Однако это надо было увидеть собственными глазами. Сразу чувствовалось, что князья черниговские не бедствуют, и среди своего класса, являются чем-то сродни олигархам Российской Федерации времен начала двадцать первого века. Громада каменного детинца, окруженного рвами, валами, неприступными стенами с высокими башнями занимала площадь в несколько гектаров. Во всяком случае, Егору показалось, что это именно так. По временам, высоко на стене, в промежутке между зубцами, солнце пускает блик на шлем и кольчугу проходящего караульного воина. Не дремлет стража ни днем, ни ночью, и любая погода ей нипочем. С высоты птичьего лёта обозревают округу. С точки зрения диверсанта, тот, кто строил этот замок, был умным, предприимчивым мужиком, выстроил свой «дом» на мысе, в месте слияния рек Десны и Стрижня, тем самым взяв под контроль всю местность.

За линией оборонительных сооружений, посад. Стройными рядами поднимались боярские усадьбы, перед ними купечество сказало свое слово, поставило дворы. Посад продолжился гостевыми и постоялыми дворами, харчевнями, складами. Мастерские ремесленников, медуши и мельницы, вытеснили поближе к Стриженю, там же обосновалась городская чернь, ютившаяся в лачугах. Единственно чему был удивлен Лиходеев, так тому, что святилище столицы соседствовало с этими лачугами. Волхвы еще в стародавние времена поставили свое капище на холме, на востоке от Подола и воспринимали весь люд одинаково, им было по барабану, князь ты или смерд.

Прошлявшись без особого толку полдня, Егор вернулся в район городской бедноты. Праздного люда на улицах почти что и не было. Все что-то делали, куда-то торопились, шли, ехали. На Лихого никто внимания не обращал. Ну идет себе молодой и пусть идет. Видать фарт у него такой, идти никуда не торопиться.

Рисуясь перед девками, собравшимися у колодца, два княжих воя в кольчугах прямо поверх рубах, при мечах на поясах и щитах заброшенных за спины, прогарцевали в конец Подола. Видно девиц тоже не оставили мысли про кавалеров, что-то прощебетав по поводу служивых, прыснули смешками. Засмотрелся. Эх! Вон та, что с краю застыла, смотрит куда-то вдоль дороги, хороша-а! Организм вспомнил, что он не девственник, что ему нравятся именно такие невысокие, русые, спортивного телосложения особи. Те, что рядом — не-ет! Поразъедали на натуральных продуктах телеса, для ныне живущих парней, эталон красоты, для него жирноваты. Кустодиевские барышни, блин горелый!

Остановив лоточника, Егор бросив ногату, стал обладателем пары вкусно пахнувших пирогов с зайчатиной. С аппетитом умял сначала один, за ним второй, незаметно для окружающих проверился на предмет «хвоста». Черт его знает, этих аборигенов, вдруг у них уже появилась соответствующая служба. Вычислят, поймают, доказывай потом, что ты не верблюд. Чисто! Уже радует.

На одной из узких улочек, где стояло подворье Барсука, мужичонки в годах, занимавшегося мелкой торговлей, дальнего родича Вторуши, в воротах столкнулся с Волгавой, хозяйской половиной, несшей на плече матерчатый узел. Утром уже виделись, потому Лиходеев, чтоб хоть что-то сказать, пропуская дородную женщину, предложил:

— Помочь, тетка Валгава?

— Та не! Туда, куда несу, чужих не привечают, а уж седмицу как, княжий воевода и вовсе запретил пущать без его дозволу незнакомых мужей, будь-то любого сословия и возраста. Так что, я уж сама управлюсь.

— Ага. Мои-то на месте?

— Вернулись, снедают.

Лихой вошел на двор, прикрыв за собою створу калитки. Жерех, старый дворовой пес, учуяв его появление, вылез из конуры. Еще раз принюхавшись, подав лапы вперед, прогнувшись, потянулся, зевнул, подняв при всем, при этом, филейную часть своего организма, выше головы. Помахал хвостом, тем самым выражая радость при виде хозяйского гостя, утром лично угостившего его костомахой.

— Что, Кабыздох, службу несешь?, — зыркая взглядом по стене изгороди, спросил собаку Егор. — Или спокойная жизнь заставила забыть об обязанностях? Как говорится, кормят и ладно.

Усевшись на задницу, Жерех вглядывался в человека, чувствовал остатки адреналина в крови. Может быть думал своей собачьей головой о том, чего это приезжий ничего с собой не принес.

