Образование Латинской империи. Ближайшим результатом четвертого крестового похода было создание нового франкского государства — Латинской империи. Столковавшись между собой еще до взятия Константинополя, крестоносцы и венецианцы, овладев городом, принялись проводить в жизнь свои намерения. Прежде всего они избрали императора Романии (так называли крестоносцы свое новое государство): императорский трон достался графу Балдуину Фландрскому.
Выборы происходили 9 мая 1204 г. — с этой даты формально начала свое существование Латинская империя. Затем, в соответствии с условиями мартовского договора 1204 г., венецианцы провели на должность константинопольского патриарха своего соотечественника, иподиакона Томмазо Морозини. В это время он находился еще в Венеции; его избрали заочно. Морозини был первым католическим патриархом Константинополя.
Казалось, можно было надеяться, что теперь папство — на пороге исполнения своих чаяний, что переход греческой церкви под власть апостольского престола — лишь дело времени.
«Новый Константин», как напыщенно стал величать себя Балдуин Фландрский, поспешил доложить папе о геройских подвигах, которые крестоносцы совершили в честь римской церкви и для освобождения «святой земли», и даже пригласил Иннокентия III приехать в «Новый Рим»: пусть папа созовет там вселенский собор, заложит первый камень «окончательно объединенной христианской церкви», пусть он лично благословит христово воинство на дальнейшие ратные дела.
Иннокентий III снял отлучение с венецианцев. Новая империя была принята под его высокую руку: папа предписал всем христианам защищать ее, оказывать всяческое содействие Балдуину. Но в Константинополь Иннокентий не поехал. Он понимал, что хотя там и сидят «верные сыны» римской церкви, но добыть силою ключ от византийского Востока — Константинополь — еще не значит положить весь этот Восток к своим стопам. Действительно, Латинская империя родилась в крови и огне, однако, ее пределы пока что ограничивались одной столицей. Победа над греками в Константинополе была лишь началом длительной и нелегкой войны за византийские земли Именно поэтому «новый Константин» и стремился заслужить благоволение римского первосвященника: для дальнейших завоеваний в Византии нужны были силы, а поэтому имело смысл заручиться поддержкой апостольского престола.
Как были поделены византийские земли. Уже первые шаги завоевателей по овладению Грецией ознаменовались открытыми столкновениями между ними. Повторилась старая история: дело шло более или менее гладко, пока крестоносцев объединяли общие захватнические цели, но когда они вплотную подошли к разделу добычи, это единство тотчас заколебалось.
Летом 1204 г. Балдуин предпринял поход в Македонию и захватил Солунь, которую до этого стремился выговорить в свою пользу Бонифаций Монферратский.
Честолюбивый князь имел намерение стать властелином и в Константинополе. После водворения на престоле графа Фландрского Бонифаций женился на вдове Исаака Ангела — Маргарите Венгерской. Этот шаг также не мог не показаться подозрительным латинскому императору: не исключена была возможность, что Константинополь в один прекрасный день будет поставлен под удар Бонифация и венгров. Теперь, в ответ на захват Солуни Балдуином, Бонифаций, в свою очередь, выступил походом на Адрианополь, близ которого уже расположились отряды императора. Оба готовы были схватиться друг с другом. С большим трудом Дандоло, Виллардуэну и Луи Блуаскому удалось приостановить назревавший разрыв. В августе 1204 г. состоялась сделка Бонифация с Дандоло, по которой, между прочим, дож согласился на переход к маркизу Солуни.
Во избежание новых конфликтов вожди крестоносцев решили сделать то, что не было доведено до конца в марте 1204 г.: конкретно определить, какие земли кому достанутся после того, как они на деле перейдут под власть завоевателей. Такой дележ шкуры еще не убитого медведя был произведен в конце сентября 1204 г., причем венецианцы, по словам Маркса, «немилосердно надули» крестоносцев, «которые вместе со своими неотесанными князьями были всего лишь орудием в руках этих торгашей».
