Особая офицерская разведывательная группа СпН. Для выполнения особо важных задач из состава наиболее подготовленных офицеров формируются особые группы специального назначения.

 

Глава 1

Как сорвать звезду с неба, знает, наверное, каждый военнослужащий, прослуживший некоторое время на офицерских должностях. Я тоже знал, но в тот день почему-то был предельно неосторожен. Сдав все отработанные документы в секретную часть и в предвкушении того, что моя пятка ровно в девятнадцать часов пересечет бригадный КПП, попался на глаза комбригу на стоянке личного транспорта.

– О-о-о, а куда это вы направляетесь, товарищ майор? – буквально запричитал комбриг. – Я еще на месте, работаю в поте лица, а вы уже домой собираетесь, – разглагольствовал он, нажимая на пульт сигнализации от своего джипа.

Хотелось было сказать, что пусть работают после окончания рабочего дня те, кто днем ни хрена не делал, и работа по открыванию собственной машины для Вооруженных сил никакой смысловой нагрузки не несет, но я почему-то промолчал.

– У нас учения на носу, причем фронтовые, – продолжал командир. – Я проверял все – планы, графики, карты, предварительные боевые распоряжения – и понял, что с поставленным объемом задач мы имеющимися у нас в наличии разведывательными группами не справимся – отряд в Чечне на себя много забирает. Вы там у себя в отделении подумайте, что мы еще можем выставить…

Я обещал подумать и смог все-таки благополучно смыться – прыгнул в свою «Тойоту» и помчался домой.

Конечно же, я ни хрена не обдумывал, а с утра брякнул, что в случае чего выставим офицерскую группу. Командира моя идея привела в бешеный восторг.

– Выставим группу – из офицеров управления! Причем из таких, которые абсолютно «бесполезные животные» и на учениях от них – только головная боль, диарея и неконтролируемое сквернословие. А командиром… назначим кого-нибудь! – окончательно развеселился полковник.

– Ага, а еще давайте у них паспорта заберем, – поддержал я командира.

Комбриг ответил, что все документы перед выходом и так положено сдавать, а я должен сейчас, немедленно – к исходу вчерашнего дня! – подготовить необходимую документацию, а списки героев-разведчиков из офицеров штаба он составит сам.

Командир отряда специальной радиосвязи заболел маразмом в преддверии предстоящих учений и поэтому объявил казарменное положение. Однако если офицеры собираются в компании больше трех и на время более двадцати минут, могут возникнуть эксцессы.

У связистов осложнения начались на вторые сутки сидения. Пьянка была организована хиленькая, по штормовой шкале – балла на три, не более. При появлении заместителя по воспитательной работе, прячущего за пазухой литровую бутылку осетинского «Истока», принятие спиртных напитков превратилось в мероприятие по спаиванию коллектива в условиях надвигающихся масштабных учений. При появлении двух братьев-близнецов, помощников начальника связи, мероприятие переросло в сабантуй с плясками на столе, разрыванием баянов и распеванием песен неприличного содержания. Два брата-капитана, служившие когда-то на флоте, внесли свежую струю в мероприятие в виде двух литров алкоголя и трех банок шпрот. При появлении начальника связи бригады компания офицеров-связистов уже собиралась вызвать цыган или устроить соревнование по стрельбе из табельного оружия. Причем в виде мишени поступило предложение использовать кого-нибудь из офицеров из штаба тыла; ну, или на крайний случай любимого комбриговского пса по кличке Комендант.

– Эта собака на меня гавкает постоянно, – жаловался офицер-воспитатель отряда.

Его успокаивали и объясняли, что Комендант наверняка из-за маленького роста офицера принимает его за крупного пса и чувствует в нем конкурента, к тому же данный офицер такой сексуальный и харизматичный… Начальник связи, поняв, что возглавить распитие спиртных напитков ему не удастся, а разогнать личный состав – тем более, немного загрустив, удалился, намечая в уме, кого и насколько лишить. Два близнеца, решив, что надо разнообразить программу, наплевали на казарменное положение и выдвинулись через плац в сторону КПП. В планах намечалось посещение какого-нибудь увеселительного заведения и веселая ночка. Братья чеканили строевым по асфальту плаца и во все горло распевали очень известную строевую песню со словами собственного сочинения:

Не зря в стакан налита водка,

не зря на нас забила вся страна,

Священные слова: «Да на х… надо!» —

Мы помним со времен Бородина.

Увидев комбрига, стоявшего на краю плаца и стряхивающего с усов слезу умиления, братья затопали еще сильнее, и один из них гаркнул:

– Смирна-а-а… на-а…права-а-а…

Полковник вскинул руку к папахе и опомнился только после того, как капитаны, миновав его, уже подходили к КПП.

– Стоя-я-я-я-ять! – заорал он.

Так в особой группе появилось два радиста – два капитана-близнеца.

В технической части бригады, в штабе тыла сидели два офицера и вяло переругивались. Смысл ругани заключался в том, что один из офицеров, а именно старый заслуженный майор Пачишин, ездил в командировку в Москву по каким-то служебным делам. В ходе поездки ему отзвонился на сотовый его сослуживец, капитан Пиотровский, и попросил купить в столице костюм Бэтмена для ребенка, нужный для какого-то детсадовского утренника.

Пачишин был майором еще советской закалки и Бэтмена видел всего два раза, и то лишь мельком: один раз – на экране телевизора и второй – когда во время командировки в Ханкале опился разбавленного спирта. Костюм был куплен в каком-то красочном магазине, витрины которого были уставлены непонятными приборами и увешаны различными масками. Пачишин торопился и поэтому просто брякнул молоденькой продавщице, одетой в весьма вызывающий наряд:

– Девушка, мне костюм Бэтмена!

Продавщица, абсолютно не удивившись, притащила что-то черное и блестящее. Майор примерять что-либо отказался, попросил упаковать и очень быстро скрылся, так как ему начали предлагать к костюму какие-то хитрые приспособления. Сумма, отданная за шмотку, поразила майора в самое сердце, и он, негодуя, пообещал сам себе содрать с Пиотровского еще больше. Теперь этот костюм лежал на столе, и капитан, вытаращив глаза, рассматривал короткие кожаные шорты, короткую кожаную майку с кучей блестящей металлической фурнитуры и маску с замком-молнией на месте рта и нелепо торчащими ушками.

– Ты что, старый пень, не понял, что ты купил? – возмущался капитан.

– А что – нормальный костюм: хороший, кожаный… только, наверное, великоват твоему пацану будет… да жена твоя – она же шьет, тут делов-то на пять минут, – отбрехивался Пачишин.

– Да ты, по-моему, издеваешься! – закипал Пиотровский. – Ты что, реально не понимаешь, что это такое?! Фига себе, великоват! Да он на меня налезет! Это же надо – купить такую хрень, а потом ломить за нее бабки!

– Да не-е-е, на тебя не налезет, – спорил майор.

– Не налезет?! Еще как налезет! Вот, смотри! – Пиотровский мигом разоблачился и натянул на себя шорты и майку. – Ну, и что – на кого я, по-твоему, похож?

– А фиг его знает, никак не соображу.

Пиотровский плюнул, напялил на себя маску с ушками и расстегнул молнию в районе рта.

– А сейчас?

– На Бэтмена? – нерешительно спросил майор.

Тут дверь распахнулась, и в кабинет технической части ввалился бригадный зампотех, имеющий подпольную кличку Баклан из-за своей привычки разводить руками и говорить: «Ну, а что я могу сделать, ну, что я могу сделать».

– Товарищи офицеры, нельзя ли чуть потише, мне вас в соседнем кабинете слышно.

Пиотровский повернулся к нему и уставился сквозь прорези в маске.

– А-а-а-а! Б…! Кто это? – испугался зампотех и, прыгнув за дверь, стал оттуда осторожно выглядывать.

– Это я, капитан Пиотровский, – глухо раздалось из-под маски.

– А что это на вас надето? – поинтересовался любопытный зампотех.

– Товарищ подполковник, это новая летняя форма для сварщиков. Вот – получили на роту материального обеспечения комплект, испытываем, – брякнул испугавшийся Пачишин.

– А-а… ясно, – ответил подполковник, – надо с зампотылом разобраться и себе комплектик получить, а то я почти такую же из самой Москвы для супруги вез, да еще за бешеные деньги покупал, а тут на тебе – оказывается, ее выдают!

Надо ли говорить, что недалекий подполковник-зампотех поднял этот вопрос на совещании у командира бригады. Ну, а заместитель по тылу сперва ничего не понял, потом осторожно свалил все на начальника вещевой службы, а потом, разобравшись, о каком костюме идет речь, разочаровал подполковника. Узнав, что его наиболее «любимого» зама так жестоко разыграли, командир бригады злобно потер ручки. В итоге в особой офицерской группе появилось еще два смелых разведчика, причем один из них уже имел костюм супергероя.

Капитан медицинской службы Аллилуев – интеллигент чуть ли не в десятом поколении. Матом не ругался, ко всем бойцам обращался строго на «вы», в отличие от бригадного начальника медицинской службы, витаминками не закусывал и разбавленный спирт не пил. Всегда был задумчив, обстоятелен и исполнителен. Присутствуя на совещаниях, не кричал, ничем не возмущался, все спокойно записывал в блокнотик и очень быстро исполнял, а чаще еще быстрее заваливал порученное задание. Был лишь один недостаток у капитана – иногда в глубокой задумчивости, совершенно не осознавая того, мог брякнуть свои мысли вслух. На том же совещании, когда зампотех ругался по поводу летнего «сварщицкого костюма», Аллилуев ушел в глубокую задумчивость и меланхолично рисовал в блокноте рецепты на латинице. В момент жарких прений образовалась небольшая пауза, и тут в абсолютной тишине раздался голос капитана-медика:

– Эх-х-х, сейчас бы взбзднуть – да с огоньком!

Тишина стала гнетущей, и офицер понял, что свою мысль высказал вслух. Он резко покраснел, но сделал вид, что его это не касается.

– Я вам предоставлю такую возможность, да еще на свежем воздухе, – прервал тишину командир бригады, – в разведывательной группе должен быть внештатный фельдшер…

Помощника начальника финансовой службы, в миру просто «начфиненок», в этот день склоняли все, кому не лень. Начфинов вообще любят склонять. Молодой же финансист страдал, по всей видимости, синдромом «рассеянного внимания» – и забыл насчитать какие-то выплаты жене комбрига, служившей в строевой части прапорщиком. Вот так в офицерской группе появился свой начфин – потерянное и всего боящееся офицерское существо в звании лейтенанта.

Леню Ромашкина в бригаде знали все, ибо он был единственным, кто на прыжках умудрился приземлиться на личный автомобиль заместителя командира бригады по воспитательной работе. Все претензии Леня отмел в сторону, и в результате его кандидатура была выдвинута тем самым бригадным воспитателем на все том же совещании у командира бригады. Полковник сказал, что Ромашкин – весьма полезная личность на предстоящих учениях, ибо он занимается… Чем занимается майор Ромашкин, никто так и не смог вспомнить. Начали допрашивать начальника отделения кадров. Выяснилось, что Леня по штату состоит в моем отделении, но его там никто никогда не видел. Воздушно-десантная служба попыталась взять майора под свою опеку, так как Ромашкина на прыжках бросали на пристрелку (прыжок для определения силы и скорости ветра). Хотя для этих целей было положено бросать ПДММ (парашютный десантный мешок мягкий), бросали всегда Леню. Мешок в случае утраты и порчи списать очень муторно, а майоров у нас в бригаде полно, поэтому воздушно-десантную технику берегли. Комбриг, однако, призадумался. От напряжения его голова закачалась, он немножко всхрапнул, затем встрепенулся и объявил всем, что Ромашкин тоже включен в состав группы, а в случае если эту особую РГ действительно придется выводить, то вывод в тыл противника будет осуществлен воздушным путем, то есть парашютным способом.

Чувство того, что надвигается какая-то неприятность, неотвратимо усиливалось. А когда я выглянул в окно и увидел бегущего по плацу зампотыла, то стало ясно, что скоро будет настоящий Армагеддон. Ну, не мирового масштаба, а так – небольшого бригадного. Толстый зампотыл на самом деле не бежал, а катился по обледеневшей дорожке и никак не мог остановиться. Врезавшись в трибуну на плацу и разогнав по дороге роту, занимавшуюся строевой подготовкой, начальник тыла остановился, перевел дух и вальяжно двинулся дальше. А я в это время, находясь в состоянии панического страха, намеревался выдвинуться в кафе и слопать парочку пирожных, дабы заглушить неясную тревогу, однако так и не успел – зазвонил телефон. Звонок я проигнорировал и кинулся к двери, но было поздно – на входе меня встретил посыльный по штабу и объявил, что меня желает видеть комбриг.

Предчувствия не обманули. Меня назначили командиром той самой особой группы, которую я сам же и придумал. Радость моя была беспредельна, и поэтому я все-таки выдвинулся в кафе и съел два пирожных. После принятия пищи настроение некоторым образом улучшилось. Может, все-таки и не потребуется эта нелепая группа, и на учениях обойдутся без нее, и зря я так переживаю? Покурив, я пошел рисовать «решение на применение» и набирать всякие пояснительные записки. В пункте о противнике я от скудоумия и мелкого желания кому-нибудь напакостить упомянул своего товарища Вову Черепанова: «Воспользовавшись критической ситуацией в приграничном регионе, государственную границу перешла группа под руководством майора запаса Черепанова. В течение нескольких суток незаконное вооруженное формирование насиловало скот, угоняло женщин и агитировало местное мужское население идти на службу по контракту в ряды ВС РФ, чтобы таким образом снизить их боеспособность». То, что мне не достанется за написанный бред, я был уверен на девяносто процентов – начальник штаба если и проверял, то только поверхностно, не вникая в суть. Комбриг когда проверял, то в первый раз говорил – переделать все, и немедленно. Некоторые офицеры впадали в ступор и в течение бессонной ночи пытались все исправить, изводили кучу бумаги и портили карты. Когда-то я тоже так же мучился. Теперь просто громко кричу: «Есть!» – запираю документы в сейф и на следующее утро подаю их командиру в том же самом виде, что и вчера.

– Вот, совсем другое дело! – восклицает полковник и подписывает все не глядя.

Когда все было сделано и подписано, я решил собрать весь личный состав назначенной группы и как-то обозначить приоритеты. Обзвонив всех, назначил встречу возле штабной курилки, пригрозив за неявку сдать их комбригу и посодействовать в лишении «тринадцатой» на сто процентов. Собрались все, чем несказанно смутили бригадного заместителя по воспитательной работе. Воспитатель чувствовал подвох и поэтому решил на всякий случай доложить командиру. Полковник, выслушав доклад, пожелал сам посмотреть, что там за сборище, и, обойдя штаб по периметру, начал выглядывать из-за угла. Однако заместитель начальника штаба по службе войск, увидев в окошко фигуру, прячущуюся за углом, высунулся в форточку и заорал во все горло:

– Э-э-э! Какой там идиот ссыт под окнами штаба?! А-а-а, товарищ полковник, это вы! Ничего, ничего страшного – сам маюсь, все не дождусь, пока ремонт в штабном туалете сделают. Кстати, товарищ полковник, надо бы строителям люлей накатить, а то они совсем…

Комбриг замахал руками и, уже не таясь, как будто так и надо, вышел из-за угла.

Пачишин, увидев комбрига, первым подал команду:

– Товарищи офицеры! – и двинулся к полковнику строевым шагом. Потом вдруг опомнился и, не убирая руки от головного убора, развернулся и затопал обратно в курилку.

– Товарищи офицеры, – ответил полковник, подозрительным взглядом окидывая собравшихся, – а что это вы здесь делаете? – и уставился на меня.

– Товарищ полковник, провожу совещание особой группы, намечаем план работы, – отбрехался я.

– Действительно, – удивился комбриг, – все назначенные люди здесь. – Однако, молодцы! Разрешаю вам проводить свои совещания в классе оперативной подготовки.

– Есть, товарищ полковник! У нас еще одна проблема – нет оперативного офицера, а на такие группы оперативный положен из заместителей…

– Действительно. Назначу я вам оперативным офицером, наверное, своего заместителя по воспитательной, а то он так переживает, так переживает…

Узнав, что теперьон непосредственно отвечает за нашу группу, воспитатель высказался кратко и емко:

– Вот суки!

Учения шли полным ходом уже третьи сутки, и все офицеры штаба метались как угорелые, засыпая на ходу. Я только от компьютера ккарте перемещался по несколько раз, перепечатывая различные распоряжения и перерисовывая обстановку. Процент маразма и дебилизма на этих учениях давно превысил все установленные ранее опытным путем нормы. «Комиссия» из «верхних» штабов уже запутывала сама себя нелепыми вводными. Начали выводить разведывательные группы. Командиры, сидевшие на «доподготовке», радостно взвизгнули. Намного проще и легче залечь где-нибудь в лесах на базе и ждать противника, который якобы перейдет линию фронта, чем торчать в бригаде и завывать от бестолковой суетни. Если группу уже в ходе выполнения учебно-боевой задачи перенацелят на другой объект, ничего страшного в этом нет. Командир группы выслушает радиста, крякнет и со счастливой улыбкой на мужественном лице разведчика специального назначения обматерит все начальство, не спеша поужинает или пообедает и даст команду выдвигаться дальше. Красота! Нам об этом в штабе – только мечтать. Наши начальники, получив очередную вводную, тут же выпадут в осадок, устроят истерику, обвинят всех своих подчиненных в ничегонеделание, а потом начнут носиться, мешая всем и брызгая слюнями. Не знаю, как в других штабах, но у нас дело обстояло именно так.

Нормально работала только воздушно-десантная служба и заместитель командира по воздушно-десантной подготовке. На этих учениях свершилось небывалое: выделили никогда раньше не виданный лимит горючки на летно-подъемные средства, и часть групп выводилась воздушным путем – как посадочным, так и парашютным способом, и «главковерхи» предпочли не лезть в работу «парашютистов». Парни работали слаженно, вывод был организован на удивление четко – без каких-либо происшествий и предпосылок. Был один случай, который, слава богу, никаких последствий не имел. Бросали уже в ночь, впервые за несколько лет…

Группа любителей-туристов расположилась на небольшой уютной полянке, слегка припорошенной снегом. Очень дружно и быстро разбили лагерь. Вечерело. Где-то неподалеку прошла колонна военной техники, сопровождаемая матерными криками и рычанием машин. Высокие сосны загадочно смотрели в небо, на котором зарождались звезды. Чуть-чуть, совсем слабо, морозило. Опытный руководитель группы давал дельные советы по обустройству на ночь и по предотвращению обморожения. Вскоре под деревьями уже стояли палатки, сверху их накрыли лапником для сбережения тепла. Посреди широченной поляны развели огромный костер из сушняка, рядышком из камней соорудили мангал, в который потихоньку накидывали алеющие жаркие угли. Обустроились, расселись на бревнышках, сервировали походный столик, достали пару бутылок водки, гитару. Девушки-туристки похихикивали, мужчины делали вид «матерых таежников», почесывали куцые бороденки и занимались приготовлением шашлыка. Над тайгой повисла тишина, нарушаемая лишь стрекотанием вертолета, рассекавшего где-то неподалеку ночное небо.

Вечер на этой живописной лесной поляне был очень хорош: легкий морозец, запах шашлыка, темнеющее небо и жаркий костер. «Заговорила» гитара, и туристы запели свой гимн:

Качнется купол неба,

большой и звездно-снежный…

И когда любители здорового отдыха и непроторенных троп в едином порыве собрались подхватить, что «как здорово, что все они здесь сегодня…», над головами в морозной темнеющей тишине раздался истошный вопль и куча непонятных слов:

– Какого х…! Бойцы, мать вашу! Придурки! Вы где маяк поставили?! Где «колдун»? Я вам сейчас разведу костер! Я вам натяну глаз на жопу…

И с ночного неба опустился на парашюте непонятный человек в синем комбинезоне, летном шлеме и унтах. Ошалевшие туристы открыли рот. Человек, прибывший с неба, ловко упаковывал купол в сумку и, подходя к костру, продолжал нецензурно выражаться:

– Кто старший, мать вашу?! Где прапорщик Семенов?!

Туристы ответили дружным: «Э-э-э… мы не знае-е-ем», – и выпихнули вперед обомлевшего руководителя тургруппы.

– Я старший, – собравшись с духом, молвил он и зажмурился от крика незнакомца:

– Ты когда в последний раз брился, обезьяна? Звание-должность?! С какого подразделения?! Почему я тебя на инструктаже не видел, олень?! Ну-ка, быстро отвечай, кто-такой! Шалав где-то посреди тайги подцепили! Я вам!..

Руководитель что-то промычал и решил броситься наутек, но не успел. Человек в унтах вытащил из-за пазухи небольшую радиостанцию, начал с кем-то вести переговоры, потом смачно плюнул, выудил откуда-то из-за пазухи осветительную ракету, выпустил ее в воздух, переспросил в станцию – видят ли ракету? – и задрал голову. В небо взвилась откуда-то еще одна ракета.

– Ага, вижу, – сказал незнакомец в станцию, – извините, ошибочка вышла, – бросил он ошеломленным туристам и с достоинством удалился, забрав с мангала аппетитно пахнущий шампур с мясом.

Туристы с удивлением начали переглядываться.

– Ох, ничего себе! – сказал руководитель. – Сколько ни ходили, но на этом маршруте мы впервые, и сразу же такие приключения…

Все туристы радостно загомонили, с жаром обсуждая происшедшее. Да, будет что рассказать родным и близким после завершения похода. Пришлось снова налить по пятьдесят граммов для успокоения и заесть горячим ароматным мясом.

Чудный зимний вечер на красивой снежной полянке продолжался уже без «сюрпризов», снова «заговорила» гитара. А где-то в километре от туристов командир РГ СпН на пункте сбора после приземления ставил задачу головному дозору.

– Так, идем по азимуту! Приблизительно через километр должны будете выйти на вот эту поляну, – и он ткнул пальцем в карту…

Мои доводы о том, что офицерскую группу вывести лучше просто по «бумагам», никто не послушал. И в тот момент, когда я уже благостно дремал на клавиатуре, пытаясь что-то переделать, меня выдернули из цепких лап сна и, не разбудив, послали получать задачу.

Что мне рассказывали, помню с трудом. Очнулся я только в спортивном зале, который нам определили как место доподготовки. В первые несколько минут мной овладело отчаянье, а потом, немного поразмыслив, я пришел к выводу: все, что ни делается, – к лучшему. Пусть бегают по штабу, выезжают в штабных прицепах с вечно ломающимися в холода отопителями, на запасные командные пункты, правой рукой набирают на компьютерах сводки и планы, а левой – трассируют дорожки. А я пойду со своим героическим личным составом искать мифического Вову Черепанова – отставника, содомирующего местный скот и бродящего с кучей таких же мифических негодяев среди местных лесов.

Вышеназванный майор Черепанов появился незамедлительно – с кипой бумажек под мышкой и банкой пива в кармане. Услышав мои рассуждения, Вова дьявольски расхохотался и объявил, что его уже давно уничтожили бомбо-штурмовым ударом, а теперь он в качестве привидения отомстит мне за поругание его честного имени и будет курсировать между штабом и нашим оперативным офицером, принося нам нехорошие вести, собирая списки и просто глумясь над нами. Майор Черепанов еще секунд пять изображал из себя Мефистофеля, потрясая банкой пива и мерзопакостно прихихикивая.

– Мне скучно, бес, – ответил я ему и сделал вид, что звоню по телефону. – Алло, товарищ полковник! Это я… Для чего мне в группе майор Черепанов? Он приперся, радостный такой, довольный, кричит, что с нами идет. Он же всю жизнь по строевым отделениям просидел. Что? Все равно идет? Ну, ладно, черт с ним, еще одна обуза… да-да, на месте, здесь, до связи…

Вова побледнел, икнул и, забыв про банку пива, кинулся в штаб. На входе он столкнулся с хнычущими Пачишиным и Пиотровским, которых вел великолепнейший зампотех.

– Ну что я могу сделать, ну что я могу сделать, товарищи офицеры, – жалобно восклицал зампотех и разводил руками.

– Разойдись, парковые ханыги, офицер штаба идет, – завопил Вова. – Здравия желаю, – бросил он зампотеху и снова получил в лоб дверью от входящего Аллилуева.

– Доктор, сука, чуть не убил, – заклокотал от злости Черепанов. – Вы мне отсюда выйти дадите или нет? Оккупировали спортзал, честному майору ни в баскетбол сыграть, ни на матах поваляться…

– А зачем нам зампотех? – спросил в пустоту Аллилуев и густо покраснел. Он опять высказал что-то потаенное вслух.

– Я тут не нужен, а что я могу сделать? – развел руками зампотех, и они, уже вдвоем с Черепановым, стартовали к двери.

Соответственно, как и положено, выход им преградил Леня Ромашкин, который тащил за спиной огромный рюкзачище.

– Окружили, – взвыли разом зампотех и Черепанов.

– О, Вован, – обрадовался Леня, – дай на выход сгонять перчатки велосипедные, у тебя такие классные были, я на стрельбе видел – натуральной кожи, черные такие.

– Верчатки пелосипедные? – передразнил Ромашкина Вова. – Когда ты меня в крайний раз на стрельбе видел?

– Натуральной кожи? – переспросил враз возбудившийся зампотех.

– А то, – заважничал Вова, – «найковские», здесь таких не найдешь.

– Так что с перчатками? – настаивал Ромашкин.

– Жалко, однако, ты же их порвешь, – начал искать отговорки Черепанов.

– Я за тебя на прыжках отработаю, – предложил компромисс Ромашкин.

– Добрячок… Порешили – с тебя две укладки. С вэдээсниками сам договоришься, чтобы все красиво было, – сразу же сломался Вова, ужасно не любивший укладку парашюта на свежем морозном воздухе.

Несчастная дверь спортзала затряслась, и в нее начали протискиваться близнецы-моряки Артемьевы, толкающие перед собой лейтенанта-финансиста.

