Война. Тучи над реформами

Первый номер «Известий» за 1995 год вышел вечером 4 января — новогодние праздники длились три дня. Но такими они были только по календарю. Из телевизионных сводок страна знала о кровавом новогоднем штурме Грозного, и хотя они многого не договаривали, с увиденного на экранах было понятно, что на юге России разворачивается настоящая война. Газеты молчали — типографии не работали.

Утром 4 января редакция получила неопровержимое свидетельство того, что в реальности происходило в Чечне в так называемые праздники. Это был материал Иры Дементьевой, которую с 30 декабря уволили по возрасту из штата газеты, но не из профессии. Всегда чуткая к людскому горю и твердая в отстаивании правды, в последние годы, и это можно сказать без преувеличения, она полностью посвятила себя борьбе за справедливость по отношению к чеченскому и ингушскому народам. Имея на руках приказ о выходе на пенсию, Ира не могла усидеть в Москве, предчувствуя трагические события в Чечне. Вместе с группой депутатов Госдумы и Совета Федерации, их помощниками и четырьмя журналистами перед Новым годом она вылетела в Назрань. Там им дали неказистый, весь латаный автобус с отверстием, похожим на пулевое, в ветровом стекле. Взяв еще нескольких пассажиров с этого авиарейса, автобус направился в сторону Грозного.

Отсюда, с дороги, и начинается репортаж, который и сегодня читается на одном дыхании. Настоящий классический репортаж наблюдательного и честного журналиста. Что ни абзац, каждая строка — важные детали, впечатляющая информация. И здесь мне трудно воздержаться хотя бы от короткого цитирования:

Впереди над Грозным висит смог, солнце проглядывает сквозь плотное облако, как белое слепое пятно. Мы уже знаем, что бомба попала в нефтехранилище, что рядом — емкости с аммиаком, что Грозному, а может, и всему Северному Кавказу угрожает экологическая катастрофа. В Назрани нас совершенно серьезно убеждали взять противогазы.

Российских военных по мере приближения к Грозному видим только издали — окопавшимися в поле. Закопаны по самую башню танки, вырыты окопы, из прорези в палатке торчит труба, идет дым. Решили здесь зимовать?

31 декабря, президентский дворец.

Кто-то принес новость, что по ближней улице к центру движутся российские танки… Где-то к полудню сильно и на все лады загромыхало по стенам, и всем велели спуститься поглубже, в подвал. Так началось наше суточное, а для большинства двухдневное сидение в подвале с редкими выходами на поверхность…

13.20. Из торцового окна первого этажа вижу площадь… Первый танк и первый убитый. Под стеной лежит тело солдата, уже не похожего на человека. Их к концу дня будет много, и никто их не хоронит. Еще с той войны не похоронены солдатские кости, а на этой, позорной, каждый погибший мальчишка — укор бездарным и бессовестным генералам. Расчетные потери.

15.10. Из правого окна коридора первого этажа видны три горящих танка. Танки горят по всему Грозному. Помню ухмылку Грачева (министр обороны РФ. — В. З. ): танки в городе — это безграмотно!

16.40. Вводят пленных… Солдаты маленькие, худенькие, со встревоженными детскими лицами. Новобранцы. Они попали в Грозный на ДТП… Заблудившись, попали на площадь перед президентским дворцом. Развернулись, тут им попало в гусеницу… «Маме сообщать не нужно, — просит солдатик. — Она у меня еще инфаркт схватит. Павел меня зовут».

31 декабря, 00 ч. 00 мин. Новогодняя ночь в бункере — без шампанского и разносолов. В центре горит все то, что не сгорело раньше. От жара лопаются зеркальные стекла в большом дореволюционной постройки доме, наискосок от дворца. Кровля раскаленными звездами взлетает в черное небо. Но долго всматриваться некогда. Коридор на первом этаже простреливается…

Последний абзац:

Когда мы выезжали из Грозного, все небо позади, казалось, в дыму. Войска Грачева и Ерина (министр МВД РФ. — В. З. ) сжигали четырехсоттысячный город Грозный. Да, говорят нам, жертвы неизбежны, но зато мы сохраняем целостность России и наиболее экономичный путь транспортировки нефти. Держава превыше всего. Ради ее величия ничего не жалко.

Репортаж Дементьевой был не единственным материалом о чеченских событиях в первом январском номере «Известий». После утренней планерки редакция напряглась и для вечернего выпуска подготовила по этой тематике три первые полосы. Номер открывал снимок агентства Рейтер, сделанный в тюремной камере Грозного, на нем — трое российских солдат, с потерянным, жалким видом, взятых в плен дудаевцами во время боя 1 января. Рядом — текст, начинающийся словами о том, что после явного провала очередного штурма Грозного пресс-центр российского правительства стал активно опровергать информацию о потерях войск и о провале самого штурма. Суть опровержения выражалась не в цифрах, а в циничной формулировке: потери, дескать, оказались даже «ниже расчетных». Этот текст подкреплял смысл стоявшего над ним главного заголовка номера: «Военное безумие с расчетными жертвами». Выделялась остро критическая статья в адрес российских властей, не использовавших всех возможностей мирного урегулирования, применивших силу, не потрудившись при этом отделить — политически отделить — нарушителей закона в Чечне от всего народа Чечни. Со страстным призывом не воевать, не утюжить танками собственную землю, остановить государственное насилие выступил в газете знаменитый артист Сергей Юрский. О своей полной поддержке усилиям уполномоченного по правам человека Сергея Ковалева прекратить бойню в Чечне заявили академики Георгий Арбатов, Дмитрий Лихачев, Борис Раушенбах, Александр Шейндлин, Александр Яншин, известные писатели Даниил Данин, Юрий Карякин, Лев Разгон…

В те часы, когда делался этот номер газеты, снова пробирался в центр Грозного известинец Николай Гритчин, чтобы следующим утром сообщить в редакцию о последних новостях. И также в Чечню, по другим адресам (московский госпиталь, Кремль, парламент, различные министерства, краснодарский митинг солдатских родителей, бунт екатеринбургского ОМОНа против участия в войне и т. д.) по заданиям редакции и по собственной инициативе спешили наши репортеры, спецкоры, собкоры. Летели, ехали, звонили, чтобы получить для газеты ответ на множество вопросов. Сколько убитых, раненых? Кто вооружал Джохара Дудаева? Как спастись мирным жителям? Куда деваться десяткам тысяч беженцев? Во что уже обходится война? Когда и кто закончит это безумие?.. И в следующем номере для всей этой многогранной темы тоже еле хватило трех полос. И в следующем, и во многих последующих номерах…

Днем 5 января в Москву из Грозного прибыл Ковалев. Накануне Дементьева в разговоре с Голембиовским сказала, что Сергей Адамович готов дать пресс-конференцию, но пока не ясно, где она состоится — появились проблемы с местом. Власти вставляют палки, не хотят выделить большое помещение.

— Может, в нашем Круглом зале? — предложила Ира.

— Конечно! — отреагировал Игорь.

Через ИТАР-ТАСС и «Интерфакс» по всем СМИ разошлась информация, что пресс-конференция Ковалева состоится 5 января в 16.00 в редакции газеты «Известия».

Такого столпотворения российской и иностранной прессы, начавшегося еще часа за два до назначенного времени, никогда не наблюдалось в наших коридорах. Многие журналисты в коридорах и остались — Круглый зал не мог вместить всех желающих. Всего на пресс-конференции присутствовало более пятисот человек — представители всех средств массовой информации, работающих в Москве, политики и общественные деятели, депутаты Госдумы, чеченского парламента.

— Мы прибыли в Москву, чтобы посмотреть в глаза тем, кто отдает приказы о бомбежке Грозного и лжет об этом, — сказал в начале своего выступления Сергей Ковалев, мужественное поведение которого в отстаивании общечеловеческих ценностей и прежде всего права на жизнь, было широко признано гуманитарным и нравственным подвигом.

Пресс-конференция была долгой и очень насыщенной серьезными и острыми вопросами, откровенными и убедительными ответами. Вел ее Игорь, вел четко, толково, проявляя свою собственную и коллектива «Известий» жесткую позицию по чеченскому вопросу. Если раньше она сводилась к тому, что развитие событий в Чечне не должно было привести к войне, то сейчас целью газеты было остановить войну. И в первую очередь — остановить кровопролитие в Грозном.

Не было в 95-м году ни одного номера газеты, в котором не шла бы речь о Чечне. А в отдельные моменты эта необъявленная война вновь заставляла говорить о себе во всем мире. Очередной такой момент наступил 14 июня, когда дудаевские боевики под руководством Шамиля Басаева перенесли военные действия уже за пределы Чечни, непосредственно на российскую территорию — средь бела дня ими был захвачен город Буденновск в Ставропольском крае. В первые же часы от их рук 28 жителей города погибли, 65 были ранены и около пятисот — захвачены и долго удерживались в районной больнице в качестве заложников. Подшивка «Известий» сохранила подробности этой многодневной трагедии, вызвавшей не только ужас и негодование в связи с действиями террористов, но и тягостные вопросы, суровую оценку безответственных действий российских властей.

