Все смешалось, завертелось, и в этой мешанине боли, страха, запоздалого ужаса вспыхивали и гасли незнакомые лица, улыбались и злобно скалились, кривились от презрения и зависти, смотрели грустно и с сожалением, а затем растворялись, уходили из памяти. Кто я? Что со мной? Красное марево залило глаза, громко пульсировала кровь в висках - бум, бум, каждый стук, как удар молота. Мне хотелось закричать, выплеснуть нестерпимую муку - тело будто разобрали на части, разорвали живую плоть. Казалось, все кости сломаны, каждый вздох приносил невероятные страдания. Как сквозь вату, я слышала голоса, и не могла понять, кто и что говорит. Постепенно стали различимы слова, их смысл стал доходить до меня.
- Дыхание самостоятельное! Есть пульс! Давление...
Новая волна боли захлестнула меня, из горла вырвался хриплый стон. Какая-то женщина непрерывно говорила, говорила, и я цеплялась за ее голос, чтобы не потерять сознание.
- Все будет хорошо, все будет просто замечательно! Ты только дыши, дыши! Капельницу! Кислород! Катетер!
Легкий укол в запястье я почти не почувствовала, но от него приятным холодом потекла по вене блаженная нега. Боль отступила, перед глазами заплясали радужные блики, и я смогла, наконец, вздохнуть спокойно. Меня тормошили, напяливали что-то на шею, сковывали руки и ноги, а я безразлично прислушивалась к своим ощущениям. Наконец, хлопнула дверь, завизжала сирена и легкая тряска подсказала: едем.
А я устала терпеть. Проваливалась в сон и возвращалась. В памяти всплыли кадры: яркий свет в лицо, оглушительный скрежет тормозов и удар.
Вначале не было больно. Медленно сложилась пополам машина, руль вошел в грудную клетку, а ноги зажал в тиски влетевший в салон двигатель. Подушка безопасности не сработала - я забыла ее заправить...
В нос ударил запах бензина и горячего металла. Лобовое стекло рассыпалось хрустальной крошкой - она была повсюду, осколки быстро окрашивались красным. Меня затрясло так, что казалось, что и машина дрожит вместе со мной.
И тут пришла боль.
Раньше я думала, что мне бывало больно. Теперь поняла, что это была легкая прелюдия к настоящей пытке. Я закричала - долго, протяжно. А вдохнуть уже не смогла.
Помню, увидела себя со стороны - с перекошенным ртом, неестественно вывернутыми руками. Увидела глаза, застывшие от ужаса. Но мне не было больно. Было легко. Так легко, что я взлетела над дымящимся капотом, свободная от всех переживаний и привязанностей, от огорчений и радостей, от страхов и ожиданий.
Кто-то тихо позвал меня по имени... Как же оно звучит? О, да, вспомнила.
- Анна!
Я обернулась и увидела маму. Она стояла на дороге. В легком платье и на голове - платок.
- Как же так? Ты же умерла? - изумилась я.
Она кивнула.
Я поняла, что сильно соскучилась. Что я безумно долгое время была без нее, без теплых рук, ласковых глаз, без ее улыбки.
- Мамочка!
И побежала к ней, маленькая, в ситцевом сарафане, моем любимом - с желтыми ромашками.
Она подхватила меня на руки.
- Доченька... Девочка моя...
Я прижалась к родному плечу, обняла крепко, вдохнула знакомый запах и расплакалась.
- Ну. Не плачь, все уже прошло, - мягко проговорила мама. - Мы уйдем далеко-далеко, и там будет очень хорошо. Там тебя никто не обидит.
Она пошла по дороге, приговаривая что-то теплое, нежное.
Я смотрела на искореженную машину, к которой подъезжали машины с мигалками...
Издалека, нарастая, зазвучала музыка. Хитовый мотив заставил двигаться в такт, поводя плечами.
- Анна, ну что, успела?
Я посмотрела на парня, принесшего мне бокал.
- А как же! - весело ответила ему. - Все классно получилось, он и сам не понял, как выболтал мне про свой контракт с "Челси".
- Ну ты сильна! - восхищенно протянул... да, кажется, Вадим. - А в суд не подаст?
- О чем ты? - я помахала перед его носом диктофоном. - Все записано. Кстати, забросишь на студию? Тебе же монтировать еще?
Он кивнул.
- А ты?
- А я еще потусуюсь. Может, еще чего нарою, публика солидная.
- Хорошо. А поедешь потом как?