После этого крестоносные феодалы вкупе с венецианцами начали систематически реализовывать свои, приобретенные таким оригинальным способом, территориальные права на земли Балканского полуострова, островной мир Греции, провинции Малой Азии. Ни о каком крестовом походе никто более не помышлял. Сеньоры и рыцари приступили к новым земельным захватам. Им уже наскучило довольствоваться пустыми, хотя и пышными титулами графов и герцогов Афинских, Адрианопольских, Никейских, Филиппопольских и прочих, — титулами, на раздачу которых не скупился Балдуин. Пока за этими титулами реально не стояло ничего, кроме надежд действительно получить поместья и города, соответствующие новым рангам. Впрочем, рыцари времени даром не теряли: они проигрывали и отыгрывали свои будущие имения и крепостных в кости, не сомневаясь, что теперь-то новые ленные владения будут ими получены.
Итак, с осени 1204 г. развернулись военные действия в Греции; несколько позже они перекинулись в Малую Азию. «Новый Константин» завоевал большую часть фракийских земель. Бонифиций подчинил своей власти Фессалию в Северной Греции, Аттику и Беотию — в Средней и часть Пелопоннеса — на юге полуострова. Ему же досталась и Солунь с прилегающей областью — предмет давних вожделений маркизов Монферратских. Так было образовано сравнительно обширное Солунское королевство, где стали хозяйничать ломбардские феодалы во главе с королем Бонифацием.
Другие сеньоры, покрупнее и помельче, также добыли свою долю в захваченных греческих землях. В Пелопоннесе было образовано княжество Ахейское (Ахейский или Морейский принципат), подвассальное Бонифацию: здесь утвердилась фамилия Виллардуэнов, и ахейские князья сделались наиболее сильными из феодалов Латинской империи. Остров Эвбею захватил также вассал Бонифация — Жак д’Авень (впрочем, этот остров вскоре перешел к венецианцам). Правда, далеко не все носители новых громких титулов устроились в отведенных им местах: многие рыцари так и остались только при своих званиях: земли, на которые они «имели право», никогда не были ими завоеваны (это относится к большей части владений в Малой Азии и на островах Эгейского моря).
Больше всех других получили в результате завоеваний и различных сделок предприимчивые венецианцы. Представители Венеции уже при составлении проекта раздела византийских владений осенью 1204 г. воспользовались невежеством крестоносцев в географии и постарались обеспечить республике св. Марка максимальные выгоды. Венецианцы хорошо знали, какие земли, города и гавани Византии представляют наибольшую ценность. И хотя на практике венецианцам также удалось прибрать к своим рукам далеко не все из того, на что они метили, однако и те территории и права, которые им достались, по своему значению не имели себе равных. В самом Константинополе в распоряжении Венеции оказались главнейшие причалы на побережье Босфора и Золотого Рога; три из восьми кварталов города принадлежали венецианцам: территория их была обнесена стенами, и всем управлением здесь ведали специальные венецианские чиновники. Во Фракии Венеция полностью овладела Адрианополем; на берегу Мраморного моря (Пропонтиды) — большим количеством приморских пунктов (Редесто, Ираклия, Галлиполи и др.), которые не только гарантировали венецианцам безраздельное владычество в Пропонтиде, но и давали контроль над доступом в Черное море. Венеция протянула свои щупальцы и в Пелопоннес, захватив в его юго-западной части два портовых города — Корон и Модон. Здесь были построены сильные приморские крепости; сенат республики назвал их «главными очами коммуны Венеции», так как из них можно было отлично следить за морским торгом Востока и Запада, сосредоточивавшимся в этой части Средиземноморья, и регулировать его в интересах венецианцев. Венецианская знать (нобили) и купцы завладели островами в Эгейском море (Андрос, Лемнос, Наксос, Парос, Кос и др.). Особенно важным приобретением Венеции был остров Крит, права на который Венеция еще в августе 1204 г. купила за тысячу марок серебром у Бонифация Монферратского. Крит славился своим плодородием; он имел очень удобные стоянки для судов, а главное — через него проходила морская дорога с Запада в Сирию и Палестину, в Египет и Константинополь. За Крит венецианцам, однако, пришлось воевать со своими торговыми соперниками — генуэзцами.