– Глядите, кого мы поймали! – вопили братья. – Эта зверушка в кассе спрятаться хотела, бригадного начфина на помощь звала…

– Товарищ лейтенант, до вас, по-моему, ясно довели, что вы в составе группы! С выпиской по личному составу, убывающему в составе реально действующих групп, ознакомили. Что за дела, почему вы прячетесь?! – сразу же атаковал я лейтенанта.

– У меня отчет, – заныл тот.

– Нет, товарищ лейтенант, у вас – учебно-боевая задача! И поэтому – шаг вправо или влево приравнивается к попытке перехода на сторону врага!

Лейтенант скорбно замолчал. Черепанов, воспользовавшись возникшей тишиной, отпихнул зампотеха и выбежал на улицу, оглашая плац возмущенными криками.

Подполковник юркнул за майором. Наверняка он решил, что его тоже могут включить в состав героической группы.

Как ни странно, со всеми мероприятиями, расписанными в плане подготовки, мы справились довольно быстро. Близнецы убежали получать аппаратуру связи, я получал карты и блокноты, доктор ушел за медицинской сумкой и пилюлями, Ромашкин двинулся в воздушно-десантную службу решать вопросы по поводу укладки и получения всего полагающегося нам имущества. После обеда довольно быстро уложили парашюты, проверились. Прибыли на воздушно-десантный комплекс, покачались в стапелях на подвесных системах. Точных данных – выведут парашютным или посадочным способом – не было, но все равно решили готовиться по полной. Во время обеда удалось съездить домой и снарядиться на предстоящий выход как положено. Я взял свой старый удобный рюкзак, отпахавший со мной несколько командировок, легкий зимний комплект полевой формы фирмы «Гортекс». Ну, и, соответственно, проехался по магазинам, закупившись всякими бульонными кубиками, китайской лапшой, растворимым кофе, колбасой, водкой и минералкой. С багажника достал свою миниатюрную газовую горелку и два баллончика со сжиженным газом. Короче, собирался так, как будто уходил на задачу куда-нибудь в район Малых Варандов под населенным пунктом Шатой Чеченской Республики. Укомплектованный рюкзак пришлось запихивать в грузовой контейнер и оборачивать полиуретановым ковриком и плащ-палаткой.

Остальные члены группы от меня не отставали и тоже снаряжались по полной. Только лейтенант-начфин бегал вокруг и всех спрашивал:

– А это надо? А это куда?

Общими усилиями собрали и лейтенанта. Упаковали парашютный мешок, радиостанции и батареи обложили пустыми картонными коробками, замотали в коврики. Близнецы Артемьевы, несмотря на то что в отношении личной дисциплинированности сущие разгильдяи, связистами были отменными – дело знали туго и искренне переживали за свою работу. Под вечер получили вооружение и боеприпасы. Лене надо было и здесь отличиться. Рюкзак у него был самый большой, в грузовом контейнере понапихано немереное количество холостых боеприпасов и средств имитации, так он еще умудрился получить себе «ПКМ» и теперь любовно упаковывал его в чехол и советовался с «десантниками», как его крепить и закантровывать.

Лейтенанту-финансисту на запаску вместе со стропорезом прикрепили еще и калькулятор. Так, на всякий случай. Вдруг решит во время совершения прыжка насчитать кому-нибудь денежное довольствие.

Прибежал невменяемый заместитель по воспитательной работе и попытался провести у нас строевой смотр, а заодно выслушать жалобы и предложения. Потом плюнул на нас, а в особенности на жалобы технарей, вечно стремящихся что-то съесть, покричал и ушел.

Вот в принципе мы и готовы. Осталось только ждать выписки из боевого приказа, в которой будет указана задача. Хотя задачу мы должны знать уже давно и готовиться, отрабатывая все возможные варианты действий, передвижений, боевого порядка и всего остального. Вдруг нам предстоит провести диверсию на каком-нибудь важном объекте? Тогда надо дополучать инженерное имущество, мины и другие взрывчатые вещества и средства взрывания. Или, к примеру, нам предстоит работать агентурными методами. Соответственно – где карты с местами закладок предназначенных нам схронов, тайников, где гражданская одежда и прочее, и тому подобное? Короче, вопросов и нюансов множество. Оставалось только ждать и гадать, какую задачу нам подкинут. А так как почти все из нас последние трое суток спали урывками, то ожидание естественным образом превратилось в здоровый сон, который охранялся выставленным возле дверей спортзала парным патрулем, состоящим из бойцов, которые по своим физическим и умственным данным не способны были вместе со всеми рыскать по лесам в поисках учебного «супостата». В этих учениях участвовал почти весь округ. Наши разведчики выходили в условный тыл, мотострелки занимали условную линию обороны, танкисты условно выехали из боксов в парке и тут же поломались. Рассказывали, что в каком-то танковом полку условно расстреляли начальника службы горюче-смазочных материалов и – не условно – отдали на растерзание в прокуратуру начальника склада.

В размышлениях о величии нашей армии я начал отработку упражнения «сон в условиях, приближенных к боевым». Только рядышком, развалясь на спортивных матах и укрывшись бушлатами, канючили технари:

– Команди-и-ир, команди-и-ир! Может, мы в «чипок» (кафе при части) сгоняем? Закинемся по-быстренькому десятком пирожков аппетитных, да парой булок румяных, и кофием «три в одном» запьем – уж жрать больно охота! А, командир?

– Отвалите, проглоты! Я патрульным приказал никого не выпускать. В случае попытки несанкционированного покидания места доподготовки – лупить всех в «башню» дубинками! Спите лучше или вон с лейтенанта пример берите, как он под бушлатом похрюкивает…

– Он колбасу втихую жрет, – сказал вслух доктор, – у него завтра расстройство желудка будет.

– Вот она, натура начфиновская! – заорали техники. – Достойную смену готовит себе бригадный «денежный мешок»!

– Я ничего не ел, – начал отбрехиваться из-под бушлата «летеха».

– Ничего не знаю, – позевывая, ответил я, – завтра доктор тебя накажет, если расстройство желудка схватишь…

Дремавшие неподалеку близнецы сразу же проснулись и слаженно, в один голос, запели-заорали:

– Алли-луев, Алли-луев! Ты отрежь ему полхуя…

– Артемьевы, заткнитесь! – закричал на всех Ромашкин, прилаживающий в наколенные ножны какой-то огромный тесак.

– Леня! Мы тебя боимся! – закричали братья-радисты. – Ты еще физиономию ваксой намажь, чтобы быть совсем как Шварценеггер или Миша Пореченков! Возле казармы второго батальона, кстати, классная банка стоит. Свистни – тебе матросы враз притащут.

– Идиоты, – обозвал братьев Ромашкин, – у меня грим есть специальный, «Туман» называется. Все цвета – как надо. А то я, если ваксой намажусь, буду как бурятский спецназовец на показухе у президента – маскхалат зеленый, а рожа черная…

– Ага, и берет голубой, надень, – вставили свое веское слово технари.

Все еще немного посудачили и потихоньку начали засыпать, лишь лейтенант ворочался под бушлатом и чем-то похрумкивал.

А в два часа ночи меня вызвали на предварительную постановку задачи. Нашу группу на особый контроль взяла комиссия с самого, что ни на есть, верху. Задачи «нарезал» сам председатель комиссии. Начальник оперативного отделения, присутствовавший при постановке задачи, схватился за голову и попытался потерять сознание. Командир бригады, осознав, что же нам все-таки предстоит, дал понять начоперу, что сознание надо терять по старшинству – сначала старшие начальники, а потом уже и подчиненные. Заместитель по воспитательной работе, он же оперативный офицер моей группы, ничего не понял и потому выглядел лучше всех. Я понял все, но ничего не осмыслил и пошел обратно в спортзал. К утру нам должны были принести выписку из приказа, а к обеду уже десантировать парашютным способом.

Простой пешей туристической прогулки с выходом на бригадное стрельбище и отработкой упражнения «группа в налете», на которую надеялся весь личный состав офицерской группы, не получалось. Нам предстояло обнаружить командный пункт армии, участвующей в учениях, определить его точное местоположение и, по возможности, вывести из строя, хотя бы на небольшой срок. Задачу придется выполнять в условиях активного противодействия. Проще говоря, нас будут отлавливать и условно уничтожать. Посредники при объединениях и соединениях уже получили задачи от руководителя учений. Тучи над нашей группой сгустились. Лейтенант-финансист, узнав о том, что нас могут поймать со всеми, так сказать, вытекающими, начал писать завещание. Ромашкин заявил, что живым не сдастся, и распихал по карманам дополнительные пачки холостых патронов. Братья Артемьевы попросили лейтенанта включить в завещание пункт о том, что все подружки лейтенанта должны отойти в собственность близнецов в случаях: а) если лейтенант умрет от страха еще на прыжках, б) если его поймают и забьют до смерти или до потери жизненно важных функций отвязные мотострелки, в) черненькую, с длинным носом, завещать никому не надо.

 

Глава 2

Вся группа стояла на площадке стартового осмотра, уже облаченная в парашюты, и сурово осуждала действия лейтенанта-начфина. «Начфиненок» корчился и просился отойти, ибо, по его выражению, «клапана скоро не выдержат и днище вышибет».

– Чмырение колбасы под бушлатом – дело, недостойное российского офицера-разведчика, – добивали лейтенанта братья-капитаны Артемьевы.

– Я не ел колбасу, у меня просто от волнения перед прыжками расстройство, – ныл лейтенант.

Я молча радовался тому, что разрешили прыгать без грузовых контейнеров. После прыжка надо будет всего-навсего найти по поисковому приемнику наши «грузы», на которые прикрепили «маркерный» передатчик, облачиться, снарядиться, еще раз провериться и бодро шагать в сопки. В полученной выписке из приказа, принесенной лично заместителем по воспитательной, была написана такая галиматья, что мне стало не по себе. Воспитатель мои стенания не учел и отбрехался словами «нет задач невыполнимых». На этом, решив, что его обязанности оперативного офицера закончились, с высоко и гордо поднятой головой убыл домой. Как бы ни пытались его заставить работать на учениях, он с чувством гордости, млея от собственной значимости, отвечал: «Что-о-о-о?! А вы в курсе, что я – оперативный офицер особой группы?» Для придания антуража заместитель по воспитательной, неизвестно зачем, получил на складе РАВ пистолет «Кольт М1911» и носил его в огромной кобуре, передвигаясь вдоль стен и пересекая открытые участки местности исключительно бегом и с оглядкой. До нашего вывода он постоянно исчезал из части под предлогом инструктажа и доведения оперативной обстановки. Так как момент нашего убытия он проспал, сладостно подремывая у себя в кабинете и укрывшись подшивками «Красной звезды», то еще целые сутки исчезал из части, чтобы нас проинструктировать. Командиру это надоело, и он в нелицеприятной форме предложил своему заму не маяться херней. Зам ответил, что у него в связи с учениями обострился «чеченский синдром» и в ушах до сих пор стоят крики и вопли ваххабитов. На это командир заметил, что у него, у зама, в ушах стоят крики владикавказских проституток в сауне. В результате они поругались и, слава богу, про нас не вспомнили.

Стоять было скучно, и я, вперившись взглядом в проверяющего нас вэдээсника, от нечего делать зевнул. Майор засуетился, но справиться с собой не смог – рот его безудержно начал раскрываться, и он тоже зевнул, да так, что, кажется, вывихнул челюсть и тотчас, выпучив глаза, побежал к бригадному медику, вольготно разлегшемуся на парашютном столе и сладко похрапывающему.

– Щас у начмеда спирту попросит, – печально проговорил зевающий Аллилуев.

– Нету спирта, – сразу же ожил бригадный начмед, – не дам! Вы, десантники, совсем охамели: летом – в унтах ходите, зимой – спирту просите… Вам самим спирт на приборы положен – вот его и пейте.

Челюсть вэдээсника сама по себе встала на место, и он начал оправдываться:

– Нам ЛТО (летно-техническое обмундирование) по нормам довольствия положено, и чужой спирт мы не хапаем, и вообще, доктор, довыделываешься – пойдешь у меня выпускающим с бабами-«перворазницами» и батальона связи!

– Ой, да ладно! Прибежишь еще ко мне на проверке за освобождением от кросса. Так что нам на ваши угрозы плевать!

– Ой, да ла-а-адно, мы тоже люди гордые, – взъярился вэдээсник.

– Конечно, пока вас не пнешь, вы не полетите, – съязвил Ромашкин, поправляя ножные обхваты. – И вообще – давай, связывайся с летчиками, сколько можно этот борт ждать?

– Скоро будет. В первой корабельной группе прыгнут спортивная группа и комбриг, а вы на второй заход пойдете.

– Так, блин, отпусти нас! Мы хоть присядем! Сколько стоять можно?! А мы тебе глушак на твоей «Мазде» заварим на халяву, – предложили в один голос Пачишин с Пиотровским.

– Глуша-а-ак, – заинтересовался вэдээсник. – Корабельная группа, разойдись! Давайте поговорим на эту тему подробнее.

Технари, отойдя в сторонку, начали обсуждать особенности «заваривания» глушаков на японских автомобилях. Я плюхнулся на парашютный стол рядом с медиком. Начмед встрепенулся, подозрительно посмотрел на меня, закапал себе в рот что-то из пипетки и, довольно хрюкнув, снова задремал.

Неподалеку от меня «нарисовался» неподражаемый штабист Вова Черепанов и начал показывать мне какие-то знаки.

– Вова, что ты там корчишься?! – проорал я ему.

– Сюда подойди, – сквозь зубы зашипел Вовочка и помотал головой, осматривая окрестности и провожая подозрительными взглядами шарахающихся рядом бойцов и офицеров. Пришлось вставать с помощью Ромашкина и переться к Владимиру.

– Что надо, штабная крыса? – очень мило поприветствовал я его.

– Кофе будешь с коньяком? У меня термос с собой, – не обратил внимания на мое хамство Черепанов.

– Ну, так наливай! А вообще-то, мог и не поднимать меня, а сам принести.

– Перетопчешься! На, держи…

Кофе с коньяком на легком морозце был весьма кстати, приятно согревал и щекотал пищевод.

– Короче, я в штабе ошивался перед выездом, там замкомбриг лично задачу ставил командиру спортгруппы – они вас на выходе должны будут гонять, и задача у них такая же, как у вас. Вы типа клоунов будете, вас уже слили всем, кому не лень: и пехоте, и ментам, и собровцам, которые в учениях участвуют.

– Ну, блин, спасибо! Обрадовал – мне аж на душе полегчало, – уныло ответил я.

– Короче, от меня ты ничего не слышал, а то, если зам узнает, что я тебе натрепался, он меня за вами в одиночку зашлет или еще хуже – на какие-нибудь курсы в Загорянку отправит. Мне уже одних хватило. Эх, как я тогда в «Голодной утке» озвездюлился, ужас!..

– Ладно, не ссы, прорвемся! Слухай, забери мою «мобилу» с сейфа у дежурного, а мне дай свою – будешь нам эсэмэсить по тихой, поработаешь нашим агентом.

– Да без проблем, тока если с моим «сотиком» что случится – я твой заберу. Да, и, кстати, что я с этого буду иметь?

– Ну, мы тебя не обидим, разрешим в «чипке» с нами за одним столом сидеть… Короче, Вован, я тебе дам свою машину на время учений погонять, доверенность у тебя на нее есть, а ключи – в сейфе вместе с «мобилой».

– Машину-у-у! Ну, тогда базару нет! Что же ты раньше не сказал? Так – кого вам надо убить, расчленить, над кем надругаться? Я ради этого все, что хошь, сделаю. Держи телефон, звони – предупреди дежурного…

Таким образом, я завербовал одного агента и пристроил свою машину. Только Вовочка зря радовался – бак в моей «Тойоте» был уже почти пустой и ему придется раскошелиться на заправку.

Вовин телефон завибрировал у меня в кармане и выдал голосом Хрюнделя: «Начальник? Да пошел ты в жопу, начальник!» Я передал Черепанову трубу, тот послушал, покивал головой и вернул мне телефон, потыкав кнопки.

– Я тут переадресацию поставил. Замкомбриг звонил, сейчас подъедет.

Прибыл «Урал» с разведчиками спортивной группы и «уазики» комбрига и зама.

Ну, вот они, наши конкуренты. Все разведчики – или срочники, или контрактники. Они не ходят в наряды, не участвуют в хозработах. У них одна задача – готовиться к «скачкам» (соревнования разведывательных групп по тактико-специальной подготовке). Целыми днями они только и делают, что бегают, прыгают, стреляют, не вылазят с полигона неделями. А у меня Пиотровский и Пачишин бегают только по парку и к «чипку», а лейтенант-финансист ускорился в последний раз минут пять назад, скинув с себя парашют и разматывая на ходу рулон туалетной бумаги.

Дежурный связист подал гарнитуру «вертолетной» станции руководителю прыжков, заместителю комбрига по воздушно-десантной подготовке. В воздухе где-то неподалеку явственно послышался рокот вертолетных лопастей. Через пару минут «Ми-8» приземлился, спугнув воздушным потоком лейтенанта в кустах. Шоу началось. Бойцы сняли кормовые створки с вертолета, летчики готовы были подняться на «пристрелочную» выброску, вэдээсники засуетились. Леня Ромашкин хищно улыбнулся: теперь честь первого прыжка принадлежала не ему, а прапорщику – начальнику склада парашютно-десантного имущества.

Прапора скинули удачно, и он, приземлившись возле «колдуна» (указатель силы и направления ветра), открыл прыжковый день. Спортгруппа споро построилась, проверилась и вальяжно зашагала к борту. Сзади степенной походкой шествовал командир бригады. Прыжки начались. Спортсмены покинули борт быстро и, приземлившись плотной группой на дальнем конце площадки, быстренько скинули свои купола прибежавшей группе обеспечения десантирования, построились в боевой порядок и начали поиск груза. Только одинокий парашютист в воздухе мотался в потоках и неуклонно снижался в направлении небольшой дубовой рощицы.

Зам по воздушно-десантной заорал в мегафон:

– А-а-а, олень чертов! Ноги вместе – забирай вправо, скотина!.. – Потом прильнул к окулярам ТЗК и, распознав командира бригады, болтающегося в стропах, добавил: – А-а-а, товарищ полковник, это вы… Хорошо идете, как по учебнику!

Товарищ полковник, как по учебнику, приземлился в кусты возле дубовой рощицы, откуда недавно убежал лейтенант-финансист.

– Да кто это тут уже успел нагадить, что за сволочь, а?! Мой новый прыжковый шлее-е-емм! А-а, бушла-а-ат, скоты, уроды! – долетал до нас голос командира бригады.

Лейтенант испуганно опустил голову и шепотом попросил его не выдавать.

– Не боись, мы – фашисты, своих на войне добиваем! – ответил ему Пиотровский. – Сейчас пойду доложу комбригу, что это все ты!

– Ой, быстрее бы на прыжок, – засуетился лейтенант.

Теперь настала и наша очередь. Повторный осмотр, хлопанье вэдээсника по парашюту, команда: «Направо! На борт – шагом марш!»

Уже на борту вертолета финансиста продолжали подкалывать.

– «Начфиненок», ты все дела сделал? Ведь ты, как самый легкий, крайним выходишь, так неохота под тобой оказаться, – спросили Артемьевы лейтенанта.

– Я не брал, – невпопад ответил финансист, и его залихорадило…

После пары заходов противно загундосил ревун, и десантирование началось.

Ромашкин, как «продвинутый» парашютист, вышел «крестом», раскинув ноги и руки и поддерживаемый за шиворот стабилизирующим парашютом. Я вышел просто, без выпендрежа. Трехсекундное болтание, рывок, провал вниз, ноги возле носа и – тишина. Кольцо я не дергал, доверив раскрытие основного купола страхующему прибору. Покрутился в стропах, остановился, осмотрел купол, оглянулся по сторонам. Чуть выше и правее меня спускались братья-капитаны, вяло переругиваясь между собой.

– Тяни правые! – орал один.

– За хер себя потяни, собака бешеная! – отвечал ему второй.

Вроде вышли и раскрылись все. Надо готовиться к приземлению.

О, черт! Сачок «колдуна», висевший унылым хвостиком перед нашим взлетом, сейчас был полон энергии и на моих глазах задирался чуть ли не параллельно земле. Бойцы, дежурившие на площадке, лихорадочно переносили «стрелу» из парашютных столов с место на место. Чувствую, приземление будет еще то. Натянув задние свободные концы до отказа, я сразу же приготовился дергать отцепку свободного конца. Как-то не очень хотелось таскаться по всему полю за парашютом.

Удар, кувырок, отцепка… Купол вывернуло, он беспомощно заполоскался и опал. Удачно приземлился, ничего не сломал и ничего не отбил. Навстречу мне уже бежали бойцы-обеспеченцы. Так, быстренько связать на стропах бесконечную петлю, достать сумку из-за резинок запаски, уложить туда распущенный купол. Сдать его сержанту-контрактнику, проследить, чтобы он расписался в ведомости приема, – и можно собирать группу. Мимо меня с воплями и душераздирающими криками, волочась на пузе за куполом, промчался майор Пачишин.

– Солда-а-аты, сделайте что-нибудь! – взмолился он, обращаясь к бегущим навстречу бойцам.

Бойцы недавнего призыва испугались грозных воплей майора и, остановившись, отдали ему воинское приветствие.

– Идиоты-ы-ы, – проорал удаляющийся со скоростью ветра майор, а бойцы погарцевали за ним.

Так, вроде на землю грохнулись все. Куполов в небе не видно, никто не завис. Пора выдвигаться на пункт сбора. Группу я собрал только через час. Офицеры-разведчики после приземления выглядели не лучшим образом. Ромашкин, найдя на площадке приземления единственную покрытую ледком лужу, добросовестно в нее приземлился, пробил ледяную корку и знатно извазюкался. Пачишин, вдоволь накатавшись на пузе, исцарапал себе все лицо и руки. «Начфиненок» приехал к пункту сбора на старинном мотороллере с прицепом и каким-то пьяным дядькой. Остальные были более-менее в норме. Лейтенанта отругали за использование транспорта, захваченного у пьяного «мирного жителя»; нетрезвого крестьянина усадили за руль и отправили подальше. Мужичок, так и не проснувшись, уехал куда-то в чистое поле, выехал на площадку приземления и начал выписывать по ней круги, мешая десантированию личного состава.

Грузы свои нашли довольно быстро, даже без поисковых приемников, благодаря наличию явственного «разведпризнака» – трех старослужащих солдат, сидевших на охране. Бойцы от скуки развели костер неподалеку от площадки приземления. Устроив «мини-блокпост», тормозили мимо пробегающих после приземления молодых разведчиков, обыскивали их на предмет сигарет и допрашивали на всякий случай о причастности к иностранным вооруженным силам, партизанским формированиям и сексуальным меньшинствам.

Когда надевали рюкзаки и распаковывали оружие, доктор успел намазать исцарапанного Пачишина зеленкой во всех местах. Особенно красивыми и художественными получились уши.

– Это тебе за Бэтмена, – ехидничал Пиотровский. – У меня хоть костюм, а ты сам – как гоблин из «Мишек Гамми».

Ромашкин, увидев зеленую физиономию, тут же «заревновал» и начал раскрашивать себя «Туманом». Братья-моряки прилаживали на грудь радиостанции и пытались всучить лейтенанту раскладывающуюся антенну в чехле, выдавая ее за палку сухой колбасы.

Пока все перепирались и готовились к движению, я достал карту с отмеченными контрольными точками, посчитал всяческие склонения, наметил ориентиры и взял азимут на первую точку. GPS-навигатор в группе был у Лени Ромашкина, поэтому ему пришлось возглавить головной дозор. В паре с ним шел «начфиненок». Два техника шли связующим звеном, в ядре – я с братьями, а в тыловом дозоре в гордом одиночестве оставался флегматичный Аллилуев.

До наступления ночи нам предстояло пройти около пятнадцати километров и дать два сеанса связи, один из которых – обязательный двухсторонний. Первый сеанс связи я собирался устроить после того, как пройдем хотя бы первую контрольную точку. Необходимо было доложить об успешном «выводе» и о том, что приступили к выполнению задачи.

Интересно, а какие сюрпризы нам подготовили «спортсмены»? Парни там, несмотря на свой «юный» возраст, достаточно серьезные, а командир группы уже «откатал» пару командировок. Могут где-нибудь на переходе выставить засаду, или натыкать сигнальных мин, или еще каких-нибудь «ловушек». Надо мозгами пошевелить. На контрольной точке обычно сидят какой-нибудь штабной «оператор» и парочка бойцов. Офицер выставляет в контрольной карточке командира группу цифр, в которой зашифрована отметка о прохождении и время. Все собранные на контрольных точках числовые группы надо передать при обязательном двухстороннем сеансе. После передачи групп, на сеансе связи разведчики получат от Центра зашифрованное сообщение, в котором будет указан дальнейший порядок действий. А до подхода к первой точке у нас еще один сеанс связи. Одна из важных составляющих оценки группы на учениях – это количество зафиксированных двухсторонних сеансов. Чем больше сеансов дали, тем лучше. Командир «спортивной» группы это прекрасно знает и, скорее всего, будет нам «засаживать» где-нибудь после третьей контрольной точки при проведении ОДС. Леня Ромашкин пер в головном дозоре, как паровоз по рельсам, изредка сверялся с навигатором, чуть корректировал движение и несся дальше, зыркая по сторонам и подавая связующему звену условные знаки. Связующее звено, пыхтя и негромко матерясь, увидев очередной условный знак, возмущалось:

– И что он этим хотел сказать? Помахал нам ручкой, как женщинам легкого поведения, и убежал, повиливая задом… – Леня, ты что там машешь, а?! – орали они Ромашкину, идущему далеко впереди.