И вновь наши корреспонденты с большим риском для жизни оказались в центре событий. В первой же группе допущенных в осажденную больницу был Николай Гритчин. Более двух суток добровольно провел среди заложников Валерий Яков, находившийся 18 часов в автобусе боевиков, двигавшихся из Буденновска в горное чеченское село Зандак, в то время как над колонной барражировали шесть военных вертолетов и в любую минуту с заложниками могло произойти самое худшее. Вооруженный всеми репортерскими средствами — ручками и блокнотами, фотоаппаратом, видеокамерой, Яков подробно рассказал об увиденном на страницах «Известий», а его съемка прошла по нескольким российским телеканалам.

Растянувшаяся во времени чеченская война накладывала тяжелый отпечаток на жизнь всей страны, в первую очередь на экономику, и газета это доказывала. Так, в статье «Почем нынче война?» сообщалось, что по расчетам Минэкономики расходы на восстановление жилого фонда, инженерных сооружений и прочих объектов могут составить 2,3–2,7 триллиона рублей, отдельно на восстановление нефтегазового комплекса требовалось минимум 700–800 миллиардов. Самые сдержанные оценки всех экономических потерь в результате конфликта располагались в интервале 3,1–3,5 триллиона рублей. Близкими к этим были и прогнозы Министерства финансов. А вместе с военными расходами бойня в Чечне могла стоить 7,5 триллиона рублей.

С макроэкономической высоты взглянул на ситуацию Отто Лацис, анализируя только что обнародованную оперативную информацию о социально-экономическом положении России в 94-м году. По его выводам, прошедший год можно было бы считать прологом к выходу страны из глобального экономического кризиса, поскольку начали появляться признаки отступления кризисных явлений, хотя и очень медленного и неустойчивого.

«Нужен, — писал он, — хоть небольшой стартовый импульс, чтобы двигатель подъема завелся. И в этот момент колебания на пороге подъема экономику подкосили неудачные политические шаги». В их числе — война в Чечне, активизировавшая инфляционные ожидания. Это подтолкнуло Центробанк к новому повышению ставки рефинансирования: до 200 процентов, что является практически запретительным уровнем для кредитов на производственные инвестиции. На взгляд доктора экономических наук Лациса, еще не все потеряно, еще политику стабилизации не постигла катастрофа, но начавший было проясняться горизонт вновь заволокло тучами.

Об этих «тучах» было много других публикаций в «Известиях». Состояние экономики и общественных настроений освещалось не только в связи с чеченской войной или сквозь ее призму. Выискивать информационные поводы не приходилось — жизнь предлагала их в изобилии каждый день и, как правило, с негативным содержанием. Одним из важнейших явлений, которым газета уделила в 95-м году пристальное внимание, стало повсеместное нарастание в России социальной напряженности. Тут разные жанры были к месту, но глубже всего суть происходящего вскрывали аналитические статьи, что хорошо видно на двух примерах — шахтерских забастовках и положении школьных учителей.

Как и остальная российская пресса, «Известия» в оперативном ключе сообщали о потрясшей страну в январе-феврале всеобщей шахтерской забастовке, в которой приняли участие около 500 тысяч работников отрасли. И так же, как другие СМИ, называли главную причину этого социального взрыва: многомесячные задержки заработной платы на общую сумму более 1 триллиона 300 миллиардов рублей. Но при этом газета шла дальше, выясняя, почему образовывались такие колоссальные долги и какую они несут дальнейшую угрозу всему обществу, государству.

В статье «Шахтеры Кузбасса на рельсах реформ» собкор в Кемерове Виктор Костюковский говорит об одном мифе, не первый год существующем в сознании общества, — мифе о неизбежной убыточности сырьевых отраслей, в первую очередь угольной. Это — полуправда в том, что касается всей России, отмечено в статье, и неправда в том, что касается Кузбасса. Характер залегания кузнецкого угля, горно-геологические условия его добывания, наконец, качество здешнего топлива таковы, что в условиях нормальной экономики добыча может и просто обязана быть рентабельной. Как прибыльна она, например, в США, Австралии, ряде других стран. Но пока нашу экономику нормальной не назовешь, из-за многих факторов (инфляция, дефицит бюджета, постепенный отпуск цен на энергоносители и т. д.) не может сложиться реальная рыночная цена. Отсюда добыча, транспортировка, реализация угля внутри страны и даже на экспорт, и впрямь дело убыточное. В этих условиях, продолжает Костюковский, поддержать угольную промышленность могут только государственные дотации, и они выделяются. Но огромная проблема в том, что они же, эти дотации, в свою очередь и стимулируют убыточность.

Описывая громоздкую схему распределения дотаций, наш собкор показывает, что она не дает развиться нормальной конкуренции, замедляет переход к настоящим рыночным отношениям, препятствует определению экономически сильных и слабых предприятий. Для директора угольной компании или шахты главным становится не добыча угля, не снижение расходов, а «добыча» дотаций. Нередко зарплата на убыточных шахтах выше, чем на рентабельных.

Известинская статья напоминает, что в ходе знаменитых стачек 1989–1991 годов шахтеры боролись еще и против всесилия Минуглепрома, который фактически заправлял не только всеми, до мелочей, сторонами работы объединения и предприятий, но и вообще всей жизнью в угольных областях, городах — от строительства и содержания жилья и соцкультбыта до распределения мяса и сахара. Теперь почти тем же занимается компания «Росуголь». Созданная с рыночной целью, она фактически превратилась в тот же Минуглепром. Ее руководители забываются настолько, что принимают приказные решения, определяющие жизнь и смерть акционерных обществ, без участия хозяев — акционеров.

Пока все остается без радикальных изменений, — писал наш собкор, — без настоящей заботы о людях, шахтеры идут на рельсы, чтобы останавливать поезда и привлекать внимание страны к своим бедам. Выходят не только на Транссиб — они, можно сказать, ложатся на рельсы российских реформ. Тех самых, которых ждали, которые выстрадали, за которые боролись пять лет назад, ради которых терпели снижение уровня жизни и не поддавались на уговоры политических провокаторов.

Вообще-то, если судить по «Известиям», забастовочную эстафету принесли из прошлых лет в 1995 год не шахтеры, а работники народного образования. Первые забастовки прошли в январе-феврале в Читинской, Курганской областях. Затем их волны покатились по Бурятии, Поволжью, Уралу, центру России. Летние каникулы снизили накал борьбы, а с началом нового учебного года он резко пошел вверх. 26 сентября во всероссийской акции против нищенской зарплаты выступили 7437 коллективов учителей, всего около 500 тысяч работников народного образования. Своевременно сообщая об этих выступлениях, «Известия» и здесь выходили за рамки текущей информации. Лучше всех в газете истинное положение дел в школьной системе знала Ирина Григорьевна Овчинникова, сама в прошлом учительница, хорошо известная миллионам читателей по сотням статей, опубликованным за тридцать с лишним лет работы в нашей редакции. Раньше я уже говорил, что и она была в списке тех, кого незаслуженно поторопились выпроводить на так называемый заслуженный отдых 30 декабря 94-го, но не спешила им воспользоваться, согласилась на статус «внештатного корреспондента».

Ближе к концу марта Овчинникова поехала в подмосковный Волоколамск посмотреть, как там складывается ситуация с учительством. И увидела много такого, от чего и родители в Волоколамске были готовы поддержать всеобщую учительскую забастовку. Родители понимали, что учителя доведены до нищенского существования, просто опасного для тех, кого они учат. Отсюда и точный заголовок статьи: «Голодный учитель опасен для детей». Главный вывод очень компетентного автора: положение, в котором оказалось учительство подмосковного Волоколамска, ничуть не исключительно — так или примерно так обстоят дела по всей стране.

Нарастание социальной напряженности, массовые забастовки с экономическими требованиями были тем пессимистичным фоном, на котором развернулась политическая борьба в преддверии декабрьских выборов в Государственную думу и предстоящих в 1996 году выборов президента России. В «Известиях» специально не обсуждалось, какую здесь линию поведения должна занять редакция — в этом не было необходимости. Все мы, во всяком случае, абсолютное большинство из нас по-прежнему видели свою газету принципиально антикоммунистической.

На наши взгляды в один из дней хорошо поработал глава КПРФ Геннадий Андреевич Зюганов. Готовясь к выборам, его штаб усиливал контакты со СМИ, предложил и нам принять их лидера. Встреча редколлегии с ним продолжалась не менее двух часов, и за все это время мы не услышали от гостя ни одного тезиса, ни одной мысли, которые бы указывали на появление каких-то привлекательных новаций в идеологии компартии. Все звучавшее было ортодоксальным, до боли, до ужаса знакомым — от классовой борьбы до плановой экономики.

Мы очень не хотели назад, поворота к тому, что было раньше, а суждения Зюганова убеждали нас в том, что, придя к власти, коммунисты восстановят все, чему научились, к чему привыкли в управлении государством, народом. Сегодня, когда идут десятые годы XXI века, они кажутся немного другими, даже чуть почеловечнее, даже молятся Богу, а тогда, в 95-м, они были еще настоящие, железные, и потому газета старалась, чтобы социалистическое прошлое не стало будущим. Сегодня можно слышать горячие упреки в адрес тех, кто, как и «Известия», тогда, в девяностых годах, активно противостоял коммунистическому реваншу: у вашего, мол, страха были глаза велики… Вовсе нет, опасность не преувеличивалась, она была грозной — и это вытекало из многих наших материалов, в частности из аналитической публикации «Если коммунисты придут к власти» от 2 декабря (авторы М. Бергер, З. Бунина, Т. Мамаладзе, В. Никитин, С. Чугаев, К. Ященко). Она указывала на три краеугольных камня программных документов КПРФ, публичных деклараций ее лидеров, действий ее фракции в Думе. Это — восстановление Советов, восстановление социализма, восстановление Советского Союза. Они, эти основы, не оставляли сомнений в истинном характере нынешней компартии и сущности ее устремлений — реванш коммунизма, реставрация «социалистического строя» со всей присущей им практикой и моралью.

