Кажущееся бескрайним пространство, покрытое шелком зеленой травы, вызывает в душе двоякое ощущение. С одной стороны ширь и спокойную негу, красоту красок природы. Кое-где у открытых «окон», заполненых ряской, стеной встали стрелы камыша и метелки хвощей, во влажном воздухе едва различим запах. Цветут белые зонтики неизвестных цветов. По всей площади, какую способен рассмотреть глаз, разбросаны сосны и ели, меж ними можно разглядеть и остовы уже высохших деревьев, кора которых почернела, а в некоторых местах покрылась гниющей слизью. Но это там, вдали от тропы. Птицы устраивают концерты, а вспорхнув, пролетают над самой поверхностью. С другого же боку, все это пространство кажется ненастоящим и обманчивым. Шелк травы зыбкий и ненадежный. Шаг ступи и провалишся в бездну. Днем птичий гомон располагает к себе, но наступают сумерки и болото словно оживает показывая свое настоящее лицо. Из его срединной части вдруг проявляется свечение, слышны стоны и крики. Что там такого может быть? Кто просыпается в ночьную пору? И этот шепот… Откуда он берется? Болото живое?

Тот кто узнал обо всем этом, уже никому ничего не расскажет. У болота хватка мертвая, если увяз в нем, то чем больше дергаешься, тем быстрей и глубже проваливаешься вниз. Зверь еще может почувствовать запах опасности, смерти, и не ступит в гиблое место, но у человека такого чутья нет. Неспроста болота на Руси именуются Адово, Ведьмино, Сукино, Чертово… В этих названиях — маскируется страх соседствующего с ними народа перед загадочностью таких мест. В русских семьях, даже маленький человечек, можно сказать с пеленок знает, не стоит связываться с болотной нежитью — обманет, заманит, изведет себе на потребу. Слава у любого болота недобрая, вот и обходят люди десятой дорогой царство кикиморы. А она незваных гостей любит. Затаскивает зазевавшихся путников в трясину. Правда, людям она показывается редко — предпочитает быть невидимой и только кричит из болота громким голосом. Да если б она одна, негодница. Болотняник — хозяин болота, он покруче будет, а свита его, все как один под стать «папе»! Только человека смелого и чистого хозяева болота не трогают, а кратчайшим путем из него выводят. Или, если судьбе угодно, для того чтобы человек внутренне изменился, крепче, сильнее стал, заводят на безопасный островок и там оставляют на ночь, чтобы оценил путник всю мощь скрытого и сокровенного, что таится в глубине болот. Но такое случается редко.

Помогли боги славянские, прошли трясину, а ведь могли утонуть, слова сказать не успев. Спасибо Ворону. Повезло встретить у кромки болот местного человека, ему тоже на другую сторону перейти нужно было. Он гать знает, по ней и провел.

— Не боись боярич! Я эти места, как свой дом знаю. Не утонем!

— Надеюсь.

Несмотря на протесты Ильи и как ни странно, Вольрада волхва-недоучки, совсем молодого парня в погосте лишившегося своего наставника, Лиходеев доверился первому встречному и не прогадал. Провел-таки Ворон их маленький отряд по гиблым местам.

Раньше Лихой не раз слышал рассказы бывалых людей о Белорусских болотах, что стоит оказаться человеку посреди топи, как вдруг появляется странный звон в ушах, кружится голова, иногда слышится зов, и голос знакомый до боли родной, ноги становятся ватными, в некоторых случаях — появляется желание вытаращив глаза, бежать не разбирая дороги на "Авось!", вдруг кривая выведет. А, попав в болотный капкан, необъяснимый страх сковывает с головы до пят, хочется забыть это место навсегда. Предчувствие гибели вводит в ступор, доходящий до безразличия ко всему. Это может продолжаться от нескольких минут до нескольких суток. Лишь когда болотная вода начнет заполнять легкие, человек оклемуется, но поздняк метаться, ты уже по самую макушку глубоко в трясине.

Из уст непроизвольно вырвались слова, а из груди мотив:

В сей жизни есть одна забота: Любить и помнить отчий дом! Да, все мы вышли из болота, И все в него опять уйдем. Здесь все до мелочей знакомо, Здесь я на ноги поднялась… Ах, это нега и истома! Ах, это чавканье и грязь! Разве можно на свете прожить без хлопот, Без любви к этим милым местам?! И влекут нас объятия мутных болот, Ибо счастье — оно только там!…

Заткнулся только тогда, когда понял, что народ встал на гати, и прислушивается к его вокальным потугам.

