Проекты с нулевым результатом

Всю историю перехода государственной газеты «Известия» в независимый статус можно разделить на три периода. О первых двух здесь уже говорилось немало — сначала это было завоевание политической независимости, ее закрепляла сопровождаемая ошибками борьба за экономическую независимость. Наступивший 1994 год знаменует собой третий период — окончательное обретение производственной самостоятельности.

Вечером 28 февраля руководство газеты пригласило на ужин в редакцию людей, без которых она не могла существовать — линотипистов, верстальщиков наборного цеха. Они и их предшественники 77 лет отливали из расплавленного металла на своих машинах строки, абзацы и страницы, превращали их в известинские полосы. В мировой полиграфии это была эпоха так называемого горячего набора — технологического процесса весьма дорогого, довольно медленного и очень грязного, вредного для здоровья. В понедельник 28 февраля был у нас прощальный ужин — газета прощалась с горячим набором и переходила на самую современную, компьютерную технологию.

Мы долго готовились к этому переходу. Еще в марте 93-го было заключено трудовое соглашение с двумя преподавателями Института повышения квалификаци — Дмитрием Лякишевым и Александром Тепленко — на разработку проекта компьютерного центра. Тепленко реализовывал его уже в качестве главного инженера центра. По мере установки оборудования шло обучение персонала. Начинали с сотрудниц машбюро, высококлассных мастериц скоростного печатания, они быстро стали виртуозами компьютерного набора. Труднее было с новой версткой, для нее взяли молодых людей со стороны. Реорганизована применительно к новой технологии корректура. Вместо двух разрозненных (по иностранной и внутренней тематике) образована компактная единая контрольно-проверочная служба. Застраховав на 2000 долларов оборудование, дали ему команду на осторожный старт. Газета делалась параллельно сразу на двух выпусках: одна часть полос готовилась по древнему способу, другая — по суперновому.

Вечерний прием — ужин в честь рабочих назвали прощальным еще и потому, что освоение компьютерной техники совпало по времени с переводом печати газеты с Пушкинской площади на улицу «Правды» — из ранее родного, а ныне недружественного издательства «Известия» в типографию издательства «Пресса», многие десятилетия носившего имя «Правда». На переходный период (январь-февраль) рабочий день секретариата, соответственно и мой лично, был установлен с 9.00 до 22.00. Сначала на компьютерный набор и верстку (с 10 февраля) были переведены международные материалы на 4-5-е полосы; с 15 февраля — материалы для всех полос, кроме 1-2-3-й; с 20 февраля до 1 марта — материалы первых трех полос. Большая нагрузка легла на моего первого зама Олега Цыганова, и он с ней хорошо справился. Многое сделали дежурные заместители Виктор Волосатов, Александр Нестеренко. Как всегда, безотказно и качественно поработали выпускающие Виктор Хромов и два Бориса — Калачев и Стуль.

Это были месяцы известинского дебюта Станислава Лазарева, директора по производству АО. Дебют всех убедил, что из еженедельника «Аргументы и факты» пришел в «Известия» высоко профессиональный менеджер-полиграфист. Под его руководством издательская группа действовала четко и грамотно, переведя печатание газеты в «Прессу» и ее распространение без единого сбоя.

Понятно, что уход с Пушкинской был вынужденным. Главные причины — устаревшая техника, тормозящая увеличение числа полос в номере, и более высокие, чем в «Прессе», тарифы издательства «Известия» на услуги, связанные с печатанием газеты. Немалую роль сыграли испорченные отношения с его руководителями, особенно с директором Ефремовым, недоверие к его компетенции и порядочности. Общение стало только заочным и официальным — письмами, телеграммами, телефонограммами.

А на том, прощальном ужине 28 февраля все было по-другому. Наборный цех всегда являлся как бы продолжением, частью редакции, недоразумений между нашими коллективами никогда не существовало, и вполне естественно, что на этом вечере царила добрая, теплая и сердечная обстановка, над которой не могла не витать легкая грусть. Утром 1 марта была наглухо закрыта высокая широкая дверь, соединявшая редакцию с издательством. Тогда казалось, что рано или поздно возникнет в жизни нечто такое, что заставит эту дверь открыться, — ради взаимных интересов двух известинских структур. Но этого не произошло, и уже не произойдет никогда.

Два одновременных производственных события (компьютеризация набора и выпуска, смена типографии) окончательно завершили организационный переход «Известий» к полной самостоятельности. Таким образом, в условиях затяжной борьбы с законодательной властью, в условиях нестабильной экономической ситуации в стране АО «Редакция газеты “Известия”» доказало свою жизнеспособность, в чем, безусловно, особенно большая заслуга Игоря Голембиовского. Нельзя сбрасывать со счетов и помощь, которую оказывал ему Эдуард Гонзальез. К сожалению, она не была результативной в развитии компании, в поиске и реализации таких проектов, которые укрепляли бы положение «Известий» на трудном рынке СМИ. Педантичный, нередко мелочный исполнитель принятых решений, он и в 94-м году не выдвинул ни одной инициативы, способной принести редакции финансовый успех. Зато были инициативы сомнительные.

По предложению Гонзальеза купили контрольный пакет акций (80 процентов) акционерного общества закрытого типа (АОЗТ) «Руссика», деятельность которого была относительно близкой к газетной специфике — в области информации: юридической, коммерческой, «кто есть кто» и т. д. Фирма продавала ее по электронным каналам российским и зарубежным клиентам, в первую очередь банкам, крупным компаниям. Раньше у нее имелась небольшая прибыль, но в последний год из-за роста стоимости средств связи и аренды помещений убытки составили 12 тысяч долларов, при том, что годовой оборот составлял всего 100 тысяч долларов. Из протокола видно, что «Руссика» покупалась без должной проработки вопроса. Гонзальез на заседании совета директоров 12 мая: «Соединение “Руссики” с “Известиями” кажется очень перспективным».

Но сказанное не было подкреплено аргументацией. Бизнес-план не представлен совету директоров. Какая-то информация звучала только в ответах на вопросы, которые задавались Гонзальезу и президенту фирмы Н. Покровскому. Оказалось, что в ней занято слишком много — 37 сотрудников.

— Перемещение пятнадцати из них в наше здание снимет с компании бремя накладных расходов, и она сразу станет прибыльной, — комментировал Гонзальез.

Ну а какую площадь займут в редакции эти пятнадцать человек? Может, выгоднее сдавать ее кому-то в аренду? Судя по подробному протоколу, нужные цифры не назывались. Аргументы сводились к размытым ощущениям: «кажется перспективным», «идея выглядит прибыльной».

А. Иллеш. Сегодня мы обсуждаем не готовый вопрос. Мы узнаем минимум информации. Такие серьезные вопросы надо готовить тщательнее.

В. Руднев. При голосовании воздержусь, так как не видел никаких документов «Руссики».

И. Голембиовский. Мы стратегически решили, что надо обрастать дочерними предприятиями. Вложение в «Руссику» кажется мне привлекательным, поскольку дает возможность соблюсти наш главный интерес — получение прибыли.

В итоге «Руссику» купили. Через четыре месяца новое предложение Гонзальеза: создать при редакции акционерное общество «Агентство “Последние известия”». Цель — собирать материалы для анализа и экспертных оценок с публикацией в «Известиях». Оплата — гонораром. Руководителем назван политический обозреватель «Известий» Теймураз Степанов. По штату намечено 35 сотрудников, сосредоточенных в трех группах: операторов для ввода данных, сборщиков информации, аналитиков. Кадровую основу должен был составить коллектив аналитического центра «Бастион» при Московском государственном университете.

М. Бергер. Поразительно велико число сотрудников — по западным меркам это целый исследовательский институт. Но ведь это предполагает и большой фонд заработной платы. В очередной раз мы входим в создаваемую структуру «площадью», а известна ли ее стоимость?

И. Голембиовский. Оценкой здания для оформления страховки мы как раз сейчас занимаемся.

В. Руднев. С одной стороны, штаты сокращаем, с другой — увеличиваем. Остаются непонятными основы финансовых и деловых отношений. Вкладывая собственные средства и отдавая часть площади, не знаем, сколько в результате получим, на какой основе и так далее.

Э. Гонзальез. Нам еще предстоит отработать механизм взаимодействия, поскольку одна из сторон физически просто не существует. Конечно, мы надеемся на прибыль, но если ее не будет — ликвидируем это предприятие.

