Земле такой снег бывает только в первый момент, когда ещё кружатся последние снежинки. Затем он сереет, быстро уплотняется, тает, становится ноздреватым, и его мгновенно убирают кибердворники. И снова тротуар чист и сух. А такой снег... Белый, скрипящий - почти как настоящий, но тёплый, плохо комкающийся, словно пеносиликетная крошка... Такого снега не бывает. Такого снега просто не может быть.

Косташен с отвращением отбросил пригоршню снега в сторону, отряхнул ладони и встал. Корриатида, вся в радужных разводах, степенно садилась за горизонт, и в преддверии беззвёздной ночи Одаму стало муторно. Он повернулся. Городок еле виднелся из-за огромных барханов, и разноцветье его домиков, сливаясь воедино в аляповатое пятно, казалось нереальным миражом. Возвращаться в город было страшно, но оставаться один на один с пустыней и ночью было ещё страшней. Хотелось, чтобы и пустыня, и ночь, и городок оказались на самом деле миражом, а он сам далеко отсюда, лучше всего на Земле.

Косташен пересилил себя и шагнул в сторону городка. Всё это время, почти с самого Начала (как он окрестил про себя возникновение Чёрного Кокона вокруг Корриатиды), он практически не спал. Крелофонию забросил, чего с ним не случалось никогда, ночи напролёт просиживал в своём номере, дотошно выспрашивая у информатора причины и возможные последствия этой дикой нелепицы, происшедшей на Снежане, а днём уходил в пустыню, подальше от города, от людей, от их непонятной ему, чужой, чуждой деятельности и сидел здесь, опустошённый и отрешённый, без всяких мыслей до самого вечера. Пока сумерки не загоняли снова в городок, в гостиницу, в его номер, как в мышеловку, где он опять начинал искать выход. Как будто он существовал...

В городок Косташен вошёл уже в сумерках. На улицах было пустынно. Сейчас редко кто без дела покидал свои дома. Наметённый ветром из пустыни снег ровным слоем лежал на тротуаре, вздёргиваясь аккуратным мениском у стен домов. Уже неделю его никто не убирал - в городке экономили энергию, и кибердворники бездействовали. Это хорошо, что на улице никого не было. Косташену ни с кем не хотелось встречаться.

Но когда он уже подходил к гостинице, из переулка ему навстречу вышел прохожий. Был он необычно тучным, горбатым, шёл быстро, но как-то странно, боком, прижимая к груди левую руку. И только подойдя ближе, Косташен понял, почему прохожий казался таким огромным и горбатым. На нём была широкая лохматая доха, и шёл он нахохлившись, будто ему было холодно. Левая рука была раза в два толще правой, и вначале Косташену показалось, что он что-то несёт. Но вблизи он увидел, что рука просто обмотана бинтами. Лицо у прохожего было пунцовым, а изо рта вырывался пар. Когда он прошёл мимо, даже не взглянув, Косташена обдало жаром.

Одам непроизвольно отпрянул. Иновариант! Он испуганно оглянулся вслед прохожему и почувствовал, как страх холодной пятернёй сдавил горло. Такими мы будем...

Остаток пути до гостиницы Косташен почти пробежал. За время ночных бдений с включённым информатором он многое узнал из того, от чего, как ему казалось, был навсегда отгорожен миром крелофонических абстракций. И был потрясён тем, что если в своём привычном мире абстракций он был творцом, где всё зависело от его желаний и менялось по его прихоти, то здесь, в реальном мире, он оказался никем и ничем - букашкой, чьим мнением никто не интересовался, и которая ничего здесь сделать не могла. Кроме как подчиняться законам мироздания. Так он узнал, что продолжительность существования Чёрных Коконов не установлена; по некоторым гипотезам, они появляются и исчезают от пульсации к пульсации, а по некоторым - могут существовать чуть ли не вечность. Он узнал, что акватрансформация, проводимая с использованием статусграмм Комитета статуса человека, хотя и обеспечивает полную гарантию жизни и рассудка, является процедурой весьма болезненной с массой патологических последствий. Особенно это сказывается на конечностях - пальцах рук и ног. Он узнал, наконец, что Комитет статуса человека занимается вовсе не охраной человеческого здоровья, как он думал до сих пор, а сохранением и стабилизацией вида homo sapiens, исключая и исправляя мутации человеческого организма, связанные с выходом человека в Пространство. Он узнал, что Комитет был создан ещё в начале освоения Пространства, когда возвращение человека на Землю, после долгого пребывания в космосе, приводило к генетическим, зачастую уродливым мутациям. Он узнал, что иноварианты (мутанты, потомки тех людей, которые не смогли вернуться на Землю, и вынуждены были остаться в Пространстве ещё до возникновения Комитета статуса человека) существуют и до сих пор. К сожалению, больше он узнать не смог - подробная информация об иновариантах выдавалась только с разрешения Комитета. Но и этих сведений было достаточно, чтобы воспалённое воображение нарисовало ту безграничную пропасть, в которую он может быть ввергнут здесь, на Снежане.

Пропасть, отделяющую его от человечества навсегда.

Косташен даже не обратил внимания на сильную жару и духоту, встретившие его в холле гостиницы. Ему и на самом деле казалось, что он вошёл с мороза в тёплое помещение. Поднявшись на свой этаж, он распахнул дверь номера и застыл от неожиданности.

Его ждали. В креслах посреди комнаты сидели три человека в серых комбинезонах. При его появлении они встали. В одинаковой одежде они казались безликими, хотя Косташен машинально и с каким-то удивлением отметил, что все трое молоды, и двое из них женщины. По его мнению, безликость не могла быть молодой и, тем более, характеризовать женщину.

- Ода... - проговорила одна из женщин, и Косташен с изумлением узнал Бритту. Комбинезон странно преобразил её, сделал чужой, незнакомой, снежанской. Будто она всю свою жизнь прожила здесь.

Одам перевёл взгляд на остальных. Их он не знал.

- Здравствуйте, Косташен, - сказал парень. Девушка кивнула. Взгляд у обоих был открытый и дружелюбный.

Косташен не ответил. Он нервно прошёлся по комнате, искоса бросил взгляд на непрошеных гостей, затем на всё ещё открытую дверь.

- Чем обязан?- раздражённо спросил он.

Парень с девушкой обескураженно переглянулись.

- Ода... - попыталась было смягчить резкость Косташена Бритта.

- Чем обязан?! - повысив голос, оборвал её Косташен.

- Мы пришли, чтобы помочь вам разобраться в положении, сложившемся сейчас на Снежане, - просто сказал парень.

- Да? - жёлчно заметил Косташен. - Это через неделю после того, как мы оказались в Чёрном Коконе? Долго же вы собирались!

Парень покраснел, но взгляда не отвёл.

- Здесь мы виноваты, - прямо сказал он. - В суматохе просто как-то выпустили из виду... Но сейчас мы готовы ответить на все ваши вопросы.

- На все?! Тогда ответьте мне, когда я смогу, наконец, вернуться на Землю!

Парень смотрел ему прямо в глаза, и было видно, что в его взгляде начинает закипать что-то холодное и жёсткое.

- Боюсь, что никогда.

Никогда. Косташен сцепил зубы. Вот и сказано это слово. Он отвернулся и подошёл к разблокированной оконной стене. В густых сумерках городок казался чужим, безлюдным и равнодушным. Он содрогнулся. Видеть его не хотелось.

- Давайте сядем, - предложил парень.

Косташен заблокировал окно и повернулся.

- Я уже сам во всём разобрался. Чем ещё обязан?

Парень с девушкой вновь недоумённо переглянулись. Она успокаивающе положила руку ему на плечо. Бритта беспомощно посмотрела на них, затем на Косташена.

- Ода, - сказала она. - Нас переселяют из гостиницы. Её сейчас начали готовить для...

- ...иновариантов! - закончил за неё Косташен.

Бритта удивлённо вскинула брови. Она не поняла. Зато те, двое, поняли. Лица у них стали чужими и холодными. Щека у парня дёрнулась, будто его ударили.

- Не за этим они пришли! - крикнул Одам Бритте. - Они хотят, чтобы мы тоже стали иновариантами! А молодые люди знают, что их действия противоречат закону?

- Какому закону? - тихо спросил парень. Он пристально рассматривал Косташена. Видно было, что разговор ему не нравится, и не такого разговора он ожидал.

- Не делайте из меня дурака! - взорвался Косташен. - Вы что, думаете, я не знаю, зачем существует Комитет статуса человека? И что эта ваша акватрансформация является преступлением против этого статуса?

- Каким преступлением? - ещё тише спросил парень. Он по-прежнему не отводил пристального взгляда от Косташена.

- Против человечества! Вам, вижу, режут слух столь высокопарные фразы?!

- Ода! - с болью в голосе проговорила Бритта. - Как ты можешь! Это же делается ради детей!