Активное участие «Известий» в предвыборном столкновении мировоззрений не сводилось только к статьям о реальной угрозе для России возможного возвращения коммунистов к власти. Мы считали нужным и напоминать о том, что очень уж быстро уходило на задворки человеческой памяти, а именно: вовсе не реформы разорили богатейшую от природы страну, беды начались гораздо раньше, при другом устройстве жизни, повторить которое — значит снова ввергнуться в катастрофу.

Нам не дано знать, какую истинную роль сыграли наши публикации. Результат же голосования оказался поражением российской демократии — наибольшее количество мест в Думе получили коммунисты. «Известия» отреагировали серией крупных выступлений, анализирующих причины такого исхода выборов. Перечитывая их сейчас, я отдаю предпочтение оценкам Сергея Ковалева, высказанным в интервью Валерию Выжутовичу. В частности, он заявил:

— Нужно уж совсем плохо думать о нашем народе, чтобы сказать, что он разочаровался в идеалах демократии и свободы. Не в идеалах он разочаровался, а в практической деятельности тех, кто обязан был воплотить эти идеалы в повседневную практику общественной жизни. То есть в политиках и общественных деятелях так называемого демократического направления.

А говоря дальше о том, что же делать в сложившейся ситуации, Сергей Адамович сказал:

— Для нас выбора нет: всеми силами бороться с тоталитарным режимом. При этом бороться придется не только с произволом власти, но и за сознание людей. Воспитывать граждан из запуганных рабов — может быть, самая насущная сегодня задача.

Как мы тогда мыслили, была эта задача одной из самых насущных и для «Известий».

 

Новые правила редакционной жизни

Во внутренней жизни редакции 1995 год стал годом формального и фактического закрепления власти Игоря Голембиовского.

По традиции, в апреле прошло общее собрание акционеров АО «Редакция газеты “Известия”». К этому времени их состав заметно изменился, появились и крупные держатели акций — банк «Тройка-Диалог», знаменитая в те годы компания «Олби». Состоялась и эмиссия акций — изменены их количество и номинал. Если раньше всего насчитывалось 15 000 акций, то теперь их стало в 500 раз больше, то есть 7 500 000. Соответственно прежняя цена в 1000 рублей за штуку уменьшилась в пятьсот раз и составила 2 рубля. Эта арифметика никак не отразилась на интересах акционеров — что каждый имел, то за ним и осталось. Все по правилу: от перемены мест слагаемых сумма не изменяется. На этом апрельском собрании присутствовал 271 акционер — владельцы в общей сложности 6 147 198 обыкновенных именных акций.

Помимо обсуждения хозяйственных итогов предыдущего года, в повестке дня стоял и вопрос об избрании президента АО. Была предложена всего одна кандидатура, озвучил ее Лацис. Он же единственный и выступил, охарактеризовав наилучшим образом сидевшего в президиуме кандидата. Им был председатель собрания Голембиовский, соблюдавший все принятые на этот счет процедурные правила. Призывал к выдвижению других кандидатур, к обсуждению названной, то есть своей. Все выглядело немного комично, но вместе с тем вполне серьезно. Голосование было тайным. Итог: голосовали «за» 203 бюллетеня (из 271, почти 75 процентов), но на таких собраниях считаются голоса-акции, а их в 203 бюллетенях набралось 5 582 360, что составляло 90,81 процента от всех присутствующих на собрании.

Это был результат, в котором не сомневался никто, включая и тех, кто голосовал против. На следующий день Игорь подписал приказ о своем вступлении в должность президента компании. А еще через несколько дней редакция была шокирована новостью: вскоре от имени совета директоров Голембиовский заключит с собою договор о выполнении обязанностей главного редактора, и это будет означать отмену принципа выборности главного редактора — впредь он будет назначаться.

Новость пришла от Гонзальеза. На заседании редколлегии он завел разговор о том, что необходимо устранить имеющееся противоречие между Уставом «Известий» как средства массовой информации и Уставом «Известий» как акционерного общества. Если по первому главного редактора избирает редакция, то по второму все решают акционеры, совет директоров, президент.

— В условиях рынка мы должны жить по акционерным правилам, — сказал тогда Голембиовский.

По его команде дней через десять появился проект «Положения о редакционной коллегии». Он полностью перечеркивал ранее выстраданный нами редакционный Устав.

Я не мог не вспомнить, как вместе с Игорем воевали против Ефимова за права редколлегии, как первый проект устава посылали для утверждения в Кремль — Председателю Верховного Совета СССР Лукьянову, как назначенные им юристы сводили на нет все наши демократические формулировки. Вспомнился, конечно, и день 23 августа 91-го, когда находившегося тогда в Японии Голембиовского мы избирали по Временному уставу главным редактором, и потом он любил говорить, что его никто не назначал — его избрали коллеги.

Временный послужил базой для утверждения в январе 1992 года постоянного Устава. Основные его положения:

— главный редактор избирается и утверждается журналистским коллективом редакции сроком на 5 лет. Главную редакцию назначает главный редактор, в нее входят его заместители и ответственный секретарь. Члены коллегии, не входящие в состав главной редакции, избираются журналистским коллективом тайным голосованием сроком на три года простым большинством голосов. Главный редактор может наложить вето на данное решение. Журналистский коллектив в этом случае может подтвердить свое прежнее решение большинством голосов в 2/3 списочного состава, после чего решение вступает в силу. Решения редколлегии принимаются открытым голосованием простым большинством голосов. В случае разногласия между главным редактором и коллегией ее решение является обязательным для главного редактора, если оно принято большинством не менее 3/4 от числа присутствующих.

Опуская общие места, приведу новые проектные положения о редколлегии:

— главный редактор назначается президентом АО. По должности в коллегию входят заместители главного редактора и ответственный секретарь. Остальные члены коллегии назначаются главным редактором из числа заведующих ведущими редакциями и подразделениями или их заместителей. Решения коллегии принимаются простым большинством голосов. Окончательное решение вопросов остается за главным редактором, а в его отсутствие — за исполняющим его обязанности. Возможно совмещение функций президента АО и главного редактора газеты «Известия» в одном лице.

Как видно, в новом проекте ничего не оставалось из того, за что еще недавно мы все дружно выступали и чем гордились — ни выборов, ни исключительных прав журналистского коллектива, редколлегии. Однако у меня не возникло очень уж сильного сожаления об отмене большинства старых формулировок. Они в своей основе все же были из другого времени, когда журналисты старались противостоять идеологическому давлению КПСС. Я понимал, что в условиях свободы слова и рынка должны быть более прагматичные правила, упрощающие и облегчающие управление газетой, соответствующие закону о печати, который наделяет главного редактора большими полномочиями. Но при этом мне казалось, что все-таки нельзя оставлять журналистский коллектив вообще без каких-либо прав, и я взялся за написание своих предложений для редколлегии.

Готовил эту записку еще и под впечатлением только что прочитанного послания из Лондона: наш партнер — редакция «Файнэншел таймс» высказывала большое удовлетворение работой по совместному проекту «Финансовые известия», переводила в качестве премии его коллективу 47 400 долларов США и предлагала расширить это сотрудничество.

Названная мною как «Общие соображения в связи с проектом «Положения о редакционной коллегии», записка начиналась с оценки поступивших материалов из «Файнэншел таймс» о возможных путях дальнейшего развития нашего совместного издания.

Кто у нас в редакции ознакомился с этим документом, — писал я, — тот не мог не отметить, что одним из важнейших условий большого успеха «Финансовых известий» англичане считают независимость как самого этого издания, так и каждого его сотрудника. Красной нитью через весь, в общем-то, экономический документ проходит именно эта мысль: редакция газеты должна быть независимой, в том числе и от своего издателя, а в среде работающих в ней журналистов должны царить дух свободы и ощущение независимости.

Дальше я писал:

Нам приятно было обо всем этом читать, и мы должны сами все сделать для утверждения в «Известиях» на все времена этих принципов через принятие юридического документа, регламентирующего внутреннюю жизнь в редакции, организацию ее работы, управление коллективом журналистов.

Необходим такой документ, который создал бы механизм, противостоящий приходу к руководству редакцией людей, некомпетентных и не авторитетных в профессиональной журналистике (нельзя исключать на будущее ситуации, когда контрольный пакет акций перетечет в руки лиц, взгляды и амбиции которых поставят во главе редакции человека, ничего не смыслящего в журналистике и не исповедующего принципы свободы и независимости прессы). Таким документом могут быть поправки и дополнения в ныне действующий устав акционерного общества.

Далее я предложил придать ему силу единственных правил, по которым живет и работает редакция, а устав от 1992 года считать утратившим силу. На мой взгляд, в этом документе требовалось положение, согласно которому главный редактор утверждался бы советом директоров при обязательной поддержке его кандидатуры большинством голосов журналистского коллектива, полученных путем тайного голосования. По моему убеждению, этот пункт нисколько не покушался бы на законное право совета директоров утверждать главного редактора — последнее слово всегда будет за директорами, президентом АО. Но участие журналистского коллектива в подборе главного редактора крайне желательно — оно может быть серьезным барьером на пути к этой должности некомпетентного и не авторитетного в профессиональной среде человека. Этот пункт, настаивал я, важен со всех точек зрения, в том числе для закрепления независимости журналистов в психологическом плане: «мы — не быдло». Кроме того, он придаст еще и общественную легитимность главному редактору, будет способствовать его авторитету как внутри редакции, так и во внешнем мире.