— Хорошая песня, — оглянувшись на Лихого, сверкнул зелеными колдовскими очами Ворон. — Какой боян сочинил? Или ты сам?

— Куда мне! А сочинил ее человек, зовут его Борис Вайханский, если тебе имя сие о чем скажет. Это он якобы от лица болотной лягушки речи ведет.

— Полезная песня, за душу берет. Ты мне, боярин, когда выйдем, слова напомни.

— Всенепременно.

Вот он муда-ак! Ну, муда-ак! Здесь, понимаешь ли, трясина, народ не знает, дойдет ли до противоположной стороны, а он песенки поет, определенной направленности. Скотина! А Ворон ничего себе мужик, чувство юмора не теряет.

«А кто тебе сказал, что у него чувство юмора есть?».

Опять ты Лука своими грабками в мои мысли лезешь?

«Ну и пожалуйста!…»

Снова надулся.

Чоп-чоп, буль-буль! Чоп-чоп, буль-буль!, — вышагивает общество, растянувшись друг за другом по гати, торя зеленую пленку на поверхности болота своими конечностями. Глубина настила, по самое не балуй, в общем, женщинам по пояс будет.

Так помаленьку, без приключений и выбрались на противоположный берег. На проход затратили часа три, не меньше. Вымотались и при этом жрать хотелось. Лиходеев «прошел» по людям, определяя их морально-боевой настрой после преодоления препятствия.

— Вот и перешли, — оповестил проводник, скосил недобрый глаз на Илью, добавил. — А ты, чернец, боялся.

— Так ведь, было чего.

— И то верно, — охотно согласился провожатый. — Без меня, даже если б вас и не трогал никто, вы бы сё болото дни два торили. Везде полыньи бездонные раскиданы, омута. А последний участок прошли, так здесь и вовсе я не хозяин. Отвоевали у меня его византийские насельники. Целым кланом с полудня приперлись, ну и отвоевали.

— Это ж кто посмел?, — спросила любопытная Ладослава.

Багник невесело улыбнулся, с неохотой пояснил:

— Анцыбал — черт византийский, весь клан свой привел. Их сейчас голов под четыре сотни расплодилось. Ладно! Боярина благодари, иначе бы все потопли.

— Что так?

— Велено было препятствий не чинить.

— Кем велено?

— Тот, кто велел, того ты девка на капище зрела. Наверняка и дары подносила, чтоб скотина в княжестве плодилась, и мора ей не было.

— Никак Велес?

— Он.

Монах, слушая разговор между княжной и проводником, закрестился, что-то шепча в бороду. Отошел подальше. Ворон усмехнулся, обратился к Лиходееву:

—  Сейчас передохнете, и скатертью дорога. В восьми верстах отсель деревенька есть, спокойно отоспитесь, а поутру ступайте дальше. Путь вам не близкий, лошадьми разжиться получится только в Лелейниковом погосте, от него до Ростова две сотни верст. Это ежели по-прямой. — Поежившись посетовал. — Осень скоро. Торопись, слух идет в Ростове рати собирают, готовятся к обороне против курских ратей. А то и сами нападут. Кажут, есть при князе ихнем желающие соседа мечом приголубить.

Егор давно осознал, что с проводником не все так просто. Решил проверить догадку.

— Благодарствую, хозяин болота. Коли смогу помочь чем, помогу, не забуду.

— Чем?, — скривил в ухмылке рот собеседник. — Прощай. В другой раз через топь так просто пройти не дам.

Общество с трудом приходило в себя. Во взглядах, бросаемых в сторону бескрайнего болота, присутствовал страх. Болото манит к себе. Болото несет в себе тайну.

— А где Ворон? Что-то я не заметил, как он уходил. — Спросил Егора подошедший Лис.

— Велел тебе кланяться, предупредил, что в другой раз через свои угодья не пропустит.

Ростовчанин непонимающе таращил глаза.

—  Ты, что, так и не понял, что через трясину нас сам Болотняник вел. Оттого все и живы. — Пояснил Вольрад, отряхивая от болотной грязи, и без того ветхую одежонку.

— Вот так компот! Раньше предупредить не мог?