- Ради детей?! Но почему ради столь возвышенной цели я должен становиться калекой? А эти руки... - Он посмотрел на свои тонкие, выхоленные руки крелофониста. - Кто мне даст гарантию, что эти руки, не мои руки, а достояние всего человечества, руки, которыми восхищается мир, останутся в целости и сохранности?

Бритта вздрогнула и вскинула на него широко открытые глаза. Парень с девушкой побледнели.

- И не говорите мне о регенерации! - перешёл на крик Косташен. - Кому я буду нужен с регенерированными руками, если их придётся вначале учить хотя бы держать ложку с вилкой!

- Идём отсюда, - сказала девушка парню, не глядя на Косташена. На её лице проступила брезгливость.

- Идём, - кивнул парень.

У двери он пропустил девушку вперёд и обернулся.

- Вы много здесь говорили о человечестве, о законах и преступлениях, - сказал он. - Так вот, мне бы хотелось, чтобы вы уяснили себе одно: на всю оставшуюся жизнь человечество для вас будет сосредоточенно на Снежане. Другого человечества нет и не будет. И ч т о является преступлением против него будет определяться здесь. Точно также, как и ценность ваших рук.

Косташен заскрипел зубами.

- Неделю назад они восторгались моими руками, - сказал он Бритте. - А сегодня они готовы их отрубить топором!

- Перестань! - закричала Бритта, зажимая уши руками. - И сядь! Мне нужно с тобой поговорить...

Косташен ошеломлённо посмотрел на неё. В таком возбуждении он ещё никогда не видел Бритту. Он машинально вырастил кресло и упал в него.

- Руки рубить, говоришь? - начала она, нервно ходя по комнате. Она обхватила себя руками, будто ей было зябко. - Эти люди готовы головы на плаху положить, лишь бы дети не прошли через всё это. А ты... - Бритта остановилась и с болью посмотрела на Косташена. - Раньше я старалась не замечать подобных взбрыкиваний твоего не в меру раздутого самомнения. Раньше это никому не мешало. Да и все тоже относились к нему снисходительно. Как же, мировая знаменитость! Ты вознёс себя и крелофонию на пьедестал, выше которого, как тебе кажется, ничего нет и не будет. И, по-твоему, так будет всегда и во веки веков!

- Не перебивай! - оборвала Бритта пытавшегося что-то сказать Косташена. - Я всегда тебя выслушивала, выслушай один раз ты меня. Да, ты прав. Искусство вечно, и ты большой мастер крелофонии. Но то, что в нашем веке вызывает восхищение, на потомков может не произвести впечатления. Что ты знаешь, например, об опере? Только то, что в музее театрального искусства изредка дают представления? А что ты знаешь о балете, не современном, а классическом, разница между которыми настолько же велика, как между цирком и скоморохами или театром и балаганом. Никто сейчас не поёт серенад, не рассказывает речитативом саг, не устраивает поэтических турниров; ушли в предание такие инструменты, как лира, гусли, волынка, зурна; нет сейчас сказителей, барды и художники не имеют ничего общего с теми, кого так называли раньше. В Прадо ты даже не захотел пойти посмотреть на настоящую живопись, потому что современный художник работает не красками, кистью и мольбертом, а оперирует нелинейной оптикой, создавая картины объёмной светописи. А что ты знаешь о великих актёрах и исполнителях прошлого? Что ты знаешь о Паганини, Карузо, Шаляпине, Бакстере? Только то, что они были, что ими восторгались? Но ведь тебя сейчас не затащишь в музей театрального искусства ни на одно представление!

Бритта перевела дух и подошла к двери.

- Я всё сказала. Искусство возвышенно, и ценность его безгранична. Но без людей, без их жизни оно мертво. Подумай. Смени свою шкалу ценностей и приходи к нам.

- К кому это - к нам? - с вызовом спросил Косташен.

- Ко мне, к Байрою, К людям.

- Так ты сейчас идёшь к Байрою?

- Да. Сейчас - к Байрою.

Косташен язвительно хмыкнул.

- А я вам не помешаю?

- Дурак, - беззлобно сказала она. - Байрой сегодня утром прошел акватрансформацию.

Она повернулась к нему спиной и ушла.

ДЕНЬ ДЕСЯТЫЙ

ИНФОРМАЦИОННАЯ СВОДКА:

На сегодняшний день триста двадцать семь человек прошли акватрансформацию. Летальных исходов нет.

Закончено переоборудование гостиницы для приёма первых акватрансформантов. Оптимальная температура жилых помещений составляет 6570оС.

Пущена в строй первая очередь оранжерей.

Продолжается переоборудование баз и орбитального спутника для размещения школ-интернатов. С базами через орбитальный спутник установлена связь посредством световой сигнализации.

До сих пор не обнаружена одна гляциологическая партия. Поиски продолжаются.

По сообщению группы исследования физики макропространства, ввиду полной изоляции звёздной системы, на Снежане ожидается проявление тепличного эффекта. По предварительным данным, за следующие два года среднесуточная температура на планете поднимается на 15 - 20оС...

8

- Посмотри, - сказала Анна Шренингу и кивнула в сторону окна. - Она уже второй час здесь вертится.

Шренинг выглянул на улицу. На снегу перед крыльцом в нерешительности топталась тонконогая худенькая девчушка лет двенадцати-тринадцати в сандалиях на босу ногу и в коротком опалесцирующем платьице. Заметив, что на неё наконец обратили внимание, она взбежала по ступенькам, но, войдя в лабораторию, остановилась у дверей, обескураженная царившей здесь жарой.

- Здравствуйте, - несмело проговорила она. - Я к вам.

С явным любопытством она принялась рассматривать лабораторию.

- Вижу, что к нам, - устало сказал Шренинг. Серые глаза девочки смотрели на него не по-детски настороженно. - Ну, и по какому же вопросу?

Девчушка опустила голову, и чёлка прямых волос упала на глаза.

- У меня здесь отец, - тихо проговорила она. Руки её машинально мяли нетающий снежок.

Шренинг тяжело вздохнул.

- Как тебя зовут? - мягко спросила Анна.

- Ларинда. - Девочка подняла голову. - Ларинда Бронт.

"Иржи Бронт, - вспомнил Шренинг. - Один из первых... Гляциолог. Неравномерная акватрансформация. Отёки конечностей, лёгких, низа живота. В связи с частичной акватрансформацией правая рука ампутирована по локтевой сустав".

Анна подошла к девочке и положила ей руку на голову.

- Твой папа жив и здоров. Но сейчас его видеть нельзя. Он проходит период адаптации. Через неделю, я думаю, ты его сможешь навестить.

"Святая медицинская ложь, - подумал Шренинг. - Через неделю ты уже будешь на базе. Или на "Шпигеле".

Ларинда дёрнула головой под рукой Анны.

- Я не к папе. Я сама.

Анна вздрогнула и поспешно убрала руку.

- Я тоже хочу пройти акватрансформацию.

"Этого нам только не хватало..." - с тоской подумал Шренинг.

- Сколько тебе лет? - глухо спросил он.

- Шестнадцать, - смело соврала она.

- Ах, тебе шестнадцать! - грозно сказал кто-то за её спиной.

Ларинда испуганно обернулась. В проёме двери стоял Алек Кратов.

Увидев его, Анна резко отвернулась и отошла к окну.

- Ну, если тебе шестнадцать, то ты должна хорошо знать историю средних веков. Верно?

Ларинда поспешно кивнула.

- Тогда скажи мне, пожалуйста, что делали в то смутное тёмное время с учениками, которые лгали самым бессовестным образом?

Ларинда недоверчиво посмотрела на Кратова.

- Вызывали родителей... - несмело предположила она.

- Двойка! Их нещадно секли розгами. По одному месту.

Кратов подошёл к ней, взял за плечи и подвёл к двери.

- Так что, мой тебе совет, - он легонько шлёпнул Ларинду по тому самому месту, - выметайся-ка ты отсюда, пока я не начал применять к тебе этот средневековый, устарелый, но, по мнению очевидцев, весьма действенный рецепт.

- И больше не мешай людям работать! - крикнул он вслед.

Проводив девчонку взглядом, Кратов повернулся.

- Здравствуйте, ребята.

Шренинг кивнул. Анна, словно не услышав, продолжала смотреть в окно.

- И много у вас таких паломников?

Шренинг неопределённо пожал плечами.

- Фу, жарко здесь у вас, прямо баня. - Кратов подошёл к Анне и обнял её за плечи. - Тяжело? Ну-ну, - взбадривающе встряхнул он её.

Анна освободилась и молча отошла на середину комнаты.

- Знаю, что не сладко, - вздохнул Кратов. Он вскинул голову и, прищурившись, посмотрел на Шренинга:

- Сбылась твоя мечта, Ред.

Шренинг вопросительно посмотрел на него.

- Помнишь, ты как-то сетовал - какие мы врачи? Вот, мол, раньше врачи имели дело с людьми, а теперь с людьми имеют дело кибердиагносты. А врачи занимаются отвлечёнными исследованиями. Теперь у тебя как-никак тысяч десять пациентов. Даже больше.

