в которой Каррен продолжает совершать преступление за преступлением, но все равно не раскаивается.
Давно мне не приходилось так бегать! До мельницы я добралась в рекордные сроки, стрелой промчавшись по Болотцам, и кубарем скатившись с крутого склона, которым завершались огороды. Собаки даже и разгавкаться толком не успели…
По дороге бежать было немного легче, чем по грядкам. Я даже успевала думать.
"Значит сразу поутру… Конечно, не пешком. Пока ворота откроются… Хотя нет, уже открылись. Вон на башне уже кто-то маячит… Ну, это еще ничего. Бургомистр нужно решиться, затем собраться… А Совет присоединится к нему и вовсе к обеду. Вот, черт! Хватит себя успокаивать! У меня максимум сорок минут! Прибавим-ка ходу!!!"
С этой мыслью я очутилась у мельницы. Ее темная громада устрашающе скрипела и громыхала. Глухо журчала вода, и мне стало еще страшнее, чем на кладбище. И как мельник не боялся здесь жить, один-одинешенек…
Но, как известно, ничто так не способствует совершению отчаянных поступков, как крайняя необходимость.
Дыша, как загнанная лошадь, я подбежала к берегу. Он был немного обрывистым – чтобы дотянуться до воды, нужно было встать на колени и нагнуться. Солнце еще не поднялось над лесом, и, казалось, что у моих ног лежит бездонный провал, наполненный матовой чернотой. Над ним тревожно шумели ольхи и осины, внушая тревожные мысли о том, что кто-то следит за мной, перешептываясь со своими сообщниками, прячущимися в сумраке леса. Короче, обстановка была еще та.
И тут я увидела тело. В черной воде оно мерзко и бледно светилось у плотины, совсем недалеко от берега.
От злости и отчаяния я взвыла и вцепилась в свои растрепанные волосы. Ну почему же мне так не везло! Неужели вампир не мог потерпеть до следующего полнолуния?
Но как я уже говорила, слово "надо" творит чудеса, особенно если к нему прилагается слово "иначе" за которым следует значительное многоточие. Боги всемогущие, чего только не натворит человек, когда обстоятельства складываются против него…
Мне повезло, багор нашелся сразу. Видимо, мельник уже свыкся с постоянной необходимостью регулярно вытаскивать из воды покойников, и держал его под рукой. Преодолевая брезгливость и страх, я вошла в воду по пояс и после нескольких попыток подцепила тело. Все это было так отвратительно, что пальцы сводило судорогой.
Черная вода остыла за ночь. Вдруг мне представилось, что из темных глубин появится бледная, неживая рука, которая вцепится в меня синюшными пальцами. И я едва сдержалась, чтобы не завизжать, отшвырнуть багор и бежать, куда глаза глядят.
Потом с превеликим трудом я выволокла труп на берег. Мне пришлось прикасаться к нему! Сначала я пыталась держаться только за одежду, но мои закоченевшие пальцы соскальзывали, покойник раз за разом с глухим плеском падал в воду, и снова я хватала его за рубаху, пытаясь подтащить к себе.
Время, время!
Вдруг мне показалось, что я слышу какой-то шум. Это меня подстегнуло и заставило побороть брезгливость. Стиснув зубы до скрипа, я ухватила покойника под мышки и потащила, чувствуя, как промокает моя рубашка от соприкосновения с мертвым телом. "Нет, это просто какой-то ночной кошмар!" – думалось мне при этом. Еще вчера я бы не поверила, что смогу решиться на подобное.
В воде он был куда легче. На суше у меня с трудом получилось оттащить его к кустам. В какой-то момент я потеряла равновесие и грохнулась, а холодное, мокрое тело привалило меня сверху. Я уставилась в его мертвые глаза, которые были точно напротив моих, и меня затошнило. Чтобы сдержать вопль ужаса, я зажала себе рот, и почувствовала приближение истерики, чего нельзя было допустить ни в коем случае. С проклятиями я выкарабкалась из-под покойника и непочтительно поволокла его за ноги дальше.
В близлежащих кустах я решила передохнуть, и вновь мне почудился стук копыт. Я замерла, чувствуя, что мое сердце вот-вот выскочит из груди. Нет. На этот раз я не ошиблась.
В панике я бросила взгляд на берег, и увидела, что оставила там багор. Вот же простофиля!