— Чего уж теперь! Поднимай мужиков, баб, девок, в восьми верстах деревня. Хозяин сказал, что ночевать там будет лепо.

— Добро!

Присел у ног Ладославы, взял руку усталой, грязной, вымотанной переходом девицы, заглянул в потухшие глаза.

— Как ты, княжна? Идти сможешь?

До сего времени, ему некогда было перемолвиться с молодой невестой Ростовского князя и парой слов. Женская половина, вышедшая из передряги половецкого набега и последовавшего за ним пожара, на привалах и ночевках гоношилась над ней как квочка над цыпленком. Решение уйти от возможной погони через болото принял он сам.

Тем утром Лихой цыкнул на женщин и детей, раненых мужчин, на своих напарников, заставил их всех притихнуть, отойти на дистанцию от него и княжны. Встряхнул, аморфную, потемневшую ликом, после свалившихся на голову бед, молодую девку, считавшую, что все смерти на пути их следования, именно из-за нее. Не самое плохое начало в характере будущей жены правителя, но в такое лихое время, вредное и неприемлимое.

— Встрепенись! Погибнуть я тебе не дам! Но, помочь всем нам можешь только ты.

— Что нужно делать?

— Выжить и добраться до Ростова. Согласна?

— Да.

— А, примет ли тебя жених? Возьмет ли в свой дом?

— Его честь я ни чем не опозорила. Почему мои родные должны от меня отвернуться?

— Уже лучше! Тогда, вперед и с песней! И не стонать, ты княжна, на тебя общественность смотрит.

Затемно добрались до боярской усадьбы, находившейся как раз в центральной части большого села, проезд по улице которого, сопровождался лаем дворовых собак с крестьянских подворий и любопытными взглядами населения. Кого там в такое позднее время черт принес? Высокие дубовые ворота на кованых петлях, по причине темного времени суток были закрыты, и Лиходеев кулаком от всей души приложился к створам, услыхав брех дворовых кобелей, скорей всего бегавших свободно, и ответное слово кого-то из челяди:

— Кто там балует? До утра жди, боярыня с чадами почивать изволит!

— Отпирай ворота, смерд!, — повысил голос, обычно спокойный Смеян. — Боярыне передай, гости припожаловали, княжна Курская со свитой у ворот стоит. Да пошевеливайся!

Пока внутри решали, что делать и будить ли хозяйку, Лихой отошел подальше, попытался рассмотреть комплекс строений за высоким забором. Так как все село погрязло в темноте, то и боярского терема было не увидеть, и очертания его были смазаны, реалий никак не разобрать.

Разбуженный двор наполнился охами-ахами принимающей стороны. Дородная дама, Милада Чеславна, хозяйка этих мест, выяснив правдивость речей пришлых, как заправский полководец, командовала дворовым воинством. Видя то, как боярыня доброжелательно отнеслась к Ладославе, дворня не отставала от своей благодетельницы, оттеснив от молодой княжны в сторону сопровождавших ее девок.

Умучившись за день, сдав княжну, детскую и женскую часть коллектива с рук на руки, вместе с мужчинами по-быстрому напихавшись холодными пирогами с убоиной, все запив квасом, Лихой несмотря на слабые протесты боярыни, полез на чердак сарая в сено, спать.

Вот оно как бывает, пашешь как ломовая лошадь, недосыпаешь, недоедаешь, а стоит сбросить с себя ярмо ответственности, и ты вольный стрелок. Делай, что хочешь, иди, куда хочешь. Лиходеев сидел на плоской крыше многоэтажки, свесив ноги вниз, рассматривал людей, с высоты больше похожих на букашек, копошившихся на асфальте дорожек, машины, проезжавшие по близкой к микрорайону магистрали. И какого фига он сюда забрался? Времени много? Так сходи, проведай друзей! Соскучиться уже успел.

Оторвавшись от зрелища давно забытых видов, опустил взгляд на свои руки. Мать моя женщина! В руках держал полную миску густой деревенской сметаны, чуть желтоватой от процентов жирности, и пахучей до одурения! В сметане виднелся черенок деревянной ложки, основная часть которой благополучно утопла в плотной массе. Зачерпнул, и не долго думая, полнехонькую сунул в рот. М-м-м! Какое удовольствие! Ничего вкусней не ел! Еще! Еще! Без напряжения оприходовал половину. Передохнул и снова взялся за черенок. Шалишь! Хрен у меня кто отнимет такую вкусноту. Пусть с горшка день не слезу, но заточу всю!

