Однообразно собираю слов вязанку и несу её в растопку — горит сухое дерево, как сноп... Внезапно – дым, костёр уже расстроен и гаснет... И не спросишь неустоек. И это так, и это так и будет... Подолгу вырастают на верблюде его запасы жизни – два горба. Вязанок обгоревшая гора, и дом не обогрет... Но верю людям, что ждут огня – лишь чистое в чести. Здесь дождь без объявленья зачастил, но будет солнце, и дрова просохнут, и уж тогда не скажут, что присох, мол, язык мой бедный... Горемычный, молвь!

Потрогать клавиши и вывести на суд сухой остаток букв, возвышенную сумму — малютки-муравьи безропотно несут священный долг, исправно жмёт на зуммер неназванное... Пробивает час, когда по мановенью пляска гаснет. И новое создание, дичась, как призрак, проступает... Миг – и ясно.

Из такого колодца не выбрать воды. Родниковая древняя сила пересилит усилья нужды и беды — посмотри, коромыслом носила эту воду праматерь... Вода не мутна, лишь не плюй в заповедный колодец. А не то обернёшься (на волос мотай!) кем-нибудь... не собою – сколотишь не по мерке себе табурет и скамью, и ещё кое-что понасущней. Потому понемногу беру и кормлюсь из колодца, спасаясь от суши.

Ненасытно взирает герой за окно – чем теперь поживиться? Ни напрасно тягаться с горой, ни с горой рифмовать – уговор! — он не будет. Гора – не жилица в этом «действии». Мало ль других персонажей?! Посмотрим – увидим. ...Друг за дружкою входят в круги обозренья друзья и враги за окном... Представление – выйдет.

Соткать материю не просто —                 не стянуть и не ослабить – жди и действуй ровно. А в ниточках запутаться – тонуть у берега... Услышите: «Да ну, не может быть...» – покажется, сурово. Барахтайся! А выбравшись, на ус мотай и продолжай плести дорожку... Терпение началом всех наук недаром остаётся – как паук укройся в домотканую сторожку.