Из сарая высунулась физиономия смуглого вихрастого паренька, старшего сына Барсука, шмыгнула носом при виде постояльца.

— Передай Богдану, что баня топлена, веники распарены. Пусть дядько Вторуша сам отведет всех, он знает, где что взять.

Для хозяев и всех интересующихся, Богдан числился старшим среди приезжих. Смешно ведь, когда недоросль командует взрослыми мужами.

— Добро, передам.

В довольно большой хате, расположилось все общество, без всяких изысков принимало простую пищу. При виде Лихого, все взоры уставились на него. Скривился, махнув рукой, произнес:

— Дохлый номер. Даже близко не подошел.

Сел на табурет, взявшись за ложку, придвинул миску, поставленную перед ним Лисом.

— Стены высокие, а рвы глубокие, патрулей и вратарей, как грязи.

Откусил от ломтя хлеба кус, зачерпнул варево, между глотками и пережевыванием пищи спросил:

— У вас, что?

— Да, почти что, ничего. — Первым заговорил Богдан. — На торжище народ всякий. Ходят разговоры, что Чернигов по этому году ни с кем войну не затевает. Князь со свитой, родичами и ближниками проводит время в потехах и на охоте. О том, что кого-то силой привели в детинец, слыхом не слыхивали.

— Это предсказуемо, — кивнул боярину. — Ты, Лис.

— Потерся среди воев. Точно известно о том, что четыре дни тому в детинце объявлялся однорукий, а с ним приезжал дан, Сигурдом звать. В детинце пробыли полдня, потом уехали. Десятник охраны городских ворот Дакша, сказывал, что по всей округе разосланы послухи, а в самом городе появились людишки, с целью пригляда за иногородними. Ране такого он не упомнит.

Замолчал.

— Все?

— Да.

— Ты, что узнал, Смеян?

— Детинец охраняют добре. На всех воротах стоят норги, внутренние чертоги под неусыпным оком гридней. На территории в казарменных постройках проживает дружина. По летней поре караул меняется каждые три часа. Да-а! Вот еще что! Сын боярина Бурдуна, а с ним пять десятков воев, третьего дня отъехали по княжьему наказу, куда, не вызнал.

— Вторуша.

— Походил по харчевням, с купцами, боянами, скоморохами пообщался, даже профессиональные нищие побирушки ничего о княжне не слыхали. Что-то не вяжется у нас. Окромя однорукого и дана, следов нет.

— Та-ак!

Лиходеев поднялся на ноги, как маятник заходил по комнате из угла в угол. На лице Лиса промелькнула улыбка. Ну это ж надо, отрок подмял под себя четырех взрослых мужей, а они не трепыхаясь, готовы по его слову бежать в другой конец города. Чудно!

— Ладно. Сегодня уже толком ничего не сделать. Там баню натопили для нас, помоемся, а опосля, ты Лис, пойдешь в город. Твоя задача выяснить, где проживает боярин Бурдун. Что представляет собой его усадьба, семейство, охрана, дворня, как нам, по возможности незаметно попасть в терем. Как потом выбраться из него.

— Зачем это?, — напрягшись, подозрительно спросил Богдан.

— Во-первых, он княжий ближник. Во-вторых, сынок папашке мог и шепнуть, куда и за каким лядом он в отлучку срывается. Если все срастется, будет в-третьих и в-четвертых. Ясно теперь?

— Теперь да.

— Вторуша, там тетка Валгава в детинец, я так понял вхожа?

— За малую плату они с бабами постелю в княжих палатах стирают, бельишко на всю дружину. Сам знаешь, семейство у Барсука большое, есть-пить кажный день хотят.

— Как вернется, подкинь ей серебришка, пусть поможет на бересте план детинца составить. Конечно, что знает.

— Сделаю.

— Если завтра пойдет в детинец, пусть подыщет у себя, или у соседей возьмет женскую одежду по моему размеру. И обязательно чтоб платок на голову был.

Богдан, приложившийся к кружке с квасом, поперхнулся. Смеян с Лисом растянули губы в улыбке. Смеяться во всю глотку никто не решился, хотя всем все ясно.

Поутру, пестрая стайка женщин, стекавшаяся с улиц посада, вышла к дороге, ведущей к замковым воротам. Скандинавы, охранявшие проход в детинец, подбоченились при виде прекрасной половины человечества, с шутками и прибаутками, глазами раздевали матрон черниговских низов. Оно и понятно, постой на часах половину ночи, не на самом ответственном участке стен, когда центральные ворота доверены лучшим из лучших, захочется языком почесать.

