Пропавшие без вести — 1

Захаров Андрей Николаевич

"Наследники ушедших богов"

Книга первая "Пропавшие без вести"

Это первая проба пера. Так что, дорогой читатель, прояви снисходительность к новоиспеченному писателю. Автор не отвечает за действительность изложенного здесь и просит извинить его за случайные совпадения или не совпадения, ведь это же фантастика, выдумка…

Глава 1

Услышав звук открываемой входной двери, Макс оторвался от монитора компьютера:

— Батя, это ты?

— Да, Макс, я. Лариса не заходила?

— Даже не звонила. Она тебя беспокоит только тогда, когда ей нужно "для здоровья" или деньги.

— Ну, ты не прав, брат. Может быть, у нее ко мне настоящее чувство и она действительно хочет выйти за меня замуж.

— Может быть… "Жираф большой, ему видней"…

— Макс, не хами…

— Слушаюсь, товарищ подполковник. Бать, ты есть будешь?

— Пока нет. Сейчас Олег Уваров подъедет, тогда вместе и перекусим.

— А он что, приехал в Киев? Опять отмечать "встречу на Эльбе" будете?

— На счет "отмечать" сейчас, это вряд ли. Позвонил час назад, сказал, что в Киев по делам фирмы приехал, но в связи с классной погодой, в "хате" встречу отмечать не желает, так что поедем на природу, на рыбалку. Тебе время — полчаса на сборы. Время пошло!

— Бать, да ты че? Я не могу!

— А чем ты занимаешься? Опять "стрелялки" по компу гоняешь?

— Да нет. Информацию к курсовой готовлю. Ты ведь знаешь, я будущий архитектор, вот собираю инфу по сейсмостойкости.

— Так. Ничего не знаю. Сейчас август месяц. У тебя до учебы еще времени, вагон и маленькая тележка. Успеешь. А нам с Уваром нужен трезвый водитель. Да и у бабушки Оли давно не был. На природе побываешь, воздухом подышишь, а то засел тут в "засаде" у компа, забыл наверное, как живая рыба на тебя смотрит и хвостом дразнится. Так что, бросай все! Ноги в руки и вперед! Форма одежды номер "раз" — трусы и противогаз!

Макс нехотя выключил компьютер и поднялся из-за стола. С участью "дежурного водителя" ему уже приходилось сталкиваться в прошлом году, когда он летом приезжал из Мадрида на каникулы к отцу в Киев. Тогда тоже приезжал друг отца по Афгану, но не Увар — Уваров Олег Васильевич из Харькова, а дядя Толя Большаков из Запорожья — "ББ — Большой Батя", бывший командир батальона отца по Афгану (кстати, по своим габаритам он полностью соответствовал своей фамилии и прозвищу, не человек, а "шкаф" с большой буквы). Тогда отец возил его на озеро в Чернобыльскую закрытую зону порыбачить и соответственно, "отметить" встречу. Вернее возил их Макс, а отцы-командиры — "отмечали встречу". Сколько тогда они вдвоем выпили, Макс не помнил, со счета сбился. Ошибочка вышла, не вдвоем, а втроем. Отец тогда пригласил и своего соседа по площадке — дядю Яниса. Каких только рассказов о Союзе, об афганской войне и "этих чертовых бабах, которых мы все равно любим" он не услышал… Даже всех и не запомнил…

Ну что ж, приказ командира — закон для подчиненного. Как сказал батя — ноги в руки и вперед!

Вообще-то, Макс — Максим Николаевич Антоненко, образца 1990 года (как любил говорить батя), своего отца очень любил и дружил с ним, по-настоящему, по-мужски, без соплей. Отношения между ними сложились простые, как говорил отец, "солдатские" — честные и открытые. Поэтому Макс и называл его не "папа", а "батя", как его в свое время "за глаза" называли подчиненные. Говорили друг другу про все всегда прямо, без "иезуитской изворотливости". Этому способствовало, наверное и то, что встречались и жили вместе они только пару месяцев в году, когда Макс приезжал в Украину из Испании на каникулы. Так сложилась жизнь.

Его отец, Антоненко Николай Тимофеевич — возраст 46 лет на момент повествования, бывший подполковник Вооруженных Сил Украины, бывший командир аэромобильного батальона, в период 1986 — 1988 служил в Афганистане командиром разведвзвода парашютно-десантного полка, в настоящий момент был уже военным пенсионером, а в свободное от пенсии время работал директором одного из магазинов сети магазинов "Охота и рыбалка" города Киева. На эту работу отца, после выхода на пенсию, пристроил брат матери Максима, дядя Валя, который в свою очередь был в хороших отношениях с хозяином сети этих магазинов.

Сказать, чтобы отец "сильно трудился на ниве продажи товаров", значить ничего не сказать. Отец приезжал в магазин каждый рабочий день, хотя в этом и не было особой нужды, всю работу по магазину выполнял его заместитель и продавцы. Но Антоненко-старший во всем любил порядок. Каждое утро, он проверял чистоту в магазине, приход-расход товара за прошедший день, подписывал необходимые документы. Но больше всего Николай Тимофеевич любил оружие. Он лично разбирал и собирал по несколько раз каждое изделие перед его продажей, "дабы жалоб не было, а то мне стыдно будет". Еще он очень любил охоту и рыбалку, отдавая им все свое свободное время. Служба в армии на всю жизнь оставляет свой след в характере человека, даже если он и вышел на пенсию. Тяга к оружию, к дисциплине, к порядку, не покидает военного человека и на гражданке. Даже свою работу директором магазина Николай Тимофеевич называл "службой".

После второго ранения и госпиталя, в Афганистан, тогда еще старший лейтенант Антоненко Н.Т., не вернулся, а попал служить в Краснознаменный Киевский военный округ. Находясь в отпуске, решил поехать в славный город-герой Киев, людей посмотреть, да себя показать. В одном из киевских кафе случайно познакомился с красивой девушкой по имени Маша — Ковальчук Марией Петровной. Маша была студенткой одного из киевских вузов, училась на преподавателя испанского языка. Молодой, высокий, светловолосый и голубоглазый офицер мог в те времена свести с ума любую девушку просто одним своим взглядом, учитывая то, что в те времена военных все еще уважали и они считались завидными женихами. И тут завертелось, понесло… Любовь с первого взгляда и так далее, нет слов. Учитывая то, что за почти два года службы в Афганистане он толком то и не видел славянских девушек… Жениться, только жениться… И только на ней, а там разберемся… Свадьбу играли на родине Маши, в г. Иванков Киевской области. Родители невесты замечательные люди: отец — Ковальчук Петр Ефимович, был директором школы, а мама — Ольга Ивановна, учителем русского языка и литературы. Кроме Маши, у них был еще старший сын Валентин, который работал в Киеве в сфере торговли. Откровенно отец Маши не очень был рад их браку, но на нем настояла сама Маша и Петр Ефимович смирился, так как очень любил свою младшенькую, тем более, что на момент свадьбы она была уже "в положении".

После свадьбы молодожены поехали жить по месту службы Николая. Жили в офицерском общежитии, как говориться "в минимальных условиях, приближенных к казарменным". Перед рождением Максима, Маша поехала к родителям в Иванков, где и родила своего первенца. К месту службы Николая она уже не вернулась, осталась жить у родителей. Хотя по-прежнему они любили друг друга. Николай старался как минимум два раза в месяц приезжать к жене и сыну в Иванков, благо служил не так далеко.

После 1991 года и развала СССР все изменилось. Николаю предлагали перевестись в Россию, так как большинство офицеров их части были родом оттуда, но он отказался. Семья была на Украине, сын маленький и неизвестно как он перенесет переезд, да и родом сам Коля был из Днепропетровска. Вот только родственников у него никого не было, кроме семьи жены. Родители его погибли в автомобильной катастрофе, когда он еще учился в Рязанском училище, а Коля был у них единственным сыном.

Когда образовалась независимая Украина, у Николая Антоненко также произошли изменения и по службе. Благодаря связям брата Маши Валентина, который вдруг резко "пошел в гору", Николая перевели служить поближе к Киеву, а в 1994 году они получили двухкомнатную квартиру на окраине столицы, что в те времена для военных его уровня считалось — верх удачи. К тому времени Маша уже закончила учебу и устроилась работать на совместное предприятие с иностранным инвестором, на какой должности она там была, Коля особо не вникал, но зато каждый месяц жена приносила зарплату в два, а то и в три раза больше, чем его офицерское жалованье. Так они жили без особенных изменений до 2004 года. Антоненко Н.Т. продвигался по службе, был назначен на должность командира аэромобильного отдельного батальона, получил звание "подполковник". Уже были подготовлены документы на перевод в Министерство обороны Украины и на присвоение очередного звания, как вдруг грянула "оранжевая революция", которая круто изменила все. За то, что подполковник Антоненко Н.Т. держал свой отдельный батальон "в полной боевой готовности" и поддерживал "не того" кандидата в Президенты Украины, ему было "рекомендовано" выйти на пенсию, благо выслуга лет позволяла. Это был "удар судьбы". Нормальный здоровый мужик, как говорил Карлсон из мультика "Малыш и Карлсон" — "мужчина в полном расцвете сил" и вдруг — не у дел. Николай запил "горькую". Причём пил все подряд, где попало и с кем попало. Доходило до того, что он не помнил, что было вчера и как он оказался сегодня в этом месте. Даже пару раз забирали в милицию, но легко отделался благодаря прошлым заслугам. В милиции еще уважали военных, а тем более "афганцев", как никак был дважды награжден орденом "Красной звезды", которые постоянно носил уже на гражданском пиджаке, да и соответствующие документы также были при себе.

Мария сначала это все терпела, затем все переходило в скандалы, в результате которых они не разговаривали неделями. Дошло до того, что стали спать в разных комнатах, а сына отправили к бабушке. В апреле 2005 года Маша официально заявила, что уходит от него, так как полюбила другого мужчину и "пьяница ей больше не нужен". И тут только Николай понял, что он сам себя угробил, всю свою жизнь поломал своими же руками, своей разгульной пьянкой. Потеря службы — это еще полбеды. Да, жалко, всю жизнь отдал армии, как раньше говорили "не щадя живота своего", но настали другие времена и у него есть "на кусок хлеба" — пенсия, хоть небольшая, но на жизнь хватит. А вот семью он может потерять окончательно, тем более любимую женщину и единственного сына. Не может, а уже потерял.

Не пристало боевому офицеру унижаться, но перед любимой женщиной можно. Она все поймет и простит, если любит. Но она, как сама сказала, уже "полюбила другого". Правда это или нет? Маша об этом не сказала. Она всегда была сильной женщиной. Все свои эмоции держала при себе. Пошла вся в отца. По лицу Петра Ефимовича, его словам и действиям, также невозможно было определить его мысли и чувства. Суров был мужик, но справедлив. За что и уважал его зять Николай. Жалко, умер тесть в 2000 году. Если бы он был жив, приехал бы Николай с повинной головой, да может быть и уговорил бы Машу остаться с ним. Но, не судьба. Разошлись. По их обоюдному согласию, квартира осталась Николаю.

В том же 2005 году, Мария уехала в Испанию, где вышла замуж за испанского бизнесмена Хуана Диего де Гарсия, старшего ее на 12 лет, который, кстати, был одним из инвесторов их компании. Теперь она живет в Мадриде вместе с новым мужем, старшим сыном Максимом и маленькой дочерью Исабель, 2006 года рождения, от второго мужа, имеют строительный бизнес по всей Испании и за рубежом.

Года два они не поддерживали связь, но в 2007 году, Маша приехала с сыном Максимом к матери в Иванков. После приезда дочери, Ольга Ивановна, уговорила ее отпускать Максима на каникулы в Украину к отцу и бабушке. Сказала, какие бы ни были отношения между родителями, но сыну нужен родной отец, тем более, что он не такой уж и плохой. Ольга Ивановна всегда любила своего непутевого зятя. После развода дочери, частенько звонила ему и передавала с Валентином гостинцы. Это по её просьбе Валентин устроил Николая на работу директором магазина, но с одним условием, что бросит пить. Николай слово сдержал. И вообще решил заняться собой. Стал посещать спортивно-оздоровительный комплекс, со временем снова превратился в крепкого здорового мужчину, но с сединой на висках. Даже молодые женщины стали снова на него заглядываться. Так, полгода назад он познакомился с Ларисой. Ей было около 30 лет, красивая изящная брюнетка работала менеджером в какой-то торговой фирме. Они стали встречаться, Лариса уже ночевала у него дома, но пока о женитьбе разговоров не было. В общем, жизнь начала налаживаться.

Максим уже второй год приезжал в Киев к отцу на каникулы. Он учился в Политехническом университете Мадрида на архитектора, увлекался скалолазанием и боевым самбо (с подачи отца). За время жизни в Испании изучил английский и португальский языки, благо со вторым "родным" — испанским, мама занималась с ним с детства, поэтому при переезде в Испанию каких-либо проблем с языком он не испытывал. В общем, был всесторонне развитым парнем. Еще ему очень нравились украинские девушки. Было с кем сравнивать. Европа есть Европа, но наши славянские девушки лучше. Поэтому, он не пропускал случая приехать в Киев, не только летом, но и на зимние каникулы. Жил все время у отца, но и бабушку не забывал, всегда привозил подарки и приветы от матери. С новым мужем матери, Хуаном, отношения у него не сложились, но были нейтральными. Хотя свою младшую сестренку Лизку — Исабель очень любил. Статью пошел в отца. Такой же высокий, светловолосый и голубоглазый. Да и характер, как у бати, такой же боевой. В прошлом году пришлось даже показать все свои боевые качества, привитые отцом. В соседней кафешке пьяные кавказцы пристали к нашим девчатам, так он "отметелил" двоих и "не жужжал". Как говорит батя: "в нашем деле главное вовремя смыться. Виноват не потому, что побил, а потому, что попался". Макс не попался. Нет, вернее — попал, но не в милицию, а к девчонкам на банкет, но уже в их общежитие. Как тогда пришел домой, он не помнил, но был весь в губной помаде и пах приятными дамскими духами.

* * *

Подойдя к шкафу, Макс стал искать охотничий камуфляж, который отец подарил ему в прошлом году, во время поездки на озеро. Камуфляж висел на вешалке рядом с отцовским. Сказано — военная косточка. Хотя батя и на пенсии, но гардероб в полном порядке. Каждая вещь знает свое место. "Гражданка" отдельно, форма отдельно. Быстро одевшись, Макс с удивлением заметил, что форма стала сидеть на нем плотнее. "Росту. Форма украшает настоящего мужчину. И зачем я послушал мать и поступил на архитектурный! Армия — вот моя стезя".

— Бать, а где мои берцы?

— Посмотри на балконе. Я недавно в лес ездил, свои чистил и твои заодно туда поставил. Да, сходи в гараж, загрузи в джип палатку, одеяла, лодку, котел, ведро, топор, и другой шанцевый инструмент. Не мне тебя учить. Знаешь сам, что брать. Да, рыбацкие снасти не забудь, они на стеллаже справа от входа лежат. Ключи на тумбе у дверей. А я сейчас оружие и боекомплект подготовлю. Увар любит пострелять, да и я вспомню былое. Все ровно закрытая зона, никого нет.

С этими словами Антоненко-старший вышел в коридор, где открыв стенной шкаф, принялся доставать из скрытого сейфа оружие и патроны. У Николая Тимофеевича был охотничий карабин "ТИГР" базирующийся на гильзе армейского патрона образца 1908 года, переделанный из самозарядной снайперской винтовки СВД с оптическим прицелом.

"Патронов пару пачек да пару магазинов на 10 патронов возьму. — подумал Николай. — Хватит с лихвой. Не на охоту едим, а на рыбалку. А карабин для самообороны от диких животных, да и так просто пострелять, ведь родной армейский ствол".

Взяв оружие, Антоненко-старший пошел в зал, где на столе, разложив брезент, принялся чистить карабин. Оружие, как женщина, любит ласку и смазку.

Макс открыл дверь и чуть не столкнулся нос к носу с другом отца, Олегом Уваровым, который только что подошел к двери их квартиры.

— Здорово бойцы!

— И Вам не хворать!

— О! Вижу уже идет подготовка к марш-броску на природу!

— Давай заходи и сам готовься. Нам еще сегодня продпайком запастись надо и в Иванков пылить.

— Здравия желаю, дядя Олег!

— Будь здрав боярин! Как настроение?

— Готов к труду и обороне!

— Молодца!

С Олегом Васильевичем Уваровым Макс познакомился прошлой зимой, когда приезжал на зимние каникулы. Тогда Уваров тоже был в командировке в Киеве и заехал к своему боевому другу Николаю. Ввиду отсутствия благоприятных погодных условий, "встреча на Эльбе" была в их квартире. Но в отличии от дяди Толи "Большого Бати", Уваров пил и говорил мало, больше слушал. Вообще он Максу понравился. В отличии от его отца, Уваров был среднего роста, темноволосый, с серыми глазами, которые всегда смотрели на собеседника с прищуром, как бы с хитрецой. Для своего возраста в 47 лет, Олег Васильевич выглядел моложе, был жилистым, подтянутым, без лишнего веса. Даже небольшого животика не было. В прошлый приезд они с отцом ради смеха, решили посоревноваться на руках, армреслинг устроили. Хотя были они в разных весовых категориях, батя был больше чуть ли не в два раза, но ему пришлось попотеть прежде, чем "уложить" руку Уварова на стол. При этом, ни Антоненко-старший, ни Уваров не курили вообще. Макс следуя их советам, также не курил, хотя почти все его знакомые, делая из себя "крутых голливудских парней — мачо", дымили как паровозы.

Олег Васильевич, также как и Антоненко-старший, служил в Афганистане. Был офицером спецподразделения, но какого конкретно он никогда не говорил. С отцом их свел случай. Как-то группа, где был Уваров, попала в засаду и по рации запросила помощи. На выручку к ним на вертушках вылетела мобгруппа под командой отца Максима. В том бою оба были ранены, и отец, и Уваров. Затем, вместе лежали в госпитале, в одной палате, так и подружились. После госпиталя их пути разошлись. Встретились они случайно, в 2007 году, на встрече "афганцев" в Киеве. Теперь каждый раз, когда Олег приезжал в Киев из Харькова, он обязательно заходил к Николаю.

Максим ни разу не видел Уварова в форме, даже на фотографиях. Когда, после зимнего знакомства, он спросил у отца в какой части служил Уваров и в каком звании, то Антоненко-старший, стукнув пальцем Макса по носу, сказал: "любопытной Варваре на базаре нос оторвали. Меньше знаешь, спокойнее спишь… Я тогда старлеем был, а он уже капитаном. Больше ничего сказать не могу. Извини. Не моя тайна". В настоящее время Уваров постоянно жил в Харькове, где работал замдиректора предприятия и по роду своей деятельности, ему часто приходилось ездить по стране, а то и за границу. Он был женат и имел дочь 17-ти лет. В прошлый свой приезд обещал Макса взять зятем. На это предложение Макс попросил показать фото будущей невесты, но Уваров ответил отказом, сказав: "фото показывать не буду, а то всю ночь спать не будешь. Лучше я тебя с ней "в живую" как-нибудь познакомлю". "Согласен" — ответил Макс. На этом его знакомство с семейством друга отца было закончено.

— Ну, как дела, Олежка? Все свои вопросы порешал? Али оставил напоследок?

— Да вроде бы все. Думал за два дня не справлюсь, а тут так подфартило, что все на месте оказались: и представитель покупателя, и посредник из чиновников, правда, гад много запросил, но для нас главное сроки, чтобы продукция побыстрее ушла, да предприятию деньги заплатили, а то уже зарплату рабочим задерживать начали. Ох уж эти дерьмократы, как навоз разгребать, так их не дождешься, а как деньги делить, так они самые первые, да еще требуют себе побольше — "за скорейшее решение вопроса".

— Знаем, сталкивались… У меня заместитель был по воспитательной части, ну как раньше, комиссар-политрук-замполит. Кстати, когда-то коммунистом был. Так эта сволочь старого Президента чуть ли не в жопу на портрете целовала, жаль "в живую" он его не видел, а то бы действительно "прогнулся". А как "свидомые" пришли, так для него Степан Бандера — национальный герой… Ошибался видите ли он, не всю правду ему раньше рассказывали, а тут — прозрел… Мать его… Это с его подачи меня выперли на пенсию. И знаешь где он сейчас?

— Ты же знаешь, дерьмо никогда не тонет. Наверное, где-то наверху, под облаками…

— Почти угадал. Сразу же после "революции"-2004 года в министерство обороны Украины перевели, о как "прогнулся"!!! Но я думаю, что вряд ли он под облаками, быстрее в аду.

— А что так?

— Видно переусердствовал в своей любви к новой власти… Несчастный случай… ДТП со смертельным исходом, вместе со своей женой.

— А жинка? Ведь это он — грешник, а ее то за что?

— А вот из-за нее у него такой дерьмовый характер и был. Он на дежурство или на учения, а она другого к себе в постель затащить норовит… Но красивая была, стерва… Сам чуть к ней на крючок не попался. Знал он обо всем, но она так им вертела, другим бабам еще поучиться надо… Грешница была еще та… Правда детей им бог не дал… Как знал…

— Ладно, забыли. Про покойников ни слова. А ты, Яниса приглашать будешь?

— Грех не пригласить хорошего человека выпить на природе. Тем более, что в этом деле он мастер. Не в смысле выпить, а в смысле подготовки всевозможных настоек, но и первое тоже проходит. Да и "док" нам не помешает, мало ли чего. Правда, до рыбалки равнодушен, у него тяга больше до другой "рыбалки", без буквы "р"…

Сосед Антоненко, Баюлис Янис Людвигович, был закоренелым холостяком, хотя ему уже "стукнуло" 50 лет с хвостиком. Отец его — литовец, а мать украинка, но характером он пошел точно не в спокойного отца-прибалта. Чуть выше среднего роста, немного полноватый, с небольшой лысенькой на макушке, Янис Людвигович выглядел моложе своих лет. Он работал врачом-хирургом одной из больниц Киева. Все говорили, что у Яниса "золотые руки". Врачебной практики у Баюлиса было больше 25 лет, вся элита общества старалась лечиться у него. Но как говориться — в тихом болоте черти водятся. Имел Янис Людвигович две страсти: любил женщин и немного выпить. Если с женщинами у него более-менее получалось, то второе получалось всегда. Такой уж был человек. Когда его спрашивали, почему он до сих пор не женился, то Янис Людвигович всегда отвечал одинаково: "Я не могу обидеть хорошего человека. Я люблю всех женщин, если женюсь на одной, то другие обидятся. Так же не могу отказать хорошему человеку выпить со мной по рюмочке хорошего напитка. Может быть я ему пригожусь, а может быть и он мне". При этом Янис никогда не напивался. Пить пил, но всегда себя контролировал. "Я вам, как врач говорю. Алкоголь мужчине более полезен, чем женщине. Но в умеренных дозах, только для расширения сосудов и укрепления сердца". При этом он старался не покупать спиртное в магазине, ходил на рынок, постоянно шушукаясь с бабками на счет различных трав и настоек. После таких "посещений" у него в квартире неизменно появлялись новые бутыли с различными "божественными" напитками. Ему неоднократно предлагали хорошую высоко оплачиваемую работу и большие должности, но Баюлис неизменно отказывался, мотивируя это тем, что это обяжет его жить, как в золотой клетке, блюсти мораль и все такое, а он в душе "свободный художник" и какие-либо ограничения для него смерти подобны. Так же у Баюлиса было еще одно увлечение. Любил покурить хорошего табачку из трубочки. Даже имел небольшую коллекцию трубок, ну конечно же и кальян. Поэтому, когда у него на квартире собирались друзья, то все встречи неизменно заканчивались дегустацией нового напитка и пусканием дыма из кальяна по кругу. В общем, был общительным и дружелюбным, хотя вроде бы профессия требовала большей ответственности в характере. Но все вышеописанное было до того момента, когда он заходил в операционную. Перед каждой операцией Баюлис превращался в другого человека, властного, порой даже жесткого по отношению к коллегам, а тем более к себе. На первом месте в такие минуты для него было спасение жизни человека лежащего на операционном столе, более ничего не волновало. И если случалась неудачная операция, хотя такое было крайне редко, то Баюлис несколько дней ходил мрачнее тучи, был недоволен всем, в первую очередь собой.

Николай взял мобильный телефон и набрал знакомый номер:

— Людвигович? Привет. Это Николай Антоненко. Ты сейчас где, можешь говорить? Какие планы на выходные? Есть мысль: побыть "дикарями на природе" два денька. Как ты, одобрямс? Нет, без женщин. Одни мужики. Все свои — я, сын да Олег из Харькова подкатил. Вот и вся гоп-компания. Согласен? Вот и чудненько. Только своего зелья прихвати, Олега угостишь. Ну ладно, ладно, не зелья, а божественного нектара. Когда будешь готов, заходи сразу ко мне, дверь для тебя всегда открыта. Ну все, хоп!

— Ну что, будет?

— Конечно. Ты Яниса мало знаешь. Для него вырваться из Киева на природу — праздник души и тела, а тем более с ночевкой. Он уже домой на такси едет. Сколько живет, а своим транспортом не обзавелся. Так. Теперь тебя приодеть надоть. Жалко, мелковат ты, у нас все "кольчужки" размерчиком-то поболее будут, чем ваша фигура. Но ничего, что-нибудь придумаем.

С этими словами Антоненко-старший подошел к шкафу с одеждой, окинув взглядом всю имеющуюся там форму, с сожалением покачал головой и промолвил:

— Да, брат. Чого нэма, того нэма. Придется в магазин заезжать и там затариться.

— Да ладно. Обойдусь как-нибудь.

— Я Вам дам "как-нибудь", товарищ военный! Это вам не груши в чужом саду тырить! Это святое — Рыбалка!! Форма одежды — это залог успеха любого дела! Там же лес, озеро, комары! Да и "светиться" меньше будешь. Главное для нашего брата — не демаскировать себя, а слиться с местностью, незаметно подобраться к супостату и по темячку его, по темячку… Сам же знаешь, не мне тебя учить. Вспомни былое…

— Да, были времена… Как в поговорке: "раньше были времена, а теперь — мгновения, раньше поднимался хрен, а теперь — давление".

— Да ладно, Олежка, не прибедняйся. Ты еще любому двадцатилетнему фору дашь.

— Лучше бы двадцатилетней и не фору, а что получше!

— Эка брат, вас понесло! Меня терзают смутные сомнения! Не изменяете ли вы жене своей?

— Что ты, окстись, богохульник! Жена — это святое! Но всякое бывает в этой жизни, кто ж не без греха! Вот, поэтому и в церковь иногда захожу! Ха-ха! Да ты не на рыбалку, а на войну собираешься!

— Что рыбалка, что война! Меня уже не переделаешь. Старый пенек. Привычка — вторая натура.

Так, весело разговаривая и подшучивая друг над другом, они начали готовить вещи необходимые для рыбалки с ночевкой. Антоненко собрал карабин, одев на него чехол, достал свой любимый старый надежный РД (рюкзак десантника), положив в него патроны и магазины к карабину, пару боевых ножей с камуфляжным покрытием металлических частей в кожаных ножнах, Николай их всегда брал с собой в подобных случаях. Ножи были ему когда-то подарены его однокашником, продолжающим служить, но только уже в российском спецназе, при совместных учениях в Крыму еще до "революции-2004". Также в РД были сложены другие необходимые мелочи, без которых настоящий мужчина не может обойтись на рыбалке или на охоте.

Пока отцы-командиры осуществляли сборы в квартире, Макс подошел к гаражу. Вернее, у его отца было два гаража. Один правда, принадлежал дяде Янису, но у того не было машины и он передал гараж в бессрочную бесплатную аренду Антоненко-старшему. В этом гараже стоял автомобиль "Мицюбиси", переданный дядей Валентином отцу в пользование, так сказать, для поднятия статуса директора магазина. На нем Антоненко-старший ездил только на работу и на деловые встречи.

Во втором гараже стоял личный батин джип. Нет, не крутая инормарка, при проезде которого гаишники чуть ли не честь отдают, а наш настоящий — военный. Командирский родной "УАЗ-3151", полноприводный, с мягким тентовым верхом и задним откидным бортом, с лебедкой под передним бампером,1990 года выпуска.

Когда Антоненко-старшего провожали на пенсию, то подчиненные и друзья сделали для него такой подарок. На этом УАЗе Николай не раз выезжал на полигон и в снег, и в дождь. Машина проходила там, где какой-нибудь "иностранец" такого же класса уже давно бы "засел" или поломался. Эта машина — память о службе. Николай ласково называл его "Мой Бобик", автомобиль отвечал той же верностью, что и преданная хозяину собака, пусть и дворняга. Слушался во всем, был легок в управлении и неприхотлив. Короче, истинно наш народный джип.

Макс подошел к УАЗику, откинул запаску и задний борт. "Видно батя уже готовился к рыбалке" — подумал Макс, увидев в багажнике сложенную четырехместную палатку, а также сложенную надувную лодку с двумя пластиковыми веслами. Оставалось только доложить то, что указал отец в своем устном списке. Не зря батя был комбатом. На каждом шагу — "память о службе". Все лежало на стеллаже расположенном вдоль правой стены гаража. Сложив в багажник котел, треногу для котла, ведро, топор, четыре солдатских одеяла, Максим также взял со стеллажа небольшой пластиковый чемоданчик, в котором отец хранил все свои рыбацкие принадлежности: крючки различных видов, лески, блесна, грузила и т. д. Просто и удобно, все разложено по ячейкам. Также в багажнике нашли место два импортных удилища с катушками и сачок для рыбы. На стеллаже Макс увидел сеть с небольшими поплавками и четыре комплекта Л-1 (офицерский костюм противохимической защиты). "Брать или не брать? Возьму, а вдруг пригодиться". Кинул в багажник сеть и два комплекта Л-1. На стеллаже стояли пять солдатских котелков с кружками и ложками внутри. Четыре из них тут же оказались в машине. Малая саперная лопатка в чехле постоянно находилась там. Немного подумав: "ведь с ночевкой едим", Максим взял все три армейских бушлата, которые висели на стене. Правда, они уже были не новыми, кое-где запачканные смазкой, но вполне чистые. "Думаю, что все, согласно списка. Да и в прошлый раз тоже самое отец брал, когда с дядей Толей — "Большим Батей" на озеро ездили. Если что не хватит, в гараже у бабушки есть". Дед Максима — Петр Ефимович Ковальчук тоже, как и его отец, был заядлым рыбаком, поэтому всевозможного рыбацкого снаряжения в его гараже в Иванкове было хоть отбавляй.

Закрыв гараж, Макс подогнал машину к подъезду… Поздоровавшись с бабушками-соседками, вечно сидящими на скамейке у подъезда и контролирующими всю жизнь их дома, он, помахивая ключами с брелком, поднялся на третий этаж и на площадке увидел дядю Яниса, заходящего в свою квартиру.

— Добрый день Янис Людвигович! Вы с нами?

— Здравствуйте, юноша! А куда вы без меня с подводной лодки денетесь. Кто твоего отца сначала поить, а потом лечить будет. Скажи, что я сейчас через 10 минут будут. Возьму только все необходимое. Место в багажнике, надеюсь, найдется?

— А как же, дядя Янис. Без Вас, мы никуда. Машина уже у подъезда. Заходите сразу к нам, я дверь закрывать не буду.

Зайдя в свою квартиру Макс подошел к отцу:

— Разрешите доложить, товарищ подполковник. Автомобиль укомплектован и подан к подъезду. Осталось только бензином заправить, а то четверть бака только. Видел дядю Яниса, он уже у себя, через 10 минут будет готов.

— Вольно, боец Антоненко. Бушлаты положил?

— Да, бать. Но там только три…

— Ничего, у Яниса своя куртка теплая есть. Пошли на кухню, червячка на дорожку заморим…

Пройдя на кухню, Николай для всех нашел работу: сам, достав из холодильника, принялся нарезать колбасу и сыр, Уварова заставил резать хлеб, а Максима — поставить чайник на плитку и достать чашки для чая.

Пока они возились на кухне, в квартиру зашел Баюлис. Одет он уже был по-походному, сказывалось частое общение с Антоненко-старшим. На правом плече у доктора висела средних размеров сумка-чемоданчик с красным крестом в белом кругу. Левую руку он держал за спиной, видно что-то прятал.

— Здравствуйте, господа — товарищи!

— Добрый день, господин народный врачеватель! Как сегодня, много людей порезали или кто сбежать от вас успел?

— Ну и шуточки у Вас, Николай! Во-первых, я не режу, а делаю операции, кстати, во благо самих больных. А, во-вторых, если вы не прекратите так шутить, то я обижусь и не дам вам всем попробовать моё новое творение, рецепт которого мне по секрету сообщила незабвенная Клавдия Михайловна, торговка лечебной травкой с нашего рынка. Ну просто, как говорит нынешняя молодежь, не напиток, а отпад, вкус специфический… После него, кстати, на утро ничего не болит, в отличии от магазинных подделок.

— А много ли у Вас этого божественного напитка?

— Ну, на наши скромные посиделки, я прихватил всего ничего… Так, маленькую баночку… литров на…

При этом Янис Людвигович, с удовольствием на лице, вытянул перед собой и представил всем на обозрение небольшую пятилитровую пластиковую канистру.

— Ну! Вы наш спаситель! А то мы с Олегом уже подумали, что опять "казенкой" травиться будем… Беру свои нехорошие слова про "резать" обратно и дико извиняюсь… А сейчас, приглашаю всех к столу отведать прекрасный напиток и закусить чем бог послал из холодильника… Так, Макс, ты сегодня за рулем, сам понимаешь…

Николай взяв у Баюлиса канистру, быстро разлил по чашкам жидкость. По кухне прошелся незабываемым аромат, включивший в себя запах трав растущих в Киевской области.

— Ну, за рыбалку!

— Пейте не сразу, почувствуйте какой аромат…

Выпив по чашечке напитку, каждый из присутствующий крякнул: ляпота… одобрямс… есчо хочу…

— Так. Все. Боец Антоненко, время "Ч"?

— 17 часов 09 минут… августа 2009 года. Все готово, герр комендант, можем приступить к выполнению задания.

— Так. Сначала едем ко мне в магазин, затем на заправку и в Иванков к теще. Проверить всем документы, мало ли что, в "зону" едем. Макс, не забудь свои права. Все! По коням!

— Яволь, герр штандартенфюрер!

Собрав приготовленные вещи, все веселой гурьбой вышли из квартиры.

В машине расселись "согласно купленным билетам", Макс — за руль, рядом на "командирском месте" — Антоненко-старший, а Уваров и Баюлис — на заднем сиденье.

По дороге в магазин Николай подсказывал Максиму маршрут движения и вообще, вел себя, как "старший машины", постоянно давая ЦУ (ценные указания). На магазин ушло не более 15 минут. Быстро подобрали Олегу охотничий камуфляжный костюм и соответствующие высокие ботинки. От шляпы или кепи он отказался, взяв себе бандану защитного цвета. Зато всем остальным и себе, Николай одел на голову по пятнистой зеленой панаме. Свою одежду Олег сложил в пакет, который решили оставить в Иванкове у тещи Николая. Все это, вопреки протестам Олега, Николай записал на свой счет. Затем заехали в продуктовый супермаркет, где купили соответствующие для ухи продукты, приправы и два каравая ржаного хлеба. Николай также взял небольшую корзинку, куда прикупил литровую бутылку водки популярной фирмы, палку колбасы, сыра и другие соответствующие для закуски деликатесы. На удивленный вопрос Олега: "для чего это он, ведь у нас свое есть?", Николай ответил: "для ребят на посту, чтобы нас пропустили". После магазина заехали на заправку, где заправили полный бак бензина и взяли курс на Иванков через Дымер.

* * *

Расстояние от Киева до Иванкова в 80 километров проехали за сорок минут с небольшой остановкой на выезде из Дымера, остановили гаишники для проверки. Но здесь показал уже свое покровительство Янис Людвигович. Один из милиционеров узнал его, оказался бывшим пациентом, поэтому никаких проблем не возникло. Более того, офицер милиции дал свою визитку и сказал, что если возникнут "какие-либо проблемы" с его сослуживцами, то смело можно ссылаться на него. "Да… И в ГАИ хорошие люди бывают!" — сказали все вслух, когда отъехали.

В Иванков въезжали уже около восьми часов вечера. Когда подъехали к дому Ольги Ивановны, то она встречала их с открытыми воротами. Николай перед подъездом к Иванкову позвонил ей по мобильному телефону, поэтому Макс сразу же направил машину в асфальтированный двор, поставив ее под навесом перед гаражом.

Как только Макс вышел из автомобиля, то сразу же попал в нежные объятья родной бабушки. Она поцеловала его в губы и в обе щеки, погладила по рукам и спине, в общем, совершила ту процедуру, которой подвержены абсолютно все бабушки при встрече долгожданного и любимого внучка. При этом Ольга Ивановна не забыла поцеловать Николая, а заодно и Яниса, давно ей знакомого. Николай представил ей Олега, как своего боевого товарища, сообщил цель их прибытия и они вместе зашли в дом.

— Вот как вовремя вы ко мне приехали. Сегодня утром, мой ученик, Федя Овчаренко, сейчас он фермерствует, угостил меня мясцом. Так что я вам сейчас шашлычок подогрею.

— Вот спасибо, Ольга Ивановна, а то мы давно домашнего мясца не ели.

— Я знаю, что у Вас борщ замечательный. Есть ли он?

— А как же, Янис Людвигович. Я знаю, что вы мой борщик уважаете. Мне Колюшка еще с Киева позвонил, что Вы тоже едете. Вот я для вас его и приготовила. Еще горяченький. Вы, наверное, опять новый напиток сотворили, дадите попробовать?

— А как же. Мужикам то что, главное — напиться, а вот вы — мой главный дегустатор и ценитель.

— Проходите, раздевайтесь. Коленька, сходи, пожалуйста, в погреб, возьми там огурчики, помидорчики, капустки. Максимушка, иди в зал, накрывай скатерть на стол, гостей потчевать будем.

— Хорошо, мам. Олег, пошли, поможешь.

— А можно и я вам чем-нибудь помогу, Ольга Ивановна?

Это уже не выдержал Баюлис, видя, что все получили задание. С этими словами он пошел за хозяйкой на кухню, где начали совместно готовиться к ужину на такую компанию.

Ужин удался на славу. На столе было все, что родит прекрасная украинская земля и на что были способны чудесные руки Ольги Ивановны. Она высоко оценила напиток Баюлиса, за что тот, без ложной скромности, был ужасно рад и даже покраснел от удовольствия за такую похвалу.

— Мама, а Сережа Коваленок сегодня не дежурит, не знаете?

Сергей Владимирович Коваленок, капитан милиции, был учеником Ольги Ивановны, как и половина жителей Иванкова. Он жил недалеко от ее дома и периодически приходил в гости, помогал чем мог, что впрочем, делали все бывшие ученики Петра Ефимовича и Ольги Ивановны. Кто откажется помочь своим первым и любимым учителям, пусть даже и после окончания школы! Ведь эти люди дали тебе путевку в жизнь и научили уму-разуму!

— Сегодня ко мне заходила Светланка, его дружина, молоко приносила. Сказала, что Сереженька дежурит.

— Вот и славненько. Сейчас позвоним и все уладим.

Николай взял мобильный телефон и набрал знакомый номер. Вот ведь прогресс человечества! Где бы ты ни был, а эта зараза, то есть сотовая мобильная связь, везде тебя достанет и найдет, иногда даже когда ты сам не желаешь этого!

— Серега, привет! Это Николай Антоненко тебя беспокоит. Привет тебе от Ольги Ивановны! Как дежурство, как успехи в боевой и политической? Сереж, у меня такое дело… Друг приехал из Харькова, вместе в Афгане воевали. Не организуешь нам турслет на озерцо? Да, в Ведьмин кут. Да, мы уже в Иванкове, с утречка будем на КПП. Уже заряжены. Обещаем, все будет хип-хоп! Все! Договорились! До завтра!

Пока Ольга Ивановна хлопотала на кухне "на счет чайку", все гости вышли на двор посидеть на скамеечке, покурить да побалакать за жизнь. Баюлис достал свою трубочку, набил ее табачком и принялся потихоньку пыхтеть дымком.

"Тиха украинская ночь.

Прозрачно небо.

Звезды блещут…

Своей дремоты превозмочь…

Не хочет воздух.

Чуть трепещут…

Сребристых тополей листы…"

… Красота… Ляпота…

— Коль, а кто такой Сергей?

— О, Олежка! Серега Коваленок мой хороший знакомец. Я его со своей свадьбы еще знаю. Живет рядом, через две хаты. На нашей с Машкой свадьбе он малость водочки усугубил, пацан тогда был, Машку мою любил, хоть и меньше ее. Приревновал ко мне, вот и начал молоть чепуху. Вышел небольшой конфуз с его стороны, совершил полет маленького птенчика над гнездом кукушки. Правда, на следующий день, он все осознал и пришел извиняться. В общем, хоть и подросток был, но поступил как нормальный мужик. С тех пор, мы в друзьях. Сейчас он работает в милиции, старший смены на КПП "Дитятки". Это ворота в зону отчуждения, контрольно-пропускной пункт, где идет проверка паспортов, техдокументов, разрешений, груза, командировочных свидетельств и так далее. В общем, нужным нам человек. Через него мы официально в Чернобыльскую зону отчуждения попадем. Он там своих предупредит, чтобы нас не трогали. Так что, отдохнем на природе спокойно, со всем комфортом и под охраной.

Затем попили чайку, немного поговорили о предстоящих президентских выборах, не злым тихим словом вспомнили про всех политиков, про власть держащих, которые сначала думают о себе, а потом о Родине, и если вообще о ней кто-то думает. Николай вспомнил анекдот о том, как военком построив призывников и сказал им: "Вы должны идти служить в армию, кто кроме вас о Родине-матери думать будет? Я, что ли?! Да на хрена она мне нужна!". Вот так примерно и наши доморощенные политики думают об Украине… Под конец вспомнили еще пару смешных анекдотов и разошлись спать по местам указанным гостеприимной хозяйкой.

* * *

Антоненко-старший проснулся в 6 часов утра, разбудил Максима, они взяли лопаты и пошли за сараи на огород, где у соседа была навозная куча, копать червей для рыбалки. Пока они возились с червями, Ольга Ивановна тоже встала и стала на кухне готовить всем завтрак, а также собирать необходимый продуктовый набор для здоровых мужчин выезжающих отдохнуть на природу.

Когда Уваров и Баюлис вышли во двор, то черви уже были готовы к своей участи быть одетыми на крючок и нервно шевелились в литровой банке.

Позавтракав, компания еще раз проверила всю амуницию, необходимые принадлежности для отдыха и рыбалки. На прощание расцеловавшись с Ольгой Ивановной, пообещав ей заехать на обратном пути, компания расселась по своим местам в машине и выехала со двора в сторону с. Дитятки.

От Иванкова до КПП "Дитятки" около 25 км, которые были преодолены по хорошей асфальтированной дороге примерно за 15 минут. Подъезжая к КПП, Антоненко-старший, обернувшись к Уварову, сказал:

— Олежка! Посмотри в багажник, как там — ствол не видно, а то мало ли что — дружба дружбой, а служба службой. Чтобы из-за нас Сереге ничего не влетело… Макс, остановись возле шлагбаума, где небольшая досмотровая вышка и вертушка…

Не успел УАЗик подъехать и остановиться возле шлагбаума, как из здания поста вышел милиционер с погонами капитана, на левом плече у него висел автомат АКСУ, а справа на поясе была кобура с пистолетом. Увидев его, Николай вышел из машины, подойдя друг к другу, мужчины обнялись как старые знакомые, между которыми были действительно дружеские отношения. Антоненко-старший обернувшись к автомобилю, махнул рукой, приглашая всех сидящих выйти из него.

— Вот, Олег, познакомься. Это Сергей Владимирович Коваленок, капитан милиции, начальник КПП "Дитятки". Это мой афганский друг, Олег Васильевич Уваров из Харькова. Ну, Макса ты с рождения знаешь и с Янисом Людвиговичем тоже знаком.

Мужчины подошли друг к другу и крепко пожали руки. Также Коваленок пожал руки Максиму и Баюлису.

— Зачем так официально, Николай Тимофеевич! Сразу же и начальник! Можно просто — Сергей!

— Это когда мы с тобой за столом белый чай из рюмок пить будем, тогда можно и Сергей! А сейчас ты при исполнении, слуга государев, тому и по чину величать треба!

— Ну, хорошо, уговорили. Прошу всех пройти на пост, зарегистрироваться надо и пропуска временные выписать, документы при всех есть?

— Обижаешь, начальник! Сюда, да и без документов… Знаемо порядок, не в первой замуж бегаем…

Из здания поста вышел еще один молодой милиционер, но уже с погонами прапорщика.

— Здравия желаю, Николай Тимофеевич!

— Здравствуй, Толя! Как жизнь молодая, еще не женился?

— Да нет еще, рановато пока. Хочется погулять маненько.

— Смотри, хватит уже девок портить, а то все раньше времени замуж повыскакивают, тебе и не достанется.

— Ничего, этого добра на мой век хватит.

— Толя, посмотри пока тут, а мы зарегистрируемся.

— Все хок'кей, босс.

Зайдя вовнутрь помещения поста, все вновь прибывшие отдали свои документы капитану милиции. В соседней комнате на кровати спал еще один милиционер, но полностью его разглядеть не удалось. Видно спал крепко, так как на шум входящих он никак не среагировал.

— Так, Николай Тимофеевич. Запишем всех вас как экологов. У нас они на прошлой неделе как раз ездили в тот район на "Ведьмин кут". Все данные для этого имеются. Мы сменяемся в 9.00, так что я ребятам скажу о вас. Меня меняет Саша Поздняк, да вы его знаете, мой кум, сына моего крестил, вы ж на крестинах вместе с ним пили и песни десантные пели. Когда домой собираетесь?

— Знаю Сашка. Парень — настоящий десантник. Домой поедем завтра с утра, ну может быть до обеда — вон, Олегу вечером на поезд надо, да и к Ольге Ивановне заскочить обещали. Хорошо, регистрируй нас экологами, будем за флорой и фауной зоны наблюдать. Ха-ха!

— А это что у Вас, Олег Васильевич, за удостоверение такое: "…капитан государственной безопасности Уваров Олег Васильевич… состоит на должности оперуполномоченного особой группы при наркоме внутренних дел СССР… подписал первый зам. народного комиссара внутренних дел СССР В.Н. Меркулов…Ваша фотография в старой форме с тремя шпалами в петлице и без погон… действительно по 09 мая 1945 года…" Не хило! Что за шутка такая?

— Вот, черт! Из портмоне выложил, а оно в паспорт попало. Да то у нас на предприятии, ребята-компьюторщики прикалывались, понакачивали с интернета информации, в фотошопе мое фото смонтировали и поделали, шутки ради, всем работникам такие удостоверения. У нас в Харькове такие "ксивы" на любом углу продают. Мне вот это сделали, а директору вообще — наркома промышленности и вооружения СССР. Вот оглоеды…

— А как настоящее, с мокрой печатью, подписями и все такое…

— Да нет. Отличить можно. Немцы тоже подделывали, но наши быстро их раскусили. Скрепки разные. У них из нержавейки, а у наших нет. От наших скрепок след оставался, когда они ржавели, вот и проваливались горе-шпионы. У меня тоже скрепка из нержавейки.

— А звание капитан госбезопасности как к армейскому приравнивается?

— Ну, если сравнивать, к примеру с 1941 годом, то это армейский подполковник или что-то в этом роде. Я уже плохо помню, читал когда-то про войну книжки, вот и запомнил.

— Слава богу, что сейчас не война… Ну что ж, Николай Тимофеевич, все готово. Можете ехать отдыхать. Да, вот тут экологи какой-то свой прибор забыли. Вы его возьмите на всякий случай, вдруг какой дурак из верхов с проверкой приедет. Сделаете вид, что действительно проверяете экологию. Мало ли что. Желаю хорошо отдохнуть, дорогу знаете.

— Знаем, Сережа, спасибо. Макс, сбегай в машину, принеси корзинку… Это, вам и ребятам — сменщикам, от нас…

Снова расселись по своим местам в автомобиле, дежуривший на улице прапорщик милиции поднял шлагбаум и машина лихо рванула с места вперед.

Отъехав от КПП на несколько сот метров, повернули направо на проселочную грунтовку, ведущую в густой лесной массив. Затем проехали около 3 км вдоль колючки, но уже со стороны зоны отчуждения, поворот налево, выехали на небольшую лесную дорожку, ведущую вглубь зоны. Далее прокладывали путь уже по мало наезженной лесной тропке около 3 км.

— Так, Макс! Не забыл еще, где свернуть? Вон, видишь большой старый дуб, до него метров десять не доезжаешь, в кустах поворот налево…Так, сюда… Прямо…

Проехали еще около пару сотен метров. Вдруг прямо перед друзьям, из-за плотно стоящих деревьев и кустарника, открылось небольшое лесное озеро, по форме напоминающее след от человеческой ноги, обутой в сапог или ботинок. Их автомобиль выехал как раз на "каблук". Налево и направо вдоль берегов озера, на расстоянии не более десяти метров от кромки воды, виднелись небольшие дорожки. Было видно, что сюда приезжают люди на машинах, правда, не часто, так как дорожки были не слишком укатанными.

— Теперь еще поворот налево и на наше место… Вот, на эту полянку. Все… Приехали… К машине… Выходи строиться… Выгружай багаж…

Автомобиль остановился на небольшой полянке, расположенной в пару десятков метров немного выше над уровнем воды.

Выйдя из машины, приехавшим открылись чудесные природные места, еще не испорченные человеком. Вернее, присутствие здесь людей было заметно, по плешинам от костров, но не так сильно, как в близлежащих от населенных пунктов посадках и лесках. Все вокруг было зелено от часто стоящих друг к другу деревьев, в пяти метрах из-за листвы и кустарника уже ничего не было видно. Вода в озере была настолько прозрачной, что можно было увидеть рыбу, плавающую на глубине. Воздух был чистым, слышался веселый перелив птичьих голосов, успокаивающий шум леса, плеск рыбы в воде… Какая радиация, какой взрыв на атомной станции… Как будто этого и не было… Рай на земле, да и только…

Озеро было примерно около пятисот метров в длину и триста метров в ширину в самом широком месте. В "носке" озерце переходило в болотистую местность, это было видно по камышу, плотно растущему в той стороне. От места их полянки до противоположного берега было не более ста метров. Деревья так плотно росли друг к другу, что было почти невозможно увидеть, кто может находиться на том берегу.

— Коль! Посмотри, какая красотища-то! Ляпота! Ущипни меня, не сон ли это? Это кругом так?

— Да нет, не кругом. Примерно на расстоянии триста метров от берега по периметру озера. А дальше без такой плотности обычный лес.

— А почему озеро называется "Ведьмин кут"?

— Понимаешь, Олежка. Я ведь не местный, толком мало что знаю. Мне это место покойный тесть показал. Рыбалка здесь больно хороша. Все водится и в больших размерах. Вода чистая, прямо как слеза, хотя и не проточная. Пить можно и живот болеть не будет. Озеро хоть небольшое, но глубокое. Родники со дна бьют. Но купаться не рекомендую. Вода уж больно холодна, даже в жару. Тесть у меня ведь местный, из Дитяток. Да и известным краеведом в районе был. Рассказывал, легенда есть, что в старину на месте этого озера было языческое капище, наши пращуры богам разным молились. Потом, за что-то боги прогневались и наказали людей, ударили молниями и на месте капища, образовалось озеро. А идолы богов ушли на дно. Там, говорят, до сих пор есть какие-то сооружения, но толком их никто не видел, так как все заросло. А "Ведьминым кутом" этот участок леса с озером называется потому, что он не такой как все вокруг. Сам, наверное, заметил, когда подъезжали сюда. Деревья не такие, хотя породы вроде бы одни, но все ровно разница в глаза бросается. Здесь более крупные, да и кусты больше. Почва немного другая, смотри какая трава… Ты такую траву в другом месте видел?… И что интересно, на картах разных времен озеро-то есть, то его нет! Видел я фотокарту этого района снятую из космоса, а озера-то на ней и нет! Есть только темное пятно, выделяющееся на общем фоне зеленого леса. Карта картой, но озеро то, есть! Вот оно! Правда, старики говорили, что иногда здесь совершаются чудеса непонятные. Когда-то бывали года, что озеро просто заболачивалось и исчезало, видишь остатки болота на той стороне. Бывало и такое, что невозможно было к воде подойти, так серой воняло. Люди иногда здесь пропадали. Вон, в гражданскую войну, в 1919 году, говорят, здесь целый отряд белогвардейцев пропал. В лес зашли, а обратно не вышли. Дорога лесная, по которой мы сюда приехали, ведь напрямую, к Чернобылю идет, где мост через реку Припять. Все это якобы ведьма ворожит, которая утопла здесь еще с незапамятных времен, со средних веков, что ли, правда ее никто никогда не видел и имени не знает. Поэтому и назвали этот угол "Ведьминым кутом". В 1986 году, как раз перед аварией на атомной станции, два местных мужика, алкашики, сюда на рыбалку пришли с ночевкой. Так на следующее утро их еле нашли, оба умом тронулись, прожили потом пару месяцев и в ящик сыграли один за другим. Все твердили, что с НЛО встретились и их чуть не забрали на небо. Вот, местные и бояться сюда приходить. Не боятся только дураки и экстремалы. Вот, как мы. Ладно, давай палатку ставить.

— Людвигович! Возьми топор, наруби, пожалуйста, веток для костра, да сухостой потом с Максом насобирайте. А ты, Макс, поставь машину туда, под деревья, в кусты и замаскируй, чтобы с вертушки не было видно, а то действительно, какой-нибудь начальничек с проверкой пролетит. — повернувшись к Баюлису и Максу, командовал Николай.

Как положено, всякий отдых, а тем более рыбалка с ночевкой, должны начинаться с организации быта.

— Палатку будем ставить как в прошлый раз. Подальше от берега. А то комары, ночью у воды прохладно, да и чтобы в темноте в воду не сигануть. Понесли ее, Олег, в ту сторону, видишь, вон плешина от нашего прошлогоднего костра осталась.

— А зверье здесь водится?

— А как же. Всего полно, ведь места эти теперь дикими считаются. Есть и хищники опасные для человека, это рысь, волк, бывает, что медведь иногда заходит, но его мало кто видел. Змей хватает, так что под ноги смотри внимательнее. Но хуже зверья, эти придурки — сталкеры, нелегальный сброд. В Зоне таких достаточно, охотники за металлом и стройматериалом, грибники, браконьеры, беглые уголовники, иногда "новые украинцы" да чиновьечьё разное крутое "оттопыриться" сюда приезжают. Зверь спасается от человека бегством, если же он и бросается, то только тогда, когда его преследуют. Другое дело, человек. В таком лесу один бог свидетель, и потому человек, завидевший другого человека, прежде всего, должен спрятаться и приготовить ружьишко. Вот такие здесь, брат, дела. Так что, СВДешка нам не помешает.

Что такое поставить палатку для двух профессионалов! Так, пара минут, за разговором и не заметили, как вбили последний колышек. Руки сами все делают, работа привычная.

Пока Антоненко с Уваровым ставили палатку, Баюлис успел нарубить веток и принести их к месту костра.

— Макс, возьми лопатку, окопай кострище, чтобы, не дай бог, рядом трава не загорелась. Потом вещи сложишь в палатку.

Когда все было готово и весело начал разгораться небольшой костерок, потрескивая веточками, Николай открыл тормозок, переданный любимой тещей и предложил выпить за удачное начало "встречи друзей на Эльбе". Все, как будто бы ждали эту команду, засуетившись, принялись быстренько готовить импровизированный стол. Когда закуска была готова, Баюлис торжественным жестом извлек свою канистру с "божественным напитком":

— А тара где? Куда наливать-то?

— О, Санта Мария! Я забыл достать из котелков кружки! Уно моменто! — извинился Макс.

Наконец, всем было налито. Наступил торжественный момент.

— Ну, за встречу друзей и за рыбалку!

— За культурный отдых на природе!

— Будьмо!

Выпили, закусили. И жизнь хороша, и жить хорошо, а у нас и того лучше…

Антоненко-старший достал из РД ножи, протянув один Уварову:

— На, Олежка, держи. Когда первую рыбку поймаем, наша с тобой привилегия ее почистить. А Янис будет уху варить. Правильно я говорю, Людвигович?

— Да. Я с детства рыбу чистить не люблю, но уху готовить умею.

— Все. Олег, берем удочки, снаряжаемся за рыбой. Макс, где черви? Да, когда мы будем рыбачить, заряди-ка ты карабин. Мало ли что.

Уваров повесил ножны на пояс, затем лихо выхватил нож и сделал им несколько быстрых движений, имитируя ножевой бой. Олег вдруг остановился… Усмехнувшись, о чем-то подумав, он вернул нож в ножны.

Наладив удочки, друзья, разобрав костюмы химзащиты, одели прорезиненные штаны с сапогами и пошли рыбачить.

Ловись рыбка, большая, маленькая. Побольше и почаще!

Пока рыбаки, стоя по колено в воде, ловили рыбу, Баюлис установил над костром треногу и поставил на неё котел с водой. Затем пошел в лес собирать сухие ветки для костра. Макс также не остался без работы. Достав из машины карабин, из РД пачку патронов, набил ими оба магазина, вставив один в карабин, предварительно, как учил отец, постучав по нему ребром ладони, чтобы патроны встали на свои места и не было перекоса. Карабин положил в палатку, прикрыв его одеялом. После чего отправился в лес помогать дяде Янису.

Не прошло и получаса, как в ведре уже плескались несколько рыбин. Николай предложил Олегу выйти на берег и разделать улов для ухи. Что и было сделано. После чистки рыбы, еще раз выпили за первый удачный улов. Костер уже пылал во всю, вода в котле начинала закипать, так что рыба была приготовлена вовремя. По указанию отца, Макс достал из машины лодку и ножной насос. Все стали по очереди накачивать лодку, тренируя при этом ноги (ну и чтобы Максу не было так обидно, а то все он да он, как самый молодой боец… У нас дедовщины нет! Ну, почти нет!). От физических упражнений для ног был освобожден только Баюлис, колдующий над ухой.

— Ну что-с, господа-товарищи, уха готова. Бери ложку, бери хлеб, собирайся на обед!

На этот раз, Максим не оплошал. Быстро разлив содержимое котла по котелкам, сказав тост за умение повара варить уху и выпив, проголодавшаяся компания принялась работать ложками.

У всякого здорового человека нахождение на природе и при этом занимающимся физическим трудом, естественно возникает соответствующий аппетит, когда хочеться есть и не просто есть, а есть много и вкусную здоровую пищу, учитывая при этом, что в её приготовлении ты принимал непосредственное участие.

Был полдень. Солнце стояло высоко, ласково прогревая всего тебя до последней косточки. По закону Архимеда, после вкусного обеда, полагается поспать. Что и было исполнено. Максим немного устал за сегодняшний день, рано встал и не выспался. Он решил расположиться в палатке.

Отцы-командиры и Баюлис остались отдыхать у костра, рассказывая друг другу анекдоты, периодически попивая маленькими глотками напиток Баюлиса из солдатских кружек… Всю жизнь мечтал так отдыхать, и зачем нам эти Канары!

Вокруг была тишина… Блаженство спать на природе, на свежем воздухе, когда ничего не мешает, а наоборот лесной шум только убаюкивает…. Максим заснул…

* * *

Проснулся Макс от непонятного шума. Вернее шум был какой-то знакомый, но он не сразу спросонья понял, что это был за шум. Встряхнув головой, чтобы быстрее прогнать сон, Макс прислушался. Ах, вот что это за шум! Рядом тихо работал двигатель автомобиля. "Это что, батя собрался куда-то без меня ехать? Да нет. Движок то не наш, не уазовский работает. Что-то тут не так!". Максим осторожно раздвинул края палатки…

Недалеко от костра стоял большой темно-вишневый "Форд"-пикап. Водительское стекло было приспущено, за рулем автомобиля был виден мужчина с короткой прической. Ближе к берегу припарковался второй джип, серый "Лексус", все двери которого были открыты, за рулем также находился водитель. Между костром и берегом прохаживались трое неизвестных Максиму мужчин средних лет, одетых для отдыха на природе. Один из них был без куртки, что позволяло видеть плечевую кобуру с пистолетом. Баюлис с напряженным лицом стоял у костра с топором в руках. Незнакомцы старались держаться от него на расстоянии. Кинув взгляд в сторону озера, Макс увидел лодку, находящуюся почти на середине. Отец сидел спиной и быстро работал веслами, с каждым его гребком, лодка приближалась чуть ли не на два метра к берегу. Сидящий напротив него Уваров, был спокоен, но было видно, что он бросает отцу короткие фразы.

"Дело пахнет керосином!" — подумал Макс и решил достать карабин.

Когда лодка коснулась берега, один из мужчин, с пухлым холеным лицом и небольшим брюшком, крикнул приказным тоном:

— Эй, мужики! А ну валите отсюда, это наше место. Мы сегодня с друзьями здесь отдыхать будем. И уберите своего придурка с топором. А то пулю в лоб, а тело в воду. Не испытывайте мое терпение!

— А ты, что, это место купил, что ли? Мы сюда первыми приехали и никуда отсюда не уедем. Мы экологи, природу здесь изучаем.

— Да ты еще борзеешь, козел! Ну, все, ты попал, выходи на берег. Сейчас в "жмура" сыграешь!

Максим увидел, как вооруженный незнакомец выхватил из кобуры пистолет "Макарова" и направил его в сторону отца.

"Все, медлить нельзя. Как учил батя: напор и наглость, вот составляющие победы в бою!" — подумал Макс и подтянул к себе СВДешку.

Максим выскочил из палатки, заняв позицию, при которой ему хорошо было видно всех присутствующих на поляне, резко передернул затвор, направив карабин в сторону стоящих на берегу незнакомцев и угрожающи крикнул:

— А ну, сука, бросай ствол, а то сейчас сам "жмуром" станешь!

На звук клацнувшего затвора, а особенно на угрожающие слова, все присутствующие на поляне вздрогнули и повернули головы в сторону Максима.

— Ты шо пацан, охерел? А ну, брось берданку, а то сейчас штаны спущу и по заднице…

Макс понял, что если сейчас он не сделает что-то такое неординарное, что сможет заставить незваных гостей понять серьезность его намерений, то отцу с Уваровым будет потом тяжелее справиться с незнакомцами. И он решился…

Подняв ствол карабина немного выше голов незнакомцев, Макс нажал на спусковой крючок… Грохнул выстрел… Пулей перебило ветку на дереве, под которым стоял "Лексус" и она упала ему на капот.

— Э, паря! Ты это чего… Пошутили мы… Успокойся…

— Ствол — в сторону, морду — в землю, считаю до "трех" и начинаю всех "мочить". Раз… Два…

Незнакомец начал медленно опускаться на землю, отбросив пистолет в сторону, но недалеко от себя. Два других незнакомца стояли как замороженные. У одного из них, худощавого рыжеволосого мужчины, началась икалка.

Отец с Уваровым вышли на берег и приблизились к незнакомцам.

В этот момент из кабины "Форд"-пикапа раздался истеричный женский крик:

— Ой, мамочки!

Крик отвлек Максима и он дернул в сторону машины головой. Воспользовавшись этим, бывший вооруженный, попытался дотянуться до пистолета, но на него уже прыгнул Николай, прижав телом к земле и одновременно, нож к горлу: "Дернешься, зарежу!". Холеному незнакомцу также не повезло. Уваров оказавшись за спиной, опрокинул его на траву, приставив свой нож к шее незваного гостя…

— Товарищ подполковник, стойте. Николай Тимофеевич, не надо…

Из пикапа выскочил водитель и поднял руки.

— Это я, Нечипоренко Алексей, командиром второй роты у Вас в батальоне был… Мы нормальные… Не блатные… Отпустите их… Пожалуйста.

Антоненко-старший взглянув на говорившего, не освободил свою хватку. Его нож по-прежнему был прижат к шее незнакомца.

— Лешка, ты что ли? Что здесь делаешь и что за пташки с тобой?

— Я, Николай Тимофеевич, я. Отдохнуть в Зону приехали. Тот, что под вами, мой шеф — Кожемяка Павел Сергеевич, начальник охраны. Кого ваш друг держит, наш босс — Слащенко Игорь Леонидович, хозяин нашей туристической фирмы из Киева.

— А этот рыжий доходяга, что икает?

— Это Питер ван Лайден, голландец, компаньон нашего босса по бизнесу. Он по-русски плохо понимает. Мы его сюда на экскурсию привезли, очень уж хотел на Чернобыльскую зону посмотреть.

— Ладно, быть добру. Покажем ему наше радушие и гостеприимство!

Николай, убрав нож, поднял пистолет и встал с Кожемяки, протянув ему руку:

— Ну что, горе-вояка, давай помогу подняться. Извини, что помял немного, но пистолет я на всякий случай разряжу. — при этом он ловко вынул обойму из рукоятки и передернул затвор:

— Макс, опусти карабин. Мир у нас.

— И вы меня извините, товарищ подполковник, за "козла". Я ведь не знал кто вы. Мне раньше о вас Алексей много рассказывал. Уважаю. Разрешите представиться, капитан запаса Павел Кожемяка, морская пехота, Черноморский флот. Ну и хватка у вас. Все кости болят.

— Ничего, проехали. Олег, помоги своему клиенту, а то он еле дышит. А ты, Янис, посмотри голландца, как бы у него крыша не поехала, испужался он больно… Видишь, как икалка напала…

Из "Лексуса" вышел пожилой водитель. В руках он держал пластиковую бутылку с водой. Мужчина достал из кармана какие-то таблетки и протянул их Слащенко, затем подал бутылку:

— Сердце у него, нервничать нельзя. А тут такое… Емельяненко я, Николай Яковлевич. Тоже на фирме водителем работаю. Из этих мест родом. А вы случайно не зять Петра Ефимовича, учителя нашего? Видел я вас как-то вдвоем. Его-то детей, Валентина и Машу я с детства знаю. Мы с Ефимовичем раньше на одной улице жили, а затем он в Иванков переехал. Вот только на кладбище у наших родителей и встречались раз в году. Это голландец нас упросил в Зону поехать, узнав, что я местный. Экзотики ему захотелось, дома похвастаться, что в самом Чернобыле был. Вот наш босс и решил его сюда привезти, заодно и отметить встречу на природе, будь она неладна… Отметили, называется, трошки не обделались…

— А-а… Я вас тоже вспомнил. Действительно, как-то вместе поминали умерших на кладбище. Ну, здравствуйте, Николай Яковлевич. А как вы через КПП проехали?

— Так я же местный. Много разных троп партизанских знаю. Мы в обход и проехали.

Баюлис, подойдя к голландцу, с улыбкой на лице, предложил ему выпить из кружки, которую заботливо придерживал двумя руками.

В это время, из кабины пикапа, выскочили две девушки, на вид немного старше двадцати лет. Обе были среднего роста. Одна, немного полноватая блондинка с длинными, чуть ли не до пояса волосами, другая — стройная брюнетка с короткой прической. Одеты девушки были соблазнительно, в яркие футболки с голыми животиками и обтягивающие короткие джинсики, обуты в легкие кроссовки. Они, толкая друг друга, бросились к Слащенко, при этом каждая зыркнула на Уварова ненавидящим взглядом:

— Как вы, Игорь Леонидович? Как сердце? Успокойтесь, пожалуйста! Все хорошо!

Голландец уже немного пришел в себя и сделал несколько больших глотков из заботливо подставленной Баюлисом солдатской кружки. Резко прекратив икать, ван Лайден широко открыл рот, выпучил глаза и стал энергично махать руками, показывая, что ему надо что-то срочно еще выпить. Емельяненко не растерялся и протянул ему бутылку с водой.

— Чорт возмы…

— Людвигович, ты чего это ему дал, свой настой что ли?

— Конечно. Клин клином вышибают. Вот видите, человек уже заговорил нормально. Правда, его надо небольшими глотками пить, но он же не знал. Ничего. Жить будет. Это я вам как врач, обещаю.

— Ну, тогда надо и боссу тоже дать…

— Не. ет. Не надо. Я уже себя нормально чувствую. Спасибо.

Максим стоял в стороне и не участвовал в разговорах. Пришлым, он не доверял. Мало ли, что двое из них знают его отца и деда, это еще ничего не значит. Время меняет людей. Поэтому он оставался настороже, не выпуская из рук карабин. Опустив ствол в землю, был готов вскинуть его при малейшей опасности. В детстве он часто приезжал на каникулы к отцу в часть, постоянно наблюдая за занятиями десантников, мечтал быть таким же, поэтому впитывал в себя все, что видел и слышал. Как-то раз, отец ему сказал, что доверять можно только своей интуиции, все остальные могут тебя обмануть.

Увидев, что Нечипоренко подошел к Кожемяке и они начали шептаться между собой, Макс внутренне насторожился и покрепче сжал в руках карабин, незаметно положив палец на спусковой крючок. Краем глаза он увидел, что Уваров также заметил эти движения нежданных гостей и потихоньку переместился поближе к ним, видя, что только эти двое могут быть для них опасны.

Но случилось иначе. Кожемяка подошел к Слащенко и сказал ему:

— Игорь Леонидович, ошибка вышла. Есть предложение — извиниться перед людьми и переехать в другое место.

— Игорь Леонидович, на той стороне озера есть еще лучше полянка, и побольше, и покрасивше. Давайте-ка, я вас с Питером туда отвезу. Честное слово, никто мешать не будет. — подал голос Емельяненко. — Мы ведь никому о нашей сегодняшней встрече рассказывать не будем, правда ребята и девчата, а?

Как будто сговорившись, все вновь прибывшие хором сказали:

— Да-да, не будем!

Слащенко, уже успокоившись, вновь принял начальствующий вид, оглядел всех присутствующих, ненадолго остановив свой взгляд на голландце, который уже немного захмелел от выпитого напитка Баюлиса и медленно, но громко произнес:

— Ну и пошутили вы, мужики! Теперь хватит! Отработали. С заданием справились. Верю! — затем обратился к голландцу. — Питер, это был спектакль в честь твоего прибытия в Чернобыльскую зону. Познакомься с моими людьми. Как тебе народ? Боевой! С такой охраной нам сам черт не страшен. Алексей! Достань из багажника ребятам выпить и закусить. Пускай погуляют за наше здоровье, а мы поедем на свое настоящее место. Яковлевич, вези!

Все, для кого русский язык был знаком с детства, стояли ошарашенные услышанным. Баюлис даже рот открыл от изумления. На лице голландца обозначилась блаженная улыбка:

— О, Игор! Какой прекрасный шутка! Я всем скажу в Роттердам, какой хороший экскурсий, экстрим, острый чувства! Ты сделать хороший бизнес сюда! Турист наш к тебе ехать много, ты делать деньги, хороший деньги! У нас скучно, а здесь хорошо! Гут! Спасибо усем! До свидання!

С этими словами голландец повернулся к машине и сделав пару шагов, чуть не упал, если бы его не подхватил Емельяненко и заботливо обняв, усадил на заднее сиденье "Лексуса". Следом за ними в машину сел и Слащенко.

К Антоненко обратился Кожемяка:

— Извините, Николай Тимофеевич. Наш босс из всего делает бизнес. Такая уж у него натура. Можно пистолет назад? Спасибо. Леша, догоняй нас!

Когда автомобиль с важными гостями начал выезжать с полянки, Нечипоренко подошел к Антоненко:

— Извините, пожалуйста, товарищ подполковник. Работа. Подождите минутку, я все из багажника достану.

— Ты что, Алексей, охерел совсем после армии?! Чтобы я от этого лощеного кабана подачку взял! Догоняй свое начальство и баб не забудь. Не думал я, что ты таким станешь. А ведь настоящим офицером — десантником был. Ладно, иди. Встретимся когда-нибудь.

Нечипоренко покраснел и опустил голову, попрощавшись с остальными, прикрикнув на девчонок, чтобы быстрее садились в машину, захлопнул дверь и направил свой "Форд" вслед за начальством.

Наша четверка молча стояла и смотрела вслед удалявшимся машинам, пока не настала тишина.

— Вот это приключение! Оказывается мы чьи-то люди, на кого-то работаем и еще спектакли ставим! Умереть, не встать! Кому расскажешь, не поверят!

— Хорошо то, что хорошо кончается. Людвигович, наливай! Надо ведь нам отметить нашу победу!

— Одобрямс! Все — за!

Только теперь Максим заметил, что его немного трясет и на лбу выступил пот, капля с брови потекла в глаз. Смахнув ее, Максим спросил у отца:

— Что делать будем, бать, а?

— А что делать? Наливай да пей! Уже все разрулили. Расслабься и забудь. Молодец. Все правильно сделал. От лица службы объявляю благодарность! Теперь дай сюда карабин, а то ты его так зажал, что еще раз выстрелить можешь.

С этими словами Антоненко-старший взял из рук Максима карабин, отстегнул магазин, передернув затвор, вынул патрон из патронника и поставил карабин на предохранитель.

— Вот теперь, можно дальше отдыхать.

Подошел Уваров.

— Ну что, Макс! С боевым крещением тебя. Это надо отметить. Первый раз в человека стрелял! Как ощущение? Мандража нет? Вот и славно. Янис Людвигович, налейте первую чару нашему герою, заслужил! Ему успокоиться надо. Да, рыбалка на сегодня закончилась. Уже темнеть начинает.

— Если закончилась рыбалка, значить будет пьянка! Наливай!

После пережитого, а также выпитого с разрешения отца "божественного напитка" Баюлиса, Максима немного развезло. Отец отвел его в палатку и приказал спать, так как завтра Максу снова садиться за руль. А наша компания, состоящая уже из трех героев сегодняшнего дня, продолжила свой банкет у вновь разожженного костра, слушая при этом, как на противоположном берегу играет музыка и раздается веселый женский смех. И только большая полная луна, ярко светя на чистом звездном небе, старалась приблизиться к отдыхавшим людям и как будто поглотить их…

"Блажен кто на просторе, в укромном уголке, не думает о горе с ковшом вина в руке"…

Взрыв… Еще взрыв… Яркая вспышка в глаза… Снова взрыв… Земля заходилась ходуном, что-то навалилось сверху, не повернуться… Гул, сильный гул… Снова вспышка и взрыв… Это что, сон такой? Война, что ли приснилась? Ни хрена не понял? Что такое? Надо срочно просыпаться. Мать твою! Японский городовой! Да я же не сплю!

Максим открыл глаза, но ничего не увидел. Было трудно дышать. Хотел подняться, но что-то держало его, сковывало движение. Снова яркая вспышка и грохот. И эта вонь, ужасная вонь. Сера, что ли?

Макс с трудом перевернулся на живот, поднял голову. "Так, надо сообразить: Где я? Где отец и все остальные? Что кругом происходит, твою мать?".

Гул не ослабевал, а наоборот набирал силу, становясь все сильнее и сильнее. Начала болеть голова, давить на виски, руки и ноги отказывались подчиняться… Снова молния и взрыв… Нет, это не взрыв, это гром…

В проблеске света Максим наконец-то разглядел, что на него упала палатка и он, крутясь, завернулся в неё. Превознемогая головную боль, усилием воли, почти не чувствуя силы в руках и ногах, Максиму удалось выпутаться из палатки и выползти на свободную траву. Снова ударила молния и гром.

А вот и отец! Он катается по земле, держась руками за голову. Уваров сидит на коленях и качается из стороны в сторону, также держась руками за голову. Баюлис лежит неподвижно на земле, глаза его открыты и смотрят в одну точку в небе, у него из носа идет кровь. Что случилось, что происходит?…

Вдруг раздался страшный грохот и вслед за ним ударил свет. Земля начала быстро раскачиваться. Свет был ярко белым и искрился. Было такое ощущение, что это была сплошная вспышка от электросварки. Свет бил столбом откуда-то с неба прямо в центр озера. В месте соприкосновения с поверхностью озера, вода бурлила, будто это был большой гейзер. Вокруг стало светло. Все предметы стали прозрачными и просвечивались насквозь, как рентгеновскими лучами. Последнее, что увидел Максим, это было тело отца, вернее скелет, завернутый в оболочку… Дальше удар… Нестерпимая головная боль и все… Сознание отключилось…

Глава 2

"Я, гражданин Союза Советских Социалистических Республик, вступая в ряды Рабоче-Крестьянской Красной Армии, принимаю присягу и торжественно клянусь быть честным, храбрым, дисциплинированным, бдительным бойцом, строго хранить военную и государственную тайну, беспрекословно выполнять все воинские уставы и приказы командиров, комиссаров и начальников.

Я клянусь добросовестно изучать военное дело, всемерно беречь военное имущество и до последнего дыхания быть преданным своему народу, своей советской Родине и рабоче-крестьянскому правительству.

Я всегда готов по приказу рабоче-крестьянского правительства выступить на защиту моей Родины — Союза Советских Социалистических Республик, и, как воин Рабоче-Крестьянской Красной Армии, я клянусь защищать её мужественно, умело, с достоинством и честью, не щадя своей крови и самой жизни для достижения полной победы над врагом.

Если же по злому умыслу я нарушу эту мою торжественную присягу, то пусть меня постигнет суровая кара советского закона, всеобщая ненависть и презрение трудящихся".

Присяга Рабоче-Крестьянской Красной Армии.

Сводка информбюро СССР от… августа 1941 года:

"Войска противника возобновили наступление на Таллин и вышли к его пригородам. Войска противника вышли на рубеж Гомель, Стародуб и создали угрозу флангу и тылу Юго-западного фронта. Советские войска начали отход за реку Днепр с плацдармов севернее и южнее Киева и у Черкас. Силами 17 дивизий и 7 бригад противник предпринял штурм Одессы. Советские войска оставили город Чудово…"…

"Главнокомандование Юго-Западного направления пришло к заключению, что катастрофа, назревшая на правом крыле, уже не может быть предотвращена собственными силами. Для воссоздания сплошного фронта на этом участке необходимы были крупные силы, которые ни главнокомандование направления, ни Ставка выделить не могли. Единственный выход заключался в немедленном отводе войск из киевского выступа с целью создать более плотную оборону на одном из тыловых рубежей.

22 августа 1941 года противник обнаружил отход 5-й армии генерал-майора М.И. Потапова, а также то, что 27-й корпус продолжал оставаться на месте, в связи с чем, правый фланг этого корпуса обнажился. В этот разрыв между смежными флангами 5-й армии и 27-го стрелкового корпуса была брошена 11-я танковая дивизия, которая, обойдя открытый фланг корпуса, днем 22 августа устремилась по дороге, идущей вдоль реки Тетерев к Днепру. Выделенный командиром корпуса генералом Артеменко из корпусного резерва 713-й стрелковый полк 171-й стрелковой дивизии с одним артдивизионом был смят танками 11-й танковой дивизий противника, и последняя, продолжая движение на северо-восток, была встречена огнем артбатареи 357-го артполка в районе Иванково. Подавив ее, к вечеру 22 августа 11-танковая дивизия вышла к мосту через реку Тетерев у Богдан. У этого пункта она была задержана отрядом пограничников и одной ротой 96-го стрелкового полка до утра 23 августа. С утра 23 августа противник, введя дополнительное число танков, уничтожил этот заслон у Богдан. Двигаясь далее, 11-я танковая дивизия захватила Горностайполь, а во второй половине дня 23 августа вышла к переправе через Днепр у Окуниново. Таким образом, некоторые части 5-й армии, не успевшие переправиться на левый берег Днепра, оказались отрезанными от основных сил…

К началу Киевской операции Юго-Западный фронт имел 677 085 человек. В соединениях, тыловых частях фронта и армий, избежавших окружения, к концу операции было 150 541 человек. В боях до окружения и в последующих десятидневных боях фронт понес большие потери. Погибла Пинская военная флотилия, обеспечивавшая действия окруженных войск. В боях пали командующий фронтом генерал М.П. Кирпонос, член Военного совета М.А. Бурмистенко, начальник штаба генерал В.И. Тупиков и большая часть офицеров штаба и политуправления фронта. Значительная масса воинов вырвалась из кольца. Часть бойцов и командиров ушла в партизаны, остальные попали в плен или пропали без вести…

Великая Отечественная война Советского Союза 1941–1945 гг. Краткая история. Издание второе. Москва, 1970 г".

Многие говорят, что тот, кто не отступал с трудными боями летом 1941 года, — тот по-настоящему не видел войны. Конечно, любое отступление штука неприятная: отступать вообще больно и тяжело. Но одно дело, когда вынужденно отступают обстрелянные, умудренные опытом боев солдаты, которые знают подлинную цену противнику, его сильные и слабые стороны. Такие воины устраивают врагу засады, отступая, контратакуют — в общем, делают все со знанием дела и в соответствии с приобретенным мастерством. И совсем другое дело, когда отступают малоопытные, недостаточно сколоченные части и подразделения. Тут возможны паника и растерянность, нераспорядительность и отсутствие выдержки.

Дивизия, находясь в составе 5 армии, сражалась под Киевом уже более месяца. Месяц таких напряженных боев, в каких ей довелось участвовать, — это, безусловно, целая академия для каждого солдата. Но это был, в основном, месяц обороны, контратак, небольших отступлений.

Специфические условия Полесья были максимально использованы командирами всех степеней. Наличие лесных массивов позволило, несмотря на господство в воздухе вражеской авиации, почти без помех с ее стороны осуществлять широкий маневр силами и средствами и обеспечить скрытность подготовки контрударов и контратак, а следовательно, и их внезапность.

Лесисто-болотистые участки на переднем крае, считавшиеся противником труднодоступными или вовсе недоступными и поэтому слабо прикрывавшиеся его войсками, широко использовались нашими истребительными и разведывательными отрядами, а также группами для скрытного проникновения в расположение противника, где они совершали внезапные и дерзкие нападения на вражеские объекты.

И вот теперь сильно потрепанным частям дивизии было приказано организованно отойти за Днепр, на его восточный берег, так как над войсками, оборонявшими Киев, нависла угроза окружения.

Командир стрелкового полка подполковник Климович Алексей Аркадьевич, получив в штабе дивизии исчерпывающий инструктаж о маршруте отхода и о промежуточных рубежах обороны, возвращался в полк мрачным. О том, что полк будет отходить в направлении Горностайполь, затем по мосту переправится на левый берег Днепра у Окуниново, он и сам раньше догадывался. Другого маршрута движения у дивизии просто не было. Этот, самый оптимальный. На отход всей дивизии, согласно боевого приказа командующего 5-ой армией, отпускалось 5 суток, глубина этапа 140–180 км, среднесуточный темп 30–35 км. Но это все хорошо, когда полк полностью укомплектован личным составом и средствами передвижения (автотранспортом и гужевым транспортом (лошади, повозки). Но когда в боевых частях дивизий от довоенного штата свыше 10 тысяч человек в каждой, осталось в среднем по 1,5–2,5 тыс. человек, по 20–25 станковых и 50 ручных пулеметов, по 40–50 орудий разного калибра, по 25–30 минометов и 12 зенитных пулеметов, без единого танка и с минимальным количеством автотранспорта, когда ощущается острый недостаток в автоматическом оружии, в боеприпасах и имеется большой некомплект командного состава, выполнить такой приказ было проблематично.

Нет, подполковник Климович Алексей Аркадьевич не был трусом или паникером, он знал, что надо делать, жизнь уже не раз испытывала его. Просто, это было очередное испытание на мужество, на умение командира взять на себя ответственность и справиться с поставленной задачей при минимальных потерях. Он был настоящим офицером, еще той, царской закваски. Родился Алексей Аркадьевич в 1898 году, в Москве. В 1909 году поступил в Первый Московский кадетский корпус, после окончания которого, в 1916 году продолжил обучение в Михайловском артиллерийском училище. С 1917 года, на фронтах Первой мировой войны. Октябрьскую революцию 1917 года встретил в госпитале, получив ранение и георгиевский офицерский крест. К тому времени он был подпоручиком. Кто помнит себя в 19 лет, тот знает, что это время любви и вдохновения. Если ты уже не в окопах и свободен от службы, а вокруг столько миленьких девушек-медсестер, то о чем может думать молодой симпатичный офицер?! Конечно же, о любви, при чем тут какая-то революция, происходящая где-то там! Но жизнь такая суровая штука, что всегда ставит вопрос ребром. С кем ты? С нами или против нас? В апреле 1918 года Климович сделал выбор, вернее обстоятельства его заставили. Его любовь, девушка по имени Наташа, выбрала сторону большевиков, где одним из руководителей был ее дядя. Алексей вступил в Красную Армию и женился на Наташеньке, вот такое было условие. Если в первом он еще колебался, то о втором не жалел. Но, гражданская война внесла свои коррективы и молодоженам удалось снова встретиться только по ее окончании. Для Климовича эта война закончилась вторым ранением в 1920 году на Туркестанском фронте. Из госпиталя его забрала жена и они уехали в Москву. Благодаря дяди Наташи, удалось устроиться на работу. В армии, по причине тяжелого ранения, Алексей служить пока не мог. Гражданская война закончилась, впереди было много работы, да и быт был неустроенным, поэтому детей сначала не заводили, а потом не получалось. Шло время. И вот в один из дней, к ним домой пришли люди в форме. Ничего не объясняя, Алексея бросили в "воронок" и отвезли на Лубянку. Допросы, пытки, камера, снова допросы и снова пытки. И так несколько месяцев подряд… Бывший офицер, враг народа, троцкистско-бухаринский заговор… Подпиши бумаги и все пройдет, тебя отпустят. Но Алексей ничего не подписывал. Подписала Наташа и ее дядя. Они получили по 15 лет лагерей, по 58-й статье, как враги народа. Какой ангел-хранитель отвел беду лично от Алексея, он не знал. Но через полгода его выпустили. Страна остро нуждалась в командных кадрах. Алексея снова призвали в армию. Стал преподавателем на артиллерийских курсах младших красных командиров. 30 ноября 1939 года произошел вооруженный конфликт между СССР и Финляндией. Началась Зимняя война. Климовича вместе с его курсом отправили в действующую армию, включив их в состав одной из стрелковых дивизий. В результате боевых действий между советскими и финскими войсками около посёлка Суомуссалми, длившихся с 7 декабря 1939 года по 8 января 1940 года, из-за бездарного и преступного командования, их стрелковая дивизия была полностью разгромлена, потеряв в боях почти весь личный состав дивизии. Благодаря своему боевому опыту, Алексею с группой бойцов удалось вырваться из окружения и вернуться к своим. Командование дивизии было предано военному трибуналу и расстреляно. Эти события отразились на его здоровье. Получив воспаление легких и последующие за ним тяжелые осложнения, Климович снова оказался в госпитале. При выписке из госпиталя, медицинская комиссия рекомендовала ему сменить климат и уехать на юг. Болезнь негативно отразилась на его физическом состоянии. Служить в действующем подразделении он сейчас не мог. Оставалось только снова заняться преподавательской деятельностью. Благодаря старым сослуживцам, удалось найти место преподавателя в недавно сформированное 1-е артиллерийское училище в г. Ростов-на-Дону. За все это время он пытался найти жену, посылал письма во все инстанции, считая, что произошла чудовищная ошибка и она ни в чем не виновата, но все было тщетно. Уже собирая вещи, в их маленькой квартирке в Москве, перед отъездом на новое место службы, он получил официальный ответ, что жена лишена права переписки и ему было рекомендовано больше не обращаться с подобными запросами. Алексей понял, что это все. Больше он свою Наташеньку никогда не увидит. Мир оказался пустым, не было смысла жить дальше. Ты остался один, нет никого рядом, для чего теперь стоит жить и бороться. Была мысль покончить с собой. Его рациональный ум уже начал подсознательно вырабатывать план действий, подбирая лучший вариант ухода из жизни. Но это были первые и единственные минуты слабости. Жизнь дана для того, чтобы жить! Хрен вам, не дождетесь! С этой минуты он стал ненавидеть эту власть, сломавшую его жизнь и уничтожившую его любимую. Нет, он не собирался устраивать диверсии или вести антисоветскую пропаганду. Он решил жить только для себя. К черту эту страну с её вождем-недоучкой! Но как дворянин, как офицер, как русский человек, он не мог бросить свою Родину — Россию. Тем более, что сейчас надвигалась новая угроза. Воздух наполнялся предстоящей войной с фашисткой Германией. Об этом не говорили вслух, но все про это знали. Оставался один вопрос. Когда?

Живя в Ростове-на-Дону, Климович занимался оставшимся ему любимым делом: обучением молодых курсантов артиллерийским премудростям. На предложение вступить в партию и перейти на партийную работу в местные органы власти, он отказался, мотивируя тем, что еще морально не готов к столь ответственной работе. Жизнь на юге положительно повлияла на Алексея Аркадьевича. Теплый благоприятный климат и хорошее питание поправили его пошатнувшееся здоровье, уважение сослуживцев и курсантов, занятие любимым делом, немного оттопили его душу. Другую, такую как Наташа, Алексей не встретил, да особенно и не искал, хотя, будучи от природы внешне привлекательным для женщин, он не был обделен их вниманием. Жизнь берет свое, а время лечит.

Когда началась война, Климовича с частью преподавателей и выпускников училища откомандировали сначала в Харьков на формирование, а затем на запад, в действующую армию, на Юго-Западный фронт. Имея звание подполковника, которое получил всего за несколько дней до начала войны, он сначала был назначен заместителем начальника штаба дивизии, а после гибели командира и начальника штаба одного из стрелковых полков дивизии, в тяжелых июльских боях на рубеже Коростенского УкрепРайона, из-за нехватки опытных командиров такого уровня, Алексей Аркадьевич был назначен командиром этого полка.

Прибыв на КП полка, обговорив все необходимые детали предстоящей операции по передислокации полка с новым начальником штаба капитаном Бондаревым Игорем Саввичем и комиссаром полка старшим политруком Наумом Моисеевичем Фридманом, Климович приказал вызвать к себе командира первого батальона.

— Разрешите, товарищ подполковник. Командир первого батальона старший лейтенант Сластин по вашему приказанию прибыл.

— Заходите, товарищ старший лейтенант, присаживайтесь. Получен приказ командующего армией на отвод армии на восточный берег Днепра. В том числе и нашей дивизии.

— Это как же так, Алексей Аркадьевич, сдаем позиции без боя? Ведь мы же еще можем здесь держаться и немцам дать прикурить. Они уже почти выдохлись. Никаких действий, подтверждающих их наступление, не совершают.

— Это на нашем участке такая обстановка. А на флангах армии сложнее. Противник пробивается с юга к Киеву. Армия может оказаться в котле. Поэтому, чтобы спасти армию от окружения, Главнокомандование приняло решение отвести ее на левый берег Днепра и создать там рубежи обороны.

— Это что, сдаем Киев?

— Нет. Киев будет наш. Просто, как говорили во времена Первой мировой, выравниваем фронт.

— А когда выдвигаемся?

— Приказано сегодня, с наступлением темноты, нашему полку сняться с позиций и совершая ночные марши, выдвинуться в район населенного пункта Горностайполь, а затем к переправе через Днепр у Окуниново. Перейдя на тот берег, занять позиции возле Окуниново. На передислокацию дается пять суток. Но для твоего батальона, Михаил Сергеевич, отдельный приказ. Сколько в батальоне осталось личного состава?

— Вместе со всеми службами чуть больше роты, 187 человек, три станковых и пять ручных пулемета, два противотанковых орудия 45-мм, два 82-мм миномета.

— Передаю под ваше командование еще три полковых пушки калибра 76.2-мм и три 120-мм миномета. Также дополнительно получите и боеприпасы. Батальон будет прикрывать отход полка и всей дивизии.

Климович подсел поближе к комбату-один, немного помолчав, положил ему руку на плечо:

— Сколько вам лет, товарищ старший лейтенант?

— Двадцать четыре, товарищ подполковник. А что?

— На Вас, дорогой мой Михаил Сергеевич, возлагается очень ответственная и трудная миссия. Когда немцы узнают, что полк ушел, они всей своей мощью ударят по вам. Вы должны продержаться минимум сутки. С завтрашнего утра начинайте по немцам плотный огонь, чтобы они думали, что мы собираемся наступать. Беспокойте их огнем весь день. Затем, с наступлением темноты, покиньте позиции и скорым ночным маршем направляйтесь вслед за полком. Желаю увидеть вас живым на том берегу Днепра. Все.

Климович поднялся и подозвал начальника штаба капитана Бондарева:

— Игорь Саввич, проведите с командиром батальона инструктаж о маршруте отхода и о промежуточных рубежах обороны. Сообщите кодовые сигналы для радиосвязи и передайте мой приказ начальнику связи, чтобы в батальон выделили самую лучшую рацию и опытного радиста. Соберите командиров других подразделений и доведите им приказ командующего армией. Подготовьте соответствующий приказ по полку об отходе. Сегодня ночью выступаем.

Бондарев и Сластин склонились над картой, лежащей на столе, а Алексей Аркадьевич вышел из блиндажа. Он не мог спокойно смотреть на комбата Сластина, этого, в сущности, еще юношу, который и жизни то, толком не видел, но по воле войны, из вчерашнего ротного стал командиром батальона. Климович понимал, что оставляет этого мальчишку и весь его батальон на верную смерть. Если противник узнает, что вместо целой дивизии против него стоит один неполный батальон и начнет наступление, то от батальона никого не останется. Но войны без потерь не бывает. Так его учили еще в кадетском корпусе, лучше потерять малое, чем потерять все.

* * *

Лунная летняя ночь. Таинственные леса Припятского края. Что кроется в их дебрях, что ожидает нас впереди?

Андрей оглянулся назад, не отстало ли второе орудие? Ночью, на лесной дороге, такая темень, что дальше десятка метров ничего не видно. Нет, идут. Сзади фыркнула лошадь, послышался чей-то кашель и стук металла о металл. Вот уже третью ночь подряд их полк, минуя населенные пункты, идет по лесным дорогам Припятского края, останавливаясь на дневку в близлежащих лесах. Буквально час назад перешли через мост очередной речки, а сколько их уже позади. Но мосты пока трогать нельзя. Следом за ними будет ускоренным маршем двигаться первый батальон полка, оставленный в качестве заслона на прежних позициях, если конечно там еще кто-то остался живым. При воспоминании об оставшемся батальоне, у Андрея защемило сердце, с этим батальоном остался его лучший друг по училищу, такой же как и он, командир противотанкового артиллерийского взвода лейтенант Костик Николаенко. Весельчак, балагур и любимец девушек. Как они там воюют, выдержат ли натиск фашистов? Когда после первого ночного марша, они остановились на дневку в лесу, то Андрей слышал в стороне, откуда ушел полк, далекую артиллерийскую канонаду. Там погибали его товарищи, давая возможность им выйти живыми из окружения. Смог ли он сам оказаться на месте Костика и принять неравный бой, зная, что наверняка погибнет? Да, смог. И сделал бы это не задумываясь, лишь бы побольше уничтожить фашистов. Страх и растерянность первых дней войны уже прошли. Появился тот неоценимый боевой опыт, ради которого пришлось немало пролить своей и чужой крови. Из вчерашнего девятнадцатилетнего юнца, за каких-то пару месяцев, он превратился в зрелого мужчину, не по возрасту, а по увиденному в жизни. Увидел смерть друзей и врагов, его пытались убить и он убивал. Один раз даже пришлось участвовать в рукопашном бою, когда на позицию прорвались немецкие пехотинцы. Тогда из его взвода в живых вместе с ним осталось только четверо, но всех прорвавшихся немцев они перебили. В плен никого не брали, даже пришлось добивать их раненных, так как пленных не кому было сдавать. Не до того было. До сих пор перед глазами Андрея стоит перепуганное лицо молодого немца, у которого в автомате закончились патроны и он судорожно пытался заменить магазин на новый, но не успел. Подскочивший к нему Андрей, сходу вонзил свой штык-нож немцу прямо в сердце. От полученного удара немец, схватившись руками за плечи Андрея, медленно осел на землю, широко раскрыв рот с белоснежными зубами и смотря недоуменным взглядом в глаза, будто задавал вопрос: за что? Андрей знал, "за что". За то, что тот пришел незваным на чужую землю, за то, что убивал невинных людей, за то, что только что застрелил заряжающего его орудия Ибрагимова и самого Андрея хотел лишить жизни. Он враг, а врага надо уничтожать, безжалостно. Таков закон войны: если не ты убьешь, то убьют тебя. Если хочешь выжить, убей первым. Все просто и понятно. Здесь не до философии и соплей. В такие минуты все человеческое отступает, в тебе просыпается зверь, защищающий от врага себя, свою стаю и свою территорию.

Но одно дело убивать врагов, а совсем другое, терять своих товарищей. Это было две недели назад, когда из штаба дивизии пришел приказ о нашем контрнаступлении. Полк пошел в атаку, даже захватил первую линию обороны противника, но немцы быстро среагировали, перебросив на этот участок артиллерию и танки. Мы еле смогли отойди назад и отбить их атаку. Фашисты окружили наших раненых в какой-то ложбинке, метрах в двухстах от нас. Пробиться к ним на выручку не было возможности. Раненые долго кричали: "Добейте нас, братцы!". Сжав весь свой гнев и боль в кулак, Андрей приказал выпустить в ту сторону три осколочных снаряда. После этого крики прекратились. Погибли все, и немцы, и наши. Этот крик навсегда останется в памяти, на всю жизнь, если конечно он выживет в этой кровавой мясорубке.

Андрей, поправив на плече трофейный автомат, отошел в сторону:

— Второе орудие, подтянись! Левченко, не отставать! Дистанция не более пяти метров!

— Есть, лейтенант. А ну, ребятки, поднажали, днем в лесу отоспимся!

С командиром второго орудия своего взвода, старшим сержантом Левченко, Андрей был с самого начала. С момента своего прибытия в часть, после окончания училища.

