Только после провала миссии Молотова в ноябре 1940 года Сталин понял, что без войны с Германией ни Румынии, ни Болгарии с Турцией ему не видать, как своих ушей. С этого момента события начинают развиваться стремительно: началась штабная работа по подготовке новой операции против нового противника. Лихорадочная же подготовка войск практически не прекращалась с 1938 года.

«С 1 июня по 15 июля 1937 года всем слушателям Академии (Генерального штаба. — С.З.) был предоставлен летний отпуск, после чего нас направили на двухнедельную войсковаую стажировку на корабли Военно-Морского Флота. Одна половина курса (а с нею — и я) отправилась на Балтийский флот, другая на Черное море. По окончании флотской стажировки Генеральный штаб организовал д ля слушателей в приграничной полосе (с Польшей. — С.З.) Украинского военного округа большое штабное учение со средствами связи. Цель — практическая отработка фронтовой и армейской наступательных операций» [14, с. 78].

«В течение июня 1940 года побывал почти во всех частях и соединениях. Затем мы со штабом округа провели крупную командно-штабную полевую поездку со средствами связи в район Тернополя, Львова, Владимире- Волынского, Дубно — туда, где через год, в 1941 году, немцы по плану «Барбаросса» нанесли на Украине свой главный удар (и где по плану «Гроза» намеревалась нанести свой главный удар в Южной Польше РККА. — С.З.)» [27, с. 194].

Для начала обратим свое внимание на тот факт, что в своих мемуарах Жуков ни полсловом не обмолвился о «бессарабском походе», будто бы не он руководил советскими войсками, вступившими в Кишенев! Также следует отметить, что Жуков и штаб округа не могли побывать в районе Тирасполь, Львов, Владимир-Волынский, Дубно в июне 1940 года — в это время войска округа вступали в Бессарабию и Буковину. А Жуков и не утверждает, что это произошло в июне. Он говорит «затем», то есть поездка в приграничный район произошла уже после похода в Румынию и, следовательно, после политического демарша немцев и, как следствие, — после указания товарища Сталина Генштабу РККА о начале проработки плана войны с Германией.

«Летом и осенью 1940 года в войсках Киевского особого военного округа шла напряженная боевая подготовка. Осваивался тактический опыт, полученный Красной Армией в войне с Финляндией и в боях с японцами в районе реки Халхин-Гол. При этом учитывался опыт действий немецко-фашистских войск, накопленный в ходе боевых действий против ряда европейских государств» [27, с. 194].

Обратите внимание на то, что в указанный период немцы еще только начали проработку плана «Барбаросса», причем никакими сведениями на этот счет СССР еще не располагал и объяснить подобные масштабные приготовления частей УОВО подготовкой к отражению агрессии очень трудно.

«Все лето мы с членом Военного совета округа Владимиром Николаевичем Борисовым, командирами отдела боевой подготовки и оперативного отдела провели в войсках. Главное внимание уделяли полевой выучке командного состава, штабов и войск всех родов оружия.

В сентябре 1940 года в округ прибыл нарком обороны С.К. Тимошенко для проверки войск округа….

…Я упомянул только об одном смотре, проведенном в округе наркомом С.К. Тимошенко. Таких учений командованием округа в течение 1940 года было проведено много…

В конце сентября 1940 года из Генерального штаба было получено сообщение о том, что в декабре в Москве по указанию Центрального Комитета партии состоится совещание высшего командного состава армии. Мне поручался доклад на тему «Характер современной наступательной операции». Кроме того, предполагалось проведение большой оперативностратегической игры, где я должен был играть за «синюю» сторону. Нарком потребовал представить проект доклада к 1 ноября» [27, с. 203–204].

Таким образом, совещание высших армейских чинов и знаменитая военная игра, проведенные в Москве в конце декабря 1940 — начале января 1941 года, были запланированы еще в сентябре 1940 года, когда план «Барбаросса» еще не был принят. Следовательно, замыслы Сталина совершенно не зависели от поступавшей ему разведывательной информации, даже если таковая имела место.

Подумать только, а ведь еще в начале 1940-го Адольф Гитлер считался вернейшим союзником СССР, художественный фильм «Диктатор», высмеивающий фюрера, был запрещен в СССР к показу именно в 1940 году.

Что же давала Сталину хваленая советская разведка в середине 1940 года?

«Из сводки 5-го управления РККА о положении в Германии. 21 июня 1940 г.

…19 июня через Берлин в восточном направлении прошли два эшелона с пехотой и артиллерией».

«Из докладной записки заместителя наркома внутренних дел СССР… о сосредоточении немецких войск вблизи советской границы. 14 июля 1940 г.:

Поданным Белорусского пограничного округа, с 1 по 7 июля сего года в Варшаву и ее окрестности прибыло семь(!) дивизий немецких войск…

…За последнее время отмечены вновь прибывшие части германской армии…:

в г. Кросно — пять пехотных полков,

в г. Ярослав — 39-й пехотный и 116-й артиллерийский полк,

в г. Жешув — 129-й пехотный, зенитный и артиллерийский полк…

…7 июня 1940 г. в г. Ярослав прибыло три эшелона немецких войск с 70 танками. Отмечено прибытие танковой части в г. Люблин (100 км юго-западнее Брест-Литовска).

11 июня 1940 г. в г. Ланцуг расположился штаб в составе трех генералов и 30 офицеров» [21, с. 199].

Все эти «данные» — совершеннейшая «липа» и Сталин прекрасно это осознавал. Указанные даты (7, 11,19 июня) — это самый разгар боев во Франции. Каким образом немцы в этот момент могли в таком количестве перебрасывать войска к границе с СССР, тем более, что подготовка к войне с Советским Союзом хотя и держалась фюрером в уме уже давно, начнется только осенью? Таким образом, никакой реальной информацией об агрессивных планах немцев, а также свидетельствующей о концентрации у границ с СССР немецких войск Сталин летом — осенью 1940 года не располагал, но, тем не менее, готовиться к очередному «отражению агрессии» уже начал. Впрочем, систематическую политическую подготовку Сталин осенью 1940-го еще не начинал. Он выжидал.

Выжидал сперва итогов поездки Молотова в Берлин, затем результатов совещания комсостава и военной игры. Но, самое главное, Сталин ожидал изменения стратегической ситуации на западном фронте, точнее, он ждал одного конкретного «счастливого случая», в реальность которого уже успел уверовать.

Немцы тем временем полным ходом вели теоретическую проработку «Отто» и «Барбароссы», а 5 декабря успешно ее завершили.

С конца декабря началась переброска основных частей вермахта к восточному рубежу.

 

Чего не ведал Коба

Забежим несколько вперед и зададим ключевой вопрос, на который до сих пор не могут внятно ответить историки: почему все-таки Сталин «проспал» удар немцев в июне 1941 года? На этот счет существуют две версии.

Первая (официальная) — СССР ни на кого нападать не собирался, а готовился к обороне (россказни о том, что Советский Союз 22 июня якобы даже к обороне готов не был давно уже остались в далеком прошлом; сейчас всем известно, что накануне войны Сталин сконцентрировал у западных границ СССР столько сил, сколько не имели даже агрессоры — немцы с союзниками). Но в этом случае непонятно, каким образом, интенсивно готовясь как минимум с середины 1940-го защищаться, Советский Союз как раз к этой самой обороне умудрился оказаться совершенно неподготовленным?! Этот провал пытаются объяснять ошибками в определении направления главного удара немцев (мол, мы ожидали его на Украине).

Но, простите, кто это сказал? Сам Сталин? Сталину, самому готовившемуся к нападению на немцев и румын (и не только) на юго-западном направлении, в очередной раз потребовался повод, кроме того, необходимо было разъяснить населению концентрацию основной массы войск на Украине, вот он и выдумал сказку об угрозе немецкой оккупации Донбассу. Не следует изображать советский генералитет круглыми тупицами, они прекрасно сознавали где могут завязаться основные сражения, случись война с Германией по инициативе последней. Как можно вести войну с Германией, игнорируя основное и кратчайшее стратегическое направление (древний путь походов, по меткому определению Збигнева Залусского) Варшава — Минск — Смоленск — Москва? Как можно было в случае войны с немцами игнорировать Прибалтийский ТВД, вплотную примыкающий к Восточной Пруссии и выводящий по кратчайшему пути части агрессора к Ленинграду?

Но дело в том, что советские военачальники вовсе их и не игнорировали. Вспомнить хотя бы отвергнутый «сентябрьский» план войны с Германией Шапошникова, план, в котором указывается, что основные боевые действия будут происходить к северу от реки Сан. Чуть позже мы увидим, что и в ходе знаменитой январской стратегической игры советский генералитет будет совершенно правильно определять направления ударов немецких группировок. Однако кое-кого совершенно не интересовали направления главных немецких ударов, и этот кое-кто и приказал сконцентрировать основную массу советских войск именно на Украине. И объяснить сей факт сторонники «оборонительной» версии не в состоянии. Попытался это сделать А. Исаев в своем новом «Антисуворове» — «Большая ложь маленького человека», но сделал это крайне неубедительно. Он обвиняет во всем разведчиков, якобы давших неточную информацию вождю: мол, из-за их «дезы» у Сталина сложилось впечатление, что главные силы немцев концентрируются против Юго-Западного фронта.

Да, сводки 5-го управления Генштаба и наркомата внутренних дел содержали массу неточных сведений (в большинстве случаев «скармливаемых» самими немцами), но даже из них вытекает тот факт, что основную массу войск немцы все равно концентрируют (если вообще что-нибудь концентрируют) против Западного фронта, количество же немецких дивизий в Южной Польше и особенно в Румынии менее значительно. Вот одно из подобных донесений:

«На 5 мая 1941 года, по докладу генерала Ф.И. Голикова, количество немецких войск против СССР достигало 103–107 дивизий, включая 6 дивизий, расположенных в районе Данцига и Познани, и 5 дивизий в Финляндии. Из этого количества дивизий находилось: в Восточной Пруссии — 23–24 дивизии; в Польше против Западного округа — 29 дивизий; в Польше против Киевского округа — 31–34 дивизии; в Румынии и Венгрии — 14-15 дивизий» [27, с. 244].

Сложите 24 дивизии в Восточной Пруссии и 29 в Польше против Западного и Прибалтийского округов (добавьте еще пять дивизий вермахта в Финляндии и шесть в районе Данцига). Получим 59–64 дивизии на западном направлении, тем более что и некоторые из дивизий в Южной Польше предназначались для действий в первую очередь против Западного особого округа, а не против Киевского. Румынские же и венгерские дивизии в расчет вообще не брались.

В последнее время «оборонники» выдвинули новую спасительную версию о том, что Сталин, якобы видя неизбежность немецкого нападения, просто хотел нанести превентивный (упреждающий) удар, да не успел! Чуть позже покажем всю несостоятельность этих домыслов пока же один убийственный вопрос — что ж он, вождь-то наш, пытался наносить свой упреждающий удар не там, где располагалась основная масса вражеских войск?

Обратимся ко второй версии, выдвинутой в конце 1980-х В. Суворовым. Согласно этой версии, Сталину было наплевать на подготовку немцев к наступлению (он ее видел). Коба планировал начать свое вторжение в Европу первым и упредить немцев с первым ударом, но вновь, как и в первом случае, просто-напросто не успел. Эта версия также выглядит малоправдоподобной. Сталин в подобном случае должен был контролировать немецкую группировку, внимательно наблюдать за ней (как наблюдали за группировками РККА немцы), чтобы не пропустить удар первым. Как же в этом случае он его все-таки пропустил? Суворов утверждает, что Советам была известна дислокация немецких частей, аэродромов и т. д. Как же в таком случае они прохлопали подход и удар немецких танковых групп, концентрация которых, по признанию Жукова, была для командования РККА неожиданной? И самое интересное: каким образом это? якобы имевшее место, абсолютное знание вяжется с откровенно «липовой» информацией, поставляемой разведчиками-нелегалами?

Кроме того, Суворов не в состоянии дать правдоподобное объяснение концентрации советских войск именно на Украине. Хотели забрать румынскую нефть? Но ведь немцы, в свою очередь, концентрируются против Западного округа! К чему это в итоге приведет? Юго-Западный фронт отправляется к Плоешти, а немцы тем временем основной массой громят Западный округ и идут к Смоленску и Москве, после чего не только вернут себе румынскую нефть, но и заберут весь Союз с каспийской нефтью в придачу! Как же можно, зная о подготовке немцами удара, игнорировать (даже в расчете на превентивность) главное стратегическое направление. Это то же самое, как если бы в поединке фехтовальщик только для того, чтобы ранить противника в ногу и обездвижить его, оставляет без серьезной защиты грудь и голову! Даже упреждая противника ударом в ногу, он неминуемо получает ответный (пусть даже и более поздний) фатальный удар.

