Дубравы и перелески, возделанные смердами поля и их веси, веселые светлые леса мелькали перед глазами. Как же все надоело! Хотелось шума городов, подышать выхлопными газами, прошвырнуться по бульвару, потолкавшись в мельтешившей толпе, и чтоб вечер когда народ спешит с работы, и чтоб из летних кафе пахло шашлыком и музыка, чтоб громко пели свои бестолковые, безсмысленные песни звездюли современной русской эстрады. Хочу! Хочу! Хочу!
Лиходеев затравленным взглядом прошелся по округе. Лес, бывший и без того густым, надвинулся на путешественников темной громадой, сходился над узким летником непроглядным шатром, стал сумрачным, а воздух в нем как-то потяжелел, запах сладковатой прелью мхов и прошлогодних листьев. Теперь даже деревни у дорог встречались редко, и только тропы, уходящие от них в чащобу, говорили всадникам о том, что где-то совсем рядом живут люди, которые не спешат появиться на глаза чужакам. Халупы и полуземлянки на пограничных землях, сменились во встреченных селах, рубленными избами. Редко за частоколами высокой изгороди возвышались боярские терема. За полную неделю отряд удалился от Чернигова на достаточно большое расстояние. Приходилось ночевать в селах, а чаще всего просто в лесу у костра. За все время, постоялый двор повстречался лишь раз, да и то, на Черниговском тракте, который они пересекли, взяв направление на северо-восток. Осень в спину дышит, а им еще скакать и скакать.
У небольшой деревушки, хозяйств на пять, сделали остановку воды напиться. Смерды под осень не занятые по хозяйству, высыпали на улицу. Староста, мужик дородный, осмотрел мелкий отряд, полюбопытствовал: «Откуда путь держите? Из земель пограничных Дикому полю? Эк, вас занесло! А земли Ростовские почитай уж и недалече. За пару седмиц доскочите, ежели без передыху».
Пока наслаждались холодной колодезной водицей, старейшина отвел Вторушу в сторонку. Шептались недолго. Отъехав за околицу, кавалькада нарушив ход, остановилась.
— Чего?, — Поинтересовался Лихой.
— Попереди деревня пустая, Лиходеевкой зовется. — Докладывал Вторуша. — Звирыня сказывал, обминуть ее надоть.
— Чего так?
— Блудное место, кажет.
— Так ведь построил же ее кто-то?
Отрядные бойцы, включая княжну, прислушивались к разговору, без зазрения совести грели уши, хотя полностью доверяли фарту командира. Вторуша без возмущений на непонятливость начальника, по виду годного ему в сыновья, долдонил свое:
— Построили и жили в ней, и долго жили. А о позапрошлом лете случилась невидаль. Упал с неба вместе с молнией и громом камень внутрь околицы. С тех пор на перекосяк все пошло. Чуть людин пересечет границу деревни, опускается туман и как бы ты не спешил, пока не развеется, из деревни не выйдешь. Вот и боятся. Оттого и летник перенесли.
— Значит метеорит упал, а народ вывод сделал, что линять нужно. Ну и как обминуть сию Лиходеевку?
— Вернуться на шесть верст назад, а там заворот по правую руку. Мы его проезжали…
— Стоп, стоп, стоп. Я так прикидываю, это нам верст двадцать отмахать предлагается?
— Ну, да.
— Смеешься? Два десятка верст! Лошади подустали, а время вот-вот подползет к полудню. Старый, сам подумай, ну что нам тот туман? Вдруг спустится, а может и нет. Не пустит дальше, да и хрен с ним! Отдохнем, отоспимся, а развеется, дальше поедем.
Вторуша искоса посмотрел на молодого начальника, оставляя при себе все выводы и страхи. Расслабившийся народ разрядил атмосферу смешками. Действительно, что им какой-то туман. Хоть отдохнут как люди.
— Едем прямо, Лихой. — Объявила княжна, подводя итог услышанному.
— Едем!
Лука, прошвырнись-ка ты в эту Лиходеевку, понюхай чем там пахнет. Что за место такое блудное?
«Сделаю».
