На аэродроме Горана ожидали с тревогой. Большинство летчиков были уверены, что Златанов вернется. Они вглядывались в горизонт, сливающийся с морем, откуда, по их предположению, мог появиться самолет. Но неожиданно для всех он появился не с востока, а с юга. Прошел на большой скорости низко над аэродромом, набрал высоту под большим углом, сделал традиционный переворот через крыло и пошел на посадку. Быстро подрулил к стоянке, где встретил его Тончев. Горан открыл фонарь кабины, несколько повременил, чтобы прийти в себя, и механику показалось, что летчик как-то странно улыбается.
Тончев неспроста волновался. Встретил ли Горан советский самолет? Приказ командования или порыв чувств — что взяло верх?
Златанов вышел из кабины. Он подал руку механику и сказал, стараясь скрыть свое волнение:
— Спасибо тебе, Тончев, за отличное обслуживание и исправность самолета.
— А оружие? — поспешно спросил Тончев.
— Успел проверить. Работает исправно. Перезаряди ленты.
«Значит, он стрелял?! — встревожился Тончев. — Но его дружеское рукопожатие… Он впервые так открыто посмотрел в глаза. Случилось что-то необычное…»
— Владимиров вернулся? — спросил Горан.
— Нет. Заблудился и сел на немецком аэродроме. Каждый момент ожидаем его прибытия.
Златанов промолчал и поспешил к командиру эскадрильи, который уже поджидал его неподалеку от стоянки. Командир был не в духе.
— Господин капитан! Советский разведывательный самолет не обнаружен, — доложил Златанов.
— Где вы пропадали? Почему не поддерживали связь? Я в течение целого часа возился с вами! — еле сдерживая гнев, раздраженно говорил командир.
— Искал самолет противника, господин капитан! Что касается радиосвязи, вначале слышал вас очень плохо, а потом связь совсем нарушилась.
— Вы встретили немецкие самолеты? — уже более спокойно спросил капитан.
— Нет.
— Немцы потеряли обе машины…
— Возможно, — коротко ответил Златанов.
Горан ушел с аэродрома, весело насвистывая. Он все еще находился под впечатлением последнего полета. На поляне перед аэродромом ватага мальчишек гоняла футбольный мяч. В воротах стоял худенький мальчуган. Опершись руками о колени, он настороженно следил за игрой.
Мяч с поля выкатился прямо под ноги Горану. Не раздумывая, метким ударом он послал его в ворота. Вратарь, как кошка, прыгнул на мяч и растерянно сжал его в руках — мяч лопнул. Мальчишки приуныли.
Горан подошел к растерянному вратарю, похлопал его по плечу и весело сказал:
— Молодец, парень! Настоящий Замора! — Паренек, видимо, никогда не слышал о прославленном вратаре.
Мальчишка показал летчику разорванный мяч.
— Как же теперь нам играть? — угрюмо спросил он.
Тут Горан увидел, что он наделал. Он расшнуровал покрышку и достал оттуда лопнувший свиной пузырь. Футболисты смотрели на него выжидающе.
— Да, эту штуку не склеишь. — Горан озабоченно покачал головой. — Ничего, не надо унывать. Кто виноват, тому и ответ держать.
Глаза детей вспыхнули надеждой.
— Вы хотите купить нам настоящий мяч? — спросил один, посмелее.
— Хочу! — ответил Горан. — Сейчас один из вас пойдет со мной.
— Капитан, капитан! — закричали все.
Из толпы вышел черноволосый худенький паренек.
— Давай руку, капитан! Не сердись! — Горану понравился мальчишка, и он, взяв его за руку, направился в город.
— У тебя сильный удар! — уверял мальчуган Горана по дороге.
Они вошли в единственный спортивный магазин в городе, скорее, даже мастерскую, где на полках сиротливо лежало несколько предметов спортивного инвентаря, футбольных камер, покрышек и несколько пар бутсов.
Когда Горан подал мальчишке новый мяч, тот от радости не мог выговорить слова.
— Вот это мяч! — наконец прошептал он, не веря своему счастью.
Горан был доволен. Он с удовольствием смотрел на мальчугана. У него были тонкие в ссадинах ноги, штаны все в заплатках, палец правой ноги обмотан грязной тряпкой, а глаза излучали такую радость, что у Горана защемило сердце. Он попросил с полки пару обуви.