Таща на плечах объемные узлы, бабенки из-под темного свода замковых ворот промеж двумя башнями, через маленькую калитку вышли на задний двор детинца. Одна из молодух судя по покрытой платком голове, высоченная, худая бабеха, пристально разглядывала местность. Да это целое селение! Здесь и бассейн с водой, и жилища простолюдинов, то есть дворни — конюхов, кузнецов поваров, да тех же золотарей, много работы нужно выполнять на благо княжеского семейства. Вон навес кузницы, и даже мельница. Его не заметили, в толпе прачек, и он прошел вперед. Новый ров, новая внутренняя стена, новые ворота с такими же приспособлениями для подъема моста, какие он видел у первых, наружных ворот. Через калитку пропускали по одной, хоть славяне стоявшие в карауле не особо придирались, но пару слов пришлось из себя выжать, пообщавшись с молодым, скалившим зубы бодигардом. Удалось пройти, и он вместе с товарками — на другом дворе; тут — конюшни, погреба, кухня, вообще всякие службы. А вот и терем, жилище владельца всего сущего на куске славянской земли. Красив, выстроен из цветной плинфы, ничего общего с деревянными теремами древней Руси с картинок детских книжек. Четыре замковых башни по бокам между стенами. На башнях полно охраны — стережется князь. Кого боится?

—  Вход в подвальный этаж вон там, — прошептала Волгава в самое ухо, глазами указав направление, — там же темница, сокровищница. Вряд ли тебе туда.

Мотнула головой, вскидывая подбородок в нужном направлении.

— Женская половина, комнаты для детей, вон там чертоги родичей, гостевые покои там. Держись меня, не отставай.

— Угу.

Пробежали через прелестный фруктовый садик и цветник вместе с ним, раскинувшийся недалеко от заднего входа в жилище властелина.

Под оком двух воинов по широкой каменной лестнице, примыкавшей к стене, поднялись на первый этаж, находившийся довольно высоко над двором. Лестница окончилась обширной площадкой у большой двери первого этажа. Крепкий муж, с необхватной талией, на грудь которого спускалась лопатой огромная бородища, трубным голосом объявил:

— Торопитесь бабы! Князь с гостями и домочадцами изволит завтракать в парадной зале. Вам надлежит быстро поменять постели, собрать прежнее белье и уйти до того, как кто-то появится в покоях. Уразумели ли?

Многоголосое:

— Да-а!

— Приступайте!

— Лихой, твое время пошло. Тут я тебе не помощник. Поторопись.

Топот ног и шум открываемых дверей нарушили покой коридоров и комнат. Он сбросив с плеча узел, припустил по «взлетке». Скорей, скорей, скорей! Оторвался от выводка тетушек. Метров сто пробежал. Лестница вверх. Взлетел по ней. За дверью осмотрелся, прислушался. Шарканье удалявшихся шагов слабым эхом разносилось вдоль коридора. «Стой!», — окликнул внутренний голос. Послушался. Отдышался. «Теперь иди, только тихо!». Как кошка, совсем не слышно, двинулся по каменным плитам пола, заглядывая за двери, шел за спиной охранника.

Пусто, пусто, пусто! Заперто. Постучал. Тишина! «Дальше, дальше, дальше!» Снова заперто. На стук откликнулись:

— Чего надо?

Голос мужской, явно не Ладославин. «Беги!». Ноги в руки и бегом! Лестница. Вверх по ней! Где-то за углом мужские голоса, даже смех. Ясно, охране скучно. «Вправо!». Хотел ведь туда. «А я говорю вправо!». Ладно. Побежал другой стороной.

Спалился там, где не ждал. Уже двигаясь вниз, в коридоре второго этажа на «взлетку» из проверенной комнаты вышел мужчина в дорогой одежде. Да, какой там мужчина? Прыщавый юнец, по-другому и назвать язык не повернется.

Дорогу Лихому перегородил, скорее всего, представитель царствующего черниговского дома. Не высокий, с мягким пушком на щеках вместо грубой мужской щетины, парняга меньше всего ассоциировался со служивым человеком. Его голова «тонула» в большом, не по размеру колпаке с опушкой из меха, который придавал его облику зловещую и неуместную комичность. Глаза подростка одновременно выражали и скуку, и тоску, разочарование, и даже злобу. В них уже не было присущих этому возрасту озорства и молодости. Они блестели тусклыми, едва заметными огоньками, словно догорающие свечи. «Готов? Сейчас этот недомерок приставать начнет!». Очешуел? «Да ты на себя посмотри, ведь в бабские тряпки одет!» Точно!

