Бредущий в «лабиринте». Книга 1. Перевёртыш

Забусов Александр Владимирович

Глава двенадцатая 

 

 

Любовь и кашель не скрыть

Весна буйно вступила в свои права. Не каждый год, уже первого марта на деревьях распускаются почки, а солнце припекает так, что хочется снять куртку и выходить на улицу в лучшем случае в свитере. Но это благоденствие даже у них на Юге обманчиво. Можно запросто подстыть, а потом недели две ходить и бухыкать кашлем, пугая своим состоянием родных и заставляя удивляться дворовых собак. Чего это хозяева на их привычный язык перешли? Гавкают без дела и по делу!

Но весна, это не только смена погоды. Это еще и переходное состояние природы. Именно в это время она просыпается после зимы и готовится к встрече с летом. Впереди еще предстоят холодные дожди, а в этом крае случаются и мартовские грозы. Только поворота назад, долгие теплые месяцы не предоставят. Голову подними, высоко в небе увидишь косяки пролетающих птиц. Это они на северные гнездовья летят, криком оглашая округу, сообщая, что на хвостах своих несут тепло.

Весна в городе началась с того, что городское начальство сподвигло жителей на уборку улиц, высаживание молодых деревьев и разбивку клумб в парках, скверах, ну и в центре перед большими магазинами. Заводское начальство и директора шахт естественно в стороне не остались, объявили субботник. На техтерритории любого предприятия, куда глазом не стрельни, всюду завалы мусора. Засрались за зиму, прости Господи, почему бы на халяву не разгребстись?

Встрепенулся город. Очистился. Стал картинкой, красавцем писаным. Кто против такой характеристики? Нет такого человека, даже среди тех, кто имел похабную натуру и склочный характер. И люди на улицах тоже изменились. Они ярко одеты, больше гуляют, даже улыбаются чаще, видимо, потому что погода радует теплом, светит ласковое солнце, а главное – не надо одевать тяжелую одежду и обувь.

Оптимизм учебного процесса и чувство спокойной жизни в семье, Каретникову здорово портили родительские понятия психологии их ребенка. То есть, его! Двигателем этого процесса, естественно была мать, ну а отец шел за ней «прицепным вагоном». Подкаблучник, ёшкин корень! Нет! Так-то он мужик что надо, но перед хотелками матери, всегда пасовал. Остальная часть семейства, смотрела на все происходящее со стороны. Бабуля – любовалась внуком, а дед плотоядно подсмеивался над всеми оптом.

Так, в чем же состоял этот ранний, родительский маразм? Гм! Мать постоянно примеряла поведение в школе старшего сына, на младшего. Все сравнивала Сашку с Михаилом. При этом считая себя великим педагогом человеческих душ. Вот уж действительно Бог постарался, дал бабе сильный характер, да с умом не рассчитал. Подумал, что серого вещества для обычной жизни среднестатистического человека вполне достаточно. А нужно было либо с умом не жмотничать, либо силу характера на пару лопат уменьшить.

Нда! Так вот, если Сашка после седьмого класса на девичьем фронте в постоянном поиске был. Очень влюбчивым родился. То Михаилу все эти «танцы павлина-самца», как собаке пятая нога нужны. И, как же это? Что с сынулькой, не так? Все родители имеют представление о закономерностях развития организма и личности, а значит для них первая любовь сына, событие ожидаемое. Своим пофигизмом, Каретников вызывал в мыслях матери сложные и противоречивые чувства. Не того она ожидала от сына. Не к тому была готова. Ей бы, гм… понять и принять естественный ход жизни, а она тревожится. Знала бы, как самому Каретникову тяжело! Чай не смущенный мальчик, первый раз нежно целующий влюбленную девочку. Кхе-кхе! Ему бы бабу, чтоб все при всем у нее уже выросло! Чтоб сама хотела, а самое главное могла! Ох бы, и отвел душу от стольких месяцев воздержания…

А маман все переживает, что от нее ничего не зависит. А ничего делать и не надо! Задрала! Одно время на Людку хотела надавить. Когда та по телефону на нее напоролась, матушка и так, и этак обхаживала, да в гости зазывала. Угу! Щаз! Раз позвала, вот сама и развлекай, а Михаилу в спортзал пора…

Батяню как-то сподвигла пойти к отпрыску.

–Поговори с сыном!