Обеденное время уже прошло, когда наконец-то добрались до искомой деревни. Деревья вдоль летника расступились, открывая вид когда-то богатого населенного пункта, оседлавшего купеческий тракт, на данный момент слегка заросший травой и мелкой, едва заметной березовой ополицей, но еще хорошо видимый. За околицей, в моросящей пелене и легкой темени, отчетливо просматривались заборы дворов с крышами домов за ними. Обещанный туман не заставил себя ждать. Такое Егор видел разве что в фильме ужасов. Влажная субстанция надвигалась на людей со всех сторон. Лошади встали, удерживаемые поводом, всадники не услыхав собачий лай, осмотрелись пока было можно. Егор получив от Луки расклад по деревне, вел себя спокойно.
— Кажись, добрались, а-а, боярич?, — подал голос Вторуша.
— Добрались. Но-о!, — Лиходеев пятками тронул бока своей лошадки, заставил ее двигаться к воротам.
Подъехав к воротинам, постучал в них рукоятью плети, и только через какой-то промежуток времени, услыхав грудной женский голос:
— Кого боги к порогу привели?
Ответил без страха и удивления:
— Вои мы из Ростова. По воинской справе в Чернигов ездили, теперь назад путь держим. Пусти хозяюшка на отдых. Благодарны будем, а то и плату спроси. Заплатим.
Ворота отворились. В туманном мареве, скорее всего молодая и красивая женщина в расшитой рубахе и поневе, снизу вверх посмотрела на пришлого. Зелень глаз впечатляла даже в плохой видимости.
— А что, ежели сами предложили, то и плату спрошу. Заходьте люди добрые, расседлывайте животину, а я пока стол накрою, снедать будем. Проголодались небось едучи? Только скорей, из-за тумана тут темно станет, руку протяни, не увидишь. Если б до средины деревни добрались, он бы вас быстрее накрыл, а так не торопится, как знает, никуда от него не денетесь.
— Интересные здесь погодные аномалии у вас.
— Заходите, заходите быстрей.
Оно и верно. Ненастный день создавал и настроение соответствующее. Кругом сыро, вогко, сумрачно. Соскочили с седел на землю, подняв из-под ног брызги грязной воды из луж. В ворота заходили пешим порядком, как на всей Руси принято, хозяйке уважение показать. Впереди как всегда Лиходеев. Неспешно прошли вглубь двора, пытаясь рассмотреть само жилье и его хозяйку.
Уже неясные очертания огромного деревянного пятистенка смотрелись несколько пугающе. Свет из узких окон-бойниц, отбрасывал призрачную тень. Площадку по периметру окружали сарай, сенник и даже скотник или маленькая конюшня, ну это как для кого. Расседлав и разведя на места лошадей, страхуя друг друга, в кисельной видимости входили в дом.
Точно никого?, — Уточнил у Луки.
«Кроме этой бабы, ни единой души во всей деревне. Как ты говоришь, за базар отвечаю».
Может нечисть какая?
«Сам в непонятках. Нету!».
Ну-ну!
Уже в светлице Егор отметил точно, девчонка в его вкусе. Молодая да пригожая, фигуристая и легкая как тростинка, движения расчетливые, мягкие да плавные. Одета была в веселого колера одежду, встречала всех без исключений прибывших с улыбкой на устах, и с деревянным корцом в руках.
— Отведайте сбитня с дороги.
Молодка первому протянула Егору корец. Отпив, сунул остачу по кругу, поблагодарив хозяйку троекратным поцелуем. Почувствовал носом пряный запах волос. Огляделся.
Большая комната освещенная глиняными светильниками. Деревянные стены отдавали белесой желтизной бревен, у стен сундуки и лавки, на полах домотканые ковры. Если бы не погодная срань на дворе, можно было вообще ни о чем кроме отдыха не думать.
Их усадили за стол, споро выставляя съестное. Еда деревенская, много мясного, овощей, грибов. Хлеб духовитый, мягкий, видно только из печи. В течение всей трапезы молодка говорила о хозяйстве. Жаловалась на туман, на то, что по дороге перестали ездить.