В итоге решили учредить «Последние известия». Ни «Руссика», ни агентство возлагавшихся на них надежд не оправдали. Через шестнадцать месяцев, 12 сентября 1995 года на заседании совета директоров был поднят вопрос о том, как складываются отношения с дочерними предприятиями. Отвечал Гонзальез:

— «Руссика» вышла на ноль. Но возможны и плюсовые результаты. Просил бы усилить контрольные функции за фирмой — там много тратят на премии и зарплату. Что касается агентства «Последние известия», то полагаю, что не скоро дождемся от него прибыли.

Еще через год и два месяца, 14 ноября 1996 года на заседании совета директоров снова был задан этот вопрос.

Гонзальез. У «Руссики» вместо ожидаемых прибылей имеем «ноль» или даже минус. Есть предложение: вместо того чтобы сейчас разбираться с «Руссикой» по мелочам, подготовить договор с нею по арендной плате и начать реализовывать его с 1 января.

И. Голембиовский. Мы боролись за этот проект, потому что считали его перспективным. За два года работы в общем-то мы получили очень мало. Я бы предложил Покровскому составить бизнес-план на перспективу.

Т. Степанов, руководитель агентства «Последние известия». Доходность этого предприятия на нуле. Сейчас, когда мне предложили отдел, я чувствую себя неуверенно, словно я не справился с работой.

Тут надо больше сказать о Темо Степанове, он же Теймураз Мамаладзе. Армянин из Грузии, юрист по образованию (закончил юрфак МГУ), хорошо известен и уважаем как журналист. Лауреат премии Союза журналистов СССР, автор нескольких книг очерков и публицистики. Начинал в газете «Вечерний Тбилиси», успешно работал в «Комсомольской правде» — сначала собкором, затем в аппарате редакции. Став руководителем «ГРУЗИНФОРМа» (тбилисского отделения ТАСС), сблизился с первым секретарем ЦК Компартии Грузии Шеварднадзе, помогал ему в написании речей, докладов. Когда в 1985 году Шеварднадзе назначили министром иностранных дел СССР, он привел в МИД только своего охранника и одного нового сотрудника в качестве помощника — им был Степанов-Мамаладзе. Назначался членом коллегии МИДа, получил ранг Чрезвычайного и Полномочного посла. После возвращения Шеварднадзе в 92-м году в Грузию снова работал с ним как с председателем Госсовета республики, затем председателем парламента, главой государства.

Появление Темо весной 94-го в роли политического обозревателя в «Известиях», где набирался опыта в международном отделе способный к журналистике его сын Георгий, объясняется очень давней, с тбилисской юности, и очень близкой дружбой с Голембиовским. Это кадровое решение вызвало в редакции немало негативных разговоров. Отдавая должное профессиональному прошлому нового сотрудника, многие известинцы считали, что газете вполне достаточно двух политических обозревателей в лице выдающихся журналистов — Станислава Кондрашова и Отто Лациса, активно работающих по всему спектру актуальной международной и внутренней тематики. Третий человек в таком ранге, даже если бы он был столь же авторитетным и влиятельным, как те двое, газете с ее ограниченной площадью явно не требовался.

Удивление и раздражение это назначение вызывало еще и потому, что оно в корне противоречило неоднократным заявлениям главного редактора о необходимости обновлять редакцию за счет молодежи, создавать все условия для ее творческого и карьерного роста. Когда принимали Степанова-Мамаладзе, ему без трех месяцев было уже шестьдесят лет, а тем временем указывали на дверь людям фактически того же поколения, которые очень много сделали для «Известий» и еще оставались в хорошей профессиональной форме. Чуть ли не в те же дни был заключен контракт всего на восемь месяцев с Леонидом Шинкаревым, Ириной Дементьевой и Эллой Меркель, а 30 декабря их уволили по сокращению штатов. Двумя неделями раньше их судьбу разделила незаурядная, искрометная Ирина Овчинникова из этого же звездного ряда журналистов-известинцев. Ну а чтобы хоть как-то успокоить ветеранские сердца, всем хладнокровно отправленным на пенсию — их число за декабрь составило чертову дюжину — было предложено стать с 1 января 1995 года внештатными корреспондентами газеты «с сохранением редакционных удостоверений и предоставлением рабочего места, права пользования телефонной связью, библиотекой и информационными материалами, а также редакционной оргтехникой и с повышенной в два раза оплатой гонорара за публикации». И в то же время специально вводится дополнительная, высокооплачиваемая должность третьего полит-обозревателя.

Но было бы неверным считать, что Голембиовский привел Темо в «Известия» лишь потому, что они старые друзья. Конечно, фактор дружбы сыграл здесь основную роль, но важной при этом мотивацией, на мой взгляд, было еще и желание Игоря использовать обещанный Гонзальезом информационный потенциал фирмы «Последние известия» на страницах газеты. Успешно этим мог заниматься человек, имеющий опыт работы с информацией и ее анализом. Таким человеком и видел Игорь своего друга. Вот почему куратором фирмы от редакции, фактическим ее руководителем стал именно Степанов-Мамаладзе. Он энергично взялся за работу по подготовке газетных публикаций. Что касается непосредственно бизнеса фирмы, то куратор в него не вникал, по собственному лично мне признанию он его не понимал и потому боялся. И все надеялся, что Голембиовский переведет его на чисто газетную работу — дождался этого через два года, став редактором отдела. Отсюда и приведенные выше его слова на совете директоров 14 ноября 1996 года об агентстве «Последние известия»: «Доходность этого предприятия на нуле. Сейчас, когда мне предложили отдел, я чувствую себя неуверенно, словно я не справился с работой».

Время показало, что не Темо «не справился с работой», это не справилось все правление нашего АО, как и его совет директоров, одобрившие проекты «Руссика» и «Последние известия». Без четких целей и задач, без настоящих бизнес-планов и квалифицированного руководства обе фирмы были неспособны принести тот результат, что «казался перспективным». Из «нуля» они так и не вышли, на этом и прекратили свое существование. Не лучший итог и еще у одной инициативы Эдуарда Гонзальеза — 8-полосной телевизионной вкладки на голубой бумаге.

Как я уже говорил, в ноябре 93-го в штатном расписании редакции появился новый отдел — «Известия-ТВ», насчитывающий десять человек. Эта команда должна была еженедельно выпускать приложение к газете, на которое возлагались большие надежды, сформулированные следующим образом:

— …публикуемые в нем материалы (о людях и передачах телевидения, телепрограммы и анонсы к ней, всевозможная информация, социология ТВ и т. д.) вызовут дополнительный интерес читателей к «Известиям», значит, и рост тиража газеты. А больше тираж — больше рекламы, выше ее цена;

— привлечется много рекламы на страницы самого этого приложения.

— Это идея чисто коммерческая: благодаря дополнительной рекламе заработать для редакции больше денег, — объяснял новый замысел Гонзальез. — Народ не может обходиться без телевидения, интересуется не только тем, что на экране, но и за экраном. А узнавать о многом будет из нашей газеты. В успехе не сомневаемся.

Впервые это приложение вышло на следующий день после старого Нового года — 14 января. И сразу же обратило на себя внимание читающей публики необычным голубым цветом бумаги. До этого уже полтора года мы печатали совместную с лондонской «Файнэншел таймс» вкладку «Финансовые известия» на розовой бумаге. Теперь наша газета становилась трехцветной. Само по себе это не могло гарантировать рост популярности, все же главным критерием оставалось содержание, а по этой части третий цвет не произвел ожидавшегося фурора. Огорчила уже первая полоса первого выпуска: она открывалась большой статьей, которую никогда не напечатали бы «Известия» по этическим соображениям. Посвященная коррупции на телевидении, она была анонимной от начала до конца — не назывался ни автор, ни источники информации. Никакой конкретики, только намеки и бездоказательные обвинения непонятно кого и почему. Не спасала от брезгливого впечатления приписка от редакции:

Мы отдаем себе отчет в том, что многие суждения и выводы автора, возможно, излишне обобщены и субъективны. Но если в материале уловлена хотя бы только тенденция, наметившаяся во внутренней жизни телевидения, это уже повод бить тревогу. Готовы опубликовать мнение тех, кто не согласен с автором статьи.

