в которой рассказывается про эльфийские кладбища, их основные отличия от человеческих, а также описывается беспримерно храброе (или глупое) деяние Каррен, у которой появляется нежданный и совершенно ненужный помощник.

Столько изваяний, статуй и печальных обелисков белели в вечерних сумерках, будучи несправедливо забытыми и никому не нужными!… Странное впечатление производило это древнее кладбище невесть куда ушедшего племени. Про эльфов много говорили – и то, что они ушли на закат, и то, что уплыли за море, и то, что они когда-нибудь вернутся. Но сколь мало правды ни было бы в этих россказнях, спору не было – только из-под их рук выходили такие хрупкие, болезненно-прекрасные изваяния. Ни один человек не мог из камня сделать воздух и свет, а они это умели.

Времени у них все-таки для этого было значительно больше – по триста лет жили, паршивцы…

Я некоторое время стояла на краю этого необычного места, не решаясь переступить границу между миром живых людей и мертвых эльфов. Потом заставила себя вспомнить, что воротищенцы давно уж осквернили покой этого последнего пристанища исчезнувшей расы, и полезла через заросли чертополоха.

"Значит, самая роскошная усыпальница" – мрачно подумала я, очутившись по пояс среди крапивы, которая логически продолжала чертополох.

С роскошной усыпальницей были проблемы, потому что все многочисленные сооружения на этом обширнейшем кладбище подходили под это определение. В отличие от человеческих кладбищ, где фамильных склепов удостаивались разве что единицы, эльфы без зазрения совести выстраивали для каждого покойника сооружение, почти не уступавшее размерами крестьянской хате, изукрашивая его безо всякого чувства меры. Совпадал ли мой вкус с вампирским, или же нет, я не знала, поэтому напрашивался очевидный вывод: меня ждет увлекательное исследование десятков склепов, в каждом из которых меня может радушно поджидать кровопивец.

Зажав кол в руке, я полезла в первую усыпальницу, вход которой был выполнен в виде арки, перевитой какими-то листьями. Одна решетчатая створка ворот наличествовала, другая, по-видимому, приглянулась какому-то воротищенцу на роль калитки. По сторонам от чернеющего входа стояли две статуи каких-то крайне вывернутых и покореженных существ.

Естественно, внутри царила полная тьма, в которой не то что вампира – свой нос не разглядишь. Мне немедленно поплохело.

Я сквозь зубы выругала себя и полезла наружу, чувствуя, что по спине у меня бегают мурашки, а ноги как-то странно подгибаются. После долгого копания в глубинах сумки, я все-таки обнаружила огарок сальной свечи. Даже при самом рачительном использовании ее мне должно было хватить склепов на шесть.

Нет, ну как можно было быть такой идиоткой? Это ведь вампир может видеть в темноте, а мне-то подобного таланта не дадено…

Но делать было нечего, и я решила, что использую все возможности. Шесть – так шесть, пять – так пять – возможно, упырь будет сладко дремать в первой же попавшейся усыпальнице?

Потом возникла новая сложность – свечу я несла в левой руке, кол в правой, и в результате едва не расквасила себе нос на полуразрушенных ступеньках следующего склепа. Подумав немного, я зажала кол в зубах и попыталась вообразить себя лихим пиратом. В результате мысли мои свернули на то, что вампир, завидев свою погибель, агрессивно грызущую осиновый кол и размахивающую огарком свечи, должен помереть от колик, вызванных хохотом.

Так я обследовала еще и третью усыпальницу, оказавшуюся такой же пустой, как и предыдущие.

Со вздохом я посмотрела на небо, где луна светила почти что в полную силу и внезапно ощутила настоятельное желание бежать отсюда куда глаза глядят, потому что любой порядочный вампир должен был к этому времени проснуться и почувствовать легкий голод. Я выплюнула кол, от которого горчило во рту и скривилась. Тут где-то за моей спиной хрустнула ветка, отчего у меня тут же заледенел позвоночник.