Кроме земель и гаваней, которые перешли к Венеции, венецианцы получили и энергично использовали возможность основывать свои фактории повсюду в городах Латинской империи. Некоторые ученые полагают, что фактически Латинская империя стала венецианской колонией, а другие признают даже, что в результате четвертого крестового похода образовались две империи — Латинская и Венецианская. Венецианские дожи, начиная с Энрико Дандоло, присвоили себе титул повелителей «четверти и полчетверти Византийской империи»; этот титул, впрочем, не соответствовал действительной величине венецианских владений, которая была меньше этой цифры.
Папство терпит неудачу. Каковы же были последствия всех этих приобретений латинских сеньоров и купцов с точки зрения политических интересов папства? Удалось ли осуществить главенство римской курии над восточной церковью? Иннокентий III, правда, делал вид, что его больше всего волнует участь Иерусалима: папа не переставал напоминать главарям латинских завоевателей о «гробе господнем», о том, что их основная задача — спасти его из рук «неверных», что крестовый поход должен быть продолжен. На самом деле отныне помыслы апостольского престола были прежде всего устремлены на то, чтобы подчинить восточную церковь римским первосвященникам Папа по существу так же мало был озабочен продолжением крестового похода, как и сами его участники-рыцари. На Западе отлично понимали, чего добивается апостольский престол, и кое-кто ставил в упрек Иннокентию III его охлаждение к делу спасения «святой земли» «Не перестают роптать, — писал в конце 1210 г. сам папа, чувствовавший, что его подлинные намерения не являются секретом для современников, — будто, по замыслу апостольского престола, войска латинян свернули в Константинополь, дабы покорить его». Мы знаем, что это действительно так и было. Знаем и другое, — то, что с середины 1204 г. одной из главных целей Иннокентия III стало распространение господства римско-католической церкви в бывших византийских областях, вошедших теперь в состав Латинской империи.
Иннокентий III не рискнул тотчас же прямо и открыто раскрыть свои карты, да он и не мог этого сделать. Папа утвердил Томмазо Морозини константинопольским патриархом, но опереться на него в деле обращения греков в католическую веру было довольно трудно; этот венецианский священник принял сан латинского патриарха не для того, чтобы служить Риму: венецианцы рассчитывали иметь в его лице удобное орудие для проведения собственных политических планов.
Вот почему Иннокентий III начал с того, что в 1205 г. направил в Латинскую империю своего легата — кардинала Бенедикта, поручив ему убедить греков в превосходстве католической веры и в необходимости ее принятия. Явившись в Грецию, Бенедикт рьяно взялся за дело. Он организовал множество религиозных диспутов с греческим духовенством. Диспуты эти носили отвлеченный, богословский характер, но, тем не менее, они собирали немало слушателей. Как правило, верх на этих диспутах с папским легатом одерживали греческие церковнослужители. Отчасти это объяснялось тем, что они были богословски образованнее; такие люди, как, например, афинский архиепископ Михаил Хониат, брат знаменитого историка (Никиты Хониата), основательнее знали церковную литературу, чем римско-католический прелат и его помощники: они, «варвары-латиняне, — писал Михаил Хониат, — не в состоянии понять древних авторов даже в переводе». Естественно, что греки могли выдвигать более убедительные доводы в тех вопросах, по которым велись споры. Но главной причиной их побед на диспутах была не столько сила аргументов, сколько то, что на стороне православных священников находились симпатии слушателей-греков: вследствие этого чисто богословская полемика невольно приобретала злободневный политический оттенок. Ведь греки, начиная с апреля 1204 г., на собственном опыте убедились в «преимуществах» католицизма, представители которого ознаменовали свои первые шаги в Византии такими богоугодными актами, как разорение городов (жестокому разграблению наряду с Константинополем подверглись, в частности, Афины), сел, кровавые насилия над местным населением. Все это в глазах греков более красноречиво характеризовало «достоинства» западной веры, чем схоластические рассуждения легата Бенедикта. Миссия папского посланца в целом провалилась. Лишь в некоторых местах католическим прелатам удавалось иногда добиться перехода к латинским богослужебным обрядам, но это случалось там, где на подмогу пастырским увещаниям приходил меч латинских рыцарей, т. е. подчинение греческой церкви и обращение греков осуществлялось не столько увещевательными, сколько принудительными мерами. К таким мерам в более широком масштабе Иннокентий III решил прибегнуть несколько позднее, в 1213 г., когда из Рима был направлен в Грецию новый уполномоченный апостольского престола, испанец, кардинал-епископ Пелагий. Так как с 1211 г. патриарший престол в Константинополе оставался свободным, то Пелагий получил обширные полномочия папского наместника в Латинской империи. Он-то и постарался в меру своих сил наглядными примерами убедить греков в превосходстве римско-католической религии. Аргументами в руках кардинала были, главным образом, цепи, в которые заковывали непокорных, и смертная казнь — для наиболее строптивых. По отношению к духовенству папский наместник практиковал также весьма крутые меры: монахи изгонялись из монастырей, а церкви закрывались (вход в них опечатывался). Со своей стороны, и латинские сеньоры доказывали своим греческим подданным блага католической религии: графы и герцоги, а также тамплиеры и госпитальеры (и притом с особым старанием) немилосердно грабили соседние с их поместьями греческие монастыри, захватывали принадлежавшие последним земли.