Андрей Степанович Григоров родился в 1922 году в г. Богодухове Харьковской области. Отец его работал на железной дороге путевым обходчиком, а мать медсестрой в больнице. У Андрея была старшая сестра Татьяна и младший брат Артемка. В 1939 году, когда он уже заканчивал школу, к Татьяне стал женихаться Серега Церковный, живший на соседней улице. Он был курсантом Харьковского пехотного училища и приходя к ним в гости, постоянно хвастался, как хорошо в армии живут командиры. Наслушавшись его рассказов, Андрей загорелся, ему также захотелось стать командиром. Но в отличие от пехотного, он, по совету отца, бывшего в гражданскую войну артиллеристом и объяснившим, что артиллеристов лучше, чем пехоту снабжают, решил поступить в Харьковское противотанковое артиллерийское училище. Там, при поступлении, Андрей и познакомился с Костей Николаенко, приехавшим учиться из Сталино. В казарме их койки стояли рядом, так и подружились. Два года учебы пролетели незаметно. В апреле 1941 года училище передислоцировали в г. Сумы. Выпустили их, девятнадцатилетних, лейтенантами 11 июня 1941 года, за десять дней до начала войны. Назначение лейтенант Григоров получил в Киевский особый военный округ, командиром противотанкового взвода в батарею 45-мм противотанковых пушек стрелкового полка. Во взводе было две пушки, образца 1937 года, оснащенные клиновым полуавтоматическим затвором, обеспечивающим высокую скорострельность (до 20 выстрелов в минуту), подрессоренные шасси и передком с зарядным ящиком, вмещавшим 50 снарядов (десять подкалиберных, десять картечных и тридцать осколочно-фугасных с бронебойными). Средством тяги были по две лошади на орудие. Командиром первого орудия был сержант Крячко, а второго старший сержант Левченко. Каждое орудие имело расчет из шести человек: командир расчета, наводчик, замковой, заряжающий, 4-й и 5-й номера — правильные на раздвижных станинах. Всего в подчинении у Андрея находилось двенадцать человек. Из этих первых двенадцати, в живых осталось только трое. Старший сержант Левченко, наводчик Сивидов и 4-й номер Мамедов. Все остальные погибли в боях. Сейчас у Андрея на два орудия тоже было двенадцать. Но это было уже новое пополнение, не первые, кадровые, а призванные из запаса или взятые из пехоты.

Начало светать. Вдоль растянувшейся колонны проскакал на лошади ординарец командира полка. Видя командира, ординарец замедлял бег своего скакуна и передавал приказ: "Через 10 минут остановка движения. Подтянуться к головному. И не расслабляться".

Вот и конец движения. По сторонам от дороги сидят или лежат красноармейцы. Кто-то прислонившись к дереву пытается хоть немного вздремнуть, кто-то перематывает портянку или обмотку, многие, пользуясь остановкой, курят в кулак. Что любой солдат делает на марше, когда выдается свободная минутка без движения? Старается расслабиться, дать отдохнуть натруженному постоянным движением телу, проверить обувь и амуницию, чтобы было удобнее идти дальше. Конечно же, справить естественные надобности. Вдоль колонны, в голову, проехали штабная машина, два мотоцикла с коляской и бронеавтомобиль, за ними проскакали несколько всадников. Последний всадник, задержав своего коня возле Григорова, бросил: "Всем командирам, вперед, к командиру полка, на совещание. Срочно".

— Старший сержант Левченко, остаетесь за старшего. Проверить людей, чтобы ноги не натерли, лошадей, орудия, личное оружие и амуницию. Чувствую, что днем отдохнуть нам не получится. Я в голову колонны. Если начнется движение, двигайтесь вперед без меня, там вас встречу. Все, я пошел.

После гибели командира батареи, Андрей стал исполнять его обязанности и ему в наследство достался вороной конь комбата, Орлик. Но так как, случайной миной была убита одна из лошадей с первого орудия, то Орлика впрягли вместо нее, а седло спрятали в передок. Так что Андрей временно остался безлошадным.

Идя вперед по лесной дороге, Андрей рассматривал стоящие на ней автомобили и повозки, возле них копошились люди. Проходя мимо трех полковых пушек калибра 76.2 мм на автомобильной тяге, Андрей присоединился к старшему лейтенанту Мысину, командиру батареи полковых пушек.

— Слав, ты не знаешь, что такое? Почему встали? Сейчас не очень светло, можем километров пять еще протопать.

— Точно не знаю. Краем уха слышал, что получено срочное сообщение. Сейчас все узнаем. Пошли к штабу.

Голова колонны. Возле автомобиля командира полка полукругом расположились все оставшиеся в живых командиры. Комполка подполковник Климович и начштаба капитан Бондарев склонились над картой, разложенной на капоте. Рядом с ними находится начальник связи полка старший лейтенант Дулевич и что-то докладывает. Вот с хвоста колонны подъехал мотоцикл. Из коляски вышел комиссар старший политрук Фридман.

— Алексей Аркадьевич. Все. Полк, в сборе. Все оставшиеся подтянулись. Можно начинать. Товарищи командиры!

— Товарищи командиры! Вольно! Прошу внимание! Я понимаю, что устали. Но поставленную перед нами командованием задачу, мы обязаны выполнить до конца. Только что получено сообщение. Противник обнаружил отход нашей армии и ударил во фланг 27 корпусу, прорвав его оборону. В настоящее время танки и мотопехота противника беспрепятственно продвигаются по дороге вдоль реки Тетерев к Днепру. Возникла угроза, что до нашего прибытия, он может захватить Горностайполь, а затем и мост через Днепр. Если это произойдет, мы будем отрезаны от переправы. Учитывая это, нам, как самому боеспособному полку дивизии, приказано форсированным маршем занять Горностайполь и организовать оборону. Дать возможность другим частям дивизии переправиться на другой берег Днепра.

Климович оглядел всех присутствующих. Они внимательно его слушали. Десятки, сотни подчиненных ждут твоего твердого и решительного приказа. Ты командир, и ты обязан все знать. Тебе подчиняются, тебе верят, по твоему приказу идут в атаку. Если в такие минуты командир проявит нерешительность, колебание, если не отдаст он бойцам четкого и твердого приказа, значит, он отнимет у них главное их оружие — веру в своего командира, веру в свои силы, в конечном счете — веру в победу.

— Поэтому, исходя из сложившейся обстановки, приказываю. Прекратить движение скрытым маршем, по лесным дорогам. С целью быстрейшего продвижения и организации обороны, выйти на шоссе и совершить форсированный марш в сторону Горностайполь. Идем двумя эшелонами. В первый эшелон включить весь автотранспорт, сконцентрировав его в голове колонны. Первый эшелон: разведка, второй батальон и артиллерия на автомобильной тяге. Весь личный состав рассадить по всем автомобилям, способным быстро передвигаться. Второй эшелон: все остальные. Я иду с первым эшелоном. Начальник штаба со вторым. По дороге не растягиваться, дистанция минимальная. Арьергард — 3 рота 3 батальона. Ей придается артиллерия на конной тяге. По маршруту движения организовать регулирование. Связь по радио и посыльными. Начальнику связи выдать всем радио-таблицы, проверить рации. С другими подразделениями армии не смешиваться. Нигде, ни при каких обстоятельствах не задерживаться. Выполнять только мои и начальника штаба прямые приказы. Помните, какая у нас основная задача. Ни одного патрона, снаряда, ни одного предмета военного снаряжения и оружия не оставлять в руки врага. Все, что не поддается эвакуации, уничтожить. Всем сверить часы. Сейчас 5.40. Личному составу позавтракать сухим пайком. Подготовить транспорт. Начало движения в 6.10. Все. Вопросы есть?

— Так точно. Товарищ подполковник, а что с первым батальоном, связь есть?

— Нет. Связи нет. Как мне сообщили из штаба дивизии, по результатам воздушной разведки, по нашим следам движутся колонны танков и мотопехоты противника. Они отстают от нас на сутки. Еще вопросы есть? Всем понятна боевая задача? Разойдись!

Вот и нет первого батальона! Нет друга, Кости Николаенко! Зная Костин характер, Андрей понимал, что тот лучше погибнет, уничтожая фашистов, чем побежит, спасая свою жизнь. Но они выстояли. Они смогли. Дали нам целые сутки! Значит, погибли не зря. Спасибо, Костя! Спасибо, ребята! Вечная вам память!

Андрей, подойдя к своему взводу, хотел было дать команду позавтракать сухпаем, но этого не потребовалось. Его бойцы, сидя кружком, в центре которого, как квочка с цыплятами, сидел Левченко, дружно уминали консервы. Рядом, с мешками на мордах, также подкреплялись и лошади. Хороший ему достался командир второго орудия, толковый мужик, знает что делать! Старше Андрея на двадцать лет, прошедший войну с японцами на Халхин-Голе и белофинскую, старший сержант Левченко Григорий Васильевич был как отец родной для всего взвода. Все остальные бойцы были младше него. Все старшего сержанта уважали, да и побаивались. Он всегда знал, кто и чем дышит, мог дать дельный совет и наказать провинившегося так, что тот все потом понимал с полуслова, даже с одного взгляда. Во взводе всегда был порядок, во всем.

В том памятном рукопашном бою, Левченко один убил шестерых немцев. Андрей точно не помнил, как все тогда произошло, будто в кино при замедленной перемотке кадров. Он видел, как Левченко, держа в левой руке револьвер, а в правой большой изогнутый кавказский кинжал, похожий на укороченную шашку без гарды и дужки, быстро передвигаясь между немцами, как бы обволакивал каждого, после чего они валились, как снопы, кто с перерезанным горлом, кто с распоротым животом, кто с подрезанными ногами, а кто и с пулей в голове. Он же потом добивал и оставшихся раненых немцев. После боя Андрей спросил у него, откуда такой кинжал и где Левченко научился так драться. Немного помявшись, старший сержант ответил, что это отцовский подарок. А такой рукопашный бой у них наследственный, и дед так дрался, и отец, и старший брат, и вот теперь он. "Все мы — чернорабочие войны, а при такой специальности, если хочешь выжить, то надо быть профессионалом, по-другому никак, иначе погибнешь". - пояснил он. О своей семье Левченко не любил рассказывать, всегда уходил от этой темы разговора, при воспоминании о родителях и родственниках, лицо его становилось мрачным, он как-то сразу внутренне сжимался, а на глаза наворачивались слезы. Был ли он женат, никто не знал, он никому не писал писем и ему ни кто не писал. Все вопросы переводил в шутку: "моя жена — армия, а письма я командиру пишу, в виде рапорта о выделении имущества на взвод". Как-то раз к нему сунулся политрук Жидков, комиссар второго батальона и парторг полка, с предложением вступить в партию, но встретив взгляд, от которого мурашки по телу пошли, резко ретировался и больше на глаза старшему сержанту старался не попадаться. Хоть не заложил особисту и то хорошо.

— Ну что там, командир? На, лейтенант, подкрепись. Чай дорога еще дальняя у нас будет. — с этими словами, Левченко протянул командиру открытую консервную банку тушенки со вставленной ложкой и кусок ржаного хлеба. Затем лихо подкрутил свои усы, такие же, как у Василия Ивановича Чапаева из кинофильма "Чапаев".

— Немцы прорвали с юга фронт, могут нам дорогу на переправу перекрыть. Получен приказ форсированным маршем выдвигаться им наперерез и занять оборону у Горностайполя. Мы идем в арьергарде, прикрываем тыл от наступающих за нами фашистов. Выходим из леса на шоссе. Начало движения в 6.10.

— Если немчура прет и мы прикрываем тыл, значить первого батальона уже нет. Да… Жалко ребят. Если выходим из леса на шоссе, то бойся воздушного налета. Эти гады, разлетались сейчас, шо те комары на болоте. Ну, шо орлы, перекусили? Пускай командир поест, а у нас работа. А ну, все подъем, к орудиям! Подготовиться к маршу! Прочистить стволы, осмотреть замки. Жуликов, возьми солидол в передке да смажь все колеса. Мамедов, Блудов, вы как любители лошадок, проверьте своих подопечных. Все, за работу. Ничего не оставлять на месте. Сизов, смотри за своим орудием, а я за своим. Потом все проверю.

Пока Григоров утолял вдруг наступивший голод, его взвод бегал вокруг орудий, скоро выполняя приказы Левченко. Новый командир первого орудия сержант Сизов, призванный из запаса тридцатилетний мужчина, трудился наравне со своими подчиненными, безоговорочно приняв первенство и авторитет Левченко.

К Андрею подошел незнакомый лейтенант и протянул руку:

— Здорово, "Прощай Родина!". Командир третьей роты третьего батальона лейтенант Попов. Андрей.

— Привет, "Царица полей". Лейтенант Григоров, командир противотанковой батареи, бывший взводный. Тоже Андрей.

— Ну, вот и познакомились, тезка. Нам с тобой в арьергарде идти. Ты давно в полку?

— С 17 июня 1941 года. Харьковское противотанковое артиллерийское училище. От нашей батареи сорокопяток остался только мой взвод, два орудия. Комбат и один взвод погибли возле укрепрайона, а другой остался с первым батальоном.

— А я в сороковом году Житомирское пехотное училище закончил. Командиров в роте, кроме меня, никого, взводами сержанты командуют. Сам ротным стал две недели назад, а до этого тоже взводом командовал. У меня в роте, тоже не густо. Вместе со мной сорок шесть человек… Один станковый "Максим" и два ручных пулемета Дегтярева. Боеприпасов кот наплакал. Вот и все хозяйство. Комбат пообещал дать два 82-мм миномета, ящик бутылок с зажигательной смесью и патронов подкинуть. У тебя снарядов-то хватает, а то вдруг танки попрут?

— Полный боекомплект на каждое орудие. Да еще вон, старший сержант, один немецкий ручной пулемет с коробкой патронов заныкал. Так что, пока живем.

— Вот и ладненько. Комполка приказал нам выдвинуться на шоссе и занять оборону западнее села Дитятки. В пяти километрах от него есть развилка дорог. Так что выдвигаемся самыми последними, когда все уйдут. Оставайся на месте, сейчас я своих бойцов, к твоим присоединю.

Попов ушел. Через некоторое время к двум орудиями Григорова, присоединились три подводы, по две лошади в каждой, везущие оставшееся имущество стрелковой роты Попова. На одной из них сидел младший сержант с радиостанцией. Подошли красноармейцы третьей роты. Артиллеристы Григорова все были обуты в сапоги и одеты в довольно новые гимнастерки, имели шинели и каски, вооружены были карабинами Мосина образца 1938 г., только у Левченко была СВТ-40, да еще и с оптическим прицелом, где он ее достал, старший сержант не признавался, как-то в шутку сказал, что в карты выиграл, но никто не поверил. Сам Андрей имел немецкий МП-40 с подсумком набитым запасными магазинами, пистолет ТТ в кобуре и штык-нож от СВТ-40, на шее в чехле висел бинокль, на левом боку, командирская полевая сумка доставшаяся ему от прежнего комбата. Все это благодаря стараниям старшего сержанта Левченко. В отличие от бойцов Григорова, красноармейцы Попова имели менее презентабельный вид. Большая часть из них была обута в ботинки с обмотками и одета в старые выбеленные от солнца и соли гимнастерки, кто-то имел за плечами ранцы, кто-то вещмешки-сидоры, часть была в касках, у других только пилотки. Но у всех были шинели в скатках, противогазные сумки и саперные лопатки. Вооружены были в основном магазинными винтовками Мосина. Только у некоторых были самозарядные винтовки СВТ-40. Пару человек держали в руках трофейные автоматы МП-40, это были сержанты, командиры взводов. Зато Попов выглядел молодцом. В новенькой офицерской гимнастерке, на голове, как и у Андрея, каска, в руках автомат ППД-40, сбоку также пистолет в кобуре и полевая сумка.

Мимо них на скорости проехали автомобили с красноармейцами, скорым ходом проскочили подводы с имуществом, прошли те, кому не хватило места в автомобилях. Одна из подвод остановилась, бойцы перегрузили в повозки Попова ящики с боеприпасами и два миномета. Рядом встали минометчики.

К стоящим в стороне Попову и Григорову подъехали два всадника:

— Товарищ лейтенант. Сержант Семенов. Конная разведка. Командир полка приказал нам отъехать назад вдоль шоссе и при обнаружении немцев немедленно докладывать вам. А вы уж, потом, ему.

— Так, понятно. Ну что, тезка. Начинаем движение? Всем, подъем! Вперед к шоссе! Шагом марш!

Через пару километров вышли на шоссе.

По дороге, нескончаемой вереницей шли беженцы. Никогда прежде Андрей не видел такого потока людей: старики и старухи, женщины и дети, подростки. Больше всего женщин и детей. И у всех — у взрослых, у ребятишек — черны от пыли и усталости лица. В их глазах стоял страх и растерянность. Видно шли не первый день и не знали, когда закончатся их мучения. У многих — у взрослых и у ребятишек — тощие котомки за спинами. Иногда в этом потоке проезжал грузовой автомобиль или подвода с имуществом и сидящими сверху не меньше десятка голодными, как галчата, ребятишками. Кое-где к телегам и ручным тележкам были привязаны домашние животные, коровы, козы, а сверху кудахтали куры. Рядом с людьми пробегали собаки, искали потерявшихся хозяев, но при этом никого не трогали, видно всё понимали.

Несколько человек прогнали небольшое стадо исхудавших коров и телят.

Девушка в белой косынке и сиреневом платье крутит педали велосипеда. К багажнику бельевой веревкой приторочена большая корзина. Но трудно вот так, на велосипеде, в толпе медленно бредущих людей, и девушка спрыгивает на разбитую дорогу, ведет велосипед в руках. А он мужской, и заднее колесо, под грузом на багажнике, вихляет из стороны в сторону.

Старик с гривой длинных седых волос толкает перед собой тележку на высоких железных колесах. В тележке лежит набитый чем-то мешок, а на мешке сидит мальчуган в матросском костюмчике: курточка с якорями, круглая шапочка и по ленте серебряные буквы — "КРАСИН". У старика глаза, утомленные недосыпанием, и плотно сжатые губы. Мальчуган вертит головой, недоверчиво смотрит по сторонам. Дед и внук, видать.

В черных одеяниях и платках, надвинутых на самые глаза, прошли две немолодые монахини. Нестройная колонна детдомовцев — стриженных наголо мальчишек и девчонок лет по десяти-двенадцати — проплыла вслед за ними. Во главе колонны брели немолодая женщина-воспитательница и усатый мужчина в красноармейской гимнастерке с пустым рукавом. Мужчина иногда оглядывался, сипло кричал: "Подтянись!", и детдомовские покорно убыстряли шаг, догоняли впереди идущих и снова отставали.

Среди беженцев попадались и военные, которые шли кто с оружием, а кто и без оружия, иногда даже без гимнастерок и без знаков различия. По ним было видно, что воевать сейчас они не способны, главная их мысль — спасти свою жизнь. Кое-где на обочине дороги стояла брошенная неисправная техника, сломанные телеги, были разбросаны вещи.

Течет, течет по дороге людской поток. Усталые, измученные, изголодавшиеся люди… Беженцы не плачут, нет. Разве только совсем уж маленькие ребятишки, когда невмоготу становятся: жара, жажда, голод…

Видя выходящую из леса военную колонну, беженцы зашевелились, стараясь побыстрее уступить ей дорогу.

Проходя мимо них, Андрей и его бойцы опускали вниз глаза, было стыдно перед этими людьми за отступление, за невозможность сейчас бить врага, за то, что оставляли этих мирных граждан своей великой страны на растерзание фашистам. Простите нас люди, мы еще вернемся и отомстим за вас! Враг будет разбит, победа будет за нами!

Прошли развилку дорог. Еще пару километров. Вот и удобный рубеж обороны для встречи противника. Дорога делает поворот и идет прямо метров четыреста, затем снова поворот. Перед вторым поворотом, слева и справа от дороги небольшие холмы, поросшие мелким леском и кустарником. А дальше сплошной густой лес. Идеальное место для засады, капкан для врага. Надо сделать так, чтобы в этом капкане похоронить как можно больше фашистов.

— Ну что скажешь, тезка? Как тебе позиция? Что предлагаешь?

— Да, лучше не найти. Предлагаю такую диспозицию. Я занимаю холмы, первое орудие слева, второе справа. Маскируемся. Будем бить немца в борт. Дай мне по одному ручному пулемету для прикрытия от пехоты да по взводу на каждую сторону. Но расположим их чуть ближе к лесу, чтобы больше был охват и так, чтобы с флангов ко мне немец не зашел. Здесь мы их всех перекрестным огнем и положим.

— Хорошо. А я расположу немного дальше, на самом повороте, "Максим" и бойцов по краям шоссе, в лесу. Будем бить этих гадов в лоб. Минометы за пулеметом поставлю, чтобы били по немецким тылам. Если впереди будут мотоциклисты и пехота, пропускай их ко мне поближе. Как я первой очередью из "Максима" ударю, тогда и ты стреляй. Все. Надо быстрее занимать позиции, а то чем черт не шутит, вдруг немчура припрется.

Приняв план, каждый из них пошел давать указания своим бойцам.

— Григорий Васильевич. Я беру первое орудие и занимаю позицию на холме слева от дороги, Вы — справа. Лошадей с передками в лес. Мотоциклистов и пехоту пропускаем. Ими займется Попов. Первый танк на дороге и первый выстрел — мой. Ты бьешь второй и так далее, в шахматном порядке. Если что не так, дальше по ходу боя. Попов дает бойцов для прикрытия флангов и по ручному Дегтярю, расположи его чуть в стороне, чтобы не были все в одной куче. Огонь открываем после очереди с "Максима".

— Понял, командир, будет сделано. А ну, подъем, православные!…

Мимо по шоссе проходили беженцы. Они смотрели на окапывающихся красноармейцев. Верили ли они, что мы сможем задержать немцев или нет, по их лицам невозможно было понять. Но, видя нашу подготовку к бою, ускоряли шаг, стараясь по-быстрее выйти из зоны предстоящей битвы.

Андрей оглядел позицию первого орудия:

— Сизов! Глубже вкапывайтесь, чтобы только ствол над бруствером был. Да расширьте в стороны позицию, вдруг передвигать орудие вправо или влево придется. Слева сделай окопчик для наблюдения за дорогой. Когда выкопаете, выйди на дорогу и посмотри оттуда, как замаскировались. Кусты перед орудием пересадите, чтобы обзор лучше был и вас не видно. Давай, действуй. Я к Левченко. В бою буду у тебя.

Пока Григоров давал указания командиру первого орудия, к ним подошла группа красноармейцев из четырнадцати человек. Вперед вышел младший сержант:

— Товарищ лейтенант! Командир взвода младший сержант Осипов, прибыли в ваше распоряжение. Какие будут приказания?

— Значит, так. Ваша задача, организовать оборону левого фланга позиции орудия, от её края и до того леса. Распредели бойцов равномерно. Здесь метров семьдесят, не более. Пулеметчика поставь в середину. Окопайтесь, но с учетом маскировки, чтобы немцы с дороги ничего не увидели. О, вижу две СВТешки! Вы бойцы, будете с краю. Ваша задача, оборонять подходы из леса, чтобы немцы к нам в тыл не зашли. Если будет туго, отступайте не на позицию, а в лес и оттуда бейте противнику в спину. Огонь без команды не открывать. Ясно? Гранаты, бутылки с зажигательной смесью есть? Действуйте!

— Так точно. Задача понятна. Есть… Пошли, ребята.

Сержант, козырнув, повел своих бойцов к лесу, по пути распределяя где и кому находиться. Солдаты, быстро скинув вещмешки, достав саперные лопатки, принялись копать индивидуальные ячейки. Среди них выделялся крупный, почти двухметрового роста светловолосый парень лет двадцати пяти, с расстегнутым воротом гимнастерки, откуда на груди была видна морская тельняшка. Он был пулеметчиком. Ручной пулемет Дегтярева в его руках выглядел словно игрушечный.

Дав указания Сизову, Григоров отправился на позицию второго орудия. Его целью было не столько проверить, как Левченко установил орудие, а сколько посмотреть и поучиться у него правильному, более эффективному выбору позиции в таких условиях. Пройдя две войны не в теории, а на практике, Левченко стал профессионалом артиллерийского боя. Поэтому, следя за его действиями, Андрей старался подметить те мелочи, которым не учат в училище, а они приобретаются и проверяются только в настоящем бою.

— Ну как, Григорий Васильевич, разместился? А где бойцы, которых Попов прислал?

— Все нормально, командир. Я их чуток дальше, назад, вдоль шоссе послал, чтобы германцу в задницу жару поддали. А тут сами справимся. Вона, и пулеметик у нас есть. Отобъемся.

Как бы незаметно, иссяк поток беженцев. Шоссе опустело.

Осмотрев позицию второго орудия, Андрей понял, что не зря пришел к нему поучиться. Бойцы Левченко приготовили не одну, а сразу две позиции. И обе были не на холме, как у первого орудия, а по его сторонам. Подготовлено было так, что орудие могло стрелять из-за холма, прикрываясь им. Как пояснил старший сержант, это он сделал потому, что при первом же выстреле его могут обнаружить и накрыть огнем. Пока немцы будут бить по первой позиции, он, прикрываясь холмом, перетащит орудие на вторую позицию и ударит им под дых. Отдельно была вырыта небольшая траншея, идущая параллельно дороге, на бруствере которой, был размещен немецкий пулемет МГ-34 со вставленной лентой. Рядом лежали гранаты. Возле пулемета находился незнакомый Григорову красноармеец.

"Видно пехотинца Левченко припахал". - подумал Андрей.

Пока бойцы укрепляли позиции, Левченко присел с противоположной стороны и стал разматывать свой вещмешок. Андрей подсел возле него.

В это время в небе с запада послышался гул. Подняв голову вверх и затем, смачно сплюнув в сторону, Левченко крикнул: "Воздух! Всем в укрытие!". Такая же команда раздалась и в стороне позиции первого орудия, а также в стороне расположения оставшейся роты Попова.

Григоров и Левченко, спустившись в траншею, смотрели в небо. Над их головами, грозно ревя моторами, вдоль шоссе, пролетала стая немецких самолетов Юнкерс, Ю-87. Чуть выше летели истребители Мессершмитт-Bf-109.

— Наших, под Горностайполем бомбить полетели, вражины!

— Шестнадцать юнкерсов-"лаптежников" и восемь мессеров. Тяжело нашим придется.

Вдруг откуда-то из-за облаков, на хвост летящей стае, выскочили два наших истребителя Як-1. Следом за ними показался скоростной бомбардировщик СБ. Не ожидавшие этого, немцы продолжали свой спокойный полет смерти. Первыми же очередями были подбиты два крайних юнкерса. Один из них, вспыхнув как спичка, кувыркаясь, упал в лес. Раздался взрыв. Второй "лаптежник", завалившись на крыло, задымил и, оставляя за собой черный шлейф, начал кругами снижаться. Из него выпрыгнул человек, через пару секунд над ним раскрылся парашют и он стал медленно спускаться, пока не скрылся за деревьями, в расположенный севернее от шоссе лес. Самолет также упал, взорвавшись. Но это было только начало воздушного боя. Оправившись от внезапного нападения, четверка мессершмиттов, разлетевшись сначала в разные стороны, затем попарно напали на наши истребители. Завязался неравный воздушный бой. Наш СБ, также не остался в стороне, он продолжил атаку на юнкерсы. Очередями из носового пулемета ему удалось подбить еще один юнкерс, который взорвался прямо в воздухе, наверное, пуля попала в бомбу. Летящие в хвосте юнкерсы, видя, что на них идет нападение, принялись снижаться к земле и сбрасывать куда попало свой смертоносный груз. Впереди за лесом, где было шоссе, начали раздаваться взрывы.

— Вот сволочи, на беженцев бомбы сбрасывают!

— Эх, наших маловато! Смотри, Васильевич, одного нашего подбили!

Действительно, один из Яков, падал объятый пламенем. Летчику удалось выпрыгнуть с парашютом. Но он вскоре погиб. Один из мессеров, расстрелял парашютиста из своих пулеметов. Второму нашему истребителю удалось подбить мессершмитт. Враг выпал из боя и снижаясь, полетел на запад, постоянно чихая мотором.

К первой четверке мессеров добавился еще один. Он зашел в тыл нашему бомбардировщику и открыл огонь. Было видно, что стрелок, находившийся в верхней кормовой пулеметной установке, пытался отстреливаться, но видимо вскоре был убит, так как стрельба по вражескому истребителю прекратилась. Воспользовавшись этим, немец приблизился и стал нагло расстреливать беззащитный бомбардировщик. У СБ загорелся правый двигатель и он, покрываясь черным дымом, начал быстро снижаться в лес севернее от шоссе.

— Вот сволочь фашистская! Сейчас наш взорвется!

Но взрыва, почему-то, не последовало.

Юнкерсы, успокоившись, выровняв свои ряды, продолжили полет на восток.

Оставшаяся четверка мессершмиттов, как коршуны набросились на последний наш истребитель и подбили его. Як, падая, зацепил пролетавший под ним немецкий истребитель и они, столкнувшись, крутясь, словно в вальсе, вместе упали в лес. Раздался громкий двойной взрыв.

— На троих наших, пять немцев. Хороший счет. Молодцы ребята. Бились до последнего. Пусть земля будет им пухом.

Мессершмитты, развернувшись на восток, прошлись над шоссе, сделав несколько очередей, улетели догонять "лаптежников".

Воздушный бой занял всего считанные минуты, но Андрею показалось, что он шел не менее получаса.

— Ну что, лейтенант. Помянем наших соколов. Смело бились ребята, не побоялись этой своры. Если бы все были такими, хер бы нас Гитлер гнал от границы до Днепра. Скорее бы мы, уже в Берлине были!

С этими словами старший сержант достал из вещмешка флягу:

— Блудов, принеси всем кружки. И ты, пехота, доставай.

Когда Блудов принес кружки, Левченко открыл флягу и разлил всем понемногу спирта.

— Помянем. Пусть земля будет им пухом.

Все встали. Помолчали. Выпили.

— Так. Всем по местам стоять. Готовиться к бою, чувствую, что и на нас сейчас германец попрет. Ох, нелегко нам придется. Видно сегодня у нас будет судный день. — сказал Левченко. Затем, внимательно посмотрев на Григорова, взял в руки свой вещмешок. Вытащив из него, аккуратно завернутый в чистую портянку свой кавказский кинжал, показал его Андрею:

— Вот, командир. Это память о моем отце.

Ножны кинжала были деревянные, обтянутые кожей. Металлический прибор состоял из устья со скобой для ремешка и наконечника (мысика), заканчивающегося металлическим шариком. Ножны были обмотаны ремешком, которым, по-видимому, крепились к поясу. Эфес состоял только из рукояти. Рукоять фигурная, из червоного золота узкая в средней части. Верхняя и нижняя пуговка серебряные. На всех металлических частях кинжала был выгривирован красивый орнамент. Клинок был стальной, слабо изогнутый, обоюдоострый, с двумя узкими долами, длиной около пятидесяти сантиметров и шириной 4 мм. На пяте клинка были выбиты большие буквы "ТКВ". А на рукояти большая буква "Л". В середине буквы "Л" была небольшая цифра "2".

— Я ведь, лейтенант, из терских казаков. Родом из станицы Михайловской Сунженского отдела Терского казачьего войска. Это на Северном Кавказе. Реки Терек и Сунжа там текут. Ты, наверное, и не слышал про такое? — Григоров в подтверждение этих слов, покачал головой. Левченко продолжал свой рассказ. — Этот кинжал называется — бебут, короткая шашка пластунов, он сделан на подобие персидских кинжалов, чтобы, когда бегаешь, не мешал в движении, как длинная шашка. Им хорошо часовых резать и в окопе драться. Его подарил мне отец, еще до первой мировой, в тринадцатом годе. Мне тогда десять лет исполнилось. Батько во Владикавказе заказал у известного мастера два кинжала, для меня и для старшего брата Степана, он меня на десять лет старше. Вот и подарил их нам на дни рождения. У Степана цифра "один" стоит, а у меня "двойка". Он ведь первый сын, а я второй. А так кинжалы полностью одинаковы. Меня им владеть батько с детства учил…

— А где сейчас вся семья ваша, Григорий Васильевич?

Левченко, немного помолчал, снова внимательно посмотрев в лицо Андрея, промолвил:

— Верю я тебе, лейтенант. Люб ты мне. На моего меньшего брата очень похож, прямо копия. Ладно, расскажу, так и быть. Надо же кому-то знать, что был такой Левченко Григорий, откуда он родом и все такое. А то вдруг сегодня убьют, никто и не вспомнит. Семья у нас большая была: батько, маманя, старший брат Степан, сестренка Глаша, старше меня на три года, я и меньшой братишка Ванюшка, на семь годков меня меньший. До первой войны мы жили хорошо, дом большой, землицы много та скотинки разной. Я ведь на отца сильно похож, старший брат на мать, а я — вылитый батя. Отец у меня фельдфебелем был. Служил в пластунском батальоне. Мы вообще, все в роду, пластуны. Казачья пехота. Как сейчас говорят — казачий осназ. А как война мировая началась, отца и Степана на фронт призвали. Я самый старший мужчина в семье остался. Трудно пришлось. После революции семнадцатого года, отец с братом домой вернулись. Думали, все, отвоевались, теперь мирно заживем. Сеструха замуж в другую станицу вышла. Степан-то еще до войны женился. Двое деток у него было. В восемнадцатом году большевики пришли. Стали землю и добро у казаков забирать. Ну, люд и возмутился, восстание подняли. Ох, много тогда народу побили почем зря. Тогда восставших разбили. Часть ушла к белым, часть разбежалась. Батя и Степан ушли. В начале 1919 года деникинцы пришли и уже всех красных перебили. Степан к Деникину служить пошел в Добровольческую армию. Где-то здесь, в Украине и сгинул. Отец дома остался, раненый тяжело был. Так, что снова все хозяйство на мне было. А я — пацан шестнадцатилетний! Бабы да дети малые в придачу. Вот теперь представь, каково-то было! Как гражданская война закончилась, нас выселять стали, в голые степи, в Ставрополье, на спецпоселение. В двадцать первом году отца чекисты арестовали и потом расстреляли, сказали, что за контрреволюционную деятельность. А какой из него контрреволюционер, он тогда еле ходил. Болел сильно после ранения. А дом наш, да и всю станицу с землей, чеченам отдали. Они тогда большевиков сильно держались. На новом месте многие тифом заболели. Почти все мои и померли. И маманя, и жинка Степанова с детьми. Сестренку Глашу вместе с мужем тогда в Сибирь отправили и где они, до сих пор не знаю. Остались мы вдвоем с братишкой Ванюшкой. Тогда бардак с документами был. В город нам удалось перебраться. Я работать на завод пошел разнорабочим. Потом меня в армию забрали, скрыл я, что из казаков, а Ивана в детдом определили. В армии сначала замковым при орудии был, а затем в школу младших красных командиров учиться отправили. Так и остался служить. Как-то в отпуск к Ванюшке приехал, а мне сказали, что помер он… На могилку к нему ходил… — при этих словах, на лице Левченко отразилась душевная боль, из глаз потекли крупные слезы. Смахнув их рукой, старший сержант продолжал:

— Я ведь тогда повеситься хотел. Один остался, совсем один… Ни кола, ни двора… Даже письмо написать не кому. Спасибо добрым людям, из петли вовремя вытащили. Сказали, что молодой еще, жениться смогу, детей завести, вот и семья новая будет. Да и сестра может быть жива осталась. Тогда вроде бы, надежда появилась и я решил жить. Вот так и живу. Правда, еще не женился. Хотя давно пора. Никак не найду свою половиночку.

Посидели. Помолчали. Левченко достал из вещмешка небольшой носовой платок. В нем были завернуты два георгиевских креста и новенький серебряный православный крестик с такой же цепочкой. Посмотрев на него, старший сержант, расстегнул ворот своей гимнастерки, вытащил такой же крестик, висящий на шее и поцеловал его. Затем обратился к Григорову:

— Вот что, лейтенант. Возьми себе этот крестик. Он освященный. Брату своему меньшему, Ванюшке, вез. Да не судьба. Сбережет он тебя от лиха всякого. Не побрезгуй. Как брата прошу.

— Да, вроде комсомолец я, Григорий Васильевич. Комсомольцы то, крестов не носят. Говорят, что бога нет.

— Это дураки говорят. А еще они говорят, что кур доят и коровы у них несутся. Но пока все наоборот происходит. Комсомол — это от лукавого, а крест — от бога! Комсомол-то в кого верить заставляет? Только в человека, да и к тому же, смертного. А разве в смертного верить можно? Если он умрет, то чем тебе помочь-то сможет? Ты мне скажи. Тебя мать, когда в армию провожала, крестила али нет?

— Честно говоря, да. Даже иконку целовать давала, но сказала, чтобы помалкивал. Меня еще в детстве, в церкви, родители окрестили. Правда, я ничего не помню.

— Вот видишь. Мать у тебя в бога верит, в его силу, что сбережет тебя в лихом бою. А ты против матери не пойдешь, ведь верно?

Андрей кивнул головой.

Левченко продолжал:

— Так что бери, одевай и носи. И не верь всяким сказкам, которыми вас, молодежь, охмуряют.

Андрей осторожно взял крестик и одел себе на шею, сразу же застегнув гимнастерку на все пуговицы. Левченко только усмехнулся.

— А эти георгиевские кресты, чьи?

— Это мой батя заслужил. Один за японскую, другой за германскую. А еще, вот какая память о нем осталось… — с этими словами, старший сержант, достал из своего бездонного вещмешка небольшую папаху из черного бараньего меха с малиновым верхом:

— Вот что, лейтенант. Если вдруг меня убьют, возьми себе и кинжал, и папаху, и кресты. Хоть какая-то память обо мне у тебя останется.

— Хорошо. Но я все же думаю, что все это, вы, своим детям сами сможете передать.

— Дай-то бог.

Вдруг на востоке послышались звуки боя, разрывы бомб и грохот артиллерийских снарядов.

— Наши, под Горностайполем воюют. Так, я к Попову. Желаю всем остаться в живых.

Идя к позиции роты Попова, Андрей услышал сзади стук копыт о покрытие дороги. Обернувшись, он увидел, что по шоссе галопом скакали два всадника, первый из них, что-то кричал и махал рукой, показывая назад. Из придорожных кустов на шоссе выбежал лейтенант Попов. Григоров и всадники оказались возле него почти одновременно.

Первым из всадников, оказался сержант Семенов из конной разведки. Отдышавшись, он доложил:

— Товарищ лейтенант. В двух километрах отсюда, немецкая колонна по шоссе идет. Идут не очень быстро. Впереди четыре мотоцикла с колясками, на двух — пулеметы. Потом бронетранспортер полугусеничный. В колонне четыре танка и три грузовика с пехотой. Замыкает колонну еще один бронетранспортер. Предположительно, это передовой отряд. За ними никого не обнаружено.

— Так. Пару километров, говоришь? Минут через пять будут здесь. Всем к бою!

— Попов, а что связь с полком? Ты доложил, что мы оборону заняли?

— Нет связи. Я радисту приказал постоянно вызывать полк, но пока глухо. Сам, слышишь, что они там бой ведут. Всё. По местам. Андрюха, огонь открывать только после пулеметной очереди. Ты, своих, предупредил? Все, пока! Желаю увидеться после боя, живыми!

Взмахнув друг другу на прощанье руками, командиры разбежались по своим местам.

Заскочив на позицию первого орудия, Григоров увидел, что бойцы уже поняли, что сейчас будет бой. Лица у всех стали напряжены и сосредоточены. Позади орудия лежали раскрытыми снарядные ящики, чтобы было удобнее брать снаряды разных видов. Весь расчет находился по своим местам. Андрей встал в полный рост и сказал, чтобы было всем слышно, и его бойцам, и пехотинцам из охранения:

— Приготовиться к бою. Через пару минут появятся немцы. Без команды не стрелять. Огонь открывать, только после пулеметной очереди из "Максима". Все. Тишина.

Затем присев возле своего расчета, уже тише приказал:

— Сизов, Сивидов! Пропускаете мотоциклы и бронетранспортер. Бьем по первому танку. Левченко бьет второй. Приготовились…

Прошло несколько томительных минут ожидания. Андрей одел каску, проверил магазин в автомате, зарядил его, щелкнув затвором, затем вытащил пистолет из кобуры и дослал патрон в патронник. Также проверил свободный ход штык-ножа из ножен. Мало ли что…

И вот, из-за поворота на прямой отрезок дороги, выскочили четыре мотоцикла с немцами. Немного проехав, они остановились. Андрей поднес бинокль к глазам. На первом и третьем мотоцикле были установлены ручные пулеметы. Немцы были одеты в маскировочные накидки. Одежда и лица немецких солдат запыленные. На глаза через каски одеты большие мотоциклетные очки. В сетки на касках вставлены небольшие веточки с листьями. На каждом мотоцикле сидело по три немца. Мотоциклисты стали о чем-то переговариваться между собой. Из-за поворота показалась неуклюжая фигура полугусеничного бронетранспортера "Ханомаг", утыканная ветками от деревьев. В открытом десантном отделении во весь рост стоял офицер, одетый в пятнистую накидку. То, что это офицер, можно было понять по фуражке с высокой тульей, одетой у него на голове и придавленной наушниками от рации. Левой рукой он опирался на установленный, на крыше отделения управления пулемет МГ-34, из-за которого виднелась каска пулеметчика. Из десантного отделения также выглядывали каски других солдат противника. "Ханомаг" остановился. Офицер, правой рукой медленно поднес к глазам бинокль и стал осматривать окрестности. Увидев это, Андрей резко сел на дно окопчика, спрятав бинокль.

"Не дай бог, заметит блеск от стекол бинокля. Тогда все, пиши — пропало. Никакой засады не получится. Они нас танками просто раздавят". - подумал он.

Прошло около минуты. Звука приближающихся моторов не было слышно.

Осторожно приподнявшись и смотря сквозь кусты, высаженные бойцами расчета для маскировки позиции, при этом закрывая рукой стекла бинокля, Андрей увидел, что немецкий офицер опустил руку с биноклем, затем повернулся назад, показав Андрею свою спину. Из-за поворота послышался гул мотора и на дорогу выехал средний танк Pz-III вооруженный 37-мм пушкой. Он был окрашен в маскировочный цвет и утыкан ветками с листьями. Повернувшись к мотоциклистам, офицер махнул вперед рукой. После его команды, мотоциклы рванули с места по шоссе. Вслед за ними тронулся и бронетранспортер, с покачивающимся в десантом отделении и осматривающим окрестности офицером. Танк, не останавливаясь, продолжил движение. Следом за ним показался другой средний танк, но уже Pz-IV с короткоствольным 75-мм орудием.

"Лишь бы у наших терпения хватило дождаться, чтобы эти гады поближе подошли. Если кто из танков останется за поворотом, он нас всех потом расстреляет. Ждите, ребята, ждите…" — думал Андрей, сжимая в руках бинокль.

Обратившись к расчету, тихо сказал:

— Приготовить бронебойные. Стрелять беглым огнем по три снаряда подряд. Главное, первому танку в гусеницу сразу попасть. Он развернется, борт подставит, вот тогда и добивать будем подкалиберными.

За это время мотоциклисты уже преодолели больше половины прямого отрезка пути и приближались ко второму повороту, где засел с "Максимом" Попов. Также быстро начал приближаться и "Ханомаг". Между ним и последним мотоциклом дистанция была не более десяти метров. На дороге за вторым танком показались третий и четвертый. Но они не были так страшны, как первых два. Это были легкие танки Pz-II вооруженные автоматической 20-мм пушкой. Следом за ними выехали на дорогу три грузовика с пехотой. Колонну замыкал еще один "Ханомаг", но пулемет у него был закреплен не впереди, а сзади на вертлюге.

"Ну, всё. Теперь вся труппа в сборе. Можно открывать спектакль". - подумал Андрей и приказал:

— Сизов, Сивидов! По головному танку! Ориентир…. Прицел…. Первый снаряд бронебойный…. Готовсь…

Когда мотоциклам до второго поворота оставалось не более ста метров, грянул одиночный винтовочный выстрел. Немецкий офицер, ехавший как на параде и выставивший себя на всеобщее обозрение, вдруг дернул головой назад и завалился в десантное отделение. Одновременно раздалась длинная пулеметная очередь из "Максима". Сразу же за ней грохнул почти одновременный залп из винтовок и автоматов. В несколько секунд были расстреляны все немцы, сидящие на мотоциклах. Один из первых мотоциклов взорвался. Последний из мотоциклов, подняв коляску, резко развернулся на месте, и его бросило под колеса, следующего за ним "Ханомага". "Ханомаг" вильнул, видимо водитель по привычке пытался избежать столкновение, затем резко свернул влево и застыл на обочине, подмяв под передок мотоцикл вместе с убитыми на нем солдатами. Задняя часть бронетранспортера осталась на шоссе, частично перекрыв проезжую часть. Немецкий пулеметчик, придя в себя от такого толчка, открыл огонь в сторону расположения роты Попова. Но ему удалось сделать всего несколько коротких очередей. Получив пулю, он также упал в десантное отделение. У "Ханомага" открылась двухстворчатая дверь, расположенная в корме и из нее начали выскакивать солдаты, стараясь сразу же упасть на дорогу и перекатиться в кювет за обочиной. Несколько из них моментально были убиты из пулемета Попова и выстрелами его бойцов. Оставшиеся, попытались отстреливаться, но в их сторону, из-за правого холма полетели несколько гранат, так что участь их была решена. Взрывы гранат и никто не остался живым. В это время, следующим головным танк Pz-III, пытаясь объехать "Ханомаг" и не раздавить своих солдат, выехал на другую обочину дороги, тем самым приблизившись к позиции первого орудия. Он повернулся в направлении поворота и сделал один выстрел в сторону позиций Попова, а затем, медленно двигаясь вперед, открыл стрельбу из пулеметов. До танка было не менее ста пятидесяти метров.

— Орудие! Беглым! Огонь! — прокричал Григоров и от резкого звука пушечного выстрела его ненадолго оглушило. Первый снаряд попал чуть выше левой гусеницы, сбив защитные щитки и немного заклинив гусеницу. Сразу же за первым, орудие выпустило второй снаряд, который разорвал левую гусеницу и вырвал ведущую звездочку. Танк от попаданий дернулся и резко развернулся, подставив свой правый борт. Третий снаряд уже ушел в борт, где размещался пулеметчик и водитель танка. Открылся верхний люк в башне танка и танкист попытался выскочить наружу.

— Подкалиберным! Огонь!

Подкалиберный снаряд прошил борт танка под башней, после чего раздался взрыв и башню разорвало на куски, по-видимому, сдетонировал боекомплект. Вверх полетели куски металла и половина человеческого тела, успевшая высунуться наружу. Про остальной экипаж можно было не вспоминать. Стоявший на обочине "Ханомаг" и остатки первого танка перекрыли возможность движения вперед по шоссе.

Пока первое орудие обстреливало головной танк, второй танк Pz-IV, обнаружив противотанковую артиллерийскую позицию, остановился на месте. Даже немного отъехал назад. Его башня начала разворачиваться в сторону орудия Сизова.

"Где же Левченко! Почему он не стреляет! Накроет же нас сейчас!" — подумал Андрей. Он бросил быстрый взгляд в сторону второго холма и снова в сторону немецкого танка. Немец оказался хитрым. Он расположил свой танк так, что Левченко мог стрелять ему только в лоб, но не в борт. Такой танк сорокопятка на расстоянии больше ста метров в лоб не брала. Если бы был выстрел, то снаряд ушел бы, не причинив танку большого вреда, но и орудие было бы обнаружено. Теперь Андрей все понял. Левченко ждал удобного момента. Но какова была цена! Жизнь первого орудия!

Танк выстрелил. Снаряд ударил перед позицией орудия, чуть ниже бруствера. Раздался взрыв. Что-то ударило в грудь и взрывной волной Андрея отбросило назад. Он упал спиной на молодые елочки, что немного смягчило удар о землю. Его оглушило. На секунду потерял сознание. Очнулся. Открыл глаза. "Назад, к орудию. Бить танки надо!" — была одна мысль. Чуть сзади справа, вспыхнул новый взрыв и Григорова осыпало землей. У рядом стоящей елочки, осколком срезало верхушку. Перевернувшись на живот, Андрей поднялся на корточки и отряхнулся от присыпавшей его земли. Привстав, сделал шаг к орудию, но обо что-то споткнувшись, упал. Падая, почувствовал удар по каске. Это пуля прошла по касательной. В голове зазвенело. Вернулся слух. Вокруг все грохотало, свистело и взрывалось. Шел настоящий бой. На дороге стоял танк Pz-IV и по-прежнему целился из своей короткой пушки в него, обстреливая из пулеметов позицию артиллеристов и расположенных рядом пехотинцев.

Вдруг со стороны второго холма раздался пушечный выстрел. Это Левченко! Снаряд попал в левую гусеницу танка, порвав ее. Немец дернулся и стал делать задний ход, немного забирая влево, при этом оставляя гусеницу на дороге. Потом он встал, его башня начала разворачиваться в сторону позиции Левченко, поливая огнем из башенного пулемета все пространство по пути. Видя, что Левченко отвлек на себя внимание танкистов, Андрей осмотрел поле боя, чтобы оценить общую ситуацию. Пока артиллеристы боролись с двумя первыми танками, два других, легких Pz-II, по одному, съехали с дороги на левую сторону от неё. Двигаясь вдоль кромки леса, подминая под себя небольшую поросль, они приближались к позициям пехотинцев обеспечивающих оборону с фланга, периодически стреляя из своих автоматических пушек. За танками продвигались двумя цепями немецкие пехотинцы, ведя огонь из винтовок и автоматов. Красноармейцы тоже не сидели молча, а стреляли из всего, что у них было, стараясь отсечь пехоту от танков. Возле их ячеек фонтанировала земля от разрывов. Наши минометы били по тылам противника. Было видно, что одна из мин, прямым попаданием, разворотила один из грузовиков, возле него валялись разбросанные взрывом трупы гитлеровцев. В конце колонны горел "Ханомаг". Наверное, кто-то из красноармейцев забросал его гранатами или бутылкой с зажигательной смесью, а может и мина попала. Там шла перестрелка. Посланные Левченко пехотинцы, поддавали жару немцам с тыла.

— Сизов! Сивидов! К орудию! Огонь по легким танкам! — крикнув это, Григоров обернулся к расчету орудия. Теперь он понял, обо что споткнулся.

Это было тело Сизова. Сержант лежал на спине. Его лицо было изуродовано и залито кровью. Крупный осколок от снаряда попал ему между бровей, прямо под край каски. Сивидов сидел, скрючившись возле левого колеса орудия и держался руками за шею. Его руки, лицо и одежда были в крови. Осколок от снаряда попал наводчику в сонную артерию, из которой маленьким пульсирующим фонтанчиком била кровь. Возле ящиков со снарядами ничком лежал заряжающий Вдовин. Пулеметная очередь прошила его насквозь.

Андрей увидел, что один из его бойцов, лежа на бруствере, стреляет из карабина по приближающемуся легкому танку. Поняв, кто это, Григоров крикнул:

— Мамедов! К орудию! По танкам из пушки надо, ты же артиллерист!

Солдат обернувшись, посмотрел на него испуганными, ничего не понимающими глазами. При этом бросил карабин и что-то быстро начал говорить на своем языке, показывая на приближающийся танк. Андрей схватил его за одежду и толкнул к снарядным ящикам:

— Снаряды подавай! Мать твою!

Наконец поняв, что от него хотят, Мамедов бросился за снарядами. Григоров припал к пушке: "Эх, черт, доворота не хватает! Надо орудие переставить!". Обернувшись, он увидел, что возле орудия находятся еще двое его людей. Один был контужен и сидя на земле, держался руками за голову, при этом раскачиваясь из стороны в сторону. Второй, молоденький боец, четыре дня назад попавший к нему во взвод из пехоты, поняв сложившуюся ситуацию, схватился за станину, пытаясь передвинуть орудие. К нему на помощь кинулся Мамедов. Григоров, взялся за другую станину. Вместе они смогли передвинуть орудие в сторону двигавшихся вдоль леса танков. Даже не прицеливаясь, посмотрев только направление ствола, Андрей выстрелил из пушки. Первый танк, резко развернувшись на месте, остановился. Снаряд попал ему в задний каток слева. Но он, повернув башню, продолжал стрелять.

Мамедов загнал в ствол новый снаряд:

— Стреляй, командир!

Андрей снова выстрелил. Второй снаряд пробил немцу борт и взорвался в середине танка. Все, с этим кончено. Теперь второй. Услышав лязг затвора, Григоров понял, что пушка заряжена. Немного успокоившись, он начал наводить орудие на второй танк. Танкисты сообразили, что с верхушки холма по ним снова стреляет пушка и открыли огонь в их сторону. Вокруг орудия начала взрываться земля. Контуженный боец упал. Он был убит прямым попаданием небольшого снаряда, разворотившим его грудь.

До танка оставалось не больше пятидесяти метров.

— На, держи, сука!

Пушка от выстрела подпрыгнула и встала на свое место. Снаряд угодил танку прямо в лоб, под башню, прошив его насквозь. Танк замер. И этот готов.

Только вот пехота врага уже рядом.

— Мамедов, картечь!

— Есть командир! Готово!

Выстрел. Снаряд летит прямо под ноги наступающим. Имея поражающую силу по фронту 60 метров, а в глубину до 400 метров, картечь выкашивает как косой всю наступающую цепь противника. Оставшихся в живых немцев, добивают своим огнем наши пехотинцы.

На левом фланге все немцы были перебиты. Вытерев пыль и пот с лица, Григоров посмотрел на дорогу и на право, в сторону второго холма. Левченко оказался молодцом, ему удалось уничтожить Pz-IV. Пока немец наводил свою пушку на позицию, откуда подбили его гусеницу и сделал в ту сторону пару выстрелов, бойцы второго орудия сменили позицию и ударили немцу в левый борт. Танкисты, пытавшиеся покинуть горящую машину, были перебиты очередями из немецкого же пулемета, припасенного старшим сержантом. Пулеметчик, короткими очередями умело добивал, мечущихся по дороге немногих оставшихся в живых немецких пехотинцев. Некоторые из них поднимали руки, но тут же падали сраженные пулями. Пленные нам не нужны. Девать некуда.

Все. Бой окончен. Выждав минуту, Григоров поднялся и оглядел позицию первого орудия. В живых из расчета осталось только двое. Мамедов и молодой боец.

— Как тебя зовут, боец, а то я запамятовал? Сколько тебе лет?

— Петр Петрушкин я, товарищ лейтенант. Месяц назад восемнадцать исполнилось.

— Понятно. Магомет, назначаешься старшим. Приведи лошадей. Наведите здесь порядок. Подготовьте орудие к транспортировке. Собери документы у убитых, потом отдашь. Когда орудие будет готово, расширьте и углубите этот окопчик. Наших похоронить надо.

К ним подошел младший сержант Осипов:

— Как, товарищ лейтенант, живы? А у меня в живых только семеро осталось. Помочь чем?

— Да. Дай людей орудие к перевозке подготовить. Потом надо будет могилу для всех погибших выкопать. Не оставлять же так.

— Есть, командир.

Оставив сержанта с Мамедовым организовывать подготовку орудия и погребение погибших, Григоров, подхватив свой автомат, так и не сделав из него ни одного выстрела, пошел на дорогу, узнать, как остальные.

Так же, как и он, на дорогу стали выходить его бойцы из второго расчета вместе с Левченко и красноармейцы Попова, напавшие на колонну с тыла. Сам Попов шел по шоссе от второго поворота в окружении своих бойцов. Его левое предплечье было наскоро перевязано, но на лице была улыбка. Они встретились у стоявшего на обочине "Ханомага".

— Ну, с победой тебя, тезка! Рад, что ты жив остался! А меня, вот сука, пуля-дура зацепила. Но ничего, заживет. Только шкурку с мясом содрала. Главное, кость цела.

— А кто у тебя так метко стреляет? Сразу офицера и пулеметчика одним выстрелом срезал.

— Есть у меня боец, Будаев. Из Бурятии, потомственный охотник. Да вот он стоит.

Вперед вышел небольшого роста худенький красноармеец. На его круглом лице сияла улыбка, а и так узкие глаза, были еще больше прищурены. Свою винтовку он держал не по-уставному, а по-охотничьи, положив на левое предплечье, правой рукой нежно поглаживал, словно убаюкивал после сделанной хорошей работы.

— Моя, командира, белка глаз бить, чтобы шкурка не испортить. Глаз видна хорошо, блестит от солнца, однако. Не могу по-другому. Привычка, однако.

К ним подошел Левченко с двумя бойцами своего расчета.

— Молодец, командир! Три танка подбил! За это орден полагается. Видел я, как вас немец шинковал. Сколько наших погибло? Как сам себя чувствуешь?

— Четверо погибших. И Сизов, и Сивидов. У пехоты из охранения половина полегла. Оглушило меня малость, контузия небольшая. В груди что-то колет. Вы тоже танк подбили, да еще какой!

Левченко внимательно посмотрел на грудь Григорова, потом ему в лицо и серьезно сказал:

— А ты не хотел крестик одевать. Бог тебя сберег, для мамки. Посмотри сюда, лейтенант!

С этими словами Левченко взял в руки висевший на груди Андрея бинокль и поднес к его глазам. Одна из трубок бинокля была пробита небольшим осколком от снаряда. Осколок застрял в трубке, меньшая часть его выходила с другой стороны. Она то и колола Андрея в грудь, разорвав гимнастерку. На груди у Григорова было небольшое кровавое пятно.

— Еще бы пару сантиметров, и нет лейтенанта. — сказал один из бойцов второго расчета, Емельянов. — Бинокль можно выбросить.

— Ничего. Мы нашему лейтенанту германский подарим, с какого ихний офицерик нас разглядывал. Дозвольте, товарищ старший сержант?

— Давай, Тишко. Пошуруй там, в этой железяке, может, что полезное для нас найдешь. А ты, Емельянов, иди к первому орудию, помоги нашим собраться. Старшим над орудием пока побудешь. Мало их там осталось.

Емельянов, кивнув головой, пошел в сторону позиции первого орудия. Тишко, 5-й номер второго орудия, невысокий коренастый шустрый парень, неофициальный ординарец Левченко, следующий за ним везде, подхватив в правую руку карабин, оббежал "Ханомаг" и залез в него через десантные двери.

— Товарищи командиры, — обратился к Попову с Григоровым Левченко, поправив на плече СВТ. — Надо бы трофеи собрать, оружие и боеприпасы. Про харчи подумать, может у немчуры есть, что поджевать, они запасливые. А то, своих-то, маловато осталось. Может, кто из немцев раненый остался. С ними тоже вопрос решить надобно. Наших погибших, с честью похоронить. Что делать будем?

Попов с Григоровым посмотрели друг на друга. Одно дело бой вести, но совсем другое, думать, что дальше будет, к чему готовиться. Сказано — молодежь. Им бы подвиги совершать, а за жизнь простую как-то недосуг подумать. Старый воин, мудрый воин. Левченко прав как всегда.

Первым пришел в себя Попов. Развернувшись к своим бойцам, он приказал:

— Котов, Овчаренко. Возьмите бойцов, обойдите место боя. Собирать оружие, боеприпасы, продовольствие и снаряжение. Место сбора возле этого бронетранспортера. Если где немец раненый лежит, добить. Пленные нам не нужны. Наших раненных тоже сюда сносите. Мамонов, дуй за подводами и сюда подгоняй. Разведчикам скажешь, чтобы поехали назад по шоссе, проверять, нет ли других немцев. Задача понятна? Вперед.

— Наших погибших можно похоронить на позиции первого орудия. Там уже могилу ребята копают. Да и место хорошее. На холме, в стороне от шоссе. Сносите наших туда. — добавил Григоров.

Попов в подтверждение этих слов, кивнул своим подчиненным. Красноармейцы, разбившись на группы, начали обходить убитых немцев, снимая с них оружие, подсумки с боеприпасами, проверяя ранцы, а кто-то и карманы, заодно снимая с рук часы и кольца. Бой боем, но военную добычу никто не отменял, хотя официально мародерство было запрещено.

— У тебя какие потери, Григорий Васильевич?

— Да вот, когда немец по мне палить из пушки начал, мы орудие с первой позиции успели убрать за холм, так этот гад, умудрился попасть в лесок, где передок с лошадьми стоял. Блудова и одну лошадь насмерть. Так что, орудие осталось без одного номера и частично без конной тяги. Остальные все целы. Надо что-то думать, командир.

Вдруг внутри "Ханомага" раздались ругательства и звуки ударов:

— Ах, ты курва немецкая! А ну вылазь, швайне, мутер, трах тебя! Чего спрятался!

Все, кто остался стоять рядом с "Ханомагом", вскинули оружие, направив его на бронетранспортер. В десантном отделении показался Тишко, он держал кого-то за шиворот и толкал перед собой. Они спрыгнули на дорогу и вышли из-за открытых дверей. Перед Тишко стоял, чуть выше него ростом, пухлый, на вид лет около сорока, немец. Его короткие рыжеватые волосы прикрывала маленькая пилотка (по сравнению с размером головы), мундир был расстегнут, ремень отсутствовал. Увидев наставленное на него оружие, немец быстро поднял руки вверх. Его маленькие, похожие на поросячьи, глаза забегали и быстро заморгали. Тишко толкнул немца прикладом в спину, в сторону командиров:

— Як его, в расход или как, товарищи командиры?

Увидев грозные лица советских командиров и направленные на него автоматы, немец завопил:

— Нихт шиссен, герр официр, нихт шиссен! Их бин дойче коммунист. Ротфронт. Гитлер капут. Сталин гут. Не стреляй, товариш. Их бин водить Ханомаг. Их нихт шиссен русиш зольдатен.

— Что он говорит?

— Просит, чтобы не расстреливали. Говорит, что он немецкий коммунист. Водитель этого бронетранспортера. В наших, говорит, не стрелял. — перевел для всех присутствующих Григоров. Хотя немецкий он знал только на уровне школьной программы, но догадался по смыслу слов.

— Водитель, говоришь… Отдайте его мне, товарищи лейтенанты. Если не брешет и бронетранспортер целый, он мою пушечку возить будет. — подойдя к командирам, попросил Левченко. Затем, повернувшись к немцу, спросил того. — Как зовут тебя, поросенок немецкий? Имя, имя назови?

— А? Майн нейм? Я, я! Ханс Штольке. Хамбург. Де майн фрау инд цвай киндер верен. Кляйне киндер! Их бин ермен мен. Нихт шиссен, герр официр, нихт шиссен!

— Ганс Штольке его зовут. Он из Гамбурга. Там у него жена и двое детей остались. Дети еще маленькие. Он бедный человек. Еще раз просит не расстреливать.

— С такой-то рожей, и бедный! Ладно, старший сержант, бери его себе. Была у тебя тяга конная, теперь будет бронетранспортерная! Да и переодень его в красноармейскую форму, а то наши ненароком пристрелят. — разрешил Попов.

Все вокруг улыбнулись. Немец тоже неуверенно заулыбался, правда, ничего не понял.

Левченко, хлопнув в ладоши, потер их, даже крякнул от удовольствия.

— Тишко. Теперь ты мне за этого Ганса головой отвечаешь. Найди ему гимнастерку побольше, пилотку нашу дай. Всюду ходи за ним, даже на горшок.

Андрей, взял немца за рукав и указал ему на "Ханомаг":

— Ганс. Ком, арбайтен. Мотор.

Немец аж подпрыгнул, встал по стойке "смирно", и гаркнул со свинячьей радостью на лице:

— Яволь, герр официр!

— Тишко, отведи немца к двигателю, пускай все проверит. А я с товарищем лейтенантом внутри посмотрю. Пойдем, лейтенант, осмотрим трофеи.

К ним подъехали две подводы. С одной из них соскочил красноармеец, подбежав к Попову, доложил:

— Товарищ лейтенант. Полк на связи. Но плохо слышно.

— Хорошо. Я к рации. Тезка, командуй тут сам.

Развернувшись, Попов вместе с прибывшим бойцом, побежали за поворот.

К "Ханомагу" начали подходить красноармейцы и складывать в кучу оружие, амуницию, боеприпасы и другое, так необходимое на войне, имущество. Несколько человек пронесли на холм двоих наших убитых бойцов из засадной группы. К подводам подвели шестерых раненных, затем четыре бойца, на плащпалатках, по очереди принесли двоих тяжелораненых. От поворота другие красноармейцы несли на холм еще двоих убитых. Туда же отнесли и Блудова.

Григоров с Левченко залезли в бронетранспортер.

— Вот, командир, тебе новый бинокль. Немецкий, хороший, оптика лучше нашего будет. Давай этих завоевателей разоружим да выбросим отсюда. Наше теперь это хозяйство.

Андрей подошел к немецкому офицеру. Это был светловолосый мужчина лет тридцати с холеным лицом. Его голова была прострелена на вылет, в правой глазнице зияла кровавая дыра, а пол затылка не было. Рядом с ним, тоже с дыркой в глазнице и разбитой головой, распластался пулеметчик. Дно десантного отделения было покрыто уже подсохшей кровью. Сняв с убитых ремни с подсумками и кобурой, затем, немного брезгуя, с осторожностью, подхватив немцев за руки и ноги, выкинули тех через десантный проем в корме на дорогу. Перед этим, Левченко проверил их карманы и забрал документы. Когда другие немцы придут, своих сами хоронить будут. Не гостями к нам пожаловали, а захватчиками. Здесь не до сантиментов.

Левченко поднял офицерский ремень и вытащил из кобуры пистолет:

— Вальтер. Хорошая машинка. Бери, лейтенант. Пригодиться. Чем больше у тебя оружия и патронов будет, тем больше проживешь и этих гадов на тот свет отправишь. А я себе парабеллум возьму, тоже вещь не плохая, но побольше размерчиком. Это мы сюда удачно зашли…

Кругом, куда ни посмотри, были различного размера ящики и мешки. С патронами, с гранатами, с консервами, один ящик даже с коньяком. Осматривая один из мешков, Андрей вытащил из него настоящую саблю в ножнах обмотанную плечевой портупеей:

— Васильевич, смотри, сабля! Как раз для тебя подарок.

— Это не сабля, лейтенант, а шашка. Причем, офицерская, драгунская. Наша, еще царская. Видишь, герб царский, гарда небольшая с защитной дужкой и ножны деревянные, кожей обтянутые, кольца с выпуклой стороны… Портупея плечевая. Шашку на плечевой носят, а саблю на поясной. Саблей только рубят, а шашкой можно и рубить, и колоть, и подрезать. Наверное, какой-то музей, гад, ограбил. Спасибо, лейтенант, за подарок. Но я же пластун. А нам шашки не положены. Возьми ее себе. Я тебя потом научу, как ей владеть.

— Спасибо, Васильевич. Но не знаю, получиться у меня или нет. А вон, смотри, немецкая снайперка. — Андрей взял в руки карабин Маузер 98 с оптическим прицелом. — Ну, хоть от этого подарка не откажись.

— А что, и возьму. Теперь у меня две снайперки будет. Теперь я в два раза больше немцев бить буду.

К "Ханомагу" подошел боец с немецким пулеметом на плече и винтовкой за спиной. Андрей его узнал, тот прикрывал орудие Левченко.

— Товарищ старший сержант, куда мне теперь податься? Наш взводный сказал, чтобы я с вами постоянно был.

— Как звать, боец?

— Красноармеец Громыхало. Виктор. Второй взвод третьей стрелковой роты.

— Молодец, красноармеец Громыхало. Хорошо из пулемета стреляешь. Фамилия у тебя подходящая. Значит теперь будешь не пехотинцем, а артиллеристом. А пока, назначаю тебя пулеметчиком на этой машинке. Залазь сюда и готовь свое оружие.

Громыхало важно обошел бронетранспортер, поставил в десантное отделение пулемет и залез сам. Григоров вылез на дорогу. К нему подбежал боец увешанный оружием, нашим и немецким:

— Товарищ лейтенант, разрешите доложить. Там на дороге, грузовик почти целый стоит. Только борта пулями побиты. Я шофером раньше был. Попробовал его завести, двигатель работает и колеса целые. В кузове много ящиков с патронами и гранатами. Вот бы его взять. Я по обочине сюда проехать могу.

— Молодец. Давай, действуй. Мы в него весь наш груз поместим.

Солдат, сбросив оружие в общую кучу, побежал к грузовику.

Красноармейцы уже перестали ходить по месту боя. Собрали все, что возможно. Они убрали разбитые мотоциклы с дороги, кстати, один оказался целым, пули посекли только пассажиров, затем побросали в кювет и трупы немцев. Часть бойцов ушла на позицию первого орудия хоронить наших погибших. Кто-то остался возле бронетранспортера. Один из красноармейцев завел уцелевший мотоцикл и попытался на нем проехать до поворота. Из-за поворота скорым шагом появился Попов. Он подскочил к мотоциклу, сев сзади водителя и приказал ехать к "Ханомагу".

— Андрей! Получен приказ из штаба полка. Срочно свернуться и идти за Дитятки. Там занять оборону на северной окраине села. Немцы захватили Горностайполь и переправу. Мы оказались отрезанными от Днепра. Остатки полка отступают в нашу сторону. Будем прорываться на север, в леса. Дальше связь оборвалась. Было слышно, что бой ведут. Так что, давай в темпе грузиться и ходу отсюда.

— Подожди. Надо наших погибших похоронить и честь им отдать. — ответил Григоров. Его поддержал Левченко:

— Да, товарищ лейтенант. Не по православному это. Погибших хоронить не отпевши. Не помянув. Грех ведь. Да и с утра не жравши… Голодный солдат, плохой солдат.

— Да я все понимаю, мужики! Но обстоятельства таковы, что нам медлить нельзя. Потом, и отпевать, и поминать будем. И пообедаем. А сейчас, надо выполнить приказ. А то, нам потом самим по головушке попадет. — с сожалением в голосе ответил Попов. — А это что за чудо?

По обочине к ним приближался немецкий грузовик. Это был тентованый трехтонный "Опель-Блиц". За рулем сидел наш красноармеец. Следом за ним скакали разведчики.

— Наши, нашли исправную машину. Туда все добро погрузить надо. — пояснил Григоров Попову, затем повернулся к Левченко. — Быстрее орудие из леса и цепляй его к бронетранспортеру.

— Красноармеец, — крикнул Попов стоявшему рядом бойцу. — пулей лети на тот холм и скажи всем, чтобы побыстрее заканчивали. Всем на шоссе. Уходим. Старший сержант, берите моих людей, пушку перетащить. Андрей, что твой немец? Заводи!

Левченко, выскочив из бронетранспортера, прихватив с собой несколько бойцов, побежал с ними к холму за орудием. Красноармейцы, подгоняемые Поповым, быстро забрасывали в подъехавший грузовик собранное ими оружие, боеприпасы и другое имущество. Немец, вместе с не отстающим от него ни на шаг Тишко, уже переодетый в старую выцвевшую красноармейскую гимнастерку, только брюки и сапоги остались у него свои, забрался в "Ханомаг", завел его и по команде Григорова, тоже севшего в бронетранспортер, проехал вперед с десяток метров. За пулеметом гордо стоял Громыхало.

Прибывшие разведчики доложили, что на одной из дорог перед развилкой, стоит большая немецкая колонна. Бронетранспортеры, танки, грузовики с пехотой и с пушками. Но никаких действий не предпринимают. Даже охранение не выставили. Обедают. Война войной, а обед по расписанию. Немец, мужчина пунктуальный.

— Ну, если обедают, то у нас есть еще полчаса времени. Сматываемся отсюда, пока нас не прихлопнули. С этими, нам не справиться. — крикнул Попов, затем сел в коляску мотоцикла, поправив пулемет, положил на ноги свой ППД. На заднее сиденье запрыгнул один из бойцов, вооруженный трофейным автоматом.

Обратившись к своим сержантам, Попов приказал:

— Котов! Сажай бойцов в грузовик. Будете ехать последними. Выставь пару пулеметов в кузове, тыл прикрывать. Овчаренко! С остальными, вместе с подводами, собираешь всех по пути и вперед по шоссе. Я буду мотаться по дороге и всех подгонять. Разведка, Семенов, пока остаетесь здесь, за этим холмом. Смотрите на дорогу. Как появятся немцы, сразу же ко мне. Они тут наши завалы пока разберут, мы далеко сможем уйти. Пункт сбора — северная окраина села Дитятки. Все. Действуйте.

Выскочившие из леса, бойцы во главе с Левченко, чуть ли не на руках вынесли орудие на шоссе и прицепили его к бронетранспортеру. Следом за ними на дорогу выехала лошадь с передком второго орудия. Теперь, без орудия, лошадка одна могла легко везти боезапас, большую часть которого, быстро перегрузили в "Ханомаг". На передке сидел боец из расчета второго орудия. Оставшийся расчет и помогавшие им красноармейцы, по приказу Левченко, разместились в десантном отделении "Ханомага". Рядом с пулеметом, на месте убитого немецкого офицера, встал Григоров. Он видел, как с его холма на шоссе спустилась пара лошадей, везущая передок с зарядным ящиком и орудием, за ними на дорогу выбегали красноармейцы. Мотоцикл с Поповым рванул с места. Григоров тоже дал команду Гансу начать движение. "Ханомаг" дернулся, затем плавно начал набирать скорость, обгоняя подводы с ранеными и бегущими рядом красноармейцами. Последним начал движение "Опель" с оружием и с пулеметчиками.

И только два человека остались стоять над свежей братской могилой, сняв пилотки. Их лошади были привязаны рядом, в лесу.

Бойцы Григорова и Попова покидали это поле боя победителями. С потерями, но победителями. Уничтожив больше сотни гитлеровцев и четыре танка с экипажами, сами потеряли шестнадцать убитыми и восемь человек ранеными. Один к пяти — хороший счет. Война без потерь не бывает.

* * *

Колонна шла ускоренным шагом. Сзади подпирал немец, впереди была неизвестность.

"Ханомаг" вырвался вперед, опередив шедшие за ним повозки и пеших красноармейцев на несколько сот метров. Попов на мотоцикле укатил дальше по шоссе, ища место встречи с остатками полка.

Впереди показалась окраина села. При приближении, пассажирам "Ханомага" открылась страшная картина нападения немецких самолетов на мирных беженцев. Дорога и обочина были покрыты трупами людей и животных, разбитыми автомобилями и повозками. В нескольких местах на дороге и по обочинам виднелись воронки от бомб.

"Ханомаг" снизил скорость, потихоньку объезжая лежащие на шоссе трупы и воронки. Все, находившиеся в бронетранспортере, встали и обнажили головы. Одно дело, убитые солдаты, война есть война, а совсем другое — мирные люди, старики, женщины и особенно дети. Кто-то был отцом, кто-то сыном или братом. Эта картина никого не оставила равнодушным. На глаза наворачивались слезы, перехватывало горло. И крепче сжимались кулаки и зубы. Мы отомстим за вас!

Один из бойцов бросился к водителю с ножом в руках:

— Ну, сволочь немецкая, не жить тебе! За всех ответишь!

— Стоять! Назад! — кинулся ему наперерез Левченко. Умелым движением он выхватил нож и опрокинул назад взвинченного увиденным бойца. — Наш немец их не убивал. Это летчики постарались. Если мы Ганса отправим на тот свет, кто эту железяку вести будет, ты что ли?

— Ганс! Стой! Хальт! — скомандовал Григоров. — Дальше проехать не сможем. Надо дорогу расчистить. Громыхало, остаешься с немцем. Остальные, на шоссе.

У одной из воронок лежал на спине, виденный ранее Андреем, усатый безрукий воспитатель детдомовцев. Вся гимнастерка на груди была порвала и пропитана кровью, ноги неестественно вывернуты. Возле него, словно пытаясь спрятаться за спину своего воспитателя, лежали трое детдомовцев, два мальчика и девочка, посеченные осколками. Чуть дальше на дороге, опрокинутая тележка на высоких железных колесах. Возле тележки, прикрывая всем своим телом внука, сидел седой старик. Через всю его спину прошла пулеметная очередь. Под ним и внуком, большая лужа крови. Рядом, круглая шапочка с лентой. Серебряные буквы — "КРАСИН" превратились в бурые, от крови.

Бойцы осторожно начали относить трупы с дороги в сторону, освобождать ее от тачек и телег. Кое-где пришлось, взяв лопату с "Ханомага", засыпать землей воронки.

Пройдя немного вперед, Андрей увидел девушку в сиреневом платье. Видно было, что она не успела слезть с велосипеда и взрывной волной ее отбросило на обочину. Велосипед остался между ног, а край платья задрался к верху, обнажив красивые девичьи ноги. Белая косынка слетела с головы, открывая длинные светло-русые волосы, заплетенные в две толстые косы и закрепленные снизу на затылке.

— Эх, хороша девка! Жалко, убили ее, а то я бы с ней занялся… — проговорил один из красноармейцев и тут же получил подзатыльник от Левченко:

— Заткнись, а то я тебе сейчас яйца поотрываю да башку твою дурную сверну. Скажу, что так и было.

— Товарищ, старший сержант, смотрите! Живая она! Рукой и головой пошевельнула!

Левченко и Тишко подбежали к девушке. Старший сержант осторожно приподнял ее голову, другой рукой поправил платье, прикрыв обнажившиеся ноги:

— Тишко, фляжку давай.

Тишко, скоро отстегнув свою фляжку и открутив колпачок, протянул ее Левченко. Старший сержант, обмакнув жидкостью губы девушки, осторожно влил ей несколько капель в приоткрывшийся рот. Девушка сделала небольшой глоток, после чего, резко дернулась и открыла глаза, затем приподнявшись, начала кашлять. Непонимающе и испуганно она оглядывала окружавших ее людей.

Левченко недоуменно посмотрел на Тишко:

— Что у тебя там было?

— Як що? Горилка!

— Вот, балда. Воды быстро давай. Воды!

Тишко кинулся к другим красноармейцам, протянувших ему несколько фляг с водой. Выпив немного воды, девушка пришла в себя.

— Ну как, жива, дочка? Цела? Ранений нет?

— Жива, дядечка. Спасибо вам. Вроде бы не зацепило. Только голова кружится и тошнит немного. Ногу правую, наверное, подвернула. А вы, кто будете?

— Цела, это хорошо. А голова кружится и тошнит, это контузия. Взрывной волной тебя с дороги сбросило. Мы свои, дочка, нас не бойся. А зовут то, тебя как, красавица? Как ты здесь оказалась?

— Оксана. Марченко, я. Сама из Коростеня. В этом году школу закончила, хотела в медицинский институт поступать. А тут война началась. Немцы пришли. Меня мама к бабушке отправила, в село. Да не успела я. Все отступать начали, вот и я вместе со всеми. Теперь хочу в Сумы, к тетке родной добраться.

— А батько твой где?

— Тато воюет. С первых дней в армию забрали. Где сейчас они с мамой, не знаю… — девушка заплакала, вытирая слезы снятой косынкой.

— Товарищ, лейтенант, — обратился к Григорову один из подошедших бойцов. — Дорога свободна. Можно ехать.

— Хорошо. Все, по местам. Основная колонна уже подходит. — крикнул бойцам Григоров, затем обратился к Левченко. — Григорий Васильевич. Девушку в бронетранспортер, не бросать же ее здесь. Тишко, возьми ее корзину.

Старший сержант одобрительно посмотрел на Андрея, затем осторожно поднял девушку на руки и понес к бронетранспортеру. Тишко, по-хозяйски, достав нож, перерезал бельевую веревку, забрав ее и корзину, также двинулся к "Ханомагу".

Погрузившись в бронетранспортер, из-за нехватки свободного места, все, кроме девушки, стояли или сидели на бортах, Григоров приказал Гансу продолжить движение. К месту бомбежки стала подходить отставшая небольшая колонна. Замыкающим в ней ехал немецкий грузовик с нашими пулеметчиками.

Прошли село, вытянувшееся вдоль шоссе и имевшее всего одну улицу. Во дворах не было видно людей. Только кое-где из окон выглядывали испуганные лица местных жителей. Возле последней хаты, на скамеечке сидел старый дед, одетый в порванную фуфайку и фуражку.

— Доброго дня вам, диду! Где здесь, у вас, дорога в сторону, через лес идет?

— Здоровеньки булы, диточки! А вон, тамо, за колодязем. Як дойдешь, то побачишь.

Махнув деду рукой на прощанье, Григоров приказал Гансу ехать в направлении видневшегося на окраине села колодязного "журавля". Возле колодца собрались оставшиеся в живых, после нападения самолетов, беженцы, в основном это были женщины с детьми. Кое-где стояли подводы, хозяева поили лошадей. Особенно выделялся своей статью одетый в темную рясу священник, с черной с проседью бородой и таким же большим, болтающимся на цепочке, блестящим крестом на груди, он поправлял лошадиную упряжь. На телеге сидело несколько детдомовцев. Рядом стояли остальные, а также две монахини с уставшей и заплаканной воспитательницей. Отдельной группкой расположились чужие красноармейцы, шедшие в толпе беженцев.

А вот и проселочная дорога уходящая узкой лентой в густой лес. Возле поворота стоит красноармеец Попова с трофейным автоматом и машет им рукой. На повороте застряла полуторка ГАЗ-АА с доверху набитым чем-то кузовом, прикрытым брезентом, при этом загородив всем движение. Вокруг машины бегал лысый пузатый дядька, одетый в полувоенный френч и что-то кричал молодому водителю, пареньку лет восемнадцати, который стоял возле открытого капота машины и с непонимающим видом чесал свой затылок.

По шоссе, с востока, протарахтел мотоцикл с Поповым. Выскочивший из коляски Попов, подбежав к остановившемуся "Ханомагу", крикнул:

— Тезка, я наших встретил. Сюда идут. Мало их осталось. Командир полка ранен. Комиссар убит. Начальник штаба всех сюда ведет. Минут через десять будут здесь. Давай, очисть дорогу и в лес. Выставь здесь пост, чтобы всех заворачивали в лес. Все. Я за своими.

Махнув рукой, Попов запрыгнул в коляску и мотоцикл умчался к появившейся колонне его роты с первым орудием. Из бронетранспортера, на дорогу, стали выпрыгивать красноармейцы. Некоторые из них направились к колодцу за водой.

— Громыхало. Бери пулемет с запасной лентой и занимай позицию возле въезда в лес. Вон, у поваленного дерева. Григорий Васильевич, выставьте двух бойцов на повороте. Будут регулировщиками. Ганс, посмотри, что с той машиной. — раздал всем указания Григоров, затем, что-то вспомнив, сказал вслух. — Вот черт, не знаю как по-немецки сказать-то, чтобы посмотрел он чужую машину.

— Я сейчас ему скажу. — произнесла спасенная девушка. — Я немецкий знаю. В школе хорошо училась. Да и соседи у нас немцы были. Из Германии, коммунисты. У них дочка была, Марта. Я с ней дружила, вот и выучила.

Девушка что-то быстро проговорила по-немецки и показала Гансу на стоявший автомобиль. Немец заулыбался, понятливо покачал головой, затем взяв какой-то небольшой ящичек, вылез наружу. За ним сразу же последовал Тишко. Следом выскочил из бронетранспортера и Григоров. Увидев приближающегося к нему командира, пузатый дядька, вытерев лысину большим белым платком, прижимая к животу такой же пухлый портфель, побежал на встречу и быстро заговорил:

— Здравствуйте, дорогие мои товарищи. Извините нас, заминочка вышла. Водитель у меня молодой, неопытный, вот машину и поломал. Груз уж больно ценный, документы и имущество райкома партии. Я, Дрынько Осип Давыдович, заведующий хозяйством райкома. Вот, по распоряжению партии и эвакуирую все. Помогите, пожалуйста. Не бросайте нас.

Подошедший Ганс, заглянул под капот и осмотрел двигатель. Затем жестами приказал молодому водителю завести автомобиль. Паренек, весь измазанный маслом, попытался это сделать, но у ничего ничего не получилось. Немец что-то грубо сказал водителю по-немецки, открыл свой ящичек и принялся колдовать над мотором.

— Это что, немец? — испуганно спросил Григорова Дрынько. — Пленный?

— Да, пленный немец. Но это, наш немец. Тоже коммунист. Так что, не бойтесь.

К ним уже приблизилась отставшая колонна. Пешие красноармейцы пошли к колодцу, а первое орудие, вместе с лошадьми и свободным передком от второго, подводами с раненными, минометами и пулеметами, расположились сзади "Ханомага". Последним встал грузовик с оружием и боеприпасами. Бойцы приветствовали друг друга. Кто-то собирался перекусить, а кто-то, подойдя к беженцам, пытался с ними заговорить.

Подъехал на мотоцикле Попов и спросил у Андрея:

— Ну что там, долго еще? А то, скидай эту колымагу в сторону и вперед, в лес. Полк уже на подходе.

— Да вот, дядька говорит, что там ценный груз. Партийные документы и все такое. Сейчас у Ганса спрошу. — ответил ему Григоров и обратился к немцу. — Ганс, вас?

— Я, я, герр официр. Аллес. Зер гут. — встав по стойке "смирно", доложил немец и показал водителю, чтобы тот заводил машину.

Паренек с недоверием подошел к автомобилю и с первого раза завел его. Радостный Дрынько бросился трясти руку сначала Григорову, затем Попову и наконец, немцу.

С востока на шоссе показалась небольшая колонна. Впереди ехал мотоцикл с коляской, далее два грузовика ЗИС-5, затем ряд подвод с идущими рядом красноармейцами. Среди них выделялись своими зелеными запыленными фуражками несколько пограничников, возле одного из них, на поводку, с высунутым языком, бежала большая овчарка. Замыкал колонну трехтонный ЗИС-5, с расположенной в кузове зенитной установкой из четверки спаренных пулеметов "Максим".

В это время в небе с запада послышался самолетный гул. Раздалась команда: "Воздух! Всем в лес!".

— Ганс! Шнель! — крикнул Григоров немцу, показывая рукой на бронетранспортер. Сам, подбежав к полуторке, приказал испуганному водителю. — Быстро дуй в лес. Проедешь метров триста и встань под деревьями. Мы сейчас там будем.

Левченко с бойцами расчета, а также Ганс с Тишко, запрыгнули в "Ханомаг".

Услышав команду, молодой водитель нажал на педаль и полуторка рванула в лес, чуть не потеряв по дороге не успевшего закрыть дверь Дрынько. За грузовиком начал движение бронетранспортер, а следом за ним и все остальные. Когда показались самолеты, это была четверка юнкерсов Ю-87, прикрываемые двумя мессершмитами 109, большая часть их колонны уже въехала в лес. Пешие красноармейцы, также бежали под защиту лесной чащи. За военными бросились и беженцы, толпясь и мешая друг другу, подгоняя лошадей и другую свою животинку. Оставшиеся Попов с Григоровым попытались навестит хоть какой-то порядок, но все было тщетно. Их самих чуть не задавили. Страх за свою жизнь, делает из нормальных людей неуправляемую толпу, которая готова затоптать любого, лишь бы самому спастись.

В небе послышался душераздирающий вой сирен пикирующих юнкерсов. Основной их удар, пришелся на приближающуюся колонну остатков полка. Перед следующим впереди мотоциклом, разорвалась бомба и его кинуло на обочину, сразу же убив наповал водителя. Пассажир, сидящий сзади, успел соскочить и убежать в лес. Еще одна бомба упала возле подвод, своим взрывом перевернув одну из них. Осколками убило лошадей и находившихся в подводах раненых, а также идущих рядом красноармейцев. Несколько бомб упали в стороне, на обочину. Немцы устроили в воздухе настоящую карусель. Пока двое атаковали шоссе, другие делали новый разворот. С остановившегося последнего ЗИС-5, по немецким самолетам, била четверка зенитных пулеметов.

— Андрюха! Давай к лесу! — крикнул Попов Григорову, одновременно подгоняя задержавшиеся подводы с беженцами и бегущих рядом людей.

Оглянувшись по сторонам, Григоров увидел, как один из красноармейцев, Андрей узнал его, тот был возле первого орудия в бою, большой парень в тельняшке, поставив свой пулемет Дегтярева на колодец, стрелял очередями по летящим мимо него самолетам. Тоже самое делал из своего немецкого пулемета и Громыхало, залегший возле леса. Кто из них это сделал, было не понятно, но вдруг один из юнкерсов загорелся, завалился вправо и упал в лес. Раздался взрыв. Находившиеся на шоссе, не останавливались и продолжали движение по направлению к лесной дороге. За исключением ЗИС-5 с зенитной установкой, которая создавала перед пикирующими юнкерсами море огня своими пулеметами. Вот взорвался второй "лаптежник", подбитый с зенитной установки. Испугавшись таких потерь, немцы прекратили нападение и повернули на запад. Только истребители один раз, напоследок, прошлись очередями по отстреливающимся красноармейцам. Но ни кого не убили. Выждав немного, красноармейцы собрали своих убитых товарищей, погрузив их в оставшиеся подводы, чтобы затем похоронить лесу.

К стоявшим на въезде в лес Попову и Григорову, подъехала первая машина. Из кабины выскочил начальник штаба полка капитан Бондарев.

— Здорово, мужики! Немчура, сволочная, не дала нам спокойно доехать до вас. Как обстановка?

— Здравия желаем, товарищ капитан! — козырнув, поприветствовал за обоих, Попов. Назначенный старшим арьергарда, Попов доложил начальнику штаба о проведенном утром бое с немцами и захваченных трофеях, а также об имеющихся потерях. Начальнику штаба также было доложено, что за ними по шоссе следует большая колонна немцев, с танками и артиллерией.

После доклада, Попов спросил:

— А как там у вас было, товарищ капитан? Мы сильный бой слышали.

— Плохи дела у нас, товарищи лейтенанты. Не успел наш первый эшелон подъехать к Горностайполю, как к нему подошли и немцы. Большая колонна танков и мотопехоты. Часть пошла в атаку на нас, а часть ушла к переправе. Тяжелый был бой. У нас большие потери. Всю артиллерию потеряли. От всего полка меньше роты осталось. Комиссар полка погиб. Командир полка получил ранение в ногу и контужен. Вон в кузове лежит с другими раненными. — при этом Бондарев показал рукой на автомобиль. — С нами отошли, также прикрывавшие Горностайполь, остатки пограничного отряда войск НКВД, охранявшие тылы армии. Так что, Горностайполь захвачен противником и мы отрезаны от переправы и от Киева. Одна надежда осталась, пробиться на север. Вроде бы переправа у Чернобыля еще наша. Надо только туда дорогу найти. По карте похоже, что эта туда ведет, но проверить надо.

Далее Бондарев приказал водителю двигаться вперед, в лес. Машина тронулась вглубь леса по хорошо укатанной лесной дороге. Вслед за ней потянулись и остальные. Возле стоявших командиров остановился замыкающий колонну ЗИС-5 с зенитной установкой. К ним, из кузова, спрыгнул заместитель командира полка по связи старший лейтенант Дулевич:

— Здорово, орлы! Это кто из ваших, первого юнкерса завалил и со мной соцсоревнование устроил, а?

— Так это ты был у нас за зенитчика? Молодец! Вовремя огонь открыл! — сказал связисту Бондарев.

К стоявшим командирам подошли Громыхало с немецким пулеметом и красноармеец в тельняшке с ручным Дегтяревым. Переглядываясь друг на друга, они, козырнув, увидев старшего по званию, доложили:

— Товарищ капитан! При нападении авиации противника, — тут они снова посмотрели друг на друга. — нами, ответным огнем уничтожен один "лаптежник"!

Бондарев, улыбнувшись, оглядев красноармейцев, Громыхало на две головы был меньше морячка, проговорил:

— Обоих представлю к правительственной награде. Оба молодцы. Как зовут-то?

Засиявшие от похвалы бойцы, представились:

— Красноармеец Громыхало, Виктор.

— Краснофлотец Роговый, Василий.

— А почему, краснофлотец-то?

— А я с Пинской флотилии. Мотористом на катере был. А как ранили, в госпиталь попал, а из госпиталя к вам в полк направили.

Со стороны шоссе послышался топот копыт. К разговаривающим у грузовика, приблизились два всадника.

— Разрешите доложить, товарищ капитан. Сержант Семенов, разведка. По шоссе с запада движется колонна немецких танков и бронетранспортеров, пехота и артиллерия. Скоро будут здесь.

— А что, они там своих, не остались хоронить? — удивленно спросил у разведчиков Попов.

— Нет, товарищ лейтенант. Они как дорогу расчистили, сразу же вперед двинулись. Видно есть у них в тылу, кто такими делами занимается.

— Так. Забираемся ребята в машину. И отсюда, на север. Разведка остаетесь здесь. Как немец появиться, в лесу спрячьтесь. Посмотрите, что делать будут. Если кто из них сюда сунется, пулей к нам, вперед. Пока, возьмите ветки от деревьев и заметите наши следы. Все. Выполняйте. — приказал Бондарев.

Начальник штаба сел в кабину, а остальные запрыгнули в кузов. Автомобиль двинулся вперед по лесной дороге. Всадники спешились, наломали веток с близстоящих деревьев, быстро замели следы от колес и ног на дороге. После чего спрятались в лесу, рассматривая в бинокль обе стороны шоссе.

Проехав вперед по лесной дороге, ЗИС-5 нагнал спрятавшуюся в лесу колонну. Григоров, постучав по кабине, вместе с Громыхало выскочили возле "Ханомага", а Попов с Роговым ушли к своей роте. Вся техника и подводы стояли вплотную к деревьям, а люди спрятались в лесу. В такой лесной глуши, увидеть их с воздуха было практически невозможно. Разве только узкую ленту дороги. Уже начинало темнеть. Идти дальше в темноте по неизвестной лесной дороге уставшим, голодным и изнеможденным людям было тяжело. Необходим короткий отдых на сон и прием пищи. Начальник штаба Бондарев, приказал собрать всех оставшихся командиров в голове колонны. Подошли несколько человек. Среди них были лейтенанты Григоров и Попов, начальник связи старший лейтенант Дулевич, командир роты из второго батальона старший лейтенант Коваленко, комиссар второго батальона политрук Жидков, незнакомый старший лейтенант-пограничник, а также никому неизвестный лейтенант, со звездой политсостава на рукаве, это он ехал впереди колонны на мотоцикле и после взрыва бомбы остался в живых, на вид ему было около двадцати пяти лет. Вот и весь командный состав, оставшийся от стрелкового полка, штатная численность которого, была до войны около трех тысяч человек.

— Товарищи командиры! — объявил Бондарев. — Командир полка пока без сознания, так что, полком временно командую я. Мы попали в тяжелую ситуацию. Полк практически разбит, но мы сохранили знамя полка. Значит полк, как боевая единица, существует. С запада и с востока мы зажаты противником. Отрезаны от переправы через Днепр на востоке. Но есть один выход. Прорываться на север к переправе через реку Припять у Чернобыля. Судя по всему, мост еще у наших. Однако, состояние личного состава и лошадей не дает нам возможности двигаться ночью. Тем более, что с нами мирные беженцы. Люди и животные устали. Необходим кратковременный отдых. Какие будут предложения?

— Разрешите товарищ капитан. — вперед выступил старший лейтенант-пограничник, поправив на плече автомат ППД. — Командир маневренной группы пограничного отряда старший лейтенант Бажин Иван Михайлович. Товарищи, как мне стало известно, где-то в этом районе расположен армейский склад. У меня старшина там получал боеприпасы и продовольствие. Он знает дорогу. Может быть, туда пойдем. Боеприпасами пополнимся и люди отдохнут.

— А что, это мысль. Отдохнем, а с утра в дорогу, по лесным тропам Полесья. — поддержал пограничника Дулевич.

Вперед вышел политрук Жидков:

— Товарищи командиры! Вы меня удивляете! Среди нас много гражданских. Вон, лейтенант Григоров, даже немца живого с собой тащит. А как же военная тайна? Ведь кругом нас враг! Может быть этот склад оставлен для диверсионной работы в тылу противника! Умнее надо поступать.

— Что, лейтенант, уже успел кто-то раньше тебя замполиту доложить? — спросил Григорова начальник штаба. Потом повернувшись к Жидкову, проговорил:

— Да не бойтесь вы за немца, товарищ политрук. Это я разрешил Григорову немца живым оставить. Кроме него, никто из наших бронетранспортер водить не умеет. Да и коммунист он вроде бы. Правда, Григоров?

— Так точно, товарищ капитан. Коммунист. Он у меня под надежной охраной находится. Даже переводчик имеется. Нам без него тяжело будет орудие транспортировать. А фашистов он ненавидит и нам охотно помогает. — соврал Андрей, для пущей убедительности. При этом мысленно благодаря Бондарева за поддержку и думая, кто же сдал его замполиту. "Вот неприятности на свою задницу нашел!".

— Хорошо. Приказываю. Старший лейтенант Бажин. Берите своего старшину и идите в голове колонны. Ищите склад. Мы следом за вами. При движении не растягиваться, дистанция не более пяти метров. По пути помогайте беженцам, намаялись люди. Если кто из них устал, сажайте на наш транспорт. Мы должны все быстро отсюда уйти. Григоров. На своем бронетранспортере идешь следом за пограничниками. У тебя пулемет есть и свет хороший. А то уже скоро темно будет. Немец ночью не воюет. Попов. Ты со своими бойцами в арьергарде. Только раненных вперед передай в роту Коваленко. Жидков. Остаетесь с Поповым. Похороните наших убитых. Потом, следом за нами. Все. По местам. Начало движения через десять минут.

Григоров хотел было пойти к своим, но его подозвал к себе Бондарев. Возле начальника штаба остался стоять неизвестный политработник.

— Вот, лейтенант Григоров, командир противотанковой артиллерийской батареи. — представил начальник штаба Андрея. — Это по твою душу, лейтенант. Познакомься, это товарищ сержант государственной безопасности из особого отдела армии, он к тебе. Ну, вы здесь разбирайтесь сами, а я пойду колонну к выходу готовить.