– Держи себя в руках, – дрожащим голосом сказала я себе и уронила свечу, потому что пальцы мои тоже тряслись. – С тобой ничего не случится.

От этого мне стало еще хуже, потому что язык был совершенно чужим, немного онемевшим, и временами речь прерывалась иканием.

– А с кем это вы тут разговариваете? – раздался вдруг за моей спиной тоненький, сдавленный голос.

И вот тут-то я заорала в полный голос, ощутив, что у меня отнялись и ноги, и руки, а единственное на что я способна – это таращить глаза и рвать голосовые связки. Я кричала во всю силу своих легких, забыв и про то, что нужно дышать, и про то, что нужно бежать…

И только спустя некоторое время я поняла, что кричу не одна. Рядом со мной драл глотку еще кто-то, и уж этот голос был куда громче моего.

Я закрыла рот и всмотрелась в отнюдь не кромешную темноту – луна светила очень ярко. Второй участник нашего дуэта еще немного повопил, а потом тоже умолк, правда, как-то неуверенно.

– Констан? – незнакомым самой себе голосом произнесла я.

– Ага, – отозвалось громадное нечто из чертополоха.

Я с минуту помолчала, чувствуя, что у меня где-то в горле бьется сердце, которому вообще-то полагается находиться несколько ниже.

– Ах ты паразит, – мягко начала я. – Недоумок хренов. Вшивый гаденыш…

– Госпожа Каррен… – жалобно промолвил этот идиот из лопухов. – Я же не нарочно…

– Убью!!! – взревела я и, подхватив свой кол, ринулась на несчастного парня.

Тот тоненько охнул и на четвереньках пустился в бег, петляя между статуй и склепов. Я уже не кричала – только хрипло дышала, алча его крови почище вампира.

Так мы резвились некоторое время, сшибая статуи и ломая кусты, причем он повизгивал и жалобно просил меня успокоиться, а я сопела, хрипела и изрыгала проклятия.

Вскоре злоба моя ослабела, да и ноги подустали. Я умолкла и присела на поваленное изваяние, пытаясь отдышаться. Констан тоже приостановился, вопросительно оглядываясь на меня через плечо, но, увидев, что я не замыслила нечто коварное, а просто сижу и утираю лоб, тоже сел в лопухи.

– Я не нарочно… – снова сказал он.

– Чтоб ты пропал… – выдохнула я, утирая вспотевший лоб. – Как ты здесь очутился? Ты следишь за мной, что ли? Второй раз ты мне встречаешься – и опять на кладбище! Стой! – тут я замерла, осененная ужасной догадкой. – Ты и есть упырь! Быть может, сам гнуснейший Ульрих ван Эммен! Это ты, стервец, кусаешь мирных поселян… А со мной побоялся вступить в равный бой, оттого и притворяешься! Ну все, ирод! Я вызываю тебя на поединок!

И я поднялась со статуи, сжимая в руке кол, точно рапиру.

– Э-э-э… – занервничал подозреваемый, и попятился. – Я не это… не упырь… Не кусаю…

– Да ты еще и коварен, аки змий! – рявкнула я и запустила кол ему в лоб.

Констан настолько ошалел от хода моих мыслей, что даже не попытался уклониться. Деревяшка звонко впечаталась ему в башку и срикошетила куда-то в сторону.

– Ой! – только и сказал невезучий парень.

– Ненавижу упырюг! – хмуро сказала я и пошла дальше, удовлетворив свою жажду мести и крови.

Он вскоре догнал меня, и пристроился рядом.

– Я не упырь, честно… – жалобно сказал он мне, почесывая лоб, на котором начинала расти приличная шишка рядом с той, что он заработал утром.

– Вижу, – я сплюнула в сторону. – Ты хуже. Вампир пьет у невинных девушек кровь, от чего они умирают спокойно и даже с удовольствием, а ты подкрадываешься и пугаешь до смерти, что вовсе не способствует тихому отходу в мир иной.