Уже по этой топорной формулировке, как и по каждому абзацу статьи, было видно, что она продиктована не озабоченностью коррупцией на ТВ, вовсе не «била тревогу» в связи с нею, а преследовала совершенно другую цель — вызвать большой шум и тем привлечь внимание как читателей, так и работников телевидения к дебюту самой вкладки. Это был прием не из серьезной журналистики, он перекрашивал голубые страницы в желтые с их погоней за слухами, скандалами, сплетнями.

В числе тех, кто готовил эту вкладку, были хорошие журналисты, знающие специфику телевидения. На голубых страницах появлялось немало информации, суждений, удовлетворявших читательские запросы. Но в целом дело не пошло, содержательно и стилистически оно расходилось с главной частью газеты, воспринималось больше как ведомственное, технологичное и довольно тусовочное издание. Наверное, оно могло бы быть другим, качественным и интересным, но закладывать для этого основу надо было еще на берегу — на стадии выработки концепции, обдумывания рубрик, тематики, способов подачи, подбора команды, авторов. И делать все это надо было в стыковке с редакцией «Известий», чтобы исключить в дальнейшем вкусовые и профессиональные расхождения, недопонимание, конфликты. Но как многое у нас было заведено, здесь тоже возобладал подход по принципу «авось получится». Не получилось.

Гонзальез на совете директоров в июле 94-го года:

— В июле сокращается объем рекламы на 30–35 процентов. В первом полугодии было по 71 полосе в месяц, в июле — 45 полос. Первыми это почувствовали наши товарищи из отдела ТВ. Их вкладка вместо еженедельной стала выходить раз в две недели, что делает ее, честно говоря, бессмысленной.

Выступая в апреле 1995 года на собрании АО с докладом об итогах предыдущего года, Голембиовский сказал: «Приложение “Известия-ТВ” не оправдывает себя, и новому совету директоров необходимо решать его судьбу».

Через два месяца Гонзальез на заседании совета директоров: «Правление АО предлагает отказаться от публикации в июне приложения ТВ. Рекламу для него можно получить с трудом и с большой — до 20 процентов скидкой. Президент уже предупредил работников отдела ТВ о сокращении».

Как пришли в один день десять человек, так все в один день и ушли. По-человечески этих людей было жаль. В их неудаче в «Известиях» виноваты не только они. Но с других никто ничего не спросил ни за что — ни за провал дела, ни за большие деньги, ушедшие в течение полутора лет на зарплату и прочие расходы, включая покупку голубой бумаги.

Как-то так все время выходило, что утвержденные проекты, которые инициировал Гонзальез, в итоге оказывались несостоятельными, а бизнес-идеи других известинцев доходили только до Гонзальеза, на этом рубеже задерживались и гибли. Так было с уже называвшимися здесь предложениями Игоря Абакумова, ряда других сотрудников. Вспоминаю и собственную историю.

Начну с цитирования своей записки Голембиовскому, к которой я прибегнул в порядке освоения компьютера:

Уважаемый Игорь Несторович!

Занимаясь в минувшие выходные поисками замка для квартиры, купив при этом с десяток газет с обилием рекламы чисто московского значения, направленной на повседневные интересы жителей города, я имел возможность неторопливо беседовать с многими продавцами газет.

Один из них (в метро под редакцией) на вопрос, как расходятся «Известия», сказал, что в общем неплохо, но лучше на неделе, труднее в субботу и воскресенье. И добавил: хотя москвичи знают, что утром в понедельник все газеты не выходят, тем не менее он часто слышит от людей на бегу: «Какая сегодня свежая газета?». Его мысль, обращенная ко мне: если найдется газета, которая первой в Москве начнет выходить утром в понедельник, спрос на нее в рознице будет очень большим.

При всех своих последующих беседах с киоскерами я уже спрашивал: «Если бы “Известия” выходили утром в понедельник, как бы продавались?». Ответ единодушный: быстро и много экземпляров.

Этот экспромт — мини-маркетинг — может, на мой взгляд, побуждать нас к изучению вопроса о выходе «Известий» в понедельник на Москву и пока только в розницу. Известно, что в воскресенье типографии не работают, у нас пока нет своей налаженной системы передачи газеты в розницу. Но все это не должно нас останавливать в попытке изучить вопрос. Ведь возможны большой спрос на такой выпуск и немалое число предложений рекламы, прежде всего московской, потребительской (только один последний номер «Экстра-М» насчитывает 72 полосы такой рекламы).

Не кажется нерешаемой проблема кадров для «“Известия” — понедельник». Это может быть, скажем, 16-полосный номер меньшего, чем главная газета, формата, для которого достаточно было бы 10–12 пишущих журналистов и фоторепортеров. Редактором мог бы быть С. Дардыкин.

Помимо всего прочего, этот номер мог бы стать хорошим полигоном для отработки идеи региональных выпусков, за реализацию которой мы рано или поздно должны взяться, чтобы выжить и хорошо жить.

12 сентября 1994 г. В. Захарько

Набросав все это в спешке по ходу работы над текущим номером, я вручил записку Игорю со словами:

— Прочти на досуге. Если увидишь там какое-то зерно, я готов собрать нужные сведения и все обдумать серьезнее.

Игорь не заставил ждать, вскоре зашел ко мне:

— Зерно есть, берись за проработку. Подумай, кто мог бы возглавить этот выпуск.

Я сказал, что в записке назвал Дардыкина, у него есть опыт пробного выпуска глянцевого журнала в нашем издательстве.

— Да видел я эту пошлость с голыми девицами! — был ответ. — Не надо Дардыкина, его тянет в бульварщину. Не обязательно кого-то из «Известий».

Я поговорил с Колей Боднаруком, Ядвигой Юферовой насчет кого-то из их прежних коллег по «Комсомолке», образовавших «Новую газету». Они рекомендовали Сергея Кожеурова, первого главного редактора этой газеты, которого недавно сместил основной ее спонсор и сам занял руководящее место. Я позвонил Сергею, представился, пригласил в «Известия». Заинтересовавшись моим предложением, он им увлекся. Мы неоднократно виделись, обсуждали вопросы, которые потребуют решения при запуске нового издания, их было много. С какой типографией можно договориться о работе в воскресенье, куда и на чем развозить по городу тираж, кто возьмется его продавать? Цена набора и верстки, печати, бумаги, распространения, причем для разных возможных форматов газеты и разных тиражей? Ну и разумеется, какой должна быть газета — варианты формата, объема, красочности, назначения полос, структура редакции, численность работающих?..

Мы встретились и втроем с Голембиовским, по итогам разговора он одобрил кандидатуру Кожеурова. Основную дальнейшую работу выполнил Сергей. Когда все было прописано и просчитано, я отнес папку с бумагами Игорю. Через день или два он сказал мне, что проект ему нравится, только надо будет еще кое-что доделать, учесть возможные пожелания Гонзальеза — папка ему передана.

Пожелание у Эдуарда было единственное: закрыть тему и больше к ней не возвращаться.

— Идея правильная, — сказал он мне. — Но мы не будем ломать порядок, при котором газеты в понедельник не выходят — проблем не оберешься.

После этого я зашел к Голембиовскому, передал слова Гонзальеза.

— Я уже в курсе, — ответил он. — Наверное, Эдик прав: нам это дело не по силам.

— Но что я скажу Кожеурову? — разозлился я. — Он потратил время, хорошо поработал!

— Надо быть принципиальным: скажи правду, — облегченно засмеялся Игорь.

Со временем идея пришла и в другие головы. Первым, если не ошибаюсь, освоил выпуск на понедельник «Московский комсомолец», у которого сил — финансовых, кадровых, связей и влияния — было тогда уж точно поменьше, чем у «Известий». Рынок заставил перейти на такой режим работы все московские редакции ежедневных газет. Одними из последних были «Известия».

Оглядываясь на все тот же 1994 год, замечу, что и сам Голембиовский публично признавал неблагополучие с развитием бизнеса нашим АО. В докладе на собрании об итогах предыдущего года он сказал, что практически единственным у нас источником доходов является газета «Известия». Приведенные цифры это подтверждали. Доходы АО составили 36 миллиардов 764 миллиона рублей, из них на долю газеты (вместе с «Финансовыми известиями») приходилось 96,8 процента. Остальные деньги поровну принесли «Неделя» и «Закон». Благодаря именно газете почти за три года существования АО мы не взяли ни одного кредита и все это время получали прибыль, в 94-м она превысила 7 миллиардов 378 миллионов рублей. Но новых источников поступления средств по-прежнему не было, и они ниоткуда не ожидались.