— Постой! Куда так торопишься?

Снизу вверх, заглянул в лицо. Тонкими пальцами, словно тисками сдавил запястье на левой руке, потянул к себе.

— Откуда такая сдоба в нашем тереме?

Егор рта не успел открыть, как недоросль другой рукой ухватил его за ягодицу, зафиксировал щипок всей пятерней. Твою ж…, так через коромысло, ну и что делать прикажете? «А я предупреждал!».

Засранец меж тем изрек вывод:

— Хм! Суховата! Ничё, для разнообразия сойдешь. Идем!

Увлек опешившего Лиходеева за собой, через пять шагов втолкнул в комнату, отвернувшись, засунул щеколду на двери в пазы.

Обернулся. Лицо надменное, губы растянуты саркастической улыбкой, а глаза тусклы и злы.

— Чего встала, корова? Ну-ка, подняла подол и нагнулась!

Лихой захохотал.

«Чего гогочеш? Делай ему больно и валим отсюда!».

Отвали, надоел! Надо же, сподобился!

Голосом доморощенного пидераста, почти пропел:

— Проти-ивный! Тебе нужно, ты и поднимай!

Юнец шагнул к Егору, а тот в свою очередь навстречу. Смещаясь чуть вправо, перенес вес тела на левую ногу, опять чуть провернув ее. При развороте корпуса, с замаха от всей души, стопой врезал юнца по наглой морде. Подол женской рубахи прикрыл его телодвижения. Брык! Шум падения бесчувственного тела. Вот так!

«Медленно. Резче нужно!».

Задрал уже!

Подошел вплотную, склонился над телом юного извращенца. Теперь он ему нравился больше, синяк точно будет на половину лица. У-у, крысиная порода, надолго запомнишь девку в теремном коридоре! А, пожалуй что и ненадолго. Синяк сойдет и все забудется. Нет дорогой товарис-ч, так не пойдет! Как там у предков? Лежачего не бьют? А я из другого временного континуума, для меня это правило не всегда действует. Поднялся на ноги, примерился, снова с маха впечатал носок сапога в промежность недоноска. Теперь порядок, если уд не сломал, то из яиц яичницу сотворил.

«Ох, жестко-то как! Но справедливо. Все, нам пора!».

Да отстань, я сказал!

«Ну-ну!».

Окинул дело ног своих. Пошутил:

— Прощай милый! Надеюсь тебе было хорошо со мной.

Снова голос в голове.

«Поторопись!»

Сунул голову в коридор, осмотрелся, прошмыгнул в полутемень и прохладу «взлетки», ускоренным шагом направился в сторону выхода.

Вовремя успел, прачки косяком покидали детинец. То, что княжну он не нашел, следовало ожидать, но проверка все же требовалась. Теперь отдохнуть часок, а там и за новое дело браться.

«Вот-вот! Все б отдыхать. Трудиться надо!».

Слушай, ты внутренний голос или как? Что-то раньше не замечал за тобой такой настырности!

«Какой там к чертям собачим голос? Молодой, а старческим маразмом от тебя попахивает. Что, совсем тупой? Неужели до сих пор не понял, кто я?».

Не понял.

«Ну, т-ты и… Гм! Ты же сам меня у черта выиграл».

Как это?

«Действительно тупизна. Ты грешную душу у лукавого в карты выиграл?».

Ну, выиграл.

«Так вот это я самый и есть! Понял?».

Блин горелый! И чего мне теперь с тобой делать?

«А я знаю?».

Ты мне нафиг не упал!

«Если честно, аналогично!».

Так и гуляй себе! Только подальше от меня.

«Не могу. Я теперь твой».

Отстань! А?

«Сказал же, не могу!»

Ну тогда хоть молчи. Надоел.

Молчание было ответом Егору. Ф-фух! Полегчало.

В хлопотах день подходил к завершающей фазе. В саду у Барсука собрались почти все, ждали одного Вторушу. Богдан сидя на деревянной скамье, не вставая сорвал висевшее над головой яблоко, откусывая захрумтел ним, нервно подергивая ногой. Мысль о том, что в чужом городе, он боярин Ростовского князя, будет беспредельничать, в попытке захватить ближника местного правителя, глодала его разум. Нет, не понять ему наказ бати, во всем быть послушным курянину. Так куда деваться? Перед чуром Велеса он и вои клятву принесли. Поневоле позавидуешь Лису, не думает ни о чем, скалит зубы, заигрывая со старшей дочкой хозяина.

