Лицо человека склонилось над развалинами. Огненные блики пробегают по каменным щекам гиганта, вспыхивают в его глазницах и в багряный цвет окрашивают плотно сжатые губы.

Лицо человека огромно и величественно. Оно превышает десятиэтажный дом. Созданный воображением художника, титанический памятник по своим размерам и по своему значению превышает все, что мне приходилось видеть. Памятник расположен в центре Брестской крепости, среди развалин из битого камня и кирпича, олицетворяя все величие происшедшей здесь трагедии. Словно штык из нержавеющей стали, вонзается в облака острый шпиль, завершающий монументальную композицию Брестского комплекса, символизируя всю высоту человеческого духа.

Но это еще не все…

Опираясь на автомат, плотно сжав потрескавшиеся губы, солдат пытается каской своей зачерпнуть хоть каплю воды из небольшого озерца. А оно рядом. Оно совсем близко, в окружении мирной зелени. Но так и будет вечно тянуться к животворной коде герой Брестской крепости. Потому что он из камня. Он обречен на вечный покой бессмертия.

Никогда не забыть эти огненные блики трепещущего света на бетонном лице великана. Пройдут годы, столетия, может быть, пройдет не одна тысяча лет. Бессмертный памятник защитникам Бреста, олицетворяющий коллективный подвиг людей, отдавших жизнь Родине, будут изучать наши далекие потомки. Так сегодня мы изучаем каменное лицо сфинкса, пытаясь в чертах его разобрать тревоги и волнения далекого прошлого.

Бессмертие… Что это за слово? Как понять его?

Я ходил по земле Брестской крепости. Зачерпнув в ладонь коричневато-красную почву, я обязательно находил в ней кусок смертоносного металла. Я глядел на оплавленный кирпич бункеров, на стеклянные сосульки, свисавшие с потолка. Защитников крепости фашисты выжигали огнеметами. И я думал о том, какой силой должен обладать человек, чтобы выдержать такое, не сорваться духом и не умереть морально.

Рядом со мной стоит пожилой человек. У него усталые глаза и виски, тронутые голубоватой сединой. Он невысокого роста, чуть сутул. Он плохо слышит мои слова.

Штатская одежда свободно облегает его некогда могучее тело. И, словно стесняясь этой одежды, военный накинул пиджак на свои немолодые, усталые плечи,

Это один из тех, с кого скульптор лепил титаническую голову монумента. Он один из тех, с кого изваяли скульптуру «Жажда». Он защитник крепости Бреста, прошедший сквозь свинец и взрывы, сквозь пламя огнеметов, через смрад слезоточивых газов, через фашистский плен и верную смерть во имя торжества победы и мирной жизни на земле.

Фамилия человека Гаврилов. Зовут его Петр Михайлович.

Чудом выжил он в этой торжествующей трагедии духа, обессмертившей защитников Бреста.

Он вновь вернулся сюда, через тридцать лет. Усталые глаза его скользят по могучему силуэту бетонного профиля памятника. Взгляд его останавливается на вечно протянутой к воде бетонной каске, куда пролившийся под утро дождь набросал пригоршню холодных капель. На груди у Гаврилова сегодня нет никаких наград. Только одна - золотая пятиконечная звездочка.

Судьба этого человека, подвиг его воплотили в себе судьбы тысяч таких же, как и он, известных и до сих пор безвестных солдат Бреста.

Сегодня их история представляется почти невероятной. Гитлеровцы, сосредоточившие свои войска совсем рядом, в каких-нибудь ста метрах по ту сторону водяного пространства Буга, обрушили в первые часы войны на Брестскую крепость всю мощь огневого удара. Авиация, танковые подразделения, артиллерия, минометы, опытнейшие войсковые подразделения, топтавшие дороги покоренной Европы,- все это в одно мгновение обрушилось на пограничную цитадель Советской страны. Трудно представить себе всю силу огневого удара. По замыслу фашистских командиров, крепость должна была быть за считанные часы снесена с лица земли.

В конце первого дня штурма крепости немецкие командиры так и доложили Гитлеру: крепость пала…

Передовые части гитлеровских войск, прорвав упорную оборону, далеко продвинулись в глубь советской территории. Автомашины с парижским, римским, варшавским воздухом, закачанным в шины, катились в сторону Москвы. Танки пробивали им путь. Артиллерия волочилась вслед, чтобы по первой же команде сосредоточиться в направлении главного удара. С засученными рукавами, с ухмылкой на потном лице шли вперед гитлеровские солдаты, уцелевшие после первого столкновения с советскими воинами.

