На аэродроме близ Черноморского побережья, куда перебазировалась эскадрилья Горана Златанова, не чувствовалось напряжения. Спокойные будни летчиков изредка нарушались воздушными боями. Тренировочные полеты почти не проводились, и летчики целыми днями загорали на пляже, а по вечерам развлекались.

Этот день был безоблачный и теплый. Небо отражалось в зеленоватой морской воде. На рифленой поверхности моря дробились солнечные стрелы.

Как всегда перед дежурством, Горан наведался к метеорологу бай Стояну. Его интересовала не только погода — ему было приятно поговорить с этим немолодым, умудренным жизненным опытом человеком. Бай Стоян встретил его любезно и сообщил, что по всему бассейну Черного моря погода отличная, как и на аэродроме, но к полудню на высоте две тысячи пятьсот — три тысячи метров образуются мощные кучевые облака толщиной около пятисот метров.

— Лучше ничего не может быть для маскировки. Ведь мы ожидаем разведывательные самолеты противника… — Горан решил прощупать метеоролога. Но тот, казалось, не заметил его маневра и спокойно ответил:

— Вот этого я не знаю.

Может быть, Горан чрезмерно доверялся своей интуиции, но он был уверен, что бай Стоян не может быть врагом. Ему необходим был человек, с которым можно было бы откровенно разговаривать. И он рискнул:

— Мне кажется, что ты все прекрасно понимаешь…

Горан вышел на балкон, чтобы метеоролог мог поразмыслить. Он посмотрел на небо, никаких облаков не заметил, но на этот раз решил не возражать старику. Проходя к выходу, добавил:

— А облака действительно соберутся. И помогут людям…

Направляясь к стоянке, Горан упрекал себя: все вышло не так, как ему хотелось. Не подумает ли бай Стоян, что он провокатор? Он заторопился к самолетам, где слонялся фельдфебель Владимиров.

Они прилегли под тенью самолета, заговорили о каких-то пустяках. Тень быстро перемещалась, и они время от времени тоже передвигались вслед за ней. Горан лежал на спине и наблюдал за высокими кучевыми облаками, которые уже появились над морем.

Владимиров прочертил под самолетом черту. Тень начала приближаться к ней.

— Проверим штабной режим. Через некоторое время должны дать сигнал к обеду, — улыбнулся Владимиров.

Солнечные часы подтвердили пунктуальность блюстителей порядка.

После обеда Горан лениво расхаживал по аэродрому. Жара усиливала сонливость. Он высматривал, под каким бы из самолетов вздремнуть. Но в эту минуту над командным пунктом взлетела красная ракета. Горан побежал, надел парашют, сел в самолет и начал заводить мотор. Механики не спешили. В последнее время моторы нередко отказывали, участились аварии. Ходили слухи, что кто-то в эскадрилье занимается саботажем. Первым прибыл Тончев. Доложил о готовности машины к вылету.

Сигнал ракеты застал Владимирова неподалеку от столовой. Долговязый, он неуклюже бежал к стоянке. Дали зеленую ракету — сигнал к вылету. Горан поднял свой истребитель. С земли передали приказ:

— «Стрела-один», «Стрела-один». Говорит «Ураган-два», «Ураган-два». На высоте четырех тысяч метров севернее от нас двухмоторный советский разведывательный самолет. Держит курс на юг. Найти и уничтожить! Ваш курс — сто двадцать градусов. С немецкого аэродрома вылетели два Ме-109. Как меня слышите? Прием!

Горан повторил приказ и добавил:

— Слышу вас плохо.

Это была неправда, он слышал отлично. Владимиров догнал его и занял свое место в строю. Горан обозревал воздушное пространство. Шли на высоте двух тысяч метров над морем. Впереди белело плотное облако. Горан шел прямо на него. Через две минуты он увидел облако под крыльями самолета, оно походило на снежную гору. Поискал глазами Владимирова. Понял, что оторвался, облегченно вздохнул.

В наушниках слышался голос командира эскадрильи:

— «Стрела-один», «Стрела-один»! Ваш курс — девяносто градусов. Как меня слышите? Прием! Как меня слышите? Прием!

И в этот раз голос командира был слышен хорошо. Златанов изменил курс, продолжая внимательно вести наблюдение.

Прошло четыре минуты. «Ураган» явно беспокоился.

— «Стрела-один»! «Стрела-один»! — слышалось в наушниках. Горан молчал.

Перед вылетом механик Тончев осматривал самолет Златанова с видом обеспокоенным и хмурым. Явно он был чем-то недоволен. Со злостью сорвал чехол с мотора.

Когда опоздавший Владимиров взлетел, его механик подошел к Тончеву и сквозь зубы процедил:

— Очень уж быстро взлетел твой!

Тончев промолчал.

— Успел что-нибудь сделать? — продолжал коллега Тончева.

— Нет, а ты?

— И я.

Они долго что-то обсуждали. Через несколько минут репродуктор донес:

— Внимание, внимание! Сообщают с немецкого аэродрома: летчик Владимиров потерял ориентир и приземлился на немецком аэродроме!

— Так ему и надо! — обрадовался его механик.