Единственной удачей, да и то временной, оказалась еженедельная 8-полосная вкладка «Экспертиза», на страницах которой подвергались экспертизе потребительские товары, услуги, проекты. Специально образованный отдел возглавил Виктор Толстов, в него вошли Татьяна Худякова, Ляля Ошеверова, Алексей Савин, Александр Мельников и вернувшийся в редакцию после закрытия российско-американского еженедельника «We/Мы» Владимир Шмыгановский. Вкладка стала привлекать внимание рекламодателей, но Гонзальез не дал ей управленческой воли, не допустил развития «Экспертизы» в самостоятельную дочернюю структуру, она сникла и трансформировалась в обычную, одну из многих газетную рубрику.

Однажды поздним осенним вечером в узком кругу за виски (Голембиовский, Друзенко, Боднарук и я) в момент разговора об экономике газеты Игорь вдруг произнес:

— Гонзальез не тянет. Надо искать замену.

Мы трое переглянулись: раньше говорилось все наоборот. Бутылку еще только открыли, так что сказано это было на трезвую.

 

Против мафии и произвола властей

Когда я вспоминаю 1994 год в «Известиях», мне часто видится картинка: у входа в кабинет главного редактора целый день стоят, сидят два милиционера с автоматами Калашникова.

Они появлялись здесь утром вместе с Игорем. В какой-то момент их меняли два других автоматчика, которые вечером сопровождали его до квартиры и оставались у ее двери на всю ночь, пока утром не придет им на смену новый наряд. Теперь уже он следует в шаге от главного редактора «Известий» на всем его пути до рабочего кабинета, где и остается нести очередную дневную вахту. Передвигается Голембиовский по редакции, идет в буфет — милиционеры за ним. Уезжает куда-то по делам — садятся в его машину. И так повторяется много дней подряд, неделю за неделей…

Все это началось после того, как в редакцию приехал один из заместителей министра внутренних дел РФ. Уединившись с Игорем, он сообщил неприятную весть. От партнерской спецслужбы в США поступила информация, что ею по агентурным каналам получены сведения о принятом в криминальном российском сообществе решении устранить, то есть убить, в Москве главного редактора «Известий» Голембиовского. И будто бы уже определен непосредственный исполнитель этого задания.

По словам замминистра, намеченная акция преследовала две цели: отомстить за публикацию в «Известиях» материалов, разоблачающих «крестных отцов» российской мафии, и запугать всю прессу. О готовящемся покушении было немедленно доложено руководству страны, которое и дало команду приставить к Голембиовскому круглосуточную охрану.

Высокопоставленный гость из МВД не назвал конкретных наших материалов, вызвавших такую реакцию в преступном мире, — наверное, они и не фигурировали в информации из США. В редакции попытались вычислить, какая из напечатанных историй могла подтолкнуть к бандитской мести, но с уверенностью не была названа ни одна публикация. Всего же их выходило много — гораздо больше, чем нам хотелось. Фактически каждый день новостные потоки переполнялись сообщениями об убийствах, грабежах, массе других преступлений, и мы не могли это не учитывать. Против нашей воли уголовная тематика стала одним из важных направлений газеты с использованием различных ее жанров, включая журналистские расследования. Их упорно и квалифицированно, подвергая себя немалому риску, вели Вадим Белых, Валерий Руднев, Алексей Челноков, Борис Резник, другие спецкоры и собкоры.

Вся пресса уделяла повышенное внимание этой проблеме, волновавшей людей не меньше, чем быстро скачущая инфляция и бешеный рост цен. Но мне кажется, что «Известия» смогли намного обстоятельнее, чем другие СМИ, показать причины и тенденции повсеместного разрастания преступности, ее возрастающую угрозу для демократизации России. Прежде всего я имею в виду опубликованную осенью 94-го большую серию крупных аналитических статей под единой рубрикой «Уголовная Россия».

Она задумывалась как большая коллективная работа, в которой приняли участие многие сотрудники редакции и собственные корреспонденты, в их числе — Юрий Феофанов, Игорь Андреев, Алексей Желудков, Николай Гритчин, Сергей Краюхин, Валерий Корнев, Виктор Костюковский, Валерий Миролевич, Михаил Овчаров, Александр Пашков, Борис Резник, Арнольд Пушкарь, Алексей Тарасов. Для экспертных оценок были приглашены крупные специалисты МВД, налоговой полиции, таможенной и других государственных служб. Окончательную подготовку текстов к печати как раз и выполнял новый человек в газете — Теймураз Степанов-Мамаладзе.

Заявляя о начале публикации этого цикла, «Известия» вышли с шапкой на первой полосе: «Уголовная Россия от городской улицы до кремлевского кабинета». Здесь же была приведена динамика зарегистрированных правонарушений в стране за 1976–1994 годы. За это время их число возросло с 834 998 до 2 799 614, то есть почти в 3,4 раза. Наибольшее нарастание пошло с 1989 года — до 30 процентов в год. Дальнейший подробный разбор статистики указывал на то, как всплескам преступности способствовало резкое обострение социальных проблем при смене государственного строя, переходе к рыночным отношениям. Огромная Россия предстала в этих статьях нерадостной картиной, где смешалось все разнообразие криминала — географическое, экономическое, национальное, возрастное и прочее.

Газета сообщала, что на территории РФ действовали несколько тысяч преступных группировок, объединенных в 150 крупных сообществ. Они фактически поделили страну на сферы влияния и успешно конкурировали с властями в экономической и даже политической областях. Главный метод действий — насилие и шантаж. Именно угрозами и преступлениями криминальные сообщества установили контроль над 35 000 хозяйствующих субъектов, среди которых было 400 банков, 47 бирж, полторы тысячи предприятий госсектора.

Характерной чертой современной преступности стала переориентация «вора в законе» в респектабельного господина, который собирает дань с легального предпринимательства, не теряя, впрочем, своей воровской окраски, что хорошо было видно на примере Красноярского края. Здесь, констатировали «Известия», действуют полторы сотни бандитских группировок, объединенных в пять сообществ. В каждом по две — две с половиной тысячи человек. Они контролируют все банки, рынки, 90 процентов коммерческих и 40 процентов государственных структур. Город поделен на восемь секторов. Но это не просто шайки рэкетиров. Хорошо организованные группы вторглись в область экономики. Красноярский союз товаропроизводителей вынужден был объявить край «зоной, неблагоприятной для развития экономики». Из-за тотальной криминализации, вездесущего рэкета свертывается производство, сокращаются рабочие места. Сопротивление подавляется жестоко. За одну декаду были убиты пять гендиректоров и президентов компаний.

По оценке газеты, в том же Красноярском крае наблюдается принципиально новое явление, выходящее за пределы чистого рэкета. Бандиты не просто налагают дань в абсолютных величинах — отдай миллион и до свидания. Они желают иметь долю, а это уже не только банда налетчиков, это сращивание криминалитета с предпринимательством. К примеру, в металлическом бизнесе устанавливается контроль над Красноярским, Братским, Саянским алюминиевыми заводами, Красноярским заводом цветных металлов, РАО «Норильский никель». Красноярский алюминиевый завод оказался под полным контролем офшорной фирмы, зарегистрированной в Монте-Карло. В ней первую скрипку играет уроженец Ташкента Лев Черный. Алюминиевый король контролирует поставки на завод сырья, в его руках сбыт стратегической продукции. Семейство фирм, учрежденных братьями Львом и Михаилом Черными, стремится занять доминирующее положение во всей алюминиевой отрасли.

Анализируя информацию с мест, эксперты газеты приходят к выводу, что темпы роста экономической преступности значительно опережают ее выявляемость. Так, в кредитно-банковской системе зарегистрировано большое число финансовых преступлений, ранее в статистике представленных единичными случаями. В 1993 году выявлено 4258 преступлений — это семикратный рост по сравнению с предыдущим годом, считавшимся «годом финансовой преступности». Все исследователи и практические работники дружно говорят о том, что преступные кланы прекрасно организованы, внутри них существует стройная иерархия, железная дисциплина и рациональное распределение обязанностей, что, собственно, и предопределяет современную научно выверенную постановку дела.

