Хорошее нынче выдалось лето, земля давно подсохла, а весенние паводки на реках сошли к привычному уровню воды, и без проливных дождей не поднимались. Днем гридням в доспехе воинском жарко, ночью прохлада заставляет лишь под утро слегка кутаться в мех, не придвигаться поближе к костру. Оно конечно и в походе на землю лапник подсунуть нужно и укрыться, иначе обвеет ветерком, а земля тепло с тела потянет. Пообвыкся Лиходеев, своим средь всех стал. Воины поднесут молодому, весь день бегавшему на посылках у взбалмошной княжны, кусок слегка прожаренной убоины. Няньки добрым словом приветят, опять же боярышни взглядом окинут, словом зацепят, а бояре так и вовсе не замечают, кажется считают пустым местом, а он тому и рад. Тенью прошмыгнет у отдельного костра, там ухо навострит, здесь прислушается к тихому разговору.

— Не хочу, сыт я, дядько Ставр, — мотнул головой, отказавшись от краюхи хлеба с копченым мясом на ней.

— Охо-хо, — осуждающе произнес десятник, воин преклонного возраста. — Зовсим сынку оголодаешь в дороге. Воину первое дело поесть от пуза потребно, чтоб сила в теле была. А, ты? Приедем додому, что боярин скажет?

— Все добре будет.

Лиходеев запахнул на себя волчью шкуру мехом наружу, с изнанки подшитую пестрой материей, опять отвлекаясь, глянул в ночную темноту. Средина июля, уже ночи не такие и темные, просто сосны при дороге отбрасывали тень на всю поляну, на которой расположился стан свадебного поезда. Снова думы полезли в голову, никуда от них не убежать. В какое время живет?

Бросил поленце в костер, с интересом наблюдая, как один из языков огня неторопливо и последовательно протаптывает себе дорожку по коре на стволике дровины. Пламя резче полыхнуло, окутало огнем все поленце, в один миг, догнав прожорливого собрата, с аппетитом потрескивая, выпустило в ночную мглу сноп искорок. Рядом у костров разместились воины охранной полусотни. У самого края под лесом, ощущалась плотная масса лошадей, пофыркивающих, издающих сотни разных негромких звуков.

Вспомнились слова напутствия Милорада перед самой дорогой.

«Присматривайся, прислушивайся. Если что, знак волхву подай. Запомни, любой человек имеет свои слабости, он может быть жаден, ленив или властолюбив. Князь всяко дело может взвалить на плечи избранному ним, но этот избранник должен знать, что неусыпное око, всегда смотрит за ним. Вот и смотри».

Пламя костра завораживало, уносило вдаль сознание, заставляло с мыслей соскальзывать в сонливую одурь.

— Караулы проверил. Ночь сегодня обещает быть прохладной. — Как через вату в ушах, заслышал голос Дарослава. — Что молодой?

— Заснул, сердешный. Умаялся за день в седле. Ты бы, боярин, тож лягал. Знаю, за ночь раза три вставать будешь, а завтра уже по Ростовским землям пойдем.

— Ништо, Ставр, до Ростова доберемся, там и отосплюсь.

— Когда это будет?

Показалось, что вот только глаза прикрыл, а дядька уже за плечо трясет.

— Вставай Егор, ясный день на дворе! Возы в поезд вытягивают.

Утренняя свежесть ласкала прохладой не отошедшее от сна тело. Деревья одеты в ярко-зеленое убранство, выстроили по сторонам дороги пушистую изгородь. Мягкая трава стелется по обочинам, наполняя воздух своим запахом. Казалось, выпавшая на траву свежая роса, заставляет распускаться лесные цветы.

