Нет, вы даже не можете представить себе, как удачно расположилась застава «Звездочка»! Сотни километров выжженной кочковатой земли. Солнце висит над нею. Сквозь беловатое марево пыли, поднятой ветром, оно неистово греет землю, лишенную воды. А земля обдута ветрами. Они вырываются с Джонгарского ущелья, порывистые и злые, и начинают лизать раскаленную землю своим горячим языком.

Потому-то клочки земли между кочками засохшей травы и нищего кустарника кажутся промытыми - каждый камешек на виду.

А «Звездочка»-это чудо. Это зеленая вспышка на пепельно-серой полупустынной земле. Какие подземные силы вытолкнули на поверхность прозрачную, как стекло, ледяную струю? Почему вдруг здесь, на склонах сопок, забил из земли благодатный ключ? Вокруг него сосредоточилась жизнь, распустились цветы и налились соками камыши. Поднялись кустарники, в тени которых защебетали птицы. И даже небольшая рощица укоренившихся деревьев чувствует себя в близости воды так, словно нет вокруг пустыни, горячего ветра п до белизны вылизанной земли.

Здание заставы стоит возле кустарника, и тоненький ручеек, берущий начало из холодных ключей, чуть огибает зеленый островок, на котором живут пограничники.

Возле ручья часто попадаются следы диких животных. Острыми сердечками отпечатались следы сайгаков и антилоп. Глубоко прорезали прибрежный песок кабаньи копытца. Тонкими стрелочками исписаны песчаные берега ручья птичьими лапами.

Вода - это жизнь. И каждый, кто приходит сюда выпить глоток воды, оставляет на песке свою визитную карточку - недолгую память ночного посещения родника.

- Следы - великое дело,- говорит мне Никанор Сергеевич Палочкин.

Он старшина сверхсрочной службы, прапорщик. У него набирается молодежь опыта, приезжая сюда, на край Родины, со всех концов страны.

Граница пролегает по выжженным степям и каменистым сопкам. Здесь суровые зимы и беспощадное солнце. Ко всему этому надо привыкнуть. А что знаешь в свои девятнадцать - двадцать лет? Ведь это средний возраст находящегося на службе пограничника.

Никанор Семенович Палочкин познал все. Подтянутый, аккуратно выбритый, меднолицый от загара, он не один десяток лет отдал пограничной службе.

- Следы - это великое дело,- говорит он новобранцам в первый день прибытия новой смены.

Широкая пограничная полоса протянулась на добрые тысячи километров вдоль всех сухопутных границ Родины. Эта полоса вспахана и разрыхлена натруженными руками пограничников, словно подготовлена к посеву пшеницы. Она пересекает долины и пологие склоны холмов - она, как своеобразная лакмусовая бумажка, рассказывает обо всем, что происходит на границе. Здесь отпечатываются следы любого живого существа, пересекающего заветную черту.

- Надо уметь читать эту книгу,- говорит молодым пограничникам Палочкин.- А читать книгу - это значит верить в то, что ты знаешь подлинную правду, запечатленную на ее страницах. Вот перед вами следовая полоса. На взрыхленной почве - следы. Вы думаете, границу пересек кабан? Как бы не так! Я помню, как на одном из участков - я служил в ту пору в Армении - мы внимательно изучали кабаньи следы на полосе. Казалось бы, все правильно - у зверя четыре ноги, да и ступает он ими, как говорится, на законном расстоянии. А мы присмотрелись к следам и вдруг поняли: не мог так бежать кабан. У него две ноги загружены, а две словно облегчены. Так что ж вы думаете? Нарушитель ловко придумал. Надел на колени небольшие ходули, вырезанные по форме под кабаньи копытца, а две палки, тоже с копытцами, взял в руки. Так и перешел границу, работая под кабана. На следующий день мы этого «кабана» поймали. Он нам показал, куда свои копытца запрятал.

Палочкин улыбается, вспоминая подробности своего первого знакомства с пограничной книгой следов.