Отдельная статья в цикле «Уголовная Россия» посвящена самым тяжким преступлениям — убийствам. Ужас вызывает одна только таблица, показывающая динамику этих преступлений. Если в 1987 году их было зарегистрировано 9199, то всего лишь через шесть лет, в 1993-м совершено 29 213 убийств — рост более чем в три раза. В Россию пришел совершенно новый тип преступности, ранее известный лишь по кинофильмам об итальянской мафии. Имеются в виду «заказные убийства». В 1993 году их жертвами стали 289 человек — чуть ли не каждый день наемник выполнял заказ. До начала 90-х годов нанимали убийц больше по мотивам мести, корысти, ревности, устранения свидетеля. После 1992-го пошли заказы на устранение несговорчивых чиновников, видных коммерсантов, предпринимателей, банкиров с целью проникновения в их бизнес. Тарифы на заказные убийства имели очень подвижную шкалу в зависимости от обстоятельств, личности заказчика и жертвы — от двух до ста тысяч долларов (и больше). Квалифицированные заказные устранения видных людей стоили миллионы.

В известинских публикациях не могла быть обойдена тема коррупции, которая поразила государственные структуры, кредитно-финансовую систему, бизнес. Она стала надежным прикрытием организованной преступности, ее стимулятором и покровителем. По оценке экспертов «Известий», общая сумма криминальных доходов, нажитых преступными формированиями в 1993 году, составляла ориентировочно 2 триллиона рублей. От 30 до 50 процентов этих денег шло на подкуп государственных должностных лиц. Преступность повсеместно срослась с властью. Коррумпированные чиновники состояли фактически на службе у мафиозных формирований или попадали в полную зависимость от преступников и использовались ими для проведения своих операций.

Всего в цикле «Уголовная Россия» вышло пять крупных статей. Плотно насыщенные эксклюзивной информацией, они помогали людям увидеть, какого огромного масштаба достигла преступность, насколько она опасна для нормального функционирования и развития государства, для безопасности его граждан. Судя по отзывам в журналистской среде и читательским откликам, примененный нами способ коллективной аналитической работы неплохо себя оправдал. Этими публикациями, конечно, не была закрыта криминальная тема — она не собиралась терять своей актуальности, что продолжало отражаться на страницах «Известий», в частности, в новых разоблачениях мафии. На позиции газеты никак не сказалась угроза в адрес главного редактора.

Однажды в его приемной мы не увидели милиционеров с автоматами. Как объяснил в телефонном звонке Голембиовскому все тот же замминистра МВД, необходимость в их присутствии отпала. Схвачен ли был киллер, отменен ли ему приказ, был ли какой-то другой оперативный повод для снятия сильно надоевшей Игорю и семье охраны — этого замминистра не сообщил.

Охватившая страну преступность заставляла всю печать много писать о борьбе с нею, а она велась из рук вон плохо. 14 июня Ельцин подписал Указ «О неотложных мерах по защите населения от бандитизма и иных проявлений организованной преступности». Учитывая остроту проблемы, мы сразу же, едва он пришел по телетайпу, опубликовали этот документ полностью, дав ему заголовок: «Президент идет на чрезвычайные меры в борьбе против разгула преступности». А когда внимательно вчитались в него, то решили уже в следующем номере напечатать комментарий, который высказал весьма критическое отношение «Известий» к президентскому указу, что и было зафиксировано в первополосном заголовке «Чрезвычайные меры по борьбе с преступностью могут обернуться произволом властей». Коварство этого акта, писал автор комментария Юрий Феофанов, в том, что он размывает те процессуальные гарантии, которые хотя бы номинально обеспечивают наши права и свободы. Феофанов напоминал, что

во всех случаях только после возбуждения уголовного дела против конкретного лица возможны следственные действия: выемки, обыски, изъятие документов, задержания и т. д. Даже обоснованные подозрения должны быть процессуально оформлены. Это дает гарантию от произвола административной власти. Возбудив уголовное дело, официально предъявив обвинение, человека ставят под защиту закона, дают возможность прибегнуть к судебному контролю. Указ президента все эти гарантии опрокидывает.

Особенно смутила Феофанова часть 3-я статьи 1-й Указа: по его оценке, она сформулирована с изрядной долей иезуитского лукавства. Суть в том, что подозреваемых в преступлениях, которые будут караться не по уголовному закону, а по настоящему Указу, предписано сразу же арестовывать (задерживать) на 30 суток. Лет двадцать тому назад ЦК КПСС, вспомнил Феофанов, ограждая население от хулиганов, тоже издал распоряжение арестовывать на месте; тогда мы в упоении от решительности властей писали: «Пусть земля горит под ногами преступников». Сейчас это же повторил мэр нашей столицы слово в слово. А если отсчитать назад лет пятьдесят-шестьдесят, то мы и до иных законов и указов доберемся: «за сбор колосков по 10 лет, за опоздание на работу — на скамью подсудимых». Не суровость закона страшна, писал Феофанов, страшно отрицание закона. Процессуального — прежде всего. Сталинские массовые репрессии начались с того, что упростили судебную процедуру по определенным категориям дел, потом вообще устранили суд, заменив «двойками», «тройками» и «списками».

В заключение автор комментария говорит лично от себя, а в общем-то, и от имени «Известий»:

Меня очень страшит разгул бандитской и всякой иной преступности; она действительно перешла все пределы. И все-таки страшнее страшного — это узаконенный произвол государства. Тут уж ни у кого никакой защиты быть не может. Это мы уже проходили, но стараемся забыть пройденное, будто бы не судили у нас по указам, которые подменяли законы, и по законам, которые подменяли право. Если сегодня без суда и следствия возьмут бандита, завтра наверняка придут за честным человеком. Эта закономерность исключений не знает.

Я подробно излагаю мысли Юрия Васильевича и цитирую его не только потому, что этот комментарий был принципиально важным для выражения независимой позиции газеты по очень серьезной проблеме. Но и потому, что хочется показать ход рассуждений большого журналиста, не имеющего, кстати, юридического образования, к суждениям которого прислушивалась и вся юридическая общественность страны, включая ее научных светил.

 

Ничего, кроме правды

На 1994 год пришлось очень много случаев, когда «Известия», подобно этому комментарию Феофанова, подвергали критике действия высшего руководства страны — за принимаемые им решения, постановления, за продолжавшееся углубление экономического и социального кризиса. Планируя каждый номер газеты, мы всегда по давней из-вестинской традиции исходили из того, что в качестве главного должен быть «градообразующий» острый проблемный материал — и уже привыкли публиковать их без оглядки на возможную реакцию со стороны высоких властей, будь то министры, глава правительства, президент. В полной мере проявилась независимость «Известий» и 22 декабря, когда газета напечатала статью, вызвавшую огромный резонанс в России и за рубежом. Она сдавалась в номер буквально за час до его подписания, а над заголовком не пришлось долго думать — он возник сам по себе из сенсационного текста и уже через час стал подлинной сенсацией. Вот эти две строки, попавшие на ленты крупнейших мировых агентств со ссылкой на «Известия»: «Кто управляет страной — Ельцин, Черномырдин или генерал Коржаков?».

Речь шла об уникальном документе, адресованном главе правительства Черномырдину. Небольшой, всего двухстраничный, он состоял из двух частей. В первой давалась критическая оценка ранее принятых самим же Черномырдиным решений, в которых одобрялся свободный, рыночный доступ экспортеров к нефтепроводам и определялись условия привлечения больших средств из-за рубежа для модернизации систем хранения и транспортировки нефти в России. Теперь же в письме премьеру заявлялось, что это плохие, вредные решения, они способствуют усилению зависимости России от иностранного капитала, свертыванию отечественной нефтеперерабатывающей промышленности, «а это совершенно недопустимо ни по политическим, ни по экономическим последствиям для страны».

Газета обращалась к читателям: догадайтесь с трех попыток, какой такой экономический эксперт растолковывает премьер-министру и не последнему в стране газовику Виктору Черномырдину положение дел в сырьевых отраслях экономики? Какой такой высокопоставленный государственный деятель берет на себя ответственность диктовать главе российского правительства следующие условия? И здесь цитировалась уже вторая часть документа:

В целях нормализации положения в нефтяном секторе российской экономики… считаем целесообразным предложить Вам поручить первому заместителю Председателя Правительства О. Сосковцу… создание комиссии для проведения экспертной оценки всех вышеприведенных распоряжений с точки зрения соответствия национальной стратегии в области нефтяной политики и укрепления экономики страны.