Лето — ягодная пора, зайди в лесной бурелом поглубже, пройди его и ты, несомненно набредешь на поляну усыпанную ковром земляники, под деревьями отыщешь костянику, а малина, так она и вовсе выперлась к дороге, ее еще не поспевшие ягоды видны из под листьев. Егор, ехавший на молодой кобылке рядом с возком княжны, окруженном по сторонам охороной, за плотным строем которой понукая лошадей скачет основное воинство, различает на слух как за придорожной стеной ветвей в глубине леса кипит жизнь. В воздухе жужжат дикие лесные пчелы, птицы завели свой веселый концерт, радуясь новому дню. И его мысли витают где-то там, в чаще. Зайди он сейчас в лес, больше чем уверен, нельзя будет пройти, не запутавшись в клейкой паутине между кустами и деревьями. Лошади тащат поезд по наезженному летнику, глухо отбивая копытами по песку дробь. Вот мелькнуло что-то за кустом и пропало. Как будто куст сдвинулся с места, и пересек дорогу впереди! Ха-ха! Это заяц, замаскированный под цвета летнего леса, решил перебраться через дорогу. Просвистевшая справа от Лихого стрела, заставила животное сотворить кульбит через голову и замереть на веки вечные. Молодой боярин Вышезор, явно рисуясь перед высокопоставленной девой, с восторгом прокричал:

— Хо-хо-хо! Княжна, зверье тут непуганое, пока до привала доедем, заполюем его на добрый обед!

— Добро, боярин. — С ленцой в голосе произнесла своенравная дева. — Вот езжай вперед, да, настреляй зайцев.

Сам напросился! От слов хозяйки, Егор чуть смехом не подавился. Как раз проезжали поворот, и летник сузился, сомкнувшиеся ветви зеленой тканью закрыли синеву неба. С ветви дерева, прямо на шеломы витязям посыпались ореховая шелуха и шляпки желудей, это запасливая белка готовит себе тайничок с едой на зиму.

— Ты дивись бесово семя, — прыснул в усы ехавший по другую сторону возка, волхв. — Хорошо, что ничем другим на голову не наделала!

Ехавший впереди поезда десяток воев, услыхав такое, заржал, словно расшалившиеся жеребцы, и смех этот перекинулся на весь караван, заставив приумолкнуть пичуг у дороги. Смеялся Лихой, смеялась княжна, а вместе с нею и мамки с няньками. Дарослав, видя, как его люди расслабились, подал команду:

— Ставр! Десяток в галоп, ма-арш!

Лошади, подогнанные шенкелями, сорвались с легкого бега на скачку, оставляя телеги и брички с возами далеко позади, понеслись вперед, разгоняя руду по жилам. Лихому теперь некогда было раздумывать на посторонние темы, оставшись рядом с возком без ближнего прикрытия кавалерии, озирался по сторонам, не вылетит ли из-за ближайшего дерева стрела. Некачественно поступает боярин, опрометчиво. К тому же земля здесь уже Ростовская. Вон, на приближение большого населенного пункта указывают и возделанные, колосившиеся рожью поля и пара весей, встреченная воинами в стороне от дороги. Лес был все таким же густым, как и в малонаселенных районах. Где-то впереди, показалось, что на самой дороге, три раза прокуковала кукушка и за поворотом сотня притормозила бег лошадей. Навстречу не торопясь рысили два всадника, одетых небогато, без броней, но на добрых конях.

— Принять с дороги!, — прокричал им один из воев Ставра, скакавший на четверть стрелища впереди всей процессии.

— С каких это пор бояре, словно простые смерды, должны уходить на обочину?, — возмутился один из всадников, годами постарше, с посадкой воина на лошади, но калека, не имеющий левой руки почти по самое плечо.

— Ша-агом!, — распорядился Ставр, пристально вглядываясь в калеку. — Кто будете?

— Боярин поместный, Скородум, с сыном выехали на объезд вотчины. А вы кто?

Десяток не распался толпой, лошади встали, покачивая гривами и отфыркиваясь после скачки. Появившийся Дарослав с парой воев, сблизились с встреченными ними людьми, приглядываясь, будто пытались определить, кто они есть на самом деле.

— Сопровождаем княжну нашу в Ростов на свадьбу.

— Слыхали про то, что наш князь женится, но, чтоб так на дороге повстречать… Счастья-то ей воочию пожелать дозволишь, боярин?

— Поехали.