Мало того, Сталин вдобавок ко всему рассчитывал на очень незначительное сопротивление на южном и юго-западном направлениях и при этом не ожидал для себя никаких осложнений ни в Белоруссии, ни в Прибалтике. Как можно было прийти ктаким более чем странным выводам, осуществляя полноценный контроль за группировками противника? Не говоря уже о том, что в Карпатах можно всерьез и основательно застрять (пример — действия Юго-Западного фронта в Первую мировую войну), это не шоссе Минск— Москва. Это не то направление, где можно было бы перемешаться «семимильными шагами».

Истинный план Сталина, для меня лично, некоторое время «не вырисовывался». Выходило, что прав Суворов и Сталин собирался биться с немцами открыто, стенка на стенку, стараясь, правда, упредить противника; при этом главный удар наносился действительно в Южной Польше, Венгрии и Румынии.

И действительно, картина: немцы готовятся к вторжению. Это не вызывает ни у кого никаких сомнений. Красные занимаются тем же. В самом деле, вроде бы назревает классическое встречное сражение а-ля «пограничное сражение 1914 года» во Франции и Бельгии или «битва на Марне», только в гораздо больших масштабах. Весь вопрос — кто первый ударит? Но нельзя согласиться с подобным выводом, хотя бы потому, что он противоречит обычной логике. Как можно так беспечно готовить свой удар, не подстраховавшись соответствующими оборонительными мероприятиями от встречных действий противника, тем более что этот самый противник опережает тебя в развертывании, и основательно опережает — к марту 1941-го немцы уже развернули свои основные группировки, хотя еще и не успели насытить их дивизиями в полном объеме, тогда как Советы до начала мая все еще «рисовали» свой план «Гроза», а переброску дополнительных войск к границе начали осуществлять только с середины мая.

К тому же внутренний голос никак не мог согласиться с тем, что Сталин отважился на прямое столкновение с таким противником, как вермахт. Не в его это духе. Где же разгадка истинных намерений вождя?

Как обычно, ларчик открывался очень просто. Невероятно, но факт — Сталин не знал о приготовлениях немцев, так же как и о развертывающихся у советских границ ударных группировках вермахта, ровным счетом ничего (за исключением «дезы», которую гнала ему советская разведка и которой он сам не верил)! Гениальный вождь, гениальные полководцы, гениальные разведчики не видели, что происходит под самым их носом!

Что за ерунда, — спросит читатель, — ведь на границе пограничники давно уже, с весны еще, слышали гул автомобильных, танковых и авиационных двигателей и лично наблюдали концентрацию немецких частей у пограничных рубежей СССР! Придется огорчить нашего читателя. Ничего эти самые пограничники, равно как и бойцы и командиры линейных частей РККА не слышали и не наблюдали в действительности (или почти ничего). Это и есть главная советская ложь о войне.

Перемещение отдельных немецких подразделений у границы не могло открыть картину концентрации немецких группировок. Сказки о «рокоте моторов» появились гораздо позже, а как иначе советские воеводы могли объяснить тот факт, что к границе с рейхом валом прут советские эшелоны с войсками и техникой? «Слышали гул и ждали нападения!» Только вот не было никакого гула танковых двигателей у советской границы вплоть до последней мирной ночи с 21 на 22 июня, потому что не было и никаких немецких танков у советских рубежей!

«В июне 1941 года в Генеральный штаб от оперативных отделов западных приграничных округов и армий непрерывно шли донесения одно другого тревожнее. Сосредоточение немецких войск у наших границ закончено (!— С.З.). Противник на ряде участков границы приступил к разборке поставленных им ранее проволочных заграждений и к разминированию полос на местности, явно готовя проходы для своих войск к нашим позициям. Крупные танковые группировки немцев выводятся в исходные районы. Ночами ясно слышен шум массы танковых двигателей.

Все работники нашего Оперативного управления без каких-либо приказов сверху почти безотлучно находились в те дни на своих служебных местах» [14, с. 101].

Явная ложь! Немцы в действительности стали выводить свои танковые группы в исходные районы только 21 июня в последнюю ночь! Вот когда действительно «загудело», но было уже поздно!

«Могло ли руководство Наркомата обороны военной разведкой своевременно вскрыть выход вражеских войск на границу СССР — непосредственно в те исходные районы, откуда началось их вторжение 22 июня? В тех условиях сделать это было крайне затруднительно.

К тому же, как стало известно из трофейных карт и документов, командование немецких войск произвело сосредоточение собственно на границах в самый последний момент, а его бронетанковые войска, находившиеся на значительном удалении, были переброшены в исходные районы только в ночь на 22 июня» [27, с. 257].

«Только за май и 10 дней июня 1941 года границу СССР нарушил 91 германский самолет… С 10 по 19 июня зафиксировано 86 случаев нарушения границы СССР иностранными самолетами… 20–21 июня имели место 55 случаев нарушения границы» [21, с. 204].

И о чем сие свидетельствует? О подготовке к агрессии? Летом 1939 года финны неоднократно совершали разведывательные вылеты на советскую территорию и разве свидетельствовало это о подготовке к агрессии? Полеты разведывательной авиации в первую очередь могли свидетельствовать о беспокойстве за собственные рубежи и о контроле за безопасностью границ и не более того.

Немцы стали производить снятие проволочных заграждений и разминирование на некоторых направлениях! Но в первую очередь это может свидетельствовать о том, что твой сосед не ожидает с твоей стороны никаких агрессивных поползновений.

III группа 52 JG находилась 22 июня 1941 года в районе Бухареста (аэродром Пиппера) и «шуметь» несколько месяцев у советских границ не могла. Части штурмовой StG 1 еще 31 мая 1941 года находились в Греции, в районе Ираклиона (аэродром Молаой), а переброшена в Котбус она была только в начале июня, а на аэродроме Прашнитц (Восточная Пруссия) появилась только после оснащения новыми самолетами, накануне вторжения в СССР. Тот же путь и в те же сроки проделали и части эскадры StG 2 (SG 2).

Только 20 июня «штуки» StG 77 прибыли из Греции на аэродром Бяла-Подляска. Буквально за несколько дней до начала вторжения в СССР появились у советских границ (Sch)/LG2 Отто Вейса и SKG 210 Гюнтера Тонне.

Так что нечему было шуметь у советских границ в апреле — мае и начале июня 1941 года, когда якобы этот пресловутый «шум» начали слышать и когда якобы происходила скрытая концентрация немецких войск.

Первоклассная немецкая армия все умела делать первоклассно, в том числе и скрывать подготовку к удару, что она не раз затем продемонстрирует даже в 1945 году. Данные Суворова о том, что немцы якобы в открытую концентрировались у границы, в корне ошибочны. Не было и никаких немецких авиабаз «вплотную к границе», там были подготовлены лишь аэродромы подскока, сами же подразделения базировались на основных аэродромах в глубине Польши и Румынии. Например, 51JG — на четырех (а не на одном) аэродромах: в Стара Веже, Поддове, Кравнице и Сидельце. На площадки подскока самолеты перелетели непосредственно перед ударом.

Парадоксально, но факт — удар немцев был действительно внезапным для Красной Армии (как утверждала советская пропаганда до перестройки) ибо о подготовке вермахта и Люфтваффе ни Сталин, ни Генштаб даже не догадывались.

Но где же тогда, с точки зрения Сталина, находились после разгрома Франции основные силы немецкой армии? Все очень просто — Сталин полагал, что они на побережье Ла-Манша.

 

«Битва за Британию» или роковая ошибка «отца народов»

20 мая 1940 года авангардные соединения танковой группы Клейста отрезали 1-ю группу армий союзников от материка и прижали к Ла-Маншу. В окружении, в районе Гравлин, Аррас, Брюгге, оказались 10 английских, 18 французских и 12 бельгийских дивизий. Положение союзников в Бельгии и Северной Франции стало катастрофическим.

Пользуясь случаем, поспешим опровергнуть устоявшееся мнение, будто бы Красная Армия по боевым качествам превосходила британские и французские части той поры. Мол, с французами немцы разобрались за месяц, а об нас обломали зубы!

Основной проблемой западноевропейских держав во времена военных кризисов являлась незначительность занимаемых этими государствами территорий в сравнении с той же Россией. Европейские страны в случае военной агрессии были начисто лишены такой «роскоши», как возможность поражения в первом (пограничном) сражении. Это Россия и СССР могли позволить себе быть разбитыми в пух и прах, потерять 2/3 состава довоенных вооруженных сил и бежать без оглядки не одну тысячу километров в глубь страны. У французов и англичан подобной возможности не существовало. Поражение в первом же серьезном сражении автоматически угрожало этим государствам оккупацией: от немецкой границы до Парижа всего около 350 км по прямой, от бельгийской и того меньше — 250. Это 4 часа на электричке.

Проигрыш пограничного сражения 1914 года едва не привел к захвату французской столицы, остановить немцев удалось только в битве на Марне почти под самыми стенами города. Летом же 1940 года подобного шанса у французов и британцев уже не было. Тем не менее это вовсе не означало, что союзники сражались постыдно плохо или совершенно «никак», особенно в сравнении с Красной Армией.

Приведем простой пример. Эти самые 350 км до Парижа (в город немцы вошли 14 июня) вермахт шел не 4 часа, а более месяца, преодолевая ожесточенное сопротивление противника. А давайте полюбопытствуем, за сколько дней подобное же расстояние преодолели немцы в 1941 году в СССР?

350 км — это расстояние от Бреста до Барановичей. Упростим подсчеты читателю — вермахт преодолел это расстояние за 4 дня! А теперь давайте посмотрим, где находились передовые части вермахта через месяц после начала кампании на Востоке. Они к этому времени уже взяли Смоленск и находились в 800 км от советско-германской границы. Теперь посмотрим, где находились бы немецкие части летом 1940 года, через месяц после начала наступательной операции, если бы маршировали по Франции с такой же скоростью, как по Советскому Союзу. Они бы уже миновали всю Францию с севера на юг и находились бы на пути в Африку. Ну и кто же после этого лучше сражался — Советы или французы? Как справедливо отмечал один из основоположников научного коммунизма Ф. Энгельс, Россию во все времена, в решающий момент истории выручала численность «пушечного мяса» и необъятные просторы. Если бы взять да и поменять русских и французов местами, первых заставить защищать Францию, а вторых СССР, то в исходе боев ровным счетом ничего не изменилось бы. Немцы оккупировали бы Францию (только сделали бы это еще быстрее, чем в действительности), а французы благодаря необъятным просторам остались бы непобежденными. Точно так же «выиграл» войну с японцами и Китай — огромные просторы, плюс необъятная, хотя и малобоеспособная армия (20 китайских дивизий равнялись одной японской по боеспособности). Чан Кайши ежемесячно готовил по 98 тысяч бойцов.

Но вернемся в лето 1940-го.

«Гудериан наступал к северу от Абвиля и 22 мая атаковал Булонь. Танковый корпус Рейнгардта, наступавший правее, 23 мая захватил Сент-Омер. Таким образом, передовые танковые дивизии оказались лишь в 18 милях от Дюнкерка, то есть гораздо ближе к порту, чем главные силы англо-французских войск в Бельгии» [42, с. 39].

Но 23 июня генерал фон Рундштедт отдал, а 24 июня Гитлер одобрил приказ, остановивший бронетанковые соединения вермахта на рубеже Сент-Омер — Бетюн. Гитлер не стремился к уничтожению англичан и решил продемонстрировать свою добрую волю Лондону, рассчитывая на заключение необходимого ему договора между двумя «братскими» (по мнению фюрера) странами. Не дождался.

Британский флот, воспользовавшись моментом, провел блестящую операцию «Динамо», в ходе которой было эвакуировано на британские острова 338.226 человек (при потерях 9291 бойца). Уже один эпизод с остановкой немецких танков под Бетюном должен был подсказать Сталину, что фюрер не желает решительного столкновения с британцами. Однако справедливо отмечают китайцы, что желание — отец действия. Когда 12 августа разгорелась воздушная «битва за Британию», Сталин посчитал, что тот самый счастливый случай, на который генсек и рассчитывал, волшебным образом сам идет в руки. Определенно назревало вторжение немцев на британские острова — во всеуслышание было объявлено о подготовке операции «Морской лев» по высадке десанта в Англии, в воздухе и на море шли ожесточенные бои между Люфтваффе и Кригсмарине с одной стороны, и RAF с королевским ВМФ — с другой. Долгое время неясен был исход боев в Норвегии.

«На 2-м этапе (Битвы за Англию. — С.З.) (7.9—13.11.1940) основные усилия немецкой авиации направлялись преимущественно на бомбардировку Лондона и других крупных городов с целью нарушить управление страной и подорвать моральный дух населения» [10].

Для Иосифа Виссарионовича все более прозрачной становилась заманчивая перспектива проведения элегантной комбинации, позволяющей нанести тяжелейший удар двум своим противникам (Германии и Великобритании) и получить желаемые территории, не вступая при этом (по крайней мере на первом этапе) в противоборство с главными силами вермахта. Каким образом?

