Мы сидели на берегу Оки, неподалеку от разборного рязанского моста, дожидаясь обещанного в подшефном колхозе «козлика». Пониже, у самой воды, капитально расположились с «донками» два гражданина, судя по виду — из пенсионеров. Кстати, таких рыболовов-доночников шутливо называют «грунтовиками». Первый — неторопливый, сухопарый, в очках и мятой фетровой шляпе — являл точную копию бессмертного перовского «Рыболова». Второй был помоложе, потолще, широк в плечах, брит и очень подвижен. Любителей, видимо, связывала долголетняя дружба, хотя называли они друг друга по имени и отчеству и на «вы». Худощавого звали Федором Константиновичем, толстого проще — Иваном Иванычем.

Рыба клевала неважно: у худощавого на кукане, упершись носом в песок, болтался небольшой подлещик, а у толстяка в ведре, растопырив жабры, плавал животом вверх уже побелевший ерш.

Федор Константинович, видимо, был поопытнее. Вот почему после резкой поклевки на удочке толстяка он молча отстранил плечом приятеля и, взявшись за леску, уверенно подсек и потащил рыбу. Иван Иваныч не протестовал, беспрекословно передав бразды правления своему авторитетному другу.

Но, когда около берега заходила на лесе большая сероватая рыба, Ивана Ивановича не в шутку разобрало. Вытанцовывая вокруг сухопарого какие-то замысловатые па, он, подобно заевшей пластинке патефона, начал истошно выкрикивать одну и ту же фразу:

— Федор Константиныч, — стерлядь! Федор Константиныч, — стерлядь!

И только спустя минуту, когда все было окончено и в руке у консультанта болтался кончик оборванной жилки, Иван Иваныч горько сплюнул и сказал естественным человечьим голосом:

— От учителей деваться некуда стало! Чубук лупоглазый! Все ты, Федька! Твои советы! Ставь да ставь ноль пятнадцать. Вот и поставили… Жди, когда еще такая клюнет!..

Да, конечно, не часто теперь под Рязанью можно поймать крупную стерлядку… А сколько раньше водилось этой замечательной рыбы в Оке и Волге, в Унже и Ветлуге!..

«Шексни́нска стерлядь золотая», — писал когда-то русский поэт Державин.

На Шексне я не бывал и поэтому не мог любоваться шекснинской стерлядкой. Да, говорят, и на Шексне тоже мало осталось остроносых, усатых, закованных в костяной панцирь рыб.

Зато на Суре, омывающей дубовые рощи Чувашии, реке быстрой, приветливой, но почему-то несколько мутноватой, стерлядка еще водится.

И, конечно, было бы ее, стерлядки, во много раз больше, если бы не калечили рыбу варварской «шашковой» снастью аховые сурские бакенщики, не выцеживали бы по ночам «плавными» сетями всякие жулики браконьеры, а мы, рыболовы-любители, отпускали обратно в воду зацепившихся за крючок стерлядок-недомерков. Вот и восстановили бы тогда добрую славу этой исконной русской рыбы.

Сурская стерлядь не золотистого, а серого цвета; разве брюхо чуть с желтизной, будто бы грязное. Впрочем, это никак не отражается на ее вкусе.

Изловить на Суре стерлядь даже крупную — килограмма, скажем, на два — особой хитрости не представляет. Лодка была бы да пара донных удочек. Зато добыть «бабку» — приманку, любимую стерлядью, — целое событие.

И ведь вот что удивительно! Вскроешь желудок у пойманной стерляди, а он битком набит мотылем. Да, да! Тем самым мотылем, «намыть» которого черпачком в любом травянистом заливе совершенные пустяки. А вот пойди поймай стерлядь на мотыля. Не возьмет! На червяка тоже не возьмет. Непременно подавай ей «бабку»!

…Наверное, нигде не встретишь таких чумазых рыболовов, как на Суре. И все потому, что «бабка» добывается под водой, в графитной глине. А даже крошечный кусочек этой глины может так изукрасить физиономию «глинопроходца», что его не сразу опознают ближайшие друзья.

«Бабка» — личинка поденки — обитает в подводных пещерах, которые протачивает среди плотной глинистой толщи. Иной раз такие пещеры находятся на глубине нескольких метров от поверхности воды. Вот и попробуй наковыряй оттуда «бабку»!

Мы купили в сельпо железную лопату, загнули внутрь ее края и получили цилиндр с широкой щелью посередине. Лезвие лопаты заострили, отточив его напильником. Затем насадили наш снаряд на длиннющий еловый шест.

Снаряд требовалось опустить в воду и с силой загнать в глину, потом повернуть, раскачать и вытащить обратно, а на берегу Либо в лодке выковырять из цилиндра содержимое я выбрать личинки. Здесь и происходила самая мазня. Бывали случаи, нам везло: в один прием попадалось десять, даже пятнадцать личинок «мятеля», как здесь именуют «бабку». Но гораздо чаще попадалось меньше, а совсем часто — ни единой. Случалось, что целый день поисков едва обеспечивал потребности одной июньской утренней зари.

И другое тоже случалось. На «бабку» накидывались «незваные гости» — глазастая прожорливая густера, беззастенчиво освобождавшая наши крючки от приманки, добытой таким поистине каторжным трудом.

Лучшее время для ловли стерляди на Суре — от четырех до семи утра. В эти часы она, по образному определению Сабанеева, «пресмыкается» по хрящеватому галечному дну в поисках съестного. Здесь мы ее и ловили, укрепив лодку на якорях поперек реки, на выходе из глубокой песчаной ямы.

В яме было шесть-семь метров глубины, на перекате — полтора. Стало быть, мы ловили несколько необычно — с глубины на мель. Удочки употребляли самые простые — удилища короткие, лески длинные. На прочной полумиллиметровой лесе подвязывали поводок с крючком, а на отводе от поводка — плоский, либо пирамидальный свинцовый груз. Груз ставили тяжелый, граммов на сто. Такие донные удочки мы оснащали колокольчиками, изготовленными из медной ружейной гильзы. Удилища устанавливали под крутым углом, добросовестно укрепив в лодке, так как бывали случаи, что рыба стаскивала их в воду.

Часов в восемь мы возвращались на берег, наскоро завтракали, а с девяти до одиннадцати опять рассаживались по лодкам и ловили стерлядей, но только уже не на перекате, а в самой яме.

Во второй половине дня мы занимались чем угодно, только не рыбалкой: собирали ягоды, купались, загорали, играли в волейбол. Или опять — будь она трижды неладна! — заготовляли «бабку». Мы знали: путевого клева стерляди к вечеру уже не жди!

И еще мы установили: перед грозой и даже в самую грозу с дождем и ветром стерлядь клюет особенно жадно.

Берет стерлядь резко — кончик удилища дергается, колокольчик трезвонит. И почти всегда засекается сама. Сопротивляется стерлядь на крючке вдвое слабее щуки одинакового веса. Иногда, подобно щуке, она делает при подтаскивании «свечку».

Обычно стерлядь ходит стайками по пять — семь штук. В этом случае поклевки следуют одна за другой. А потом «антракт», часто довольно продолжительный.

Пойманную стерлядку освобождают от крючка с большой осторожностью, опасаясь порезать шипами руку. Для этой операции неплохо иметь старенькие перчатки либо обертывать рыбу тряпкой.