Однорукий Лихому не понравился сразу. Бывает так, увидишь человека, и вроде бы чего там, а вот не лежит душа, хоть тресни. И то, как вел себя калека, откровенно уничижительно для боярина, и то, что его усадьба поблизости оказалась, все дышало опасностью. Пообещал, если почтут честью наведаться, как раз к обеду поспеют! Ведь пригласил же ирод, а пигалица согласилась. Егор репьем приклеился к ростовчанам, незаметно подвинув под руку замотанный в тряпье меч.

Придерживая повод коня единственной своей рукой, Скородум повел подбородком в сторону Лихого.

— Се есть кто из твоей родни, княжна?

— Не угадал, боярин. То мой мальчишка на побегушках. Он у возка завсегда ошивается, вдруг мне слово донести кому надобность придет.

Как-то так, случайно, а может и не случайно, сошли с широкого летника. Весь поезд заполонил собой дорогу поуже. К обеду в поместье не поспели. Уж слишком медленно шли телеги с приданным. Высокий и большой деревянный терем в окружении хозяйственных построек и частокола широкого двора с распахнутыми створами ворот, неожиданно появился после поворота. Красив, ничего не скажешь, сработан умельцами. На воротах как водится, вратари ожидали хозяина с гостями. Всем на подворье не разместиться, большая часть гужевого транспорта осталась за забором. От Лиходеева не укрылись вороватые взгляды дворни, изредка бросаемые на охраняемое добро. Ну, это ладно. Как там Милорад сказал — «человек может быть жаден». Пока распрягали лошадей и устраивались для долгого привала, обошел подворье. На заднем дворе все жарилось и шкварчало, с фасада устанавливали столы, накрывали скатертями, таскали из погребов соленья, квас, брагу, стоялый мед, и то, попробуй, прими у себя такую ораву. Зачем это нужно однорукому? Исхитрился, обследовал терем. Вроде бы все как должно быть, вот только не нравится ему что-то. Вот, что? Уловить во всей этой кутерьме никак не мог.

Мучаясь непоняткой, возле сарая нос к носу столкнулся с Красимиром. Волхв рачьими глазами уставился на Егора.

— Ну?

— Не нравится мне здесь. А, что не нравится, понять не могу. — Своими ощущениями поделился Лихой.

— А ты напрягись. Тебя зачем посылали? Не нравится ему! Мне тоже не нравится, и что?

Лихой пожал плечами. Красимир цепкими руками схватил его за плечи, попытался потрясти, да не получилось, силушка у Лиходеева теперь была, дай бог каждому. Сказал со злостью в голосе:

— Иди! И чтоб глаз с княжны не спускал, да по сторонам смотрел!

Лихой и пошел. Ходил, смотрел со стороны, как чествуют Ладославу со всей ее свитой. Смотрел, что чаркой не обнесен ни один курский воин. Непорядок конечно, но не криминал для этого времени. Не запретишь. За такой запрет, легко могут и чавку начистить. Блин! Ну, что ж так гнетет?

Шараханье из стороны в сторону, привело к тому, что столкнулся с Милованом, сыном местного боярина.

— Ты чего отрок угощение не тронул? Али брезгуешь боярской снедью? Я за тобой давно наблюдаю, вижу, что ты в каждую дырку нос сунуть норовишь.

— Да, что ты, боярин!

Лихой пытался на скорую руку выжать из себя оправдание своих действий в усадьбе. Что придумать, что сказать?

— Животом с утра маюсь, вот и мечусь. Есть-пить, не могу, не лезет. Мне б молочка, чтоб пронесло!

— Х-ха! Нет коровы в усадьбе. Это в деревеньку к смердам кого посылать нужно. Так ведь недосуг, гости.

— Придется терпеть.

— Ну-ну! Только под ногами не путайся — пожалеешь.

Милован ухмыляясь, пошел к столам с пировавшими, оставив Лихого в крепком раздумье. Меж тем, дворня на стенах частокола закрепляла горевшие факела и светильники, солнце последними лучами озаряло небосвод, ему на смену выползла темень. Скоро Среча вступит в свои права, совсем стемнеет. За руку ухватил проходившую поблизости Велижанку, девку княжны, определенную в прислугу.

— Веди в покои княжны, покажешь, где они!, — потребовал у хмельной чернавки.