А здесь есть чему поучиться. На тренировочном участке заставы «Звездочка» выставлены сапоги-перевертыши. У них каблуки спереди, а носок сзади. Идет человек в одну сторону, а кажется, что он прошел в обратном направлении.

- Смотри внимательнее, как передается давление - на каблук или на носок. Сразу угадаешь, куда следы ведут,- поясняет Палочкин.

Выставлены там и лошадиные копыта с подковами - их тоже надевают на ноги нарушители, специально учась передвигаться «по-лошадиному».

Три дня назад на участке заставы в проволоке запуталась лань. Видимо, она бежала с той стороны границы и, запуганная, с разбегу запросто перескочила через двух с половиной метровый забор.

За проволокой была вспаханная контрольно-следовая полоса. Лань уже не могла разогнаться для второго прыжка, через второе заграждение. Вспаханная почва проваливалась под ее острыми копытцами. Животное оказалось в западне.

Всю ночь лань металась в тесном загоне. Две или три попытки перепрыгнуть изгородь закончились рваными ранами и царапинами на боку.

Когда пограничники подошли к забору, лань стояла в углу и дрожала мелкой дрожью. Большие, широко раскрытые глаза ее смотрели на людей со страхом и надеждой. Казалось, они молили человека: «Пожалей меня! Ты видишь, как мне тяжело, как я изранена и устала».

Пограничники аккуратно связали обессиленное животное и принесли его на заставу. Царапины и раны фельдшер залил зеленкой, отчего лань стала походить на какую-то фантастическую зебру не с черными, а с зелеными поперечными полосами.

Постепенно лань привыкла к человеку. Если вначале она не хотела есть с рук, то теперь аккуратно брала своими тонкими губами кусочек хлеба. Недоверчиво поглядывая в глаза человеку, она быстро перемалывала хлеб своими острыми зубами.

Вся застава полюбила лань. В свободное время пограничники приносили ей зеленую траву, скошенную возле родника, свежие ветки деревьев, сломанные в рощице.

Лань совсем перестала бояться людей. Молодые ребята в защитных гимнастерках трогательно ухаживали за животным. Оно напоминало им о доме, о жизни в колхозе, о том, что осталось где-то далеко позади. Ведь у каждого пограничника стоят за спиною незабываемые годы жизни, той самой, от которой он ушел сюда, на границу, служить Родине.

- Что будем делать с ланью, товарищ Палочкин? - спросил однажды старшину начальник заставы.- У нас ведь не животноводческая ферма, а пограничная служба. Непорядок это.

- Ну что же, если это не порядок, давайте отпустим лань. Пускай бежит в степь. Она прибежала с той стороны к нам, вот в паши степи ее и отпустим. Ей со своими сестрами жить нужно, а не с людьми. Как-никак животное деликатное, ему свобода необходима. А мы ее вместе с лошадьми в конюшне держим. Непорядок это…

Лань долго не понимала, чего от нее хотят. Она стояла и своими умными, широко открытыми глазами настороженно и грустно смотрела на привычную заставу. Царапины давно зажили на ее разлинованных зеленью боках. Полосатая «зебра» вновь стала пятнистой.

Кто-то резко крикнул, громко хлопнул в ладоши. Лань взметнулась на своих, как спички, тонких ногах, и скоро ее стремительное и грациозное тело растворилось в блекло-сером тумане разогретого солнцем пространства.

Вскоре возле родника все чаще начали появляться знакомые следы сердечком.

- Это наша лань! - восторженно говорили пограничники.- Она приходит сюда на водопой, проведать нас.

Но когда через неделю на распаханной полосе, километрах в трех от заставы, там, где линия границы резко поворачивала, обходя заросли кустарников, появились следы лани, Палочкин встревожился не на шутку.

Животное преодолело ограждение почти без разбега, пересекло контрольно-следовую полосу, вновь преодолело забор и оказалось на нашей стороне границы.

- Это что же получается: лань с ходу через две изгороди перескочила? - удивлялся Палочкин.

А ведь на полосе не заметно, чтобы животное стремительно бежало. Следы расположились так, словно лань, аккуратно и осторожно переступая, как говорится, след в след, перешла контрольно-следовую полосу.