Все мы (кто раньше — кто позже) со временем покинем «Известия», — писал я в заключение. — Но сегодня мы не должны оказаться временщиками, безразличными к тому, что внутри «Известий» будет завтра и всегда потом. Нам выпала судьба бороться за независимость газеты и демократический дух в редакции, многим все это стоило немало сил, в первую очередь И. Голембиовскому. И будет, мягко говоря, весьма странным, если при Голембиовском мы откажемся от того, что завоевано во главе с ним.

Мы не должны игнорировать западную практику. Во многих странах (в той же Англии — по свидетельству нашего собкора Александра Шальнева) и в тех случаях, когда издатель имеет абсолютное право назначать главного редактора и его ближайшее окружение, это никогда не делается без консультаций с журналистским коллективом (иногда — с ведущими сотрудниками), без закрытых опросов по кандидатурам руководителей газеты. Цель — не ошибиться в выборе первых лиц в газете, исключить возможные конфликтные ситуации, совместить интересы издателя и журналистов.

Думаю, что мои предложения (могут быть и другие, но в этом русле) ничего не имеют общего с базаром и хаосом в управлении редакцией, они вписываются в наступившие суровые рыночные реалии и при этом дают основания каждому известинцу испытывать еще и чувство собственного достоинства, без чего (вспомним принципы «Файнэншел таймс») невозможен успех нашего общего дела.

Поработав с юристами, обсудив на редколлегии и приняв на собрании журналистского коллектива окончательные формулировки, мы их можем вынести на очередное общее собрание акционеров в качестве поправок и дополнений к уставу АО «Редакция газеты «Известия».

29 мая 1995 г.

При составлении этой записки я не мог предполагать, что высказанные в ней соображения окажутся очень актуальными в создавшейся у нас через два года конфликтной ситуации. Лишая журналистский коллектив каких-либо прав в решении вопроса о главном редакторе, Игорь рубил сук, на котором прочно сидел: спустя два года этот коллектив не будет иметь ни малейшей юридической возможности выступить в его поддержку — против снятия с должности главного редактора.

Передавая ему свою записку, я исходил из того, что состоится дискуссия по проекту «Положения о редколлегии». Но разговора на коллегии не было. Всё за нас 8 июня решил совет директоров, утвердивший этот проект. Решил закулисно, в своем узком кругу, с явным пренебрежением к мнению редакции, без хотя бы чисто формального обсуждения, скажем, на одной из летучек. Если бы оно состоялось, вряд ли возникли бы кулуарные комментарии типа того, что Голембиовский раньше горячо выступал за выборы, желая стать главным редактором, а сейчас их отменил, чтобы не рисковать на следующий год, когда закончится пятилетний срок его пребывания в этой должности и по уставу должны объявляться новые выборы.

Итоговые формулировки «Положения о редколлегии» подготовил Анатолий Данилевич. Он и вел протокол заседания совета директоров, из которого видно, что речь там шла в основном об инвестиционных торгах по пакету акций «Известий» и результатах хозяйственно-финансовой деятельности АО за последние четыре месяца. Это, разумеется, были важные вопросы. Судя по протоколу заседания, на их фоне вопрос о редколлегии носил малозначительный характер. Что, в общем-то, реально отражало положение вещей — в последнее время роль редколлегии в жизни редакции заметно снижалась, все чаще просто игнорировалась. Вопреки записанному раньше в Уставе, а теперь и в «Положении», она переставала быть «коллективным органом организации и управления творческим процессом в редакции», становилась все более безвластной структурой при набирающей вес вертикали власти. Отказ от выборности главного редактора и членов редколлегии «не по должности» очень усиливал эту тенденцию, что наряду с другими причинами и приведет к большим бедам в газете.

Вооружившись новыми правилами, Голембиовский произвел с 1 июля замены в редколлегии. Как не соответствующий принципу «по должности» из нее выведен Гонзальез, он оставался в роли вице-президента. Выведены также ранее избранные в коллегию Лацис, Плутник, Степовой и Иллеш. Первые трое продолжили работу обозревателями разных уровней, Андрей Иллеш удалился от журналистики — стал руководителем Дирекции международных спортивных программ, образованной в нашем АО по его же инициативе. В спортивном бизнесе он задержался ненадолго — ушел на телевидение, на канал РенТВ, потом в ИТАР-ТАСС, а уже оттуда летом 97-го сначала тайно, затем явно появится в «Известиях», претендуя на пост главного редактора.

В обновившейся редколлегии остались по должности кроме главного редактора его заместители Друзенко, Боднарук, Млечин, я, заведующий корсетью Орлик. Введены руководители ведущих редакций Бергер (экономика), Дардыкин (международная жизнь) и Яков, назначенный на место Иллеша в службу новостей. Одновременно были произведены некоторые изменения в штате газеты. Образован новый отдел социальных проблем, быта и нравов. Редактором назначен Валерий Коновалов, замечательный журналист, работавший много лет спецкором сельскохозяйственного отдела, в последние годы — обозревателем социально-экономической редакции. В связи с закрытием корпункта в Риге была уволена собкор Ирина Литвинова. Корреспондент по Эстонии Леонид Левицкий переехал в Москву и остался в составе редакции. Собкором по всем странам Балтии был назначен Николай Лашкевич с местом пребывания в Вильнюсе.

На одном из первых заседаний обновленной редколлегии кто-то поднял вопрос о том, что новых людей в газете обязательно нужно знакомить с нормами и правилами внутренней жизни в «Известиях». А поскольку свода таких правил нет, их надо сформулировать, отпечатать и вручить каждому, причем не только новым сотрудникам, но и всем давно работающим. Так появился «Этический кодекс известинца». В отличие от «Морального кодекса строителя коммунизма» в нашем ничего нет от Библии, но и оригинальным его не назовешь — типовой набор принципов и стандартов демократической журналистики. Когда он еще только обсуждался, ему приписывалась особая, магическая сила, способная очистить души известинцев, сплотить их, создать в коллективе обстановку, побуждающую к новым творческим дерзаниям.

Жизнь показала, что такого оздоровительного эффекта сам по себе кодекс не дал, на качество работы он никак не повлиял. Но иметь его было не вредно, как врачам знать клятву Гиппократа.

 

Поиск умной головы

Сказав однажды: «Гонзальез не тянет. Надо искать замену», Голембиовский время от времени стал возвращаться к этой теме — в доверительных разговорах в узком кругу и в разных мягких словосочетаниях, щадящих вице-президента по экономике. Типа: «Эдик въедлив до мелочей, поэтому на главное его не хватает», «для коммерсанта он слишком законопослушен», «идеи у него нужные, а в исполнителях ошибается»…

Как-то, обсуждая вдвоем с главным редактором текущие дела, я в очередной раз высказал сожаление, что из-за большого количества рекламы на всех полосах проигрывает содержание газеты. Игорь в очередной раз ответил, что если мы хотим получать зарплатыу, выпускать газету, то без рекламы не обойтись — других денежных источников нет и не предвидится. После этих слов и длинной паузы логичным было продолжение:

— Ну где бы найти человека на место Гонзальеза? Откуда бы переманить?

Это были не вопросы ко мне, а скорее внутренний голос, но я задумался на минуту — и произнес первое пришедшее в голову имя:

— Почему бы не переманить из «Комсомольской правды» Сунгоркина? Его хвалят как бизнесмена.

— Я тоже это слышал, — ответил Игорь. — Но о нем и плохое говорят. Что во многом из-за него раскололась «Комсомолка». Что он подмял оставшихся под свой бизнес.

— И кто ему позволит так развернуться у нас! — нехорошо усмехнулся я, на что Игорь одобрительно махнул рукой:

— Да, ты прав, мы — не «Комсомолка»!.. Здесь он свою кашу не заварит. Можешь с ним встретиться, предварительно поговорить?

Я не был знаком с Сунгоркиным, не знал его имени. Спросив о нем у кого-то из наших сотрудников, работавших в «Комсомолке», услышал совет:

— Поговори с Ирой Саватеевой, она вас познакомит — как его возможная будущая жена.

Найдя деликатный подход для разговора с Ирой (она тоже из «Комсомолки» и со временем действительно станет женой Сунгоркина, но не навсегда), я попросил ее связать меня с ним. Как выяснилось, зовут его Владимир. Он позвонил, и мы встретились в «Известиях» где-то в середине февраля. Было воскресенье, никто ко мне не заходил, звонки не отвлекали, и мы спокойно проговорили часа три. Мне показалось очень интересным и поучительным многое из того, как была поставлена экономика в молодежной газете, к чему сорокалетний Сунгоркин имел самое прямое отношение.