– Ну, простите меня, госпожа Каррен! Я ж думал вам помочь… Кто ж знал, что вы так перепугаетесь?…

– И действительно. Ты ночью в полнолуние подходишь ко мне со спины на кладбище, где обитает вампир, который угробил уже десяток человек, и вежливо спрашиваешь, с кем я тут разговариваю. Догадаться, что я испугаюсь, практически невозможно. Наверное, это у меня что-то с нервами…

– А тут обитает вампир? – охнул Констан.

– Что ж я, по-твоему, здесь делаю?!! – прорычала я.

– Да я вообще от воротищенских мужиков услыхал, что вы сюда направились. Они сказали, что у них тут пара человек пропало, они, мол, зашли к магу, а того нет, на упыря охотится. Вот помощница – вы, сталбыть, и отправилась в Воротищи, чтоб разузнать, что да как. Я подумал, что негоже девушке одной по лесу ходить и пошел за вами – в кузнице сегодня нет работы-то… Не догнал – шибко быстро вы ходите. У баб местных узнал, что вы про кладбище это расспрашивали. А что здесь кровопивец свирепствует – это я первый раз слышу…

Тут в его голове послышалась некоторая неуверенность – мол, не зря ли он решил сходить за мной на кладбище?… Я хмыкнула и решила, что надобно проучить дурака.

Для этого всего-то надо было описать ему существующее положение вещей.

– Да Констан, именно здесь вампир и обитает, – веско произнесла я. – Мало того – это именно тот вампир, которого страшится весь Эсворд. Все жертвы отсюда родом. Их приносит рекой к плотине мельника. К сожалению, у меня не было возможности предупредить магистра об этом печальном открытии, поэтому пришлось идти самой. У меня опыта борьбы с упырями нет, так что будем действовать на свой страх и риск. Ты должен знать, что мы подвергаемся смертельной опасности, но ради спокойствия мирных жителей нам ничего не жалко.

"Дьявол, это ж все чистая правда!" – с печалью думала я при этом.

Констан слушал меня и кивал головой, при этом то и дело как-то подозрительно закатывая глаза. Послало же Провидение помощничка!…

– Сегодня – наш последний шанс уничтожить монстра! – вдохновенно вещала я. – Нельзя допустить, чтобы невинные люди страдали от происков этой твари!…

– Ага, – сдавленно произнес Констан, и я поняла, что он готов к любому испытанию, что встретится на нашем пути. Пусть только мышь пискнет где-то у него под ногами – и мне придется нести его на себе. Сдается, я несколько переборщила…

– А как мы его будем убивать? – робко спросил Констан.

Я подумала, что не мы, скорее всего, будем убивать вампира, а он нас, но вслух сказала:

– Осиновым колом, как предписывают литературные источники.

И продемонстрировала парню кол.

Констан поежился и еще более робко попросил:

– А можно и мне колышек? Ну не самый большой, но такой… покрепче…

– Я тебе бросала, – съязвила я. – Что ж ты не ловил?

– Не смекнул… – уныло отозвался он.

– Ладно, – сжалилась я. – На тебе кол, и, гляди, не потеряй его! Быть может, от него зависит спасение твоей жизни!

Все это время мы продирались сквозь заросли сорной травы, произрастающей здесь в изобилии вперемешку с дикой малиной и ежевикой, спотыкались об поваленные статуи и огибали усыпальницы, оттого наш разговор звучал еще более странно, нежели может показаться.

– А у вас есть план? – все не успокаивался Констан.

– Есть, – успокоила я его. – Весьма продуманный и изощренный. Заключается он вот в чем: ежели вампир набросится на меня и будет грызть за шею, то ты его колом тыкнешь, а ежели на тебя упырь кинется, то я его колом тыкну.

– Ох, – пораженно выдохнул Констан, явно не желая ни быть кусанным, ни тыкать колом.