- Ой, да ладно, впервой, что ли? - рассмеялась я. - Подумаешь, пара коктейлей! Не волнуйся, у меня автопилот в порядке.
- Смотри, как знаешь. А то довезу, - он призывно прижался к моему бедру, затянутому в тонкий чулок.
- Не дорос еще до такой чести, - я шутливо оттолкнула его. - Вот станешь замом главного - тогда подумаю.
- А почему не главным? - огрызнулся он.
- А главной буду я, - расхохоталась ему в лицо и легко оттолкнула.
Он осклабился, но ничего не сказал, взял кассету и смылся.
Я, приплясывая на месте, потягивала горьковато-кислый напиток, присматриваясь к тусовке.
- Вы позволите? - На бедро легла горячая рука.
Обернулась, бегло оценила взглядом. Молод, хорош собой, жгучий брюнет с белоснежной голливудской улыбкой. Под тонкой рубашкой угадываются тугие мускулы, на запястье дорогие часы, в ухе - золотая серьга. Или чей-то альфонсик, или сынок олигарха. Ну что ж, на вечер сойдет.
Я улыбнулась ему.
- Позвольте угостить вас коктейлем?
Соблазнительный взгляд и игриво выгнутая бровь сообщили ему о моем согласии. Он подвинул поближе стул, сел вплотную ко мне, и горячо зашептал в ухо дежурные глупости...
- Девушка! Девушка, откройте глаза!
Кто-то настойчиво лез в мой покой. Я раздраженно поморщилась.
- Вы меня слышите? Слышите?
Похоже, нужно ответить, иначе она просверлит мне голову своим криком. Я слабо шевельнула губами, но вместо слов прозвучал стон.
- Жива. Ну что там?
- Подъезжаем.
- Хорошо. Алло, приемное? Реанимационную бригаду к центральному. Травма. Внутреннее кровотечение, множественные переломы, черепно-мозговая. Нет, в сознании. Дыхание самостоятельное. Пульс нитевидный. Давление шестьдесят на сорок.
Машина остановилась. Меня снова дернуло, в лицо пахнуло холодом. Вернулась дрожь, отозвалась болью во всем теле. Я громко застонала. Тряска, грохот дверей, быстрые шаги по кафельному полу, короткие отрывистые фразы, мелькание огней, суета...
Еще уколы. Снова холод по вене. И блаженство...
Долгий сон, снова боль - и уколы, дарящие эйфорию. Тошнота, во рту сухо.
- Пить...
Губ коснулась свежесть, я жадно втянула ее - с привкусом лекарств, самую каплю с сырой ткани. Хорошо...
Проснулась ночью. Гудящая голова и скованность во всем теле. Темно... Но я смогла открыть глаза. Размытые контуры больничной палаты, белые стены, приборы с мерцающими огоньками. Рука затекла, больно, пальцы ледяные. Стон.
- Сейчас-сейчас.
Пожилой врач тут же подскочил, вгляделся в мое лицо, посветил фонариком в глаза. Я сморщилась.
- Руку...
Он догадался, подвинул. Фух, слава богу.
- Как вас зовут? - пытливо поинтересовался он.
- Анна, - смогла выдавить я. - Что... со мной?
- Теперь уже все в порядке, - улыбнулся он, отчего вокруг глаз собрались морщинки. - Теперь сто лет проживешь, в рубашке родилась.
От этих слов почему-то защипало в носу, глаза затуманились и по щекам потекли ручейки. Я всхлипнула, и, как ни странно, стало легче.
- Ну-ну, не надо плакать, - он заботливо вытер мои щеки бинтом. - Все уже позади. Самого страшного не случилось, будешь бегать еще лучше, чем раньше. На свадьбу-то пригласишь?
Я разрыдалась.
Он вздохнул, жестом позвал медсестру, та вошла со шприцом в руке. Через минуту веки отяжелели, напряжение отпустило, и, засыпая, я подумала, что нужно позвонить ему. Кому ему? Не знаю. Откуда-то издалека донеслись слова:
- Марин, выйди, скажи Татьяне, пусть идет домой, поспит. Жива ее крестница, пришла в себя, теперь можно не волноваться. Она и так, бедная, трое суток тут.
- Хорошо, Владимир Петрович. А она родственница, что ли?
- Нет, даже не знакомая. Видишь, как человек относится к работе? С того света вытащила девчонку. Если бы не она...
И все погрузилось в вязкую теплую темноту.