Советский самолет провел разведку портов румынского побережья и, уйдя от преследования немецких истребителей, направился к Болгарии. Экипаж знал, какие аэродромы используются немецкими истребителями, знал и о дислокации болгарской эскадрильи. Приглушив моторы, легко планируя, он вышел из облаков и пролетел над берегом от Балчика до Варны.

Когда наблюдательные посты береговой противовоздушной обороны заметили самолет, экипаж уже закончил свою работу. Самолет, как бы приветствуя крестьян, которые с нескрываемой радостью следили за ним, поблескивая крыльями на солнце, пролетел над полем.

В пятидесяти километрах от берега моря экипаж все еще не переставал следить за воздушным пространством.

А в это время Златанов слышал голос командира:

— Найти и уничтожить!

Легко сказать, попробуй найди самолет-разведчик в этом необъятном пространстве! Горан летел на высоте пяти тысяч метров над морем. Горизонт исчез, небо и море сливались в одно целое. Никаких признаков советского самолета не было.

Горан выжимал максимальную скорость, весь превратившись в слух и зрение. И вдруг заметил советский самолет. К нему направлялись два немецких «мессершмитта». Горан занял удобную для наблюдения и атаки позицию. Внимательно, с интересом следил за советским разведчиком… Уже ясно были видны два мощных мотора, кабина летчика и штурмана. Он отчетливо различал стеклянный фонарь и два пулемета. Мелькнул силуэт человека.

В этот момент один из «мессершмиттов» ринулся в атаку на советский самолет. Горан напряженно следил за происходящим. Штурман крепко сжимал рукоятки обоих пулеметов, но еще не стрелял. Секунды казались вечностью. Штурман оставался неподвижным. В любой момент огненные трассы могли обрушиться на советский самолет. «Что же делать?» — думал Горан.

Немец не спешил открывать огонь. Наверное, и он заметил, что советский стрелок убит, и нахально шел на сближение, чтобы в упор расстрелять цель. Но вот случилось неожиданное. Советский самолет встретил «мессершмитта» коротким метким огнем. Застигнутый врасплох, фашистский самолет накренился, задымил и камнем рухнул на землю.

Златанов облегченно вздохнул. Однако он видел, что советский штурман не радуется своей победе. Он что-то искал в кабине. «Кончились патроны», — подумал Горан.

Он заметил, что советский штурман увидел его самолет. Разумеется, он принял его за фашистский: ведь конструкция одна и та же. Он для советского экипажа один из трех немецких самолетов!

Летчик второго немецкого истребителя резко повел в атаку свой «мессершмитт». Советский самолет сделал боевой разворот. Немец открыл огонь, но очередь прошла справа. В это мгновение немец увидел самолет Горана и, ободренный подоспевшей помощью, с еще большей яростью принялся атаковывать. Боль сжала сердце Златанова. «Почему не стреляет?»

— Стреляй! — крикнул он во весь голос советскому штурману, но, вспомнив о своем предположении, что у того, должно быть, кончились патроны, ринулся в стремительную атаку и метким огнем из четырех пулеметов изрешетил немецкий самолет.

Немец не успел открыть огонь. Его самолет повалился на крыло и пошел вниз. Горан почувствовал, как на лбу у него выступил холодный пот. Горящий немецкий самолет вызвал у советского экипажа недоумение. «Теперь настало время объясниться», — решил Горан.

Осторожно приблизившись, он занял параллельный курс с советским самолетом, тем самым давая возможность увидеть болгарские опознавательные знаки. Расстояние между самолетами уменьшилось. Летчики несколько мгновений смотрели друг на друга. Горан начал махать рукой. Он уже забыл, что каждая минута отдаляет его от родного берега, что, израсходовав горючее, он не сможет вернуться обратно.

Советский штурман только сейчас заметил опознавательные знаки — букву «X» вместо немецкого креста. Улыбаясь, штурман приветствовал болгарского летчика, встреча с которым решила исход боя.

Горан вспомнил о горючем. Каждая минута могла стать роковой. Оставляя советский самолет, он лег на обратный курс и оглянулся, чтобы еще раз увидеть удаляющийся самолет. Совсем близко над собой он неожиданно заметил двух приготовившихся атаковать советских истребителей Як-9. Горан резко снизил обороты мотора и ускользнул в сторону. Пока советские истребители готовились к очередной атаке, Горан спустился вниз и повел самолет на двухсотметровой высоте над морем. Советские самолеты не преследовали его. Они получили приказ возвращаться.

Горан убедился, что опасность миновала, и сосредоточил все свое внимание на управлении самолетом и ориентации. По его расчетам, он отдалился от берега на сто пятьдесят километров. Когда он представил себе это расстояние и увидел под крыльями самолета безбрежное водное пространство, то испугался. Незначительная высота затрудняла ориентировку. Он снова начал набирать высоту, прислушиваясь к работе мотора.

Тот, кому доводилось бывать в подобной обстановке, легко может представить себе, что чувствовал Горан. Каждую минуту мотор мог заглохнуть… Он увидел идущий навстречу по его маршруту пароход, потом катер, заметил даже шлюпку. В случае вынужденной посадки будет надеяться на их помощь.

Но вот показался спасительный берег. Словно тяжелый груз свалился с плеч Горана.