* * *

Разойдясь на неравные доли, на исходе мой облик и срок. Я уже искупаю восторг, на земной задержавшись ладони. Я уже не ловлю горячей нарастающий утренний гомон, и вместилище жарких речей, как гортань, перехвачено комом.

* * *

Вот так, дружок, проходит жизнь. Сегодня – здесь, а там – и Лета. И никаким усильем жил не удержать беднягу в клетке. Птенец мой милый! Не сберечь ни пуха первого, ни вздоха последнего. И наша речь не лишена, однако, вздора.

* * *

Всё происходит – там, а здесь… Здесь я одна, сквозь сон и грёзу одной невыдуманной позы не изменив вчера и днесь, — живу. Как тень или как призрак… Обыкновенно – для других. Мои нехитрые труды земной привязанности признак. Но если всё же наяву руки моей коснуться можно, о, как почувствовать под кожей то, что душою назовут?

* * *

Мне больно, милые друзья, и за окном – не рай. Чему был рад вчера – не рад сегодня. Так, дразня то светлым ангела крылом, то жгучей чернью бед, то не задев, то напролом уходит жизнь – на нет.

Не без Марины

Быть может, слабая улыбка моя – у вас. И вы читаете урывком о том сейчас. В саду пустом не нарушаю ветвей чертёж. А если стану вам смешна я, — так что ж? Посмотрят звёзды и забудут — с высот. Навзрыд стучится кровь и будит висок.

* * *

Смотреть подолгу в снег — опасное занятье. Как холодно запястье пустившегося – вслед! Призывный шёпот звёзд как поцелуй больного. Предсказывают взлёт бесчувственные ноги…

* * *

Здравствуй, душа! На кого ночь исподлобья глядит? Есть ли какой наговор в тихом мерцании льдин? Есть ли – отрада – тебе? Будет? – началу – конец. С тайной какою теперь взгляд обращаешь ко мне?

* * *

Я траурный платок накинула на плечи. Над головой поток расположился млечный. Мильярды звёздных душ, и не чета – лампаде. В глазах такая сушь — не рассказать в тетради… О, как меня найти?! Мне ни с одним потоком ни врозь, ни по пути — пересекусь – и только.

* * *

Сказать прости – и перестать быть тёплой и живой, когда не разомкнуть уста ни другом, ни женой… И бесконечный видеть путь, и не спешить – назад… И не придумывают пусть, как это всё – назвать.

* * *

Как мал мой угол! – если б знали вы. Как невелик дворец и сад не убран… Не охраняют мраморные львы мой сон и не встречают утром. Но – тишина. Она опять полна внимания и исчезать – не склонна… И вижу с ускользающего склона поля, ещё поля, ещё… поля. Бескрайний мир! Моей души держава. Здесь родина, разлука и тоска… А выйдет непреложная доска, у жизни попрошу, чтоб – не – держала.

* * *

Что я добавлю к увяданью снегов, не белых и больных? Я только наблюдаю их, сказать готовясь – до свиданья. Не побегу, не крикну – вот! Я так и знала, это – будет! Когда другая жизнь пробудит и ввергнет их в водоворот… Я помяну их, не тая, что долгожданна эта смена… Но разве я потом сумею вот так же на ветру стоять?

* * *

Как год назад – на волю – поворот. Но из окна насмотришься ль на волю? Создателя по воле иль невольно не выберусь из минувших хвороб? Но – что тогда – значенье и зеница, и сущее – для ока и судьбы, теперь – без промедления – забыть, чтоб враз – без сожаления – забыться.

* * *

Пустым сознаньем зря не тешь того, что падает в груди. Оборотись! – Там пруд пруди из слов, но… мы всё те ж… Дай счастье – и его уж нет, а с горем – губы лишь плотней. И, возведя её из недр, возлюбим радость худших дней.

* * *

Одинокое слово влетело — поскорее закрою окно. Мы – с тобою, Одна и Одно, а до прочих – какое нам дело. Мы останемся в доме пустом, и измеряем все расстоянья, а когда прозвучит расставанье, я – вдогонку – неслышно – постой… И – замру у слепого окна, дожидаться без устали стану… И с лица не сумею согнать этот взгляд, вопросительно-странный…

* * *

В кромешной тишине мои пылают щёки. Прожектор фонаря все тайны выдаёт. Ахматова! Твои – перебираю «Чётки», чего не знала ты – я знаю – наперёд. Сказала – и ушла. Из дома – как из схватки. Рассеянно войду невидимой в народ… О, улица! Давно – люблю твои повадки, чего не знаешь ты – я знаю наперёд. Моя звезда зажглась в далёком небосводе. Вернусь! – мне здесь ночлег, а от неё лишь свет. Но отчего порой меня с ума он сводит? Того, что знает он, я не узнаю – нет.

* * *

Не повторится эта ночь… Едва луна росою брызнет, мы припадаем к новой жизни, а нам всё чудится – точь-в-точь трещит кузнец подвижной лапкой и дышит изнурённый конь… Мой милый, но горит огонь в груди, безжалостно и сладко.