Бормоча про себя что-то несвязное, я выбралась из кустов, схватила багор и отнесла туда, где он стоял до моего прихода – к дощатой стене амбара. Уже мало что соображая, вернулась к кустам и упала на землю рядом с покойником.
Цокот копыт становился все громче, и, наконец, из-за поворота показалась целая кавалькада. Мне было хорошо их видно – первым ехал бургомистр, явно чувствующий себя неловко в седле. Мельник тоже взгромоздился на лошадь, всем своим сгорбленным видом демонстрируя сожаление по поводу того, что нельзя было прибыть к родной мельнице на телеге или пешком. За ними следовали остальные достойные горожане – чуть ли не весь городской совет в полном составе – и я подивилась их чувству долга перед родным городом. Спозаранку ехать к черту на кулички для того, чтобы поглазеть на покойника!… Вот уж никогда бы не согласилась…
Тут я сдержала нервный смешок, вызванный нехитрой мыслью: я-то сюда даже не приехала, а прибежала, и не просто смотрела на труп, а еще и валялась с ним в обнимку.
Между тем бургомистр спешился, подождал, пока мельник неуклюже последует его примеру, и изрек:
– Ну и?
Мельник старательно вытаращился на воду. После непродолжительного молчания с некоторой обидой в голосе он был вынужден признаться:
– Нету.
В среде членов городского Совета, не спешивших слезать со своих скакунов, что делало честь их уму, зародился некий неодобрительный гул, который с каждой секундой становился все громче.
– Так-с, – задумчиво произнес бургомистр. – Стало быть, мы приехали сюда зря.
– Выходит, что так, – виновато согласился мельник.
– Нет никаких признаков покойника, – развивал свою мысль бургомистр. – Следовательно, либо маг не соврал, либо монстр сегодня остался голодным. В любом случае оснований для претензий к чародею у нас пока нет, хотя я об этом искренне сожалею. Итак, господа, возвращаемся обратно… Погода, надо признать, неплохая выдалась сегодня…
И пышная процессия двинулась обратно к Эсворду, оставив мельника созерцать спокойную поверхность реки. Тот постоял еще пару минут, затем тоскливо сплюнул в воду и скрылся в скрипящих недрах мельницы.
Похоже, чувства, которые он испытывал, вытаскивая покойников, не шли ни в какое сравнение с теми, что обуяли его, когда оказалось, что вытаскивать некого.
Я выждала еще немного, проверяя, не вернется ли несчастный мельник с надеждой высматривать в водах тело очередной жертвы, и снова обреченно ухватила покойника под мышки. Следовало надежно его укрыть от глаз людских. Могила для этих целей подходила как нельзя лучше.
…Он обрел свое последнее пристанище в ольшаннике, недалеко от реки. Мне пришлось сбегать домой за лопатой и вернуться, отчего в боку у меня зверски кололо. И вот спустя час старательного труда я печально созерцала небольшой холмик, который был насыпан над новой жертвой эсвордского вампира.
– Покойся с миром, неопознанный труп, – торжественно сказала я. – Прости меня за то, что лишила тебя последней радости занять полагающееся место на городском кладбище. Но я надеюсь, что там, на небесах, тебе будет приятно знать, что это спасло меня от тюрьмы. Я думаю, что ты при жизни был добрым человеком и доведись тебе услышать мою историю, ты бы сам согласился с таким исходом. Твоя смерть принесла горе твоей семье и друзьям, думаю, тебе не станет легче, если она принесет горе еще и мне. Ты совершил последний добрый поступок, будучи мертвым. Не каждый способен на такое.
И я почтительно склонила голову.
Немного помолчав, я решила, что сделала все, что могла, для этого бедолаги. Но, сделав несколько шагов в сторону дома, я все же обернулась и прибавила:
– Чуть не забыла. Я отомщу за тебя! Ну, или мне отомстят…
Дом был тих. В спальне я стащила с себя одежду. Она уже просохла, но пропиталась насквозь запахами тины, стоячей воды и, как мне казалось, покойника. Потом напялила на себя первое, что подвернулось мне под руку, и ничком упала на кровать. Дальше – тьма и тишина.
Разбудил меня непонятный шум. Сквозь муторную сонливость сначала пробился звук глухих ударов, затем приглушенный гам голосов. От досады я даже захныкала, пряча голову под подушку.
Но деваться было некуда. Я полежала еще минутку, ожидая, пока не успокоится резь в глазах. Будто песку кто насыпал…С удивлением обнаружив, что каким-то образом умудрилась нацепить на себя халат Виктредиса, я немедленно сбросила с себя это безобразие, и переоделась в свою родную, все еще воняющую речной тиной одежду. Потом со стонами и охами я подошла к окну и выглянула во двор. Увиденное заставило меня чертыхнуться.
