- Сила духа - великая сила,- сказал подполковник Лев Николаевич Мельников, задумчиво всматриваясь в даль.

Я давно знал начальника политотдела отряда. Рослый, красивый и спокойный, он всегда привлекал меня стройной логикой своих интересных рассуждений.

Далекие отроги Карпатских гор синели у горизонта. Была в них такая чистота и ясность, что они казались мне порою синим облаком, устало прилегшим отдохнуть на иссиня-зеленую землю.

Земля действительно была неистово зеленой.

Ночью прошел сильный дождь. Он вымыл листы виноградников. Растения воспряли и, расправив листья, устремились к солнцу.

Природа являла собою поистине зрелище необыкновенное. На мягких склонах холмов все пространство земли было разграфлено белыми бетонными столбиками. Между ними на натянутых проволоках вставали, выбрасывая вверх зеленые ладони листьев, виноградники.

Странно было ощущать строго геометрическое вторжение человека в природу. Ведь такой строгости линий в природе не бывает. Изрезанный белыми полосками зеленый массив казался мне то клетчатой скатертью, чуть смятой и не расправленной, то представлялся какой-то странной, необычной шахматной доской с бесконечным числом клеток, на которые еще не успели поставить фигуры, чтобы начать партию.

- В наших пограничных войсках, а я уже давно служу в них,- продолжает Мельников,- сила духа понятие органическое. Ведь иначе нельзя. Чувство ответственности не должно покидать воина ни днем, ни ночью. Пограничник не может расслабиться пи на одну секунду, пи на одно мгновение. Он всегда как на войне.

Красивое лицо подполковника с крупными чертами было мужественным. Он сосредоточенно думал, а взгляд его скользил по горизонту, по зелено-белым квадратам виноградника.

Мы сидели на траве около «газика». Машина была запылена. Посетив уже две заставы, мы остановились отдохнуть.

- Дорогу на заставы не мостят камнем и не заливают асфальтом - грунтовка…- просто сказал Мельников.- Мы находимся возле заповедных, если даже хотите - исторических мест. Именно здесь самые первые заставы приняли первый удар гитлеровцев. Приняли неожиданно и самоотверженно. Здесь стояли насмерть наши пограничники против фашистов. Немецкие силы превосходили в то время в десятки, а то и в сотни раз небольшую горстку людей, сопротивлявшихся на заставе до последнего. И все же советские воины были сильнее захватчиков.

Сила духа - вот что поддерживало нас в самые трудные минуты.

Тысяча девятьсот сорок первый год. Застава номер тринадцать. Даже трудно поверить, что здесь небольшая горстка пограничников под командой лейтенанта Алексея Лопатина одиннадцать суток держала оборону против фашистов. Одиннадцать суток… Вы представляете себе, что это такое? Бронированная громада танков, моторизованная гитлеровская пехота были брошены на заставу, но она продолжала стоять и обороняться. Здания были разрушены артиллерией и минометным огнем. Бойцы, жены командиров и дети находились в подвалах заставы. Бойцы отстреливались сквозь узкие щели амбразур, не подпуская волну наступающих. Немцы применили термитные снаряды. Огненный сплав, удушливый дым - все было брошено на то, чтобы сломить волю людей, защищавших Родину.

Подполковник Мельников задумывается.

- Ведь сейчас невозможно восстановить, как это все было. Но можно лишь догадываться о невероятной силе духа этих воистину железных людей. Днем и ночью, ночью и днем без воды, без пищи, израненные и окровавленные, они продолжали держать оборону, зарывшись в развалинах сожженной и разрушенной заставы.

И немцы ничего не могли сделать против горстки храбрецов, стоявших насмерть.

Тогда они придумали новое. Они заставили жителя местной деревушки - мы даже знаем имя его: Матвей Скачко - выйти с белым флагом навстречу защитникам легендарной заставы. Под дулами пулеметов и автоматов шел Скачко навстречу своим. Белое полотнище беспомощно свисало с короткого древка. Он шел и видел, как по сторонам, укрываясь от пограничников, вслед за ним двигаются перебежками немцы. Можно представить себе, что было в эти мгновения на душе у человека. Не дойдя до развалин заставы, он повернулся и пошел назад.

Матвей Скачко отказался быть позорным парламентером. И немцы тут же, на глазах у защитников заставы, расстреляли старика.

Сила духа этих людей непередаваема. До второго июля изодранное, опаленное огнем полотнище красного флага поднималось над развалинами казармы.

У бойцов давно кончились продукты. Последнее было отдано женщинам и детям. Но самое страшное произошло тогда, когда закончились запасы воды, когда не стало патронов и гранат.

Никто не поднял рук. Все защитники заставы номер тринадцать погибли. Последние были засыпаны при взрыве развалин заставы. Немецкие саперы, сделав подкоп, подорвали все, что оставалось от пограничного здания. Сила духа этих безмерно храбрых и преданных долгу людей увела их в бессмертие.

Всматриваясь в эти давнопрошедшие годы, ощущаешь беспредельную силу пограничных традиций. Ведь среди пограничников этот случай - не исключение. Десятки героических подвигов на разных участках пограничного фронта вошли в историю. Это было там, где русский человек лицом к лицу сталкивался с врагом, обнажая сгусток воли, стремления и сил, перед которым бессильными отступали враги.