— Не надо. — Мальчуган покраснел.
Горан заставил его примерить ботинки. Они пришлись ему впору.
— Ну, футболист! Теперь у тебя новый мяч и ботинки! А как с учебой?
— Хорошо.
— Ну тогда все в порядке. Можешь бежать к ребятам. Только никому ни слова.
— Я расскажу только маме и отцу. Можно? — спросил мальчик.
— Можно.
Горан вспомнил, что где-то совсем рядом должен быть дом, в котором жила его двоюродная сестра. Он не виделся с ней с того вечера, когда они были в ресторане.
Горан увидел открытое окно, тихонько свистнул, не думая, что она услышит его, просто так, по старой деревенской привычке. Неожиданно в окошке показалась Сийка. Она приглашала его зайти, но Горану хотелось пройтись к морю.
Они встретились у калитки. Она рассказала Горану, что один самолет пролетел низко над их домом, едва не задев крышу. Она была уверена, что это Горан, но он отрицал это.
— Значит, Владимиров! — догадалась девушка. В эти дни она часто видела его у своего дома.
Они еще немного поговорили и разошлись.
Пообедав, Горан заснул. Вечером, сидя на скамейке, он наблюдал, как волны раскачивали у причала лодку. Ей хотелось вырваться и уйти в открытое море, а волны препятствовали, и она отплывала от причала не дальше, чем позволял трос.
Он подошел близко к берегу и встал у влажной кромки песка. Камни, нагретые за день солнцем, отдавали тепло. Затемненный, немой город печальной громадой возвышался над морем. Горану тоже было грустно.
Он отчетливо понимал, что он чужой в среде офицеров, которые не прощают ему его плебейского происхождения. А те, к кому он тянулся, вели себя настороженно и замкнуто. «Если бы здесь был Сашо… Если бы рядом была Славка». Он увидел ее смеющееся лицо, с ямочками на щеках, влюбленные глаза. Она так и стояла перед ним.
Златанов сел на теплый камень, привалившись к уступу, засмотрелся на мелькающие волны. Потом задремал. Воспоминания и сон слились воедино.
… Славка села рядом с ним на камень.
— Тебе тяжело в лесу, в горах? — спрашивает он и чувствует ее теплую, вздрагивающую ладонь в своих руках. Она смотрит на него воспаленными глазами и, стараясь улыбнуться, отвечает:
— Мне хорошо…
— Ты больна?
— Я устала тебя ждать, — отвечает девушка. — Помнишь, как я хотела, чтобы ты остался с нами?
Потом откуда-то появилась мать. И тут он очнулся. Вокруг шумело море, и он был один.
Горан подошел к дому, но раздумал идти к себе. Присел на скамейку, которую хозяин смастерил для нового постояльца, и снова отдался воспоминаниям.
Он опять увидел Славку. Снова ощутил тепло ее рук, увидел ее темные, в густых ресницах, глаза. Она тихо говорит ему о своей любви. Ее слова подхватывает ветер, и он слышит их над морем, в шуме волн. Она легко уходит вслед за своим голосом и исчезает — там, далеко, далеко…
«Галлюцинация! Нервы не в порядке!» — Горан встряхнул головой.
Он открыл тяжелую дверь и скрылся за ней.
Перед почтой толпились старики и что-то горячо обсуждали вполголоса. Все ждали продавцов газет. Вот они появились с набитыми сумками. Меньший, проворный и голосистый, обогнав своего коллегу, закричал:
— Вчерашний воздушный бой! Болгарский летчик сбил советский самолет! Бой над морем!
Паренек постарше дернул его за рубаху:
— Не ори, дурак!
Мальчишка сконфуженно посмотрел по сторонам, не понимая, в чем дело, но на всякий случай перестроился:
— Новые газеты! — И больше ничего не стал кричать.
Часа через два сумки у мальчишек опустели. Они начали подсчитывать свой заработок. Мимо, не замечая их, шел куда-то капитан-футболист. Он твердо ступал босыми ногами по мостовой. Через плечо у него были перекинуты ботинки, которые купил ему летчик.
Продавцы газет увидели его и засвистели ему вслед.
— Эй! — выкрикнул старший. — Ты хорошо придумал! Носить ботинки на плече, а не на ногах!