А Брестская крепость продолжала жить. Шли дни непрерывных штурмов. Бомбежки длились многими часами, а развалины крепости продолжали отвечать пулеметным огнем и гранатами.

Подумать только, лишь на тридцать второй день после начала войны, находясь уже в глубоком немецком тылу, обессиленный и израненный, умирающий от жажды, был извлечен немцами из развалин крепости последний ее защитник.

Тридцать два дня держала оборону крепость.

Трудно найти слова, которые сумели бы передать все величие этой обороны. Лишь через многие годы, благодаря поискам энтузиастов, через захваченные после разгрома гитлеровских войск документы удалось установить, что же произошло здесь, на этой багрово-коричневой земле, в первые дни войны.

Сегодня написаны книги о защитниках Брестской крепости. Найдены немногие оставшиеся в живых ее защитники. Но мы не перестаем преклоняться перед мужеством тех, кто отдал свою жизнь и свою кровь защите этих безгласных камней на далекой границе Родины.

Петр Михайлович медленно, словно прислушиваясь к внутреннему голосу, рассказывает, как это было. Пограничники приняли на себя первый удар гитлеровцев. Железные люди - солдаты и пограничники - до последней капли крови продолжали сражаться в полном окружении, не имея никаких надежд на спасение. Однако никто не дрогнул. Никто не поднял руки перец гитлеровцами. А ведь на каждого защитника крепости приходилась в те суровые дни не одна сотня до зубов вооруженных захватчиков.

Крепость Брест будет взята в один день - планировали фашисты. Они привыкли к молниеносным победам в Европе. Но именно здесь, на брестской земле, гитлеровцы получили первый урок понимания того, что значит сражаться по-советски.

Уже после войны бывший начальник штаба 4-й немецкой армии генерал Блюментрит писал в своих воспоминаниях: «Начальная битва в июне 1941 года впервые показала нам Красную Армию. Наши потери доходили до 50 процентов. ОГПУ (по-видимому, имеются в виду пограничники.- В. 3.) и женский батальон (очевидно, жены начсостава.- В. 3.) защищали старую крепость в Бресте… до последнего, несмотря на тяжелейшие бомбежки и обстрел из крупнокалиберных орудий.

Там мы узнали, что значит сражаться по русскому способу…»

Ему вторит спасшийся от возмездия и скрывающийся ныне в Испании гитлеровский обер-шпион Отто Скорцени. В своей книге «Специальные задания» Скорцени хвастается своей работой на Гитлера. Он рассказывает, как спасал Муссолини, как готовил смертников для пресловутых реактивных снарядов «Фау-2». Но он вспоминает также, с чем впервые столкнулись фашисты во время штурма Брестской крепости:

«Русские в центральной крепости города продолжали оказывать отчаянное сопротивление. Мы захватили все внешние оборонительные сооружения, но мне приходилось пробираться ползком, ибо вражеские снайперы били без промаха. Русские отвергли все предложения о капитуляции и прекращении бесполезного сопротивления. Несколько попыток подкрасться к крепости и завладеть ею штурмом закончились неудачей. Мертвые солдаты в серо-зеленых мундирах, усеявшие пространство перед крепостью, были красноречивым тому свидетельством… Русские сражались до последней минуты и до последнего человека».

Что же это была за оборона крепости?

Обрушив на крепость всю мощь артиллерийского огня, авиационной бомбежки и отборных автоматчиков, гитлеровцы натолкнулись на непробиваемую защиту крепости советскими воинами. Это были пограничники, солдаты и командиры отдельных разрозненных частей. Защитники крепости умирали, но не сдавались.

Немцы прибегали к самым изощренным уловкам.

Выстроив перед автоматчиками стариков, женщин и детей- родственников защитников крепости,- они шли в наступление. Женщины кричали мужьям: «Стреляйте по врагу! Не жалейте нас!»

Окружив огнедышащие развалины, гитлеровцы применяли слезоточивые газы, чтобы выкурить защитников из крепости. Люди задыхались, но продолжали стрелять по врагу. Тогда в ход пошли огнеметы. Плавился кирпич каменных сводов, казематов. Он истекал стекловидными сосульками и огненными капля-ми падал на пол. Защитники крепости сгорали, по не сдавались.