Такими средствами папа и его воинство пытались обратить схизматиков в «правую веру». Эти средства имели не больший успех, чем увещевательные диспуты. Греческое духовенство не хотело вступать в иерархическую систему римско-католической церкви, отвергало унию. Рядовые священники часто предпочитали сложить с себя сан или уйти в изгнание, чем отдаться под власть римской курии. В результате этого Иннокентию III приходилось (как в Константинополе, так и в других местах — в Солуни, Афинах, на Крите) ставить на церковные должности католических пастырей из латинян, к которым, однако, греческие миряне не питали ничего, кроме ненависти.
Греческие же священники, как отмечалось в одном богословском трактате того времени (его приписывают обычно некоему Панталеону, священнику Софийского храма в Константинополе), «всякими способами и скорее действиями, чем словами», старались причинить ущерб римской церкви.
Главная цель Иннокентия III — подчинение греческой церкви Риму — так и не была достигнута. Папа в конце концов согласился даже пойти на уступки схизматикам в вопросах обрядности: в 1215 г. Латеранский собор, по настоянию Иннокентия III, принял специальный канон, который проводил принцип довольно широкой терпимости в отношении культовых обычаев греко-православной церкви. Но и это не помогло. Греческое население Латинской империи, включая и духовенство, отказывалось признавать папу своим духовным главой; репрессии, как и поблажки курии, были бессильны изменить позицию греков в вопросе об унии.
Причина этого заключалась совсем не в том, что греки, как полагают некоторые историки, были чрезмерно привязаны к своей вере. Конечно, религия в Византийской империи, как и в других средневековых странах, была огромной силой, и трудно было бы отрицать, что вековые религиозные традиции играли свою роль. Однако существовал другой, гораздо более мощный, чем одни только традиции, источник, питавший то сопротивление, которое оказывали греки притязаниям Рима. Этим источником было колоссальное возмущение народных масс латинскими порядками в целом. Оснований для этого возмущения, охватившего и горожан, и крестьян, было более чем достаточно.
Греки и латиняне. Разграбив города и захватив поместья в Греции, каждый из сеньоров, пишет Виллардуэн, «стал творить зло на своей земле, одни — больше, другие — меньше». Латинские рыцари беззастенчиво грабили и бедняков-крестьян, и ремесленников, и зажиточных людей: в наживе ведь и заключалась главная цель завоевателей. Так вели себя и основатели Латинской империи, и их ближайшие потомки. Венецианский хронист Марино Санудо рассказывает, что при дворе ахейского князя Жоффруа II Виллардуэна «постоянно жили 80 рыцарей в золотых шпорах, которым князь давал все, что они требовали, помимо их регулярного жалованья. Поэтому к нему стекались рыцари из Франции, из Бургундии, и, кроме того, из Шампани. Некоторые прибывали сюда поразвлечься (?!), другие — оплатить свой долги, чтобы избежать кары за те преступления, которые они совершили на родине».