— А, чего это…

— Веди, стерва!

— Идем.

Проведя по коридорам первого этажа, показала большую комнату с широкой лавкой, покрытой пуховиком, подушками и тканым одеялом. Два окна, стекленные слюдой, больше походили на бойницы. Худого дитятю протиснуть можно, а вот взрослый явно не пролезет. Отрадно, комната пустует.

Через двор в сумерках пробежался за частокол, разыскал свои саквы. В темноте, торопливо выпотрошив их прямо у колеса, стал пихать в одну из них все, что посчитал необходимым. Под кафтан пристроил дедов меч, и сторожась встречных людей на пути своего следования, пробрался в дом. В комнате распихал под одежду и снарягу все нужности. Сакву и ножны от меча бросил под лавку, залез туда и сам. Да пофигу ему вся красота княжны, пусть хоть всю ночь голой перед глазами вертится, ему своя шкура дорога. Если что, ведь боярин Милорад слово сдержит. Устроившись поудобней, притих, стал ждать.

Как всегда мысли полезли, да все не те. Вот и пойми теперь, нужно ли было перед уходом в эту дыру, штудировать исторические справки и летописи. Сейчас следуя по дорогам Руси, он из седла мог видеть и анализировать происходящее в ней. Нужно сказать, что на его взгляд картина совсем не радовала. Мало того, что дороги кишили разбойным элементом, а целые деревни выходили на тракт с целью легкой добычи. Это их большой поезд не трогали, а если судить по следам, другим проезжим доставалось. Не так уж и страшно то, что поместные бояре взымали мзду с путешествующих по их землям, производили самый настоящий рэкет, так еще в глобальном масштабе сами князья, из-за бесконечных усобиц, изменяли торговые пути, проводили рокировку населения на подвластных землях. Для простого крестьянина это убытки, а в целом все это зло. Лиходеев со слов купцов и простолюдинов, в голове у себя мысленно рисовал карту государства, отмечал, что прежние маленькие деревянные городки превратились в многолюдные столицы княжеств. В них были выстроены мощные кремли — детинцы, в центре высились белокаменные княжеские палаты. В городах развивается ремесло, растет число ремесленных специальностей. Города становятся центрами окружающих территорий, военными опорными пунктами.

Стоп! Что-то неуловимо нужное, касавшееся поездки пронеслось в мозгу. Так, так, так! Ага! Говоришь, коровы в поместье нет? Верю. У тебя здесь не только коров нет, но и бабы отсутствуют. Челядь, одни мужики. Как же раньше в голову не пришло? Старею, видать.

Сунулся было покинуть пригретое место, да тут в коридоре услыхал шум приближавшейся толпы. Мать честная, как же теперь? Куда? Придется лежать и ждать, что будет.

Дверь отворилась и в покои впёрлась толпа. Среди голосов Лихой разобрал присутствие Дарослава, волхва, иных бояр посольства, а уж мамки да няньки кудахтали почище любой наседки. Минут пятнадцать терпел хмельной бедлам. Потом мужики удалились, а женская часть общества, приготовив Ладославу ко сну, уложив княжну в кровать, наконец-то тоже покинула помещение.

Невеста полежав и поворочавшись с боку на бок, по всей видимости осознала, что не все исполнила прежде чем заснуть. Поднялась с кровати, повозившись и найдя что сиюминутно потребовалось, поставила на пол посудину буквально в полуметре от лица Лиходеева. Откинув рубаху и раздвинув ноги, присела. Твою-ж мать нехай! Мамкина норка вовсей красе, хоть и достаточно темно, но вполне различимо. Звук напора струи в темном помещении, ясно дал понять о происходившем. Не могла все это проделать в другом месте, устроила понимаешь, порнуху с извращениями. Пьянь. Ногой подсунув емкость под кровать, прямо под нос невидимого охранника, улеглась. Чуть полежав, сонным голосом попросила напиться квасу, сенная девка, кажется Огнеяра, набулькала ковшик, поднесла, а забрав, завозившись в своем углу, успокоилась, засопела. Егор, какое-то время лежал неподвижно, затем убедившись в том, что девки спят без задних ног, отсунув ночной горшок в сторону, выполз из укрытия.