Элементарно. Вы только представьте себе такую сладкую для Сталина картину: вермахт, сосредоточивший свои основные силы на французском и бельгийском побережье, начинает вторжение в Великобританию и в этот самый момент Красная Армия наносит на востоке удар немцам в спину, а заодно приступает ко вторжению в Румынию, Болгарию, Турцию, Иран, Афганистан и Индию. Начатая операция немцев по вторжению уже не может быть скоропостижно свернута в самом разгаре боев, пока не будет доведена до конца (то есть до оккупации британских островов). Также невозможно на следующий же день после того, как вломился в чужой дом, заключить «мировую» с жителями, этот самый дом населяющими. Таким образом, сразу отреагировать на начавшееся наступление Красной Армии на востоке немцы окажутся не в состоянии, так же как не смогут вмешаться в ситуацию на Балканах и Ближнем Востоке с Индией и британцы, всецело занятые отражением вражеской агрессии.

Следовательно, достаточно длительный период времени у Сталина будут развязаны рукии РККА сможет делать в Румынии, Польше, Болгарии, Турции, Иране и Афганистане все что пожелает!

Вот этот общий замысел и был положен в основу «январского» плана Мерецкова и плана операции «Гроза». Захват Нормандских островов, принадлежащих Великобритании, но расположенных у самого побережья Франции, вселил в Сталина еще большую убежденность в своей правоте.

«На 3-м этапе (Битвы за Англию. — С.З.) (15.11.1940—10.5.1941 г.) бомбардировками военно-промышленных центров (Бирмингем, Саутгемптон, Ливерпуль, Бристоль, Ковентри) немецкое командование стремилось подорвать военно-промышленный потенциал Англии. Действия немецко-фашистской авиации на 2-м и 3-м этапах, которые сводились главным образом к ночным бомбардировкам Англии, преследовали также цель стратегической дезинформации, призванной интенсивными бомбардировками Англии (якобы для предстоящей высадки десанта) скрыть подготовку фашистской Германии к войне против СССР» [10].

Все указанные события, при отсутствии достоверных разведданных, создали у Сталина ложное впечатление того, что вторжение немцев в Британию вот-вот начнется. Он не знал, что еще в октябре 1940-го Гитлер уже отдал секретный приказ о полном прекращении подготовки операции «Морской лев» (приостановлена она была еще раньше) и о начале дезинформационной операции по созданию у советского руководства ложного впечатления о продолжении развертывания частей вермахта на побережье Ла-Манша.

 

Беспокойный Новый год

Второй год подряд военное руководство СССР не могло провести новогодние праздники в спокойной обстановке: на конец декабря было запланировано совещание высшего комсостава в Москве, а сразу по его завершении крупнейшая за последнее время военностратегическая игра.

Суворов утверждает, что только после этой игры Сталин окончательно утвердил приоритет юго-западного направления для главного удара и якобы именно по этой причине новым начальником Генштаба стал Г.К. Жуков (командующий Киевским особым военным округом), чтобы именно это направление и «разрабатывать». Данный посыл не соответствует действительности. Как мы помним, с приоритетом юго-западного направления Сталин определился еще в 1920-х годах, а в сентябре 1940 года он уже концентрировал внимание нового начальника Генштаба РККА Мерецкова при составлении нового плана именно на юго-западном направлении, отвергнув при этом план прежнего главы Генштаба Шапошникова, предусматривавшего главный акцент в проведении операции на западном участке фронта. Что же до назначения Жукова, то наивно предполагать, что начальник Генерального штаба занимался лишь одним юго-западным направлением. В действительности он обязан был планировать операцию от Баренцева до Черного моря, а также, как выясняется, и до Тихого океана.

Неправы также и те, кто утверждает, что весной 1941-го Генштаб претворял в жизнь именно ту операцию, которая и разыгрывалась в январе. При этом почему-то забывают, что с января по апрель включительно Тимошенко, Жуков, Ватутин и Василевский в поте лица будут разрабатывать некий новый план, очевидно, уже с учетом опыта январской игры.

Многие упускают из виду еще одно немаловажное обстоятельство — произошедшую сразу после стратегической игры смену начальников Генштаба РККА. По неизвестной причине Мерецков своей должности лишился и был назначен заместителем Тимошенко по боевой подготовке войск, а его место занял Жуков. В чем причина перестановки?

«23 декабря 1940 года в Москве открылось совещание высшего командного состава РККА. Оно продолжалось 9 дней без выходных и завершилось 31 декабря.

На совещании присутствовали руководители Наркомата обороны и Генерального штаба, начальники центральных и главных управлений, командующие и начальники штабов военных округов и армий, генерал-инспекторы родов войск, начальники всех военных академий, командиры некоторых корпусов и дивизий. Всего 276 маршалов, генералов и адмиралов.

Как и предусматривалось, на совещании присутствовали Сталин и весь состав Политбюро» [65, с. 98].

«В декабре 1940 года состоялось Всеармейское совещание руководящего состава. В конце декабря была проведена и оперативно-стратегическая игра, к участию в которой привлекли наиболее ответственных лиц из этого состава. На самом высоком уровне в Кремле подводились итоги совещания и разбор игры. Я в этих серьезных мероприятиях не смог участвовать, так как в конце ноября серьезно болел. Вернулся на работу в феврале 1941 года, как раз в тот день, когда вместо К.А. Мерецкова на пост начальника Генштаба был назначен Г.К. Жуков» [14, с. 98].

Это сообщение Александра Михайловича настораживает. Дело не в том, болел ли Василевский в действительности тогда или нет, а в том, что по крайней мере в подготовке совещания и материалов к игре (запланированной еще в сентябре 1940-го) он как первый заместитель начальника Оперативного управления Генштаба РККА должен был участвовать обязательно. Почему же Александр Михайлович не обмолвился об этом ни словом? Что за материалы он готовил, кто прорабатывал сценарии будущих «битв» на картах? Гробовое молчание.

«Ни о каком нападении Германии речь не шла. Речь шла о нападении на Германию. Вот почему материлы совещания и оставались совершенно секретными до тех пор, пока не рухнул Советский Союз» [65, с. 102].

Как ни заманчиво было бы ухватиться за эту фразу, мы этого не станем делать. Ни о каком открытом нападении на Германию речь на совещании не шла (хотя бы потому, что это не в правилах Сталина), да и не могла идти. Нужно знать методику и стиль проведения подобных мероприятий. Ни разу, ни на одном совещании советского командного состава никогда конкретно не декларировалась задача нападения. Никогда прямо не указывался будущий противник. Руководители государства и его армии никогда не были честными даже перед самими собой и, планируя агрессию, они всегда обосновывали ее некими «оборонительными» мотивами от неведомого врага.

Вот и сейчас, в декабре 1940 года речь шла о действиях в случае «возможного нападения» Германии, причем вероятный противник вслух и не упоминался, а лишь подразумевался. В действительности это была лишь ширма, моральная «отмазка». Обратим внимание на докладчиков и темы их выступления.

Командующий КОВО Г. К. Жуков выступил с докладом «Характер современной наступательной операции». Ни слова об обороне.

Командующий ЗОВО Д.Г. Павлов представил доклад «Об использовании механизированных соединений в современной наступательной операции». И здесь об обороне ни слова.

Начальник Главного управления ВВС РККА П.В. Рычагов сделал доклад на тему «Военно-воздушные силы в наступательной операции и борьба за господство в воздухе». Снова ни слова об оборонительных действиях.

Впрочем, были доклады и на оборонительную тему. Например, выступление командующего МВО И.В. Тюленева («Характер современной оборонительной операции») или генерал-лейтенанта А. К. Смирнова («Бой стрелковой дивизии в наступлении и обороне»), но делали эти доклады не те, кому в рамках предстоящего вторжения отводились главные роли — руководство основными группировками Красной Армии.

Суворов обвиняет Жукова в бездарности, в том, что весь его доклад был в действительности написан за него начальником штаба КОВО Баграмяном и Георгий Константинович прочел его как шпаргалку. Что по этому поводу говорит сам командующий КОВО?

«Ввиду сложности темы и высокого уровня совещания пришлось работать над докладом целый месяц по многу часов в сутки. Большую помощь при этом мне оказал начальник оперативного отдела штаба округа Иван Христофорович Баграмян» [27, с. 205].

Кто прав? Это несущественно. В чем Баграмян превосходил Жукова? Ни в чем. Кто он как практик? Да никто! При этом у Георгия Константиновича за плечами уже был практический опыт проведения наступательных операций механизированных соединений, которого не было у его начштаба.

Жуков мог написать доклад с помощью своего начштаба, а мог не писать его вообще, а воспользоваться плодами творчества Ивана Христофоровича. Это вовсе не означает, что командующий КОВО не смог бы написать его сам. Важно другое — чем был так занят Георгий Константинович в этот период, что не смог всецело отдаться военной теории? Ответ очевиден: он в это время был занят военной практикой!

Жуков не мог объехать войска округа до ввода войск в Бессарабию, ибо до 9 июня он находился в Москве и операцию по вторжению в Румынию проводил, что называется, «с колес». Следовательно, «объезд» имел место после ввода войск в Бессарабию и Буковину. В этот же период (ориенировочно июль — август) в район Рава-Русской выезжает комиссия Генштаба и нарком Тимошенко. Товарищей из Оперативного управления Генштаба РККА при этом очень беспокоила слабая пропускная способность железной дороги к западу от железнодорожной рокады Овруч — Коростень — Шепетовка— Каменец-Подольский.

Жуков рассказывает о чрезвычайно напряженной подготовке войск КОВО в этот период. К чему готовились? К обороне? Обратим внимание на фото этого периода. Могут спросить — чем в нашем исследовании могут помочь фотографии? Ну, это как посмотреть.

На одной из фотографий Жуков и Тимошенко с целой группой что-то записывающих штабистов внимательно наблюдают за действиями частей округа. А те: наводят понтонные мосты и форсируют реки, атакуют противника под прикрытием дымовой завесы, танки БТ в отрыве от пехоты преодолевают контрэскарпы вражеской обороны и, в завершение, бойцы конно-механизированной группы организуют привал прямо в чистом поле. На одних фотографиях Жуков одет легко и листва на деревьях еще не пожухла — это лето или ранняя осень 1940 года. На других — Жуков уже в шинели и перчатках (так же как и некоторые бойцы и командиры). Осень 1940 года, по всей видимости октябрь. Но нигде вы не увидите подразделений Жукова в обороне. В самом пиковом случае они залегают в чистом поле, готовясь к следующему броску вперед под прикрытием станковых пулеметов. И в этом нет ничего удивительного, если учесть, что даже Тюленев в своем «оборонительном» докладе в декабре 1940 года в Москве резюмировал следующим образом: «Мы не имеем обоснованной теории обороны».

Таким образом, пока Баграмян мог в поте лица строчить доклад, «бездарность» Жуков вместе с наркомом Тимошенко и офицерами Генштаба и частями округа отрабатывал форсирование водных преград и преодоление укрепленных полос танковыми соединениями.

«После войны была выдумана теория: мы готовились остановить противника не обороной, а нанесением контрударов. Так вот, ни о каких контрударах на том совещании речь не шла… О контрударах говорили только тогда, когда речь заходила о противнике: мы наступаем, противник стоит в глухой обороне и наносит контрудары» [65, с. 103].

И вновь Суворов только «почти» прав. В действительности предполагалось, что противник толком эту самую оборону даже занять не успеет.

«Сам Жуков говорил на том совещании о новых приемах нападения. Внезапного нападения. И все выступающие говорили только об этом. Например, начальник штаба Прибалтийского особого военного округа генерал-лейтенант П.С. Кленов, который выступал первым после Жукова, говорил не о простых наступательных операциях, а об операциях особого рода. «Это будут операции начального периода, когда армии противника не закончили еще сосредоточения и не готовы для развертывания. Это операции вторжения для решения целого ряда особых задач…» [65, с. 102].

Январская игра долгое время являлась для автора книги камнем преткновения (пока не были открыты архивные материалы). Уже убедившись и получив множество фактов, свидетельствующих о том, что Сталин действительно готовился напасть на немцев первым, он долгое время из-за отсутствия необходимой информации не мог обойти препятствие в виде свидетельства Жукова о якобы имевших место обстоятельствах январской стратегической игры.

«Синяя» сторона (немцы) условно была нападающей, «красная» (Красная Армия) — обороняющейся… Состав фронтов: западная («синяя») сторона — свыше 60 дивизий, восточная («красная») — свыше 50 дивизий…» [27, с. 207].

Вот и выходило, что советская сторона (Павлов) в игре оборонялась. Чувствовалось, что маршал на сей раз лукавит и скрывает правду, что оборонительные действия СССР — ложь и, по всей видимости, должно было отрабатываться вторжение, но чувствовать мало, необходимо иметь на руках факты, а их пока не было.

Кстати, понять, что маршал недоговаривал всего, можно было и в советское время, так как он указывает, что «на западном стратегическом направлении игра охватывала фронт от Восточной Пруссии до Полесья». Это следовало понимать как то, что в игре могли существовать и другие направления, кроме западного. В этом убедиться нетрудно — тот же Жуков указывает, что нарком Тимошенко и начальник Генерального штаба Мерецков «подыгрывали» ему за юго-западное направление, о боевых действиях на котором в мемуарах маршала ни слова.