Леня останавливался, показывал пару неприличных жестов и снова уходил. Техники, вспомнив о том, что они «техническая интеллигенция», вызвали по радиостанции головной дозор и попросили лейтенанта присматривать за пулеметчиком Леней, дабы тот совсем не «запартизанился». Лейтенанту на свежем воздухе похорошело, и он пер за Ромашкиным, поглядывая по сторонам и радуясь жизни и отсутствию комбрига в изгаженном прыжковом шлеме.

Где-то невдалеке послышался шум бронетехники – наверняка мотострелки гнали свою колонну куда-нибудь на полигон. По сигналу дозора группа остановилась, и мне пришлось переться вперед. Леня лежал на гребне пригорка и рассматривал что-то в бинокль.

– Командир! Наблюдаю развертывающуюся колонну противника численностью до мотострелковой роты. Предположительно – готовятся к прочесыванию местности. Предлагаю оставить меня для прикрытия основных сил группы – я геройски погибну, но всех спасу, – доложил возбужденный Леня.

– Херушки тебе – героически погибнуть! А мы что потом с твоим трупом будем делать? Я, конечно, дам команду, чтобы сперва над тобой надругались, а потом расчленили для удобства переноски, но пока давай понаблюдаем.

Ромашкин скуксился – ему страсть как хотелось повоевать. Отметив на карте координаты колонны, я дал команду продолжать наблюдение. Артемьевы быстренько развернули радиостанцию и начали «прокачивать» связь. Отработали довольно быстро, передали на Центр радиограмму об успешном выводе и об обнаружении противника. Технари, довольные неожиданной остановкой, наплевав на скрытность, начали разводить костер и пытаться вскипятить воды, дабы запарить китайской лапши и утихомирить свои озверевшие на свежем воздухе желудки. Доктор флегматично обматывал куском бинта ствол своего автомата и наверняка мечтал о теплом медпункте. Лейтенант с интересом посматривал на складывающийся штырь антенны, который братья-связисты пытались выдать за «сухую колбасу». Унюхав запах костра, я оторвался от наблюдения за мотострелками и пошел наводить порядок среди распоясавшейся «технической интеллигенции».

– Эй, блин, вам чего здесь – парковая зона? Развели кострище, демаскируете нас дымом! Сейчас сюда пехота примчится, и отдубасят нас автоматами по самым интимным местам.

– Мы – люди тонкой душевной организации, нам все время пища как духовная, так и быстрого приготовления положена; мы себя уже изменить не можем, нас такими зампотех воспитал, – ответил Пиотровский, приоткрыв крышку пластиковой коробки и с умилением нюхая ароматный пар.

– Да-да, а что мы можем поделать? – развел руками Пачишин и почесал зеленое «гоблиновское» ухо.

Два техника попросились вместе с Ромашкиным «геройски погибнуть», прикрывая отход наших основных сил. Теперь осталось, чтобы на «геройскую смерть» напросились близнецы, лейтенант и доктор – и я окажусь совсем один. Все остальные сгинут в огне холостых выстрелов, прикрывая мой отход и пожирая чудеса китайско-корейской кулинарии.

– К нам идут! – закричал Ромашкин и замахал руками.

Я галопом выполз на гребень. Черт, пехота, спешившись с брони и развернувшись в цепь, мелкими перебежками направлялась в нашу сторону.

– Подъем, желудки! – завопил я. – Леня, давай бегом по азимуту, подъем-подъем!

– Кинематографично! – восхитились братья, прилаживая на грудь радиостанции.

– А потом он уйдет в агентуру и сбежит в Великобританию, – непонятно к чему добавил доктор.

Первую и вторую контрольные точки мы прошли довольно быстро. Офицеры, сидевшие на них, поведали нам, что «спортсмены» оторвались от нас где-то часа на два. При подходе к третьей контрольной точке мы с разбегу выскочили на какую-то уютную полянку, на которой было расставлено несколько туристических палаток и ярко горел костер. Люд по полянке шастал отнюдь не военный. Какие-то туристы, среди которых в наступающей темноте по писку можно было определить несколько женских особ. Увидев нас, туристы завопили от ужаса и упали на землю, закрыв головы руками.

– Да когда же это закончится?! – чуть ли не в один голос завопили они.

– А чего шашлык не жарите? – спросил удивленный Пиотровский, и мы помчались дальше – к третьей контрольной точке.

Вымотались все – я уже начинал тяжело дышать, техники только кряхтели и постанывали, братья тихонько материли начальника связи и тяжелые радиостанции, доктор пребывал в своей обычной меланхолии. Как ни странно, лучше всех себя чувствовал лейтенант. Свежий воздух пошел ему явно на пользу. Он забрал у Лени тяжелый пулемет и легким оленем поскакал впереди.

На третью точку мы успели как раз к моменту ее свертывания. Отметили карточку и скатились вниз по склону. Приближалось время обязательного сеанса, который никак нельзя было пропустить. Пришлось из последних сил брести вверх на вершину сопки.

Все – привал! Братья, попадав на задницы, хрипло дышали. Доктор дрожащими руками распаковывал рюкзак. Технари, упав на землю, тихонько хрюкали. Лишь один лейтенант, встав в красивую позу и вскинув пулемет на плечо, зорко осматривал темнеющие ночные окрестности.

Телефон в нагрудном кармане бушлата ожил и пропищал: «О, боже мой! Они убили Кенни».

– Сволочи! – тут же отозвался Аллилуев, оторвавшись от фляжки.

– Мы отомстим, – добавил Ромашкин, протягивая дрожащую руку к фляжке.

На связи был неподражаемый штабист Черепанов. Новости оказались не ахти. Где-то на маршруте нашего марша местный СОБР, принимающий участие в учениях, высадил две поисковые группы. Пойдут они чесать местность или нет, Вова не знал, но честно отрабатывал свою ставку «двойного агента». Пришлось упросить Черепанова зайти в Центр боевого управления и попытаться высмотреть на карте реально действующих групп координаты «спортсменов». Вова перезвонил через несколько минут и, доложив обстановку, отключился. Пришлось с ним заранее договориться о проведении сеансов связи – аккумулятор на телефоне необходимо экономить, запасного у меня не было. Костер разводить не стали. На моей и ромашкинской горелке техники начали готовить ужин и кипятить воду на весь личный состав. Братья отошли от группы подальше, развернули антенны и пытались связаться с центровыми радиостанциями. Лейтенант-«начфиненок», как менее уставший, крутился вокруг, втягивая носом запах разогреваемой тушенки, и изображал боевое охранение. Ромашкин печально перебирал содержимое своего рюкзака, то и дело спрашивая в пустоту и с очумением держа в руках какое-то габаритное полено:

– А на хрена я это взял?

– А это мы тебе положили, вдруг дров не будет, – радовались технари, держа над горелками котелки с водой.

Я зашифровал донесение, отдал его радистам и, развернув карту, отметил свое и положение соперников. Хотя по времени они от нас и далеко ушли, но по местности находятся совсем неподалеку. Если верить «агенту» Черепанову, «спортсмены» где-то в районе подножья вот этой симпатичной сопочки. Так, а где же доблестный СОБР ведет поиски?.. Дорога от нашего маршрута – километрах в двух. То, что поисковые группы подвезли на машине, я даже не сомневался. Если хорошо подумать и сделать предположение, что наш маршрут, хотя бы до третьей контрольной точки, уже известен, то куда они пойдут? Бегать по сопкам за нами по-любому не будут, там дядьки внушительной комплектации и возраста отнюдь не пионерского. Значит, сядут где-нибудь в удобном тихом местечке, достанут пару пузырей водки, домашние заначки – и устроят пикничок. Так, ну а если предполагать худшее? К примеру, им уже известна наша последующая задача, которой мы еще сами не знаем. Вот это вполне возможно. Если заместитель комбрига взялся нас «утопить», то это дело он постарается выполнить до победного конца. Интересно, а ставки они там делали – на нас или на «спортгруппу»? Если и делали, то, естественно, не в нашу пользу. Черепанов наверняка поставил бы на кон свой летний отпуск или премию за квартал. Так, все-таки интересно, где нам ждать встречи с «ловцами»? Радисты настроились и сейчас вовсю работали с Центром, передавая группы цифр из моей карточки. Отработают на передачу и начнут работать на прием. Останется расшифровать и идти выполнять следующую задачу. Когда же все это закончится?

Когда я закончил расшифровку, у меня все имевшиеся в наличии волосы встали дыбом. Такого маразма мне давно не встречалось. Вернусь с выхода, начну методично уничтожать все отделения штаба – одно за другим! А когда доберусь до того, кто это придумал, я ему шины на его джипе проколю – и не спасет его ни звание, ни должность.

Мы теперь будем должны оттопать еще с десяток километров и выйти к деревне, «захваченной противником»; в пять часов утра нам предстоит встреча с «агентом», который передаст график передвижения подвижного командного пункта армии, с которой мы «воюем».

Кто же, интересно, будет этим «агентом»? И что за график он нам передаст? Возле деревни нас легко могут «взять в оборот» и местная полиция, и СОБР, и все, кому не лень. Подвижный командный пункт армии мы бы и без «агента» обнаружили: дорог в этом районе не столь уж и много, и армейцы всегда двигаются одинаково – по трем-четырем точкам. Для продвижения колонны армейского командного пункта подходит всего лишь одна дорога, которая находится совсем недалеко от места нашей дневки. Ночью никто никуда не двинется, а с утра начнутся построения, устранения недостатков, ремонт «внезапно» вышедшей из строя техники, свертывания палаток, погрузки. Ближе часам к двенадцати «противник» начнет движение. Мы, абсолютно не торопясь, спокойно бы высмотрели – куда и кто двигается. С сопки с утра, если нет снегопада, обзор просто изумительный на много верст вокруг, и просмотреть вереницу штабных машин может только слепой или пьяный майор Пачишин. Гарантированно при таких раскладах мы бы уже вечером были эвакуированы и занимались бы законным отдыхом после написания отчетов. Пусть «спортсмены» раньше нас выполнят задачу, мы за славой не гонимся, но и усложнять условия выполнения учебно-боевой задачи нам ни к чему.

Пока я беззвучно матерился и выбирал наиболее безопасный маршрут перехода, подошел один из братьев и протянул мне блокнот:

– Командир, тут пароль и отзыв для агента. Лучше ляжь на землю и прочитай.

– А чего это мне ложиться?

– Чтобы не упасть…

Прочитал. Действительно, лучше бы я лег. Пароль – «Престидижитация», а отзыв еще лучше – «Эксгибиционизм»! Какой больной на голову маньяк это придумал?! Или наверняка это месть за все хохмы и шуточки, которые я вытворял над работниками штаба. Как говорится, не рой другому яму – в нее и нагадить могут!

Ладно, придется идти дальше. Можно было бы на очередном сеансе связи «прочесать» о том, что встреча прошла успешно, заставить Вову отловить офицера, исполняющего роль «агента», и подкупить его чем-нибудь. Однако не все так легко в суровых буднях спецназа! Наверняка нам должны будут записать в карточку очередную группу цифр, которая подтвердит наше пребывание на окраине села с истинно русским названием Вахапетовка.

– Командир, может, по пять капель? – призывно замахали технари, разложившие на полипропиленовом коврике походный ужин.

Пачишин и Пиотровский уже отошли от гонки по кустикам и перелескам и довольно громко обсуждали предстоящую трапезу, жалуясь доктору на потертости в различных местах и на «спринтера-начфиненка», бежавшего со скоростью оленя в головном дозоре.

Леня Ромашкин пыхтел, упаковывая обратно в рюкзак полено. Деревяшка сопротивлялась и залезать обратно явно не хотела. Артемьевы все еще работали с Центром. Лейтенант-финансист носился вокруг группы, как молодой фокстерьер, и радовался жизни. Доктор заваривал в котелке чай с какими-то травками и не обращал внимания на техников, советовавших добавить в чай пургену для увеличения скорости передвижения.

Капитаны до конца отработали сеанс и плюхнулись возле импровизированного стола.

– Командир, нам все-таки положено по пятьдесят грамм? Мы первые сеанс отработали, «спортсмены» все еще тупят!

– А чего они так? У них вроде свои связисты-маломощники, все по первому классу работают. Наверное, лучшие в бригаде.

– Мало ли как они со своих станций работают! Главное, кто на приеме сидит, а там у нас тоже агентура имеется – начальник станции прапор Васька Шпонкин. Он нам два литра «торчит» за акты списания, так что в журнале мы отмечены первые. Да, кстати, у «собров» радисты тоже наши; мы так долго на связи были потому, что они тоже связь давили и координаты свои на Центр давали.

Один из братьев протянул мне листочек из блокнота, исписанный цифрами. Пришлось оторваться от поедания лапши с тушенкой и снова доставать карту. Так, ага! Значит, СОБР здесь, черкнул я карандашом, «спортсмены» здесь, совсем неподалеку от нас. При переходе придется делать значительный крюк, чтобы обойти справа дневку соперников. СОБР будет от нас километров на шесть западнее и особых помех не создаст. Основное внимание надо сосредоточить на подходах к Вахапетовке – мало ли что и кто нас там ожидает?

Один из братьев, смотревший на карту через мое плечо, хмыкнул и весьма громко и нелицеприятно выразился:

– Ой, лажа-а-а!

– В смысле, лажа? – не понял я его.

– Смотри, радисты, которые идут с «собрами», дают свои координаты вот здесь, – ткнул он пальцем в значок, нарисованный мною.

– Ну, да вы же сами мне эти цифры дали!

– Ошибка не в цифрах. Вася сам сидел на связи со мной, а у него этих ОДСов отработано – ого-го сколько! С этого места, которое они дают, в нормальный азимут с приемной станцией никак бы не попали, да и связаться вряд ли смогли бы. Они на карте получаются вообще под сопкой перед обрывом. А тут, насколько я помню, зона радионевидимости. Как бы они ни пыжились, связь можно дать, только взобравшись сюда, – и он снова ткнул пальцем в карту.

– То есть, получается, они «гнали пургу» на сеансе и далеко от дороги не отошли?

– Ставлю зуб нашего летехи и зеленое ухо Пачишина, что они совсем рядышком с нами. На этом маршруте, с вот этой сопки, связь постоянно давят на «пятерку» все группы. А радисты там не первый день служат и в этих местах уже хаживали.

– Слушай, а ведь и у «собров» ты видел, какие дяденьки – каждый за сто килограмм весом. По ним видно, что по сопкам они не любители скакать. Отошли недалече, расположились с комфортом, тут им еще связисты лапши на уши понавешали…

– Лапша – это хорошо, – брякнул смачно жующий Пиотровский.

– Калорийно, – добавил доктор, активно работающий ложкой.

– Да ясно все! Сидят – и «болванки» с координатами на Центр кидают. Уверен, что на очередном сеансе дадут другие координаты, а сами на месте останутся, – подытожил капитан-связист.

Исходя из предположений связистов, положение групп теперь выглядело иначе – они не образовывали треугольник, а были как бы вытянуты в одну линию, и на конце этой линии находилась наша доблестная, трижды проклятая офицерская группа. Придется делать еще больший крюк, чтобы не столкнуться с еще одной засадой.

Лейтенант, поевший раньше всех и напившись приготовленного доктором чаю, даже поскуливал от нетерпения – так ему хотелось двинуться дальше. Чтобы он не мешал при сборах и не путался под ногами, я послал его разведать местность и спуск с сопки метров на триста вперед. Лейтенант нацепил на рюкзак нашу «новейшую» спецназовскую станцию Р-392, приладил наушник и, юркнув между деревьев, скрылся.

– Бляха муха! В штабе – как последнее чмо себя ведет: денег нет, на статью не поступало, а тут – вроде даже на человека похож, – произнес один из Артемьевых.

– Может, и главного начфина в сопки на выход запрячь… да зампотыла в придачу, – задумчиво проговорил второй.

Пока готовились к переходу, доктор достал из своей походной медицинской сумки по упаковке таблеток и раздал каждому.

– Экстези? – спросили технари.

– Глюкоза, все сразу не сожрите, – напутствовал доктор.

Прибежал лейтенант с круглыми глазами и открытым ртом.

– Там… ниже… между сопками… костер горит!

– Ну, значит, мы не ошибались – там действительно сидят «собры», – заговорил один из братьев. – «Спортсмены» сидят на соседней сопке, на обратном склоне, судя по координатам, которые дал Вова, и им не видно костра.

Действительно, если лейтенант в порыве щенячьего восторга ничего не напутал, то нам придется обходить «вражеские» дневки и делать большущий крюк – вряд ли мы успеем к пяти часам утра на окраину села. Прорываться с боем бесполезно. Тут у меня в кармане снова запищал телефон: «О, боже мой! Они убили Кенни».

– Суки, – прокомментировал тотчас же Аллилуев.

– Однозначно, – «по-жириновски» поддержал его Ромашкин.

Интересно, почему Черепанов на вызов моего телефона поставил такой идиотский рингтон из американского мультфильма, в каждой серии которого несчастный Кенни Маккормик погибает?.. Надо будет переставить на что-то более героическое.

Новости Вова выдал потрясающие. Замкомбриг, абсолютно не стесняясь мистера Черепанова, мирно подремывающего над картой в классе оперативной подготовки Центра боевого управления, по сотовому телефону вышел на командира «спортгруппы», с потрохами сдал наше местоположение и посоветовал через час, пока мы там «телимся», выдвинуться в нашу сторону и попытаться нас уничтожить. Заодно рассказал, где находятся собровцы, которым «параллельно», кого мочить – нас или «спортсменов».

– Вова, ты заслуживаешь достойной награды, – похвалил я «агента».

– Угу, я уже под запись на твою фамилию в «чипке» пельменей и пиццу взял, – «обрадовал» меня Черепанов и отключился.

Так, слава богу, мы обо всем осведомлены, а значит – мы опасны! Есть еще один несомненный плюс – командир противоборствующей группы не знает настоящего местоположения противостоящих – как нам, так и им – парней из специального отряда быстрого реагирования. Он поведет свою группу нормальной нахоженной тропинкой по склону вниз, и рано или поздно его головной дозор заметит костер. «Спортсмены» совершат налет на дневку противника, что нам, конечно, на руку. Пусть они там между собой возятся, а мы пойдем к окраине села. Жалко, конечно, что придется делать такой большой крюк. Если бы мы прошли напрямую через сопки, то расстояние значительно сократили бы. Так, а почему бы и не пойти напрямую – и не устроить провокацию «соперникам» и ловцам? Если взбаламутить сидящих на месте собровцев и тихонько свалить в сторонку, наведя их на «спортсменов»? Пусть пацаны между собой повоюют.

На карте склон возле дневки СОБРа был не сильно и крутой, так что потихоньку спустимся и обойдем их, а дальше надо будет сделать так, чтобы они за нами погнались, не видя нас, но чувствуя, что мы рядом, и вместо нас столкнулись бы с выдвигающейся группой «спортсменов». Возможно ли это? Ладно, на месте посмотрим. Апока у нас есть еще около сорока минут.

– Головняк! На предел прямой видимости – марш! Стоять! Куда поперлись – ночь все-таки! Вот, так и идите. Группа, шагом! Быстрее, быстрее…

Обойти поляну с расположившимися «противниками» оказалось намного легче, чем предполагалось. Головной дозор вышел за пределы прямой видимости и залег на склоне за чахлой елочкой. Пришлось снова к ним ползти и расчехлять бинокль. Ух, ты! Нам так не жить! Огромный костер, несколько палаток-альпиек, выставленных полукругом. Вокруг кострища здоровенные небритые мужики в сине-серых зимних камуфляжах и черных шапочках-«пидорках». У всех за спиной стволы. Среди них – парочка наших худосочных связистов в обыкновенных зимних камуфляжах и штатных камуфлированных вязаных шапках. Вон виднеются мачты антенн. Даже сюда долетает шум голосов и смех – готовятся к грандиозному ужину. Так, а что же дозоров-«фишек» у них не выставлено? Ну, правильно, это неЧечня! Тут все свое родное – так что можно и похалявить.

Выше базы собровцев небольшая тропинка, проходящая через поляну. Если мы сейчас резко уйдем влево, спустимся, пройдем метров триста, то, попыхтев, все же сможем забраться на сопку минут за двадцать. По карте, рядом с пунктирной линией тропинки, – какой-то овраг. В темноте в бинокль его не видно. Если он там есть, то его уже достаточно припорошило снегом, можно будет пересидеть и переждать группу «спортсменов», которые двинутся как раз к полянке с СОБРом. Наверняка командир решит, что все разведпризнаки налицо, и совершит налет, думая, что это наша офицерская группа громко горланит песни и употребляет водку. В задумчивости я съел кислую аскорбинку, выданную доктором. Надо сделать так, чтобы командиру противоборствующей группы не пришлось все-таки доразведывать, кто перед ним. Пусть сразу вступает в «бой», а мы уж как-нибудь бочком, бочком выскочим сзади, и… тихонько смоемся в направлении Вахапетовки.

Вот тут, под влиянием докторской таблетки и необычайно бодрившего выпитого чая с травками, в голову пришло наглое… очень наглое решение…

– Лейтенант! Ты «Двенадцать стульев» смотрел?

 

Глава 3

Лагерь обустраивали быстро и со знанием дела. Все мужики в СОБРе в возрасте, и все в офицерских званиях. Молодых и помогающих нет и не будет, поэтому надо делать все самим. Хотя сейчас в группе есть два солдата-срочника – приданные связисты из бригады специального назначения. Но связисты на особом положении. «Айкомы», имеющиеся у каждого бойца в группе, конечно, хороши, да радиус действия не тот. Бригадные же разведчики укомплектованы средствами связи с Центром. Поэтому, несмотря на то что они молоды, их стараются припахивать поменьше. Развернули палатки-альпийки, натаскали сушняка, развели жаркий костер.

Офицеры начали расстегивать рюкзаки и вытаскивать на божий свет различные вкусности. На такие условности, как охранения и дозоры, решили не обращать внимания – не Чечня все-таки, а тут такой шанс вырваться из города на природу и отдохнуть душой.

– Степаныч, – прогудел матерый бородатый капитан, заместитель командира поисковой группы. – Ну, давай по пять капель за удачный поход! – И он протянул пластиковый стаканчик с прозрачной холодной водкой.

Степаныч неодобрительно покачал головой, но, заценив температуру воздуха и внутренние ощущения, опрокинул стаканчик и гулко выдохнул. В руки ему тут же сунули бутерброд – кусочек черного хлеба со свиной тушенкой, – обильно посыпанный крошеным луком. Командир с удовольствием слопал бутерброд и стер крошки с усов:

– Васек! Как там мальцы-связисты, связались со своими?

– Да, порядок, связались – все нормально. Антенны пока сворачивать не будут до утреннего сеанса.

– Ну, и ладно, тут еще сотовый ловит. Надо своим в отдел позвонить, чтобы машину наготове держали, мало ли что.

Потихоньку группа подготовилась к ночлегу, развернули в палатках спальники, определили место радистам, накрыли импровизированный стол, потрясший изобилием. Постепенно все угомонились и расселись по кругу, по старой привычке держа оружие в руках или за спиной. На костре в большой кастрюле, которую таскал с собой отрядный доктор, он же по совместительству и повар, доваривалась картошка, приправленная тушенкой, луком и специями. В ожидании основного блюда приняли по пятьдесят граммов, закусили паштетами да рыбными консервами. Бойцам-срочникам налили по чуть-чуть, предупредив о политике конфиденциальности и неразглашении военной тайны. Не дай бог, узнает какое-либо начальство, что разведчиков из спецназа при выполнении учебно-боевой задачи напоили водкой собровцы! Радисты дали клятву: «Никому и никогда», – не забыв для себя отметить, что надо будет после выхода своим «корефанам» в роте связи рассказать: «Ну, и набухались мы с «собрами» на задаче». Доктор помешал картошку, понюхал, попробовал, чуть подсолил и сказал, что через пару минут будет готова. Командир достал из пакета палку сырокопченой колбасы и начал аккуратно очищать ее от шкурки.

– Степаныч! Слышь, Степаныч, – начал задавать вопросы заместитель. – Все-таки со спецами, которые на соревнования готовятся, понятно, там ребятишки оторви и брось: мы с ними совместные стрельбы стреляли, вещи творят нешуточные. Их-то мы хрен поймаем – сам сказал, что мы не сайгаки, по сопкам скакать. А вот вторая группа на что сдалась? Как я понял, там же одни офицеры.

– Да этих вообще, наверное, хрен поймаешь, – хохотнул Степаныч. – Там со всех служб «старперов» понабрали. Вот они, наверное, и сидят где-нибудь, как мы, и плевать им на эти учения…

– Ой, Степаныч, старые кони борозды не портят, – подыграл зам.

– Ага, они ее удобряют, – ответил командир. – Док, что там с картошкой?

– Готово! – бодро воскликнул повар-доктор, ставя кастрюлю посреди импровизированного стола из коврика, накрытого клеенкой.

– Отлично, – обрадовался Степаныч. – Васек, начисляй по пятьдесят!

А на пятом тосте под горячую картошку случилось что-то непонятное. В освещенный костром круг зашел какой-то странный человек. В военной форме, но без оружия и снаряжения. Приветливо всем улыбнулся.

– Привет, селяне! Далеко ли до Пхеньяна?

Собровцы недоуменно переглянулись между собой.

– Ты чего, лыжник, на Олимпиаду идешь? – спросил озадаченный Степаныч.

Радисты-спецназовцы, узрев в «страннике» что-то знакомое, радостно улыбнулись и гаркнули:

– Здравия желаю, товарищ лейтенант!

– Нет денег на статье, – загадочно ответил незнакомец и вперился взглядом в палку колбасы на столе. – Ух ты, сырокопченая! – радостно взвизгнул он и, в мгновение ока схватив колбасу, откусил внушительный кусок.

– Ну, ладно, я пошел, – промолвил он с набитым ртом, достав что-то из кармана, бросил в костер и стартанул через все расположение в направлении ближайшей сопки.

В костре что-то оглушительно грохнуло и разметало горящие ветки. Стол и блюдо с картошкой были безнадежно испорчены.

– Стой, сука! – заорали в один голос собровцы.

– Группа, к бою! – скомандовал Степаныч.