Шренинг одарил его испепеляющим взглядом.

- Так как у вас дела? - словно ничего не заметив, спросил Кратов.

- Хорошо, - буркнул Шренинг. - Недели через четыре в городке не останется ни одного нормального человека.

- Нормального человека... - горько покачал головой Кратов, но тут до него дошёл и другой смысл фразы. - Через четыре недели? - опешил он. - Да ты что?

- Чёрт побери! - ударив кулаком по столу, взорвался Шренинг. - Не могу я заниматься сразу всем: людьми, биомеханизмами, синтетпищей, посевными семенами, гидропонным мясом...

- С сегодняшнего дня у тебя останутся только люди, - прервав его, твёрдо пообещал Кратов. - Ребята из санлаборатории уже освоили твою методику и переключаются на всё остальное.

Шренинг недоверчиво молчал.

- К тебе что, продолжают поступать заказы?

- Нет, - наконец проговорил Шренинг, и его губы впервые за столько дней дрогнули в подобии благодарной улыбки. - Спасибо. Вот за это спасибо.

- Так как теперь со сроками?

- Теперь, может быть, и управляюсь за две недели, - снова помрачнел Шренинг.

- Знаю, о чём ты сейчас думаешь, - хмыкнул Кратов. - Меня бы сейчас коленкой и в двери, как ту девчонку. Чтобы не мешал работать.

Шренинг бросил на него быстрый взгляд.

- Кстати, - продолжал Кратов, - я пришёл к вам по тому же поводу.

Анна стремительно повернулась и пристально посмотрела на Кратова.

- Нет! - отрезала она.

- Что нет, Аннушка? - ласково, словно ничего не понимая, спросил Кратов.

- С вашим сердцем...

- А что мне прикажешь с моим сердцем? Лечиться? Так Центр сердечно-сосудистой регенерации находится не здесь.

- Именно поэтому и нельзя.

- А что мне остаётся? С детьми на базу или на "Шпигель"? - Кратов покачал головой.- Нет, ребята. Если бы я дарил людям бессмертие, я бы пошёл последним. А так... Вчера меня уже обвинили в том, что я создаю на Снежане колонию иновариантов.

Шренинг похолодел. То, чего он больше всего боялся...

- Кто? - мрачно сдвинул брови, спросил он. - Из КСЧ?

- Да нет. Комитет статуса человека здесь пока ни при чём. Объявился тут один... - Кратов невесело усмехнулся. - А резидент КСЧ что-то никак не проявляет себя. Молчит. Я даже не знаю, кто он. Кто-то же, вероятно, из вашей братии. Может быть - ты?

- Я? - удивился Шренинг. Он чуть было не рассмеялся. - Неужели вы считаете, что резидент КСЧ мог бы взяться за такое дело?

- А почему бы и нет? В конце концов он тоже человек... Кстати, спохватился Кратов, - мы не заболтались?

- Нет, - успокоил Шренинг. - У нас есть ещё двадцать минут до приёма следующей партии. Впрочем, скафандры надевать уже пора.

- А это зачем? - удивлённо спросил Кратов, оглядывая лабораторию.

- В реанимационном зале температура шестьдесят пять градусов, ответил Шренинг и, посмотрев на Кратова, усмехнулся. - Вы что, думаете, мы здесь работаем? Мы здесь отдыхаем.

- Ясно, - кивнул Кратов. - Я пойду со следующей партией.

- Нет. - Анна отрицательно покачала головой. - Двое суток вам придётся подождать.

- Что, даже по старой дружбе нельзя без очереди? - подмигнул Кратов.

- Не в этом дело. Двое суток вам придётся ничего не пить. Обезвоженный организм лучше переносит акватрансформацию.

- Милая девушка, - улыбнулся Кратов, - можешь мне поверить, что в течение двух суток я не только ничего не пил, но и не ел. И статусграммы за три года у меня с собой.

- А как же ваша работа? - безнадёжно спросила Анна. Она уже поняла, что отговорить Кратова ей не удастся.

- Работа? А при чем здесь работа? - Кратов недоумённо пожал плечами. - Не вижу разницы, кто будет руководителем работ: Алек Кратов или акватрансформант Алек Кратов.

9

Сажин в очередной раз оглянулся на свою измученную спутницу. Юсику шатало, ноги у неё подкашивались, она поминутно спотыкалась на застругах выветренных бороздах спрессованного снега.

- Всё, - сказал он. - Привал.

Юсика вскинула посеревшее обветренное лицо и тут же рухнула на колени.

- Извини, - прохрипела она сквозь потрескавшиеся губы. - Я не могу больше...

Она упала ничком и зарылась лицом в тёплую вату снега.

Павел выбрал место и сел так, чтобы его тень прикрывала голову Юсики. Вокруг, до самого горизонта, простиралась безбрежная снежная равнина, придавленная серым равнодушным небом. Раньше, когда они шли по холмам, он представлял себе, что они идут по пустыне, по барханам стеклянно-белого кристаллического песка. И это ему удавалось - казалось, так легче идти. Теперь он обмануть себя не мог. Они вышли на ледяной щит, такой же как в Антарктиде, на Снежной Королеве и на многих других ледяных планетах, на которых ему довелось побывать. Если бы только не жара...

На третий день после странного исчезновения звёзд с небосклона и связи с академгородком они решили возвращаться. И тут Сажин обнаружил, что возвращаться им практически не на чем. Энергетический баланс "попрыгунчика" оказался на нуле, и это была его вина. Ему так хотелось побыстрее уйти в поле - подальше от города, от людей, кроме того, он здорово поругался с Клайперсом, распорядителем полевых работ (тот категорически не хотел отпускать Сажина в поле одного, навязывая в напарники практикантку, очевидно, Клайперсу сообщили о причинах перевода Сажина со Снежной Королевы на Снежану), что Павел даже не удосужился проверить энергетический запас "попрыгунчика". Второй его ошибкой был небольшой запас воды, взятый с собой, - до сих пор он никогда не сталкивался с проблемой нехватки воды. На планетах, где ему пришлось работать по долгу службы, такой проблемы никогда не существовало. Там вода находилась сразу за бортом машины в виде льда или снега. Здесь тоже, куда ни глянь, простирались лёд и снег. Но лучше, если бы это был песок...

Два дня "попрыгунчик" полз по ледяному щиту, питаясь от солнечных батарей, и его перегретый организм жадно поглощал и без того скудный запас воды. Сажин уже подумывал оставить его и двигаться пешком, но всё никак не мог решиться. Непредвиденный случай разрешил сомнения. Проходя по ледяному откосу, "попрыгунчик" тяжело ухнул в снежницу - огромную каверну, припорошённую лёгким воздушным снегом, и сломал траки. Вдвоём с Юсикой они законсервировали "попрыгунчик", оставили ему на время сна литра два воды, и ушли, прихватив с собой запас продовольствия и оставшуюся воду. Вчера вечером они выпили по последнему глотку. Но и это не было самым страшным. Даже при отсутствии воды, вконец обессиленные, обезвоженные и измождённые, они через два-три дня должны были выйти к городу. Но в выборе правильного маршрута Сажин, ориентировавшийся только по солнцу, уже не был уверен.

Сажин стащил с себя рюкзак, распахнул его и принялся перебирать продукты. В который раз он пожалел, что не прихватил из "попрыгунчика" все тубы с соком. Он достал пакет с консервированным мясом и протянул Юсике.

- Возьми, поешь, - проговорил он.

Юсика подняла голову и посмотрела на него пустым усталым взглядом. Увидев перед лицом пакет, она отрицательно покачала головой.

- Ешь! - приказал Сажин и насильно всучил ей в руку пакет. Затем достал из рюкзака другой, зубами разорвал упаковку и со злостью принялся жевать. Мясо было тёплым и сочным, но во рту сразу пересыхало, и он с трудом проталкивал куски в горло.

Когда Павел, наконец, расправился со своим пакетом, его охватила неудержимая икота. Так и хотелось набрать полные пригоршни снега и заесть сухой обед.

Сажин посмотрел на Юсику. Она с трудом пережёвывала мясо, обсасывала его, а затем выплёвывала на снег. Павел отвернулся. Наконец сзади зашуршала пустая обёртка, и её скомканная шелуха отлетела в сторону.

- Легче? - спросил Павел, бросив на спутницу косой взгляд.

Юсика угрюмо кивнула.

- Раздевайся, - приказал он. - Биотратт, конечно, хорошая штука, но не сейчас. Такое впечатление, что сосёт влагу из тела, как насос.

- Я... - Юсика вдруг покраснела. - У меня нет купальника.

Сажин скрипнул зубами. Попался бы ему сейчас Клайперс, навязавший эту девчонку!

- А жить ты хочешь?! - гаркнул он ей в лицо.

Юсика отшатнулась и испуганно заморгала. Было в её взгляде что-то жалкое, какая-то детская мольба. Сажин отвернулся и принялся стаскивать с себя комбинезон.