– Вам-то чего от меня понадобилось?… – буркнула я себе под нос и принялась продевать руки в рукава магистерского балахона.
…Во дворе собралась целая толпа – иначе не скажешь. Обычно к чародеям таким скопищем не ходят – блюдут тайну и конфиденциальность. Кому охота, чтобы весь город обсуждал, на кой тебе понадобился колдун – то ли облысение раннее остановить, то ли соседа не в меру прыткого отравить… Поэтому посетители к Виктредису являлись с наступлением сумерек, при этом старательно кутаясь в плащи и натягивая шляпы на глаза. Сейчас же имело место совсем другое явление – время близилось к полудню, солнце стояло высоко, и ни одной шляпы у присутствующих, коих насчитывалось шесть душ, не имелось, равно как и плащей. Рубахи из небеленого холста, подпоясанные веревками, лапти с онучами самого простецкого вида и бороды, что твой веник, у всех шестерых. И дураку было ясно, что мои нежданные гости крестьяне, да еще и из какого-нибудь дальнего села.
Как только я показалась в дверях, вся эта густобородая компания вытаращилась на меня, словно на балаганного медведя.
– Э-э-э… господа, вы к кому? – обратилась я к ним, еще питая надежду на то, что дело как-нибудь разрешится само по себе.
– К чародею, само собой, – уничтожил мои надежды в зародыше предводитель крестьянства. – Не могете ль вы, барышня, его кликнуть?
Ну вот! Никак медведка одолела, или какая дрянь капусту с редькой повадилась жрать…Я тяжело вздохнула и начала:
– Магистр Виктредис нынче был призван городским Советом на ловлю упыря, который терроризирует окрестности. И покудова гнусный кровопивец не будет обращен в прах, магистр не может заниматься иными делами.
Крестьяне выслушали меня с большим вниманием. Впрочем, я особо не надеялась, что они поняли хотя бы половину из сказанного мною. Бороды надежно скрывали признаки каких-либо эмоций. Быть может, эта новость и вовсе оставила их равнодушными?… Ну пожалуйста, пусть чародей им будет нужен вовсе не срочно…
– Да нам бы на одно словечко, – жалобно произнес тот же крестьянин. – Пусть токмо чародей посоветует, что делать-то и мы уйдем…
– Говорю же вам, почтенные – магистр отсутствует, ловит упыря по лесам и полям. Попробуйте его найти! Сегодня вот он на кладбище ночевал, с утра пришел, чаю попил и снова ушел, – безо всякого вдохновения врала я.
– Ох ты ж горе горькое… Ишь, какая работенка у человека паскудная! – сочувственно покачал головой крестьянин. – Только что ж делать нам? Может к бургомистеру вашему сходить? Пусть хоть он чем поможет…
"Нет, они что – сговорились все?!!" – мысленно возопила я. Похоже, что все мои собеседники назло мне озвучивали сплошь вредные идеи, лишая меня всякой возможности отвертеться. Ну на кой черт им сдался бургомистр? И не отговоришь уже – вон как глаза заблестели-то…
– А что у вас за беда? – торопливо спросила я, постаравшись вложить в голос хоть чуточку сочувствия.
Крестьяне, уже со вздохами направившиеся к воротам, приостановились.
– Вот одно слово, что беда! – с досадой крякнул предводитель, а остальные что-то пробурчали в знак согласия. – Отродясь такой напасти не бывало! Да только что толку голову вам, барышня, себе забивать?
Тут я как можно выразительнее запахнулась в тогу магистра, стараясь при этом скрыть от глаз просителей многочисленные пятна, усеивавшие ее в области живота, и торжественно представилась:
– Каррен Глимминс, ассистент магистра Виктредиса! – и заметив, что крестьяне как-то озадаченно на меня смотрят, поправилась – То есть, помощник и полномочный заместитель. Покудова магистр сражается с вампиром, мне положено исполнять его обязанности. Так что вы можете смело изложить мне суть вашей проблемы.