– Товарищ лейтенант, отдайте колбасу! – добавили паники связисты.

– Черт, да он уже в Пхеньяне! – орал заместитель командира Васек.

– Сейчас мы этого отца Федора скрутим! – бушевал Степаныч.

Боевой опыт просто так не пропьешь. Группа мгновенно подхватила оружие и, наращивая скорость, гуськом рванула по тропинке за «лейтенантом – отцом Федором – лыжником из Пхеньяна, похитившим колбасу». Скачущая фигурка еще довольно сносно просматривалась на фоне белеющего снега.

– Не уйдешь! – ревели собровцы.

Внезапно бегущая фигура исчезла из поля зрения, как будто никто и не бежал вверх по тропинке. Тут Степанычу стало совсем не по себе. Крики собровцев перекрыл грохот нескольких длинных пулеметных очередей. Бойцы поисковой группы инстинктивно сыпанули в стороны, кто-то не удержался и покатился вниз по склону. Место для засады было выбрано идеально. Вся группа на склоне – как в чистом поле! Противник бьет из «ПКМа» – как по мишеням.

Степаныч судорожно озирался. Подполз Васек с округлившимися глазами:

– Командир, нас обули, пипец! Нас вытащили на этот пулемет! Если бы били не холостыми, половине группы уже был бы «каюк».

– Тьфу! – разродился Степаныч. – Мы же на учениях, мать твою! Развели как кроликов… Вася, всем на связь включить «айкомы»; проверить, чтобы магазины с холостыми пристегнули – не дай бог что…

Поисковая группа начала быстро рассредотачиваться и разворачиваться в боевой порядок. Всех душила яростная и азартная злость. Про ужин и водку уже забыли, заработали другие принципы: расслабились на учениях – сами и виноваты.

Прав был Суворов – «тяжело в учении, легко в лечении». Неизвестный пулеметчик дал еще две короткие очереди. Степаныч скомандовал на осторожное передвижение по парам вперед. Пошли. Один прикрывает, второй перебегает. Кровь в жилах снова стала горячей, чувства обострились. Теперь – только победа!

Когда Пачишин, сидевший на «фишке», начал тонами давать установленный сигнал, братья Артемьевы силой оттащили Ромашкина от «ПКМа».

– Леня, валим! Оставь «спортсменам» хоть кого-нибудь, – тащили они волоком увлекшегося стрельбой майора.

Леня сучил ногами и хрипел что-то типа: «Врагу не сдается наш гордый «Варяг»… Гвардейцы, удержите правый фланг, любой ценой…» и «Я их вижу, они среди кокосовых пальм». Лейтенант, ползший рядом с братьями, предложил Лене в обмен на пулемет колбасу, так нагло похищенную им у поисковой группы СОБРа.

Меня даже начало колотить от волнения – успеют или не успеют? Ура! Успели! Как только «огневая и заманивающая» подгруппа нырнули в овраг, среди деревьев показались призрачные фигуры. «Спортсмены» даже не бежали, они летели над снегом. На такое зрелище стоило посмотреть! Группа двигалась в походном порядке бегом. Ничего не бряцало и не звякало. Не было слышно ни хрипов, ни стонов. Бесшумно – словно призраки. Двенадцать человек передвигались тихо, быстро, слаженно. Были они облачены в белые штаны от зимних маскхалатов, что при нынешней цветовой пейзажной гамме наиболее приемлемый вариант. Маскировочные штаны сливались с фоном припорошенной снегом земли, камуфлированные куртки – с темными стволами деревьев, и нетренированному взгляду издали трудно что-либо различить. Без какой-либо команды «спортсмены» начали разворачиваться в боевой порядок – правый фланг выстроенной линии резко загнулся и ушел вперед. Интересно, сколько же они отрабатывали все эти перестроения, что им не надо никаких лишних слов? Каждый разведчик знает свое место и свой маневр. Командир группы, скорее всего, уже по звукам стрельбы определил расстояние и заранее дал указание, когда и где перестраиваться. Вот что значит боевая подготовка денно и нощно – свободная от всяких нарядов и хозяйственных работ! Молодцы, «спортсмены», что тут сказать! Эх, будь, наверное, на месте собровцев мы, нам бы не поздоровилось, раскатали бы в лепешку. Отняли бы у Пачишина всю его лапшу, у доктора забрали бы таблетки, а лейтенанту просто, по широте душевной, накатили бы «люлей» за то, что у него постоянно в бригадной кассе нет денег.

Ладно, хватит любоваться на «противника». Пересчитал, вроде все на месте. Лейтенант, талантливо сыгравший роль «живца», ничуть не запыхавшись, уже навешивал себе на плечо отнятый у Ромашкина пулемет и выслушивал дифирамбы в свой адрес. Остальные были готовы к движению. Меланхоличный доктор, вслушивающийся в звуки стрельбы, хищно улыбнулся и произнес:

– Вот и встретились два одиночества, и помог им в этом хулиганствующий подросток!

– Я не сам, токмо по воле бу… бу… бу, – забубнил лейтенант, что-то пережевывая.

– Опять что-то хапнул, – возмутились братья Артемьевы.

– Оставь и нам кусочек, – «прислонились к подвигу» технари.

Я махнул рукой, и мы трусцой, в стиле «обленившихся штабных крыс», потихоньку побежали в сторону, противоположную той, откуда прибежали «спортсмены».

До окраины Вахапетовки всего полтора километра, если пересечь дорогу, огибающую сопку, и махнуть напрямую через заснеженное поле. Кто же придумал проводить встречу с «агентом» именно на таком открытом месте? До контакта оставалось еще полтора часа, до обязательного сеанса связи – еще час. Начали решать, кто же пойдет на романтическое свидание со «шпионом». Лейтенат-финансист снова вызвался погеройствовать, однако я его кандидатуру отверг – молод еще и горяч. Тут нужна фигура, которая не внушит подозрений – как местным пейзанам, так и «ловцам диверсантов»; нужен «типажный» для этой местности разведчик. Самым подходящим оказался Пачишин. Зарос щетиной, взгляд – как у матерого сантехника-тракториста. Вместо стандартной спецназовской обувки – китайские сапоги-«дутыши» веселенькой голубой расцветки. Тем более майор данную деревню знает. По слухам, витавшим в бригадной среде, «парковые» крутили в данной местности какие-то шашни с местными трактористами – то ли солярку на водку меняли, то ли запчасти какие-то поставляли. Да и старый «технарь» сам случайно обмолвился, что «вон в том домике с красной крышей живут армяне, которые круглосуточно продают местному населению водку, сигареты и карточки на сотовую связь». Узнав о возложенной на него миссии, Пачишин попытался изобразить «географический кретинизм» и полную потерю ориентировки в пространстве. Для доказательства он даже отошел справить малую нужду на рюкзак Пиотровского. Капитан обозлился и обвинил майора в том, что тот по дороге выхлебал из фляжки весь запас «огненной воды» и схрупал, как чипсы, пачку «Доширака». Поэтому пусть идет к «агенту», а заодно зайдет к армянам – прикупит чего в дорогу. И пусть только попробует перепутать последовательность действий.

Участь Пачишина была решена, и мы приступили к его «легендированию». Майору пришлось снять верх от бушлата и остаться в одной коричневой подстежке. Снаряжение и рюкзак он снял, оставив при себе только пистолет под курткой да одну осветительную ракету – для подачи условного сигнала на случай провала «явки». В руки ему всучили пластиковый пакет с «Дональдом Даком» и отошли полюбоваться на преобразившегося спецназовца. Перед нами стоял банальный сельский ханыга. Для антуража Ромашкин посоветовал поставить ему «фофан» под глазом и вдобавок к зеленке вымазать физиономию золой и порвать вязаную черную шапочку. Пачишин, от греха подальше, начал складываться в ускоренном темпе.

Деньги собирали со всей группы – у кого что было по карманам. Финансист мялся больше всех, ныл, упрашивал нас зайти через недельку и сетовал на то, что самый главный начфин его «взгреет». Артемьевы сказали, что отберут у лейтенанта пулемет, если он еще раз обратится к своим «финансовым корням». Все мы здесь теперь одно целое – разведчики особой группы! Нет теперь среди нас ни инженеров технической части, ни старших офицеров, ни медиков, ни Бэтменов. Сумма набралась вполне приличная, и Пачишин приготовился составлять список.

– Мне «Сникерс», презервативы и жевательную резинку с покемонами, – озвучил свой заказ Аллилуев.

– Водки, «Доширака» и три пачки «Бонда», – произнес банальность Пиотровский.

Лейтенант заказал пачку «бумажных сосисок», кетчуп и туалетную бумагу. Я попросил несколько пакетиков кофе, пару пачек сигарет и карточку оплаты на сотовый.

«Связник» был готов и начал проверяться мною на знание пароля и отзыва:

– «Пастеризация» и «Интернационализм»! – бодро выпалил Пачишин.

– Артемьевы! Напишите ему на бумажке все эти иностранные слова, а то их хрен кто запомнит, – расстроился я.

Майор-«связник» печально вздохнул, попытался расцеловаться с разведчиками, но был сурово послан, сопровождаемый умными советами:

– Поймают – застрелись! – орали Артемьевы. – Стреляй прямо в жопу – чтобы мозги вынесло!

– Чисти зубы после принятия пищи, не ешь желтый снег, смотри под ноги, – добавил Пиотровский.

– Мне еще «чупа-чупс» со вкусом дыни, – опомнился лейтенант.

Пачишин оглянулся, показал всем «фак» и, переваливаясь с ноги на ногу, попытался аккуратно спуститься с сопки, поскользнулся и с криком: «А пошли вы все на…» – скатился с горки.

– «Уй… уй… уй…» – заметалось эхо среди сопок.

– И тебе удачи! – проорал Ромашкин.

– Да, пастор Шлаг совсем не умеет ходить на лыжах, – произнес задумчивый доктор.

Ожидание томительно, особенно при выполнении задачи. Братья-капитаны готовились к сеансу связи, разворачивали антенны и присоединяли к станции «аккумуляторный пояс». Пиотровский с Ромашкиным раскочегарили газовую горелку и теперь занимались приготовлением завтрака. Доктор перебирал медицинскую сумку. Лейтенант выпросил у меня сотовый телефон для передачи экстренных сообщений своим подругам, заодно получив задачу поменять дурацкий рингтон про «убитого Кенни», рыскал по округе и вел разведку на «себя». Идиллия! Тишина и благодать. Вкусно запахло жареной тушенкой и гречневой кашей. Внезапно в тишине раздался резкий звук разрываемой материи.

Ромашкин подскочил, упал на живот и, схватив автомат, прохрипел:

– «Духи» обходят, гранаты – к бою!

– Извините, – сказал доктор и покраснел, – это я, так сказать, с «огоньком» давнишнюю мечту осуществил.

Артемьевы сказали, что доктор «силен». Пиотровский так ничего и не понял. Ромашкин с печальным взором «брутального спецназера» осуждающе покачал головой и произнес киношно-гоблиновско-блокбастерную фразу:

– Цитрамон поди жрал? «Доширак» нежнее аромат дает.

– Леня, ты чего вечно такой воинственный? – спросил я Ромашкина, помешивая ложкой горячую кашу.

– У меня, наверное, «вьетнамский синдром», мне столько всего пришлось пережить, – ответил печальный Ромашкин и даже шмыгнул носом.

– Ой, Леня! До фига же ты перенес – особенно на Ханкале в разведуправе! Целыми днями дрых в палатке направленцев да на рынке разгрузкии камуфляжи примерял, – возмутились в один голос капитаны.

– Не надо на него напраслину наводить, он еще на вылет с ВПШГ на озеро Голубое летал и в Каспийск, – заступился за майора Пиотровский.

– И под капельницей лежал в отряде на второй день после замены, и фонарик «маглайтовский» в сортире утопил, – не сдавались Артемьевы.

– Между прочим, у меня этот синдром с детства, – возмутился Ромашкин, – я в школе во втором классе уже воевал!

– А мы в космос летали и капитана Гранта спасали во втором классе, – парировали капитаны.

– Я серьезно воевал, – тихо произнес Леня, – с американцами…

– Пока делать нечего, почеши нам уши, – подначил я майора.

– Ну, ладно.

Из рассказа майора Ромашкина —непризнанного ветерана Третьей мировой…

Было это 10 ноября тысяча девятьсот восемьдесят второго года, поздней осенью. Родители тогда рано на работу уходили, а я взял да и проспал в школу. Смотрю – опаздываю, приду только ко второму уроку. Ну, что делать, чувствую – влетит мне. Поэтому, когда в школу шел с пацанами из второй смены, заигрался в войнушку и совсем припозднился.

Иду в школу, а на душе тревога такая и предчувствие чего-то нехорошего. И на улице как-то вдруг пустынно стало, даже машин почти не видно. Захожу, значит, я в фойе, а в школе тихо так. Обычно кто-нибудь из прогульщиков шарахается или дежурные из старших классов, пионерские патрули или уборщицы. А тут – тишина. И слышу, как где-то далеко-далеко печальная музыка играет. Мне вообще страшно стало. Думаю, наверное, что-то случилось. В класс свой заглядываю. А там… А там, короче, никого, а у нас контрольная должна быть по «матике». Вообще страх на меня напал, капец. Я в другой класс побежал – и там никого. Еще пару классов проверил. Пусто!

Непонятно – куда весь народ подевался? Бегу к учительской; может, там хоть кто-нибудь есть. Слышу – кто-то разговаривает. Я ухо «пригрел» возле двери, толком не разобрать, но слышу, кто-то всхлипывает, и голоса женские и мужские вроде:

– Ой, что же теперь буде-е-ет!.. Наверное, империалисты теперь радуются…

Я понял – это наша школьная «комсомольская вожачиха» рыдает. А ее кто-то успокаивает, по голосу – похоже, физрук (он всех училок женского пола помоложе любил успокаивать):

– Не получится ничего у подлых империалистов бу… бу… бу…

Потом что-то вроде про войну и:

– Ой, Николай Захарович, не надо, вдруг кто войдет. – Затем что-то типа: – Коля! Ой, какой большой…

А у меня в голове слово «война» засело напрочь. А физрук, наверное, «комсомолке» пистолет показывает. Слухи ходили, что все молодые училки болтают, будто у физрука есть большая пушка. Я стучусь так вежливо, а за дверью суета началась, потом замок защелкал, покрасневший физрук такой красный высовывается, видит меня и орет:

– Что ты здесь делаешь?! Тут в стране такое случилось, а ты здесь под дверьми торчишь! А еще октябренок!

– Николай Захарович, а правда война началась? – лепечу я, а самого прямо трясет от страха.

– Да еще какая! – орет он и захлопывает дверь.

Вот тут меня совсем затрясло. Началось! Подлые капиталисты развязали все-таки войну. Все уже, наверное, на фронт записываются, а я еще тут… Хотя какой фронт, все в бомбоубежище убежали и противогазы получают, а я здесь ошиваюсь… Бегу по школе, всего колотит, музыка эта страшная играет, и голос диктора: «Сегодня бу… бу… бу…»

Но я парень-то неробкого десятка. В себя быстро пришел, достал из портфеля свой пистолет с пистонами, добежал до подвала, смотрю – двери закрыты. Наверное, уже ждут прилета американских ракет. А так погибать не хочется в восемь лет – аж жуть. Я постучался – не открывают. Залег тогда на лестнице, забаррикадировался портфелем и жду ядерной войны. Вдруг слышу – идет кто-то. Неужели американские шпионы по школе ползают? Надо стрелять гада – чем я хуже Павлика Морозова? Стану октябренком-героем. Прицелился я из своего револьвера, зарядил пистон. Выскочил из-за укрытия и – бббаахх из пистоля прямо в него. Пистон – как грохнет! «Шпион» – хлобысь в обморок. Смотрю, а это наша техничка баба Люба. Вот продажная бабка! Значит, и она на империалистов работает, я давно ее подозревал. Одного шпиона из строя я вывел. Слышу, еще кто-то идет, заряжаю новый пистон, а там преподаватель по НВП Василий Иваныч ходит, по углам высматривает, наверное, бомбу хочет заложить.

Я выскакиваю и ору:

– Руки вверх, американец!

Он смотрит на меня, а потом как грохнется рядом с техничкой. Он старенький уже был, воевал еще с фашистами. Короче, я уже двоих пособников «мирового капитала» привалил.

А потом меня физрук вытащил из-за баррикады, пистолет отобрал, подзатыльник дал и повел с собой в спортзал. Думаю, скрутили меня все-таки сволочи, на расстрел ведут. Вот так и погибают настоящие октябрята. Иду, плачу, сквозь зубы песню «Орленок» мычу, тоска гложет. А тут меня физрук в спортзал втаскивает. А там… Там вся школа сидит, на стене портрет Леонида Ильича Брежнева с черной ленточкой, и директор речь читает. Короче, не война была, а генеральный секретарь помер. А я, не разобравшись в ситуации, двух «шпионов» уложил. Хорошо, что техничка и учитель по НВП не рассмотрели меня, когда в обморок падали. Их потом «Скорая» увезла – многим в тот день плохо было. А мои одноклассники вели себя совсем не по-октябрятски – радовались, что всех домой с уроков отпустили. Я, в отличие от них, шел домой печальный, пел песню про «Орленка», и была на моей душе первая боевая травма.

Леня продолжал после своего рассказа сидеть-печалиться, Артемьевы настраивали радиостанцию и вполголоса глумились над майором. Пиотровский допытывался у доктора – зачем ему презервативы? Я, разлегшись на коврике, немного задремал. Приплелся лейтенант, отдал мне телефон, слопал банку тушенки с галетами, достал из рюкзака остатки туалетной бумаги и, печально вздохнув, отправился куда-то вниз по склону.

– Угля ему, что ли, активированного дать? – сам себя спросил Аллилуев.

Я снова начал засыпать. «Далеко, далеко-о-о-о ускакала в поле молодая лоша-а-адь!» – запел телефон.

– Лейтена-а-ант, сволочь, ты что за херню поставил?! – заорали все в один голос.

– Кхе-кхе, я, так сказать, поставил песню, целесообразную обстановке, – прокряхтел откуда-то снизу из кустов финансист.

Звонил «свой среди чужих» майор Черепанов. Наш ночной «финт ушами» наделал много переполоха среди руководства учений. Ставки на нас немного подросли, и замкомбриг даже клятвенно пообещал станцевать стриптиз и сбрить усы, если мы на этих «скачках» уделаем «спортсменов». Но суть была не в этом. На встречу с нашим «связником» выехал один из офицеров оперативно-планового отделения, который попался спящим на оперативном дежурстве по реально действующим группам. Что он везет нам в конверте, Вове так и не удалось узнать. Однако он узрел, что, после того как специальный «шпионский» «ЗИЛ-131», кое-как заведшийся и выехавший на сорок минут позже назначенного времени, по причине отсутствия «писарихи» техчасти, не оформившей вовремя путевку, убыл, к замкомбригу прибыли какие-то странные «пехотные» личности на «ГАЗ-66», о чем-то тайно посовещались и поехали в сторону Вахапетовки.

– А в кузове сидела толпа офицеров с пехотного полчка в званиях от летех до капитанов, все такие «про войну», с автоматами, в маскхалатах, с вещмешками, – закончил Вова.

– Ясно, спасибо за информацию, Рихард, слоны идут на север, – поблагодарил я его.

– Слоны идут на хер, а ваш Штирлиц живет в бригаде уже который день… Когда только эта тягомотина закончится, я уже устал на два фронта работать, – заныл Черепанов.

– Не забывайте, Рихард, у нас ваш телефон, а в нем телефоны ваших «телок». А данная информация о вашей работе на «два фронта» будет очень интересна вашей супруге!

– Не шантажируй меня, а то я вам такой «инфы» накидаю, упаритесь ПКП (подвижный командный пункт) искать. И вообще, я только что с ЦБУ – оператор отметил положение «спортсменов» на карте: они в паре километров от вас; может, минут через сорок выйдут к окраине Ваххабитовки-Вахапетовки. Так что спасайте свои булки и – до связи! – испугался Черепанов.

Так, с нашим замкомбригом все ясно, яснее некуда, он в преступном сговоре с противоборствующей нам «группировкой». Если нас просто искать, прочесывая местность по приблизительным направлениям, толку от этого никакого. Ночная стычка показала, что нас просто так не взять – есть еще порох в пороховницах и ягоды в ягодицах. А тут вполне обозначенное место, где нас можно взять на «вилы». Мотострелковый командир для этого дела набрал офицеров помоложе, так сказать, с «задором». Наверняка пехотным офицерам надоело в преддверии учений ежедневно и еженощно проводить строевые смотры, устранять недостатки, белить бордюры, сооружать надолбы и трассировать выдолбы. Реальная возможность «повоевать» – да еще со спецназом! Будь я молодым летехой из мотострелкового полка, я бы с удовольствием напялил маскхалат и побегал за диверсантами. Командир «спортивной группы» наверняка горит желанием отомстить нам за ночной «прокол», да и подзуживают его наверняка сверху. Плюс – СОБР где-то неподалеку. Положение – не позавидуешь. Осталось только Пачишину попасться в лапы «загонщикам» – и вообще красота.

Положение продолжало ухудшаться с каждой минутой. Появился лейтенант с квадратными глазами.

– Командир, там это… сижу это я, в бинокль наблюдаю, природой любуюсь…

Смотрю: по дороге внизу колонна танков идет, маленьких таких, ну, такие, с тонкой пушкой.

– БМП, что ли?

– Ну да, они самые, а я за ними наблюдаю, вижу – остановились; одну БМП с дороги согнали куда-то вниз и там солдаты забегали, потом метров через пятьсот снова остановились и еще одну поставили. Скоро мимо нас проезжать будут.

Точно, обкладывают со всех сторон. Скорее всего, это виденная нами вчера мотострелковая рота. Командир, по всей видимости, получил задачу выставить засады вокруг деревни и не дать нам прорваться. Одного он не знал: на встречу с «агентом» вся группа не ходит, эту миссию должен выполнять специально обученный и подготовленный к взаимодействию человек. В нашем случае – это был техник Пачишин, подготовленный к встрече с бизнесменами-армянами. Группа начала быстренько собираться. На месте остались только связисты, сеанс связи, по не зависящим от нас причинам, откладывался. Мы нацепили на себя рюкзаки и снаряжение.

Группу я рассредоточил в радиусе десяти-пятнадцати метров от дневки и приказал «смотреть и не отсвечивать», а сам с лейтенантом спустился ниже. Действительно, уже неподалеку рычали и тарахтели бронемашины. В бинокль прекрасно видно – идет колонна из пяти БМП. Так, вчера их было десять, как положено по штату в мотострелковой роте на БМП. Значит, пару постов они выставили. Ну, и – берем минус на обычное разгильдяйство и «убитость» техники – наверняка пара машин где-нибудь на СППМ (сборный пункт поврежденных машин).

Колонна на приличной скорости прошла по дороге рядом с нашей сопкой. Я начал накручивать ручки поискового приемника. Ага, поймал частоту. Переговоры мотострелков. Одна из машин в центре колонны пыхнула и остановилась. Две машины, шедшие впереди, ушли вперед, две, шедшие сзади, остановились. Вроде бы рано еще выставлять засаду. Что там говорят?

– Арбалет-100, Арбалет-100! Я – Арбалет-113! У меня заглохла машина! Арбалет-100, у меня…

– Да какого хрена, сто тринадцатый, у тебя опять случилось?! – раздался в наушнике чей то бас. – Рябушкин! Пиджачила! Я тя урою!..

– Арбалет-100, она не заводится…

– Воздухом заводи! Скорость надо вовремя переключать! Обороты опять не выставил, придурок! Понял меня – воздухом! Аккумуляторы на сто тринадцатой вообще никакие.

– Арбалет-100, не заводится…

– Летеха! Ты меня в гроб раньше времени вгонишь! Спешивай пехоту, щас тебя в жопу стукнут! Если не заведешься, сам с «механом» остаешься. Место здесь тоже неплохое, сто двадцать третий – на связь…

– Сто двадцать трэтий на связы, – ответили с кавказским акцентом.

– Анварка! Попробуй стукнуть в жопу сто тринадцатого. Если не заведется, бери на жесткую – стаскивай ее в кювет! Пехоту Рябушкина к себе сади – и догоняй вместе со сто тридцать третьей, мы ждем.

– Йэсть, – ответил сто двадцать третий.

– Быстрее, быстрее!

Ага, ясно – одна из машин заглохла, сейчас ее попытаются завести «с толкача». Если не получится, оставят здесь и поедут дальше выставлять взводы для засады. А потом подцепят «бэху» другой броней, выставленной раньше, и уволокут. Действительно, при наблюдении в бинокль было видно, как из десанта начали вываливаться мотострелки, облаченные в зимние бушлаты, валенки, каски, с вещмешками за спиной и автоматами. По ребристому листу бегала нескладная фигура – наверняка того самого лейтенанта-«пиджака» Рябушкина, облаченного так же, как и его бойцы. Машина, следовавшая за заглохшей, подскочила и, уткнувшись носом в корму, протолкала БМП вперед. Толкач остановился, из люка выпрыгнул маленький солдатик, заскочил в соседнюю машину, выволок наружу механика-водителя и начал того дубасить по шлемофону, не обращая внимания на лейтенанта. Офицер попрыгал рядом, успокаивая разбушевавшегося (по всей видимости, тот самый Анварка). «Сто тринадцатую» быстро зацепили жесткой сцепкой и отволокли в кювет. Бойцы, суетившиеся рядом, попытались залезть в десант работающих «сто двадцать третьей» и «сто тридцать третьей», но их, видно, внутрь не пустили, и они, неуклюже карабкаясь, полезли на броню и расселись «по-походному». Несколько минут – и две оставшиеся БМП умчались, поднимая за кормой веера снежных брызг. Видимо, командир мотострелковой роты все же не промах: вон как быстро принял решение, да и люди у него натасканные. Анварка хоть и настучал по шлемофону – наверняка водитель «сто тринадцатой» младше по призыву, – зато оттащил поломанную машину, очень быстро и умело загнал ее в кювет, умудрившись развернуть так, чтобы ее не видно было с поля перед Вахапетовкой.