Еще пару минут мы пробирались молча, пока не обнаружили, что заплутали и вышли за пределы кладбища. В досаде я выругалась и повернула назад. Констан уперто брел за мной, и я его невольно зауважала. Это ж надо – так бояться и все равно тащиться следом!

– А как мы его обнаружим? – снова начал он свою песню.

– Визуально, – огрызнулась я, потому что и сама переживала по этому поводу.

– Вон оно как… – в задумчивости протянул мой спутник. – А я слыхал, что у чародеев особое слово есть. Произнесет его колдун – и чует сразу, где нежить прячется… Ну не сильно далеко – но метров двадцать, так точно…

– Умный, да? – снова огрызнулась я, и призадумалась. А ведь и в самом деле есть такое заклинание, и мы вроде бы его изучали… Я покопалась в памяти и торжествующе сжала кол в кулаке. Вспомнила! Как же я сама не подумала про это?…

– Ладно, внесём изменения в мой план, – вслух сказала я, останавливаясь. – Сейчас попробую прочитать это слово, научно формулою Вассера именуемое. Только не вздумай сказать чего под руку, иначе точно зашибу.

– Ага, – поспешно согласился Констан и даже отступил на пару шагов. В глазах его светилось что-то, подозрительно напоминающее восхищение смешанное со священным ужасом.

Я прикрыла глаза, мысленно благодаря вампира за необычайное долготерпение, ведь, по-хорошему, он мог бы уже десять раз обглодать до костей меня вместе с Констаном, и принялась шептать непривычно звучащие слова.

– Muess'ta ess'ta treig, xavertium melanos'sa ess'ta feigh, – я чуть не запнулась, так как давно уже не говорила на Старом Языке и подзабыла особенности произношения. – Verr'ta oruinn ka'ss dieh ferra, ess'ta feigh.

Тут я широко развела руки, держа их ладонями книзу. Это называлось жестом Treig – собственно, Поиск – который должен был пустить поисковые импульсы вокруг меня. Потом плавно подняла руки над головой, почти соединив ладони, что, судя по описанию в учебниках, фокусировало все поисковые импульсы на моей несчастной голове – жест Feigh, соответственно означающий Отклик. Ничего особого я не почувствовала, разве что макушке стало тепло.

– Вот собственно говоря, и все, – немного озадаченно сказала я. Никакого заметного эффекта от заклинания не было, третий глаз не открылся, зрение мое не обострилось и теперь оставалось только гадать – то ли я переврала какое-то слово и заклинание не сработало, то ли оно сработало, но совсем не так, как предполагалось и к утру у меня, например, отвалятся уши или на носу появится бородавка.

– И что? – благоговейно спросил Констан. – Вы теперь чуете затаившуюся нечисть? А чем вы ее чуете?

– Пока что ничем, – довольно злобно откликнулась я.

– А как вы должны узнать опосля этого, где упырь? По запаху? Или по изменению, как там его… энергетического поля? – парень вытаращился на меня, ожидая подробной лекции.

Так-с. Энергетическое поле, значит, приплетаем? Еще этого мне не хватало!!! Я начинала понимать, что привело этого бестолкового увальня на кладбище вслед за мной. Похоже, Констан принадлежал к той немногочисленной части человечества, которая про магию ничего не знает, но с восторгом впитывает в себя всю информацию, касающуюся сего предмета, трепеща при слове "магиокогерентность" или "энергетическая жила".

Парень бредил чародейскими сказками. И просто жаждал приключений с магическим душком.

Вот же невезение какое!

– Я не знаю, как определить, что энергетическое поле меняется – у него нет ни цвета, ни запаха,- ледяным тоном процедила я. – Каким органом надо чуять нечистую силу – я тоже не имею ни малейшего понятия. Может быть – печенью. А может – еще чем-нибудь похуже. Если я вдруг все-таки начну ее чуять, то сразу же сообщу тебя и опишу, как именно это происходит. Покудова же настоятельно прошу тебя заткнуться, потому что ежели мне надо будет чуять ее слухом, то из-за твоего тарахтения я ничего учуять не смогу, даже если вампир будет песни распевать над моей головой.