- Я буду идти впереди и не оборачиваться, - буркнул он. - Кстати, можешь повязать комбинезон на бёдра. Только внешней стороной. - Он запихнул свой комбинезон в рюкзак, встал и закинул его за плечи. - Готова?

- Сейчас... - Было слышно, как она раздевается, шурша одеждой. - Да.

- Тогда идём. - Павел глянул на солнце, определяя маршрут. - Будешь отставать, скажешь.

И они пошли. Первые шаги, как всегда после короткого отдыха, давались трудно, отзываясь болью в каждой мышце. Затем Юсика втянулась. Сажин шёл не быстро, экономя силы и заботясь о том, чтобы она не отставала. Его широкая спина, которую даже объёмный рюкзак не мог закрыть полностью, отливала каким-то странным серо-чёрным загаром. Не снежанским. А ноги были белыми. Юсика вспомнила, как Клайперс, определяя её на практику к Сажину, старательно отводил глаза в сторону. Она же, расстроенная, что не попала в комплексную экспедицию, практически ничего не запомнила из наставлений, кроме того, что Сажина перевели на Снежану с какой-то другой планеты против его желания по причине психологического срыва, обрисованного Клайперсом весьма смутно и расплывчато, и ей вменялось в обязанность не столько вести работы, сколько просто находиться при Сажине, не давая ему остаться наедине с самим собой. Заранее предубеждённые друг против друга, они познакомились с некоторой прохладцей и в дальнейшем контактов не искали, как не нашли их до сих пор.

Сажин шёл размеренным тренированным шагом, изредка, не оборачиваясь, спрашивая у Юсики, не отстала ли она. Было нежарко, градусов двадцать, и лёгкий ветерок приятно холодил обнажённое тело. Однако уже через час ходьбы Сажин понял, что разделись они напрасно. Атмосфера Снежаны с нулевой влажностью высасывала из тела воду не хуже биотраттового комбинезона. Впрочем, Снежаны ли? Чем дальше они углублялись в снежную пустыню, тем назойливее становилось предположение, возникшее у него с первых минут исчезновения звёзд. Казалось, что каким-то гигантским катаклизмом они перенесены со Снежаны на подобную ей планету в забытый богом уголок Вселенной и оставлены здесь его величеством Случаем для проведения жестокого эксперимента на выживаемость и сообразительность. Ничего общего со Снежаной, кроме аномального снега, Сажин здесь не находил. Солнце казалось больше, какое-то размытое, радужное, пятнами, снег на горизонте тоже радужный, зыбкий и плывущий, как кромка далёких холмов на Земле в летний полдень. Он хотел было остановиться, чтобы снова одеться, но передумал. До захода солнца оставалось совсем немного, а остановка означала потерю лишних минут, лишних метров пути.

Когда солнце село, Павел ещё некоторое время шёл, придерживаясь ориентира между двумя далёкими снежными сопками. Но когда сумерки сгустились, и ему пришлось до рези напрягать глаза, чтобы различить сопки, он остановился. Сзади в рюкзак потерянно ткнулась Юсика и сползла на снег. Сажин сбросил с себя рюкзак и сел.

- Воздух здесь такой сухой... - хрипло сказала Юсика. - У меня вся кожа потрескалась.

Сажин, не оборачиваясь, кивнул.

- Извини, - сказал он. - Наверное, нам лучше одеться.

Он раскрыл рюкзак и попытался выбрать что-нибудь на ужин. Но не смог. В глазах появилась сильная резь, они слезились, и Павел не мог разобрать наклеек на пакетах. Он чертыхнулся и выбрал наугад два одинаковых.

- Возьми, - протянул он один пакет Юсике.

Она не ответила. Сажин обернулся. Так и не одевшись, Юсика спала на снегу, широко раскинув руки. Лицо её почернело, заострилось, сухие потрескавшиеся губы были приоткрыты и беззвучно шевелились во сне.

Сажин вздохнул, поиграл в руках пакетами и зашвырнул их назад в рюкзак. Ужинать будем в завтрак... Да, и не забыть бы завтра надеть светофильтры - иммунитет от снежной слепоты ему прививали давно, и он, очевидно, уже кончился.

Павел посмотрел на Юсику. Какой-то порочный круг, и опять он в центре. Ему стало тоскливо и холодно. Неужели и этой девочке суждено...

Сажин решительно достал из аптечки в рюкзаке скальпель и, подойдя к Юсике, опустился перед ней на колени. Даже в темноте было видно, как она измождена. Резко очертились глазные впадины, скулы, ключицы, рёбра; над запавшим животом выдвинулись бёдра, а под маленькой острой грудью зримо вздрагивало сердце. Сажин сцепил зубы. Казалось, что-то сместилось в его сознании, и он вновь стоит на коленях на промёрзшей, обледенелой земле и, прикрывая ладонями поникший почерневший цветок, пытается отогреть его дыханием. Как же он сможет жить, если и эта девушка... Он полоснул скальпелем по запястью и приложил руку к губам Юсики.

Девушка недовольно замычала, и тогда он, отвернувшись, придавил сильнее. Юсика замотала головой, очнулась и, извернувшись, вскочила.

- Ты что? - удивлённо спросила она, быстро моргая.

Сажин молчал, опустошённо смотря в сторону. Кровь весёлыми каплями сбегала на снег. Юсика провела ладонью по своим губам и посмотрела.

- Ты... - Слёзы вдруг брызнули у неё из глаз. - Не смей! - закричала она неожиданно тонким голосом и из всей силы, которая у неё ещё осталась, ударила его по щеке.

Сажин безучастно молчал.

- Не смей так больше делать! Как ты мог... - Её трясло. - А ну, дай руку!

Юсика с неженской силой схватила его за руку и повернула к себе ладонью.

- Как ты мог... Держи так. Сейчас перевяжу. - Она засуетилась. - И не смей!.. больше... никогда...

ДЕНЬ ЧЕТЫРНАДЦАТЫЙ

ИНФОРМАЦИОННАЯ СВОДКА:

На сегодняшний день тысяча восемьсот сорок четыре человека прошли акватрансформацию. Летальных исходов нет.

Продолжаются поиски затерявшейся гляциологической партии. К настоящему моменту никаких следов партии не обнаружено.

Начата эвакуа...

10

Зал был огромен, и если бы не архаичные стационарные койки, в три яруса расставленные почти по всему залу и скрадывавшие его величину, он казался бы ещё необъятней. Ещё совсем недавно здесь выступал Косташен со своей труппой, теперь же зал стал своеобразной перевалочной базой, необходимым переходным мостиком между человеком и акватрансформантом.

Косташен лежал на одной из коек третьего яруса в самом дальнем углу. Противоположный угол зала был свободен от коек, и большая группа людей играла там в какую-то подвижную игру с мячом. Одам принципиально не смотрел в ту сторону: активному обезвоживанию он противопоставлял пассивное, как бы выражая протест против того произвола, который, с его точки зрения, творили над его личностью. Впрочем, была и вторая причина, скрывавшаяся в такой пассивной форме протеста, но в ней он не хотел признаться даже самому себе. Подобное поведение позволяло ему продлить период обезвоживания и, тем самым, отдалить страшащую его акватрансформацию.

В зал Косташен попал помимо своей воли. Именно благодаря тем самым неотвратимым обстоятельствам, которых так не любил и боялся. На следующее утро после разговора с Бриттой и молодыми людьми он ушёл из гостиницы и двое суток бродил в снегах в окрестностях города. Здесь он совершенно случайно наткнулся на Школьное. Детский городок с просторными учебными залами, жилыми коттеджами и большим стадионом с ледяным полем был покинут, мёртв и пуст. В ясельных коттеджах в нелепых позах навсегда застыли игрушки, через открытые двери в пустые классы ветер успел намести нетающую порошу, зато спальные комнаты были аккуратно прибранными, чистыми и такими же пустыми. Заброшенность детского городка произвела на Косташена такое жуткое впечатление, что он немедленно покинул его. Казалось, что люди отвернулись от него, ушли неизвестно куда, и он остался один на один со снежным кошмаром. И тогда он вернулся в город. Страх одиночества оказался сильнее страха перед акватрансформацией. Гостиницу уже полностью переоборудовали для акватрансформантов, и ему волей-неволей пришлось прийти сюда, на подготовительный пункт. И он пришёл. Молча, скрепя сердце, против своей воли. Как на казнь.