Хабаровчанин, выпускник журфака Дальневосточного госуниверситета, он начинал карьеру собкором «Комсомольской правды» в родных краях, там же потом был и собкором «Советской России». С 1985 года — снова в «Комсомолке»: замредактора отдела рабочей молодежи, член редколлегии, зам главного редактора. Один из инициаторов создания акционерного общества в этой газете, с 1992 года — его исполнительный директор. В результате внутренней борьбы и раскола редакции Сунгоркин сосредоточивает в своих руках всю производственно-хозяйственную и финансовую деятельность АО. Благодаря выстроенной им экономической модели и специально созданной структуре «Группа “Сегодня” обеспечивается выпуск газеты, запускаются и успешно реализуются новые проекты, улучшается социальная ситуация в коллективе.

В приемлемый момент я прямо спросил своего собеседника, может ли его заинтересовать работа в «Известиях» в качестве заместителя президента АО по экономике, и если да, то на каких условиях. Он ответил:

— В «Комсомолке» я добился, в принципе, всего, что хотел, — как по самой работе, так и по ее оплате. Скромно замечу, что сегодня я миллионер в долларовом исчислении. Но масштабы «Известий» и «Комсомолки» по всем параметрам несовместимы, ваши возможности — политические и экономические, а они тесно переплетены — многократно выше, и мне было бы интересно заняться их реализацией. Что касается условий, то прежде чем о них говорить, желательно получить хотя бы общее представление об экономике «Известий».

После моей информации об этой беседе Голембиовский сказал, что надо увидеться с Сунгоркиным, и через несколько дней такая встреча состоялась в его кабинете. Мы были втроем. Игорь подтвердил, что речь может идти о должности его заместителя, но он согласен с тем, что сначала надо ознакомиться с общей хозяйственной картиной «Известий». Договорились, что Володя сформулирует вопросы и дальнейшая связь будет осуществляться через меня.

Спустя несколько дней курьер принес от него конверт на мое имя, в нем было неполных три страницы текста с большими интервалами. Позже Игорь вернет их мне вместе с другими бумагами от Сунгоркина, они автоматически легли в один из ящиков моего стола, были там надолго забыты, благодаря чему сохранились. Вот с чего начиналась эта переписка, утратившая, почти за двадцать лет, свою конфиденциальность.

Президенту АО «Редакция газеты «Известия»

г-ну Голембиовскому И. Н.

(конфиденциально — от В. Сунгоркина)

Уважаемый Игорь Несторович!

Согласно предварительной договоренности направляю Вам перечень вопросов, ответы на которые хотелось бы получить для формулирования предложения о возможном сотрудничестве.

Если какой-то вопрос на Ваш взгляд излишне «бесцеремонен» для предварительного знакомства (иначе говоря — составляет сугубую тайну АО), заранее приношу извинения, и, конечно, никаких претензий с моей стороны нет и не будет.

В свою очередь еще раз хочу Вас заверить, что полученная мной информация не будет передаваться никаким третьим лицам либо как-то использоваться во вред Вашему АО.

Наиболее удобным мне представляется такой вариант: допустим, Ваш сотрудник подготовит мне запрашиваемые материалы, я бы сел с ним (или с бумагами) на два-четыре часа в каком-либо из известинских кабинетов, после чего вернул бы все Вашему сотруднику.

Я уверен, что в любом случае польза «Известиям» от такой работы будет. Как и обещал, я подготовлю Вам по итогам знакомства с материалами аналитическую записку, основывающуюся на знаниях и опыте АО «Комсомольская правда» и «Группы “Сегодня”», успешно издающих в России и СНГ более трех десятков газет и ведущих многопрофильный рекламный бизнес. Также Вам будет внесено взаимовыгодное и, уверен, перспективное предложение о формах сотрудничества и, возможно, некие основы «экономической стратегии» для «Известий» (конечно, эскизно и не более чем для вашего внутреннего обсуждения).

С уважением, В. Сунгоркин

27.02.95

Особый интерес представляет список заданных Сунгоркиным вопросов, свидетельствующий о его профессионализме как медийного менеджера:

— Устав АО и другие (если они есть) учредительные документы,

— реестр акционеров или, если это возможно, то хотя бы примерную «процентовку» акций между крупнейшими акционерами или социальными группами по типу «журналисты», «дирекция», «Олби». Главное, что хотелось бы понять: кто хозяин АО или кто может реально стать хозяином АО. В случае знакомства с реестром можно попытаться спрогнозировать наиболее вероятный и оптимальный процесс «капитализации» и вероятные конфликты,

— имущество АО; здание (я), автотранспорт, компьютерная база, земля,

— предприятия, в которых АО участвует в качестве учредителя, степень участия,

— дочерние либо партнерские предприятия АО (в том числе в регионах),

— схема размещения различных структур АО либо арендующих помещения — в главном здании «Известий»,

— структура АО, штатные расписания подразделений,

— положение о редакции и дирекции, другие документы, определяющие характер их взаимоотношений (если таковые документы есть),

— внутренние документы, определяющие системы стимулирования журналистского коллектива, хозрасчетных структур, распространителей, производственников, рекламщиков,

— баланс АО 1993 и 1994 годов,

— бюджет АО на первое полугодие 95-го года,

— поступления в 94-м году от: рекламы, подписки, розничных продаж, по другим источникам доходов, поступления от рекламы в декабре 94-го, в январе и феврале 95-го года,

— пропагандистские и агитационные представительские материалы об «Известиях», буклеты, прайс-листы,

— правила либо порядок распределения газетной площади между рекламой и журналистскими материалами,

— система организации подписки, включая альтернативные формы и прямые договоры с территориями (если есть),

— система организации розничных продаж,

— количество печатаемых газет (и сколько из общего числа по каждой типографии — розничные продажи) в каждом пункте печатания и охватываемые пунктом печатания территории. Если возможно, цифры тиражей по каждому пункту печатания на 1.01.94, на 1.07.94 и 1.01.95,

— принятые различия в полосности по пунктам печатания, какие тематические вкладки и в какие пункты не передаются,

— любые материалы, характеризующие читательскую аудиторию «Известий» в целом и по регионам,

— схема организации номеров на текущий период и возможные изменения в пределах полугодия (если таковые планируются): полосность и тематические отличия по дням недели.

Приняв от меня эти странички, бегло их просмотрев и одобрительно кивнув, Голембиовский тут же сказал по громкой связи Гонзальезу:

— Распорядитесь, чтобы все службы: бухгалтерия, реклама, издательская группа и другие — дали полные ответы на вопросы Сунгоркина. Организуйте его встречи и сами найдите время для беседы с ним, мы с вами об этом говорили.

Я не сдержал своего изумления — когда связь отключилась, спросил Игоря:

— Ты посвятил Гонзальеза в то, что Сунгоркин может занять его место?

— Нет, конечно, — был ответ. — Я сказал ему только то, что взгляд на наши дела опытного человека со стороны может быть для нас полезным. И это правда. Посмотрим, что он нароет…

Прежде чем идти туда, где его уже ждали, Сунгоркин побывал в рекламной службе под видом заглянувшего с улицы обычного рекламодателя. И был обескуражен тем, что увидел и услышал. Когда назвал себя, понял, что расстроил своих собеседников… Примерно через неделю он вручил мне два текста для передачи адресату, оба существенно сокращаю.

Я ознакомился с общей ситуацией в экономических службах «Известий» и пришел к следующим выводам, которые хотел бы изложить тезисно и, учитывая конфиденциальный характер записки, «без дипломатии». По каждому тезису готов дать устное пояснение и обоснование, так как иначе трактат мог бы занять десятки страниц.

1. Устав АО. Странно, что в нем отсутствует понятие «редакция», ибо это может привести в перспективе к большой путанице (и возможно, приводит) в разделении обязанностей.

2. Ситуация с акциями: плохая. По сути, ваши партнеры «Тройк-Диалог» и «Олби» — потенциальные хозяева «Известий». Все зависит сейчас от их желания и умственных способностей к перекупу газеты. Я бы на их месте провел операцию: одно только здание окупит им все необходимые расходы,

— мораль: необходимо договариваться с партнерами и переводить АО в закрытый тип.

3. Имущество: в этом отношении «Известия» — самая богатая газета СНГ. Ничем подобным вашему зданию в самом дорогом участке Москвы и компьютерной базе никто не располагает. Плюс самая дорогая торговая марка газетного мира СНГ (после фактической гибели «Правды»),

— где-то из этой точки и можно плясать в сторону экономического расцвета газеты.

4. Менеджмент: Гонзальез достоин поэмы и отдельного раздела в учебной книге по рыночной экономике, — в его лице вы имеете уникального по непониманию того, за что он отвечает, и, что особенно опасно, гордящегося своими дилетантскими подходами к делу директора.

5. Организация труда: плохая. По трем главным причинам — у АО нет хозяина, нет грамотного высшего менеджера, не работают (отсутствуют) рыночные стимулы.

6. Тенденции перспективного развития: отсутствуют.

7. Что делать?