Видно было, что крестьяне не пришли в восторг от моего предложения, и я, трезво оценивая свой внешний вид, их в этом не винила. Даже тога не спасала положения – я бы сама не доверила столь бестолково выглядящей девице и лишайную кошку. Недоверчиво косясь на меня, и поцокивая языком, предводитель, – а звали его Амадей Блох – принялся рассказывать, что за беда пригнала их к дому магистра Виктредиса из деревни Косые Воротищи, которая находится "во-о-оон там, вверх по речке, значится"
…Косые Воротищи особым богатством никогда похвастаться не могли. Это была одна из тех поразительных деревень, где засуха сменяется наводнением, затем следует град и ураган, а все, что осталось после этого, обычно погибает в последующем пожаре. И так как цикл этот был непрерывен и замкнут, то местные жители сначала разочаровались в жизни, потом в огородах и сенокосах, плюнули на прочие народные ремесла, плоды которых тонули, горели, уносились прочь ветром и сборщиками податей, и стали жить весело и привольно, хоть и впроголодь. Вообще-то это можно было объяснить тривиальной ленью, но сами себя воротищенцы явно считали философами.
Домашняя скотина была вынуждена заботиться о своем прокорме самостоятельно; оголодавшие воротищенские свиньи, сбившиеся в хорошо организованные стада, обращали в бегство даже вооруженных до зубов путников.
Единственной отрадой местного населения оставалась рыбалка. Тем более, что во время наводнений этим делом можно было заниматься, не выходя из дому. С малых лет каждый воротищенец знал, что в жизни есть только одно светлое пятно – когда поплавок начинает дергаться. Ну и соответственно, то, что большая часть населения Воротищ ночевала и дневала на реке, никого не удивляло. Даже жены не пилили своих мужей, появлявшихся раз в месяц на пороге дома со связкой карасей в руках и следами беспробудного пьянства на лице.
Жизнь шла своим чередом, и воротищенцам было бы нечего делать на подворье магистра Виктредиса, но привычный уклад существования злополучной деревни было нарушен.
Да, мужики уходили на рыбалку, как и всегда. Но больше они домой не возвращались!
Первая пропажа особо никого не встревожила – исчез беспробудный пьяница Густакль, по которому никто слезы не лил. Вторым пропал куда более почтенный Турмиус Лок, но нрав его жены был так хорошо известен всей округе, что воротищенцы разве что удивились, чего он так долго ждал.
Ну и пошло-поехало… Каждый месяц двое-трое воротищенцев бесследно исчезали, покидая безутешных жен, детей и прочих родственников. Однако местное население паниковать не привыкло, равно как и что-то предпринимать. Подозреваю, что если бы нескольким крестьянам не понадобилось бы на ярмарку, которая начиналась аккурат сегодня, и путь их не проходил около ворот магистра, то о странном явлении никто бы и не узнал.
"Пропадают – что тут скажешь… Авось, образуется все как-нибудь. Закончатся мужики в Воротищах – и пропадать будет некому" – я услышала достаточно, чтобы понять логику размышлений местного населения.
От неприятной догадки, посетившей меня еще в самом начале этого меланхоличного рассказа, у меня то и дело пробегала дрожь по позвоночнику. Неужели все так просто?
– Скажите мне, почтенные, – спросила я нарочито безразличным голосом. – А нет ли у вас рядом с рекой кладбища какого-нибудь?
– А то как же! – с готовностью отозвался Блох. – Старое, вроде как осталось от эльфов или еще каких-то паскудников… Там и склепов, и надгробий – не перечесть. У нас вон каждая хата на каменном фудаменте – и ниче, еще осталось… Прям аж обидно. Может нам в город их на продажу возить? Камень-то хороший, да и работа, как-никак, эльфийская…В палисаднике для красоты можно ставить, а тако ж – в домах для декору.
Я мимоходом подумала, что если бы не природная лень, из воротищенцев могли б получиться заправские купцы – деловая жилка в их натуре явно присутствовала.
– И недалеко от реки, да? – вслух спросила я.
– Да почитай, на берегу. Там берег высокий, обрывом. Сидишь, бывало, с удочкой на другом берегу, разглядываешь статуи, что там из крапивы торчат, и примечаешь -, какая на пуд потянет, какая в хозяйстве может пригодиться…
Да, все сходилось.
Вот почему ни одного утопленника не смогли опознать. Они были не из Эсворда – глупо было не подумать об этом сразу. Покойники прибывали к нам из Воротищ, и если бы не мельник со своей запрудой, то путь их заканчивался бы где-то в море Саильреса, что было бы просто замечательно.
Выходит, здесь упыря ловить бессмысленно. Мой путь лежал в Косые Воротища, на старое кладбище.