Чтобы не терять времени даром, попробуем логическим путем определить основу наступательного плана Сталина. Главным краеугольным камнем его фундамента являлась идея внезапности удара, основанная на уверенности в том, что основная масса вермахта и Люфтваффе находится на побережье Ла-Манша, а на границе с СССР остались гораздо более малочисленные подразделения. Война с рейхом за Босфор могла происходить на двух основных ТВД — Западном (Восточная Пруссия и Польша) и Юго-Западном (Южная Польша, Чехословакия, Венгрия, Румыния). Вспомогательными направлениями являлись финляндское и (главное вспомогательное!) юго-восточные области Румынии (район Галац — Брэила — Бухарест), Болгария и европейская часть Турции.

Исходя из своей уверенности в отсутствии у границ СССР основной массы вермахта, Коба и Генеральный штаб могли определить количество противостоящих на первом этапе операции немецких дивизий, гораздо меньшее, нежели количество дивизий советских, исходя из аналогии: в ходе нападения на Польшу в 1939-м немцы сконцентрировали для нападения 53 дивизии (позже из резерва было подтянуто еще 8) и несколько бригад, а на границе с Францией оставили всего два десятка. На юго-западном же направлении Сталин вообще не рассчитывал встретить на первых порах части вермахта (в худшем случае несколько дивизий). Иметь дело здесь вначале пришлось бы с двумя не очень многочисленными армиями — румынской и венгерской, к тому же лишенными единого руководства. Но при этом Юго-Западному фронту пришлось бы решать сразу четыре задачи (что представляется крайне проблематичным): своим правым флангом наступать на Люблин и Варшаву, содействуя частям Западного фронта; вести наступление в Венгрии и Чехословакии; вести наступление в Румынии и, наконец, наступать на Болгарию и Стамбул.

Все это были поверхностные логические выкладки, но в скором времени достоянием открытой печати стал действительный ход январской игры и стало возможным сверить плавное течение своих мыслей с действительностью.

«О данной игре Жуков рассказывал многократно. Вот один из вариантов его рассказа. Записал и опубликовал писатель Константин Симонов. Жуков рассказал ему следующее…» [65, с. 114].

Далее Суворов поведал известную многим историю о том, как Жуков якобы рассказывал всем, что он разгромил Павлова в январе 1941 года так же, как это позже сделали немцы, на восьмые сутки дойдя до Барановичей. Это ложь. Все россказни об имевших якобы место подобных «воспоминаниях Жукова» — выдумка неизвестных авторов (заметьте, Суворов не указывает ни самого произведения Симонова, ни страницу, из которой он якобы почерпнул эти строки). Эти домыслы опроверг кандидат исторических наук П.Н. Бобылев (см. статью «Репетиция катастрофы», Военно-исторический журнал, № 7, 8,1993 г.).

Байка о «выходе на 8-й день в район Барановичей» долгое время приписывалась первому тому воспоминаний Жукова, однако очень скоро выяснилось, что ничего подобного в указанном издании нет. Поэтому откуда в действительности взялся сей «жуковский рассказ» — непонятно.

«Ответ на все загадки только один: никто Павлова и его группу в той игре не разбил. В рассказы Жукова'видимо вкрались неточности» [65].

Во-первых разбили, причем дважды, а во-вторых, Жуков нигде не рассказывает о том, что он «разбил Павлова». Напомним:

«Игра изобиловала драматическими моментами для восточной стороны. Они оказались во многом схожими с теми, которые возникли после 22 июня 1941 года, когда на Советский Союз напала фашистская Германия…» [27, с. 207].

Вот и все, что рассказал Жуков об игре в действительности.

Январская оперативно-стратегическая игра призвана была как следует «натаскать» будущих командующих фронтами и армиями, но самое главное это была проверка работы К.А. Мерецкова, ведь все операции за «восточную» сторону основывались на разработанном Генштабом плане наступательной операции. Именно поэтому в первой части игры Мерецков и Тимошенко подыгрывали «восточному» Павлову, а во второй части — «восточному» же Жукову.

Что касается серьезных исследователей, имевших на руках все материалы по игре, то они либо не понимают того, что происходило тогда в Кремле, либо усиленно делают вид, что речь шла всего-навсего о чем-то обычном, несмотря на то что военно-стратегическая игра подобного масштаба в Кремле, да еще в присутствии Сталина и членов Политбюро, в СССР проводилась впервые, что само по себе говорит о необычности ситуации.

Совершенно непонятны до сих пор продолжающиеся споры относительно того, оборонительные операции отрабатывались тогда Красной Армией или же наступательные. Тема двухсторонней игры, утвержденной наркомом обороны СССР С.К. Тимошенко 11 октября 1940 года, звучала совершенно недвусмысленно: «Наступательная операция фронта с прорывом укрепленного района».

Тематика подразделов была такова: «Организация и метод прорыва укрепленных районов», «Форсирование водных преград», «Методы боевого применения воздушных десантов в наступательной фронтовой операции», «Воздушные десанты и их роль в наступательной операции фронта», «Основы десантной операции».

На первом этапе игры (2–6 января) «западные» и «восточные» сражались на западном и северо-западном направлениях, на втором этапе (8—11 января) — на юго-западном и южном.

Цели игры ставились следующие:

«… 1. Дать практику высшему командованию:

а) в организации и планировании фронтовой и армейской операции, ее боевом и материальном обеспечении на всю глубину;

б) в управлении операцией, организации и обеспечении взаимодействия вооруженных сил и родов войск и управления тылом.

2. Проработать и усвоить основы современной наступательной операции фронта и армии, в частности:

а) организацию и методы прорыва УР с преодолением сильно развитых в глубину заграждений;

б) форсирование крупной речной преграды;

в) организацию и проведение противодесантной операции (против англичан. — С.З.) с целью не допустить высадки морского и воздушного десанта;

г) организацию и обеспечение выброски крупного авиадесанта…».

«С вопросами обороны планировалось ознакомиться лишь в том объеме, в каком они возникнут по ходу дела» [8].

Как говорится, без комментариев.

В игре принимали участие практически все ключевые фигуры Наркомата обороны и Генерального штаба. Непосредственно в игре начальствующие должности занимали командующие военными округами, начальники их штабов, командующие армиями и начальники оперативных отделов округов. При этом в игре участвовали и даже руководили «войсками» командиры округов, на первый взгляд не попадающих в «формат» игры — Архангельского, Забайкальского, Закавказского, Ленинградского, Приволжского, Северо-Кавказского, Среднеазиатского, Уральского и Дальневосточного фронтов. «Все они получили практику руководства войсками в современной операции, однако ее не получили те, кому она нужна была в первую очередь — командующие армиями прикрытия на западных границах СССР» (Там же).

Все дело в том, что многим из этих командиров в скором времени также предстояло наступать — и «дальневосточникам», и «забайкальцам», и Среднеазиатскому округу, и «кавказцам», и даже «архангельцам» и «поволжцам», так как многих генералов из внутренних округов к началу операции «Гроза» перебросят на запад с войсками. Только об этом никто до сих пор не сказал правды. Суворов мотивирует присутствие в игре командующего Среднеазиатским округом Апанасенко тем, что тот уже «паковал чемоданы» на Дальний Восток, где предстоят бои с японцами. Но при этом он упустил из виду, что в игре принимал участие и начальник штаба САВО М.И. Казаков, а он никуда из Средней Азии не собирался.

— Суворов утверждает, что Павлов командовал в игре «Восточным фронтом», а Жуков — «Западным». Главный удар «восточные» наносили якобы на Кенигсберг.

Виктор Богданович пишет, что на варшавском направлении наступление «восточных» не велось, ссылаясь на выводы группы экспертов под руководством главного военного историка российской армии генерал-майора В.А.Золотарева («В обоих играх действия сторон на направлении Брест, Барановичи (Восточный фронт «западных») и Брест, Варшава (Западный фронт «восточных») не разыгрывались»). Это еще одна ошибка, а со стороны группы Золотарева — тонкая ложь. Действия на этих направлениях не разыгрывались Павловым и Жуковым, но они велись условно и протекали параллельно с действиями основных «сражающихся» группировок.

По сценарию игры 15 июля 1941 года «северные», «северо-западные», «западные» и «юго-западные», упредив «восточных» в развертывании, напали на СССР. Главная группировка «западных» нанесла удары из Восточной Пруссии на Ригу и Двинск (Даугавпилс) из районов Сувалок и Бреста в направлении Барановичей (большой привет генералу Золотареву!). «Юго-западные» нанесли свой главный удар в районе Владимир-Волынский — Тернополь. Однако «восточные» очень быстро отразили все поползновения врага и к 1 августа отбросили их на исходные позиции и вышли к государственной границе. Все вышеуказанные действия не разыгрывались, а декларировались. И только с 1 августа началось главное действо.

Как справедливо отмечает П.Н. Бобылев:

«Самым существенным их (игр — С.З.) недостатком явилось то, что из розыгрыша полностью исключались операции начального периода войны, хотя по условиям игр «западные» напали на «восточных». В первой игре «западные», вторгнувшись 15 июля на территорию «восточных», 23–25 июля достигли, как уже указывалось, рубежа Осовец, Скидель, Лида, Каунас, Шауляй (70—120 км на восток от государственной границы), но затем к 1 августа были отброшены к государственной границе, в исходное положение. И уже из этого положения разыгрывались дальнейшие действия сторон: «восточные» провели наступательную операцию с целью окружения и разгрома «западных» в Восточной Пруссии.

По такому же сценарию начиналась война и во второй игре: после вторжения на территорию «восточных» на глубину 50–70 км «западные» под их ударами были отброшены на глубину 90— 180 км западнее государственной границы. Вопрос о том, как же удавалось «восточным» не только отбрасывать противника к государственной границе, но и местами переносить военные действия на его территорию, в обоих играх оказался обойденным. Таким образом, ни на совещании, ни в играх даже не делалось попыток рассмотреть ситуацию, которая может сложиться в первых операциях в случае нападения Германии. Поэтому утверждения, что игры проводились для «отработки некоторых вопросов, связанных с действиями войск в начальный период войны, лишены основания — эти вопросы даже не значились в учебных целях» [8].

Павлов командовал не «восточным», а Северо-Западным фронтом «восточных», равно как и Жуков командовал не «западным», а Северо-Восточным фронтом «западных». У Суворова вызвал недоумение тот факт, что группировка Жукова (немцев) серьезно уступала в силах группировке Павлова (СССР) — 67 дивизий (стрелковых, кавалерийских, механизированных и танковых) и 20 танковых и механизированных бригад «восточных» против соответствующих 47 дивизий и 6 бригад у «западных» (6974 полевых орудий против 4850; 3846 минометов против 2214; 8811 танков против 3512 и 5652 самолета против 3336 соответственно; лишь в противотанковой артиллерии у Жукова было небольшое преимущество — 4048 против 3069).

В действительности же в этом не было ничего удивительного: сталинский план основывался на идее удара в спину Германии в тот момент, когда ее основные силы будут либо на берегах Ла-Манша, либо вообще на британских островах. Пока немцы придут в себя и начнут подтягивать из Германии и Франции в Польшу и Восточную Пруссию дивизии, дело уже будет сделано. Именно поэтому решение командующего Северо-Восточным фронтом «западных» (немцев) Жукова предусматривало упорную оборону имевшимися в распоряжении силами, опираясь на оборонительные рубежи Восточной Пруссии, проводить короткие контрудары с целью истощения противника, сосредоточивать подходящие резервы с тем, чтобы перейти в общее наступление с 10 августа.

План «восточных» на 1 августа был иным. Северный фронт с 5 августа переходил в наступление против «северо-западных». Западный фронт «восточных», обеспечивая операцию Павлова, с рубежа Дзядковице, Брест, Влодава наступал на Варшаву с задачей к 20 августа выйти на реку Висла.

Северо-Западный фронт Павлова имел задачу, разгромив «западных» в Восточной Пруссии и в районе Сувалок, к 3 сентября выйти на реку Висла от Влоцлавек до устья. Начаться наступление должно было с форсирования реки Неман на своей территории. Зачем? Смотри пункт 2 «б» учебных целей игры: «Проработать форсирование крупной речной преграды», а поскольку до самой Вислы — конечного пункта операции, других «крупных речных преград» у Павлова не предвидится, он и форсирует реку на своей территории, чтобы получить эту самую «практику».

Правое крыло Павлова— 1-яи 14-я армии (номера армиям присваивались произвольно, никакого отношения к действительно дислоцируемым частям ПрибОВО и ЗапОВО они не имели) наступало из Прибалтики на Палангу, Мемель и Кенигсберг, при этом левое крыло 14-й армии наносило удар во фланг сувалковской группировки противника с северо-востока.

Центр Павлова (9-я армия) наступал на Сувалки через Августов и Рачки.