В алых петлицах сержанта-гебиста были такие же два кубика, как и у Андрея, простого армейского лейтенанта, но по своему статусу сержант ГБ получал денежное содержание вдвое больше, чем армейский старший лейтенант, а также имел ряд других привилегий. Звание сержанта ГБ относилось к среднему командному звену.

При таких словах Бондарева, у Андрея похолодело на душе, спина покрылась потом, быстро застучало сердце, шум от этого стука бил по ушам. В дивизии много ходило слухов об особом отделе НКВД армии, кто к ним попадал, назад в свои подразделения уже не возвращался. "Что я такое сделал, кто на меня написал, за что и что теперь со мной будет?" — быстро задавал себе вопросы Андрей. Почему-то сразу вспомнилась мама, прощание с ней и отцом на вокзале, когда он сразу же после окончания училища заехал домой на пару дней, похвастаться своими новенькими лейтенантскими кубиками в петлицах. "У нее и так здоровье слабенькое, если она узнает об этом, то не выдержит… Эх, лучше бы я геройски погиб в последнем бою, чем такое..".

Увидев внезапно побледневшего лейтенанта, сержант ГБ усмехнулся и протянул руку:

— Сержант государственной безопасности Синяков Виталий Иосифович, особый отдел армии. Да не переживай так, лейтенант. Я не за тобой. Воюй спокойно. У меня к тебе всего пара вопросов имеется.

Услышав, что особист приехал не за ним, Андрей перевел дух и немного успокоился. Выждав минуту и поняв, что собеседник пришел в себя, Синяков продолжил:

— В твоем подразделении служит старший сержант Левченко Григорий Васильевич? Как он тебе?

— Да, в моем взводе, товарищ сержант госбезопасности. Командир второго орудия. Я с ним с первого дня службы в батарее. Грамотный, опытный сержант, отличный младший командир. Бойцы его уважают, командование ценит. А что случилось, если не секрет?

— А рассказывал ли он тебе откуда родом, о своей семье, не вел ли антисоветской агитации?

— Да нет, вообще-то. Так, говорил, что один остался, а семья от тифа в гражданскую умерла. А на счет агитации, такого не слышал. — стараясь сохранить уверенность в голосе, проговорил Андрей. — Так что случилось то?

— Плохи у него дела, лейтенант. Не знаю, что да как, но мне его надо доставить в особый отдел армии. Вот ордер, почитай.

С этими словами Синяков показал Григорову лист бумаги с печатями, на котором было написано:

"Особый отдел НКВД 5 армии

ОРДЕР

Выдан сотруднику особого отдела НКВД 5 армии сержанту госбезопасности Синякову В.И. на производство ареста и обыска старшего сержанта Левченко Григория Васильевича в расположении… стрелкового полка.

Начальник особого отдела НКВД 5 армии

майор госбезопасности Зверев И.С."

Прочитав это, Андрей с недоумением посмотрел на Синякова:

— Но ведь он ничего такого не совершал, товарищ сержант госбезопасности! Воюет отлично, немцев бьет лучше всех, сегодня в бою немецкий танк уничтожил и кучу пехоты! Разве можно так?!

— Можно, лейтенант. У нас все можно. — с железными нотками в голосе отчеканил Синяков, особо выделив последнее предложение. Затем, смягчившись, произнес. — Пока не вышли в расположение наших войск, ты ему ничего не говори. Особенно при других бойцах.

— А зачем вы мне тогда это сказали и показали?

— А затем, лейтенант, чтобы ты за ним лучше присматривал. Да остановил вовремя. С этой минуты, ты лично несешь ответственность за него. Если он убежит, то ты отвечать будешь перед трибуналом по всей строгости закона военного времени. Вам понятно, лейтенант Григоров? Если понятно, то можете идти.

Ошеломленный услышанным, Андрей машинально отдал честь, развернулся и на ватных ногах побрел в направлении бронетранспортера.

В себя он пришел только тогда, когда к нему подошел офицер-пограничник и протянул руку:

— Бажин, Иван.

— Григоров, Андрей. Командир противотанковой батареи. Правда, у меня осталось всего-то два орудия.

— Ничего. Для нас и это сила. У меня из маневренной группы в 150 человек, всего восемь осталось. Остальные полегли смертью храбрых или война разбросала кого куда… Вот такие дела, брат… Ну что, пошли к тебе, артиллерия…

Подойдя к бронетранспортеру вместе с Бажиным, Григоров увидел, что Левченко со своими бойцами отцепил орудие от "Ханомага" и прицепил к нему передок с зарядным ящиком, а затем к передку и пушку. Таким образом, лошадь от второго орудия оказалась свободной.

— Вот, товарищ лейтенант. Решили лошадке дать отдохнуть. Я с водителем зенитного ЗИСа договорился. Первое орудие тоже с передком к нему прицепим. Пусть Мамедов отдыхает. А то у него лошади еле идут.

— Не получиться, Григорий Васильевич, нашим лошадкам отдыхать. Через десять минут выступаем. Отдайте две лошади товарищу старшему лейтенанту. Он будет идти в голове колонны, как разведка. Мы, сразу же за ним, прикрывать будем. А за нами, все остальные. Понятно?

— Понятно. — с досадой ответил Левченко, привыкший всегда заботиться о своих, хоть о людях, хоть о лошадях. — Только вы, лошадок наших, товарищ старший лейтенант, не очень-то гоните, уставшие они больно.

— Хорошо, старший сержант. Не буду. У меня у самого люди еле идут. А сколько еще протопать придется…

О своем разговоре с особистом, Андрей решил Левченко не говорить. "Скажу потом, когда удобнее будет". - подумал он.

Бажин подозвал из группы отдыхающих пограничников своего старшину и они вдвоем, сев на лошадей, шагом поехали вперед по лесной дороге, переговариваясь между собой. Следом за ними двинулся и "Ханомаг", за которым потянулась вся колонна, состоявшая из военных и гражданских беженцев. В конце колонны, к роте Попова, присоединились разведчики, доложившие, что немцы прошли мимо.

* * *

Проехали лесной дорогой несколько километров. С наступлением сумерек, в лесу уже ничего не видно. Только по просвету между верхушками деревьев, можно определить, где идет дорога. По дороге едут два всадника, периодически освещая ее фонариком. Впереди показался большой старый дуб, перекрывающий своими развесистыми ветками всю дорогу.

— Кажись здесь, был поворот, товарищ старший лейтенант.

— Сейчас узнаем. Пока еще Григоров подъедет, засвети-ка фонариком. На дорожку посмотрим.

Всадники направили своих лошадей в сторону от дороги.

— Стой! Кто идет? Стой! Стрелять буду! — раздалось из кустов.

— Стою. Но я не иду, а еду. Старший лейтенант Бажин. А ну выходи, часовой! — крикнул в темноту Бажин. — Мы свои. На склад едем. За боеприпасами.

— Пароль называйте! Тогда выйду. — раздалось из кустов.

Бажин шепотом обратился к своему старшине:

— Егорыч, ты помнишь пароль-то, а то неизвестно какой там придурок сидит. Вдруг со страху стрельбу откроет.

— А хрен его знает, Иван Михайлович. Сейчас попробую вспомнить… — старшина-пограничник почесал себе затылок, выпрямился в седле, выдвинув из-за спины автомат ППД и направив его в сторону кустов, крикнул в темноту. — Пароль — Мушка. Отзыв говори?

— Курок. — раздалось из кустов и к ним вышел пожилой красноармеец с большими пшеничными усами, с винтовкой в руках, одетый в гимнастерку, с "буденовкой" на голове, но в гражданских брюках, заправленных в короткие сапожки, с левого боку висела противогазная сумка.

— Вот, товарищ старший лейтенант, двадцать лет служу, а пароль все не меняется. Здорово служивый! Кто таков?

Вышедший из кустов красноармеец, приставил к ноге винтовку с примкнутым штыком и доложил:

— Красногвардеец Хомутенко Федор Семенович. Призванный из запаса. Охрана склада. А вы, чьих-то будете?

— Сводный отряд доблестной Рабоче-Крестьянской Красной Армии. Идем за пополнением боеприпасов и продовольствия. Старший лейтенант Бажин. Где склад-то, товарищ красногвардеец?

— Извините, товарищ командир. Я пост покидать не имею права. Часовой. Сейчас по телефону начальника склада вызову. Эй, Макарка! А ну, покрути аппарат та вызови Никиту Савельича. Скажи, шо тут за боеприпасами хлопцы приехали, а дороги дальше не знайдут. Хай приедет. А вы, гости дорогие, почикайте трохи, будь ласка.

Пограничники переглянулись между собой. В кустах было слышно, как кто-то со скрипом крутит ручку полевого телефонного аппарата и затем, молодой голос прокричал:

— Склад? Склад! Это первый пост. Докладываем. Приехали наши, за боеприпасами, но дальше дороги не знают. Просят подъехать Никиту Савельича. Да. Будут тута ждать. — из кустов выбежал невысокий парнишка лет четырнадцати-пятнадцати, одетый в гражданку, но с карабином за спиной и обратился к пожилому. — Доложился я, деда. Сейчас начальник склада сам выезжает. Погодьте пяток минут.

В это время дорога осветилась светом фар и к ним, урча мотором, начал приближаться бронетранспортер Григорова. За ним также светились автомобильные фары других машин.

Два местных бойца, перепугавшись, начали метаться из стороны в сторону, но при этом оставались практически на месте.

— Немцы! Немцы! Спасайся, кто может!

Бажин, спешившись, подошел к ним и спокойно произнес:

— Федор Семенович! Макарка! Да не метайтесь вы так и не бойтесь. Это наши. Красные. Советские. Просто немецкий бронетранспортер в плен захватили. Сейчас наши товарищи подойдут, сами все увидите.

Услышав такие слова, часовые остановились, прикрывая руками лица от света фар. Но, наверное, до конца еще не поверили, так как стояли на полусогнутых ногах.

Из подъехавшего "Ханомага" выскочил Григоров:

— Ну что, нашли склад? А это кто?

— Нашли. Это часовые со склада. Сейчас сам начальник склада обещал к нам подъехать.

От остановившейся колонны приблизились капитан Бондарев и особист Синяков.

— В чем задержка? Почему стоим? Кто такие?

— Да вот, товарищ капитан. Часовые со склада обнаружились. Склад рядом, сейчас его начальник приедет.

Григоров подбежал к бронетранспортеру, стукнув по броне кулаком, крикнул:

— Оксана! Скажи Гансу, чтобы двигатель выключил и свет уменьшил, а то по глазам бьет.

В ответ раздался звонкий девичий голос, быстро проговоривший что-то по-немецки, после чего двигатель "Ханомага" заглох, а свет от фар уменьшился в два раза.

Пожилой часовой боязливо спросил у Бажина:

— Так вы точно не немцы, а то там по-немецки говорят?

— Да свои мы, отец, свои. Просто водитель там немец. По нашему плохо понимает. А так, все свои. Не бойся.

При свете фар удалось разглядеть хорошо укатанную лесную дорогу, ведущую влево от дуба. Из-за кустов, прикрывавших эту дорогу, показалась лошадь, запряженная в телегу. Лошадью управлял средних лет красноармеец, а рядом с ним сидел пожилой полный мужчина, также одетый в красноармейскую форму, но с гражданской фуражкой на голове. Подъехав к группе командиров, телега остановилась. Мужчина в фуражке важно слез с телеги и подошел к командирам:

— Начальник склада Ярцев Никита Савельевич. Э-э-э… — видно что-то забыв, но потом, вспомнив, приставив правую ладонь к своей фуражке, прибывший произнес. — Младший лейтенант, я. Извините, товарищи, что не по форме докладываю. Я ведь до войны снабженцем на предприятии был, в армии не служил. А вы кто будете, уважаемые товарищи?

Внимательно посмотрев на начальника склада, Бондарев, отдав ему честь, улыбнувшись, ответил за всех:

— Начальник штаба стрелкового полка капитан Бондарев, Игорь Саввич. Это мои подчиненные. Вот мои документы. Нам необходимо пополниться боеприпасами, продовольствием и переночевать. У нас много раненых и гражданских беженцев с детьми. Ваш склад располагает такими возможностями?

— Ну, я не знаю… А много ли вас? Есть ли необходимые документы? — поинтересовался Ярцев, повертев в руках удостоверение Бондарева. Затем он посмотрел на бронетранспортер и стоящие за ним автомобили. — А транспорт тоже будете заправлять, а то бензина у нас мало осталось?

— Сейчас трудно сказать, сколько нас осталось, да и гражданских сколько, точно мы не знаем. Посчитать еще не успели. Мы из боев только сегодня вышли. Еле от немцев оторвались…

Ярцев удивленно посмотрел на Бондарева:

— Каких таких немцев? Мы ведь в нашем тылу!

— Вы что, обстановки не знаете? Где вы живете, черт возьми! Немцы уже Горностайполь и переправу через Днепр захватили! Мы с вами в окружении, у немцев в тылу! У вас тут что, колхоз "Тихе життя"?

Ярцев и три его подчиненных, от удивления открыли рты, быстро заморгав, смотрели друг на друга ничего не понимающими глазами.

Первым в себя пришел начальник склада. Он, немного прокашлявшись, снял с головы фуражку и начал мять ее в руках. Затем, как будто извиняясь, тихо заговорил:

— Понимаете, дорогие товарищи, наш склад образовался чуть больше месяца назад. Сначала завезли сюда много имущества разного, но потом, проходящим частям выдавали, да и тем, что рядом стояли. Нового ничего не подвозили. Последний раз я накладные на выдачу выписывал неделю назад. Больше к нам никто не приезжал. А связи никакой нет. Мы тут в лесу одни находимся, я и восемь моих работников, извиняюсь, красноармейцев. Мы ведь все здесь, гражданские люди, в армии толком никто не служил, не годные к строевой службе, только в тылу. — Ярцев вытащил из кармана галифе большой платок и вытер вспотевший лоб. — Из имущества, почти ничего не осталось. Все выдали согласно документов. Я, честно говоря, начал думать, что про нас забыли. Ни кто не приезжает. А сегодня днем слышали звуки боя недалеко. Да и воздушный бой пришлось понаблюдать. Видели, как наши летчики с немцами дрались. Один немецкий парашютист приземлился на той стороне озера, я туда посылал своих людей, но они его не нашли. Спрятался видно, сволочь немецкая. А наш самолет сел на озеро и в болоте застрял.

— А летчики живы?

— Один живой остался. Мы его спасли. Как увидели, что горящий самолет в озеро падает, думали, все, утонет. Здесь же глубоко. У нас лодки-то нет. Мы, для разнообразия рациона, плот себе соорудили и рыбку с него ловили. — Ярцев уже полностью пришел в себя и рассказывал более уверенно. — Ох и хороша здесь рыба, я в других местах, такой большой никогда не видел! Ах, о чем это я? Ах, да. Так вот. Самолет в болотце, на краю озера оказался. Если бы ближе к центру, точно бы затонул. Мы на плоту к самолету подплыли, он прямо в болотце лежит, осмотрели его. Вон Макарка, он мал ростом и заглянул в кабины…

Тут не выдержав слов о себе, выскочив вперед перед командирами, молодой парнишка решил похвастаться:

— Да, да! Я сначала в кабину стрелка заглянул, но он убитый был, вся голова и грудь в крови. Затем перелез к летчикам в кабину и одного живого нашел…

— Не встревай, внучок, когда старшие разговаривают. — перебил его Хомутенко-старший. — Звиняйте мальца, Никита Савельевич!

— Ничего, ничего, Федор Семенович. — успокоил того Ярцев и продолжил. — В общем, вытащили всех троих наших летчиков. Три раза плавали. Плот-то небольшой, за раз всех не отвезешь… Двоих мы похоронили, в лесу, возле склада нашего, а третьего — живого, видно командир, я в свою землянку положил. Без сознания он, еле дышит. Врача бы ему…

— Нет врача у нас, товарищ Ярцев. Медсанбат немцы разбомбили… Самим нужен, раненных много…

— Так, что же мы стоим-то. Милости просим к нам. Расположитесь, отдохнете, покушаете, а там и думать будем, как быть…

Бондарев согласно кивнул головой и обратился к Бажину:

— Товарищ старший лейтенант. Поручаю Вам организовать охрану нашего лагеря. Возьмете людей у Попова и вместе с ним выставьте охранение. Проследите, чтобы никто не отстал, ни бойцы, ни беженцы. Всем остальным — двигаемся на склад. Григоров, давай на своем бронетранспортере за начальником склада, мы все за тобой!

— Слушаюсь, товарищ капитан. — козырнул Андрей. Вернувшись к бронетранспортеру, он приказал Гансу трогаться вслед за телегой Ярцева вглубь леса.

Колонна, потихоньку, машина за машиной, подвода за подводой, а также пешие красноармейцы и беженцы, подгонявшие свою оставшуюся животинку, прошла мимо дуба вглубь леса. Последним на мотоцикле проехал лейтенант Попов. На посту остались только двое часовых склада, дед и внук Хомутенко, а также оставленные Бажиным старшина-пограничник, пограничник с собакой и два бойца роты Попова, один из которых был вооружен немецким пулеметом. Старшим поста был назначен старшина-пограничник. Условились дежурить посменно, по два человека. Бажин приказал через каждый час перезванивать на склад с докладом дежурному.

Проехав несколько сот метров по лесной дорожке, идущей вдоль берега озера, фары "Ханомага" осветили территорию армейского промежуточного склада и самодельный шлагбаум перед ним. Склад был со всех сторон окружен густо растущими кустами и деревьями.

Назвать это место "складом" в привычном понимании этого слова — со складскими помещениями, сараями, колючей проволокой и часовыми на вышках, было слишком сильно сказано. Склад представлял из себя немного прореженный участок леса, где между деревьями была проложена кольцевая автомобильная дорожка, по которой мог проехать только один автомобиль и то в одном направлении. Начало и конец этой дорожки, были у импровизированного шлагбаума, изготовленного из обычного бревна на двух крестовинах. По внешней стороне дорожки, в разных местах между деревьями, была натянута маскировочная сеть, прикрывающая с воздуха расположение склада. Под этой сетью, был также натянут и брезент от дождя. Большая часть места под брезентом была свободна, но кое-где, на деревянных помостах, а где и прямо на земле, были расположены штабелями различного размера деревянные ящики и металлические бочки. Также в некоторых местах были вырыты землянки и рвы под деревянными настилами покрытые дерном. Естественные овражки были углублены и прикрыты срубленными небольшими деревцами с ветками. В центре автомобильного кольца были вырыты несколько землянок, вход в которые прикрывали плащ-палатки. Склад располагался на берегу озера. От крайней маскировочной сетки до берега было не больше десяти метров.

Когда начальник склада на своей телеге подъехал к шлагбауму, из кустов к нему выбежали два красноармейца. Услышав приказ своего командира, они подхватили шлагбаум и отнесли его в сторону. Телега проехала вперед и влево. Соскочивший с неё Ярцев, помахал рукой, показывая, чтобы "Ханомаг", а за ним и все остальные, въезжали на территорию склада по проложенной автомобильной дорожке, по кругу. Сделав круг и выехав обратно к месту въезда, Григоров приказал Гансу остановить бронетранспортер у ближайшего свободного места под маскировочной сеткой. Весь имеющийся автомобильный транспорт разместился также по кругу. Подводы с лошадьми заняли, где это было возможно, свободные места. Чуть ли не под каждым кустом или деревом, сидели или лежали уставшие люди. Рядом с ними мычали и блеяли, уставшие и изголодавшиеся за день животные.

— Григорий Васильевич! Разместите людей для отдыха. Надо бы ужин организовать, а то уже живот сводит. — обратился Андрей к Левченко. При этом он незаметно для себя, но не для старшего сержанта посмотрел в сторону спасенной девушки, которая, укутавшись в данную кем-то из бойцов шинель и свернувшись калачиком, подставив под голову свою корзину, тихо спала на боковой скамейке "Ханомага". — Да, и девушку пока не будите. Ганс, стоп мотор. Я к начальнику штаба.

— Будет сделано, командир. — ответил Левченко, и уже обращаясь к своим бойцам, тихо приказал. — А ну, орлы, тихо, по одному, все наружу. Готовим себе место для ночевки и ужина. Тишко, смотри за немцем.

Ганс заглушил двигатель и выключил свет. Все красноармейцы, бывшие в бронетранспортере, не спеша вылезли наружу и, разминая ноги, стали готовить место для предстоящего отдыха под натянутым между деревьями брезентом. Таким же образом действовали и другие люди, приехавшие и пришедшие сюда не по своей воле, а потому, что некуда было идти. Война, будь она не ладна. Люди и животные думали только об одном, о еде и сне. Но сон был главной целью. Усталость брала свое.

Ярцев, хоть и был сугубо гражданским человеком, но в нем чувствовался настоящий снабженец, который должен всегда обо всем думать и обо всех заботиться. По его команде, подчиненные уже начали в полевой кухне готовить ужин на вновь прибывших, как на красноармейцев, так и на беженцев. Стоявший на территории склада небольшой стог сена, заготовленный для единственной складской лошади, был моментально растащен рачительными хозяевами на корм своим животинкам. Под одним из навесов организовали импровизированный полевой госпиталь, куда сносили раненых с подвод и автомобилей. О раненых, под руководством бойца-санинструктора, заботились две молоденьких санитарки. Командир полка Климович пришел в сознание и приказал переложить себя на одну из подвод в центре временного лагеря, вызвав на совещание всех оставшихся командиров.

Подойдя к командиру, начальник штаба Бондарев доложил о сложившейся ситуации, месте нахождения полка и предполагаемых действиях на завтра.

— Хорошо, Игорь Саввич, спасибо за доклад. — вздохнул Климович. Затем, осторожно погладив раненную ногу, обратился к находившимся рядом с ним командирам. — Товарищи. Все вы без меня понимаете, что мы попали в сложную ситуацию, из которой у нас есть три выхода. Первый, это прорываться к нашим через переправу у Чернобыля. Второй — остаться в Припятских лесах и начать партизанские действия. Есть еще третий, но он мне не нравиться, я думаю и вам тоже. Это сдаться в плен немцам. Какие будут предложения?

— Товарищ подполковник, — выступил вперед политрук Жидков. — Как вы можете говорить о плене, это паникерские настроения! Вы же знаете, что с нами немцы сделают!

— То, что с нами немцы сделают, это мы знаем, уважаемый товарищ политрук. — произнес стоявший возле него Дулевич. — А в плен к ним, ни кто не собирается сдаваться. Это просто гипотетическая теория, рассматривающая все варианты, правильно я говорю, Алексей Аркадьевич?

— Правильно, правильно, Сергей Олегович. — ответил Климович. — О плене из здесь присутствующих, никто не говорит и не думает, я надеюсь. А вот какие настроения у наших солдат, мы точно знать не можем. Всякое бывает. Мы с вами уже видели отступающие части и знаем, что в них происходило.

— Товарищ подполковник, — обратился к комполка Синяков. — Разрешите мне заняться этим делом. Только нужна ваша помощь в наказании паникеров и трусов. Один я не справлюсь.

— Мы с вами не военный трибунал и расстреливать своих солдат я не буду. Даже если они смалодушничали. — оборвал его Климович, подняв руку к голове. Его лицо исказилось болью, полученной от контузии. — Предлагаю сейчас заняться размещением подчиненных на отдых и ужином. Понемногу прощупайте настроение бойцов, как бы ни было тяжело, настраивайте их на положительные эмоции. Люди устали, им необходим отдых. Начальник склада. Организуйте, пожалуйста, всем выдачу продуктов и прием горячей пищи. И красноармейцам, и беженцам. Определите отхожие места для мужчин и женщин. Животных отведите отдельно. А то, как бы нам здесь в дерьме не утонуть, да и не задохнуться. Игорь Саввич. Помогите товарищу Ярцеву в этом и организуйте караульную службу. Выставьте усиленные посты. Всем проверить оружие и боеприпасы. По всему лагерю разожгите небольшие костры, чтобы люди друг дружку не подавили в темноте и назначьте дежурных. Сейчас ночь, а немец ночью не воюет. Все. Завтра с утра что-нибудь придумаем. Утро вечера мудренее. Всем ужинать и спать.

Когда Григоров возвращался к "Ханомагу", к нему подошел и осторожно тронул за рукав Дрынько, хозяин поломавшейся на дороге полуторки:

— Извините меня, пожалуйста, товарищ командир. Я здесь, кроме Вас, никого не знаю. Не скажите, долго ли мы здесь будем? А то мне на другой берег Днепра срочно нужно. Сами понимаете, имущество райкома и документы срочно вывезти надо. Я так понял, из разговоров, что немцы где-то рядом…

— Извините…э-э… Осип Давидович… Точно ничего сказать Вам не могу. Я сам толком мало что знаю. Завтра утром будем разбираться, а сейчас ужинайте и ложитесь спать. Утро вечера мудренее…

Развернувшись, Андрей направился к своим, где Левченко уже организовал ужин и отдых. Под навесом, на наломанных сосновых ветках, были разосланы немецкие шинели и одеяла, взятые из "Ханомага". Бойцы ели горячую кашу, принесенную от полевой кухни. Рядом с Левченко, на деревянном ящике примостилась спасенная девушка Оксана. Правая стопа ее была замотана в большой темный платок. Она жадно ела горячую кашу из одного со старшим сержантом котелка, поддерживая куском сухаря свою ложку. Сзади них, также из одного котелка, орудовали ложками немец Ганс Штольке и подружившийся с ним красноармеец Тишко. Голодные целый день, люди старались насытиться про запас.

— Лейтенант, вот твой котелок с кашей, еще горячая. Бери, ешь. Склад расщедрился. Каша с тушенкой и с сухарями. А то может и по трофейному коньячку, а? — сказал Левченко, протянув командиру армейский котелок со вставленной ложкой. — Что решили-то, отцы-командиры?

— Сейчас ужин и спать. Завтра все решать будем. А коньячку не хочется. Только спать…

— Тебе где постелить, в железяке, или с нами, на землице, спать будешь?

— Я что, рыжий что ли? Конечно же, с вами. Девушке в бронетранспортере постелите.

— Хорошо. Оксанка, сама не побоишься в немецком танке спать? Ежели что, то кричи!

— Я не из пугливых, дядя Гриша… Спокойной ночи…

…Спокойной ночи…

Хорошо вот так, сытно поев, лечь на теплую родную землю, укрыться шинелью и смотреть в прозрачное ночное небо, покрытое яркими блестящими звездами с большой и словно приближающейся полной луной, постепенно засыпая и наслаждаясь наступившей вокруг тебя тишиной, иногда прерываемой всхрапыванием лошади или потрескиванием горящего рядом небольшого костерка, плеском рыбы в озере… Завтра будет завтра, все проблемы будем решать завтра, а сейчас только спать… Вымотанные за эти дни тело и душа, расслабились, каждая клеточка, каждый нерв, требовали отдыха…

Вокруг была тишина…Блаженство спать на природе, на свежем воздухе, когда ничего не мешает, а наоборот лесной шум только убаюкивает…

Андрей медленно засыпал…

Грохнул взрыв… Еще взрыв… Яркая вспышка в глаза… Снова взрыв, земля заходилась ходуном… Гул, сильный гул… Снова вспышка и взрыв… Это что, сон такой? Немцы напали? Обстрел или бомбы сбрасывают?

Андрей открыл глаза… Снова яркая вспышка и грохот. И эта вонь, ужасная вонь. Сера, что ли?

Земля снова заходилась ходуном… Её трясет так, что кажется, будто сейчас она расколется пополам…

Гул не ослабевал, а наоборот набирал силу, становясь все сильнее и сильнее. Начала болеть голова, давить на виски, руки и ноги отказывались подчиняться… Снова молния и взрыв… Нет, это не взрыв, это гром…

В проблеске света Андрей наконец-то разглядел, что творилось вокруг него. Кто-то из его бойцов катался по земле держась руками за голову, кто-то неподвижно лежал на земле, разбросав в стороны руки и ноги. По лагерю в безумстве метались люди и животные, постоянно натыкаясь, сбывая и топча друг друга… Снова ударила молния и гром. Что случилось, что происходит?!

Вдруг раздался страшный грохот и вслед за ним ударил свет. Земля начала быстро раскачиваться. Свет был ярко белым и искрился. Было такое ощущение, что это была сплошная вспышка от электросварки. Свет бил столбом откуда-то с неба прямо в центр озера. В месте соприкосновения с поверхностью озера, вода бурлила, будто это был большой гейзер. Вокруг стало светло. Все предметы, люди, животные стали прозрачными и просвечивались насквозь, как рентгеновскими лучами… Дальше удар… нестерпимая головная боль и все… Сознание отключилось…

Глава 3

— Макс? Максим? Максимка? Где ты? Отзовись, сынок!

Слова раздавались как будто сквозь сон, издалека. А сон ли это? Что случилось? Что произошло? Максим ничего не мог понять. Все тело болело и ныло, голова кружилась и сильно болела, во рту ощущалась сухость, хотелось пить. Немного тошнило. Тяжело было дышать, ощущался недостаток кислорода. Стало почему-то, очень холодно. Максим понял, что он лежит на животе, на земле. Медленно подняв голову и открыв глаза, Макс увидел, вернее сказать, ничего не увидел… Кругом было светло, но в тоже время ничего не было видно. Словно все в белом тумане. Но в тумане ощущается влага, а здесь влаги не было. Было такое чувство, что ты взлетел в облака и оказался в середине самого плотного, белого, но сухого облака. Медленно протянув руку в белую пелену, Максим не увидел кончиков своих пальцев.

— Максимка! Ты где? Сынок?

Макс услышал волнующий голос отца, сухо кашлянув, громко ответил:

— Я здесь, папа. Что случилось? Где вы все? И где мы находимся?

Из белой пелены показалась голова отца, ползущего к нему на коленях. Рука отца прикоснулась к голове Максима и нежно погладила её:

— Нашелся, сынок! А я уж думал, что потерял тебя. Жив, слава богу!

— Бать! А где дядя Янис и дядя Олег? Что случилось?

— Не знаю, сынок, что случилось. Но Олег и Янис, там. Поползли к ним. — Антоненко-старший показал рукой в белый туман и потянул за собой Максима.

Теперь Максим понял, почему отец не шел по земле, а полз на коленях. Плотность белого облака была такая, что если встать на ноги, то земли под ногами не будет видно. Проползя немного вперед, Макс наткнулся на небольшое поваленное дерево. Следом за отцом, перелез через него. А вот и остальная компания. Баюлис и Уваров сидели на одеяле, на земле, упершись спинами друг другу. Баюлис пил из пластиковой бутылки воду. Увидев подползшего Максима с отцом, он протянул им бутылку с водой:

— Возьмите, ребята, выпейте воды да побольше. Сейчас воды много пить нужно и медленнее двигайтесь. Силы зря не тратьте. Судя по симптомам у меня, у Олега, да и у вас, это все похоже на горную болезнь.

— Да ты что, Людвигович! — отхлебнув из бутылки и передав ее дальше Максу, ответил Николай. — Какая тут, в Припятских лесах и болотах, горная болезнь! Где ты, здесь горы видел! У нас самая высокая гора в Украине — Говерла в Карпатах, и та, не выше двух километров над уровнем моря!

— Не скажи, Коля, — отозвался Уваров. — Мне кажется, что Янис Людвигович близок к истине. Вспомни-ка горы Гиндукуша, в Афганистане. Такие же ощущения были, где-то на высоте больше четырех километров, если не все пять… Что-то мне это все не нравиться. Чертовщина какая-то. Землетрясение ночное… Аномальное явление… Точно — Ведьмин кут.

Максим вытащил свой мобильный телефон и попробовал набрать номер бабушки, но телефон не работал:

— А мобилка то, не работает!

— Как не работает?

Все стали проверять свои телефоны. Но, ни один из них не предоставлял услуг сотовой связи.

— Вот теперь и без связи остались. Ну, точно, чертовщина какая-то!

— Так, ребята. Что главное в танке? Правильно! Не бздеть! — нарочито громко проговорил Антоненко-старший. — Не в таких передрягах бывали. Пробьемся. Сейчас немного посидим, осмотримся, а там решим, где мы и что тут за чертовщина твориться.

— Дядя Янис, — обратился Максим к Баюлису, перед этим утолив жажду. — А почему так сильно голова болит, тошнит и сухость во рту? И почему так холодно стало?

— Резкий перепад температур и давления, разреженный воздух и недостаток кислорода на большой высоте. В особых случаях, это может привести даже к летальному исходу у кого сердечко слабое или организм ослаблен. Я, конечно, сам в горах не был, но соответствующую лекцию прослушал полностью. Вот теперь все совпадает. Симптомы и холод. Ребята, мне кажется, что мы высоко в горах.

— Так что нам теперь делать?

— А ничего. Просто сидеть и ждать. Надо подождать пока организм привыкнет к новым условиям. А там, посмотрим… Лучше конечно, спуститься пониже…

— И долго так нам ждать придется, скажите, пожалуйста, уважаемый доктор? — обратился к Баюлису Антоненко-старший. По своему характеру он был человеком действия и длительное бездействие, а также неизвестность, его немного нервировали. — И где у нас, это "пониже"?

— Пока вы, уважаемый торопыга, не успокоитесь. А где "пониже", я и сам не знаю. Надо подождать, пока не развиднеется…

— Да ладно вам, ребята, ссориться. — проговорил Уваров. — От того, что мы сейчас перегрыземся, лучше не станет. Даже хуже. Я согласен с Янисом Людвиговичем. Похоже, что действительно мы высоко в горах. Ощущение уж больно знакомо. Сейчас не стоит дергаться, пока кругом не осмотримся. Макс! А где ты СВДешку дел? Надо быть готовым ко всему.

— В палатке осталась, дядя Олег. Но где эта палатка, я не знаю. Не видно совсем ничего.

— Ладно, ребята. Будем выполнять рекомендации врача. — продолжил Уваров. — Давайте отдыхать, пока не развиднеется. Но ухо держать востро.

Пододвинувшись друг к другу и прижавшись спинами, для сохранения тепла, люди сели на одеяло, прикрыв его краями свои ноги и понемногу стали дремать. Каждый думал про себя, разрабатывая разные версии происшедшего. Все хранили молчание, настороженно прислушиваясь к окружавшей их тишине.

В отличие от вчерашнего дня, где лес был заполнен птичьим гомоном и шелестом листьев деревьев, сейчас их окружала полная тишина. Даже, можно так выразиться, мертвая тишина. Было слышно только их дыхание и биение сердец.

* * *

Сколько прошло времени, никто из них не заметил, но постепенно окружавшее их белое плотное облако стало исчезать и уходить в сторону озера. Потихоньку прояснялись силуэты близстоящих деревьев, появился потухший костер, где-то в траве вырисовывался силуэт поваленной палатки и только УАЗика не было видно.

Первым очнулся Антоненко-старший. Он, растолкав остальных, поднялся и пошел к машине:

— Мужики! Подъем! Я за бушлатами, а вы пока соберите ветки для костра, а то, что-то похолодало. Да и чайку попить не мешает.

— Так. Акклиматизация прошла успешно. — констатировал Баюлис. — Действительно, а где моя теплая куртка? Возьмите ее тоже, Николай! А чаек будет в самый раз. Да и поджевать не мешает. Надо силы набраться. Пока мы не разобрались, что, где да как, употребление моего напитка придется отложить.

Антоненко-старший вышел точно на автомобиль, прихватив армейские бушлаты и куртку Баюлиса, он вернулся обратно к костру. Пока отец ходил к машине, Максим с остальными насобирали поблизости веток для костра. Баюлис пытался разжечь кинутый в костер обрывок газеты, но спичка не хотела разгораться.

— Возьмите зажигалку, Янис Людвигович. — сказал Уваров, протянув Баюлису зажигалку. — Я сам не курю, но огонь должен быть всегда в кармане, а вдруг красивой женщине надо помочь сигаретку прикурить. А то, что спичка плохо горит, лишний раз подтверждает, что мы высоко в горах. Правда, пока самих гор, не видел никто.

Баюлис с третьей попытки поджег зажигалкой бумагу и положил на нее несколько тоненьких веточек. Костерок начал весело разгораться. Все одели, принесенную Николаем теплую одежду. На головы натянули, так предусмотрительно прихваченные панамы. Лишь Уваров затянул покрепче на затылке свою бандану. Затем Олег, надел на себя прорезиненные штаны с сапогами от химзащиты и взял в руки пустую пластиковую бутылку, а также два котелка:

— Пойду к озеру, воды на чай наберу, а то действительно, в горле сохнет, надо его промочить. — проговорил он и скрылся в белом тумане по направлению к озеру.

Пока Максим с Баюлисом искали в вещах пачку чая и готовили легкие бутерброды, Николай собирал хворост для разгорающегося костра. Вдруг со стороны озера раздался крик Уварова:

— Мужики! Вот, ё-п-р-с-тэ! Озеро пропало! Вода куда-то ушла!

Все бросились к берегу. Остановились только у небольшого обрывчика, где кончалась трава и вчера еще плескалась вода. Вместо водной глади, было видно только песчано-каменистое дно, кое-где покрытое илом и небольшими зеленовато-коричневыми водорослями. Дальше шел белый плотный туман и ничего не было видно.

— Олег! — крикнул Николай. — А ты дальше пройди, может, найдешь воду! Не может же озеро, так быстро испариться!

— Хорошо. — раздался из тумана голос Уварова. — Вы пока на берегу подождите и периодически зовите меня, чтобы я не заблудился в этом проклятом облаке.

Пройдя вперед еще метров десять, Уваров почувствовал, что начинается резкий спуск, и он вошел в прохладную воду. "Наконец-то, а то я уже решил, что "аллес" — все, будем на сухом пайке" — подумал Олег. Пройдя вперед еще пару метров и почувствовав, что вода находится чуть выше его колен, Уваров начал набирать воду в бутылку. Вокруг стояла сплошная плотная белая пелена.

Вдруг, со стороны берега, раздался громкий собачий лай, затем послышались незнакомые грозные голоса и характерные звуки, очень похожие на клацанье затвора у оружия.

"Опа-на, приплыли! У нас снова незваные гости! Надо пока здесь постоять, потом разберемся". - подумал Олег. Как профессионал, Уваров понимал, что в данную минуту он ничем не сможет помочь своим друзьям. Если вернется на берег, то его самого тоже повяжут. Единственным правильным решением было переждать первые минуты неожиданной встречи, затем спокойно обойти это место, осмотреться, оценить обстановку и только потом предпринимать какие-либо действия по освобождению друзей. Олег замер так, чтобы даже небольшой плеск воды, не выдавал его присутствия.

* * *

— Ничего себе, новости! Остаться без воды, в такой ситуации! Хуже не придумаешь! — начал снова нервничать Николай, стоя вместе с сыном и Баюлисом на берегу. — Что вы, ребята, думаете по этому поводу…

Но ответа он не дождался. Вдруг, справа от них, раздался громкий собачий лай. Из тумана, прямо на Николая, бросилась большая темная собака. От неожиданности и сбитый псом, Антоненко-старший упал грудью на землю, машинально прикрыв руками голову. Собака была видно ученой, так как не укусила его, а легла сверху на плечи, положив свои большие лапы Николаю на голову. Одновременно пес продолжал лаять на Баюлиса с Максом, которые от неожиданности подняли руки вверх. Из тумана выбежали несколько вооруженных человек. Один из них, подбежал к собаке и, прицепив поводок к ошейнику, снял ее с Николая:

— Молодец, Мухтар! Молодец! Фу! Сидеть!

Макс с удивлением и непониманием рассматривал внезапно появившихся людей. Сначала их было трое, затем из тумана два человека вывели третьего. Двое первых, направили свое оружие на Максима и на Баюлиса. Отец оставался лежать, прикрывая голову руками.

— Руки вверх! Кто такие? — крикнул один из них, коренастый, лет под сорок, мужчина, одетый в военную форму, которую носили во времена Великой Отечественной войны, правда без погон, а с черными петлицами, окантованных узким золотым галуном, на воротнике и с четырьмя темно-красными треугольниками в каждой. На голове была поношенная зеленая фуражка. "Как у пограничников" — подумал Максим. Мужчина держал в руках автомат, очень похожий на ППШ, виденный Максом ранее, в фильмах про войну. "Пограничник" подошел к Антоненко-старшему и ткнул его носком сапога под рёбра. — А ну, вставай, чего разлегся! Кто такие, спрашиваю, документы есть?

— Товарищ старшина, — обратился к нему державший собаку молодой парень, одетый в такую же форму, но в петлицах у него была узкая алая полоска. На голове также была одета зеленая фуражка. За спиной висел карабин. — Может это диверсанты? Смотрите, одеты как немцы, во все пятнистое!

— Точно, диверсанты! — поддержал его третий молодой мужчина, одетый в выбеленную солнцем гимнастерку, с пилоткой на голове и обутый в ботинки с обмотками. За спиной висел вещмешок-"сидор". В руках он держал ручной пулемет с лентой, намотанной на руку. Пулемет был похож на немецкий МГ, тоже, из фильмов про вторую мировую. — Смотрите, какие рожи у них сытые. Наши, такими не бывают. Может пострелять их прямо здесь? А, товарищ старшина?

Услышав такое, Антоненко-старший поднялся с земли, во весь свой немаленький рост, оказавшись на голову выше всех присутствующих, и с негодованием произнес:

— Вы че, мужики! Охренели совсем? В войнушку не наигрались? Какие диверсанты, мать вашу! Мы мирные люди, приехали сюда на рыбалку! И уберите свой антиквариат!

Антоненко попытался рукой отвести от себя ствол, направленного в него автомата "пограничника", но тот быстро убрал его сам и резко ударил прикладом Николая в живот. От полученного удара, у Николая перехватило дыхание и он, скрючившись от боли, снова упал на землю. Собака, громко лая, кинулась к нему, но второй "пограничник" сумел удержать своего пса.

Максим попытался защитить отца, но был остановлен пулеметчиком, приставившим к его груди ствол пулемета:

— Не дергайся, паря! А то сейчас я из тебя решето сделаю!

К ним приблизились трое других незнакомцев. Один из них был одет также как и пулеметчик, но только на ногах у него были сапоги. На правом плече висели: немецкий автомат времен второй мировой, МП-40 или, как его по ошибке называли современники Максима — "Шмассер", а также длинная винтовка с примкнутым узким штыком. На поясном ремне, с боку, был подсумок с запасными магазинами. Он поддерживал под правое плечо пожилого мужчину с большими пшеничными усами, одетого в гимнастерку, на голове у него была кепи, которую во времена гражданской войны называли "буденовкой", на ногах были гражданские брюки, заправленных в короткие сапожки. С левого боку висела брезентовая сумка. Под левое плечо пожилого мужчину, поддерживал невысокий молоденький парнишка, одетый в гражданскую одежду, с карабином за спиной, постоянно приговаривающий:

— Потерпи, деда, совсем немножко осталось, сейчас до наших дойдем.

Видя, что здоровяк лежит на земле и корчится от боли, "пограничник" обратился к Баюлису, как к старшему по возрасту:

— Повторяю свой вопрос! Кто такие? Что здесь делаете?

Янис, поняв, что грубить этим людям не стоит и поэтому, спокойным миролюбивым голосом ответил:

— Понимаете, молодые люди. Мы здесь оказались совершенно случайно. Сами даже не знаем, каким образом. Поехали рыбачить и отдыхать в одно место, а оказались в другом. Не надо нас расстреливать. Давайте разберемся сначала. Отведите нас, пожалуйста, к своему начальству. Там все прояснится.

Максим, услышав, что их сравнили с какими-то немцами, быстро проговорил, обращаясь к старшему "пограничнику":

— Товарищ старшина! Поверьте нам, пожалуйста. Мы не немцы. Мы свои, русские.

— Диверсанты тоже из русских бывают. Перебежчиков и предателей. — ответил ему ударивший отца "пограничник". — Ладно. Вяжи их, ребята. Отведем в лагерь, там с ними особист поговорит. Трохимчук! Посторожи пока с Мухтаром этого здоровяка. Мы других повяжем.

С этими словами "пограничник" подскочил к Баюлису и ударил того ногой под колено так, что Янис развернувшись на месте, оказался к нему спиной, стоя на коленях. Выхватив из кармана своих больших галифе короткую веревку, "пограничник", наступил одной ногой на ступню Яниса, да так, что тот вскрикнул от боли, быстро связал Баюлису руки за спиной.

Видя такое обращение с дядей Янисом, Максим не стал испытывать судьбу, а сам повернулся к незнакомцам спиной, приготовив сзади свои руки для связывания.

— А молодой-то, понятливый оказался. — усмехнулся боец с пулеметом. Поставив свой пулемет на землю, он снял с Максима брючный ремень и связал тому руки крепким узлом.

После Баюлиса, "пограничник" подошел к Антоненко-старшему, также снял с него брючный ремень, заломав руки за спину, связал их:

— Ну что, ежики курносые! Фашистские прислужники! Диверсанты проклятые! Давайте вперед, по бережку, топайте! Пока мы вас тут не постреляли! Нефедов, с пулеметом, иди первым, ведешь молодого. Трохимчук, конвоируй этого здоровяка, с Мухтаром. Дальше, я, старого. А вы, ребятки, Федор Семеныча за нами ведите, плох старик совсем.

Поднимая с земли Николая, "Пограничник" увидел под ним соскочивший с ремня нож в ножнах:

— Ух ты, смотри какой ножичек-то! Точно не наш, а немецкий! Все, гниды диверсантские, попались! Теперь вам, не отвертеться! А ну, вставай, сука фашистская!

Подняв с земли, еще мучившегося от боли Николая, процессия двинулась по освобожденной от белого тумана лесной дороге вдоль берега.

* * *

Когда смолкли голоса и утихли звуки, удаляющихся людей, Олег, выждав еще пару минут, решился выйти на берег. Белый туман уже полностью освободил от своей власти прибрежную полосу и сам лес, оставляя за собой только водную гладь. От кромки воды до берега было не меньше двадцати метров. "Интересно, куда это вода делась? Не может же сквозь землю просочиться? А может быть и может? Что это за люди и куда они повели моих друзей? И вообще, что здесь твориться, мать твою!" — терзаемый вопросами и цепляющейся к ногам грязью, Уваров выбрался на берег.

Первым делом, он сбросил с себя прорезиненные штаны с сапогами, так сковывавшие его движения. Стараясь не греметь пустыми котелками, собрал все вещи компании, разбросанные у костра, завернул их в одеяло и отнес к палатке. Ничего, что бушлат был великоват, зато двигаться в нем было легко и свободно, заодно и не холодно. Немного перенервничав, Олег совершенно забыл о холоде, о сухом дыхании, да и о голоде, черт возьми. Схватив один из приготовленных ранее бутербродов и жуя его, Олег начал разворачивать свернутую палатку. "Где же карабин? Максим сказал, что оставил его здесь? А, вот он!". Новенькая, укороченная СВДешка с оптическим прицелом, так и просилась в руки. "Давно я не обнимал такую красавицу. Эх, боевая молодость!" — вспомнил Уваров о быстро ушедших в никуда молодых годах. "Война — херня! Главное — маневры! Ничего! Мы еще повоюем! Есть еще порох в пороховицах!" — настроил себя на боевой лад Олег. — "Так! Вот РД, а вот и патроны с запасной обоймой! Будем жить! Врешь! Нас голыми руками не возьмешь!". Сняв карабин с предохранителя и дослав патрон в патронник, снова поставив карабин на предохранитель, Уваров рассовал по карманам патроны и вторую обойму. Затем, повесив карабин на плечо, завернул все вещи в палатку и засунул ее на заднее сиденье УАЗика. Наломал несколько больших веток с находящихся рядом деревьев, замаскировал ими автомобиль. "Да, старость не радость" — констатировал он, тяжело дыша, свои ощущения от проделанной работы. Немного передохнув и выпив маленькими глотками из пластиковой бутылки, набранной из озера холодной воды, Олег решил идти в ту же сторону, что и незнакомцы, уведшие его друзей, но только параллельным курсом. Не хватало еще на этой дороге встретить других, таких же "пришибленных".

Взяв карабин в руки и протерев оптику, Уваров, через прицел, осмотрел окружавшую его местность. Справа, слева и сзади, был густой зеленый лес. Такой же, как и вчера. Только листья на деревьях и кустах, а также трава на земле, немного потеряли свою былую свежесть, свернулись и потемнели от холода. Перед ним было озеро, покрытое белым плотным облаком, стоявшим над водной гладью на десятиметровую высоту.

— Еханый бабай! — воскликнул Олег, подняв карабин выше края облачности. Над облаком и верхушками деревьев на том берегу озера, возвышались горы. Настоящие Горы! Без шуток! Умереть, не встать!

Горы были очень похожи на те, которые он видел больше двадцать лет назад, в Афганистане. Хотя они были достаточно далеко, но хорошая оптика приближала их. Высокие, острые, каменистые, серо-коричневые, с минимально видимой растительностью и с большими снежными шапками на вершинах. За вершины гор, цеплялись облака. Над горами было только хмурое небо с плывущей цепью облаков, постепенно переходящее в темный космос, с мерцающими в солнечном свете звездами.

Судя по расположению снежного покрова и последующей чистой от снега поверхности, озеро находилось на большой высоте.

"Ничего себе, сказал я себе! Нас и занесло! К черту на кулички!" — подумал Олег и сел на корточки, откинувшись спиной на колесо УАЗика, поставив между ног карабин. "Бывает же такое! А я думал, что только в книжках такую фантастику пишут!".

Олег вспомнил, как примерно полгода назад, он, от нечего делать, уходя в отпуск, взял у одного из своих сотрудников почитать несколько книг. Одна из книг, была из серии альтернативной истории "наши — там". В ней рассказывалось о том, как наш современник случайно переместился во времена Великой Отечественной войны. Стал супер-пупер разведчиком и диверсантом, дошел до самого Сталина с Берией, в общем, чуть ли не сам выиграл войну. Особенно смешили Олега сверхспособности героя, которые придал ему автор книги. Сам, пройдя не одну боевою операцию и участвуя в нескольких локальных конфликтах, Олег хорошо знал, кто и чего стоит, на что способен хорошо подготовленный человек. Но таких геройств, как было описано в книге, в реальной жизни никто не совершал. Все люди смертны, их физические возможности не безграничны, все подвластны ошибкам, усталости, голоду, холоду и нервным срывам. В общем, не бездушные машины, а живые люди, из крови и плоти, с комком нервов. Но ближе к теме. Книжки, это конечно хорошо. Но как объяснить ситуацию, в которую он сам попал вместе с друзьями? Это что-то из мира фантастики! Такого не бывает! Ну, просто не может быть! Наверное, они попали в какой-то параллельный мир! Пропадают ведь люди в его реальности, и их никто не может найти! А может быть это просто сон, обыкновенный сон! Перебрали с вечера настойки Баюлиса, вот "галюники" и пришли! Здравствуй жопа, новый год! Олег пару раз ударил себя ладонями по щекам и придавил ногтями уши. Больно! Значить это не сон, а реальность?! Ну, ни хрена себе, реальность! Что теперь делать и как выбираться из этого дерьма?!

Немного посидев, растерянно смотря по сторонам, Уваров медленно поднялся. Снова выпил воды. Во рту был хороший сушняк. Теперь уже ясно, что это не от перепоя. Горы, мать их! Олег вспомнил, как на заре своей службы, будучи еще в учебке, их старшина роты, прапорщик Доломанчук, любитель народной мудрости, гоняя роту по северокавказским горам и давая сапогом под зад отстающим, приговаривал суворовское: "Тяжело в ученье — легко в бою, лучше пот проливать, чем с дуру, кровь свою". Также одной из его любимых поговорок была: "не знаешь, как поступать, поступай по интуиции, бог не выдаст, свинья не съест".

Вспомнив свою армейскую молодость, Олег усмехнулся. А ведь интуиция, верно ему подсказала, что делать. Надо идти за незнакомцами, а там разберемся. Главное, сопли не развешивать на деревья.

Уваров вытащил из машины РД, укомплектовал его оставшейся пищей, бутылкой с водой и одел на спину. Еще раз проверил патроны в карманах, ход ножа из ножен, попрыгал на месте, нет ли ненужного звука, взяв в руки карабин, направился в лес, куда увели его друзей.

Над горами начинало подниматься солнце.

Вскоре, впереди, послышался узнаваемый шум людского присутствия. Осторожно подойдя поближе, Олег лег на землю и через оптику, попытался рассмотреть источник этого шума. Ему удалось увидеть только просвет между густо растущими кустами и деревьями. Возле кустов был брошен самодельный шлагбаум из бревна с двумя крестовинами. Кое-где между деревьями, удалось разглядеть раритетные автомобили советского производства. Один из них был похож на полуторку ГАЗ-АА.

Вот, стоит полугусеничный бронетранспортер с черный крестом на борту. "Похож на немецкий, времен второй мировой войны". - подумал он. Между автомобилями и деревьями были размещены подводы, повозки. Всюду ходили люди. Большинство мужчин были одеты в советскую довоенную форму, многие из них были с оружием того же времени. Также Олег заметил, что в этом лагере были женщины и дети. "Что тут, кино снимают или реконструкторы в войнушку решили поиграть?" — задавал он сам себе вопросы. — А где же мои ребята?". С это места было плохо видно и он решил подойти поближе, но с другой стороны.

Пробираясь через густую растительность, Уваров обогнул лагерь слева и присел в кустах, буквально в пятидесяти метрах от маскировочной сетки, окружающей весь лагерь. Рядом с ним оказалось большое дерево с густыми, низко растущими толстыми ветками. "Давно я не играл в "кукушек". Надо на дерево залезть, там обзор лучше". Сказано — сделано. Надев ремень карабина на шею, Олег потихоньку начал взбираться на дерево. Оно было высоким, но ему хватило подняться на высоту чуть больше четырех метров, чтобы увидеть почти весь лагерь.

Он не ошибся в своей версии. Увиденное, действительно напоминало военный лагерь времен начала Великой Отечественной войны. В прореженном лесу по кругу, кроме увиденных им ранее, стояли советские автомобили ЗИС-5 и даже один немецкий "Опель-Блиц". Рядом дымилась полевая кухня на колесах. Возле нее находились трое мужчин в красноармейской форме и одна женщина, одетая как монашка. На расстеленном брезенте, возле кухни, сидело около двух десятков детей различного возраста, укутанные в одеяла и солдатские шинели, они медленно что-то ели из мисок.

Немного дальше Олег увидел что-то вроде полевого госпиталя. Там лежали раненые. Через их бинты проступали кровавые пятна. За ранеными ухаживали две молоденькие санитарки. Недалеко от госпиталя, Уваров заметил на земле несколько человеческих тел, прикрытых брезентом. "Что-то не похоже, что у них тут мирно живется. Даже раненые и трупы имеются. Куда мы попали! Мать твою! Надо срочно брать "языка".

Из лагеря раздавались различные голоса и все на его родном русском языке, кто-то раздавал военные команды, кто-то просил о помощи, был слышен женский и детский плач, где-то в стороне мычали коровы, ржали лошади и блеяли козы. По лагерю пробежало несколько собак. "А вот эти, не мои друзья. От собак надо держаться подальше, а то шум поднимут". По кругу горели костры, возле них грелись люди, одетые в военную и гражданскую одежду.

В центре лагеря стояли двое мужчин одетых в новые шинели без погон. Вернее, один из них, постарше возрастом, не стоял, а сидел на подводе. Левая нога у него была забинтована. Судя по тому, что перед ними все вставали по стойке "смирно" и что-то докладывали, это были командиры. "Вот они-то, мне все и расскажут." — подумал Олег.

Наконец-то Уваров увидел, чего так долго ждал. К этим командирам подвели под конвоем его друзей со связанными за спиной руками. К первым двум присоединились еще трое, по-видимому, тоже командиры. Один из них был в зеленой, как у пограничников, фуражке, один в пилотке, а третий в обычной армейской фуражке и со звездой на рукаве. Все они были вооружены советскими и немецкими автоматами.

Олег поднял карабин и через прицел начал разглядывать людей, допрашивающих Николая, Максима и Яниса. Что они говорили, услышать было невозможно, так как было далеко, да и общим шум лагеря мешал этому. Уваров решил, что если возникнет угроза жизни его друзей, то он будет стрелять врага на поражение и сразу всех. Лучше одним махом обезглавить противника, остальные сами потом разбегутся. "Без пастуха и овцы не стадо". - говаривал когда-то прапорщик Доломанчук.

Вдруг, с противоположного, невидимого из-за тумана, берега озера, раздалось несколько выстрелов. Сначала три пистолетных, а затем четыре или пять винтовочных. Спутать эти выстрелы с чем-то другим Олег не мог, сколько за свою жизнь он наслушался подобных звуков…

Глава 4

Андрей пришел в себя. Что случилось? Что произошло? Он ничего не мог понять. Все тело болело и ныло, голова кружилась и сильно болела, во рту ощущалась сухость, хотелось пить. Немного тошнило. Тяжело было дышать, ощущался недостаток кислорода. Стало очень холодно.

Кругом было светло, но в тоже время ничего не было видно. Словно все в белом тумане.

— Есть кто живой? Отзовитесь! — крикнул в белую пелену Григоров. Рядом с собой он нащупал свой трофейный автомат и взял его в руки. — Левченко! Тишко! Где вы?

— Здесь мы, лейтенант, здесь. Не кричи так, а то горло заболит. — раздался из тумана голос Левченко. — Подползай к нам, командир, мы сзади тебя сидим. Да свою шинельку не забудь, а то на дворе не май месяц.

Андрей, подхватив свою шинель, которой укрывался и автомат, пополз на коленях на голос Левченко. А вот и сам Левченко. Возле него, со всех сторон, прижавшись друг к другу, лежали и сидели бойцы его взвода. Все были одеты в шинели, на головах пилотки с отвернутыми краями, натянутыми на уши. Недалеко от Тишко, примостился Ганс Штольке в немецкой шинели.

— Давайте, товарищ лейтенант, к нам. Вместе, теплее. Хотите водички испить? — протянул ему флягу с водой один из бойцов.

— Спасибо. Действительно что-то в горле пересохло. Состояние такое, как будто после большого перепоя. — сделав несколько больших глотков из фляги, Григоров обратился к Левченко. — А где девушка? И вообще, что случилось, я ничего пока не понимаю?

— За Оксанку не беспокойся, лейтенант. Вон она, между бойцами спит. Плохо ей было, сознание потеряла. Мы ее из железного ящика и вытащили. Это наш немец расстарался. Молодец, Ганс, сам погибай, а переводчика выручай! — проговорил Левченко. Услышав свое имя, Штольке закивал головой и улыбнулся. Затем, взяв флягу и сделав несколько небольших глотков, старший сержант продолжил. — Сами ничего не понимаем, лейтенант. Ночью все гремело, светилось, озеро, будто на дыбы встало. Землетрясение настоящее. Потом все отключились. Я сам очнулся как после дикой пьянки. Вот сейчас сидим и ждем, что будет дальше. Но мы здесь не одни. Кругом, наши. Подходил начальник связи, старший лейтенант Дулевич, передал приказ комполка: всем сидеть на месте, пока туман не сойдет. Так что, ждем. Но, предчувствия у меня нехорошие. Что-то плохое произошло.

Андрей прислушался. Откуда-то из тумана, раздавались голоса других красноармейцев, где-то был слышен детский плач и рыдала женщина. Немного в стороне, испуганно ржали лошади и тоскливо мычали коровы. Вдруг из белой пелены, к ним выбежала небольшая рыжая собачонка, с короткой шерсткой и таким же коротким хвостиком. Сначала, испугавшись, она отпрыгнула в сторону, но потом подошла и села в ногах у Левченко.

— Ну, Григорий Васильевич, ты как тот Ной из ковчега, к тебе всякая животинка за спасением тянется. — пошутил кто-то из бойцов.

— Это я с виду такой грозный, а так добрый в душе. — шутливо произнес в ответ старший сержант. — Но в душу мне не плюй, а то обижусь. Тогда тебе плохо будет.

— Товарищ старший сержант. А это кобелек! Давайте его к себе возьмем и Ноем назовем, а? — предложил один из молодых красноармейцев.

Левченко нагнулся к собачонке и почесал за ухом. Пес, как будто бы ждал такой ласки, он вывернул голову и лизнул руку человека.

— Ну, если товарищ лейтенант не возражает, тогда зачисляем Ноя в штат нашей батареи. Будет нас охранять. Правда, Ной? — в шутку обратился к собаке Левченко. Пес, словно поняв его, радостно тявкнул.

— Как же я могу возражать против таких просьб. — усмехнулся Григоров и также погладил собаку. Кто-то из бойцов протянул песику сухарик и тот моментально исчез в собачьей пасти. Видно было, что пес давно не ел. Теперь каждый старался приласкать или чем-то угостить понравившегося всем веселого песика, радостно повизгивавшего и отвечающего на любую ласку людей. Похоже, что раньше он был домашним и любил человеческое окружение.

Так занятые собакой, люди Григорова не заметили, как пролетело время и туман начал рассеиваться.

К ним подбежал красноармеец и передал приказ Климовича всем командирам срочно прибыть к нему.

— Григорий Васильевич, проверьте людей и орудия. Пусть Ганс бронетранспортер осмотрит. Да, и пошлите человека к Емельянову, как там у них. Я скоро буду. — дал распоряжение Андрей и одев шинель, направился к центру лагеря.

Когда возле подводы командира полка собрался весь командный состав, Климович объявил:

— Тяжелая ночь досталась нам, товарищи командиры. Никто ничего толком не знает. Я думаю, что мы оказались в центре непонятного пока, природного явления, похожего на землетрясение. К несчастью, у нас уже есть потери. Погибли несколько красноармейцев и гражданских лиц. Животным тоже досталось. Кроме того, резко изменилась погода, что негативным образом повлияло на здоровье. Поэтому, приказываю. Начальнику штаба совместно с командирами подразделений составить полный список личного состава, даже если человек не из нашего полка, включить в него всех военнослужащих. Также переписать всех гражданских, от старых до малых, мужчин, женщин и детей. Мы должны точно знать, сколько у нас людей или ртов, если хотите так и понимайте. Запас продуктов у нас небольшой, а когда мы сможем его пополнить, один бог знает. Кроме того, Игорь Саввич, совместно с начальником склада возьмите на учет всех лошадей, независимо от того, чьи они, а также другую живность. Их надо тоже чем-то кормить. Старший лейтенант Дулевич. Сергей Олегович, попытайтесь установить радиосвязь со штабом дивизии или какой-либо другой частью наших войск. Организуйте прослушивание эфира. У Григорова, я слышал, переводчица есть, подключите и ее. Если есть немцы в эфире, пускай она послушает. Коваленко совместно с Григоровым, проверить исправность техники, орудий и минометов, а также личного оружия. Пересчитайте весь боезапас, в том числе и тот, что есть на складе. Бажин и Попов. На вас возлагается ответственность по охране лагеря и разведке прилегающей территории. Выставьте секреты вокруг лагеря и создайте усиленную дежурную группу. Жидков. У вас другая задача. Моральное состояние людей. Не вздумайте кого-то пугать. Спокойно и тактично объясняйте людям, что командование контролирует ситуацию и примет верное решение. Организуйте с начальником склада всем прием пищи и теплую одежду. Уважаемый Никита Савельевич, прошу вас выдать все ваши запасы теплой одежды и одеял, все, что можно сейчас одеть людям. Мы выпишем Вам все необходимые документы. Похороните погибших. Я здесь видел священника, привлеките и его тоже.

— Товарищ подполковник, — возмутился Жидков. — Как это вы себе представляете? Мы, коммунисты и комсомольцы, будем совершать чуждый нам поповский обряд! Это антисоветчиной попахивает. Вы слишком много на себя берете! Вот и товарищ Синяков может доложить куда следует. Без попа, что без соли, получается?

Все стоявшие рядом увидели, как у Климовича сжались кулаки и желваками заходились скулы, но это была секундная вспышка гнева.

Командир взял себя в руки и спокойно произнес:

— Уважаемый товарищ политрук. Никакой антисоветчины здесь нет. Не все погибшие были коммунистами и комсомольцами. Многие из живых, православные и еще не утратили веру в бога. Это первое. Второе. Что случилось и где мы сейчас находимся, никто толком не знает. Когда люди увидят, что власть, то есть мы с вами, объединились с церковью, то поверят нам и пойдут за нами. Нам здесь не нужен стихийный бунт. И последнее. Пока здесь я командир полка, а полк еще существует, то вы все обязаны исполнять мои приказы. Я за все несу ответственность. Перед партией и лично товарищем Сталиным. Вам ясно?

— Так точно, товарищ подполковник, ясно. — ответил Жидков, при этом кинул взгляд в сторону особиста Синякова, но не почувствовав с его стороны поддержки, опустил голову.

— Если всем всё ясно, выполняйте приказание. — закончил Климович. Когда все разошлись, он подозвал красноармейца, своего ординарца, постоянно дежурившего возле него. — Ваня, позови-ка мне санитара, пускай перевязку сделает, а то опять нога кровоточит.

При подчиненных Климович держал себя спокойно и невозмутимо. Люди должны видеть уверенность своего командира, верить в его знание обстановки и умение руководить в любой ситуации. Если не будет веры в командира, начнется хаос, а это смерть для всех. Это было на людях, но сейчас, когда он остался один, Алексей становился простым человеком, подвластным сомнениям и тревогам, даже страху. Нет. Страхом не за себя, а за тех людей, которые доверили ему самое дорогое, что у них есть, свою жизнь. Справится ли он, сможет ли оправдать их доверие? К душевным переживаниям добавилась еще и физическая боль. Контузия и раненная нога. Он помнил только то, что рядом разорвался снаряд, пущенный из немецкого танка. Дальше была темнота и тишина. Когда очнулся, то увидел, что осколок разорвал галифе и разрезал мышцы левого бедра, не зацепив кость. Мышцы расходились, их необходимо было сшить, но это мог сделать только квалифицированный врач. Оставшиеся в распоряжении Климовича санитары этого не умели. Нога сочилась кровью. Приходилось накладывать жгут и периодически делать перевязку. От потери крови, кружилась голова и не было сил. "И за что мне такое наказание господь придумал? Я ведь простой человек, а не герой. Что теперь делать, как быть дальше?" — думал Алексей.

После перевязки к командиру подошел Бондарев.

— Разрешите доложить, Алексей Аркадьевич. Составили список всех военнослужащих. Вместе с командирами всего сто сорок семь человек. Из них, двадцать четыре раненных, четверо тяжелых, могут до следующего утра не дожить. За ночь погибло трое красноармейцев и четверо гражданских, из них одна женщина и ребенок. Привалило деревьями и животные побили. Гражданских — шестьдесят один человек. Двадцать один ребенок, двадцать девять женщин, из них одна беременная и одиннадцать мужчин. Всего двести восемь человек. Три десятка лошадей, четыре коровы с тремя телятами и один бычок. Три козы. И даже с козлом. — усмехнулся Бондарев. — Зачем было козла тянуть, не понятно. У его хозяина спросил, да тот сам толком не знает. Говорит, что привык к нему, жалко бросить немцам. С десяток кур есть с одним петухом. У одного хозяина на подводе даже трое поросят имеется. Ну, собак я и не считал. Их штук пять или шесть здесь бегает. Ночью погибли две лошади и корова, ноги переломали и хребет. Пришлось дорезать на мясо. Начальник склада доложил, что на такое количество людей продуктов хватит максимум дней на восемь-десять, если экономить, конечно. Животных, кроме подножного корма, кормить нечем. Но, травы пока хватает. Оружие и боеприпасы еще пересчитывают. С этим проблем нет. Есть наше и немецкое, что Попов захватил. Хватит на всех с лихвой. Пять ящиков с гранатами. Даже снаряды к нашим пушкам и мины на складе нашлись. Есть четыре ящика с взрывчаткой. Но взрывателей почему-то нет. Также на складе есть около двух с половиной тонн бензина и бочка с машинным маслом. Несколько бухт телефонного кабеля и четыре телефонных аппарата, запасные батареи к радиостанциям. Нашли несколько ящиков с гвоздями и железными скобами. Запас одеял раздали весь. Немного шинелей и другой формы осталось. Раздетых, нет. Каски и противогазы имеются. Амуниция разная. Нашли немного медикаментов. Но наши санитары, кроме как повязки накладывать, толком мало что умеют. Сейчас бойцы копают могилы для погибших. Священник согласился участвовать в похоронах. Тут дедок один хочет с вами пообщаться. Говорит, что учитель он. Кстати, хозяин козла.

— Да. Надо мне с ним пообщаться. Может, разъяснит нам, что произошло. Жизненный опыт как-никак.

К командирам подбежал запыхавшийся сержант:

— Разрешите доложить, товарищ подполковник. Сержант Котов. Беда у нас…

— Что за беда? Ты можешь яснее выражаться? — встревожился Климович.

— Вода пропала…

— Как пропала? Озеро ведь рядом глубокое! — воскликнул Бондарев.

— Извините, меня, товарищи командиры, не так доложил. Озеро мелеть начало, вода из него куда-то уходит. Я бойцов послал за водой для кухни, да и умыться. А вода от берега ушла, одно дно осталось. Мне как доложили, то мы сразу же дальше прошли. Теперь край воды в метрах двадцати от бывшего берега. Что делать-то будем…

— Прежде всего, не паникуй. Слушай мой приказ. — остановил его Климович. — Немедленно найти в лагере все пустые емкости и заполнить их оставшейся водой. Всем налить воду во фляги и во все, что возможно. Ясно? Но только без паники. Вместе с начальником склада организуй эту работу. Все, идите, сержант.

— Час от часу не легче. — промолвил стоящий рядом Бондарев.

Вдруг от входа в лагерь показалась небольшая группа красноармейцев. Они вели троих неизвестных мужчин, одетых в непривычную для людей, живущих в 1941 году, одежду.

Подойдя к командирам, старший группы, старшина-пограничник доложил:

— Товарищ подполковник. Докладывает старшина Долматов. Нами, недалеко от лагеря захвачена группа немецких диверсантов. При задержании пытались оказать сопротивление, но были связаны. При них обнаружены документы и другие вещи. Из оружия, только вот этот нож.

С этими словами старшина развязал вещмешок и выложил из него на подводу изъятые документы и вещи. Последним он положил нож.

— Где вы их поймали и почему оставили пост у дороги?

Видя, что к командиру полка подвели неизвестных, Бажин, Попов и Синяков также подошли к Климовичу. Их интерес напрямую был связан с этими людьми. Кто такие? Откуда появились? Какая опасность может от них исходить для лагеря? Кто их сюда заслал и с какой целью?

— Так нечего больше охранять, товарищ подполковник, дороги то нет!

— Как нет?! Куда она пропала?! А ну-ка, поподробнее расскажите, старшина!

— Ну, ночью, когда эта катавасия с землетряской случилась, мы, конечно, все сознание потеряли, и даже Мухтар, собака ефрейтора Трохимчука. Когда под утро пришли в себя и туман немного ушел, смотрим, а дороги-то нет. И дуба старого тоже нет. Хотели позвонить, а телефон не отвечает. А вместо дороги, стена выросла, из земли и камня. И землица какая-то не такая, не наша. Я такой никогда и нигде не видел. Коричнево-красная. А стена высотой метров двадцать будет, не меньше. Я ребят вдоль нее в разные стороны послал, но она кругом идет. Вот мы и решили назад, к вам идти. А по дороге Мухтар чужих учуял, тут-то мы этих диверсантов и задержали. А дальше, к Вам. Вот такие, ежики курносые. Говорят, что они русские. Но я им не верю.

— Русские, говоришь… Хорошо. Сейчас у них спросим.

Климович приказал подвести к себе задержанных незнакомцев. Среди них выделялся высокий крепкий светловолосый мужчина чуть старше сорока лет. Молодой парень был очень похож на него. Оба они были одеты в пятнистую теплую одежду. Третий мужчина был немного полноватый и выглядел старше первых двух. Это были Николай, Максим и Янис.

— Кто вы такие и что вы делаете в этом лесу?

Выступивший вперед Николай, разглядев у сидевшего на подводе и спросившего его человека, с бледным уставшим лицом и с красными от недосыпания глазами, на воротнике гимнастерки петлицы с тремя темно-красными прямоугольниками — шпалами, вспомнив по курсу истории, что такие до войны носили подполковники, произнес:

— Товарищ подполковник. Произошла какая-то непонятная ситуация, в которой нам с вами необходимо разобраться. Я, Антоненко Николай Тимофеевич. Желаю с вами объясниться, но со связанными руками это невозможно. Никакие мы не диверсанты, мы простые люди, которые приехали на озеро порыбачить и отдохнуть. Нам бы тоже, в свою очередь, хотелось бы знать, что здесь произошло и кто вы такие. А также, почему нас задержали и незаконно удерживаете. Еще раз прошу нас освободить. Обещаю, что никаких эксцессов с нашей стороны не будет.

Климович усталым взглядом посмотрел в глаза говорившему с ним человеку. Но, как ни странно, поверил ему. В глазах собеседника и в интонации его голоса, не было того, что выдавало бы фальш. Интуиция подсказывала ему, что действительно этот человек ничего не понимал, что с ним произошло и как он здесь оказался. Этого сам Алексей толком не понимал, как не старался.

— Хорошо. Долматов, развяжите их.

Старшина вместе с Нефедовым развязали руки доставленным незнакомцам.

Антоненко-старший растирая затекшие кисти рук, спросил у Климовича:

— Товарищ подполковник, хотелось бы нам узнать, у кого мы находимся и с кем имею честь беседовать?

— Не много ли вы на себе берете, как вас там? Николай Тимофеевич! Это мы вас захватили, а не вы нас. Ну, хорошо. Удовлетворю ваше любопытство. Я, командир стрелкового полка Рабоче-Крестьянской Красной Армии, подполковник Климович Алексей Аркадьевич. Вам этого достаточно?

— Как. кой армии?

— Рабоче-Крестьянской Красной Армии.

— Вы, что здесь кино снимаете или в "войнушку" в детстве не наигрались?

При этих словах Николая, окружавшие его люди, одетые в военную форму, вскинули оружие и двинулись к нему, но Климович поднял высоко руку и приказал всем оставаться на месте.

— Вы, изволили пошутить или издеваетесь? Эта шутка может стоить вам и вашим друзьям жизни. Подбирайте свои слова, пожалуйста.

Вперед вышел Максим. В отличии от отца, он больше любил читать книги про фантастику. У него появилась мысль, которую сразу же захотелось проверить и Макс обратился к Климовичу:

— Прошу Вас извинить моего отца. Он немного не так выразился. Разрешите вам задать один единственный вопрос?

Посмотрев на стоявшего перед ним молодого парня, Климович, погладив раненную ногу, разрешил:

— Еще один любопытный. Ну, если вы такие шутки говорить не будете, то задавайте.

— Товарищ подполковник, скажите, пожалуйста, какой сегодня день и год?

Все присутствующие посмотрели на Максима как на душевнобольного человека. Но командир полка, устало усмехнувшись, ответил:

— Если вас это устроит, молодой человек, то по моим скромным подсчетам, сегодня… августа одна тысяча девятьсот сорок первого года!

Теперь пришла очередь удивляться Николаю, Максиму и Янису. Они стали смотреть друг на друга, затем, ничего не понимающие, по сторонам, как будто заново родились и этот мир увидели впервые.

— Как. кого года? С. сорок первого? Вы не шутите?

Окружавшие их вооруженные люди стали улыбаться. Им интересно было наблюдать, как эти незнакомцы изображают из себя психически ненормальных людей.

Настала очередь говорить Баюлису. Янис Людвигович, вытер рукавом внезапно выступивший на лбу пот, спросил у окружавших его людей:

— Ну ладно. Допустим, мы попали в сорок первый год. Но скажите мне, любезные, а в какой местности мы все с вами находимся?

Этот вопрос не вызвал у окружающих той веселости, что предыдущий.

Климович, посмотрев на окружающий их лес и понемногу исчезающее белое облако над озером, медленно произнес:

— А на этот вопрос нам бы самим хотелось узнать ответ. Вчера еще мы были в Припятских лесах, а сегодня я в этом почему-то не уверен.

Янис продолжал свою словесную атаку:

— А теперь скажите мне, сегодня утром у вас, не кружилась ли голова, не было ли сухости во рту, не подступала ли тошнота? И почему так стало холодно?

Все окружающие стали смотреть друг на друга и на задавшего этот вопрос незнакомца, при этом почти все качали головой в знак согласия.

— Да. Все именно так и было. Вы что-то знаете? — обратился к Баюлису заинтересованный Климович. — Отвечайте, ничего не утаивая. Обещаю, бить и расстреливать пока не будем.

— Ну, всего я знать не могу, даже если бы и хотел. Но, поскольку я врач, то могу сказать одно. Все эти симптомы очень похожи на горную болезнь. Не умер ли у вас кто-нибудь от сердечной недостаточности?

Стоявший рядом с командиром капитан Бондарев подтвердил:

— Сегодня утром одного гражданского нашли умершим. На него ничего не падало. Видимых повреждений нет, но губы были синие. Действительно, наверное, сердце схватило. И один раненый красноармеец также умер. Вы, что, хотите сказать, что мы все здесь в горах находимся? Бред какой-то!

Вдруг, с противоположного, невидимого из-за тумана, берега озера, раздалось несколько выстрелов. Сначала три пистолетных, а затем четыре или пять винтовочных.

К командиру полка подскочил особист Синяков:

— Товарищ подполковник, пока эти диверсанты нас тут дурили, на той стороне немцы появились. Разрешите, я их лично расстреляю!

— Отставить! Пока я здесь командую. Расстрелять мы их всегда успеем. Надо сначала разобраться, немцы это или нет. Бажин. Берите свою дежурную группу и бегом туда. На рожон не лезьте. Когда все узнаете, с посыльным донесение пришлете. Игорь Саввич и Попов. Немедленно организуйте оборону лагеря. Найдите командира артбатареи Григорова, пусть одно орудие выставит в направлении дороги, а второе в сторону озера. Минометы поставить в центре. Уведите людей подальше от берега.

Получив указание, командиры поспешили их исполнять. Климович, взглянув на задержанных, обратился к Синякову:

— Это ваша парафия, товарищ Синяков. Берите и допрашивайте их. Но, чтобы были живыми и невредимыми. Долматов. Вместе со своей группой поступаете в распоряжение товарища сержанта государственной безопасности. Уведите их в землянку и выставьте часового.

Николай попытался что-то сказать Климовичу, но получив удар прикладом в спину, стиснул зубы и сделал несколько шагов по направлению к землянке. Следом за ним подтолкнули и Максима. Баюлиса, в последнюю секунду, командир полка приказал оставить возле себя. Возле Баюлиса остался один красноармеец с автоматом из группы Долматова.

— Как вас зовут?

— Баюлис Янис Людвигович.

— Вы что, прибалт?

— Наполовину. Отец литовец, а мать украинка. Родился и всю сознательную жизнь прожил в Киеве.

— Как вы сюда попали? Ведь дорогу на Киев немцы еще вчера с утра перерезали?

Баюлис уже начал понимать, что произошло что-то экс-неординарное, никак не сопоставимое с имеющимися законами природы и всего остального. Он начал догадываться, что возможно они действительно попали в сорок первый год, в начальный период войны. Но он никак не мог найти объяснение всему этому.

— Уважаемый, Алексей Аркадьевич, если я не ошибаюсь. Я вижу, что вы интеллигентный человек. Прошу вас, поверьте нам. Мы никакие не диверсанты и не фашисты. Мы обыкновенные люди, которые приехали сюда просто отдохнуть. Но произошло что-то такое, чему я сейчас никак не могу найти объяснение. Это моему уму непостижимо. Одно я вам могу сказать. Что мы не из 1941 года…

— А из какого, если не врете?

— Не вру. Из две тысячи девятого. Из третьего тысячелетия. То есть, из вашего будущего. И я вам это сейчас докажу.

Янис попытался подойти поближе к подводе и протянул руку к лежащим на ней документам, но к нему мгновенно подскочили два красноармейца, один охранявший его, а второй ординарец командира полка, и скрутили Баюлису руки, чуть ли не вывернув их из суставов. От полученной боли, Янис упал на колени и громко вскрикнул. Климович приказал отпустить его.

— Что ж вы так не аккуратно, Янис Людвигович! А такую сказочку мне здесь рассказывали. Я чуть не заслушался.

Стоя на коленях и не в силах пошевелить руками, превознемогая боль в плечах, Баюлис прохрипел:

— Да не вру я вам! Посмотрите наши документы. Наконец-то!…

Глава 5

После выстрелов с того берега, в лагере все пришли в движение, получив от командиров распоряжения, по нему забегали красноармейцы, застегивая на ходу шинели и беря в руки оружие. Сидя на дереве и оставаясь в листве незамеченным, Олег увидел, как большая группа, примерно человек двадцать вооруженных людей, часть из которых была в зеленых фуражках, быстрым шагом направилась вдоль берега в сторону дороги. "Хотят на ту сторону перейти и проверить, кто стрелял". - подумал он. — Да у них еще и артиллерия есть! Хорошо вооружились, похоже — сорокопятка!". В этот момент несколько человек выкатили небольшую пушку и установили ее в направлении дороги вдоль озера. Второе орудие из центра лагеря было установлено недалеко от берега.

За то время, что Уваров наблюдал за допросом его друзей, он пару раз был готов открыть огонь на поражение, но что-то в последнюю секунду сдерживало его и палец отпускал спусковой крючок. Когда он увидел, что Николая с Максимом увели к землянкам, а Баюлис остался на месте, Олег немного занервничал. "Ну, хоть главного я завалю, если что!" — решил он. В ту же секунду Уваров услышал треск сломанной ветки под деревом. Осторожно опустив вниз глаза, Олег увидел, что мимо его дерева, не торопясь прошли два человека, одетых в шинели, с пилотками на стриженых головах. Один из них был вооружен трехлинейкой, а второй СВТ-40. "Если я сделаю первый выстрел, то они потом меня убьют". - пришло в голову Олегу. — Надо их потихоньку нейтрализовать".

Пройдя метров десять от дерева, бойцы остановились. Олег услышал молодой голос:

— Слышь, Матвеич, ты тут пока постой один в секрете, а я по нужде отойду, а то, что-то от таких харчей живот прихватило.

— Да нормальные харчи! Это ты по дороге жрал что непопадя, вот и просрался. — ответил тому голос по-старше. — Ладно уж, иди в те кусты. Я пока сам постою.

Уваров понял, что лучшей ситуации для него не будет и осторожно спустился с дерева. Снял со спины РД и вместе с карабином спрятал в кустах возле приметного деревца. Затем, осторожно обойдя место, где скинув шинель с амуницией и приставив СВТ к дереву, присел справлять свою нужду молодой боец, подкрался к небольшим кустах, за которыми расположился второй часовой. "Убивать пока никого не будем". - решил Олег и ловким натренированным ударом по шее вырубил часового. Аккуратно положив на траву падающее тело и отбросив трехлинейку в сторону, Уваров вернулся к молодому бойцу, который пыхтя и тужась, не замечал ничего вокруг себя. Он даже не заметил, как исчезла его винтовка, находящаяся в полуметре от него. Олег был культурным человеком, поэтому дал время бойцу закончить всю процедуру справления естественных надобностей.

Когда боец повернулся за винтовкой, то очень удивился ее отсутствием:

— Эй, Матвеич! Кончай так шутить. Отдай "светку"-то…

Дальше он ничего не успел произнести. Подскочивший сзади Уваров, ударом под колени повалил его на спину и приставил нож к горлу:

— А ну тихо, серун. Дернешься, кровью обгадишься, понял?

Перепуганный боец быстро заморгал глазами и еле слышно прошептал:

— Да, да, я вас понял. Только не убивайте меня, пожалуйста, я все скажу, что нужно.

— Кто такие и что здесь делаете?

— Я, Фома Лускин, а второй Матвеич, э… Семен Машурин. В секрет нас выставили, лагерь охранять…

— Так, понятно. А в лагере кто? Почему в лесу сидите? Что за часть?

— Остатки нашего стрелкового полка. Мы в окружение попали. Немцы переправу захватили, вот нам деваться и некуда. А здесь склад армейский. Решили пока тут пересидеть, а там, куда командиры прикажут…

То, что всё вокруг него происходящее как-то связано с Великой Отечественной войной, Олег уже понял. Но он никак не мог понять, где он находится. В своем времени, где снимают кино или реконструкторы в войнушку играют, или действительно они провалились во времени и попали на настоящую войну. Чтобы как-то это выяснить, Олег встряхнул своего "языка":

— А что за местность здесь и какой сейчас год? Говори правду, а то прирежу!

Насмерть перепуганный боец залепетал:

— Не убивайте меня, дяденька, у меня дома мамка одна да две сестрички маленьких. Один я у них мужик остался. Я вам все скажу, честное слово… В Припятских лесах мы… Еще вчерась были, а сейчас, сами толком не знаем. А год… Сорок первый, август месяц… А вы кто будете?

— Много хочешь знать, долго не проживешь. А командир кто, не этот ли раненный на телеге?

— Так точно, он. Командир полка подполковник Климович Алексей Аркадьевич. А начальник штаба капитан Бондарев. Мой командир роты старший лейтенант Коваленко…

— Тихо, хватит. А что за троих поймали, знаешь?

— Ребята говорили, что немецких диверсантов поймали. Мы когда в секрет с Матвеичем шли, то видели, как особист их допрашивать повел. Наверное, потом расстреляет.

— А почем знаешь, что он особист и почему расстреляет?

— Так ведь нас мало от полка осталось то, все тесно сидим, вот и слышим, что да как. Сказывали, что это сержант госбезопасности из особого отдела армии. Но как он тут оказался никто не знает. Они всегда немцев пленных расстреливают, когда те им уже не нужны. Ребята, рассказывали…

— Понятно. Ладно, Фома, отдохни пока…

Олег сдавил бойцу шею и тот, недолго дергаясь, потерял сознание.

"Так, значить действительно провалились во времени. Ни хрена себе фантастика! Не в книжке, а наяву! Если выживу, рассказывать буду, никто не поверит. Надо своих выручать, а как?" — Олег задумался. Голова думает, а руки делают. Надо пока следы замести. Подхватив под руки своего "языка", Олег оттащил его к первому часовому, еще не пришедшему в себя. Посадив их на землю, спиной друг к другу, чтобы не замерзли, связал брючными ремнями руки. Затем, обыскал обоих. Нашел красноармейские книжки. "Не соврал Фома. Действительно, оба призваны на службу в июне 1941 года с гражданки. Значить, Великая Отечественная… Ну, что ж, повоюем во славу нашей советской Родины!". Найдя у Машурина в "сидоре" две чистые портянки, завязал рты обоим горе-часовым.

"Надо в лагерь двигать. По-другому их не спасти. Будем играть в шпионов… Сержант госбезопасности, говоришь… Ну-ка, где моя липовая ксива… Вот, черти компьюторщики, оглоеды, молодцы! Как настоящее… Кто тут я…" — Олег нашел во внутреннем кармане своей куртки удостоверение и открыл его:

"…Капитан государственной безопасности Уваров Олег Васильевич… состоит на должности оперуполномоченного особой группы при наркоме внутренних дел СССР… подписал первый зам. народного комиссара внутренних дел СССР В.Н. Меркулов… действительно по 09 мая 1945 года…".

— А я то, по-старше в звании буду, чем все в этом лагере. — произнес вслух Олег. — Надо их всех сразу "построить", но не лохонуться, а то потом хреново будет.

Закончив с часовыми, Уваров вернулся туда, где "отметился" боец Лускин. Переоделся в чужую шинель, благо были почти одного телосложения, затянул все ремни и взял в руки СВТ-40. На голову одел чужую пилотку, а свой бушлат с банданой спрятал в кусты, где уже находились РД и снайперка Николая. "Ну, что, товарищ капитан государственной безопасности Уваров Олег Васильевич! Вперед, на подвиги! Нас ждут великие дела! Мать их!".

* * *

Новость о том, что они всей компанией попали в август 1941 года, ошарашила Максима. Как это возможно из 2009 года попасть в 1941 год! Фантастика какая-то! Этого просто не может быть! Их просто розыгрывают как в телепрограмме "Розыгрыш"! Но когда начали до боли бить отца и на той стороне озера раздались выстрелы, когда он увидел в лагере раненых по-настоящему и даже убитых под брезентом, когда с самого утра все пошло не так, то можно поверить и в любой бред… Действительно, всё вокруг него казалось бредом, расстройством психики, галлюцинациями или еще как угодно это назовите, но не той нормальной реальностью, что была вчера… Вчера… Это было вчера… А сегодня он здесь и его в любую минуту могут расстрелять, лишить жизни… И не только его, а и отца, и дядю Яниса… Стоп. А где дядя Олег? Его ни где и ни кто не видел! Одна надежда на него! Максим не знал, где находится Уваров, но знал точно, что тот не бросит в беде своих друзей. Ну не такой он человек! Оставалось одно — ждать. Самое главное, не провоцировать этих людей на расстрел.

Когда Максима вели к землянке, он случайно бросил взгляд в сторону бронетранспортера с фашистским крестом на борту. Возле бронетранспортера, на снарядном ящике сидела девушка в солдатской шинели. От одного взгляда, упавшего на нее, Максима словно ударило током. Он встал как вкопанный в землю. Таких красавиц он не видел в своем мире! Все эти "Мисс мира" и так далее, рядом с ней не стояли! Ее лицо было лицом ангела, голубые глаза, темные брови и алые пухленькие губки просто сводили с ума! А какие волосы! Пышные, светло-русые, почти до пояса! Это была настоящая, славянская девичья краса! Эх, мама моя родная! Держите меня, а то сейчас брошусь ее целовать!

Девушка, сидя на ящике, расчесывала свои волосы и вплетала их в косы.

— Ну чего встал?! Иди давай. — подтолкнул Максима в спину Нефедов.

— А как зовут девушку? — спросил его Максим, оставаясь на месте.

— Не для тебя, паря, деваха эта. Оксаной ее зовут. Она девушка нашего лейтенанта-артиллериста. И переводчица. А ну, давай, топай, диверсантская морда! — удар кулака обрушился на спину Максима, да с такой силой, что тот чуть не упал на землю.

Когда двое из сопровождавших, завели отца в землянку, Максима, по приказу старшего, оставили под деревьями, под охраной Нефедова. Трохимчук увел своего Мухтара кормить, да и принести для остальных что-нибудь перекусить, скоро время обеда, а во рту маковой росинки не было. Дед с внуком ушли в другую землянку.

Максим попытался занять положение, при котором было удобнее наблюдать за девушкой, но перед ним встал Нефедов:

— Чего, фашистская мразь, вылупился! А ну, отвернись, а то сейчас глаза повыкалываю!

Пришлось Максиму сесть к девушке спиной. Услышав из землянки звуки ударов и крики отца, Максим попытался подняться, но полученный от Нефедова подзатыльник, остановил его.

Вдруг он услышал знакомый до боли голос:

— Здорово, землячок. А где здесь особист из штаба армии. У меня к нему поручение от командира полка, подполковника Климовича.

— А вон, в той землянке, со старшиной главного диверсанта допрашивают.

Максим осторожно обернулся на знакомый голос. Перед ним стоял Уваров, в солдатской шинели и с пилоткой на голове. На плече у него висела винтовка СВТ-40. Максим попытался было что-то сказать, но Уваров, своим выражением лица, дал понять, чтобы тот молчал. Макс понял. И снова получил тычок в голову.

— А ну, не мотай своей башкой, а то, ненароком, дырку сделаю. — пригрозил ему Нефедов.

Взяв в руки винтовку, Олег спустился в землянку. Это была не землянка, а настоящий блиндаж. Перекрытие в два наката, все стены укреплены толстыми бревнами. Поэтому ее и не засыпало во время землетрясения. Вход был завешен брезентом. Вдоль стен находились деревянные нары-лежанки, покрытые сосновыми ветками, а кое-где и одеялами. Почти в самом центре стоял самодельный деревянный стол, на котором светилась керосиновая лампа и лежал автомат ППД.

— Тебе чего, боец?

— От командира полка я, от подполковника Климовича. К вам, товарищ сержант государственной безопасности. По делу…

Когда глаза Олега немного привыкли, он увидел на полу связанного и корчившегося от боли Николая. Над ним стоял, ранее виденный Уваровым через прицел, командир со звездой на рукаве. Это был Синяков. С расстегнутым воротником, он тяжело дышал, видно устал наносить удары пленному. Недалеко от него расположился старшина-пограничник. Его автомат лежал на нарах.

— Что у тебя за дело, боец…

— Предъявите ваши документы и немедленно.

— Да ты чего, боец, с ума сошел! Ты с кем разговариваешь?!

Старшина, видно что-то начал понимать и потянулся за своим автоматом.

— Стоять, старшина, а то я сейчас в тебе больше дырок сделаю, чем мама с папой. — спокойно пригрозил тому Уваров и передернул затвор СВТ. Синяков с Долматовым застыли и подняли руки. Антоненко стал приходить в себя:

— Это ты, Олег? Чего так долго не приходил? А то эти придурки уже достали меня!

— Я, Коля, я. Старшина, развяжите его. — направленный ствол винтовки ускорил действия Долматова и вскоре Антоненко был освобожден от веревок.

Как только Николай поднялся на ноги, он резким движением ударил своим пудовым кулаком в лицо особисту. От полученного удара, Синяков взлетел и распластался на дальних нарах. Старшина снова попытался дотянуться до автомата, но Уваров остановил его:

— Старшина, я же тебе сказал, не дергайся. Мы тут все свои. По-своему и разберемся.

— Вам отсюда никуда не уйди. Кругом, наши. Диверсанты фашистские! — с ненавистью в глазах прошипел Долматов, сжимая кулаки.

— Ты прав, старшина. Мы — диверсанты. Но не фашистские, а советские. — ответил ему с усмешкой Уваров. Николай недоуменно посмотрел на друга, но увидев, как Олег подмигнул ему, решил промолчать и включиться в заинтересовавшую его игру. Уваров продолжал разговор со старшиной:

— Если мне не верите на слово, старшина, посмотрите мое удостоверение. — с этими словами Олег достал из кармана шинели липовое удостоверение сотрудника НКВД и протянул его пограничнику. Обратным движением руки он забрал автомат лежащий на столе.

Долматов осторожно, с недоверием, взял удостоверение и поднес его к лампе. В это время на дальних нарах приподнялся оглушенный Синяков.

— Николай. А ну, подними этого особиста и поставь его рядом со старшиной.

— Есть, товарищ командир. — изображая из себя подчиненного, Антоненко подошел к сидевшему на нарах Синякову, забрал у него из кобуры пистолет и подняв за шиворот, поставил на ноги рядом с Долматовым. Одновременно взял с нар ППД.

— Старшина. Зачитайте, пожалуйста, громко вслух мое удостоверение, для товарища сержанта госбезопасности. Лично. — командным голосом приказал Уваров.

Долматов, уже прочитавший про себя написанное в удостоверении, взволнованным голосом стал громко читать:

— …Капитан государственной безопасности Уваров Олег Васильевич… состоит на должности оперуполномоченного особой группы при наркоме внутренних дел СССР… подписал первый зам. народного комиссара внутренних дел СССР В.Н. Меркулов.

После прочитанного, Долматов дрожащими руками вернул удостоверение Олегу, быстро застегнул воротник и встал по стойке "смирно":

— Разрешите доложить, товарищ капитан государственной безопасности. Старшина Долматов Пантелей Егорович. Маневренная группа пограничного отряда. По приказу командира полка подполковника Климович был откомандирован в помощь товарищу Синякову для допроса… э-э… - тут старшина запнулся, затем, как бы извиняясь, посмотрел в сторону Николая. — Ошибочно принятого за немецкого диверсанта вашего сотрудника. Извиняюсь, я. Простите, ради бога, что не сразу распознал.

— Ничего, старшина. С врагами так и надо поступать. Я на тебя не в обиде. Ты же не знал, кто мы. — ответил, принявший игру Олега, Антоненко. — А вот Синяков, виноват. Нарушил приказ.

— Какой приказ? — еле слышно прохрипел Синяков, придерживая рукой опухшую скулу. До него уже дошло, с кем он имеет дело. Он так же как и старшина, застегнул ворот и стоял на вытяжку.

— Приказ командира полка, чтобы задержанные были живыми и невредимыми. — ответил тому Антоненко. — Так что, товарищ Синяков, долг платежом красен.

Видя, что Синяков еще сомневается в его полномочиях, Уваров решил его в этом убедить, чтобы не было никаких сомнений:

— Синяков. Вы знаете, что значит, особая группа при наркоме внутренних дел СССР?

— Так точно, товарищ капитан госбезопасности. Проведение разведки и диверсионно-саботажные операции в тылу врага. Вы никому ниже своего руководства не подчиняетесь. У вас большие полномочия.

— А где мы сейчас находимся? И что из этого следует? — дожимал Уваров.

— Мы в тылу противника. Из этого следует, что все воинские подразделения нашей армии, оказавшиеся в тылу врага, согласно секретного приказа, переходят в ваше прямое подчинение для организации партизанских действий. — отчеканил Синяков.

— Теперь еще вопрос. Местность, где мы находимся, это сейчас чей тыл?

— Судя по вчерашним боям, уже немецкий.

— А стали бы немцы своих диверсантов в свой тыл посылать?

— Нет, конечно. Они к нам их засылают, а в свой-то тыл зачем? Самим с собой воевать что ли? Партизан здесь пока нет.

— А если немцы сами к себе диверсантов в тыл не посылают, то тогда кто мы?

— Диверсанты. Наши. Советские.

— А теперь ответьте на вопрос: как лучше действовать диверсионной группе в тылу врага: в советской или в немецкой форме, а?

— Конечно, в немецкой. Меньше среди немцев выделяться будет. Это как в лесу на охоте, чтобы зверь не видел. — выдал ответ Долматов.

— Вот вы сами и ответили на свой вопрос, почему вся моя группа одета в пятнистую форму. Еще вопросы есть?

— Никак нет. Все понятно.