Констан притих.

Некоторое время мы шли молча, и я постепенно начала успокаиваться. Ну не сработала формула Вассера, ну не получилось у меня с поиском… Обойдемся как-нибудь и без этого. Да и кто сказал, что не сработала? Может быть, упырь просто слишком далеко и потому-то я ничего не чувствую… Пока все идет хорошо, и Констан молчит довольно долго – чего еще можно желать в подобных обстоятельствах?… И на этой благостной мысли в мои рассуждения опять вклинился его голос.

– А правда, что у магов есть такое слово, чтоб создать огненную сферу, шаровой молнии подобную, и изжарить ею чудище?

Я едва сдержалась, чтобы еще раз не треснуть мерзавца по лбу.

– Есть! – угрожающе прошипела я. – И сейчас я думаю, как бы мне изжарить одного языкастого идиота! А если со сферой у меня не получится, то я не поленюсь разложить хороший костер…

– Не сердитесь, госпожа Каррен, миленькая! А правда, что есть еще и такое слово, которое может обездвижить противника, чтоб не шевелился супостат, пока ему голову срубать будешь?

– И такое есть! – пыша первобытной злобой, согласилась я, причем в голове моей тут же невольно всплыла соответствующая формула, и я мельком подумала: что ж это мне самой в голову не пришло?… Нет, каков гад?!! Да кто из нас маг?

– А правда… – начал он опять, но я его перебила:

– Такого слова, чтоб упыри сами из склепов вылезли, выстроились и передохли в одночасье, НЕТ.

– Да я не про то хотел спросить… – заныл Констан, но тут у меня так стрельнуло в ухе, что я остановилась как вкопанная, прижав к голове руку.

– Что такое? – с дрожью в голосе спросил мой помощник.

– Не знаю, – отозвалась я. Боль в ухе была странная. Когда я повернула голову влево, она как будто стихла. Как только я попробовала покрутить башкой – боль снова вернулась, а самой острой она была, когда я обращала свое ухо в сторону полуразрушенной усыпальницы с входом в форме створок раковины.

Так вот, значит, как работают эти проклятущие поисковые импульсы!

– Оно там! – неслышно, онемевшими губами произнесла я.

Констан сбледнул и уставился на усыпальницу.

– Я чую его ухом, – мрачно сообщила я ему, честно исполняя свое обещание. – И какое, к дьяволу, энергетическое поле! Так стреляет, что глаза на лоб лезут!

Мы, не сговариваясь, опустились на четвереньки в лопухи и замерли. Что делать дальше – я не знала. Но никакая сила в мире не смогла бы меня заставить войти в тот склеп.

– А правда, – прошелестел Констан, чье лицо было белее мраморной статуи, за которой мы притаились, – что у магов есть такое слово, от которого нежить чародея не видит и не слышит, так что нипочем найти не может?

Нельзя было не признать – это было самое разумное, что я от него услышала за весь день.

Итак, прикрывшись экраном, который вроде бы должен был отвести упырю глаза (я, хоть убей, ничего не чувствовала, но надеялась, что все сработает как и с формулой Вассера), мы на трясущихся ногах двинулись к склепу. Каждый шаг давался нам так тяжело, как будто мы шли по трясине. Констан больше не испытывал никакого желания говорить, а я не испытывала никакого желания его прибить. Мне было так страшно, как никогда в жизни.

Проклятое ухо все болело, просто взвыть хотелось, но я не помнила, как дезактивируется формула Вассера и боялась, как бы не сделать хуже. Если у меня, к примеру, еще и нос будет закладывать на нечисть, или глаз начнет дергаться – эдак я попросту рехнусь.