Наконец, левое крыло командующего Северо-Западным фронтом «восточных» наносило главный удар: 19-я армия, заходя своим правым крылом во фланг сувалкской группировки противника с юго-востока завершала тем самым ее окружение; главные силы этой же армии наступали из района белостокского выступа в направлении Остроленка — Млава с выходом к устью Вислы в районе Мариенбурга; в этом же направлении (через Цеханув и Бродницу) наступала с 6 августа только что переброшенная (по условиям игры) 27-я армия «восточных». Это наступление 19-й и 27-й армий попутно должно было способствовать продвижению наступавшего южнее Западного фронта «восточных» (21-я армия) на Западный Буг и Варшаву. На стыке 19-й и 27-й армий Павлов развернул так называемый ЭРП — эшелон развития прорыва в составе двух механизированных и одного кавалерийского корпуса. ЭРП также должен был наступать в направлении Цеханув — Бродница — Мариенбург. К Мариенбургу же должны были подходить части 1-й, 14-й и 9-й армий после разгрома противника в Восточной Пруссии и в Сувалках.

Таким образом, вовсе не Кёнигсберг являлся главной целью операции, а выход к Висле и Мариенбургу (бывший Мальборк — древняя столица Тевтонского ордена), предполагая быстрый разгром всех имевшихся у немцев сил на правом берегу Вислы и установления прочного фронта вдоль реки, препятствуя подходу свежих немецких дивизий из Западной Европы.

Сперва наступление Северо-Западного фронта «восточных» развивалось успешно — они вклинились в Восточную Пруссию и Польшу, а также окружили группу войск «западных» в районе Сувалок. Суворов в «Тени победы» всячески превозносит этот успех Павлова и даже делает на этом основании очередное «сенсационное» заявление о том, что на самом деле якобы именно Павлов разбил Жукова в игре, а не наоборот. В действительности, сувалкский выступ в игре на картах защищать практически невозможно — он «отрезается» автоматически, так что большой сенсацией этот первоначальный успех не являлся. Но дальше Павлов «забуксовал»: с 8 августа части правого крыла фронта «восточных» уперлись в первую линию главного оборонительного рубежа «западных» на подступах к Кёнигсбергу и прорвать с ходу ее не смогли. 9-я армия была занята ликвидацией остатков сувалкской группировки противника.

Тем временем на направлении главного удара части левого крыла фронта на рысях продвигались в глубь Польши. 19-я армия добралась до Бродницы. В этом же районе застопорилось продвижение введенной в бой конно-механизированной группы ЭРП. 27-я армия к 13 августа вышла на рубеж Пултуск — Сероцк.

Тем временем Жуков, согласно своему прежнему плану, упорно обороняясь на восточно-прусских рубежах, из подошедших резервов создал в районе Арис — Летцен крупную ударную группировку из пяти корпусов. 12 августа эта группировка нанесла удар в направлении Грабово — Ломжа. Фронт Павлова оказался прорван и к 13 августа Жуков вышел на рубеж Йоханнесбург — Щучин — Граево. Одновременно с ударом на северном фасе белостокского выступа последовал удар и на южном — здесь соединения варшавской группировки «западных» опрокинули части 21-й армии Западного фронта «восточных», переправившиеся ранее через Западный Буг, и вышли к Дрогичину, Сероцку и Пултуску.

Поскольку резервов у Павлова уже не было, он решил замедлить продвижение своего левого крыла в Польшу и перейти здесь к обороне, а правым крылом постараться все-таки опрокинуть оборону противника у Кёнигсберга и разгромить ударную группу противника из 5 корпусов в районе Йоханнесбурга и Граево. К местам прорыва противника командующий Северо-Западным фронтом «восточных» стал стягивать с других участков танковые бригады и артиллерию РГК.

Жуков тем временем, учитывая устойчивое положение своей обороны в Восточной Пруссии, решил продолжать наступление на Ломжу и Замбрув, навстречу двигающимся с юга частям Восточного фронта «западных», окончательно отбившим наскоки Западного фронта «восточных» на Варшаву. Таким образом, главной группировке Павлова — 19-й и 27-й армиям с частями усиления (до 20 стрелковых дивизий и 4 танковых бригад) в районе Млава — Бродница угрожало полное окружение.

По этим решениям командующих дальнейший ход игры не разыгрывался, однако и так было понятно, что ничем хорошим для «восточных» дальнейшее продолжение игры не завершится.

По итогам данного этапа был сделан следующий вывод: «Развертывание главных сил Красной Армии на западе с группировкой главных сил против Восточной Пруссии и на Варшавском направлении вызывает серьезные опасения в том, что борьба на этом фронте может привести к затяжным боям».

На основании этого заключения Суворов сделал вывод о том, что только теперь советское командование отвергло идею нанесения главного удара против Германии на Западном фронте и решило наносить его на Юго-Западном. В действительности заключение комиссии Генштаба РККА следует понимать иначе: «План, предложенный для действий на Западном фронте, не дает твердых гарантий того, что к моменту начала переброски главных сил немцев на Восток из Франции, Бельгии и Германии, Красная Армия успеет очистить от противника территории Восточной Пруссии и Польши восточнее Вислы и займет надежный оборонительный рубеж по берегу реки».

Суворов предполагает, что разыгрывался главный удар по Германии на западе, и коль скоро он не удался, решено было наступать на Украине. Но разве те 5 армий, которыми располагал Павлов в игре — это все, что могла реально выставить РККА от Балтики до Варшавы?! И разве наступление в Карпатах и Румынии было способно обеспечить скорую победу над рейхом, а не затяжную войну?!

Весь этот шум и грохот от Балтики до Румынии преследовал всего лишь одну цель: пока немцы форсируют Ла-Манш и штурмуют Лондон, выдвинуть надежный оборонительный барьер подальше на запад по линии Мариенбург — Краков — Будапешт — Крайова. А прикрывать этот рубеж будет всего одну маленькую операцию в такой же маленькой Добрудже, где и будет в конечном итоге нанесен главный для Сталина удар — через Болгарию на Турцию.

План Мерецкова на западном участке не обеспечивал быстрого создания устойчивого фронта по берегу Вислы до подхода главных сил немцев из центральных районов Германии и Франции. Более того, игра показала, что реализация этого плана может привести к осложнениям на западном направлении с возможным переносом боевых действий на территорию СССР, а в этом случае будет уже не до черноморских проливов, особенно, когда немцы подтянут на восток свои главные силы.

План Мерецкова для западного направления действительно оказался неудачен, и без всякой игры на основании простой логики можно было спрогнозировать те сложности, которые возникнут при его реализации «восточными». Совершенно было ясно, что правофланговые части Северо-Западного фронта не смогут выдерживать одинаковую скорость продвижения с левофланговыми. Рано или поздно, но 1-я и 14-я армии обязательно застрянут в Восточной Пруссии. Также очевидно, что окружение и ликвидация сувалкской группировки противника отнимет некоторое время и у 9-й армии, а также взаимодействующих частей 14-й и 19-й армий Северо-Западного фронта «восточных». Все эти задержки автоматически приводят к тому, что белостокская группировка Павлова — главные силы 19-й и 27-й армий с механизированными и кавалерийскими частями прорыва углубятся на территорию Польши, опасно подставляя под контрудары противника свои неприкрытые и необеспеченные фланги и тыл.

Как итог, вместо быстрого продвижения к Висле — «затяжная операция», да еще с угрозой поражения и переноса войны на территорию СССР.

Вторая часть оперативно-стратегической игры (на юго-западном направлении) проводилась с 8 по 11 января 1941 года. Главными ее целями являлись: изучение основ наступательной фронтовой и армейской операций, юго-западного театра военных действий и получение высшим комсоставом РККА практики «вождения крупных оперативных и прежде всего подвижных соединений во взаимодействии с авиацией».

Отдельной задачей ставилось усвоение и отработка основ «ведения оборонительной операции в условиях горного театра и при обороне крупных речных преград». «Вот оно — свидетельство оборонительных намерений РККА», — заявят господа-защитники «исконной правоты».

Здесь вот что имеется в виду. В осеннее-зимний период 1914–1915 годов русские армии Юго-Западного фронта после успешных операций на равнинах Галиции оказались в Карпатах, где им пришлось вести тяжелые оборонительные бои, выявившие неготовность частей и командования к ним. Контрнаступление австро-венгров в 1915 году вынудило русских к отходу с большими потерями. Поскольку сейчас в 1941 году предполагалось наступать практически в тех же местах, а позже удерживать захваченные рубежи преимущественно в горной местности, вопрос «горной обороны» и был отдельно выделен при проведении игры на юго-западном направлении.

В этой части игры Юго-Западному фронту «восточных» противостояли Юго-Восточный и Южный фронты «западных». Суворов в «Тени Победы» недоумевает, почему группировка «западных» разделена на две изолированные друг от друга части и почему они действуют разобщенно, лишенные единого командования. Все более чем очевидно: командование РККА, нанося внезапный удар на югозападном направлении одновременно с внезапным ударом на западном, предполагает иметь против себя на первом этапе только немецкие части, расположенные в Южной Польше (Юго-Восточный фронт «западных»), и румынскую армию (Южный фронт «западных»). Тимошенко и Мерецков даже не учитывают такой фактор, как, пусть и небольшая, но боеспособная венгерская армия (с венгерскими частями русской армии пришлось иметь дело в Первую мировую и их боевые качества оценивались достаточно высоко, что подтвердилось в 1941 и 1944–1945 годах). По всей видимости, предполагалось, что за месяц с небольшим проведения внезапной наступательной операции Хорти не успеет толком провести мобилизацию и развертывание своих частей.

Суворов утверждает, что группировка «западных» на этом направлении основательно уступала «восточным» по всем параметрам, однако это не совсем так. По сценарию игры первоначально «западные» превосходили «восточных» по количеству стрелковых дивизий. Однако в результате «вводной части», потерпев поражение, «западные» потеряли в районе Львов — Ковель аж 20 пехотных дивизий!

Понятно, зачем это было сделано. Большая численность «западных» в начале игры изображена для моральной «отмазки» — мол, численно превосходящий Красную Армию агрессор подверг неспровоцированному нападению нашу страну. Затем численный уровень группировок «западных» был искусственно снижен (с помощью «поражения в районе Львов — Ковель») до предполагаемого в действительности уровня. И уж после этого приступили к собственно игре.

Юго-Западный фронт «восточных» (командующий Г.К. Жуков) осуществлял свое наступление (исключительно из района Львовского выступа) в четырех направлениях: к 16 сентября он должен был выйти на рубеж Краков — Будапешт — Тимишоара — Крайова.

Две группировки «западных» — Юго-Восточный фронт (командующий Д. Г. Павлов) и Южный фронт (командующий Ф.И. Кузнецов) в свою очередь пытались срезать львовский выступ ударами в направлении Люблин — Ковель — Шепетовка и Кишинев — Проскуров — Шепетовка соответственно. В полосе обоих фронтов развернулись ожесточенные встречные сражения с переменным успехом. В ходе операции оба командующих «западной» стороны допустили потерю темпа, начав менять по ходу дела первоначальные замыслы и урезать свои задачи. Жуков же, оставаясь последовательным в своих действиях, отразил контрудары противника и, не позволив двум группировкам «западных» соединиться, к 20 августа вышел на рубеж Краков — Перечни — Ньиредьхаза — Хуст — Ботошаны, разбив основные силы Павлова и Кузнецова. С 20 августа своим решением Жуков запланировал главный удар на Будапешт, раскалывая общий фронт «западных» на две изолированные части. На этом вторая часть январской игры завершилась.

Суворов на основании жуковского решения от 20 августа, делает вывод, что главной целью наступления Юго-Западного фронта «восточных» изначально выступал Будапешт. А уж дальше «красные» полки пойдут и пойдут безостановочным маршем на покорение остальной части Европы!

Покорение Юго-Западной Европы силами трех армий (9-й, 13-й и 15-й; четыре остальные — 3-я, 7-я, 11-я и 25-я удерживали рубеж Висла — Грыбув — Спина — Стрый, обеспечивая наступление южнее) представляется практически неосуществимой задачей.

Первое, что бросается в глаза, — отсутствие ярко выраженного направления главного удара «восточных» южнее Бреста. Группировка Юго-Западного фронта нанесла удар из Львовского выступа веером, разойдясь в конечном итоге в 6 (!) различных направлениях: люблинском и краковском — в Польше, попрадском — в Чехословакии, ньиредьхазском — в Венгрии, тимишоарском и костешском — в Румынии.

Становится понятным, что главной целью наступления ЮгоЗападного фронта «восточных», так же как и в первой части игры, являлось создание безопасного оборонительного периметра подальше от советских границ. Отсюда и отработка задач обороны в горах, вторая по счету основная задача игры на юго-западном направлении. Но что должен был прикрывать этот периметр? То, что в игре как раз и не разыгрывалось!

Заметили ли многочисленные «эксперты», что во второй части январской игры не принимал участия Южный фронт «восточных», несмотря на то что Южный фронт «западных» вел наступление на Кишинев? Отражать это наступление Жукову пришлось ударами с севера из района Ботошаны в направлении Фокшан, что было несколько неудобно. Насколько было бы проще «восточным» создать отдельный Южный фронт и нанести удар по врагу в подбрюшье из района Вулканешты — Кагул. Ан нет, южнее Кишинева все как будто вымерло, никаких боевых операций замысел игры на этом участке не определил. Зачем же тогда надо было создавать Одесский военный округ? И это при том, что командующий этим округом (а в перспективе командующий Южным фронтом) Я.Т. Черевиченко принимал в игре самое непосредственное участие!