Стоявший на круглом столе светильник, едва освещал покои. Взяв его в левую руку, Лиходеев по кругу стал обследовать комнату. Потолок высокий, из массивных, грубо рубленных досок, нигде никаких прорезов и в помине нет. Стены. Стены из бревен. Двери крепкие, изнутри запертые на брус-щеколду. Попробуй такую открыть, задолбишся пыль глотать. Если через нее входить, так только прорубаться. Вон и петли кованые. Ну, под кроватью все чисто, раньше проверил. Взгляд упал на лицо спящей княжны. Спит. Красивая, странно, раньше не замечал! Спит, раскинулась, сопит в две дыры. Интересно устала или подпоили? По всем признакам, так подпоили.

Огнеяра на сундуке. Девка крепкая, такую снизу из-под пола, сразу-то и не сдвинешь, постараться надо, силы приложить. Вместе с сундуком на центнер с гаком потянет. Шаркая ногой, при этом подсвечивая светильником, проверял каждую доску пола. Облом-с! Пол цельный, хоть чечетку бей! Неужели ошибся? Поставил светильник на место, выставил по центру комнаты табурет, с мечом в руках уселся на него, погрузился в ожидание.

Время медленно ползло по темным стенам отведенного покоя. Глаза самопроизвольно прикрылись веками. Такое чувство, что только сморгнул. Вот, уже и глюки от недосыпа!

Стол у самой кровати, чуть скрипнув доской, приподнялся сантиметров на пять. Панель под ним стала сдвигаться в сторону, а из щели образовался луч свечения.

— Ё-ё-ё!

Кошачьей лапой Лихой метнулся к задней части стола, расставив ноги на ширину плечь, примерился ударить первого, кто появится над уровнем пола. Из подполья показалась рука, сжимавшая в кулаке дужку масляного светильника. Неизвестный из норы подземного хода осмотрелся по помещению.

— Ну, что ты там застрял? Знаешь ведь, что Прозор торопит!

Голос был знакомым.

— Успеет твой Прозор, в свой Византийский ад попасть, но меня там точно не будет, а если и придется отведать все то, чем он нас всех пугает, так только после него!, — прошипел в ответ человек поднимавшийся первым.

Скрип ступени и над полом показалась голова в колпаке. Тянуть было нельзя и Лихой, как битой, с размаха приложил голоменью меча по шапке со стороны левого уха. Материя и мех, погасили звук удара, а Егор торопливо подхватил светильник из водночасье ослабевшей руки, поставил его на пол. Просунув руки подмышки бандиту, вытащив его на поверхность, уложил рядом с лядой. Не успел дух перевести, как следом лезет другой клиент. Не мудрствуя, потянул все его тело на себя, с отвратным звуком сворачивая шейные позвонки. Вытащил покойника. Кто следующий?

Третий схитрил. Зная, что в комнате свои уже должны шуровать, поднимался, развернувшись телом в сторону Лихого, к тому же выставив перед собой клинок меча. Умный? Ну, так получи! Егор с силой воткнул свой меч ему под подбородок. Бульканье выталкиваемой крови, нарушило спокойствие ночи. Можно было не тихариться. Мертвое тело с шумом соскользнуло в подпол.

— Эй! Вы чего там?

Услышал из темного зева подземелья. Не таясь, громко ответил:

— Чего-чего! Живу я здесь! Какого лешего вы там вошкаетесь и честным людям спать не даете?

А, в ответ тишина, едва различимое совещательное шушуканье. Наконец разродились:

— Т-ты хто?

— Дед Пихто! Пошли отсюда, полуношники! В такое время спать нужно, а не по соседям шариться.

А ведь действительно послушались. Звук удаляющихся шагов оповестил о том, что его пока оставили в покое. Надолго ли?