— Я надеюсь, что я убедил вас товарищ Синяков в моих полномочиях. Вопросы на счет того, кто мы, у вас еще есть?

— Вопросов нет, товарищ капитан госбезопасности. Все понятно. Извиняюсь, ошибка вышла. Не подумал сразу, ведь вчера только из боя. А здесь тыл был.

— Хорошо. А теперь предъявите мне свои документы и доложите цель вашего нахождения в этом полку.

Синяков сначала достал из внутреннего кармана свое удостоверение, а затем из командирской сумки сложенный вдвое лист бумаги с печатями. Прочитав удостоверение, Олег вернул его Синякову, а лист бумаги немного задержал:

— Кто такой Левченко Григорий Васильевич и что он совершил? Почему его арестовывают?

— Это старший сержант, командир артиллерийского орудия в этом полку. На него поступил донос в особый отдел, что он якобы скрыл, что из бело-казаков, занимался антисоветской агитацией и склонял к переходу на сторону противника. Больше я ничего не знаю. Но я переговорил с его командиром, лейтенантом Григоровым, пока это не подтверждается.

— Понятно. Возьмите ордер. Я, пользуясь своими полномочиями, приостанавливаю его действие. До перехода через линию фронта. А там, посмотрим, как карта ляжет. Пока никому не говорите, но за ним наблюдайте. Понятно? Это вас тоже, Долматов, касается.

— Так точно. — вместе ответили Синяков с Долматовым.

Видя, что ему поверили, Олег решил разрядить обстановку и расположить к себе новоиспеченных подчиненных:

— Садитесь, товарищи. В ногах правды нет.

Все находившиеся в блиндаже присели на нары. Олег поставил возле стены винтовку.

— Есть ли еще в лагере сотрудники НКВД?

— Так точно. Кроме нас, есть еще восемь пограничников, с нашим командиром группы старшим лейтенантом Бажиным Иваном Михайловичем. Но они сейчас пошли на тот берег озера. Стрелял там кто-то. — доложил старшина Долматов.

— Да, я слышал. Мне самому не понятно, кто это может быть. — произнес Уваров. — С этой минуты все сотрудники НКВД поступают в мое прямое подчинение и моему заместителю, старшему лейтенанту государственной безопасности Антоненко Николаю Тимофеевичу. Кроме нас, никому не подчиняться. Ясно?

— Так точно.

— Пантелей Егорович. Доведите мой приказ всем пограничникам.

— Будет сделано.

— Вы все на себе прочувствовали, что произошло этой ночью. У кого какие версии происшедшего имеются?

Первым доложил Долматов:

— Товарищ капитан госбезопасности. Разрешите доложить. Перед тем как вашу группу задерживать, я возле дороги ночью дежурил. Утром, смотрю, а дороги-то нет. Одна стена из земли и камня кругом озера идет, метров двадцать высотой будет. До сих пор понять не могу, что произошло. Это что-то с природой случилось…

— Стена и земляная? А я то думаю, откуда горы могли взяться!

— Какие горы? Что вы говорите, товарищ капитан…

— Да, уважаемые мои. Мы все с вами, вместе с озером, оказались в горах. Я их лично видел. Сейчас выйдем из блиндажа, сами убедитесь.

Синяков кашлянул, удар Николая и падение на жесткие нары, были чувствительными.

— Я тоже, товарищи, заподозрил, что что-то тут не то. Ну не может природа за одну ночь так поменяться! Это какой-то катаклизм, ни чем не объяснимый. В этом надо срочно разобраться.

— Правильно мыслите, Виталий Иосифович. Вот мы с вами и должны первыми разобраться. По роду своей службы. Предупредить и обезвредить. Как бы паника большая не поднялась. Народ здесь разный. Гражданских лиц много. Сами понимаете, что произойти может.

Все согласно закивали головой. Антоненко хотел было что-то сказать, но Олег жестом остановил его.

— А сейчас, пойдемте к командиру полка. Надо представиться. Николай Тимофеевич, верните нашим товарищам оружие.

Возвращение оружия было риском, но Уваров сознательно шел на него, понимая, что по-другому доказать, что он не враг, он бы не смог. Не получив своих автоматов, Синяков и Долматов не поверили бы ему, а при малейшей возможности пристрелили бы. Такое уж было время.

Когда Антоненко возвращал автоматы, Олег внутренне напрягся, он был готов немедленно схватить СВТ и открыть огонь. Но Синяков и Долматов повели себя спокойно. Они надели свои шинели и забросили автоматы за спины, встав у входа в блиндаж, в готовности следовать за старшим по званию. Дисциплина есть дисциплина. Особенно в НКВД.

При выходе из блиндажа, к ним подошел Нефедов и обратился к старшине:

— Ну что, товарищ старшина, допросили? А молодого куда? Тоже в расход?

— Я тебе дам в расход! Дурья твоя башка! Это все наши товарищи, из НКВДе! Понял! Немедленно извинись!

От неожиданно свалившейся на него новости, Нефедов открыл рот и стал ловить им воздух, пытаясь издать хоть какие-то членораздельные звуки, но встал по стойке "смирно". Пока голова соображает, тело действует.

Увидев вышедших из землянки отца и Уварова, Максим бросился к ним:

— Ну что, разобрались? Все выяснили?

Уваров, опережая глупые вопросы со стороны Макса, которые легко могли их выдать, остановил того:

— Разобрались, разобрались, товарищ сержант. Ведите себя, как подобает сотруднику вашего ранга при подчиненных.

Макс недоуменно остановился, он увидел, как отец усиленно моргает ему, на что-то намекая и поддерживает Уварова:

— Да, сержант Антоненко. Вы не дома, в Москве, а в тылу врага. Так, что потрудитесь вести себя соответственно.

Максим понял, что происходит какая-то ему еще не понятная игра со стороны их компании в отношении чужих, но все такие решил ее поддержать:

— Виноват, товарищ командир. Переживал много. Больше такого не повториться. Жду ваших приказаний.

— Познакомьтесь. Это сержант госбезопасности Антоненко Максим Николаевич. Это сержант госбезопасности Синяков Виталий Иосифович. Это старшина Долматов Пантелей Егорович.

Сзади залаяла собака. Обернувшись, все увидели, что к ним подходил пограничник Трохимчук, еле сдерживая на поводке своего Мухтара:

— Товарищ старшина, а что с диверсантами делать то будем?

Подбежавший к нему Долматов, показал кулак и что-то шепнул на ухо. Лицо у ефрейтора вытянулось и он чуть не отпустил своего пса. Затем, опомнившись, подхватил Мухтара за ошейник и утащил в сторону.

— Извините, товарищ капитан госбезопасности. Не успел еще всем сообщить. — стал оправдываться старшина.

— Хорошо. Но всем не надо. Только пограничникам. Остальным достаточно сказать, что мы свои и все. О настоящей нашей миссии никому не распространяйтесь. — предостерег его Уваров.

Возле подводы, на которой лежал командир полка, собралась небольшая группа командиров и красноармейцев. В стороне от них на земле лежал связанный Баюлис. Его охранял один из красноармейцев. Первым к Баюлису подбежал старшина Долматов, пытаясь поднять его и развязать руки. К нему на помощь пришли Николай с Максом.

Увидев Бондарева, подошедший Синяков спросил:

— Что случилось, Игорь Саввич? Что с командиром?

— Я рядом не был. Но бойцы говорят, что командир полка потерял сознание. Сейчас санинструктор пытается что-то сделать. А вы разобрались уже с этими ди…? — Не успел закончить начальник штаба, с удивлением рассматривая еще одного незнакомца.

— Да. Ошибочка вышла. Это — наши. Документы проверили. Все точно. Разрешите представить. Начальник штаба стрелкового полка капитан Бондарев Игорь Саввич. — указал Синяков на Бондарева, затем на Уварова. — А это, капитан государственной безопасности Уваров Олег Васильевич.

Все командиры и красноармейцы, стоявшие рядом, встали по стойке "смирно". Бондарев хотел было доложить старшему по званию обстановку, но Уваров, смотря на потерявшего сознание Климовича, остановил его:

— Я уже все знаю, капитан. У вас врач есть?

— Никак нет. Только три санинструктора. Да и те, толком ничего не умеют.

— Понятно. У меня в группе есть врач. Да вы его уже видели. — с этими словами Олег повернулся в сторону Баюлиса. Он увидел, как Николай что-то тихо разъяснял Янису. Сначала лицо у Яниса вытянулось, затем открылся рот от изумления, но под конец разъяснения он уже кивал головой, давая понять, что все понял.

— Янис Людвигович. Подойдите сюда, пожалуйста. Я вас представлю товарищам.

Растирая затёкшие руки, с чувством собственного достоинства, подтвержденного информацией Николая, Баюлис подошел к Уварову.

— Это Баюлис Янис Людвигович, военврач второго ранга. Что с командиром, Янис Людвигович?

Услышав, что ему присвоили пока еще непонятное для него воинское звание, Баюлис подтянулся:

— У командира от ранения большая потеря крови. Да еще контузия, как я понял. Поэтому он потерял сознание. Нужна небольшая операция. А самое главное, для него, это хороший сон и усиленное питание.

— Товарищ военврач второго ранга, что для операции необходимо? Все что, в наших силах, сделаем. — обратился к Баюлису Бондарев. — У нас еще раненых двадцать четыре человека, из которых четыре тяжелых.

Янис удивленно взглянул на Уварова, но тот только слегка пожал плечами. Затем, чтобы все присутствующие расслышали, громко произнес:

— Ничего не поделаешь, Янис Людвигович. Наши дела откладываются до лучших времен. Как старший по званию в этом лагере, назначаю вас заместителем по медицинской части. В ваше распоряжение поступают все санинструкторы, а также все бойцы и добровольцы из гражданских лиц. Товарищ Бондарев, организуйте, пожалуйста, временный полевой госпиталь и предоставьте все возможное, что потребует военврач.

"Что я творю, что я творю! Какой к черту я энкаведист-гэпэушник и большая шишка с бугра! Вот влезли, твою мать! — матерился про себя Олег, но потом успокоившись. — На счет диверсантов, это конечно, правда. Но как руководить такой массой людей! Я ведь больше чем над тремя десятками подчиненных, никогда не командовал. Надо с Колькой срочно переговорить, он ведь у нас комбатом был. Так, как там дедушка Ленин когда-то говорил, "если не можешь предотвратить, надо возглавить". Что и будем делать. Назвался груздем, полезай в кошик".

Уваров подозвал к себе Николая и указывая на него, приказал Бондареву:

— Это старший лейтенант госбезопасности Антоненко Николай Тимофеевич. Он мой заместитель. Все организационные вопросы жизнедеятельности лагеря согласовывать с ним…

Не успел Олег договорить, как на другом берегу озера снова послышались выстрелы, это были уже знакомые звуки стрельбы из винтовок и автоматов. Разглядеть, что же там происходит из-за висящего над озером облака, было не возможно.

— Всем занять позиции вокруг лагеря. — крикнул Уваров окружающим. Затем повернувшись к стоящим рядом командирам. — Нарубите с противоположной стороны от берега деревьев и сделайте из них завалы, чтобы прикрыть лагерь со стороны озера.

Люди бросились исполнять приказ нового командира. Строительными работами назначили руководить командира роты старшего лейтенанта Коваленко и начальника склада Ярцева. Олег приказал Коваленко найти за лагерем двух горе-часовых, связанных им и вернуть бойцу его шинель с винтовкой. Также послал с ним Максима, рассказав ему, где оставил свой бушлат, РД и СВДешку.

Остановив за руку Бондарева, Олег тихо произнес:

— Товарищ капитан, когда нас забрасывали, то сказали, что оружие на складе получим. Вооружите моих людей. Да и обращайтесь ко мне не по званию госбезопасности, а по-армейскому — подполковник. Так лучше будет. Нам надо будет с вами серьезно поговорить о сложившейся ситуации.

— Конечно, конечно, товарищ капи… извините, товарищ подполковник. У нас кроме нашего, есть и немецкое, трофейное. — быстро ответил Бондарев, затем подозвал Попова и приказал показать все свободное оружие.

Пока Бондарев давал указания лейтенанту Попову, Олег шепнул Николаю:

— Коля, я тебе чуть позже все объясню. Пока никто не видит, быстро возьми с подводы ваши паспорта и мобилки. А то из-за них, погорим.

Николай, оглядевшись по сторонам, пользуясь тем, что за ним никто не наблюдает, подошел к подводе, где Баюлис с санитаром перевязывали ногу Климовичу и незаметно забрал паспорта с мобильными телефонами, спрятав их в карманы бушлата. Он был рад вернуть себе свой надежный десантный нож, изъятый у него Долматовым при задержании.

Стрельба на той стороне понемногу стихла. Но это не означало, что можно расслабиться. Пока Олег с Николаем выбирали себе оружие, Баюлис развил бурную деятельность по организации полевого госпиталя. Он приказал всех раненых перенести с холода в имеющиеся в лагере землянки и поставить палатку под операционную. Сделав ревизию инструментов и медикаментов, Янис Людвигович недовольно вздохнул: "Да, не то, что у меня в больнице, но для этого лазарета лучшего пока ничего нет". По его настоянию и с разрешения Уварова, красноармейцы начали рыть дополнительные землянки, для размещения личного состава и гражданских лиц. На дворе температура около пяти градусов тепла, а вчера еще была за двадцать, в таких условиях и заболеть не долго. Также, с целью недопущения инфекционных заболеваний, немного в стороне от лагеря, началась постройка огороженных туалетов и загонов для животных.

Семейство Антоненко, отца с сыном, вместе с Синяковым, Трохимчуком с Мухтаром и пулеметчиком Нефедовым, Уваров отправил вглубь леса за лагерем, чтобы проверить, действительно ли вокруг озера выросла земляная стена и при возможности подняться на нее для обзора местности. Старшина Долматов для этой цели раздобыл веревку и топор, вручив их Нефедову. Бондарев, для наблюдения, передал им свой бинокль.

По всему лагерю стучали топоры, слышался звон пил, шум и скрип падающих деревьев. Повсюду сновали ожившие вездесущие мальчишки-детдомовцы. Они старались помочь взрослым обустроить и укрепить лагерь. Чтобы они не мешались под ногами, им была поставлена задача, собирать траву для лошадей с коровами. Часть женщин помогала санитарам ухаживать за ранеными, часть осталась с маленькими детьми, кто-то был направлен на кухню, готовить обед для всего лагеря. В связи с тем, что полевая кухня была одна, пищу готовили еще на двух кострах. Гражданские мужчины оказывали посильную помощь в строительстве землянок. Среди них оказались ветераны первой мировой и гражданской войн, так что опыт в этом деле у них был. Народ понемногу оживал, но у всех на лицах чувствовалась тревога и непонимание происходящего.

Перед уходом Антоненко на разведку неизвестной стены окружавшей лес, были собраны все находящиеся в лагере командиры и сержанты. Капитан Бондарев представил им Уварова с его группой. О том, что они сотрудники особой группы НКВД, весь лагерь уже знал, как говориться — не в тайге живем, везде уши есть. Уваров приказал обращаться к ним по армейским званиям, так более привычно для слуха обитателей лагеря. Так, сам Уваров стал подполковником, Антоненко-старший — майором (на ухо Олегу он возмущался: "чего мне звание уменьшил, ведь подполковник я"), Баюлис тоже стал майором — военврачом 2 ранга, а Максиму присвоили ("с барского плеча") звание лейтенанта. Комендантом лагеря Уваров назначил старшего лейтенанта Коваленко, а заместителем по тылу Ярцева, бывшего снабженца, начальника склада.

После представления, все окружавшие их люди, смотрели на незнакомцев уже совсем по-другому, совершенно забыв о том, что буквально час назад принимали их за врагов и смеялись над ними. Вот, что делает с людьми кусочек картонки с фотографией и липовой печатью. "Без бумажки — я букашка, а с бумажкой — Человек!".

По своему званию и по предполагаемым полномочиям, да и по возрасту среди военных, Уваров был самым старшим, поэтому никаких вопросов о руководстве в лагере не возникло. Потерявшего сознания командира полка Климовича, поместили вместе несколькими ранеными в хорошо обустроенную землянку. Баюлис зашил ему рану и уколол найденный на складе морфий. Таким же образом он постарался оказать медицинскую помощь и другим раненым оказавшимся в лагере.

Глава 6

— Товарищ подполковник! — подбежал к Уварову лейтенант Григоров. — Посыльные от старшего лейтенанта Бажина прибыли. Пленного привели и лошадь с нашим убитым. Стоят возле входа в лагерь, где орудие установлено.

Уваров уже был опоясан немецкой офицерской портупеей с кобурой и "вальтером", подаренных ему Григоровым. Также на ремне заняли свое место подсумок с запасными магазинами и десантный нож в чехле. Максим принес Олегу его бушлат, который тот не стал застегивать, так как стало жарко от стольких событий обрушившихся на него за эти полдня. На плече висел трофейный автомат МП-40. Воевать, так воевать. На складе Олег взял себе только командирскую фуражку с красной звездочкой и одел ее вместо банданы.

— Хорошо, лейтенант. Найдите капитана Бондарева, старшего лейтенанта Дулевича и комиссара Жидкова. Да и врача пригласите. Пускай немедленно туда подходят. Долматов, вы со мной.

После того, как старшина Долматов узнал, что Уваров является оперуполномоченным особой группы при наркоме внутренних дел СССР, он ни на минуту не отходил от Олега. Почему именно так, Олег терялся в догадках, или Долматов решил "прогнуться перед большим начальством" и добровольно зачислил себя в порученцы капитана госбезопасности, или же, до конца не доверял прибывшим "товарищам-диверсантам" и ждал малейшей возможности, чтобы их раскрыть. Но пока Уваров был им доволен, грамотный, опытный вояка, старшина словно угадывал мысли Олега, наперед предвидя его приказания и быстро исполнял, что необходимо. "А ведь почти каждый человек, прослуживший в армии не менее двадцати лет, становится именно таким". - подумал Олег, вспомнив при этом своего старшину прапорщика Доломанчука. — "Мир вокруг меняется, а люди такими же остаются. Сам такой же".

Подходя к выходу из лагеря в сопровождении Долматова, Олег ожидал увидеть что угодно, но не то, что он увидел.

В окружении четверых бойцов, двое из которых были пограничниками, на земле лежал человек со связанными за спиной руками. Один из красноармейцев держал под уздцы оседланную лошадь. Рядом с ними толпились артиллеристы и красноармейцы, охранявшие вход в лагерь с дороги. Недалеко от них, на земле лежал укрытый шинелью убитый красноармеец.

К Олегу подошел, вышедший из группы красноармейцев лейтенант Попов:

— Разрешите доложить, товарищ подполковник. Прибыла группа от разведки Бажина. Говорят, что наткнулись на конный разъезд, произошла стычка, в результате которой захвачен пленный и один с нашей стороны был убит.

— Понятно. Кто старший в этой группе? — поинтересовался Уваров. К нему подошел пограничник, вооруженный автоматом ППД. Он с недоумением посмотрел сначала на старшину Долматова, но увидев знаки, показываемые тем, что докладывать необходимо именно Уварову, приставил правую ладонь к козырьку фуражки и доложил:

— Разрешите доложить, товарищ командир. Младший сержант Юрченко. По приказу старшего лейтенанта Бажина прибыли в расположение лагеря с пленным и нашим погибшим.

— Вижу, младший сержант. Расскажите, как дело было.

— Значит так. Когда мы выдвинулись в разведку на тот берег, стрельбы уже не было. Товарищ старший лейтенант приказал разделиться на две группы. Одной назначил меня командовать, а сам с другой пошел. У меня в группе было восемь человек, три пограничника и пять красноармейцев. Мы шли вдоль дорожки по берегу озера. А вторая группа через лес. Вдруг из кустов, прямо на нас выскочили несколько всадников, человек пять, наверное. Все одеты как-то странно, похожи на беляков в гражданскую войну. Вот как этот пленный. Они видно тоже не ожидали нас увидеть. Встали мы и они встали. Вдруг один из них как заорет на русском языке: "Красные!" и давай в нас стрелять из карабина, вот одного нашего и убил, что первым шел. Но мы тоже, не лыком шитые, в ответ стрелять начали. Одного из них убили, но он с коня не упал, а одного ранили. Вот этого. Он с лошади слетел нам под ноги, а лошадка его поводом за ветки зацепилась, вот и не ускакала за остальными. На выстрелы товарищ Бажин с другой группой прибежал. Преследовать тех всадников начали, а мне с остальными приказал в лагерь возвращаться и доложиться. У меня все. Пленный ранен в плечо. Мы его слегка перевязали, но врач нужен, а то кровью изойдет.

Окружавшие пленного красноармейцы расступились, давая возможность руководству лучше того рассмотреть.

Это был мужчина средних лет, среднего телосложения, с небольшой русой бородой и усами. Он был без сознания. На нем была одежда похожая на одежду кавказских горцев, сине-серая черкеска с газырями и с пристяжными светло-синими погонами, черный бешмет и черную гимнастерку, на плечах темно-синий башлык. На ногах прямые черные шаровары, заправленные в сапоги. Он был ранен в правое плечо. Рана была прижата белым платком и перетянута узким ремешком. За вырез черкески на груди засунута папаха.

На погонах у пленного Олег увидел по три темно-желтых полоски. "Как у советского сержанта" — мелькнуло у него в голове.

— Ну, прям кубанский казак! — произнес кто-то из красноармейцев.

— Не кубанский, а терский. С Терека он, а не с Кубани. Форма другая. Я знаю, сам оттуда. — услышал Уваров рядом с собой.

Обернувшись, он увидел коренастого среднего роста красноармейца одетого в шинель с черными петлицами и тремя темно-красными треугольниками в них, с эмблемой артиллериста. Среди всех красноармейцев он выделялся лихо закрученными усами.

"Это наверное, старший сержант Левченко, за которым Синяков приехал. — подумал Олег. — Левченко из казаков кажется, так особист говорил".

— Уж не родственник ли ваш, а, старший сержант? — пошутил Уваров.

При этих слова командира, Левченко замер, только приоткрыв рот. Он изумленно смотрел на раненого пленного, не обращая ни на кого внимания.

К нему подошел Григоров:

— Что с Вами, Григорий Васильевич? Что случилось?

— А? Что? Да так, ничего. Вспомнилось, что-то… — придя в себя, медленно ответил старший сержант. Но все ровно он продолжал стоять и смотреть на раненого казака. И только подошедшие Баюлис с молоденькой санитаркой и двумя красноармейцами с носилками, закрыли от него тело раненого. Янис профессионально очистил рану и наложил повязку, затем обратился к своей медсестре:

— Варенька, несите его во вторую палату, где у нас средней тяжести лежат. Я скоро буду.

Уваров приказал Попову выделить двух часовых для охраны пленного. Мало ли что. Как только тот придет в сознание, немедленно докладывать лично Уварову. Также был отдан приказ похоронить погибшего красноармейца.

— Что ты, на счет этого, думаешь? — после оказания помощи раненому, обратился к Уварову Баюлис. — Я лично, ничего не понимаю. Честно, и не хочу понимать. Будь что будет. Да. Я здесь живого немца встретил. Представляешь, делаю шов и перевязку, а ко мне на руках двое бойцов девушку несут. Один из них, рыжий такой, по-немецки говорил, а второй коротышка, по-русски, и оба просят одного, ногу девчушке вылечить. Я посмотрел, ничего страшного, обыкновенный вывих. Все на место поставил. Они меня так благодарили, я уж подумал, что они все родственники. Девушку эту, кажется, Оксана зовут, я ее у себя, в госпитале оставил. Захотелось ей медицине научиться. Пускай за ранеными смотрит, да и с девчонками-санитарками ей веселее будет.

— Это Ганс с Тишко к вам Оксану носили. — пояснил Григоров. — Мы Ганса в плен вместе с бронетранспортером захватили. Во время вчерашнего боя. Коммунистом оказался, нам во всем помогает, водитель хороший.

Тем временем пограничники, захватившие пленного, выложили перед Уваровым оружие, которое было взято у подстреленного ими казака. Это был карабин Мосина, кобура с револьвером на поясном ремне, большой, немного изогнутый кавказский кинжал с деревянными ножнами, обмотанные ремешком, которым, по-видимому, крепились к поясу, а также кавказская шашка без гарды с узкой плечевой портупеей. Сверху лежал кожаный нагрудный патронташ, с запасными обоймами к карабину.

Увидев среди этого добра большой изогнутый кинжал, Григоров вскрикнул:

— Так это же, как у Григория…

Но вдруг что-то вспомнив, закрыл рот рукой.

Олег увидел, как на лице молодого лейтенанта-артиллериста отразилась внутренняя борьба между дружбой и долгом. Он знал что-то такое, что необходимо было скрывать от других, но в тоже время он, как командир, обязан был доложить об этом, кому следует.

Поняв это, Олег взял Григорова под руку и отвел в сторону:

— Лейтенант. Я все знаю. Мне Синяков уже все доложил. Советую Вам тоже ничего не скрывать. Так будет лучше для вас и для Левченко. Рассказывайте.

Григоров, сначала промолчал, но под испытывающим взглядом Уварова был вынужден все рассказать о семье Левченко, о большом кавказском кинжале, который тот хранит в своем вещмешке. После этого, Андрей опустил голову и плечи, лицо его стало мрачным. Он чувствовал себя виноватым за то, что предал доверившегося ему человека, "сдал" его представителю власти, которая не помилует ни Левченко, ни его, лейтенанта Григорова. Но на удивление, капитан госбезопасности, только похлопал Андрея по плечу:

— Не переживайте так, лейтенант. Вы правильно сделали, что мне все вовремя рассказали. Об этом, кроме меня, ни кто не должен знать. Вам ясно?

Андрей кивнул головой. Он не мог поверить, что энкаведист не отдал приказ немедленно арестовать его и Левченко, а приказал все держать в тайне.

— Долматов, отнесите это все в блиндаж, где мы с вами познакомились. Там будет наш штаб. И выставьте часового из пограничников. Без моего приказа туда никого не пускать. — приказал Олег старшине-пограничнику. Повернувшись к Григовору, добавил. — А вы, лейтенант, вечером приведите ко мне Левченко. С вещмешком. А сейчас возьмите эту лошадь. Она будет у вас. Пока…

Тем временем Левченко, поднял с земли брошенную казачью папаху, прижав ее к груди, отошел в сторону и присел на землю. За ним никто не наблюдал. Старший сержант молча плакал. Из его глаз текли скупые мужские слезы.

Говорят, что мужчины не плачут. Это не правда. Мужчины тоже живые люди, а не деревянные истуканы. Григорий не верил, не мог поверить в это! Раненый казак, как две капли воды был похож на его, исчезнувшего еще в гражданскую войну, родного старшего брата Степана! Но ведь после гражданской войны прошло двадцать лет! Не мог он за это время оставаться таким, каким в последний раз, еще в 1919 году, видел его Гриша. Это мистика какая-то! Или бог смилостивился над ними и решил дать возможность встретиться? Или черт так не по-хорошему шутит? Такого не может быть! Это все не укладывалось в голове у Левченко. Он терзал себя вопросами и не находил ответы…

К Уварову присоединились Бондарев, Дулевич и Жидков.

— Ну что, вы, товарищи, над всем этим думаете? — задал им вопрос Олег. — Интересная картина маслом выходит. Откуда в этих лесах казаки? А?

— Может на стороне немцев против нас воюют? — выдвинул версию Дулевич. — Хотя лично мне ничего не понятно. Мои бойцы все это время прослушивают эфир, никого поймать не могут. Ни наших, ни немцев. Да и вообще, никого. Радио-эфир чист! Чертовщина какая-то!

— Надо пленного срочно допросить с пристрастием, тогда все и узнаем. — предложил Жидков. — Я здесь с одним дедом разговаривал. Говорит, что он учитель. Странный дедок. Душевнобольной какой-то. Сказки мне начал плести разные. Про перемещение миров и душ. Религию разную вспомнил. Еле оторвался от него. К вам обещал прийти.

— С дедом потом разберемся. Видел я его. — произнес Бондарев. — Пленного, допросить пока не получиться, без сознания он. А что нам сейчас делать? Где они, сколько их, какое оружие? Если есть пушки или минометы, а то разнесут нас на хрен и где тапочки лежат не спросят. А идти нам пока не куда.

Уваров посмотрел на озеро, затем на окружавших его командиров.

— Игорь Саввич. У меня к вам вопрос имеется. Только без обид, пожалуйста. Вы в танковых войсках не служили?

— Нет, Олег Васильевич. Только в пехоте, а что?

— А у танкистов есть одна заповедь. Что самое главное в танке, знаете?

— Никак нет. А что?

— Не бздеть. Вот что.

Бондарев смутился, а все остальные рассмеялись веселой шутке. Что сразу же подняло упавшее настроение. Олег знал, что нельзя так шутить над начальником при его подчиненных, но так уж получилось. Когда все немного успокоились, Уваров решил продолжить:

— Товарищи командиры, давайте трезво оценивать ситуацию и из этого делать соответствующие выводы. Сначала по казакам. Наш дозор видел только пятерых. Одного из них убили, один попал к нам в плен. Осталось трое. Больше их не видно. Стрельбы нет. Я не исключаю того, что их может быть и больше, но не на много. Иначе бы они навалились на нас всей своей массой. Отсюда вывод, они сами нас боятся. А это уже плюс в нашу сторону. Дальше. Хочу вам сообщить принеприятнейшее известие. Мы с вами находимся не в Припятских лесах, а в неизвестных пока нам горах! Как мы с вами сюда попали, я сам толком не пойму. Если не верите, можете убедиться сами. Прошу вас.

Уваров подошел к завалу из деревьев, сооруженному красноармейцами вдоль их берега. Белое облако над озером практически уже исчезло. Только в центре озера находилось белое пятно, диаметром примерно около пятидесяти метров и высотой чуть больше десяти метров. Левый и правый берега хорошо просматривались. Вода от берега отошла уже метров на пятьдесят и подойти к ней по открытому и резко уходящему вниз илистому дну было немного проблематично. Открывшееся дно было покрыто рыбой и водорослями, то здесь, то там были разбросаны различные предметы оставленные людьми, бывавшими на озере в разные эпохи. Вот лежит обод от колеса "Запорожца", а вот сломанная казацкая сабля покоится рядом с бутылкой из-под "советского шампанского", дальше из дна торчат остатки еле сохранившейся скандинавской секиры, недалеко от берега нашли свой покой несколько чугунных ядер.

На левом берегу, там, где раньше было болото, лежал на брюхе большой самолет. Это серебристо-серый советский двухмоторный скоростной бомбардировщик цельнометаллической конструкции, Ар-2. Бортовой номер — четырнадцать. Он лежал с наклоном на правое крыло, войдя в ил правым двигателем. Левая его сторона была приподнята так, что даже винт не был поврежден. За самолетом виднелся лес.

На правом берегу также был виден лес с просветами, через которые угадывалась дорога.

Над деревьями, на противоположной стороне озера, Олег снова увидел высокие горы со снежными шапками на вершинах. За эти вершины цеплялись облака. Над горами было только сине-голубое прозрачное небо, постепенно переходящее в темный космос, с мерцающими в солнечном свете звездами.

Такую же картину, увидели и другие, присутствующие на берегу люди. Командиры, красноармейцы и гражданские. Все те, кто решил выйти и посмотреть на озеро, но увидел в вышине горы. Это был шок. Шок, который мог перерасти в панику.

Среди людей уже начали слышаться паникующие голоса и причитания, вслух вспоминали и бога, и черта, и дьявола, и всех святых вместе взятых.

— Вот над этим сейчас нам с вами думать нужно. — огласил всем присутствующим Уваров. — А с казаками, мы справимся.

Когда люди попадают в подобные ситуации, главное не оставлять их одних, сам на сам, пресекать малейшие поползновения паники, нагружать их работой или другим занятием, отвлекающим от плохих мыслей.

Взяв у Григорова немецкий бинокль, Уваров осмотрел открытые берега озера.

— Лейтенант Попов. Есть ли у вас пулемет? — задал вопрос Уваров, увидев утвердительный кивок еще не пришедшего в себя от увиденного лейтенанта, приказал. — Немедленно берите пулемет, один взвод и выставляйте заслон с левой стороны озера, где было болото. Это чтобы противник не обошел нас с левого фланга. Исполняйте, не стойте. Вперед, марш.

Очнувшийся Попов собрал людей, приказал взять пулемет "Максим" и скрылся со взводом в лесу, на левом фланге.

Затем Олег обернулся к Бондареву:

— Надо группу Бажина отвести назад и расположить её на нашем правом фланге. Если подтвердится информация старшины Долматова о том, что вокруг нас идет земляная стена, то вероятный противник никак не сможет обойти нас с флангов. Пошлите туда посыльных на мотоцикле, я видел его возле автомобилей. И отвезите людям обед, а то они с утра голодные.

Дулевич, прийдя в себя, предложил:

— Товарищ подполковник. На том посту, при подъезде к складу, как мне говорили, был телефон. Разрешите, я со своими бойцами линию проверю. Да и на левый фланг можно протянуть телефонную связь. На складе несколько бухт провода нашли и телефонные аппараты.

— А вот за это спасибо, дорогой мой товарищ старший лейтенант. Дельное предложение. Имея связь с флангами, будет время подумать. — поблагодарил Уваров.

Олег еще хотел дать поручение политруку Жидкову, но того почему-то не оказалось рядом. Пришлось послать к нему стоящего рядом красноармейца с приказом провести разъяснительную работу с личным составом и гражданскими, а также укрепить землянки и, на всякий случай, чтобы было вырыто несколько глубоких траншей для спасения в них от обстрелов. Также было приказано подготовить несколько узких сходен для того, чтобы положив их на открытое дно озера, добраться до воды.

Большая часть людей, стоявших на берегу разошлись по своим рабочим местам, они были изумлены увиденными и обсуждали сложившееся свое положение.

На берегу вместе с Уваровым остались только Долматов и Григоров со своими артиллеристами. Левченко уже успокоился и находился возле своего орудия.

Вскоре по дорожке затарахтел мотоцикл с двумя бойцами. За водителем сидел пограничник, младший сержант Юрченко, а в коляске находились термоса с горячей кашей и чаем.

Олег продолжал в бинокль осматривать противоположный берег. Ему не нравилась эта чужая пугающая тишина. Напротив места, где они с Николаем вчера рыбачили, виднелась небольшая поляна, на которой Уваров увидел два автомобиля его времени. Это были серый "Лексус" и темно-вишневый "Форд".

"Как же это мы про них забыли! Про вчерашних наших незваных гостей!" — Олег вспомнил вчерашний день и смешной эпизод при захвате незнакомцев. Как те тогда струхнули, даже сейчас смешно стало. "Стоп! Если машины там стоят, значить и люди эти там. Но они стрелять не могли. Я выстрел из "Макарова" ни с чем не спутаю. Значит — казаки! Но откуда они здесь? Они могли убить наших современников, а могли и в плен взять. Хочешь, не хочешь, но надо идти с ними на контакт". - рассуждал Уваров.

Олегу в голову пришла мысль, как он быстро вжился в роль командира Красной армии. Еще вчера, совершенно не ведая об этом, сегодня, он уверенно командовал большим воинским подразделением, хотя и потрепанным. Эти люди, всего за несколько часов проведенных рядом с ним, стали ему родными, ради них он готов был пожертвовать всем, даже своей жизнью. Почему так произошло, он не знал, да и не хотел знать. Случилось то, что случилось. Не зря в народе говорят, что общие горе и беда объединяет людей, делает их сплоченнее, роднее друг другу что ли.

Вдоль берега, в разные стороны, побежали бойцы Дулевича, протягивая телефонные линии.

Возле Олега снова появились Бондарев и Дулевич, самолично протянувший провода и подсоединивший их к телефонному аппарату, установив его возле Уварова.

— Я так понял, товарищ подполковник, что здесь у нас наблюдательный пункт будет.

— Правильно поняли, Дулевич. Но что-то эта тишина мне не нравиться. Что там, ваши связисты, по радио никого не поймали?

— Никак нет. Да, я думаю, что это бесполезно. В таких горах наши слабые радиостанции ничего не возьмут.

Уваров передал бинокль Бондареву:

— Посмотрите, Игорь Саввич, у вас глаза помоложе моих. Видите на том берегу, два чужих автомобиля стоят, но людей не видно. Что это может означать, как вы думаете?

— Чтобы там не было, но пока для нас ничего хорошего. Надо все разузнать.

— Рано или поздно, но нам необходимо вступить с ними в контакт.

Вдруг с противоположного берега, из кустов, по двум связистам, протягивающим телефонную линию на правый флаг, ударил пулемет "Максим". Пули прошлись над головами красноармейцев. Бойцы упали на землю и отползли в ближайшие кусты.

Уваров обернулся к стоявшему рядом Григорову:

— Лейтенант, заметили, откуда стрелял пулемет?

— Так точно, товарищ подполковник. Из кустов, недалеко от опушки, где стоят автомобили.

— Приказываю. Дайте туда два выстрела из орудия.

Артиллеристы быстро развернули в сторону пулеметчика орудие и сделали два беглых выстрела осколочными снарядами. На противоположном берегу поднялись в воздух земляные фонтаны. Пулемет больше не стрелял.

* * *

Николай посмотрел вверх: "Да, не соврали, хлопцы! Действительно стена из земли и камня метров двадцать высотой будет. Как на нее взобраться-то?".

Рядом с ним стоял пограничник Трохимчук и гладил своего Мухтара. Удивительное дело, после того, как Трохимчук признал в Николае с Максимом своих, следом за ним, это сделал и Мухтар. Пес даже разрешил несколько раз отцу и сыну Антоненко погладить себя, а также подал им лапу для нового знакомства. Больше никаких враждебных чувств он к ним не испытывал. Начальство, значит, нельзя.

Стена располагалась в среднем на расстоянии около трехсот метров от берега озера и шла неровно, а петляя по кромке леса. Порой расстояние между стеной и ближайшими деревьями было больше двух метров, а где-то деревья были просто повалены, так как из земли, где были их корни, выросла эта стена.

Максим пытался несколько раз подняться по стене вверх, но ему это не удавалось, она осыпалась и не было возможности хорошо за нее зацепиться.

Найдя более-менее пригодное место для подъема, Николай с Трохимчуком отдыхали и ждали возвращения остальных. Максим, Синяков и Нефедов прошли вперед по стене с надеждой найти еще лучший участок. За время их небольшого совместного путешествия, Нефедов несколько раз просил прощения у Максима за свое недавнее грубое обращение с ним и пообещал его познакомить с девушкой Оксаной, так понравившейся Максу. На этой волне они и помирились.

Мухтар негромко зарычал и из-за ближайших деревьев вышли Максим с Синяковым.

— Нашли, Николай Тимофеевич! Нашли участок, где ниже стена, чем здесь. — радостно сообщил Синяков, подходя поближе. — Вот, Максим придумал, вместо того, чтобы на саму стену лезть, мы два дерева высоких рядом завалим на стенку и соединим их. Хорошая лестница получится!

— А Нефедов где?

— Там остался. Место присматривает. Да и помечает. — рассмеялся Макс.

Поняв, на что намекал Макс, все присутствующие улыбнулись. Каким героем бы ты ни был, но организм берет свое. Вернее, отдает.

Когда они приближались к предполагаемому месту подъема, то услышали стук топора. Нефедов не стал их дожидаться, а сам решил срубить первое дерево. Оно было не очень толстым, но высоким. Верхушка на пару метров возвышалась над срезом стены.

— А не проще было бы просто залезть на дерево и посмотреть? — задал вопрос Трохимчук. Он отпустил своего Мухтара побегать и теперь стоял, наблюдая, как Нефедов ухает топором.

— Чтобы все осмотреть, одного дерева мало. Пришлось бы, как обезьяне с ветки на ветку прыгать. — возразил ему Синяков и похлопал Нефедова по плечу. — А ну-ка, дай я помахаю топориком.

Так, меняя друг друга, даже Антоненко-старший вспомнил былую молодость и помахал топором, срубили два высоких дерева и завалили их рядом на верхнем крае стены.

Нефедов связал комли деревьев куском веревки, чтобы не расходились. Первым, как самый молодой, закинув на спину СВДешку, наверх полез Максим. Антоненко-старший отдал Максиму свою снайперку, так как из всего имеющегося в лагере оружия, Макс хорошо умел обращаться только с их домашним карабином, сам же Николай Тимофеевич решил взять немецкий карабин Маузер 98 и немецкую разгрузку с подсумками на ремне. От предложенного пистолета ТТ в кобуре, он также не отказался. По примеру Уварова, Антоненко сменил свою панаму на командирскую фуражку, более привычную для него.

Стоявшие внизу люди заворожено смотрели, как метр за метром Максим, держась за ветки, взбирался по деревьям. Вот его голова поднялась над срезом стены и Макс замер на месте, оставаясь в неудобной позе.

— Максим! Что там? Не молчи! — раздалось снизу.

— Там…Там….

— Что "там", ты можешь нормально объяснить?

— Вылезь полностью. Когда встанешь на землю, нам крикнешь. — посоветовали ему снизу.

Этот совет оживил Максима и он докарабкался до верхушек. Спрыгнув на край стенки, Максим связал верхушки деревьев, переданной ему веревкой, край которой сбросил вниз. Затем выпрямился и уже, более спокойно, осмотрелся по сторонам.

То, что он увидел, поразило его воображение. Такого он не видел никогда, даже по телевизору.

Перед Максимом открылась дикая каменистая долина, окруженная мощной цепью неприступных скал, их верхушки покрывались снежными шапками. Местность вокруг была пустынной, почва покрыта редкой и скудной растительностью. Кое-где виднелись небольшие островки кочек мха. В отличие от затишья внизу, здесь дул сильный пронизывающий до костей ветер. До скал, справа и слева, было не меньше километра, а вперед и назад более двух километров. Все это напоминало кратер потухшего вулкана эллипсообразной формы. В центре долины располагался большой котлован, напоминающий след от человеческой ноги, обутой в сапог или ботинок. На дне котлована находилось озеро, вернее то, что от него осталось, имеющее такую же форму. Озеро со всех сторон было окружено густым лесом. Белое облако, ранее прикрывавшее его, практически исчезло и только в самом центре, оставался небольшой кусок. Там, где был "носок сапога", Максим увидел большой самолет с красными звездами, лежащий на брюхе. Сам Макс стоял на краю этого котлована.

Вслед за Максимом, наверх выбрался и Синяков.

— Ни хрена себе картина! Это ж, куда нас занесла нелегкая, а, Максим?

Но Максим ничего не мог ответить. Он сам не понимал, куда он попал. Куда они все попали. Люди из две тысячи девятого года и из сорок первого прошлого века. ЧТО ЭТО БЫЛО? Волшебство? Мистика? Божья воля или природный катаклизм? Он уже был готов поверить в параллельный мир или в чудесную силу инопланетян, которые таким образом решили провести опыты над людьми. Что теперь делать, куда теперь идти? А как же мама, как же маленькая сестренка Лизка — Исабель? Больше он не приедет в Украину, к бабушке, не поест ее самые вкусные в мире пирожки. Не будет Политехнического университета, не будет ни Мадрида и ни Киева. Ничего не будет, из того мира, где он жил еще вчера. Впереди была неизвестность, а в душе образовалась пустота. Аналогично ощущал себя и Виталий Синяков. Правда, нервная система у него была покрепче.

— Ребятки, а ну-ка, помогите мне. — наконец, прийдя в себя, услышали молодые люди, первыми выбравшиеся наверх. К ним, по деревьям, поднимался отец Максима, обвязанный веревкой.

Выбравшись наверх, Николай перевел дух. Уже не мальчик по деревьям на такую высоту лазить.

Встав ногами на землю, Антоненко-старший, также как и сын с Синяковым, изумленно открыл рот от увиденной им картины. Нет слов, одни выражения! Но, в отличие от молодых парней, Николай уже прожил жизнь и воспринимал окружающую обстановку менее эмоционально. Начиная с приключений сегодняшнего утра, он уже ничему особо не удивлялся и был готов ко всему.

— Да, ребята! А Олег оказался прав. Мы в горах, да еще в каких! Красотища! А вот то, что мы в этой дыре, как в жопе оказались, это плохо. Надо отсюда выбираться. Но куда?

Внизу, на берегу озера, послышалась пулеметная очередь. Ей в ответ, прогремели два артиллерийских выстрела и на другом берегу взмыли вверх земляные столбы.

— Это что там, опять войнушка началась? — задал сам себе вопрос Антоненко-старший, заглянув вниз, крикнул. — Нефедов! Трохимчук! Не поднимайтесь пока! Опять стрельба началась. Охраняйте нас внизу, а мы здесь пока осмотримся.

Максим и Синяков продолжали, с ничего непонимающим видом, рассматривать окружавший их новый мир.

Немного пройдясь вправо и влево от места подъема, выбирая себе точку лучшего обзора, Николай наконец остановился на небольшой возвышенности и поднес к глазам бинокль, выданный ему капитаном Бондаревым.

Недалеко от них, внизу, виднелся лагерь с дымящимися кострами и стоящими по кругу автомобилями. Люди валили деревья и строили землянки, кто-то рубил дрова. Вот наши две пушки. Это одна из них сделала выстрелы. Переведя бинокль немного правее, Николай увидел небольшую поляну с замаскированным на ней УАЗиком. "Недалеко мы от партизанского лагеря отдыхали!" — констатировал он: "Ё-ма-ё! Это ведь машины Лешки Нечипоренко с его шефом и голландцем! И их сюда занесло!".

На противоположном берегу виднелась поляна с находящимися на ней двумя автомобилями вчерашних гостей. Но что это? Немного левее от них, как раз напротив места, куда упали снаряды от сорокопятки, из леса поднимался небольшой дымок от костра. Кое-где между деревьями, просматривались телеги и привязанные к ним лошади. Вот к двум автомобилям подошли несколько человек, одетых в одежду русской армии времен Первой мировой войны и с трехлинейками в руках. Впереди них шел человек с небольшой палкой, на конце которой висела белая тряпка. "Ну, это явное, не Красная Армия! Парламентеры, что ли? Надо срочно Олегу сообщить!".

— Эй! Нефедов! Беги к командиру и доложи ему, что гости с правого фланга на переговоры идут. Пускай связист к нам телефонную линию проведет. Нам отсюда все видно. Наш позывной будет "Вышка".

Услышав команду и мотнув головой в знак подтверждения, что понял, Нефедов забросил на плечо пулемет и быстрым шагом направился в сторону лагеря.

— Отец! Так это же тот, вчерашний, что с пистолетом был! — воскликнул Максим, он уже пришел в себя, снял со спины СВДешку и рассматривал в прицел происходящее на противоположном берегу.

— Какой вчерашний, о чем это вы? — ничего непонимающе поинтересовался Синяков. Окружающая обстановка выбила его из колеи, но он не любил неясностей.

— Да так. Вчера с одними людьми встретились. Утверждают, что они из будущего. Видно с головой у них не все в порядке. — уклончиво ответил Антоненко-старший. Еще рано было Синякову знать, что они тоже из его будущего.

— Максим! А ну, возьми-ка на прицел тех, кто за ним идет! Как бы не удумали чего плохого! А я пока, осмотрюсь тут.

Место, где они выбрались, отличалось от всего периметра каньона. Почему именно так, Николаю сначала было непонятно. Но оно, в среднем, на три-четыре метра было ниже, и от Трохимчука, стоявшего внизу, высота была не больше пятнадцати метров. Эта впадина имела ширину до пятидесяти метров. Окинув взглядом от края котлована и до берега озера, Николай заметил, что в этом месте практически не выросли деревья, только молодой лесочек и кусты. Этот участок напоминал широкий неглубокий овраг, похожий на высохшее русло реки. Обернувшись назад и пройдя с десяток метров в сторону гор, Антоненко наконец понял, почему этот участок ниже расположен, чем все плато. Это было высохшее русло реки, вода из которой, спускаясь с гор, а затем по водопаду, попадала в озеро. Русло, петляя, уходило к ближайшим горам.

Внизу, у импровизированной лестницы из двух деревьев, послышался шум. Николай посмотрел вниз. Там находилось уже несколько человек. Один из них привязал к веревке телефонный аппарат с прикрепленным проводом и его потихоньку начал поднимал наверх Синяков.

Увидев телефон, Антоненко-старший усмехнулся. Давно он не разговаривал по такому раритету. Первый раз он видел такой аппарат еще в училищном музее. Если конечно не считать фильмы про войну.

Обязанности дежурного связиста взял на себя Синяков. Он, покрутив ручку индуктора, несколько раз дунул в трубку, затем сказал в неё: "Первый, первый! Я — Вышка!" и передал трубку Николаю:

— Николай Тимофеевич! Командир на связи!

Удивленный такой оперативностью, Антоненко недоверчиво взял трубку:

— Алло!

— Вышка? Это — Первый! На связи подполковник Уваров! — в телефонной трубке раздался голос Олега. — Николай, что там у тебя?

— Плохи дела, товарищ подполковник. Как говорят америкосы, мы в глубокой заднице! Кругом нас горы, точно как в Афгане, ты правду сказал. Здесь, наверху, горная долина, а посередине котлован. Озеро находится в котловане, на глубине не меньше двадцати метров. Как выбраться из него, ума не приложу. На противоположном берегу заметил наших вчерашних гостей. У них появились "друзья". Одеты в форму русской армии времен Первой мировой войны или гражданской. Направили к тебе парламентера, одного из наших вчерашних знакомым. Так что, жди с правого фланга гостя. Что там у вас?

— Тоже ничего хорошего. Наши захватили одного пленного. Раненый, пока без сознания. Похож на терского казака. У нас один погибший. На левом фланге неизвестные вышли на наш заслон, но не стреляли. Была группа всадников. Одеты все, как пленный. Может, пройдетесь по периметру и осмотритесь?

— Хорошо. На связи останется Синяков. Конец связи.

Вернув трубку Синякову, Антоненко приказал:

— Виталий, остаешься здесь, на связи. Смотри в оба. Мы с Максимом пройдемся по периметру. Пошли, Макс.

Пока отец разговаривал по полевому телефону с Уваровым, Максим вытащил из кармана, возвращенный ему отцом мобильный телефон и стал снимать на видео окружающую их местность.

На вопрос Синякова, что это за прибор, Максу пришлось соврать, что это секретная разработка, последняя новинка наших ученых, мини-кинокамера. На действия Максима отец посмотрел с укоризной. Слишком рано еще выдавать себя. Хотя они все сейчас так вляпались, что не было смысла что-то скрывать. Это понял и Антоненко, и Синяков, увидевший на телефоне надпись "NOKIA". Ранее он также был удивлен, когда впервые увидел СВДешку в руках у Максима.

Отец с сыном, подхватив оружие и ежась от холодного пронизывающего ветра, пошли вдоль края котлована, осматривая все вокруг и снимая на мобильные телефоны. И только Синяков остался на месте, возле телефонного аппарата и лестницы из двух деревьев, ведущей вниз.

Он задумчиво смотрел им вслед. Сержант государственной безопасности уже понял, что эти люди не те, за кого себя выдают. Но пока не собирался с кем-то делиться своими догадками. В его голове витали разные мысли, но Синяков приходил к одному выводу: а нужно это кому-нибудь, если он раскроет перевертышей. Где они сейчас, один бог знает. Раньше за его спиной было сильное государство, сильная и безжалостная машина государственного аппарата, подавлявшая всякое инакомыслие. Он был винтиком этой машины. Знал одновременно силу, когда ты при власти и бессилие, когда эта власть выбрасывала других из своих рядов. Но сейчас его окружала другая действительность. Где это государство — СССР и где эта безжалостная машина — НКВД? Все это было вчера и там, а сегодня и здесь, этого нет. Только остатки, в виде разбитого полка и его, сержанта госбезопасности. Даже можно уже сказать, что бывшего. Виталий не был фанатиком, он был реалистом. Судя по тому, как эти люди ведут себя в неизвестной для них обстановке, они смогут выкарабкаться из любой ситуации, поэтому надо держаться за них. Приняв такое решение, Синяков успокоился. Даже стало как-то легче на душе. Пропал давящий груз сомнений и выбора. Есть группа людей, лидеров, значит за их спинами, ему будет спокойно. А он сможет служить при любой власти.

Чтобы не скучать одному, Синяков приказал подняться наверх вернувшемуся Нефедову, но своими мыслями делиться с тем не стал.

Глава 7

Выстрелы из орудия и последующие взрывы, как-то повлияли на облако, находящееся в центре озера. В течение нескольких минут оно практически исчезло. Людям открылась картина, которая заставила всех выйти на берег. Они, не обращая друг на друга внимания, изумленно смотрели на то, что появилось со дна озера.

В центре озера вырос остров. Он возвышался над гладью воды на один метр. Остров имел форму восьмистороннего многоугольника и напоминал пчелиную соту. Над каждой из сторон, вверх поднималась прямоугольная отполированная и блестящая на солнце плита высотой около трех метров и толщиной в полметра. Между этими плитами мог свободно пройти человек. В самом центре острова находился устремившийся в небо четырехгранный столб высотой не меньше пяти метров, каждая грань, была не менее одного метра шириной. На верхушке столба что-то блестело, но что именно понять было сложно. От каждой из четырех граней столба, на поверхности острова лежала плита. Эти четыре плиты располагались крестом и были совершенно одинаковыми, длиной около трех метров, шириной в один метр и высотой по полметра. Даже издалека было видно, что остров не естественного, а искусственного происхождения. Каждая грань, начиная от возвышавшейся из воды, была идеально отполирована и бросала блики на воду озера. В диаметре остров был не менее десяти метров.

— Стоунхендж, какой-то! — восторженно произнес Олег. Его рука невольно поднесла к глазам бинокль. Теперь было четко видно, что это не остров, а искусственное сооружение, погруженное в воду. С внутренней стороны каждой из плит были вытесненные пиктограммы, но с такого расстояния разглядеть их было трудно. Но самое удивительное было то, что вода не соприкасалась с этим сооружением. Между водой и стенкой конструкции было примерно по полметра пустоты по всему периметру. Но вода не падала в эту пустоту, а просто плескалась возле нее, как возле невидимой и прозрачной стены, что так, наверное, и было. Это ж кто такое построил, для чего и как это все работает? Олег начал догадываться, что их перемещение и это искусственное сооружение как-то взаимосвязаны. Но как?

Как при виде гор, так и при виде этого искусственного острова, на берег вышли все обитатели лагеря. Снова послышались изумленные возгласы, кто-то даже начал креститься и читать молитвы. Обернувшись Уваров увидел, что недалеко от него стоит, одетый в темную рясу статный священник, с черной с проседью бородой. В правой, вытянутой вперед руке, он держал большой блестящий крест, которым накладывал крестное знамение на появившееся сооружение, одновременно читая непонятную Олегу православную молитву. Возле священника столпилась небольшая группа красноармейцев и гражданских, мужчин и женщин. Они также, как батюшка, крестились и читали молитву. Кто-то даже встал на колени.

Олегу, пришла на ум фраза царя Иван Васильевича из кинофильма "Иван Васильевич меняет профессию", когда тот оказался в лифте: "Вот, что крест животворящий делает!". Он даже невольно улыбнулся, вспомнив этот эпизод. Но то — кино, а это в реальности!

Резко раздался звонок телефонного аппарата. Находящийся рядом Дулевич поднял трубку.

— Товарищ подполковник, Бажин на связи!

Лично с Бажиным, Уваров еще не успел познакомиться, но тому уже было сообщено, кто сейчас командует в лагере. Бажин доложил, что к нему вышли два парламентера, одеты как-то странно, но разговаривают по-русски.

— Попросите их подождать, товарищ старший лейтенант. Ничего не предпринимайте. Усильте бдительность. И пришлите сюда мотоцикл.

Не успел Олег вернуть трубку Дулевичу, как раздался новый звонок. На этот раз на связи был Антоненко-старший.

— Олег, ты видишь, что в центре озера появилось! Отсюда, сверху, такой вид открылся, аж дух захватывает! Не иначе это инопланетяне все придумали и над нами издеваются!

— Не знаю, кто и что придумал, но мне это все еще больше не нравиться! Справа вышли два парламентера, поеду к ним на встречу. Что там у тебя видно?

— Пока ничего нового. На той стороне никакого движения нет. Затихли. Скоро начнет темнеть и холодать, так что мы спускаемся. Конец связи.

С правого фланга затарахтел мотоцикл. Красноармеец, сидевший за рулем, не доезжая до въезда в лагерь, резко развернулся и, не глуша двигатель, остановился, ожидая командование.

— Игорь Саввич. Остаетесь за меня. Я к Бажину. Держите под контролем тот берег. В случае чего, огонь открывать на поражение. — бросил Уваров Бондареву. Затем, сопровождаемый Долматовым, сел в мотоцикл и приказал водителю трогаться.

До места расположения группы Бажина доехали нормально. Как только мотоцикл остановился, из кустов вышли Бажин и младший сержант Юрченко.

— Здравия желаю, товарищ капитан государственной безопасности. Разрешите представиться, старший лейтенант Бажин Иван Михайлович. — козырнув, доложил Бажин. — Парламентеры стоят впереди, на полянке. Со всех сторон я в кустах своих людей посадил. Все территория от берега и до стены под нашим контролем. Засад противника не обнаружено.

— Хорошо, Иван Михайлович. Я Уваров Олег Васильевич. Но называйте меня по армейскому званию. Так будет проще для всех. Какое ваше мнение на счет всего происходящего? — спросил Уваров, прекрасно понимая, что Бажин так же как и все ошарашен происходящим вокруг них.

— Чертовщина, какая-то, товарищ подполковник. Куда мы попали, непонятно. Кто такие, с той стороны, тоже не понятно. А этот остров в центре озера, вообще слов нет… Просто шок. Судя по виду чужих, они тоже в шоке. Один из них одет как белогвардейский офицер, а второй в гражданской одежде. Он все время с нами говорил. С его слов, они — наши, русские. Хотя после всего, что произошло, я уже, честно говоря, ни во что не верю. Оружия при них не видно. На близкий контакт мы пока не выходили.

— Ну, тогда пойдем на контакт. Я пойду один. Держите их на прицеле и местность вокруг. Перезвоните в лагерь и передайте мой приказ Григорову, чтобы пушки были наготове, немедленно открыть огонь.

— Слушаюсь.

Олег снял с себя все оружие, только пистолет вынул из кобуры, загнав патрон в патронник, положив его в левый карман бушлата так, чтобы можно было стрелять, не вынимая. Затем держа левую руку с пистолетом в кармане, Уваров вышел на полянку, где в ожидании переговоров, нервно топтались два парламентера.

Одного из них, в гражданской одежде, Олег узнал сразу, это был вчерашний "незваный гость с пистолетом", начальник охраны "наехавшего" на них киевского предпринимателя. "Как его зовут? Кожемяка Павел, если не ошибаюсь". - вспомнил Олег. Второй был действительно одет как белогвардейский офицер. В офицерской двубортной серо-зеленого цвета шинели с погонами защитного цвета и одним темно-красным просветом без звездочек, на левом рукаве шинели имелся угловой шеврон трех цветов флага Российской Федерации. Обут был в хромовые сапоги, на голове — фуражка защитного цвета с кокардой. На офицере была портупея, имевшая два плечевых ремня, перекрещивающихся на спине. Справа на ремне висела кобура, но она пустовала. На вид ему было лет под сорок. Немного уставшее, но гладко выбритое лицо, говорило, что он многое повидал в своей жизни, особенно это выдавали морщинки у глаз. По выражению лица невозможно было определить ход его мыслей. Но глаза были живые, внимательно изучающие все, что происходило вокруг него.

По тому, как офицер взглянул на выходящего из кустов незнакомца, Олег понял, что вести переговоры придется с умным человеком, которого на мякине не проведешь.

— Вы?! — воскликнул Кожемяка, неожидавший увидеть Олега. — И вы здесь очутились? А где Николай Тимофеевич? Что вокруг нас происходит? Вы понимаете хоть что-нибудь?

— Не волнуйтесь, Павел. Разберемся. С кем имею честь общаться? — Уваров остановив Кожемяку жестом, обратился к его спутнику, понимая, что именно он из этих двоих, является сейчас старшим парламентером.

— Капитан Невзоров Борис Иванович. Вооруженные Силы Юга России. — представился офицер, немного наклонив голову в приветствии и в свою очередь спросил. — Я смотрю, вы знакомы. Окажите мне честь, представьтесь, пожалуйста.

— Подполковник Уваров Олег Васильевич. Вчера еще был Вооруженных Сил Украины. А сегодня — Рабоче-Крестьянской Красной Армии. Что будет завтра, одному господу богу известно.

— Я так и понял, что вы офицер, по вашей выправке и оценивающему взгляду. Хотя такую форму вижу впервые. Ну-с, господа, что мы будем делать?

— Я предлагаю сначала разобраться в наших с вами отношениях, а затем определиться в дальнейших действиях. — предложил Уваров.

— Я согласен. Тоже считаю необходимым расставить все точки над "і". - согласился Невзоров. — Со слов вашего знакомого, которого мы вместе с другими, имели честь взять в плен, я понял, что вы попали сюда из будущего. Хотя мне кажется это полным бредом. Но увиденное мною сегодня меняет мое мнение.

— А я думаю, что на ваше мнение, больше повлияли те два артиллерийских снаряда, накрывших ваших пулеметчиков. — вставил свое слово Кожемяка. — А не наши автомобили, не наши одежды и тем более подбитый советский бомбардировщик, лежащий в болоте. Олег Васильевич, они еще немца, летчика в плен взяли. Тот утверждает, что из сорок первого года сюда попал!

Уваров увидел, что на эти слова его современника, Невзоров немного занервничал, но старается не подавать вида. Он сам, находясь здесь почти целый день, до конца еще ничего не понял, что уж говорить о людях, живших в начале двадцатого века.

— Господин капитан, — обратился Олег к Невзорову. — Чтобы доходчивее объяснить вам сложившуюся ситуацию, хотел бы вас сначала спросить. Какой день у вас был вчера? Дата по летоисчислению от рождества Христова и где вы находились?

— Если вам угодно знать, то извольте… сентября одна тысяча девятьсот девятнадцатого года. Мы следовали с обозом от реки Припять на Киев, немного заблудились и застряли возле этого озера. А сегодня ночью произошло землетрясение и это фантастическое свечение. Такое ощущение, что мир перевернулся.

— Вы совершенно правы, уважаемый Борис Иванович. Мир действительно перевернулся. Произошло пока непонятное для нас природное явление. Загадку которого, нам вместе придется решать. — стал обоим разъяснять Уваров. — Мы вместе с Павлом и его знакомыми, еще вчера также находились в августе, но две тысячи девятого года. И как это не парадоксально, на берегу этого же озера. Но я вам скажу еще интересную новость. Здесь, сегодня, я со своими друзьями, встретил людей из тысяча девятьсот сорок первого года, тоже из августа и тоже находящихся вчера на берегу данного озера. Если нас из двадцать первого века всего одиннадцать человек, то из сорок первого, около двухсот, с автомобильной техникой, с артиллерией и минометами. А вас сколько?

— Чуть больше семидесяти. — мрачно ответил Невзоров.

— У них нет артиллерии, только четыре пулемета "Максим". - добавил Кожемяка, при этом белогвардеец недовольно окинул его взглядом.

— Проведенной нами разведкой было установлено, что озеро каким-то чудом было перенесено из Припятских лесов в неизвестные нам пока горы. — продолжал Уваров. — Если вы успели заметить, то по периметру леса выросла стена из земли и камня…

— Да. Я заметил. И горы тоже видел. — подтвердил Невзоров. — Что вы этим хотите сказать?

— А то, что это не стена. Наверху находится большое горное плато, внутри которого котлован, где мы с вами со всех сторон зажаты возле этого чертового озера как в каменном мешке. Если мы все отсюда хотим выбраться живыми, то нам необходимо действовать сообща. В противном случае, мы просто вас уничтожим.

Невзоров посмотрел на Уварова прищуренным взглядом и затем спросил:

— А почему вы решили, что именно вы нас, а не мы вас?

— Вы же профессионал, господин капитан. Прекрасно понимаете, что на таком закрытом пространстве, мы, имея артиллерию, буквально за несколько минут не оставим от вашего обоза никого в живых. У нас больше солдат и многие из них вооружены автоматическим оружием. Кстати, хочу заметить, что это бойцы Рабоче-Крестьянской Красной Армии, ваши вчерашние враги, хотя и из сорок первого года…

— А почему вы все время говорите, что "МЫ", вы ведь сами не из сорок первого года?

— Волею судьбы и стечением обстоятельств я стал командиром этого отряда. Эти люди доверили мне свои судьбы, поэтому я беру на себя всю ответственность за них.

— А если они узнают, что мы с вами их враги, они нас не уничтожат? — интересовался Невзоров. В его вопросах не чувствовался праздный интерес. Он как настоящий офицер заботился о безопасности своих подчиненных.

— Я тоже считаю этот вопрос важным. Но, во-первых. Сейчас нас объединяет беда, что с нами случилась, а не политические разногласия. Во-вторых. Люди из сорок первого года, хотя их и возглавляют большевики, воюют не с вами — сторонниками русского царя или Временного правительства, а с немецкими фашистами, напавшими на СССР или Россию, как вам будет угодно. И, в-третьих, если вы сами не будете их провоцировать, вас никто не тронет. Это я могу вам обещать.

— Выходит не добили мы германца, снова на Русь полез. — высказал свои мысли в слух Невзоров. Потом, уже совершенно другим тоном, смотря прямо в глаза Уварову, спросил. — Я уже допрашивал ваших современников, но не поверил им. Скажите мне, что сталось с Россией, после девятнадцатого года? Это важно для меня и моих людей!

— Ваша армия Юга России, возглавляемая сначала генералом Деникиным, а затем генералом Врангелем, после неудачного похода на Москву, была разбита в Крыму, в двадцатом году. Гражданская война закончилась в двадцать втором, после разгрома Колчака в Сибири и японцев на Дальнем востоке. Власть в стране захватили большевики с начала во главе с Лениным, а затем со Сталиным. В двадцать втором году образовалось новое государство Союз Советских Социалистических Республик. В тридцать третьем году власть в Германии захватили фашисты во главе с Гитлером, вам об этом лучше пленный немецкий летчик расскажет. В сорок первом они напали на СССР. Война шла четыре года и в сорок пятом закончилась нашей победой. Затем СССР просуществовал до девяносто первого года и власть коммунистов пала. СССР развалился на несколько независимых государств. Россия стала демократической страной. Кстати, ваш шеврон на левом рукаве, такой же, как и флаг современной нам России. Озеро, объединившее всех нас, в наше время находилось на территории нового государства Украина. Где я и получил звание подполковника. Что могу еще вам сказать? Идеи ваши в современной нам России победили. Правда, царя нет. Большевики канули в лету. Вот, вкратце и все.

— Спасибо. Значить не зря погибали мои современники. Поднялась все-таки Россия-матушка! — успокоился Невзоров. Затем повернувшись к кустам за его спиной, сделал несколько раз отмашку правой рукой. По его команде, из кустов вышло несколько человек, одетых как терские казаки и солдаты в шинелях с винтовками в руках.

Уваров не успел даже сделать какое-либо движение, как из-за его спины выскочили Бажин, Долматов, а также несколько пограничников и красноармейцев, направивших свое оружие на противника.

И только один Кожемяка оказался как бы между молотом и наковальней. Он замер на месте, ожидая выстрелов спереди и сзади.

— Отставить! Не стрелять! — почти одновременно скомандовали Уваров и Невзоров.

Невзоров, показывая своим людям, что достигнут мир, протянул руку Олегу для рукопожатия и произнес:

— Я верю вам, господин подполковник. Почту за честь служить под вашим командованием. Но мне необходимо время, чтобы все объяснить своим людям. Кроме того, у нас в обозе имеются раненые, срочно нуждающиеся в помощи. У меня только один санитар и одна сестра милосердия. Лекарств практически нет. Не могли ли вы оказать им посильную помощь? Это послужит примером для наших людей. Кстати у нас пропал один казак, не у вас ли он? Сегодня я уже потерял троих людей. Считаю, что нет смысла дальше проливать русскую кровь. Предлагаю прекращение огня.

Против прекращения огня никто не возражал. Было договорено, что Уваров дает одного связиста с телефонным аппаратом, который протянет линию в лагерь белогвардейцев, а Кожемяка на своем "Лексусе" отвезет назад в лагерь Уварова, а затем вернется к Невзорову с врачом и медикаментами. Границы между двумя лагерями были установлены по существующему месту нахождения постов. Также договорились не мешать друг другу брать воду из озера и вести строительство временного жилья. Узнав, что в лагере Уварова есть священник, Невзоров попросил его приехать, чтобы похоронить погибших сегодняшним днем. Связь договорились держать по телефону, а о дальнейших действиях договориться с завтрашнего утра. Если конечно не будет каких-либо изменений. Каждая из сторон обязалась первой не открывать огонь и способствовать его немедленному прекращению в случае случайного выстрела.

Когда все разошлись, Бажин тихо спросил у Уварова:

— Товарищ подполковник, так откуда здесь белые? Они что, за немцев воюют или в наше время попали? Чудеса какие-то!

— Не знаю, в какое мы с вами время попали, старший лейтенант. Но мне почему-то кажется, что не в свое и не в их. А за немцев здесь уже никто не воюет. Да и против тоже.

— Это как это?

— Вечером в блиндаже, соберем совещание всех командиров. Будем во всем разбираться. А пока, оставьте небольшой пост возле телефона. Пошлите одного связиста протянуть связь к белым в лагерь. Остальных, всех в наш лагерь. Ужинать и отдыхать. Позвоните Бондареву, что я приеду на чужом автомобиле. Все.

Пока Уваров разговаривал с Бажиным, подъехал на "Лексусе" Кожемяка.

— Садитесь, товарищ подполковник. Мигом домчимся. Да и поговорить надо. — тихо добавил он.

Пока Бажин отдавал команды, Уваров сел в машину, приказав Долматову выдвигаться в лагерь вместе с другими пограничниками. В лагерь ехали на "Лексусе" вдвоем, Уваров и Кожемяка.

— Олег Васильевич, я ни хрена не понимаю, что происходит! Вчера, после нашей встречи, мы "загудели" хорошо, утром просыпаюсь, голова трещит, вся земля ходуном ходит, все в отключке, короче — бой в Крыму, все в дыму. — пользуясь моментом, Кожемяка старался быстро все рассказать. — Как туман спал, смотрим, а вокруг всадники, окружили нас, стволы и шашки в нас понаставили. Короче, всех мужиков связали, а девчонок чуть не перетрахали, хорошо этот капитан Невзоров вступился. Умный мужик. Настоящий царский офицер. Это мы уже потом, из разговоров поняли, что они белые из девятнадцатого года. В лесу они еще на летчика немецкого наткнулись, он одного из казаков ранил, но и они его тоже. Повязали…

— Это все потом, Павел, — перебил его Уваров. — Ты мне скажи, сколько их, какое вооружение, на что способны? Короче, все, что должен знать военный человек о противнике.

Кожемяка, немного снизил скорость автомобиля, чтобы была возможность один на один рассказать все, что он знает. Автомобиль медленно пробирался по дорожке сквозь кусты.

— Значит, так. Потому, что я заметил, всего их человек семьдесят — семьдесят пять. Не соврал, капитан. Кстати, он у них самый главный. Из них человек двенадцать — пятнадцать раненые, лежали на телегах. Кавалеристов — человек тридцать, все на лошадях, даже запасные есть. Все кавалеристы — казаки. Командует ими ротмистр, фамилию не смог узнать. Но крутой. Постоянно спорят с капитаном, вроде они в одном звании. Казаки охраняют какой-то ценный груз, но не говорят. Остальные, пехота и обозники. Офицеров, четыре человека, остальные — простые казаки и солдаты. Есть еще гражданских человек десять, четыре женщины и два ребенка, остальные мужики. Из вооружения, у всех трехлинейки Мосина или карабины, у многих есть револьверы, четыре пулемета "Максим". Видел гранаты в ящиках и другое оружие, прикрытое холстиной в телеге, но посмотреть конкретно, не удалось. Часовой сказал, что это они у красных отбили. Вообще, они как звери, особенно казаки, люто большевиков ненавидят, видно не мало им горя принесли. Чуть всех нас не порезали, а девчонок уже разложили для этого дела, но Невзоров вмешался. Вот они и погрызлись с ротмистром. Мой шеф и голландец в "ауте", ни хрена не понимают, что-то пробовали возникать, но когда по голове получили прикладами, сразу же утихли. Из разговоров, я понял, что это белые из девятнадцатого года, преследовали большевиков, отступающих из Киева, захватили их обоз, затем возвращались назад, но заблудились. Дисциплина у них так себе, солдаты постоянно грызутся с казаками. Два выстрела из пушки остудили их, а то они хотели вас всех порубать. Сейчас немного затихли. Но не верьте им. Могут обмануть. Наших отпустить отказались, оставили в заложниках. Ротмистр сказал, что если вечером не вернусь, он всем самолично горло перережет. А на вид, благородный, из дворян. Вот, сука какая…

— Хорошо, Паша, спасибо. — поблагодарил Кожемяку Уваров. — Подъезжаем к лагерю. Сделай вид, что ты меня не знаешь и вообще видишь впервые, понял? Так надо!

— Так точно, понял, товарищ подполковник!

Когда "Лексус" въехал на территорию лагеря, его обступили люди, впервые увидевшие такой автомобиль. Уваров приказал Кожемяке оставаться в машине, также дал распоряжение подскочившему к нему Григорову, чтобы тот приставил к машине двух часовых, с заданием никого не подпускать без приказа. С плато уже спустились Николай с сыном и другими красноармейцами. Лагерь готовился к ужину. Начинало садиться солнце.

В горах вообще быстро светлеет и темнеет. Вроде бы только солнце начинает вставать, раз и кругом светло. Также и вечером, только солнце начинает садиться, раз и темно. А на такой высоте и холодает быстрее. Не чему греть. Солнце ушло.

Олег срочно приказал позвать в блиндаж Николая с Максом и Яниса. Часовым, почему-то вызвался быть сам Синяков, отослав охранявшего блиндаж пограничника на ужин. Олег сначала возразил, но тот уверил его, что он все понимает и не даст мешать совещаться их группе.

— Ребята, мы хрен знает, где и хрен знает, что с нами будет! — начал Олег.

— Сами это понимаем. Что конкретное предлагаешь? — оборвал его Николай.

— Да. Говорите быстрее, а то у меня больных много. Мне некогда. — поддержал Антоненко Баюлис. Док есть док.

Недоуменно посмотрев в сторону врача, Уваров сначала опешил, но потом подумав, продолжил:

— Значить так. У меня четыре версии. Первая. Мы в нашем времени и все "эти", попали к нам. Тогда нам главное дожить до завтра и сдать их всех нашим современникам ментам или копам, пускай сами разбираются. Вторая. Мы все попали в сорок первый год. Тогда нам надо играть роль энкаведэшников и организовывать партизанский отряд. Что с этого получится, сам не знаю. Третья. Мы попали в одна тысяча девятнадцатый год. В гражданскую войну между белыми и красными. Кто и чью сторону примет, это уже вам, братцы, самим решать. Лично я пойду к красным. По крайней мере, они в этой войне победят. Есть еще четвертая версия, самая плохая. Нас всех, вместе взятых, забросило куда-то, неизвестно, на хрен, куда. Или в прошлое или в будущее. Тогда нам всем надо объединяться, чтобы выжить. Иначе, все здесь сдохнем, как собаки.

— Есть еще пятая версия. — дополнил его Максим. — Нас могло закинуть и на другую планету. Инопланетяне постарались, судя по сооружению в центре озера. Но, правда, я в это мало верю.

— Ладно, сейчас пока ничего не понятно, решим все завтра. Утро вечера мудренее. — остановил всех Уваров. — Янис Людвигович. Я с беляками договорился. Надо направить к ним врача с медикаментами и священника. Подготовьтесь, пожалуйста. Можете взять медсестру. Со священником я переговорю. Вас ждет "Лексус". Без моего распоряжения не уезжать.

— Хорошо. Я буду готов через десять минут. Священника я сам найду. — спокойно ответил Баюлис и вышел из блиндажа. Для него было одинаково кого лечить, белых или красных. Главное, что это были люди, наши люди.

— Максим. Позови, пожалуйста, лейтенанта-артиллериста Григорова и его старшего сержанта Левченко. Поговорить надо. — попросил Уваров Макса. Когда тот вышел, он обратился к Николаю:

— Коля! Чтобы здесь не произошло, но наших здесь очень мало. Нас четверо, да еще семеро вчерашних, из них только два бойца — твой Лешка да Кожемяка, остальные не в счет. Нам срочно нужно собирать под нас людей, иначе всех нас здесь перебьют, если заворушка будет. А бунт возможен, если народ узнает все. Остановить будет тяжело.

— Что ты предлагаешь, конкретно?

— Конкретно. Заняться вербовкой. Со всех сторон. Чем больше мы людей от красных или белых завербуем, тем больше шансов у нас выжить. Ты меня понял?

— Понять-то, я тебя понял, но как это сделать? — непонимающе посмотрел на друга Антоненко. — Олег, если ты знаешь как, то и возглавляй это дело!

— Хорошо. Но дай мне слово, чтобы я не делал, поддерживать меня и других под это направлять?

— Хоп. Хорошо. Даю. А что делать-то?

— Сейчас узнаешь…

— Разрешите? — в блиндаж спустился Максим, за ним шли Григоров и Левченко.

— Товарищ подполковник! Лейтенант Григоров и старший сержант Левченко, по вашему приказанию, прибыли! — доложили Олегу прибывшие.

— Садитесь, товарищи, в ногах правды нет. — пригласил их Уваров. Он, в этот момент, был сама доброжелательность.

Когда все рассаживались, Уваров подал знак Антоненко-старшему, чтобы тот сел возле Левченко, а Макс расположился рядом с Григоровым. На входе в блиндаж замер Синяков. Оглядевшись по сторонам, Олег заметил на лежанке, вещи захваченного в плен казака, которые ранее принес сюда Долматов. Недалеко от них возле стены, немного прикрытый одеялом, лежал РД Николая. "Макс прикрыл. Хорошо, если никто из чужих в нем не рылся. Хотя Долматов мог и посмотреть. Однако промолчал. Значит, потом скажет". - подумал Олег.

— Товарищ старший сержант, — обратился Уваров к Левченко. — А, я ведь знаю, кто вы. Знаю, из каких мест и почему так себя вели, когда пленного казака привели…

При этих словах Уварова, Левченко сначала замер, затем попытался приподняться, но был остановлен, приставленным ему к спине стволом пистолета ТТ, который держал в руках Николай. Григоров сидел не шелохнувшись. Ствол СВДешки Максима, как бы невзначай, был направлен в его сторону.

— Не делайте глупостей, Левченко. Это вам не поможет. Сначала успокойтесь и поймите, наконец, что я вам не враг, а друг. — остановил старшего сержанта Уваров.

— Что теперь со мной будет, товарищ капитан госбезопасности, трибунал и расстреляют? — спросил с поникшей головой Левченко.

Удивительное дело, врагов убивал налево и направо, никого не боялся, а сейчас… Сейчас, Григорий как-то сник. Против кого здесь воевать, против советской власти? Всех не перебьешь, только своих людей зря погубишь. К немцам он не пойдет, русский он. К брату идти, но там тоже могут не принять, что теперь делать? Вот так и мается славянская душа! Против внешних врагов, все герои, а против своей власти, голову поднять боятся!

— Григорий Васильевич! Я знаю, что вы из терских казаков и скрыли это, когда призывались в армию. Знаю, что на вас донес в особый отдел армии кто-то из ваших подчиненных, про якобы вашу антисоветскую деятельность. Даже знаю то, что пленный казак очень похож на вашего родственника… — после минутной паузы, Уваров продолжил. — Но, не смотря на это, я вам гарантирую, что трибунала и расстрела не будет. Если вы, конечно, поверите мне и сделаете все, что я вам скажу…

— Что я должен сделать. — отчужденного произнес Левченко.

Григоров, в это время, смотрел на происходящее вокруг него с ничего не понимающим взглядом. Точно также ничего не понимал и сидящий рядом с ним Максим, но все ровно держал того на прицеле.

— Я вам сейчас все объясню. Вы, наверное, заметили, что сегодня утром стало не так как вчера. Изменилась природа, обстановка, да и люди.

— Да, заметил. Черти что произошло! Я уже думаю, не попали ли мы к черту на кулички!

— От части вы правы. Могу сказать вам одно. Да и вам, товарищ лейтенант. — обратился Уваров к Левченко и Григорову. — От того, как вы сейчас себя поведете, зависит вся ваша дальнейшая жизнь. Ничего скрывать от вас я не буду. Сейчас вы находитесь не в одна тысяча девятьсот сорок первом году. Да и мы тоже.

— А где? — невольно одновременно вырвалось у Левченко с Григоровым.

— Мы сами точно не знаем. Но одно могу сказать с уверенностью, что не в том времени, что вы были вчера. Это точно. Здесь точно нет Советского Союза. Нет НКВД, нет товарищей Сталина и Берия, нет военного трибунала. Нет войны… Никого здесь нет, кроме тех, кто в нашем лагере и на том берегу. Мира нашего и земли нашей здесь нет…

От такого известия Левченко с Григоровым открыли рты:

— А, а… Э…это, что же… Вы не работники НКВД, получается? А кто же тогда?

— Мы из вашего будущего. Все здесь сидящие. Плюс доктор еще. И на том берегу, еще человек семь. Произошел перенес во времени, по непонятным для нас, пока причинам. Сюда перенесло людей из разных эпох…

— Так, а что теперь будет? С вами и с нами?

— Если вы умные люди, а я думаю, что умные, то мы, все вместе, должны объединиться и найди выход из этой ситуации. Вот вам моя рука. Это в знак нашего понимания и дружбы. — Уваров протянул руку Левченко. Тот, ничего до конца не понимая, машинально пожал ее. Олег также протянул руку и Григорову. Лейтенант сначала посмотрел на Уварова, но увидя, что Левченко пожал тому руку, сделал то же самое.

— А как же все остальные? — обратился Левченко к Уварову. — И как нам теперь к вам обращаться?

— Остальным мы все расскажем, но чуть позже. Обращаться к нам можете как и раньше, по армейским званиям и по именам. Тем более, что в своем времени, мы такие звания заслужили. Это правда. Ваши люди вам полностью доверяют? Можете ли вы на них положиться?

— Сейчас, с точной уверенностью ничего сказать не могу. — ответил за обоих Левченко. — Но думаю, что да. Доверяют.

— Чтобы вы сами мне больше доверяли. — снова обратился Олег к Левченко. — Отдаю вам вещи, принадлежащие вашей семье.

С этими словами Уваров передал Левченко все оружие и амуницию, изъятые у пленного казака. Увидев кинжал, Левченко осторожно взял его в руки, потом нежно поцеловал в рукоять, на которой под большой буквой "Л", была небольшая цифра "1".

Видя такое отношение со стороны Левченко к вещам возможного родственника, Уваров проговорил:

— Могу вам дать надежду, Григорий Васильевич. Те люди, на той стороне озера, они действительно из одна тысяча девятнадцатого года и все служили в армии Деникина, у белогвардейцев, так что это может быть ваш брат. Разрешаю вам навестить его в госпитале. Но до завтрашнего утра никому и ничего не говорите. Надеюсь, что вы поддержите нас. А теперь можете идти. И ничего не бойтесь. Максим, проводи товарищей.

Левченко, встав с лежанки, немного задержался, глядя Уварову в глаза:

— Спасибо вам, товарищ подполковник. Мне плевать в какое время я попал. Главное для меня, что я нашел своего брата, родную кровинушку. Знайте, чтобы не случилось, я на вашей стороне.

— И я тоже — следом за ним взволнованно произнес Григоров. Его щеки горели, было видно, что парень очень волнуется.

Когда Левченко, Григоров и Макс вышли из блиндажа, в него забежал Синяков.

— Я все слышал! Возьмите меня к себе. Я вам пригожусь, Олег Васильевич! Николай Тимофеевич!

— Что вы слышали? Куда вас взять? — непонимающе посмотрели на Синякова, Уваров и Антоненко.

— Я уже понял, что мы попали в другое время и что здесь нет того, что было там и вчера. Я также догадался, что вы не капитан госбезопасности, как и все остальные. Вы не из нашего времени. Но это уже не важно. Мне на это наплевать! Я хочу разобраться во всем и вырваться отсюда! А без вас, мне этого не сделать. Никому не сделать. Только все перебьют друг друга с дури, если узнают, что над ними советской власти нет. — скороговоркой, запинаясь проговорил Синяков и, немного помедлив, завершил. — Я готов принять ваше командование. Располагайте мною.

Не ожидая такого поворота, Олег с Николаем переглянулись.

— Хорошо. Поступаете в распоряжение Николая Тимофеевича. Будете его правой рукой. А сейчас, соберите в блиндаж всех оставшихся в лагере командиров. На совещание. Идите. — отдал распоряжение Уваров.

Когда обрадованный Синяков выскочил из блиндажа, Олег повернулся к Николаю:

— Вот так, Коля! Люди сами к нам идут. Так что, работай в этом направлении. Первый завербованный у тебя уже есть. Сейчас наша задача всех остальных привлечь на нашу сторону.

Не успели Уваров с Антоненко выйти из блиндажа, как к ним подбежал Дулевич:

— Товарищ подполковник! Это, что же получается, мы с белыми из девятнадцатого года воевали? Ну, дела! Вот это мы попали! Они на связь, по телефону, вышли! Капитан их, вас к аппарату требует!

— Хорошо, товарищ старший лейтенант. Я с ними переговорю. А вы перенесите все телефоны в этот блиндаж, он штабом нашим будет.

Когда Олег взял трубку, то услышал голос Невзорова. Последний сообщил, что ситуация, в которую они попали, обсуждена со всеми офицерами, есть различные мнения и поэтому, принятие решения было отложено на утро. Он по-прежнему гарантировал прекращение огня. Снова попросил прислать врача и священника. Уваров пообещал ему, но с условием, что в их лагерь передаются все задержанные сегодня. Еще раз предупредил, что откроет артиллерийский огонь, если с ними что-либо произойдет.

Отдав трубку связисту, Олег обернулся и увидел, что возле "Лексуса" его ждут Баюлис с одной из медсестер и священник.

— Олег Васильевич, мы готовы в путь, на помощь людям. — сообщил ему Баюлис. — Мы с Варенькой набрали бинтов и лекарств. Я думаю, для них на первое время хватит. Однако, я боюсь вирусов и инфекций. Времена-то разные, надо бы карантин какой-никакой организовать. Вот, отец Михаил, хочет с вами переговорить.

К Уварову подошел священник:

— Добрый вечер. Я протоирей Михаил, настоятель Свято-Покровского храма из-под Коростыня.

— Подполковник Уваров Олег Васильевич. Скажите, отец Михаил, а почему вы в своем храме не остались? Насколько я знаю, немцы священослужителей не трогают?

— Нет моего храма, сын мой. Нет храма и села нет. Бои сильные были. Возле храма, наши артиллерийскую батарею расположили, вот и разбомбили ее антихристы вместе с храмом, а заодно и с селом. Иду теперь, куда глаза глядят, утешаю людей в их страданиях…

— Отец Михаил, вы, наверное, уже поняли, что мы с вами попали из нашего мира в иной мир. Не объясните мне, за что господь бог на нас обиделся и так наказал?

— Господь ни на кого не обижается, сын мой. Он только посылает испытания нам, грешным, чтобы закалить нас и веру нашу укрепить. Праведен Господь во всех путях своих и благ во всех делах своих. Верь в господа нашего, сын мой, душу и веру свою укрепи, тогда поможет он тебе.

— Я надеюсь, на лучшее и уповаю на Господа. Отец Михаил, у меня к вам просьба. На том берегу, такие же люди русские, православные, ждут помощи от вас. Отпеть и похоронить погибших просят. Но есть один нюас. Не из нашего времени они, а из девятнадцатого года, из гражданской войны. Белые они. Скажите им, что мы зла никому не желаем и отсюда только вместе выбраться сможем.

Отец Михаил пристально посмотрел на Уварова, затем погладил рукой бороду и крест, перекрестился и произнес:

— У господа нашего все люди одинаковы, все — дети божьи. А если они православные, то все ровно из какого времени, главное, чтобы в бога верили. Отправляй нас, сын мой. Да поможет нам всем Господь Бог! Аминь…

Священник перекрестил всех, кто находился рядом и сел на переднее сиденье, рядом с Кожемяка, который за все это время так и не вышел с машины. Баюлис помог своей помощнице сесть сзади рядом с собой.

— Павел. Когда врач и священник закончат там все свои дела. Забираешь своих и моих, всех, а также свои машины и едете сюда. Я с капитаном Невзоровым договорился. Если не будут отпускать, открою огонь из орудий. Так им и передай. Все. Езжай. — проинструктировал Уваров Кожемяка.

За это время, в лагерь вернулись группы Бажина и Попова, оставив на постах только дозорных. В лагере было построено несколько больших и теплых землянок, в которых из пустых бочек соорудили подобие печек-"буржуек" и люди уже грелись возле них. Утомленные за этот безумный день и уставшие от работы, они отдыхали. Женщин поселили отдельно от мужчин, чтобы всем было спокойнее. Возле полевой кухни шла раздача ужина. Синяков, подойдя к Уварову, доложил, что все командиры собраны возле блиндажа. Все уже знали, что на том берегу, белогвардейцы из девятнадцатого года, поэтому настроения были разные, но никто пока своих мыслей вслух не высказывал.

Первым к Уварову подошел политрук Жидков:

— Товарищ подполковник, как это понимать? Вы ведете переговоры с нашими классовыми врагами! Надо немедленно открыть огонь и их уничтожить!

У Николая зачесались кулаки и ему очень захотелось сходу двинуть этому борцу с врагами народа в морду, но усилием воли он сдержался, спрятав их в карманы бушлата.

— А почему вы решили за всех, политрук? Вы что у нас тут, царь и бог, чтобы решать, кого казнить, а кого миловать? Давайте пройдем в блиндаж. Там все и обсудим. — ответил комиссару Уваров.

Блиндаж был довольно вместительным, так что всем хватило места. Когда все расселись на лежанках, Уваров внимательно оглядел присутствующих и объявил о том, что уже практическим всем было известно. О природном катаклизме и переносе в другую местность, а также о переносе в другое время. Только в какое именно, не известно. Рассказал о белых из девятнадцатого года, с того берега и о разговоре с капитаном Невзоровым. Изложил все версии, выдвинутые ранее с друзьями. Правда, умолчал, что сам из две тысячи девятого года. В блиндаже наступила тишина. Люди сидели с каменными лицами, каждый думал о своем. Кто о жизни, кто о смерти, кто о своей семье, оставленной там, в другом времени…

Первым тишину прервал капитан Бондарев:

— Что вы нам предлагаете? Лично я считаю, что необходимо сохранить наш полк как боевую единицу. Где бы мы не оказались, если мы разбредемся, то нас могут уничтожить, а если будем вместе, то возможно и выживем…

— Вы правильно говорите, Игорь Саввич. Только вместе мы сможем здесь выжить. Но, что мы будем делать с другими, не из сорок первого года? — спросил его Антоненко. Николай уже немного привык к тому, что их перенесло во времени и в силу своего характера, был готов ко всему. Рядом с ним находилась родная душа, сын Максим, ближе которого у него не было ни там, в две тысячи девятом, ни здесь. Это немного успокаивало.

— Беляков, в расход, а остальных можно и оставить. — предложил Жидков.

— А если тебя в расход, а остальных оставить? А, политрук? Согласен умереть за советскую власть, но не там, в сорок первом, а здесь, в черт знает каком году? — перебил его Дулевич. — Гражданская война давно закончилась. Многие белые офицеры сейчас в Красной Армии служат. А если среди них твой родственник какой-нибудь оказался, что, тоже его в расход? Никто не виноват, что так получилось. Сейчас, о другом думать надо, как из этой дыры наверх выбраться. Холодина вон, какая и еда скоро кончится.

При словах о родственниках из прошлого, Максим Антоненко и Андрей Григоров, сидевшие рядом, одновременно посмотрели друг на друга, вспомнив про Левченко с его братом.

— При таких темпах вырубки деревьев для отопления землянок и приготовления пищи, леса нам максимум на две недели хватит, не больше. — вставил свое слово старший лейтенант Коваленко, занимавшийся весь этот день строительством и обустройством лагеря.

— Если еще кормить и других, то продуктов на три, максимум четыре дня… — дополнил начальник склада Ярцев. — Если конечно, у них своих нет. Да и животных кормить почти не чем. Всю траву под корень выедают…

— А как бы нам назад, домой вернуться? — спросил всех Попов. — Ведь фашисты там, на Москву прут, нам их бить надо!

При словах о войне, все ожили, начали предлагать различные варианты развития событий, один фантастичнее другого. Только тройка из будущего сидела молча, да еще Синяков с Григоровым.

Уваров поймал на себе пристальный взгляд особиста, который будто бы предлагал ему самому рассказать, что он и его друзья не из сорок первого года, а из будущего и не ждать, пока это сделает Синяков. Понимая, что дальше тянуть время нет смысла, правильно это или нет, но Олег решился:

— Товарищи командиры. Попрошу тишины. То, что я вам сейчас скажу, очень важно. Не принимайте сразу скоропалительных решений. Помните, что вы сейчас не в Припятских лесах и не в сорок первом году, а в другом месте и возможно времени. — выждав паузу, Уваров продолжил. — Могу всех вас успокоить. Немцы Москву не возьмут и вообще эту войну проиграют, правда она будет долгой и кровопролитной. Советский Союз победит Германию. Мы возьмем Берлин. День Победы 9 мая сорок пятого года…

— А откуда вы это знаете, Олег Васильевич? Вы что, провидец? — поинтересовался Бондарев. Он уже начал не доверять появившемуся ниоткуда капитану госбезопасности или как его по-настоящему. — Честно говоря, меня начинают терзать смутные сомнения в отношении вас. Одежда у вас и ваших спутников странная, оружие другое и говорите вы по-другому. Словечки такие иногда бросаете, что не всем понятно. Ваши товарищи ранее говорили, что вы якобы из другого времени. Это что, легенда такая или правда?

Поняв, что обратной дороги уже не будет, Уваров ответил:

— Это правда, товарищ капитан. Я и мои товарищи, не работники НКВД и мы не из сорок первого года, как вы. Мы из две тысячи девятого. Но мы, также как и вы, военные, но из армии будущего. Кроме нас четверых, есть еще из нашего времени семь человек. Они на том берегу, у белых. Одного из них вы уже видели и машину его видели. Ведь таких автомобилей в вашем времени нет, не правда ли?

Все, кроме Синякова и Григорова, бывшие уже в курсе, сидели молча. После первой новости, вторая тоже была интересная, но правда с меньшим впечатляющим эффектом. После первой, все последующие связанные с ней новости, воспринимались как круги от брошенного в воду камня. Как что-то само собой разумеющееся и неизбежное. Уже не было той реакции окружающих, когда Антоненко с сыном и Баюлисом допрашивали первый раз, утром, сразу же после задержания.

В тишине раздался голос Бажина:

— Товарищ подполковник. Можно так вас называть? Если вы из нашего будущего, то скажите, что стало с обороной Киева и местом где мы были вчера?

— Да, товарищ старший лейтенант. Я действительно имею воинское звание подполковник, но в своем времени. Так что, можете ко мне обращаться по этому званию, если желаете, конечно. Насколько я помню историю, Киев немцы захватили в конце сентября 1941 года. В этом районе у них была крупная группировка войск, которую затем переправили на другой берег Днепра, где они впоследствии окружили и взяли в плен почти все войска Юго-Западного фронта. Детали я, конечно, не помню. Но в этой местности, вы неизбежно были бы обнаружены и уничтожены, так как здесь была большая концентрация войск противника. Больше, к сожалению, об этом я ничего сказать не могу.

— Выходит, что нас сюда кто-то или что-то перенесло, чтобы от плена или смерти спасти! Ну и дела! — сделал вывод Бажин.

— Если вы до конца нам не верите, то могу продемонстрировать видеозапись места, где мы сейчас с вами находимся. — предложил всем вставший рядом с Уваровым Антоненко-старший. Он вытащил из кармана бушлата свой мобильник с большим экраном и запустил запись, стараясь показать ее всем присутствующим. Тоже сделал и Максим, показывая запись на своем телефоне сидящим рядом Григорову и Попову.

Никогда не видевшие такого чуда техники, люди из сорок первого года были поражены миниатюрностью камеры и особенно увиденной в цвете картинкой.

— Это что же, мы здесь в котловане сидим как в отхожей яме! Да мы тут все подохнем через месяц от голода или друг друга жрать начнем! — заволновался Коваленко. — Это пока бойцы наши всего не знают, а как узнают, тогда только держись!

— Вот поэтому мы с вами здесь и собрались, чтобы решить как выйти из этой ситуации. — Уваров постарался успокоить начинающих нервничать командиров Красной Армии. — Но для начала надо решить вопрос о руководстве. Я, как вы понимаете, теперь не могу вами командовать, так как из другого времени. У вас есть свой командир полка и начальник штаба. Так что, принимайте решение сами.

Не успели присутствующие в блиндаже командиры из сорок первого года сообразить, что от них требуется, как поднялся Синяков:

— Мое предложение такое. Поскольку Олег Васильевич имеет воинское звание подполковник, он старше, чем все здесь присутствующие командиры, а также показал сегодня умение командовать в трудной ситуации, я предлагаю оставить командование за ним. Лично я готов ему подчиняться, полностью.

Видя такую реакцию чекиста, вслед за ним встал и Григоров:

— И я готов.

— Я тоже не против. — поддержал их Бажин. — И думаю, что мои пограничники возражать не будут.