Но и наступление Жукова в Румынии протекало гораздо западнее Бухареста: рубежи выхода его частей по плану операции — Тимишоара — Крайова — Костеши. Вся зона восточнее (от Бухареста до Черного моря) боевыми действиями не охватывается, как будто этот участок специально оставлен для чего-то. Жуков в том направлении нанес только один удар — из Ботошан вдоль реки Сирет на Фокшаны, но это тактический удар, а не стратегический (изначально планом операции он не был предусмотрен) с целью выхода в тыл группировке Южного фронта «западных», наступающих на Кишинев и Проскуров. Первоначально стратегическими замыслами «восточных» движение в указанном направлении не предусматривалось.

Вызывают также недоумение задачи, поставленные игрой перед Черноморским флотом: блокада портов «западных», господство на Черном море и блокирование Босфорского пролива от проникновения морских сил «западных» в Черное море из Средиземного. И никаких тебе десантов на румынское побережье (хотя одной из основных тем игры являлась как раз проработка основ морской десантной операции), запланированных еще в 1920-х годах. Какже можно воевать с Румынией и не попытаться провести на ее территорию ни одного десанта?

Ясно, что в январе 1941 года отрабатывались не самые главные задачи, а самые сложные. Здесь наблюдаем ту же картину, что и на Тихом океане в 1941 году. Япония по доброй воле ни за что не влезла бы в войну с США, но коль скоро именно американцы стояли поперек их экспансионистских планов в Юго-Восточной Азии, воевать пришлось именно с ними.

Как в таком случае поступить, когда имеешь дело с очень мощным противником (от которого лично по большому счету ничего не надо) или мощной коалицией? Очень просто — внезапным нападением (пока враг не успел спохватиться) ликвидируем те его силы, которые представляют непосредственную угрозу нашим планам, организуем как можно дальше от своих рубежей оборонительный периметр, на рубежах которого ведем упорную затяжную войну, а внутри периметра тем временем делаем все, что собирались делать согласно своим грандиозным довоенным замыслам.

Так поступили японцы в 1941–1942 годах. Так же планировал поступить и Сталин. Он ни за что не влез бы в войну с Германией один на один, не стань именно немцы (наряду с Великобританией) на его дороге к Стамбулу. Но раз уж судьба распорядилась именно так — надо выработать наиболее выгодный план действий. А план простой: улучив самый благоприятный момент (когда главные силы Германии и Великобритании сойдутся друг с другом на берегах Ла-Манша) нанести внезапный удар немцам в спину, разгромить те силы вермахта, что имеются у советских границ, а также вооруженные силы их союзников и вынести линию обороны как можно дальше от собственных рубежей за Вислу и Карпаты, где и закрепиться для ведения в дальнейшем затяжной войны (также планировалось действовать и в конце 1920-х против Великобритании и Франции во 2-й Крымской кампании, только немцев тогда предполагалось иметь в качестве союзников). А внутри этого оборонительного периметра осуществить главную операцию — заполучить Черноморские проливы.

Несмотря на успех Жукова в игре, план Мерецкова для данного (юго-западного) направления оказался не слишком удачным. П.Н. Бобылев характеризует операцию Юго-Западного фронта в январской игре как не уступавшую (а по некоторым параметрам и превосходившую) операции периода Второй мировой войны.

В действительности же операция Юго-Западного фронта «восточных» была авантюрой чистой воды. Наступление в шести расходящихся направлениях 7 армиями с частями усиления и контроль территории от Попрада (Чехия) до Костеши (Румыния) силами всего трех (!) армий (особенно если учесть, что в 1944–1945 годах только на будапештском направлении действовало 5 общевойсковых советских армий (позже была введена еще и шестая — 4-я гвардейская), одна танковая, 2 румынские армии, три конно-механизированные группы и 2 гвардейских механизированных корпуса) рано или поздно привели бы РККА к катастрофе похлеще варшавской 1920 года. Не потому ли Жуков, став начальником Генштаба, внес изменения в план наступления не только для западного, но и для юго-западного направления?

Таким образом, если план Мерецкова для западного участка был откровенно неудачным, то на юго-западном он был вычурным и проходил только в игре на картах, но не в действительности.

Поскольку читатель, возможно, устал и запутался в этом оперативно-стратегическом пасьянсе, подведем промежуточный итог.

Никаких двух игр в январе не было, проходила одна игра, но отдельно и подробно разыгрывались боевые действия на двух основных направлениях: нагом, где ожидалось наибольшее противодействие противника — западном и на главном — юго-западном, где серьезного сопротивления, по планам Сталина, не ожидалось.

Очень важна вводная часть игры: она демонстрирует, что советский Генштаб реально оценивал, как и где могли ударить немцы (если ударят первыми), поэтому любые версии относительно ошибок в определении направления главного удара вермахта неубедительны. Кроме того, эта преамбула ясно показывает, что никакой оборонительной подготовки на западных рубежах СССР не велось, противник «условно напал, продвинулся», а затем мы его «условно отразили». Таким же образом обстояло бы дело и в реальности: товарищ Сталин объявил бы всему народу о том, что германские войска совершили провокационные нападения на нашу границу (как это делалось, мы уже видели на примере Финляндии) — и вперед!

Понятно, что в реальности Сталин не только не ждал удара немцев на Украине, но и наоборот, рассчитывал на этом участке на наименьшее сопротивление. И тем не менее основная группировка советских войск в июне 1941 года сосредоточивалась именно здесь. Поэтому все россказни о том, что Сталин опасался возможной потери Донбасса, вызывают только смех. Коба, который якобы опасался в 1940-м потери Донбасса, в 1941 году приходил в ярость, когда ему намекали на необходимость сдачи Киева. А ведь Донбасс-то подальше Киева будет!

Еще один любопытный факт — из частей Киевского особого военного округа произошло вычленение отдельного Одесского округа. Его войска должны были составлять отдельный Южный фронт. Зачем и без того сильному фронту еще один, на крайнем правом фланге, где и противника как такового нет и в помине? В этом нет ничего удивительного. Именно Одесскому округу предстоит «разгрузить» Юго-Западный фронт и решить главную для Кобы задачу — захватить Стамбул.

Что упускают все без исключения историки и исследователи: после того как в сентябре 1940 года Сталин отверг шапошниковский план войны с Германией, работа над планом войны с немцами не прекратилась, а продолжилась уже новым начальником Генштаба Мерецковым. Работа шла с сентября до начала декабря. Именно этот мерецковский план и лег в основу январских наступательных действий РККА.

Павлов и Жуков наступали на Северо-Западном и Юго-Западном фронтах по плану Мерецкова. Поэтому Павлов и не ответил за провал наступления на северо-западном направлении. Он всего лишь реализовывал мерецковский замысел, а Жуков «с листа» этому плану нашел опровержение. И на юго-западном, и в особенности на западном направлениях возникли осложнения в ходе игры. Именно из-за этих осложнений Мерецков так быстро лишился поста начальника Генерального штаба — его план оказался недоведенным до ума.

«Ход игры докладывал начальник Генерального штаба… К. А. Мерецков. Когда он привел данные о соотношении сил сторон и преимуществе «синих» в начале игры, особенно в танках и авиации, И.В. Сталин, будучи раздосадован неудачей «красных», остановил его, заявив:

— Не забывайте, что на войне важно не арифметическое большинство, но искусство командиров и войск» [27].

Суворов утверждает, что подобного разговора не было. Однако подобный разговор по крайней мере мог иметь место. Именно поэтому теперь уже бывший начальник Генштаба РККА товарищ Мерецков отправился инспектировать боевую подготовку войск, а его место занял Жуков. С февраля 1941 года теперь уже Георгий Константинович приступил вместе с Ватутиным и Василевским к составлению нового, усовершенствованного плана войны за Босфор — плана «Гроза».

Любопытно также, что Мерецков фактически в общих чертах повторил пресловутые планы «А» и «Г» российского императорского генерального штаба времен Первой мировой войны с главными ударами на юго-западном направлении и в Восточной Пруссии.

 

Тем временем…

Свою игру немцы провели почти на месяц раньше.

«29 ноября 1940 года в Берлине началась большая стратегическая игра на картах. Руководитель игры — первый обер-квартирмейстер генерального штаба сухопутных войск генерал-майор Фридрих Паулюс… Первый этап — вторжение германских войск на территорию СССР и приграничные сражения…

Второй этап — наступление германских войск до линии Минск — Киев.

Третий этап — завершение войны и разгром последних резервов Красной Армии, если таковые окажутся восточнее линии Минск — Киев.

После каждого этапа игры следовал разбор. Общий разбор всех этапов игры завершился 13 декабря 1940 года» [65, с. 143].

Сталин действительно не хотел войны с Германией, но только до определенного момента. Однако немцев этот момент не интересовал — их план развивался вне зависимости от мнения советского руководства.

«В период подготовки «плана Барбаросса» перед Абвером была поставлена задача срочно освежить имеющиеся данные о численности и ходе вооружения частей Красной Армии, их дислокации, о мероприятиях командования по развертыванию войск на случай военной угрозы, о местонахождении штабов. Особое внимание было обращено на Белоруссию, ибо именно она рассматривалась командованием вермахта как будущий главный театр военных действий, где удастся ликвидировать основные силы советских войск.

Абвер довольно успешно справлялся со своей задачей. По существу, Германия располагала необходимой информацией о положении в БОВО… и КОВО… для того, чтобы Паулюс мог закладывать необходимые параметры в «план Барбаросса»…

…Одной из задач, поставленных оперативным штабом перед управлением военной разведки и контрразведки Германии, состояла в создании условий для сохранения в глубокой тайне передислокации войск и целей этой передислокации. Эти условия были сформулированы в документе… о мероприятиях по дезинформированию советского военного командования в связи с подготовкой к нападению на СССР от 15 февраля 1941 года…

… «А. 1. Цель маскировки — скрыть от противника подготовку к операции «Барбаросса». Эта главная цель и определяет все меры, направленные на введение противника в заблуждение. Чтобы выполнить поставленную задачу, необходимо на первом этапе, то есть приблизительно до середины апреля, сохранить ту неопределенность информации о наших намерениях, которая существует в настоящее время. На последующем, втором этапе, когда скрыть подготовку к операции «Барбаросса» уже не удастся, нужно будет объяснять соответствующие действия, как дезинформационные, направленные на отвлечение внимания от подготовки вторжения в Англию.

…а) На первом этапе:

усилить уже и ныне повсеместно сложившееся впечатление о предстоящем вторжении в Англию. Использовать для этой цели данные о новых средствах нападения и транспортных средствах (отсюда пошла байка о том, что амфибии Гудериана, форсировавшие Западный Буг утром 22 июня 1941 года, якобы первоначально предназначались для высадки на британское побережье. — С. 3.);

преувеличить значение второстепенных операций «Марита» (план операции против Греции) и «Зонненблюме» («Подсолнечник» — план переброски немецких войск в Северную Африку), действия 10-го авиационного корпуса (высадка на Крите. — С.З.), а также завышать данные о количестве привлекаемых для их проведения сил;

Сосредоточение сил для операции «Барбаросса» объяснять как перемещения войск, связанных с взаимной заменой гарнизонов запада, центра Германии и востока, как подтягивание тыловых эшелонов для проведения операции «Марита» и, наконец, как оборонительные меры по прикрытию тыла от возможного нападения со стороны России.

б) На втором этапе:

распространять мнение о сосредоточении войск для операции «Барбаросса» как о крупнейшем в истории войн отвлекающем маневре, который якобы служит для маскировки последних приготовлений для вторжения в Англию.

Незадолго до 22 июня на совещании с руководителями Абвера главный военный советник Гитлера генерал Йодль так сформулировал новые требования к военной разведке в условиях блицкрига: «На нынешнем этапе генеральный штаб менее всего нуждается в информации о доктрине, состоянии вооружения Красной Армии в целом. Задача Абвера — внимательно следить за изменениями, происходящими в войсках противника на глубину пограничной зоны» [21].

Так что негативные выпады по адресу германской разведки явно неуместны. Клоунами, точно так же как и год назад с финнами, в очередной раз были выставлены хваленые советские спецслужбы.

К марту 1941 года немецкие группировки уже были развернуты у границ с СССР, но еще не были насыщены войсками и техникой.

Из дневника генерала Гальдера:

«19.ΙΙΙ.1941 г… Топе (1-й оберквартирмейстр во Франции) доложил о своем назначении на должность уполномоченного генерал-квартирмей-стра при группе армий «Север», развернутой для операции «Барбаросса».