Пока время позволяло, связал оглушенного придурка, мечтавшего жить долго. Подсунул бесчувственное тело к дальней стене. Подойдя к сундуку, ладонью похлопал по щекам Огнеяры. Результат нулевой. Точно опоили! Поднапрягшись, все-таки груз не малый, перетащил девку на кровать к княжне, а ту в свою очередь поместил в опорожненный на пол сундук, даже крышку прикрыл, но так, чтоб дышать могла. Сделал рокировку фигур на поле. Если и убьют его, то есть шанс, что не разобравшись, в темноте утянут вместо одной, другую девицу.

— О-ой!, — послышалось из темноты. — Кто это меня так приложил?

Ответил, восстанавливая дыхание после известных телодвижений:

— Ну, я. И, что?

— Слышь, малой? Отпусти, а? Я тебе заплачу серебром!

— Угу. Плавали, знаем.

— Правда заплачу, у меня есть!

— Ладно, посмотрим. Ты лучше скажи, чего это боярин Скородум так за нашу девку взялся?

— А он никакой и не боярин, — чувствуя, что с ним пошли на контакт, распинался задержанный. — И зовут его Прозором. Тать он черниговский, тамошнему князю служит. Нас под себя подмял, вот и маемся. Византийскому богу мольбу чинит.

— О, как! А вы сирые и убогие, словно бараны в отаре за пастухом бегаете. Поместье-то чье?

— Отпустил бы ты меня, мил человек?

— Я вопрос задал.

— Тутошнего боярина Скородума вместе с домочадцами и дворней Прозор порешить приказал.

Пленник замолчал. Ага, это он своих услышал.

— Живым ты отсель не уйдешь!, — словесно погрозил Лиходееву.

Вот и началось! Взывать к рассудительности никто не стал, предложений не последовало. Входная дверь в покои содрогнулась под ударом топора. Дубовая, хрен сразу раздолбишь! В подполье послышались шорохи. Полезли, крысы! А вот и слюда на окнах ссыпалась на пол, в бойницы просунулись наконечники стрел.

Егор задул светильник, схоронился за массивным столом. Десяток ударов сердца в груди, и из подпола показался разбойник. Едва смахнул с его плеч голову, как вражья стрела рассекла ухо.

Полегче, ему это тело слишком дорого!

Проткнул второго, при этом едва разминулся с очередной стрелой. Броском загнал свой нож, которым обычно пользовался за столом в грудную клетку здорового бугая. Стрелы посыпались как очереди из автомата, пока спасала темнота, стол и спинка кровати. Дверь очередной раз содрогнулась и затрещала. Не долго мучилась старушка! Лихой понял, осталась малость, скоро вломятся на ремни порежут. Дотянувшись, потянул одеяло с кровати, вылил на него масло из светильника, чиркнул зажигалкой, единственной вещью, оставшейся у него от прошлой жизни. Воспламенившуюся материю откинул к двери, следом пульнул светильник бандитов, при падении разбившийся, оросивший дерево потеком. Огонь вспыхнул сразу и сильно, перекинулся на тряпье, вывернутое из сундука и не стесняясь стал вгрызаться и пожирать сухую древесину пола.

— Пожа-ар!, — что есть силы заорал Лихой.

Ему вторил голос пленного, при свете огня, проявившегося из темноты под стеной.

Сорванная с петель дверь принесла с собой поток свежего воздуха, а тяга из окон и подземелья, заставила полыхнуть языки пламени еще сильней. Из коридора послышался голос Прозора:

— Девку хватайте, лентяи! Выноси!

— Так, огонь там!

—  Скорей-скорей! Шевелитесь сонные мухи!

Задыхаясь от дыма, Лихой из-за кровати видел как двое мужиков схватив в охапку закутанную в простыню Огнеяру, надрываясь и кашляя, потащили на выход. Припекало. С трудом дождался пока звуки лошадиных копыт и ржанья, прекратятся на боярском подворье. Сунувшись к сундуку, взгромоздил на плечо исходившую кашлем, не пришедшую в себя Ладославу. К внутренним покоям дома, из-за огня пробиться было сложно, ну и огонь тягу внутрь имел, поэтому по ступеням, едва не оскальзываясь на свежей крови, спустился в подпол, спотыкаясь на трупах, прошел по кишке подземного хода, густо заполненного дымом.