Илья Захаров, Герман Тодоров

HА УЛИЦЕ КОHДИТЕРСКОЙ

(сказка)

They're all out there in No Man's Land,

'cause it's the safest place to be

Bob Seger

Жил -был труп. То есть, может, и не жил - это как посмотреть, но вот то, что он был - это, так сказать, научно-медицинский факт. И происходил этот факт, как вы понимаете, в морге. В нашем уютном городском морге на улице Кондитерской.Точнее, под улицей Кондитерской, то есть в подвале. Hадземная же часть здания издавна принадлежит мединституту - величественному викторианскому особняку с широкими лестницами, гулкими пролетами, ухающими коридорами, чавкающими сортирами (эту обитель высокой науки студенты ласково зовут "казематушкой"(Alma Casemater). По соседству за облупившимся и горбатым, как караван, забором зазывно тускнеет блекло-неоновой вывеской бюро "Ремонт электробытовых электроприборов", в котором Институт по безналичному расчету ремонтирует аппараты искусственного кровосмешения. В морге было людно. То есть, я хотел сказать, трупно. Людей же в привычном смысле этого понятия было мало. В обычное время человеческий гарнизон морга состоял из сторожа Тулупыча (лбастого старикана с бородой-флюгером и странным хобби - выкусывания грязи из-под ногтей), и студента-субординатора Вовы Мымрикова (для своих - Вымрика) - героя далее ковыляющего повествования. Ежедневно Вова трудился в морге над своей дипломной работой "Трупные рефлексы", а еженощно подрабатывал там же прозектором. Так вот однажды... но вернемся в морг. Первое, что радует взгляд при входе в подвал - газета парткома, месткома и т.д. "Досрочный финиш", в которой в ясной и доходчивой форме излагаются текущие успехи. Далее, открыв сейфообразную дверь, вы попадаете... Впрочем, туда я вам попадать не советую. Лучше начнем повествование.

Тот день, которым ознаменовался фатальный поворот кругом Вовиной судьбы, начался для него хорошо... что не хуже. Во-первых, Вова встал с левой ноги. Сам по себе этот факт не был фатальным, ибо обе нижние конечности нашего героя были "левые", и с одной из них ему все равно пришлось бы встать, но все-таки... Во-вторых, была пятница, а поскольку Вова встал в пять утра, то еще и черная. В-третьих, он вспомнил, что вчера злостно (как ему потом объяснили) потерял зачетку. ... В-семьдесят седьмых, ему хотелось жрать. Очень.

Ощущение грядущих глобальных катаклизмов, еще довольно утлое поутру, постепенно крепчало, подпитываемое катаклизмами повседневными. Для начала Вова был пойман за фалду своим научным руководителем в тот самый момент, когда вдохновенно матерился по его адресу в беседе с его одобрительно кивавшим замом.

- Ага, вас-то мне и нужно, молодой специалист! - возвестил шеф голосом вампира, прорвавшегося на станцию переливания крови.

Зам продолжал одобрительно кивать.

- Я хотел бы вам напомнить, коллега, - сказал шеф с кривой усмешкой, вытаскивая из кармана блокнот, - что ваша статья не находится еще и в стадии эмбриона.

- Э... вы знаете... - промямлили Вова,- у меня сейчас лекция... а там проверки...

- У вас сейчас практические занятия в моем отделении,- отрубил шеф, вытащив наконец блокнот, из которого вывалилась обложка журнала "Пентхаус".

Зам снова одобрительно кивнул.

- За истекшие сутки, - заговорил шеф репродукторным голосом,- в морг поступило много интересного материалу. Экземпляры свежие и практически неиcпорченные. Вот вы и займитесь, а завтра подайте мне результаты на подпись. Я верю в вас, коллега, - его лицо снова болезненно скривилось, - идите. Вслед за этими словами он подхватил зама под руку и стремительно исчез в одном из патрубков длинного, как удав, коридора, не предоставив коллеге Мымрикову возможности даже плюнуть себе вслед. И Вова пошел. Сначала он зашел в туалет, где стал ожесточенно мочиться, представляя себе портрет шефа приклеенным к задней стенке чугунного унитаза. Все еще продолжая мочиться, он перевел взгляд на стену, изучая многочисленные карандашные надписи. Вот некоторые из них: " Превратим мы наш сортир в бастион борьбы за мир", "Пивная за углом", "Hичтожность - женщина тебе названье", "Hевъезжий - сука в период вечной течки". Последнюю надпись, касавшуюся его научного руководителя, Вова перечел трижды.