Легко понимаемый заголовок не убивал, а усиливал интригу. С какой стати начальник охраны президента генерал Коржаков берет на себя право командовать главой правительства? Президент в курсе этого возмутительного послания? Кто же нами правит?

Автор материала — обозреватель экономической редакции Ирина Саватеева, наша новая молодая, красивая сотрудница, которую редко можно было встретить в редакции. Зато когда появлялась, то уже с готовыми статьями, сделанными на основе лично добытой информации, многих встреч и, как правило, поднимающими большие и острые проблемы. Из данной ее публикации следовало, что попытка влиятельного царедворца установить контроль над топливно-экономическом комплексом предпринята в интересах определенных сил, которые придерживаются особых, догматических взглядов на ведение рыночного хозяйства и будущее российской государственности. Эти силы в лице Коржакова, Сосковца, главы Госбезопасности Барсукова активно проявятся летом 1996 года, готовясь пойти на государственный переворот, отменив президентские выборы и сохранив власть Ельцина недемократическим путем.

Логичен вопрос, который ставит автор материала: через кого действуют эти силы? Непосредственно через президента, который почему-то поручил «решать проблему» Коржакову, либо через самого господина Коржакова, который в данном случае захотел вести самостоятельную игру?

И в том и в другом случае, — пишет Саватеева, — глава государства смотрится весьма бледно. Если письма, подобные тому, что цитировалось выше, рассылаются начальником Службы безопасности президента без ведома самого президента, то приходится констатировать, что реальные властные рычаги в стране находятся в руках кого угодно, но только не у законно избранного Б. Н. Ельцина. Если же подобные вещи санкционируются президентом, то приходится констатировать, что живем мы в государстве каком угодно, но только не демократическом, где деятельность всех ветвей и институтов власти строго регламентируется законом.

После появления этой статьи, как и после других критических выступлений газеты в адрес высшей власти, до нас доходила информация, что там, «наверху», «Известиями» очень недовольны, но редакция не придавала этому большого значения. Явно не нравились в Кремле, Белом доме и материалы, к примеру, о завершении вывода из Германии в Россию свыше 500 тысяч военнослужащих, многие из которых оказались со своими семьями зимой в чистом поле, в холодных армейских палатках.

Именно в связи с выводом наших войск состоялся в конце августа 1994 года официальный визит в Германию президента РФ. Тогда и произошел с Ельциным эпизод, отражение которого в «Известиях» вызвало большое негодование в Кремле. Хорошо помню этот материал еще и потому, что имел к нему косвенное отношение. Встретив утром у входа в редакцию Алика Плутника, я предложил ему сразу, не ожидая планерки, сесть за написание в номер комментария к событию, случившемуся накануне в Берлине и показанному вечером по всем телевизионным каналам: явно подвыпивший наш президент во время протокольных торжеств перехватил у дирижера палочку и взялся дирижировать на улице военным оркестром, перешедшим на лихую «Калинку-малинку». Я не сомневался, что планерка одобрит это предложение. Плутник реализовал его так убедительно критически, что все его 150 строк были напечатаны на первой полосе. В вышедшей спустя 16 лет в серии ЖЗЛ книге «Ельцин» отмечалось, что приговор российской демократической прессы на это дирижирование был более суровым, чем прессы зарубежной. А цитировались в этой книге только «Известия», писавшие пером Плутника, что «президент не частное лицо и представляет не себя одного, не только собственные вкусы и пристрастия. И каждое его появление на людях, каждое сказанное им слово, каждое движение многое говорят не только о нем лично, но и о нас с вами, о политическом и культурном уровне новой России». Спустя 19 лет, в ноябре 2013 года, когда я уже завершал настоящие заметки, выступивший на радио «Эхо Москвы» бывший пресс-секретарь президента Вячеслав Костиков тоже вспомнил этот материал в «Известиях», сказав, что сильно тогда обиделся Ельцин на Голембиовского. Добавил Костиков, что и вообще, когда в недрах общества зрела критика, «у Голембиовского никогда не ржавело, говорилось очень остро. И Борис Николаевич частенько обижался».

Ничего не заржавело и в случае, к примеру, с крупным интервью генерал-лейтенанта Александра Лебедя, который гневно отозвался о социальном положении наших военных, поставил большой минус своему Главнокомандующему, то есть президенту Ельцину, что тоже не добавило газете симпатий у высшего государственного начальства — военного и штатского.

Кстати, с самим генералом Лебедем, в пору командования им 14-й армией у «Известий», складывались непростые отношения. Он болезненно реагировал на наши материалы из Приднестровья, в которых говорилось о неблаговидном поведении некоторых его подчиненных. А если в публикациях выявлялись еще и некоторые неточности, то все это выводило генерала из себя. Он не жалел времени на письма в редакцию, были они длинными и резкими, выдающими командирскую категоричность и властолюбивую публицистическую лексику будущего политика. Вот начало одного из писем, адресованных Голембиовскому:

Господин редактор! Считаю необходимым довести до Вашего сведения, что и я сам, и мои подчиненные приняли опубликованную в Вашей газете информацию Вашего корреспондента как оскорбление, нанесенное преднамеренно, и преднамеренно публичное оскорбление. Более того, настоящую публикацию нельзя воспринимать иначе как попытку подлить масла в костер конфликта, разгоревшегося вокруг 14-й армии. Причем в костер, уже почти погасший — поскольку практически все задействованные в конфликте стороны к настоящему моменту встали на позицию здравого смысла. Практически все — кроме тех, кого не устраивает роль, которую Россия по-прежнему играет в этом регионе: роль великой державы, стремящейся гарантировать мир и спокойствие как на своих границах, так и на границах своих ближайших соседей… Но даже если Вы — я имею в виду журналистский коллектив «Известий» — действительно являетесь выразителем надежд и чаяний народа российского и Российской державы, это ни в коей мере не дает Вам права упрекать тех, кто, независимо от чина и должности, просто честно выполняет свой воинский долг…

После недовольного комментирования известинской статьи обычно следовала ультимативная концовка, типа этой:

Как российский офицер, я обязан требовать от Вас, чтобы Вы публично, на страницах своей газеты принесли извинения тем из моих подчиненных, кто незаслуженно обижен Вашей публикацией. Я не вправе судить о профессиональной подготовке Ваших сотрудников. Но в профессиональной подготовке подчиненных мне офицеров не сомневаюсь и сомневаться не буду. Ибо они служат Отечеству. Прошу Вас настоящее письмо считать официальным документом и настаиваю на его публикации в Вашей газете в ближайшее же время.

Командующий 14-й гв. ОА РФ генерал-лейтенант А. Лебедь

Конечно же, требуемая публикация не появлялась в газете. Для этого обычно не имелось весомых оснований, к тому же она, на взгляд редакции, компрометировала бы известного военачальника напыщенностью и немалой демагогичностью его текста. Но вежливые ответы ему шли, например, такой:

Уважаемый Александр Иванович! Честно скажу, удивлен и огорчен Вашим письмом. Мы-то в редакции считали, что все наши материалы, посвященные конфликту вокруг 14-й армии, были направлены в поддержку здравого смысла и Вашей позиции. Еще одним доказательством этого может, наверное, служить интервью с Вами, опубликованное в следующем же номере… Согласитесь, Александр Иванович, что газета не только вправе, но и обязана предоставлять другую точку зрения, и, на мой взгляд, «Известия» это сделали корректно. Если Вы не разделяете это мнение, то готов принести свои извинения Вашим сотрудникам.

С уважением И. Голембиовский, главный редактор «Известий»

Однако вернусь к тому, о чем шла речь до упоминания переписки с Лебедем — о материалах, которые не нравились власти, раздражали ее, а она их терпела, никаких контрмер по отношению к «Известиям» не принимала. Самым сильным таким раздражителем, свидетельствующим о независимости газеты, стала в 94-м году ее позиция в освещении событий, связанных с Чечней.