— заменить Гонзальеза на кого угодно — хуже того, что есть, быть вряд ли может. Он хороший журналист, но самой своей философией бизнеса приведет вас к краху,

— новому директору выстроить систему материальной заинтересованности служб рекламы и продаж газеты в результатах своего труда. Это несложно, это именно то, о чем вы ежедневно и правильно пишете в газете про передовых участников перестройки и ускорения. А зарплаты и уровень потребления журналистского коллектива будут привязаны к хозрасчетному уровню служб, создающих деньги,

— создать «протез» в виде дочернего предприятия (условно назовем его «Известия»-инвест»), которому и передать всю экономику и материальную заинтересованность в раскрутке газеты (чего объективно не может дать нынешний акционерный колхоз вашего АО). Подобными «протезами» обладают все, кто раскручивает бизнес в условиях отсутствия реального частного контроля и интереса от колхозного мироустройства. Примеры: РАГИ в газете «Экономика и жизнь», группа «Сегодня» в КП («Комсомольской правде»), «АВВА» и «Логоваз» в ВАЗе, бесчисленные ЮКОСЫ и «Лукойлы» в топливном комплексе, «Сельхозмашхолдинг», «Росвооружения» и т. д. и т. д. Без этого «протеза» вы недополучаете примерно 100 тысяч долларов в месяц. Здесь нужен дополнительный устный рассказ,

— только наличие «протеза» сможет решать тяжелые и сложные задачи: повышение цены за рекламу (она у вас в 3 раза ниже, чем в ежедневной КП и в 4,5 раза ниже, чем в КП-субботе — это абсурд, она должна быть не ниже, чем в КП),

— возврат денег за розничные продажи (половину вы не получаете),

— раскрутка марки — у вас на саморекламу денег нет и не предвидится,

— создание рентабельных издательских проектов, подогревающих марку «Известий»: тематических вкладок, городских выпусков газеты, журналов и приложений. «Известия», как и в целом газеты и журналы, могут и должны быть прибыльными при правильной организации дела,

— что касается инвестплана: деньги надо вкладывать в собственные системы доставки и продаж, в издательские проекты, возможно — в радиостанцию.

— прекратить авантюры со сверхдемпинговой подписной и розничной ценой на газету — это не спасет. Там есть другие рецепты.

8. Возможные условия моего прихода, если после всего вышеизложенного интерес остается:

— должность: вице-президент. При этом объясняется, что делается это, в частности, для реализации программы создания единых с КП структур в пунктах печатанья, опирающихся на уже созданную базу. Это нужно с целью сохранения мною хотя бы на год должности председателя Совета АО «Комсомольской правды». Что опять же нужно для создания единых издательских, распространительских и рекламных структур на местах,

— закрепление за нежурналистскими структурами (экономическими, инновационными, рекламными, новыми редакциями) 40 процентов площадей АО.

9. И что все это даст?

— через год зарплата по журналистскому коллективу будет от 3000 долларов в месяц (верхний эшелон), до 1500 у руководителей служб и 700 долларов у рядовых корреспондентов,

— через два года зарплаты возрастут вдвое,

— тираж газеты будет стабилизирован на уровне примерно в 1 миллион экземпляров.

10. В качестве гарантий прилагаются материалы, иллюстрирующие достижения без кавычек АО «Комсомольская правда», которое четыре, да и два года назад уступало «Известиям» по всем экономическим позициям».

Второй текст короче, но также плотно информационен:

О возможном направлении инвестиционного плана для АО «Известия».

1. Компьютерное оборудование для допечатного подготовительного цикла (включая линотроники) цветных газет и журналов — ориентировочно до 500 тысяч долларов США. (В дополнение и развитие имеющейся компьютерной базы.) Благодаря этому оборудованию можно наладить издание специальных журнальных и цветных газетных приложений к «Известиям»: для потребителей, для телезрителей, туристические журналы, для женщин, городские еженедельные приложения для Москвы, Санкт-Петербурга. Подобные приложения будут хозрасчетными за счет привлекаемой рекламы — они же увеличат привлекательность газеты «Известия». Окупаемость инвестиций: два года.

2. Транспорт (грузовые автомобили), плюс компьютерное оборудование и специальное оборудование для создания собственной службы доставки «Известий» до областных центров, примыкающих к Москве, и собственного экспедирования московской части тиража, плюс киоски для Москвы. До одного миллиона долларов. Окупаемость — два года.

3. Приобретение и установка собственной печатной машины, позволяющей делать как цветную, так и черно-белую газету для московского пункта печатанья. Предложений сейчас хватает и из Европы, и из Америки. Примерно один миллион долларов. Окупаемость — два года.

Таким образом, мы могли бы разбить монополию издательства «Пресса» и почтовых ведомств, стать независимыми от их бюрократического неумения и головотяпства. Опыт КП показывает, что загрузка всего оборудования будет стопроцентная, а экономическая эффективность превысит все цифры, с которыми сейчас приходится оперировать «Известиям».

То есть речь идет о создании нормальной рыночной модели экономики.

Через два-три дня после того, как я вручил Голембиовскому эти записки, узнаю, что после прочтения он передал их… до сих пор удивляюсь этому — передал Гонзальезу. Я не стал спрашивать, зачем он это сделал, поинтересовался более существенным: какое впечатление от Сунгоркина, роман с ним состоится?

— Он меня не убедил, — ответил Игорь.

Далеко не всем нравится, что вот уже более чем два десятилетия делал и делает Владимир Сунгоркин с «Комсомолкой» в качестве ее главного руководителя. Но в чем он всегда был очень убедительным и продолжает им быть, так это в том, что касается газетной экономики. Инициировал и реализовал совершенно новые на российском и всем постсоветском рынке проекты в области СМИ, благодаря чему признан одним из успешных и влиятельных издателей и медиаменеджеров. Я не стал бы отрицать и его провидческий дар, ведь это он, Сунгоркин, еще в 1995 году предсказал (в цитируемых здесь записках Голембиовскому), что если Гонзальез не будет заменен, то «самой своей философией бизнеса приведет вас к краху», что с «Известиями» всего лишь через два года и случилось.

У меня нет объяснений, почему Игорь не пошел на сотрудничество с Сунгоркиным. «Он меня не убедил» — это всего лишь отговорка. На самом деле, Игорь видел, что в этих записках немало верных выводов и предложений, недаром он потом сам будет часто говорить о них, в частности о необходимости собственной печатной машины, систем доставки и продаж, о новых изданиях и т. д. Не зная точных причин по несостоявшемуся союзу с руководителем «Комсомолки», я все же склонен к одной версии на этот счет. Игоря могла отпугнуть психологическая перспектива работы с этим хватким, деловитым молодым человеком, судя даже по стилистике его записок довольно жестким, категоричным. Тем более что за ним тянулся шлейф конфликтности, стремления к лидерству. Тогда как с Гонзальезом было все привычно, ясно и комфортно, от него исходили (больше по отношению к Игорю, не ко всем) корректность, покладистость.

Но холодно пропустив мимо себя личность Сунгоркина, Игорь все-таки был настроен на поиск каких-то перемен в управлении известинской экономикой. Поэтому и откликнулся на предложение встретиться, полученное от одного из главных российских олигархов — Владимира Гусинского, владельца бизнес-группы «Мост», телеканала НТВ, газеты «Сегодня», ряда других СМИ.

В 90–91-м годах в «Известиях» много раз бывал известный экономист и политик, один из авторов знаменитой реформаторской программы «500 дней» Г. А. Явлинский, а его обычно сопровождал помощник Сергей Зверев, занимавшийся и пиаром Григория Алексеевича. Молодой, общительный, он перезнакомился со многими известинцами, появлялся в редакции и без своего шефа. Заглядывал и ко мне, чаще с просьбой позвонить с моей кремлевской «вертушки» — от работы меня не отвлекал, говорил недолго, в основном слышались короткие «да», «нет», «хорошо», «буду». В то время Зверев набирался связей и делового опыта, которые помогут ему в дальнейшей карьере — он будет занимать солидные посты в больших бизнес-структурах и высоких инстанциях власти. Найдется ему место и в Кремле — станет заместителем руководителя администрации президента Ельцина. Впоследствии вернется к пиару, но уже как создатель и владелец одной из крупнейших в России компаний в этой области, выполняющей заказы российских и зарубежных фирм, министерств, ведомств.

От Явлинского в 1992 году Зверев ушел в группу «Мост», где принял участие в создании телеканала НТВ. Говорят, что он сыграл здесь важную стартовую роль, познакомив Гусинского с будущими главными руководителями НТВ Евгением Киселевым и Олегом Добродеевым. Похоже, что именно у Зверева и возникла идея слить группу «Мост» с газетой «Известия», которая заинтересовала Гусинского. По его поручению Зверев через меня связался с Голембиовским, сказал в общих словах о предмете возможного разговора и предложил встретиться за ужином в ресторане «Сергей» в здании Художественного театра в Камергерском переулке. Игорь согласился без уговоров, на его усмотрение приглашались еще несколько человек из руководства газетой. Он назвал Друзенко, Боднарука, Гонзальеза, меня и Бергера. Персонально Бергера называл и «Мост», там знали нашего редактора экономического отдела, члена редколлегии.

С приглашающей стороны были только Гусинский и Зверев, с нашей — все названные во главе с Голембиовским. Затянувшийся аперитив сменился шутливыми тостами с обменом любезностями, и лишь после этого разговор принял деловой характер. Говорили в основном руководители «делегаций», при этом каждый излучал уверенность в себе, начинал с того, что дела его конторы идут успешно, перспективы хорошие, но если откроются новые благоприятные условия, то грех будет ими не воспользоваться. Как инициатор встречи Гусинский очертил возможное объединение интересов, которое, по его убеждению, способно было принести большую взаимную экономическую пользу и сильное политическое влияние, что он находил особенно важным. Имелось в виду образование управляющей финансами компании, в которую «Мост» вошел бы деньгами, «Известия» — крупным пакетом акций, долевым участием руководства газеты, то есть присутствующих физических лиц. Несколько раз подчеркивалось, что ни эта, ни любая другая возможная форма сотрудничества не допускала бы вмешательства в газетную политику, «Известия» были бы независимым изданием. Если какие-то конкретные цифры и назывались, они давно выветрились из головы, но что отчетливо помню, так это реплику Голембиовского:

— Если в новую структуру войдем только мы, группа начальников, редакция этого не поймет и не простит.