Вот еще одна проблема. Пачишин будет возвращаться именно этим путем. Если его не заметят с других мест, то тут он будет как на ладони и мимо БМП не пройдет по-любому.

Слава богу, «пехоту» ротный забрал с собой, поэтому в случае чего нейтрализовать лейтенанта и его бестолкового механика-водителя будет нетрудно. Надо быстренько собрать всех, распределить народ в подгруппы захвата и обеспечения. Пока я думал, высматривая в бинокль то удаляющиеся машины, то снежное поле, лейтенант толкнул меня в бок и прошептал:

– Сюда идет, вверх полез.

Лейтенант Рябушкин, повозившись возле открытого ребристора, явно заскучал и полез вверх осматривать окрестности. Того и гляди, наткнется на наших связистов. Мы отползли чуть повыше и кинулись на полянку. Артемьевы вели интенсивный радиообмен с Центром.

– Командир, еще пять минут, сеанс надо закончить, мы цифровые группы передаем, уже за следующий выход на связь Васю приболтали, тяни время, – пробормотал один из братьев, оторвавшись от кнопок станции и своего блокнота.

– Мля, пацаны, сейчас этот «дятел» сюда дойдет, спалит нас по-любому!

– Командор, не ссы! Чего нам какой-то мабутей – мы СОБР разделали! Валим его, и все, – вынырнул из-за кустиков Леня.

– Так, короче, где все?

Все оказались поблизости и на связи. Порядок действий определили очень быстро, ибо «пиджак» Рябушкин был уже поблизости и во все горло распевал песню «Я знаю точно, невозможное возможно-о-о»…

Поднявшись на полянку, лейтенант обалдел. Под сосной на ковриках возлежали два военных возле развернутой радиостанции и что-то колдовали, не снимая наушников и не отрываясь от каких-то блокнотов.

– А вы кто? – растерялся Рябушкин.

– Догадайся с трех раз, – сказал один из военных, сняв наушники, довольно потянулся и, закинув ногу за ногу, закурил.

«Близнецы!» – отстраненно подумал Рябушкин.

Второй военный, точная копия первого, тоже сбросил наушники и сказал:

– Все, б… сеанс отработали! Дай закурить, чумаход…

– Я не чумаход, – обиделся Рябушкин.

– Да это не тебе. Успокойся, маленький, – рассмеялся незнакомец и вырвал у своей точной копии сигарету из пальцев.

– А-а-а! – взвыл лейтенант. – Вы радисты-диверсанты из спецназа, вы на учениях тут!

– Есть такая буква в этом слове, – сказали в один голос неизвестные.

– Тогда я вас, я вас щас возьму, эээ…

– О, да! Возьми нас, возьми нас поскорей, грозный варвар-пехотинец, – забился в экстазе на коврике один из близнецов.

– Только будь с нами ласков и нежен, – добавил, корчась от смеха, второй.

– И меня тоже возьми, ненасытный! – выскочил из-за ствола сосны Леня Ромашкин.

– Ты с нами потом будешь встречаться? – спросил подкравшийся сзади Аллилуев.

– Так вот для чего доктору «презики» нужны были, – нарисовался Пиотровский.

– А это не ты с Милкой Феофановой из пединститута в прошлом году мутил? – задал вопрос лейтенант-финансист, возникший, как ниндзя, из ниоткуда и уперший ствол «ПКМа» в живот резко побледневшему летехе.

– Здравствуйте, лейтенант Рябушкин, – закончил я комедию. – Вы захвачены в плен группой специального назначения и по условиям учений обязаны отвечать на все наши вопросы.

Летеха открыл рот, вздохнул и запричитал:

– Теперь меня ротный совсем сгноит. «Бэха» встала, меня в плен захватили, сейчас пытать будете… Мне рассказывали, что вы можете. Я ведь не знаю ни хрена-а… А вы даже мою фамилию знаете и Милку Феофанову!..

Пришлось лейтенанта успокоить и даже угостить аскорбинкой. Аллилуев сказал, что Рябушкин пока может ничего не бояться, так как презервативы ему еще не принесли.

Летеха оживился, однако с опаской посматривал на нашего финансиста, злобно поигрывающего пулеметом и встающего в разные воинственные позы. Чтобы успокоить пленного, пришлось отправить Ромашкина и нашего «начфиненка» захватить еще «языка» в лице механика-водителя. Личный состав головного дозора обрадовался, чуть посовещался и скрылся из глаз.

Допросы и расспросы лейтенанта ни к чему не привели. Он и вправду ничего, кроме того, что его рота должна участвовать в ловле «диверсантов», не знал. Тут как раз и привели механика. Бедолага, пуча глаза, пытался выплюнуть изо рта промасленную рукавицу. Рябушкин, увидев своего подчиненного, снова покраснел и скуксился. Бойца пришлось тоже успокаивать и угощать аскорбинками. Механик слопал полпачки, попросил водички и сигарету и сказал, что его все называют Зюзик и он, вообще-то, водитель «ЗИЛа» в автороте, но, за отсутствием нужного количества механиков, за штурвал посадили его, и служит он всего полгода. Никто его не бил, взрывпакеты в штаны не засовывал, и относились вполне дружелюбно.

Боец знал еще меньше, чем лейтенант. Но вот у него, оказывается, были друзья, служившие в комендантской роте штаба армии, которые вели разговоры о том, что поедут куда-то в сторону Курояровки. Пришлось развернуть карту. Так, ага, вот она, эта самая деревушка. Что тут есть? Линии электропередачи, несколько МТС (МТС – это не только сотовая компания), водокачка, несколько десятков дворов. И, что примечательно, несколько дорог, ведущих к деревушке с различных направлений. То есть колонна подвижного командного пункта может спокойно проехать в этот район – все элементы жизнеобеспечения присутствуют. Деревня входит в район учений. Армейцы в этот раз отошли полностью от старых шаблонов и не выезжали на всем известное место ЗКП армии. Молодцы, ничего не скажешь. До деревни – около тридцати километров напрямую через сопки.

Интересно, что скажет нам «агент»? Когда же придет Пачишин? Вот уже около двух часов прошло, а его нет. Уже пора начинать беспокоиться. Оставив пленных под присмотром и приказав всем готовиться к движению и распределить вещи Пачишина между собой, я собрался выдвинуться на пригорок и понаблюдать за обстановкой в поле. Не успел раздать указания, как Аллилуев, глядя вверх, печально произнес:

– Ракета, красная, Бэтмена спалили…

Мы опрометью бросились на пригорок. Наш лейтенант толкал впереди себя пленных, а особенно лейтенанта Рябушкина.

Я взглянул в бинокль:

– Чччче-ерт!!!

По полю скакала темная фигурка майора-технаря, в руках Пачишин сжимал пакеты. За ним пока еще на почтительном расстоянии двигалась цепь в белых маскхалатах, сзади цепи подпрыгивал на буераках «ГАЗ-66». Нашего майора загоняли, как волка на «флажки». Выдохнется – и его возьмут «загонщики». Успеет выбежать с поля – попадет в засаду, выставленную мотострелковой ротой. Хотя не такой уж и бегун старый технарь-майор. Можно сказать – вообще не бегун. Не успеет даже за поле выбежать…

– Беги, Форрест, беги! – запрыгали близнецы. – Командир, повяжут нашего, повяжу-у-ут…

 

Глава 4

Если мы сейчас даже побежим навстречу к Пачишину, то вряд ли успеем до того момента, как его полностью возьмут в кольцо. Да и смысла особого нету – и майора, и нас будут гонять на поле, как зайцев. И засветимся мы не только «загонщикам», но еще и «засадникам».

– Рябушкин, ваши на поле выкаблучиваются? – задали вопрос пленному Артемьевы.

– Не-е-е, не наши; это, наверное, с соседнего полчка. Если они вашего диверсанта поймают, наш «кэп» нас заглотит с касками и вещмешками, и ротному таких «люлей» ввалит – жуть! Он у нас мужик самолюбивый.

Ага, конкурирующая фирма! Не только нам, но и мотострелковой роте Рябушкина.

Пиотровский прекратил бегать вокруг меня и заламывать руки.

– Зюзик, мля, что у тя с машиной случилось? Почему заглохла?! – заорал он на незадачливого механика.

– Да я что-то с оборотами напутал… Я же не дизелист, за «бэху» второй раз только сел.

– За мной давай, «баллон» маслопупый, – сорвался на визг технарь и рванул из кобуры пистолет.

– Ой, не убивайте нас! – в голос заверещали Зюзик и Рябушкин.

– Э, ты что, совсем гребанулся?! – заорали Артемьевы.

– Да успокойтесь, идиоты, – затараторил Пиотровский, – зря я, что ли, в пехоте шесть лет прослужил, я же инженер, я этих бээмпэшек на гусеницы столько поставил, что вам и не снилось. Командир, я сейчас заведу ее – как два пальца об асфальт! Зюзик, за мной!

Пиотровский рванул вниз, на бегу вытащил обойму из пистолета и достал два ПМовских патрона. Горе-механик скатился на заднице за ним. Недолго думая, все остальные, в том числе и я, посыпались вниз. Пиотровский уже нырнул на место механика и что-то скороговоркой объяснял бойцу, задница которого торчала из люка старшего стрелка. Грохнул выстрел.

– Конец Зюзе, – пробормотал Рябушкин и побледнел.

Я ничего не успел подумать. БМП чихнула, фыркнула, выбросила из эжектора облако черного солярного дыма…

Завелась!

– Ура-а-а! – заорали братья.

– Феноменально, Ватсон! – пробормотал Аллилуев.

– К машине! – крикнул я.

Из люка стрелка вылез живой и здоровый Зюзик с открытым ртом.

– Товарищ лейтенант, я теперь знаю!

Я скороговоркой распределил сектора обстрела и посмотрел в бинокль. Бэтмен то шел, то бежал. Преследователи в белых маскхалатах сжимали кольцо.

– Я за штурвалом, – проорал Пиотровский.

– Дави, «соляра», на полную! Спасем Бэтмена!..

– Чип и Дейл спешат на помощь! – закричали братья.

– Спасатели, вперед! – брякнул доктор.

– Летеха-а-а, отдай пулемет! – чувствуя «войнушку», завизжал в голос Леня.

Вот разговариваешь с человеком, пьешь с ним водку из одной бутылки, ешь тушенку одной ложкой – и никогда не подумаешь, что такой заурядный с виду капитан, как Пиотровский, способен на подобное. «Бэха» выскочила из кювета, как чертик из табакерки, развернулась почти что на месте, мощным рывком выскочила на поле, и мы помчались, обгоняя ветер.

– Держи-и-ись! – только и успел проорать я.

Водил наш технарь – дай бог всем Анваркам и остальным механикам-водителям ВС РФ. Нас мотало по броне, ветер бил в лицо. Рябушкин беззвучно открывал рот. Лейтенант-«начфиненок» хищно улыбался, держась одной рукой за скобу на броне, другой прижимая к себе пулемет. Братья орали так, что было слышно даже сквозь рев движка:

– Наш паровоз летит – колеса гнутые, а нам все по херу – мы долбанутые…

Бегущий Пачишин, увидев приближающуюся к нему на бешеной скорости БМП, заметался как заяц. Бежать было некуда, сзади догоняла пехота. Пиотровский заложил крутой вираж, и мы остановились как вкопанные в нескольких метрах от нашего «связника». Пачишин не узнал нас и проорал:

– Живым не возьмете!.. – После чего поставил пакеты на снег, вынул из одного бутылку с водкой, из другого – красную бутылку кетчупа. Показал нам «фак» и, достав из-за пазухи большой коричневый пакет, быстренько открыл кетчуп, полил им краешек пакета, поморщившись, откусил, откупорил бутылку водки, сделал большой глоток и, быстро жуя бумагу, промямлил:

– Вот так погибает спецназ!

– Кончай жрать, скотина! – заорали мы ему хором. – Запрыгивай!

– О-о-о, мужики, свои! – умилился майор, отхлебнув еще глоток, упаковал бутылки обратно в пакеты и побежал к нам. Вскарабкался на броню и сунул пакет мне в руки: – Я там только уголок съел, он самый вкусный. – Слава богу, больше сожрать не успел. – Мужики, дайте мне мой автомат, я сейчас этим «охотникам» устрою!

– Командир, пехота близко, – предупредил Ромашкин и просительно протянул: – Ну-у-у мы как, а?

– Группа – к бою! Пиотровский – будь готов! Стреляем и уезжаем!

Офицеры-разведчики с радостным визгом посыпались с брони и выстроились полукругом возле БМП.

– Подпускаем ближе, сейчас подбегут, и по команде «огонь!» – по одному магазину! «Начфин», тебе можно остаток коробки дострелять, и – валим!

Мотострелки, поняв, что их «добычу» уводит кто-то другой, перешли на галопирующий бег; стали различимы их красные азартные лица.

– Огонь!

Вот тут мои офицеры-подчиненные оторвались на всю катушку. Лейтенант палил с «ПКМа», держа его на весу у бедра (надо заметить, у него это совсем неплохо получалось). Леня Ромашкин вел огонь, то стоя, то с колена, лежа и в кувырках. Зачем он кувыркался, никто так и не понял. Технари, стоя рядышком друг с другом, садили короткими. Доктор, изображая из себя Пушкина на дуэли, держал автомат на весу и стрелял с одной руки. Я стрелял по привычке сдвоенными одиночными (хотя какая разница, как стрелять холостыми?). С брони тоже раздались очереди, и я оглянулся. Зюзик и Рябушкин азартно лупили очередями по разбегающейся по полю и залегающей среди буераков пехоте. Да… боевой азарт – страшная штука! Неважно, по кому стрелять, главное – сам процесс! «ГАЗ-66», следовавший за цепью, остановился, из него выбежал какой-то военный, заметался кругами вокруг машины и что-то заорал в нашу сторону.

– Группа, отход! Леня, отхо-о-од! Хватит выеживаться!

Вскарабкались на броню, довольные и провонявшиеся пороховой копотью холостых выстрелов.

– Пьетро, дави педали, пока не дали!

– Йаа-х-у-у-у, – заорал на манер американских ковбоев Пиотровский, и мы снова понеслись через поле. Вслед нам неслись проклятия мотострелков, лишенные какой-либо изысканности и литературной направленности.

Пачишина снарядили довольно быстро, распределили покупки по рюкзакам. Надо уходить – пехота вскорости опомнится и может продолжить преследование. Хотя, если бы все было по-настоящему, преследовать было бы уже некем. Ладно, уйдем в безопасное место, там вскроем недоеденный Пачишиным пакет и определимся с дальнейшим порядком выполнения задачи. Печальный Рябушкин сидел на башне со шлемофоном в руке и страдал.

– Меня «Арбалет-сотый» запрашивает, что там за стрельба на поле и что я наблюдаю.

– Скажи ему, что наблюдаешь «конкурентов» из соседнего полка, совершающих непонятные движения.

Лейтенант кивнул и, нажав тангенту, что-то забубнил в ларингофоны. Снова определили походный порядок. «Начфин», довольный как слоненок, с «чупа-чупсом» во рту, и Леня выдвинулись вперед.

– Слышь, чувак, – проорал вслед головному дозору Рябушкин, – мне Милка Феофанова так и не дала!

– Ха, и мне тоже, – обрадовался наш «начфиненок».

– И нам! – добавили братья Артемьевы, совершенно не знавшие, кто такая эта Феофанова.

– Вот сучка! – добавил Аллилуев.

– Давай, Рябушкин, счастливо оставаться! – проорал наш летеха и, подпрыгивая от возбуждения, скрылся из глаз.

Я проверил связь с головным дозором. Ромашкин отозвался сразу же. Пора выдвигаться связующему звену и прощаться со своими пленными. Не успели технари отойти и пары метров от БМП, как меня срочно вызвал на связь Леня.

– «Ядро», наблюдаю в пятистах метрах по азимуту в движении разведывательную группу противника. Одеты в штаны от маскхалатов и камуфляжи. Очень быстро идут – скоро будут здесь. Численность – четырнадцать. Идут в боевом порядке «трилистник».

Ну, вот они и пожаловали наши «спортсмены». Быстры, однако, ребята, ничего не скажешь. Еще надо обворованный на колбасу СОБР добавить, и будет полный комплект.

– Глаз, наблюдай! Осторожно, никуда не двигайся, – ответил я и выдернул из планшета карту.

Так, ага! Вот здесь они, в этих квадратах. Я быстренько карандашом начал записывать пятизначные группы цифр прямоугольных координат.

– Рябушкин, у вас как координаты передают – прямоугольными или по «улитке»?

– Да как-то говорят – квадрат такой-то, по «улитке» что-то там. Да вот у меня карта есть – гляньте. Только не забирайте, а то меня прибьют.

Карта у Рябушкина намного меньше моей, но тоже масштаба 1:50 000 – «полтинник». Карта закодирована. Ага, ну, тут все намного проще – обыкновенная кодировка, мы такую в училище чуть ли не на первом курсе проходили. На карте Рябушкина я на полях набросал уже кодированные координаты с «улитками».

– Короче, вызывай своего «Арбалета» и называй ему вот эти координаты. Говори, что наблюдаешь группу диверсантов и тебе необходимы в помощь еще одна машина и взвод пехоты с левого фланга, всосал?

– Он меня на херах не оттаскает? – испуганно спросил «пиджак»-летеха.

– Он тебя в губищи расцелует! Давай, вызывай!

– Не, не хочу, он противный, – скокетничал Рябушкин и напялил на себя шлемофон.

– Арбалет-100, я – Арбалет-113, прием. Да-да, слышу, самого гнутого «Арбалета» позови. Да пофиг, что чай пьет, быстрее зови! Арбалет-100, я – Арбалет-113! Ничего не хотел… в квадратах… в направлении меня наблюдаю выдвигающуюся разведгруппу численностью четырнадцать человек. Необходимо для перекрытия возможных направлений движения две «коробочки» с левого фланга. Нет, не мерещится, все! Жду, до связи…

– Молодца, Рябушкин, не ожидал! Что твой ротный сказал?

– Да он просто охерел! Сейчас и сам примчится, и с левого две машины с пехотой пришлет. Он меня не того – не поимеет? Вы меня не обманываете?

– Успокойся, болезный, все будет в лучшем виде! «Сделай другому западло» – это наше жизненное кредо, но в нынешней ситуации оно тебя никак не касается.

Я вышел на связь с головным. «Спортсмены» приближались форсированным маршем. Я думаю, на бегу вряд ли кто-то будет прослушивать поисковым приемником эфир. А зря, очень зря…

– Леня, резко уходи вправо! И дуем так километра три, не останавливаясь, понял? Вперед!

Связующее звено ушло вправо, пора и нам бежать. Помахали ручкой Рябушкину и Зюзику и резвой трусцой скрылись среди деревьев. Пробежали метров четыреста, потом завернули на девяносто градусов. Рябушкин слышал мои переговоры с головным дозором; мало ли что у него на уме. В такой ситуации лучше доверять только самому себе. Прошли перелеском. По моим расчетам, мы уже пропустили группу «спортсменов» вперед. Можно остановиться и послушать эфир, а заодно и вскрыть пакет.

– Группа, стой! Вкруговую, все слушаем воздух! – дал я команду на остановку и нацепил наушник поискового приемника.

– Стреляют. Там, откуда мы только что свалили, – сказал один из близнецов.

Действительно, совсем неподалеку раздавались звуки стрельбы. В эфире ругался «Арбалет-100». Причем ругался не на нашего «сто тринадцатого» знакомца, а на кого-то другого:

– Загибай фланг, гони наших дагов прям наверх! Вот спецназеры, сволочи, ой, вот дают! Сеня, да что ты вытворяешь! Фланг загибай! Рябушкин, в отличие от тебя, сегодня не затупил. «Сто тринадцатый», кто там на «шишиге» подъехал? Гони их к черту!

Понятно, мы снова подставили «конкурирующую фирму», и на душе от этого стало светло и радостно.

Что же, интересно, написали нам наши операторы и информаторы? Надеюсь, будет что-то стоящее. Как-то пару лет назад, на сборах командиров рот, тоже отрабатывалась встреча с «агентом»: офицеры информационного отделения что-то там напутали, потом напились водки и поручили своему мальчику-хакеру, бойцу-срочнику, распечатать набранный текст. Боец все добросовестно исполнил. Заодно набрал и распечатал кучу писем своим подружкам. Потом, после встречи с «агентом», офицеры, умиляясь, читали о том, как крут Вася Пупкин, совершающий ежедневно прыжки с парашютом на территорию Китая, задушивший парочку акул на водолазной подготовке и гоняющий «дедсостав» по казарме, и как хреново ему без женской ласки. Что было потом с Васей Пупкиным и информаторами – лучше не рассказывать.

Так, что тут у нас есть? Я разодрал пакет с откушенным уголком и залитый кетчупом.

Ну, вот то, что и ожидалось, – ничего толкового. Информация о противнике точь-в-точь как в первом пункте боевого приказа. Дальше – отрывки из радиоперехватов. Взаимодействующая осназовская бригада дает неплохую информацию, но для разведывательной группы специального назначения это совсем не то, что надо. Нам нужны точные координаты и время. Вот что мне сейчас – на бегу думать, как использовать информацию о «работе в период такой-то каких-то РЭС, предположительно СПС»? Ну, даже память напрягать не надо: РЭС – радиоэлектронные средства, СПС – сухопутная подвижная связь. Значит, все-таки подвижный командный пункт движется. Вот еще отрывок о работе РЭС – «предположительном развертывании первичных сетей связи в таком-то районе». Дальше – отрывки из перехватов вообще непонятного для меня содержания. Тут надо думать долго и упорно. В армии и в округе есть командно-разведывательные центры, которые занимаются приемом, анализом и обработкой информации и выдают начальникам разведок сведения в удобоваримом виде. А у нас наверняка измотанные информаторы, получив вводную, недолго думая, накопировали всяческой информации, которая им поступает непрерывным потоком, и скинули ее мне. Пусть майор разбирается сам.

Вполне может быть, что это «происки» замкомбрига или чудачество самого комбрига. Он любитель озадачить всех какой-нибудь нелепой вводной типа: «Алюминиевые огурцы на брезентовом поле подверглись истязательствам харбинской диаспоры». А что это значит – пусть думают все! Правда, минут через тридцать наш полковник сам забывает, что хотел этим сказать. Есть еще вариант подачи нам «иголки в стогу сена» самым высоким руководством учений. У «краснолампасных», прибывших с самых верхов, информации побольше, чем у кого-либо на этих учениях. Они курируют и нас, и противника. Наверняка генералы знают, где находится этот треклятый подвижный командный пункт – армейцы обязаны у них утвердить план-календарь проведения учений. Может, позвонить Черепанову и попросить его похитить «портфель» с бумажками, в которых все указано?.. Это в принципе нормальный вариант. Вова частенько подшофе грозился уйти в бизнес и расторгнуть контракт. Причем придумывал сумасшедшие планы своего увольнения. Чего только стоит его задумка выгрести на асфальтовый плац на резиновой лодке во время общего построения и скомандовать: «Торпеды к бою!». Думаю, похищение портфеля ничуть не хуже. Мда-а… Мечты, мечты…

Может все-таки есть в донесении агента хоть что-то стоящее. Ну не должен наш «шпион» давать нам информацию из радиоперехватов – нет у него ни сил, ни средств для ведения радиоразведки! И у меня голова – не отдел анализа и обработки информации. Надо еще раз внимательно перечитать донесение. Так, перехваты пропускаем, что тут у нас еще есть?

– Командир, пять капель будешь? – подскочил Пачишин с пластиковым стаканчиком и сосиской в руке.

– Слышь, а вы не рано начали расслабляться? Нам еще топать предстоит, дай бог, а вы уже по пять капель?

– После всего пережитого необходимо убить несколько нервных клеток, – отозвался откуда-то Аллилуев, – медицина рекомендует!

– А давай, может, мозги заработают, – немного подумав, согласился я.

Водка обожгла пищевод и упала в желудок, немного посопротивлявшись, за ней упала сосиска. Алкоголь сразу же обострил мои мыслительные способности, и взгляд уперся в пару абзацев внизу страницы.

– Для согласования и организации управления выделяемого ресурса авиации, из состава дивизии… ВА (воздушной армии) выделяется ОГ (оперативная группа)… К 00.30 (число, год) организовать взаимодействие с КП… А (командный пункт армии).

Развернуть пункт управления южнее отм. 230,5 (координаты)… Источник (из анализа шифроперехвата, боевое распоряжение командующего… ВА).

Вот это, по-моему, то, что надо. Эта самая отметка как раз немного севернее той самой Курояровки, про которую нам рассказал механик Зюзик. А так как летчики будут организовывать и разворачивать свой пункт именно на КП армии, чтобы оттуда держать связь уже со своим командованием, то вопрос с нахождением подвижного командного пункта армейцев можно считать практически решенным. Главное только, чтобы я в своих выводах не ошибался. Все-таки надо для проверки позвонить мистеру Черепанову, может, он что-то еще слышал краем своего большого чувствительного уха. Заряда батареи сотового еще достаточно. Денег на счету маловато, но Пачишин прикупил еще карточку. Так что звоними сматываемся, а то, насколько я знаю, сотовой связи в районе Курояровки днем с огнем не сыщешь. Подлец Вова не отвечал. Что такое? Спит? Попал под БШУ (бомбо-штурмовой удар) и по условиям учений убит?.. Где же он есть, когда так нужен. Ну ладно, попробуем попозже. На пакете на обратной стороне надпись – «По прочтении уничтожить».

– Пачишин, будешь доедать донесение! Тут еще вкусных уголков три штуки. Натуральный продукт – получше ваших китайских сосисек!

– Да не, спасибо, не хочу. Я сальца уже хряпнул под водочку…

Пришлось пакет сжечь. Как только последний клочок бумаги догорел и пепел был растоптан и развеян, я скомандовал:

– Группа, подъем! Головной дозор – вперед!..