Внизу, прямо под ним, на койках расположилась небольшая компания, человек десять. Они что-то оживлённо обсуждали, но Косташен старался не прислушиваться. Вначале это удавалось, но затем разговор всё же привлёк его внимание. Трудно не слышать чужой разговор, когда в голове нет своих мыслей. Говорили о контактах с внеземными цивилизациями. Ребята были, в основном, молодые, горой стояли за их интенсификацию, и только средних лет щуплый мужчина с быстрыми весёлыми глазами и следами недавней регенерации волос на круглой, как шар, голове иронически их осаживал. Вначале разговор шёл вообще о принципах контактов как с гуманоидными, так и негуманоидными цивилизациями, затем перешёл на конкретные примеры. Долго обсуждали какие-то печальные события на Сказочном Королевстве, недобрым словом поминая при этом Картографическую службу, вскользь прошлись по полувековым наблюдениям за аборигенами Нирваны, причём круглоголовый не преминул иронически заметить: существует ли вообще цивилизация в этом сонном царстве? Кто-то вспомнил о запрещённом секторе в звёздном скоплении Кронидов, но разговор не поддержали из-за отсутствия информации, на которую Комитет по вопросам внеземных цивилизаций наложил вето, и как-то сразу перешли к обсуждению эффекта тростникового радиошёпота на Лапиде. Мнения по поводу естественности или искусственности сигналов разделились, на что круглоголовый снова с иронией заметил: как и пятьдесят лет тому назад при открытии радиошёпота. После этого вспомнили о последнем распоряжении КВВЦ о свёртывании работ и эвакуации базы гляциологов со Снежной Королевы в связи с обнаружением на планете проявлений псевдогуманоидной жизни. Рыжий сосед Косташена по койке, плотный коротышка, не в меру энергичный, был ярым сторонником радикальных способов вмешательства. С безапелляционным апломбом он громил все службы КВВЦ за их излишнюю мягкотелость и неприменение решительных мер в критических ситуациях.

- Рано или поздно контакт будет установлен, - рубил он с плеча. - И после его установления поток информации от цивилизации более высокоразвитой заведомо перевернёт мировоззрение менее развитой цивилизации вверх тормашками. Так зачем же мы топчемся на месте и медлим, почему Комитет по вопросам внеземных цивилизаций ограничивается только беспристрастными наблюдениями и сбором фактов? Не пора ли уже переходить к решительным действиям - пусть контакт будет болезненным, пусть он потрясёт все устои цивилизации до самих основ, пусть его даже придётся навязывать силой...

- Огнём и мечом, - иронически вставил круглоголовый. - Кристин предлагает возродить иезуитский орден под эгидой КВВЦ - цель оправдывает средства!

- Не утрируйте, Юлис, - поморщился Кристин. - У нас почему-то принято либо поднимать лозунги на "ура!", либо полностью отвергать их, не пытаясь разобраться. А между прочим, в девизе иезуитов есть рациональное зерно.

- Один такой самовольный эмиссар уже пытался применить этот лозунг на практике, - жёстко сказал Юлис. - Предлагаемыми тобой радикальными методами он хотел двинуть прогресс на Сказочном Королевстве семимильными шагами. И чуть было не превратил планету в кладбище. И потом, откуда ты взял, что вслед за контактом хлынет поток информации? И что он кому-нибудь нужен? Например, о каком обмене информации может идти речь между нами и муравьями? Или между нами и пчёлами?

- Это не серьёзно, - отмахнулся Кристин. - При чём тут муравьи и пчёлы?

- При том, что их довольно высокоразвитые сообщества полностью подходят под определение биологических цивилизаций негуманоидного типа.

- Аргумент! - саркастически хмыкнул Кристин. - Платон тоже когда-то давал определение человеку, как двуногому существу без перьев. Но когда Диоген представил ему ощипанного петуха, он вынужден был дополнить определение, наградив своё двуногое беспёрое существо плоскими ногтями. Не пора ли и в КВВЦ представить живого муравья, чтобы там дополнили определение биологических цивилизаций негуманоидного типа?

- Ребята, - вмешалась в разговор пышноволосая полная девушка, сидевшая прямо на полу, поджав под себя ноги. - Скучно!

- Иди, поиграй в мяч, - раздражённо отмахнулся Кристин.

- Мне всегда становится скучно, - продолжила девушка, - когда кто-нибудь начинает проповедовать свои наивно-максималистские идеи, считая при этом, что все должны внимать ему с широко раскрытыми ртами.

- Браво, Ингрид! - рассмеялся Юлис. - Умиротворение спорящих всегда было привилегией женщин. Считайте, что я поднял бокал в вашу честь.

- Ловлю на слове, - весело сощурилась девушка. - Сразу же после акватрансформации.

- Прежде, чем лезть к кому-то с контактами, - сухо проговорил парень с большим унылым носом, - нам нужно разобраться в самих себе.

- Прежде, чем лететь к звёздам, - передразнила его кучерявая девушка, сидевшая спиной к Косташену, - нам нужно хорошенько разобраться с Землёй.

Все рассмеялись.

- И вообще, - продолжала девушка, - когда меня пытаются убедить в целесообразности поисков истины бытия, мне кажется, что в воздухе начинает попахивать серой и теологическим туманом.

Обладатель унылого носа только пожал плечами.

- Или когда тебе начинают рассказывать об иновариантах, - ещё суше сказал он.

Это произвело впечатление. Улыбки исчезли с лиц, все посерьёзнели.

- Нет, не здешних, - продолжал парень, - а тех - первых. Мы не знаем их целей, образа жизни, мы не знаем даже, как они выглядят. Единственное, что нам пока ещё известно - это их месторасположение. Да и то, я думаю, ненадолго. Они просто не хотят иметь с нами ничего общего, несмотря на то, что их предки были такими же людьми, как и мы.

- Почему же, - возразил Юлис. - Основную их цель мы знаем. Они считают, что с выходом в космос человек должен эволюционировать. И, в общем-то, правы. Наши предки тоже ведь когда-то были обезьянами, рептилиями, рыбами... Биологическая эволюция всегда даёт новый качественный скачок прогрессу, и я не знаю, правильно ли мы поступаем, останавливая свою эволюцию законом о статусе человека.

- Вы что, предлагаете всем нам стать монстрами?

- Ничего я не предлагаю, - поморщился Юлис. - Кстати, после акватрансформации мы тоже станем иновариантами или, как вы выражаетесь, монстрами. Но, по-моему, это не самое страшное - не жалеем же мы, что из обезьян стали людьми... Страшное в обратном: в нашем законе о биологическом статусе человека, скрупулёзно требующем исправления мельчайших мутагенных преобразований организма, происходящих при изменении окружающей среды, будь то открытый космос или же экосфера землеподобной планеты. На пути эволюции ещё никто не ставил такой продолжительной, искусственной и в то же время глубоко осознанной преграды. И никто не знает, что из этого получится.

- Интересно, где они сейчас? - спросила Ингрид. - Я знаю, что с самого начала они были на искусственном спутнике Земли. А потом?

- Они ушли с орбиты и стали постепенно отдаляться от Солнца, - сказал Юлис. - Очевидно, считают, что их местом обитания должна стать межзвёздная среда. Сейчас их колония обосновалась где-то в области астероидов.

- Эволюция! - взорвался вдруг Кристин. - А почему не деградация? Почему никто, когда говорят об иновариантах, не вспоминает колонию на Энде?

- Энде? Энде... Где это?

- Там, где чуть было не погиб крейсер патрульно-спасательной службы, вытаскивая из временного колодца какого-то мальчишку.

- А, картографа...

- Так о каком прогрессе там можно говорить?

- В конце концов, не все обезьяны стали людьми...

Дальше разговор переключился на анархию, царившую в Картографической службе, но Косташен уже не слушал. Его охватил лихорадочный озноб в предчувствии чего-то страшного и непоправимого, что должно будет произойти с ним здесь. Значит, всё-таки он прав. Монстрами, вот кем они станут!

Стараясь не привлекать внимания, он опустился с третьего яруса по другую сторону от компании и стал пробираться между койками к выходу из зала. И он уже почти добрался к ближайшим дверям, как с одной из коек перевесился какой-то мужчина и цепко схватил его за локоть.

Косташен, вздрогнув, как пойманный нашкодивший мальчишка, затравленно обернулся.

- Здравствуй, Одам!

Лицо говорившего было странно знакомым, но Косташен даже не захотел вспоминать, откуда его знает.

- Куда ты сейчас?

- Прогуляться, - буркнул он и, освободившись, быстро пошёл к дверям.

- Не задерживайся! Через два часа наша очередь!

"Чёрта с два, - зло подумал Косташен, выходя на улицу. - Через два часа меня в городе не будет".

Он разыскал столовую и вошёл в неё. Столики пустовали, но сейчас и присутствие людей, не остановило бы его. Косташен заказал комплексный обед на пять человек, но есть ничего не стал. Только выпил весь сок. Порции он так и оставил на столе - какое ему теперь дело, что о нём подумают.

На улице Косташен в последний раз оглянулся на город, плюнул под ноги и твёрдым шагом пошёл в пустыню.

11

- Ба, кого я вижу! - весело воскликнул Кратов, зябко кутаясь в шубу. - Могли бы, друзья мои милые, навестить меня и лично, а не по видео. В моём кабинете пока ещё плюс двадцать.

Кронс смотрел на него серьёзно, не улыбаясь. Слева от Кронса, боком к Кратову, низко опустив голову, сидел Шренинг. Его большие руки, свободно лежащие на коленях, чуть заметно подрагивали.

- Здравствуй, Алек, - бесцветным голосом проговорил Кронс, смотря прямо в глаза Кратову. - Как ты себя чувствуешь?