Звенья цепи у калитки зашуршали глухим звуком. Дворовой кабель отметился голосом, подав сигнал о приближении чужого. Лиходеев, кромсавший кусками мясо у куста сирени, оглянувшись, указал глазами бойцам в направлении протоптанной тропки. Из-за сарая нарисовался Вторуша, сразу же голосом оповестивший всех:

— Купил!

— Давай сюда, — снова мотнул головой Егор. — У кого покупал?

— У араба на торжище. Сказал крыс травить.

В вырезанную из куска дерева посудину наполненную мясом, Вторуша высыпал из кисета мелко толченый серый порошек. Лихой размешивая свинину, велел:

— Кисет выбрось, руки помой. Смеян, суму подставляй.

— Ага.

Вымыв руки, Егор вернулся к товарищам, скосив взгляд на девушку, перешептывающуюся с Лисом, распорядился:

— Млава, сходи к матери, скажи пусть нам съестного в дорогу соберет.

— Уже уезжаете?, — разочаровано спросила та.

— Да. Поторопись.

Вспорхнув со своего места и бросив томный взгляд на молодого Лиса, девушка убежала по тропинке. Дождавшись, когда она исчезнет за углом, Лиходеев уселся рядом с Богданом.

— Ну, что, подельнички, присядем на дорожку?

* * *

В полной темноте, такой, что ни черта толком и не увидишь, с узких улочек предместья верхами выехали в сам посад. Широкая, мощеная известковым щебнем дорога пошла улицей, где заборы выстроились карандашами частоколов, из-за которых высились терема на боярских усадьбах. Лай дворовых собак огласил округу. У-у, предатели! Сами не спят и лихому народу жизни не дают.

— Кажись, добрались. — Подал голос Лис. — Через две усадьбы, его дом будет.

— Стой, спешиться, — распорядился Лиходеев.

Лошади удерживаемые поводом встали, всадники соскочили наземь. Сонную одурь ночи за ближайшей изгородью неспешно развеяла беготня дворни и отсвет факелов. Из отдаления, суровый женский голос спросил:

—  Чего надо, полуношники?

Лис тут же откликнулся, добавляя в голос виноватых ноток:

— Мы тетка не к тебе. Заблукали!

— Я те дам, тетка! Вдова боярина Онега я. Пшли отсель, а то велю дворне собак на вас иродов натравить. Заблукали они вишь!

— Прости боярыня, уходим мы!

Лошадей повели в поводу, как ни старались, предательское шуршанье копыт не добавляло тишины, как и дворовые псы, передававшие поздних проезжих, как говорится с лап на лапы… В душе Лихой костерил себя на чем свет стоит, как мальчишка прощелкал момент с этой долбанной щебенкой под ногами. Теряет квалификацию. Прошли мимо створ боярских ворот. Лис завел отряд в темный, поросший высокими кустами переулок. Сказал односложно:

— Здесь.

— Стоим, ждем.

— Чего?, — спросил Богдан, моля богов о том, чтоб все поскорей закончилось.

— Ждем, когда все вокруг успокоится. В тишине-то работать сподручней?, — не идя на конфронтацию, пояснил Егор, догадываясь отчего товарищ обретается в таком расположении духа.

— Тоже мне работу нашел! Татьба да и только.

— Работа. — Прошептал так, чтоб слышно было и другим. — Именно работа. Переиначу сказ одного мудреца, сказавшего: «Работа, каждая нужна, работа, каждая важна». Все замолчали! Стоим, слушаем тишину.

Стояли и молча слушали, до тех пор пока не заткнулась последняя шавка.

В голове прорезался уже знакомый голос.

«Пора! Последние полуночники угомонились!».

— Вторуша, остаешься с лошадьми, нас ожидаешь. — Приказал Лихой. — Лис, держи суму, угостишь собак мясом, затихаришся и нас ожидаешь. Давай! Остальные, друг за дружкой за мной, двигаемся не торопясь тихим шагом.

Когда подошли к нужному забору, из-за него уже можно было услышать только тихое поскуливание отравленных псов, а вскоре прекратилось и оно. Погода шептала! Как специально поднявшийся ветерок, нагнал с реки мерзопакостный моросящий мелкой крупой дождь. Оскальзываясь на очищенных от коры кругляшах, взгромоздились на забор, а с него попрыгали вниз.