– Там что-то зашуршало! – прошептал Констан и замер.

– Не говори ерунды! – прошептала я в ответ и зажмурилась.

– Сейчас оно покажется! – тоненько пискнул он.

– Ну и чудесно! – выдавила я, и заставила себя открыть глаза.

Не зря. Из приоткрытых створок раковины вдруг неслышно и грациозно вылетело нечто.

– Мама, – сказал Констан, и окаменел, выпрямившись в полный рост.

Тварь была средних размеров – чуть больше жирного гуся. На вампира, как я себе его представляла, она походила мало – разве что перепончатыми, кожистыми крыльями. Тело ее было типично змеиным – гладкое, покрытое блестящей в лунном свете чешуей. Крылья крепились ближе к голове, оттого получалось, что у этого создания имеется длинная, гибкая шея и сильный, толщиной с мужскую руку хвост, метровой длины. Никаких лап, щупалец или чего-то подобного у него не было. Самая натуральная змея, только с крыльями.

– Что это? – шепнул Констан, который, как ни странно, пребывал в сознании.

– Черт его знает, – искренне ответила я, и на всякий случай присела, потянув Констана за собой.

А неизвестный магической науке гад вольготно парил над усыпальницей, неслышно взмахивая крыльями. Потом он стал совершать какие-то непонятные телодвижения – кувыркался в воздухе, зависал на мгновение, а потом камнем падал вниз, чтобы затем снова устремиться вверх стрелой. Но высоко он не подымался, держался чуть выше двух человеческих ростов.

– Греется, стервь такая, – вдруг сообразил Констан. – Для него ж луна, что для человека – солнышко.

И мы, как зачарованные, наблюдали за ночными игрищами змееподобной твари. Неожиданно летун прекратил свои упражнения и замер, повернув голову в нашу сторону. Мы тоже замерли, покрываясь холодным потом.

– А он нас точно не заметит? – севшим голосом поинтересовался Констан.

– Сейчас узнаем, – сказала я и перестала дышать. Запоздало я вспомнила, что вампиры вообще-то являются сами по себе неплохими магами и потому отвести глаза им невозможно.

Но летучий змей, немного подумав, отвернулся, и медленно, с видимым удовольствием полетел прочь. Видимо, к полноценным вампирам он не относился.

"К реке" – поняла я и похолодела.

– Быстро за ним! – скомандовала я и вскочила на ноги.

…Ему было, конечно, хорошо – летишь себе, крыльями машешь. То ли дело я – проваливалась в ямы, застревала в зарослях малины, карабкалась по непонятным насыпям, и вновь падала в ямы, болезненно прикладываясь то головой, то спиной к обломкам изваяний и склепов. Позади, тяжело сопя и охая, топал Констан, повторяя все мои падения и подъемы. Кладбище действительно было весьма обширно и заросло порядком, так что временами летучая змея пропадала из виду. Но недремлющее ухо безошибочно указывало мне направление.

Вскоре я заметила впереди просвет. Кладбище закончилось, плавно перейдя в пустырь, и бежать стало немного легче.

– Где оно? – прохрипел Констан.

Я завертела головой и почти сразу увидела искомую цель, одновременно ухватившись рукой за многострадальное ухо. Тварь зависла над кустами, опустившись совсем низко и что-то высматривала.

– Вон там! – ткнула я пальцем. – У обрыва!

– Какого обрыва? – не понял Констан.

– Ну, там река, крутой берег… Мне крестьяне говорили, мол, кладбище на берегу, на обрыве. Видишь – там небо вроде как светлее?… Это река.

Констан выслушал меня с приоткрытым ртом, а потом спросил:

– А кто это там поет?

– Чего?!! – удивилась я.

– Ну, поет кто-то, – Констан ткнул пальцем в сторону реки. – Сами послушайте!