Герман (начальник оперативного отдела группы армий «С»), Состоялось обсуждение задач группы армий «Север». 4-я танковая группа должна наступать вместе с пехотой. Необходимо увеличение сил пехоты по обе стороны шоссе, идущего на Шауляй. Переброска одной-двух дивизий в район Мемеля. Вопрос о мостах для перехода через Неман в начале наступления».

Справедливости ради следует отметить, что полевые армии СССР тоже были развернуты у границ, но они еще не были насыщены войсками и не произвели передислокации согласно плану «Гроза», так как еще не существовало и самого плана — он будет сверстан лишь к началу мая.

Из дневника генерала Гальдера:

«25.ΙΙΙ. 1941 г… Хойзингер: а) Изменение в директиве по стратегическому развертыванию («Барбаросса») в связи с новым положением на южном крыле…

б) Сравнение русских и германских сил в отношении готовности. До 20.4 мы гораздо слабее русских. После 20.4 дивизии начнут поступать в таком количестве, что эта опасность будет полностью устранена».

Немцы постоянно отслеживали изменения, происходящие в группировке РККА, так что прибытие свежих сил на юго-западное направление не осталось ими незамеченным. Весной 1941 года для усиления системы ПВО нефтяных месторождений Румынии с аэродрома Шоннефельд были переброшены истребители III группы 52 JG. Советским ВВС здесь ничего не «светило», что и подтвердилось этим же летом. III группа на время наступления вермахта на Балканах выводилась в Грецию, но к началу операции «Барбаросса» она уже находилась на прежнем месте базирования — аэродроме Бухарест-Пипера. При этом на новых машинах Bf-109F, о появлении которых на вооружении частей Люфтваффе командование РККА не знало.

Из дневника генерала Гальдера:

«…Наши задачи в отношении России — разгромить ее вооруженные силы, уничтожить государство.

Высказывания о русских танках (заслуживают уважения), 47-мм пушка (в действительности 45-мм. — С.З.), неплохие тяжелые танки, но в массе своей — устаревшие типы. По численности танков русские сильнее всех в мире, однако они имеют лишь небольшое количество новых гигантстких танков с длинноствольной 105-мм пушкой (танки-колоссы весом 42–45 тонн) (видимо, речь шла о КВ-2 со 152-мм орудием. — С.З.).

Русская авиация велика по количеству, но многие ее самолеты устаревших типов, и лишь незначительное число — современные машины.

Никаких иллюзий по отношению к союзникам! Финны будут храбро сражаться, но их мало, и они еще не оправились от поражения (заблуждение Гальдера. — С.З.). От румын вообще ничего нельзя ожидать. Возможно, они будут лишь в состоянии обороняться под прикрытием сильной преграды (реки), да и то только там, где противник не будет атаковать (тем не менее румынские войска сыграли важную роль в боевых действиях 1941–1942 годов. — прим. ред.). Антонеску увеличил свою сухопутную армию, вместо того чтобы уменьшить ее и улучшить.

Судьба крупных германских соединений не может быть поставлена в зависимость от стойкости румын.

Проблемы, связанные с Пинскими болотами: Охранение, оборона, минирование. Мины!

Вопрос об отходе русских войск: Отвод маловероятен, так как иначе теряется связь с Прибалтикой и Украиной. Если русские намереваются отойти, то они сделают это заблаговременно, иначе уже не смогут привести себя в порядок…

Доклад о положении в России:

Отдел «Иностранные армии — Восток» теперь признает, что численность русских сухопутных войск в европейской части России следует считать большей, чем предполагалось до сих пор. (Это уже давно утверждали финны и японцы). Предполагается, что войска русских насчитывают 171 стрелковую дивизию, 36 кавалерийских дивизий и 40 мотомеханизированных бригад.

Вновь сформированный танковый корпус в составе трех дивизий дислоцируется, очевидно, в районе Ленинграда…

Анализ группировки русских дает основания сделать следующий вывод: если отказаться от избитого утверждения о том, что русские хотят мира и сами не нападут, то следует признать, что их группировка вполне допускает быстрый переход в наступление, которое было бы для нас крайне неприятным.

3 апреля 1941 года: «Содержание: подготовка к операции «Барбаросса».

1. Время начала операции «Барбаросса» вследствие проведения операции на Балканах откладывается по меньшей мере на четыре недели (эти четыре недели спасут Сталина. — С.З.).

2. Несмотря на перенос срока, приготовления и впредь должны маскироваться всеми возможными средствами и преподносится войскам под видом мер для прикрытия тыла со стороны России… Начальник штаба верховного главнокомандования… Кейтель.

14.6.1941 г… 11.00. Совместный доклад Фалькенхорста и Штумпфа (ВВС) об операции «Голубой песец» (наступление группы армий «Юг» на Украине. — С.З.). Северная группа начинает операцию в день «Б+7», южная группа — в день «Б+9»…»

К моменту нападения на СССР Германия насчитывала в своих рядах 8,5 млн человек. Сухопутные войска (5,2 млн человек) насчитывали 179 пехотных и кавалерийских, 35 танковых и моторизованных дивизий и 7 бригад. При этом из числа пехотных и кавалерийских дивизий против СССР было развернуто только 66,5 % — 119 дивизий, зато из числа танковых и моторизованных уже 94,3 % — 33 дивизии, а также 2 бригады. Союзники Германии — Венгрия и Румыния, а также совместно сражающаяся Финляндия выставили 29 дивизий и 16 бригад. Общая численность группировки Германии и ее союзников для плана «Барбаросса» составляла 5,5 млн человек при 47,2 тыс. орудий и минометов, 4,3 тыс. танков и не менее 5 тыс. боевых самолетов.

Официальные данные о группировке советских войск свидетельствуют о том, что СССР к началу войны располагал 303 дивизиями и 22 бригадами, из которых в западных округах дислоцировалось 166 дивизий и 9 бригад. Общая численность группировки якобы составляла 2,9 млн человек, 32,9 тыс. орудий и минометов (без 50-мм), 14,2 тысячи танков и 9,2 тысячи самолетов.

 

Что сообщала разведка

Сталин концентрацию немцев у границы СССР не предполагал. Он уже уверовал в то, что грядет новое «норманнское» завоевание Британии, а у него уже в кармане возможность пырнуть бывшего союзника (немцев) в спину. Все сообщения о выдвижении германских войск к границам СССР Сталин воспринимал в рамках «скармливаемой» ему дезинформации немцев о том, что все слухи о факте подобных перебросок направлены на дезинформацию британцев. Этому же способствовала крайняя недостоверность сведений, предоставляемых Разведупром Красной Армии.

Сообщения о том, что основные положения плана «Барбаросса» были известны Москве — ложь. Причем ложь эта вызвана не столько попыткой скрыть некомпетентность «компетентных органов», сколько тем обстоятельством, что признание факта незнания Сталиным и руководством РККА о готовящемся наступлении вермахта не позволяет достоверно объяснить вал советских войск и техники, прущий к западным границам страны. Ведь если Германия нацелилась на Великобританию, то и не было нужды концентрировать войска для обороны СССР. Но дело в том, что Сталин думал вовсе не об обороне.

«Уточняющее сообщение (военного атташе в Берлине генерал-майора В.И. Тупикова от 29.12.1940 года. — С.З.) содержало следующие сведения:

«Подготовка наступления против СССР началась много раньше, но одно время была несколько приостановлена, так как немцы просчитались с сопротивлением Англии. Немцы рассчитывают весной (1941 года. — С.З.)… Англию поставить на колени и освободить себе руки на востоке» [33, с. 88].

Но такое сообщение напугать Сталина не могло, напротив — порадовало, ибо соответствовало его скрытым желаниям. Вот чем объясняется пассивность Сталина после его получения, а вовсе не тем, что сам по себе текст якобы не вызвал у вождя доверия.

Отсюда же и выводы начальника Разведупра Ф.И. Голикова от 20 марта 1941 года:

«…На основании всех приведенных выше высказываний и возможных вариантов действий весной этого года считаю, что наиболее возможным сроком начала действий против СССР будет являться момент после победы над Англией или после заключения с ней почетного для Германии мира… Слухи и документы, говорящие о неизбежности весной этого года войны против СССР, необходимо расценивать как дезинформацию, исходящую от английской и даже, может быть, германской разведки» [33, с. 90].

Вывод был катастрофически неверным, ибо нападение действительно было запланировано как раз на середину мая 1941 года и не случись 27 марта 1941 года в Белграде переворота Душана Симовича к октябрю 1941-го, а то и раньше, Гитлер принимал бы парад вермахта на Красной площади, стоя на мавзолее. Поэтому совершеннейшей брехней являются данные о том, что советская разведка якобы смогла обнаружить уже первые перемещения немецких войск к советской границе.

«В первой половине 1941 г. немцами производились перемещения войск, которые можно было расценивать двояко…» [33, с. 93].

К концу мая 1941 года немцы перебросили к советским границам более 60 % всех своих наличных сил. Справка Голикова — «липа». Никаких «120 дивизий против Великобритании» сконцентрировано не было. Просто начальник 5-го Управления «честно» доложил вождю то, что тот хотел от него услышать. И самое главное: где в докладах Голикова указано, что опасность от немцев исходит именно на юго-западном направлении, где здесь видна угроза Украине, чтобы этим можно было объяснить создание там мощнейшей советской группировки?

Свидетельствует маршал Чуйков:

«Про Зорге все знал только Филипп Голиков… Так вот, Голиков на всех рапортах Зорге писал: «Информация не заслуживает доверия». И точка! Кто ж такой документ начальнику Генерального штаба будет докладывать?!» [57].

Мы уже привели «выводы» Голикова по одному из докладов разведки. А теперь приведем отрывок самого доклада — выясняется, что выводы будущего маршала Советского Союза шли вразрез с докладом.

«В докладе говорилось: «Из наиболее вероятных военных действий, намеченных против СССР, заслуживают внимания следующие:

Вариант№ 3 поданным… на февраль 1941 года: «…для наступления на СССР, написано в сообщении, создаются три армейские группы: 1-я группа под командованием генерал-фельдмаршала Бока наносит удар в направлении Петрограда; 2-я группа под командованием генерал-фельдмаршала Рундштедта — в направлении Москвы и 3-я группа под командованием генерал-фельдмаршала Лееба в направлении Киева. Начало наступления на СССР — ориентировочно 20 мая».

По сообщению нашего военного атташе от 14 марта, указывалось далее в докладе, немецкий майор заявил: «Мы полностью изменяем наш план. Мы направляемся на восток, на СССР. Мы заберем у СССР хлеб, уголь, нефть. Тогда мы будем непобедимы и можем продолжать войну с Англией и Америкой…»

Наконец, в этом документе со ссылкой на сообщение военного атташе из Берлина указывалось, что «начало военных действий против СССР следует ожидать между 15 мая и 15 июня 1941 года» [27, с. 257–258].

И вот все это в угоду мнению «хозяина», Филипп Голиков назвал «дезинформацией английской разведки».

«6 мая 1941 года И.В. Сталину направил записку народный комиссар Военно-Морского Флота адмирал Н.Г. Кузнецов:

«Военно-морской атташе в Берлине капитан 1 ранга Воронцов доносит… что, со слов одного германского офицера из ставки Гитлера, немцы готовят к 14 мая вторжение в СССР через Финляндию, Прибалтику и Румынию. Одновременно намечены мощные налеты авиации на Москву и Ленинград и высадка парашютных десантов в приграничных центрах».

Данные, изложенные в этом документе, также имели исключительную ценность. Однако выводы адмирала Н.Г. Кузнецова не соответствовали приводимым им же фактам и дезинформировали И.В. Сталина.

«Полагаю, — говорилось в записке Н.Г. Кузнецова, — что сведения являются ложными и специально направлены по этому руслу с тем, чтобы проверить, как на это будет реагировать СССР» [27, с. 258].

Итак, сведения о численности перебрасываемых немецких дивизий, сконцентрированных против Великобритании — «деза». Чем же был обусловлен такой чудовищный провал советской разведки? Прежде всего тем, что она, вопреки домыслам, на тот момент располагала крайне малым количеством источников информации в Германии. Сведений о происходящем на польской, в частности, стороне от местного населения СССР практически не получал, и не мудрено: во-первых, Сталин такой же враг Польши, как и Гитлер, во-вторых, Коба сам распустил в 1938-м польскую компартию, поэтому лишился помощи даже польских «левых». Переход советско-германской границы в ту пору был чреват сам по себе-явившегося с той стороны даже гражданского человека пограничники могли просто расстрелять без суда и следствия. Именно поэтому благополучное преодоление советско-германской границы называют первым чудом Вольфа Мессинга.