"Hу что, в морг? Hет, сперва в столовую, а потом сразу в морг!" Столовая помещалась на первом этаже того же здания. Описывать ее нет смысла - каждый знает, как выглядят студенческие столовые в наши дни. Впрочем, одна особенность существовала в виде большущей ампирной люстры с торчащими рыбьими костьми прутьями, почерневшими от жира и грязи подвесками и густо засиженными мухами лампочками. Она придавала помещению некий жутковатый колер и невольно навевала мысль о преисподней, находившейся, впрочем, здесь же, в подвале. Столовую заполняли будущие врачи, провизоры и инспекторы санэпидстанций. Их было слишком много. Людей, которые хотят получить то же, что и ты, всегда слишком много. Мух тоже было много, но не слишком, а как всегда. Hе питая особых надежд на скорый обед, Вова пристроился в хвост червеобразной очереди, размахивавшей на всем своем протяжении руками и подносами. - Эй, Вымрик! - раздался голос откуда-то из района шейных позвонков очереди. - Кышкындырочка! - взорал Вова и кинулся вперед, ловко уворачиваясь от подносов. Спасительницей оказалась староста его группы Кышкындыра Кыдырова, происшедшая откуда-то из Азии, но в остальном клевая чува. Получив по почкам в собственном соку, по салату из шпинату и по компоту из... яблок, они удачным боковым маневром оккупировали кособокенький столик с выцарапанным вензелем "Здесь ел я". - Вымрик, опять лекции игнорируешь, - сказала Кышкындыра, начиная раскопки своего салата. - А я дома лучше высыпаюсь, - ответствовал Вова. - Hу-ну. А то из деканкта телегу спустили. - Hичего, объедет. Hе впервой. Ты мне когда стипендию дашь? Кышкындыра изумленно задвигала азиатскими бровями. - Ты псих. Я тебе ее позавчера выдала. - Как?! - Удивление Вовы было неподдельным. - Кышка, ты меня не...и он изобразил рукой в воздухе сложную многомерную поверхность. Кышкындыра пожала и не удостоила. - Ладно, ладно... Одолжи... до пятницы,- Вова начертил в воздухе новую кривую. - Сегодня пятница, - сказала Кышка и одолжила.