- Нет, такого не бывает, товарищ командир,- настойчиво уверял начальника заставы старшина Палочкин.- Здесь что-то не так.

На протяжении нескольких часов командир старший лейтенант Андропов и старшина Палочкин кропотливо изучали следы лани.

Внешне казалось все правильно. Отпечатки не противоречили физиологии движения животного.

Смущало одно: при отсутствии разгона лань не могла преодолеть второй ряд ограждения: у нее не хватило бы сил перепрыгнуть через последний ряд проволоки высотою около двух метров.

Тревожное подозрение росло у старшины. Животное не могло поступить так, как записали его движение отпечатавшиеся следы.

Типичный для бегущего животного почерк следов. Но в момент преодоления второго ряда заграждения в отпечатках движения лани, запечатленных на полосе, не чувствовалось необходимого для прыжка напряжении.

- Кто-то перешел границу под видом лани. Другого объяснения нет.

- Но как же это могло случиться? Нарушитель ведь не летает по воздуху.

- Я хорошо изучил повадки нашей лани,- объяснял Палочкин командиру.- Каждый ее след словно по сердцу прошел. А эти следы и такие, как нужно, и в то же время совсем не такие. Я думаю, нарушитель каким-то способом преодолел проволоку. А чтобы собственные следы замести, оставил вместо них следы лани. Ему и разбегаться не надо было, чтобы прыгать… Надо немедленно объявлять тревогу.

Через четыре часа в полукилометре от границы в кустах терновника были найдены аккуратно сделанные кожаные наколенники, прикреплявшиеся ремнями. Из наколенника торчало деревянное подобие ноги животного с острым сердечком копытца. Именно на эти копытца и опирался нарушитель границы, преодолевая заграждение.

Это была нелегкая штука: научиться ползать на четвереньках, имитируя походку лани острыми стрелками искусственных копыт.

- Опытный перебежчик,- сказал начальник заставы, рассматривая принесенное приспособление.- Долго, видимо, тренировался, прежде чем осмелиться на таком приборе переходить полосу.

- Все-таки наша лань помогла разобраться в его ухищрениях,- радостно отметил Палочкин.

Нарушителя поймали на следующий день. Он скрывался в расселине скалистой сопки, километрах в восьми от границы. Дальше уйти ему не удалось. Цепочка пограничников взяла нарушителя в круг. Спрятавшись меж камней, он долго отмалчивался, не желая отвечать на приказания выйти и сдать оружие.

Когда круг пограничников сузился, нарушитель начал отстреливаться. Он стрелял редко, тщательно прицеливаясь. Пули щелкали о камень, за которым скрывались пограничники, и со свистом рикошетировали в сторону. Несмотря на это, круг преследователей продолжал сужаться. Прильнув к земле, используя всякое прикрытие, пограничники по-пластунски ползли вперед.

- Открыть предупредительный огонь! - приказал начальник заставы.- Не давайте ему высунуться.

Воспользовавшись огневой завесой, четверо пограничников почти вплотную подползли к расселине, в которой скрывался нарушитель. Спрятавшись за камни, один из них крикнул:

- Руки вверх! Сопротивляться бессмысленно! Ты окружен!

Новый ливень автоматных очередей прозвучал куда убедительнее слов. Над камнями расселины поднялась фигура грязного и потного человека с поднятыми вверх руками.

- Сдаюсь! - хрипло произнес он, выбросив навстречу пограничникам тяжелый пистолет.

Из брезентового мешка, который нарушитель тщетно пытался спрятать между камнями, были извлечены крохотная рация, пачка советских денег, поддельные бланки разных советских учреждений, консервы, сигареты.

В тот же вечер нарушителя и все его нехитрое имущество под охраной вооруженных пограничников отправили на вездеходе в отряд.

Когда его, хищно озирающегося по сторонам, вывели из комендатуры, кто-то из пограничников, шедших от родника, громко сказал:

- А ведь наша лань опять приходила к роднику. Ее следы мы теперь наизусть знаем!