Каретников криво усмехнулся, зная, что мать подслушивает разговор. Ну и когда батяня принялся переминаться и мямлить что-то несуразное, прекратил бесплодный позыв к разговору:

–Па! Не стоит рассказывать про тычинку и пестик, а? Как делаются дети, я тебе лекцию прочесть могу, между прочим со всеми подробностями и характеристикой поз при половом сношении.

Красная как вареный рак, мать разразилась скандальчиком, но после услышанного, прекратила допекать и опекать. Делай, мол, что хочешь! Да, с Сашкой ей было полегче.

Восьмое марта. Международный женский день. Солнце сегодня, как ярко светит через оконное стекло. В школе ощущалась атмосфера праздника. Подарки девочкам. Короткие уроки. Весна. Повальная влюбленность. Некоторые одноклассницы не сводили глаз с предметов своего обожания на уроках, старались находиться к ним поближе на переменках, грустно вздыхали, шептались между собой об этих мальчиках тогда, когда они исчезали из поля их зрения, в общем, «страдали». Все ученики в школе догадывались, что у учителей намечается банкет.

Видно не терпелось бедолагам отделаться от балласта учеников, было принято решение сократить уроки до трех, вместо положенных шести, а так же сделать каждый, по пятнадцать минут. Ну, умора! Ведь ясно, что стол накрыт и водка стынет. Ничто человеческое людям этой героической профессии не чуждо.

На физкультуру даже переодеваться не стали. В школьном спортзале класс в чем был, так пятнадцать минут и повалял дурака. Не напрягаясь особо, побросали мячи одна шеренга, другой. На втором уроке, дружно поздравляли классную руководительницу с этим, поистине замечательным праздником.

–Может в кино сегодня сходим?

Поставил вопрос ребром классный актив. Разделились пополам. Добрикова осуждающе посмотрела в глаза Михаилу, он оказался среди отказавшихся, сославшись на занятость. Ну, как ей еще намекнуть, что между ними ничего серьезного быть не -мо-жет?

Триаду уроков замыкал урок истории. Ольга Евгеньевна сегодня какая-то не такая. Присмотрелся. Взвинченная что ли? На себя, уверенную во всем женщину, не похожа. Для нее этот день явно не праздник. Еле дождался окончания пятнадцатиминутки. Неторопливо уложил пожитки в «дипломат», последним покидал класс. Училка отвернувшись к окну, вертела указку в руке, скорее всего не хотела с таким настроением идти к коллегам, высиживать за столом, еще и к спиртному прикладываться. Встал за спиной, тихо спросил:

–Случилось, что?

Оглянулась.

–Миша?

Взглядом усмотрел через очки влагу в глазах, готовую вырваться и пролиться слезой по щеке. Запах от Ольгиных волос терпкий и ароматный, едва ощутимый. Одуреть можно!

–Что случилось, Ольга Евгеньевна?

–Все хорошо, Миша.

–Я вижу. Вам помочь?

–Чем? Чем мне поможешь?

В голосе проскочила нотка надрыва. Еще немного и расплачется девка.

–Да, вон хоть карту в картохранилище отнесу.

Согласилась. Кивнула, отвернув лицо.

–Идем.

Школу, будто метлой вымели. Ни единого человека. Ученики на радостях, что отпустили, из «храма знаний» бежали без оглядки. Комната для хранения учебных пособий находилась на первом этаже. Историчка ключом отперла дверь и посторонившись, пропустила Каретникова внутрь. Длинный сверток двух карт пришлось проносить боком, потом прикидывать в какой угол их тиснуть.

–Вон два крюка, над другими картами! Ты рулон на них забрось. – Подсказала стоя в дверях.

Пришлось подсунуть тумбу-лестницу, а уж с нее громоздить сам рулон.

–Спасибо.

–Да, чего уж там…

Спрыгнул на пол, оказавшись в шаге от вожделенной, чуть вздымавшейся при дыхании груди Ольги. А еще этот запах ее духов. Не раздумывая, протянул руки, привлек молодую женщину. Дернулась, попытавшись вырваться, но хватка хоть и нежная, только мужская. Еще подергалась, но молча. Не кричать ведь? Могут Бог знает о чем подумать! Поддалась. Их губы встретились. Целовал не порывисто, нежно, утоляя голод долгих месяцев именно этого самого… Через много лет, это состояние назовут «химией» между мужчиной и женщиной. По иному, опознаванием подходящей «половинки одного целого». Рука Михаила поползла по бедру к срезу подола, но жестко была отстранена. Ольга, задыхаясь от волнения и прекратившегося поцелуя, проговорила.