В уши залетел какой-то посторонний звук. Заставил отвлечься от съестного. Что за б…ство? Не хочу-у! Звук, словно надоедливый поутру будильник, заставил открыть глаза.

Не далее, как в трех шагах от него, с жерди, за каким-то ляхом примастыренной в этом месте, горланил петух. Причем, крик его был, скорее всего, не первый, и даже не второй. Хозяин подворья надрываясь орал, скосив глаз на незнакомцев.

— Кыш, пернатый душман!

Лихой подхватил рядом лежавший сапожок Лиса, швырнул в наглую птицу, тут же отдуплился вторым, сбив несносного представителя птичьего племени вниз.

— Ну, конечно, оно чужим-то добром разбрасываться сподручней!, — послышался насмешливый голос хитрого представителя воинского сословия.

— Утро доброе.

— Кому как, а мне теперь сапоги шукать потребно. Батька, а свои сапоги, что, жаль взяла?

— Да, ладно, подумаешь. Далеко они не упали. Что под руку подвернулось, тем и пульнул.

Будто забыв о перепалке, Лис лежа на запашистом сухом сене, промолвил, глядя в открытое боковое пространство под скатами крыши.

— Хорс на небосвод взошел.

И тут же, будто вспомнив, что он не один здесь страдалец, сунул локоть под ребра соседу.

— Смеян, проснись, день на дворе!

— Что? А, ну, да…

В приподнятое сном и отдыхом настроение ворвались звуки обычной сельской жизни. С подворий кричали петухи, выводя гаремы на прокорм. Коровы, подоенные поутру, мычали, здороваясь с товарками, следующими к местам пастбищ. Людскому гомону вторили собаки. Денек обещал быть погожим. Лето на склон пошло, не за горами осень с ее дождями, туманами, а впоследствии ночными и утренними морозцами.

— Э-эй, боярич!, — раздался молодой, звонкий девичий зов снизу. — А чего это вы поршни разбросали?

Все разом подались вперед, перевернувшись на живот, свесились с верхнего настила сарая, жадными взорами окидывая прелестное создание, по возрасту дотянувшее лет до четырнадцати. По нынешним временам самое то! Гибкое тело, преодолев считанные метры, в два наклона с точными, без суеты, движениями рук, оприходовало в ладошку оба сапога с высокими голенищами. Задрав голову, заметила на себе голодные внимательные взгляды, поправила прядь волос цвета спелого колоса, слегка покраснела, но переборов себя, сама открыто и где-то с какой-то властностью вгляделась в воинов на отдыхе, словно коты щурящихся от удовольствия в лучах утреннего солнца.

— Боярыня велела еще до света баню истопить. А то вы за дорогу грязью заросли и коростой покрылись. Баня готова. Слазьте! После вас остальные мыться пойдут. Исподнее вам уже в баню снесли.

— Все-все, уже в пути. Куда идти?

Лиходеев первым оказался на земной тверди, за ним по лестнице соскользнули его товарищи. Девушка влево махнула рукой.

— Там, на задних дворах, в сторону речки. Ой, да сами найдете, если грязными быть не хотите.

Оставив сапоги, быстро ретировалась в сторону терема. Только сейчас заметил, что за их общением наблюдали десятки глаз, на время, прекратив привычные работы, затихнув по углам. Даже дворовые псы не подавали голосов. Чудно!

— Пошли, что ли?, — позвал Лис.

— Почапали.

Отпарившиеся, вымытые и начищенные, в новой одежде, каким-то чудом нашедшейся в богатых скрынях хозяйки, очутились за столом.

Большой стол в обширной светлице уставлен яствами. Когда и успели приготовить все великолепие поварского искусства? В чаши из серебра, стоявшая за резными спинками стульев челядинка, своевременно подливала перебродивший мед. Егор, не стесняясь, заедал выпитое пирогами с различной начинкой, отведал каши, своим ножом отчекрыжил и в присест оприходовал поросячью лапу, набросился на овощи, с них на жирную утку. Сам подмигнул челядинке. Давай, процесс не задерживай, видишь, хозяйка нервничает! Не нужно нервировать тетю!

Витиевато заворачивая предложения, рассказал про сгоревший погост, соскакивал со скользких тем, иногда превращал расспросы в шутки, и сам качал информацию с раскрасневшейся от спиртного боярыни, выясняя общую обстановку в княжестве и поместье.