А, молодка-то, настоящая красавица! Бросив мимолетный взгляд на хозяйку, Егор почувствовал, как горячая волна поднялась от паха вверх. Длительное воздержание дало о себе знать. Это ей лет двадцать, не больше. Для этого времени, перестарок. «Хозяйство» стало колом. Добро, что за столом незаметно. Что-ж это его так торкнуло?
"Куда, сволочь! А ну, лежать, зараза такая! Мы с тобой в командировке, на задании. Доедем до Ростова, там хоть до основания сотрись! Лежать я сказал!"
Неожиданно проявился Лука.
«А ты его мордой по лавке повози. Ха-ха-ха!»
Тебя не спросил. И вообще не суйся в мою личную жизнь!
«Поду-умаешь!».
С такими мыслями до него не сразу дошло, что хозяйка именно ему задала вопрос и выжидательно смотрела в глаза.
— Прошу прощения, о чем спросила?
— Я спрашиваю. Какая нужда привела такого молодого на путь воинский?
— Варна.
Подошло время бани. Пришлось поступиться первенством помывки. Отправили в парную сначала княжну с хозяйкой. Сами расслаблено ждали своего часа. Намылись, распарились. Определившись с дежурными, Егор оставив княжну на Богдана, влюбленными глазами сопровождавшего объект, ушел спать на сеновал. Хоть на время побыть самим собой, отдохнуть, отоспаться.
Спать после дороги, отменной еды и бани хотелось неимоверно. Успел раздеться, зарылся в душистое сено и уснул. Сколько спал, не понял. Проснулся из-за неугомонного друга. Лука колоколом будоражил мозги.
«Вставай! Проснись сволочь, опасность!».
Отстань! Надоел.
«Проснись!»
Послушался, открыл глаза. Рука сама собой подтянула меч, удобно пристроив его для замаха, вторая вдела в петлю и скобу круга щита.
Кто там?
«Хозяйка!»
Ни хрена себе! Чего ей?
«Скоро узнаешь».
Легкий скрип лестницы, шуршание сена, складная фигурка девы застыла в широком проеме двускатной крыши.
— Не спишь?
— Нет?, — хриплый голос выдал волнение. — Чего тебе?
— Сам ведь предложил оплату, вот я и пришла за ней.
— Не понял.
Молчание. На темно-сером фоне проема белая рубаха девицы соскользнула под ноги. Шуршание шага. На грудь Егора опустилась горячая плоть.
«Ну я пошел. Ты тут без меня…».
Добро хоть уйти додумался.
— Давно тебя поджидала, думала уж, что в чем-то ошиблась и нет тебя в Яви, что просто сон пригрезился, не боле того. Любый мой!
Лихой попал в жаркие обьятья хозяйки. Отмел все мысли. Он обнимал красивую, желанную, пахнувшую чем-то приятным и родным женщину. Как же он хотел этого, искал именно ее, или такую как она.
— Милая…
Женщины любят ушами и с высоты своих лет он знал это, как никто. Слова сами собой ложились в вязь предложений, руки ласкали интимные места, губы целовали.
— О-ох!
Вошел в нее и задвигался в такт ее колыханьям.
— О-ох!
Не в силах сдержать эмоций оба одновременно освободились от бремени напряжения, потом долго лежали, молча поглаживая и лаская тела друг друга.
— Любушка, как же давно я тебя искал!
— Почему Любушка? Меня зовут Белава, что значит светлая.
— Светлячок.
— А ты Лихой, я знаю. И ты старший у воев.
— Меня зовут Егор. Лихой это прозвище.
И снова объятья, снова страсть и любовный экстаз. Лихой заснул под утро и то, лишь после того как остался один. Измочаленный, выжатый как лимон.
Утро красит нежным цветом, стены древнего кремля… Проснулся поздно. Темень несусветная, сырость и плохая видимость никуда не делись. Услышал покашливание. Не сразу понял, что все это идет прямо в мозг. Лука.
«Ты похож на кота обожравшегося сметаной».
Что, хочешь посоветовать откусить лимон? Так его здесь днем с огнем не сыскать. Так и скажи, что завидно.
«Завидно».
Вот с этого надо было начинать. Как там наши?
«Их хозяйка охаживает. Поит, кормит. По ней и не скажешь, что всю ночь тут с тобой кувыркалась».