–Нет.

Прошептала, прижав губы к уху на склоненной голове:

–Подожди! Не сейчас… Мне нужно… Мне нужно появиться на этом глупом банкете.

Видно, что с неохотой отстранила его от себя. Взгляд пристальный, пытливый. Так с интересом смотрят на человека, когда не знают точно, чего от него ждать. Хорошее или плохое? Словно отвечая на вопрос, Каретников на мгновенье смежил веки, будто кивнул ними, произнес:

–Хорошее!

–Что?

–Не жди от меня плохого.

Глаза залучились из под стекол очков. Как это они не слетели с лица? Или он действительно берег каждую черточку на ее лице?

–Прическу не испортил?

О, эти женщины! Наверное, вот за такую непосредственность мы вас и любим.

–И платье тоже… не успел.

–Я скоро.

–Хорошо.

–Я тебя на ключ закрою.

–Чтоб не сбежал?

–Дурачок!

–Ну, как сказать!

–Дурак!.. Я скоро!

Упорхнула, только ее и видел. Каретников остался один. Мало того, Ольга закрыла его на ключ. Подошел к окну, выглянул в стекло. Весеннее солнце не жадничая, щедро разбросало лучи по аллеям школьного парка. Нда! Весна! Весна, это состояние души, а в его душе сейчас птички поют. В такой день хочется жить! Просто жить и наслаждаться этим. В голове всплыли строчки стихов, что было почти невероятно, в жизненной повседневности, к стихам Михаил относился более чем ровно, а здесь как наваждение какое-то…

Расплескается март по лужицам,

В небе радугой улыбаясь…

Голова, как хмельная, закружится…

В солнца лучиках искупаюсь…

По телу пробежала дрожь нетерпения, состояние сродни перед броском в атаку, когда не знаешь, что будет потом, и будет ли за бруствером по которому непрерывно ведут огонь, «оно»… а еще, это потом. Кровь накачена адреналином по самое… Стоп! Сам не ожидал, что может еще испытывать подобное. Чес… слово, пацан да и только! Сколько времени? Всего-то десять минут прошло, а кажется целая вечность. Черт! «Дипломат» в классе забыл. Просто наваждение, какое-то! Что ему сейчас, тот «дипломат»? Как же она долго…

Обостренный слух вычленил звук каблучков в пустом коридоре и легкий торопливый шаг. Ее шаг! Клекот ключа в замочной скважине, заставил соскочить с широкого подоконника и в три прыжка оказаться у двери. Вошла. Наконец-то!..

–Оля!..

–Миша, я тут подумала…

Не важно, о чем подумала. Сдерживаться уже не мог, скрал ее в объятья, приник губами к ее губам, ощущая ее запах. Химия!

Сдалась. На поцелуй, ответила поцелуем. С тихим стоном выдавила слово:

–Дверь…

Эта чертова дверь. Как в тумане справился с замком. Наконец обнял любимую женщину, отвечавшую его желаниям. С нетерпением подавил последнее, уже слабое сопротивление. Рука почувствовала материю тонкого шелка, узкую полоску, последнюю границу между ними. Пальцы нащупали мягкий волос, дотянулись до горячей, влажной нежности женской плоти…

Наверное, им обоим некуда было торопиться. Он умостился на крашенной поверхности широкого подоконника, на руках держа любимую женщину, совсем незаметно, едва ощутимо баюкая ее. Мысль о том, что в прошлой жизни не женился именно из-за нее, пришла внезапно. Да-да! Он влюбился в нее еще тогда, а потом всю жизнь искал в каждой женщине черты характера и лица Ольги. Сейчас его идеал спокойно угнездился в его объятиях и закрыв глаза, чему-то мило улыбался.

Наклонившись, прикоснулся губами к ее векам, заставив открыть глаза и взглянуть на него. Спросил:

–О чем ты думаешь?

–Ты знаешь,.. я ни о чем не жалею.

–А о чем нужно было жалеть, по-твоему?

–Ну! Ты еще мальчик…

Ладошкой потрепала короткий чуб на его голове. Усмехнулся в душе. Знала бы ты, сколько этому мальчику лет, здорово удивилась. К тому же, он помнил советский менталитет, представлял, что потом может твориться в ее душе.