— Вы, товарищи Синяков и Бажин, можете вопрос подчинения решать самостоятельно. Вы не в штате нашего стрелкового полка. — резко проговорил Бондарев. — А вы, лейтенант Григоров, числитесь в нашем полку. Полк, как боевая единица, еще существует, хотя и в другом мире. Поэтому подчиняетесь командиру полка подполковнику Климович и мне, как начальнику штаба. Так что, сядьте, пожалуйста. Мы еще ничего не решили.

Снова в блиндаже наступила тишина. От возникшего напряжения даже фитиль лампы начал волноваться. Вдруг раздался негромкий кашель и затем тихое всхлипывание. Все обернулись на эти звуки. Немного в сторонке, на нарах-лежанке, сидел начальник склада Ярцев и почти беззвучно плакал.

— Никита Савельевич, что случилось? Почему вы плачете? Вам плохо? — все бросились к нему. Из присутствующих, он был самым старшим по возрасту, да и не военным, а гражданским, мирным человеком. Немного отдышавшись, достав свой огромный платок и вытерев лицо, Ярцев произнес:

— Да, ребятки! Плохо мне и страшно! Плохо от того, что не увижу я теперь родной Киев, женушку свою, детей и внуков родненьких… Да, ладно, я… Я уже старый, жизнь прожил, плохо или хорошо, не мне решать, это богу решать, куда меня отправить в рай али в ад. А каково вам, молодым? Жить бы еще да жить! А страшно мне от того, что не о спасении общем вы здесь печетесь, а власть делите, кто главный из вас. Да какая разница, кто главный! Главное, людей отсюда, из этой адовой ямы, освободить! Вы о себе только думаете, а кто о стариках, женщинах и детях малых думать будет? Вот что страшно…

Все замолчали, пристыженные этим пожилым человеком, сказавшим правду. Не тем они занимаются, ох, не тем!

Громко прокашлявшись, поднялся Дулевич:

— Раз уж такое положение сложилось, то нам сообща надо думать и по-быстрее. Действительно, не о себе думать, а и о других тоже. Да еще на той стороне белые имеются. Они нам подчиняться, точно не будут. У них свои командиры есть. Я предлагаю совет избрать. Из всех старших командиров от каждой из сторон.

— Насколько я знаю, у белых есть четыре офицера, но только два старших. Капитан Невзоров и еще ротмистр, но фамилию пока не знаю. — сообщил всем Уваров. — А предложение создать совет я поддерживаю. Но он должен быть малым. Если будет большим, одна говорильня получится, а дела никакого. Поверьте мне, в нашем времени это очень сильно распространено.

— Я предлагаю в этот совет включить вашего командира полка подполковника Климовича и подполковника Уварова с нашей стороны. От белых, если конечно согласятся, капитана Невзорова. — предложил Антоненко-старший. — В случае, если надо сильно подумать, то и остальных подключать.

— Какой совет?! У нас воинское подразделение, а не какое-то территориальное гражданское общество! Единоначалие должно быть! — возразил всем политрук Жидков. — Кроме нашего командира полка, я никого не признаю. Коммунисты и комсомольцы нашего полка также самозванцев не признают, а тем более белогвардейцев!

— Остыньте, пожалуйста, Юрий Львович! Мы не на партийном собрании. — осадил того Бондарев.

Прошло еще некоторое время в обсуждении сложившегося положения. Жидкова поддержал только командир роты Коваленко. Наконец приняли решение, что обсуждение вопроса об общем командовании перенести на утро. Сложилось три стороны. С одной стороны был полк под командованием Климовича и Бондарева, с другой Уваров со своими современниками, а также примкнувшие к нему Синяков и Бажин с пограничниками. Еще на том берегу были белогвардейцы. Как они себя поведут, не известно. Блиндаж пока решили оставить для Уварова с его людьми.

Когда все вышли наружу, стояла холодная ночь. Только на черном небе светились яркие звезды и плыла большая луна, отражаясь в зеркале озера в центре котлована. Было слышно как наверху, на плато, завывал ветер, но здесь он практически не ощущался. Посередине озера, по-прежнему возвышался искусственный остров с грандиозным сооружением. От верхушки столба исходил голубоватый свет, отражавшийся в воде и уходящий в глубину. "Надо туда завтра попасть и посмотреть все повнимательнее". - подумал Олег.

— Олег, пошли, перекусим. Нас Бажин со старшиной приглашают. А то каша стынет. С утра во рту маковой росинки не было. — позвал его Николай. — Макс пошел к новым знакомцам, к Григорову с Левченко. А мы, к погранцам. Как ни как, одна служба, НКВД, хоть и в разное время.

Действительно, за этот день они съели только по бутерброду и то, ранним утром. Всё нервы, нервы… Только сейчас Уваров почувствовал как живот заурчав, прилип к спине. Голод не тетка, голодный солдат не боец…

Когда они вернулись в блиндаж, по телефону позвонил Баюлис, сообщив, что все нормально и они приедут утром. Раненых он уже осмотрел и оказал посильную медицинскую помощь. Один из тяжелораненых скончался. Хоронить погибших и умершего будут завтра утром. Отец Михаил проводит разъяснительную работу с солдатами и казаками, люди они набожные, ему, как священнику, верят. Отношение к ним нормальное, так что переживать за них пока не надо. С современниками тоже все нормально, правда, "новый украинец" Слащенко с голландцем — "никакие", до сих пор в себя прийти не могут от того, что они здесь "простые смертные" и уже без копейки за душой.

После ужина, все улеглись спать, предварительно сменив часовых на постах. На бога надейся, а сам не плошай.

Олег вышел из блиндажа по своим делам, живой человек, в конце-то концов… По всему лагерю горели небольшие костры, возле них сидели дежурные. Тихо похрапывали лошади и глубоко вздыхали коровы, стоя в загоне. Кое-где по лагерю пробегали собаки в поисках пищи. На той стороне озера также было тихо, только в темноте были видны огни от разведенных костров.

Проходя по спящему лагерю, возле одного из костров, Уваров увидел щупленького дедка, закутанного в большую солдатскую шинель, с небольшой седой интеллигентной бородкой на подбородке, в старомодных очках на носу и в смешной теплой вязаной шапочке. Он сидел на бревне и безотрывно смотрел в небо, что-то считая про себя.

— Доброй ночи, уважаемый! Что, не нашлось помоложе дежурных? — спросил Олег, подходя к старику.

— Доброй ночи, молодой человек! Бессонница у меня. Вот решил подежурить, а молодые пускай поспят, умаялись они за день. — ответил ему дедок, но присмотревшись, продолжил. — А это вы, товарищ командир. Я к вам целый день хотел попасть на аудиенцию, но не довелось. А тут вы сами подошли. Значит судьба. — старичок привстал. — Позвольте представиться, Левковский Павел Иванович, учитель географии из Овруча. А вас как изволите величать?

— Уваров Олег Васильевич. — тихо произнес Олег и присел на бревно возле старика. Подняв голову к небу, он добавил. — Что вы хотели мне сказать, Павел Иванович?

— Да вот, хотел поделиться с вами своими впечатлениями от сегодняшней ночи и увиденным за этот день. — ответил Левковский. Затем, пододвинувшись поближе к Уварову, заговорщецки произнес. — Интересная история получается, уважаемый Олег Васильевич! Я, конечно же, как и все обитатели нашего лагеря, удивлен, даже осмелюсь вам доложить, шокирован, произошедшим ночью и увиденным днем. Но! Я, как ученый, не просто смотрю на происходящее вокруг меня, а стараюсь понять и изучить это явление.

Уваров посмотрел на этого чудаковатого старичка, которому на вид было под шестьдесят, но он был живым и подвижным, его глаза светились желанием жить и постоянно узнавать что-то новое, интересное. Чувствовалось, что он обладает большим интеллектом.

— Да, да, молодой человек! Не смотрите на меня так, как на выжившего из ума старика. Я не всегда бы учителем в простой школе. Увы, в нашей жизни нет ничего постоянного, всегда что-то происходит и все меняется. Жизнь это эволюция. Я ведь был членом Императорского Русского географического общества! Имел честь преподавать в Санкт-Петербурге, в горном и политехническом институтах… Правда, это еще до революции семнадцатого года…

— А вы что, революцию не приняли? Что ж не остались в институте, а в Овруче, в школе оказались?

— Да нет. Честно говоря, я был согласен со многими идеями большевиков, но не со всеми. Нельзя людей по одной мерке мерить, разные мы все, разные… Когда революция произошла, я ведь с экспедицией на Памире был. Не военный я, а гражданское лицо. Благодаря этому и жив остался. Пока домой добрался, несколько раз чуть не погиб, а сколько раз ограблен был, не сосчитать! Из Петербурга пришлось уехать, голодно там стало, вот с женой и решили вернуться на родину, в Овруч. Так и остались там. Женушка моя, Ольга Леопольдовна, царство ей небесное, умерла в тридцать шестом году. А сынок наш, Дмитрий, еще в гражданскую погиб. Так что, остался я один как перст. Мне ведь уже семьдесят два года, а вот еще живу…

— Для своих лет вы отлично выглядите. Не поделитесь рецептом сохранения молодости?

— Какой тут рецепт… По характеру я ведь шустрый, живчик. Молодым был, на месте усидеть не мог. За свою жизнь всю Россию-матушку объездил. Все по горам да по горам. В Сибири был. На Урале и на Камчатке довелось побывать. Исследовал Тибет, Памир, горы Алтая и Тянь-Шаня. Подвижный образ жизни, постоянный поиск нового и интересного, свежий воздух, простая и здоровая пища. Вот и весь рецепт.

— Извините, Павел Иванович, за нескромный вопрос. — смущаясь, спросил его Уваров, вспомнив вдруг, что в годы его молодости, в армии ходили глупые слухи о том, что среди некоторых среднеазиатских племен был обычай посвящения юношей в мужчину, где якобы посвящаемый обязан был "поиметь" ослицу или козу. — Мне начальник штаба сказал, что вы с козлом путешествуете, зачем он вам, если не секрет?

— Ни какого секрета здесь нет. — серьезно ответил Левковский. — После смерти жены, чтобы как-то развеяться, в тридцать седьмом году я решил поехать попутешествовать на Кавказ. Вот оттуда и привез своего Тимоху. Мне его подарили еще маленьким козленком. Но это не просто козел, а горный козел, тур. Самое выносливое животное в горах. И не только. Он в нашем Овруче почти всех коз осчастливил. Потомство от него здоровое и сильное. Вот хозяйки с козами к нам и бегали. Так что, мы с Тимохой, не голодали. Привык я к нему, как к члену своей семьи и кормильцу. А когда немцы пришли, решил я уйди к младшему брату своему, Петру, он в Чернигове живет, ну и Тимоху взял, не оставлять же его одного. Он умный, все понимает.

— Понятно. Извините за отступление. А с какими своими исследованиями вы хотели со мной поделиться?

— Ах, да, совсем забыл! Склероз, наверное, будь он не ладен! Хотя, раньше на память не жаловался… Так вот, любезный мой Олег Васильевич! То, что с нами произошло, напомнило мне одну легенду, услышанную мною ранее, еще в горах Тянь-Шаня. Мы были там в экспедиции, в одна тысяча девятом году. Старик местный рассказывал, что он потомок людей, сошедших в те горы с небес. И действительно, в том селении он выделялся своей внешностью от других местных жителей, был выше их ростом, со светлой кожей и большими серыми глазами. Больше похож на европейца, чем на киргиза. Даже вспомнил несколько слов на непонятном для всех языке. Так вот. Этот старик рассказал, что в их роду существовало предание о том, как они оказались в этой местности. Жил их народ далеко отсюда, на каком-то большом острове, со всех сторон окруженном соленой водой, наверное, в море или в океане. В одну из ночей, земля под ногами затряслась, вода вокруг острова куда-то исчезла, обнажив дно, ударил голубой свет с неба и все пропало. Когда очнулись, то оказались на берегу озера высоко в горах. Часть людей от холода и голода умерла, а выжившие спустились в долину, где и начали новую жизнь. Но это было давно, за несколько веков до его рождения. А было тому сказателю на момент нашей встречи, лет сто, а может быть и больше. Его народ с местными не очень-то уживался, так и жил отдельно. И только несколько семей решились жить с другими народами, в том числе и его прародители. Остальные со временем вымерли. Мы потом ходили в горы, искали место, указанное старцем, откуда они спустились в долину. И знаете, нашли! — глаза Левковского еще больше оживились, было видно, что его охватили воспоминания, вернувшие в молодость и в познание какой-то тайны. — Сначала нашли остатки древних зданий небольшого селения, полностью изготовленные из крупных обтесанных камней. Ни кто из местных, так не строил свои дома и другие строения. Это была совершенно другая технология и не известная для коренных народов. Когда мы поднялись выше, то среди горных вершин нашли плато с таким же котлованом, на дне которого находилось озеро с большим содержанием соли. И что удивительно, посередине озера возвышался такой же остров, как и здесь! Правда, без этих плит и столба. Недалеко от котлована, на одной из скальных плит, мы обнаружили клиновидные надписи и пиктограммы. Даже зарисовали их. В последствии пытались их расшифровать, но безуспешно. Все наши записи и отчеты о проведении экспедиции были сданы в географическое общество. Но после войны и революции, куда они пропали, мне не известно. Столько лет прошло, а я словно в молодость вернулся. Вот бы поближе рассмотреть это сооружение!

— Ничего, Павел Иванович, завтра попытаемся ваше желание удовлетворить. Сам хочу посмотреть на это творение, непонятно чьих рук. — успокоил его Олег. Снова посмотрев на звездное небо, он обратился к Левковскому. — А у вас есть предположение, куда мы все попали? Мы сегодня с начальником штаба попытались по компасу определить стороны света, но у нас ничего не получилось, стрелки компаса крутятся как юла, по их расположению ничего нельзя понять. По солнцу и часам определиться также невозможно, у всех часы показывают разное время. Я сейчас пытался найти Полярную звезду или Южный Крест, но не нашел. Возможно хоть как-то определить где мы находимся?

— Ну почему не возможно?! Возможно! Если мы конечно не на другой планете! — шуткой ответил старик. — Я уже приблизительно определил. Могу вас точно заверить, что мы на планете Земля. Звездное небо немного смещено, не такое как в нашем северном полушарии, но в принципе, почти все созвездия видны, как и у нас. Поскольку не видно ни Полярной звезды, ни Южного Креста, отсюда вывод, что мы где-то в районе экватора, но где именно не знаю. Ведь Полярная звезда видна только в северном полушарии, а Южный Крест в южном. Отсюда определиться пока трудно. Надо наверх выбраться, тогда я точнее скажу. Ведь широта определяется углом от горизонта до Полярной звезды или Южного Креста. Могу вам сказать, молодой человек, что север находится там, а юг в той стороне. Это я еще днем по солнцу определил. — Левковский указал рукой по направлению предполагаемых им сторон света. Затем, прокашлявшись, добавил. — То, что компас не работает, это свидетельствует о том, что мы находимся в районе магнитной аномалии или здесь большие залежи железных руд, которые и притягивают магнитную стрелку. Все это очень похоже на то, что я видел в горах Тянь-Шаня. Там тоже была аномальная сейсмически активная зона, да и на Камчатке похожая.

— Вы хотите сказать, что нас сюда перенесло как тот народ из легенды? Но это же бред, мистика какая-то…

— Вполне может быть. Я этого не исключаю. Магнитная аномалия негативным образом влияет на здоровье и психику людей. Но факты, упрямая вещь. Ведь вы здесь, а не как вчера, в Припятских лесах! Это не галлюцинации, а реальность!

— У вас есть более точное предположение?

— Есть несколько вариантов. Но мне необходимо подняться наверх, чтобы все исследовать, тогда я вам более определенно скажу. Идите спать, Олег Васильевич, завтра у нас будет трудный день.

Озадаченный тем, что они оказались в районе экватора, но, по крайней мере на Земле, Уваров поднялся, попрощался с Левковским и пошел спать в блиндаж. Сразу не смог уснуть. Только сейчас, когда суматошный день остался позади и наступила тихая, но холодная и звездная ночь, он по-настоящему понял весь ужас произошедшего с ним и его друзьями. Если они попали сюда из своего мира, то нет никакой вероятности возврата назад! А может быть есть? Кто может ему это все объяснить? Я здесь, а там, во вчерашнем мире, остались жена и дочь, как они будут жить без меня? И самое главное, на что! Все посчитают их, Олега и его друзей, пропавшими без вести. Ведь тел то, не найдут! Нет тела, нет убийства или смерти! Как там правильно говорят правозащитники? Если так, то, по крайней мере, на мою пенсию рассчитывать смогут. А работа? А черт с этой работой! Все ровно увольняться хотел. Осталось одно утешение, что они на Земле, если конечно старик не ошибся. Ладно, спать, завтра разберемся…

Глава 8

Максим проснулся от чьего-то громкого кашля и звонкого лая небольшой рыжей собачонки, крутившейся вчера весь вечер под ногами. Немного болела голова от недосыпания и нехватки кислорода.

Вчера он подружился с Андреем Григоровым, лейтенантом, командиром артиллерийской батареи сорокопяток. Весь вечер и полночи они проговорили, сидя у костра, возле свежевырытой землянки артиллеристов.

Ровесникам, обоим по девятнадцать лет, есть о чем поговорить. Макс рассказывал Андрею о победе над немцами, о том, что произошло со страной после войны и о своей жизни в двадцать первом веке. Андрей делился с ним своим небольшим, но уже суровым военным опытом. Ему все было интересно. Рассказы Макса о новых автомобилях, самолетах, кораблях, о телевидении, о космосе и, конечно же, о компьютерах с интернетом, просто заворожили Андрея. Он никак не мог поверить, что это все появиться еще при его жизни. Андрей уже начал мечтать, но одного случайного взгляда на излучающий голубоватый свет искусственный остров посередине озера, хватило для того, чтобы вернуть его в реальность. Ничего того, о чем рассказывает Максим, он не увидит. И никто из них этого не увидит. Судьба сделала свой выбор, соединив их и отправив подальше от такого красивого будущего. Грустно. Мечты так и остались мечтами. Но жить то надо. Договорились держаться вместе и помогать друг другу. С этим и пошли спать в землянку.

Зевая и потягиваясь, наскоро накинув на плечи бушлат, Максим вышел из землянки. Рядом с немецким бронетранспортером, стояли знакомые ему автомобили "Лексус" и "Форд". Песик Ной неистово лаял и бросался, пытаясь испугать, на стоящих рядом с машинами незнакомых ему людей. Успокоил собачонку только немец Ганс Штольке, вышедший из землянки вслед за Максом. Он взял песика на руки и стал его гладить, что-то ласково говоря по-немецки. Почувствовав ласку, Ной успокоился и принялся облизывать руки немцу.

Подойдя к вновь прибывшим, Максим поздоровался с ними. Увидев его, люди обрадовались ему как старому знакомому. В этой группе находились предприниматель Слащенко, голландец ван Лейден, пожилой водитель Емельяненко и бывший подчиненный отца Нечипоренко. Им выдали солдатские шинели и даже новенькие пилотки.

Видя, что нет Кожемяки и двух девушек, Максим спросил о них у Нечипоренко.

— Павла, Николай Тимофеевич забрал на совещание, а девушек к женщинам отвели, а то вчера у казачков не сладко им пришлось. Да и нам также, до сих пор все дергаемся. Нервы не к черту. — ответил ему Нечипоренко, закутываясь в шинель.

От него Максим узнал, что утром, белогвардейцы все же отпустили его современников в другой лагерь на обоих автомобилях. У них остался только священник. Немецкий летчик сам отказался ехать и попросил оставить его у них, мотивируя тем, что русские солдаты из сорок первого года могут его просто сразу же пристрелить, что было близко к истине. Также с ними приехал и Баюлис с санитаркой Варей.

Подошедший старший сержант Левченко предложил всем пройти к кухне и позавтракать. Максиму он сообщил, что командир полка Климович пришел в сознание и ему уже лучше. Климович собрал всех командиров к себе на совещание. Максима лейтенант Григоров просил не будить, чтобы он выспался.

— А как у вас с братом? — осторожно спросил старшего сержанта Максим. — Наладили контакт?

— Да, все хорошо. — улыбнулся Левченко. — Сначала он меня не принял. Думал, что обманываю его. Но когда показал оба кинжала, рассказал о нашем детстве и других семейных тайнах, то признал. Не может поверить, что я, младший брат, а теперь старше его по годам. Плохо ему стало, когда я рассказал о нашей дальнейшей жизни, уже при советской власти, о его жене, детях и родителях наших. Порывался даже убить командиров и особенно комиссара, но я успокоил его. Время-то другое и люди, что здесь с нами находятся, ни в чем не виноваты. Вроде бы успокоился. А доктор ваш, молодец, операцию ему хорошо сделал, пулю вынул и рану зашил. Лекарства хорошие дал. Сказал, что брат скоро поправится, только надо с гор побыстрее спуститься, а то здесь всем плохо становиться.

— Что дальше делать собираетесь, у нас останетесь или с братом к белым уйдете? — поинтересовался Максим.

— Степан просит его к своим отвезти. Земляки там наши есть. Вот хочу у командира полка отпроситься на время. Разрешит, как думаешь? — неуверенно спросил Максима Левченко. После событий вчерашнего дня и встречи с братом, у него исчезла жесткость в словах и в движениях, появилось какое-то второе дыхание и интерес к жизни, человек будто заново родился, стал мягче и добрее.

— На счет вашего командира полка я сказать не могу, но Олег Васильевич, сто процентов бы разрешил. Держитесь за него, он вас всегда поддержит, да и мы с отцом тоже. — успокоил Максим.

Пока обитатели лагеря завтракали, в землянке, где находился командир полка, шел серьезный разговор. Присутствовали все командиры и наши современники, включая Баюлиса, временно оставившего раненых на санитаров. Новость о том, что плененные вчера и возникший из ниоткуда капитан госбезопасности, оказались людьми из будущего, не особо произвела впечатление на Климовича, он уже был готов к этому. О том, что на другом берегу озера находятся белогвардейцы из девятнадцатого года, также не сильно взволновала командира полка. Против создания совета в составе: его, Уварова и Невзорова, Климович также не возражал, даже поддержал эту идею. Сейчас собравшихся волновали только три вопроса: реакция своих подчиненных на новые условия жизни, как объединиться с белогвардейцами и каким образом выбраться из котлована, чтобы затем спуститься с гор. За последний вопрос больше всех волновался Баюлис, объявивший, что уже сейчас появились простуженные и больные, жизнь которых под угрозой, если немедленно не спустить их с такой высоты.

— Ночью температура ниже нуля, а днем выше пяти градусов тепла не поднимается. Такой перепад температур способствует простудным заболеваниям. В воздухе почти вдвое меньше кислорода, чем на равнине, где мы раньше все жили, поэтому любое, даже незначительное усилие быстро утомляет людей. У многих уже появились признаки горной болезни: сильнейшие головные боли, рвота, бессонница, снизилась способность концентрироваться и замедлилась реакция. Если в таких условиях мы пробудем еще неделю, то потеряем большую половину людей. В первую очередь умрут раненные, старики, дети и женщины. — закончил он свое пылкое выступление.

Антоненко-старший показал Климовичу с мобильного телефона видеозапись долины с окружавшими горами и котлован с озером на дне. Пересмотрев запись несколько раз, Алексей Аркадьевич немного задумался. Да, самих людей на веревках и по приставным лестницам поднять можно, большой сложности в этом нет. Но людям надо как-то передвигаться, что-то есть, чем-то защищаться от холода и возможных нападений, значить надо поднимать наверх лошадей, другую живность, топливо, снаряжение, оружие и боеприпасы. Можно построить платформы и на них поднимать груз. Но строительство займет много времени, а его у них мало. Думать, надо быстрее думать. Эти соображения Климович высказал всем и попросил высказать свои мысли.

— Товарищ подполковник, а давайте взорвем край этого котлована, земля осыпится вниз, вот и дорога наверх нам будет. У нас ведь есть четыре ящика взрывчатки, каждый ящик это двадцать пять кило. Правда взрывателей нет. — предложил начальник штаба Бондарев. — Видел я раньше, как в карьерах щебень добывают. Сначала взрывают, а потом выбирают. Нам также нужно сделать.

— Это хорошая идея. Но один большой взрыв нельзя делать. Мы в горах, от такого взрыва и взрывной волны могут образоваться лавины, а также сель. Тогда нас всех здесь накроет и заживо похоронит. — добавил Уваров. — Надо делать не один большой, а несколько малых взрывов и правильно их рассчитать. Сверху и сбоку. А для подрыва взрывчатки, взрыватели мы сделаем. Диверсанты, мы или нет! Есть у вас в полку саперы?

— Саперов-то найдем. Только вот надо подумать, что бы земля как попало не падала, а так, как нам нужно. — ответил Климович. — Надо будет снизу изгородь из деревьев сделать, чтобы грунт не сыпался в разные стороны. К работам надо приступать сейчас же. Времени нет.

— Товарищ подполковник. А что мы с людьми делать будем? Объяснить же всю ситуацию надо. Да и белые на той стороне, я думаю, что отсиживаться не будут. — вступил в разговор политрук Жидков.

— А так все и объясним, как есть. Правду от людей скрывать нельзя. Любое промедление в этом, играет против нас. Надеюсь, что наши люди все поймут. Тем более уже все догадались, что произошло. Дальше нечего тянуть кота за хвост. Вот после завтрака и объявим. — решил Климович. — Люди с того берега, я думаю, тоже в стороне не останутся. Тем более переговоры уже с ними велись…

Не успел командир полка закончить фразу, как с другого берега озера раздался винтовочный залп. Все схватились за оружие и выскочили из землянки. Климович приказал вынесли его наружу, но Баюлис запротестовал, ссылаясь на то, что швы на ране могут разойтись. Командир пообещал, что будет вести себя осторожно и тем более, надо будет своим людям объявить о сегодняшнем решении, а этого он не доверит ни кому. Баюлис сдался.

Двое бойцов аккуратно вынесли из землянки своего командира. К нему подбежал Дулевич:

— Товарищ подполковник, капитан Невзоров по телефону перезвонил, попросил извинения, что не предупредил. Это они прощальный залп давали над могилами погибших. Попросил разрешения прибыть к нам на переговоры вместе со своими офицерами.

— Хорошо. Мы с ними встретимся, но позднее. Пускай пока подождут. — пояснил Климович. — А, сейчас надо с нашими людьми переговорить. Откройте борта у того грузовика и поднимите меня в кузов. Объявите общий сбор возле него.

Весть о том, что эти выстрелы не обозначали нападение, быстро облетела лагерь и немного успокоила людей. К грузовику с командиром полка, сидящему на пустых ящиках в открытом кузове, стали собираться бойцы и беженцы. Многие уже догадывались, зачем их собирают и давно ждали этого момента. Между бойцами бегали мальчишки-детдомовцы, но уже не так резво как в первый день. И у них оказались, энергия и молодой задор не безграничны.

Климович попросил подняться на грузовик Уварова и Бондарева. Остальные командиры встали среди своих бойцов. Отдельной групкой возле кабины грузовика расположились артиллеристы Григорова с примкнувшим к ним Максимом со своими современниками. С другой стороны грузовика стояли пограничники Бажина и Николай Антоненко. Синяков, как бы незаметно, забрался в кузов ЗИС-5 с зенитными пулеметами.

Когда Бондарев доложил командиру, что весь полк в сборе, Климович поднялся, опираясь на помогавшему ему Уварова. Дождавшись, когда смолкнут голоса и наступит тишина, он произнес:

— Товарищи, все вы знаете, что произошло. Пока непонятное нам природное явление, которое перенесло нас из Припятских лесов в неизвестные горы. Более того, здесь оказались не только мы из сорок первого года, но и люди из нашего с вами будущего, из две тысячи девятого года и из нашего прошлого, из девятнадцатого года. В каком именно времени мы сейчас находимся, никто не знает. Честно вам скажу, что ни я, ни присутствующие здесь командиры, не можем найти этому объяснение. Мы все оказались выдернуты из привычной для нас жизни и брошены в другой мир, пока неизвестный нам. Вернемся ли мы когда-нибудь назад, я не знаю. Никто сейчас этого не знает. Но я знаю одно. Чтобы выжить здесь, нам надо всем объединиться, независимо от того, кто из какого времени и у кого какие взгляды на жизнь. Люди из будущего уже присоединились к нам. Люди из прошлого также согласны это сделать. Все понимают опасность ситуации, если мы останемся внутри этого котлована. Вода из озера уходит, закончатся продукты и лес, может настать зима. Тогда всем смерть. На общем собрании командиров было принято решение выбраться отсюда наверх, а затем, обследовав территорию, спуститься с гор, если это конечно возможно. Вот пока в общих чертах и все. Имеются ли у кого-нибудь вопросы?

— А как мы выбираться то будем, лестницы строить что ли? — раздалось из толпы.

— И лестницы делать тоже. Но больше мы рассчитываем на направленные взрывы, которые обрушат часть котлована, благодаря чему может образоваться дорога наверх. Но для этого надо, начиная с сегодняшнего дня быстро и упорно трудиться. Времени у нас очень мало.

От небольшой группы красноармейцев, державшихся вместе, вышел боец с колоритной внешностью, в котором можно было угадать бывшего уголовника.

— Командир, вопрос можно задать?

— Задавайте. Но в армии нет обращения к командиру "можно", есть "разрешите". И когда обращаетесь к старшему по званию, надо представляться.

— Извиняюсь. Разрешите обратиться. Красноармеец Махончук.

— Обращайтесь.

— Я и мои товарищи интересуются. Если нас сюда перенесло и не известно куда, то получается, что здесь нет того, что было там, еще позавчера, где мы немцам кровь пускали?

— Да. Пока так получается.

— Значиться так. Получается, что нет здесь страны советов, нет чекистов и милиции, нет тюрем и лагерей для зека? Амнистия вышла, свобода полная, так выходит, что ли?

— Свободу я вам полную не обещаю. За кражи, грабежи и насилие будем наказывать, вплоть до расстрела. А в отношении того, что нет милиции, тюрем и лагерей, правда. Нет здесь ни Советского Союза, ни товарища Сталина, ни товарища Берии. Так уж получилось, что здесь нам всем придется начать новую жизнь. Не такую, как была раньше.

— А если я, к примеру, с женщиной по согласию договорился, стрелять не будете?

— Ну, если по согласию, тогда нет. Совет вам да любовь.

— А еще вопрос разрешите?

— Задавайте.

— А если кто-то отделиться захочет. Держать не будете или наказание какое, за это не будет?

— Держать здесь, я никого не собираюсь. Каждый волен по своему усмотрению идти туда, куда он захочет. Наказание за это не будет. Он сам себя жестоко накажет. В этом неизвестном нам мире, мы сможем выжить только сообща, помогая друг другу. Одиночки обречены на смерть. Так что, выбирайте сами свою судьбу.

Боец хмыкнув, потер руки и отошел к своим товарищам.

Бондарев подошел к командиру и шепнул ему на ухо:

— Алексей Аркадьевич, эти не из нашего полка. Прибились к нам по дороге. Наверное, уголовники бывшие. Надо бы за ними присмотреть.

Климович слегка кивнул головой, но ему пришлось тут же отвечать на другой вопрос.

— Товарищ подполковник. Объясните, пожалуйста. Это что, здесь и большевиков нет, и теперь нам комиссара слушать не обязательно? — спросил один из красноармейцев, стоящий недалеко от грузовика.

— Быть членом коммунистической партии большевиков здесь никто заставлять не будет. Я, например, не член партии. Поэтому вопрос о партийности каждый решает для себя сам. Неволить никто никого не будет. А на счет политрука вот, что скажу. Политрук Жидков, прежде всего командир, а затем партийный работник. Поэтому его воинские приказы исполнять необходимо. А ходить или не ходить на партсобрания, это вам уже самим решать. За это никого наказывать не будут. Но разброд и шатание я не допущу.

После этого, людей как прорвало, вопросы сыпались один за другим, Климович, Уваров и Бондарев еле успевали на них отвечать. Спрашивали обо всем, даже когда война закончилась и кто в ней победил. Больше всего людей интересовала возможность возвращения в свое время, их настоящее месторасположение, кто будет руководить общими действиями и кто кому подчиняться. Командиры немного успокоились, бунта не произошло. Люди понимали всю серьезность обстановки, да и в одиночку идти не куда было. Был объявлен состав временного совета, против кандидатур руководителей, никто не возражал, вот только капитана Невзорова, из белогвардейцев, никто не знал, но учитывая то, что там больше семидесяти человек, особых возражений не было. Был назначен новый комендант лагеря с комендантским взводом, в обязанность которых было вменено следить за порядком в лагере и его охраной. Эта роль досталась старшему лейтенанту Бажину и его пограничникам. Комендантский взвод был усилен надежными бойцами из роты Попова. Сам Попов назначен помощником коменданта. Нашлись три сапера умеющих обращаться с взрывчаткой. Также подобралась бригада плотников, которую возглавил сержант Овчаренко, бывший ранее бригадиром на стройке. За строительство дороги назначили ответственным старшего лейтенанта Коваленко. Разведку возглавил Николай Антоненко, включивший в свое подразделение своих современников Кожемяка и Нечипоренко, особиста Синякова, а также выделенных ему Бажиным младшего сержанта Юрченко и еще одного пограничника Аксенова, охотника-сибиряка. Он хотел взять к себе и Максима, но тот попросился остаться с артиллеристами Григорова. Попов выделил в разведку пулеметчика Нефедова и своего снайпера бурята Будаева, которому Левченко, вместо его трехлинейки, подарил за отличную стрельбу немецкую снайперку, найденную в бронетранспортере. Также в группу разведки были включены и конные разведчики, сержант Семенов со своим напарником. Медицинскую службу по всеобщему одобрению возглавил Баюлис, успевший заслужить уважение всех за свою заботу о людях. Обязанности по обеспечению лагеря продовольствием и теплом добровольно взял на себя начальник склада Ярцев. Под его команду поступали практически все гражданские и часть красноармейцев, не способные участвовать в строительстве дороги. Ответственным за связь остался Дулевич. Ему, вместе с радистами, удалось настроить рации и теперь можно было свободно вести переговоры, не протягивая телефонный кабель. Григоров попросил Дулевича также настроить рацию и в бронетранспортере.

После собрания вся строительная бригада Коваленко вместе с разведчиками Антоненко, Синяковым, Бондаревым и саперами направилась к краю котлована, где вчера группа Николая нашла удобное место для подъема. Максима, отец отослал за Уазиком, а то с этими разборками, совсем забыли про свою машину. Макс пригласил Андрея пройтись с ним и посмотреть на неизвестный для сороковых годов автомобиль.

Командир полка на просьбу Левченко отвезти брата на другой берег, не возражал, а наоборот, поздравил его с этой неожиданной встречей с родным братом, считавшимся погибшим. Из всего того, что случились с ними за эти дни, это был единственный положительный момент. Не было бы счастья, да несчастье помогло. К тому же это еще один повод наладить хорошие отношения с белогвардейцами. Гражданская война была относительно недавно, всего-то двадцать лет назад, но память о ней еще сохранялась у людей, часть из которых принимала в ней непосредственное участие. Новая гражданская война была никому не нужна. Но пока Степан оставался в полевом госпитале у Баюлиса, не разрешавшему ему какие-либо передвижения.

Уваров созвонился с капитаном Невзоровым и они договорились, что их встретит Бажин на старом месте. Привезти всех вызвался Кожемяка. Когда он садился за руль, к нему подошел измученный переживаниями и неожиданными переменами Слащенко:

— Павел, ты бы у меня разрешения спросил. — еле слышно произнес он. — Я ведь хозяин машины, а не ты…

— Игорь Леонидович! Я все прекрасно понимаю, но наша с вами дальнейшая жизнь, сейчас полностью зависит от этих людей, поэтому, я думаю, не стоит создавать конфликтов из-за такой мелочи. К тому же "Лексус" нам скоро придется бросить, бензин кончается, а тот, что здесь имеется, к этому зверю не подходит. Так что, извините. — ответил ему Кожемяка и подогнал автомобиль к ожидавшим его Уварову с Бажиным.

Климовичу после выступления на собрании стало плохо, сказалось большое напряжение командира во время выступления, а также контузия и ранение. Несмотря на возражения Алексея Аркадьевича, по требованию Баюлиса, его отнесли к госпитальной землянке.

* * *

Максим с Андреем быстро нашли УАЗик, замаскированный Уваровым. Автомобиль нисколько не пострадал за это время. Машина понравилась Андрею:

— Вот бы мне такой тягач для орудия. Назад бы снарядные ящики поставить, а расчет в кабину. Потянет он или нет?

— Да он две твоих пушки разом потянет. — усмехнулся Макс и принялся рассказывать о технических характеристиках УАЗика, вспомнив о том, что с середины войны наши солдаты использовали подобные американские автомобили "виллисы", к которым цепляли прицеп, а к нему уже орудие.

— А вместо прицепа передок подойдет? — спросил его Андрей. Сам не веря такой возможности заменить вечно устававших лошадей.

— Конечно, подойдет. Только дышло убрать нужно. Вот с бензином проблема. Жрёт много, да и надолго имеющегося в баке не хватит.

— На складе больше двух тонн бензина есть. Можно заправиться. Нам главное отсюда выбраться да с гор спуститься, а там и на лошадях пойдем.

— А ты научишь меня стрелять из сорокопятки? — попросил Андрея Максим. — Мне с детства хотелось с пушки пострелять. Трудно ли быть наводчиком такого орудия?

— Да там ничего сложного нет. На подготовку наводчика требуется три-четыре дня. Наводчик следит за шкалой барабана, выставляет прицел с учетом упреждения. Вроде все просто, но… Наводчиком может быть не каждый. От него многое требуется — быстрота, аккуратность, даже скрупулезность в действиях, и, главное, хладнокровие. Быстро и точно навести орудие на движущуюся цель, когда вокруг с визгом рвутся снаряды и мины, стучат о щит орудия пули и танки нагло прут на огневую позицию, стреляя на ходу. Неаккуратность или медлительность наводчика дорого обходится расчету. — ответил Андрей. — Знаешь, как нас пехота называет?

— Нет. А как?

— "Прощай, Родина! Ствол длинный, жизнь короткая!" или "Смерть врагу, пиз. ц расчету!".

— А почему так жестко-то?

— А потому, что мы всегда находимся на передовой, в первой линии окопов, рядом с пехотой. Вся наша война — это прямая наводка. Малокалиберные противотанковые пушки эффективны только на дальностях в несколько сотен метров, и у нас очень мало времени на поражение танков до выхода их на позиции. Если с первых выстрелов ты танк не подбил, тогда все, он сам тебя с землей сравняет. Вот поэтому нас так и называют. У меня, за эти два месяца боев, от всей батареи первого состава никого почти не осталось. Да и пополняюсь уже третий раз. А что впереди нас еще ждет, никто не знает…

Они убрали с заднего сиденья собранную впопыхах Уваровым палатку, сложили ее и вместе с брошенными комплектами химзащиты, одеялами и другими вещами положили в багажник. Вот только с надувной лодкой Максим не знал что делать. Спускать ее или нет? Немного поколебавшись, он решительно снял брезентовый тент и сложил его в багажник. Теперь лодку можно было не спускать, а расположить ее сверху, привязав к дугам, что они с Андреем и сделали. Весла были брошены на заднее сиденье.

Максим уже несколько раз встречался в лагере лицом к лицу с Оксаной, но все как-то стеснялся с ней заговорить и познакомиться. Макс считал, что те способы знакомства, используемые его современниками, не подходят к девушкам воспитанным в тридцатые и сороковые года прошлого века. Здесь надо как-то по-другому, но как, он не знал. Пользуясь тем, что сейчас они вдвоем с Андреем, Макс решился узнать о взаимоотношениях между Андреем и Оксаной, а затем уже действовать по обстановке.

— Андрей, можно тебе один нескромный вопрос задать, только ты ответь честно и не обижайся, хорошо?

— Конечно можно, мы ведь теперь друзья. А что случилось? — удивленно спросил его Григоров.

— Да нет, ничего не случилось, — успокоил Максим. — Понимаешь, мне девушка одна в лагере понравилась. Вот хочу с ней познакомиться, а не знаю, как в вашем времени это делали. Не поможешь мне с ней познакомиться?

— Да, пожалуйста! Ничего сложного в этом нет. Подходишь к ней, называешь свое имя и говоришь, что хочешь с ней познакомиться. У нас девушки простые, не барышни какие-нибудь. А что за девушка, если конечно это не секрет?

Максим немного замялся, в своем времени он бы свободно сказал своему другу, какая девушка ему понравилась, но сейчас он не знал, как поведет себя Андрей из сорок первого года. Человек из военного времени, где нервы были на пределе и одно неверно брошенное слово, могло любого заставить схватиться за оружие. Глубоко вздохнув, Макс, спросил:

— Андрей, а какие у тебя взаимоотношения с Оксаной?

— Да никаких! Мы с ней знакомы-то всего два дня! Так это тебе Оксанка понравилась! — довольно сказал Григоров, узнав тайну друга. — Все нормально, я тебя с ней познакомлю. Красивая девушка. У нас все девушки красивые, а у вас?

— У нас, тоже, красивые. Ведь они внучки и правнучки ваших красавиц.

Успокоенный Андреем, Макс порадовался, что все так легко вышло и не надо будет выяснять отношения с новым другом. Дружба дружбой, а любовь любовью…

— Ну что, Андрюха, садись. Прокачу тебя с ветерком.

Сев в машину, Макс попробовал ее завести, но сразу это не получилось. Пришлось немного помучиться, и лишь открыв по больше воздушную заслонку, удалось завести Уазик. "Мы же в горах! А здесь недостаток кислорода, вот он и не заводился с первого раза!" — вспомнил Максим.

Автомобиль без верхнего тента, действительно домчал их до лагеря с ветерком. Оставшиеся в лагере и не ушедшие на строительство дороги красноармейцы, с удивлением рассматривали неизвестный им автомобиль. Больше всех любопытство проявляли, конечно, мальчишки-детдомовцы. Андрей хотел сразу же познакомить Максима с Оксаной, но это им не удалось, она была занята, ухаживала за ранеными. Решили знакомство перенести на вечер, когда будет спокойнее.

Максим с Андреем хотели было пойти помогать строить дорогу, но Уваров, задержал их:

— Побудьте пока в лагере, ребятки. Сейчас к нам капитан Невзоров со своими офицерами приедет на встречу с командиром полка. Мало ли что, надо, чтобы наших побольше было, а то все ушли на строительство.

— Андрей, — обратился он к Григорову. — Приставь бойцов к орудиям. Пусть будут готовы ко всему. Но без команды не стрелять.

— Слушаюсь, товарищ подполковник. — отдав честь, Григоров быстрым шагом пошел к своим артиллеристам.

— Теперь тебе, Максим, задача. — Уваров повернулся к Максу. — Пока Бажин будет их везти от поста до лагеря, ты со своей снайперкой, залезь-ка на хорошее дерево и осмотри весь их берег, чтобы не было лишних непонятных движений. Береженого бог бережет. У них еще сильна ненависть к большевикам. Если что, дай предупредительный выстрел.

— Понял, Олег Васильевич. Будет сделано.

После ухода Макса, Олег осмотрел лагерь. Люди уже стали понемногу обживатся в таких тяжелых условиях. Война войной, а жизнь берет свое, особенно когда в военном лагере имеются женщины. Каждой женщине везде хочется быть женщиной, даже на войне. Выпросив у связистов телефонный кабель и натянув его между деревьями, женщины устроили "постирушки". По всему лагерю были развешены для сушки выстиранные бинты и одежда, как мужская так и женская. Олегу сначала было неловко проходить между женских трусов и лифчиков, но видя, что другие обитатели лагеря воспринимают это спокойно, он тоже успокоился.

Вдруг его кто-то тронул за рукав. Обернувшись, Олег увидел, что рядом с ним стоит ночной знакомый, Павел Иванович Левковский, учитель географии из Овруча. В руках он держал маленький потертый глобус и большую книжку с надписью "БОЛЬШОЙ СОВЕТСКИЙ АТЛАС МИРА. Первый том. 1937 г.".

— Здравствуйте, молодой человек. У меня есть, что вам сообщить и весьма интересное для нас всех…

— Здравствуйте, Павел Иванович. — поздоровался с учителем Олег, но увидев подъезжающий к лагерю "Лексус" с Бажиным и белогвардейцами, быстро ответил ему. — Извините, пожалуйста, к нам гости приближаются. Если хотите, пойдемте с нами. Это будет всем интересно послушать…

Вместе с Бажиным, Кожемяка привез и троих белогвардейских офицеров. Выйдя из автомобиля, они с удивлением рассматривали новые для них грузовые автомобили и антоновский УАЗик. Но особенно их поразил немецкий бронетранспортер, из десантного отделения которого, стоя за пулеметом, гордо выглядывал боец Громыхало.

— Здравия желаю, господин подполковник. — поздоровался с Олегом, подошедший к нему первым и отдавший честь капитан Невзоров. — Действительно, мы с вами бы не справились. Две пушки, минометы и броневик, хоть и немецкий, несколько пулеметов, это большая сила…

— А вы наблюдательны, господин капитан. — здороваясь с ним, ответил Уваров. — Но, я надеюсь, что воевать нам друг с другом больше не прейдёться.

— Я сам этого не хочу. — проговорил Невзоров. — Разрешите представить прибывших со мной офицеров. Это, ротмистр Новицкий Михаил Николаевич и подпоручик Костромин Антон Афанасьевич. К сожалению, прапорщик Ольховский не смог прибыть, болен горной болезнью, как пояснил ваш доктор.

Представленные офицеры, также как и Невзоров, отдали честь Уварову. Причем каждый из них сделал это по-своему.

Ротмистр Новицкий оказался высоким стройным брюнетом, на вид лет тридцать-тридцать пять. На его уставшем, но холеном дворянском лице, были лихо, по-гусарски, закручены небольшие черные усики. Серые глаза смотрели на окружающих пристально, изучающе, в то же время с примесью холодности и пренебрежения. Одет он был в офицерский френч защитного цвета перетянутый портупеей с двумя плечевыми ремнями, бриджи защитного цвета и высокие кавалерийские сапоги. На плечи накинута колокообразная бурка. На голове, одета офицерская фуражка также защитного цвета с кокардой. Честь он отдавал как бы нехотя, по принуждению, но все ровно четко, как настоящий военный.

Подпоручик Костромин был полной противоположностью Новицкого. Небольшого роста, немного полноватый, с круглым лицом и небольшой бородкой-клинышком, которую в его время носили только гражданские чиновники. Несмотря на младшее звание, на вид ему было лет за сорок. Одет он был также как и Невзоров, в офицерскую шинель перетянутую портупеей с двумя плечевыми ремнями и защитного цвета фуражку. Честь старшему по званию отдавал с полусогнутой ладошкой, прижав локоть к туловищу. Сразу бросалось в глаза, что это был гражданский человек, случайно одевший военную форму.

Все трое офицеров, были вооружены револьверами в кобурах, но только у Невзорова и Новицкого были шашки на плечевой портупее.

— Подполковник Уваров Олег Васильевич. — представился в свою очередь Олег. — Со старшим лейтенантом Бажиным и капитаном Кожемяка, я думаю, вы уже успели познакомиться.

В подтверждении этих слов, офицеры молча кивнули головами.

— Хочу вам представить еще одного обитателя нашего лагеря, это Павел Иванович Левковский, учитель географии из Овруча. Кстати, он может нам сообщить, где мы с вами оказались… Я вас правильно понял, Павел Иванович?

— Совершенно верно, уважаемый Олег Васильевич. Я всю прошедшую ночь и сегодняшний день думал о нашем месторасположении, изучал имеющиеся у меня карты и пришел к определенному выводу, который с нетерпением хочу вам всем сообщить. — подтвердил Левковский.

— Павел Иванович! Профессор Левковский! Вы ли это? — воскликнул подпоручик Костромин, подойдя ближе к Левковскому. — Как вы здесь очутились? Помните ли вы меня, уважаемый профессор?

— Если честно, то нет. Не припоминаю. — засмущался Левковский. — Если вам не трудно, напомните мне, пожалуйста, где мы с вами встречались.

— Лет пять назад, еще в четырнадцатом году, в политехническом институте в Санкт-Петербурге, вы нам лекции читали. Я как раз, там, на курсах был. Вы нам тогда еще про свои экспедиции и путешествия рассказывали… На день рождения мы вас пригласили, в группу инженеров, в ресторан… Ну вспомнили?

— Подождите, подождите… Антон, эх, по батюшке забыл, вы ли это? Вы же не военный, а гражданский инженер… Но ведь это было давно… Двадцать семь лет назад! Но ресторан я помню. А как пела там певица, молодая и красивая! Вот склероз, имя ее позабыл… Но вас вспомнил. Вы, правда, батенька, немного подобрели, постарше выглядеть стали, но бородка все та же… Вас в форме и не узнать…

— Для вас господин подпоручик прошло всего пять лет, для профессора Левковского — двадцать семь, а для меня все девяносто пять лет. — то ли в шутку, то ли всерьез, произнес Уваров. — Все это, уважаемые господа было вчера, а сегодня мы все с вами здесь и в одном времени…

— Господин подполковник. А не скажите ли вы мне, где мой казак, захваченный вами в плен? Урядник Левченко Степан. Мои подчиненные волнуются за своего земляка. Пока я не узнаю его судьбу и не переговорю с ним лично, никаких переговоров с вами мы вести не будем. — отчеканил каждое слово ротмистр Новицкий, особенно сделав ударение на последние слова.

— Можете успокоиться, ротмистр. Я как раз хотел пригласить всех вас к нашему командиру полка, подполковнику Климович Алексею Аркадьевичу. Он находится в землянке, вместе с ранеными. Там вы увидите и сможете переговорить со своим терским казаком урядником Степаном Левченко. — спокойно ответил ему Уваров. — Кстати, он встретил у нас своего родного брата.

— Какого брата? — удивленно спросил Новицкий.

— Своего родного младшего брата Григория. Оставшегося дома в станице, когда Степан ушел воевать в вашу армию, еще в девятнадцатом году. Григорий считал его погибшим. Сам он сюда попал из сорок первого года и если бы не этот природный катаклизм, они бы не встретились никогда. Вот такие дела, ротмистр. А теперь думайте, будете ли вы с нами переговоры вести или нет. — пояснил Уваров и не дожидаясь следующей реакции белых офицеров, предложил. — Прошу вас, господа, пройдемте к нашему командиру полка. И вас, уважаемый профессор, также прошу пройти с нами.

После чего Уваров пошел первым по направлению к землянке полевого госпиталя. Следом за ними двинулись и все остальные. Замыкали процессию Бажин и Кожемяка.

Климовича они нашли возле госпитальной землянки, сидящим на снарядных ящиках. Санитар как раз делал ему перевязку раненой ноги. Возле него находился и Дулевич.

— Извините, господа офицеры, что приветствую вас сидя. Ранение, будь оно неладно.

Когда все познакомились, командир полка вкратце сообщил вновь прибывшим ситуацию и какие меры уже начали приниматься, чтобы вырваться из котлована. Новицкий снова попросил организовать ему встречу с раненным казаком Левченко, что и было тут же исполнено, благо казак находился в этой землянке. За ним, по просьбе младшего брата Григория, ухаживала Оксана Марченко. Убедившись, что с его подчиненным хорошо обходятся и, пообщавшись с ним, Новицкий вышел из землянки уже с другим мнением о принявших их людях.

Немного переговорив между собой в сторонке, белогвардейцы приняли предложение объединиться для выхода из котлована и дали свое согласие на включение капитана Невзорова во временный совет. Но при условии, что они будут держаться пока отдельно. Также обещали направить людей для строительства подъемной дороги, но предварительно надо было получить согласие подчиненных. Времена то изменились…

После решения организационных вопросов, слово получил Левковский.

— Вот, уважаемый профессор, все готовы выслушать вас. — предложил ему высказаться Уваров.

Левковский прокашлялся и торжественным голосом произнес:

— Господа! Я могу сообщить, где мы с вами оказались. Правда, пока приблизительно, но это более вероятно, чем я думал еще вчера. Если мы находимся на планете Земля, а в чем я абсолютно уверен, звезды не врут, то наше месторасположение это… — тут Левковский медленно окинул взглядом окружающих его офицеров и по слогам добавил. — Юж-на-я А-ме-ри-ка!

— Профессор! Это точно? Ошибки быть не может? Как вы это определили?

— Молодые люди! Я не первый раз в экспедициях и умею ориентироваться по солнцу, луне и звездам. Даже без приборов. Некоторые вычисления и умственные заключения, а также необходимый набор карт, привели меня к этому выводу.

— Павел Иванович! А где в Южной Америке? Она ведь большая! — спросил его Уваров, еще не веря только что услышанному.

— Я вам уже говорил, Олег Васильевич, что мы находимся на Земле. Поскольку ни Полярной звезды, ни Южного креста я ночью не увидел, значить мы где-то в районе экватора. Если взять глобус или карту.. — Левковский поднял маленький глобус перед собой для всеобщего обозрения. — И пройтись по экватору Земли, то горы с такой высотой, а именно выше четырех километров, я знаю, раньше в таких бывал, имеются только в двух местах по экватору: Центральная Африка и Южная Америка.

— Профессор! А почему все-таки Южная Америка, а не Африка? — спросил его Костромин.

— А вы посмотрите вверх, у кого есть бинокль!

Все, подняв головы, посмотрели на небо. За все время, что они находились на новом месте, люди в основном осматривались по сторонам, видя вокруг себя только горы.

В вышине, прямо над их головами, парила огромная птица, размах крыльев которой, не шел ни в какое сравнение со всеми птицами, виденными ими ранее.

— Это андский кондор, относящийся к подотряду американских грифов. Самцы в среднем весят 9-12 кг при размахе крыльев от трех и более, до пяти метров. Хищная птица, падальщик. Он водится только в горах Южной Америки — Андах. В Африке таких нет. У него изумительное зрение, он может с высоты в семь километров разглядеть тело мертвого животного.

— А вы уверены в этом, профессор? Ошибки быть не может?

— Все в руках божьих. Я ведь за свою жизнь много чего повидал и книг прочитал разных немало. Описание андского кондора не раз встречал в книгах. Кроме того, прошу вас обратить внимание на облака. Мы уже знаем, что север находится в той стороне, а юг в другой. — при этом Левковский указал рукой направления на север и на юг. — Плато, на котором мы находимся, расположено строго с юга на север. Горы такой высоты в Африке, находятся на экваторе в районе озера Виктория, на востоке континента. Большинство облаков там идет с запада, со стороны Атлантического океана, с континентальной части, на восток, в сторону Индийского океана, так как горы не дают теплым воздушным массам Индийского океана двигаться на континент. Анды же, расположены на западе Южной Америки. Здесь основная масса облаков расположена, если стать лицом на север, справа от нас, то есть идут они с востока, со стороны Атлантического океана и Амазонской низменности, в сторону Тихого океана, то есть Анд. Так как, в свою очередь Анды, не дают облакам с Тихого океана двигаться на материк. Это так по книгам указано. Лично я в Южной Америке и в Африке никогда не был, поэтому точно утверждать не могу. На какой широте мы находимся, я не скажу, но пока не более пяти градусов на юг или на север. Вот поднимите меня наверх, тогда точно определю по углу между горизонтом и Южным Крестом или Полярной звездой.

— Профессор! А какое хоть здесь время года? А то когда из своего мира сюда попадали, то было лето, август месяц!

— Южная Америка в основном находится в Южном полушарии, поэтому здесь все наоборот. Здесь тропический климат. Когда у нас, в России, зима, то здесь лето, и наоборот. Но, конечно, погода зависит от высоты гор. Лето, сезон дождей, здесь начинается с ноября по март. Зима, в апреле-октябре, это сухой сезон. А август здесь — самый холодный месяц зимы.

— Павел Иванович, а что в этом районе находится? Какие страны?

— Ну, если судить по двадцатому веку. То это Эквадор, Перу, Колумбия и Боливия.

— Ни хрена себе попали! — воскликнул Дулевич. — Одни капиталисты кругом!

— Капиталисты в двадцатом веке остались. А мы попали в совершенно иное время. — добавил своих рассуждений Кожемяка. — Если бы мы были в двадцатом веке или в двадцать первом, то слушали бы радио, мобилки работали бы, или на связь по рации вышли, чтобы помощь вызвать. А так, черт знает где. Или в далеком прошлом или в далеком будущем…

— Не знаю в каком прошлом. — прервал его Уваров. — Но ни раньше, ни при нас, таких сооружений, как в центре озера, ни кто не строил. Это настоящая загадка. Есть у вас какие-либо мысли по этому поводу, Павел Иванович?

— Ну, я точно сказать не могу. Если в нашем будущем такое не строили, то есть у меня одна фантастическая версия. — произнес Левковский. — Вы случайно не знакомы с трудами мадам Блаватской Елены Петровны, с ее "Тайной Доктриной"?

— Это вы о созданном ею теософском обществе и ее оккультных идеях, связанных с наличием высших и низших рас на Земле, которые легли в основу идеологии Гитлера и других фашистов? — поинтересовался Климович.

— Вы не правы, уважаемый Алексей Аркадьевич! — возразил Левковский. — Госпожа Блаватская не имеет никакого отношения к фашистам и их идеологии. Сочинения Елены Петровны Блаватской содержат учение об эволюционном цикле рас, сменяющих друг друга. По Блаватской, на Земле должны одна за другой сменить друг друга семь коренных человеческих рас. Первая коренная раса Земли, по её мнению, состояла из студенистых аморфных существ, вторая обладала "более определённым составом тела" и так далее. Существующие в настоящее время люди представляют собой пятую по счёту коренную расу. По мнению Блаватской, духовные силы человечества в ходе этой эволюции уменьшались, пока не достигли минимума у четвёртой расы, но в настоящий момент они снова увеличиваются по мере движения нашей пятой расы к перерождению в шестую, и далее в седьмую, состоящую из богоподобных людей. А изучение теософии, как утверждала Блаватская, способствует преодолению расовых и религиозных предрассудков.

— Так. А какой же идиот это все построил? — не унимался Дулевич, чем дальше шел разговор на эту тему, тем больше у него становилось вопросов и каждый новый, злее чем предыдущий. — Зачем им так издеваться над нами, что берут кого попало и где попало, а затем собирают всех до кучи и кидают куда попало? Что это за извращенцы такие и с чем их едят?

— Ну, с чем едят, я не знаю, не пробовал. А версия у меня такая, что построили это все представители или третьей расы — лемурийцы, или четвертой расы — атланты. Это вполне было им по силам, так как они обладали очень высокими технологиями. — пояснил Левковский.

— А кто знает, что так оно и было? — не унимался Дулевич.

— Ну, это так, пока одни предположения ученых. — уклончиво ответил Левковский.

— А для чего это сооружение предназначено? — спросил молчавший до этого момента Невзоров.

— Я думаю, что это какая-то подстанция для накопления и выплескивания энергии. Для чего именно, точно не знаю. — продолжал высказывать свои мысли Левковский. — Знаю, что в начале нашего века один ученый в Америке, серб Никола Тесла, строил что-то подобное для выделения электрической энергии из Земли. Даже существует версия, что это он в 1908 году уничтожил Тунгусский метеорит с помощью такой станции и энергии Земли. Но это пока предположения.

— Я тоже читал про это, даже фильм документальный смотрел. В своем времени. — подтвердил Уваров. — Но причем здесь лемурийцы или атланты?

— Может быть, они эти станции для подобного использовали или телепортацией занимались? — спросил у всех Кожемяка. — А может, какие другие инопланетяне это все придумали?

— Точно мы сейчас сказать ничего не может. Это тайна пока не по нашим зубам. — ответил Левковский. — Но мы может сейчас осмотреть этот остров. Если вы, конечно, мне в этом поможете.

Конец дискуссии положил Климович.

— Господа. Давайте вернемся к нашим реалиям. Сейчас меня больше интересует возможность выбраться отсюда и спуститься с гор. Пока мы все здесь не вымерли как мамонты. Кто это соорудил и зачем, потом будем разбираться.

Уваров пригласил прибывших офицеров пройти вместе с ним к месту будущего подъема. Но Невзоров и Новицкий попросили отвезти их в свой лагерь, необходимо было переговорить с подчиненными и организовать их на общие работы. Пойти к месту строительства дороги вызвался только подпоручик Костромин, бывший до войны инженером. Перед расставанием удалось немного решить продовольственный вопрос. Отряд Невзорова, в своем времени, захватил обоз большевиков, в спешке отступающих из Киева. В обозе, кроме оружия и разного барахла, оказались четыре подводы с продовольствием, зерном и мукой. Так что, попавшим из девятнадцатого года, голод пока не грозил. Узнав, что в лагере у Климовича заканчивается хлеб, Невзоров предложил взять у них мешок с мукой для выпечки лепешек. Данное предложение было с благодарностью принято. Так же был решен вопрос о совместном выпасе в лесу лошадей и других животных. В ответ Невзоров попросил привезти в лазарет, к Баюлису, вызвавшему у них большое уважение, своих раненых, так как в лагере белых, для них не было никаких условий, да и доктору будет так легче их осматривать. Решили поместить раненных в отдельную землянку, во избежания получения инфекций, ведь люди то, из разных времен!

За ранеными, Климович отправил грузовик ЗИС-5. Офицеров отвез Кожемяка на "Лексусе".

Глава 9

Когда Уваров вместе с Костроминым выходили из лагеря, к нему подошел Максим:

— Олег Васильевич! Все нормально. Никаких движений. Разрешите и я с вами?

— Максим! Помоги лучше, нашему профессору Левковскому осмотреть остров на озере. Ведь у тебя лодка надувная есть. Осмотри, сфотографируй или зарисуй для нас. Еще наработаешься. — остановил его Уваров, затем повернулся к Костромину. — Пойдемте, Антон Афанасьевич. Посмотрите фронт необходимых работ.

Ну что ж, остров так остров. Это не топором махать на такой высоте!

Уговорив Григорова помочь ему спустить лодку в озеро, а заодно и узнать тайну их перемещения, Максим нашел в лагере Левковского и передал ему распоряжение Уварова. Узнав, что ему разрешают осмотреть остров и дают помощников, старик обрадовался, вновь почувствовав себя руководителем экспедиции, как в былые времена.

Андрей взял себе в помощники своих артиллеристов, Петрушкина и Громыхало, остальные ушли на строительство вместе с Левченко. Вчетвером они быстро сняли лодку с УАЗика, бросив на дно весла и моток веревки (на всякий случай), и понесли ее к озеру, вслед за торопящимся профессором.

Озеро уже уменьшилось почти в два раза и вода постепенно продолжала неизвестно куда убывать. В месте расположения лагеря, до противоположного берега было около двухсот метров. Там где наши друзья вышли на берег, до кромки воды было не менее шестидесяти метров. Причем, на расстоянии чуть больше десяти метров от берега, уходящее вниз дно, резко обрывалось. Высота обрыва была около пяти метров, дальше дно было немного ровнее и постепенно снижаясь, уходило в воду. В воде было видно, что дно озера снова обрывается, но уже в темную глубину. Из этой глубины и возвышался остров. По-прежнему между водой и островом была пустота. Для того, чтобы ее преодолеть, пришлось взять в лодку небольшую самодельную веревочную лестницу с крючком, наскоро связанную красноармейцами.

Чтобы добраться до воды, обитателям обоих лагерей прошлось по открывшемуся дну, проложить несколько деревянных мостков, а там где был обрыв, поставить лестницы.

В отличие от лесных животных и птиц, пропавших еще той, памятной ночью, в озере было полно рыбы. Как красноармейцы, так и белогвардейцы, каждый со своей стороны, пытались ее поймать с помощью самодельных удочек или самодельными рогатинами. Когда это удавалось, то счастливый рыбак хвастался всем своим уловом, получая одобрение как с одной, так и с другой стороны.

— Вот балда! — хлопнул себя по лбу Максим. — У меня же в машине сеть с поплавками и все рыбацкие снасти есть. Надо их раздать. "Нет, чемоданчик открывать не будем. Отец не правильно поймет. Но сеть и сачок для рыбы отдам". - уже про себя подумал он.

Доставкой воды в лагерь в основном занимались женщины, мальчишки и девчонки — детдомовцы и несколько красноармейцев, которые оставались на охране лагеря или не могли участвовать в строительстве. При виде женщин, а особенно молодых, со стороны белогвардейцев раздавались одобрительные возгласы и желание познакомиться. На что, красноармейцы отвечали им, что своих женщин они никому не отдадут. Иногда такие перекрикивания между берегами были в грубой форме, но особой враждебности в них не было, больше шутливости. Чувствовалось, что людям с обоих берегов надоело воевать и хотелось вернуться к нормальной мирной жизни.

Спустив лодку на воду, плыть на ней решили Левковский и Максим. Больше в нее никто не поместился. Впереди сел профессор, а Макс взял в руки весла, отдав свое оружие Григорову. На всякий случай, за лямку лодки привязали веревку, чтобы быстрее вытащить ее на берег. Громыхало и Петрушкин взялись за веревку, а Андрей внимательно смотрел в сторону противоположного берега и на остров, незаметно держа правую руку на своем автомате, висевшем на плече.

— Ну-с, с Богом! — перекрестился Левковский. — Гребите к острову, юноша!

Осторожно гребя веслами, Макс приблизил лодку к острову. Вблизи сооружение имело не такой вид как с берега. Остров возвышался над водной гладью уже на полтора метра. Каждая из восьми его граней, была идеально отполирована и бросала блики на воду. Из какого материала он был изготовлен, понять было не возможно. Точно такими же были и плиты, возвышавшиеся на каждой из сторон. Но по их цвету было видно, что материал другой. Устремившийся в небо четырехгранный столб и расположенные у его подножья четыре большие плиты, были изготовлены из третьего материала, совершенно не похожего на два предыдущих. На столбе и на плитах с внутренней стороны, аккуратно, ровными строчками, были вытесненные пиктограммы.

— Такие же, как и в горах Тянь-Шаня! — радостно воскликнул Левковский. — Подплывайте поближе, Максим, мы его сейчас полностью обследуем!

Но Максим не торопился выполнить просьбу профессора. Он спокойно вытащил свой мобильный телефон и сделал несколько снимков увиденного вблизи. "Эх, батарейка садиться. А у меня зарядки нет. Надо будет у Кожемяки спросить, может у него в машине подзарядить смогу!" — подумал Макс.

— Профессор! Мы ближе подплыть не сможем. Там же пустота! — предупредил Левковского Максим.

Между водой и стенкой конструкции было примерно по полметра пустоты по всему периметру острова. Но вода не падала в эту пустоту, а просто плескалась возле нее, как возле прозрачной стены.

— Это может быть оптический обман! Подплывите поближе! Я рукой попробую! — настаивал Левковский.

Максиму было видно, что в эту минуту Левковский превратился в одержимого человека, он ничего не боялся ради научного познания и готов был рискнуть ради этого даже своей жизнью.

Чем ближе они приближались к невидимой стене, тем отчетливее был слышен тихий гул, напоминающий Максиму характерный гул электрических подстанций в его мире.

— Профессор! Может быть не надо, а то вдруг током ударит! — предостерег Левковского Макс.

— Не бойтесь, молодой человек! Мы уже рядом! — настаивал профессор.

Максим сделал небольшое движение веслами и лодка сама, по инерции, подплыла к невидимой стенке. Максиму захотелось запечатлеть момент пересечения этой стены, и он взял в руки мобилку, но вдруг, когда до стены оставалось буквально несколько сантиметров, его голову пронзила резкая боль, а лодку невидимой силой отбросило назад. Причем не по воде, а над водой, правда, на небольшой высоте. Все это произошло в одну секунду. Никто даже ничего не успел понять. Лодка, с находившимися в ней Левковским и Максимом, отлетела от прозрачной стены на десяток метров и упала в воду. Но никакого электрического разряда не было. Как будто кто-то своей невидимой рукой откинул непрошеных гостей в сторону. При ударе о воду, Левковский с Максом чуть не выпали из лодки. Их спасло только то, что оба схватились друг за друга и упали на дно лодки. Максим при этом выронил мобильный телефон и он, булькнув, быстро исчез в темной глубине озера. Хорошо, что весла были закреплены по бокам лодки, а то уплыли бы и они.

Увидев, что произошло с Максимом и Левковским, Григоров вместе с бойцами, стали быстро выбирать веревку и вытащили лодку из воды.

— Ну, как? Живы? — взволнованно спросил Андрей. — Голова соображает?

— Да вроде бы живы. — тряся головой, ответил Макс. — Башка только трещит и раскалывается. Эх! Мобилку утопил!

— Профессор, что это было? — спросил Левковского Громыхало.

— Точно сказать не могу. Наверное, защита сработала. Электромагнитное поле или еще что-то в этом роде. — приходя в себя, произнес Левковский. — Я подобное раньше ни где не встречал. Теперь мы эти знаки не сможем записать!

— Почему не сможете, профессор! Вот вам мой бинокль, берите лодку и катайтесь вокруг этого острова записывая все, что увидите к себе в тетрадь. — успокоил его Григоров.

— А ведь и правда. Это выход! — уже обрадовано произнес Левковский. Он вылез из лодки и стал прохаживаться, разминая затекшие ноги.

Место Макса в лодке, занял Громыхало. Они вдвоем с Левковским начали медленно кружить вокруг озера. Громыхало сидел на веслах и по приказу профессора направлял движение лодки в нужном направлении, а Левковский, периодически смотря в бинокль, заносил все увиденное в свой блокнот.

Максим, взяв с собой двух красноармейцев, вышел на берег, передал им из УАЗика, сеть с поплавками и сачок для рыбы. Бойцы, увидев такие снасти, обрадовались и быстро побежали к воде.

Когда Макс передавал бойцам рыбацкую сеть, в лагерь приехал грузовик с ранеными белогвардейцами. Вслед за грузовиком пришло и две подводы, тоже с ранеными и гражданскими. Кожемяка, на своем "Лексусе", привез женщин с детьми и мешок с мукой в багажнике. Одна из женщин, оказалась сестрой милосердия, и ее сразу же определили к Баюлису, благо доктор еще вчера встречался с ней и она чувствовала себя немного увереннее. Остальные: раненые, гражданские мужчины, женщины и дети, откровенно, боялись. Ведь вокруг них были вчерашние враги. Хотя и был договор о не нападении, но все же…

Вопреки их опасениям, к ним отнесли понимающе. Всех раненых белогвардейцев расположили в одной землянке. Женщин, определили в женский табор, а детей, в детский. Как ни странно, но никакой вражды не было. Все понимали, что только вместе им удастся выжить. Какая уж тут борьба между белыми и красными… Это все осталось в прошлом…

Только немецкий летчик отказался ехать в другой лагерь, откровенно боясь за свою жизнь. Ведь еще два дня назад он бомбил города этих людей и расстреливал их с воздуха. Такое сразу не забывается.

Воспользовавшись тем, что все находившиеся в лагере были заняты приемом гостей, Максим решился сам познакомиться с Оксаной. Помогая ей переводить раненого в землянку, он произнес:

— Здравствуйте. Меня, Максимом зовут, а вас, Оксаной! Я уже узнал… Я друг Андрея, командира артиллеристов…

— И долго вы не решались ко мне подойти, товарищ лейтенант? Мне о вас, Нефедов уже все уши прожужжал, балаболка… Янис Людвигович, тоже о вас хорошо отзывался. Я сама, когда первый раз вас увидела, подумала, что вы не простой…

У Макса отпала челюсть… Вот так, открыто, просто и напрямую, с ним никто из девчонок, из его времени, ни когда не говорил! Это что, выходит она сама на него уже запала? Еще на "Вы" называет! Не может быть! Спокойно, Макс, все в наших руках!

Макс прокашлялся и хрипло произнес:

— Оксана! Вы не так меня поняли! Я просто хотел познакомиться и все!

— Ну, если и все, то уже и познакомились. Помогите лучше, раненого положить на лежак. Спасибо. Больше в вашей помощи я не нуждаюсь и вас не задерживаю.

Машинально исполняя команды девушки, Макс помог раненому лечь на лежак и вышел из землянки. Что это было? Его, что, обломали, что ли? Первый раз в жизни! Еханый Бабай! Первый раз в жизни, девушка, которая ему понравились по-настоящему, послала его подальше! Это надо было видеть!

В чувство Максима немного привел Баюлис:

— Максим! Мой чемоданчик еще в машине? Вот, спасибо! Там необходимые лекарства и инструменты! — обрадовано произнес Янис. Затем, увидев кислую мину Максима, спросил. — Мальчик мой, что случилось? Не заболел ли ты?

— Нет, Янис Людвигович. Я полностью здоров. — очнувшись, медленно произнес Максим. — Просто… Неразделенная любовь…

— Ну что ж. Это бывает. Мой вам совет, молодой человек. Не принимайте скоропалительных решений. Может вам ответили любя, а вы просто не поняли намека… Не торопитесь с выводами. Время все расставит по своим местам… Женщины, это такие внеземные существа, что с первого раза их не понять… Если вы любите, то будьте настойчивее и боритесь за свою любовь! Я то уж знаю, поверьте мне старику, на слово!

Максим, как в тумане, отошел от госпитальной землянки и присел на пенек возле автомобиля ГАЗ-АА — "полуторки". Смотря отрешенным взглядом, еще не пришедший в себя, Макс увидел, как одна из женщин, приехавшая из другого лагеря, одетая в гражданское пальто и белую косынку с красным крестом, внимательно смотрела в сторону командира полка Климовича, отдыхавшего неподалеку на снарядных ящиках. "И что она в нем нашла?" — пронеслось у него в голове.

— Извините, молодой человек! Можно задать вам вопрос? — неизвестный ему голос, оторвал Максима от глубоких, на его взгляд, раздумий.

— Задавайте. — машинально ответил Максим. Затем, медленно поворачивая голову, посмотрел на человека, спрашивающего его.

Перед ним, на ступеньке полуторки, сидел лысый пузатый дядька, одетый в полувоенный френч с накинутой на плечи шинелью. Он прижимал к животу пухлый кожаный портфель. Дядька, как бы извиняясь, постоянно улыбался, вытирая большим платком лицо и лысую голову. В другой руке он постоянно мял свою фуражку.

— Извините, меня за столь не скромный вопрос. — произнес он. — Но меня интересует только одно. Вернемся ли мы все в свое время или нет?

— А кто вы такой и зачем вам это надо? — сквозь пелену своих мыслей спросил Максим.

— Ох! Простите, не представился. — произнес дядька. — Я, Дрынько Осип Давыдович, заведующий хозяйством райкома партии. Везу имущество в тыл. Груз уж больно ценный, документы и имущество райкома партии. Так есть надежда или нет?

— Забудьте про свою партию. Ее здесь больше нет. — спокойно произнес Максим. Немного подумав, зло добавил. — А когда вернетесь в свое время?! А хрен его знает! Может быть и никогда!

— Как? Вот так, все нажитое непосильным трудом и все коту под хвост?! — недоуменно спросил дядька. — Я что, больше никого из своей семьи не увижу?

— Кроме нас, здесь вы больше никого не увидите! — торжественно произнес Максим. — Воспринимайте все как должное! Здесь, мы теперь ваша семья и власть!

Макс был зол. Зол на себя, зол на Оксану и этого толстого дядьку, так пекущегося за имущество какой-то партии. Ну, почему вот так! Ты к ней со всей душой, а она тебя посылает подальше? Чего им еще нужно! А может я сам виноват, что вот так, сам поперся, с дуру. Да, прав был Андрюха, надо было вечером к ней прийти, а не сейчас. Все хочется быстрее и быстрее. Первый блин, всегда комом. Ладно, проехали! Лучший способ избавиться от дурных мыслей, это тяжелая физическая работа! Ноги в руки и вперед, на стройку века! Там батя, он поймет и подскажет, что делать!

* * *

Идя по лесу к месту строительства подъема, Уваров немного разговорился с Костроминым. Тот оказался человеком словоохотливым.

— Господин подпоручик. — обратился к нему Олег. — А какие у вас мысли в отношении всего произошедшего с нами и с вами?

— Извините меня, бога ради, господин подполковник. — немного замялся Костромин. — Запамятовал ваше имя и отчество…

— Олег Васильевич Уваров. — повторно представился Олег.

— Уважаемый Олег Васильевич. Видите ли, я человек мирный, форму одел буквально три месяца назад, когда наш город освободили от большевиков. Я ведь в армии ранее не служил, поэтому и не привык к военным званиям. Я ведь по инженерной части был. Если позволите, бога ради, давайте обращаться друг к другу по-светски.

— Конечно, конечно, Антон Афанасьевич. Тем более для всех нас, войны уже закончились. Наверное… — успокоил его Уваров.

— Премного благодарен за разрешение. — поблагодарил Костромин. — А на счет нашего с вами временного непредвиденного путешествия, то у меня, честно признаюсь, полная конфузия. Своих мыслей пока нет. Мне, почему-то, больше подходит предположение профессора Левковского. Он умнейший и опытный человек. А какие он нам лекции читал, заслушаешься! Правда, постарел сильно, а ранее моложе выглядел. А энергии сколько в нем было, если бы вы его раньше знали! Не человек, а вечный двигатель!

— Антон Афанасьевич, вы немного забыли, что все мы здесь очутились из разных времен. Меня вообще, в четырнадцатом году и в проекте не было, да и моих родителей тоже. А до моего времени, вы бы не дожили.

— Да, да, простите меня, милейший. Я совсем запамятовал, что злая судьба собрала нас всех и бросила в этот неизвестный для нас мир.

— А какие в вашем лагере настроения? Что солдаты и казаки говорят? — поинтересовался Олег. Это было не праздное любопытство. Если в лагере красноармейцев он уже разобрался с обстановкой, то с белогвардейцами были полные непонятки. Как они себя поведут в дальнейшем, предсказать было трудно.

— Какие могут быть настроения?! Из огня да в полымя! Все в шоке! — расстроенно покачал головой Костромин. — Ведь у людей дома семьи остались, жены да дети! И там гражданская война идет! Что с ними будет, один господь ведает! У меня жена и дочь, тоже там остались! Что с ними будет?!

— Вот ведь какое совпадение! И у меня, тоже, жена и дочь остались в моем времени! — воскликнул Олег. Немного помолчав, с грустью вспомнив о своих, оставленных в том мире, он спросил. — А девушек наших, из моего времени, кто насиловать хотел?

— Сразу прошу у вас прощение за бестактное поведение с дамами наших подчиненных. — извинился Костромин. — Это казаки ротмистра Новицкого. Думали, что это большевички или проститутки, уж больно вульгарно одеты для нашего времени. Да и то, не все казаки. Всего четыре человека. Видите ли, сказалось долгое отсутствие у них женщин. Когда отец Михаил к нам приехал и рассказал обо всем, они покаялись и прощения попросили…

— А зачем тогда по нам из пулемета стреляли?

— Мы же не знали, кто вы. Убили одного казака, другого в плен взяли… Может быть большевики напали? Сами понимаете, гражданская война!

— Ну, с большевиками вы не ошиблись. Но, это уже другие большевики были, из сорок первого года, а не из девятнадцатого…

— Да, я это уже понял…

— А сейчас какие настроения?

— Сейчас, разные. У некоторых — истерика, во всех грехах вас винят, хотели напасть да порубать, еле нам удалось их успокоить. Другие, еще никак в себя прийти не могут. Ходят, молчат, каждый сам в себе переживает или богу молятся. Один солдат даже повесился. Сегодня утром с дерева сняли. Но самоубийство у нас, у православных, не приветствуется. Поэтому и похоронили его без отпевания. Отец Михаил сказал, что человек слаб духом оказался, веру в бога потерял. Есть и такие, что им все ровно, все не почем. Рады, что живы остались, да и ладно. Но таких не много, в основном это молодежь, жизни толком не видевшая.

— А нападать на наш лагерь никто не собирается? — прямо спросил Уваров.

— Да нет. В начале, вчера, правда, были такие предложения. Но сейчас, уже все изменилось. Смысла нет никакого. Перебить друг друга и все?! Выбираться отсюда надо, а вместе это сделать сподручнее. — успокоил его Костромин. — Если мы попали в другой мир и далеко от России-матушки, то за что воевать-то? Надо выживать, а не воевать. А вдруг мы единственные на этом белом свете остались? Так зачем же уничтожать друг друга?!

Так, за разговором, они подошли к месту строительства. Еще на подходе были слышны удары топоров, звон пил, шум и скрип падающих деревьев. Выйдя на расчищенную площадку, Уваров с Костроминым осмотрелись.

Строительство ограждения земляной насыпи велось скоро, насколько это было возможно на такой высоте человеческому организму. Красноармейцы разделились на несколько групп часто меняющих друг друга. Пока две группы отдыхали, две другие валили деревья и распиливали их на бревна. Таким образом, сохранялся темп строительства и люди могли немного отдохнуть. В строительстве принимали непосредственное участие и командиры. Периодически то Бондарев, то Коваленко брали в руки топор или пилу и вносили свой посильный вклад в общее дело. Даже чекист Синяков и политрук Жидков не остались в стороне, они вместе с бойцами валили и носили деревья. Участие командиров, дисциплинировало бойцов и они старались во всю. Каждый понимал, что от его труда зависит, выживут они завтра или нет.

Место для строительства было выбрано удачно. Высота до верха котлована не превышала пятнадцати метров. Ширина участка была метров пятьдесят. Справа и слева от него стена снова поднималась вверх на несколько метров.

С правой стороны, где деревья росли вплотную к стене, среди деревьев, на их толстых ветках, были устроены две промежуточные площадки, благодаря которым, по самодельным лестницам, можно было подняться из котлована наверх, на плато.

Наверху, на краю котлована, уже находилось несколько человек. Они на веревках спустили вниз, на несколько метров, трех бойцов, которые саперными лопатками пытались вырыть в стене углубления для закладки взрывчатки.

Увидев подходящих Уварова с Костроминым, капитан Бондарев, передал свой топор стоящему рядом красноармейцу, подошел поближе и поприветствовал их.

— Капитан Бондарев Игорь Саввич. — представил их друг другу Уваров. — А это, подпоручик Костромин Антон Афанасьевич. Кстати, он инженер.

— Добрый день, господин капитан. — произнес Костромин, отдавая честь Бондареву.

Не привыкший к такому обращению, Бондарев немного замешкался, но затем протянул руку Костромину, которую тот, с плохо скрываемым волнением, пожал.

— У нас уже произошла встреча с командиром полка. Представители командования из второго лагеря приняли наши предложения. Капитан Невзоров включен в общий совет. Сейчас они убыли к себе в лагерь и обещали прислать солдат для строительства. — коротко рассказал о встрече с белогвардейцами Уваров.

— Это уже что-то положительное. Хоть воевать не будем между собой. — одобрительно произнес Бондарев. От тяжелой физической работы, он скинул шинель, оставаясь в одной гимнастерке.

— Да, еще одна новость имеется. — продолжил Олег. — Наш профессор Левковский, тот, что учитель, определил, где мы приблизительно находимся. Если он конечно не ошибся…

— И где же? — с интересом спросил Бондарев. — На другой планете или еще где-нибудь?

К ним начали подтягиваться работающие рядом красноармейцы. Подошли Синяков с Жидковым. Видя, что Уваров привел белогвардейского офицера, выделявшегося среди них погонами и фуражкой с кокардой, многие поняли, что сейчас они узнают что-то новое.

Немного выждав паузу и подождав когда к ним подойдет побольше людей, Уваров произнес:

— Мы с вами на планете Земля. В Южной Америке, где-то в районе экватора.

— Вот мать честная, куда нас нелегкая забросила!

— А в какое время то?… В прошлое или в будущее?

— Что с нами будет то, вернемся назад или нет?

Со всех сторон к Уварову снова посыпались вопросы, на которые он едва успевал отвечать. Смысл ответов сводился к тому, что пока ничего не известно. Главная задача оставалась прежней, выбраться наружу и спуститься с гор. А там уже будем действовать по обстановке. То, что они на Земле, хоть и в Южной Америке, немного успокоило людей.

Молодые красноармейцы с интересом разглядывали непривычную для них белогвардейскую форму, особенно погоны. Только на лице Жидкова была видна нескрываемая им неприязнь к Костромину, хотя тот вел себя доброжелательно и всем улыбался.

— А что и казаки с солдатами придут нам помогать? — спросил у Костромина один из красноармейцев. — Воевать то, нам с ними не придется?

— Нет, не придется. Мы также как и вы не хотим лишней крови. — успокоил его Костромин. — Наши люди придут сюда на все необходимые работы.

Бондарев предложил Костромину с Уваровым осмотреть уже построенное ими. Остальные, после небольшого отдыха, продолжили работу.

Находящиеся рядом со стеной деревья, были просто повалены вдоль стены. Ряд деревьев, стоящих на расстоянии менее десятка метров, использовали как естественные столбы, между которыми укладывали стволы деревьев уже с обрубленными ветками, подпирая их с внутренней стороны вскопанными столбами. Если посмотреть на это сооружение с высоты, то оно очень напоминало увеличенный деревенский забор из прутьев — плетень.

Узнав, что подъем собираются строить путем производства нескольких взрывов вдоль всего пониженного участка, в результате которых земля осыпется, образуя своеобразную дорогу на плато, Костромин предложил соорудить ограждение не только вдоль стены, но и перпендикулярно ей, разделив образовавшееся пространство на секции. Так земля не будет рассыпаться во все стороны и можно будет ее больше собирать для постепенного возвышения, что даст в дальнейшем меньше крутизну подъема. Это предложение было принято с одобрением.

Затем Уваров предложил Костромину подняться наверх и осмотреть котлован сверху. В отличие от Уварова, немного полноватому Костромину тяжело дался этот подъем. Но, поднявшись на плато, он был поражен увиденным. Несколько минут Костромин ничего не мог произнести, только смотрел по сторонам и разводил руками.

На краю плато стояли несколько крепких красноармейцев, среди которых выделялся своей статью Николай Антоненко. Они держали веревки с бойцами, вырубавшими шурфы для закладки взрывчатки.

Поздоровавшись с Костроминым кивком головы, после его представления Уваровым, Николай произнес:

— Плохо дело. Тяжело шурфы делать. Сначала вроде земля была, небольшой слой, а сейчас сплошной камень пошел. Вот, методом тыка и находим небольшие щели, чтобы там, поглубже, выдолбить. Придется слой за слоем взрывать.

— А что делать, есть ли какой другой вариант выхода?

— Можно скомбинировать. — предложил Костромин. — Сначала попробовать взрывать. Если не получиться, тогда строить деревянные помосты и засыпать землю снизу.

Бойцам все же удалось сделать несколько шурфов глубиной около метра и в диаметре по полметра каждый. Решили завтра с утра произвести пробные взрывы.

— Олег, у нас к руководству предложение есть. — сказал Уварову Антоненко, когда всех саперов подняли на плато. — Подъем, мы все-таки построим. Не завтра, так послезавтра. А дальше что? В какую сторону идти? Где с гор спускаться?

— Разведку надо производить. И не откладывая. — ответил ему Уваров.

— Вот и я о чем тебе толкую. — продолжал свою мысль Николай. — У меня ребята, предложили поднять сюда веревками мотоцикл в разобранном виде. Наверху его собрать, да и объездить кругом, где это возможно. Мы ведь с транспортом и лошадьми пойдем, а для них дорога какая-никакая нужна…

— Правильно. Но этого мало. Надо выше в горы подняться и осмотреться. — Уваров посмотрел в бинокль по сторонам и нашел подходящую верхушку, с более-менее пологим склоном. — Вон на ту скалу, там снега поменьше, да и подниматься на нее, по легче будет… Но это будет уже завтра…

Солнце понемногу начинало уходить на запад, чтобы затем снова скрыться за горной грядой со снежными вершинами, оставив здесь только холод и темноту. Спустившись с плато люди, вместе с работающими внизу, устало потянулись в лагерь. За Костроминым приехали на лошадях два казака, ведя под узцы третью лошадь для подпоручика. Расставаясь, Костромин пообещал с рассветом быть со своими людьми возле входа в лагерь.

В лагере всех ожидал неожиданно прекрасный ужин. Благодаря рыбацкой сети отданной Максимом, оставшиеся в лагере красноармейцы наловили много рыбы, так что по всему лагерю стоял манящий запах ухи. Второй лагерь также не был забыт и с прибывшими за Костроминым казаками, был передан полный мешок c рыбой. Соскучившиеся по горячей и жидкой еде, многие подходили за добавкой. На сытый желудок и на душе немного спокойнее.

После ужина, Уваров вместе с саперами осмотрел имевшуюся взрывчатку. В четырех найденных на складе ящиках находилась саперная взрывчатка — пироксилиновые шашки, которые еще использовались со времен Первой мировой войны и непонятно каким образом она оказалась на этом складе. Судя по форме и размерам шашек, это были остатки дореволюционных пироксилиновых запасов. Эти шашки делились на запальные и рабочие. Ни запалов, ни капсюлей-детонаторов с бикфордовыми шнурами на складе действительно не оказалось.

— Ну что, ребята, будем химичить сами! Голова-то нам на что дана?! Не только ведь шапку носить! — подвел итог этого осмотра Олег.

Найдя в машине у Антоненко тонкую металлическую сетку для чистки кастрюль, видно было, что Николай использовал ее для очистки котелка после варки ухи, Олег расплел ее почти полностью. Получилось пару метров плоской и черной тонкой проволоки. У Дулевича взял телефонного провода. Прихватил несколько винтовочных патронов, вытащил из них пули, найдя нитки и картонки, Уваров принялся "химичить".

— Электрические запалы делаете? — поинтересовался подошедший к нему Максим. — Я такие в детстве с соседскими пацанами делал, когда самодельные ракеты запускали. Но, правда, вместо пороха мы использовали спички и зажигали от обычной пальчиковой батарейки.

— А мы не от батарейки зажигать будем, а от аккумулятора. — уточнил Уваров. — Надо же учитывать сопротивление провода, да и расстояние до места взрыва!

Когда первый запал был готов, они вдвоем сели в "УАЗ" и выехали за пределы лагеря. Испытание электрического запала прошли успешно. Как только зачищенные концы телефонного провода прикоснулись к клеймам автомобильного аккумулятора, нить накаливания, изготовленная из тонкой сеточной проволоки, загорелась, высыпанный из винтовочного патрона порох вспыхнул, разорвав на клочки картонную скрутку — "козью ножку", куда все это было помещено.

— Отлично! — воскликнул Уваров. — Вставим этот запал в запальную шашку и поместим ее в заряде из рабочих шашек. Взрывайся гора большая и маленькая!

Вернувшись в лагерь, снова собрав возле себя саперов, они принялись готовиться к завтрашним взрывам.

Когда ночь вступила в свои права, Уварова пригласил к себе Климович.

Подходя к импровизированному полевому госпиталю, Олег увидел сидящего на ящиках и одетого в шинель командира полка. Рядом с ним находился и профессор Левковский.

— Вот, Олег Васильевич! Уважаемый Павел Иванович рассказал мне о своей попытке попасть на странный остров в центре озера и показал, что он смог зарисовать. — произнес Климович, после приветствия.

— Да, я слышал об этой попытке, мне Максим рассказал. — ответил Уваров. — Сам сейчас ломаю голову, что это может быть.

— Я вам говорю, что точно такие же надписи я видел раньше, еще во времена экспедиции в горах Тянь-Шаня, в одна тысяча девятом году! — возбужденно заговорил Левковский. — Все это звенья одной цепи! Все это создали одни и те же люди, жившие до нас!

— Или после нас, а может вообще гуманоиды-инопланетяне. — перебил его Уваров. — В мое время эта тема очень популярна. Ставят над нашей планетой и живущими на ней людьми свои опыты, никого не спрашивая. Вот бы понять, где у него кнопка…

— Какая кнопка? — раздраженно спросил Климович. — Вы можете точнее разъяснить, а то я из своего сорок первого года ни белмеса не понимаю в вашем техническом прогрессе.

— Это в моем времени такое выражение было. Оно обозначает, как узнать принцип работы того или иного процесса и как он запускается. — успокоил его Уваров. — Судя по тому, что каждый из нас видел в момент переноса сюда, это связано с энергией Земли и каким-то воздействием из космоса. Должна быть совокупность каких-то факторов или действий происходящих в определенное время. Это как получение электрического заряда, как удар молнии. Что, в принципе и было. Но, какие именно, и когда, не знаю. Я не ученый, а военный. У меня другая задача. Эти вопросы больше подходят к вам, Павел Иванович…

— Я все время ломаю над этим голову, но меня одного мало. Надо будет среди обитателей наших лагерей поискать людей имеющих соответствующее образование и способности. — с огорчением ответил Левковский, затем увлеченно добавил. — Вы знаете, господа, я почему-то уверен, что пиктограммы на столбе и на плитах, это какая-то инструкция как использовать это сооружение.

— Почему вы так решили, уважаемый профессор? — почти одновременно спросили его Климович с Уваровым.

— Я увидел много повторяющихся символов. Вот, пожалуйста, я даже все зарисовал. — Левковский достал большую тетрадь и хотел показать свои рисунки, но затем спохватился. — Ах, старость, проклятый склероз… Сейчас же темно и ничего не видно! Там, даже изображено это сооружение, точь в точь. Показаны стрелками какие-то действия. Но какие именно и, как вы говорите, "где у него кнопка", я понять пока не могу. Меня очень сильно удивило, что когда мы приближались с Максимом на лодке к нему, то я отчетливо слышал странный гул, очень похожий на работу электрической подстанции, но нас не ударило током, а отбросило другой силой! Такое происходит, например, когда магниты хотят присоединить плюс к плюсу…

— Вас не ударило током потому, что вы были в резиновой лодке. — спокойно ответил ему Уваров.

— Тогда скажите мне, батенька, почему не бьет в воде током рыбу и наших рыбаков? — отпарировал Левковский. — Нет! Здесь что-то другое, но что именно, ума не приложу!

— Это пока для нас не главный вопрос. Главный сейчас, это наше с вами выживание здесь. — успокоил спорящих Климович. — Конечно, каждому хочется поскорее вернуться домой, в свое время. И чем скорее, тем лучше. Но, человек предполагает, а судьба располагает.

— У меня есть предложение по завтрашнему дню. — предложил Уваров. — Мы с Николаем предлагаем, параллельно со строительством дороги наверх, произвести разведку окружающих нас скал, с целью найди оптимальным маршрут для спуска с такой высоты. Если это возможно, конечно. Я уже наметил одну из вершин, на которую можно подняться. Необходимо завтра с утра послать туда группу с рацией. Также есть возможность завтра поднять на плато мотоцикл для разведки местности и прокладки подходящего маршрута движения. С первой группой пойду я и подберу себе людей бывавших в горах…

— И я с вами. — воскликнул Левковский. — И не смотрите на мой возраст! Я, на таких высотах бывал, любого молодого за пояс заткну! Из всех вас, я больше всех провел в горах! Это без обсуждений!

Климович с Уваровым улыбнувшись, переглянулись.

— Павел Иванович, никто и не собирался с вами спорить. — успокоил его Климович. — Ваше здоровье в ваших руках. Если вы себя хорошо чувствуете, то, пожалуйста. А с мотоциклом, это идея хорошая. Одобряю. Кто пойдет во второй группе?

— Хочу поручить это Синякову. Он грамотный офицер, сумеет найти выход из не стандартной ситуации, да и мотоцикл знает. Кстати, это его идея была. Дадим ему радиста и вторую рацию. Радиостанция на бронетранспортере будет базовой. Я уже с Дулевичем этот вопрос обсуждал. Он все проверил, все работает. Запасные батареи на складе имеются. — доложил Уваров.

Хотя по возрасту, он был и старше Климовича, да и по званию они были одинаковы, но как-то так сложилось за последнее время, что все в лагере, в том числе и современники Уварова, и офицеры-белогвардейцы, не сговариваясь, по общему молчаливому согласию, приняли за лидера именно Климовича. Видно в нём было что-то такое, чего недоставало у других. Олегу тоже понравился этот грамотный, рассудительный и мужественный офицер. Имея тяжелое ранение и контузию, Климович не переложил бремя ответственности на других, а все взял на себя. Благодаря именно его умению работать с людьми еще в том, сорок первом тяжелом военном году, он сумел так организовать свой полк, что подчиненные полностью доверяли своему командиру и готовы были выполнить любой его приказ. Эта вера в своего командира сохранилась и сейчас.

День сегодня выдался тяжелым и поэтому командир полка не стал собирать командиров на совещание, пускай люди немного отдохнут. Завтра снова тяжелый день, будет много работы, покой нам только снится…

Максим снова остался ночевать у артиллеристов.

— Ну что, Максим, будешь у меня вроде пополнения, а то в первом расчете людей поубивало, не хватает прислуги на орудие! — пошутил Григоров. — Старший сержант Левченко, зачислить Антоненко Максима на довольствие, наводчиком в первое орудие!

— Есть, товарищ лейтенант. Уже зачислил. Будет у нас наводчиком и по совместительству водителем автомобильного тягача. Пущай наши лошадки пока отдохнут. — на шутку, Левченко ответил шуткой. — Ты уж не взыщи, Максим, если мне под горячую руку попадешься из-за нерасторопности!

— Да я с детства по военным городкам и по казармам, мне к дисциплине не привыкать. — также шутливо ответил Максим.

Затем он взял Андрея под руку и отвел в сторонку:

— Я сегодня с Оксаной хотел познакомиться…

— Ну и как, познакомился?

— Познакомился. Но не так как я хотел…

— Не понял?! Объясни поподробнее!

— Отшила она меня, от ворот поворот дала. У нее кто-то другой наверное есть. — расстроено произнес Макс.

— Да никого у нее нет! Мне Левченко говорил, он как-то с ней по душам разговорился. Одна она осталась. Родители или погибли, или пропали без вести. Это еще там, в нашем времени. А здесь у нее точно никого нет. — успокоил его Андрей. — Если бы кто-то появился, я бы точно знал. Мне бы мои бойцы сразу же доложили. Они все думают, что это у меня с ней отношения, а не у тебя.