— Эх, боярин! В наших селах вольные люди живут, и богов чтут тех, к каким сердце открыто. А дружина-то у мово покойного боярина, Вольга Яруновича, вся из люда вотчинного. Они нам все родовичи. А, что? При надобности сотню воев собрать смогу. Так из покон веков щуры ратились. Вот челядь у нас, та из чужих мест, с полоном приведена. И у селян наших челядины имеются, кои с воинской добычей им досталась. Вот те-то по окраинам селищ избы ставят, да землю пашут.

— Интересный поворот дела.

— Донесли мне, что на теле у тебя знак наколот. И что он означает? Мои-то знахари разобраться не в силах.

Лиходеев понял, это его в бане рассмотреть успели. Летучая мышь военной разведки, покрывшая крыльями земной шарик, местной боярыне покоя не дает. Сымпровизировал:

— Ха-ха! Это тоже родовой знак. Оберег, можно сказать. Родовой тотем. Под этим знаком отпрыски древнего боярского рода обретаются, он им удачу приносит. Пращур наш в Византию в походы хаживал, в смертельной битве плечом к плечу с князем стоял и выжил, там, где выжить было нельзя.

Уже на столе сменили блюда, а мочевой пузырь требовал слить лишнюю жидкость из организма, когда Егор понял, пора закругляться.

— А, что боярыня, далеко ли от твоих деревень до Лелейникова погоста?

— Что, торопишься уйти?

— Тороплюсь. Княжна отдохнула, народ мой подлечился. Пора!

— Лелейниково, почитай рядом. Ежели сейчас выйти, до вечера пеше добраться получится. Я княжне лошадку дам, неча ей ножки о землю сбивать, и так намаялась с тобой и твоими попутчиками, сердешная. Провожатого дам.

— Вот за это спасибо.

Распрощались приветливо. Ладослава, обнимая хозяйку поместья, благодарила, обещалась, как на ростовский стол подле мужа сядет, обязательно пригласит в гости.

Благодаря провожатому, дорогу осилили без проблем, и в погост Лелейный прибыли к вечеру. Часлав ожидавший их, когда узнал о гибели сына, отвел Лихого в сторону, подробно расспросил о всех их мытарствах, боях и дорогах, а выслушав рассказ, ушел не попрощавшись. Потухшие глаза сказали Егору про то, что творилось в душе старого воина. Но что он мог поделать? Жизнь, есть жизнь! Она всегда ходит бок о бок со смертью, и об этом каждый воин знает непонаслышке.

Путешествие в составе отряда боярина Часлава внесло в жизнь Лихого какое-то успокоение. Шайки дорожных грабителей обходили оружных воев десятой дорогой, в боярских усадьбах, узнав о том, что в караване следует невеста их князя, предлагали любую помощь. Простым вотчинникам было плевать на возню у трона, они жили по своим законам.

Казалось, ничего не изменилось кроме погоды, но под ногами лошадей уже давно было княжество Ростовское. Выехали к огромной массе воды, поверхность которой распространяла рябь по зеркалу у некрутого берега.

— Неро!, — благоговейно произнес Часлав.

— Угу, — без всякого почтения согласился Лихой. — Нам куда, вправо или влево.

— Э-хэ-хэ!, — осуждающе боярин покачал головой.

Ростов начинался от края береговой террасы к западу от устья реки Пижермы, нею же защищался от вражьего нападения, заболоченной низиной реки Ишни, а помимо высоких рубленных из тяжелых бревен стен, валов и рвов, имел засеки в окружающих его лесах и подводные частоколы на реке Которосли и озере. Уже на подходе к городу, заметили большое скопление войск. Справа и слева на пути следования лагерями стояли полки окольчуженной пехоты, кавалерия. Чувствовалось, что война встала у порога Ростовских земель. Еще день или два, и вся эта масса воинов двинется к границам государства.

Часлав, ехавший впереди отряда, встречаясь глазами со знакомыми боярами, раскланиваясь, тем не менее, в разговоры не вступал, лишь слегка подгонял шенкелями свою лошадь, упрно вел всех к воротам града.