–…может так случиться, что поразмыслив, ты посчитаешь меня гадкой и… распутной женщиной. Хотя… Каретников,..

–Да, Ольга Евгеньевна?

–Откуда ты такой взялся на мою голову?

–Сами знаете. Я ведь ваш ученик.

–Миша, то, что ты в меня влюблен, знают не только в классе, над этим подсмеиваются учителя. Но какова я?..

–Ага! Начни самоедствовать, себя корить. Мол, совратила малолетку. Как теперь жить?

–А действительно, как?

–Счастливо. Счастливо, Оля!

–Глупенький! Кто же это позволит?

Приник к губам, поцелуем заставил замолчать. Оторвавшись от уст партнерши, рукой убрал со щеки прядь ее волос, в растрепавшейся прическе.

–Не нужно торопить события. Пусть пока идет все как идет. Тем более, что подождать совсем немножко осталось.

–Глупенький. Я для тебя, считай старуха уже.

Снова приник к губам подруги. Михаил рукой потянулся к подолу платья, подвинул материю вверх. Ладонь легла на шелк волос между ногами, заставив Ольгу раскинуть в стороны согнутые в коленях ноги.

–Ох!

Его пальцы проникли в горячую влагу половых губ и неторопливо задвигались, заставляя вздрагивать тело женщины.

–Я еще хочу.

Ответ не заставил себя ждать.

–Я тоже…

Дед как знал, встретил Каретникова у дворовой калитки. Повел носом, скривил лицо в улыбке. Гипс с ноги сняли, но старый еще подхрамывал. Пропуская внука во двор, изрек:

–Сразу в душ ступай.

–Чего-о?

–Того! Мишаня, от тебя бабой пахнет. Не дай бог и мамка запах учует, хлопот не оберешься.

–Что, так заметно?

–А, то! Что ж ты думаешь, твой дед совсем в маразм впал? Не дождешься! Я тебе сразу сказать могу, что не со школьницей баловался…

–С чего такой вывод.

–Духи. Настоящие французские, если не ошибаюсь, «Paloma Picasso».

–Да, ты знаток.

–Чего тут знать? Наши такого не производят. Явно цветочно-шипровый аромат. Подходит для вечернего и дневного использования, а ведь сегодня повсеместно баб поздравляют.

Снова носом повел. Удовлетворенно кивнул.

–Точно! «Paloma». Лимон с розой и гвоздика, чуть добавился запах удовлетворенной женщины. А еще, что-то характерное. Вроде бы сандаловое дерево с мимозой. Была у меня одна ведьмочка… Эх! Все. Мыться ступай!

Перед матерью предстал аки агнец Божий, чистым, пахнущим земляничным шампунем. Мамуля сама только час назад с сэйшена, проводившегося на предприятии, заявилась. Была слегка под шафэ, и вряд ли разобралась бы в посторонних ароматах. Ну, дед! Перестраховщик.

–Что в школе?

–Короткий день.

–Повезло!

–Ага. Учителям. Сейчас на банкете водку употребляют и про учеников треплются.

–Почему же сразу водку?

–Не сразу. Как водится, с шампанского начнут.

–Ну, в кого ты у меня такой…

–В тебя, мама! Исключительно в тебя. От папы мне разве что, то что между ног болтается, досталось.

–Мишка! Еще одно слово и я рассержусь.

–Молчу. Кстати, у нас полкласса сегодня на всенощную у Игорька Самарина собираются. Надеюсь, ты меня не отпустишь? Так я хоть высплюсь по-человечески.

–Еще чего! Все, так все! Бирюком растешь. Пойдешь как миленький! И чтоб обязательно танцевал, за девочками ухаживал. Даже бокал сухого вина выпить разрешаю.

Во, понесло! А, стал бы отпрашиваться, обязательно на мозг присела. Да, что? Да, как? Да, почему? Отпустить отпустила бы, только инструктаж на час затеяла. Нет! Все-таки психология, великая сила.

–Ма, я там в летней кухне букет роз видел… Неудобно, как-то, с пустыми руками приходить. Сейчас цветы купить, проблема.

–Бери.

–Спасибо!

–Кто она?

–Цветы беру, только для собственной значимости. Остальные до этого вряд ли допетрят.

–Тюфяк ленивый. Бери.

Дед как партизан, дождался внука за дверью. Подсмеиваясь над простодушием невестки, всего лишь уточнил:

–Тебя когда ждать?