- Спасибо, не жалуюсь. Впрочем, о моём здоровье лучше всего справляться у Шренинга. Кстати, Редьярд, а почему ты здесь? В лаборатории что-то случилось?

Шренинг даже не поднял головы. Будто не слышал.

- Я прекратил все работы по акватрансформации, - сказал Кронс.

Кратов удивлённо поднял брови. Ни один мускул не дрогнул на его лице.

- А при чём здесь ты?

- А также все работы, связанные с ней, - продолжил Кронс. - Я являюсь полномочным резидентом Комитета статуса человека на Снежане.

- Даже так... - Кратов откинулся в кресле и прикрыл глаза. - Я всегда почему-то думал, что этой организацией заправляет медицина... Видимо, ошибался. Но почему ты не сделал этого раньше?

- Раньше я не видел другого выхода.

- А сейчас? - равнодушным голосом, по-прежнему не открывая глаз, спросил Кратов.

Кронс молчал.

- Так что же произошло сейчас? - повторил вопрос Кратов.

- Алек... Кокон разворачивается.

Кратов широко открыл глаза и впился взглядом в Кронса. Кронс отрешённо смотрел в сторону.

- Когда группа исследования физики макропространства выдвинула предположение о возможности возникновения на Снежане тепличного эффекта, тихо, словно оправдываясь, начал объяснять он, - Друа произвёл некоторые подсчёты. Оказалось, что энергия, излучаемая Корриатидой, нарушит энтропийный фактор между Коконом и окружающим его пространством, что и заставит Кокон рано или поздно развернуться.

- И когда же это произойдёт? - ровным голосом спросил Кратов.

- Изменения некоторых параметров свёрнутого пространства отмечено уже сейчас. И они продолжают нарастать.

- Когда? - снова повторил вопрос Кратов.

- Со дня на день, - глухо буркнул до сих пор молчавший Шренинг. Головы он так и не поднял.

Кратов перевёл вопросительный взгляд на Кронса.

- Да, - подтвердил Кронс.

- Всё к лучшему, - тихо проговорил Кратов. Он зябко поёжился, покрутил головой, поглубже забираясь под воротник шубы, и снова прикрыл глаза. - Груз с плеч...

- Тебе... нехорошо? - настороженно спросил Кронс.

- Ну, что ты, - слабо улыбнулся Кратов. Глаз он не открыл. - Просто я очень устал.

- Тебе не в чём винить себя, - заставил выдавить из себя Кронс. Он посмотрел на Кратова и отвёл взгляд. Не то он говорит, не то. Сколько он знал Кратова, а знал он его давно, они дружили со студенческой скамьи, его действия никогда не противоречили его совести. И никогда не нуждались в оправдании и, тем более, в сочувствии. Но Кронс твёрдо, с нажимом, словно убеждая не Кратова, а больше себя в его правоте, продолжал говорить: - И никто не сможет обвинить тебя в поспешности принятых мер. Никто и никогда. Те данные, которыми ты располагал, не давали тебе времени медлить. И любой на твоём месте поступил бы так же. И я тоже...

- Кратов! - вдруг громко над самым ухом крикнул Шренинг.

Кронс осёкся на полуслове и поднял глаза. Кратов по-прежнему сидел, глубоко утонув в кресле, руки его вольно лежали на подлокотниках, но голова неестественно низко склонилась на грудь, уткнувшись носом в отворот шубы.

- Алек? - ещё ничего не понимая, позвал Кронс.

12

Павел Сажин не долетел до станции гляциологов на Снежной Королеве. При входе в атмосферу напрочь отказало рулевое управление, и его астробот по узкой рулеточной спирали вошёл в пике, нацелившись на единственную цифру в необозримом заснеженном пространстве планеты. "Зеро". Катапульта отбросила Сажина далеко в сторону, и ему пришлось около часа добираться к месту катастрофы. Мороз был градусов пятнадцать, мела слабенькая позёмка, и Павел пожалел, что, готовясь к посадке, не накинул на себя доху. Впрочем, наст был твёрдым, шагать было легко, и он быстро согрелся. Короткая шестичасовая ночь Снежной Королевы выдалась светлой, звёздной и тихой, если не считать шороха позёмки, длинными языками стелющейся по равнине.

Уже подходя к месту катастрофы, Павел вспомнил, как кто-то из провожавших его ребят пошутил, что вот, мол, теперь в царстве Снежной Королевы появится маленькое чёрное пятнышко, намекая на его фамилию, и невесело подумал, что теперь, пожалуй, не одно пятно, а два. И второе гораздо больше...

На месте, где взорвался астробот, зияла огромная воронка, и из неё валил густой пар. Снег вокруг был мокрый и рыхлый, и Павел, почувствовав, что унты начинают намокать, стал быстро спускаться по откосу. Но когда он добрался до чёрного пятна обнажившейся земли, то только тогда увидел, что посередине воронки между изуродованными обрывками астробота прямо на исходящей паром земле кто-то сидит.

"Вот тебе и раз, - ёкнуло сердце у Сажина. - Неужели поисковая партия со станции гляциологов так быстро меня нашла?" Он присмотрелся. Это была девушка. Она сидела неподвижно, обхватив колени руками и запрокинув лицо к звёздному небу. На плечи была наброшена какая-то странная, рыже-чёрными пятнами, доха. Поверх неё тяжёлыми волнами лежали неестественно красные волосы.

"Что это она? - удивлённо подумал Павел, и тотчас внутри у него словно что-то оборвалось, и неприятно засосало под ложечкой. - Это же она по тебе..." Ему стало стыдно, что он подсматривает за девушкой, за её скорбью, пусть даже эта скорбь по нему самому. Ведь на самом-то деле он стоит позади неё, живой и здоровый, без царапинки, отделавшийся только лёгким испугом. Да и с ним он расстался уже давно и далеко отсюда километрах в трёх, у кресла, выброшенного катапультой.

- Здравствуйте, - сказал Сажин и шагнул вперёд.

Девушка оглянулась. Глаза её широко распахнулись, и на губах заиграла улыбка.

- Здравствуй, - сказала она. - Разве уже весна?

Павел споткнулся.

- Кому как... - глупо пробормотал он. "Лучше бы уж ничего не говорил. Тоже мне - нашёлся!"

Девушка вздохнула и покачала головой. Глаза её потухли.

- Холодно, - зябко поёжилась она. - Как тебя зовут?

- Павел.

- Павел... - протянула она и удивлённо вскинула ресницы. - Не понимаю. Что означает твоё имя?

Сажин снова смешался. "Ну вот, кажется, мы сейчас заберёмся в дебри древнегреческой мифологии. Или, может быть, моё имя чисто славянское?"

- Не знаю, - честно признался он.

- Не знаешь? - сильно удивилась она. - Ну... А чем ты занимаешься? Кто ты такой?

Павел хмыкнул.

- В данном случае, по-моему, я шут гороховый.

- Гороховый... - с сомнением протянула она. - Неправда. Я Горошков всех знаю. Ты меня обманываешь.

"Нет, - подумал Сажин. - Подобная игра явно не для меня."

- В таком случае, разрешите представиться, - ёрничая, сказал он и сделал книксен. - Павел Сажин, гляциолог. Прибыл на Снежную Королеву в качестве пополнения.

- Сажин?.. - задумчиво повторила она. Его скоморошья выходка не вызвала на её лице и подобия улыбки. - Так вот ты кто...

Она провела рукой по земле и растёрла между пальцами прилипшую гарь.

- Значит, это всё твоё? - Она окинула взглядом обломки астробота.

- Значит, моё, - вздохнул Павел. - А как тебя зовут?

- Цветик, - вскинула она ресницы и, чуть подвинувшись, погладила что-то на земле рядом с собой.

И тут Павел увидел маленький невзрачный кустик, каким-то чудом выбившийся здесь, на месте катастрофы, а может быть, и именно благодаря ей из-под земли. Ему даже показалось, что он всеми листочками и маленьким бутоном с красным язычком тянется к теплу её руки.

- Ух ты! - непроизвольно вырвалось у Павла. Он шагнул вперёд и присел на корточки, чтобы получше рассмотреть жизнелюбивый кустик. И оцепенел. Он только сейчас заметил, что девушка босая.

- Что ты так смотришь на мои ноги? - удивлённо спросила она. Подобрав их под себя, она снова обхватила колени руками.

Павел с трудом оторвал взгляд от её чуть испачканных сажей, с прилипшими к ним комочками влажной земли ступней ног, поднял глаза. Он словно заново увидел её. Обыкновенная земная девушка, чуть курносая, с тяжёлой копной волос, будто крашенных хной. На ней было длинное красное платье, типа хитона, странно фосфоресцирующее. А на плечи была наброшена его доха - он узнал её, несмотря на разорванную полу и огромные подпалины.

- Кто... - хрипло выдавил он и сглотнул невесть откуда взявшийся в горле ком. - Кто ты?