По страницам «Известий» можно проследить, что предшествовало этим событиям. Еще в конце 1990 года на волне горбачевской перестройки в Грозном прошел Чеченский национальный съезд, который избрал своим лидером 46-летнего боевого авиационного генерала Советской армии Джохара Дудаева, проходившего службу в Эстонии. Дудаеву было всего восемь дней от рождения, когда его семью, как и всех чеченцев, выселили далеко за Урал, так что с молоком матери впиталась обида на советскую власть, переросшая в готовность к мести. В мае 91-го генерал увольняется в запас и принимает предложение возглавить исполком ОКЧН (Общенациональный конгресс чеченского народа). В этом качестве он потребовал самороспуска Верховного Совета Чечено-Ингушской автономной республики и начал формирование параллельных органов власти. Когда в августе 91-го в Москве произошел военный путч, власти Грозного его поддержали, но ОКЧН выступил против. Начался многосуточный митинг с требованием отставки руководства республики, а 5 сентября оно было разогнано вооруженными сторонниками Дудаева. 1 октября Верховный Совет РСФСР разделил это автономное образование на Чеченскую и Ингушскую республики. В конце месяца в Чечне состоялись президентские выборы, победил Дудаев, набрав 90,1 процента голосов.

Своим первым декретом он провозгласил независимость Чеченской Республики Ичкерия (ЧРИ) от России. Переведя Чечню на военное положение, отдает приказ на захват зданий силовых организаций, разоружение воинских частей, блокирование военных городков Минобороны. Вводится право на покупку и хранение огнестрельного оружия. Прекращаются железнодорожные и авиасвязи с Россией. Ухудшается вся экономическая и социальная обстановка, что вызывает недовольство людей. Оппозиция Дудаеву смелеет, и весной 1993 года в Грозном по инициативе парламента начинается новый бессрочный митинг, требующий референдума о доверии парламенту и президенту. В ответ на это Дудаев вводит прямое президентское правление на всей территории Чечни, расстреливает митинг, берет штурмом мэрию Грозного. Теперь уже вооружается и оппозиция…

Следующий, 1994 год. В Чечне постоянно происходят вооруженные столкновения между сторонниками и противниками Дудаева, идет гражданская война. К чему она приведет? Кто победит? На кого должна ставить Москва? Что надо делать для возвращения в республику мирной жизни, установления порядка? Над множеством вопросов ломало голову руководство России, прислушиваясь к голосам своего ближайшего окружения, оценкам и прогнозам силовых структур, охвативших всю территорию Чечни своими разведывательными сетями. Такими же вопросами задавалась и редакция «Известий», направляя в мятежный край своих спецкоров Ирину Дементьеву, Валерия Выжутовича, собкора по Ставрополью Николая Гритчина.

Из их материалов видно, что, несмотря на привлечение больших информационных и аналитических сил, Москва не имеет верного представления о реальной обстановке. Готовясь к подписанию договора о разграничении и взаимном делегировании между органами государственной власти РФ и ЧР, Кремль никак не мог решить, с кем именно вести переговоры. Как писала Дементьева, сначала имелся в виду Дудаев, и уже было объявлено о будущей встрече Ельцина и Дудаева. Но тут с российской стороны зазвучали голоса (например, вице-премьера С. Шахрая), что президент Чечни избран незаконно и договариваться надо со всеми органами и движениями непризнанной республики.

По оценке Дементьевой, желающих со стороны Чечни договариваться с Россией предостаточно. Кое-кто готов и пожертвовать излюбленной идеей суверенитета — и подписать федеральный договор с теми или иными взаимными уступками и оговорками. И вот уже Москва начинает отдавать предпочтение Надтеречному району, глава которого Умар Автурханов имел продолжительную беседу в администрации Ельцина. У него появился шанс получить признание и закрепить за возглавляемым им Временным Советом статус единственной законной власти Чечни вплоть до официальных выборов.

Дальнейшее развитие ситуации показывает, что о чеченской оппозиции Кремль знает меньше, чем удалось выяснить нашим корреспондентам, в частности, Валерию Выжутовичу. Вот что он писал в своей большой статье «Что происходит в Чечне», опубликованной 16 августа:

Кто такой Умар Автурханов? Нет, это не я, прожив в Чечне неделю, спрашивал на базарах, в шашлычных, на улицах… Это спрашивали меня. Как представителя российской прессы, из которой республика с изумлением узнала о существовании в Надтеречном районе «национального лидера»», располагающего, по его заверениям, поддержкой 80 процентов здешнего населения.

Мнение всех, с кем я в эти дни встречался и беседовал: человек, на которого сделала ставку Москва, пользуется в республике поддержкой только своих родственников и не очень многочисленных земляков… Как сказал мне заместитель министра иностранных дел республики Руслан Чимаев: «Москва вызвала из политического небытия Автурханова, потому что больше никто из оппозиции, критикуя Дудаева, не выступает против чеченской государственности.

Каждая новая публикация в «Известиях» из Чечни добавляла факты, которые существенно расходились с тем, что страна узнавала из официальных источников в Москве — мы, понятно, их также обнародовали. В Чечне уже участились военные столкновения оппозиции с подразделениями Дудаева, он во всех побеждает, а Кремль будто бы этого не видит, с этим не считается. 10 сентября «Известия» сообщили, что в администрации президента состоялось закрытое заседание экспертно-аналитического совета, на котором с докладом «К положению в Чеченской республике» выступил руководитель рабочей группы по национальной политике Президентского совета Эмиль Паин. Далее сказано, что, поскольку в ходе дискуссии доклад не получил каких-либо серьезных возражений, его можно принимать за ориентир политики Кремля в отношении Чечни на ближайшую перспективу. Один из выводов доклада, а значит, и ориентир политики Кремля: «Маловероятным представляется вариант, при котором Дудаев одерживает полную победу над оппозицией и восстанавливает свой контроль над всей территорией ЧР. Для этого у него нет достаточных людских и финансовых ресурсов».

Ориентир сработал: ставка Москвы окончательно сделана на оппозицию, ей оказывается всяческая помощь — от пропагандистской до бронетанковой и вертолетной. Через десять дней, 20 сентября, Умар Автурханов заявил, что все мирные пути решения чеченской проблемы исчерпаны. Рано утром 30 сентября силы Временного совета при поддержке непонятно откуда взявшихся вертолетов атакуют аэропорт Грозного. «Известия» сообщают, что правительство Дудаева оценивает это нападение, повлекшеее за собой человеческие жертвы, как «откровенную агрессию России против суверенной Чечни. В связи с этим Дудаев отдал приказ о приведении в готовность скрытого механизма по проведению террористических актов в различных городах России, в том числе в Москве».

В октябре-ноябре один за другим наносятся сокрушительные удары по боевым подразделениям оппозиции. Героически работает в Чечне наш собкор по Ставропольскому краю Николай Гритчин, ежедневно передавая в редакцию горячие сообщения. Он добивается того, что не по силам агентуре российских силовых структур — личной встречи и содержательного разговора с Дудаевым. И первое, что слышит от него: курс на поддержку чеченской оппозиции одобрен Ельциным в результате неосведомленности о реальном положении вещей. Окружение российского президента преподносит оппозицию как влиятельную силу в ЧР, тогда как «это уголовники, по которым плачут все тюрьмы мира».

Очень важными для Москвы были слова Дудаева, что он сохраняет надежду на возобновление продуктивного диалога с Кремлем, полагая, что Ельцин способен на смелые шаги, подобные предпринятым им в начале своего президентства по отношению к государствам Балтии. Дудаев дал понять, что сохраняет лояльность по отношению к России. По его словам, он отверг заманчивые проекты некоторых западных политиков, направленные на разыгрывание кавказской карты с целью ослабления России.

Побывав в разных районах Грозного, Николай Гритчин сообщал:

Самое главное, что страшит жителей столицы Чечни, — это нарастающее вооруженное противостояние, круглосуточная пальба и участившиеся взрывы. Если в прежние приезды сюда я слышал от оппозиционеров и местных русских категорическое желание поскорее избавиться от Дудаева, с которым они связывали нагрянувшие на республику беды, то сейчас настроение начинает меняться. Люди все чаще мечтают о том, чтобы власть поскорее сосредоточилась в чьих-либо одних руках. Пусть даже в руках нынешнего президента.

Этот материал Гритчина мы печатаем 23 ноября. В Кремле наверняка его видели, может, даже как-то комментировали, но в учет ничего не взяли — ни слов Дудаева, ни настроения жителей Грозного. А утром 26-го, явно по согласованию с Кремлем, в Грозный вторглись три колонны бронетехники оппозиции — с севера, запада и востока — и при поддержке семи вертолетов и двух истребителей уверенно продвинулись к центру.