–Завтра.

Каретников выбросил из головы все мысли о предстоящей «партии» между ним и Советом корректоров. Перестал думать, как и когда он сделает первый ход. До этого еще было далеко. Сейчас для него было главным – он и Ольга. И эти понятия не разделялись.

Шифруясь, из школы разошлись в разные стороны, при этом обоим повезло никого не встретить из знакомых. У судьбы можно было смело урвать две недели безоблачного счастья. Ольгин муж уехал в командировку в Польшу.

…Кто бы сомневался. Городская номенклатура давно облюбовала центральный район города. Каменные, декорированные лепниной дома с богатыми по советским меркам квартирами, ютились в гуще старых каштанов. Когда был здесь зимой, даже не думал о таких мелочах. Выходит так, что и дом Ольги находится на главной улице города. Стоянка у дома полнехонька двадцать четвертыми «Волгами», даже «Мерин» чей-то, мозолит глаз синим цветом и узнаваемыми контурами «морды». Хорошо живут, «слуги народа»! Вот он, второй подъезд. Зашел. Толстые стены, наверняка хорошая звукоизоляция вместе с высокими потолками и полным набором коммуникаций. Это не «хрущебы», и даже не «брежневки». Сюда если посчастливилось въехать, то живи и радуйся! Но для того чтобы получить такую квартиру, в таком доме, нужно быть в «обойме». Судя по всему, Олин муженек в ближнем кругу обосновался надежно. Правда следует отметить, что некоторое число простых граждан все-таки получала квартиры в элитных домах, но… Опять это пресловутое «но»! Эти простые люди, на поверку оказывались совсем не простыми. Партхозноменклатура. Ну, да Бог им судья!

По широкой, всем своим видом и добротностью, внушающей уважение лестнице, «взлетел» наверх. Второй этаж. Отдышался. Нет, не запыхался. Нервы! Предчувствие встречи с любимой, заставило сердце часто стучаться в груди. Нажал на кнопку звонка, едва различил узнаваемую мелодию за тяжелым дверным полотном.

Дверь открылась. Близорукий, лучистый взгляд встретил его на пороге. Оля! Словно школьник, с волнением протянул вперед букет цветов.

–Миша…

–С праздником тебя, родная!

На мгновенье зарыла мордашку в цветы, вдохнула аромат роз. Ухватила за рукав куртки, повлекла в квартиру.

–Заходи.

Выдохнул, пытаясь унять сердцебиение:

–Соскучился!

Улыбнулась ему, пряча лукавинку на губах.

–Как? Уже?

–Ты бы знала как!

–Знаю, милый! Сама вся извелась, зная, что придешь. Снимай куртку. Проходи. Я пока цветы в вазу поставлю.

Из кухни послышалось громкое шуршание воды, а Михаил в это время с интересом знакомился с тем, как живут настоящие «буржуины» с партбилетом в кармане и коммунистическим окрасом души.

Высокий потолок впечатлил сразу. Что «воздушно» не скажешь, но точно внушительно. Сразу двинул в зал, останавливаясь на пороге. Конечно, современная мебель начала двадцать первого века ни в какое сравнение не идет с мебелью конца «застоя», но все же… обстановка характеризовала хозяина не только в финансовом плане. Гобеленовый гарнитур из двух кресел и раскладного дивана, прозванный в народе «мягкий угол», вписывались в габариты гостиной, как влитые. «Стенка» модная, не полированная, лишь чуть «отливала» благородством дубового шпона. Возможно румынская или югославская. Ее стеклянное «нутро», по самое «не хочу» напичкано хрусталем, в тандеме с люстрой богемского стекла, бликовавшим при электроосвещении комнаты. Телевизор «Sony Trinitron», естественно забугорной сборки. Музыкальный проигрыватель. Вот магнитофон подкачал – бабинное чудо техники, хозяин уж мог бы постараться и давно заменить хотя бы на скромный кассетный «Sharp». Нда! Жилье бизнес-класса в разгар застоя. Из общей «атмосферы» мещанства, ярким пятном выделяется картина в золоченой раме на стене. Похоже, написана еще до «торжества» революционных событий в Питере…

Руки подруги, просунулись подмышками, обняли его. Ольга прижалась к спине. Так тихо подошла, что и не услышал ее шагов.

–Кофе будешь?

–Буду.