Нахал.
«Есть маленько. Вставай, а то подозрительно выглядит».
Поев, Лиходеев стараясь не показывать в каких отношениях состоит с хозяйкой, больше по привычке, чем из прихоти, пошел обойти округу в попытке выйти из деревни. Отказался от провожатых. Выйдя за ворота, твердо встал на дорогу. Двинулся. Проблукав часов пять, понял что заблудился. Ходил в киселе тумана, ни разу не напоролся на забор или дом. Лука помочь не мог, сам заблудился. Хоть криком кричи, никто не услышит. Расстоился на свою дурость. Уже хотел устроиться там, где стоял, когда услыхал тихий рык, даже не рык а урчание.
Кошка?
«Ага, кошка. Твоя кошка».
Это как?
«Белава. А ты не знал? Она оборотень. Не сказала?».
Очешуеть!
— Милый! Еле нашла тебя. Сырость запах скрадывает.
Лихого обняла его девушка.
— Ты голяком. Замерзнешь!
— Ничего. Откуда ты узнал про меня?
— Секрет.
— И что теперь?
— А в чем проблема? Или от того что я знаю, для тебя что-то должно поменяться? Для меня нет.
— Ты самый-самый!
— Я знаю.
— Идем домой. Туман сегодня не истает.
Вторая ночь на сеновале началась с ее приходом.
Безудержная любовь сменилась объяснением. Насытившись друг другом, лежали рядом, общались.
— На Святую Русь пришло христианство, неспешно укрепилось во многих княжествах, пустило корни. Вместе со святыми на новые места переползла и нечисть, а вскоре как в Византии начались гонения на людей родной веры. Князь Черниговский особо постарался, это по его указке все языческие божества были сверзнуты с капищ и объявлены демонами.
— Что-то я не заметил особых притиснений. — Удивился Лиходеев. — Про князя не ведаю, но многие из его окружения славят богов славянских. Капища в стольном граде имеются, как впрочем и церквей много.
Белава прижавшись теснее к любовнику, будто ища защиты, ладошкой погладила кожу на его груди у соска.
— Это потом князь на попятную пошел. Сначала изничтожил неугодных бояр, заставил похолопить вольных смердов, дальше-больше, в своем княжестве крестил весь люд.
«Надо же, в моей реальности с этим справился Володя Красносолнечный». — Промелькнула мысль в Егоровой голове.
— Участи всего северянского племени не избежали и оборотни. Из божеств для простых людей и героев-богатырей родной земли их заклеймили злыми демонами. Мой отец был служилым боярином, воин каких поискать, ко всему — оборотень-волк.
— Да ну!
— Странный ты, слушаешь, будто никогда не слыхал о чем баю.
— Ты говори-говори!
— Превращение в волка считается самым почитаемым, но после притеснений, ужасной участи не смогли избежать и оборотни. Из божеств и героев-богатырей они превратились в злых демонов. Волк-оборотень у славянского корня самый мудрый, могучий, сильный. Имя волка настолько священно, что его запрещалось произносить вслух всуе, вместо этого волка называли «лютый». Таким и был мой отец. Я совсем маленькая была, когда на поместье отца напали. Сначала четверо служилых бояр с челядью, якобы с оказией привезли послание от князя, опосля насельников и родичей в усадьбе потянуло в сон, а ночью кто-то из приезжих отворил браму и впустил убийц. На отца с братьями зелье хоть и подействовало, да все-ж не так, как на простых людин. Битва была жестокой, все наши родичи полегли. Пал и мой батюшка. Меня нянка вынесла из горящего терема. Спасла. Ватажку напавших отец успел отсечь руку. Теперь этот убийца обретается у стола черниговсого.
— Не Прозор ли?
— Он.
— Этот ублюдок и мне враг. Придет время, поквитаюсь.
— Поэтому, ты тот, кому я хочу передать искусство сильного духа и тела.
— Я должен дать какую нибудь клятву?
— Лежи.