Парнишка даже не посмотрел в их сторону.
Он шел к Горану. Подойдя к дому, где он жил, парень оробел, заглянул в приоткрытую дверь, но зайти не решился. Горан заметил его и вышел навстречу.
— А, это ты, приятель! — обрадовался Горан. — Входи, входи! Здравствуй, капитан! — Горан подал ему руку.
Мальчишка посмотрел на свои ноги, потом на ботинки и, покраснев, сказал:
— Отец велел вернуть тебе ботинки.
— Почему? — удивился Горан. — Ведь я тебе их подарил! Ты, видно, не так ему объяснил?
— Нет, я ему все рассказал…
Парнишка волновался. Ему было жаль расставаться с ботинками. И жаль, что все так кончилось. Он вытащил из-за пазухи газету, развернул ее и, указывая на портрет, спросил:
— Это ты?
Горан взял газету из рук мальчика и жадно прочитал короткое сообщение под портретом. Лицо его стало бледным.
— Правда, что про тебя пишут? — не дожидаясь ответа, спросил мальчик.
Его вопрос словно обжег Горана.
— Пишут… — раздраженно сказал он. Сжав газету в комок, он выбросил ее прочь.
Парнишка бросил ботинки к ногам своего «благодетеля» и выбежал на улицу. И только теперь Горан понял, что привело этого парнишку к нему в дом, и испытал острое чувство стыда. Он бросился вслед за мальчишкой, но тот так быстро бежал по улице, что догонять его пришлось бы бегом. А ему так хотелось поговорить с мальчишкой и его отцом, объяснить, как все было. Но кто ему поверит? Какие у него доказательства, что он говорит правду?
«Отец этого парня честный и прямой человек, если он не побоялся послать ребенка вернуть «герою дня» его подарок, — раздумывал Горан. — А разве я смогу каждому, презирающему меня, объяснить, что газета лжет?..»
В этот день он не пошел на аэродром и не предупредил командира эскадрильи, что плохо себя чувствует. Сообщение в газете не выходило из головы. Он представил себе, как газета ходит по рукам и все указывают на его портрет.
Он думал о том, что сегодня, часам к четырем дня, почта придет в его село. И все узнают, что он, сын Златана Дойчинова, брат Томы, сын доброй тети Драги, поднял руку на русского человека. «Как встретит эту новость мама? Как она переживет это?» — спрашивал себя Горан.
В дверь постучали, но он не отозвался.
— Господин Златанов! К вам уже в третий раз приходит девушка. Она просит впустить ее. Говорит, что ваша сестра, — услышал он за дверью голос хозяйки.
«Это Сийка!» Горан обрадовался. Ей он постарается объяснить все, она поймет его.
— Пустите ее, — отозвался Горан.
Сийка встала в дверях. Она смотрела на него враждебно, отчужденно. Видно, собиралась что-то сказать, но его вид привел ее в замешательство.
Горан пригласил ее сесть, в руках у нее он заметил злосчастную газету.
— Пришла мама, — как можно спокойнее старалась говорить девушка, — и вот! — Она показала ему газету. — Она никогда не покупала газет, но сегодня весь город говорит о том, что какой-то наш летчик сбил русский самолет. Она посмотрела на твой портрет и обмерла. Дома мама плакала и все жалела тетю Драгу. Ты запятнал весь наш род изменой! Я не хотела этому верить, но вот — читай!
Она развернула газету.
— Что же ты вчера умолчал о своем подвиге?! От радости потерял голову? Герой! — произнесла Сийка с презрением. — Люди проклинают тебя.
Горан понял, как беспардонно обошлись с ним фашистские угодники. И ничем нельзя оправдаться, если бы даже он и решился на это сейчас.
Златанов улыбнулся, стараясь успокоить девушку.
— Ты настоящая болгарка, Сийка. Предателей надо ненавидеть. Я не сержусь.
— Ты сошел с ума? — прервала его Сийка. — Говоришь так, будто ты здесь ни при чем!
— Мне трудно объяснить тебе, Сийка, но, поверь мне, все, что написано в этой паршивой газете, — ложь. Придет время, и люди узнают правду. Скажи своей матери: совесть моя чиста. Я не стрелял в русских.
Сийка слушала его и чувствовала: слова его шли из глубины сердца… Так не мог говорить подлец. И все-таки…