Гусинский отвечал в том духе, что никто из редакции ущемлен не будет, ну а бизнес чувства стадности не приемлет. Но подробно ни эта, ни какая-то другая из затронутых тем не обсуждались. С обеих сторон звучали многие слова из переговорной лексики типа «права», «обязательства», «условия», «стимулы», «гарантии», весь вечер проходил в дружественной атмосфере, однако к его исходу идея сотрудничества как была, так и осталась в зародыше — договорились лишь о том, что есть о чем подумать. Через несколько дней я услышал от Игоря за обедом, что с «Мостом» сближаться не будем из-за опасности потерять независимость. Было видно, что вопрос обсужден с Гонзальезом. Он сидел здесь же, в буфете, и от себя добавил:

— Нам даже такие богатые и головастые наставники, как Гусинский, не нужны. Будем и дальше сами идти своим путем.

А путь этот становился все труднее, проблематичнее, о чем свидетельствуют протоколы заседаний совета директоров. Так, при подведении в начале июня итогов за первые четыре месяца 1995 года выяснилось, что в апреле — впервые за время своего существования — АО сработало с убытком. Он был относительно небольшой, 173 миллиона рублей, но обозначилась тенденция.

— Можно без сомнений предположить, что май будет тоже убыточным, июнь тоже обещает убытки, — заявил Гонзальез, объясняя их возросшими расходами на бумагу, распространение газеты и снижением объемов рекламы.

На сентябрьском совете директоров, Гонзальез:

Мы уже проели все подписные деньги на второе полугодие. Мы переживаем рекламный кризис. Исчезли фирмы — пирамиды типа «МММ» и «Хопра», банки не так интенсивно, как раньше, зазывают клиентуру. Не думаю, что когда-либо мы снова будем иметь то же количество рекламы, что было прежде. Многие рекламодатели к нам уже не вернутся, например, коммерческие банки. Такая тревожная ситуация заставила правление АО рассмотреть вопрос об объеме газеты «Известия». С восьмиполосного модуля мы переходим на шестиполосный. Жизнь преподнесла нам очередную неожиданность. Мы раскручиваем «Неделю» через подписчиков «Известий». Но забыли, что это издание для совершенно разных аудиторий: «Известия» — для пожилых, «Неделя» — для молодых. Что касается плана расходов и доходов на второе полугодие, нам потребуется 63 миллиарда 261 миллион рублей. Доходы составят 50 миллиардов. Где взять еще 13 миллиардов, я не знаю…

Член совета директоров Рубен Варданян. Но раз называется цифра дефицита в 13 миллиардов, мы обязаны принимать меры — искать кредиты, планировать иные мероприятия по его устранению.

Гонзальез. Дело, видимо, в завышенных цифрах прогнозируемых расходов, и относиться к ним надо соответственно. Думаю, следует подготовить оптимальный план расходов.

В протоколах зафиксировано множество таких странных признаний из уст вице-президента по экономике: «завышенные цифры», «очередная неожиданность», «забыли», «не знаю». Но с какого-то времени я уже ничего не слышал от Игоря о целесообразности замены Гонзальеза на главном коммерческом посту.

 

Кто-то должен быть стратегом

Вспоминаются два летних эпизода 95-го года, участниками которых были Голембиовский, Друзенко и я.

Войдя с каким-то вопросом по текущему номеру газеты в кабинет главного редактора, я своим появлением прервал разговор двух своих начальников. По серьезному выражению их лиц было видно, что разговор шел непростой. У нас существовало правило: вопросы по номеру рассматриваются в этом кабинете немедленно. Так было и в этот раз, а когда я уже собрался уходить, Игорь сказал:

— Немного задержись… Мы обсуждаем с Толей его идею новой совместной командировки с Резником и Капелюшным в один из регионов — он пока не выбран. Недели на три. Что скажешь?

У «Известий» был давний и неплохой опыт групповых поездок сотрудников редакции и собкоров по разным районам страны, результатом которых становились циклы проблемных материалов по заранее намеченным актуальным темам. Эта троица — Друзенко, Резник, Капелюшный — уже работала вместе в зоне Байкало-Амурской магистрали, в западной, центральной и восточной частях Украины, еще где-то. Сильные профессионалы, они пребывали в таких поездках еще и наверху блаженства от дружеского общения друг с другом. А едва заканчивалась их очередная многодневная командировка, как они уже начинали подумывать о возможной следующей. Я это знал, хорошо их понимал, нисколько не сомневался, что газета получит достойные материалы из любых мест, куда бы ни отправилась столь умелая команда. Но у меня были и свои эгоистические должностные интересы. И я ответил:

— По-моему, сейчас не лучшее время для такой поездки. В портфеле нет крепких материалов, на которых бы держались номера. Их надо задумывать, организовывать, заказывать. Нет, Толя, ты больше сейчас нужен в редакции.

— Вот и я это говорю! — твердо и как-то обрадовано сказал Игорь.

Нам оставалось работать с ним еще два года. За это время раз пять без каких-либо прямых и даже косвенных поводов Игорь повторял мне одну и ту же фразу:

— Ты знаешь, я тебе очень благодарен, что ты поддержал меня в том случае с Друзенко…

Для меня так и осталось тайной, почему именно эта, самая что ни на есть обычная в редакционных буднях, проходная моя реплика врезалась в его память и имела для него какое-то особое значение. Видимо, что-то не совсем рядовое значил прерванный мною их разговор. Вполне может быть, что его продолжением и явился второй, спустя пару недель, эпизод с участием нас троих.

— Можешь зайти? — позвонил Игорь.

Он был внутренне напряжен. Заговорил не сразу:

— Недавно от меня ушел Друзенко. У нас с ним состоялась тяжелая беседа, все не буду пересказывать. Главное: он подает в отставку. Хочу предложить тебе его место — первого зама.

Хотя все это прозвучало совсем неожиданно, я ни минуты не размышлял над ответом. Он был подготовлен всем моим уже очень долгим опытом близкой к Игорю работы. Быть ближе к нему, чем сейчас, мне не хотелось. Если моя нынешняя должность имела традиционный, четко обозначенный круг прав и обязанностей, то у первого зама главного такого определенного, явно индивидуального объема работы и полномочий не было. Второй пост в редакции считался чем-то вроде дублера первого, но не могла быть завидной роль дублера у такого амбициозного и самодостаточного, самонадеянного редактора, как Голембиовский. Я видел это на примере Друзенко. Одаренный журналист, классный газетный организатор, он не чувствовал себя полным хозяином своего высокого должностного положения.

Оставаясь едиными в основном, бескомпромиссном — в выборе политического курса «Известий», главный и его первый зам нередко расходились во многом другом, касающемся тематики, содержания, стиля материалов, способов их подачи на газетных полосах. Было время, когда обмен мнениями, творческие споры на высшем редакционном уровне казались делом не только естественным, но и необходимым, а их участники получали при этом взаимное удовлетворение. Однако с годами этого удовлетворения становилось все меньше. Внешне все выглядело по-прежнему: Голембиовский и Друзенко давние, еще с футбольной молодости, друзья, они уважительно относятся друг к другу, могут вместе и охотно посидеть за рюмкой. Но их руководящий тандем как таковой не составлял твердого единого целого. И не мог им быть, потому что первый в этом тандеме цепко держал в руках всю редакторско-управленческую власть и делиться ею со своим дублером не очень желал. Ни в стратегии газеты, ни в ее каждодневном содержании. Когда номер или многие номера газеты делались в отсутствие Игоря, он по возвращении в редакцию приглашал к себе Толю, иногда и меня, и, листая полосы, комментировал их: что-то ему нравилось, что-то — нет. Нормальная практика в работе главного редактора, так, наверное, происходит во многих газетах. Но с некоторых пор в этих комментариях стали преобладать замечания в том роде, что если бы он был в редакции, то такой-то материал, такой-то заголовок не вышли бы в газете и тому подобное. Прежде не свойственная Голембиовскому, эта новая его поза очень давила на самолюбие Друзенко, давала ему ясно понять, кто есть кто. Сильное неприятие у Друзенко вызывала склонность Игоря приближать к себе отдельных сотрудников, наделять их своей особой любовью, нередко преувеличивая их заслуги, закрывая глаза как на профессиональные, так и на чисто человеческие слабости.

Что касается наших с Игорем служебных отношений, то время показывало, что мы неплохо срабатывались. Он предоставлял мне большую свободу действий в рамках моей должности ответсекретаря, я же всегда считался с его руководящей ролью, так что у нас не было никаких проблем во взаимодействии. А услышав предложение занять место Друзенко, я в первую очередь увидел в нем угрозу своему вполне комфортному существованию: нечеткое разделение полномочий между главным редактором и первым замом было чревато психологическим напряжением, чего никак не хотелось. Имелась еще одна очень веская причина, почему меня не обрадовала перспектива сесть в кресло и получать более высокую зарплату второго человека в редакции.