Я помотала головой, пытаясь ослабить боль в ухе, которое от близости нечисти совсем взбесилось – то стреляло, но свистело, то разражалось непонятной дробью, в которой отдаленно угадывался гимн Эпфельредда. Тут я к счастью, вспомнила, наконец, нужное заклинание и торопливо брякнула:

– De feigh, ess'ta querra!

И наконец-то смогла вздохнуть свободно, освободившись от назойливой боли. Чтобы я хоть раз еще воспользовалась этой формулой…

– Слышите теперь? – Констан требовательно тыкал пальцем вдаль. – Поют же!

И действительно. Как минимум два нетрезвых человека тянули бесконечный мотив чего-то уныло-народного. Я послушала чуток и, как ошпаренная, помчалась к кустам, надеясь на то, что защитный экран еще не прохудился.

За реденькими кустами и впрямь начинался обрыв, внизу у которого чернела вода. Река была неширокой, и я хорошо видела, что на противоположном пологом берегу двое мужиков, обнявшись, сидят у костра и горланят песню. Рядом с ними матово блестели в лунном свете две пустые бутылки.

Как можно тише я подобралась поближе к летучему змею, который тоже обратил свое самое пристальное внимание на подвыпивших рыбаков. Стараясь двигаться бесшумно, я присела прямо под ним и принялась наблюдать.

Он был настолько близко, что я видела, как дрожат узкие ноздри на плоской, удлиненной морде. Если бы я протянула руку, то могла бы дотронуться до его крыльев, но такого желания у меня почему-то не возникло. Только редкие взмахи крыльев указывали на то, что змей не уснул в полете.

Но его неподвижность была обманчива. Все чешуйчатое тело было напряжено, хвост изогнут и едва заметно подрагивал.

Тут я услышала истерическое сопение под боком и обнаружила, что рядом со мной примостился Констан. Змей не обращал на нас никакого внимания – экран все еще действовал.

"Да этот гад просто не хочет нападать при свидетелях, – вдруг поняла я промедление змея. – Мужики вдвоем, вот он и не решается атаковать!"

И я принялась лихорадочно размышлять, что же мне делать дальше. Упырь наличествовал – рукой можно дотянуться – борец с упырями в моем лице – тоже. Но каким образом следовало изничтожать подобную тварь, оставалось загадкой. Колом в него, глиста летучего, так просто не попадешь, разве что в пасть подлой твари его запихать. Можно, конечно, попробовать перешибить ему хребет, да только ежели с первого раза не получится, гнусный гад взлетит повыше – и поминай, как звали. Хорошо еще, если взлетит, а не угрызнет как следует. Можно еще ножом пырнуть, предварительно ухватив за шею для верности… Но хватать столь отвратное существо за какую угодно часть тела мне вовсе не хотелось… Огненную сферу, которую поминал Констан, к своему стыду, сотворить мне ни разу не удавалось, это же относилось и к большей части боевых заклинаний, которым обучали на старших курсах.

Так бы мы и сидели на месте, а змееподобный урод парил бы над кустами, не решаясь приступить к трапезе, но тут один из мужиков поднялся и побрел к кустам. Я явственно расслышала его слова: "Ты это, слышь, без меня не смей! А я сейчас обернусь и тут как тут!…"

В полной растерянности я проводила взглядом этого предателя и едва не взвыла от досады.

Змей изошел мелкой дрожью, точно от предвкушения, и изогнулся, блеснув глазами. Я поняла, что за этим последует и тихо застонала: кровосос нападет на оставшегося в одиночестве рыбака, оттащит его куда-то в воду, в заросли камышей, там обескровит и утром тело жертвы обнаружится у мельницы. Второй же мужик по причине пьянства толком ничего не поймет, даже если змей продефилирует перед ним на бреющем полете – летучими змеями такого опытного рыбака было не удивить, он наверное их перевидал немерено во время своих ночных посиделок с самогоном.