Для греческого населения тех областей Византийской империи, которые подпали под власть западных сеньоров, утверждение чужеземного владычества имело самые губительные последствия. Византийские крестьяне и раньше в основном были зависимыми людьми — париками, от притеснений же новых господ они стали страдать еще сильнее. Греческие землепашцы фактически были низведены франкскими сеньорами до рабского состояния. Об их положении можно судить на основании «Романских ассиз»: так называется сборник феодальных установлений, действовавших в одном из латинских княжеств — в Ахейском принципате. Из этой феодальной конституции французских сеньоров, завладевших ленами в Пелопоннесе, видно, например, что крепостных крестьян латинские рыцари рассматривали как обычное имущество, своего рода принадлежность поместья, наравне со скотом и различным инвентарем. Любой рыцарь мог убить крепостного, кому бы он ни принадлежал; в наказание за это он только должен был выдать сеньору убитого крестьянина другого серва в качестве замены. Полнейшее бесправие крепостного населения засвидетельствовано многими статьями «Романских ассиз»: одни из них устанавливают, что судить крестьянина может только его сеньор; в других говорится о том, что крепостной не имеет права жениться или выдать замуж свою дочь без соизволения сеньора (злоупотребления этим правом, столь распространенные в средние века, легко себе представить!); в третьих указывается, что только сеньор наследует имущество своих крепостных: он может просто отобрать у крестьянина все его достояние.
Неудивительно, что греки с первых же шагов завоевателей-крестоносцев в своей стране воспылали к ним лютой ненавистью: «греки начали испытывать к ним (латинским сеньорам. — М. З.) ненависть и затаили в сердцах своих злобу», — признает Виллардуэн.
С созданием Латинской империи, греческое население вступило на путь упорного и мужественного сопротивления крестоносным насильникам.
Правда, некоторые представители византийской знати со временем нашли общий язык с пришлыми феодалами. Эти «рабские души», по выражению Никиты Хониата, «из корыстолюбия стали врагами своей родины», изменниками, «которые ради обеспечения своей собственности поддались завоевателям вместо того, чтобы оставаться в вечной войне с латинянами». Это они еще в 1204 г. обратились с подобострастным письмом к Иннокентию III, где заявили, что без содействия латинян не смогут быть наполнены гумно и виноградные чаны, не сможет ни выпекаться хлеб, ни добываться рыба, ни выращиваться овощи...
Но греческое крестьянство и массы горожан сразу же поднялись на борьбу против захватчиков. Вызывающее поведение иноземных и иноверных сеньоров, грабежи и насилия, которые чинили латиняне, предавая поруганию и высокомерно осмеивая традиции и обычаи греков, — все это восстановило против них самые широкие слои местного населения.
В то время, когда основные силы крестоносцев во главе с императором Балдуином и королем Бонифацием отправились в Малую Азию для водворения там новых герцогов и графов и в балканских землях по городам были оставлены лишь небольшие гарнизоны, по всей Греции стихийно развернулась партизанская война против ненавистных пришельцев. В марте 1205 г. латинян изгнали из Адрианополя и других городов Фракии. Франкские гарнизоны повсюду подвергались беспощадному истреблению.
Греки и Болгария в борьбе против латинского владычества. Эта стихийная волна народного негодования получила поддержку извне. С одной стороны, после падения Константинополя в окраинных областях Византийской империи, уцелевших от франкского завоевания, образовались новые греческие государства. Это были: на западе Балканского полуострова — Эпирский деспотат (княжество), в Малой Азии — Никейская и Трапезунтская империи. Они стали очагами сопротивления и центрами новой государственной организации греков, наследниками Византии. С другой стороны, прямую помощь фракийским грекам оказало Второе Болгарское царство. Правители молодого болгарского государства питали серьезные опасения насчет намерений латинских завоевателей на Балканах. Еще до захвата ими Константинополя болгарский царь Калоян (1197—1207) предлагал главарям крестоносцев союз против Византии, однако надменные латиняне, опьяненные победами, отвергали самую мысль о такого рода союзе. Они ответили заносчивым отказом и на вторичное предложение Калояна о союзе, сделанное уже после захвата Константинополя. Мало того: болгарским послам было заявлено, что они вообще не вправе разговаривать с латинянами как равные с равными, а должны держать себя с ними, как слуги с господами. Раздавались прямые угрозы — опустошить и обратить в развалины всю Мизию (Болгарию). Латинские сеньоры стремились подчинить своей власти все территории, когда-либо принадлежавшие Византии, включая и Болгарию. В их глазах болгарский царь являлся всего лишь одним из «мятежных» местных магнатов уничтоженной теперь Византии, и если византийские императоры не сумели с ним справиться, то теперь эту задачу надлежит выполнить им, воспреемникам Византии.