На воротах усиленный наряд городских дружинников заступил проезд, но узнав в боярине соотечественника, препятствий чинить не стал. Крутой нрав и рассказы ветеранов походов сделали свое дело. Островерхие крыши строений, покрытых черепицей, собранных из ядреного, крепкого, да чистого дерева, и впрямь навевали радость в душу Лихому, до мозга и костей горожанину. Даже несмотря на тревожный час, в великом стольном городе был большой торг, по улицам ходил люд, решая какие-то свои проблемы, сновали всадники, ездовые на подводах. Жизнь кипела и радовала глаз после сотен километров пройденных дорог и зелени бескрайних лесов.

* * *

И забегала челядь, загудело боярское общество, гридни и дворня, в предвкушении того, что войны не будет, а будет свадьба. Столы выставлялись на внутренней площади детинца. Рассылались посыльные с призывом бояр и известных на все княжество богатырей и витязей, прибыть на праздник. Резали живность для угощения дорогих сердцу друзей. Жарили, варили, парили, подтаскивали прямо к столам бочонки с хмельным. Целый сонм волхвов собрался в главной зале дворца. Торопились все, многое поставлено на кон. Это потом князь окажет честь своему вотчиннику, привезшему его невесту в целости и сохранности, это потом особое слово он скажет его дружине, а сейчас…

Украшенный цветами и лентами возок подогнали под самый терем. Князь сам провел за руку молодую, обряженную в парчу, поволоку и бранную ткань, усадил на подушки возка. Красавица! Сейчас вряд ли кто признал бы в этой гордой осанке, вчерашнюю беженку. Вокруг засуетились мамки и молодые девки — прислуга государыни. Сам князь Всеволод, разодетый как павлин, в светлой байдане, островерхом шлеме, покрытом позолотой и серебром, в красном корзне на плечах, вскочил на подведенного жеребца белой масти. На взгляд Лиходеева, был он ростом низковат, но широк в плечах и объемен в груди. Молод. Аккуратно подправленная борода курчавилась, прикрывала грудь лишь на уровне шеи по срезу брони. Глаз орлиный, цепкий. Знает князь, что хорош собой и нравится невесте. Со стороны видно, что не прост, не страдает от недостатка ума.

Свадебный поезд тронулся в путь, постепенно освобождая подворье. Лиходеев взглядом проводил последних сопровождающих в капище для свершения свадебного ритуала людей, вздохнул полной грудью. Еще вчера отправлены гонцы в Курск, с вестью о скорой свадьбе Всеволода и Ладославы. Все, для него миссия выполнена. Совет вам да любовь, а ему пора восвояси! В Курск! В Ку-урск!

— Батька!

Обернулся на голос. Четыре мужика стояли поодаль, судя по всему давно наблюдали за ним.

— Далеко ли собрался, батька?, — хитрый взгляд Лиса, и голос с интонацией подковырки, привел Егора в веселое расположение духа.

Лис, Смеян, Илья и Вольрад, стояли и глазели на него. Так и хотелось окликнуть: «Что хохлы прищурились?». Спросил:

— Чего там пришипились, баламуты? Лис, ты б еще во-он от тех ворот вопросы задавал!

Все четверо подошли к нему. Новая, не лишенная шика одежда, красовалась на витязях, монах по всей видимости не найдя ничего подходящего на свой сан, оделся как простой смерд, сейчас стесняясь непривычной для себя одежды, потупился не желая в прямую встречаться с глазами прежнего начальства.

— Что на свадьбу посмотреть не пошли?

— А нас звали?

— Ну…

— Уезжать собрался?, — снова спросил Лис.

— Собрался.

— Так, а нас с собой чего ж не кликнул?

— Да, вы вроде как дома.

— Мы у боярина выпросились. — Заявил Смеян. — С тобой хотим ехать.

— Куда?

— В Курск.

— Братцы, да у меня там ни кола, ни двора нет.

— Ништо, — хмыкнул Лис. — Серебро-злато имеется, а с тобой мы его еще добудим, если потребуется. Подворье в Курске прикупим. Главное у тебя фарт есть и своих ты, ежели придется, не бросишь. Проживе-ем!

— Хм! Ну, а вы чего ж?, — спросил у служителей культов.

— Нам тоже прислониться не к кому. А тебя мы знаем. — Ответил за обоих Вольрад.

Егор конечно был тронут речами товарищей, но сомнения все ж брали. Как его встретят в Курске? Но узнать это можно только попав туда. А, если что, мир велик, и он знал точно, что теперь он в этом мире не пропадет.

г. Балашиха. 2016 год.