Нежно отведя ее руки от своей груди, обернулся к ней. Обнял. Сказал не громко:

–Только пойдем на кухню. Гостиная у тебя конечно впечатляет, но сидеть в этом музее, совершенно нет настроения.

–Я так и думала.

Яркая модная кухня, на которой так удобно готовить. «Вытяжка» – по нынешним временам вещь необычная, мало у кого такой аппарат встретишь. Большой холодильник, «Розенлев». Насколько помнил, девятьсот рэ, как с куста! Простому смертному копить до морковкина заговенья! Сидели, болтали, пили кофе. Михаил откровенно любовался Ольгой, одетой по-домашнему и будучи сама удивительно домашней болтушкой, близоруко щурившейся глядя ему в лицо. Вот уж действительно, что значит, когда мозги у тебя не семнадцатилетнего юнца, а умудренного жизнью мужчины! Был бы действительно пацаном, уже б давно «нарезал круги» вокруг вожделенного «объекта», восторженно поскуливая от переизбытка чувств и только одного желания. Каретникову этого было мало. Он как губка впитывал само присутствие любимой, ее слова, мысли, ее запах и вот этот близорукий взгляд. Он психологически понял, Ольга ему благодарна особенно за это. Не имея друзей, долгое время находилась в «золотой клетке», когда некому толком сказать лишнее слово, посоветоваться, поплакаться по-бабьи, в конце концов. Он в этот поздний вечер стал для нее той отдушиной, которая лечит уставшую душу. Была бы она «пустышкой», давно претерпелась ко всему. Только она другая. Взяв ее руку в свои, нежно погладил, поднеся к лицу, стал целовать. Не отвлекаясь, слушал о чем она ему рассказывает.

–…Еще в институте встретила его. Все девочки курса завидовали. Красавец мужчина, старше меня. Цветы, комплементы, подарки. А я глупая, девятнадцать лет. Многого просто не замечала или не хотела замечать. После учебы увез сюда. Детей нет. Если бы были, может все сложилось по иному… У него в Ворошиловграде женщина.

–Поэтому у тебя утром такое настроение было?

–Сказал, что в командировку едет. Мол, «поезд дружбы» к шахтерам Селезии отправляется сегодня. Только я не совсем поглупела. Ну и доброжелатели нашлись, нашептали, что делегация только девятого марта из Ворошиловграда отъезжает. Устала от такой жизни, от вранья, от постоянных его пьянок.

–Ушла бы.

–Шутишь? Кто позволит? Он бы и сам рад развестись, только партийное начальство… Там! Наверху! Такого не допустит. Все-таки один из секретарей Горкома партии. Такое пятно на всех ляжет.

Поднявшись с табурета, придвинулся к ней, обнял.

–Солнышко!

Сграбастав Ольгу, поднял на руки, заставив «спрятать» лицо у себя на груди. Больше не желал просто разговоров. Хотел любви с дорогой его сердцу женщиной.

Уже на пути в спальню, одежда слетая с них и падая на пол, образовала дорожку следов. Ладонью ударил по выключателю на стене, включив свет в комнате.

–Зачем… – пролепетала, как в тумане.

Вот наконец-то и кровать. Михаил, стянув трусики с Ольги, осыпал ее живот поцелуями. Приняв правила игры, женщина извивалась в его руках от приятной щекотки. Может быть чуть грубовато схватил Ольгины бедра с внутренней стороны, раздвинул ей ноги. Она уже не стеснялась его, позволила рассмотреть свои прелести.

–Да, ты у меня оказывается натуральная блондинка. В школе этого не заметил.

–Глупый!

–Извини!

Половые губы в обрамлении рыжеватых волос, исходили влагой, набухли от желания. В Советском Союзе секса не было, по всем письменным источникам доказанный факт. Святой дух тоже оставался как-то в стороне от людских желаний и деяний. Отчего тогда в семьях появлялись дети – загадка, скрываемая за семью печатями.

Михаил чувствовал пьянящий запах женщины, его любимой женщины. Несколько раз провел языком по раскрывшемуся бутону женского «цветка».

–О-ох! Что ты делаешь? – спросила испуганно, наверное никогда не испытывала такого. – Миша… Миша, пожалуйста…

Застонала, едва сдерживаясь, чтобы сильней не прижать рукой его голову к себе между ног. Между тем Михаил не хотел быть в постели чистым «миссионером». Его язык опустился к узенькой дырочке, раздвинул ее и поднялся вверх к клитору, лишь самым кончиком лаская его. Ольга громко застонала, а Каретников по запаху ощутил что она «потекла». Кончила! Вот теперь можно было доставить удовольствие и себе.