«Дальновидный» Сталин в 1938–1939 годах фактически ликвидировал советскую разведывательную сеть в рейхе и теперь мог рас считывать только на отчеты посольств и военных атташе. Остальное сделало само РСХА, уничтожившее практически все «левые» течения в стране, так что Коба в решающий момент остался без информации. Имелось лишь два по-настоящему ценных и достоверны) источника — швейцарский, завязанный на «Люси» — Рудольфе Ресслере, имевшем свои, до сих пор невыясненные источники среди нацистской элиты, и бельгийский — организация Харро Шульце Бойзена и Арвида Харнака, проникшая в министерство Люфтваффе. Имелся также Леман, но как сотрудник IV управления РСХА (гестапо) он не располагал обширными сведениями о военно-стратегических замыслах Гитлера, да и связь с ним носила крайне нерегулярный характер. Имелся также корреспондент Немецкого информационного бюро и газеты «Франкфуртер Цайтунг» Рихард Зорге, но Сталин немало поспособствовал тому, чтобы «Рамзая» услали в конце 1930-х в Японию. Вот, собственно, и все. Остальные источники имели характер ловли эха по всему свету. После того как выяснилось, что Германия все-таки враг, а не друг, по повелению «кремлевского горца» руководители НКВД и ГРУ кинулись заново налаживать ликвидированную агентурную сеть в Германии, но было уже поздно.

«Русская секретная служба в Германии проявляла повышенную активность (накануне войны. — С.З.), и мы видели, как расширяется сеть осведомителей. Простое наблюдение за противником иногда помогало нам сделать ценные выводы…

…Работа против русской секретной службы успешно продвигалась Мы раскрыли многочисленную агентуру, маршруты курьеров и местонахождение секретных радиопередатчиков. Мой метод, в основном, заключался в слежке и в передаче ложных сведений. Вести передачи на той волне, на которой работали секретные радиопередатчики русских, надо было очень осторожно, так как русские все тщательно проверяли и, заметив малейшие отклонения в сигналах, воспринимали их как дезинформацию Но нам везло: достаточно часто русские не подозревали, что получают ложные сведения. Основное значение этой работы заключалось не в том чтобы ввести их в заблуждение, а в том, чтобы узнать, что их интересует.

Нам также стало многое известно о методах их работы и об отношениях между различными группами агентов, работавших на них» [79, с. 144, 147].

Однако прав и Г.К. Жуков — даже из полученных сообщений можно было сделать правильные выводы. Некоторые исследователи полагают, что достоверная информация — это чуть ли не копия исходного секретного приказа или распоряжения с точностью до запятой. И если донесения разведчика в чем-то расходятся с планами противника, то это донесение — «деза», не подлежащая дальнейшему рассмотрению. На самом деле получить абсолютно точную информацию практически невозможно. Важен анализ полученной информации и выводы этой аналитической работы. Как отмечает Роберта Вольштеттер:

«Речь идет даже не о том, когда было получено последнее сообщение — в субботу или в воскресенье, — это большой роли не играло. Главное — как распорядились полученной информацией…» [20, с. 339].

И как же была проанализирована имеющаяся информация в СССР в 1941 году?

А никак! Мы уже видели на примере докладов Голикова и Кузнецова весной 1941 года, что информация свидетельствует об одном (пусть и не в полной мере), а выводы (угодные вождю) делаются совершенно иные и ни на чем не основанные!

Даже неточная информация о переброске немецких частей к советским границам показывает, что подобная переброска имела место. Данные о том, что Гитлер намерен начать войну с СССР (неважно до нападения на Великобританию или после этого) должна была насторожить Сталина. Еще больше должен был насторожить Кобу вояж в Великобританию Рудольфа Гесса.

Но даже подобная неточная информация не доводилась до Генерального штаба РККА, остававшегося в неведении относительно происходящего за кордоном. Все данные (яркий тому пример — Зимняя война) оседали либо в Разведупре, либо в верхних эшелонах власти, не доходя до рядовых «техников» войны. А среди разведсводок были и довольно любопытные. Например.

17 июня 1941 года нарком госбезопасности СССР Всеволод Меркулов направил Сталину и Молотову сообщение за № 2279/м о том, что, по данным источника в штабе германской авиации, все мероприятия немцев по подготовке вторжения в СССР «завершены и удар можно ожидать в любой момент». Резолюция Сталина на документе: «т. Меркулову. Можете послать Ваш «источник» из штаба герм. авиации к… матери! Это не «источник», а дезинформатор. И. Ст.».

«Гениальный» вождь даже не поинтересовался, от кого конкретно исходили эти сведения. А информация-то была верной потому, что источник — «Красная капелла», точнее брюссельская резидентура. Информация поступила в министерство Люфтваффе, а оттуда перекочевала на главный передатчик разведывательной сети Л. Треппера в Брюсселе. А товарищу Сталину следовало бы понимать, что одно дело — слухи, передаваемые каким-нибудь атташе, и совершенно другое — первоисточник. Тем более что в апреле 1941 года тот же самый «источник» уже передавал Кобе абсолютно верную и подтвердившуюся информацию о начале операции вермахта на Балканах. Почему же тогда Сталин поверил информации и предпринял соответствующие шаги, а сейчас нет? А потому, что «югославская» информация соответствовала желаниям Кобы, а нынешняя не вписывалась в его проекты. Иосиф Виссарионович уже твердо уверовал в то, что его последний план войны за Босфор гениален и что, как он задумал, так все и произойдет.

Леониду Гуревичу очень не нравится, когда его называют «маленьким шефом» («Большой шеф» — Леопольд Треппер). Он любит рассказывать сказки о том, что в действительности якобы именно он управлял всей сетью «Красной капеллы», чего на самом деле никогда не было. В действительности вся большая франко-бельгийская сеть была создана благодаря кропотливой работе Л. Треппера, Гуревич же заправлял лишь деятельностью брюссельской резидентуры. «Кент» любит рассказывать и о том, как «Жильбер» (Треппер), нарушая принципы конспирации, лично посещал квартиры членов разведывательной сети, намекая при этом на то, что якобы именно по этой причине организация в итоге и провалилась. Он умалчивает (а вместе с ним и российские СМИ) о том, о чем написано во всех зарубежных учебниках по разведке, а именно о том, что именно авантюрные действия «Кента», а позже и его «сменщика» К. Ефремова («Йорнстрема») привели к крушению «Красной капеллы» и организации Шульце-Бойзена — Харнака. Брюссельский радиопередатчик М. Макарова («Карлоса Аламо»), который лично курировал Гуревич, чуть ли не каждую ночь непрерывно находился в эфире 5 (!) часов подряд, что дало немцам возможность его запеленговать. Гуревич умалчивает о том, что именно особенность «Жильбера» лично посещать квартиры своей агентуры спасла его от раннего ареста уже тогда. Пришедший на квартиру, где содержался передатчик, и обнаружив там гестапо, Треппер сумел вывернуться, представившись чиновником службы Тодта, зашедшим в дом совершенно случайно. После этого «Жильбер» быстро помчался на квартиру «Кента» и предупредил его о провале передатчика (а Гуревич как раз туда и собирался, и неминуемо угодил бы в засаду).

Даже коммерческие успехи компании «Симмекс» Гуревич приписывает исключительно собственной персоне, так как именно он числился ее главой. В действительности «Кент» был в «Симмекс» такой же фигурой, как зицпредседатель Фунт в «Южном лесотрубнике» или «Рогах и копытах». Всей торговой деятельностью фирмы также ведал Леопольд Треппер, который являлся коммерческим директором фирмы.

С югославами произошел еще один ярчайший эпизод. Весной 1940 года обеспокоенное активностью вермахта в Европе правительство Драгиша Цветковича хотело закупить у СССР новейшие системы вооружения, но Сталин отказал. Ничего удивительного — пробританская Югославия являлась союзницей Антанты и членом «малой Антанты», а в перспективе — противником СССР на Балканах. Поэтому никакого оружия братья-сербы, ради союза с которыми Николай II предал «братушек» болгар входе Второй Балканской войны, не получили. И вот ровно через год Сталин сам вызвал к себе югославского военного атташе. Обстоятельства разговора в художественной форме изложил Ю. Семенов в повести «Альтернатива».

«…Той же ночью начальник управления внешних сношений РККА заехал без звонка на квартиру к югославскому военному атташе полковнику Максимовичу.

— Что-нибудь случилось? — испуганно спросил Максимович. — Или уже началось?

— Вас приглашает Сталин, господин полковник.

…— Я пригласил вас, чтобы поговорить о ситуации в Югославии… Не посетуйте за грубый вопрос: сколь долго ваша армия сможет противостоять неприятелю, если предположить войну?

— Наша армия будет биться насмерть, — ответил Максимович.

…— Меня интересуют факты.

— Мы можем выставить против Гитлера до сорока дивизий.

— Сорока? — переспросил Сталин.

— Около сорока, — поправился Максимович…

— Скорее всего, вы сможете выставить тридцать дивизий, — сказал Сталин. — Так мне кажется.

— Тридцать пять.

…— А оружие? Зенитная артиллерия? Танки?

— Год назад мы вели переговоры с вашей страной, — ответил Максимович, — мы хотели купить у вас оружие, но уважаемые господа из Наркомата обороны ответили отказом. Поэтому сейчас, конечно же, мы испытываем серьезные затруднения с вооружением.

— Отказал вам не Наркомат обороны, а я, — глухо ответил Сталин, попыхивая трубкой… — Я считаю, что нельзя одновременно сосать двух маток. Вы вели переговоры с Германией, Англией, Францией и с нами. Об одном и том же: о закупке оружия. Я не умею верить людям, которые ведут переговоры с тремя разными силами.

— С двумя, — тихо, словно бы испугавшись своих слов, заметил Максимович. — Англия и Франция — с одной стороны, а Германия и Советский Союз — с другой.

Глаза Сталина сощурились, и лицо, мгновенно побелев, закаменело, словно его сильно ударили» [57].

А дальше еще больше. Сталин, который постоянно требовал ни в коем случае не дразнить немцев, даже позволивший им безнаказанно летать над советской территорией, запретив открывать зенитный огонь, так вот, он вдруг делает такой откровенно враждебный Германии жест, подписав 5 апреля 1941 года, за сутки (!) до немецкого вторжения на Балканы, договор о дружбе и ненападении с Югославией, хотя совершенно точно знал (от того же самого «источника»), что в скором времени на Белград посыплются бомбы. Почему? Да потому-то и подписал! Сталину было выгодно, чтобы Гитлер застрял не только в Британии, но и на Балканах для верности (Коба не думал, что там все так быстро завершится). Смысл договора с югославами следующий: Вы, ребята, сражайтесь, а мы вам оружием поможем, вы только заставьте врага увязнуть в ваших горах!

Основной пункт договора с Югославией:

«…Статья 2. В случае, если одна из Договаривающихся Сторон подвергнется нападению со стороны третьего государства, другая Договаривающаяся Сторона обязуется соблюдать политику дружественных отношений.

Реальный смысл договора вертится исключительно около этой второй статьи. Безусловно, что к договору прилагался и протокол, разъясняющий, что конкретно подразумевается под «соблюдением политики дружественных отношений».

О чем мог быть этот протокол, также понятно — Сталин обязался поставлять югославам вооружение. Имелся и скрытый смысл:

Иосиф Виссарионович в своих планах уже наверняка считал Югославию своей. А то как же: югославы имеют выход в Средиземное море. Чуть что, прикроют спину, когда РККА начнет продвигаться к Босфору. Государство это не только славянское, но и, что немаловажно в будущей кампании, — турок терпеть не может, да и с болгарами (союзниками немцев) тоже на ножах.

Из телеграммы Зорге за август 1941 года:

«Прошу Вас быть тщательно бдительными потому, что японцы начнут войну без каких-либо объявлений в период между первой и последней неделей августа месяца».

На том основании, что нападения Японии не последовало, Исаев сделал вывод, что телеграмма Зорге — дезинформация, а следовательно, товарищ Сталин не мог доверять ни ей, ни более ранним предупреждениям «Рамзая». Если разведчик предсказал то, чего не произошло, значит, его информация — фальшивка.

В действительности же телеграмма Зорге «дезой» не являлась. Сведения, изложенные в ней, соответствовали действительности. Несмотря на то что нападения Японии на СССР не произошло, оно было запланировано и было бы осуществлено, как и указал «Рамзай», без всякого предупреждения, не случись в начале июля 1942 года катастрофы у Мидуэя.

«Неожиданная быстрота, с которой японцы достигли своих целей, поставило японское командование перед проблемой: что делать дальше?.. Японский морской генеральный штаб стоял за наступление на Индию и Австралию, а Ямомото и штаб Объединенного флота высказывались за Гавайи. Командование же сухопутной армией, устремившее свои взоры на континент и Россию, никак не соглашалось выделить крупные силы для наступления на Цейлон, Индию или Австралию» [47, с. 333].

Так что в случае успешного исхода Гавайской операции японского флота, СССР, помимолетней катастрофы 1942 года, ожидало бы еще и японское вторжение на Дальний Восток. Спасибо американцам, после их победы у безвестного ранее гавайского атолла характер войны на Тихом океане изменился настолько, что японцам стало не до СССР.

Уверовавший в неминуемое вторжение немцев на британские острова, а также рассчитывавший на затяжные операции тех же немцев на Балканах, Сталин даже не предполагал, что готовится под самым его носом, а перепроверить обстановку на сопредельных территориях не удосужился. Он даже авиаразведку не осуществлял, чтобы не раздражать немцев нарушением их воздушного пространства.