* * *

Дельфиниума глаз мелькнул из-за угла. Не рад голубизне лишь нищий, что незряч. Я медлю проникать в цветка простой уклад, страшась и взгляд один ему оставить зря… А там, невдалеке, мелькание минут — о, как невольно сам окажешься в кругу… Не упрекая, что – тебя они сомнут, перед тобой, цветок, мгновенья берегу…

* * *

Не мни не позабыть ушедшего шаги. Ты помнишь, как сады осенние наги? Не мни не позабыть… Как капля вниз бежит… Как так же, может быть, иссякнет наша жизнь… О, не дрожи – там дождь, лишь дождь и лунный свет. Покажется, что нет тебя уже… Но – кто ж?

Нерукотворное

Ненатруженную руку убираю, словно прячу. Я накручиваю пряжу по непройденному кругу. Не истёрты нитью пальцы, только вздрагивают жилы. Не вмещает обруч пяльцев аромат, которым – живы.

Памяти Москвы М. Цветаевой

Всё терпит бедная Земля — насилье вздыбленной природы и равнодушие народа… И несогбенного Кремля над ней теснятся одиноко чуть изумлённые главы… И содрогнётесь молча вы, открыв забывчивое око.

Театр фламенко Антонио Гадеса

Когда испанка каблуком стучит по доскам пыльной сцены, на языке – душа – каком? — заговорит… Не зная цели, но не пугаясь – ни огня, ни взлёта лезвия, ни гроба. И тщится сущее обнять, изнемогая жить негромко…

* * *

Последний день не удержать, в его лучей поток уж погрузились и дрожат, приветствуя Восток, персты натруженных стволов и молодых ветвей… И игл, пропитанных смолой, звучанье зеленей в лесу… Но, удалившись в лес, уже спешим домой… И жаждем манны от небес средь неживых домов.

* * *

Уйти из мрака – вот соблазн! Как мяч, отпущенный ногою, лишь наугад, а не в погоню всё дальше катится от глаз — так удаляться от недуга, остановившись – где-нибудь… Не вспоминать уже ни путь назад, ни недруга, ни друга…

* * *

Я до смерти – пред жизнью – в долгу, в изумленьи ступая по травам, я – живу, и враги мои – лгут, мне любое движенье – по нраву. Колебание тёплой земли, прозвучавший сомнения голос, и зерно, обращенное в колос, и стремление солнца в зенит. В каждом жесте и счастия вкус, и несчастия привкус бездомный… Я сегодня в сиреневый куст пробралась, как в колодец бездонный.

* * *

Взглянула поверх занавески — мгновенье сдавило висок. Как наши паденья отвесны! Как купол над нами высок! Как мягкого снега круженье свивается в жёсткий клубок, как наших сердец обнаженье приходит в отмеченный срок… Всё ведомо. Всё неизвестно. Я лбом прислонилась к стеклу. А снег с неразгаданной вестью стремится навстречу теплу…

* * *

Вороны – как пепел, встревоженный – ветром, их линии – пели, замедлив – на ветках. И в угль – обращались, и глазом вороньим они мне – прощали, что с ними – не вровень.

* * *

Знакомая близость потери. Печально гудок прокричал. Где мой паровозик потеет, день – к ночи, и жалобно чахл пейзаж запылённой равнины, где сроду несёт на хвосте сорока – судьбу… Где ранимы, чтоб жить, забывать и хотеть…

* * *

Оранжево качается луна. Растёт и завершается – сегодня. О, как под полнолуньем солона вечерняя роса, и как свободна от горечи и надобности зреть, и будущей невысказанной ночи тяжёлая луна, – смятенья средь к росе почти привыкли наши ноги…

* * *

Ты предо мною лист опять! Как далеко я исчезала! Меж нас не будет состязанья, я напишу от А до Ять все буквы стройные на белом испуганном твоём лице, но лишь не выстрою их в цепь, позволив танцевать и бегать… Я их пущу летать и плыть и погибать в своих сраженьях, чтобы необщим выраженьем лица доверчивого быть.

* * *

Я в этом дне не знаю тайн его живых прикосновений, освободило сада край окно, открытое для зренья. Угадываю слабый стук листа, упавшего на землю, покинувшего старый сук ствола, которого приемлю изгиб и ветреность ронять, что было некогда желанно, и корни вновь обременять работой жизни неустанной…

О себе забытой

Как маленькая, на коленях на подоконнике стою и простодушно не таю, что исповедоваться лень мне. Я послежу за тенью крыш, за псом, спешащим наудачу… Бесповоротно меньше знача, чем тот – оставленный – малыш.

* * *

Такая утром благодать, что сердцу ничего не надо. Душа не просит угадать, кому дарована отрада… Трепещет золото листов, его последний всплеск – неровен, среди чернеющих крестов свободных веток – посторонен. Уже не дерева сиротств, ещё не моего – товарищ, ты отклоняешься и манишь и изменяешь тени рост… Кому вершить земной удел дано – не ведает природа. Негромко наступает день, чернеют земли огородов, расположившихся окрест домов, глядящих поневоле на это маленькое поле, на этот беззащитный лес…

* * *

Немилосердна – тишина. Больная голова – что идол. Опять рука отягщена судьбой – кариатиды. Что проку голову держать в руках, на плахе… В перечислении держав — что этой птахе? А где-то – зной и дев чреда, и – ни усилья – в станах… И, как зверьё, чуть – на чердак, в – другие – страны.