— А она, что, тебе нравиться? — обеспокоенно поинтересовался Максим.

— Нравиться. Красивая девушка. Но не на столько, чтобы я по ней голову терял, как ты. — равнодушно произнес Андрей. — Ты, наверное, к ней не вовремя со своим знакомством подошел, вот конфуз и получился.

— Точно! — Максим ударил себя ладонью по лбу. — Вот, башка чугунная! Как раз раненых из второго лагеря привезли, я ей еще помогал их размещать в землянке. И я тут со своим знакомством лезу, ведь занята она была, не до меня ей было! Мне и Янис Людвигович про это говорил!

— Вот видишь, а ты расстроился из-за пустяка, который сам и придумал. — успокоил друга Андрей. — Давай завтра, повторим знакомство, но уже пойдем вдвоем, без меня не суйся, а то, опять дров наломаешь. Договорились?

— Хоп. Договорились!

— А что ты мне, как узбек отвечаешь?

— А, это у моего бати и Уварова Олега Васильевича такое слово, согласие обозначает. Они вдвоем, в нашем времени, раньше в Афганистане воевали, вот оттуда разных словечек и набрались. — разъяснил Максим.

— Да, я заметил, что они имеют боевой опыт. Так командовать людьми не все смогут, да еще и в неизвестной обстановке. — уважительно произнес Андрей.

В это время к ним подошел Синяков.

— Лейтенант Григоров, мне нужен ваш немец. Говорят, что он отличный механик.

— Так точно. У него руки золотые. Любую технику разберет и заставит работать. — подтвердил Андрей. Повернувшись к землянке артиллеристов, он крикнул. — Ганс, ком цу мир.

Плащпалатка, прикрывавшая вход в землянку, откинулась и оттуда, застегивая на ходу ворот гимнастерки, выскочил Штольке.

— Я, товариш лейтенант.

— О, Ганс! Ты уже по-русски научился говорить!

— Я, я, да. Тишко, Миша, учить мало, мало. Герр официр?

— Ты поймешь, если я тебе говорить буду? — спросил его Синяков.

Немец подтверждающи закивал головой и превратился весь во внимание.

— Завтра мы ходим произвести разведку местности. Но не пешком, а на немецком мотоцикле. Сможешь его разобрать, а потом, когда поднимем на плато, собрать?

— Яволь. Я знать BMW-R71. Просто парить репа. — серьезно ответил немец.

Стоявшие рядом с ним, прыснули от смеха.

— Проще пареной репы. — сдерживая смех, поправил его Григоров. — Не обижайся, Ганс, но чувствую, что научит тебя Тишко еще не тем словечкам!

— А! Я поняль! Я работать Хамбург ремонт автотехник, вся германский техник. — пояснил Штольке. — Я все уметь ремонт авто. Проше парен репа.

— А кто пойдет в разведку? — поинтересовался Максим.

— На скалы пойдут Олег Васильевич с группой. А мы, я с радистом, будем мотоциклом местность в округе колесить. — пояснил Синяков.

— Так возьмите Ганса с собой! — предложил Григоров. — Не дай бог, что случиться с техникой, а он ее сразу же и починит!

— А это мысль! Завтра доложу командованию. — согласился Синяков. — Ганс? Поедешь завтра со мной?

— Яволь. Хорошо. Надо, есть надо. — спокойно ответил немец.

— Вот и ладушки! А теперь, всем спать, завтра с восходом солнца будем арбайтен! — попрощался Синяков и пошел в землянку, где он расположился вместе с пограничниками Бажина.

Глава 10

— Оксанка! Вставай! Еще одного раненого привезли!

Услышала Оксана сквозь сон, ставшие уже привычными за последние дни слова.

— Варенька! Ну, я посплю еще немножко, а?!

— Да я бы разрешила, но Янис Людвигович тебя просит подойти!

— А что там, за раненый? Наш или из белых?

— Не наш и не белогвардеец. Немецкий летчик, что вашу колонну разбомбил. Янису Людвиговичу переводчик нужен, а то немец лопочет что-то непонятное. Жар у него. — пояснила ей Варя.

С санитарками Варварой и Маргаритой, Оксана познакомилась и подружилась в первый же день попадания в новый мир. Конечно же в лагере были и другие женщины, даже несколько молоденьких девушек, но Оксана сблизилась пока только с ними. Они вместе ухаживали за ранеными, во всем помогая Баюлису и санинструктору Шевцову Семену Игнатьевичу, бывшему до войны фельдшером.

Маргарите было двадцать лет, а Варваре двадцать один. Обе они были студентками, прошедшими перед самой войной школу санитарок. Обе не замужем. У Вари был жених, красный командир, но он пропал в первые дни войны, еще на границе.

— Не буду я этого немца лечить, он столько наших людей погубил! — запротестовала девушка. — Пускай сдохнет, вражина!

— Я все понимаю, Оксанка, у меня такое же желание, но мы сейчас уже не на войне. — спокойно возразила ей Варя. — Ты ведь врачом хотела стать, помни о своем долге, всегда оказывать первую медицинскую помощь, если у человека возникло угрожающее жизни состояние, независимо от того кто он.

Оксана неохотно встала с лежака, сполоснула лицо в тазике с холодной водой, наскоро оделась и вышла вслед за Варей из теплой землянки, временного женского общежития. В лагере было две женских землянки. В одной размещались женщины с маленькими детьми, а также несколько пожилых, помогавших ухаживать за детишками, пока их мамы заняты на работах, а в другой — все остальные, в основном молодые и без детей. Возле этой землянки, в последнее время, стали часто появляться потенциальные женихи из числа красноармейцев, да иногда и молодых командиров. Беда бедою, а жизнь берет свое.

Но сейчас возле землянки никого из мужчин лагеря не было. Только двое мальчишек-детдомовцев возились возле костра, подбрасывая в него небольшие сухие ветки, поддерживая огонь.

Сейчас Оксана выглядела не такой перепуганной девчонкой, которой она была еще несколько дней назад. Молодость быстро привыкает к новым условиям жизни. Она понемногу уже смирилась с тем, что попала в другой неизвестный им мир, из которого выход пока не известен. Боль утраты своих близких не покинула ее, но уже немного притупилась. С этим надо было как-то смириться, так как повлиять на сложившуюся ситуацию она уже никак не могла. Место этой боли в ее душе, потихоньку занимала тревога за свое будущее и будущее окружавших ее людей. Что их всех, собравшихся здесь волею судьбы, ждет завтра, выживут ли они или погибнуть в неизвестности в этом чужом для них мире?

Сиреневое платье, в котором она попала сюда, уже давно лежало в корзине, вместе с другой летней одеждой. На складе ей выдали мужскую красноармейскую форму. И теперь она, как и многие женщины лагеря, в том числе и Варя с Ритой, была одета в хлопчатобумажную гимнастерку, опоясанную кожаным ремнем с однозубой пряжкой и шаровары, на ногах — ботинки с обмотками, на два размера больше ее ноги. Чтобы было удобнее ходить, Оксане пришлось одевать две пары носков и обернуть их портянкой. Только вместо пилотки, которую носили ее подруги, она одела на голову найденный корзине, мамин цветастый платок. Выданную шинель, как и всю форму, пришлось подрезать и подшивать по росту. Благо в лагере нашлись и ножницы, и нитки. Сначала девушка думала, что в таком виде она похожа на пугало, но, видя, что почти все женщины лагеря одеты таким образом и никто над ними не смеется, смирилась с этим, хотя в душе, еще с детства, была модницей.

Подойдя к палатке, где Баюлис осуществлял предварительный осмотр поступивших раненых и делал операции, она столкнулась с Ритой, спешащей в сторону блиндажа, где жил Баюлис со своими современниками.

— Ты куда, Рит?

— А, Оксанка, привет! — бросила ей Рита. — Извини, спешу. Янис Людвигович срочно попросил принести его медицинский чемоданчик, а то этому немцу совсем плохо стало.

Зайдя в палатку, Оксана увидела, что на импровизированном операционном столе, сделанном из борта грузовика и поставленным на деревянные козлы, лежит человек в немецкой форме испачканной кровью. Над ним склонился Баюлис. Рядом с врачом стояла миловидная молодая женщина, одетая в белый халат и в белый платок с красным крестом. Оксана только вчера познакомилась с ней, когда та из второго лагеря привезла к ним раненых. Ее поселили в землянку, где жила Оксана с подругами-санитарками. Представилась женщина Катей, но прибывшие вместе с ней женщины, называли ее по имени и отчеству, Екатериной Валерьевной, хотя на вид ней было не больше тридцати лет. У привезшего вместе с ней раненых санитара, девчонкам удалось узнать, что Екатерина Валерьевна была настоящей графиней, ее мужа, командира одного из частей белой армии, месяц назад убили большевики. У них был маленький сын, но он умер еще зимой, от простуды. У женщины видно был сильный характер, поэтому на людях, она никогда не плакала, только оставаясь одна, отдавала волю чувствам. Свое горе Екатерина Валерьевна старалась заглушить заботой о раненых.

Обернувшись на шум у входа в палатку, Баюлис увидел Оксану:

— А, Оксанка, пришла! Ну-ка, послушай, пожалуйста, что наш немецкий пациент бормочет. А то мы с Екатериной Валерьевной никак разобрать не можем, а у тебя ушки молоденькие, может услышишь чего-нибудь.

Над операционным столом, на перекладине, висела большая автомобильная фара, освещавшая лежащего на столе человека. От фары шли провода к стоявшему возле палатки с работающим двигателем грузовику.

Подойдя поближе, Оксана рассмотрела немца. Это был среднего телосложения молодой парень, лет двадцати пяти, не старше, а может даже и моложе. По его красивому, но бледному лицу тяжело было определить точный возраст. Хотя на такой высоте воздух был сухим, его короткие светлые волосы были мокрыми от пота, как и весь он. Немец метался на столе, что-то тихо и невнятно говоря в бреду. Чтобы лучше расслышать, девушка наклонилась над его лицом. В этот миг парень открыл веки и на мгновение посмотрел Оксане прямо в глаза, словно через них проникая в ее душу. Она даже не успела ничего сообразить от неожиданности, как он снова впал в беспамятство. Единственное что она успела разглядеть, это его глаза цвета неба, смотрящие на неё с мольбой и болью.

— Ну что, Оксанка, расслышала что-нибудь?

— Да, Янис Людвигович! — машинально ответила девушка и не задумаясь начала переводить услышанные слова. — Фея из сказки… спаси меня… я не хотел этого…это мой первый вылет…плен… я не хочу… А дальше что-то не разборчивое. По-моему свою маму вспоминает и с кем-то спорит. Говорит, что жить хочет… бога вспоминает…

— Ну, пока жизнь я ему пообещать не могу. Пускай лучше богу молится, может он ему и поможет. — качая головой проговорил Баюлис. — Заражение у него от ран пошло, раневой сепсис. Ранение в бедро и в плечо. Боюсь как бы гангрены не было. В таких условиях все возможно. Сейчас Рита мой чемоданчик принесет, удалим ему омертвевшие ткани и попробуем антибиотики, авось полегчает. Организм молодой, может и выживет.

Услышав неизвестное ей слово "антибиотики", Оксана поняла, что Баюлис применит какие-то лекарства из своего времени, которые спасут немца. Может быть спасут…

— А как его зовут, Янис Людвигович?

— А ты сама возьми его документы и посмотри. — ответил ей Баюлис. — Нам сейчас некогда, операцию делать будем. Готовы, Екатерина Валерьевна?

В это время в палатку вбежала Ритка, неся сумку-чемоданчик Баюлиса. Доктор раскрыл его, что-то выбрал, достал шприц и сделал раненому укол.

Чтобы не мешать им, Оксана вышла наружу, сжимая в руках документы немца. Зачем он ей, этот немец, враг, что она в нем нашла? Но в тот миг, когда их взгляды встретились, что-то йокнуло у нее в груди и бросило в жар, словно по невидимым нитям, она переняла его от раненого.

— Фея из сказки… — тихо повторила девушка слова немца, сказанные в бреду.

— Здравствуйте, Оксана!

От неожиданности девушка вздрогнула и резко повернулась на голос.

Перед ней стоял Максим, парень из ее будущего, с которым она познакомилась вчера. Этот парень ей понравился. "Высокий, симпатичный, такой же голубоглазый… Как немец… При чем тут немец, что это он в голове засел, словно заноза! Выбросить его из головы, он враг, а врага любить нельзя, только ненавидеть!" — подумала она: — "А они чем-то похожи, только Максим, выше ростом".

— Оксана, у вас что-то случилось?

— С чего это вы взяли?

— Лицо у вас покраснело и взволновано выглядите. — спокойно ответил Максим.

— Да нет. Ничего не случилось. Сегодня еще одного раненого привезли, из другого лагеря. Жар у него, бредит. Янис Людвигович говорит, что гангрена может быть. Операция будет тяжелой, может и не выжить. Вы что-то хотели?

— Ах, да… — Максим немного замялся, ему не хотелось второй раз получить от ворот поворот от понравившейся ему девушки. — Мы сейчас с группой на разведку, в горы уходим. Меня прислали к вам за медикаментами, на всякий случай. Нас ждет новая неизвестность.

— Берегите себя, Максим. Вы нам нужны. А перевязочный материал и лекарства можете получить у санинструктора Семена Игнатьевича. Вон он с Варей возле землянки, где лекарства хранятся, стоит. — простодушно ответила Оксана.

— А лично вам, я нужен? — спросил Максим, прямо смотря в глаза девушки. Была не была, наглость — второе счастье! Как учил батя: напор и наглость, вот составляющие победы в бою. Какие уж тут договоренности с Андрюхой!

От неожиданно прямого вопроса, девушка смущенно опустила глаза. Щеки ее снова запылали. Раньше, ее так прямо никто не спрашивал. В душе Оксаны внезапно возникло смятение. Нет, пока еще не от любви, а от той влюбленности, которая всегда бывает в семнадцать лет у молоденьких неопытных девушек, когда ей с первого взгляда одновременно понравились два молодых человека, между которыми очень трудно сделать выбор. И тем более, когда один из них сейчас спрашивает об этом. Они еще слышком мало знакомы, но он сейчас уходит в горы и неизвестно вернется ли живым. Сказать "нет" в данной ситуации, значить подвергнуть жизнь Максима риску, в расстроенных чувствах он может не заметить опасность, оступиться и погибнуть. Нужен он ей, нужен!

— Да, нужен. Я буду вас ждать. — тихо произнесла девушка. — Возвращайтесь скорее.

— Теперь обязательно вернусь! — радостно ответил Максим. Вдруг, неожиданно для себя и для Оксаны, он прижал девушку к себе и поцеловал ее в щечку. Затем, поправив на плече карабин, быстрым шагом двинулся к санинструктору Шевцову, выдававшему медсестре Варе медикаменты.

Получив у Шевцова все необходимое, Макс поспешил к блиндажу, где его уже ожидала группа во главе с Уваровым…

— Вот и у тебя, Оксанка, ухажер появился, да еще какой красавец! — обняла за плечи девушку, подошедшая сзади Варя.

— Да… — согласилась Оксана, задумчиво открывая документы раненого немца. "Клаус Хорстман… год рождения 1921… Лейтенант… Пилот Люфтваффе, окончил летное училище в Вильдпарке-Вердере…. Ему двадцать лет и зовут его Клаус…".

* * *

О том, кто пойдет на разведку в двух группах, командиры решили еще до завтрака. Людей знавших, что такое горы, в лагере оказались единицы. В основном обитатели лагеря были жителями равнин, поэтому и тяжело переносили такие перепады высот. В группу Уварова вошли профессор Левковский, это было без обсуждений, старшина Долматов, служивший ранее на Кавказе и Максим, занимавшийся в своем времени скалолазаньем, оттачивающий свое умение сначала в Крыму, а затем в горах Испании. За радиста был Уваров, опробовавший радиостанцию вместе с Дулевичем, который также рвался с ними, но был оставлен Климовичем в лагере. Он отвечал за базовую связь. В подвижную мотоциклетную группу решили определить Синякова, сержанта-радиста Хворостова и снайпера бурята Будаева, охотившегося у себя на родине в Саянских горах. В эти группы также хотели попасть Николай Антоненко со своим бывшим подчиненным Нечипоренко и морпех Кожемяка. Но по просьбе Климовича, а также начальника штаба Бондарева, они решили остаться, так как в лагере почти не было людей знакомых с взрывчаткой и умевших ее правильно использовать. Да и надо готовить автотранспорт к предстоящему тяжелому горному маршу.

Ганса Штольке, Климович тоже приказал оставить в лагере. Немец хорошо знал автомобильную технику и ему предстояло, вместе с другими водителями, готовить ее к тяжелому путешествию по горам. Но Ганс сдержал свое слово. Вместе с еще одним красноармейцем, любителем мотоциклов, они разобрали мотоцикл, отсоединив коляску, колеса и по возможности, крупные детали. Затем, чуть ли не десяток человек, с помощью веревок, подняли мотоцикл по частям на плато, где Штольке вдвоем со своим помощником быстро собрали его снова. Мотоцикл был укомплектован дополнительными канистрами с бензином. Ганс показал Синякову, где в коляске мотоцикла находятся необходимые инструменты и кратко пояснил, как ими пользоваться. Также провел небольшой экскурс, что делать в случае поломки мотоцикла. Начальник склада Ярцев выделил обеим группам сухпайки на два дня. Когда они вернутся, никто не знал, но больше выделить он не мог, продуктов в лагере оставалось мало.

Уваров приказал своей группе оставить оружие в лагере. Все ровно на вершине оно не пригодилось бы, а подниматься мешало, допольнительный груз. Ограничились только двумя пистолетами, "вальтером" Олега и "ТТ" Долматова. Зато Синяков основательно вооружил все свою группу. Даже снова установил на коляске мотоцикла ручной пулемет МГ-34 и прихватил запас патронов, мало ли с кем прийдеться встретиться.

Весь состав разведгрупп был тепло одет. Баюлис настоял, чтобы каждый имел при себе хороший запас воды и перевязочные материалы. По приказу Уварова, все взяли с собой каски. Может случиться камнепад, а от удара маленького камешка в висок никто не застрахован. Также обе группы брали с собой по палатке. Уваров с Максимом взяли палатку, принадлежащую Антоненко, договорившись нести ее по очереди. На мотоцикл, к Синякову, передали палатку Слащенко.

Игорь Леонидович только грустно смотрел, как Кожемяка распоряжается его вещами. Он никак не мог отойти от мысли, что здесь он уже не такой важный и влиятельный человек, каким был всего несколько дней назад. Даже его подчиненные, сотрудники созданной им турфирмы, отошли от него. Кожемяка с Нечипоренко постоянно находились с Антоненко, девчонки: Ленка со Светкой, тоже забыли о своем боссе, больше пропадая среди женщин сорок первого года, помогая им ухаживать за ранеными и детьми. Только его пожилой водитель Емельяненко Николай Яковлевич, по-старинке, заботился о своем бывшем хозяине, скорее по-отцовски, из чувства сострадания, чем за предыдущую должность. Теперь вместо работы головой, Слащенко приходилось работать руками и ногами. Он вместе с другими мужчинами лагеря был вынужден рубить лес, носить бревна и ветки, участвуя в строительстве подъема на плато. Его тело, давно отвыкшее от тяжелого физического труда, сейчас все ныло, руки исколотые ветками, не хотели слушаться, даже ложку во время еды он не мог нормально держать.

В таком же положении находился и его компаньон по бизнесу, а теперь и друг по несчастью, голландец Питер ван Лейден. Но, в отличие от Игоря Леонидовича, который мог свободно разговаривать с другими обитателями лагеря, хотя и из другого времени, голландец, плохо знавший русский язык, замкнулся в себе. Он только изредка перебрасывался фразами по-немецки с Гансом Штольке о его родном городе Гамбурге. Эти дни были для Питера настоящим шоком, из которого он не мог выйти, все, о чем его просили, он делал и отвечал автоматически, как робот. За эти дни, из-за нервного срыва и отсутствия аппетита, голландец настолько похудел, что превратился в ходячего скелета, один раз даже потерял сознание. По этой причине его не брали на работы, а оставили в лагере, поддерживать огонь в кострах вместе с мальчишками.

Отправляя разведгруппы, Климович передал Уварову ракетницу с несколькими ракетами. Договорились о том, что после того, как группы отойдут на безопасное расстояние и дадут сигнальную ракету, саперы начнут взрывать край котлована.

До намеченной Олегом скалы было километра два. Синякову пришлось три раза мотаться на мотоцикле по плату, напоминающему тундро-степь, чтобы перевезти обе группы к подножью выбранной скалы. В одной из расщелин нашли укромное местечко, где все могли укрыться от пронизывающего ветра и падающих сверху камней.

— Ну что, товарищ подполковник, — спросил Синяков у Уварова. — В каком направлении нам поиск производить?

— Для начала дадим сигнал ракетой, что мы на месте. Пускай подъем строить начинают, а то и так много времени потеряли. — вынимая ракетницу, ответил Олег. — А куда идти, это надо у профессора спросить. Павел Иванович, куда нам следовать далее?

Левковский, не обращая внимания на слова Уварова, завороженно рассматривал в выданный им бинокль окружавшую их местность.

— Вы посмотрите, какая красота! А что будет, когда мы еще выше поднимемся!

Не дождавшись ответа от чудаковатого профессора, Олег поднял руку и выстрелил в небо красной ракетой. Буквально через пять минут над краем котлована, почти одновременно, прогремело несколько взрывов. На десятки метров в высоту вздыбилась горная масса, а в клубах дыма мелькнули молнии. Эхо от взрывов многократно повторилось от скалы к скале.

— Вот, черт! Со взрывчаткой переборщили! Говорил же, поменьше кладите! — в сердцах сплюнул Уваров. — Как бы лавина не сошла, тогда всем крышка!

От взрывов, все замерли, в ожидании худшего. Но, на удивление, горы сдержали такой вызов человека, не ответив ему лавиной.

Левковский отвлекся от созерцания окружавщей его красоты гор, еще раз оглянулся по сторонам и произнес:

— Я думаю, что нам необходимо подниматься наверх, вон там очень хороша площадка для обзора, да и для размещения промежуточного лагеря тоже.

— Виталий, — повернулся Уваров к Синякову. — Со своей группой остаетесь пока здесь. Мы поднимемся наверх и по рации сообщим вам возможный маршрут движения. Сейчас уже полдень, на подъем у нас уйдет не менее трех часов, а там уже начнет темнеть, так что переждите здесь до утра. Поставьте палатку. За одно проверите связь с базой.

Затем повернувшись к Максиму, Олег произнес:

— Макс! Ты у нас как скалолаз, пойдешь первым. Я с тобой в связке. Во второй связке профессор с замыкающим Долматовым. Всем понятно?

Вопросов не последовало.

На восхождение до промежуточной площадки ушло чуть больше трех часов. Чем выше поднимались, тем труднее становилось дышать. Ветер, пронизывающий до костей, сбивал с ног. За это время несколько раз прошли небольшие камнепады. Благодаря тому, что по приказу Уварова все одели каски, никто не пострадал от ударов мелких камней по голове, хотя всем досталось по-немногу. Старшине Долматову не повезло. Он оступился, камень ушел из-под ноги, и повис на веревке сдерживаемый Левковским. Олегу пришлось срочно спускаться вниз и помогать еле сдерживающему профессору, подтянуть на надежный выступ старшину-пограничника. При этом надо было поднимать рацию, вещмешки и палатку.

На площадку все поднялись теряя последние силы и попадали где кто смог. Площадка представляла из себя небольшую расщелину в скале шириной около пяти метров и глубиной чуть больше семи метров. Это было единственное место где отсутствовал снежный покров, так как над ней возвышался естественный козырек из большого валуна. Ветер здесь был слабее. До вершины оставалось не более двухсот метров. Немного передохнув, огляделись по сторонам. "Лучше гор могут быть только горы, на которых еще не бывал…" — так, кажется, когда-то пел Высоцкий. И это действительно так. Все плато с котлованом было как на ладони. Вокруг него, возвышались величественные горные хребты с белоснежными острыми пиками и уходили за горизонт. Красота, конечно, была неописуема словами. Это надо было увидеть! Но задача перед ними стояла другая, найти удобное место для спуска людей с такой высоты. А его как раз и не было видно.

— Вот, черт! — раздосадованно прохрипел Олег. — Куды теперь бедному крестьянину податься? Всюду горы! Мать их!

— Выпейте водички, Олег Васильевич и успокойтесь. — протянул ему флягу Левковский. — Сейчас спокойно все осмотрим и разберемся. Меньше шума и нервозности. Горы этого не любят и не прощают.

За то время, пока группа Уварова осуществляла восхождение, в районе котлована еще трижды прозвучали мощные взрывы. И опять никакого ответа со стороны гор. Такое безмолвие уже начинало пугать.

— Что-то мне это начинает не нравиться. — вставил слово Долматов. — У нас, когда я на Кавказе служил, учения в горах были. Из пушки один раз выстрелили, так нас лавиной чуть не снесло, а здесь тишина… Не к добру все это, ежики курносые…

— Давайте палатку ставить, а то замерзнем тут как цуценята и никому не поможем. — отвлек всех от грустных мыслей Максим и принялся разворачивать палатку. К нему на помощь поспешили Уваров с Долматовым. При таком ветре ставить палатку было трудновато.

— А я пока чаек поставлю. — успокоил всех Левковский. — Знаете ли у меня замечательный чаек есть, с чебрецом и с малинкой. Да и перекусить не мешает, сил набраться.

— Профессор, вы как знали, что здесь окажемся, даже чайком запаслись. Наверное и дровишки прихватили? — пошутил Долматов.

— А как же! Вот они, мои родимые! — весело ответил Левковский и достал из своего вещмешка несколько толстых щепок. — Живем господа — товарищи! Сейчас котелочек поставим на камушки и отведаем, что нам господь послал!

Когда палатка была установлена и в глубине расщелины весело горел костерок, Максим с Долматовым попив чайку и съев одну консерву на двоих, легли передохнуть. Не до отдыха было только Олегу. Они вместе с Левковским в бинокль осматривали близлежащие горы, ищя подходящую дорогу для спуска.

— Вот, смотрите! — комментировал осмотр Левковский. — Мы с вами находимся в северной части нашего плато. Наша горка здесь не самая большая, но с нее и так все хорошо видно. На запад и на юг от нас горные хребты выше чем здесь, но и там видны каньоны и долины. На север и на восток горы пониже будут. Значит нам туда необходимо двигаться. Вон, видите там, между двух вершины, седловина имеется. Определенно там должен быть перевал и спуск в долину.

— Почему вы так решили, Павел Иванович?

— А уж больно расстояние до следующего хребта значительное. Другого пути я пока не вижу.

— Давайте немного отдохнем и еще выше поднимемся, авось, что лучше и увидим.

— Только отдыхать не долго будем. Пока поднимемся, уже стемнеть может. А нам еще сюда спускаться нужно. Давайте чай пить, а то остынет. — согласился Левковский.

Наскоро перекусив, наблюдатели забрались в палатку.

Группа Синякова с волнением и тревогой наблюдала за этим восхождением. Они успокоились только тогда, когда Уваров вышел на связь по рации.

— Дозор! Дозор! Я Вышка! Прием! — услышал Синяков в наушниках голос Уварова. — Мы на месте. Ваш предполагаемый маршрут движения: на северо-восток от вас. Там между горами есть седловина, поднимитесь на перевал и дальше должен быть спуск! Это в трех километрах от нас! Прием!

— Понял вас, Вышка! Завтра с рассветом выступаем! Прием!

Затем обе группы вышли на связь с основным лагерем и доложили Климовичу об увиденном, а также о готовности с завтрашнего утра начать движение.

Олег только что закончил радиосвязь, откинулся на спину и немного вздремнул. Ему почему-то, приснился Афганистан. Вот он снова, со своей группой идет по заснеженным горам в обход засаде душманов, которые приготовились обстрелять движущуюся через Саланг нашу воинскую колонну. Благодаря информатору, внедренному в банду, удалось узнать время и место засады. Те же горы, тот же белый снег, так же тяжело дышать от недостатка кислорода и тяжелого РД за спиной. И вот они уже на месте. На снегу видны следы "духов", которые заняты наблюдением за приближающейся головой советской колонны и не видят, что за их "головами" уже пришли другие "шурави". В прицел автомата попадает голова пулеметчика в пуштунке, сейчас Олег медленно нажмет на спуск и…

— Олег Васильевич! Вставайте, милейший! Скоро начнет темнеть! Пора подниматься! — сквозь сон слышется голос Левковского.

— Я не сплю! Я сейчас "духа" замочу и встану… — сквозь сон пробормотал Уваров.

— Какого "духа" и зачем его "мочить"? — не понял Левковский. — В горах ведь все духи безтелесные?

— Это так наши в Афганистане душманов, местных бандитов, называли. — пояснил ему уже проснувшийся Максим. — Олегу Васильевичу наверное снова война снится, как и моему бати. Они в Афганистане вместе воевали. А "мочить", это значить — убить.

— Ну и словечки у вас, в будущем, молодой человек. До чего русский язык исковеркали! — возмутился Левковский. — Простому человеку и не понять. Ладно, пускай эти двое спят. А мы с вами поднимемся наверх, если конечно не возражаете?

— Да нет. Я не возражаю. Тут осталось-то всего ничего. Двести метров. — согласился Максим.

— На этот раз я пойду первым. — скомандовал профессор. — И не спорьте со мной. Здесь много снега и неизвестно какой он толщины. Если я провалюсь, вам будет легче меня вытащить, чем мне вас. Берите веревку подлинее. Если увидете, что не сможете меня вытащить, режьте ее. Нож у вас есть, я надеюсь?

— Нож есть. — показал Максим подаренный перед выходом ему Григоровым немецкий штык-нож, найденный в бронетранспортере. — Но я вас не брошу. Вы легкий и я вас все ровно вытащу. Сил у меня хватит.

— Вот спасибо, утешили! Ну тогда, вперед, к вершине!

На вершину забрались без приключений. Снег от холода и ветра превратился в лед, поэтому и не проваливался.

— Да! Как я и предполагал, единственный выход, это седловина между теми вершинами! — констатировал Левковский.

Макс не стал возражать, тем более другого выхода он также не видел. Когда собирались спускаться в промежуточный лагерь, уже стемнело. Левковский идя вслед за Максимом вдруг остановился и повернулся в сторону юга. Максим, почувствовал, как натянулась связка, тоже остановился, испугавшись за профессора. Но тот стоял неподвижно, завороженно глядя в звездное небо.

— Что случилось, Павел Иванович? Почему не спускаетесь?

— Вот он, Максим! Вот он, Южный Крест! — радостно воскликнул профессор.

— Что это значит для нас?

— Это значит, что мы все же в Южном полушарии! Я был прав! На севере нет Полярной звезды! Ее отсюда не видно!

— А на сколько градусов южнее экватора, профессор?

— Сейчас, сейчас! Дайте я определю! — всматриваясь в горизонт и выставляя вперед руку скороговоркой ответил Левковский. — Градусов восемь — десять южной широты!

— А сколько в одном градусе километров? А то я давно в школе учился, уже малость подзабыл. — смущенно спросил Максим. Ему было немного стыдно, что он забыл такие элементарные знания.

— Один градус широты на экваторе равен сто одиннадцати километрам. — проговорил Левковский, затем разговаривая сам с собою он продолжил. — Теперь я смогу точнее определить наше местонахождение по карте из атласа.

— Давайте быстрее спускаться, профессор, а то как бы мимо наших не проскочить в такой темноте…

В это время снизу засветился фонарик и донесся голос Уварова:

— Максим! Профессор! Где вы? Отзовитесь!

— Мы здесь, Олег Васильевич! Уже спускаемся! — крикнул в ответ Макс, сигналя фонарем.

Спустившись в расщелину Максим и Левковский получили нагоняй от Уварова.

— Почему без разрешения совершили подъем?! Без подстраховки! И нас оставили спящими! А если лавина или провалились в расщелину? Мы бы все могли погибнуть! Ладно, Макс, пацан еще жизни толком не видевший! Но вы, Павел Иванович, пожилой, убеленный сединами, прошедший огонь и воду профессор, а действуете как мальчишка какой-то! Стыдно должно быть!

Левковский и Максим стояли перед Уваровым как два нашкодивших сорванца, с покрасневшими лицами и опущенными головами, всем своим видом показывая, что вину свою осознают, каются в содеянном и даже не пытаються оправдаться. Если Макс еще был молодой и ему это было простительно, то профессор в своем почтенном возрасте, выглядел действительно смешно.

После гневного выступления Олега, настала тяжелая минута тишины. Все сопели и старались не смотреть друг другу в глаза.

Чтобы как-то разрядить обстановку, Долматов поинтересовался у Левковского:

— Павел Иванович! А что вы хоть там увидели? Стоит ли нам с товарищем подполковником туда подниматься?

Отвлекшись от невеселых дум, Левковский преободрился и радостно ответил:

— Все, что хотел, то и увидел! Я думаю, что вам нет необходимости делать новое восхождение!

— Так что именно увидели? — уже примирительно спросил Уваров.

— Как мы с вами и предполагали, единственный способ спуститься с этого плато, это перейти седловину между теми вершинами, что видели днем и спуститься на следующее плато, которое расположено гораздо ниже нашего. Спустимся туда, а там уже решим на месте, куда дальше идти. — уже спокойно пояснил Левковский. — Но это не главное! Главное то, что я увидел Южный Крест! Теперь я могу более точно сказать где мы с вами находимся!

— То, что в Южной Америке, мы это уже знаем. Вы что, определили широту?

— Вот именно! Это восемь или десять градусов южной широты! Завтра по карте из моего атласа, я вам точнее покажу эти места!

— Хорошо, хоть с этим разобрались. А теперь давайте спать. На дворе ночь да мороз. Всем в палатку и на боковую. — распорядился Уваров.

Действительно, стоять на ветру, в темную и холодную ночь было не очень приятно. Быстро выполнив команду, члены разведгруппы поплотнее прижались друг к дружке, для сохранения тепла и погрузились в сон…

* * *

Николаю не спалось. Он ворочился с боку на бок и не мог нормально заснуть, хотя за прошедший день потрудился изрядно. Болели спина, руки и ноги. "Как там Макс? Все ли у них нормально?" — переживал отец за сына. Хотя знал, что все нормально. Уваров выходил вечером на связь и всех успокоил, но отцовское сердце не находило себе места. "Если бы я был сам, как Олег, меньше бы дергался, а так… Макс такой же, как и я, рисковый парень. Всякое может быть".- думал Антоненко-старший: — "Хотя Олегу тоже не позавидуешь, в том времени, у него остались жена и дочь". Как-то, во время одной из последних встреч, Олег, немного подвыпив лишнее, разоткровенничался. Как с другом, поделилися с Николаем своей душевной болью. Оказалось, что и у него в личной жизни не все было в порядке. Со своей женой он несколько раз то расходился, то сходился. Все эти "метания" родителей очень болезненно воспринимались дочерью Олега, от чего она часто болела. Вроде бы, перед поездкой Уварова в Киев, в его семье все снова наладилось. Жена даже перезванивала ему на мобильник и передавала привет от дочери. И вот, на тебе! Занесло их к черту на кулички! Вся жизнь насмарку, начинай все сначала, но ведь года то уже не те! Нам с Олегом не по девятнадцать лет, как Максу!

Антоненко вспомнил весь прошедший день, сколько было много переделано за него.

С самого утра к них лагерю пришли человек сорок солдат и казаков, правда без лошадей. Приехали на нескольких подводах. Быстро посовещавшись с офицерами, их послали делать дорогу от берега озера к предполагаемому подъему. Красноармейцы и пограничники подходили к белогвардейцам с интересом, но и с некоторой настороженностью. У всех была еще свежа в памяти гражданская война и недавняя перестрелка. Такое же отношение было и с другой стороны. Но совместная тяжелая физическая работа сближает людей независимо от их политических взглядов, тем более, что цель у всех одна — выжить в этом неизвестном для них мире. Понемногу начали знакомиться, искать земляков. Первым встретившим своих терцев, был старший сержант Левченко, про которого казаки уже были наслышаны и им стало интересно увидеть своего земляка через двадцать лет. Те кто был постарше, очень удивились, как он стал похож на своего отца. Каждый старался узнать у него про судьбу своих родственников и близких. Невеселый рассказ о тяжелой доле их родных снова взволновал казаков. Некоторые горячие головы готовы были кинуться в бой на большевиков. Но это продолжалось недолго. Всех остудили проводимые саперами взрывы. Осознание того, что назад дороги уже не будет и надо жить в новой реальности, привело их в чувство и заставило смириться с болью утраты.

Для проведения первых взрывов решили заложить побольше взрывчатки, так как горная порода уж больно оказалась крепкой и почти не поддавалась лопатам и ломам. Пока часть красноармейцев поднимала мотоцикл и разведгруппы наверх, остальные делали выемки для закладки взрывчатки. Шурфы сделали и сбоку и сверху. Когда все было готово, красноармейцы ушли в лагерь. У подьема осталась только группа Антоненко с саперами в ожидании ракеты от Уварова. И вот в небо взлетела красная ракета. Николай достал пистолет и сделал три выстрела вверх. Это был условный сигнал, чтобы все покинули опасную зону. Выждав пять минут, сделал еще один выстрел, затем повернувшись к саперам дал команду подсоединять провода к аккумулятору своего Уазика. Почти одновременно прогремело несколько взрывов. На десятки метров в высоту вздыбилась горная масса, а в клубах дыма мелькнули молнии. Когда ветер унес поднявшуюся пыль, все увидели, что большие куски горной породы буквально чуть ли не снесли все ограждение построенное людьми. Но крепкие деревья все-таки сдержали этот напор. Зато теперь можно было надеяться, что подъем удасться построить всего за пару дней. Решили пока не строить подъем дальше, а пользуясь моментом, продолжать взрывные работы. Снова сделали выемки, заложили взрывчатку и взорвали. В результате взрывов удалось уменьшить высоту стены на две трети. Она стала почти вровень с осыпавшейся землей. Осталось только укрепить и утрамбовать грунт. Чтобы подъем был не сильно крутым, а пологим, пришлось закладывать и взрывать взрывчатку на три десятка метров вглубь плато. Это был третий мощный взрыв. Все опасались схождение лавин или селевых потоков, но этого почему-то не произошло. "Горы здесь другие, что ли?" — подумал Николай.

Пока Антоненко взрывал плато, Климович, Бондарев и Невзоров организовали в обоих лагерях сборы для предстоящего марша. Люди собирали и упаковывали свои вещи, водители заправляли бензином автомобили, грузили в них оружие, боеприпасы, продовольствие и другое имущество. Снимали маскировочную сеть и брезент над землянками. С воздуха нападать уже не кому. Война с немцами для них закончилась. Раненых решено было перевозить на повозках, благо их хватало на всех, так как добавились еще подводы из второго лагеря. Как ни старался Баюлис со своими помощницами, но четверо тяжелораненых в лагере за эти дни умерли. Один красноармеец Климовича и два солдата из лагеря Невзорова. Также, не приходя в сознание, скончался и советский летчик, пилот бомбардировщика. Слишком много у него было переломов и ушибов внутренностей. В отличие от него, немецкий летчик выжил. После уколов Баюлиса и проведенной операции, жар у лейтенанта Хорстманна спал, гангрена ему больше не грозила. Всех умерших, и красных, и белых, похоронили рядом. Отец Михаил отслужил погребальную службу. Салютом для умерших стали произведенные саперами взрывы.

С бомбардировщика сняли два пулемета ШКАС, один вместе с турельной установкой, а также большой запас патронов к ним. Два других пулемета были сильно повреждены и не подлежали восстановлению. Бомб на самолете не оказалось, видно летчики отбомбились еще на немцев, а когда возвращались, наткнулись на стаю юнкерсов и мессершмитов, с которыми провели свой последний бой. В топливных баках нашли около двухсот литров отличного авиационного бензина. Как он не взорвался, один бог знает! Запасливый водитель "Лексуса" Емельяненко Николай Яковлевич с помощью Кожемяка и трех красноармейцев, слил весь этот бензин в бочку, а также полностью заправил свой "Лексус" и "Форд" Нечипоренко Алексея. Бочку поставили в кузов "Форда". На вопрос Слащенко поедет ли его машина на таком бензине, Яковлевич только усмехнулся. — В этом авиационном бензине октановое число под сотню будет, так что наша машина не только поедет, но и полететь сможет. Правда, уверенности в этом у меня нет. Но, попытка не пытка. Другого лучшего бензина у нас нет.

После полудня, почти все мужчины обоих лагерей были у подъема. Носили и утрамбовывали землю с камнями, ставили ограждение, чтобы не сорваться с дороги вниз. Из-за отсутствия носилок, грунт носили в плащ-палатках и на брезенте, использовали все, в чем можно было нести. Укладывали бревна поперек дороги, чтобы не было скольжения. Как ни старались, но работы было еще много. Однако дорога уже начинала принимать желаемые очертания. Теперь любой мог по ней свободно подняться на плато. Но для автотранспорта и лошадей с подводами было еще затруднительно.

Когда наступила ночь и возникла опасность в темноте свалиться с высоты, работу прекратили. Люди с трудом вернулись в лагерь и сразу легли спать. Не у всех хватило сил даже на скудный ужин. Солдаты и казаки из второго лагеря расположились рядом с лагерем красноармейцев. У них тоже не было сил добраться в свой лагерь. Видя такую ситуацию, Климович выделил Невзорову дополнительные подводы, чтобы перевести людей и все имущество второго лагеря в первый. После такого тяжелого дня, никто уже никого не делил на белых и красных. Все стали своими. Последние капли неприязни и подозрения исчезли вместе с последними каплями пота пролитого на строительстве подъема.

Перед ужином Антоненко с помощью двоих пограничников спустил резиновую лодку и сложил ее вместе с рыбацкой сетью в багажник. Также они помогли ему надеть тент на УАЗик.

"Ничего. Дай бог, завтра все закончим. А там и в путь дорожку…" — подумал Николай, наконец-то засыпая…

Глава 11

Андрей проснулся от звонкого лая Ноя, который теперь каждую ночь спал в землянке у артиллеристов, под боком у Ганса. Эти два рыжих существа сошлись и полюбили друг друга. Хотя песик любил всех артиллеристов и они его любили, но Ганса Штольке он выделял особо, наверное потому, что оба были рыжими. Шутка.

После вчерашнего тяжелого трудового дня все тело ныло и не хотелось вставать. Ну, почему Ганс не утихомирит своего подопечного? Что ты так разгавкался, Ной?!

Андрей нехотя приподнялся на локтях и посмотрел на собаку бегающую по полу землянки. Пес вел себя как-то странно. То мотал круги как юла на одном месте, то вдруг резко останавливался и начинал выть на потолок, затем снова кружится со звонким лаем. Он подбегал то к Гансу, то к другому артиллеристу, хватал своими маленькими, но цепкими зубами за одежду и старался ее стянуть с людей. Все его движения были направлены на выход из землянки. За все время, что они были здесь, Ной первый раз так себя вел. "Что-то тут не то". - подумал Андрей: — "Ной зря брехать не будет". Андрей быстро встал и вышел из землянки. Следом за ним выскочил и песик.

Хотя небо было еще темное и на нем хорошо видны звезды, но уже чувствовалось, что близится утро. Начинало светать. Небо над плато было чистым, только на верхушках гор застряли облака. Весь лагерь еще спал. Даже часовых сморил утренний сон. Но животные в лагере вели себя как-то странно. Лошади ржали и метались в загоне, коровы мычали, а козы блеяли. Но не привычно, когда просили корм, а тревожно, как будто чувствовали какую-то беду. Куры притихли, даже петуха не было слышно, хотя раньше он каждое утро будил всех своим кукареканьем. По всему лагерю носились собаки, они бросались к людям, будя их своим лаем. Тревога животных начала передаваться людям и они, один за другим выходили из землянок, спросонья не понимая, что произошло.

Внезапно все затихли и замерли.

Через минуту тревожной тишины, вдруг резко задрожала земля и заходилась ходуном… Издалека послышался странный гул. Он не ослабевал, а наоборот набирал силу, становясь все сильнее и сильнее. Начала болеть голова, давить на виски, руки и ноги отказывались подчиняться. Андрей не понимал, что происходил вокруг него. Он начал крутить головой во все стороны, пытаясь понять, что случилось. Неужели снова перенос во времени и пространстве?! Куда их теперь, судьба-злодейка забросит?! За что им такое наказание?! Останутся ли они в живых или погибнут здесь в неизвестности?!

Андрей невольно бросил взгляд на озеро, где был искусственный остров. Что такое, а где остров?! От него осталась только верхняя часть столба смотрящего в небо. Весь остров погрузился в воду. На верхушке столба что-то светилось. Если раньше луч света от столба шел вверх, в небо, то сейчас он был направлен на одну из горных вершин закрытых облаком, как будто показывая людям, что оттуда исходит угроза. Эта вершина была расположена всего в двух километрах от их котлована, но в противоположной стороне от той, куда вчера ушли две разведгруппы.

Вдруг резкая яркая вспышка на вершине горы заставила Андрея на пару секунд зажмурить глаза. По ушам ударил громкий взрыв… Резко запахло серой… Стало труднее дышать… Открыв глаза Андрей увидел, что над вершиной в небо на несколько сот метров вырвался столб огня и темно-серого дыма. В разные стороны от этого дымового столба полетели ярко-красные точки, как искры от костра. С каждой минутой столб дыма поднимался выше и распространялся в ширину. Этот взрыв полностью разрушил конусообразную вершину скалы, как будто срезал ее остроносую верхушку ножом.

— Это что, вулкан, что ли? — вспомнил Андрей курс географии в школе. Сам он извержение вулкана никогда не видел, но в учебниках были фотографии и рисунки. — Раз такое дело, сматываться отсюда надо, чем быстрее, тем лучше!!!

Он бросился к землянке поднимать своих людей, но они уже и без его команды сами начали выскакивать наружу, одеваясь на ходу. По всему лагерю поднялась суматоха и беготня. Люди начали сталкиваться и мешать друг другу. Животные в загонах метались ища спасения. Начиналась самое худшее, что может быть в лагере… Паника…

Вдруг, над головами мечущихся в ужасе людей прогремела длинная пулеметная очередь. Все резко остановились и попадали на землю.

— Прекратить панику! Кто будет метаться и орать, перестреляю всех как бешеных собак!!!

Андрей оглянулся на грозный крик. Посредине лагеря во весь свой огромный рост возвышался пришелец из будущего, отец Максима, Николай Антоненко. В руках он держал немецкий пулемет МГ-34 и водил им из стороны в сторону. Вокруг него собралась группа разведчиков и пограничников. Они останавливали людей и приводили их в чувство.

— Всем командирам собрать и организовать своих людей. Затем срочно прибыть к землянке командира полка! За малейшее неповиновение — расстрел на месте!

Это немного отрезвило людей. Извержение вулкана еще далеко и неизвестно достанет он их или нет, но пулю в лоб можно получить сейчас и сразу, без разбирательств, кто прав, а кто виноват.

Подбежав к своим, Андрей заметил, что Левченко уже навел порядок среди своих артиллеристов и примкнувших к ним красноармейцев. Они стояли перед ним в две шеренги на вытяжку и внимательно смотрели на правую руку старшего сержанта, в которой тот сжимал большой немецкий пистолет. Увидев Григорова, Левченко доложил:

— Товарищ лейтенант! Личный состав батареи по тревоге построен. Паники нет. Какие будут приказания?

— Подготовить орудия, боеприпасы и другое имущество батареи к эвакуации. Мамедова и еще двух бойцов пошлите за лошадьми. Всякое неподчинение пресекать на месте, вплоть до расстрела. Я к командиру полка…

Возле землянки Климовича уже начали собираться командиры. Наведя порядок среди своих солдат и казаков, к ним присоединились капитан Невзоров и ротмистр Новицкий. Подпоручик Костромин и прапорщик Ольховский остались с подчиненными.

— И так, товарищи! Пришла беда, откуда не ждали! — с хрипотцой в голосе проговорил Климович. Он стоял на ногах поддерживаемый своим ординарцем. — Мы надеялись, что сегодня закончим нашу дорогу, но этот мир внес свои коррективы в наши планы. На связь вышла группа подполковника Уварова. Профессор Левковский сообщил, что это только начало извержения вулкана. Дальше может быть хуже. Из-за ветра вулканический пепел идет в нашу сторону. Еще возможно извержение лавы. Какая будет ее высота, и в какую сторону она будет выброшена, один господь бог ведает. Поэтому, предлагаю. Быстро подготовить оба лагеря к эвакуации, взять самое необходимое и по уже построенной дороге подняться на плато, откуда, без остановки продолжить движение в сторону предполагаемого спуска с гор. У кого какие будут предложения?

Старший лейтенант Коваленко высказал свои опасения:

— Товарищ подполковник! Дорога еще до конца не готова. Сможем ли мы по ней подняться, выдержит ли она? Люди, конечно, сами пройдут, но вот лошади с повозками и автотранспорт, это под вопросом. Уж больно неровностей много, да и плохо уплотнили ее.

— Разрешите, товарищ подполковник? — не выдержал Григоров. — У меня есть предложение. Разрешите, я использую свой бронетранспортер. Мы его вчера полностью снарядами загрузили. Под завязку. Он тяжелее всего транспорта здесь будет. Первым по дороге пойдет. Если он пройдет, то и другие за ним пройдут. Заодно и дорогу подровняет. Вот только орудие надо отдельно везти, а то может не вытянуть.

— А не жалко его тебе, лейтенант? Да и немец твой может погибнуть, если дорога не выдержит и сорвется. Без бронетранспортера и без снарядов остаться можешь. — засомневался начштаба Бондарев.

— Я сам с Гансом поеду. И докажу… — попытался возразить Григоров. Но его перебил Антоненко:

— Не кипятись, лейтенант. Доказать всегда успеешь. Я тоже считаю, что другого варианта в нашей ситуации нет. Только самый тяжелый транспорт может проверить нашу дорогу. Все ровно ему подниматься наверх придется. А если он первым пройдет, народ бояться не будет и мы все быстро отсюда уйдем. А за свое орудие не переживай. Цепляйте его вместе с передком к моей машине. Я пушку повезу.

— Госпиталь первым надо вывозить. Раненые сами идти не смогут. — вмешался Баюлис. — И детей всех, вместе с женщинами. Для них это большой стресс. Могут не выдержать таких нагрузок. Как психических, так и физических.

— Разрешите, господин подполковник. — спокойно произнес ротмистр Новицкий. — Я со своими казаками пойду последним. Будем замыкающими, следить, чтобы никто не отстал и не потерялся. Окажите нам такую честь.

— Животных тоже надо отсюда побыстрее убирать, как бы не померли все со страху. — вставил начальник склада Ярцев.

— Хорошо. — подвел итог Климович. — Слушайте приказ. Первым по дороге выдвигается бронетранспортер лейтенанта Григорова. Григоров, нигде не останавливаться. Едите в направлении указанном разведкой. Вслед за Григоровым, идут подводы с ранеными и женщинами с детьми. Затем, гражданские и животные. Далее следуют остальные подводы с продовольствием и имуществом. Последними — оставшийся автотранспорт. В голове колонны идет капитан Бондарев и старший лейтенант Коваленко. В середине капитан Невзоров со своими офицерами, старший лейтенант Бажин, лейтенант Попов и политрук Жидков. С автотранспортом подполковник Антоненко, капитан Нечипоренко и старший лейтенант Дулевич. Замыкающий ротмистр Новицкий с казаками на лошадях. Вопросы и дополнения есть?

— Есть. — добавил капитан Невзоров. — Во избежание паники в ходе движения, предлагаю распределить надежных солдат вдоль всей колонны. На каждую подводу, по возможности, выделить по несколько солдат. В случае необходимости они окажут помощь лошадкам при подъеме и в пути следования.

— Предложение принимается. — утвердил Климович. — Игорь Саввич, распределите всех наших красноармейцев вместе с солдатами капитана Невзорова по всей колонне равномерно. Все здоровые идут своими ногами. Детей посадить на подводы. Офицеры и сержанты располагаются между собой в зоне прямой видимости. В случае паники разрешается расстреливать паникеров на месте.

Найдя, среди присутствующих капитана Кожемяка, Климович обратился к нему:

— А мы с вами капитан, остаёмся последними. На вашем автомобиле. Если не возражаете, конечно?

— Никак нет, товарищ подполковник. Сам хотел это предложить. — невозмутимо ответил Кожемяка. — Мы своих не бросаем. У нас, на флоте, капитан всегда последним покидает свой корабль.

— Все. Разговоры окончены. Дорога каждая минута. Все по местам. Начало движения через десять минут. — закончил командир полка.

Снова лагерь загудел как растревоженный улей. Но уже совсем по-другому, без паники и лишней суеты, четко выполняя все команды по подготовке к маршу. Только гражданские еще никак не могли понять, что от них нужно и пытались бежать первыми, но, видя строгие лица пограничников и направленные на них автоматы, сразу же укрощали свой пыл.

А извержение вулкана продолжалось. Кроме клубов дыма, он стал выбрасывать из своего жерла куски лавы и огненные камни на высоту более полу километра. Некоторые из них уже начали долетать до котлована и падать в лесу, на другом берегу озера, где совсем недавно располагался второй лагерь. Кое-где уже начали загораться деревья, кусты и трава. Но их некому было тушить. Люди понимали, что еще немного, и они сами могут не спастись. Весь лес и поверхность озера покрывались темно-серым вулканическим пеплом и пылью. С такими же лицами собирались в дорогу и обитатели лагеря. В независимости от того, где и кто раньше служил, вся их одежда стала одинакова, как и лица, пепельного цвета. Пепел с пылью попадали в рот и в нос, из-за чего еще труднее становилось дышать, застилали глаза, ухудшая видимость. С каждой минутой задержки становилось все тяжелее и тяжелее.

И вот бронетранспортер ведомый немцем Штольке с экипажем, состоящим из лейтенанта Григорова и пулеметчика Громыхало, который наотрез отказался покидать свой пост, приблизился к подъему. За ним следом выстроилась колонна из подвод с ранеными, женщинами с детьми и имуществом. Где в подводах раньше было по одной лошади, казаки и артиллеристы запрягли еще и своих. Теперь каждую подводу тянули по две лошадки. А они были не легкими, доверху загружены различными вещами и продуктами. Все, что было возможно, из лагеря забирали с собой. Ничего не бросили. Даже две повозки были загружены дровами. На такой высоте это было стратегическое сырье, без которого ни еды не приготовить, не согреться. Замыкали колонну автомобили, к двум из которых, к УАЗику и зенитному ЗИСу, были прицеплены передки с орудиями. К "Форду" прицепили полевую кухню. Немного в стороне, стоял десяток казаков во главе с ротмистром Новицким, еле сдерживая под узцы своих скакунов.

Объехав всю колонну, к бронетранспортеру приблизился "Лексус". Из открытого окна выглянул Климович и махнул Григорову рукой, давая команду на подъем. Бронетранспортер взревел двигателем, дернулся и медленно стал подниматься наверх, подминая под себя положенные поперек бревна и вгрызаясь в горную породу. Вот он уже прошел середину, двигатель напряженно ревет, чувствуется нехватка кислорода и пепел забивается в воздушные фильтры. Приблизились к повороту, за которым небольшой подъем и дальше, на плато. На повороте Ганс немного не рассчитал и подъехал "Ханомагом" к самому краю. Затрещали деревья, начал осыпаться грунт, нервничая, немец добавил газ и бронетранспортер резко развернувшись, рванул вперед, из-под гусениц вырвались кучи камней, земли и пыли, большая глыба лежавшая на краю поворота, откололась и упала вниз, увлекая за собой более мелкие камни и куски земли. Все стоявшие и сидевшие внизу, с замиранием сердца наблюдали этот подъем, ведь от него зависела и их возможность благополучно выбраться из этого, так уже всем надоевшего, котлована со странным озером. "Ханомаг" не снижая скорости, выскочил на плато, оставляя за собой хорошую колею. Несмотря на то, что наверху гулял сухой ветер, на лбу у немца выступила испарина. Андрей успокоил Ганса и поблагодарил его за хороший подъем. Затем приказав Штольке остановиться, Григоров поднес бинокль к глазам, выискивая на дальней скале лагерь разведгруппы Уварова. После появления на плато бронетранспортера, в небо взлетела красная ракета, указывая направление движения. Увидев ее, бронетранспортер направился по плато, оставляя после себе гусеничную дорожку для следующих за ним повозок и автомобилей.

* * *

— Олег Васильевич! Павел Иванович! Максим! Вставайте, там что-то странное происходит!

— А? Что? Где?!

Долматов тормошил за плечи своих товарищей, пытаясь их разбудить. Когда все приподнялись и стали спросонья тереть глаза, старшина объяснил причину столь раннего пробуждения.

— Вышел я, значит, перед рассветом из палатки, по нужде… Стою, о своем думаю, вдруг чувствую, земля трястись начинает, даже мелкие камешки сверху посыпались…

— А штаны-то, хоть сухие остались? — улыбаясь, спросил Максим.

— Да ну тебя! Я серьезно, ежики курносые!

— Ладно, ладно, Пантелей Егорович! Извините его, молодо-зелено! Продолжайте, пожалуйста! — с укором посмотрел Олег в сторону смутившегося Макса.

— В общем, чувствую, что-то не то! Потом вижу, на верхушке противоположной от котлована горы яркая вспышка и столб дыма вверх, как будто туда крупный снаряд упал и взорвался. Затем эхо от взрыва сюда докатилось и мне по ушам дало! — взволнованно рассказывал Долматов. — А вы, все, дрыхнете! Тогда я вас будить и решил. Что это может быть, Павел Иванович, а?!

— Ничего хорошего, Пантелей Егорович! Давайте быстро все наружу! — почти прокричал Левковский.

Друг за другом они выбрались из палатки.

— Это извержение вулкана! — промолвил профессор, глядя на гриб из дыма и огня поднимающийся над скалой. — Надо нашим срочно сообщить, чтобы уходили. Дальше может быть хуже. Нам не известна сила этого вулкана. Возможен выброс лавы на высоту в несколько километров и более. Тогда все вокруг зальет огненной массой расплавленной горной породы. Я уже не говорю, о покрытии всей округи пеплом. Все это сопровождается землетрясением. Я был на Камчатке и видел это не раз.

— Так что нам делать, профессор?

— Немедленно отсюда уходить. Через перевал, лишь бы подальше от этого страшного места. При извержении выделяется большое количество газов, в особенности серы. Если не прибьет падающим камнем или куском лавы, то можно просто задохнуться. А нас здесь и лавиной накрыть может.

Пока Уваров с Левковским связывались с лагерем, Долматов с Максом собирали палатку и другие вещи.

На связь вышел взволнованный Синяков:

— Товарищ подполковник! Что это? Что нам делать, назад возвращаться или здесь всех ждать?

— Дозор! Прежде всего, никакой паники! Это природное явление — извержение вулкана! Ваша задача прежняя. Поиск спуска с гор. Немедленно выдвигайтесь в указанный ранее район. Когда подниметесь на перевал, подавайте сигналы, координируя движение колонны. Вулканическое облако, из-за ветра, идет в нашем направлении. Мы, спускаемся вниз и будем ждать остальных. Выход на связь через час. Конец связи.

Закончив радиосвязь, группа Уварова быстро собралась и начала трудный спуск. Спускаться с гор не легче, чем подниматься на них. А иногда и тяжелее. Как они не старались, но спуститься быстрее не получалось. А вулкан с каждой минутой набирал свою силу. Темно-серый дымный гриб вырос уже на высоту около километра. Из кратера вместе с пеплом и пылью в разные стороны летели куски лавы. Все больше и больше этих кусков падало в котлован, откуда почему-то не появлялись люди. "Неужели всех накрыло и мы остались одни? Не может быть! Ведь я же недавно с ними связывался!" — переживал Олег. Облако пепла постепенно накрывало плато. Уже был плохо виден противоположный горный хребет.

— Хоть бы ветер поменялся, что ли! — в сердцах воскликнул Уваров.

— Смотрите, БэТэР из котлована появился! — радостно прокричал Макс.

— Значить, живы, ежики курносые! — обрадовался Долматов. — Товарищ подполковник, дайте им сигнал ракетой, куда идти дальше!

Олег торопливо вытащил ракетницу, зарядил ее очередной ракетой и выстрелил в направлении перевала, куда ранее отправилась группа Синякова.

Все замерли в ожидании, увидят этот сигнал на бронетранспортере или нет? Увидели! "Ханомаг" постепенно набирая скорость, двинулся к перевалу. Следом за ним, из котлована, начали появляться лошади с подводами и бегущие рядом с ними люди.

Уваров поднес к глазам бинокль.

— Первыми, за бронетранспортером, идут подводы с ранеными, потом женщины с детьми. Далее, все остальные. Даже коров с козами прихватили. Никого не оставили. Молодцы!

— Олег Васильевич! Будьте так любезны, дайте мне бинокль. А то я за своего Тимоху переживаю. Он без меня пропадет. — попросил Левковский. Он долго рассматривал растянувшуюся колонну подвод и медленно появлявшиеся из котлована автомобили. — Вот он, мой дорогой! Привязали его к телеге! Он и мою тележку за собой тащит!

— Профессор! Посмотрите туда! — тревожно тронул Максим Левковского за рукав: — Кажется, лава к нам в гости пошла!

Все повернули головы в сторону вулкана.

Выброс дыма немного уменьшился, но зато из жерла начала выбрасываться лава и в большом количестве. Она растекалась по склонам в виде нескольких отдельных потоков. Два самых больших из них текли прямо в направлении котлована. Количество вулканических бомб падающих в котлован увеличилось. Из него начал густо пониматься дым от возникших пожаров.

— Лава у разных вулканов различна. Она отличается по составу, цвету, температуре, примесям и тому подобное. По цвету лавы можно узнать ее состав. — проинформировал всех Левковский с таким спокойным видом, будто он читал лекцию в институте. — Вот эта, желто-красного цвета. Таким образом, это базальтовая лава. Базальтовая лава наполовину состоит из диоксида кремния, то есть кварца, наполовину — из оксида алюминия, железа, магния и других металлов. Эта лава очень подвижна и способна течь со скоростью бегущего человека. Имеет высокую температуру 1200–1300 градусов Цельсия…

— Это что, профессор, — перебил его Долматов. — Наши могут не успеть сбежать от нее и зажариться там, так выходит, что ли?

— Выходит, что так. — спокойно констатировал Левковский. Но затем, спохватившись, ударил себя ладошкой по лбу и поспешил вниз. — Вот я, старый дурак! Их надо срочно предупредить об этом! Быстрее спускаемся, ребятки!

Связаться по рации в движении было бесполезно. Тем более, что базовая радиостанция стояла на "Ханомаге", а он уже ушел далеко вперед от колонны. Группа Уварова начала в бешеном темпе спускаться с горы.

* * *

Поднимавшиеся на плато люди, не разбирая дороги и не держась в колонне, просто бежали вперед, гнали лошадей с подводами и направляли свои автомобили вслед за еле видневшимся в дыму бронетранспортером. Лишь бы быть подальше от источавшего ужас и страх бурлящего вулкана.

Почти все автомобили поднялись на плато. В котловане пока оставались только полуторка, один ЗИС-5 и "Лексус". Вместе с командиром полка в машине был и его ординарец, отказавшийся покидать Климовича. Казаки Новицкого, по приказу Климовича, уже находились наверху, они ушли вслед за остальными. В отличие от людей, лошади не выдерживали такого напряжения.

Полуторка, только проехав поворот на плато, остановилась, перекрыв собой дорогу другим. Видно молодой водитель не справился с управлением и у него заглох двигатель в машине. Он выскочил из кабины и попытался ручкой завести свою "старушку", но у него ничего не получалось. Хорошо еще, что водитель ЗИСа не начал подъем. Ситуация стала критической. Два рукава лавы уже достигли края котлована с противоположной стороны и полились во внутрь, сминая и сжигая все на своем пути. Даже возле подъема чувствовался от них жар и запах серы с гарью.

— Товарищ подполковник, нас сейчас зажарит! — испуганно произнес ординарец.

— Не боись, прорвемся! — бросил Кожемяка: — Держитесь крепче!

Он крикнул водителю ЗИСа, чтобы тот сдал немного назад и освободил дорогу. Подогнав свой "Лексус" к полуторке сзади вплотную, Кожемяка приказал парнишке-водителю сесть в кабину и выключить скорость.

— Прости меня мой дорогой "Лексушка" и вы, Игорь Леонидович, пробачте, не из шалости, а спасения ради… — Кожемяка неумело перекрестился и надавил ногой на педаль…

"Лексус", уперевшись в задний борт ГАЗ-АА, взревел двигателем и начал медленно выталкивать полуторку наверх, выбрасывая из-под колес камни с землей. Несколько раз пробуксовывая на месте, Кожемяке все-таки удалось вытолкнуть полуторку на плато. Пропехнув ее на три десятка метров вперед, "Лексус" остановился. Вслед за ними из котлована поднялся и последний ЗИС, водитель которого, не останавливаясь, направил свой автомобиль в сторону перевала.

Выскочив из машины, Кожемяка подбежал к кабине полуторки. В ней, еле живые, сидели водитель и его хозяин, завхоз райкома Дрынько.

— Завести сможешь свою колымагу?

— Не з-на-ю… По-про-бу-ю… — заикаясь, произнес в ответ парнишка.

— Давай быстрее, цыгель, цыгель, ай-лю-лю!

Не до конца поняв, что ему сказали, паренек все-таки выскочил из машины и попытался завести ее ручкой. Но у него снова ничего не вышло.

— Вот хреетень! — в сердцах сплюнул Кожемяка. — Садись за руль! Я сейчас буксир подцеплю!

Подскочив к "Лексусу" Кожемяка вытащил из багажника буксировочный ремень, затем, подогнав свою машину впереди полуторки, сцепил их.

— Сейчас я тебя дерну, а ты на ходу попробуй завестись, понял меня, салага?

В ответ водитель полуторки только кивнул головой.

Завести ГАЗ-АА на ходу удалось только с третьей попытки. При этом он чуть не разбил задний бампер "Лексуса".

Отцепив буксир и пропустив вперед последний грузовик, Кожемяка сел за руль:

— И откуда такие берутся на наши головы?!

— Из тех ворот, что и весь народ! — в ответ пошутил Климович. Несмотря на тяжелую ситуацию, он был доволен. Всем его людям удалось подняться из котлована, и они сейчас уходят подальше от этого страшного места.

* * *

Выехав на плато, Николай остановил УАЗик. Пропуская следующие мимо него автомобили, он вышел из машины и стал смотрел в сторону скалы, где вместе с группой Олега был и его Максим. В "Бобике" кроме Антоненко находились еще два красноармейца-артиллериста, цеплявшие пушку. Они также вылезли из кабины. Вот от скалы отделилась очередная ракета, показывающая, куда надо ехать. Проследив траекторию ее полета, Николай понял, что Уваров уже спустился с горы и ждет их. Олег со своей группой находился немного в стороне от ушедших на перевал.

Увидев, что мимо проезжает "Форд" с Нечипоренко, Николай остановил его:

— Стой, Алексей! Забери этих ребят с собой! Скажешь, что я поехал за группой Уварова. Потом мы всех догоним.

— Понял, командир. — кивнул Нечипоренко и махнул рукой бойцам. — Забирайтесь, ребята, в багажник, а то у меня в кабине уже под завязку, женщины с детьми…

Приближающийся к ним УАЗик, Максим заметил не сразу. По всей долине ветер гонял дым, пепел и пыль, из-за чего видимость стала практически нулевой.

— Батя! За нами едет! — обрадовался он. Другие участники восхождения, тоже заметили автомобиль с передком и "сорокопяткой", постоянно подпрыгивающих на кочках.

— Ну что, альпинисты! Карета подана! Быстрее садитесь, и сматываемся отсюда! — прокричал им Антоненко-старший, разворачивая машину. Грохот и гул от изрыгавшего огонь вулкана уже начинал становиться ближе, усиливаясь с каждой минутой.

Особого приглашения никто не ждал, поэтому все резво залезли в машину, покидав свои вещи и рацию с палаткой в багажник. Левковского, как старшего по возрасту, посадили рядом с водителем, хотя он возражал, ссылаясь на свою худобу. Как только Уваров последним захлопнул за собой дверь, машина рванула с места.

— Как обстановка, Коля? — спросил Уваров у Антоненко. — Мы уже думали, что вас всех там накрыло!

— Все нормально, Олежка. Поднялись все без потерь. По крайней мере, то, что я видел. За мной оставалось всего несколько машин, последним шел "Лексус" с Кожемяка и Климовичем. Вроде бы они, тоже поднялись. Да, если бы еще на полчаса задержались, сжарились бы все. — пояснил Николай и в свою очередь спросил. — А вы как, что интересное увидели и где сейчас Синяков?

— Вроде бы нашли, как уйти отсюда. Через три километра будет седловина между вершинами, там перевал. За ним, по идее, должна быть низина. По крайней мере, все на это указывает. Синяков сейчас там. Уже должен подняться на перевал.

— А сможем подняться-то?

— У нас другого выхода нет. Или сдохнуть здесь, или уйти отсюда.

Свое слово вставил Левковский:

— Я вчера в бинокль немного рассмотрел эту седловину. Она не однородна. Есть изгибы и расщелины. Может, по ним и выйдем отсюда. Люди-то поднимутся, а вот телеги и авто, это под вопросом.

— Ничего. — успокоил всех Николай. — У нас еще два ящика взрывчатки есть, все взорвем к черту!

— А не могли наши взрывы спровоцировать вулкан, а, Павел Иванович? — обратился Долматов к Левковскому.

— Я думаю, что нет. Но после всего пережитого за это последнее время, я никаких гарантий дать не могу.

За разговором они догнали других обитателей лагеря. Начав хаотическое движение от подъема по плато, лошади и люди уже устали, не выдержав заданного в начале быстрого темпа. Постепенно снова выстроившись в колонну, они медленно, по следам бронетранспортера, шли к перевалу. Следом за ним ехали автомобили. Чтобы хоть немного облегчить телеги, казаки пересадили детей в седла своих скакунов, а сами шли рядом. Тех, кто не мог идти и падал на землю, подсаживали на подводы или находили им место на автомобилях. Даже на передках и орудиях уже ехало по несколько человек. Благо машины не лошади, для них это не особо тяжелый груз. Лица людей, головы лошадей и других животных были обмотаны платками и тряпками, все пытались хоть как-то защитить себя от всюду проникающей пыли и пепла, гуляющих по плато. С этой же целью на капоты автомобилей были наброшены различные тряпки или брезент.

Три километра, это не расстояние, если конечно идти по равнине да по хорошей дороге. Пешему человеку их можно преодолеть примерно за полчаса. Но здесь, на высоте около пяти километров над уровнем моря, по плато, с его кочками, ямами и другими "прелестями" гор, эти три километра для всех показались дорогой в ад, или из ада. Как не торопились убежать подальше от вулкана, но к подножью седловины, все подтянулись только через час с начала движения из котлована.

Вулканическая лава, уже во всю свирепствовала в котловане, выжигая в нем все, что горит и выпаривая остатки озера. Над котлованом стоял дым, вперемежку с паром.

К подъехавшему УАЗику подбежал Синяков.

— Олег Васильевич! Товарищ подполковник, разрешите доложить!

— Докладывай, Виталий! Дорогу нашел?

— Так точно! Этот перевал высотой метров триста будет. Подняться можно по скальной полке поднимающейся диагонально по склону. Я уже дорожку мотоциклом проложил. На самом верху расщелина большая есть. Мотоцикл прошел, но вот автомобили могут не пройти. Больно узко там. Другие еще меньше. Если подорвать и потом расчистить, то может и проскочат.

— А лошади с подводами пройдут?

— Пройдут, но впритык.

— Тогда, давай, направляй всех туда.

Пользуясь моментом, в разговор вмешался Левковский:

— А что за этим перевалом, молодой человек?

— Снег и лед там, товарищ профессор. От этого перевала до следующего горного хребта примерно полкилометра будет. Сплошной лед, покрытый снегом. Идет вверх и вниз. Настоящий ледник!

— А мы сможем по нему вниз спуститься, скользить не будем?

— Да нет. Не будете. Снег, да и лед здесь не такие, как у нас зимой. Сухие и не скользкие. Я вверх и вниз по пару сотней метров прошелся. Все нормально. Держит хорошо. Правда, кое-где трещины есть, но их и объехать можно.

К УАЗику подъехал "Лексус" с Климовичем. Командир полка открыл дверь и приказал своему ординарцу срочно собрать к нему всех командиров. Через пару минут все командиры были возле "Лексуса". Долго бегать ординарцу не пришлось, так как все подводы и автомобили плотно стояли возле дорожки, проторенной мотоциклом и ведущей на перевал. Синяков также доложил командиру полка об увиденном им.

— Товарищи! Сегодня для всех нас, господь бог придумал нешуточное испытание! Выдержим его, будем жить! Не выдержим, значить такова наша с вами судьба! Но я верю, что за этим перевалом нас ждет спасение и жизнь! Не такая, как была раньше, но все-таки жизнь, а не смерть! Простите меня, за высокопарные слова, но других слов я найти не могу. Красиво говорить не приучен. А теперь к делу… — прокашлялся Климович. — Порядок движения меняется. Первыми идет разведка с саперами, будут делать проходы для транспорта. За ними, бронетранспортер и все автомобили. Далее, все остальные. Пускай люди, да и лошади немного отдохнут. Когда саперы, вместе с вами, Олег Васильевич и Николай Тимофеевич, будут взрывать проходы, смотрите, не перестарайтесь, чтобы нас всех не засыпало. Только расширьте дорогу для автотранспорта. Здесь нам оставаться долго нельзя. Игорь Саввич и вы, Борис Иванович, подготовьте людей и транспорт к подъему. Кто еще желает высказаться?

Говорить что-то после командира, который и так всё сказал, больше никому не хотелось.

Уваров решил было предложить улучшить новый подъем путем выравнивания тропы и уменьшения крутизны лопатами, а местами и небольшими подрывами, чтобы техника, да и подводы не сорвались вниз. Он только открыл рот, как вдруг за его спиной раздался новый грохот. От верхушки противоположной от вулкана скалы, оторвалась большая снежная шапка и стремительно понеслась вниз, по пути вбирая в себя большие кучи снега, льда и каменных глыб. С гор на плато, с большей, чем лава скоростью, сходила лавина, сметая все на пути своей снеговоздушной волной.

Люди замерли, увидев такое действо здешней природы. Никто не мог не только слово сказать, но и сделать какое-либо движение. Каждый только с изумлением наблюдал, как снежная лавина мчалась навстречу огненной лаве.

"Из огня да в полымя…" — пронеслось в голове у Олега. Уже можно было с уверенностью сказать, что местом встречи двух стихий будет котлован, из которого только час назад удалось выбраться всем попаданцам в этот неизвестный для них мир. К пепельно-пылевой буре над плато добавилась, еще и снежная.

Первым пришел в себя Уваров:

— Саперы, разведка, вперед за мной! Коля! Бери со своими ребятами взрывчатку, взрыватели и кабель, грузите все в коляску мотоцикла! Синяков! За руль и вперед, наверх! Бегом, бегом! Не стоять!

Вслед за Уваровым очнулись и другие командиры, каждый побежал к своим людям, отдавая на ходу команды. Первый шок от увиденного уже прошел. Снежная лавина пронеслась мимо людского каравана, не причинив ему вреда, поэтому паники как в первый раз не возникло. Наоборот, все посчитали это божьей помощью. Как говориться, клин клином вышибают!

Пока снежная лавина воевала в котловане с огненной лавой, людям Уварова и Антоненко удалось сделать несколько небольших подрывов, в результате чего была немного улучшена тропа, ведущая на перевал, а также расширена расщелина, через которую можно было спуститься на ледник.

На это у них ушло около часа времени, большая часть из которого пришлось потратить на уборку камней из образовавшихся завалов. Для этой работы части солдат и красноармейцев пришлось подняться наверх в помощь разведчикам.

Оставшиеся внизу, с нетерпением ждали сигнала разрешающего движение на перевал. Люди уже немного отдохнули, и им поскорее хотелось убраться из столь негостеприимного места.

И вот, наконец-то, получив сигнал по радио, первым на перевал стал подниматься "Ханомаг". Экипаж бронетранспортера остался прежним: Григоров, Штольке и Громыхало. Ганс вел свою машину осторожно, на малой скорости, из-за плохой видимости и опасения не сбить стоявших по краям тропы красноармейцев и солдат, обозначавших собой направление движения. Следом за ним, держа дистанцию, начал движение и Максим, севший вместо отца за руль УАЗа. За ними по тропе потянулись и все остальные…

Последним на перевал поднялся "Лексус". Кожемяка остановил джип, развернув его так, чтобы Климович имел возможность увидеть происходящее на плато.

— Ну вот, мы и выбрались из этого капкана. — вздохнул с облегчением Кожемяка.

— Да, еще б чуть-чуть и даже косточек наших никто не нашел бы. — поддержал его ординарец. — Все бы сгорели или камни со снегом нас в нем похоронили.

Климович ничего не хотел говорить. Он только отрешенно смотрел в сторону еле видневшегося, сквозь снежно-пепельную бурю, котлована с озером, как на памятник их прошлой жизни. Он понимал, что обратной дороги у них нет, надо двигаться только вперед. Но куда и как долго, этого никто сказать не мог.

Вдруг в центре котлована словно фотовспышка, через дымную пелену, ярко вспыхнул белый с искрами огненный шар, ослепив их на мгновение. Во все стороны от вспышки пошла световая и взрывная волна, разбрасывая при этом с огромной силой пыль и куски породы. Земля затряслась, вздыбилась и начала быстро раскалываться на огромные куски, образуя глубокие трещины, куда проваливались большие куски горной породы и исчезала кипящая лава. В небо поднимался огромный гриб из пыли, пара и частиц грунта…

— Это ядер… — успел крикнуть Кожемяка и его голос утонул в грохоте взрыва.

Взрывная волна, словно маленькую игрушечную машинку, вкинула "Лексус" прямохонько в расщелину на вершине перевала, после чего обрушила за ним весь проход…

Глава 12

На другой стороне перевала выход из расщелины был над ледником всего на высоте не более пяти метров. Еще до начала подъема на перевал, саперы двумя точными взрывами откололи часть скалы, по которой все осторожно смогли спуститься вниз по пологому спуску, на снег ледника. Зимой поверхность ледника относительно ровная, так как снег нивелирует все неровности. Лежащий на леднике снег был плотным, так что люди и повозки почти не проваливались, только более тяжелые бронетранспортер и автомобили оставляли после себя хорошую колею.

Сама расщелина на верхушке перевала была длиной не более ста метров, это если по-прямой. Но она не была прямой, а извивалась, словно ползущая в горах змея.

Не успел ротмистр Новицкий со своей замыкающей группой казаков спуститься из расщелины на ледник, как на другой стороне перевала прогремел мощный взрыв. Земля затряслась, а над горами за перевалом в небо поднялось громадное пылевое облако, напоминающее большой гриб, закрывшее ставшим уже немного привычным дымовой столб от вулкана.

— Матерь Божья! Пресвятая Богородица! Прости нас, Господи! За какие грехи, такое лихо на наши головы?!…

Из расщелины, как из огромной водосточной трубы, взрывной волной, вместе с камнями и пылью, выплюнуло побитый "Лексус". Он, перевернувшись в воздухе несколько раз, пролетел над головами казаков и упал на ледник, утонув в снегу, подняв при этом вокруг себя белое снежное облако.

Все, кто был недалеко от места падения автомобиля, после прошедшего оцепенения, бросились к нему.

Когда поднятая падением автомобиля снежная пыль немного осела, люди увидели, что автомобиль лежит на левом боку. Из снега была видна только его поврежденная правая часть. Судя по внешнему виду, автомобиль восстановлению не подлежал, да и негде было его восстанавливать.

Одними из первых, подбежавших к "Лексусу", были Уваров и Долматов.

— Живые али нет, ежики курносые? — тревожно спросил старшина-пограничник.

— После такого полета, вряд ли. — покачал головой Уваров.

— А что это было, товарищ подполковник? — продолжал интересоваться Долматов.

Уваров, из-под ладони посмотрел в небо на начинающий распадаться и превращающийся в темно-серую тучу пылевой гриб:

— Судя по внешнему виду и взрывной волне, похоже на ядерный взрыв… Но, откуда он здесь?… Е-ма-е! Не уж то нас в "светлое" будущее забросило?!

— Ваш высокоблагородь! Там стонет кто-то! — крикнул Олегу молодой казак, успевший немного опередить их и первым добраться до "Лексуса".

Заглянув в кабину, они увидели, что от ударов сработала защита и воздушные подушки, надувшись, придавили Климовича и Кожемяка к сиденьям. Оба они были в бессознательном состоянии. Стон издавал Кожемяка, находившийся под Климовичем. У обоих были окровавлены и разбиты лица, но они были еще живы. Больше всех не повезло ординарцу. У него была сильно разбита голова и неестественно вывернута шея. Из спины торчал большой осколок стекла. В салоне автомобиля было полно стеклянных осколков, камней и снега.

Попробовали открыть двери, но их заклинило.

— Бегом к машинам! Тащите ломы и топоры! Освободите одну подводу и сюда ее! Быстрее, быстрее! — принялся распоряжаться Олег красноармейцами. Казакам Новицкого он приказал откапывать крышу салона "Лексуса", надеясь через нее вытащить зажатых в машине людей.

Весь их, спускавшийся вниз по леднику караван, встал. К месту трагедии уже спешили люди с ломами и топорами, гнали двух лошадей запряженных в освобожденную от вещей подводу. Немного задыхаясь, в сопровождении санинструтора и медсестры Вари, к утонувшему в снегу автомобилю бежал Баюлис. Следом за ними, прижав к груди заветную сумку-чемоданчик с красным крестом и запутываясь в длинной шинели, торопился молодой красноармеец.

Общими усилиями удалось вырвать правую переднюю дверь и вырубить правую стойку машины. Уваров, выхватил десантный нож и перерезал подушки безопасности, а также обшивку салона, мешавших вытащить из автомобиля людей.

Сначала осторожно вытащили Климовича, а затем и Кожемяка. Последним из "Лексуса" было извлечено тело ординарца. Всех их положили на расстеленный на снегу брезент. После беглого осмотра Баюлис доложил:

— Командир и Кожемяка — живые. Побило их немного, но жить будут. Судя по ссадинам и шишкам на голове, у обоих сотрясение мозга. Сейчас они без сознания. Кроме старых ранений, у командира полка, не считая порезов на лице и голове, а также ушибов, еще сломано правое предплечье. У Кожемяка, тоже кроме порезов и ушибов, сломана левая рука и несколько ребер. Как они ноги себе не переломали, поверить не могу! Ведь раньше при ДТП, это было частое явление!

— Здесь, Янис Людвигович, не было ДТП, а был удар взрывной волной, затем полет и неудачное приземление. — поправил его Уваров.

Не обращая внимания на такую реплику, Баюлис продолжил:

— Сейчас я им шины наложу, рваные раны зашью и уколы сделаю. Кожемяке покрепче грудь перетянем, чтобы ребра лучше срослись. А вот с ординарцем я бессилен. Он не жилец, а уже труп.

Пока Баюлис со своим помощниками оказывал первую медпомощь пострадавшим, Уваров устроил короткое совещание с подошедшими к нему командирами.

— Товарищ подполковник, Олег Васильевич, что это такое? Вы нам можете объяснить? В вашем будущем знакомо такое явление? Что это было, новый вулкан или что-то другое? Что с Алексеем Аркадьевичем и с вашим современником, будут ли они жить?

— Товарищи командиры и господа офицеры! Долго я вам рассказывать не могу. — оборвал все вопросы Уваров. — Одно могу сказать. У нас с вами очень мало времени. Чем быстрее мы отсюда уйдем, тем лучше для нас. Врач заверил, что Климович и Кожемяка будут жить. Ординарец погиб. То, что вы увидели, в моем мире очень похоже на ядерный взрыв. Это неуправляемый процесс высвобождения большого количества тепловой и лучистой энергии в результате цепной ядерной реакции деления или реакции термоядерного синтеза за очень малый промежуток времени. По своему происхождению ядерные взрывы являются либо продуктом деятельности человека на Земле и в околоземном космическом пространстве, либо природными процессами на некоторых видах звёзд. Почему произошел этот взрыв, я ничего сказать не могу. Но знаю точно одно. Чем быстрее мы отсюда уйдем, тем больше шансов, что останемся в живых. Все объяснения будут потом. А сейчас, все по своим местам, порядок движения прежний. Без остановок спускаемся вниз по леднику. Движение начать немедленно!

Если для Антоненко и Нечипоренко объяснения Уварова были понятны, сами из двадцать первого века, то попаданцы из девятнадцатого года и сорок первого, из сказанного Олегом ничего не поняли. Но, видя серьезность на лицах людей из их будущего, решили все вопросы отложить "на потом" и выполнить приказ — срочно уходить подальше от возникшей новой опасности.

Погибшего ординарца пришлось хоронить в прямо снегу, затем, погрузив раненых на подводу и забрав все, что было возможно из побитого "Лексуса", ставшего уже просто металлоломом, людской караван двинулся в путь по снежной дороге — леднику, медленно стекающему вниз по наклонному ложу…

* * *

Солнце начало уходить за темносерые облака, затем резко наступила темнота. И только благодаря белому снегу ледника можно различить темные очертания скал медленно проплывающих мимо еле бредущей колонны людей и техники.

Они уходили все дальше и дальше от перевала, прикрывшего их от непонятного для большинства, а поэтому загадочного и страшного взрыва.

— Господин подполковник… Олег Васильевич… — еле слышно обратился капитан Невзоров к Уварову. — Объявите привал, прошу вас. Люди и животные обессилены. Уже почти сутки без еды и отдыха. Еще немного и многие просто не смогут идти. А ведь среди нас есть женщины и дети…

— Я все понимаю, Борис Иванович, но если мы сейчас остановимся, то потом никто живым отсюда не уйдет.

— Почему вы так думаете? Мы ведь уже достаточно далеко отошли от того страшного места.

— Да. Это правда. Слава богу, что ветер изменился и радиационное облако унесло в другую сторону. Да и вулканического пепла здесь тоже нет. Но и на леднике мы оставаться долго не сможем.

— Почему? Несколько часов ничего не решат, а люди и лошади смогут немного отдохнуть.

— Вы раньше были в горах?

— Нет. Я всю свою жизнь прожил на равнине.

— Я вам сейчас попытаюсь объяснить. — Уваров немного прокашлялся. Чем больше они спускались с гор, тем легче становилось дышать, сухой горный воздух уже не так драл горло как раньше. — Вы, наверное, заметили, что снег под ногами потерял свою былую плотность, люди начали больше проваливаться. Лошади еле тащат подводы, а автомобили стали чаще буксовать…

— Конечно, заметил. Мы уже прошли по этому леднику верст двадцать, высота гор уменьшилась, стало теплее, вот снег и сходит. Хотя ветер остается по-прежнему сильным, до костей продирает…

— А заметили ли вы трещины в леднике? Чем больше мы спускаемся, тем они шире и глубже. Идущий впереди бронетранспортер Григорова уже несколько раз чуть не проваливался в них. Хорошо, что немец классный водитель, вовремя отворачивал. По дну трещин часто текут ручьи или происходит движение льда, в любой момент может отколоться большой кусок, тогда мы окажемся на дне, где лед нас просто раздавит. Здесь также большая вероятность схода снежных лавин. Так что мы можем провалиться под лед или быть сметены снежной лавиной. Или можем на такой высоте просто все замерзнуть. Чем быстрее мы с ледника уйдем, тем лучше для нас.

— Что же нам делать?

— Профессор Левковский посоветовал искать по сторонам ледника сходы на свободную от снега и льда площадку. На бортах ледников встречаются боковые морены — вытянутые гряды неправильной формы, сложенные песком, гравием и валунами…

— Так надо послать разведку!

— Уже послал. Но пока результат отрицательный. Вокруг нас сильно отвесные скалы, нет ничего подходящего…

Разговор был прерван видом застрявшей рядом с ними подводой. Пожилой мужчина устало нахлестывал обессиленных лошадей и пытался сдвинуть с места, глубоко засевшее в снегу колесо. На подводе, закутанные в тряпки сидели двое маленьких детишек, из-под платков были видны только их блестящие глазки. С другой стороны, неопределенного возраста женщина, одетая во все одежды, что можно было одень для спасения от пронизывающего ветра, пыталась помочь мужчине и лошадям, толкая вперед телегу. Сзади к подводе была привязана исхудавшая корова. Она, тихо мыча, смотрела на окружающих людей совершенно измученными и молящими о скорой смерти глазами. Невзоров с Уваровым, при помощи подошедших сзади солдат и красноармейцев, еле вытолкали подводу из колеи и помогли лошадям начать движение.

— Господа командиры! Долго мы так идтить будем, уже мочи нету?! Хоть бы издохнуть быстрее! — в сердцах проговорил один из солдат. Его поддержал худой небритый красноармеец в каске и в рваной шинели:

— Зашли черт знает куда, лучше б там сдохли!

— А ну прекратить паникерские разговорчики! — оборвал недовольных Невзоров. — Стыдно вам, мужики! Вон бабы и дети идут, а вы тут сопли распустили! Осталось совсем немного, потерпите, скоро будет привал.

— А каша будет, а то уже желудок свело?!

— И каша, и тепло. Все будет. Вы же русские солдаты. А русских ничего не берет, потому, что мы непобедимы! Нет такой силы, что может сломить наш воинский дух!

— Да, ребята! — поддержал капитана Уваров. — А ну, скажем дружно тетке с косой: хрен нас возьмешь, карга старая! А на счет привала, это я вам обещаю! Еще немного и будет. Готовьте ложки, не потеряли их еще?

Бойцы, не очень-то веря в обещания командиров, все же замолчали и пошли вперед.

— Еще немного и может быть бунт. — предостерег Невзоров, когда подчиненные немного отошли от них. — Что тогда делать будем? Это верная смерть для всех.

— Бог не выдаст, а свинья не съест. Нутром чую, что выход где-то рядом…

В подтверждение слов Уварова, к ним с головы каравана, освещая перед собой узкую полоску исполосованного бороздами от колес и ног снега, громко тарахтя, приближался мотоцикл.

— Нашли! Товарищ подполковник! Нашли!

— Что нашли, Синяков?

Мотоцикл резко развернулся и остановился возле командиров. Синяков сидел за рулем, а за его спиной, на заднем сиденье, расположился бурят Будаев. Сержанта-радиста Хворостова с ними не было.

— Нашли, товарищ подполковник! Место нашли, где свернуть с ледника можно и отдохнуть нормально. Правда немного в сторону отойти надо, а то впереди трещина большая, не объедешь и не обойдешь.

— Далеко ли до этого места?

— Да не особо. С полкилометра вперед пройти и влево свернуть. Там до скал не больше двух сотен метров, затем вдоль скал вниз немного, а потом подъем небольшой будет, кусок от скалы отвалился. Щель хоть и небольшая, но автомобили пройдут. Дальше вроде пещеры большой, ветра нет и отдохнуть нормально можно. Все сможем поместиться.

— Молодец, Виталий! А где радиста своего оставил?

— На том подъеме оставил, чтобы наше движение корректировал. Я уже и Григорова остановил, а Дулевич по рации с Хворостовым связался. Ждем только ваш приказ.

— Хорошо. Считай, что приказ уже получил. Сейчас, дуй в голову колонны и поворачивай всех в тот район. Передашь начальнику штаба Бондареву, чтобы выставил регулировщика на повороте и Будаева также там оставишь, пусть показывают дорогу.

— Есть, товарищ подполковник! Галдан, держись крепче!

Мотоцикл взревел и рванул с места, выбросив из-под колес большие комья снега.

— Ну и везет же вам, Олег Васильевич! — восхитился Невзоров. — Только проговорили и вот вам, пожалуйста, получите, что заказывали!

— Просто жизненный опыт и интуиция. — спокойно ответил Уваров. — Ну, не может нам все время не везти! За черной полосой всегда будет белая! Надо в это верить. Что я и делаю. Как говорили наши предки, на бога надейся, а сам не плошай! Мне ведь, в свое время, довелось в горах послужить, затем, когда сюда попали, с нашим профессором переговорил, оценил общую обстановку и местность, вот и сделал вывод, что где-то должен быть сход. Ну, не могло его не быть! Поэтому и послал разведку вперед. Вот вам и результат…

— Я понял, почему, вы гнали нас без остановок все эти сутки! Боялись, наверное, чтобы ночью не прошли мимо.

— Так точно. Ваша взяла… Хотя, если честно, то уверенности у меня не было, но надежда умирает последней…

* * *

Максим шел, держась одной рукой за подводу, везущую раненых. Свой карабин с оптикой он закинул на спину, поэтому обе руки оказались свободными. Плохо, что в свое время, они с батей не придумали прихватить с собой и перчатки. Но! Знал бы прикуп, жил бы в Сочи! Сейчас же приходилось часто менять руки и согревать их своим дыханием. Передав УАЗик отцу, который сразу же загрузился ребятней-детдомовцами, мерзшими без теплой одежды, солдатские шинели им мало подходили, Макс решил находиться поближе к Оксане, поэтому и пошел с госпиталем Баюлиса. Девушка видно поняла его желание и не возражала этому. За время спуска по леднику она сильно устала и уже еле передвигала ногами. Этому также мешала явно большая для нее красноармейская форма, особенно ботинки. Когда наступили сумерки, Макс еле уговорил ее сесть на подводу, где лежали двое раненых и находилась ее корзинка. Сам парень шел рядом, иногда поглядывая на поразившую его прямо в сердце девушку. За этот долгий путь они почти не разговаривали, в основном обменивались взглядами, но и по этим взглядам можно было понять, что каждый из них думает. В кармане своего бушлата Максим нашел несколько конфет — карамелек из своего мира, видно остались еще с прошлогодней поездки на озеро, не задумываясь, он отдал их девушке. Увидя сладости, Оксана поблагодарила его, но себе взяла только одну конфету, остальные отдала Варе и Рите, а также молодому красноармейцу, помогавшему им в госпитале.

За то время, что он находился в этом мире, вместе с попаданцами из сорок первого года и девятнадцатого, Максим понял, чем его современники, в большинстве своем, отличаются от них. Людей двадцать первого века больше интересовала материальная сторона их жизни, больше беспокоило их собственное благосостояние, чем судьба окружавших их и вообще почти забывших, что существует такое, объединяющее всех понятие — Родина! Рыба ищет, где глубже, а человек, где лучше — вот основная поговорка его времени. А здесь, все было по-другому. Да, конечно и здесь были люди, искавшие для себя какие-то блага, но их было очень мало, и они старались не выделяться перед всеми, как это было принято в его мире. Здесь, общая беда сплотила всех, от красных до белых, чего не было в двадцать первом веке. Где одни богатые дрались с другими богатыми, и плевать они хотели на то, что в этой их драке страдают простые, невинные в этом люди. Паны бьются, у холопов чубы трещат. Так, кажется, говорил еще в прошлом простой люд. Но здесь, не было, ни панов, ни холопов. Каждый стоил того, чего он сам действительно стоил, без своей кубышки с золотыми, без связей и без родичей. Нет, родичи и "связи" у Максима здесь все-таки есть! Это, батя, дядя Олег и дядя Янис. И они в фаворе! Но гоняют они его, как последнего зеленого солобона! И правильно гоняют, тяжело в ученье, легко в бою! Правда, боя еще не было, но что такое товарищеская взаимовыручка, Максим уже узнал. Когда поднимался на перевал и когда сейчас шел по покрытому снегом леднику. Неизвестные ему красноармейцы и солдаты-белогвардейцы, сами, по собственной воле, выносили подводы из снега, помогали друг другу подниматься и спускаться на крутых поворотах, при этом никто не просил взамен денег или каких-либо других благ, как было принято в его мире. Каждый заботился о раненом товарище, будь он красным или белым. Еще несколько дней с этими людьми и ему не нужны другие. Вот где его место, среди них. Он готов делить с ними свой последний сухарь и последний глоток воды. Это единение придавало силы и веры в будущее. По-одному, нас сломать легко, а вместе, мы — непобедимы. Так, кажется, говорил кто-то из древних. Ну, почему, нашему народу для объединения нужно горе и общая трагедия?! Макс этого не понимал, но понимал одно, что взаимовыручка заложена в нем и в окружавших сейчас его людей, еще с генами, на подсознательном уровне, с молоком матери, как говорили раньше. Материальные блага развращают человека, а когда их нет, то каждый, находящийся рядом с тобой в трудную минуту, становится твоим братом, с которым ты готов разделить все трудности и радости.

Размышляя об этом, Максим не заметил, как их караван замедлил движение. Кругом стояла темнота, только впереди светились фары остановившихся автомобилей.

— Что случилось? Почему встали?

— Впереди большая трещина! Разведка место для отдыха нашла! Поворачиваем, налево! Не отставать! Подтянуться! Дистанция минимальная!

Оксана соскочила с подводы и пошла впереди Максима. Даже сквозь большую солдатскую шинель, он увидел ее прекрасную девичью фигуру. Нет, не увидел, а почувствовал. Максим не удержался и обнял Оксану за талию. Девушка вздрогнула, но не отстранилась. Только на секунду замерла, прижалась к Максиму всем телом, но затем резко шагнула вперед и возникшая между ними невидимая тонкая нить разорвалась.

— Поворачивай! Поворачивай! Осторожно! Поберегись!!!

Те, кто шел следом за ними, не увидели в темноте провала в снежном покрывале, одна из лошадей оступилась и провалилась задними ногами в трещину, судорожно пытаясь выбраться наружу. Следом за ней в пропасть чуть не пошла и телега с ранеными. Спас положение старший сержант Левченко со своими артиллеристами, шедшие рядом с подводами госпиталя. Григорий Васильевич, оставив возле своих орудий по два бойца, остальным приказал помогать походному госпиталю, где находился и его старший брат Степан.