– Расскажите-ка мне, – мрачно, но решительно произнесла я, – как добраться до ваших Воротищ побыстрее. Желательно – дотемна.
Эх, до чего же хорошо в лесу летом! Шагаешь по дороге, исполосованной солнечными полосами, над головой шумят верхушки старых сосен, а где-то далеко слышится дробь дятла…Прямо на обочине сизо-черным боком светилась черника, а кое-где краснела земляника. Все было вымыто дочиста недавними дождями и теперь наливалось соком, пышно распускалось и цвело.
Вспомнилось что-то солнечно-теплое из детства – я, босоногая, иду с корзиной, полной ягод и то и дело зачерпываю их оттуда целыми пригоршнями. Точно так же пригревало солнце, пели птицы, и от переполняющего душу нехитрого счастья хотелось бежать и прыгать, петь и кричать… Все было так просто и замечательно устроено!…
Тут, невольно улыбнувшись, я сняла свои башмаки, связала их шнурками и перекинула через плечо. Почему-то мне захотелось, чтобы все было как тогда, да и лужи обходить не надо… Нет, все-таки жизнь хорошая штука!
Вскоре мне попался особенно роскошный черничник, который я просто не могла пропустить. Там, я перемазалась в сине-фиолетовый сок с ног до головы, объелась черникой и очень больно наступила на сосновую шишку. Настроение у меня становилось все лучше и лучше.
До Воротищ я добралась уже под вечер. Когда в просветах между деревьями я увидела печные трубы, то первым делом решила обуться. Потом пригляделась к своим черным пяткам и передумала. Пусть думают, что хотят! Подумаешь – босой ассистент мага… Зато в настоящем балахоне. Это вам не столица – перебьются.
И я уверенно ступила на территорию Косых Воротищ грязными ногами, подоткнув тогу, чтоб не вымазать подол. За спиной у меня болталась заплечная сума, в которой лежали три осиновых кола, реторта со святой водой и кухонный нож. После сегодняшнего ночного бдения я решила, что больше мне не надо – все рано не поможет.
В первом же дворе мне повезло – какая-то баба развешивала свежевыстиранные рубахи и подштанники. Я подошла к невысокому, покосившемуся забору и громко произнесла:
– Боги в помощь!
Баба немедленно уронила какой-то рушник на землю и запричитала. Я давно заметила, что никакая другая фраза не приносит столько вреда, особенно если подойти со спины и гаркнуть как следует, но удержаться не смогла.
– Добрый день, почтенная! – самым благожелательным тоном прервала я ее восклицания. – Не подскажете ли, где у вас здесь староста?
– Где-где… – буркнула та. – На рыбалке!
– Я бы могла и догадаться… – под нос себе пробормотала я и громче прибавила: – Я вообще-то по делу. Поговаривают, мужики у вас на той рыбалке пропадают регулярно?
– А что ж дуракам не пропадать? – с досадой рявкнула баба. – Мало того что гвоздь забить не допросишься, так еще и пропадания эти, будь они неладны! Еще и кто-то ляпнуть умудрился, что, дескать, это наших мужиков русалки свели, для укрепления своей породы… Так наши слюни до полу распустили и все на реку подались!
Я вновь подивилась особенностям мировоззрения воротищенских мужиков и примирительно сказала бабе:
– Меня вот из Эсворда прислали, чтоб эти исчезновения пресечь на корню. Не ознакомите ли, милейшая, меня с ситуацией? Куда они ходят на рыбалку, где ваше знаменитое кладбище расположено?…
Лицо у женщины просветлело.
– Ой, славно-то как… Значит, прекратите энто безобразие?
– Постараюсь, – дипломатично ответила я.
В глазах у моей собеседницы мелькнул какой-то огонек, и она подошла поближе:
– Слышьте, а не могли б вы опосля пострашней что-нибудь придумать и мужикам нашим рассказать?… Ну, чтоб этих олухов так заклинило, что и мыслей про эту речку проклятущую в голове у них не осталось? Упыря там приплетите, живоглота – только чтоб никаких русалок да мавок гулящих…
Я, не заметив изъяна в ее рассуждениях, ответила:
– Что-нибудь придумаем.
После этого меня накормили до отвала, рассказали куда идти и даже перекрестили на дорогу. У колодца на окраине я помыла ноги, решив, что босой по кладбищу шататься несподручно, обулась и зашагала по утоптанной тропинке, которая вела к небольшому леску за околицей.