* * *

Где сад и ночь, я быть хочу и ощутить, касаясь чуть ладонью чуткого ствола, его негромкие слова. И кроны, и корней усилью сердцебиением внемлю. Луна, торжественно обильна, взошла, подобна кораблю, в просторе бедствуя небесном, качаясь в облачных волнах… Свет, заполняющий окрестность, означил тени на стволах… С своею спутницею верной среди деревьев встречу день, и постепенно проблеск первый сотрёт мою ночную тень.

* * *

Неравны наши дни – вокруг миры планет, как в нас – миры сердец, закрытые для глаз… Нам время смотрит вслед исчерпанностью глав, затягивая грудь – на прошлое – плотней. Будь дважды этот день – он дважды безымян остался бы затем, чтоб память – притеснять… В нём – право и предлог – остаться без ума сегодня, и потом – без радужного сна. Бежать навстречу дню, чтоб гнать его, как пса, забывшего, зачем служил он и кому… И снова узнавать, что это – только сам ты – день, и пёс, и бег, и – вожделенье мук…

* * *

Ключи забросила – сегодня у друзей мне вечер коротать и вглядываться в полночь. – Всё хорошо! – вам волноваться полно, нам не дано избыть печали всей. Ключи забросила от дома, и стихов сама закрыла трепетные входы, — о, не волнуйтесь! – не погибнут всходы, неудержим ползущей стрелки ход. Мы кружимся за ней, но не узнать, что сбудется и сбудется вообще ли… И время ускользнёт в какие щели?… Давайте быть, друзья, – всё может стать.

* * *

Вас за вниманье не благодарю и в знак не улыбнусь и не ободрю. Ночь тушит догоревшую зарю, и поезд – подан, и вагон ободран. И на одной скамье – не на один торопимся вокзал, как в передышку. В неволе тополиных паутин я Вас припомню, будто понаслышке… Припомню и вернусь на тот перрон; ночь, крадучись, укроет птичьи гнёзда, и только немигающие звёзды увидят засыпающих ворон…

* * *

С небес – крупа, с небес – несчастье, раскинуть руки – и расти! О Господи, меня прости, я жажду этого причастья! Я слышу длящийся призыв ко мне деревьев на перроне… Но привокзальные вороны не высмотрят моей слезы…

* * *

Хмель тополя горчит разлукой и грозой. Его тягучий вкус уже – на языке. Движенья лишены душа и горизонт, отверстое вчера – сегодня на замке. И больше – ничего. Взрываются сердца. Течёт привычно жизнь, не ведая – потерь… Но так и не узнав, что я была – сестра, со мною и во сне не встретишься теперь…

* * *

Всё тот же лес со мною в перекличке, былой надеждой влажный воздух полн, по-прежнему хвостаты электрички и дышит пробуждающийся холм. Он воздух пьёт убогим мелколесьем, а по ночам над ним встаёт звезда неравная, но в нём не больше спеси, чем там, где не бывало никогда… Мой холм и даль опять меняют место. О, непреложный памяти вердикт! Там лес – не по-сказочному – дик и птицы не из глиняного теста.

* * *

Всмотрись в ушедшее – тогда уже знакомый свет проложит под ногами след фонарного столба. Попеременно, как дитя рассматривает мир, то непреклонно, то шутя, из дали и впритир глядим и мы себя вокруг, смешав с концом конец, ревниво вслушиваясь в стук дряхлеющих сердец…

* * *

Зреет осень, роняя к ногам мимолётные роскошь и прах, одержим догорающий парк исполненьем стремительных гамм… Словно в новую веру птенец, обращается лист на лету, отравляя мельканьем теней, сменой года, судьбы или дум…

* * *

Так ходим – вызваны судьбой, других дорог не исповедав, из-под ненастья, из-под веток ненастья – с нами Бог? — мы вопрошаем друг у друга. Плывёт невозмутимый сад… А мы ещё не знаем – Сам нам верную вручает руку?

* * *

А счастье уж с утра свершилось! Помилуй, Боже, – что ещё?! Коли Тобой теперь прощён, и было! утро – Божья милость. Иль малость эта – не огромна? Иль можем мы её объять? Как вы – не знаю, но опять моё сердцебиенье – ровно.

* * *

Да будет лёгким чёлн, и вёсла – наготове, и небо – на котором всех звёзд – не перечёт. Да будет полн поток, и ветер – по дороге, и – вы, кого дороже не обрету – потом.

* * *

Задуем ночную свечу, забрезжив в приметах рассвета. Не надо усилия ветра, а только дыхания – чуть. Чуть – глаза и чуть – головы наклона, таящего – пламень. Чтоб там – за порогом – ловить всегда непослушную – память.