При таких обстоятельствах болгарское правительство стало охотно предоставлять убежище знатным беглецам из Византии, принимало их к себе на службу, а, когда во фракийских областях весной 1205 г. разразилось всеобщее восстание против латинского гнета, войска болгарского царя вторглись во Фракию. Крестоносцам пришлось срочно вернуться из Малой Азии, где они безуспешно старались овладеть назначенными им провинциями, и поспешить в свои балканские владения, уплывавшие из рук. 15 апреля 1205 г. болгары и крестоносцы скрестили оружие в сражении под Адрианополем: в этой битве закованные в броню крестоносцы потерпели жесточайшее поражение от легкой болгарской конницы, потеряв лучшие силы своего войска: пало несколько сот одних только рыцарей, и сам латинский император Балдуин попал в плен. Крестоносцы были ослаблены и совершенно деморализованы этим неожиданным для них разгромом.
Болгария не сумела полностью воспользоваться плодами победы: этому помешали междоусобицы среди правящей верхушки Второго Болгарского царства и последовавший вскоре распад союза с греками. Но Латинской империи был нанесен чувствительный удар: в 1205 г. восставшие греки в союзе с болгарским царем едва не положили конец латинскому владычеству на севере Балканского полуострова.
Провал планов унии. Иннокентий III и Русь. Греческое население так решительно отвергало унию с Римом потому, что новая, католическая церковь в глазах греков была церковью ненавистных поработителей. В лице католических прелатов греки возненавидели не столько притеснителей православной церкви, сколько помощников латинских господ; католицизм и уния были отвергнуты в конце концов как орудие латинских насильников. Много времени спустя, уже после восстановления Византийской империи, когда вновь возник вопрос об унии, греческий посланник, явившийся ко двору авиньонского папы Бенедикта XII, в следующих словах описал ему причины издавна враждебного отношения подданных константинопольского императора к унии: «Не столько различия в догматах отделяют от вас сердца греков, сколько ненависть к латинянам, вошедшая в их души из-за многих больших бедствий, которым греки в различные времена подвергались от латинян». Несомненно, византийский посол прежде всего имел в виду времена латинского владычества в Византии, недобрая память о которых сохранялась у греков в течение многих десятилетий.
Таким образом, теократические планы Иннокентия III в Византии потерпели крах: этот ловкий дипломат и хитроумный политик не принял во внимание главного — воли народных масс Латинской империи.
Однако первые успехи крестоносцев разожгли аппетиты Иннокентия III. Он попытался использовать обстановку, которая сложилась в результате захвата Константинополя для того, чтобы утвердить владычество католической церкви в странах, соседних с уничтоженной Византией или исторически связанных с ней. Некоторые результаты были достигнуты лишь в Болгарии. В ноябре 1204 г. Иннокентий III через своего легата пожаловал Калояну королевский титул, а болгарского архиепископа Василия Тырновского посвятил в примасы Болгарии. Папа рассчитывал превратить Болгарию в своего вассала, оторвав болгарскую церковь от греческой, но болгарское правительство, согласившись на унию, преследовало свои цели, и заключались они как раз в том, чтобы упрочить самостоятельность Болгарии (ведь Византия в свое время отказывалась признать Калояна царем). Эти цели и были достигнуты болгарским правительством, а уния с Римом продержалась всего около тридцати лет (до 1235 г.).