Исповедуя принципы единства управленческой команды, я должен был бы как дублер главного редактора оказывать ему полную поддержку в проводимой им политике во внутренней жизни редакции. Но я не мог на это пойти в двух принципиальных для меня вопросах. Один из них — по моему (и не только моему) глубокому убеждению, Игорь допускал большую ошибку, одобряя начатое Гонзальезом еще с год назад раскалывание коллектива на тех, кто добывает деньги для АО и кто их проедает. Первые — это люди из рекламной службы, вторые — журналисты.

Противопоставление одних работников другим находит отражение и в протоколах совета директоров. Все тот же Гонзальез: «Пока реклама — единственная возможность получать деньги. Двадцать работников рекламного отдела дали 800 миллионов рублей прибыли, а творческие работники деньги только расходуют…»; «…благодаря титаническим усилиям рекламного отдела…»; «…творческие редакции работают плохо, не думают о том, что их заметки снижают привлекательность товара для рекламодателей, которые уходят к рекламным газетам тиражом в 2–3 миллиона экземпляров». На одном из заседаний эти заявления не принимает Друзенко:

— Почему такое разделение на прибыльные и неприбыльные подразделения газеты? Оно неправомерно.

Толю поддерживает директор по производству Станислав Лазарев:

— Не надо упрощать проблему и сравнивать «Известия» с рекламными газетами. Во всем мире реклама уходит на телевидение и в специализированные рекламные издания. Нам надо искать другие источники дохода.

Снова Друзенко:

— Не надо постоянно твердить, что плохо работают журналисты, поэтому и нет рекламы… Надо думать о развитии коммерческих направлений.

Противоречивые оценки давал Голембиовский. На одних заседаниях он высказывал удовлетворенность работой журналистов: «По опросам и коллег, и читателей, мы на сегодня — лучшая газета»; «Локомотивом АО, безусловно, остается газета “Известия”: ее марка, престиж, достаточно высокий авторитет как массовой политической газеты». Другими речами, и все чаще, становился на сторону Гонзальеза: «качество газеты не пользуется массовым спросом»; «повысить качество газеты можно лишь располагая квалифицированными журналистами, которых предстоит найти…».

Как-то Игорь собрал редколлегию для обсуждения очередных задач, а на роль докладчика позвал Гонзальеза, который удивил всех тем, что стал читать заранее заготовленный текст. Этого за ним никогда не водилось, он умел хорошо говорить, держать внимание и переполненного Круглого зала. Здесь же сидели десять человек, предрасположенные к обычному в кабинете главного редактора живому разговору, не имевшие перед собой никакой справочной информации. Докладчик же обрушил на нас не только горы цифр, но и тщательно сформулированные комментарии и выводы. Их направленность и смысл были понятны с первых минут: он и его службы — настоящие работники, журналисты — плохо организованная масса иждивенцев. Разгорелись страсти, вышедшие далеко за рамки падающего бюджета, и я не мог быть их пассивным наблюдателем. Собственно, я и был первым, кто взорвался от возмущения услышанным… Так что, если бы я принял предложение стать первым замом, это обязательно привело бы меня к постоянным столкновениям с Гонзальезом и к неизбежному поэтому осложнению отношений с Игорем. Что никак не могло способствовать делу.

И еще один важный момент. Неся на себе груз президентской ответственности за экономику, Игорь стал постепенно приходить к малоприятному для большинства журналистов выводу, что тираж газеты надо поднимать не традиционными для «Известий» материалами. Более легкими, развлекательными, ерническими, желательно скандальными, то есть массовыми — и они пошли! Это и был второй вопрос, по которому я не смог бы по своим журналистским взглядам оказывать активную поддержку главному редактору в качестве его дублера. Вести же свою игру, находясь в составе одной команды, было не в моем характере.

В общем, сразу перебрав в уме все непривлекательные особенности сделанного мне лестного предложения, я произнес:

— Спасибо, Игорь, но это не для меня.

Не дав Игорю ничего сказать в ответ, я энергично начал говорить то, что тут же пришло мне в голову и во что я при этом искренне верил:

— Считаю, что отставка Друзенко — крупная ошибка, его и твоя. Из всех, кто сегодня числится в «Известиях», он наилучшим образом подходит для такой ответственной должности, и ты это хорошо знаешь. Успокойтесь оба, поговорите нормально и откровенно, и вы найдете больше оснований для продолжения совместной работы, чем для расставания. Давай я выступлю в качестве посредника и попытаюсь уговорить Толю сделать шаг назад…

Не сразу, а в конце примерно десятиминутного нашего разговора на другие темы Игорь вернулся к моему предложению о посредничестве, сказал:

— Ну что ж, попробуй.

Я заглянул в соседний кабинет — Друзенко на месте не оказалось. Нашел его в кофейне на втором этаже, уединились в дальнем углу. Не знаю, как и сколько времени он и Игорь толковали потом между собой, но инцидент был исчерпан. Думаю, что я был дважды прав. И тем, что не кинулся на престижную в глазах многих, но только не моих, большую должность. И тем, что предотвратил разрыв тандема — при всех трениях внутри него он был полезнее для «Известий», чем любой другой.

Рассказанная история показывает, с какой стремительностью могли приниматься у нас важные решения. Все происходило в течение двух-трех часов: тяжелый разговор с Друзенко, предложение мне, согласие вернуть Друзенко. Такой высокоскоростной руководящий стиль бывал эффективным при работе непосредственно на газету: срочно заказать, срочно написать, немедленно в номер… И он же давал обратный результат, когда требовался холодный и расчетливый анализ. К сожалению, таких случаев бывало немало, о некоторых речь уже шла.

Конечно, на скорость решений Игоря часто влияла его большая занятость. Имя газеты гремело (но благодаря не рекламе!), и на него как главного редактора был повышенный спрос — его всюду приглашали: на приемы, банкеты, премьеры, презентации, конгрессы, съезды, конференции. На встречу с ним напрашивались высокие государственные чиновники, депутаты, иностранные послы. Посещение «Известий» вписывалось в программы многих визитов в Москву глав других государств, правительств, лидеров партий, не говоря уже о коллегах — главных редакторах, обозревателях, специальных корреспондентах крупнейших мировых СМИ. Редко на какой неделе было не встретить в его приемной собкоров аккредитованных в Москве зарубежных газет и агентств, журналистов из российских регионов. Как говорил об Игоре в книге «С журналистикой покончено. Забудьте» Друзенко, «он стал символом СМИ в демократическую эру. По любому поводу к нему приезжали за откликом телевизионщики. Иногда это раздражало: зайдешь к нему по делу, а ему не до тебя».

Уставая порой от такого большого внимания, Игорь не хотел бы от него закрываться. Оно нужно было газете, работало на ее известность и авторитет, но оно же и радостно кружило ему голову. Зайдя как-то вечером ко мне после одного из приемов в Кремле, он рассказал о собиравшейся там именитой публике и без малейших сомнений и присущей ему самоиронии вдруг заключил:

— Раньше интерес ко мне я объяснял занимаемой должностью. Теперь вижу, что он направлен ко мне как к личности.

Разговор был не начальника с подчиненным, мы давние товарищи. Я сказал:

— Не заблуждайся. Уйдешь из «Известий», и все вокруг тебя изменится.

Так оно и произошло…

Как все люди, он не был полностью свободным от лести, но в больших дозах ее не принимал, обычно реагировал какой-нибудь остротой, а мог и довольно резко, грубо. Особым случаем лести Игорю отмечен один из протоколов совета директоров, по которому видно, какой разносной критике подвергал Гонзальез журналистскую часть коллектива «Известий». Примечательно, что эта критика нисколько, никаким штрихом не распространялась на человека, определявшего своей должностью всю стратегию и тактику газеты, ее облик и каждодневное содержание, расстановку кадров и их отдачу. А этот человек понятно кто — главный редактор. Но и о нем все же вспомнил вице-президент по экономике, вспомнил очень оригинально и принципиально:

— Я не говорю здесь о главном редакторе, без него вообще не может состояться газета, но не может же он работать за четверых!

Интересно было все это прочитать спустя восемнадцать лет после того, как оно было сказано. Вне совета директоров, на летучках или планерках Гонзальез так смело вопрос не заострял и до такой жалкой лести не унижался. Присутствовавший на заседании Голембиовский на эти слова в его адрес никак не отреагировал. Может, что-то и сказал, но в протоколе ничего нет. В отличие от Гонзальеза, некоторые члены совета директоров — Данилевич, Варданян — иногда высказывали в адрес Игоря легкие замечания, связанные с ухудшающейся финансовой ситуацией. Их смысл чаще был в том, что он распыляет свои силы при руководстве редакцией и АО. В декабре стало известно об очередных плохих итогах подписки — на следующий, 1996 год. Новый тираж в 630 тысяч экземпляров хотя и превысил июльский на 28 тысяч, все же оказался на 180 тысяч экземпляров меньше, чем он был в январе 95-го года. В Москве с ее более чем 10-миллионным населением удалось набрать всего 95 тысяч подписчиков — еще на 25 тысяч меньше, чем в июле.

Согласно протоколу, на декабрьском совете директоров будущий долларовый миллиардер Рубен Варданян, умевший смотреть в корень проблем, в том числе управленческих, заявил:

— Рано или поздно перед нами встанет вопрос о правомерности сочетания в одном лице должности президента АО и главного редактора. Первый должен быть стратегом.

На предновогодней редколлегии Игорь сообщил о своем стратегическом намерении внести в 1996 году изменения в структуру штатного расписания редакции, расстановку кадров, в организацию выпуска газеты.