Медленно посунув свое тело вверх, грудью ощутив мягкий шелк влажных волос внизу ее живота. Ее широко раскрытые глаза, удивленные, но счастливые и чуть влажные, могли сказать о многом.

–Миша…

Ольга всхлипнула, закусив нижнюю губу. Ей было слишком хорошо, до этого она со своим мужем никогда не испытывала подобного ощущения. Алексей не особо переживал по поводу удовлетворения жены, да и спали они с ним не так уж и часто. Иногда в голову ей приходила мысль, что живет он с ней как с женщиной, больше из-за штампа в паспорте, воспринимая, как красивую вещь в интерьере квартиры. Привычка и партия – совесть народа, редко сподвигала к половому акту с законной женой.

–Любимая!

Долгим поцелуем приник к ее устам. Вздыбившимся естеством своим, проник в «сладкую норку». Оба вскрикнули, после чего начали двигаться навстречу друг другу. Михаил тяжело дышал, по телу пробежались мурашки. Ольга сама от себя не ожидала, кусала мочки его ушей, целовала шею, сильную грудь, никак не похожую на грудь парнишки-школьника. При каждом движении, изрядно намокшая киска Ольги неприлично громко хлюпала. В этот миг она будто бы умирала и вновь оживала от удовольствия.

Вдруг движения Каретникова стали быстрыми и в какой-то мере грубоватыми, усилился и его напор. Рычание, отдаленно напоминавшее рычание зверя, вырвалось наружу. Ольга почти по наитию поняла, вот сейчас…

Сама приблизилась к порогу высочайшего наслаждения, зажмурила глаза и закричала. Его попытку вырваться, пресекла. Вцепившись в него, не дала выйти из нее. Сладко всхлипнула и задрожала от накрывшей ее волны обоюдного оргазма. Оба не могли отдышаться…

Михаил перевернулся на бок, лег рядом с Ольгой, словно благодаря ей за все, поцеловал в сомкнутые веки. Свет потолочного светильника мягко стелился по комнате. Ольга лежала, раскрасневшаяся и все еще горячая, слегка дрожавшая. Из-под закрытых век, струились слезинки.

Нависнув над ее лицом, Михаил пальцем смахнул влагу с ее щеки, спросил:

–Оля, что?

Томно улыбаясь, не открывая глаза, ответила:

–Каретников, откуда ты взялся на мою голову? Это невероятно, я впервые в жизни…

–Я люблю тебя. И всегда любил только тебя.

–Я знаю, милый. Я тебя тоже очень люблю. – Открыв глаза и с нежностью посмотрев на Михаила, призналась женщина.

За окном царила ночь. Потушив свет, влюбленные обнялись и крепко уснули, уставшие, но счастливые.

Утром мылся в ванной, отделанной с потолка до пола керамической плиткой. Смесители импортные, блестящие и надежные. Такое ощущение, что из прихожей без пересадки в двадцать первый век попал.

Ольга «колдовала» на кухне. Приятно смотреть на, мало того, что красивую, так еще и счастливую женщину.

–Присаживайся. Оладушки готовы. Ты чай или кофе пить будешь?

Вот это по-нашему. Помнится в своей прошлой жизни, любое его утро только с кофе и начиналось. Если конечно не выезжал в командировку.

–Кофе.

Сидели, болтали о всякой чепухе, когда Каретников вдруг накрыл ладонью ее ладошку на столе.

–Оля, прости меня, но видишь ли, какое дело… Я тебя так долго искал, что обретя свою вторую половину, не собираюсь тебя ни с кем делить. Как жить дальше будем?

Смутилась, но быстро нашлась.

–Странно.

–Что, странно?

–Тебе сколько лет, Каретников? Если честно, этот вопрос должна была задать тебе я. Но я в силу того, что старше по возрасту, молчу… Не хочется в такой день касаться серьезных вопросов.

–Хорошо. Коснемся его завтра. Только не стоит намекать, на мой возраст. И еще, делить тебя с кем-то, я не намерен. Зачем ты вчера не дала выйти из тебя, и заставила кончить?

–Миша, мне скоро двадцать восемь. Ребенок…