- Кто? - удивилась она и недоумённо пожала плечами. - Цветик. Я здесь живу.

Павел сел.

"Здесь живу... - эхом отдалось в голове. - Ну, да. Где же ещё? Не прилетела же она с тобой", - как-то вяло подумал он.

- Холодно, - снова поёжилась девушка. - Сделай что-нибудь, ведь ты же Сажин, а?

"Сажин, Сажин... Что она так выделяет мою фамилию?" - Павел поднял голову, встретился взглядом с её глазами и встал. Действительно, что-то нужно было делать.

К его удивлению, несмотря на то, что астробот разбился вдребезги, среди обломков было разбросано множество пластиковых коробок и туб с суперсвежей пищей - сплющенных, закопчённых, рваных, но также и целых - из того продовольствия, что он вёз на базу (синтетпища полевых синтезаторов не такая уж большая радость для людей на чужой планете, а своих оранжерей здесь ещё не было), - и всякая прочая дребедень из грузового отсека. Пожалуй, с таким запасом можно было спокойно зимовать, если бы только зима на Снежной Королеве не длилась восемьдесят лет. Павел выбрал наугад две тубы с соком, затем ему на глаза попался свитер без рукава с большой, величиной с кулак, прожжённой на спине дырой. Но самой ценной находкой было несколько канистр спирта из разбитого контейнера. Он завернул тубы в свитер, подхватил канистру и вернулся. Когда он подошёл, одна из туб выскользнула сквозь дыру в свитере и упала к ногам девушки.

- Ой! - вскрикнула она, подхватывая тубу над самым кустиком. - Зачем ты так... - укоризненно сказала она.

Павел промолчал. Он снял куртку, затем стащил через голову свитер и положил его на колени девушке.

- Одевайся, - сказал он и начал натягивать на себя свитер без рукава.

Девушка прыснула. Павел скосил на себя глаза и тоже неопределённо хмыкнул. "Что ж, со стороны, пожалуй, смешно, хотя и чертовски холодно". Он снова надел куртку, застегнулся. Затем, сев на землю, принялся разуваться.

- А обувь мы поделим, - сказал он. - Тебе - унты, а мне - шерстяные носки... Ты почему не одеваешься?

Девушка грустно покачала головой.

- Мне нельзя. Да я так и не согреюсь. И не разувайся. Обуваться мне тоже нельзя. Разве что чуть согреть ноги.

Она окутала ноги свитером Павла.

Павел молча поставил унты рядом с ней и принялся сооружать подобие очага из обломков внутренней обшивки астробота.

- Обуйся, - робко предложила девушка, но он даже не повернул головы.

Павел налил в импровизированный очаг спирт и зажёг. Единственное, что могло ещё гореть. Затем он вскрыл одну из туб с соком и протянул девушке. Она отхлебнула глоток, слабо улыбнулась и вернула тубу назад.

- Спасибо, - поблагодарила она.

- Пей. Чего-чего, а этого добра нам хватит.

- Нет. - Она покачала головой. - Мне что-то не хочется.

Павел допил сок и налил в тубу из канистры.

- Выпей, - предложил он. - Это хорошо согревает.

Девушка осторожно понюхала, окунула в спирт мизинец и содрогнулась.

- Разве это можно пить? - с испугом спросила она.

- Даже нужно, - с улыбкой подбодрил Павел. - Пей.

- Нет, - решительно сказала девушка и хотела было выплеснуть спирт в очаг, но Павел перехватил её руку и отобрал банку.

- Не так страшен чёрт, как его малюют, - проговорил он и опрокинул в себя спирт.

- Ой! - испуганно вскрикнула девушка.

Спирт мгновенно растёкся по бороде, суша кожу. Павел утёрся и, быстро открыв другую тубу с соком, сделал несколько глотков.

- Вот так, - сипло сказал он и вытянул к огню уже успевшие замёрзнуть ноги. Спирт он пил впервые и обжёг слизистую.

- Нет, - снова тихо прошептала девушка и, зябко поведя плечами, уткнулась подбородком в колени.

Несколько минут они молчали, затем она робко предложила:

- Послушай, тебе же холодно. Забирайся ко мне под доху, места хватит, да вдвоём и теплее будет...

Павел не заставил себя упрашивать. Он набросил на себя левое плечо дохи и обнял девушку за плечи.

- Ничего, - попытался подбодрить он, - самое большое дня через два нас найдут, и уже тогда, на станции, мы отогреемся.

Девушка только грустно покачала головой.

Так они и встретили утро. Маленькое солнце выпрыгнуло из-за горизонта и быстро начало взбираться по небосклону. Но и оно не принесло девушке радости. Вначале она встрепенулась, но тут же снова сникла.

- Зима, - вздохнула она.

И тут Павел заметил, что бутон цветка вдруг раскрылся алыми лепестками и тянется к солнцу.

- Смотри-ка! - удивлённо воскликнул он. - А цветочек-то твой расцвёл!

Девушка улыбнулась и осторожно погладила распустившийся бутон.

- Радость ты моя, - с любовью сказала она. - Ошиблись мы с тобой. Зачем мы так рано проснулись?

Сажин оцепенел. Кажется, только теперь он стал что-то понимать.

Вместе с солнцем поднялся ветер. Он задул импровизированный костёр и мгновенно выморозил землю в воронке, покрыв её тонкой коркой льда.

- Вот и всё, - сказала девушка холодными непослушными губами. - Скоро здесь всё заметёт...

Павел вздохнул и неожиданно подумал, что, пожалуй, завтра к утру на Снежной Королеве уже не будет двух чёрных пятен. Останется меньшее - он сам. Он поплотнее запахнул доху и крепче обнял девушку. И тут же понял, что она совсем закоченела.

- Послушай, да ты же ледышка! Обожди, я сейчас разведу огонь...

- Не надо, - остановила она. - Не надо. Ты мне ничем не сможешь помочь.

Павел хотел было встать, но она его удержала.

- Спасибо тебе...

Он отпрянул.

- За что?

Девушка тихо улыбнулась.

- За кусочек весны... Ты прости меня, я сейчас уйду. Мне пора.

- Куда? - глупо спросил Сажин.

Девушка вдруг побледнела и закрыла глаза.

- Ты только не бойся, это не будет страшно...

Павел во все глаза смотрел на неё.

- Я просто уйду... И всё. Спасибо тебе...

Он хотел что-то сказать, но осёкся. Девушка медленно таяла у него в руках. Цвет её платья становился всё бледней, а сама она всё прозрачней и прозрачней. Пока не исчезла совсем. Всё ещё ничего не понимая, Павел осторожно потрогал рукой землю, где только что сидела девушка. Цветок снова закрылся в бутон и низко наклонился. Кустик увядал на глазах.

- Павел! Павел! - Юсика ожесточённо трясла Сажина за отвороты комбинезона. - Павел, очнись!

Он только мычал, но не приходил в себя. Тогда Юсика принялась из последних сил хлестать его по щекам. Наотмашь, сильно, больно, не щадя. И он с трудом разлепил глаза.

- Цветик... - простонал он, впервые произнеся это имя.

Юсика обессиленно опустилась на тёплый снег. Павел попытался подняться, опёрся на руку, но резкая боль в запястье остановила его. И он вспомнил всё. Превозмогая боль сел.

- Что случилось? - спросил он. И увидел звёзды. Чёрную прорву Вселенной, высыпающую на его голову миллиарды звёзд.

- Звёзды... - не веря глазам, прошептал он. - Звёзды!

- Посмотри туда, - указала Юсика рукой в сторону.

Павел повернулся. На горизонте ночными огнями светился город. До сих пор он прятался в чудовищный дисперсии света, опустившейся на Снежану, но теперь открылся взгляду и оказался совсем рядом.

- Дошли... - блаженно улыбаясь, выдавил он.

Он с трудом поднялся и помог встать Юсике. Из его кармана выскользнула плоская коробка ботанизирки и, ударившись о наст, раскрылась. Но они не заметили этого. Они уже шли, шатаясь, поддерживая друг друга, по направлению к городу.

На душе у Сажина было тепло, легко и, одновременно, грустно. Будто растаял смёрзшийся комок, но вместе с болью, которую он причинял, ушло ещё что-то. Часть его жизни.

Они ушли, а на снегу остался лежать раскрытый золотой квадрат, похожий на старинный портсигар. Слабый ветерок лизнул его снежным языком, выхватил какие-то чёрные пожухлые лепестки и, лениво играясь, понёс в пустыню.