Ушли мы довольно далеко – километра на четыре в сторону предполагаемого нахождения ПКП. Вероятность быть обнаруженными пехотой, «спортсменами», собровцами, значительно снизилась. Группа потихоньку забралась на превышающую высоту одной из сопок, перекурили и начали медленно спускаться вниз. Тут и запел про «молодую лошадь» телефон.

– Вова-а! Наконец-то, ты чего не отвечал?

– Я на общем совещании был, у телефона звук отключил и на вибрацию поставил, а он у меня в кармане штанов лежал.

– Блин, ну мог бы тихонько эсэмэску кинуть, чтобы мы перезвонили попозже…

– Какую, на хрен, эсэмэску! Тут генерал зашел, все встали, а тут ты названиваешь. Кстати, у тебя чертовски приятный телефон, когда на вибрации стоит!

– Слышь, извращенец, ты там ничего про летчиков не слышал интересного?

– Да что-то было, толком не помню, я с начпродом в морской бой резался. Там «генс» сказал, что координаты ПКП у него и он ждет радиограммы об обнаружении с координатами от наших групп, чтобы свериться и поставить плюсик. А еще у замкомбрига что-то случилось – его вызывали с совещания. Его выпустили, он зашел печальный – аж капец! – и усы свои так трогательно поглаживал, будто прощался!

– Вова, скажи ему, пусть еще стринги прикупит и шест для стриптиза.

– Хе… а на хрена ему стринги и шест? Аа, пля, он же стрип обещал! Надо мелочи поднасобирать – ему в трусы засовывать! Вы там опять кого-то подставили? А то комбриг после совещания бегал, разорялся, кричал, что пехота отличилась, а мы редкостные тупари.

– Вова, отбрось лирику! Мне надо точно узнать, едут летчики куда-нибудь в Курояровку или нет, сможешь как-нибудь пробить?

– Старый, ты окончательно разучился головой думать – все больше жопой да ногами! Тебе что – трудно Роме Вермахту позвонить?

Хоть Черепанов и истинное чудовище в бытовом плане – сущий разложенец, но на службе его голова выдает иногда гениальные по своей простоте решения.

Рома Вермахт, он же Роман Васильевич Каузов, – офицер из оперативного отдела армии ВВС, штаб которой расположен у нас в городе. С Ромой мы познакомились несколько лет назад, он летел с нами самолетом военно-транспортной авиации в славный город Моздок. Мы направлялись в Ханкалу уже не в первый раз, Рома летел туда же – на какую-то должность в группу комплексного огневого поражения штаба группировки. Каузов оказался очень компанейским парнем, как все летчики, порядочно пьющим, способным выполнять служебно-боевые задачи в любом виде и никогда не забывающим своих друзей. Через него всегда можно было пробиться на борт до Моздока или на «почтовик» до «большой земли». А прозвище Вермахт он получил от того, что был фанатом всяческой символики и военных примочек времен Великой Отечественной войны, особенно фанател от фашистских побрякушек. Так совпадало, что на «замену» он всегда попадал с нами, да и здесь мы частенько любили покуролесить с выездами на природу и охоту.

– Вова, ты гей… ний! Мы тебя любим! – радостно заорал я в трубку.

– А я его не люблю, – пробормотал «начфиненок», – он вечно авансовые отчеты с опозданием сдает.

– Вова, мы тебя обожаем! – добавили связисты, которые обожали всех.

– И не просите, и не целуйте, – сказал в трубку Черепанов и ушел со связи.

Так, главное, чтобы Рома на ней оказался. А где тут в телефонной книжке его номер? Ага, вот: Каузов – должен 300 р. Странная манера у Вовы заносить контакты в телефонную книжку.

Вермахт отозвался сразу же после первого гудка.

– Вова! Гадом буду, отдам я тебе твои три сотни!

– Здоров, Вермахтюга! Это не Вова, и он тебе три сотни уже простил, – успокоил я Рому.

– А-а-а… старый, здорово! А чего ты с черепановского звонишь, случилось чего? Я слышал, тебя с парашютом скинули с кучей извращенцев, и вы там пугаете всю округу?

Во как! Слухами земля полнится – уже и в армии ВВС знают о наших доблестных «деяниях».

– Рома, дело есть! У вас там никто никуда выезжать не собирается? Ничего такого не слышал?

– Братан, ты чего это удумал? Учения идут, щас я тебе все так и сказал!

– Ну, ладно тебе ломаться… помнишь мой ножик германского парашютиста?

– Пять секунд, я из кабинета выйду, – затараторил мигом возбудившийся Вермахт. – Через несколько секунд он отозвался: – Да я за эту финку воробья в поле на коленях загоняю! Давай, лечи мне уши, что тебе рассказать?

– Я спрашивал, выезжает от вашего штаба какая-нибудь оперативная группа к армейцам в районы Вахапетовка – Куроярово?

– Не то слово – выезжает! Я тоже туда прусь старшим, с утра задолбался этот выезд согласовывать. От нас радийка идет, «КамАЗ» с кунгом, да я, наверное, на своем микроавтобусе поеду – он у меня полноприводной, и мне армейцы пропуск на него сделали, еще действует. Может, время будет, поохочусь. Мы к одиннадцати вечера должны быть на окраине этой гребаной Куроедовки – я уже и пистолет получил, секреты в портфеле охранять!

Вот это да! Все – можно считать информацию, добытую путем опроса пленных, донесения «агента» и донесения «продажного» Вермахта, верной! Три не знакомых друг с другом источника подтверждали друг друга. Осталось добраться до ПКП, умудриться оставить где-нибудь «учебную закладку» ВУ (взрывного устройства), передать координаты в Центр, получить подтверждение и – мы свободны! Надо только все это сделать как можно быстрее. Командиру соперничающей с нами группы по-любому придет уже готовая информация о местонахождении ПКП. Учитывая подготовку разведчиков в группе, их «ненормальные» темпы передвижения и время, упущенное на «войнушку» с мотострелками (то, что «спортгруппа» уйдет от преследования, я даже не сомневался), время, затраченное на сеанс связи и почти что тридцатикилометровое расстояние до объекта, – где-то восемь-девять часов. Мне тридцатку с моими «профи» за такое время никак не одолеть, дай бог, к утру прийти.

– Рома, есть дело, – немного подумав, сказал я.

– Тогда еще вермахтовская кепка и эдельвейсовский значок, и я полностью в вашем распоряжении, – ничуть не смущаясь, ответил Каузов.

– Когда вы выезжаете?

– Через полтора часа. Колонна уже построена, начальника радиостанции – прапорюгу – найти не можем. Если не найдем, поедем без него.

– У тебя в твой микроавтобус восемь человек влезут? Довезешь нас до командного пункта армейцев?

– Да ты что – забыл, как нас двадцать человек с бабами, собаками и ружьями с озера ехало? Так, где вас подобрать? И надо сделать так, чтобы мои не заметили. И машину мою не угонять – я только стойки новые поставил!

Договорились с Каузовым о месте подбора группы на «борт» микроавтобуса и о том, что Рома будет мне иногда периодически позванивать, чтобы быть в курсе – в силе ли достигнутые договоренности.

После разговора с еще одним «агентом» настроение улучшилось. Теперь нам не надо было переться три десятка километров и убегать от различных опасностей, «спортсменов», инопланетян и извращенцев. Надо было всего-навсего пройти еще пару километров до железобетонного моста через небольшую речушку к месту подбора и дождаться приезда «колонны» Вермахта.

Офицеры-разведчики, обрадованные скорейшей перспективой окончания учений, предложили отметить это дело. Пришлось прекратить разброд и шатания начальственным рыком. Для того чтобы обезопасить нас в дальнейшем, связисты предложили передать на Центр «болванку»-радиограмму, в которой мы укажем «липовые» координаты. Если наше местоположение постоянно сообщают всем, кому не лень, то пусть уж сообщают про то место, где нас нет. Идея была вполне здравая, и я снова развернул карту. Пять минут помозговав, прикинул координаты недалеко от того места, где мы крайний раз выходили на связь, потом описал еще пару мест и, набросав «радиограмму», отдал ее связистам для шифровки и передачи, предупредив, что должно быть несколько радиограмм с различным содержанием и местоположением группы. Артемьевы пообещали, что Вася сделает все как надо, и начали развертывать антенны для связи.

Если с приемной станции каждые два часа на Центр боевого управления будут поступать от нас донесения, то офицер-оператор по реально действующим группам, нанеся на карту несколько точек нашего местоположения, придет к выводу, что мы либо что-то ищем в районе, либо мы просто заблудились и ходим по кругу. Получится, что мы все же вышли на связь с «агентом», но неправильно поняли его сообщения и начали искать ПКП в совсем другом районе. Надеюсь, тогда замкомбриг от нас отстанет и сосредоточит все усилия на выигрыше «спортсменов», а на нас пошлет охотиться все тех же собровцев или пехотинцев. А нам того и надо.

Близнецы доложили об успешном окончании сеанса и принялись сворачивать свое хозяйство. С «фишки» с опухшими лицами приперлись технари. На мои вопросы, что наблюдали и какие изменения в обстановке, ответили, что наблюдали стадо зайцев, беззаботно фланирующих среди деревьев, а потом слышали шум проезжавшей машины. Пачишин еще добавил, что он лично наблюдал начальника разведки округа в купальнике и на роликах. Тот пригласил старого майора на служебное совещание – обсудить вопросы по списанию ГСМ. Однако дальше ничего пронаблюдать не успел, так как подлый Пиотровский толкнул его в бок и сказал: «Задолбал храпеть, хрюндель».

Ромашкин показывал лейтенанту способы стрельбы из пулемета. Доктор любовался на надутый презерватив и замышлял, по всей видимости, что-то нехорошее.

Опять переход. На этом выходе я почему-то устал больше, чем на реальном боевом. Там все твои работают на тебя, а тут все наоборот – еще и мешают. Перебирая ногами, я меланхолично пялился на рюкзак на спине одного из братьев и гадал, что же нам еще устроят? Предчувствия меня редко обманывали. Казалось мне, что возьмут нас после обнаружения передвижного командного пункта за белые наши ягодицы и начнут орать диким голосом. Хотя тут не угадаешь: за лучший результат могут и наорать, а за худший – поощрить. Главное, чтобы ты сделал, как предписывают наставления и уставы.

Снова зазвонил телефон. На этот раз не песня про лошадь, а разухабистый «Сектор Газа»: «Поцелуй меня в живот, ниже-ниже, вот-вот-вот!»

«О, блин, а это еще кто? Неужто Черепанов на Каузова такую мелодию поставил? Интересные у них, однако, отношения!»

Жаль, что у Вовы с собой не было гарнитуры. Пришлось снова лезть в нарукавный карман бушлата и доставать мобильник.

– Котеночек, ну, что ты мне так долго не звонишь, я уже соскучилась, – проворковал бархатный женский голос.

Я очумело взглянул на дисплей, сообщавший мне, что это Виктор Степанович, и показывавший фотографию Черномырдина. Однако экс-премьер ходил к хорошему логопеду. Так исправить голос – это надо уметь!

– Слушаю, Виктор Степанович! – бодро гаркнул я.

– Какой я тебе Виктор Степанович, я же Вика, – обиженно протянула незнакомая собеседница, но потом, видно, быстро сориентировалась: – Ой, котенок, ты, наверное, говорить не можешь? Ты на своих учениях… Ну, я тебя жду, как все закончится. Придумай что-нибудь для своей мымры и приезжай ко мне – возьми шампусика и клубнички, хорошо?

– Так точно! – бодро гаркнул я в трубку.

– Пока, кисенок, чмоки тебя, – ответила неизвестная Вика и отключилась.

Вова, наверное, мог бы и сообщить своим любовницам что-нибудь подходящее и попросить их не звонить ему на трубку. Тут же телефон снова запел, на этот раз про лошадь. Вот он, Вова, только вспомни его…

– «Инфа» наиважнейшая, – сразу затараторил он. – Сейчас было перенацеливание групп, так «спортсменам» указали участок дороги для проведения засады, и после они должны шлепать к Куроедовке!

– К Курояровке, наверное?

– Ой, да тебе не пох? Записывай координаты, я их, блин, себе на руке записал. Хотел на телефон место на карте сфотать, да тут сейчас за «сотики» имеют страшно. Всех заставили сдавать – ящик перед входом на ЦБУ поставили, серьезно все, до одури.

– Диктуй, Рихард, я готов!

Черепанов надиктовал мне координаты, я их записал на обратной стороне карты и обрадовал Вовочку известием:

– Тебе Виктор Степанович звонил. Чертовски приятный голос у него, я тебе скажу…

– А то, – заважничал Вован, – сам выбирал! Викуся – «без царя в голове», вечно с какими-то фантазиями. Ты, надеюсь, сказал, что я на жутко секретном задании и сейчас бреду по пустыням Ирака в составе секретной группы «Чухан-13»?

– Ого, ну ты и загнул! Она и сама поняла, что ты занят. Просила после того, как выполнишь задание, прибыть к ней с банкой сапожного крема, бутылкой водки и банкой тушенки.

– Блин, опять ей муть какая-то в голову взбрела! Наверное, снова хочет поиграть в ролевые игры, типа «спецназовец приехал из Чечни»… Вот дура, блин! Ладно, сапожный крем, водка и тушняк – не проблема. Надо будет после этого дурдома заглянуть. Надеюсь, ты мне машину для романтической встречи в прокат дашь?

– Обязательно, Рихард, – еле сдерживаясь от смеха, пробормотал я и, пожелав Вове не провалить «явки», отключился.

Однако Черепанов – затейник, каких свет не видывал. Ишь ты, в Ираке он, в группе «Чухан-13»! Блин, он мне своими эротическими играми весь мыслительный процесс испортил… Так, посмотрим, что за координаты.

– «Ядро», привал! Движение по моей команде.

– Ыыезть, – ответил в наушнике голос Лени. Наверное, его лейтенант «чупа-чупсом» угостил, поэтому так мямлит.

Участок засады находился как раз на маршруте следования колонны оперативной группы летчиков. Понятно, значит, сдали не только нас, но и «летунов». Или все же прознали, что армейцы передвинули свой командный пункт на окраину Курояровки, или хотят взять «языка» из летчиков и допросить. Так что Каузов, помогая нам, заодно поможет и себе. Надо будет что-то придумать, чтобы вместе с Вермахтом не попасть под раздачу.

– «Ядро», пошли!

– Принял, начал движение.

Через сорок минут мы вышли к месту «подбора». Так, вот он, мост, внизу. С нашей высотки прекрасно видно дорогу на несколько километров до поворота. В сторону Курояровки видимость похуже, дорога резко поворачивала в сопки, и лес вплотную подступал к полотну асфальта. Дальше, примерно километров через шесть-семь, начинался участок, на котором «конкурентами» выставлялась засада. По карте здесь, вместо асфальтовой двухсторонней, должна быть грунтовка. Правда, карта со съемом местности – 1987 года, а сейчас уже двухтысячные, поэтому вполне могут быть некоторые несовпадения. По рассказу старого охотника Пачишина, такая трасса шла до самой Курояровки и за несколько километров после нее, а потом переходила в грунтовку, ведущую в охотничьи и лесные хозяйства. Если спрятаться под мостом, то с трассы нас не видно.

Микроавтобус у Ромы японский, дверь у него слева. Значит, нам надо сидеть с левой стороны моста. Отсюда сверху мы сможем прекрасно наблюдать за движением на трассе. Когда появится колонна, скатимся вниз, нырнем под мост, а потом запрыгнем в автобус. Главное, чтобы он остановился где надо. А пока, чтобы народ не расслаблялся, потренируемся в посадке. Я побегу первым, потому что Каузов из нашей группы хорошо знает только меня (у нас с ним при приветствии даже есть свой шутливый ритуал). Я открою дверь, и все остальные быстро-быстро запрыгнут.

Я начертил на снегу полосу, обозначающую дверь, объяснил порядок действий.

– Приготовиться!

Первым после меня шел Ромашкин. Услышав команду, он сразу же принял стойку для совершения прыжка, правую руку положил на воображаемое кольцо, а левую – на несуществующую запаску.

– Пошел!

Леня оттолкнулся, совершил прыжок и начал вслух считать:

– Пятьсот двадцать один, пятьсот двадцать два…

Следом за ним прыгнул лейтенант и сшиб его с ног.

– Дембель, давай! – заорали Артемьевы и один за другим дружно повалились на барахтающихся майора и лейтенанта.

Доктор величаво обошел кучу тел и уселся на снег.

– Леня все испортил, – возмутились технари, – эти воздушно-десантные понты при посадке на технику – ни к чему!

Ромашкин осознал свою ошибку и был готов снова повторить. На этот раз «посадка» прошла намного быстрее. Потренировались еще пару раз и решили, что слаженность в подразделении достигнута.

Телефон заорал песню «Раммштайна» «Ду хаст». Наконец-то, позвонил Каузов и сообщил, что колонна летчиков выехала. Договорились, что при подъезде Рома даст вызов на меня, а я ему посвечу фонариком. Про готовящуюся засаду я пока говорить не стал, мало ли что. Наш друг-летчик подумает, что лучше с нами не связываться, и поедет другой дорогой. Оставалось только ждать.

Время еще было, так что можно немного передохнуть и кое-что еще раз тщательно обмозговать.

– Располагаемся, у нас пара часов расслабона, ждем машину. Лейтенант, как самый глазастый, возьми бинокль и наблюдай за дорогой в направлении на восток. При появлении транспортных средств и подозрительных групп лиц – немедленный доклад!

– А можно я по ним из пулемета шмальну? Я ленту новую поставил…

– Ни в коем случае! Огонь открывать только по команде.

– Понял, – вздохнул «начфиненок» и, скинув рюкзак, поплелся обустраивать себе лежку.

– Командир, наше дело правое – мы поедим? – тут же подали предложение технари.

– Сколько можно жрать? Давайте уж тогда занимайтесь приготовлением пищи на весь личный состав. У меня горелку и тушенку возьмите, сбацайте чего-нибудь жидкого и горячего.

– Ага, щас мы супца сварганим с лапшой и тушенкой! Я еще у армян луком разжился и салом копченым, – обрадовался Пачишин.

Технари развили бурную деятельность: распотрошили рюкзаки, достали горелки, начали перебирать пакеты с пищевыми запасами.

Артемьевы попытались включиться в процесс, но были отосланы технарями подальше. Маясь от безделья, забрали у меня поисковый приемник и принялись «мониторить» частоты. Леня с доктором, раскупорив пачку презервативов, колдовали над медицинской сумкой, и Ромашкин изредка восклицал:

– Ох, ни хрена себе!

Я же, расстелив полиуретановый коврик и положив голову на рюкзак, начал размышлять над картой. Так, после моста есть пара удобных мест для засады – как раз в заданных координатах. Учитывая подготовку «спортсменов», наверняка засаду они проведут без всяких «показушных» эффектов, взрывов и автоматных очередей. Будь это реальная боевая задача, они бы повыстегивали с бесшумных «ВССок» (винтовка снайперская специальная) водителей или прострелили бы шины автомобилям, а потом сработала бы огневая подгруппа, да и мины в управляемом варианте выставили бы на вероятных маршрутах отхода. Здесь, в мирной жизни, за стрельбу боевыми может влететь по первое число. Значит, они придумают еще что-то, чтобы остановить машины. Интересно, что? Надо будет с Каузовым посовещаться: ехать другим путем намного дольше, и к половине первого ночи они не успеют; значит, придется прорываться. Устроить контрзасаду? Этот вариант для нас проигрышный. В действиях на местности нас «спортгруппа» обскачет «на раз-два». Что бы мы ни придумали, их по численности больше и подготовка у них не чета нашей. У нас ТСП (тактико-специальная подготовка) как таковая отсутствует напрочь. Вряд ли мы их теперь сможем подставить под СОБР или пехоту. Никого из них здесь рядышком не наблюдается. Хорошо было бы запустить впереди колонны летчиков колонну мотострелков – пусть с ними воюют. Но доблестные мотострелки с лейтенантом Рябушкиным и механиком Зюзиком черт знает где теперь. Что же придумать?

Из задумчивости меня вывел громкий хлопок и крик Артемьевых:

– Докто-о-ор, ну ни фига ты «попугайчика» запустил! Мы со страху чуть не обделались!

– Это не доктор, – закричал Ромашкин, – это мы «презики» лопаем!

Вот кому заняться нечем. Надо отправить доктора и Леню сменить лейтенанта на «фишке».

– Кончайте ерундой страдать, сейчас после ужина отправлю вас обоих «начфиненка» менять, – пригрозил я «лопальщикам».

– Да я Лене показывал, как процесс газообразования происходит, – начал оправдываться Аллилуев.

– На «презиках», что ли, показывал?

– Ага! Вот смотри, командир, что происходит с презервативом. Представь, что это наш желудок… – Доктор напялил презерватив на какой-то пузырек. – Видишь, все нормально. А вот если наш желудок потрясти и заставить его, чтобы происходили какие-то процессы – ну, скажем, пищеварение, – увидим, что происходит. – Он потряс пузырек. Презерватив начал раздуваться и через пару минут был надут, словно праздничный шарик. – Если газ не выпустить, произойдет вот что…

Бббах! «Шарик» звучно лопнул.

– Доктор, ну, и на хрена нам это надо? – недоуменно произнес я.

– Командир, это можно использовать как детонатор, – возбудился Леня.

– И баллоны можно так подкачивать, – заметил Пиотровский, умильно принюхиваясь к запахам готовящейся пищи.

– Хватит ерундой маяться, кушать подано – идите жрать, пожалуйста, – перебил всех Пачишин.

– Налейте доктору сто грамм за «рацуху»! – закричали Артемьевы, вытаскивая ложки из рюкзаков.

Суп, приготовленный в трех котелках, был на удивление вкусным, а с салом и водкой – так просто замечательным. Лейтенант прибежал, забрал с собой полкотелка, выпил пятьдесят капель и снова убежал, доложив, что наблюдал два трактора и несколько военных машин, двигающихся в сторону Курояровки. Может, это Рома промчался? Хотя, ради кепки и ножика, он пойдет на что угодно и обмануть не должен.

Стемнело. Приближалось время «ч». Мы снова снарядились и закинули за спину оружие, чтобы не мешало на бегу. Вот он – долгожданный звонок от Вермахта:

– Я подъезжаю, через пару километров уйду от колонны вперед и дам вызов, жду фонарик, отбой.

– Принял.

– Лейтенант, в оба глаза! Сейчас должен показаться микроавтобус!

– Вижу фары. По-моему, идет.

– Все вниз – бегом!

И мы посыпались вниз под мост. Я споткнулся на бегу, перекувыркнулся, больно ударившись об автомат, и, выскочив к мосту, присел и отцепил от разгрузки фонарик. Остальные разведчики кубарем скатились под мост.

– Ох, грехи мои тяжкие, – стонал Пачишин.

«Ду хаст», – пропел в кармане телефон и отключился. Я встал навстречу приближающимся фарам и несколько раз моргнул фонарем. Микроавтобус плавно и быстро подлетел ко мне. Окошко у пассажира уже было открыто.

– Руссиш партизанен, яйки-млеко, пуф-пуф! – заорали справа с водительского сидения.

– Нихт партизанен, абвер! – крикнул я в ответ.

– Шевелитесь, – подбодрил Рома, – там в салоне палатка лежит, под нее прыгайте.

– Группа – к машине! – приказал я и отодвинул в сторону дверцу.

В доли секунды группа оказалась внутри. Только доктор, с разбегу не пригнувшись, зацепился рюкзаком за кромку крыши и силой инерции был отброшен назад на асфальт.

– Пилюлькина потеряли, – закричали Артемьевы и, высунувшись, мощным рывком закинули доктора в салон.

Поехали. Можно сказать, подбор прошел удачно.

Я сидел слева на пассажирском месте и разговаривал с Вермахтом. О том, что они могут подвергнуться нападению группы спецназа, Рома был предупрежден. Но он подумал, что это будем мы, и поэтому абсолютно не волновался. Теперь же это известие ввело его в ступор.

– Слышь, старичок, и что мне теперь делать? Неохота как-то тут в снегу валяться с завернутыми клешнями. Вы мне отстреляться, надеюсь, поможете?

– Нет, тут стрелять нельзя. Я думаю, «спортсмены» хотят вас взять «по тихой» и потом доехать с вами до Курояровки, чтобы зря ноги не топтать. Ты вот, знаешь, что лучше сделай… – Я достал из планшета карту и включил свет над пассажирским креслом. – «Засаживать» они будут, скорее всего, вот здесь, на повороте.

– Ну, понятно, а нам-то что делать?

– Сможешь сейчас своих предупредить, чтобы на этом отрезке держали максимально возможную скорость и, не останавливаясь, гнали за тобой?

– Сделаю, но придется остановиться, всех предупредить.

– Давай!

Каузов остановился, подождал ехавшие за ним в колонне машины и, достав свою карту из планшета, вышел из салона…

Вот и поворот. Вроде все нормально – колонна летит, а не едет. Дай бог, чтобы никакая машина не сломалась.

– А-а-а, б…! – заорал во всю глотку Рома. – Смотри! Прямо над дорогой, на ветке! – Он трясущейся рукой показал куда-то вперед, а другой еле сдерживал руль и начал притормаживать.

В свете фар высветилась фигура, висящая над дорогой, – в кальсонах и в тельняшке; голова вывернута набок, босой, со скрученными за спиной руками.

– Черт, гони! Дави, не останавливайся!!! – заорал я.

 

Глава 5

Вермахт от испуга вдавил педаль газа чуть ли не в самый пол, и мы со скоростью ветра пронеслись под болтающимся «висельником». Водители остальных машин, видя, что микроавтобус прибавил скорости, постарались не отставать, и только вильнули на дороге, чтобы не задеть болтающегося под веткой бойца. Я напряженно всматривался в зеркало заднего вида. «Покойник» вел себя неадекватно – руками и ногами обхватил дерево, словно обезьянка. На дорогу, размахивая руками, выбежали какие-то подозрительные личности. А колонна быстро удалялась, не снижая скорости.