- Вероятно, для того чтобы раскрыть силу духа,- делюсь я мыслями с подполковником Мельниковым, - необходимо открытое столкновение с противником. Искры летят от удара металла о камень. Только в этом случае к человеку приходит беспредельная мобилизация духа, придающего герою ту высоту окрыленности, с которой мы только что столкнулись.

Лев Николаевич Мельников останавливает меня движением руки:

- Нот, это совсем не обязательно. Я вам расскажу о таком случае, где сила духа бойцов проявилась вдали от военных событий. Но героизм этих людей тоже достоин преклонения.

На одном из северных островов накануне войны высадился небольшой отряд пограничников. Остров был далеко вынесен в море. Скалистый, неуютный, почти лишенный растительности островок не представлял никакого интереса с точки зрения природы. Но он подходил для службы. Начальник отряда, принявший решение послать туда людей, отлично понимал значение острова в охране границы.

Шесть бойцов под командованием младшего командира построили на острове несколько помещений. Они создали тот скупой и суровый уют, над которым не властны ни полярные ночи, ни снега, ни вьюги.

Началась будничная, суровая жизнь. Солдаты несли службу, вели наблюдение. Получив приказ занять этот крохотный, жестокий кусок суши, заброшенный в ледовитых просторах Арктики, люди думали о своем долге. Далеким туманным очертанием вставала перед ними прежняя жизнь, близкие, дорогие люди - та вторая половина существования, которая приходит только по ночам в снах или в мечтах после трудного дня.

Продуктов было достаточно. Запасы топлива также не заставляли беспокоиться. Крохотный движок, работавший на бензине, давал по вечерам свет. Размеренно, как часовой механизм, шла солдатская служба пограничников. В период навигации корабль со сменой почему-то но прибыл. К этому времени иссякли батареи радиоприемника. Защитники острова не могли знать о том, что началась Великая Отечественная война, о том, что на нашу страну напали гитлеровцы.

Ничто не нарушало размеренной жизни маленького гарнизона. Но появились новые заботы. Нужно было искать топливо - а им служили древесные обломки, изредка подгоняемые волнами к берегам островка. Нужно было задуматься о запасах пищи. Теперь часть бойцов регулярно занималась охотой на тюленей и ловлей рыбы. II тех и других было достаточно. Рацион питания медленно видоизменялся: красноармейцы переходили, как говорится, на подножный корм.

Прошел год. Никто не прибыл к небольшой горстке людей, проведших зимовку на пустынном острове. Это был страшный 1942 год, когда немцы, тщетно пытаясь взять Москву, замкнули кольцо вокруг Ленинграда и отчаянно рвались к Волге.

Но и этого не знали бойцы. Не знали они и того, что их подразделение было стремительно переброшено на защиту Родины. Начальник отряда был убит на фронте.

- Неужели о людях забыли? - перебиваю я подполковника.

- Конечно, нет. Вначале но было возможности организовать смену. Потом случилось так, что те, кто знали о судьбе этих людей, погибли на фронте.

И вот идут долгие, бесконечно однообразные дни существования крохотного отряда советских воинов.

И только когда случайный корабль подошел к островку, считавшемуся незаселенным, героическая история пограничников получила продолжение,- говорит подполковник.- Моряки увидели на берегу внешне полудиких людей в звериных шкурах, с обветренными лицами, заросших и небритых. Но люди продолжали оставаться людьми. И более того - бойцами, стоявшими на защите границы своей Родины.

Изо дня в день, из месяца в месяц шесть воинов продолжали нести службу на одиноком острове. Износилась одежда и обувь. Они сами шили себе, как Робинзон Крузо, одежду из шкур диких морских зверей - из нерпы, тюленей. Давно кончились продукты. Они заготовляли впрок рыбу, замораживая ее в ямах. Чтобы не погибнуть от цинги, кто-то из бойцов вспомнил старинное эскимосское средство: надо есть сырое мясо тюленей - это помогает.

Никто из воинов не погиб.

У них давно кончились патроны - бойцы вынуждены были охотиться, как в средние века.

Не было горючего, даже не осталось спичек. Люди добывали огонь, как это делалось в каменном веке - трением.

Но каждый день выходил дежурный на наблюдательный пост. Строго соблюдался воинский порядок.

- Почему же они не перебрались на материк?

- До суши было порядочно. Да и лодки у них не было. А построить ее - нужен материал, дерево. Все, что могло гореть, ушло на топливо.

Подполковник Мельников замолкает. Я мысленно представляю себе эту невероятную жизнь, не украшенную ничем, кроме чувства солдатского долга и беспредельного ожидания смены.

- Я не знаю, как поступили бы эти люди,- неожиданно продолжает Мельников,- если бы в их распоряжении была лодка или, предположим, строительный материал, из которого они могли бы сделать плот. Последнее время они топили железную печурку салом тюленей и сушеной рыбой. На острове не осталось пи щепочки дерева. Но я думаю, что, если бы даже у них и была возможность уйти на материк, они так и не покинули бы свой пост. Ведь пограничник, как часовой, самостоятельно ноет пе покидает.

«А ведь это та же, что и в открытой битве, сила духа советского человека»,- думаю я.

И, словно услышав мои мысли, Лев Николаевич говорит задумчиво:

- Такой силе духа можно позавидовать.