— Хватай, ребята! Тащи ее наверх!!

Перепуганная лошадь сначала дергалась, но затем замерла, видно поняла, что самой не справиться и спасение целиком зависит от окружавших ее людей. Хорошо еще, что подвода не перевернулась и раненые не выпали из нее. С десяток бойцов окружили подводу, напряглись, с криком и руганью, но все-таки вытащили лошадь из расщелины, после чего, она, дрожа всем телом, резво потянула за собой подводу. Сразу же на этом месте встали два регулировщика, предупреждающие об опасности и направляющие движение каравана в место предстоящего отдыха. Хоть немного и с опозданием, но капитан Бондарев выполнил приказ общего совета.

Автомобили продолжили движение вдоль большой трещины. Впереди колонны тарахтел мотоцикл. Свет фар вырывал из темноты отвесные и неровные стены острых скал, кое-где покрытых снегом. Казалось, что не будет конца этой мрачной картины и им никогда не выбраться из ледникового плена. На границе ледника и скал, снег почти исчез, открывая под собой тонкую кромку льда. Хорошо, что спуск был пологим, так что мотоцикл Синякова почти не скользил по льду. Медленно движущийся за ним бронетранспортер своей тяжестью ломал лед, обнажая отполированные камни. Следом, переваливаясь с боку на бок, ползли автомобили, а за ними и подводы, сопровождаемые уставшими людьми.

Вдруг впереди показался маленький лучик света. Он, то стоял на месте, то совершал круговые движения. Стало понятно, что кто-то подавал им сигналы фонариком.

— Внимание! Остановка! Сейчас будет подъем! Всем приготовиться! Не спать!

А спать так хотелось! Налитое тяжестью тело уже не могло двигаться. Голова кружилась от усталости, голода и холода. Хотелось облокотиться на подводу или прильнуть к теплому капоту автомобиля, а то и просто, упасть в снег и провалиться в сон. А во сне было жаркое зеленое лето, а ты без рубашки или без гимнастерки, возле теплого озера или журчащей речки, где плещется рыба, пахнет ухой или шашлыками, рядом девчонки звонко смеются и Оксанка среди них, хочется жить и радоваться жизни! Эх! Как хорошо во сне! Никогда бы не проснулся!…

— Ребятки! Вставайте! Не спать, не спать! Подъем! Вперед! Пошли, пошли, мои родимые!

Вот и подъем, весь перепаханный колесами идущей впереди техники. Из последних сил Максим толкает вперед подводу, рядом с ним своим хрупким плечиком старается помочь лошадям и Оксана. Девушка не удержалась на ногах и, запутавшись в длинной шинели, упала вниз лицом. Хорошо хоть успела выставить вперед руки и не повредить лицо, мелкие царапинки не в счет. Откуда только силы взялись, Макс подскочил к девушке и одним рывком поставил ее на ноги.

— Как ты, Оксанка, не поранилась, все нормально?

В ответ он услышал тихое всхлипывание. Луч света, от фары разворачивающейся машины, на мгновение осветил девичье лицо. Ее глаза были полны слез, которые стекали на щеки, размазывая на них грязь.

— Я… Я больше не могу… Я устала… Я домой хочу, к маме…

— Не плачь, девочка моя, все будет хорошо. Мы выберемся отсюда. Верь мне. Ты мне веришь?

Максим крепко обнял девушку. Она, как маленький ребенок, сложив ладошки перед собой, прижалась лицом к его груди и понемногу успокаиваясь, тихо произнесла: — Верю…

— А ну, молодежь, не задерживай движение! Нашли время обниматься! Вперед! Освободите дорогу!

Парень с девушкой смутились и отошли в сторону, пропуская идущую за ними подводу. Затем, спохватившись, ускорили шаг и догнали свою повозку с ранеными.

Постепенно, автомобиль за автомобилем, подвода за подводой, еле бредущие люди с лошадьми и другими животными собрались под скалой.

Найденное место не очень-то было похоже на пещеру. Просто, под воздействием воды, а затем и льда, от огромной скалы откололся большой нижний кусок, который впоследствии был смещен ледником вниз по склону. В результате чего образовалась небольшая неровная площадка, размером примерно сто на шестьдесят метров. Над площадкой, как естественный козырек, нависла часть расколотой скалы. Идущие первыми, автомобили заняли места по краям площадки, давая возможность подводам и людям расположиться поближе к скале, тем самым спастись от холодного пронизывающего ветра, дующего с горных вершин.

Руководивший размещением в голове колонны капитан Бондарев, заставлял всех располагаться плотнее друг к другу, чтобы хватило места идущим за ними. Пару автомобилей поставили так, чтобы они могли освещать своими фарами весь временный лагерь. Последними на площадку поднялись замыкающие караван, казаки во главе с ротмистром Новицким.

С разных сторон послышались команды:

— Развести костры!

— Двигатели не глушить!

— Лошадей распрягай! Накрыть их! Холодной воды не давать, только теплой!

— Коров и коз в кучу, пускай греют друг дружку!

— Палатки ставьте!

— На землю и камни не ложиться, а то замерзните! Подстилки под низ кладите!

— Где полевая кухня? В центр ее!…

Уставшие люди, у кого не было заботы о своих животных, подходили к автомобилям и пытались, о теплый от работы двигателя капот, согреть озябшие руки. Кто-то даже засыпал стоя, прислонившись к автомобилю.

Постепенно, то тут, то там, вспыхивали веселые огоньки костров, давая тепло и надежду. Чтобы они быстрее разгорались, приходилось сначала немного полить дрова бензином.

Уваров вместе с Невзоровым и Бондаревым начали обход временного лагеря.

Увидя Баюлиса Олег произнес:

— Янис Людвигович! Осмотрите, пожалуйста, со своими помощниками всех, особенно раненых и детей. Проверьте, нет ли обмороженных, умерших…

— У меня уже двое раненых скончались. — глухо ответил Баюлис. — Замерзли. Видно плохо их укрыли или сами…

— Наверное, не захотели быть обузой для своих товарищей. Светлая им память. — тихо добавил Невзоров и сняв фуражку, перекрестился.

— Надо хотя бы несколько палаток установить и печки в них, а то все люди ночью замерзнут. — уже еле слышно прошептал Баюлис. — Завтра не с кем будет дальше идти…

Внезапно доктор замолчал и начал медленно оседать вниз. Стоявшие рядом, подхватили его, не давая упасть:

— Янис Людвигович! Что с вами?

— Он сознание потерял! Вымотался человек, всю дорогу на своих ногах, наровне со всеми шел! Да и года, не молодой ведь уже! На подводу его положить надо!

Уваров и Бондарев, поддерживая Баюлиса под руки, с помощью подоспевших солдат, уложили врача на стоявшую рядом подводу. Медсестра Варя накрыла доктора одеялом, а сверху еще и солдатской шинелью.

— Варвара! Вместе со Шевцовым подготовьтесь к приему больных и обмороженных. — обратился к ней Бондарев. — Я прикажу Коваленко поставить возле вас пару палаток и поместить туда печки-буржуйки, что из землянок прихватили. Первыми туда заносите доктора и раненых командира полка с Кожемяка.

— Слушаюсь, товарищ капитан. — устало ответила девушка и присела возле колеса.

— Как ты себя чувствуешь, Варенька? — с тревогой наклонился к ней Бондарев.

— Я сейчас, товарищ капитан, я только минутку отдохну и встану… Мы все, что нужно… сделаем…

Обходя лагерь дальше, Уваров увидел медленно идущего ему навстречу начальника склада Ярцева.

— Никита Савельевич, как вы? Сможете организовать ужин для людей?

— Дышу пока. Правда, ноженьки болят, сил нету, уж я не молодой козлик, по горам то бегать. А на счет ужина, я уже распорядился. Ребята полевую кухню топят. Вода в баках померзла. Как-бы не разорвало их. Придется на кострах греть. Опять же, с хлебом проблема, только лепешки да сухари остались…. Еще рыба копченая есть… Людей накормим… Животных кормить нечем, вон коровы уже ревут. Да и доить их надо. Я попробую для дойки нашего небольшого стада женщин организовать…

— У меня в обозе мешки с овсом есть. Прикажу своим людям выделить немного вашим лошадям и коровам. — разрешил Невзоров. — Хоть что-то да поедят.

— Спасибо вам, Борис Иванович. — поблагодарил Ярцев. — Скотинку нам беречь надо, неизвестно, что завтра будет, а они наши кормилицы…

Осмотрев всех, Уваров приказал командирам собраться в центре лагеря.

— Командир полка подполковник Климович ранен и без сознания. Поэтому я беру на себя командование нашего сводного отряда. Возражений нет?

Никто из присутствующих не проронил ни слова, все прекрасно понимали, что Уваров решив заменить Климовича, взвалил на себя тяжелое бремя ответственности за все, что с ними произошло и что еще может произойти. Не каждому это дано.

После молчаливого согласия окруживших его офицеров, Олег продолжил:

— Я понимаю, что устали и сил уже нет. Но на сегодня мы еще не все сделали. Сейчас наша задача — сохранить людей, не дать им замерзнуть после такого тяжелого перехода. Поэтому, приказываю. По возможности установить палатки и в них имеющиеся печки. Строго следить, чтобы люди не лежали на открытой земле или на камнях. Кому не хватит места в палатках, натянуть брезент между машинами и подводами, разжечь костры и назначить дежурных. Людей расположить плотнее, будут греть друг друга. Под подстилки использовать все что возможно. Автомобилям двигатели не глушить, пусть работают на самом минимуме, а то мороз прихватит и придется бросать технику, а не хотелось бы. Постараться накормить всех горячей пищей или хотя бы дать кипятка с сухарями. Капитанам Бондареву и Невзорову проверить наличие личного состава и гражданских лиц, определиться с дежурными по подразделениям. Пусть следят за огнем и за своими товарищами, чтобы не замерзли. Всех больных и обмороженных отправлять в центр лагеря, в санчасть. Медикам задача уже поставлена. Вопросы есть?

— Товарищ подполковник, разрешите. — подал голос Синяков. — А как с разведкой? Продолжать или завтра?

— Все завтра. Сейчас уже ночь. Ничего все ровно не увидишь.

— Надо бы группу послать, назад вернуться, может, кто отстал или сбился с дороги… — предложил политрук Жидков.

— Не надо. — остановил его ротмистр Новицкий. — Я, со своими терцами, замыкающим шел, всех отставших подобрали.

— С людьми надо переговорить, обнадежить их. Господь милостив, ниспошлет облегчение судьбы нашей. — произнес присоединившийся к командирам священник.

— Хорошо. Вот вы этим и займитесь, отец Михаил. Вместе с политруком Жидковым. И без возражений. Дальнейший маршрут движения будем выбирать завтра. Утро вечера мудренее. Всем все понятно? Разойдись!

Когда все было более-менее организовано, Олег подсел к костру разведчиков, среди которых находился и его друг Николай Антоненко, предложивший ему солдатскую кружку с горячим чаем:

— Ну что, Коля, что нас завтра ждет?

— А что будет, то и будет. Я уже готов ко всему. Хотелось бы конечно лучшее, но и к худшему тоже готов. И ребята мои ко всему готовы. Или грудь в крестах, или голова в кустах. От судьбы не убежишь.

— Да, надоело уже бегать, Коля. Определиться уже хочется. Еще несколько дней таких приключений и у многих "крыша" поедет. В том числе и у меня.

— Что-то на тебя не похоже, Олежка, ведь ты всегда бойцом был…

— А я и сейчас не сдаюсь. Готов идти до конца. Но где он здесь? Если раньше мы с тобой знали, что здесь наши, а там "духи", то сейчас ничего не понятно. Идем почти вслепую, хотя и в горах я не новичок. По моим расчетам ледник должен уже скоро закончиться. При такой высоте гор он уж слишком длинным получился.

— Это смотря в каких горах, уважаемый Олег Васильевич. — подал свой голос Левковский, тоже решивший подсесть к костру разведчиков. — Все зависит от широты и места нахождения. В одних местах ледник и пару километров не набирает, а в других может быть и под пятьдесят. Но здесь, вы правы. Скоро он закончится, уж больно много трещин мы внизу встречать начали, да и толщина льда меньше становиться.

— Профессор, — обратился к Левковскому младший сержант Юрченко. — Вот вы все знаете, везде бывали, а куда нам завтра топать, где землицю-то искать вместо льда и снега?

— Спасибо за лестные слова. — засмущался Левковский. — Но это слишком долго рассказывать придется…

— Ничего, Павел Иванович, ночь длинная, времени у нас много, мы не спешим, послушаем вашу лекцию. — успокоил его Антоненко-старший. Сидящие рядом бойцы закивали головами, показывая, что полностью поддерживают данное предложение.

— Ну, хорошо. — профессор сел по-удобнее на подвинутый ему мешок с какими-то вещами, обнял двумя ладошками солдатскую кружку с горячим чаем, посмотрел на черное небо над головой и продолжил. — Долинные, или альпийские ледники начинаются от покровных ледников, ледниковых шапок и фирновых полей. В определенных климатических условиях долинные ледники широко распространены во многих горных районах земного шара. Все крупные ледники испещрены многочисленными трещинами, в том числе открытыми. Мы с вами их встречали на своем пути. На бортах многих долинных ледников встречаются боковые морены — вытянутые гряды неправильной формы, сложенные песком, гравием и валунами. Вот эта площадка, на которой мы все с вами находимся очень похожа на боковую морену, по которой мы сможем спуститься к…

Профессор Левковский прервал свою лекцию и огляделся по сторонам. Сидевшие вместе с ним вокруг костра люди, спали. Все, до единого, ну кроме него, конечно. Усталость прошедших суток плюс его монотонный рассказ, сморили людей. Они, сев плотнее друг к другу, прижав к груди свое оружие и укрывшись брезентом, спали тем сном, которым спят люди, сделавшие тяжелую и изнурительную работу, но привыкшие к тревогам и боевым дежурствам, готовые в любой момент проснуться.

Павел Иванович подбросил несколько деревянных чурок в костер, снова посмотрел на черное небо, полностью укрытое тучами, что-то пробормотал себе под нос и закрыл глаза. За прошедшие сутки старик вымотался не меньше, чем эти довольно молодые ребята, но в отличие от него, они не страдали бессонницей. Также в сон погрузился и весь их лагерь. Только было слышно, как на холостом ходу тихо работают двигатели автомобилей, всхрапывают иногда лошади и потрескивают поленья в кострах….

На спящий лагерь с черного неба начал тихо падать мягкий снег, укрывая своим белый одеялом уснувших людей….

Глава 13

Тишина… Кругом тишина…

Не слышно, уже ставшего привычным, завывания ветра…

Не слышно, так убаюкивающе работающих на холостом ходу двигателей автомобилей…

А почему их не слышно? Бензин кончился или уехали все, а тебя оставили?

Ты еще спишь? Сон это или нет? Может быть, все это тебе приснилось? Эти горы, эти люди и неизвестно откуда взявшийся ядерный взрыв, вместе с вулканом?!

Вот сейчас, откроется дверь в твою комнату, мама позовет к завтраку, а вставать так не хочется… Тебе тепло, нет желания шевелить ни рукой, ни ногой… Да и пошевелить ты ими не можешь, не чувствуешь совсем… Голова еще болит, как после вчерашней сумасшедшей вечеринки в студенческом городке…

Какая к черту, вечеринка?! И кто там верещит как резаное порося?!

Максим открыл глаза. Темно. Почему темно? Ночь еще, что ли?

Он вспомнил, как вчера они спускались с гор по леднику, как помогал понравившейся ему девушке Оксане ухаживать за ранеными, как устанавливал вместе с другими бойцами палатки и печки в них, а затем переносили туда раненых и детей. Потом его пригласил к своему костру новый друг Андрей, командир артиллеристов, как они вместе с его старшим сержантом Левченко и другими бойцами выпили бутылку коньяка, найденного в немецком бронетранспортере. Хотя Баюлис и говорил, что горы и алкоголь не совместимы, это он и сам знал, но наш человек делает все наоборот. Такова уж природа славянской души, назло врагам и всем законам. Если нельзя, но очень хочется, то можно. Выпили то, по чуть-чуть, но голова все-таки побаливает.

Да кто ж там так верещит?!

Макс осторожно сдвинул панаму и приподнял брезент, укрывавший его и лейтенанта Григорова. С брезента на ноги упал снег. Все вокруг него было ослепительно белым. Белым от покрывшего их всех снега! Снежные хрусталики отражали солнечные лучи, которые больно били по глазам. Дав время им привыкнуть к свету, Максим осторожно откинул брезент и, стараясь не разбудить сладко спавшего товарища, обнявшего, словно любимую детскую игрушку, немецкий автомат, медленно поднялся на ватные ноги.

Весь их кочующий стан находился в каменном мешке покрытый снегом. Со всех сторон возвышались скалы.

Снова кто-то совсем рядом заверещал, а затем раздалось жалобное хрюканье.

Максим увидел, как на расположенной невдалеке подводе, закачался небольшой ящик, укрытый мешковиной. Край мешковины упал, и перед его взором предстали три поросячьих розовеньких пятачка. Поросята, увидев смотрящего на них человека, снова дружно и требовательно завизжали.

"Наверное, голодные. Вот и орут. Еды просят". - подумал он.

В подтверждение этого, из-за телеги поднялся мужчина, что-то поискал в ней, затем, найдя, бросил находку в ящик. Ящик еще больше зашатался, одновременно послышалось радостное хрюканье и недовольный визг, но затем все переросло в частое чавканье. Поросята добились своего.

"И нам не мешало бы чего-нибудь перекусить". - подумал Макс.

Немного размяв ноги, он медленно зашел за стоящий рядом "Ханомаг". От него до большого камня было меньше полуметра. "Вот немец, молодец! В полной темноте, а так красиво припарковался!" — думал Максим, справляя малую нужду.

Когда Макс вернулся к погасшему костру, весь лагерь потихоньку оживал. Люди вставали, приводили себя в порядок, расчищали площадку от снега, кормили, чем могли своих животных. Начала дымиться полевая кухня. То тут, то там по лагерю бегали собаки, будя своим дружным лаем его обитателей.

— Что, Максим, не спится?

— Да какой уж тут сон, Григорий Васильевич, после вчерашнего дня все тело ноет, места себе найти не могу, да и поросята, черт их подери, с самого ранья визг устроили!

— Это природа. Животинке все ровно, какие у тебя дела, а пришло время, вынь да полож ей пожрать. А тело болит, это с непривычки…

— Так я вроде бы и спортом занимался. И сам не слабый…

— Дело не только в сильных руках, но в общей закалке организма. В его выносливости. Я вот посмотрел на вас, гостей из нашего будущего… — прервал его Левченко. Проведя рукой по заросшей грязной щетиной щеке и покрутив свой ус, старший сержант продолжил. — Немного не такие вы… Изнеженные, что ли. Ну, кроме твоего отца и Олега Васильевича, конечно. Они — настоящие бойцы. Мы ведь всю жизнь ножками да ручками, а вы, небось, все больше на машинах и с помощью механизмов разных, вот организм и отрафируется. Отсюда и болячки разные получаются. Да и питались, наверное, не так как мы…

— Что было, то было. Ваша правда. Здоровую простую крестьянскую пищу у нас уже мало кто ест. В основном химию всякую. Да еще экология плохая, вот народ и вырождается.

— Что, испоганили землицю всю? Я думал, что это в мое время машины разные да заводы чадят вокруг, а у вас еще хуже стало! Ну, ничего. Судя по тому, какой здесь снег чистый и воздух прозрачный, мы чуть ли не в первозданной природе оказались. Так что еще поживем, а Максим?

— А я умирать пока не собираюсь, еще жениться хочу, да и отца дедом сделать надо!

— Вот это молодца! Это по-нашему! Уж не на Оксанке ли? Гарна дивчина!

— А вы откуда знаете?

— Не в тайге живем, люди кругом. Да и видел я, как вы обнимались. Молодец, одобряю. Смотри только, чтобы не отбил кто. Девчат у нас мало, а желающих — много.

— Пусть только попробуют. Всем ноги переломаю.

— Это правильно. Есть такая старая солдатская поговорка: винтовку, ложку и жену, не давай никому. Вот нее и держись. Ладно. — закончил разговор Левченко. — Пора ребят будить. Завтрак готовить, да и в порядок себя привести не мешает, мы ведь солдаты, а не абреки какие-то. Посмотри на себя, прямо трубочист! Да и я не лучше.

Из-за вчерашней суматохи и сумасшедшего марш-броска Максиму некогда было себя разглядывать, да и других тоже. Только сейчас он посмотрел на свою одежду и руки. Все было в пыли и пепле. Левченко и другие бойцы имели такой же вид.

— Ну, точно, как негры или шахтеры из забоя!

— Скорее, как черти из ада! — пошутил старший сержант. — Давай, поднимать хлопцев, а то расслабятся, потом тяжелее будет…

Вдвоем они разбудили всех артиллеристов и примкнувших к ним красноармейцев. Григоров приказал немцу Штольке проверить бронетранспортер и прогреть двигатель. Левченко вместе с подчиненными проверяли орудия и передки.

— Давай, славяне, не ленись! Для артиллериста главное, чтобы его орудие всегда было готово к выстрелу! Проверить замки, прочистить стволы, смазать колеса! Шевелись, шевелись, служивые! Мамедов, возьми кого-нибудь, проверьте и накормите лошадей. Подковы обязательно посмотри! Привести и себя в порядок не забудьте!

Люди, слегка подгоняемые командирами, поднялись, стали стряхивать с себя снег, с его помощью очищать лицо и одежду от покрывавшей их грязи.

Максим подошел к УАЗику, который вчера вел по леднику отец. Из-за открытого капота автомобиля показался Антоненко-старший:

— Что, боец Антоненко-младший, решил вверенную технику проверить? Поздновато встал, сынок! Твой тягач к выполнению задания командования уже подготовлен!

Отец, вытирая руки промасленной тряпкой, подошел к сыну и слегка толкнул его плечом:

— Ну как, Макс, настроение, боевое?

— Готов к труду и обороне, товарищ подполковник! — улыбнувшись, ответил Максим, отдав честь по-американски, приложив ладонь к панаме, но затем, помедлив, грустно добавил:

— Если честно, бать! Я в трансе! Такое ощущение, что как-будто все это не со мной происходит и в каком-то кошмарном сне! Что это? Прощай, цивилизация? Возврат к дикой природе? Одно дело — мечтать об этом, совсем другое — наяву и на всю оставшуюся жизнь. А сколько ее нам то, осталось? И где мы вообще? Вдруг мы попали миллион лет до нашей эры или после?

— Ничего, сынок, не раскисай. Все будет, как у нас говорят, тип-топ! Мы, Антоненки, и в огне не горим, и в воде не тонем, а если надо кому, и морду набить сумеем! Сейчас, после завтрака, я с ребятами в разведку пойду, дорогу дальше искать будем, пойдешь со мной?

— Бать, не обижай, а!? Конечно, пойду! Что я, слабак какой-то! Вот сейчас двигатель прогреем и пойдем. А где профессор Левковский, он снова с нами в горы пойдет?

— Наш Павел Иванович спит сном праведника. Умаялся вчера старик. Я утром уж грешным делом подумал, не помер ли он. Такой марш-бросок сделать не каждому молодому по плечу, а он молодцом, держится. Ладно. Давай, заводи!

Проверив машину, они пошли к центру лагеря, где возле полевой кухни всем подходившим раздавали скудный, но горячий завтрак.

Невдалеке стояла группа мужчин с непокрытыми головами. К груди старшины Долматова прижимался невысокий молоденький парнишка, одетый в большую для него шинель, с карабином за спиной. Плечи его вздрагивали, парень плакал и не стеснялся своих слез.

— Что случилось, Пантелей Егорович?

— Да вот, Николай Тимофеевич! Горе у нас! Хомутенко Федор Семенович, дед Макарки нашего, что нас на озере встречали первыми, умер. Царство ему небесное!

Антоненко увидел лежащее на телеге неподвижное тело прикрытое брезентом. На брезенте, в районе головы человека лежала "будёновка".

— Не выдержало сердце у старого красногвардейца. — пояснил подошедший старший лейтенант Бажин. — Доктор сказал, что от высоты и перегрузок. Еще ночью умер, уже и остыть успел…

— А где Баюлис, ну, доктор наш?

— Янис Людвигович пошел к беженцам, там женщина пожилая тоже скончалась. И еще раненый один, из белых… — ответил Бажин. Затем поправился. — Из бывших белых.

— Надо их здесь похоронить. Мы не сможем везти их дальше.

— Бойцы уже копают небольшую могилу, но земля не поддается. Придется просто камнями заложить…

Николай с Максимом также сняли головные уборы и с минуту помолчали над умершим. Хотя они и не знали его, но та, первая встреча на озере, в первый день нового мира, у каждого из них промелькнула перед глазами. Они вспомнили пожилого мужчину с большими пшеничными усами и в "буденовке", встреченного ими на берегу перенесшего их в этот мир загадочного озера.

Жизнь продолжается, всем смертям назло!

Оставив Бажина заниматься погребением умерших, Антоненко-старший, получив на кухне свою порцию завтрака, пошел по лагерю искать Уварова. По пути он встретил Баюлиса:

— Ну что, Людвигович, чем порадуешь или огорчишь?

— А чему радоваться то!? У меня каждый день, умершие и умершие… С ума сойти можно! Раньше за год столько умерших в моей больнице не было как сейчас.

— Сам-то, как? Жив еще, народный врачеватель?

— Отошел после вчерашнего перехода. Спасибо девчатам моим, заботу проявили. Чтобы я без них делал…

— Ты, смотри, дохтур, особо глаз на них не ложи. А то я знаю тебя, развратника старого…

— Дурак ты, Антоненко, хоть и полковник, и шутки у тебя дурацкие. Я совсем о другом, а ты как тот вшивый, все о бане. Совесть бы поимел.

— Ладно, док. Извини. Проехали. Как там командир полка и Кожемяка?

— Неважно, но пока живы. Оба без сознания, у них сильное сотрясение мозга. Сильно их побило. Я, честно говоря думал, что могут ночью умереть…

Уварова, Николай нашел на краю их временного убежища. Он вместе с Невзоровым, Бондаревым и Левковским рассматривали атлас последнего.

— Ну что, господа-товарищи командиры, что нового простому бойцу нашего отряда скажете?

— Да есть что сказать. — ответил ему Олег. — Вот Павел Иванович, да продлит ему господь долгие его лета, обозначил на карте, где мы есть в этом мире. Хотя я, честно сказать, не очень-то и уверен в этом.

— Я считаю, что все верно рассчитал. — бодро отозвался профессор. — Учитывая то, что я вчера нашел Южный крест и его угол возвышения над горизонтом, а также осмотрел окружающую нас местность… Кстати, я вел записи и зарисовки нашего спуска по леднику… Мною было определено наше месторасположение. Это десять градусов южной широты. Ну, может быть не точно десять, а восемь — десять, но не больше… Короче. Мы с вами вчера двигались в северо-восточном направлении, и все время спускались с гор. Подъема нигде не было. По расположению горных хребтов я понял, что мы в Центральной Кордильере, где-то между бассейнами рек Мараньон и Уальяга. Должны скоро выйти к басейну реки Уальяга, которая течет на восточном склоне Анд и затем впадает в Мараньон, а дальше в Амазонку…

— А не слишком ли громко это сказано, уважаемый профессор. Здесь, по вашей карте, километров двести будет, если не больше. — перебил его Бондарев. — И это в нашем мире так реки назвали и атлас ваш, из нашего мира. А ведь может быть все совсем по-другому…

— Вот и Максим мой также сомневается. — поддержал Антоненко. — Сейчас выскочит из-за угла какой-нибудь динозавр и позавтракает нами, да так, что и фамилию не спросит.

— Ну, вы краски то не сгущайте, любезный. — проговорил Невзоров. — На динозавров у нас пулеметы и пушки имеются. Но разведку послать надо. Мы в этом месте даже пару суток не выдержим. Это хорошо, что сейчас солнышко нам светит, а что завтра будет?

— А завтра нас на этом месте не будет. Все. Закончили пустые разговоры. Надо делом заниматься. Людей спасать. — прервал всех Уваров. — Николай! Бери своих разведчиков и попробуйте спуститься вниз, дорогу прощупайте. Рацию возьми обязательно. Мы, следом за вами.

— Надо поменять порядок движения. — уточнил Бондарев. — Автомобили разбивают всю дорогу, подводам и людям тяжело по ней после них идти. Необходимо, чтобы автотранспорт шел последним.

— Принимается. Но пусть первым идет бронетранспортер лейтенанта Григорова. По нему узнаем, выдержит ли ледник остальных. — закончил разговор Уваров. — Сейчас необходимо собрать всех командиров и поставить задачу на марш. Начало движения через полчаса. Пока нам светит солнце, нельзя терять ни минуты…

Наскоро перекусив, Николай Антоненко взял с собой только пятерых: охотника — бурята Будаева, пулеметчика Нефедова, младшего сержанта Юрченко, радиста Хворостова и, по совету ротмистра Новицкого, терского казака — пластуна Емельяна Трепачко, лучшего среди казаков следопыта.

На протесты Максима, ссылавшегося на ранее данное обещание, отец ответил отказом:

— А УАЗ вести с пушкой кто будет? Тетя Глаша?! Кроме меня и тебя, Макс, никто с ним не справится. Так что, боец Антоненко, выполняйте приказ. Двигайся со всей колонной! Все! И без соплей!

В душе Николай, понимал, что отдавая это распоряжение своему сыну, он берег его от тех неприятностей, которые могли ожидать их впереди. "А так, хоть под присмотром Олега и Левченко будет!" — утешал он себя.

Поднявшись на небольшую скалу, возвышавшуюся над ледником и осмотрев через бинокль открывшуюся панораму, решили идти вдоль левой кромки ледника, где и находилось их временное убежище. Здесь, между ледником и высокой боковой мореной образовалась наносная полоса из щебня, песка и глины, шириною позволяющей проехать даже автомобилям, не говоря уже о подводах с лошадьми. Только необходимо было подровнять в некоторых местах лопатами, так как был небольшой уклон. Сообщив об этом по рации, разведка пошла дальше.

Вслед за ними, во главе с капитаном Бондаревым и подпоручиком Костроминым, шла большая группа красноармейцев и солдат, вооруженная лопатами и ломами. Они выравнивали дорогу, разбивали лед, засыпали ямы, убирали небольшие уклоны и большие камни, мешавшие движению колонны. Вокруг людей плотной цепью возвышались заснеженные молчаливые скалы, и казалось, что конца и края им нет.

Солнце снова спряталось за серые облака, а ледник стал опускаться в серый туман.

Шел уже пятый час медленного, но упорного спуска вниз по леднику.

Вдруг, идущие впереди Трепачко и Будаев, остановились.

— Вашблагородь! — крикнул по привычке Трепачко. — А ледник-то, того, кончился, мать его так!

— Как кончился?! — недоуменно спросил Антоненко, подходя к ним.

— А вона, глядитя сами! — произнес казак и протянул руку, показывая направление. — Здеся лед кончается, а тама один песок да камни. Вон и ручьи с ледника текут.

— Там озеро, однако, должно быть. — уверенно добавил Будаев. — У нас в Саянах всегда так бывало…

— Ну, раз бывало, тогда вперед. — скомандовал Антоненко. Затем обернувшись, приказал. — Юрченко и Хворостов. Задержитесь. Передайте по рации, что ледник закончился. Будет крутой спуск к озеру. Пускай приготовятся. Нефедов, за мной…

Группа уверенно пошла вниз по ставшей немного непривычной земле. Ноги уже не скользили как на льду, а чуть-чуть утопали в каменистом песке, оставляя на нем неглубокие следы. Быть может, это были первые, за все время существования этих мест, следы человека. А сколько их еще будет…

Спустившись вниз и выйдя на более-менее ровную поверхность, разведчики остановились.

Перед их взором открылась небольшая долина неправильной формы. Вокруг нее боковые морены образовали мощные широкие подковообразные пояса, представляющие из себя каменистые гряды мощностью до несколько десятков метров и длиной несколько километров.

С десяток мелких ручейков текущих из ледника организовали большой ручей, несущий свои воды вниз в центр долины, где в западине образовалось, примерно с полкилометра в диаметре, озеро с кристально чистой водой, в котором отражалось голубое небо с плывущими по нему серыми облаками.

По бокам, на каменистых грядах, да и прямо под ногами людей рос мох. Берег узкой полоской вокруг озера был покрыт коричневатозеленой травой, а на дальнем берегу даже росли небольшие деревца и кустарники. Пейзажи поражали воображение. Величественные скалы, грозно нависающие со всех сторон, чистые и холодные воды озера, вызывающие непреодолимое желание окунуться в них с головой….

— Мать честная! Вот это да! — не выдержал своего восхищения Юрченко. — Это какая красотища-то! Что нас дальше ждет, командир, а?!

— Прямо как на горном курорте! — ответил Антоненко.

— У нас в Саянах не хуже, однако бывало. — сдержанно произнес Будаев, но затем мечтательно добавил. — Как дома…

— А здесь теплее. Хоть и ветерок не слабый дует. Можно и шинельку расстегнуть. — обрадовался Нефедов. Поставив свой немецкий пулемет на камни, он, сняв пилотку, принялся расстегивать шинель.

— Николай Тимофеич! Надоть дальше вдоль берега пройти, путь разведать, да и место для стана определить. — привел всех в чувство Трепачко.

— Правильно, казак! Главное дело, а расслабляться потом будем. — поддержал его Антоненко. Осмотрев озеро в бинокль, он приказал:

— На правом берегу места больше и ровнее оно. Там лесочек небольшой есть и кустарник. Юрченко, Будаев. Остаетесь здесь. Будете направлять всех на правый берег озера. Здесь ручей пока еще не глубокий и переход хороший. Все остальные, за мной…

* * *

Спуск каравана с ледника к озеру занял времени не меньше, чем от последнего их пристанища. В связи с тем, что спуск был крутым, пришлось спускать подводы и автомобили по одному, со всеми необходимыми предосторожностями.

Не обошлось без неприятностей. Одна из лошадей видно чего-то испугалась, занервничала и, вместо того, чтобы медленно спуститься вниз, сделала большой скачок. Ведущий ее красноармеец не смог ее удержать. В результате чего, лошадь оступилась о камни и упав, переломала себе передние ноги. Она тут же была придавлена опрокинутой подводой, которая также сломалась ударившись о камни.

Лошадь пришлось пристрелить, а вещи переложить на другие подводы. Из сломанной телеги решили сделать двухколесную повозку и запрягли в нее вторую лошадь, чудом оставшуюся невредимой. Все это заняло много времени и задержало спуск остальных.

При спуске автомобилей также "отличился" и молодой водитель "полуторки". Он не справился с управлением и автомобиль встал на два колеса. Паренька спасло только то, что хозяин груза Дрынько, сидящий рядом с ним, от страха или по другой причине, схватился за руль и дернул его в свою сторону. Машина сначала зависла в воздухе, но затем медленно встала на все четыре колеса. Наблюдавшие эту картину, издали вздох облегчения. Никому больше не хотелось хоронить своих товарищей.

Не считая мелких синяков и царапин, для остальных спуск прошел нормально.

Новый лагерь решили расположить на правом берегу озера, выбранном разведгруппой. Место всех устраивало. Радости хозяев животных не было границ, вокруг было много зеленой травы. Лошади, коровы и козы сами бежали к ней, жадно хватая ее на ходу.

Вымотанные длительным переходом люди, увидев чистое озеро с голубой прозрачной водой, немного приободрились. Застучали котелки, кто-то даже начал умываться в нем, несмотря на обжигающую холодом воду.

Снова послышались команды на организацию лагеря, установку палаток и приготовление к ужину. Расположенный невдалеке небольшой лесок, моментально был вырублен и пошел на топливо для костров.

Обходя новый лагерь, Олег встретил возвратившегося из разведки уставшего друга.

— Ну что там, Коля? Чем порадуешь? Наметил для нас новый маршрут движения?

— Да пока нет. Так только, осмотрелся малость. Мы тут, благодаря Нефедову, кое-что с ребятами нашли. Хочу тебе показать, да и профессору нашому…

— Что? — Уваров насторожился. — Новый привет из будущего или из прошлого?

— А хрен его знает откуда! Но тебе это надо обязательно увидеть. — ответил Антоненко, поправляя на плече немецкий карабин. — Я сам-то не видел, а вот Нефедов разглядел, даже топтался там. Пошли в санчасть к Баюлису, у него мой боец свои раны зализывает.

— Что за раны? Боестолкновение было, что ли?

— Да нет. "Асфальтная болезнь" у него. Мы когда на гряду над озером поднимались, он оступился и сорвался вниз. Вот кожу на лице и на руках содрал. Сейчас его девчата Яниса йодом мажут и перевязку делают.

— А короче можешь сказать, что нашли-то?

— Короче. Могу. Искусственное сооружение из больших плит. Типа водозаборника или входа в подземный док. Что-то подобное во время войны немцы для своих подлодок делали в прибрежных скалах. Но откуда здесь, в горах, подлодки, ума не приложу?!

— А мы откуда здесь появились, вспомни?! Из Припятских лесов! После всего увиденного, я уже ничему не удивляюсь. — закончил допрос друга Уваров. — Ладно. Пошли твоего воина расспрашивать.

Нефедова они нашли сидящим на ящике возле санитарной палатки. Медсестра Рита заканчивала перевязывать ему левую ладонь. В правой, также перевязанной, он двумя пальцами держал дымящуюся самокрутку. Его одежда на груди и коленях была разорвана. Увидя приближающихся к нему командиров боец попытался встать, но Уваров жестом разрешил ему остаться на месте.

— Ну что, Федор, как самочувствие? — спросил у бойца Антоненко. — Доложи товарищу подполковнику, что с тобой произошло. Можешь не вставать. Раненым разрешается.

— А что докладывать то, Николай Тимофеевич?! — недоуменно посмотрел на Антоненко весь измазанный йодом Нефедов: — Вы ведь там сами были, наверное и доложились уже.

— Я на самом объекте то не был, а ты был. Вот и рассказывай, что видел. Давай, не стесняйся. Все и подробно.

Боец аккуратно затушил о подошву своего ботинка самокрутку и положил ее за отворот пилотки. Затем прокашлялся и принялся рассказывать:

— Когда мы к озеру то спустились, место для лагеря осмотрели. Затем, вот Николай Тимофеевич приказал на гряду подняться, чтобы значит, сверху все лучше видно было. Я последним шел. Пулемет у меня с плеча соскочил, я его подхватил, но сам оступился. Уж больно крутой там подъем оказался. Оступился, значит, и поехал мордой вниз на всех четырех точках! Хорошо хоть кусты там росли, вот за них я и тормозил малость, все руки себе содрал, да и морду, словно баба злая поцарапала! Прости, Риточка, к тебе это не относится. А пулемет то я сберег, вот он целехонек стоит. Знаем, что за утерю оружия бывает…

— Что оружие сохранил, молодец, хвалю. Но ты расскажи, что дальше то видел. Что за плиты там были? — направил отвлекшегося бойца в нужное русло Уваров.

— А… Значит лечу я вниз и думаю: "Вот и отвоевался ты, Федя, кончилась твоя грешная жизнь. Помрешь сейчас ни за нюх табаку". Ребята то, конечно, кинулись за мной, вот и Николай Тимофеевич тоже… Но куда там… Там такой склон, что и не видно меня было. Вмиг исчез. Вдруг, чувствую, торможу я… Ногами во что-то уперся, а сам горизонтально, почему-то, лежу. И пулеметик мой тоже рядом со мной лежит, целехонек, только в пыли весь. Когда пыль вокруг меня осела, очухался я, решил сесть и осмотреться. Смотрю, а лежу я на большой плите, что из скалы торчит. А на ней, в конце, другая плита лежит, поменьше. В нее-то я ногами и уперся. Тут ребята кричать начали, звать меня. Ну я, конечно, отозвался, что живой и все такое. Доложил, командиру, что увидел, — тут Нефедов кивнул головой в сторону Антоненко. — Николай Тимофеевич попросил меня все хорошо осмотреть, что я и сделал. Хорошо, что у Емельяна, казачка нашого, с собой веревка была. Сначала пулеметик мой вытащили, а уж затем, я себя веревкой обвязал, ребята меня и подняли наверх. Не мог я сам по веревке, руки уж больно изодрал…

— Опиши подробнее, что за плиты, какие они и что под ними? — еле скрывая свое нетерпение произнес Антоненко.

— Плита, на которой я лежал, метров на пять из скалы выходит. В ширину она метров десять будет. По краям ее гряда вперед выпирает. Получается как выемка какая-то в скале. Плита, что сверху лежала, высотой где-то с метра полтора будет и толщиной такой-же, но выступает за края большой плиты. Видно для задержки камней, падающих сверху, служит. Промахнись я немного, точно бы в озеро сиганул и утоп.

— А до воды далеко от этой плиты?

— Да не очень-то. Я ведь решил посмотреть, что там. Хоть руки и болели, но пересилил себя, залез на верхнюю плиту и посмотрел вниз. До воды от меня метров пять-шесть было. Сама плита, на которой я очутился, метра два толщиной будет. Лежит она на двух вертикально стоящих плитах, что по бокам стоят, таких же толстых как и она. Вода там прозрачная, так что и дно я увидел. Там тоже оно плитами выложено.

— А глубина какая?

— Точно сказать не могу. Но не меньше пяти метров будет. Все это уж больно похоже на бункер или на вход в укрепрайон, что мы под Коростенем видели, но под водой. Внутрь то я не заглянул, не удобно было. Но вода туда из озера течет.

— Хорошо, Нефедов. Молодец. Можешь отдыхать и скорее поправляйся. — поблагодарил красноармейца Уваров.

Когда они с Антоненко отошли в сторону, Олег спросил у друга:

— Ну что, разведка, какие мысли?

— Какие мысли в таких случаях?! Проверить надо! У меня лодка ведь надувная есть, вот завтра, с утречка и поплывем туда. Сейчас уже поздно. Темнеть начинает.

— Только профессора с собой не бери. Он уже один раз "поплавал". Чуть сам не погиб и Максима твоего на дно не отправил. — попросил Уваров. — Шустрый он больно, нам бы такими быть в его годы…

— Если доживем, то обязательно будем! — пошутил Николай и серьезно добавил. — Что завтра то делать будем, Олег, куда людей вести? Здесь мы больше суток тоже не продержимся. Топливо и продукты на исходе. Уходить дальше вниз надо. Давай командиров собирать…

Олег поискал глазами своего нового ординарца, молодого пограничника Назара Синицу, присланного старшиной Долматовым перед спуском по леднику. Возражений Уварова, что ему не нужен никакой денщик, Долматов не принял, а настоял на своем. Кто о командире побеспокоится, кого искать, чтобы послать с поручением, кто защитит командира и прикроет его своим телом в минуту опасности? Под рукой всегда должен быть верный и надежный помощник. Вот и подобрал Долматов командиру, шустрого и смышленого своего ученика, такого же как сам старшина. Хоть Назар Синица и был молод, всего-то двадцать первый день рождения недавно отпраздновал, но успел до войны почти год прослужить на границе, имел несколько задержаний вражеских диверсантов и воевал с первого дня. Одного роста с Уваровым, но немного шире его в плечах, Синица тенью ходил за Олегом и если отлучался, то только с разрешения и по поручению последнего.

— Я здесь, товарищ подполковник! — вынырнул из-за спины Олега его ординарец, поправляя на груди автомат ППД. — Какие будут приказания?

— Назар, пройди по лагерю, сообщи всем командирам и сержантам, что сбор через десять минут возле бронетранспортера артиллеристов. Действуй!

Козырнув, пограничник растворился среди подвод и автомобилей.

— Шустрый у тебя ординарец! Надежный боец-то? — поинтересовался Антоненко.

— Времени мало, чтобы узнать. Но пока справляется. Надо будет как-то, по свободе, по душам с ним поговорить. Узнать кто он и откуда. Надо знать, кому ты спину свою прикрывать доверяешь. — спокойно ответил Уваров. — Ладно. Пошли к БэТэРу. Народ там уже начинает собираться.

Синица действительно оказался проворным ординарцем. Не прошло и пяти минут, как почти все офицеры и сержанты лагеря стояли возле "Ханомага". Последними к бронетранспортеру подошли Баюлис и бывший начальник склада Ярцев. Здесь же находился и священник отец Михаил.

Осмотрев всех и немного подождав когда наступит тишина, Уваров обратился к собравшимся:

— Товарищи! Вот и закончился второй день нашего спуска. Считаю необходимым подвести небольшой промежуточный итог нашего путешествия. Что мы имеем на сегодняший момент. Прошу доложить по своим службам. Начнем с вас, Игорь Саввич.

Капитан Бондарев, все еще недовольный тем, что им командует не его командир полка, а неизвестно откуда взявшийся какой-то пришелец из будущего, однако он был дисциплинированным человеком, обязанным подчиняться приказу своего начальника. Ранее общим собранием Уваров был избран в военный совет и назначен Климовичем своим заместителем. В настоящий момент он командовал их отрядом, поэтому, переборов в себе недовольство, Бондарев доложил:

— Нашу дислокацию я точно доложить не смогу. Со слов нашего профессора Левковского, мы в Южной Америке, в горах Центральной Кордильеры, где-то между бассейнами рек Мараньон и Уальяга. Это около десяти градусов южной широты. Но это пока ничем не подтверждено, только предположения. Совместно с капитаном Невзоровым мы составили общие данные нашего сводного отряда. За эти два дня мы потеряли шесть человек. Один погиб и пятеро умерло. С момента попадания в этот мир, наши общие потери составили семнадцать человек. Сейчас наш сводный отряд состоит из двухсот семидесяти девяти человек. Из них: тридцать два — раненых, детей — двадцать три, тридцать четыре женщины и семнадцать гражданских мужчин. В строю сто семьдесят три военнослужащих. Также имеем почти восемь десятков лошадей, больше трех десятков подвод с вооружением, продовольствием и другим имуществом. На ходу один бронетранспортер, семь автомобилей и один мотоцикл. Горючего осталось на одну заправку. У всех имеется личное стрелковое оружие, даже з запасом. Наше и немецкое, с девятнадцатого года и с сорок первого. Большой запас патронов к нему. Плюс гранаты, наши и немецкие, несколько ящиков. Три ящика бутылок с зажигательной смесью. Из тяжелого вооружения: два противотанковых орудия 45-мм с большим боезапасом, два 82-мм миномета, также с большим запасом мин, одна зенитная установка из четверки спаренных пулеметов, пять пулеметов "Максим", четыре наших ручных Дегтярева и четыре немецких пулемета МГ-34. Сюда же можно добавить и два ШКАСа, что сняли с самолета. В общем, вооружены мы нормально, только вот воевать пока не с кем. Дальнейший маршрут движения мне неизвестен, но считаю необходимым не останавливаться здесь, а спускаться дальше, если это возможно. Отсутствие продовольственной и материальной базы в настоящий момент, делает наше положение угрожающим. Долго так люди не выдержат.

— Разрешите добавить, господин подполковник. — попросил слова капитан Невзоров. — Кроме стрелкового вооружения, у нас есть еще около двадцати трофейных шашек. Это не считая, имеющихся у казаков ротмистра Новицкого…

— При наличии лошадей и если среди ваших подчиненных есть люди умеющие сидеть в седле, то мы сможем выставить полуэскадрон кавалерии в пятьдесят сабель. — дополнил ротмистр Новицкий. Затем с грустной усмешкой произнес. — Хотя, судя по местности, для кавалерии здесь нет места, где можно развернуться.

— Воевать мы пока ни с кем не собираемся. — успокоил всех Уваров. — А вот выбраться отсюда, нам необходимо. Мы из одного капкана, попали в другой. Вокруг нас по-прежнему голые скалы, правда уже без снега. Что у нас с продовольствием, Никита Савельевич, надолго ли хватит?

— Это смотря как посчитать. — загадкой ответил Ярцев.

— Поясните, пожалуйста.

— Ну, если перерезать всех коров, коз и лошадей, то мяса на всех хватит и не на один месяц. А если никого не трогать, то консервов осталось дня на два, да плюс крупы и картошка на четыре дня. Рыбы немного осталось. Лошадь, что сегодня ноги сломала при спуске, пришлось пристрелить и на мясо пустить. По куску мяса на всех не хватит, так мы с женщинами решили мясной бульон делать, он силы тоже придает. Но резать животных я пока не считаю необходимым. Сильно они исхудали. Надо бы им на этой травке подкормиться, благо ее на несколько дней хватит. Коровки молочко для раненых и детишек дадут, рыбки еще попробуем наловить, если она здесь, конечно, водится… Правда, соли у нас маловато. Придется экономить.

— Бульон и каши это хорошо, а что у нас с хлебом? — поинтересовался Бондарев.

— С хлебом дела не важные. Лепешек и сухарей немного осталось. Мука есть, но условий для выпечки хлеба нет. Холодно, закваски не сделаешь, да и дров мало. На пару дней хватит и то, если экономно расходовать. Весь местный лесок уже подчистую вырубили. Да и печи у нас нет, а на костре не получится.

— Разрешите, товарищ подполковник? — подал голос лейтенант Григоров и, после кивка Уварова, продолжил. — У нас есть полуторка с завхозом райкома партии Дрынько…

— Так что вы, господин подпоручик, его вместо дров нам хотите предложить? — усмехнулся Новицкий, покручивая свои усы. — Никогда еще не ел бульон, приготовленный на комиссарском теле!

— Я сейчас кому-то суп на белогвардейском теле приготовлю! — вскрикнул политрук Жидков и направил свой автомат в грудь ротмистру.

Несмотря на это, Новицкий даже не шелохнулся, а по-прежнему с усмешкой на лице смотрел на происходящее.

— Прекратить немедленно! — скомандовал Уваров. — Не хватало нам еще здесь разборки между собой устраивать! Жидков, уберите оружие, на вас бойцы смотрят! А вы, ротмистр, больше так не шутите. И так у всех нервы на пределе. Гражданская война закончилась и осталась там, в том мире. Да и здесь нам нечего делить. Надо вместе выбираться, а не убивать друг друга. Что вы хотели сказать, Григоров?

— Этот Дрынько везет в своем грузовике архив райкома. В этом мире он уже никому не нужен, стал макулатурой. Но это — бумага, много бумаги, с его слов, полный кузов. Если ее плотно сложить, то она хорошо и долго гореть будет. Не хуже дров. — предложил Андрей.

— Предложение принимается. Никита Савельевич и вы, Игорь Саввич, займитесь этим вопросом. — решил Уваров.

— Нехорошо, господин ротмистр и вы, товарищ политрук, в столь трудный для всех нас час, ссору между собой затевать. Не по-людски это и не по-божески. Грех это. — урезонил Новицкого с Жидковым священник, затем обратился ко всем присутствующим. — Отдых людям потребен, а то скоро пожирать друг друга будут аки пауки в банке.

— Я также поддерживаю отца Михаила и настаиваю на отдыхе. Люди на пределе своих физических и психических сил, возможны различные нервные срывы и новые смерти. У всех в руках оружие, все может произойти. — выступил вперед Баюлис. — Мне раненых необходимо нормально осмотреть. Многим перевязки надо сделать, а в таких условиях, на ходу, это просто невозможно. Кроме того, у меня женщина беременная имеется, ей рожать скоро…

— Это когда же вы доктор успели, а? — решил пошутить и разрядить обстановку Антоненко-старший. — Вот так доверяй вам женщин! Не успел оглянуться, а уже и беременная появилась!

Все присутствующие переключили свое внимание на Баюлиса и заулыбались, хоть глупой, но простой шутке.

— Она беременной еще до меня сюда попала! — возмутился Янис Людвигович, принимая всерьез сказанные в его адрес слова. — Если вы не знаете, то сообщаю вам, что от зачатия до родов промежуток времени в девять месяцев! Вы бы лучше дорогу искали, чем зубы скалить, господин Антоненко! И не смешно! Птьфу на вас!

— А я уже нашел. Вот только завтра кое-что уточнить надо. — с улыбкой ответил Николай. Он понимал, что в такой накаленной обстановке людям надо дать надежду на спасение, шанс на выход из тупиковой ситуации. Хотя бы уверенно пообещать, а там видно будет…

— Хорошо. Давайте дальше. Начальник связи, что у нас в эфире? — спросил Уваров у Дулевича.

— Ничего, товарищ подполковник. Эфир по-прежнему чист. — доложил старший лейтенант. — Я своим ребятам приказал при первой же возможности прослушивать все. Но пока безрезультатно. Все средства связи работают исправно. Имеется запас батарей. На складе нашли.

— Успели хоть телефоны и кабель из котлована снять?

— Телефонные аппараты успели, а вот кабель нет. Некогда было. Но нам и оставшегося с лихвой хватит.

— Понятно. Следующий…

Командиры и сержанты по очереди доложили Уварову о состоянии дел в своих подразделениях. Отец Михаил рассказал о положении гражданских и их настроениях. Все сводилось к тому, что завтра продолжить движение было практически невозможно.

Выслушав всех, Уваров принял решение:

— Слушай приказ. Весь завтрашний день объявляется одновременно выходным и парко-хозяйственным днем. С утра людей не будить. Пусть отсыпаются. После завтрака, всем заняться приведением себя в порядок. Проверить лошадей, подводы, технику и оружие. Товарища Ярцева вместе с вами господин капитан, — обратился Уваров к Невзорову. — Я попрошу уточнить весь запас продовольствия, все что имеется, вплоть до последнего зернышка. Возможно нам придется задержаться здесь не один день, а все два. Людям действительно нужна передышка. Все. Разойдись.

Олег попросил остаться только старшего лейтенанта Бажина, своего друга Николая и ротмистра Новицкого.

— Товарищ старший лейтенант, — обратился он к Бажину. — Где бы мы не находились, но караульную службу никто не отменял. Поэтому, прошу вас организовать охранение нашего лагеря. Вместе с лейтенантом Поповым отберите ответственных и надежных людей. Выставьте часовых, с таким расчетом, чтобы все могли нормально отдохнуть. Все. Исполняйте.

Когда, козырнувший Бажин ушел, Уваров обратился к ротмистру Новицкому:

— Михаил Николаевич, я понимаю вашу нелюбовь к большевикам и даже догадываюсь почему. Историю в свое время изучал. Но прошу вас, впредь не допускать подобных эксцессов. Новая гражданская война нам не к чему. Все, кто оказался здесь, в этом не виноваты. Все, что было там, уже не вернешь. Я не прошу вас всех любить. Я прошу перестать ненавидеть. Согласны вы с этим?

Новицкий внимательно посмотрел прямо в глаза стоящему перед ним старшего по возрасту, да и по званию человека, хоть и из другого мира. Ни один мускул не вздрогнул на его лице. Что сейчас происходило в душе ротмистра, было известно только ему одному и богу. Эти "смотрины" продолжались с минуту. Наконец, ротмистр медленно поднял правую руку, подкрутил свои гусарские усики и кивнув головой, четко произнес:

— Слушаюсь, господин полковник. Обещаю впредь внешне не показывать свою неприязнь к красным. Но свои мысли о них, я все же оставлю при себе. Вы из времени, когда большевики проиграли и только поэтому, я принимаю вашу просьбу. Разрешите идти?

— У меня к вам еще две просьбы, ротмистр.

— Приказывайте.

— Я не хочу сейчас вам приказывать, а просто прошу.

— Я вас слушаю. — смягчился Новицкий.

— Прошу организовать ваших казаков для выпаса лошадей и скота. Лучше их это никто не сделает. Это первое. Вторая просьба заключается в следующем. Честно признаюсь вам, что мы еще не нашли выход отсюда. Но нашли вход под окружающую нас гряду. Завтра Николай Тимофеевич со своими людьми проверит его. Вас же я прошу подняться на гряду и пройтись по ней сверху. Может быть что-то и найдете. Заодно и проверите, сможем ли мы там пройти со своим транспортом. Вот такие у меня две просьбы. Не возражаете?

— Приму за честь их исполнить. Разрешите идти?

— Да. Вы свободны.

— Честь имею.

Когда Новицкий ушел, Олег повернулся к другу:

— Вот такие люди были раньше, Коля. Ему ствол в грудь, а он даже и не моргнул. И как они в гражданскую-то проиграли?!

— Разобщены были. Каждый тянул одеяло в свою сторону. Деникин к себе, Колчак к себе и Юденич тоже. Каждый мнил из себя единственным спасителем России. Вот и доигрались. Да еще и со стороны простого народа поддержки у них не было. Белые хотели вернуть старое, а народ хотел жить по-новому. Вот у них и не получилось. А большевики наобещали народу того, чего тот желал, поэтому и выиграли. Хотя потом и обманули. — негромко пояснил Антоненко. — У меня ведь тесть, историком был, вот иногда и просвещал меня, неуча.

— Ладно. Вернемся к нашим баранам. Как завтра действовать решил?

— Сначала раз сплаваем, осмотримся. Если что найдем, то более глубокую разведку группой сделаю.

— Кого с собой возьмешь?

— Да там много народа и не надо. Лодка ведь двухместная. Несколько раз плавать прийдется. Сам пойду и Лешку Нечипоренко возьму. Он хоть и перестроился на гражданский лад, но на него положиться можно. Проверенный. Будаева еще возьму. Он маленький, где щель какая будет, везде пролезть сможет, да и снайпер отличный. Казака Трепачко неплохо бы взять…

— Трепачко оставь ротмистру. Ему тоже следопыты хорошие понадобятся.

— Ну, тогда младшего сержанта Юрченко и Аксенова. Думаю, что и хватит.

— Рацию возьми. Если получится и на поверхность выйдешь, то свяжимся… Может еще и радиста прихватишь?

— Да не надо. Я и сам в ней разберусь. Нечипоренко также легко сможет.

— Ладно. Пошли отдыхать, а то ноги уже еле несут. Эх, старость не радость…

Глава 14

На следующее утро Олег проснулся от осторожного прикосновения к своему плечу:

— Товарищ подполковник! Олег Васильевич, проснитесь!

— Что случилось?

— Доктор за вами прислал. Командир полка, товарищ подполковник Климович в сознание пришел, к себе зовет.

Уваров открыл глаза. Над ним склонился ординарец Синица, закрывая собой часть неба.

— Сколько сейчас времени?

— Часов семь будет. Если по-нашему.

— Назар, ты хоть сам, спал?

— Так точно. Меня только что разбудили.

Поднявшись и осмотревшись, Олег увидел, что почти весь лагерь еще спал. Только возле дымившейся полевой кухни четверо мужчин и три женщины готовили для всех завтрак. Между ними, давая необходимые указания, ходил Ярцев. От кухни шел приятный, заставивший заурчать желудок, запах еды.

Над озером и окружавшими их скалами низко висели серые облака.

В стороне, откуда они вчера пришли, несколько казаков и красноармейцев перегоняли через ручей на противоположный берег озера табун лошадей. За ними, мыча и позвякивая в утренней тишине колокольчиком, шло небольшое стадо коров с телятами. Завершала эту процессию, жадно хватающая на ходу траву, тройка коз. Над козами величаво возвышался козел, с большими и скрученными рогами.

"Профессорский тур Тимоха, гарем свой сопровождает". - вспомнил Уваров.

Шедший последним красноармеец решил подогнать козла, но тот прыгнул на него, показывая, что хочет ударить рогами. Боец, испугавшись, отскочил в сторону. На этом наступление козла и ограничилось. Он несколько раз мотнул головой и козы, словно по команде, побежали за коровами.

"И правда, Тимоха не дурак. Хозяин. Своим гаремом сам управляет, ни кому не доверяет." — усмехнулся Олег.

На него, на мгновение, нахлынули детские воспоминания: "Как у бабушки, в деревне… Утром, в очередь, пастухи коров гонят… Благодать…"

Продолжая эту ностальгию, совсем рядом, выполняя свою миссию природного будильника, звонко закукарекал петух.

— Тихо, ты! Черт! Дай людям поспать! — ругнулся в сторону петуха Уваров.

— Пусть кричит, товарищ командир. Прямо как дома… — попросил его Назар. — Так людям слаще спать будет. Родину во сне вспомнят, дом свой и семьи, что там, остались…

Подойдя к санитарной палатке, Уваров встретился с Баюлисом, с наслаждением попыхивающим своей трубочкой.

— Янис Людвигович, доброе утро! Что я вижу?! Вы ведь курить бросали!

— Это я, там, наверху, высоко в горах бросил, потому что дышать не чем было. А здесь, высота меньше, дышать легче стало, вот и не выдержал, а то уши уже пухнуть начали. — парировал Баюлис. — Хотя и здесь, не май месяц, но лучше чем там…

— Как командир полка?

— Десять минут назад пришел в сознание, но еще плох. Наш Кожемяка, тоже ожил. Я ему укол сделал, так что он пока спит. Опасаюсь за его руку и ребра, главное, чтобы срослись нормально…

— Когда вы их в строй поставите, если это, конечно, возможно?

— Если бы мы были в Киеве и в наше время, то месяца за два-три. А сейчас, как говорит наш отец Михаил, один бог ведает. Проблема одна у них возникла. Зрение. Из-за сильного светового удара, оба ничего не видят. Ожег глазного дна. Боюсь как-бы не ослепли совсем. Заходите, пожалуйста!

С этими словами Баюлис откинул полог палатки, давая возможность Уварову пройти во внутрь.

Подождав немного, когда глаза привыкнут к тусклому свету исходящему от находившейся в центре палатки горевшей "буржуйки" и дырки в потолке, Олег, огляделся. В палатке находилось шестеро раненых. Четверо из них, лежали на носилках, стоящих на деревянных ящиках. Двое, на железных кроватях, непонятно откуда взявшихся.

— А, откуда такое богатство, аж две кровати да еще и с матрасами?!

— А это вчера вечером, Игорь Саввич, начальник штаба наш, приказал поставить. Их, какой-то толстый и лысый дядька с бойцами притащил. Дядька, все время плакался и просил прощения. Правда, я так и не понял, за что.

Смутно догадываясь, Уваров спросил:

— Не Дрынько ли его фамилия?

— Точно! Он и представился как Дрынько Осип Давыдович! Все приговаривал, что "кровное" у него забирают. Еле от кроватей его отодрали, так за них схватился.

— Понятно. — утвердившись в своей мысли проговорил Уваров. Выглянув из палатки, он позвал:

— Назар! Найти мне лейтенанта Григорова и гражданского, Дрынько! Одна нога здесь, а другая — там! Пусть ждут возле этой палатки! И капитана Бондарева со старшим лейтенантом Бажиным позови. Действуй!

Подойдя к кровати, где лежал Климович, Олег тихо позвал:

— Алексей Аркадьевич? Вы меня слышите? Как вы себя чувствуете?

— Да. Я не сплю. Ощущения не из приятных. К старым моим ранам, добавились новые. Глаза болят, словно песка в них насыпали. Присаживайтесь, уважаемый Олег Васильевич.

Уваров осторожно присел на кровать Климовича:

— Вы что-то хотели мне сказать?

— И не только сказать, но и спросить. Где мы? Что с нашими людьми? Как обстановка?

— Обманывать вас, я не имею права. Поэтому, скажу. Со слов нашего профессора Левковского, мы — в Южной Америке, в Андах, в горах Центральной Кордильеры, где-то между бассейнами рек Мараньон и Уальяга. Это около десяти градусов южной широты. Но это пока ничем не подтверждено, только предположения. Мы спустились с ледника. Сейчас находимся на берегу ледникового озера. На берегу нашли вход в глубь гряды окружающее озеро. Это явно искусственное сооружение, вход выложен большими плитами. После завтрака отправляю две разведгруппы. Одна будет исследовать этот вход, а вторая пойдет сверху по гряде. Так что есть перспектива спуститься ниже…

— Как люди, их настроение?

— За время спуска мы потеряли еще шесть человек, в том числе и вашего ординарца. Он погиб при взрыве, когда вы были повторно ранены. А настроение у всех одно — выжить. Правда, были попытки паникерства и конфликт на политической почве, но вопрос решен. Сейчас, все отдыхают. Я приказал, на один день всем отдых дать. А завтра, посмотрим…

— И правильно сделали! Люди, не железные, им набраться сил необходимо и успокоиться. Командиры вам подчиняются? Только прошу говорить откровенно.

— Честно сказать, с неохотой. Особенно, ваш начальник штаба…

— Я понял вас. Прошу вас, обеспечить главное — сохранность жизни вверенных нам с вами людей. — немного промолчав, Климович дополнил. — Я вам верю, Олег Васильевич, а все остальное, это приходящее и уходящее. Позовите ко мне капитана Бондарева.

В это время в палатку влетел Синица:

— Товарищ подполковник, ваше приказание выполнено, все здесь! Что делать?

— Хорошо, Назар! Позови капитана Бондарева…

В ответ на слова Уварова, в палатку вошел сам Бондарев. Увидев, что его командир полка разговаривает с Уваровым, он обрадовался:

— Алексей Аркадьевич! Как вы?!

— Все нормально, Игорь Саввич. Я вас попрошу…

— О чем, товарищ подполковник?

— Наше знамя, с нами?

— Так точно! Пока есть знамя, полк существует!

— Если полк существует, то я, как командир полка, приказываю вам, всем остальным командирам и красноармейцам, беспрекословно выполнять приказы и указания подполковника Уварова. Это единственное, что я вам приказываю и настоятельно прошу о его неукоснительном исполнении. Далее. Необходимо вывесить знамя полка над всем лагерем. При движении знамя всегда должно быть в голове колонны, чтобы все его видели. Люди должны знать и верить, что они часть того великого общества, что осталось там, в нашем мире. Без веры, нельзя жить!

— А как же белые? — недоуменно поинтересовался Бондарев.

— Белые?! Они такие же, как и мы с вами, русские люди! Я думаю, что они все поймут. Надо будет переговорить с их офицерами и все разъяснить. — прохрипел Климович. Затем, прокашлявшись, продолжил. — Нам сейчас главное объединение, а не раздор! Родина у нас одна на все времена, это Россия! И делить ее нам не к чему!

— Спросите у капитана Невзорова, есть ли у них флаг. Если есть, поставьте рядом с флагом полка. А если нет, то надо будет сделать и поставить их вместе. — предложил Уваров. — Знаете какой он?

— Спрошу у Невзорова. Я понял вас. — проговорил Бондарев. — Резрешите идти?

— Подождите возле палатки. Пожалуйста. — попросил его Олег.

Дождавшись, когда Бондарев выйдет, Уваров обратился к Климовичу:

— Я конечно понимаю, что дух у людей поднять необходимо, но сейчас считаю преждевременным поднятие флага. Пока мы не выйдем отсюда и окончательно не определимся…

— Почему вы так считаете?

— Боюсь как бы это не принесло обратный эффект. Могут найтись и такие, что во всех наших бедах обвинят нас с вами и тогда может произойти непоправимое. Прольется кровь.

— Хорошо. Решайте этот вопрос самостоятельно. Прошу вас держать меня в курсе всего происходящего. А сейчас, прошу меня извинить. Что-то голова закружилась. Ослаб я сильно.

Пожелав Климовичу скорейшего выздоровления, Уваров вышел наружу.

Возле палатки стояли вызванные им Бондарев, Бажин, Григоров и Дрынько. Последний явно нервничал и не находил себе места. Возле него стоял красноармеец с немецким автоматом.

Увидев выходящего Уварова, Дрынько внезапно бросился к нему и упав на колени, обхватил руками ногу Олега. Чуть ли не рыдая, он начал громко причитать:

— Товарищ-господин-начальник-командир! Простите меня и помилуйте бога ради! Не убивайте меня! Не хотел я, не хотел! Бес, окаянный, попутал! Бес попутал!

Неожидавший такого напора, Олег растерялся. Он многое видел в своей жизни, но в такую ситуацию попал впервые. Стараясь отстраниться от Дрынько, Уваров попытался его поднять:

— Вы что?! Немедленно встаньте и прекратите это цирк!

— Не встану! Не встану! Пощадите меня! Не расстреливайте, прошу вас!

Опомнившиеся от таких неординарных действий, к Дрынько сзади подскочили Бажин, охранявший Дрынько красноармеец и ординарец Синица. Они расцепили его руки и оттащили от Уварова в сторону. Затем поставив на ноги, зажали со всех сторон так, что тот не смог и пошевелиться. Дрынько не оказывал никакого сопротивления, только всхлипывал и по его щекам потекли слезы.

— Стыдно вам! Взрослый человек, а ведете себя как сопливый нашкодивший мальчишка! — урезонил его Уваров. Повернувшись к Бондареву и Григорову он произнес:

— Товарищи, вы можете пояснить мне, что происходит? Я так понимаю, что в полуторке оказалось совсем не то, что мы думали?!

— Так точно! — одновременно ответили оба. Григоров хотел было рассказать, но сдержался, давая возможность все пояснить старшему по званию Бондареву.

— Мародером оказался наш партийный работник! — с презрением пояснил капитан, сплюнув в сторону Дрынько. — Самым настоящим мародером! Сволочь паскудная! Люди воюют, кровь свою за Родину проливают! Его самого от смерти спасают! А он их в это время обдирает! Расстрелять его надо перед строем и немедленно! По закону военного времени! Чтобы другим неповадно было!

— Расстрелять мы всегда успеем. Это дело не хитрое. А вот разобраться сначала надо и без самосуда. — успокоил его Уваров. — Поясните, Игорь Саввич и, пожалуйста, по-подробнее.

Справившись с нахлынувшим на него волнением, Бондарев, рассказал:

— Вчера, по вашему приказу, я, Ярцев и лейтенант Григоров пошли с бойцами за бумагой к этому гаду, простите, завхозу. Он наотрез отказался кузов машины открывать, даже сопротивление оказал. Одному бойцу чуть полпальца не откусил… Я сначала подумал, что он свои партийные документы так рьяно защищает, а когда брезент сняли и борт открыли, вот оттуда и посыпалось…. Думал на месте эту суку сразу же пристрелю… Еле сдержался.

— Что вы обнаружили в кузове?

— Нет там никакого архива райкома! Барахло одно! Целые тюки материи разной — ситец, шелк, атлас, бархат и другого, точно сказать не могу, не помню как называется. Покрывала разные, одеяла, простыни. Мешки с одеждой, как мужской, так и женской. Даже четыре шубы женские, меховые, соболиные! Ящики с посудой разной. Один ящик с ложками и вилками. Все, сплошь серебро и золото! Пару десятков картин, в рулоны скатанные, видно старинные. Ковров штук десять! Не меньше! Откуда только, эта паскуда, все взяла!?

— Это все не мое! Не мое! Я только хранил! — попытался оправдаться Дрынько.

— Замолчите! С вами потом поговорим! Что там еще было?

— Пару патефонов с ящиком пластинок нашли и одну трубу к ним. Одна гитара и гармонь. Ящик с книгами разными. Швейная машинка "Зингер" и много мелочи разной к ней: нитки, иголки, ножницы. Две кровати железные с матрасами ватными, что я в санчасть вчера отдать приказал. По паре примусов и керосиновых фонарей. Канистра с керосином и неполная бочка с бензином. А под самой кабиной, небольшой колесный плуг и пару боронок. До сих пор не пойму, зачем ему они были нужны?!

— Я же говорю, что не мое это! Перевозил я только! Перевозил! — завопил было Дрынько, но после удара Бажина кулаком в бок, моментально затих.

— Что еще?

— Труба пионерская и пара барабанов. Детишек, наверное, ободрал, сволочь!

"Не хватало еще и рояля в кустах!" — подумал Олег.

— Но это не главное! Не за это я его хотел сразу пристрелить. Барахло, это так, мелочь. Главное, другое… — продолжил Бондарев и с ненавистью посмотрел на Дрынько:

— Продуктов у него там полно было. Хлеб караваями и сухари в мешках, сахар кусковой, ящики с чаем и кофе, ящики с мясными консервами и мешки с крупой разной. Даже мешок с копченой колбасой оказался. Мы здесь скоро от голода подыхать могли начать, а он сам все жрал втихаря да людей обдирал. Нам его водитель все с перепугу и рассказал…

— Что рассказал?

— Как эта сволочь у голодных беженцев, добро их на хлеб и консервы меняла. Еще там, в нашем мире. Да и здесь уже попробовал. Вот они, в портфеле, у Григорова! Ух, мразь!

Только теперь Олег обратил внимание, что лейтенант Григоров держит в левой руке толстый кожаный портфель. После слов начальника штаба, лейтенант без команды протянул портфель Уварову.

Открыв портфель, Олег увидел в нем два неодинаковых отделения. В меньшем, были какие-то бумаги, тетрадь и большой кусок недоеденной копченой колбасы. Большое отделение было почти доверху заполнено различными кожаными мешочками, перевязанными веревочками.

Поставив портфель на землю и присев возле него, Уваров развязал один из них. Он был набит золотыми обручальными кольцами и перстнями. Во втором мешочке оказались золотые цепочки и женские сережки, различной формы, длины и толщины; в третьем, тоже цепочки с сережками, но уже серебрянные; в четвертом — другие ювелирные изделия: дорогие броши, колье, кулоны и монисты; в пятом, были драгоценные камни, в том числе и алмазы.

При открытии последнего, шестого мешочка, Олега охватило непонятное чувство волнения. Ему даже стало, почему-то, плохо. Шестой мешочек был заполнен золотыми и серебрянными нательными крестиками. Крестики были православными и католическими, большими и маленькими. Иногда среди крестиков попадались иудейские шестиугольники. Среди них не было ни одного нового. Было видно, что всех их кто-то раньше носил. Некоторые даже были с соответствующими ценности цепочками. Несколько крестиков были повреждены, а на одном четко видно, что его пробила пуля…

"Это ж сколько людей он обобрал и погубил… Может быть среди них были и мои родственники… Смерть ему…" — пролетело в голове у Уварова.

Не осознавая своих действий, Олег поднялся, вытащил из кобуры пистолет и передернул затвор, загоняя патрон в патронник. Глаза сузились, губы сжались в тонкую жесткую нить, лицо стало каменным. Помимо его воли, рука с вальтером стала медленно подниматься и остановилась только тогда, когда ствол был направлен прямо в лоб Дрынько.

— Нет! Не надо! — истошно заорал толстяк.

Державшие его Бажин, Синица и второй красноармеец отпрянули в стороны, оставляя Дрынько один на один с Уваровым.

— Не надо! Не убивайте меня! Не виноват я! Не я это! Не я!!! — его крик постепенно стал переходить на шопот и Дрынько заплакал на взрыд, как маленький ребенок.

Стало заметно, что его организм не выдержал такого психического напряжения и штаны покрылись мокрыми пятнами, как спереди, так и сзади.

Плечи Дрынько задергались в такт плача, он упал на колени и судорожно попытался закрыться руками от наведенного на него оружия.

— Стой! Побойся бога! Не бери грех на душу, Олег Васильевич!!!

Эти слова громом раздались над ухом Уварова и отрезвили его. Прийдя в себя от нахлынувшей внезапной ярости, Олег повернул голову в сторону говорившего.

Рядом с ним стоял священник, отец Михаил. В черной рясе, левой рукой зажав большой крест, висевший на груди, правую он осторожно положил на руку Олега, сжимавшую пистолет и стал медленно, но уверенно, с небольшим нажимом, опускать ее вниз. Когда ствол пистолета опустился к земле, священник тихо произнес:

— Успокой душу свою, сын мой… Прогони прочь из нее гнев свой… Убери оружие свое… Люди на тебя смотрят и Бог… Судить его надо по правде, по закону, а не самосудом…

Медленно оглянувшись по сторонам, Уваров увидел, что лагерь давно не спит, разбуженный криками Дрынько. Со всех сторон стояли красноармейцы, казаки, солдаты и гражданские, мужчины и женщины. Они молча наблюдали за ним. Никто ничего не говорил. Просто каждый замер и смотрел на действия своего командира. Женщины закрывали руками глаза своим детям. Детдомовцы повылазили на подводы и автомобили, стараясь разглядеть, что происходит возле одной из санитарных палаток лагеря.

Дрынько вдруг затих и без признаков жизни медленно распластался на земле. Из-за спины Уварова вышел Баюлис и направился к лежащему толстяку. Приложив руку к шее, затем ощупав пульс на руке и осмотрев зрачки, доктор констатировал:

— Живой. Только сознание потерял. В обмороке он. Но, жить будет. А вот за психику его, я уже не ручаюсь. Перестарались вы, маненько, ребятки…

— Оживить сможешь, Людвигович? — спросил его Антоненко-старший, подошедший на крики.

— Без проблем.

— Судить его будем. А там решим, что делать. — вынес свой вердикт уже успокоившийся Олег. Он поставил пистолет на предохранитель и вложил его в кобуру. Затем тихо обратился к священнику. — Спасибо, отец Михаил, что остановил. Не ведал, что творил…

Священник молча посмотрел на него, незаметно для других перекрестил и отошел к своей подводе.

Повернувшись к Бондареву Уваров приказал:

— Объявите людям, что обнаружен мародер. Мародерство и воровство будет караться строго, вплоть до расстрела. Но сначала должен быть суд. Все обнаруженное имущество, конфисковать. Продукты передайте на кухню Ярцеву…

— Еще вчера были переданы. Ярцев даже засиял от радости. — спокойно доложил Бондарев. — К полуторке я приказал Попову выставить часовых.

— Есть у вас полковой сейф?

— Так точно. Имеется. Сейчас там наше знамя хранится и документы.

— Покладите туда эти драгоценности. Выставьте надежную охрану. Люди у нас разные. Узнав про такое богатство, у некоторых может возникнуть желание его прихватить.

— Будет сделано.

— Игорь Саввич, а почему вы об этом мне вчера не доложили?

— Виноват, товарищ подполковник. Поздно уже было. Думал, что вы уже спите. Не хотел вас будить. Вот и решил все на сегодня перенести.

— Да, хороший спектакль получился. — невесело произнес Уваров. Немного подумав, он вспомнил, что нашли в машине у Дрынько и хитро прищурив глаза, спросил:

— Капитан, а патефоны хоть рабочие?

— Я не знаю. Их лейтенант Григоров осматривал. — пожал плечами Бондарев.

— Один точно рабочий, товарищ подполковник. — радостно ответил Григоров, стоявший рядом. — Мы вечером с ребятами тихонько его слушали. Пластинки хорошие есть, почти все новые…

"Для вас новые, а для меня уже забытое старье". - усмехнулся про себя Олег, но вслух добавил:

— Вот что, лейтенант Григоров. Назначаю вас ответственным за важное дело.

— Какое? — с недоумением посмотрел на него Андрей.

— За поднятие настроения у личного состава и улучшение усвояемости пищи при ее приеме. Вот так!

— Не понял?!

— Ну, лейтенант! А еще парень молодой да не женатый! — рассмеялся Олег. Сделав серьезный вид, он добавил:

— Приказываю вам, лейтенант Григоров. Каждый день, во время приема пищи, включать патефон на полную громкость по всему лагерю и обязательно с веселыми песнями. Ну, это когда обстановка, конечно, позволяет. Ясен приказ?

— Так точно, товарищ командир! — обрадовался Григоров.

— Эта функция больше подходит политруку Жидкову, чем ему, артиллеристу. — высказался Бондарев.

— И то верно. Ладно. На сегодня патефон ваш, Григоров. Но завтра передадите его и пластинки Жидкову, вместе с моим приказом. — разочаровал Андрея Олег:

— А теперь всем разойтись. Готовиться к завтраку. Старший лейтенант Бажин. Оставьте часового возле Дрынько. Чтобы глаз с него не спускал. Когда очухается, пусть штаны поменяет, а то развонялся на весь лагерь, перед детьми стыдно. За водителем его тоже присмотрите. Все…

Скоро лагерь привычно загудел, собираясь после подъема и готовясь к завтраку. Везде обсуждался произошедший случай. Узнав причину утреннего шума, его обитатели успокоились, кляня мародера Дрынько и приветствуя действия командира. Многие даже сожалели, что Уваров сдержался и мародер не был расстрелян прямо на месте. Стало понятно, что дальнейшая жизнь Дрынько в лагере будет не из легких. Возле него находился только часовой и санитар, брезгливо подносящий Дрынько под нос ватку промоченную нашатырным спиртом.

Только небольшая группка красноармейцев, узнав, что же нашли у хозяина полуторки, немного уединившись от остальных, живо обсуждала эту новость…

***

После неожиданно хорошего завтрака и вдруг заигравшей на весь лагерь веселой музыки, издававшейся из поставленного на немецкий бронетранспортер патефона, народ немного повеселел и расслабился. Все стали приводить себя в порядок. Кто-то пошел к озеру постирать свою грязную одежду, кто-то решил отдохнуть и улегся подремать. Часть бойцов чистила оружие. Казаки и другие владельцы лошадей пошли ухаживать за своими подопечными. Артиллеристы, как всегда, но уже под веселые песенки своих любимых артистов, под командой строгого старшего сержанта Левченко обслуживали орудия и приданные им вместе с расчетами минометы. По всему лагерю бегали мальчишки-детдомовцы, играя непонятно откуда появившемся футбольным мячом. Со звонким лаем за ними носились, притихшие было раньше собаки.

Люди потихоньку оживали. С каждым часом, все дальше в небытие, уходили страх и усталость горных переходов. Этому способствовало и солнце, пригревавшее с каждой минутой. Облака немного разошлись, давая возможность вновь окунуться в красоту окружавших лагерь гор.

Отправляя на разведку конную группу ротмистра Новицкого, состоявшую из пятнадцати человек: самого ротмистра, десяти его казаков, включая и следопыта Трепачко, приданных им кавалеристов-разведчиков, сержанта Семенова с напарником, а также мотоцикл ведомый гебистом Синяковым с радистом Хворостовым, Уваров переживал как бы ротмистр не сорвался и не припомнил бы свою ненависть к большевикам, тем более, что шел с их ярким представителем — работником НКВД. Перед отправкой он с каждым из них переговорил по душам, предостерегая от нежелательных действий. Группу снабдили сухим пайком на двое суток. Новицкому и Синякову было приказано в независимости от места нахождения выходить на связь в оговоренное время. Базовая радиостанция по прежнему была на бронетранспортере и за нее непосредственно отвечал начальник связи Дулевич.

Этой группе пришлось немного вернуться назад, к леднику, чтобы найти удобный подъем на гряду. Когда разведчики проходили по гряде над лагерем, то его обитатели приветствовали их веселыми криками, желая удачи.

— А кому вы свой "Форд" доверили? — спросил Максим у Нечипоренко, садящегося на задние сиденье УАЗа рядом с Будаевым, зажавшим между колен свою снайперку и перекинувшим через плечо большой моток веревки.

— Деду нашему, Емельяненко Николай Яковлевичу. Как его "Лексус" разбился, он "безлошадным" остался. Вот теперь за "Фордом" и за нашим шефом с голландцем следит. Мужик он надежный, все у него схвачено. — пояснил Нечипоренко, поправляя на поясе немецкий штык-нож, подсумок с запасными магазинами и укладывая на коленях МП-40, выданные ему Поповым.

— Алексей! Ты фонарь взял?

— Так точно, Николай Тимофеевич! — весело откликнулся Нечипоренко на вопрос своего командира. — Он у меня всегда в багажнике лежит. Мощный, аккумуляторный. Пока спускались с прошлой ночевки, я его всю дорогу подзаряжал. Даже запасной акумулятор имеется! Рация с запасной батареей, также уже в багажнике!

— Ну, тогда поехали! — скомандовал Максиму — "дежурному водителю" Антоненко-старший, сидевший на своем "командирском" месте: — Пусть от профессора, Олег сам отбивается!

Автомобиль, оставив на месте отцепленную сорокопятку, обслуживанием которой занимались артиллеристы Григорова, рванул вдоль берега озера к обнаруженному вчера входу под гряду…

Павел Иванович Левковский, узнав от проболтавшегося ему Нефедова, что тот вчера нашел большие плиты и вход под гряду, с утра не находил себе места. Еще больше он разволновался и устроил Уварову скандал, когда узнал, что его, профессора, всю жизнь проведшего в горах, в научных поисках и экспедициях, не собираются брать на разведку.

Олег сначала упирался, ссылаясь на почтенный возраст Левковского, на грозящую опасность всей группе, на ценность жизни профессора для всех оставшихся, но Павел Иванович был непреклонен.

Видя, как старик сильно переживает, голос его в споре был гневным, но в глазах стояла такая мольба, Уваров не выдержал:

— Хорошо! Уговорили! Но, с одним условием! Никакой самодеятельности, как в прошлый раз! Полностью и беспрекословно подчиняться старшему разведгруппы Антоненко! Вам ясно? Поедете со второй группой.

Обрадованный Левковский кинулся было целовать Олега, но тому удалось немного устраниться от старика:

— Юрченко! Аксенов! Головой отвечаете за жизнь профессора! Ни шагу от него не отходить! Ясно? Передадите мой приказ Николаю Тимофеевичу!

— Так точно! Ясно! Передадим! — разом ответили пограничники, отобранные в группу Антоненко.

Как не хотелось Уварову взглянуть на находку, но возле него уже топтался ординарец Синица, доложивший, что начальник штаба Бондарев допрашивает пришедшего в себя Дрынько и его водителя, поэтому присутствие командира было необходимо.

Идя к временному штабу, Уваров, приказал встретившемуся на пути старшему лейтенанту Дулевичу постоянно прослушивать эфир. Новицкий с Синяковым уже достаточно далеко отошли от лагеря, поэтому могли скоро выйти на связь.

Допрос Дрынько, частично подтвержденный словами его молодого водителя, выявил интересные для Олега подробности жизни местной партноменклатуры перед войной и на первом ее этапе.

"Ну прямо как в мое время, только партийные билеты другие. Кто-то воюет, а кто-то на этом наживается. Спасибо отцу Михаилу, вовремя меня остановил. Мог бы действительно грех на душу взять". - подумал про себя Уваров.

Как показал Дрынько, найденное в "полуторке" имущество, в действительности принадлежало не ему, а шурину, родному брату его жены, бывшему втором секретарем райкома партии в их районе. Сам Дрынько действительно работал завхозом этого райкома. Все тот же шурин устроил перед самой войной. Это подтверждали и документы, найденные в портфеле. До работы в райкоме, Осип Давыдович был простым завскладом на межколхозной МТС.

Его шурин, в начале 30-х годов работал в областном НКВД, занимался конфискованным имуществом арестованных, которое продавалось по бросовым ценам в специальных магазинах для своих сотрудников и местной партномеклатуры. Затем, в 1937 году, по болезни, а может быть и по другой какой причине, Дрынько точно сказать не мог, шурин уволился из органов и его устроили в райком на малой родине, тогда было расширение и ощущалась острая нехватка необходимых партийных кадров.

"Скорее всего почувствовал, что "ежовщине" кирдык прийдет, вот вовремя и смылся". - вспомнил историю Уваров.

Когда началась война, шурин бойко включился в организацию вывоза народного имущества на восток страны, при этом не забывая и себя. Он занимался оформлением необходимых документов и разрешений. Имея опыт и создав систему — "для скорейшего решения вопроса", он нажился и на войне. В первые дни войны они сразу же отправили свои семьи подальше вглубь страны. Но вот вовремя уехать самим и вывезти свое "добро" не успели. При немецком авиационном налете брат жены неудачно высунулся на улицу и получил осколок в бок. Попав в госпиталь, шурин обо всем рассказал своему ближайшему родственнику Дрынько, через свои связи помог оформить необходимые документы и отправил его на восток. Что было дальше, Дрынько уже никогда не узнает, так как попал сюда.

— Почему людей обирали? — строго спросил Уваров.

— Шурин сказал, чтобы я продукты никому не отдавал. Мол, нам самим пригодятся. Но не мог я так. Люди есть просили. А чтобы родственник не ругал, вот и менял хлеб на вещи. — оправдывался Дрынько. — Но я только на вещи, на вещи… А все остальное, это не мое! Это все шурин! Все он, когда еще в НКВД работал!

— А плуг и бороны ему-то зачем? — недоумевал Бондарев.

— А это не он, а я виноват. — пояснил Дрынько. — Машину с водителем со своей бывшей МТС я взял. Всех на войну забрали, вот молодой водитель с полуторкой и остался, один. Он как раз с одного из колхозов приехал, мы его сразу же загрузили и в путь. А плуг и бороны выгрузить забыли…

Немного подумав и шепнув что-то на ухо Бондареву, в ответ тот только кивнул головой, Уваров решил:

— Хорошо. Суд отменяется… Пока… Поступаете в распоряжение нашего начальника тыла Ярцева. Все имущество и продукты найденные у вас, конфискуются, как незаконно приобретенные. Возражения есть?

— Нет! Нет! — радостно завопил Дрынько. — Я на все согласен!

— Тогда, идите….

Не успели разобраться с выявленным мародером, как к ним подбежал сияющий начальник связи Дулевич:

— Товарищи командиры! Новицкий с Синяковым на связь вышли!

— Ну, и…?!

— Дорогу они нашли! До-ро-гу!

— Какую дорогу? — не понял подошедший капитан Невзоров. — Излагайте яснее, господин поручик!

Не обращая внимание на старорежимное обращение к нему, Дулевич радостно воскликнул:

— Выложенную каменными плитами! Люди! Здесь есть люди!!!

— Мы с вами тоже люди. И мы, тоже здесь. — охладил его Уваров. — Остыньте, старший лейтенант, и доложите, что вам передали по рации!

Успокоившись, Дулевич пояснил:

— Наша первая разведгруппа нашла перевал в горах, что окружают это озеро. За перевалом обнаружили долину с хорошим выпасом, это ротмистр так передал. Они вышли на небольшую, но бурную речку, что течет через долину, а недалеко от нее проложена дорога из каменных плит. Группа разделилась. Синяков сейчас на мотоцикле возвращается к нам. Ротмистр послал две группы вверх и вниз по реке. Сам, с рацией, ждет нас на месте. Какие будут приказания?

Немного посовещавшись, совет принял решение оставаться на месте до утра. Людям необходим отдых. С первыми лучами солнца выдвигаться по разведанному маршруту. Следущий лагерь установить в месте указанном ротмистром Новицким.

— А что вторая группа Антоненко? На связь вышла или нет?

— Пока, тишина. Даже не отзываются…

***

Прощаясь с отцом, Максим немного растрогался:

— Батя! Вдвоем мы здесь очутились! Береги себя!

— Не боись, сынок. Антоненки ни где не пропадали! — успокоил сына Николай и серьезно добавил. — Держись Олега, с ним не пропадешь! Это, если что! Ты у меня уже взрослый, своя голова на плечах есть! Будь мужиком! И прости, если что не так!

В первую ходку на лодке к каменному входу отправились Антоненко-старший и его подчиненный Нечипоренко.

Вход в подземелье действительно оказался таким, как описал его Нефедов.

"Не соврал, чертяка!" — усмехнулся Николай.

Стены, дно и потолок были полностью выложены большими гранитными плитами, без малейшей шероховатости на них. Местами они были покрыты мхом, из щелей прорастали мелкие травинки.

Все плиты были прямоугольной формы и идеально подогнаны друг к другу. В щель между ними даже лезвие ножа не проходило, не то что бы ладонь. И что удивительно, плиты лежали одна на другой без малейших признаков скрепляющего их раствора.

Вода под лодкой отличалась необыкновенной прозрачностью и чистотой. Казалось, что до дна можно было достать рукой, только протяни…

— Несколько десятков тонн весом, каждая плита-то будет! — с удивлением прошептал Нечипоренко. — И как только их сюда установили?! Мы в будущем, Николай Тимофеевич?!

— Я столько же знаю, как и ты! — грубо ответил Антоненко. Его немного пугал и одновременно раздражал открытый ими тоннель. Кто смог так его построить, черт их разберет! — Лучше гляди в оба!

— Смотрите! Смотрите, товарищ подполковник! — вдруг удивленно вскрикнул Нечипоренко, показывая рукой влево и освещая фонарем указанное им место. — Там пристань или что-то вроде того!

Проплыв больше ста метров, они обнаружили слева небольшой выступ. Этот выступ также был изготовлен из гранитной плиты, длина которой не превышала десяти метров, а ширина два метра. Плита на полметра возвышалась над водой.

Осмотревшись кругом, увидели, что выложенный плитами тоннель закончился. Дальше шел аккуратный трапециевидной формы вырез в скальных породах размером примерно семь на пять метров. Стены были гладкими и выглядели так, будто они покрыты глазурью или отполированы. Было такое ощущение, что строители этого тоннеля не бурили или сверлили скалу, а просто изъяли из материи материковой плиты элемент пространства и все. Тоннель прямо уходил дальше, в глубину скалы, постепенно опускаясь.

По всей его ширине текла вода, только слева возвышаясь не более полуметра над водой, имелась специальная гранитная дорожка шириной в полтора метра. Она также уходила вдоль этого рукотворного водного канала в темноту.

При этом в воздухе даже не чувствовалось соответствующего запаха подземелья. Он был чистым и сухим, таким же как и снаружи. Вокруг стояла темнота и тишина, только журчание воды нарушало это спокойствие.

— Ну, что?! Оставляю тебя одного. Поплыву за остальными. — осмотревшись и причалив к каменной дорожке, бросил Николай. — Как, капитан? Подождешь? Не испугаешься?

— Обижаешь, командир! Мы — десантники! Никто, кроме нас!

Высадив Нечипоренко на площадку. Антоненко взялся за весла и поплыл назад.

Чтобы переправить всю группу, понадобилось не меньше часа. В тоннель плыть было легко, но назад, против течения, которое усиливалось с каждым метром углубления в тоннель, тяжелее. Поэтому лодку привязали к лебедке автомобиля и Макс, по команде, несколько раз вытаскивал ее наружу.

С последней ходкой решили вернуть лодку в лагерь.

— Здесь она нам не к чему, а там может и пригодится! Да и тащить ее с собой тяжеловато. Макс! Забирай плавсредство!

Вытянувшись в цепочку и через одного включив карманные фонарики, группа пошла по каменной тропе вглубь скалы, вдоль быстро текущего водного потока.

Впереди, освещая дорогу шел Нечипоренко. Примерно через пару часов непрерывного движения, он вдруг резко остановился.

— Что случилось? Почему встали?

— Алексей! Что такое? — встревожился Антоненко.

— Слышите?! Там, по-моему, водопад!?

Все прислушались. Действительно, впереди раздавался шум падающей воды.

— Выключи фонарь, однако. — попросил его Будаев.

Как только Нечипоренко щелкнул тумблером мощного фонаря, в глубине хода все увидели тусклый свет.

— Теперь вперед, но помедленнее! — скомандовал Николай.

Чем ближе они подходили, тем сильнее слышался шум водопада и становилось светлее. В воде канала отражался проникающий сюда свет. Уже без помощи фонарей можно было спокойно разглядеть не только тоннель, но и друг друга.

Примерно через триста метров тоннель внезапно закончился и вся группа оказалась на краю скального обрыва, на большой платформе, как на балконе высотного здания. Над головой был виден клочок голубого неба, закрытый низко висящими серыми облаками.

Немного подождали, пока глаза привыкнут к дневному свету.

Со всех сторон возвышались отвесные скалы, покрытые редкой растительностью, а внизу было небольшое озеро, примерно двести метров в диаметре, края которого не имели берегов, а упирались прямо в вертикальные каменные стены. Вода из канала, с двадцатиметровой высоты, с шумом падала в озеро.

— А вон еще два таких водопада! — подал голос Нечипоренко, стараясь перекричать шум падающей воды и показывая рукой по сторонам.

Справа и слева от них, из подобных тоннелей били два потока воды. Но они были расположены немного ниже их.

— Мать честная! Это куда мы попали? — громко воскликнул Юрченко.

— Похоже это озеро образовалось на месте кратера потухшего вулкана. — осмотревшись по сторонам пояснил Левковский. — Формация этого места явно вулканического происхождения.

— Но кто был творцом этих водных каналов? — спросил Антоненко. — Не вулкан же их построил, а люди!

— Если люди, то значит где-то должен быть выход или вход. — подытожил Левковский. — Пойдемте искать.

— Но где?

Оглядевшись по сторонам, увидели неприметную сначала, небольшую каменную лестницу вырезанную в скале. Лестница была шириною не больше полутора метра и ее ступеньки вели вниз к озеру. Идя по ней, приходилось прижиматься к стене, чтобы не сорваться со скалы.

Осторожно спустились на небольшую площадку над самой водой, закрытую со всех сторон высоким и колючим кустарником.

— Всё! Привал! — скомандовал Антоненко. — Всем отдых полчаса и перекус. Потом решим, что дальше делать. Леша, попробуй выйти на связь с лагерем!

Нечипоренко помог, такому же, как и его командир, могучему Аксенову снять со спины рацию и принялся ее настраивать.

Немного отдохнули. Съели по одной консерве на двоих с сухарями, запив их водой из озера.

— Как связь? — повернув голову к Нечипоренко поинтересовался Николай, но увидев как тот отрицательно покачал головой, негромко произнес. — Понятно. Ну что? У кого какие мысли имеются?

— А какие тут мысли, товарищ командир? Искать выход надо, а то застрянем здесь и надолго. — хмуро ответил Юрченко.

— А я вот думаю, — хитро прищурил свои и так не широкие глаза Будаев. — Если, вода сюда шибко приходит, то и выходит шибко, однако. Трава и кусты здесь не росли бы так. Вода давно все забрала.

— И то верно. Молодец Галдан! — похвалил товарища Аксенов. — Где-то должна быть пещера, через которую это озеро вытекает, иначе бы вода вверх поднялась, а здесь этого не видно.

— А если эта пещера под водой? А глубина здесь какая, ты знаешь? — возразил Юрченко. — Я сверху посмотрел. Глубоковато будет. Дна не видно. Да и вода, шибко холодная.