– Ну, вы и идиоты, – пробормотал Каузов, вперившись взглядом в дорогу, – меня чуть кондрашка не хватила. Это же надо такое придумать! Сейчас пару километров еще, и как хочешь, но я остановлюсь – проверю своих.

– Ну, давай! А то, может, у твоих уже волосы на всех местах седые…

– Хорошо, я быстренько, а то мало ли что ваши дятлы еще учудят.

Через несколько километров Рома поморгал фарами и начал притормаживать. Сразу затормозить он не решался, зная своих водителей.

– Еще со всей скорости влетит мне в задницу, у нас ведь водители «оторви и выбрось, а потом еще и прикопай, чтобы не вылезло».

– Надо было из «ПКМа» очередью в окошко дать, – заныл из глубины салона Леня.

– Леня, ну его на фиг! Мы теперь действуем «агентурными методами». Так что сидим – и не отсвечиваем.

– А мы прорываться на командный пункт будем? – поинтересовались Артемьевы.

– Не, пацаны, давайте пользоваться ситуацией. Пусть «спортсмены» идут в атаку, мы как-нибудь по-другому отработаем – нашкодим «по-тихому» и свалим.

– Хр-р-р, м-м-м, о да-а-а, крошка, вот так, – вклинился в разговор лейтенант.

– Проснись, бригадную кассу сперли! – начали приводить в чувство «начфиненка» братья-связисты.

– Я не спал, я не спал, – очнулся лейтенант.

Прибежал Каузов.

– Фу, вроде все нормально, поехали быстрее, а то ваши быстроногие олени догонят.

Через минуту колонна снова неслась по трассе. В салоне было тепло, играла какая-то задушевная музыка в стиле тридцатых годов. Ко мне начал подкрадываться сон. Чтобы как-то прийти в себя, я начал усиленно думать о дальнейшем порядке наших действий. Никаких конструктивных идей в голову не приходило. Из салона доносился богатырский храп уставших разведчиков, в который вклинивалось тоненькое повизгивание лейтенанта…

– Рома, это что у тебя играет? – чтобы как-то отвлечься, спросил я Вермахта.

– Макс Раабе, стиль «берлинское кабаре».

– Редкостная дрянь, – отозвался я и, стукнувшись головой о «торпеду», провалился в экстаз сна.

Проснулся от возмущенных воплей личного состава, обвиняющего доктора в некорректном поведении и порче общественного воздуха. Часы на приборной панели показывали двадцать минут первого.

– Сейчас в Курояровку заедем, – известил Каузов.

По деревне в различных направлениях двигались разведывательные признаки передвижного командного пункта. Особенно много их столпилось возле единственного на всю округу круглосуточного киоска. Военные в камуфляже стояли в довольно прилично длинной очереди и скупали все подряд – в основном горячительные напитки.

Каузов подъехал к двум военным тентованным «Уралам» и кучке военного люда, толпившегося возле техники.

– Мужчины, как на пункт проехать?! – заорал он, высунувшись в окошко микроавтобуса.

– Водки больше нет, сейчас минут через пятнадцать еще подвезут, – донеслось из киоска.

– По дороге на выезд езжай! Там, на конце деревни, комендантский пост и КПП стоит. Только осторожнее, тут, говорят, диверсанты бродят, – ответили Каузову из толпы.

– Да на нас уже нападали, мы еле ноги унесли, – отшутился Рома, поморгал фарами своим остановившимся неподалеку машинам и двинулся дальше.

Никто на колонну летчиков внимания не обратил. Тут наверняка за день таких колонн проезжало по несколько штук. На выезде из деревни, сбоку от дороги, стояла лагерная палатка и столб с табличкой: «Комендантский пост. Ответственный – прапорщик Жигайло». Чуть подальше, на съезде с дороги, виднелся шлагбаум и одиозная фигура в тулупе и с автоматом.

– Блин, сейчас докапываться начнут, кто такие, куда едем, – встревожился Рома, достал из-под сиденья уставную шапку с кокардой и протянул ее мне. – На, надень вместо своей «пидорки» от греха подальше. Кто знает, что в голову этим комендачам взбредет. У меня там еще в салоне куртка-меховуха синяя валяется…

– Ее лейтенант чуть не испохабил, – подали голос из салона Артемьевы. – Она такая теплая и мягкая, что он ее во сне домогаться начал.

– Враки, – стал оправдываться «начфиненок», – вот она, куртка, забирайте.

Я в мгновение ока переоделся, скинул бушлат и тактический пояс, влез в синюю летную куртку и напялил шапку.

– Воротник подними и шапку на затылок сдвинь, – посоветовал сведущий в военной моде Ромашкин.

Каузов осмотрел меня и выдал:

– Вылитый технарь с аэродрома! Тебе еще фляжку с «Массандрой» за пазуху – и хрен отличишь! Ну, что, пойдем к прапорщику Жигайло. Будем давить своим летным авторитетом.

В палатке было холодно и неуютно, на топчане валялось какое-то подобие человека, укутанное матрасами. За колченогим столом возле слабо мерцающей керосиновой лампы, уткнувшись носом в полевой телефон, посапывал тщедушный солдатик, даже не очнувшийся при появлении двух незнакомцев.

– А что тут творится? – сразу пошел я в «атаку». – Где Жигайло?! Почему спим, боец?!

Солдат, очнувшийся от моего крика, в ужасе подскочил и заметался по палатке. Тот, кто лежал под матрасами, скатился, от греха подальше, под топчан и затих – видно, решил действовать согласно тактике енотов: «А я умер, не трогайте бедное животное».

– Прекрати панику, боец, – попытался успокоить солдата Каузов. – Где старший ваш, прапорщик Жигайло?

– Я-я-я-я старший, – донеслось из-под топчана, – сержант контрактной службы Никитин. А кто такой Жигайло – мы не знаем.

– А что тогда на табличке написано? – хором удивились мы.

– А мы с этой табличкой всегда выезжаем. Даже не читаем, что там написано, – продолжал отбрехиваться из-под топчана контрактник.

– Ладно, хрен с ним, с прапорщиком! Мы летчики, на командный пункт приехали. Звони, давай, кому-нибудь, чтобы нас пропустили! И вылезь оттуда – негоже сержанту со старшими офицерами из укрытия разговаривать.

Контрактник вылез из-под топчана, опасливо оглядел нас и, бочком протиснувшись к столу, отвесил оплеуху своему сослуживцу.

– Опять спишь, Касабланка, – стал выговаривать он солдатику. – Давай, звони, пошевеливайся!

Солдатик со странной кличкой Касабланка подкрутил фитиль лампы и начал накручивать ручку телефона.

– Товарищи офицеры, угостите сигареткой, – попросил Никитин.

Получив сигарету, он уже окончательно расслабился и уже довольно смело вылупился на нас. Боец на телефоне наконец куда-то дозвонился и, заикаясь, попытался обрисовать ситуацию. На том конце ничего не поняли и попросили к трубке старшего комендантского поста. Никитин тоже ничего толкового рассказать не мог и, выслушав порцию нецензурной лексики, передал трубку Каузову. Рома в трех словах обрисовал ситуацию, излил порцию праведного гнева и снова передал трубку контрактнику. Тот покивал головой и отключился.

– Комендант в курсе, что вы должны приехать; сейчас я вам пропуска выпишу на ваши машины, и езжайте дальше до второго КПП, прямо по дороге, там вас встретят.

Солдатик, помощник Никитина, достал из стола журнал учета выдачи пропусков и начал писать.

– Сколько у вас машин? – спросил он и поднял на нас глаза. Вот тут и стало понятно его прозвище. Герой американской комедии «Горячие головы» по кличке Отстой задохнулся бы от зависти такому косоглазию. Интересно, как его только в армию призвали?

Рома продиктовал номера и количество машин, в том числе и свой микроавтобус, обозвав его машиной для перевозки специалистов охраны марки «Тойота-Хайс». Количество личного состава – двадцать человек, то есть, помимо своих летчиков, посчитал и нас. Боец, даже не переспросив, выписал нам пропуск. Данный ход событий лично меня очень устраивал. Из-за несогласованности действий штабов и полного пофигизма комендантской службы моя разведывательная группа вполне легально въезжала на территорию подвижного командного пункта армии. Теперь нам не надо было покидать теплый микроавтобус, кружить по сопкам, выбирая место для наблюдения и опасаться встречи со «спортсменами». Главное, чтобы из армейцев никто ничего не заподозрил.

Угостив еще парой сигарет «комендачей», мы вышли на улицу. Мои разведчики в автобусе находились в состоянии крайней настороженности и готовности свалить куда-нибудь подальше или принять неравный бой. То, что проблема разрешилась так просто, не устраивало только воинственного Ромашкина – остальным было абсолютно по барабану.

Боец, стоявший в тулупе возле шлагбаума, гражданский микроавтобус пропустил без каких-либо проблем, даже не заглянув внутрь, а к военным машинам начал проявлять нездоровый интерес. Пришлось Каузову снова выходить и трясти только что выписанными пропусками. Солдатик гундел что-то себе под нос и отрицательно качал головой. Я вынужден был тоже включаться в действо. У бойца, видно, что-то застопорилось в мозгах, и он нес откровенную чушь про какие-то распоряжения коменданта и про то, что его из-за нас «отымеют и высушат». Самое примечательное было то, что боец на посту стоял с деревянным автоматом. На мой восхищенный вопрос он, вздыхая, ответил, что их ротный забрал все боевое оружие и выдал им макеты со словами: «Вы, олени, заснете и просрете ствол, или спецназеры отберут, или найдете где-нибудь патрон боевой и что-нибудь себе отстрелите, ибо дай дураку хер стеклянный – он и хер разобьет, и руки себе порежет, а мне до конца контракта совсем ничего осталось».

Наконец проблема решилась весьма просто: пачка сигарет – и шлагбаум взметнулся вверх, пропуская остальные машины.

На втором КПП нас завернули куда-то в сторону на стоянку и предложили старшему пройти в сторону штабных машин и палаток, видневшихся неподалеку. Рома вытащил из-под сиденья папку с документами, проинструктировал своих подчиненных, посмотрел на нас умоляющим взглядом, но, не дождавшись сочувствия, ушел представляться.

Итак, мы на территории искомого объекта; необходимо осмотреться и продумать план дальнейших действий. Где-то среди машин и палаток надо оставить учебную закладку, описать это место, передать точные координаты ПКП на Центр, получить подтверждение – и можно считать, что задача выполнена.

– Доктор, у тебя там макеты шашек? Давай доставай – будем бомбу мастерить.

– У меня, у меня, – засуетился Аллилуев и начал потрошить свой рюкзак.

– Какие симпатичные макеты, – восхитился Пачишин, – желтенькие, на бруски масла похожи.

– Хочешь кусочек? – предложил доктор.

Через десять минут он аккуратно сложил шашки в полиэтиленовый пакет и обмотал их красной стропой, имитирующей детонирующий шнур.

– Лажа, – как обычно хором, высказали свое мнение Артемьевы, – какой нормальный военный будет ходить по командному пункту армии с пакетом? Сразу видно – или диверсант, или с деревни приехал, водки привез.

Действительно, появление непонятного летчика с пакетом среди штабных кунгов – зрелище весьма подозрительное. Надо придумать что-то другое.

– А тут дипломат старый с инструментами лежит, – отозвался откуда-то из глубины салона «начфиненок».

Портфель был извлечен из-под сидений и подвергнут тщательному осмотру. Ну, немного потаскан и замызган, так это ничего страшного. Возле ручки шурупами прикручена пивная пробка с пластилином для опечатывания. Видно, когда-то этот дипломат-чемодан использовался для переноски и хранения служебных документов. Инструменты переложили в пакет, дипломат протерли ветошью и вложили в него заряд.

– Вот это совсем другой коленкор, – одобрил личный состав.

Доктор немного призадумался и, пошептавшись с Ромашкиным, полез в свою медицинскую сумку.

– Командир, давай док детонатор сбахает! Потрясешь, когда надо, чемодан, крышка отлетит, и будет – ба-а-а-ахх! «Презик» как лопнет, и все увидят, что подорваны…

– Док, а через сколько «презик» надуется? – спросил я Аллилуева, заинтересовавшись «рацпредложением».

– Сейчас соображу… Минут через десять. Будет потихоньку раздуваться, а потом откинет крышку дипломата. Главное – замки расщелкнуть…

– Гарантируешь десять минут?

– Ага, только десять, больше никак.

Была не была, надо все-таки устроить рок-н-ролл в этой дыре. Пусть все видят, на что способны разведчики специального назначения, да еще из особой офицерской группы.

Доктор соорудил свой «химический» детонатор и с особой осторожностью передал мне дипломат.

– Когда надо будет, потряси его, отщелкни замки и поставь так, чтобы крышка не упала.

– Доктор, вы меня пугаете, – ответил я и прижал портфель к животу.

Через несколько минут появился Каузов, беспечно размахивающий портфелем и что-то напевающий под нос.

– Ха! Пацаны, прикиньте – мы до утра свой пункт управления авиацией должны развернуть! Мне уже и место указали. Все расспрашивали, как я от диверсантов улизнул; им кто-то сообщил, что на меня засаду готовили. Так что особо не светитесь, диверсантьте тут потихоньку, а еще лучше – помогите мне этот гребаный пункт развернуть.

В восемь утра благодаря нашей помощи подчиненные Каузова развернули свой пункт: поставили пару палаток, завели дизельный электроагрегат и запитали радиостанцию. На нас летчики не обращали никакого внимания и не задавали лишних вопросов – кто мы такие и откуда взялись? То ли Вермахт их проинструктировал, то ли от природы они были такие нелюбопытные.

Артемьевы, как специалисты связи, оказали начальнику радиостанции конкретную помощь в настройке каналов, попадании в какие-то створы и в остальных связистских «чудесах». Лейтенант-«начфиненок», как самый молодой и не похожий на диверсанта, был послан побродить возле пункта и нарисовать схему расположения для дальнейшего отчета. Нацепив на себя солдатскую шапку, взятую напрокат у бойцов-летчиков, вооружившись вместо пулемета командирской сумкой с письменными принадлежностями, «начфиненок», весело подпрыгивая, удалился.

Артемьевы, закончив возиться с радиостанцией летчиков, обнаглели до того, что развернули нашу каэмку (КВ-радиостанция), выставили антенны неподалеку от машины и начали «качать» связь с Центром прямо с территории ПКП. Если бы специалисты РЭБ (радиоэлектронной борьбы) работали на этих учениях в полную силу и задействовали свою аппаратуру, то после первого же вхождения в связь нам бы настал каюк. Однако никому до нас не было никакого дела. Прибежал какой-то полковник, наорал за нарушение формы одежды и приказал переставить машины в линейку и накрыть их масксетями, дабы не нарушать общего режима маскировки. Так как Каузова не было, я изобразил из себя старшего и начал вяло переругиваться, пытаясь доказать, что наши машины должны стоять именно так, ибо у нас, у летчиков, все по-другому, не так, как в пехоте. Пока мы ругались, Пачишин, изображавший из себя «старого прожженного войной прапора», вылез из палатки с двумя кружками чая. Увидев полковника, попытался скрыться, но застрял, запутавшись в матерчатом пологе и выставив наружу филейную часть.

– Это что еще за зеленое небритое чудовище?.. – возмутился местный полковник. – Рожа-то какая нажратая!

– Товарищ полковник, да это наш прапорщик… э-э-э… Шматко… (брякнул я не к месту вспомнившуюся фамилию из сериала «Солдаты»), командир ВМО (взвод материального обеспечения), начальства боится, он нам как раз чай нес. – Я старался говорить как можно громче, надеясь на понятливость Пачишина.

Полковник громко заржал:

– Ы-ы-ы, Шматко-о-о! Как в сериале! И морда такая же продувная. Товарищ прапорщик, ну-ка, подойдите сюда, хватит нам свой зад показывать.

Пачишин вылез, весь красный от злости, и, держа в руках па рящие кружки, засеменил к нам.

– Угощайтесь, товарищ полковник! Чай хороший, с травками – наш доктор заваривает. Рекомендую особенно при пониженной потенции.

Местный полковник сразу же сгреб кружку и принялся смаковать обжигающий напиток.

– Ох, хорошо! Вкусно, однако. А ты чего же, прапорщик, не по форме одет – сапоги какие-то на тебе гражданские, не бреешься, а?

– Так у меня раздражение и ноги больные, – заюлил Пачишин.

– Где начинается авиация, там заканчивается порядок! – возвестил полковник. – Я недавно в командировке в Чечне был, так там в отделе у спецназа плакат про летчиков висит, а на нем написано: «Водки летчикам не давать!»

Вот оно, оказывается, как – в авиации порядка нет, а он тут с диверсантами противника чаи на собственной территории распивает…

– Короче, командир, посылай сейчас двух человек к инженерам, вон там их кунги стоят с прицепами, пусть масксети получают и маскируют всю технику. Я их предупрежу, что «летуны» придут. А прапорщика я твоего на пару часиков конфискую, пусть нам на ПХД (пункт хозяйственного довольствия) поможет – у нас там что-то с кухней полевой случилось, поварята никак ее раскочегарить не могут.

Однако хват этот местный полковник! Пришел, наорал, и тут же народ мой начал «припахивать».

– Шматко! Проинструктируй людей и отправь к инженерам, только связистов не трогай.

– Точно-точно, связь – это нерв армии, – добавил местный командир.

Пачишин злобно улыбнулся и заорал во весь голос:

– Ромашкин, Пиотровский, Аллилуев – ко мне! А ну, пошевеливайте булками, «контрабасы фуевы»! Не на курорте, чай!

Обозначенные лица, прятавшиеся за палаткой и готовые по первому моему знаку захватить в плен полковника, с кислым выражением вразвалочку поплелись к ерничавшему Пачишину. Тот проинструктировал их, приказал сдать оружие под охрану Артемьевым и выдвигаться к инженерам.

Полковник, наблюдавший за новоявленными «контрабасами», удивленно хмыкнул:

– В возрасте уже у вас бойцы-то!.. А пулемет-то вам зачем нужен?

– Так от диверсантов спецназа отбиваться, товарищ полковник, мы ведь тоже не на курорт приехали.

– Ну, и правильно, нечего тут спецназовцам делать! – восхитился полковник и, мило беседуя с Пачишиным, удалился.

Тройка, посланная за сетями, вернулась минут через двадцать, таща на плечах большой зеленый рулон.

– Командир, они тут вообще рехнулись! – разорялся Ромашкин. – Говорю, дайте нам белую масксеть, а они говорят – берите зеленую, других нет. Лето, типа, по условиям учений – птички летают, солнышко светит… Я им левой фамилией в накладной расписался, а им – по барабану!

Аллилуев и Пиотровский начали урезонивать Леню простейшими доводами – какая разница доблестному майору спецназа, какого цвета маскировочную сеть выдали? Леня обиделся и, чтобы как-то компенсировать чувство обиды, взял один из малых составных кусков масксети и прилепил себе на рюкзак. Пиотровский тоже прихватил себе пару кусков, потом, немного подумав, взял и на долю Пачишина. Доктор остался безучастным.

Поймали парочку бойцов-«летчиков», озадачили их натягиванием сетей и на том успокоились. «Начфиненок» еще не вернулся, и я, обеспокоенный, пошел на его поиски, прихватив с собой GPS-навигатор Ромашкина, для того, чтобы снять очные координаты всех элементов пункта управления для последующего доклада на Центр. Время обязательного двухстороннего сеанса близилось. Надо отрабатывать: получать подтверждение, оставлять дипломат с закладкой и сваливать отсюда – как можно быстрее! Ведь «спортсмены» наверняка тоже где-нибудь поблизости крутятся.

Наш «начфиненок» стоял в окружении каких-то военных возле одной из штабных машин и что-то кому-то объяснял. Мне сразу стало не по себе. Все – вычислили нашего лейтенанта, ухватились за кончик, сейчас потянут всю ниточку. Что делать? Бежать к остальным – предупреждать? Но Пачишина уволокли на ПХД, а сеанса еще не было. Так все хорошо шло, и тут – такой прокол. Только спокойно, не надо метаться из стороны в сторону. Я сделал вид, что меня происходящее никак не касается, подошел поближе и спросил какого-то офицера, где находится оперативный отдел. Военный махнул рукой куда-то в сторону и пошел по своим делам. Я бочком, смотря куда-то в сторону, приблизился к толпе.

Мои самые худшие опасения подтвердились – нашего лейтенанта, беззаботно шарахающегося по пункту управления, обвиняли в незаконной разведывательной и подрывной деятельности и пытались выяснить – кто он такой, откуда взялся и что тут вообще делает? Положение аховое, и надо было срочно как-то спасать ситуацию. При таком пристрастном допросе лейтенант долго не продержится. А если захотят рассмотреть содержимое планшета? Даже не хочется думать. Тем временем, из толпы, окружавшей «начфиненка», раздавались злобные выкрики:

– Вали его на землю!

– Пинай его по кокосам!

– На костер порождение ада!

Положение спас какой-то военный, привлеченный шумом толпы.

– А что вы орете, товарищи офицеры? Я этого лейтенанта помню – он в прошлом году на сборах лейтенантов был. Он – финансист, я им лекции по организации бухгалтерского учета читал.

– Аа-а-а-а, финансист… – разочарованно протянула толпа.

Действительно, если финансист – какой из него диверсант? Но, на всякий случай, надо бы отпинать. От них, военных бухгалтеров, больших пакостей ожидать можно.

Военные мигом потеряли интерес к лейтенанту и разошлись по своим делам. Офицер, признавший в нашем лейтенанте финансиста, начал ему выговаривать за выплаты каких-то «полевых» денег. «Начфиненок» ловко парировал, ссылался на какие-то указания из округа и был на высоте, не то что пару минут назад. Хорошо, что его собеседник не вспомнил, что финансист из спецназовской бригады, иначе в его голове зашевелились бы мысли сомнения. Наконец нежданный спаситель ушел, и я, потянув лейтенанта за рукав бушлата, отвел его в сторонку от любопытных глаз.

– Что тут было, ты почему всю агентурную работу провалил? Это тебе не с пулеметом по сопкам скакать – тут мозгами шевелить надо!

– Да привязались ко мне, кто я такой, что я тут делаю, вопросы начали задавать…

– Бог с ним, проехали. Ты все зарисовал?

– Ага, я даже «север – юг» отметил и где столовая находится. – Лейтенант, косясь по сторонам, расстегнул командирскую сумку и, развернув ее, показал мне корявенький рисунок.

Нарисовано было весьма убого, но все элементы более-менее просматривались. Ладно, будет время и возможность, – перерисуем схему в цветах и красках.

Поставив лейтенанта на наблюдение, я начал с помощью топопривязчика определять точные координаты основных элементов командного пункта и наносить их на схему.

Так, кружа вокруг штабных машин и при малейшей опасности делая вид, что мы тут просто вышиваем крестиком, мы наткнулись на две больших палатки с табличками «ПХД» и «Офицерская столовая». Из последней, с довольным видом ковыряясь в зубах и сыто отрыгивая, вывалилась троица – Пиотровский, Ромашкин, Аллилуев.

– Эх, макароны по-флотски хороши были, – увидев нас, похвастался Ромашкин.

– Да и салат из капусты тоже ничего, – добавил Пиотровский.

– Эх, сейчас бы ка-а-ак… – начал Аллилуев.

– Доктор, даже не думай! – заорала в один голос возмущенная общественность.

Со стороны ПХД доносились чьи-то хозяйственные крики с очень знакомыми интонациями.

– Наш «Шматко» разоряется, – улыбнулся Пиотровский, – форсунки им на капэшке (КП – кухня полевая) прочистил, наряд загонял, местного прапора ниже плинтуса опустил, теперь здесь рулит. Местный тыловик с ним уже чуть ли не взасос целуется, обещал отношение на перевод дать.

Отправив всех к месту забазирования и дав пару указаний, я развернулся и отметил, что тут рядышком со мной должен был стоять лейтенант. Опять куда-то пропал, только полог палатки-столовой еще колыхался.

– «Начфин», скотина, вернись – я все прощу! – закричал я и кинулся за лейтенантом.

Тот уже сидел за военным раскладным столиком с ложкой в руках и со счастливой улыбкой на лице. Рядышком, как изваяние, замер боец в белом халате и с подносом в руке. Откуда-то из-за деревянной перегородки с раздаточным окошком раздался жуткий крик с весьма знакомыми интонациями:

– Кто там еще приперся?! Прием пищи уже закончен!

– Товарищ прапорщик, – заблеял боец, – тут летчики пришли…

– О-о-о, кто пришел! Это наши, – выглянула из окошка физиономия Пачишина. Ну-ка, давай бегом, обслужи офицеров как положено…

Пришлось и мне усесться за стол рядом с лейтенантом. Насмерть перепуганный боец приволок две тарелки макарон по-флотски, большую тарелку с капустным салатом, белый хлеб, несколько шайб масла, сахарницу, соль, перец, горчицу.

– Приятного аппетита, – невнятно промычал он и, трясясь от непонятного нам страха, испарился.

Пачишин вылез из своего закутка и присел к нам за столик.

– Разболтались тут армейские, глаз да глаз за ними нужен – ни приготовления пищи организовать, ни форсунки продуть… Бойчишки у них грязные и голодные. Это же надо, поварята – и голодные. Тут прапор молодой с поварихой гражданской руководил, я его взашей выпер. Они к зампотылу пошли жаловаться, тот прибежал, посмотрел и обещал мне отношение дать – очень ему макароны понравились!

– Слышь, ты что, вообще с дуба рухнул?! – зашипел я на него. – Не забыл, ЧТО мы тут делаем? Переводиться будешь, когда в бригаду приедем. А сейчас сваливай к дневке, у нас до сеанса связи пятнадцать минут; координаты передаем, я минирую и – сваливаем.