Свет из узких окон-бойниц, отбрасывал призрачную тень. На нешироком крыльце, возвышавшимся над землей на пару ступеней, в свете колыхавшегося на ветру огня, разглядели человека, по ночной поре рискнувшего устроить наблюдательный пункт на несвойственном его сословию месте.

— Вон конюшня, — Лис указал пальцем, — за ней лачуги дворни и скотный двор на самых задах. По левую руку от терема, во-он за теми кустами сторожка. Сторожат вои из боярской дружины, их пятеро, остальные с сыном боярина на выезде.

— Повезло.

— Ясен пень, повезло!, — Лис лексиконом Лиходеева, вставил свои пять копеек. — Чё делать с ними будем?

— Ты говорил, можно по-тихому в дом пробраться только через чердак?

— Ну да. Со стороны заднего двора даже лестница приставлена, на теремной стенке бревна поменяли, так наличники ставят.

— Тогда те, что в караулке пусть пока поживут, а того гуся, который насест сторожит,… Смеян, мочи в глушняк, только с одной стрелы.

— Обижаешь, боярич.

Тренькнула тетива. Сторож на крыльце дернулся и затих.

— Порядок?, — спросил Лихого Смеян.

— Супер. Пошли крадучись. — Поторопил Егор.

Заранее припасенные маленькие глиняные светильники, помогли не шарохаться по всему чердаку, а сразу найти ляду, открыв крышку которой, по ступеням спуститься на второй этаж в расположение светелок. Обшитые деревом стены боярской избы, в призрачном свете отдавали белесой желтизной бревен. У стен сундуки и лавки, узкие окна-бойницы, на полах домотканые ковры, явно местной работы — такая вот обстановка.

Лис сунулся к уху, прошептал:

— По рассказу дворовой девки, это вот хозяйский покой. Там и там, детки спят. Там пустая, неженатый сынок в отлучке.

Егор еще раньше принял решение, кого, как использовать в деле и как поступить. Как ни странно, слабым звеном считал Богдана. Хоть в возраст и вошел, но так и остался чистоплюем и мамкиным сынком. Ничего не поделать, издержки воспитания, так сказать безотцовщина при живом родителе. Не раздумывал, распорядился:

— Богдан, сторожишь в коридоре.

— Почему…

— Исполнять.

Передал светильник Смеяну, вплотную подошел к двери, на полпальца приоткрыв ее, прищурившись, заглянул в щель. Тьма египетская!

«Там он. Не сомневайся. Почивает». — Подсказала душа выигранная в карты.

Прислушался. Протяжный, басовитый храп хозяина дома, перемешивался с храпом воспринимавшимся ухом более терпимо. Спите, значит? Оглянулся к своим, шепнул так, что едва услыхали:

— Светильник дай, входим.

Прикрыв ладонью пламя первобытного фонаря, обогнул двуспальную лавку со стороны боярина, кивком головы мотнул Лису на спящую женщину, одними губами произнося лишь слово:

— Страхуй!

Дальше не отвлекаясь и не отрывая глаз от фигуранта, обследовал местоположение спящего. Поставив светильник на неширокий подоконник, встал у самого изголовья, вдохнул, выдохнул три раза под пристальными взглядами подчиненных. Резко опустил, можно сказать, воткнул кулак в шею боярина, почти под самый череп. На выдохе храп прервался. Лихой отошел от клиента, распорядился:

— Теперь пеленайте и выносите. Я подстрахую.

Ростовчане, расстелив одеяло на полу, поднатужившись, уложили боярина на него, спеленали.

— Здоровый кабан!, — свистящим шепотом оповестил Лис, при своем хлипковатом телосложении на пару со Смеяном, надрываясь под весом в полтора центнера.

Лиходеев поправив одеяло на боярыне, забрал светильник и прошмыгнул из светлицы в коридор.

— Богдан, подмени Смеяна, а ты ступай первым. Если кто шум поднять решит, успокоишь стрелой. Выходите через главный выход, а там через калитку. Идите, я вас догоню.

Дождавшись пока бойцы спустятся на первый этаж, прокрался к детям. В первой спал пацан, по возрасту его нынешних годов. Не пойдет! Больно возни много с таким. Во второй сопели сразу три девчонки.

«Младшую бери. В ней весу, чуть», — отметился голос.

Да, пошел ты. Советчик, твою мать!

Однако грешник прав. Мелкая самое то.