— Но ведь даже эту площадку люди построили, разве не так. — не сдавался Аксенов. — Не дураки ведь были. Специально сделали, чтобы вода сюда стекала и собиралась в озере…

— Вы совершенно правы, молодой человек. — поддержал его Левковский. — Используя кратер потухшего вулкана, кто-то создал здесь искусственное озеро. Его сделали для определенных целей. Возможно для водопровода, как в древнем Риме, возможно для орошения полей…

— Возможно и для гидроэлектростанции. — дополнил профессора Нечипоренко. — Я такое раньше видел.

— И это не исключено. — продолжил Левковский. — В любом случае для обслуживания данной гидросистемы необходимы вспомогательные тоннели и ходы. Вот их и надо искать.

— Могу еще одну версию подбросить. Вода из этого озера может служить для охлаждения ядерного реактора, расположенного где-то глубоко под землей. — добавил Николай.

— И это реально. — согласился Нечипоренко. — Недавний взрыв в месте нашего прибытия в этот мир, тому подтверждение…

— А ведь и эту площадку не просто так сделали. А ну-ка, хлопцы, пошукайте-ка в этих кустах… — осматриваясь кругом задумчиво проговорил Антоненко.

Оставив профессора возле рации и вещмешков, все остальные разошлись по периметру площадки и стали изучать скалу за каждым кустом.

— Вот он, родимый! А то под водой, да под водой! — буквально через две минуты поисков радостно воскликнул Аксенов. — Даже мы с командиром свободно пройдем!

Раздвинув кусты и попутно ругнувшись матом из-за исколовших руки колючек, пограничник открыл своим спутникам аккуратно вырезанный небольшой прямоугольный ход в скалу.

— Ну что, дорогие мои! Как говорит отец Михаил, с божьей помощью, пойдем, помолясь! Вперед! На поиски приключений! На свои задницы! — скомандовал Антоненко и, взяв у Нечипоренко фонарь, первым вошел в темноту.

За ним, снова выстроившись в цепочку, двинулась вся группа. Последним в тоннель вошел младший сержант Юрченко. Прежде, чем переступить границу разделяющую свет и тьму, он поднял голову и посмотрел на клочок голубого неба, словно старался его надолго запомнить, затем, сняв фуражку, украдкой перекрестился, поправил автомат на груди и сделал уверенный шаг вперед…

Глава 15

Максим не находил себе места. День приближался к закату. Начинало темнеть, а от группы отца не было никакой весточки.

Теперь, когда в этом мире отец для него оставался единственным родным человеком, Макс понял, что такое родная кровь. Раньше, живя там, в своем времени, об этом даже и не задумывался. Да — жили, да — общались, интересовались кто и чем "дышит", по мере возможности заботились друг о друге. Там, кроме отца, была мама, младшая сестренка и бабушка. Еще дядя Валентин со своей семьей. Были свои трудности, но они все решались и больших переживаний при этом Макс не испытывал. Мама как-то, в сердцах, даже назвала его: "солдатский чурбан, такой же, как и твой отец". Но, когда все, кроме отца, остались там, куда Максим наверное уже никогда не вернется, в его душе все перевернулось.

Макс вдруг понял, чего он испугался. Нет, не того мира куда их занесло. К этому он уже начал привыкать. Он испугался другого — навсегда потерять отца, единственного родного здесь человека. И еще… Он испугался остаться одному.

Нет. Он не боялся одиночества. Кругом были люди, новые друзья и знакомые. Была девушка, так зацепившая его за душу. Но это все не то… С ними не будет так как с отцом, с которым можно запросто поговорить по душам, он может выслушать тебя и дать дельный совет, при этом не требуя ничего взамен, может и крепко выругать, а потом простить и пожалеть, всегда поможет в трудную минуту. Только с ним можно вспомнить свое детство и те ощущения, которые были тогда. Те мелочи, про которые знают только самые близкие люди…

Днем Максим попытался поговорить с Оксаной, но Баюлис, узнав, что на следующее утро снова предстоит долгий переход, устроил для своего передвижного лазарета генеральный медосмотр и операционно-перевязочный день, так что все санитары и помогавшие им, сбились с ног, еле успевая выполнять указания грозного доктора.

В связи с изменением высоты, некоторым раненым снова стало плохо и медсестрам пришлось за ними ухаживать.

За Оксаной, Баюлис закрепил раненого немца, у которого поднялась температура и он начал бредить. Кроме него, под опекой девушки находился брат старшего сержанта Левченко — Степан и еще один красноармеец.

От постели командира полка Климовича не отходила медсестра из бывшего лагеря белых, Екатерина Валерьевна, как все называли эту молодую и красивую женщину. Своей одеждой она не отличалась от других женщин, но в ней чувствовалось благородное происхождение и воспитание, она никогда ни на кого не кричала, была со всеми вежлива, стараясь помочь чем могла, что вызывало соответствующую реакцию у других. Она также ухаживала и за Кожемяка.

Возле санитарных палаток, на всех возможных веревках и натянутом телефонном кабеле, между телегами и автомобилями, висели постиранные бинты и одежда.

Весь лагерь пришел в движение, готовясь к завтрашнему утреннему выходу. Немного отдохнувшие и повеселевшие его обитатели, под знакомые песни, звучащие из патефона, собирали вещи, ремонтировали машины, подводы, свою обувь, одежду и снаряжение. Животных пока решили не беспокоить, давая им возможность набраться сил для трудной дороги. Только сдоили коров и коз, отдав молоко маленьким детям и раненым.

Видя, что ему сегодня не получится переговорить с Оксаной, Максим решил отвлечься от грустных мыслей и занялся подготовкой УАЗика к предстоящему переходу. Залил полный бак бензина, проверил и добавил масло, осмотрел двигатель и ходовую, затянул тент на кабине. В багажник сложил спущенную резиновую лодку с веслами. Сегодня никто не пытался ловить рыбу в этом горном озере, у всех нашлась другая работа.

После того, как артиллеристы обслужили орудие, его снова прицепили к УАЗику.

— Что такой грустный, Максим? — спросил его подошедший Григоров.

— А чему радоваться-то? — ответил Макс. — Отец еще с утра со своей группой ушел и до сих пор на связь не выходит. Вон Синяков и ротмистр уже два раза о себе знать давали, а мой — ни одного. Да и с Оксанкой никак не могу переговорить.

— Это от того, что ты все видишь в черном цвете. — успокоил друга Андрей. — А ты посмотри на все по-другому. Сам же знаешь, что в горах радиосвязь часто пропадает. Может группа в ущелье спустилась или куда в пещеру зашла, вот и не могут на связь выйти. Да и радиостанции у нас слабенькие. Дулевич со своими связистами прямо поселились в бронетранспортере, от рации не отходят. Думаю, что все нормально будет. Мы же стрельбы не слышали, значит опасности для них нет. А с Оксаной ты еще успеешь наговориться, просто занята она, завтра ведь снова в дорогу…

— Андрей, а тебя назад, домой, не тянет?

Григоров серьезно посмотрел на Максима:

— А как ты думаешь?! Каждую ночь дом снится. У меня там вся семья осталась: мать, отец, старшая сестра и братишка. Каково им будет, когда узнают, что я погиб или без вести пропал… Лучше конечно, когда — без вести… Хоть надежда у них останется, что когда-нибудь да вернусь… После твоих рассказов о нашей войне, у меня всю душу перевернуло. Под немцами они ведь оказались, а эти сволочи могли, что угодно у меня дома натворить. — вздохнул Григоров. — Я когда узнал куда мы попали, сначала нервничал, так же как и ты, места себе не находил. Мои там, а я здесь… Но, потом, успокоился… Как наш Левченко говорит — жизнь, как снаряд, дважды из пушки не выстрелишь. Можешь повлиять на события — действуй, а не можешь, сведи все плохое к минимуму. Вот так, Максим, держи хвост пистолетом и все будет зер гут!

— Да я умом все понимаю, но душа-то болит! — не успокоился Макс. — Мы здесь без войны, без встречи с местными, за несколько дней уже почти два десятка человек потеряли, а что дальше будет…

— Если, ради спасения оставшихся, суждено нам с тобой здесь погибнуть, то мы сделаем это. — решительно прервал его Андрей. — Кроме нас, спасти детей, женщин и раненых — не кому. Сейчас у нас тоже идет война, на выживание, но лично я умирать пока не собираюсь и другим не позволю. Так что, вытирай сопли и давай собираться, завтра снова в дорогу! Вон, смотри, уже Синяков приехал! Пошли лучше послушаем, что нового расскажет!

Мимо них, ослепляя глаза светом фары, протарахтел мотоцикл. На заднем сиденье, за Синяковым, сидел напарник конного разведчика Семенова, он придерживал что-то лежащее на коляске.

Мотоцикл остановился в центре лагеря и к нему со всех сторон начали собираться любопытные. Синяков ушел на доклад к командиру, а оставшегося бойца засыпали вопросами:

— Что там, за горами?

— Долго ли нам еще топать?

— Что нашли?

— А это, что за зверь такой? На оленя похож, только больше, без рогов и шея длинная!

— А шесть, как у овцы!

— Да нет, на верблюда немного смахивает! Смотри морда какая и уши похожи!

— Если это верблюд, то горб где? Сколько их должно быть один или два?

— А где вы его подстрелили?!

Боец сначала немного растерялся, крутил головой по сторонам и не знал кому конкретно отвечать. Потом махнул рукой и ответил всем сразу:

— Да тут недалеко, несколько километров будет по гряде. Дальше перевал между скал, потом спуск в долину. Там травы полно, есть где лошадкам попастись…

— А вода там есть? Лес есть?

— Речка там течет по долине, не дуже широкая, но уж больно шустрая. Казачки еле на другой берег перешли. Лесок тоже имеется, вдоль реки растет, не высокий, но густой. — еле успевал отвечать разведчик. — А зверя этого, казаки на склоне подстрелили, там таких много пасется. Ротмистр приказал в лагерь привезти, показать и на кухню отдать. А как это животное называется, никто не знает, у нас такие не водятся…

Протиснувшись поближе к мотоциклу, Максим с Андреем стали с интересом рассматривать лежащее на коляске животное. Оно не помещалось на коляске, ноги и голова свисали почти до земли. Ноги у него были длинные, точеные, как у скаковой лошади, шея также длинная, немного напоминающая жирафью. Туловище было покрыто густой шерстью красивого красновато-коричневого цвета, только у шеи и ног был светлый оттенок, как у песка на солнце.

— Так это же лама! — удивленно воскликнул Макс. — Они только в Южной Америке и водятся! Профессор не ошибся! Точно определил куда мы попали!

— Не лама, а гуанако! — перебила его стоящая рядом девушка, стройная брюнетка с короткой прической. В ней Максим сразу узнал одну из тех, которые перенеслись в этот мир из его времени. Как он успел с ней познакомиться, девушку звали Лена Санько. Рядом с ней стояла ее подружка из киевской турфирмы Слащенко, Ярвинок Светлана, немного полноватая блондинка с длинными, чуть ли не до пояса волосами. Девушки, после полученного шока первых дней в другом мире, в отличии от своего руководителя, уже успокоились и стали привыкать к новым условиям жизни.

— А ты откуда знаешь, Лен? — поинтересовался Макс.

— Да я у нас, в турагенстве, за Южную Америку отвечала. Почти весь этот материк объездила. Многие маршруты изучила. Испанский язык хорошо знаю. Вот меня, Игорь Леонидович и направлял везде, где по-испански контракты надо заключать. — пояснила девушка. — Ведь прежде, чем туристов отправлять, надо самому все узнать. Даже пыталась местный язык — кечуа, изучить. Но так и не успела, сюда попала…

— А чем лама от гуанако то отличается?

— Лама это домашнее животное, а гуанако дикое. У ламы немного окраска другая и поменьше ростом она. Здесь еще водятся альпака и викунья. Альпака тоже домашнее, а викунья дикое. Все они относятся к семейству верблюдовых, очень неприхотливы и могут жить на больших высотах, питаясь местным видом ковыля. Ламы и альпаки, стали домашними животными еще во времена инков. Они дают мясо, шерсть и кожу. Кроме того, лама — прекрасное вьючное животное, незаменимое в условиях высокогорья. А самая лучшая шерсть — у викуньи…

— Ну, ты, прямо как ходячая энциклопедия! — восхитился Максим.

— Работа была такая. Надо знать, что клиенту рассказать, прежде чем в тур его отправить. — спокойно ответила Лена. — Вообще-то, память у меня хорошая. Если, что увижу или услышу, или прочитаю, сразу все запоминаю и навсегда. Я ведь в Андах раньше была, а здесь все очень похоже на них…

Макс, подмигнув Андрею, обратился к девушке по-испански. Говорил он достаточно быстро, не давая ей возможности спокойно перевести в голове все сказанные им слова.

Но, не на ту напал! Девушка также быстро начала ему отвечать, при этом сама стала задавать вопросы, иногда с усмешкой посматривая на Андрея и перешептываясь со своей подругой, после чего они обе смеялись.

В отличии от немецкого, испанский язык Григоров вообще не знал. За исключением, конечно, слогана — "Но пасаран!" ("Они не пройдут!"), который получил распространение в стране Советов после его употребления Долорес Ибаррури во время гражданской войны в Испании и поддержкой Советским Союзом республиканцев в 1936–1939 годах.

— Hasta la vista, los muchachos! — шелкнув указательным пальцем Макса по носу, Лена рассмеялась и подхватив под руку подругу, исчезла в толпе окружавшей мотоцикл с гуанако.

— Я не понял, Максим?! — недоумевал Андрей. — О чем это вы сейчас говорили?

— О тебе, братишка, о тебе! — усмехнулся Антоненко-младший.

— А я тут причем, до этого, как его?! Гуанако!? — не понял Григоров. — Поясни конкретно, а то непонятки какие-то! Я что, верблюд, что ли?!

Максим сначала замялся, но потом все-таки решил все рассказать другу.

— Понимаешь, Андрюха! Она сказала, что испанский язык хорошо знает. Вот и решил я ее проверить, так сказать, на знание языка. Я ведь испанский с детства знаю, язык этот почти родным стал…

— Так, а я тут каким боком-то привязан?

— Прости меня, засранца, дорогой товарищ. Я сказал, что она тебе понравилась и ты хочешь с ней поближе познакомиться!

— Чего?! Ну, ты даешь, вообще, блин! — оторопел Андрей. Потом немного успокоился. — Ну, вообще-то, она девушка видная, умная и все такое… Можно было, конечно и познакомиться…

— Неудача получилась. — расстроил, начавшего было строить планы Григорова, Максим. — Ты не в ее вкусе. Говорит, что молодой еще. Тебе — девятнадцать, а ей уже двадцать шесть. Кстати, не замужем и детей нет. Советовала тебе немного подрасти…

— Вот спасибо, удружил! — сплюнул под ноги Андрей. — Дурак! Нашел с чем шутить! А что она в конце-то сказала?

— "Hasta la vista, los muchachos!", это переводится, как: "До свидания, мальчики!".

— А что, по-русски, нельзя было это все сказать?

— Так это она не тебе, а мне ответила. — устал объясняться Максим. — Так что, ты еще имеешь возможность сам с ней познакомиться. По-русски. Ладно, пошли к командирам. Надо на завтра все планы узнать.

Григоров, в отместку за глупую шутку, попытался несильно ударить Макса кулаком в грудь, но тот ловко увернулся и они столкнулись плечами. Рассмеявшись, оба направились к месту расположения походного штаба.

Когда подошли к группе командиров, то Синяков уже рассказал об открытии сделанном первой разведгруппой.

Было принято решение, завтра выдвигаться с таким расчетом, чтобы следующую ночевку устроить на берегу реки, найденной группой Новицкого.

Больше всех радовался Ярцев, узнав, что в долине столько пастбища, что на всех их животных с лихвой хватит, не говоря уже о местных травоядных. Одного из них, уже привезли в лагерь и его мясо оказалось пригодным в пищу. Старый снабженец был доволен тем, что голод им пока не угрожал.

Уваров, также как и Максим, сразу же узнал в животном ламу, хотя сам в Южной Америке никогда не бывал, но для нашего человека достаточно путешествий по телевизору и хождения в зоопарк. Еще больше его обрадовало сообщение Макса о девушке Лене, из их мира, ранее побывавшей в подобных горах и подтвердившей, что они, похоже, действительно в Андах. Но вот в каком времени? Этот вопрос остался открытым.

Ротмистр Новицкий доложил, что у него все нормально и они готовятся к приему остальных.

Связисты попытались наладить связь с группой Антоненко, но ответа не было.

Сытно поужинав, обитатели лагеря стали располагаться на ночлег, готовясь с утра двинуться в путь.

По расчетам Уварова, сделанным исходя из пояснений Синякова, к новому месту они должны прийти еще до наступления темноты. Даже если будут идти не спеша.

Среди красноармейцев нашелся трубач. Ему был вручен пионерский горн, найденный в полуторке Дрынько и вменено в обязанность подавать соответствующие сигналы.

Утром весь лагерь был разбужен призывным звуком горна, объявившим подъем.

Не ожидавшие этого бойцы, по привычке вскакивали и быстро собирались:

— Как до войны! Подъем и построение перед казармой!

На бронетранспортере, высоко на антенне радиостанции, были закреплены два небольших флажка. Один полностью красный, а второй бело-сине-красный. Это, по поручению Уварова, женщины, из материала найденного у Дрынько, сшили два флажка, а Дулевич прицепил их на антенну.

По всему лагерю раздавались командные голоса, подгонявшие подчиненных.

Всё пришло в движение, но не хаотичное, а управляемое. Теперь с введением новых атрибутов, каждый обитатель лагеря внутренне почувствовал, что он находится не в толпе бредущих неизвестно куда людей, а в сплоченном и дисциплинированном воинском коллективе, имеющим определенные задачи и план действий. Каждый ощутил себя частью этого слаженного механизма, а не брошенным на произвол судьбы в чужом, неизвестном для них мире.

Бывшая еще вчера растерянность, куда-то исчезла. На смену ей пришла собранность и уверенность в своих командирах. При этом с людьми никто особо не проводил каких-то разъяснений или внушений. Сработала сила привычки, выработанная службой в армии, когда за тебя думает и берет ответственность на себя кто-то другой, а ты только выполняешь приказы. Если командиры четко и уверенно отдают распоряжения, значит они знают, что делать.

Увидев как военные реагируют на наведение порядка, за ними подтянулись и гражданские.

Через час после подъема и завтрака лагерь был полностью свернут. Подводы и автомобили заняли свои места в колонне, приготовившись двинуться в путь.

Уваров расположился на головном бронетранспортере, вместе с Григоровым и Дулевичем. Впереди колонны нетерпеливо давал газу своему мотоциклу Синяков.

— Ну, с богом, ребята! — Олег поднял вверх руку и выстрелил из ракетницы. В небо взлетела красная ракета, подавая сигнал на начало движения…

К месту новой стоянки колонна подошла когда солнце уже начинало прятаться за горные верхушки. Только успели расположится, как ночь вступила в свои права. На этот раз палатки решили не устанавливать. Здесь было теплее чем наверху, да и облака не грозили дождем. К приходу колонны, Новицкий приказал своим казакам заготовить дрова и развести костры, так что люди, поужинав, сразу же завалились спать, чтобы хорошо отдохнуть и быть готовыми на следующий день снова идти дальше.

В этот раз переход прошел спокойно, без происшествий и потерь. Немного поволновались при спуске. Была сильная крутизна, боялись, что груженые автомобили могут перевернуться или лошади поломать ноги, но бог миловал. Отдохнувшие лошадки шли бойко, на ходу хватая густую зеленую траву, покрывавшую все склоны и низину. Невдалеке от них, несколько стад гуанако и викунь с интересом поглядывали на новых обитателей гор, даже и не пробуя куда-то убежать. Сразу было видно, что эти животные были непуганые и не боялись людей. Во время перехода, в небе над ними, постоянно летали два кондора, наблюдая за невиданными в здешних местах пришельцами.

Еще будучи на перевале, Уваров в бинокль попытался осмотреть всю долину и окружавшие ее горы.

Скорее это было глубокое ущелье, чем долина, в привычном, для жителя равнин, смысле.

Долина располагалась между двумя горными хребтами, судя по компасу, идущими с юга на север. Шириной она была не больше километра, а вот длину точно определить не удалось, так как ущелье выгибалось дугой, края которой скрывались между горными хребтами. Внизу текла не широкая, но быстрая речка с изумительно чистой водой. По ее берегам густо росли невысокие деревца неизвестной породы. Они также покрывали отвесные непроходимые склоны окружавших ущелье высоких гор. Речка вытекала откуда-то справа, где над горным хребтом возвышалась огромная скала, верхушка которой пряталась в облаках. Более подробнее рассмотреть окружавшую их местность, из-за низко висящих серых облаков, не удалось.

После ужина, возле небольшого костерка, Уваров собрал на совет всех старших командиров.

— Михаил Николаевич, — обратился он к Новицкому. — Что вы можете доложить после проведенной разведки?

— Я посылал две группы вверх и вниз по реке. Первая группа обнаружила, что речка не вытекает, а прямо бьет из большой горы, расположенной сзади нас. До нее, отсюда, версты три будет, вверх по этому ущелью. Как мне доложил вахмистр… Отставить, — поправился ротмистр, еще не привыкший к новым для него званиям. — Ваш сержант Семенов, он был старшим этой группы, вода из скалы не просто вытекает как из родника, а бьет на высоте свыше десяти метров из большой трещины в скале образуя водопад. Там очень отвесные стены и тупик, дальше хода нет.

— А что вторая группа?

— У неё результат разведки обнадеживающий. Они только что вернулись. Старшим группы я назначал урядника Трепачко. Он доложил, что дальше, по ущелью, эта речка впадает в другую и они образуют главное русло шириной около десяти метров. Там глубина в среднем около полуметра и дно усеяно камнями, но по берегу пройти можно. Даже ваши автомобили проедут. Группа дошла до места втекания реки в горный хребет, что справа от нас. Со слов Трепачко, там есть глубокая расщелина в горе, куда она дальше ведет, они не стали выяснять, а повернули назад. Вот такая обстановка…

— А что за дорогу нашли ваши люди, ротмистр? — спросил у Новицкого Бондарев. — Вы по рации докладывали.

— Трепачко обнаружил на противоположной стороне ущелья, вырубленную в отвесной стене скалы и мощеную каменными плитами дорогу. Она идет вдоль хребта и обрывается недалеко от расщелины, куда река течет. Похоже на то, что когда-то там был проход, но землетрясение ее разрушило и засыпало. Казаки на нее поднялись, но дальше не пошли. Дорога шириной метра три будет и ведет вверх, в горы, в сторону от этого хребта. — пояснил ротмистр.

— В горы нам пока не надо. — промолвил капитан Невзоров. — Потом проверим эту дорожку. А вот подойти к расщелине, куда река бежит, считаю необходимым.

— Поддерживаю. — резюмировал Уваров. — Завтра выдвигаемся в район найденной расщелины. А там, посмотрим…

— А сколько до нее? — поинтересовался Бондарев.

— Со слов Трепачко, верст семь будет. Так что, если с утра выйдем, то к обедне дойдем. — ответил Новицкий. — А что со второй группой вашего земляка? С профессором? Связь есть?

— Пока, тишина. — с сожалением произнес Уваров. — Как в воду канули. Боюсь не случилось ли с ними беды…

Глава 16

Уже несколько часов подряд, группа Антоненко блуждала по каменному лабиринту. Тоннели, в которые они попадали, имели трапециевидное сечение с изменяющейся шириной и повороты направления под углом ровно девяносто градусов. Ни одного скошенного овального поворота или помещения! Только трапеция, прямоугольник или квадрат. Несколько раз они попадали в тупик или упирались в большие прямоугольные плиты, закрывавшие какие-то комнаты, сдвинуть которые не хватало сил. Высота коридоров была не меньше пяти метров, а иногда и более. Попытались определить направление движения по компасу, но это не принесло каких-либо результатов. Компас в системе ходов вел себя ненормально, и определить азимут движения с его помощью было просто невозможно. Иногда, проходя мимо комнат закрытых каменными плитами, начинала жутко болеть голова, не осознавая своих действий, все старались побыстрее убраться с этих мест.

Старый способ нахождения выхода с помощью горящей спички, также не помог. Николай, почувствовав, что в лабиринте постоянно присутствует свежий воздух, решил с помощью горящей спички определить, откуда же он дует. Особых результатов это не дало. Они нашли строго периодично расположенные вентиляционные шахты шириной около полуметра. Сначала хотели запустить в них самого маленького, Будаева, но в последний момент Антоненко передумал. Бойца можно потерять, а толку с этого никакого. Вентиляционные шахты вели вертикально вверх-вниз или в сторону, создавая эффект вытяжной трубы. Но откуда-то воздух все-таки поступал сюда!? Откуда именно — это оставалось тайной за семью печатями!

Несколько раз они переходили из одного уровня в другой. Сверху вниз и снизу вверх. При этом переходы находились в больших, совершенно пустых квадратных или прямоугольных комнатах, скорее напоминающих своими размерами небольшие концертные залы. Именно в комнатах, а не в пещерах! Аккуратно вырезанных в скальной породе, без малейшего намека на каменный топор или оборудование рубежа 20–21 веков нашей эры. В некоторых из них стоят столы, сделанные из неизвестного материала. На ощупь столы были не каменными, а выглядели скорее пластмассовыми, но на поверку — тяжелые и твердые, как сталь.

На стенах тоннелей они обнаружили характерные прямоугольные выемки, которые в их мире служат для прокладки кабеля.

Нечипоренко даже в сердцах воскликнул: "Словно лазером прошлись, даже края не оплавили, строители хреновы!".

Поняв, что немного заблудились, решили экономить свое освещение, выключив все фонари, за исключением главного, принадлежащего Нечипоренко, к которому имелась запасная аккумуляторная батарея.

Только профессор Левковский, в нарушении этой договоренности, периодически останавливался и присвечивая себе фонариком, что-то рисовал в своем альбоме.

Несколько раз натыкались на большие залы, в которых вместо пола были бассейны с водой. Но не со стоячей, а с чистой водой! Сразу было заметно, что вода в них была проточная, так как уровень на стенках почти не изменялся, а привычной зелени на поверхности не было вообще! Как вода попадала сюда, была настоящая загадка!

В одном из таких залов, состоящих из двух уровней, сквозь трещину в стене, обнаружили свет. Трещина была не маленькая, метра два в высоту, метр в ширину и несколько метров толщиной. Сначала хотели на веревке спуститься в неё и посмотреть что там снаружи, но увидев, какой напор воды выходит через эту трещину, отказались от такой идеи. Никто не хотел потерять члена команды из-за простого любопытства.

Благодаря свету, проникающему через трещину, немного удалось разглядеть, что там, снаружи. Увидели только крутой склон горы густо покрытый зеленой травой с небольшими островками невысоких деревьев. По-видимому, вода, падая вниз, образовывала водопад, переходящий в горный ручей.

Нечипоренко попытался настроить рацию, но ничего не получилось.

Антоненко объявил привал. Немного посидели в лучах солнца попадавшего в каменный зал, перекусили. Бьющий сквозь трещину дневной свет, расслаблял и успокаивал, плюс еще доносившийся убаюкивающий шум падающей воды… После длившегося несколько часов подземного хождения и психического напряжения, все отрубились. Говоря нормальным языком, просто уснули…

Николай проснулся от ощущения, что кто-то целится ему прямо в глаз лазерным прицелом. Немного отодвинув голову в сторону и приоткрыв глаза, он увидел, что луч красного заходящего солнца падал на противоположную стенку зала и отражаясь от какого-то блестящего предмета, бил прямо ему в глаза.

Антоненко приподнялся и осмотрелся по сторонам. Вся группа, расположившись в различных позах, спала. Посмотрев на часы, Николай определил, что проспал он не менее трех часов.

"Хороший отдых себе устроили! А дело-то не сделано! Надо, на хрен, выбираться отсюда, а то достанутся наши белые косточки только археологам лет этак через миллион! Если они, конечно, сюда еще доберутся!" — подумал он. — "А что это за фигня мне в глаз светила?".

Осторожно переступая через ноги расположившихся прямо на полу товарищей, он подошел к противоположной от трещины стене.

Возле входа в зал, в стене, на уровни груди, была небольшая выемка, размером шестьдесят на сорок пять сантиметров. В выемке находился металлический плоский лист весь покрытый какими-то линиями, квадратиками и прямоугольничками. Большая часть этого листа была покрыта пылью. Только нижний угол был немного открыт и от него отражался луч заходящего солнца.

Николай достал нож и с его помощью вытащил почти невесомый лист из стены. Затем рукавом бушлата смахнул прикрывавшую его многовековую каменную пыль.

— Прямо — план пожарной эвакуации из учреждения! — раздался голос возникшего рядом Нечипоренко.

— Чего это ты так решил? — ни о чем не думая, машинально бросил Антоненко.

— Да у нас на каждом шагу такие в офисе весят! — равнодушно ответил Алексей. — Сами вспомните, как меня заставляли в казарме такие на каждом углу вешать!

— Да, было дело! — вспомнил Николай, освежая в памяти былые годы совместной службы. — Из чего он сделан-то? На жесть вроде не похож, но все ровно какой-то металл…

Вместе с Нечипоренко осмотрели лист со всех сторон. Он был изготовлен из неизвестного для них металла, на котором даже лезвие ножа не оставило своих следов. Бросив решать вопрос, что это за материал, решили осмотреть, что же на нем изображено. Кроме большого количества линий, квадратиков и прямоугольников разной толщины, удалось разглядеть несколько пиктограмм, расположенных над этой схемой. Также возле почти каждого квадратика или прямоугольника стоял какой-то значок.

— Что это вы, там, такое нашли?

От неожиданно звонкого голоса профессора Левковского, бывалые десантники даже вздрогнули.

— Не пугайте нас так, профессор, а то вспомним свои ясельные годы и перед детьми стыдно станет! — ответил за обоих Антоненко. — Вот лист металлический, с какими-то каракулями нашли! Пытаемся понять, что это…

— А ну-ка, дайте мне, старику, краем глаза взглянуть на вашу находку!

Левковский с минуту смотрел на найденное изображение. О чем-то подумал, выглянул в проем ведущий в тоннель. Затем достал свой альбом и стал его рассматривать. Через несколько минут таких манипуляций, профессор громко воскликнул:

— Эврика! Нашел!

От его крика, отдыхавшие до этого Юрченко, Аксенов и Будаев вскочили на ноги, выставив во все стороны свое оружие в готовности немедленно открыть огонь.

— А?! Что?! Что случилось? Где враги?

— Нет врагов! Мы спасены! — торжественно объявил Левковский.

— Павел Иванович! Не томите душу! Поясните, что вы нашли?!

Не обращая внимание на вопрос Антоненко, Левковский повернулся к Нечипоренко:

— Как вы изволили назвать этот предмет, молодой человек?

— План пожарной эвакуации… — недоуменно посмотрел на него Алексей. Затем медленно открыл рот еще шире. — … Неужели!? Профессор?!

— Вы совершенно правы, юноша! — радостно ответил Левковский. — Это, действительно, план этого каменного лабиринта! И я вам сейчас это докажу! Только присветите мне, а то солнце уже ушло, темно на дворе!

Профессор опустился на колени, положив на пол найденный лист металла. Рядом с листом лег его альбом. Нечипоренко взяв свой большой фонарь и осветил это место. Вся группа склонилась над Левковским, пытаясь разглядеть линии с квадратами изображенные на металле и найти сходство с альбомными зарисовками профессора.

Минут через пятнадцать усиленного изучения, Левковский облегченно вздохнул:

— Все. Нашел. Вот, смотрите. Здесь и здесь, линии в моем альбоме и на этой схеме совпадают. Я ведь, как только мы зашли в этот лабиринт, сразу же начал его зарисовывать, надеясь, что мой альбомчик станет своеобразной нитью Ариадны. Так оно и вышло.

— Так где же мы, Павел Иванович?

— А вот тут, внизу схемы, с краю. Вот и трещина в стене, это подтверждает.

— А это что за жирные линии?

— Это, скорее всего, направление водных потоков. Вот видите, один из них недалеко от нашего зала проходит.

— А как вода-то сюда попала? Ответвления ведь нет!?

— Я думаю, что этот лабиринт построен очень давно. Анды отличаются большой сейсмической активностью. Здесь часто бывают сильные землетрясения. От них часть лабиринта и его стенки разрушились. В том числе и часть водных каналов. Вот, вода и заняла освободившееся место, а найдя эту трещину, вырвалась наружу.

— Вот почему уровень воды в верхнем озере не поднимался. Все сюда выходит. — сделал вывод Аксенов. — А нам-то теперь, куда двигать?

— Ну, судя по схеме, это план только одного этого уровня. — рассуждал Левковский. — Если сравнить мои предыдущие зарисовки и найденный вами лист, то здесь не указаны часть помещений, в которые мы опускались или поднимались. Значит надо нам искать зал, что ведет наверх и план другого уровня.

— Павел Иванович, а по этому плану можно определить, где именно переход на другой уровень? — поинтересовался Нечипоренко. Повернувшись к Антоненко, он пояснил. — Это похоже на компьютерную игру. Выполнил миссию и переходишь на другой уровень. Всегда должен быть значок перехода…

— А вы совершенно правы, Алексей! — воскликнул профессор. — Посмотрите сюда. Вот, здесь, мы с вами попали на этот уровень. Видите этот небольшой значок, как бы ступенька и пару рисочек возле нее. А вот такой же значок, но там уже не две, а три рисочки. Там надо искать переход на верхний уровень…

Теперь они не просто блуждали по лабиринту, а шли целенаправленно. Помещение, в котором был переход на другой уровень нашли всего через двадцать минут. Также нашли еще два таких плана. Один был полной копией первого, но второй оказался схемой верхнего уровня.

На новой схеме тоннелей и различных помещений оказалось меньше чем на первой. Здесь уже отсутствовали линии показывающие каналы с водой. Было всего три широких тоннеля пересекающихся также тремя перпендикулярными линиями коридоров. Вдоль каждого из тоннелей, на схеме были расположены комнаты.

На гранитном полу тоннелей и коридоров обнаружили выдавленные странные линии и рисунки рядом с ними. Каким образом строителям удалось в граните выдавить их, было непонятно.

Пройдя по одному из этих тоннелей, группа обнаружила, что все комнаты закрыты массивными отполированными гранитными плитами. Ни одну из них не удалось открыть.

— Как сейфы закупорили. — хмыкнул Юрченко. — Прямо как в банке. Не подступишься.

— А ты что, в банке бывал? — поинтересовался Нечипоренко.

— Да, было дело. Как-то раз посылали нас охранять золотишко, что буржуи через границу хотели из страны вывезти. Мы их задержали, а груз в банк сдали на хранение. — пояснил пограничник. — Но тот банк, по сравнению с этим, мелочевка.

На второй схеме Левковский быстро нашел значки, указывающие переходы на другие уровни и повел группу к одному из них.

Но перехода там не оказалось. Это был вход в большой и просторный зал, с высоким потолком и совершенно ровным полом. Только вдоль стен были расположены прямоугольники с соответствующими нишами, напоминающие стеллажи. В зале также, судя по отполированным каменным плитам, было четыре закрытых помещения. Но плиты, закрывающие их, были раза в три больше, чем находящиеся в тоннелях.

Как только они попали в этот зал, освещая себе путь фонарем, со всех стен сорвались громадные стаи летучих мышей, носясь перед ними и поднимая ужасающий шум. Все стены, пол и даже потолок были облеплены мышиными продуктами жизнедеятельности, так что пришлось прикрывать нос и рот, чтобы не задохнуться от соответствующего запаха. Все очень сильно пожалели, что не прихватили с собой противогазы, имеющиеся в лагере.

В противоположной от входа стене, имелся еще больший трапециевидный проход, около двадцати метров шириной внизу, уменьшающийся к потолку и десять метров высотой. Проход уходил вглубь стены и оттуда сильнее чувствовалось дуновение свежего воздуха.

— Командир! Нам туда, однако. — обрадованно прокричал Будаев. — Там выход.

— Я тоже так думаю, Галдан, а то мы тут от мышиного дерьма все скоро задохнемся. — поддержал его Антоненко, закрывая нос рукой. — Ребята! Вперед, но осторожно! Толпой не идем, а в прежнем порядке, вдоль стеночки. Головы берегите, чтобы эти летающие вампирята вам глаза не выцарапали.

Проход оказался не длинным. Чуть меньше ста метров. Выход из него был немного шире и по краям зарос кустарником и другой растительностью. То, что они увидели выйдя из скалы и осветив фонарем, заставило их на несколько минут потерять дар речи.

Первыми в себя пришли попаданцы из двадцать первого века.

— Нет! Ты видешь, Лешка! Не может быть! Глазам своим не верю! Чертовщина какая-то! Ну, не может быть такого, да еще и здесь! — чуть ли не кричал Николай, радостно толкая кулаком в плечо Нечипоренко.

— Полегче, командир, а то синяки мне набьешь. — смеялся в ответ Алексей. — Сам ничего не пойму. Откуда она здесь…

Остальные члены группы, ничего не понимая, смотрели то впереди себя, то на своих вдруг ставших радостными товарищей.

Первым из них не выдержал Левковский:

— А что это, господа хорошие и чему вы так радуетесь?

— Это, уважаемый Павел Иванович, взлётно-посадочная полоса! — немного успокоившись, пояснил Антоненко.

— Почему вы так решили?

— Вы сами вспомните, что мы с вами видели и сопоставьте увиденное. Это — взлётно-посадочная полоса. Служит для взлета и посадки аэропланов, самолетов и других летательных аппаратов. Длину ее, в темноте, определить пока трудно, но и сейчас видно, что она не меньше сотни метров и шириной будет, не меньше… Зал, где мы до этого были — большой ангар для летающий объектов. А через этот проход они попадают со взлетной полосы в ангар. Там их и обслуживают. А разные ярусы, переходы и другие залы, являются служебными помещениями, складами и так далее… Что касается линий и рисунков на гранитом полу, то я думаю, что это "дорожные знаки" системы позиционирования для автоматического определения координат в тоннелях системами управления транспортных средств передвижения и перевозки грузов по этим тоннелям…

— А чему вы радуетесь?

— Выполнить такой объем работ и построить весь этот комплекс, могли только в наше время или даже в будущем. До двадцатого века таких технологий и оборудования просто не существовало. Все эти сооружения в скале являются подземным аэропортом или даже космопортом! Так что, мы с вами скоро найдем высокоразвитую цивилизацию!

— Не сильно-то и радуйтесь. — охладил его профессор. — В этих местах человеческим духом давно не пахло, а только мышиным. Здесь кругом пыль веков, а может быть и тысячелетий. А эта, как вы изволили назвать, взлетная полоса, может служить и для других целей. К примеру, для совершения каких-либо религиозных обрядов…

— Да каких там обрядов!? Никто в древности такое построить не мог! — возразил Нечипоренко.

— Тут вы ошибаетесь, юноша. — поправил его Левковский. — Вспомните хотя бы, египетские пирамиды, культовые постройки ацтеков, майя и инков!

— Павел Иванович! — перебил профессора Николай. — Да, строители в древности были знатные. Но, эти тоннели и помещения сделаны инструментами неизвестными в древности. Даже следов от них на стенах нет. А вдоль стенок кабель был проложен! Откуда у древних народов кабель и электрическое освещение?!

— А причем здесь электричество? — удивился Аксенов.

— А притом. — пояснил Антоненко. — Ты где-нибудь видел на стенах копоть от факелов или костров? Нет. Значит строили их при помощи других источников освещения. Пока известно только электричество!

— А вы не исключаете, что все это могли построить другие? К примеру лемурийцы или атланты. А может это соорудили пришельцы с других планет, задолго до появления человечества на Земле…

После этих слов профессора, радости на лицах Антоненко и Нечипоренко немного поубавилось. Если трезво рассуждать, действительно, могло случиться и так, как говорил Левковский. Но проверить это, они сейчас не могли.

Над их головами чернело ночное небо, покрытое яркими звездами. Может быть действительно, кто-то прилетел с них на нашу грешную Землю и построил все это, чтобы нынешние земляне ломали себе голову над вопросом: "Кто же это сделал?".

Пока шла оживленная дискуссия, Юрченко с Будаевым вышли на ровную площадку и попытались исследовать ее края. Как удалось определить, площадка или взлетная полоса, действительно была шириной не менее ста метров. Сразу же за ровным плато, ее края резко обрывались вниз, в ночную пустоту. Длину полосы, проверять в темноте ни кто не рискнул.

Было решено переночевать недалеко у входа в ангар, чтобы дать возможность успокоиться уж больно шумным летучим мышам и быть подальше от их запаха.

На связь с основным лагерем Николай приказал Нечипоренко выйти с утра, пусть и там люди поспят…

* * *

— Максим! Вставай, все интересное проспишь! — тормошил за плечо друга, Григоров. — Жив твой батя и вся его группа тоже! Только что на связь вышли!

— А?! Что?! — спросонья, непонимающе спросил Макс. Затем, увидев возле себя улыбающегося Андрея, прохрипел: — Что? Что ты сказал? Где отец?

— Все нормально, говорю! — рассмеялся Андрей. — Тут новости такие, а ты спишь как сурок! Наверное, во сне Оксанку обнимал?!

— И это тоже! — смущенно признался Макс. — А что ты про отца-то сказал?

— Дулевич командиру доложил, что вторая разведгруппа на связь вышла. Нашли в той большой горе, что у нас за спиной, целый подземный город с водными каналами. Сейчас они где-то там, на вершине вон того хребта, прямо над нами. Там большая площадка имеется, очень смахивает на взлетную полосу. Они ее обследовать собираются, через час снова на связь выйдут и по-конкретнее доложат. Так что, ты зря за своего батю переживал. Все нормально у них. — успокоил друга Григоров.

— А мы, что?

— А мы — подъем, завтрак и снова в путь. Покой нам только снится!

В подтверждение слов Андрея, вокруг них уже начал оживать весь лагерь. Кашевары дымили своей полевой кухней, командиры будили подчиненных, воспитательница поднимала своих подопечных, а молодые матери успокаивали раскричавшихся с утра своих маленьких детей. Вслед им подавали звуки и коровы с козами, требуя утренней дойки.

В общем, наступало уже ставшее обычных для вынужденных переселенцев утро.

Как и было решено, с раннего утра весь лагерь поднялся и скоро позавтракав, выдвинулся в путь.

Ко второму ручью вышли быстро. Также быстро организовали и переправу, благо вода была по колено. Чтобы лучше переправиться, дно ручья выложили окружавшими его камнями, а между берегами натянули несколько веревок сплетенных в толстые канаты. Вода, конечно, пыталась смыть непрошеных гостей, но против хорошо организованной переправы она ничего не смогла противопоставить. На переправу ушло не более двух часов, так что примерно к трем часам пополудни были уже у расщелины хребта.

Высланная вперед разведка доложила, что через километр расщелина заканчивается и дальше идет спуск в долину окруженную большими холмами. Не горами, а именно холмами! С пологими спусками, заросшими густым лесом. Река уходит куда-то вниз. Вся долина была покрыта небольшой облачностью, из-за которой было невозможно ее полностью рассмотреть.

Разведчики сообщили, что примерно на половине этой расщелины, из обнаруженного в хребте обрушившегося тоннеля, вновь появляется выложенная каменными плитами тропа, сначала идущая по левому берегу, затем по дну и переходит на правый берег реки.

Поставив разведке, возглавляемой ротмистром Новицким, задачу пройти вдоль реки и найти место для нового лагеря, Уваров, после небольшой передышки, приказал всем спускаться вниз. Между возвышавшимися на трехсотметровой высоте отвесными скалами не было сухого и удобного места, поэтому, до сухой тропы, пришлось идти по колено в воде.

Вода была очень быстрой и холодной, иногда сбивала с ног оступившегося. Люди и лошади с подводами шли не спеша. Пускай мокрые и холод кругом, но они знали, что внизу, их ждут костры и горячая пища. В любом деле самое главное, это организация. Как организовал, так и получил…

К месту нового лагеря все вышли мокрыми и уставшими. Как только подошли к кострам, разведенным казаками на небольшой полянке, многие от усталости попадали прямо на землю. Но это была не та усталость, что еще два дня назад. Здесь было все по-другому. Вокруг был высокий и густой лес. Многих из пород деревьев они не знали, но в них пели птицы, а зеленая трава была по пояс и когда на нее ложился, то она в миг превращалась в мягкую и теплую постель. Дальше, решили пока не идти и весь оставшийся день посвятить отдыху. А куда торопиться-то? В этом мире их никто не ждал и не требовал отчета! Они отвечали только перед собой и за свои жизни!

К вечеру вернулись посланные вперед казаки. Трепачко доложил, что река, по которой они спустились, впадает в большое озеро. Его размеры установить не удалось, так как из-за сизой дымки стоящей над ним, противоположные берега не были видны. Пройдя вдоль берега по выложенной кем-то каменной тропе, они наткнулись на впадавший в озеро широкий ручей с теплой водой. Почему именно с теплой, никто не смог ответить, но казаки умывавшиеся в нем, в один голос уверяли, что вода в ручье именно теплая, даже вкус другой, не такой как в этой речке!

Пройдя по дороге вверх вдоль ручья, обнаружили мост, сложенный из больших каменных плит и ведущий на другой берег. Далее идти не решились, так как дорожка вела в густую чащу и начинало темнеть.

Ближе к вечеру, на связь вышла группа Антоненко. Николай доложил, что обнаруженная ими взлетно-посадочная полоса представляет собой прямую линию длиной около полукилометра и шириной около ста метров. Она располагалась на вершине большого горного хребта ведущего от горы на северо-запад. Полоса заканчивалась большим, примерно двести метров в диаметре кругом, в центре которого, был большой крест. Круг и крест были выложены гранитными плитами, утопленными в срез верхушки хребта и покрыты неизвестным им светящимся материалом. Находящиеся в круге плиты, как и вся поверхность этой площадки, имели следы воздействия высоких температур. "Обозначено словно цель или как у нас на вертолетных и ракетных площадках". - сравнил он находку. — "Такое ощущение, что здесь была стартовая площадка космического корабля. Все кругом оплавлено от жара сопел ракет".

Они также попытались описать долину, в которую спустился основной отряд, даже видели озеро, но полностью это сделать не смогли, так как над ней висели большие серые облака.

Также, у подножья горы, они обнаружили облака пара, очень похожие на исходящие от небольших гейзеров. "Прямо как на Камчатке!" — восхищенно воскликнул профессор Левковский. Группа сообщила, что попытается найди спуск с горы через лабиринт, так как с внешней стороны, из-за большой крутизны, спуститься невозможно. На связь пообещали выйти следующим утром.

Когда ночь вступила в свои права и весь лагерь устало погрузился в сон, Олегу почему-то не спалось. Он решил обойти выставленные Бажиным посты охранения, а заодно посмотреть, как обустроились люди, теперь уже его новые подчиненные. Следом за ним, тенью следовал и ординарец Синица.

Большинство людей уже крепко спали, умаявшись за день перехода. Так как все промокли чуть ли не до последней нитки, по требованию Баюлиса, во избежания простудных заболеваний, Уваров приказал всем выдать немного, найденного еще на складе, спирта. Усталость и спирт сыграли свою роль, так что над лагерем раздавался здоровый мужской храп, иногда даже перекрывавший всхрапывание лошадей.

Возле костров, разведенных в лагере, спали вповалку красноармейцы и солдаты. Только казаки держались немного в стороне.

"Никак не могут привыкнуть, что красноармейцы им уже не враги". - подумал Олег.

Возле каждого из казачьих костров сидел дежурный, следящий за огнем.

В одном из них, Уваров с удивлением узнал Новицкого. Ротмистр расположился на стволе спиленного дерева, изредка подбрасывая порубленные ветки деревьев в костер. На его плечи была накинута бурка, а фуражка и снятая шашка лежали перед ним на седле.

— А вы почему не спите, ротмистр? Вы же офицер, подчиненных у вас хватает, могли бы и отдохнуть.

— Не могу заснуть. Бессонница одолела, господин полковник. — негромко ответил Новицкий. — Присаживайтесь к огоньку, если есть желание.

Олег повернулся к Синице:

— Назар, иди отдыхать. Я здесь останусь. Не переживай, все будет нормально.

После того, как ординарец, козырнув, скрылся в темноте, Олег расстегнул свой бушлат и сняв фуражку, присел рядом с ротмистром.

— Как настроение, Михаил Николаевич? Смотрю, что-то вы загрустили…

Новицкий молча посмотрел на Уварова, затем вытащил из-под бурки бутылку и протянул ее Олегу:

— Не желаете ли коньячку-с, Олег Васильевич? Знаете ли, помогает немного разобраться в себе. Хотя доктора и отрицают это, но для нормального русского человека коньяк, лучше любого психолога. Да и от насморка помогает…

— Не откажусь. А то, действительно, продрог. Ночи здесь холодные, да и покупались мы все сегодня изрядно. — ответил Уваров. Взяв из рук Новицкого бутылку, он сделал пару небольших глотков. Коньяк, на удивление, оказался отличным. Он словно пытался проникнуть в душу, согревая каждую клеточку организма. — Все же лучше спирта, что нам выдали…

— Извините, но спирт и самогон пить не могу, хотя несколько раз и пробовал. — пояснил ротмистр. — Аллергия у меня на них. А вот коньячок и шампанское, я уважаю.

— А откуда у вас этот коньяк? Похоже, французский… - сделал вывод Уваров, пытаясь разглядеть в свете костра этикетку. — Случайно не из ваших запасов?

— Нет. У нас в запасе только украинский самогон. Это ваш сержант-артиллерист Левченко, моих терцев, своих земляков, угостил. А они ему самогонки подкинули. — разъяснил Новицкий. — У меня его брат служит, да еще несколько человек с одной с ним станицы. Но мои пить его не стали, самогонка им лучше, чем коньяк. Мне отдали… Этот коньяк, как он пояснил, немецкий трофей…

— Ах, да… — вспомнил Олег. — С бронетранспортера. Мне лейтенант Григоров тоже предлагал…

Сделали еще по пару глотков коньяка. Посидели, помолчали, глядя на веселые огоньки разгоревшегося в темноте ночи костра.

— Михаил Николаевич, а как вы со своим отрядом на том озере оказались? — поинтересовался Уваров.

— Вы не поверите! — усмехнулся ротмистр. — Иван Сусанин нас, как поляков под Москвой, завел! Проводник, из местных, пообещал путь короткий показать. А на поверку, большевиком оказался. Завел нас и бросил в лесу. Хотели его шлепнуть, да он вовремя пятки салом смазал!

— Если вам не тяжело, расскажите о себе, а то я про ваше время только по книгам да кинофильмам знаю. Мне интересно будет узнать и вас послушать. — попросил Олег.

— А что рассказывать-то? У меня типичная судьба русского офицера. Родился, учился, служил, воевал. Теперь вот сюда вместе со всеми попал… — промолвил Новицкий. — Я один из многих, от других ничем не отличаюсь…

— Вот ведь как получается! Сколько бы лет не прошло, а у русских офицеров ничего не меняется. — воскликнул Уваров. — У меня похожая судьба. Тоже — родился, учился, служил и воевал. Правда в моем времени у меня еще жена и дочь остались. А у вас остался там кто-нибудь?

— Нет. Моих всех, в восемнадцатом году большевики убили. И жениться я не успел. — ответил ротмистр. Немного помолчав, он продолжил. — Я ведь из богатой дворянской семьи. Род Новицких давно дому Романовых служит, еще с восемнадцатого века. И все время в гвардии.

— А сколько вам лет?

— Две недели назад, тридцать два исполнилось.

— А откуда вы родом?

— У нас есть большое имение под Псковом… Вернее, было… Вот я там и появился на свет божий в семье потомственных военных. Мой отец генерал, еще в Болгарии с турками воевал. Он поздно женился. Нас в семье двое детей было: я и сестрица младшая, Танечка…

Уваров увидел, как лицо ротмистра немного изменилось, куда-то исчезла холодность и внешнее безразличие, вместо них появилась улыбка обычного живого человека, горячо любящего свою оставленную где-то семью, воспоминания о которой вызывают у него положительные эмоции.

— Я ведь о другой карьере, кроме как о военной, даже и не мечтал. — продолжал Новицкий. — Дед был кавалеристом, отец — генерал от кавалерии… Поэтому, как возраст подошел, сразу же поступил в Николаевское кавалерийское училище в Петербурге, которое закончил с отличием, а затем и Главную гимнастическо-фехтовальную школу. Некоторое время даже в ней инструктором по фехтованию был. На первенстве Петербургского военного округа занимал призовые места по бою на штыках и на эспадронах! С 1914 года служил в лейб-гвардии Гусарском его величества полку, место дислокации — Царское село… В нашем полку много знаменитых людей и царских особ служило, в том числе и мой любимый поэт Лермонтов Михаил Юрьевич…

— А на фронте с какого времени?

— Да чуть ли не с самого начала войны. Наш полк в составе 2-й гвардейской кавалерийской дивизии был отправлен на Северо-Западный фронт. Участвовал в Восточно-Прусской, Лодзинской и Сейнской операциях. В августе семнадцатого года я получил тяжелое ранение двумя пулями: в грудь и в левое предплечье. На юг, на лечение меня отправили. Я к тому времени уже ротмистра получил и отдельным эскадроном командовал. Хотел домой поехать, но не случилось… Большевики переворот устроили! Так и застрял под Таганрогом. А в мае восемнадцатого узнал, что наш полк расформировали. Снова хотел домой вернуться, но там уже немцы стояли… Потом новая война началась, с большевиками…

— А награды имеете?

— А как же! Я ведь боевой офицер, а не кисейная барышня! — гордо вскинул головой Новицкий. Стало заметно, что он немного захмелел и у него развязался язык:

— Награжден орденом Святой Анны с надписью "За храбрость", орденом Святого Станислава третьей степени с мечом и бантами, орденом Святого Георгия IV класса и Золотым Георгиевским оружием…

— А где все ваши награды? Что-то я их не вижу?

— Сейчас не время их показывать. А вот шашку могу показать… Прошу взглянуть…

Ротмистр немного приподнялся, поднял шашку и протянул ее Уварову. Ножны, рукоять шашки с гардой и дужкой были покрыты золотом. К рукояти был привязан темляк из георгиевской ленты. На эфесе, помещен миниатюрный Георгиевский крест.

— А что с семьей вашей случилось?

— Я об этом случайно узнал. Как-то в поезде встретил человека из нашего имения, он мне и рассказал, что всю мою семью большевики зверски убили. Пьяная солдатня, возглавляемая комиссаром-евреем, разграбила усадьбу. Маму сразу застрелили, а отца-старика, как генерала, распяли на воротах. Сестренку изнасиловали и потом штыками закололи. А ей то, всего восемнадцать лет было! Так большевики приказы своих красных жидов — Ленина и Троцкого, исполняли, по уничтожению дворянства как класса….

Новицкий прекратил свой рассказ, поднял бутылку и сделал из нее большой глоток. На его лице появилась боль и злость. С минуту помолчал.

— А вы хотите, чтобы я после этого большевиков полюбил! Ненавижу… — зло прошептал он. — Всеми фибрами своей души, ненавижу! Всех под корень, это быдло и жидов, уничтожал и уничтожать буду! За то, что они погубили мою семью и Великую Россию!

Олег понял, что о семье, ротмистра лучше больше не спрашивать. Это для него открытая болезненная рана, вызывающая приступы неконтролируемой ненависти.

Немного подождав и увидя, что Новицкий успокоился, Уваров извинился:

— Простите меня, Михаил Николаевич, я не хотел причинить вам боль. А что вы делали под Киевом, в Припятских лесах?

Ротмистр сделал вид, будто не расслышал. Его взгляд был устремлен на огонь костра. Он снова сделал небольшой глоток из бутылки и протянул ее Уварову. Олег не стал отказываться и последовал примеру Новицкого.

— Назад мы уже не вернемся. Можно и рассказать. Тем более, что вы, господин полковник, возглавляете нас и все должны знать. — проговорил Новицкий. — Я был в команде конных разведчиков в Киевской группе войск генерал-лейтенанта Бредова, в задачу которой входило захват Киева. Нас прикомандировали к пехотной дивизии и направили в обход Киева с севера, по красным тылам. Ну и погоняли же мы краснопузых! Они так драпали из Киева, что даже свои обозы побросали… Многих, как капусту, порубили… Дивизия пошла дальше воевать, а нам было приказано в Киев возвращаться и раненых сопровождать…

— Почему вы, лихой гусар, а казаками командуете?

— Казаки, отличные воины, но вот грамотных офицеров среди них нет. Задачи специфические мы выполняли, а для этого не только хитрость и сноровка нужна, но и определенные знания. Вот так.

— Значит мы с вами, коллеги. Я ведь, в своем времени, тоже на войне специфические задачи выполнял. — проговорил Уваров. Затем кивнул в сторону одной из подвод, возле которой маячила фигура стоявшего на посту вооруженного казака. — А что ваши люди так тщательно охраняют?

— Теперь уже нет смысла от вас скрывать, господин полковник. Но, думаю, что не стоит об этом распространяться на весь лагерь. — раскрыл тайну Новицкий. — Там ящики с золотом и драгоценностями, которые большевики забрали в банках и у киевских евреев. Хотели к своим, красным жидам, все отправить, но мы перехватили. Мне было приказано сопроводить груз в штаб группы, но не случилось… Не судьба… Сюда попали. Теперь вот надеемся, что в этом мире нам это добро пригодится. Золото везде и во все времена ценится…

— А другие об этом знают?

— Нет. Только мои люди, да и то, не все.

— Правильно. Меньше знают, спокойнее спят. — заключил Уваров. — А почему вы мне звание полковника присвоили? Я ведь — подполковник.

— У нас так принято. Если уважаешь старшего, то надо обращаться к нему на звание выше, господин полковник. — пояснил ротмистр.

— Спасибо за откровенность, Михаил Николаевич. Давайте уж прикончим ваш коньяк и на боковую, завтра рано вставать…

Выпив, на пару, остатки коньяка, Олег почувствовал, что его немного развезло. Хотел приподняться, но ноги почему-то перестали слушаться. "Вот это меня сморило! Выпил то, всего ничего! Или это подарок местных гор?" — подумал он.

В отличии от него, ротмистр быстро скинув бурку с плеч, вскочил на ноги. Как ни в чем не бывало, будто он не устал и не пил.

"Да, это профи! — восхитился Уваров, глядя на него. — Не завидовал бы я большевикам при встречи с ним в гражданскую".

Новицкий помог Олегу подняться. В каждом движении ротмистра чувствовалась скрытая сила, готовая мгновенно взорваться и уничтожить любого противника. На его портупее было две кобуры с револьверами, справа и слева. За спиной, под левую руку, закреплен кавказский кинжал-бебут. Из-за голенища правого сапога торчала рукоять засопожного ножа…

"Прямо как Таманцев из "В августе сорок четвертого…". - подумал Олег. — "Стреляет из двух рук по-македонски и двумя ножами одновременно работает. Ничего себе, физкультурник!".

— Товарищ командир! — вдруг из темноты появился ординарец Синица. — Давайте проведу… Я вам там поспать приготовил. Старшина Долматов меня со свету сживет, если узнает, что я вас без присмотра отставил…

— А, Назар! Ну хорошо, пошли, не будем старшину гневить…

Глава 17

Лагерь попаданцев крепко спал, ведь утренний сон самый сладостный и приятный.

Вдруг, в предрассветной тишине, нервно заржала лошадь, за ней вторая… Несколько собак, навострив уши, с громким лаем бросились в лес… Прогремел выстрел… Следом за ним, грозный рев и жалобный собачий визг… Снова выстрел… Еще один… Звуки частых выстрелов раздавались со стороны густого леса… От грохота выстрелов, в небо взлетели большие стаи птиц…

За последние несколько дней Андрей расслабился и подзабыл, что такое война. Выстрелы, раздававшиеся совсем рядом, мгновенно заставили все вспомнить и даже сквозь еще длившийся сон, действовать "на автомате":

— Взвод! Подъем! Тревога! В ружье! К орудиям!

Недавно мирно спавший лагерь, одновременно вскочил на ноги, люди заметались, не понимая откуда им ждать опасность. В лагере возникла суматоха и неразбериха.

Наконец раздались зычные команды:

— Занять круговую оборону! Автомобили и подводы — внешняя линия! Раненых, женщин и детей — в центр! Лошадей держите и в центр их! Пулеметы — по периметру! Орудия и минометы — на фланги! Без команды, не стрелять! Быстрее! Бегом!

Пробегая мимо растерявшегося Максима, стоявшего возле УАЗа и нервно сжимавшего в руках свой карабин, Андрей грубо толкнул его в бок:

— Чего встал! Бегом орудие отцепляй! Шевелись давай! Каждая упущенная секунда — это твоя жизнь!

Возле сорокопятки уже крутились несколько бойцов, немного замешкавшихся со сцепкой на автомобиле. Подбежавший Максим помог им отцепить орудие и развернуть его в сторону ближайшего леса. Из УАЗа достали два ящика со снарядами. Номера заняли свои места.

Видя, что здесь нет танкоопасных направлений, танкам просто нет где проехать и развернуться, Григоров громко скомандовал:

— Орудие! Ориентир…. Прицел…. Первый снаряд осколочный! Второй — картечь! Готовсь!

Похожую команду они услышали со стороны второго орудия, расчетом которого, руководил старший сержант Левченко.

Рядом с их орудием, за развернутыми подводами, заняли боевую позицию солдаты капитана Невзорова вперемешку с красноармейцами лейтенанта Попова.

На несколько минут над лагерем нависла тишина. Только в стороне, откуда прогремели выстрелы, раздавался злой собачий лай.

На них никто не нападал. Собаки лаяли только в одном месте.

К Уварову подбежал старший лейтенант Коваленко:

— Товарищ подполковник! Там мой красноармеец, Лускин, на посту, в секрете, час назад как заступил. Похоже, что это он стрелял… У него СВТ-40… Она била…

— А! Старый знакомый… Фома. — вспомнил Олег свою встречу в первый день пребывания в новом мире. Оглядевшись по сторонам, он скомандовал. — Старшина Долматов. Возьмите Трохимчука с Мухтаром, пару бойцов и вместе со старшим лейтенантом Коваленко выясните, что там за стрельба.

Пропустив вперед Трохимчука с собакой, указанная группа осторожно, небольшими перебежками, направилась к месту секрета…

Через некоторое время, с той стороны, раздался дружный смех и радостное повизгованье собак.

Из леса вышли Коваленко с Долматовым и остальные бойцы. Рядом с ними, спотыкаясь о высокую траву, без оружия, брел красноармеец Лускин. Он имел перепуганный вид и что-то бормотал себе под нос.

Еще не доходя до лагеря, Коваленко помахал рукой и прокричал:

— Все нормально! Отбой! Ложная тревога!

Видя это, успокоившийся лагерь поднялся из-за укрытий. Ожидая доклада, возле Уварова собрались все командиры.

Подойдя ближе, Коваленко доложил:

— Ложная тревога, товарищ подполковник. Часовой Лускин, не разобравшись, со страху, открыл огонь и подстрелил одного из местных обитателей…

— Кого хоть подстрелил-то? — не вытерпел Бондарев.

— На нашего медведя похожего, товарищ капитан. — ответил за всех старшина Долматов. — Хозяина здешних лесов, наш Фома-медвежатник, завалил!

Старшина снял с плеча самозарядку Лускина и передал ее стоящему рядом сержанту Осипову:

— Всю обойму выпустил, все десять патронов! А попали только две пули, но каких! Одна в голову, точно между глаз, а другая — прямохонько в сердце! Остальные — в молоко! Весь лагерь на ноги поднял! Стрелок хренов! Ежики курносые!

Стоявшие рядом, заулыбались.

— Красноармеец Лускин. — приказал Уваров. — Доложите, что произошло.

Еще не пришедший в себя боец, начал сбивчиво рассказывать:

— Я, это… Я ему говорю, стой, кто идет… А он идет, большой и черный… Я кричу, стой, стрелять буду, а он все идет… Тогда я стрелять начал… Стреляю, а он все идет… Испугался я, товарищ командир… — Лускин опустил вниз голову. — Глаза зажмурил и стрелял пока патроны не кончились. А когда глаза открыл, он лежит и вокруг наши собаки бегают…

— То, что согласно устава караульной службы действовал и не спал на посту, за это хвалю. — посмотрел на бойца Уваров. — А вот то, что глаза зажмурил и палил куда попало, это плохо. Настоящие бойцы так не должны поступать. Старший лейтенант Коваленко. Определите красноармейца Лускина пока на кухню, дежурным помощником. В караул его больше не назначать. Проследите, чтобы оружие свое почистил и сдал его сержанту. Когда в себя придет, тогда и выдадите вместе с патронами. Все. Идите.

Затем, повернувшись к остальным командирам, он спросил:

— Ну, что скажите, отцы-командиры? Какие мнения по данному факту будут?

— Трофей бы, надобно освеживать. Не зря же его подстрелили. — засуетился Ярцев. — Дополнительное мясо. Грех отказываться. Да и шкура хорошая, пригодиться.

— Тогда найдите среди бойцов специалистов по медвежатине и действуйте. — разрешил Уваров.

— А случай-то, занятный вышел. — высказался капитан Невзоров. — Смех смехом, а это проверка наша, на бдительность. Мы здесь чужие, поэтому ухо востро держать надобно и не расслабляться. Меньше шуметь и посты двойные выставлять…

— Да, было б два бойца на посту, стрельбы бы меньше было. Криком бы прогнали. — поддержал его Бондарев. — А собачки молодцы, учуяли. Покормить их надо, медвежатинкой, заслужили.

— Сделаем. — обязался Ярцев.

— Занятие надо с бойцами провести. Разъяснить, что да как. Чтобы меньше шумели и не боялись. — проговорил политрук Жидков.

— Взаимодействие отработать надо. Как действовать в подобных случаях. А то паника поднялась. — добавил ротмистр Новицкий. — Хорошо, что просто медведь. А если бы реальный противник напал? Бредем как стадо баранов… Расслабились все…

— Есть еще мнения? — спросил у всех Уваров.

— Надо бы все подразделения по-новому укомплектовать. А то мы действительно, как сброд какой-то. — предложил старший лейтенант Бажин. — Чтобы в каждом были из разных времен. Так быстрее привыкнут друг к другу. Опытные молодых учить будут ошибок не допускать. Правильно капитан сказал, мы здесь чужие, надо быть готовыми ко всему.

— Хорошо. Сегодня спускаемся к озеру и остаемся там. Организуем базовый лагерь с временными укреплениями. — принял решение Уваров. — Старший лейтенант Бажин. Вы, как комендант лагеря, займитесь охранением с выставлением двойных постов. Политрук Жидков. Вместе с командирами подразделений проведите соответствующую беседу с бойцами. Отца Михаила привлеките, пусть с гражданскими поговорит. Капитанам Бондареву и Невзорову подать предложения о составе новых подразделений, а также план проведения учебных занятий на случай внезапного нападения противника. Ротмистр Новицкий, вас также прошу принять в этом участие. Вышлите разведку вперед, вдоль тропы и вверх по теплому ручью. Что-то мне стало интересно, почему вода в нем теплая, не такая как здесь… Выступаем после завтрака…

Случившееся, многих в лагере развеселило. Фомка Лускин не знал куда деваться от язвительных шуточек в свой адрес. Но шутки эти были добрыми, поэтому он и не сильно обижался. Сплоховал так сплоховал, но медведя-то, подстрелил! Неизвестно, как бы другие поступили на его месте! Наверное и в штаны наложили бы, а он — нет! То, что попал на кухню, его даже обрадовало. Вы смейтесь, смейтесь, а я раньше вашего поем медвежатинки!

Обсуждая этот комичный случай, все как-то попутно замечали, что он еще больше сблизил людей в минуту опасности, хоть и мнимой. Каждый старался побольше узнать о своем соседе из другого времени, оказавшимся рядом с ним плечом к плечу и с оружием в руках. Искали земляков, завязывались знакомства, а то и дружба.

После завтрака, уже в новом порядке, в походной колонне с авангардом, аръергардом и боковым охранением, выдвинулись к озеру.

В отличии от вчерашнего дня, сегодня ярко светило солнце, тумана практически не было. Только возвышавшаяся над долиной гора была покрытая небольшой сизой дымкой.

Чем ближе подходили к озеру, тем чаще среди деревьев встречались бамбуковые заросли. Деревья также были разными. Здесь были и огромные дубы, и высокие вечнозеленые сосны, и деревья похожие на ольху, только листья у них были блестящие и вся крона имела чуть розоватый оттенок, рос можжевельник, иногда даже встречался и кедр, а также другие неизвестные деревья, высокие прямые и небольшие, но очень ветвистые, с продолговатыми блестящими зелеными листьями и плодами, напоминающими по форме грушу. Даже попадались пальмы. Вдоль тропы были сплошные заросли метрового кустарника с зелеными листьями. Всюду раздавались различные по красоте и силе птичьи голоса.

Иногда перед ними из леса выходили стайки мелких животных похожих на оленей. Увидев их, собаки тут же бросались им вслед, но проворные животные моментально скрывались в чаще. Один раз дорогу перебежала светло-коричневая большая кошка, лишь на мгновенье остановившись, чтобы бросить взгляд на новых обитателей долины. Несколько раз заметили сидевших на деревьям небольших обезьянок, увидев путешественников, они сразу же начали корчить рожицы.

Переход к озеру, благодаря тому, что шли по выложенной кем-то каменной тропе, занял всего пару часов. Река, по которой они попали в долину, осталась немного в стороне. Наконец, перед глазами попаданцев открылся большой ярко-зеленый луг, напоминающий знакомый до боли южнорусский деревенский пейзаж — трава по колено, лютики и клевер, а по границам луга росли ивы. Только редкие пальмы и кактусы, напоминали о том, что эта долина лежит всего в десятке градусов от экватора. Край луга упирался в берег красивейшего озера.

Яркие краски радовали глаз. У многих из груди вырвалось:

— Мать чесная, как домой вернулись! И кто же это все здесь перемешал! Красотища-то какая! Прямо как в раю!

Луг был довольно обширным, места для лагеря хватало с запасом, не говоря уже о пастбище для животных. Но решили разместиться поближе к воде. На берегу озера их уже дожидалась группа казаков, вернувшихся от истока теплого ручья. Оказалось, что он впадал в озеро недалеко от предполагаемого лагеря. По общему согласию, решили остановиться рядом с ним.

Пока подчиненные разбивали новый лагерь, Уваров, Бондарев и Невзоров долго рассматривали в бинокли противоположные берега.

— Господа! У меня, наверное, дежавю! — обратился ко всем Невзоров. — Очень похоже на озеро, откуда мы все в этом мире очутились! Не находите?

— Ваша правда, Борис Иванович! — поддержал его Бондарев. — У меня такие же ощущения. Но в отличие от того, это озеро больше в несколько раз! До противоположного берега с километр будет, если не больше!

— А в длину и не поймешь! Изворачивается как змея! Из-за лесистых берегов, ничего не видно. — заметил Уваров. — Но ничего, узнаем, если опять нас куда-нибудь не перенесет!

— Нет уж, увольте! Больше не желаю! — возразил Невзоров. — Здесь хоть тепло, лес и озеро есть, а то вдруг занесет куда-нибудь в пески Сахары или в ледники Арктики! Упаси господи!

Берега озера были густо покрыты высоким тростником, возле которого плавали дикие утки. Вода была такой чистой и прозрачной, что почти полностью просматривалось глубокое дно и плавающая в ней рыба. Рыбы было много и она часто выпрыгивала из воды, словно дразня людей — "поймай меня, если сможешь".

— У меня такое ощущение, что мы здесь задержимся надолго. — задумчиво изрек Бондарев.

— Если, не навсегда! — добавил Уваров.

— Вы в этом уверены?

— После всего увиденного и пережитого, я уже ни в чем не уверен.

— А здесь действительно тепло, господа! — начал снимать свою шинель Невзоров. — Можно и без верхней одежды ходить.

Все последовали его примеру.

— Профессор говорил, что сейчас здесь зима. — произнес Уваров, снимая свой бушлат. — Представляю какое в этих краях лето!

— Ничего! Пар костей не ломит! Померзли, хватит! — обрадовался Бондарев. — Надо бы баньку организовать, да весь личный состав помыть, а то после этих переходов, грязью заросли и вши могут появиться.

— Зачем нам баню строить, если у нас горячий источник и так есть. Природный. — удивился Невзоров. — Поставим столбы и натянем брезент над ручьем, иди и купайся. Вода проточная, так что всю грязь быстро в озеро смоет. Вот и вся баня.

— А что там разведка узнала про источник? — поинтересовался Бондарев. Он не присутствовал при докладе казаков, так как был занят установкой лагеря.

— Они по ручью дошли до подножья горы. — пояснил Уваров. — Обнаружили периодически бьющие из нее фонтаны горячей воды и пара. Там слишком жарко, поэтому ближе подойти не смогли. В нашем мире подобное явление называется гейзерами. Но дальше, интереснее… Ниже гейзеров, по образовавшимся от них ручьям, кто-то построил каменные купальни или бассейны. Горячая вода попадая в них, остывает и становится пригодной для купания. Потом, она вытекает и сливается в один большой ручей. Вот этот…

— Вы так говорите, как будто уже сами в них искупались…

— Не я, а казаки. Да вон сами на них посмотрите. Стоят чистые и довольные…

Разговор был прерван подбежавшим связистом Дулевича:

— Разрешите доложить, товарищ командир. Разведгруппа Антоненко на связь вышла. Они, на другом склоне горы нашли крепость, а внизу — древний город! Вас на связь срочно требуют!

— Ну, раз требуют, тогда пошли!

* * *

Весь второй день пребывания в горном лабиринте, группа Антоненко изучала найденную взлетную полосу и возможность спуска с горного хребта. Но спуститься вниз было невозможно, полоса находилась на очень отвесных скалах. Внизу увидели гейзеры. Профессор Левковский не упустил возможности прочитать о них соответствующую лекцию. Он еще больше утвердился в мысли, что лабиринт сделан в чреве вулкана, иногда подающего признаки жизни и заливаемого водой для безопасности. Николай с Нечипоренко больше склонялись к другой версии, что внизу находится атомный реактор, охлаждаемый из ледникового озера, а гейзеры, это выход горячей воды на поверхность. Остальным участникам группы было все ровно. Главное, чтобы не рвануло, как в прошлый раз. Рассмотреть местность, из-за низких облаков, окутавших гору, они не смогли. Кроме большого озера и окружавшего его густого леса, ничего толком и не увидели. Попытались открыть одну из комнат, закрытую гранитной плитой, но ничего не получилось. Аксенов предложил подорвать ее гранатой.

Обжегшийся на молоке, дуешь на холодную воду.

Все сразу же вспомнили извержение вулкана после взрывов взрывчатки при строительстве дороги. Неизвестно как поведет себя эта гора, поэтому идею пограничника сразу же отставили.

Устав от бесплодных попыток, Николай приказал бросить эти занятия и попытаться найти спуск вниз через лабиринт.

Имея план, первоначально это оказалось не трудным. Они спустились на другой уровень, но на нем никакого нового плана уже не нашли. Снова пришлось действовать "методом тыка". Только поздно вечером, через малоприметный и узкий, но длинный коридор, им удалось выйти на открытую площадку с другой стороны горы. Площадка находилась ниже уровня верхушки горного хребта, на котором они нашли взлетную полосу.

И коридор, и площадка, полностью отличались от лабиринта. Сразу было заметно, что их строили представители другой цивилизации, менее развитой в строительном отношении. Если стены лабиринта были гладко отполированы, то коридор с площадкой — просто вырублены в склоне горы. Следы от рубящих инструментов были четко видны на стенах.

Площадка представляла собой большую террасу идущую вдоль стены, шириной не менее десяти метров. Терраса полукругом опоясывала середину горы. Парапетом служили огромные прямоугольные каменные блоки, расположенные по краям площадки, высотой около метра каждый. По краям террасы возвышались две наблюдательных башни, сложенных из крупных каменных блоков. Блоки не были соединены каким-либо раствором, но так плотно подогнаны один к другому, что в щели между ними невозможно было просунуть даже лезвие ножа. В центре террасы располагалась, возвышавшаяся над другими, большая башня с ровной площадкой наверху и двумя боковыми лестницами. Под башней находился трапециевидный ход, через который могли одновременно пройти два человека, телосложением как Николай Антоненко и Аксенов. Ход вел вниз, на вырубленную в склоне горы и выложенную каменными блоками неширокую лестницу. Лестница спускалась вниз, в черноту ночи. Все три башни располагались таким образом, что с них можно было охватить наблюдением всю лежащую внизу долину и склоны окружавших ее горных хребтов. Но сейчас, из-за наступившей темноты, разглядеть, что находится внизу, в долине, было практически невозможно.

Переночевать решили в большой башне, предварительно обойдя все. В крайних башнях, на верхних площадках нашли несколько высохших мумий, прикрытых странной разноцветной одеждой, имеющей различные оттенки коричневого, а также черного, белого, оранжевого и фиолетового цветов, создававших разнообразные цветовые комбинации. Но в основном преобладал красный цвет. Цветовые комбинации складывались в различные геометрические рисунки с преобладанием ромбов, полос, кругов, лент, змеек и треугольников. На головах мумий были одеты высокие шерстяные шапки, очень похожие на головные уборы католических епископов с вышитыми золотыми нитями различными узорами. Края шапок обрамлялись красной бахромой и из них торчали яркие разноцветные перья. У всех мумий в центре шапок был расположен золотой равносторонний крест в круге. На мумиях было множество различных золотых украшений. На их лицах имелись маски изготовленные из золота. Это были мумии достаточно высоких людей. Они сидели на корточках вдоль стен площадок, их руки были сложены на коленях. Перед каждой из мумий стояло несколько глиняных разукрашенных посудин с засохшей едой. Только в центральной башне никого не было, поэтому ее и выбрали.

— Поздравляю вас, друзья мои! Вы имеете честь, первыми встретиться с местными аборигенами! — произнес Антоненко, указывая на мумий. — Правда они немного в засушенном виде, но теперь мы имеем представление о жителях этих мест. Вроде бы на людей похожи…

— Подобным образом, оставляли своих умерших и некоторые племена Тибета и Тянь-Шаня. — разъяснил Левковский. — В горах воздух сухой, поэтому тело человека не сгнивает, а высыхает, принимая такой вид. Судя по мумиям, им не одна сотня лет, а может быть и тысяча. Я раньше видел подобные…

— Какая сотня! Какая тысяча! Профессор! Вы только посмотрите, — возмутился Нечипоренко. — У них же, у всех, одежда почти новая!

— И золотишко на них, от света фонарика, красиво блестит! — добавил Юрченко. — Такое ощущение, что их совсем недавно здесь оставили!

Сержант хотел потрогать толстую золотую цепочку, висевшую на шеи у одной из мумий, но случайно зацепил ее головной убор с золотой маской. Упав с головы, они обнажили череп мумии с рыжевато-каштановыми волосами. Рот у мумии оказался открытым и где были видны хорошо сохранившиеся неиспорченные кариесом зубы.

— Ни хрена себе, сказал я себе! — присвистнул Нечипоренко. — Ну, точно, инопланетяне!

Череп мумии не был похож на привычный им череп человека. Черепная коробка была деморфирована, затылочная часть сильно вытянута назад и имела продолговатую форму.

— Они что, не люди, Павел Иванович? — поинтересовался Юрченко.

— Нет, почему, люди. — пояснил Левковский, освещая фонариком череп, стараясь рассмотреть его получше. — Просто им в детстве кто-то череп зажал с боков, вот он и деформировался, не туда рос, как у всех. Вот ведите, следы от сжатия.

— Вот, людям не повезло! — воскликнул Аксенов. — И за что им такие мучения?

— Скорее всего, это жрецы местных богов, поэтому, они и должны отличаться от других, простых смертных. — продолжил профессор. — Кто-то ухаживает на ними. Меняет одежду и приносит пищу. Есть много разных народов на Земле, где существует культ умерших родственников или правителей. Кстати, такой культ существует и у индейцев Анд — инков, живущих в нашем мире, в этих местах. Они считают, что человек и дальше живет после своей физической смерти. Даже после смерти продолжают заботиться о нем, кормить, переодевать и разговаривать, советоваться с умершим…

— Ничего себе! — воскликнул Аксенов. — Это значит, если я, допустим, здесь умру, то к моей мумии все приходить здороваться будут?!

— А чему вы удивляетесь! Вспомните себя! Вы же ходите на могилы к своим родственникам и друзьям, чтобы вспомнить и когда у вас на душе тяжело… — парировал Левковский. — Здесь почти тоже самое, только внешне немного по-другому…

— И то верно… — пограничник почесал себя за ухом.

— У нас тоже так дома бывает. Есть народ такой, однако. — подтвердил Будаев.

— То, что о них кто-то заботиться, это говорит о том, что скоро нам придется встретиться с живыми. Хорошо хоть, что они не динозавры, а люди, как мы. — сделал вывод Антоненко.

— О том, как скоро это произойдет или не очень, я уверенно сказать не могу. — задумчиво ответил профессор. — Но могу сказать одно. Судя по состоянию одежды и продуктам, живые сюда не часто приходят.

— Это уже радует. Хоть немного осмотримся и приготовимся к встрече. — завершил разговоры Николай. — А сейчас, перекус и спать. С утра толком-то и не поели. Аксенов, ты первым дежуришь…

Едва забрезжил рассвет, как команду Антоненко разбудили частые выстрелы, раздававшиеся в долине. Горное эхо далеко разнесло их звук. Все моментально вскочили на ноги, взявшись за оружие.

— Что случилось? Нападение на наших?

— Вроде как "светка" била. — неуверенно произнес Юрченко. — Похоже, что наши по ком-то стреляли…

— Алексей! Немедленно связь с лагерем! Узнай, что там стряслось! — бросил Николай в сторону Нечипоренко. Затем посмотрел на небо. — Похоже, что сегодня ветерок будет. Может облачность разгонит. Надо осмотреться вокруг…

Переговорив по рации с Дулевичем, Нечипоренко сообщил, что внизу все нормально, просто часовой с перепугу подстрелил местного медведя. Сейчас лагерь поднимается и после завтрака будет спускаться к озеру.

— Попросили все в округе осмотреть и дать знать, если что. — добавил он.

— Это, что там за боец такой, что медведя с перепугу завалил?! — усмехнулся Николай. — Все бы так боялись… Ладно. Спать уже не прийдется. Сейчас похаваем и за работу…

— А у нас говорят, почуфаним… — произнес Юрченко.

— Где это — "у нас"? — поинтересовался Нечипоренко.

— На Дальнем востоке. Я ведь родом из Хабаровска. — вспомнил свою малую родину пограничник. — До призыва там жил. Потом, военкомат и на запад, службу нести по защите рубежей советского отечества…

— А это что означает?

— Это по-китайски. Что-то вроде еды…

— Чуфан или чафан, — добавил Левковский. — Это еще и китайский мясной салат так называется. Меня им как-то угощали…

— Слышал такое. — подтвердил Антоненко. — У меня когда-то тоже бойцы — дальневосточники были. Всегда так говорили. Аксенов, доставай последние консервы… Чуфанить будем…

Неторопливо позавтракав остатками своего сухпайка и запив его припасенной во флягах водой, решили дождаться когда солнце поднимется повыше и разгонит висевший над долиной туман. После еды на разговоры не тянуло, поэтому Антоненко приказал всем отдыхать, а сам, взяв бинокль, расположился в углу башенной площадки, огражденной каменными блоками. На ней не было, привычных для европейских крепостей, зубъев, служащих укрытием для стрелков. Ограждение доходило Николаю чуть ниже пояса, благодаря чему, можно было спокойно разглядеть, что находится на этом склоне горы, почти под самыми башнями…

Постепенно туман рассеялся и перед ним открылась удивительная по своей красоте панорама нового мира.

Долина представляла из себя большое продолговатое плато, окруженное со всех сторон горными хребтами. Его ширина возле горы, на которой находилась группа Николая, составляла около десятка километров. Плато, постепенно сужаясь, уходило вдаль, где окружавшие его хребты снова соединялись в одной целое и терялись в облачной дымке.

"Километров пятнадцать будет, а то и все двадцать!" — подумал Николай, глядя вдаль с почти трехсот метровой высоты над плато.

Склоны, окружавших плато горных хребтов, сначала отвесные, почти вертикальные, постепенно снижаясь, переходили в пологие холмы, заросшие густым зеленым лесом.

Плато не было ровным. Продолжая постепенно снижаться, холмы переходили в неширокую покрытую лесом наклонную равнину, в центре которой, расположилось голубое озеро, извивавшееся как змея и делившее плато вдоль почти на равные половинки.

"Как гигантская трещина в земле". - машинально сравнил Николай.

Озеро, как бы повторяло плато. Вблизи горы, оно имело ширину около километра, но по мере удаления, ее берега становились ближе друг к другу. От подножья большой горы до озера было около двух километров. Противоположный берег Николай не смог увидеть, так как он исчезал в дальнем лесу, где соединялись оба хребта.

Было хорошо заметно, что правый горный хребет, намного ниже левого, на котором они нашли взлетную полосу. Да и лес там был не таким густым, как на левом. Кое-где виднелись небольшие полянки и просеки. Вершина хребта была почти плоской, покрытой кустарником и другой низкой растительностью.

— А это что такое? — удивленной воскликнул Антоненко, разглядывая в бинокль правый хребет. — Террасы! Мать моя, женщина! Точно! Ступенчатые террасы и ведущие к ним сверху каналы! Творение рук человеческих!

Террас было около двух десятков. Неширокие возле вершины хребта, снижаясь по склону, они достигали в ширину до несколько десятков метров, а последняя была даже под сотню! В высоту каждая из террас была около пяти метров. Их стены были выложены каменной кладкой, а края террас заканчивались дамбой составленной из каменных блоков. Переходом между террасами, для их соединения, служили каменные лестницы с площадками. Общая длинна террас составляла несколько сот метров. Все террасы заросли густой растительностью и было заметно, что их давно никто не обрабатывает.

С вершины хребта к террасам было проложено несколько водных каналов выложенных каменными плитами, а водоводы, прорытые между террасами, позволяли воде переливаться с одного уровня на другой.

С высоты своего наблюдательного пункта Николай не мог увидеть есть ли в этих каналах вода, но было видно, что и с другой стороны хребта также имеются похожие террасы.

Проводя биноклем по террасам ближе к горе, Антоненко на мгновение замер:

— А слона-то я и не заметил! Старый пень, службу забыл?! Должны же ведь где-то жить те, кто это все построил!

В месте, где правый хребет врастает в большую гору, немного выше него, находилась почти ровная природная платформа, являющаяся большим выступом из горы. На ней был расположен небольшой город, состоящих из пару сотен каменных сооружений и зданий, имеющих различные формы и размеры. В центре города была большая, почти круглая площадь, а от нее радиально, в разные стороны, отходили улицы, делившие город на кварталы и отдельные дворы. Город был окружен высокой, больше пятнадцати метров, массивной каменной стеной постепенно переходящей в отвесный склон горы. Стена была около десяти метров шириной и имела небольшой уклон во внутрь к городу. Внешняя сторона стены была сложена из каменных плит высотой не менее пяти метров каждая и весом в несколько десятков тонн. Все они были тщательно обтесаны и подогнаны друг к другу, словно в гигантской мозаике, все швы прямоугольные, даже если у плиты восемь или двенадцать граней. Вход в город осуществлялся через проход в большой квадратной башне, находящейся в каменной стене, расположенной в нижней части города по склону горы. От проходной башни, вниз вела выложенная камнями дорога исчезавшая в лесу. Также по углам городской стены возвышались две угловые башни с которых контролировались все возможные подходы к городу. Проход в центральной башне был закрыт большой гранитной плитой. В нижней части города, перед проходной башней, была большая площадь, наверное ранее служившая местом для рынка.

Через город в долину проходило несколько водных каналов выложенных каменными плитами. Через каналы были перекинуты четыре моста состоящих из больших плит. По дну каналов текли небольшие ручейки воды, которые спускаясь вниз, сквозь небольшие отверстия в общегородской стене, попадали в большие прямоугольные бассейны, похожие на отстойники и находящиеся за городской стеной, немного выше по вершине хребта над каналами террас. По видимому, эти отстойники служили своеобразными очистными сооружениями, из которых вода направлялась по водоводам на террасы, орошая их.

Осматривая город, Николай не заметил ни одного движения. Город был брошен и по-видимому, уже давно. Часть сооружений и домов развалилась, но больше половины еще стояли. Почти все сооружения и улицы, заросли высокой травой и кустарником. Среди двориков часто встречались растущие в них раскидистые деревья, дающие хорошую тень и небольшие площадки заросшие травой, очень напоминающие огороды. Иногда даже попадались и маленькие бассейны, но без воды.

Великолепные сады были в запустении, фонтаны заброшены и один лишь их вид говорил, что когда-то они источали прохладную воду.

Все улицы города были выложены плоскими ровными каменными плитами, по краям которых тянулись сточные канавы, также прикрытые плитами.

Ближе к центру города были расположены большие здания, похожие на дворцы. В отличии от других домов, некоторые из них были в два этажа и имели крыши из плит. На самой площади находилось сооружение очень похожее на фонтан или небольшой бассейн, но без воды. Рядом с ним возвышался какой-то памятник, то ли девушка с веслом, то ли парень с копьем.

На краю площади Антоненко увидел большое здание наполовину без крыши, имеющее сзади огражденный двор.

"Дом правителя или храм". - подумал Николай.

От площади, мимо этого здания, к склону горы вела выложенная большими плитами широкая дорога постепенно переходящая в большую каменную лестницу.

Ведя биноклем вдоль этой дороги, а затем и лестницы, Николаю, незаметно для него, пришлось перегнуться через парапет ограждающий площадку башни.

— Вот, черт! — ругнулся он. — Чуть не перелетел вниз головой!

Заняв место поудобнее, Антоненко продолжил изучение местности.

Внизу, немного в стороне от большой башни, где была его группа, на другом, уже на меньшем выступе горы, возвышавшемся над городом, была расположена крепость. Именно в эту крепость и вела дорога с лестницей из города.

То, что это именно крепость, а не как город внизу, было понятно по ее форме и содержанию. Крепость ограждали огромные каменные блоки укрепленные на отвесных скалистых склонах. Вход в крепость осуществлялся, также как и в городе, через проходную башню, закрытую большой гранитной плитой. Крепость была в два раза меньше города, но в отличии от него имела три яруса обороны. За внешней стеной, внутри крепости, находился первый самый широкий ярус, где имелись различные хозяйственные постройки, даже небольшая площадь прямо перед выходом из крепости. Второй ярус находился выше первого и также был огражден стеной из больших каменных блоков и напоминал цитадель. Там, по-видимому, находились жилые помещения, так как он почти весь был заставлен большими красивыми зданиями, возле которых проходили выложенные плитами дорожки, располагались каменные скамейки, возвышались различные статуи и даже имелось что-то похожее на газоны, густо заросшие травой. В середине этого яруса располагалась небольшая площадь. Вход на второй ярус также был заложен большой плитой.

От второго яруса на третий, почти вертикально вела стометровая неширокая каменная лестница с каменными перилами. Она заканчивалась большой площадкою огражденной стеной состоящей из каменных блоков, но размером уже поменьше, чем на первых двух ярусах.

На этой площадке находилось одно единственное прямоугольное здание, но огромных размеров. Сверху было невозможно разглядеть вход в него, было видно только одну крышу составленную из громадных наклоненных плит. Здание не имело задней стены и как бы вырастало из горы.

Попасть в эту крепость и на все три ее яруса можно было только поднимаясь по лестнице снизу, из города, или, имея сноровку и смелость, а также хороший длинный канат, спуститься по почти отвесной стене с террасы, где находилась группа Антоненко. От террасы до третьего яруса было около ста метров.

Узкая лестница ведущая в большую башню, откуда Николай делал рекогносцировку, спускалась вниз, в стороне от крепости и города, до самого подножья большой горы. Она терялась где-то в расположенном внизу лесу. По тому, как отесывались камни башни и на ступенях, было заметно, что ее и террасу построили гораздо позднее чем город и крепость.

— Ну что там, командир? Есть на что посмотреть-то? — рядом с Николаем зевая встал Нечипоренко.

— Не только посмотреть, но и потрогать, если конечно, спустишься вниз.

Окинув быстрым взглядом долину, Алексей воскликнул:

— Красота-то какая! Ляпота!

— Да ты не туда смотришь. Вниз и направо посмотри. — предложил ему Антоненко протягивая бинокль.

— Ё-ма-ё! Прямо Мачу-Пикчу какое-то, ей богу!

— Непочатый край работы для нашего профессора!

Из-за спины Нечипоренко возник профессор Левковский:

— Что это вы, тут, про меня, говорите?

Николай посмотрел на Алексея и они, поняв друг друга, весело рассмеялись:

— Павел Иванович! Вы нас, конечно, извините, но вы, прямо как тот черт из сказки, вспомнишь про него, а он тут как тут!

Левковский с полушуточным видом осмотрел себя со всех сторон:

— Да вроде бы ни рогов, ни копыт, ни хвоста, я на себе не замечаю! — вдруг он хлопнул себя по лбу. — Вот старый черт! А бородку-то козлиную, я забыл убрать! Вот попал, так попал! Простите люди добрые, не серчайте на старого черта! Расскажите, что вы здесь увидели!

— Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать, Павел Иванович! — ответил Нечипоренко и протянул бинокль профессору. — Вот, возьмите бинокль и сами полюбуйтесь!

Левковский осторожно взяв в руки бинокль, принялся рассматривать древний город и крепость. Изучал он их долго, иногда что-то бормоча себе под нос. Уже вся группа была на ногах и старалась рассмотреть, что же обнаружил их командир. Из-за своего небольшого роста только Будаев не смог полностью увидеть крепость стоя на площадке башни. Он, не долго думая, лег на широкий каменный парапет и через оптический прицел своей винтовки стал изучать все, что находилось внизу.

— Сержант. — обратился к Юрченко Николай. — Вместе с Будаевым, поднимитесь на ту башню, что справа от нас и посмотрите, что находится там, за этим хребтом. Заодно и всю террасу осмотрите, а то вчера толком ничего и не видели.

— Есть, командир.

Юрченко, подхватив автомат, позвал за собой Будаева и они ушли.

После почти получасового изучения, первым нарушил тишину профессор Левковский:

— Ну, что я вам могу сказать, господа! Судя по характеру строительства, этот город и крепость над ним, строили очень давно. Наверное, еще до рождества Христова. Все здания в городе и крепости по своей архитектуре напоминают древнегреческие или что-то похожее на них. Здесь жило, примерно, до двух тысяч человек… И что-то мне эти строения напоминают виденные мною в горах Тянь-Шаня… Хорошо бы там пройтись и все рассмотреть…

— А что, нам мешает, профессор! Сейчас быстренько спустимся и все посмотрим! — пошутил Нечипоренко. — Может быть и жить останемся, если конечно понравится!

— А это мысль! — вдруг поддержал его Антоненко. — Зачем нам строить землянки и все остальное, когда вот оно! До нас уже кто-то все построил! Заходи и живи! Молодец, Леша!

— Эх молодежь, молодежь! Все у вас быстро и просто. — вздохнул Левковский. — Гладко было на бумаге, да забыли про овраги! Вы представляете сколько там всего за это время насобиралось?! А вдруг местные жители вымерли от какой-то весьма страшной болезни?! Она может сохраниться и до настоящего времени. Я уже не говорю о змеях и других гадах, обычно живущих в подобных местах! Судя по тем полувысохшим каналам, и с водой здесь большие проблемы…

— Зато место какое, Павел Иванович! Вы только посмотрите! — не хотел уступать Антоненко. — С военной точки зрения, здесь идеальное место для обороны! Господствующая высота над местностью и неприступная крепость! А вода здесь есть! Мы же знаем, что в горе есть целое большое озеро и каналы эти не просто так построены! Значит где-то они соединяются! Найдем! Дайте только время!

— Командир! А времени-то у нас, вагон и маленькая тележка! Мы ведь никуда не спешим и мне кажется, что уже пришли. Дальше идти, пока нет смысла. Лучшего места не найти. — проговорил Нечипоренко. — И желания куда-то еще топать, у меня больше нет. Я бы здесь остался.

— И я тоже. Надоело уже мыкаться… — подал свой голос Аксенов.

Левковский еще раз в бинокль осмотрел всю долину. На его лице отразилась борьба различных внутренних мнений и в конце концов он выдал:

— В принципе, этот вариант тоже приемлем. Судя по растительности и моим ощущениям, высота здесь около трех километров над уровнем моря, а внизу, в долине, еще меньше. Выше — холодно, ниже — жарко. Учитывая, что мы почти на экваторе, то здесь, самое оптимальное место для нас, для европейцев. Правда к этим горам еще привыкнуть надо…

— А куда нам деваться, Павел Иванович! Надо, значит привыкнем! — радостно отозвался Аксенов.

— Рано радуетесь, юноша. Согласятся ли остальные здесь остаться? — засомневался профессор.

— А это, мы сейчас и узнаем. — Николай повернулся к Нечипоренко. — Алексей, давай связь с лагерем!

Подошедшие Юрченко с Будаевым доложили, что с другой стороны правого хребта также имеются похожие террасы, но они короче чем с этой стороны. Склон хребта почти вертикально спускается в глубокое ущелье, по дну которого течет широкая бурная речка с заросшими густым лесом берегами. Дальше идет горная цепь, но уже ниже, чем здесь. Других выходов на эту террасу, кроме тех, что они уже нашли, обнаружено не было. В горной стене они увидели больше двух десятков вырубленных ниш с такими же, как и в башнях мумиями. Но те, до того были высушенными и с истлевшей одеждой, что даже от небольшого прикосновения рассыпались на глазах.

Переговорив с Уваровым по рации и доложив об увиденном, Антоненко принял решение всей группой спускаться вниз. Людям надо нормально отдохнуть, поесть и выспаться, да и отмыться не мешало, а то обросли грязью и воняют как черти…

Конец первой книги

Продолжение следует…