Отсутствие реального сопротивления, — передавал в газету Гритчин, — опьянило автурхановцев, и они готовы были отпраздновать скорую победу. Но замысел военного командования правительственными силами как раз и заключался в том, чтобы заманить тяжелую технику противника поглубже в тесноту улиц, где ей трудно маневрировать. Это подтвердил в беседе со мной представитель президента в войсках М. Мержуев. По его сведениям, в сражении участвовало лишь пять правительственных танков, что вдесятеро меньше, чем было у оппозиции. Решающий вклад в уничтожение бронированных колонн внесли гранатометчики.

Всего сгорело более двадцати танков, двенадцать было захвачено в качестве трофеев. В распоряжение дудаевцев перешли также пять бэтээров, им удалось подбить один из вертолетов. Около ста пятидесяти человек попали в плен. По утверждению Мержуева, почти семьдесят из них — это российские военные, в основном офицеры: бортмеханики, командиры танков. Потери дудаевских сил значительно меньше: один поврежденный БТР и одна пушка, погибли четырнадцать человек.

Корреспонденты «Известий» в Москве для этого же номера газеты старались выяснить причастность России к трагическим событиям в Грозном, но никто, ни одно ведомство в этом не созналось. 28 ноября Ельцин подписывает ультиматум, в котором требует противоборствующие стороны Чечни в течение сорока восьми часов сложить оружие. Наутро газета выходит с шапкой «Москва — Грозный: три года невнятной политики и 48 часов на размышление».

Начавшаяся в этот день в Грозном пресс-конференция Дудаева была прервана атакой на город истребителей и вертолетов. По ним открылась пальба из тысячи стволов. Как передал в редакцию Гритчин, обстановка в столице Чечни накаляется с каждым часом. Отведенные 48 часов на сложение оружия власти республики стараются максимально использовать для подготовки к отражению российской агрессии. Формируются отряды ополчения, в места их дислокации направляются вооружения и боеприпасы. Дудаевым издан указ о придании судам ЧР статуса военно-полевых. Митинг у здания парламента, несмотря на налет, не рассеялся. Сторонники Дудаева с оружием в руках повторяли: «Свобода или смерть!». На вопрос, как они будут противостоять мощи российской армии в случае введения в Чечне чрезвычайного положения, участники митинга заявляли, что, даже захватив территорию, противник не сумеет покорить этот народ. Война будет продолжаться партизанскими методами.

По истечении срока ультиматума стало понятно, что выработаны и начали осуществляться меры для его реализации. Как сообщил наш корреспондент, подполковник Российской армии Николай Бурбыга, в район Моздока десятками самолетов военно-транспортной авиации был переброшен личный состав сразу нескольких частей Псковской и Таманской воздушно-десантных дивизий. В последующие дни активно продолжалась концентрация войск и техники вокруг Чечни. Усилились воздушные атаки на Грозный. Каждый очередной номер газеты открывался новостями, касавшимися Чечни, они были всё тревожнее.

Хорошо помню 11 декабря. Воскресенье, редакция не работала — следующий номер мы должны были делать днем в понедельник, выпускать вечером. Я собирался с утра заняться какими-то домашними делами, когда позвонил Андрей Иллеш. Не здороваясь, спросил: «Уже знаешь?». Выдавив из себя обеспокоенное «Ну?», я услышал сквозь многоэтажный мат, что по указу Ельцина начался ввод войск в Чечню. Почти все оперативные материалы по чеченской ситуации шли в газету через отдел Андрея, и, как работник очень ответственный, энергичный и деятельный, он, едва узнав эту ужасную новость, направился в редакцию, благо жил недалеко, в Камергерском переулке. После разговора с ним и я уже не мог оставаться дома.

Несмотря на выходной, телетайпы работали, но нужной нам информации было немного. Я у себя на третьем этаже занялся разными бумагами, прикидывая, каким, с учетом случившегося, может быть завтрашний вечерний номер. Андрей на шестом выжимал все возможное из телефонов, особенно из кремлевского. Им были оповещены, вызваны, заряжены на добывание нужных сведений все его легкие на подъем люди — Виктор Литовкин, Николай Бурбыга, Вадим Белых, Сергей Мостовщиков, Валерий Яков, Алексей Челноков, Алексей Желудков… Кто-то оставался в Москве, кто-то уже несся в аэропорт, летел в Моздок, Махачкалу. Во всем своем оптическом всеоружии отбывал туда и наш новый, бесстрашный фотокорреспондент Володя Машатин.

Первые бои принесли и первые жертвы. Но в репортажах вечернего номера от 12 декабря и в последующих за ним номерах еще витала надежда, что пока не пролита большая кровь, еще может быть предотвращена большая война. Нас, как и всю страну, какое-то время еще обнадеживало некое спокойствие официальной формулировки: «войска осуществляют миссию восстановления конституционного порядка». Армейские части всё ближе со всех сторон подходили к Грозному, и многим казалось, что штурма не будет, что это делается, как сообщалось, только для нейтрализации имеющейся у дудаевцев тяжелой техники.

Много ходило противоречивой информации о переговорах, о возможности их успеха. Но еще больше было традиционного официального вранья, и оно особенно удручало, настраивало редакцию против того, что «миссия восстановления конституционного порядка» осуществляется огнем и мечом. В редколлегии оставалось прежнее мнение о позиции газеты в чеченском кризисе: мы публикуем то, что видим, что знаем и думаем, — вне зависимости от того, нравится это кому-то или нет.

В открытие вечернего номера газеты 29 декабря печатаем в качестве заголовков две цитаты на черном фоне. Первая: «Борис Ельцин, 27 декабря, Москва: Мною дано указание исключить нанесение бомбовых ударов, которые могут привести к жертвам среди мирного населения Грозного». И вторая: «Ночью Грозный пережил шесть ракетно-бомбовых ударов. Сергей Ковалев, 28 декабря, Грозный».

В последнем за 1994 год номере «Известий» от 31 декабря основной материал на первой полосе был посвящен «Человеку года». Обычно в подобных случаях трудно остановиться на какой-то одной наиболее достойной кандидатуре. На этот раз все мы и сразу сошлись на единственном имени.

По нашему мнению, — говорилось в тексте от редакции, — «Человек года» — Сергей Адамович Ковалев, уполномоченный по правам человека Российской Федерации. Член президентской команды, открыто восставший против силового решения чеченского кризиса, находя такое решение глубоко безнравственным, государственный и общественный деятель, для которого реальные права человека (а первое среди них — право на жизнь) важнее прав государства со всеми его доктринами, при которых вконец обесценивается жизнь ни в чем неповинных женщин, детей, стариков. Мог ли он более наглядно, более весомо, более громогласно заявить о своей позиции, чем сделал это, вылетев в Грозный после введения российских войск в Чечню? Поставив себя самого в положение мирного гражданина, проживающего в Грозном? Сам вместе с группой депутатов Государственной думы обрекший себя на все опасности существования в условиях наведения федеральными властями порядка в мятежной Чечне?..

На переломных этапах российской истории нравственному примеру такого рода, преподанному нации лучшими ее представителями, поистине нет цены. У всех на памяти жизнь-поступок академика Андрея Сахарова, непоколебимого рыцаря истины. Теперь пример подает его ученик.

Утром 31 декабря газета с этим материалом лежала между мной и главным редактором — мы сидели вдвоем за его рабочим столом. Говорили о чем-то, касавшемся первых январских номеров. Открылась дверь, и секретарь сказала:

— Сейчас по радио передали, что начался штурм Грозного.

Через несколько минут вошел Лацис, с порога сообщил об этом же. Игорь позвал Друзенко, Боднарука. Ко всем обратился с вопросом:

— Что думаете?

Разными словами, но все говорили об одном и том же. Что главной темой газеты неизвестно насколько, но, похоже, надолго остается Чечня. И что должна остаться прежней наша твердая линия: ничего, кроме правды.

…Закончить эту главу хотелось бы информацией из будущего, 1995 года. 18 апреля в Москве Международный пресс-центр совместно с Ассоциацией иностранных корреспондентов подвел итоги российской журналистики за предыдущий 1994 год. Лучшим печатным изданием названа газета «Известия». Из официальной мотивировки этого решения:

В газете появились материалы, вскрывающие факты, которые кремлевское окружение хотело бы спрятать от общества. Ряд публикаций показал истинных, а не мнимых «хозяев» российской политики. Позиция газеты ярко проявилась во время чеченских событий. Несмотря на попытки властей скрыть многие факты этой трагедии, журналисты сумели провести собственные расследования…