На цыпочках прокрался к той что поменьше, примерился и пальцем надавил точку вверху хребта. Перевернул на спину, вгляделся. Глаза малой пристально следили за ним, из уголков глаз стекали слезы. Порядок, обездвижил. Иди сюда, моя хорошая. Запеленал, забросил худенькое тельце на плечо, выходя, прикрыл за собой дверь.

Своих догнал перед самым переулком. Вторуша помог загрузить на коня тяжелого боярина, принайтовать. Спросил Лихого:

— Как?

— Могло быть хуже, но с пивком потянет, — отшутился тот. — Возьми у меня поклажу, с ней поедешь.

— Это что?

— Боярышню по пути прихватил, вдруг сгодится.

— Мы так не договаривались!, — возмутился Богдан, уже сидевший в седле.

Егор запрыгнул на лошадь, вдел ноги в стремя, перебрал поводья.

— Разговоры отставить! Лис, веди.

Рассвет встречали верстах в пяти от города. Ночь опасна не только лихими людьми, но и возможностью заплутать, шею свернуть, лошади лишиться. А еще, неизвестность, мало ли в какую сторону придется править.

Методику допроса, Лиходеев усвоил еще будучи зеленым лейтенантом. Уметь допрашивать языка приходилось в самых разных условиях, в развалинах дома, в лесу, в воронке от снаряда. Однако если была возможность, то развязать язык лучше в стационаре. Стационара как часто бывает, не было и в помине. Велев Вторуше с его грузом остаться в леске, пояснил:

— Как руку вверх подниму, подъедешь с девкой ко мне.

Егор вывел остальных на небольшую елань. Высокая трава вмиг покрыла сапоги августовской росой. Раннее утро. Распорядился:

— Парни, ну-ка, привяжите товарища боярина к этой березе, а сами прогуляйте лошадей к тому месту, где обосновался Вторуша.

Лис сверкнул любопытным взглядом.

— Может помочь чем, боярич?

— Управлюсь.

Хлопот за время движения пленник не доставил. Ясное дело, если ты в отключке, перевозить, а не тащить тебя на загривке, одно удовольствие. Сунул руку к шейной артерии, нащупал точку на теле, нажал пальцем.

— Мм-мы!

Во-от, уже в себя приходит. Значит, не передержал, уже хорошо. А то ведь было. Каюсь, было… Вижу, что готов. Допрос ведь как, его требуется проводить глаза в глаза. Здесь всякий лишний человек помешать может, отвлечь внимание, нарушить обстановку неуместным вопросом. Калечить-то неохота, работать с клиентом можно ведь и без грязи, но и дружескую беседу корчить не будем. Время дорого. Поехали!

— А, что, боярин, жить-то, хочешь?, — бесстрастным тоном задал вопрос.

Крепко привязанный к дереву, немолодой грузный мужик в нижнем белье на босу ногу, с курчавой, окладистой бородой, вращал глазами, пока еще не совсем понимая, как с ним случилось все это. Да и вьюнош, вставший перед ним в полный рост, не дотягивал статью до его понятий о татях. Вопрос сорвавшийся с губ, молодого душегуба, не заставил сомлеть, а вот спесь выплеснулась наружу.

— Как смеешь насмехаться, смерд? Развяжи! Да я велю запороть тебя! Собаками затравлю, подлое семя! Ты…

Егор больше не стал слушать угрозы. Шагнул к боярину. Он как в спортзале боксерскую грушу, обработал кулаками корпус и живот пленника. Бил крепко, но со знанием дела, стараясь не повредить человеку его жизненные органы. Отшагнул. Дождался когда тот придет в норму.

«Не переборщил?».

В самый раз.

Воспитание хладнокровия является неотъемлемой частью работы офицера-разведчика над собой, которая должна вестись в любых условиях, постоянно и систематически, при любом строе, времени, при мире или войне.

Теперь работать!

— Покричал? Будем считать, что я тебя услышал, угрозу понял. Теперь работаем по существу, я задаю вопросы, ты на них отвечаешь. Скажешь правду, я тебя отпущу.

— Смерд! Ничего не скажу!

— Вопрос первый. Зачем произвели похищение княжны Ладославы?

— Смерд!

Снова серия ударов по корпусу.

— У-у-у!, — тихий вой говорил скорее не о боли телесной, а о душевном состоянии подопечного. Он выл от того, что не в состоянии вырваться и исполнить угрозы.

Понятно! Очередная серия ударов. Ну, отдохни. Поднял руку вверх. Не оборачиваясь по топоту копыт понял, что Вторуша подъехал. Не отрывая взгляд от лица боярина, приказал:

— Скинь в траву, так, чтоб боярин видел девку.