– Блин! – очумело потер затылок Пачишин. – А я совсем забылся, меня за авторитета тут держат… Кстати, знаете, кого видел? Помните нашего пленного Зюзика, механика? Болтался со своим Рябушкиным. На доклад их притащили – хвалили за то, что они диверсантов обнаружили. Оба довольные такие, меня увидели – рты пораскрывали. Так я их на кухню затащил, от пуза накормил, еще бойцу сигарет и тушняка отсыпал. Зюзик, тот вообще обрадовался, как родным, – его на «ЗИЛок» снова посадили.

– Они нас не сдадут? – спросил я, ускоренно пережевывая вкуснейшие макароны.

– Да нет, не должны. Зюзик сказал, что они сейчас на наше спецназовское стрельбище едут, офицеров каких-то везут.

Неплохо было бы опять под видом летчиков смыться отсюда и с комфортом доехать на пункт сбора групп на нашем бригадном стрельбище. Однако мечты, мечты… Пачишин сказал, что «ЗИЛ» уехал минут десять назад, а у нас еще обязательный сеанс, без которого, считай, задача не выполнена.

Позавтракав на славу, мы с лейтенантом вышли из столовой и стали дожидаться нашего технаря-майора, переквалифицировавшегося в «прапорщика Шматко». Пачишин вылез из палатки с двумя огромными свертками под мышками и, воровато озираясь, поспешил к месту базирования группы, не обращая на нас внимания. Мы вприпрыжку поспешили за ним. По дороге к нам присоединился Каузов и рассказал, что через пять минут он попрется на «бабочку» (штабной прицеп), к офицерам оперативного отдела армии – наносить на карту обстановку, а потом начнется какой-то разбор, который будет проводить сам командующий армией.

Вот он, мой шанс! А что, если попытаться проникнуть в «бабочку» вместе с Вермахтом, оставить там дипломат с закладкой, а потом как-нибудь убраться оттуда и уходить всей группой? По моим расчетам, «спортсмены» должны будут что-то предпринять… Если они создадут как можно больше шума, то можно будет уйти незамеченными. Пока я на ходу думал, Каузов заметил семенящего впереди со свертками под мышками майора.

– Ахтунг! Руссиш партизанен, хенде хох! – заорал он вслед Пачишину.

Тот от страха споткнулся и, упав на землю, выронил свертки.

– Нихт партизанен, их бин больной, – вяло отбрехался он, но, увидев наши довольные физиономии, зло сплюнул и поднялся.

– Вот вы, блин, идиоты, делать вам нечего!

– Чего это ты там тащишь? – поинтересовался я.

Лейтенант-«начфиненок» подбежал и даже умудрился обнюхать свертки.

– Фу-у, нельзя, – отогнал его Пачишин. – Да это я так, маслица там килограммчика три взял, сахарку, печенья, тушенки, сгущенки… прапорщик я или нет? – Он принялся рассовывать уворованное в рюкзак и, под впечатлением от выполнения обязанностей начальника ПХД, занялся кормежкой братьев-связистов.

Доктор вытащил «снаряженный» дипломат, еще раз осмотрел его и протянул мне.

– Приближается день «икс», время «ч» и полная «ж», – торжественно провозгласил Аллилуев, передавая мне дипломат. – И помни, перед употреблением – встряхнуть!

Группа под прикрытием растянутых масксетей и машин начала неспешно экипироваться. Я переписал снятые координаты в блокнот радистам, подготовил свой рюкзак для быстрого одевания и, достав бинокль, осмотрел окрестности. Мы на открытой местности, лес от нас метрах в пятистах. Если начнем убегать, то нас будет лицезреть весь личный состав подвижного командного пункта. Тем более с той стороны могут подбираться к пункту «спортсмены». Увидев нас, да еще в голом поле, они постараются не упустить возможности нам насолить. Угнать какую-нибудь машину? Было бы, конечно, хорошо, но мы все-таки не в кино снимаемся. Если с БМП лейтенанта Рябушкина этот фокус прошел, то тут, на виду у множества больших начальников, можно и по шапке за такое «ковбойство» получить.

Ход мыслей прервал Вермахт, выпрыгнувший из «радийки» и попытавшийся вырвать у меня из рук бинокль.

– Блин, что за хрень творится в наших войсках?! Если я летчик, так что мне теперь – на каждую вертушку (вертолет) посадочную площадку готовить?! Ну, дай, блин, бинокль, мне еще на «бабочку» надо шуровать – обстановку наносить.

– На хрен тебе посадочная площадка? – спросил я, все еще думая о своем.

– Да наши сейчас передали, чтобы я лично вертолет с командующим армии принял, а вертушка одна. Сейчас генералов привезет, а потом группу какую-то из ваших должна подобрать и на ваш полигон закинуть. А они, ваши спецы, еще даже до места эвакуации не дошли. Значит, экипажу еще круги наматывать, керосин жечь…

В мозгу у меня защелкало, и мысли заметались, пытаясь выстроиться в логическую цепочку.

– Слушай, а зачем им керосин жечь? Вот они, мы, не надо никого искать, они нас здесь прямо с площадки и подберут.

– Да без проблем! Там экипаж Тищенко, ты его знаешь – он же с нами в командировке был, на войне помешанный. Я сейчас на КП полетов своим звякну, что вы уже на площадке. И нам проще, и круги не мотать. Задача была группу подобрать, а какая группа – мне лично без разницы.

– Командир, – заорали связисты, – мы на связи, начали работать!

Рома полез в «радийку» связываться со своими. С командного пункта прибежал посыльный – Каузова вызывали в оперативное отделение. Мысленно перекрестившись, я взял «заряженный» дипломат, проверил готовность группы к движению. Мое напряжение передалось личному составу, и все начали потихоньку нервничать. Ромашкин пытался снова отобрать пулемет у «начфиненка». Пачишин с Пиотровским остервенело запихивали негабаритный кусок масла в рюкзак. Доктор – видимо, для успокоения – перебирал свою медицинскую сумку.

– Ну, все, пошел, – возвестил я, чувствуя себя так, словно участвую в покушении на Гитлера.

– Ни пуха, ни виннипуха! – помахали мне разведчики.

– Заткнитесь! – занервничали Артемьевы, работающие на связи с Центром.

Возле входа в оперативный отдел под грибком стоял понурый часовой в каске и скособоченном бронежилете. На него громко и с удовольствием орал какой-то подполковник.

– Слышь, ты, два глаза – роскошь для одного; пропускай, говорю, мне срочно пройти надо!

– Не могу, товарищ подполковник, мне сказали пропуска у всех проверять, я сейчас скоро сменюсь, тогда и проходите.

– Да ты охамел, солдат!

– Не могу, товарищ подполковник…

Офицер витиевато выругался и, чертыхаясь, пошел обходить штабные машины, затянутые сетями. Приехали! Вся операция по закладке самодельного взрывного устройства срывается. Внутрь я не пройду, часовой требует у всех пропуска. Наверняка специально поставили перед прилетом командующего армией.

Часовой заметил меня и радостно гаркнул:

– Здравия желаю!

Что-то лицо мне его знакомо. И смотрит он как-то подозрительно, обоими глазами в разные стороны… так это же – боец Касабланка!

Сделав озабоченный вид, я подошел к грибку, под которым томился боец, и как можно небрежнее бросил:

– Здорово. Будь добр, не пропускай и меня, а то так неохота на командующего нарываться…

– Да ладно, проходите, – заулыбался часовой и, воровато оглянувшись, поднес пару пальцев к губам – жест, известный всем курильщикам.

Я щедрой рукой отсыпал ему несколько сигарет и с кислой миной начал подниматься по приставной лестнице к штабным прицепам. Все автомобили были выстроены в ряд, между прицепами выложены дощатые настилы, образовывался длинный коридор, по которому туда-сюда сновали озабоченные военные с картами, папками и бумагами, хлопали двери кунгов, звенели телефоны. Обычная атмосфера в командном пункте на выезде. Ориентируясь по табличкам, я вышел в конец «коридора», к огромнейшему крытому прицепу. Из двери вылетел офицер с выпученными глазами и чуть не сбил меня с ног.

– Вы из штаба воздушной армии? – радостно заорал он, увидев меня.

– Да вот, вызвали, а я еще должен вертолет встречать…

– Идите, быстрее свои пункты наносите на карту, потом пойдете вертолет свой встречать, сейчас командующий прилетит…

Странная логика, сами не понимают, что хотят, – и на карте им нарисовать надо, и, одновременно авианаводчиком поработать… Я прошмыгнул внутрь – над огромным столом с расстеленной на нем картой склонилось человек пять различного военного люда. Кто-то рисовал, кто-то стирал, кто-то в недоумении пялился на остальных.

– Ле-е-тчик пришел, – с оттенком сарказма возвестил какой-то полковник, сидевший рядышком за столом, уставленным кучей телефонов. – Долго же вас ждали! Вы можете на карте поработать или мне командующему доложить, что вы ни хрена ни на что не способны?! – вызверился он на меня.

Остальные, не отрывая карандашей от бумаги, что-то прогундосили себе под нос и замолчали. Я, сделав печальное лицо, засунул дипломат под стол и расщелкнул замки. Когда буду уходить, изо всей силы пну несчастный портфель. Надеюсь, детонатор Аллилуева сработает.

Умыкнув у кого-то карандаш и офицерскую линейку, я изобразил усиленную работу мысли. Потом, для убедительности, найдя на карте Курояровку и отодвинув в сторону одного из штабных офицеров-операторов, нарисовал рядом с ПКП значок разведывательной группы специального назначения. Подписал дату и число. Сделав выноску от значка командного пункта, нарисовал значок диверсии, подписал «Ос. Оф. РГ СпН», число, время. Потом разрисовал маршрут выдвижения, нарисовал посадочную площадку, подписал время эвакуации сегодняшним числом. Войдя во вкус, незаметно засунул черепановский телефон в рукав, включил на нем камеру в режим видеосъемки и начал водить рукой над всей картой, задерживаясь над нарисованными позициями войск, маршрутами выдвижения и пунктами управления. Никто на мои манипуляции даже внимания не обратил – тут все водили руками над картой. Начальник, сидевший за столом, начал нервничать и хватать трубки телефонов.

– Быстрее, – заорал он чуть ли не благим матом, – командующий на подлете!

Все, пора уходить. Я со всей силы пнул портфель под столом и, сделав озадаченное лицо, выскользнул из кунга. Не успел сделать и пары шагов, как меня кто-то дернул за плечо:

– Браток, портфель забыл!

Я очумело вылупился на одного из офицеров оперативного отдела, с вымученной улыбкой протягивающего мне дипломат.

Как он только не раскрылся?

Схватив дипломат в охапку, я благодарственно кивнул:

– Спасибо, братан, совсем замотался; мне еще вертолет сажать с вашим командармом…

Оператор сочувственно помотал головой, а я понесся к своей группе, прижимая «бомбу» к груди и холодея от страха – вдруг Аллилуев произвел неправильные расчеты, и самодельное взрывное устройство «условно» взорвется у меня в руках. Группа была в сборе. Братья-капитаны уже свернули свои антенны и упаковали радиостанции. Все были готовы к движению. Где-то неподалеку стрекотал вертолет.

– Как сеанс? – прокричал я Артемьевым, скидывая летный бушлат и шапку и переодеваясь в свою форму.

– Отработали, все передали, подтверждение есть, задача выдвигаться к южной окраине Курояровки для посадки на машины и эвакуации на пункт сбора групп.

Я лихорадочно нацепил на себя тактический пояс, закинул на спину рюкзак и повесил на шею автомат. Все-таки несправедливо устроена наша армия: для кого-то вертолет подают на эвакуацию, а нам автомобиль, который непонятно когда еще придет… Ну, ладно, автомобиль оставим «спортсменам». Думаю, им он пригодится.

Когда вертолет сел и командующий армией со свитой и посредниками, придерживая под мышками папки с документами и натянув поглубже на голову каракулевые шапки, чтобы не сдуло винтами, начали подниматься вверх на небольшой пригорок, случилось неожиданное. Сверху с криками «О-о-о, бл…!» на них покатилась какая-то группа неизвестных людей с рюкзаками и автоматами. Сбили с ног встречающих и на вопль командующего ответили длинной очередью из пулемета.

– Диверсанты! – заорал генерал. – Товарищи офицеры, к бою!

Товарищи офицеры из свиты уже давно залегли вокруг командующего, но в бой вступать не собирались. Неизвестное подразделение пробежало мимо генерала, при этом все дружно отдали воинское приветствие поворотом головы. Обезумевший командующий рванул у одного из рук дипломат с явно похищенными секретными документами. Диверсанты уже ловко запрыгивали в вертолет; последний, остававшийся на земле, еще раз от бедра дал очередь из пулемета и был затащен на борт уже поднимавшегося вертолета. «Ми-8», накренившись набок, сразу же ушел от площадки и, не набирая высоту, скользя по рельефу местности, скрылся из глаз…

То, что орал командующий своим подчиненным по дороге на пункт управления, можно, думаю, опустить. Когда генерал грохнул на стол спасенный им лично дипломат, всем офицерам стало не по себе. Комендант командного пункта еле сдержался, чтобы не упасть в обморок.

– Здесь были диверсанты, а вы… я… тот гвоздик… на котором висит портрет кошки вашей бабушки… – тут взгляд командующего уперся в карту на столе.

– Товарищ, командующий, откуда здесь им взяться? – тоненько пропищал начальник оперативного отделения..

Генерал молча ткнул пальцем в карту – рядышком со значком ПКП был аккуратно нарисован значок диверсии, подписано время и дата…

– Начопер, ты видишь, что тут нарисовано?! Мы уничтожены через две минуты, если верить карте и тому, что на ней нарисовали твои долбое… – операторы!

Начопер рванулся к карте и открыл рот.

– Связь мне, быстро, с командирами дивизий! – разорялся командарм.

– Товарищ командующий, дальняя связь пропала! Начальник полевого узла связи докладывает, что они подверглись нападению какой-то группы спецназа, – прижимая трубку к уху и бледнея на глазах, промямлил начальник связи армии.

Крышка дипломата резво подскочила вверх, и из портфеля вылез раздутый до безобразия презерватив, который как бы спрашивал:

«Здравствуйте! А кто здесь?»

Портфель я тащил в руках непонятно зачем – скорее всего, просто, не думая в спешке, подхватил его на руки. Когда на спуске первым поскользнулся Ромашкин, остальные, думая, что так и надо, покатились вслед за ним. Дальше уже была сплошная импровизация. Стрелял из пулемета только лейтенант-«начфиненок» – наверняка перевозбудился от избытка адреналина. Как портфель вырвали у меня из рук, я так и не понял – видно, просто сильно струхнул, увидев генерал-лейтенантские погоны. Но больше всего меня поразил экипаж вертолета. Тищенко, услышав стрельбу, подвергся тому же «вьетнамскому синдрому», которому частенько подвергался Ромашкин. Когда я влетел на борт, командир экипажа высунулся из кабины и заорал:

– Вали «духов», пацаны, я их щас НУРСами обработаю!..

Летеху еле успели затащить на вертолет.

– На Харачой, б…! – заорал командир и увел вертушку из-под «условного обстрела».

Хорошо, что на подвеске вертолета ничего боевого не было, да и Тищенко быстро пришел в себя.

За то, что мы прибыли с задания на вертолете, нам абсолютно ничего не было. Начальник штаба, руководство учениями и многочисленные посредники, уже находившиеся на полигоне, долго не могли поверить в то, что группа выполнила задачу. Все координаты местонахождения ПКП, данные во время двухстороннего сеанса, один в один совпадали с теми, что были у посредников, а может, даже и точнее. Руководство смущало несколько непонятных фактов. По докладам о реально действующих группах, мы ходили где-то в районе Вахапетовки кругами, а по докладам поисковой группы специального отряда быстрого реагирования, они были у нас на хвосте и вот-вот должны были обнаружить и нейтрализовать. Кроме того, пару часов назад поступил доклад о том, что мы пойманы на дневке и пытаемся «залегендироваться» под туристов. С СОБРом такие детские отговорки не проходят, и они могут нас расколоть на чистосердечное признание. А через час выходим мы и докладываем о выполнении задачи…

План-схема ПКП немного убедил посредников, но дозвониться до командующего армией они так и не смогли – отсутствовала связь. (Как оказалось позже, «спортгруппа» вывела из строя узел связи командного пункта.) Пришлось скрепя сердце, отозвав в сторонку одного из офицеров посреднического аппарата, продемонстрировать видеозапись на телефоне. У посредника был ноутбук с инфракрасным портом, и в нарушение всех требований секретности запись перекинули ему для дальнейшей демонстрации руководству.

А потом вышел командующий и, громко матерясь, доложил, что его подвижный командный пункт вместе с ним уничтожен и все управление армией теперь переходит к его заместителю, а он сам едет отдыхать в баню, и ну всех на х…

Несмотря на удачное выполнение задачи, нас ждал еще один сюрприз. Мы должны были отстрелять на своем стрельбище упражнение «Группа в налете», а после этого пробежать марш-бросок десять километров – так называемое упражнение «Отход группы после налета». Тут уже никого не обманешь и не подставишь. Стоя на инструктаже командиров групп, я тихо выпадал в осадок. Здесь мы точно никак не выиграем. Остальные группы – это слаженные боевые единицы, и упражнение в полном составе выполняли не раз. Отстрелять худо-бедно можно. Благодаря данному ранее результату мы спокойно можем завалить и стрельбу, и марш – количество сеансов связи у нас больше всех. Самая сложная задача была у офицерской группы, и мы ее выполнили. Зачем же сейчас над нами издеваться? Отправили бы лучше домой, да и забыли. Нет, напоследок надо все-таки поглумиться… Бормоча под нос ругательства, я побрел к своим офицерам-разведчикам. Надо хотя бы распределить цели, обозначить боевой порядок группы при проведении налета и порядок отхода. Как-нибудь отстреляем, десять километров пройдем пешком – и пошло оно все к черту!

Пачишина и Пиотровского на месте не оказалось – куда-то смылись, предупредив, что скоро вернутся. Пришлось потренироваться без них. Ромашкин получил гранатомет и теперь с презрением посматривал на лейтенанта с пулеметом. Начали тренироваться в передвижении. По окончании стрельбы я посоветовал не мчаться обратно на исходные позиции сломя голову, а имитировать отход по парам, прикрывая друг друга. Потренировались вроде неплохо, особенно колоритно выглядели Ромашкин и «начфиненок». Подошли улыбающиеся технари. Я даже не успел наорать на них. Прибежал боец и оповестил, что нам пора выдвигаться на пункт выдачи боеприпасов. Задержавшись минуты на три, мы прошлись еще раз, теперь уже с парой технарей, в боевом порядке.

Будь что будет.

Замкомбриг с удивлением посмотрел на офицерскую группу, только что вернувшуюся с выполнения упражнения, досадливо крякнул и оглянулся через плечо на посредника, стоявшего рядом.

– Ну, товарищи офицеры, честно говоря – не ожидал…

Я поморщился. Сейчас начнет над нами стебаться, хотя, по моему мнению, отстрелялись мы пусть не отлично, но вполне хорошо – особенно хорош был Ромашкин с гранатометом.

– Поражены все мишени, оценка – «отлично»! – с досадой вымолвил полковник и отошел в сторону, уступая место посреднику.

– Вот что значит профессионалы, молодцы, товарищи офицеры, – затараторил полковник из «верхнего» штаба. – Особенно мне понравился отход: все организовано по боевым парам; видно, что работают специалисты, у которых не один боевой выход за плечами…

У меня за спиной кто-то тоненько хихикнул, и я покосился на «весельчака». Пиотровский с красным лицом прикрывал рот перчаткой и еле сдерживался, чтобы не заржать во весь голос. Начальник еще пару минут повосторгался нами и распустил строй.

– Идите, готовьтесь к марш-броску, – пробурчал замкомбриг и снова потеребил свои усы.

– Товарищ полковник, а скидки на возрастные группы будут? Мы, чай, уже не мальчики-призывники, не ухари-контрактники, – крикнул я ему вдогонку.

– Вы на выполнении задачи, какие вам нахрен скидки?! И так всех обскакали! Идите давайте.

Я с удивлением оглянулся на свой уже во весь голос хохочущий личный состав.

– Я, конечно, тоже удивлен и обрадован, но вы мне все-таки объясните, что за ерунда здесь происходит?

– А потому, командир, что мы всегда привыкли работать с исполнителями, – перебивая друг друга, затараторили технари. – Прапор-оператор на вышке, он откуда?

– Ну, из роты обеспечения, – недоуменно ответил я, еще не соображая, в чем дело.

– А рота обеспечения – это наша вотчина, мы там всех прапоров и «контрабасов» как облупленных знаем. Начальник стрельбища нам всегда чего-то должен, а за пару кэгэ уворованного маслица, за сгущенку и тушенку, не прилагая к этому никаких усилий и вовремя опуская мишени, я бы тоже для нас, красивых, постарался, – закончил свой спич Пачишин и победно улыбнулся.

– Аа-а-а… так вот вы где пропадали! – сразу же просветлел я мозгами. – Оператора подкупали!

– Да чего его подкупать, он чуть ли не сам нам сделку предложил!

Начфиз ходил перед строем разведчиков и напоминал условия выполнения упражнения «Отход группы после совершения налета». Бежать совсем не хотелось. Ладно, технари подкупили прапорщика-оператора на вышке, но тут кого подкупать? И тут мое чуткое ухо стало что-то улавливать из речи физкультурника, а мозги начали потихоньку все осмысливать.

– На маршруте две контрольные точки, на которых будут сидеть контролирующие офицеры и медики. Первая точка – через два километра. Старший на ней – капитан Семенов, вторая точка – на отметке в семь километров, старший – майор Черепанов.

Вот оно! Наш «агент» Черепанов… С другой стороны, чем он нам сможет помочь? Ну, позвоню я ему, скажу время, которое он должен будет проставить у себя в блокноте, а дальше что? Ведь на финиш все равно надо как-то добираться. Максимум, на что мы способны, это очень быстрой трусцой пробежать два километра и сдохнуть в объятиях капитана Семенова. Парень он неплохой, искренне за нас переживает и время нам наверняка проставит то, которое я скажу; ну, а дальше – идти пешком до финиша? Ох, грехи мои тяжкие… По жребию мы бежали последними. Хорошо это или плохо, мне уже было без разницы. Группы пошли переодеваться на марш-бросок, сдавать ненужное имущество, перевязывать ботинки скотчем и пить всякие самодельные «допинги».

– Док, у тебя есть какое-нибудьчудесное лекарство, чтобы вырастали крылья? – начали доставать Аллилуева связисты Артемьевы.

– Скипидар между булок, – мрачно отшутился доктор.

– Я же помру, – начал стращать всех Ромашкин.

– Радуйся, что у тебя «начфин» пулемет забрал, – стал наезжать на Леню Пиотровский.

– А бега по заснеженному полю от пехоты в зачет не идут? – начал хвататься за спасительную соломинку Пачишин.

– Марш! – заорал начфиз.

– Ой, мляя! – заорала моя группа, и мы поскакали.

Первые сто метров неслись, словно жеребцы в диком поле. Вторую сотню еще взбрыкивали копытами, на третьей сотне я с грустью вспомнил, как стартовали перед нами другие разведгруппы, а еще через километр понял, что хватит нас только до первой контрольной точки. Все-таки добежали мы до капитана Семенова.

– Андрюх, вам какое время ставить? – с тревогой глядя на нас, спросил капитан.

– Славик, поставь что-нибудь; один хрен, нам уже ничего не поможет, даже чудо…

Чудо – это стечение различных благоприятных обстоятельств и факторов в единой точке временного континуума. А еще – это «ЗИЛ-131», и Зюзик за рулем, и Рябушкин, старший машины, по нелепости выехавшие не на ту дорогу. А еще майор Черепанов, стоявший на второй контрольной точке.

Наш финиш можно было снимать для концовки любого остросюжетного блокбастерного боевика. Первым из-за лесочка, надежно укрывшего от посторонних глаз «ЗИЛ-131» и двух заблудившихся «волшебников» из мотострелкового полка, вылетел я. За мной, держа пулемет на спине, мчался «начфиненок». Мы, рванув последние десятки метров, пересекли финиш и, отдуваясь, развернулись и начали криками подбадривать своих разведчиков, бегущих за нами. Зрелище было не то чтобы феерическое – у меня даже слов нет, какое было зрелище. За нами, высоко поднимая ноги, огромными скачками несся Аллилуев, размахивая зажатым в руке автоматом и громко хекая. За ним, нога в ногу, синхронно, словно американские морпехи, топали Артемьевы. Леня Ромашкин, положив руки на автомат, висящий на шее, пытался не отставать от близнецов. Технари семенили сзади, словно два гнома, и даже вяло переругивались между собой; камуфляжи на обоих офицерах были мокрые от пота (на самом деле небольшая игра в «обливашки» перед эффектным финишем, у Пиотровского особой намоченностью отличались штаны – Пачишин постарался).

Толпа ранее финишировавших разведчиков радостно заорала, приветствуя особую разведгруппу. С последним добежавшим разведчиком заканчивались учения.

Я рассчитал время на точках и на финише правильно – третье место на марш-броске. Для нас нормально – по сравнению с молодыми и полными сил разведчиками. Очень приличный результат.

– И – за первое место среди разведывательных групп, участвовавших в учении, награждается…

Зал взорвался аплодисментами, на сцену клуба поднялся и раскланялся наш оперативный офицер – заместитель командира бригады по воспитательной работе…

Я сидел и наслаждался. В кармане приятно похрустывало некоторое количество купюр. Наша особая офицерская разведывательная группа специального назначения, в отличие от остальных, уже получила «полевые» и «прыжковые» деньги. Остальным обещали тогда, когда появятся деньги на статье. Теперь в финансовой части бригады, рядом с «фотошопным» портретом бригадного начфина, пробивающего верхний маваши Чаку Норрису, появилась простенькая фотография лейтенанта-помощника, бегущего к финишу с пулеметом за спиной. В отличие от бригадного майора-начфина, фотография лейтенанта была настоящая…

Все!