В Неопалимовском, где Пушкин, бронза и былое дышит, ты говоришь, что живы – прозой и стихами – ты же. У вставшего Поэта под ногой грибные шляпки... О, Родина! И любо, и на кой по кругу шляться московскому? Здесь юность и итог — поэтов встреча. Я слышу ваш настойчивый исток созвучий в речи. Почти врос в землю старый дом, прибавил тополь в обхвате... Где-то стороной чужбины топот... А здесь физалиса огни, ползут грибочки из-под Поэтовой ноги — руки рабочей Художника, чей матерьял судьба и бронза и кто судьбы не потерял поэта в прозе.

В Неопалимовском на праздник сердцу рай. Там был балкон и виноград под кобальт, и дряхлый особняк, конюшенный сарай, и кошечка, что лапочкой – царап... Душе царап, когда везде подкопы под Родину, охранною подковой хранимую столетия подряд, покуда новый варвар не потряс. Святая Богородица, чей куст горит и не сгорает. Далёк Синай, а будешь начеку – Она не за горами. И вот уже не надобно подков. И как бы ни готовился подкоп, Москва к Престолу первому приходит, на беглый взгляд к бессмертью непригодна. Но жив Неопалимовский анклав, одетый в несгораемый оклад.