Я подняла голову и увидела, как крылья кровопивца напряглись, готовые к стремительному атакующему полету. Еще мгновение и…

– Нет! – заорала я, что было силы, и в отчаянном прыжке вцепилась змею в шею, как можно ближе к голове, памятуя о том, что именно так надо хватать ядовитых пресмыкающихся.

От неожиданности тот издал леденящий душу хрип, который плавно перешел в низкий вой. А затем я почувствовала сильнейший рывок и ноги мои оторвались от земли. Кожистые крылья замолотили меня по лицу, я зажмурилась, и ощутила, как мои башмаки мазнули по верхушке куста. Несколько мгновений мы со змеем парили над рекой, причем он выл, я же что-то орала, а затем воздух коротко свистнул в ушах, и мою голову с громким всплеском накрыла холодная речная вода. Последним, что я услышала, был душераздирающий вопль Констана, которому с противоположного берега вторил потрясенный рыбак.

Кровососущий летучий змей, неизвестный дотоле никому, бился в моих руках, проявляя потрясающую гибкость и силу.

"Да он мне кости переломает!" – в панике подумала я и еще крепче вцепилась в мерзостную тварь, чувствуя, что вода попала мне в нос.

…Самым опасным оружием моего противника были, несомненно, зубы. Но и хвост его запросто мог оставить меня калекой. Змей извивался, словно бешеный, молотил меня всем своим гибким, сильным телом, да еще пытался извернуться, чтобы укусить. Я, в свою очередь, пинала тварь ногами, душила за горло и изо всех сил пыталась избежать укуса, так как имела повод считать его весьма ядовитым. При этом мы вдвоем медленно, но уверенно шли ко дну.

Змей плавал, судя по всему, хуже меня, но значительного преимущества мне это не давало, так как руки мои были заняты его горлом, и грести ими я не могла. Река была на вид не слишком глубока, однако со свойственным мне везением мы с этой проклятой летучей гадюкой угодили аккурат в омут.

Как только змей сообразил своим крохотным мозгом, что главная беда не в том, что я его душу, а в том, что мы сейчас утопнем, его действия приобрели другую направленность. Всем своим телом он устремился наверх, бешено извиваясь и загребая крыльями. Я была не против этого направления, но понимала, что ежели тварь высунется на поверхность и дыхнет, то я с ней никак не справлюсь. С другой стороны, я понимала, что если сама сейчас не дыхну, то этот омут станет моим последним пристанищем, а спустя несколько дней мельник с проклятиями будет цеплять мое тело багром у своей плотины.

Поэтому я на пару секунд расслабила руки и поддалась, давая твари возможность вытащить меня поближе к поверхности. Змей рванулся со страшной силой наверх. Я выжидала, чувствуя, что вот-вот захлебнусь, и лишь в последний момент, когда легкие были готовы разорваться, с силой толкнула змея вниз, а сама вылетела на поверхность.

Пусть это был лишь краткий миг, но я успела вдохнуть глоток воздуха, перед тем, как снова уйти под воду. Змей, поняв, что его время истекает, с новой силой принялся отчаянно сопротивляться, чуя близость столь вожделенного для него воздуха. Я из последних сил удерживала ее голову под водой. Иногда мне удавалось вынырнуть и сделать вдох, хотя змей беспорядочно молотил крыльями по воде и пару раз прилично врезал мне по голове, что окончательно укрепило меня в мысли добить подлую скотину.

Когда его тело обмякло, а крылья бессильно распластались, я не сразу поняла, что битва закончена. Да и сил у меня больше не осталось, чтобы что-то понимать, а уж тем более – держаться на поверхности.

…На берег меня вытащил Констан. Тело змея мокрой кишкой валялось рядом со мной на берегу, и я с удивлением осознала, что до конца не отпускала его горло. "Ну, вот и славненько! – напоследок подумала я. – Будет что показать бургомистру!"

После этой успокоительной мысли глаза закрылись сами по себе, а сознание благоразумно меня покинуло.