В крепости кончились вода и продукты. Солдаты вырыли колодец. Появились первые признаки воды. Однако воду пить было нельзя: многие годы здесь находились конюшни, и вся почва вокруг была отравлена. Тогда под свинцовым дождем, под снайперским прицелом, почти не имея шансов выжить, смельчаки ползли к воде крепостного рва, чтобы зачерпнуть воду каской и отнести ее товарищам.

Большинство погибали под пулями немецких снайперов. Но раненые в крепости могли смочить губы водой, цена которой - жизнь товарища.

Десятки раз немецкие громкоговорители предлагали ультиматум героям, защищавшим крепость.

Майор Гаврилов вспоминает эти страшные часы:

…Партийное собрание в подземном каземате. «Нам обещают,- сказал я,- сохранить жизнь. Перед нами выбор: жизнь в фашистском плену или смерть в бою. Капитулировать - значит изменить Родине. А мы давали присягу сражаться за нее до последней капли крови. Я, майор Гаврилов, коммунист и ваш командир, остаюсь здесь. Пусть свое слово скажут коммунисты…»

Каземат, в котором проходило это необычное собрание, наполнился гулом голосов:

«Изменников и трусов среди нас нет!»

«Будем драться до конца, на то мы и коммунисты!»

«Все остаемся: и коммунисты и не коммунисты…»

Так было принято единодушное решение отвергнуть ультиматум.

Раздались десятки голосов:

«Я хочу сражаться коммунистом!.. Прошу принять в ряды партии!..»

Нам был дан лишь один час, чтоб принять решение. А мы хорошо знали немецкую точность.

Последний ультиматум гитлеровцев был единодушно отвергнут.

Вновь и вновь обрушивали фашисты на героических защитников крепости снаряды, бомбы, огонь н газы.

- Как же вы сумели продержаться более месяца в таких условиях? - спрашиваю я Петра Михайловича.

Он опускает глаза и задумывается.

- Я не помню, сколько дней пронеслось в этом сражении у меня перед глазами,-медленно говорит он,-От голода и слабости иногда я впадал в полузабытье. В сознании передо мною проходила вся прожитая жизнь. Далекая татарская деревенька Альвадино. Здесь протекало мое детство. Город Казань, где я работал на заводе. Как бы со стороны я видел первые революционные демонстрации. Я видел себя семнадцатилетним парнишкой с кумачовой повязкой на руке, шагающим в отрядах рабочей гвардии, в памяти воскресали годы гражданской войны, бои с колчаковцами, деникинцами, ликвидация белых банд на юге.

Затем я видел мою службу в Красной Армии. Школа красных командиров, командование взводом, ротой, затем батальоном. Я учусь в Академии имени Фрунзе. Мой полк принимал участие в войне с белофиннами. Я видел всю мою жизнь, отданную Отечеству, и я знал, что никогда не изменю ей.

На тридцать второй день войны, тяжело контуженный, обессилевший от ран, голода и жажды, в полном беспамятстве, был схвачен гитлеровцами последний защитник Брестской крепости. Он очнулся в гитлеровском госпитале для советских воинов. От длительного голодания и ранений он не мог даже шевельнуться. Лицо его было покрыто грязью и копотью. Заросло всклокоченной бородой. Окровавленные тряпки, обрывки белья присохли к ранам. Его вид производил ужасающее впечатление. Об этом рассказывает нам советский хирург Петров, спасавший в фашистском лагере жизнь многих защитников Брестской крепости.

Он же поведал впоследствии, что о стойкости майора Гаврилова, о боевых подвигах его, как о легенде, рассказывали друг другу немецкие офицеры.

Жизнь Петру Михайловичу удалось спасти. Его выходили. По фашисты немедленно отправили героя в глубь Германии. Он попал в отделение концлагеря Дахау. После освобождения из плена в апреле 1945 года Гаврилов продолжал службу в рядах Советской Армии.

Сегодня Петр Михайлович Гаврилов приехал в Брест из Краснодара. Он пенсионер. Награжден двумя орденами Ленина. Золотая медаль Героя Советского Союза украшает его грудь.

Человек-легенда, прошедший сквозь ад гитлеровских концлагерей, он остался коммунистом, непреклонным и преданным Отчизне, как в те тридцать два незабываемых дня Брестской обороны.

Невосполнимая ничем жажда служения Родине руководила его поступками. Пусть же не иссякает она никогда, светлая жажда подвига.