* * *

Сразу после старта, по давно укоренившейся привычке Архист Бронер обходил все отсеки корабля. Не нравился ему этот рейс, не нравился с самого начала. Почти тридцать лет прослужил он на транспорте, каботаж приучил его к строгой жизни по графику, и неукоснительное соблюдение режима полёта Бронер, как и большинство капитанов транспортного флота, возвёл в своеобразный кодекс офицерской чести. Если даже по независящим от него обстоятельствам он выбивался из графика, то был хмур и недоволен собой до самого окончания рейса, считая его пропащим, а свою репутацию пунктуального капитана пошатнувшейся. Этот же рейс был вообще чем-то из ряда вон выходящим. Вначале его почти две недели продержали на базе, не давая разрешения на старт - из туманных объяснений диспетчера он понял только, что не получена ответная посылка о возможности приёма транспорта. Молодые практиканты-гляциологи вконец замучили его вопросами о старте. Кроме того, сущим божьим наказанием были бесконечные дебаты в кают-компании о структуре оксида водорода на Снежане, на которых Бронер не столько по праву, сколько по традиционной обязанности капитана должен был присутствовать. За это время он узнал столько теорий об этой самой структуре, что, пройди ещё пара недель бездействия, в сердцах оставил бы капитанский мостик и переквалифицировался в гляциологи - по крайней мере, он уже стал кое в чём разбираться и даже понял суть одной из теорий: теории электронного дефекта в молекулярных связях оксида с наложенными на него внутрипротонными искажениями. К счастью для его капитанской карьеры через две недели дали "добро", и он стартовал. Однако этим всё не кончилось. По прибытии на Снежану его заставили в спешке разгружаться, что, в общем-то, было на руку - возникла эфемерная надежда войти в график. Но с появлением на борту корабля трёх пассажиров она улетучилась. Первого пассажира, хотя он и успел зарегистрироваться в бортовом журнале, Бронер ещё не видел. Но двое других произвели на него странное впечатление.

Он как раз заканчивал перекачку воды из танков корабля в стационарные резервуары, когда на обзорном экране увидел их всходящими по трапу. Бронер закончил операцию перекачки и вышел в коридор, чтобы встретить пассажиров. Нет, они не были акватрансформантами - акватрансформантов Бронер уже видел, встречался с ними на улицах академгородка, - но их вид поразил его. Точнее, вид высокого мужчины с застывшим лицом и пустым взглядом. Шёл он, как слепой, запрокинув голову, механически переставляя ноги. Его вёл, полуобняв за пояс, небольшого роста пожилой человек, бритоголовый, в неопрятном, мешком сидевшем на нём комбинезоне; когда они поравнялись с капитаном, бритоголовый поздоровался и попросил провести их в каюту. Высокий же не отреагировал на приветствие Бронера, словно не заметил его, погружённый в отрешённость. Бронер проводил их к каюте, они вошли, но через минуту бритоголовый вышел и заблокировал дверь снаружи. "Замкнул, словно арестованного", - недовольно отметил про себя капитан, но тут бритоголовый подошёл к нему и вручил мандат представителя КСЧ, а также приказ Центра управления транспортными перевозками об отмене планового рейса в систему Гарднера и старте корабля на Землю. И Бронер промолчал. Позднее, внося дополнения в вахтенный журнал, он заочно познакомился с пассажирами. Представитель КСЧ назвался кратко - то ли именем, то ли фамилией - Кронс. Два других пассажира были занесены в журнал с именами и фамилиями, но зато без всякого обозначения рода деятельности. Попутчика Кронса звали Редьярд Шренинг, а у первого пассажира было звучное имя известного крелофониста Одам Косташен. "Соврал, наверное", - подумал тогда капитан. Впрочем, это было не его дело.

Бронер окончил осмотр корабля и вошёл в кают-компанию. Все три пассажира находились здесь. Не густо. Пустой рейс. Представитель КСЧ сидел напротив своего товарища, который, вяло ковыряясь в тарелке, уставился пустым взглядом в никуда. Пассажир, назвавшийся Одамом Косташеном, молодой парень с красивым, нервным лицом, сидел в дальнем конце длинного стола и быстро ел, низко наклонившись над тарелкой.

Бронер поздоровался и, подойдя к стойке, заказал себе обед. Затем включил воспроизведение крелофонических записей. Он специально поставил подборку из концертов Косташена. Чтобы посмотреть.

Эффект оказался поразительным. При первых же аккордах пассажиры вздрогнули. Вилка выпала из рук Шренинга, губы затряслись.

- Она... - с трудом выдавил он, и его рот свела судорога боли. - Она любила этот кон... - Он закрыл лицо руками и его затрясло.

Молодой парень бросил на своих попутчиков растерянный взгляд, лицо его перекосилось, и он, вскочив с места, стремглав выбежал из кают-компании.

- Выключите! - гаркнул Кронс и метнулся к своему спутнику.

Бронер поспешно отключил запись.

Тем временем за столом буквально разыгралась драка. Кронс хотел поднять Шренинга из-за стола и увести, но тот, выкрикивая что-то нечленораздельное, ожесточённо отбивался.

- Да помогите же мне! - крикнул Кронс, бросив на капитана злой взгляд. - Его нужно уложить в постель!

Вдвоём они с трудом доставили сопротивляющегося, рыдающего Шренинга в каюту, уложили в постель, и Кронс надел ему на голову шлем медицинской помощи. Очевидно, шлем был уже настроен, потому что через минуту Шренинг затих, закрыл глаза и уснул.

- Что с ним? - спросил Бронер, но Кронс промолчал.

Они вышли в коридор, и Кронс вновь опечатал дверь.

- Кронс, - буркнув, представился он.

- Бронер, - кивнул капитан.

Они молча прошли в кают-компанию. Кронс, смахнув остатки обеда Шренинга в утилизатор, жестом пригласил за стол капитана.

- У вас есть что-нибудь ненавязчивое... только не из крелофонии?

Бронер кивнул. Он подошёл к стойке, поставил на воспроизведение что-то из синфаблюза и перенёс свой обед на стол.

- Когда-то это называлось сойти с ума... - задумчиво проговорил Кронс, глядя в пустоту. Он тряхнул головой, словно отгоняя от себя какие-то навязчивые воспоминания, и взялся за вилку. - Шренинг был ответственным за проведение акватрансформации.

Бронер растерянно зашарил руками по столу.

- Много... жертв? - тихо спросил он.

Кронс тяжело вздохнул и отложил вилку. Как раз об этом вспоминать не хотелось.

- Двое, - через силу выдавил он. - Первым умер Алек Кратов. Но в этом не было вины Шренинга. У Алека больное сердце... Было. А мы не имели ни одного акватрансформированного препарата...

- А кто второй? - осторожно спросил Бронер.

Лицо Кронса болезненно исказилось.

- Второй была его жена, - хрипло сказал он и кивнул в сторону коридора. - И... хватит об этом.

Вспоминать о смерти Анны было тяжело, а говорить - тем более. Нелепая смерть. Нежданная. Когда Шренинг вернулся к себе в лабораторию от Кратова, он не застал в ней Анны. Это не удивило его - работы по акватрансформации были прекращены, и Анна, скорее всего, ушла домой. Словно прощаясь, Шренинг прошёлся по лаборатории, заглянул в реанимационный зал... И то, что он там увидел, заставило его похолодеть. Одна из секций работала в автоматическом режиме, и он сразу понял, что Анна находится там. Остановить процесс он уже не мог и единственное, что ему оставалось, так это ждать. Совершенно машинально он проверил введённую программу и оцепенел. Вместо положенных трёх статусграмм Анна поставила лишь одну, да и ту она сняла с себя лишь за час до эксперимента. Шренинг лихорадочно обшарил лабораторию, нашёл старые статусграммы Анны и ввёл их в приёмное устройство. Статусграммы он подобрал как и положено по методике с годичным интервалом, но это и было его ошибкой. Анна была на втором месяце беременности, а статусграмма беременной женщины резко отличается от статусграммы её обычного состояния. Но о её беременности Шренинг узнал только потом...

- Я, конечно, человек посторонний, - нарушил молчание Бронер, - и не мне, как говорится, судить. Я не знаю, как расценят на Земле происшедшие здесь события. Но мне кажется - это подвиг.

Кронс недоумённо посмотрел на него, вздохнул и принялся есть. Бронер смешался. Кажется, он сморозил глупость.

- Скажите... - медленно проговорил он, пытаясь перевести разговор на другую тему. - А этот, третий пассажир... Он кто?

Кронс поморщился.

- Одам Косташен, - сказал он, не прекращая есть.

- Родственник известного крелофониста?

- Нет. Он сам.

Бронер удивлённо вскинул брови.

- Скажите, пожалуйста!.. - недоверчиво покрутил он головой и тоже взялся за вилку. Он был рад перемене разговора.

- Вы знаете, - доверительно сообщил он, - моя жена просто мечтает попасть на его концерт.

- Не знаю, - безразлично буркнул Кронс. Затем вдруг поднял голову и внимательно посмотрел в глаза капитану. - Вряд ли. По-моему, у него всё-таки проснулась совесть.

Капитан непонимающе посмотрел на него.

Но Кронс оказался прав. Года через два Бронеру с женой удалось попасть на концерт крелогруппы, в который раньше выступал Косташен. Им понравилось, несмотря на то, что критики отмечали весьма посредственное исполнение, сетуя на отсутствие лидера. Но никто и никогда больше не слышал имени крелофониста Одама Косташена.

1976 г.