Тюк, завернутый в одеяло, соскользнул в траву.

— Езжай!

Заглянул в глаза допрашиваемому, спокойным голосом спросил.

— Видишь одеяло? Там завернута твоя дочь. Если ты будешь молчать, ее зарежут на твоих глазах. Ты этого хочешь?

Подошел к тюку. Отбросил материю, открыв лицо ребенка. Слезы потекли по щекам мужика. Клиент поплыл. Теперь он осознал, явь происходящего, даже рук-ног ломать не требуется.

— Ты упырь!, — сделал вывод боярин.

— Да, нет. — Спокойным голосом опроверг сказанное оппонентом. — Все очень просто. Обычный обмен, как в индийской игре. Одну полевую фигуру разменяли с другой. Сам ты, человек не посторонний в сей задумке, княжий ближник. Все, что случилось, оно исполнялось и с твоим участием. Чему ж тут удивляться. И так, вопрос. Зачем произвели похищение княжны Ладославы?

— Ы-ы-ы!, — боярин ревел, оплакивал то, что его язык не отрезан, а сам он жив. Заговорил. — Волхв Властибор надоумил нашего князя, дождаться свадебного поезда и на территории Ростовского князя похитить невесту. Тогда война меж Ростовом и Курском неизбежна.

— Допускаю. Но так ли она нужна?

— Для Чернигова она во благо. Князь после того как полки соседей побьют друг друга, пройдет огнем и мечом по их территориям, кто из княжих родов выжил, добьет. Старший сын его, Владимир, Ладославу за себя замуж возьмет, и стол Курский обретет законного правителя.

— А Ростов?

Мужик посмотрел на Лиходеева, как на ущербного, поерзал спиной по шершавому березовому стволу:

— Дочь, точно жива?

— Да, что ей сделается? Спит. Ну?

— У Святослава еще сыновья имеются, Зареслав с Ростиславом, да дочерей две, Светозара и Радмила. Неужели ты думаешь, юнец, что столы пустовать будут, а дочерей своих князь за простых бояр отдаст?

— Ну да, ну да! Вопрос второй. Где держат княжну?

— Так в черниговском де…

Серия ударов в живот, как в мешок с отрубями, встряхнули мужика. Отдышался.

— Не знаю!

Лихой подошел к девчонке, наклонился над ней, сунув ладонь в сапог, вытащил нож.

— Мелкая совсем, — задумчиво произнес, казалось только для себя.

Обратил лицо к боярину, спросил:

— Десять лет ей исполнилось?

«Что, случись чего, в самом деле зарежешь?», — в голосе купленного послышались любопытственные нотки.

Дурак! Право слово. Для дела так нужно. Изыди, отщепенец. Без тебя тошно!

Между тем пленник окончательно дозрел, насупился, задышал быстрей. Сдался.

— В Лахновском она!

— Вот, молодец! Сын с дружиной туда поскакал?

— Туда. Но тебе мой сказ ничего не дает.

— С чего бы это?

— Ты детинец Лахновского погоста видел?

— Нет.

Боярин невесело улыбнулся в бороду.

— Не по зубам сия крепостица иному войску. На сей день в ней одних дружинников собрано сотни полторы, да свеи с данами, да еще Прозор с остатком своей ватаги.

— Н-да!

— Слышь, молодой!

— Ну?

— Ты ежели меня кончить надумаешь, то давай. Только дите не трогай, мала она еще. — Взмолился боярин.

Лихой подошел к березе, резанул ножом по веревкам, освобождая Бурдуна. Боярин со всех ног бросился к дочери, подхватил на руки, прижал к своей необъятной груди и животу. Спросил:

— Чивой-то не просыпается?

Лиходеев подошел к ним, пальцем нажал точку в организме ребенка. Девочка открыла глаза, высвободив руки, обняла шею родителя.

— Папка!

Бурдун скосил глаза на недавнего мучителя, снова спросил:

— Что, прям так и отпустишь?

Лихой хохотнул.

— Не, повозку с лошадями дам и провожатых предоставлю. Ха-ха! Своими ногами дойдешь.

— А ежели я к князю пойду?

— Твое дело боярин. Но помни, сегодня мы с тобой враги, а завтра может статься, союзниками будем. В этой жизни исключать ничего нельзя.

— Что ж с тобой дальше будет, коли взрасти дадут?

— Поживем, увидим. Прощай боярин!

Егор рукой махнул, приказывая подвести его лошадь.