Властолюбивый Иннокентий III возымел также намерение обратить в католицизм далекую Русь. В октябре 1207 г. Иннокентий III составил послание «ко всем духовным и мирянам русским», в котором выдвигалась требование подчинения русской церкви Риму. Папа ссылался на то, что греческая церковь якобы уже подчинилась апостольскому престолу: «Не бессмысленным ли кажется, чтобы часть не совпадала с целым и отдельно противостояла целому?» В письме Иннокентия III содержались и угрозы: папа напоминал об участи греков, которой Русь может своевременно избежать, перейдя в католицизм. Конечно, притязания папства были беспочвенны. Они не имели, да и не могли иметь сколько-нибудь серьезных последствий: практически папство не располагало реальными силами для осуществления своих столь далеко зашедших намерений. Да и само послание папы на Русь, скорее всего, не было отправлено: оно осталось лишь архивным документом.
Конец Латинской империи. Латинская империя, созданная в результате завоевания, была таким же хилым государством, как и Иерусалимское королевство. Во владениях латинян все время кипела острая борьба угнетенного местного населения против западных господ. Им пришлось возвести большое число крепостей, которые должны были служить франкским сеньорам надежным оплотом против греков. Одни из этих крепостей были воздвигнуты на месте старых греческих укреплений (Акрокоринф, Аргос, Каламата, Навплия, Петра), другие — построены самими завоевателями наново (в Мистре, Хлемуци, Каритайне и других местах).
Крестоносцы беспрестанно воевали с соседями — Болгарией, Никейской и Трапезунтской империями, Эпирским деспотатом. Императорская казна поэтому постоянно опустошалась. Балдуин II, к примеру, почти все время пребывал в Европе, выклянчивая субсидии то у королей, то у папы. Этот император в погоне за средствами не брезговал ничем: он ободрал все металлические предметы и украшения со стен константинопольских храмов, дворцов, тюрем и пустился в торговлю реликвиями: французскому королю Людовику IX, падкому до всяких мощей, Балдуин II продал терновый венец Иисуса Христа из императорской часовни; затем он спустил по сходной цене пеленки сына божьего, копье, губку и цепь страстей господних, моисееву свирель и обломок черепа Иоанна Крестителя.
Но все эти ухищрения не помогали — денег не хватало.
Еще в 1222 г. князь Эпира овладел Солунским королевством. В дальнейшем среди греческих государств, враждебных Латинской империи, особенно большое значение приобрела Никейская империя. Она стала, по словам Маркса, «центром греческого патриотизма». Правители Никеи умело использовали озлобление своих подданных против латинян, которые, как писал никейский патриарх жителям Кипра в 1235 г., призывая их бежать от латинской тирании, «раздирают когтями, попирают ногами и разрушают все кругом».
В конце концов именно борьба народных масс против захватчиков привела к крушению и гибели Латинской империи. В 1261 г., в момент, когда франкские войска были выведены из Константинополя для оказания помощи Венеции на Черном море, население Константинополя впустило в город Никейского императора Михаила VIII Палеолога. Он еще раньше вступил в союз с Генуей против венецианцев. Генуэзцы поддержали своего союзника деньгами и кораблями: Михаил Палеолог овладел Константинополем. Франкам не удалось пробиться обратно в столицу Латинской империи. Остатки рыцарства были изгнаны из Константинополя, а затем вытеснены из многих византийских областей. Правда, некоторые районы в Центральной и Южной Греции остались за латинянами, но с Латинской империей было покончено. Она продержалась лишь 57 лет. В 1261 г. Византия снова вернулась к жизни как самостоятельное государство. Однако годы хозяйничания латинян не прошли для нее бесследно. Больше всего пострадал от владычества западных рыцарей Константинополь. Еще в 1253 г., когда здесь побывали братья знаменитого путешественника Марко Поло, Никколо и Маффео, они видели повсюду обрушенные стены, развалившиеся церкви, множество зданий, не отстроенных со времен латинского погрома 1204 г. Дома, вспоминали они, из тех, что уцелели, стояли изуродованные: медные крыши — сорваны, бронзовые и свинцовые украшения и изразцы — отбиты; в городе были настоящие пустыри. Эта безрадостная картина сохранялась и в XIV в. Арабский географ Абу-ль-Фида (1273—1331) рассказывал, что и в его время «внутри города были засеянные поля, огороды и множество разрушенных домов».
Византия уже никогда не смогла восстановить свои прежние силы. Удар, нанесенный ей четвертым крестовым походом и полувековым хозяйничанием крестоносных феодалов, превратил Византию лишь в тень некогда могущественного государства.