Белава приподнявшись, склонилась над Лиходеевым, ее ладонь уперлась в левую сторону груди, прямо над сердцем любовника, губы зашептали слова древнего заговора:
— На море-океане, на острове Руяне, на полой поляне светит месяц на осиновый пень, в зелен лес, в широкий дол. Около пня того ходит волк мохнатый, на зубах у него весь скот рогатый, а влес волк не заходит, а в дол волк не забродит. Месяц, месяц — золотые рожки! Расплавь стрелы каленые, притупи ножи, измочаль дубины, напусти страх на зверя, человека и всякого гада, чтоб они волка не брали, теплой шкуры его не драли. Бысть тебе не простым человеком Егором, а бысть воином-волком. Слово мое крепко, крепче сна и силы богатырской!
Откуда Белава вытащила нож, Лихой не заметил. Заметил как чиркнула клинком по внутренней стороне своей ладошки и приложила ее порезом ему на губы. Горячая, солоноватая влага наполнила рот. Сглотнул и тут же ощутил прилив силы, и еще чего-то необычного в поведении организма. Не кровь, а прямо наркотик какой!
— Захочешь оборотиться, встанешь и свершишь кувырок вперед. Решишь вернуться к прежнему виду переворотишься назад. Нужно лишь это, да твое желание. Понял ли?
— А как же то, что говорят оборотни через вколотый в пень нож кувырок совершают?
— Ха-ха! И это есть, да только для тех, кого колдуны и ведьмы в оборотней превратили, а я тебя словно кровную родню силою наделила. Ну, попробуй!
Он попробовал. Интересно! Кувырок. Хорошо что раздетым был. Прямо на глазах конечности превратились в лапы, покрылись густой белой шерстью. Зрение стало таким четким, что в полутемном помещении виделось все, вплоть до микроскопической щели. Хотелось подать голос, завыть. Сдержался. Кинул взгляд на подругу, а вместо нее неподалеку сидела и щурилась большая кошка с кисточками на кончиках ушей. Рысь! Дальше сдержаться не мог. Скакнул к обрезу чердака, прыжком вперед растворился в тумане, а дальше разминая жилы и мышцы своего нового тела, побежал вникуда.
Коротка летняя ночь. Выскочив из тумана сладкая парочка, белый волк и рысь носились по лесу, заросшим бурьяном полям. Опомнившись, повернули к туманной деревне, заскочив во влагу киселя по запаху добрались к дому. Тихо хихикая над собой поливали друг дружку холодной водой в бане, смывая грязь и пот. Уже лежа в сене подле друг друга, притихли. Белава первой нарушила молчание.
— Утром туман развеется и ты уедешь. Такое мое короткое счастье случилось.
— Приеду потом, — легко согласился Егор. — Мне бы только княжну до места доставить, а там я вольная птица. К тебе прилечу.
— Не прилетишь. Варну не обманешь. Помнишь, когда вы только приехали, ты сказал что заплатите за ночлег и пребывание?
— Помню.
— Так вот плата получена. Семя попало в пашню и со временем всходы родятся, превратясь в ростки, а потом и деревца. Мне нужен был истинный мужчина, чтоб получить здоровое потомство. Ты тоже получил плату. Твои силы удвоились и сам ты стал несколько иным. Убить тебя теперь станет не просто.
— А как же любовь?, — С грустью спросил Лиходеев.
— Она останется в сердце и памяти.
Рассвет выдался ясным, туман растаял как дым. Уже одевшись и целуя Егора на прощанье, Белава набросила ему на шею серебряный медальон на прочной нити.
— Памятка от меня. Талисман бога Рода. Этот бог воплощает семью и род. А еще он мой земной покровитель, и является высшим богом-хранителем. Нужда возникнет, обратишся к нему, скажешь: «Великий бог Род, покровитель Белавы, жены моей! Да не иссякнет помощь твоя! Тому быть, так есть и так будет». Поможет. Этот талисман дарует благословение и духовную поддержку, защищающую от бед и болезней. Когда сын или дочь родятся, коли доведется встретить, узнаешь по точно такому же. Все, теперь прощай и прости ежели что не так.
Вот и все. При свете дня двор оказался не таким уж и большим, каким казался в тумане. Отъезд был скорым, каким то скомканным. Хозяйка вышла из ворот, проводить отряд. Уже от околицы оглянувшись, Егор заметил как ему махнули лазоревым платком.