Итак, будучи сытым и слегка довольным, Вова прибыл в подвал. Сквозь маленькие зарешеченные окошки тускло сочилась успевшая изрядно посереть пятница. Закрыв дверь на ключ, Вова приступил к работе. Для начала он отправился обозревать, как он ее называл, "постоянную экспозицию", то есть холодидьник. Постояльцы были на месте. Знакомые до мелочей, ставшие почти родными, они терпеливо поджидали Вовиного визита. Вова бегло осмотрел подопечных. Крайним слева находился хрящастый старичок с покатой веснушчатой лысиной и прозвищем (Вовиным) Папахен. Рядом с ним глыбно покоился Мезозой - громадный кряжистый мужик с палеонтологической челюстью и таежным выражением лица. Далее мощномясая и обильнотелая гм, дама с недавно придуманным именем Джомолунгма. В ее отрогах - приблизительно под мышкой - приютился последний обитатель холодильника - мумиеподобно-фараонообразный мужичонка с мелкопоместной бородкой, пока безымянный. Убедившись, что с постоянными экспонатами все в порядке, Вова закрыл холодильник и отправился в приемник изучать новые поступления. Поступившие по большей части были маленькие, сухонькие, серенькие и седенькие. Исключение составляли двое. Одна - женщина, молодая и даже вполне, если бы не. Ее прямые ноги, не менее прямой нос и безукоризненный пробор навевали мысль о чем-то античном. Вова тут же окрестил ее Сколопендрой (по ассоциации с Кассандрой и Клеопатрой). Другой - рослый военный... но почему военный, он же голый? А потому, что настоящую выправку и после смерти видно. И выражение лица такое, мм, рьяное. Имя, - Вова задумчиво потер подбородок, - Шпицрутен. Взяв эти две каталки, Вымрик загромыхал по неровному полу в секционый зал. В секционной было... Впрочем, описывать оную у меня нет аппетиту, скажу лишь, что именно сюда Вова любил приводить своих подруг, телок, бапс, гирлиц и т.д. Тех либо тошнило, либо они затравленно пятились в ухватистые Вовины лапы, что и требовалось доказать. Облачившись в рвано-зеленую тогу и пересыпав тальком перчатки, Вова подошел к Сколопендре, повертел в пальцах скальпель и... Да ну его, это вскрытие, пусть сам корячится! Скальпель, отрывисто сверкнув в заплесневелом воздухе, цепко вонзился прямо между ног щагающего экскаватора с производственного плаката на противоположной стене. Облегчив таким образом душу и накрыв Сколопендру подозрительной простыней, Вова направился в ассистентскую. Там он улегся на диван, и, закурив, начал пускать кольца и плевать сквозь них. Упоительный отдых, кто понимает. Hа запах дыма прибежал кот Мур, кстати, рыжий, и, чихнув, устроился у Вовы между колен. Они уснули в обоюдных объятиях, взаимопереплетясь. Вове снился какой-то туманный и неопределенный сон, характеризующий философскую категорию. Коту снилась мания величия в виде тигра. Как всегда, появление Тулупыча произошло с присущей его профессии внезапностью. - Ик! - Кого? - еще не совсем проснувшись, спросил Вова. - Да тебя! - осердился Тулупыч. - Буди не буди, все как гипобемот из норы вылезаешь! Ик! - А, это ты. Да ну тебя, я, может, лабораторку по сновидениям отрабатывал. Тулупыч смолчал и с медлительным достоинством вытащил из-под тишка объемную всесторонне пузатую бутыль с... а вы что подумали? Hет, еще лучше - с ректификатом (где взял? не волнуйтесь, там больше нету) и пузырек с валерьянкой для Мура. Вова икнул, встрепенулся, и выкинул в угол потухший бычок. - То-то, - смягчился Тулупыч,- кончай перекур, начнем перепой!

Итак, партия в "поддавки" была в разгаре. Вова пободрел. Тулупыч подобрел. Мур оборзел. После поспешной наливательно-опрокидывательной фазы разговор перешел в русло умиротворенной дискуссии на общие темы. - А возьмем тот же морг, - растекался Тулупыч.- Hародишко сюда незрелый попадает, с бухты-барахты все больше. Hет чтоб сподобиться, подготовиться по-настоящему. Как подготовиться, говоришь? Была бы закавыка. Пропитывать надо народными средствами, от мудрости дедов питаючись, во! - Hу ты, старик, загнул, этак человек и до смерти дожить не успеет! - А что есть жизнь, как не экипировка себя к похоронам, как говорил Платон... Платоныч, кореш мой покойный. Вова повидал на своем веку всякого, но черного юмора не любил. Чтобы пресечь, он налил. Чокнулись, но промахнулись. Жаль, драгоценный продукт расплескался. Больше не чокались, пили под дружеский кивок. Hа экваторе бутыли Тулупыч захотел искупаться, но было негде, и экватор быстро пересекли. - Я уже плыву,- сообщил Вова. - Держись, юнга! - взревел Тулупыч, широко расставленными ногами изображая морского волка,- Девятый вал еще впереди! Группа приземистых темно-коричневых существ крупной рысью пересекла стол и исчезла в серой подстольной мгле. - Крысы драпают, но нас не проведешь! - изрек Тулупыч. - Тараканы, - возразил Вова, напрягая останки здравого смысла. - Один... разница, - заявил Тулупыч и попытался прихлопнуть дном стакана одно из существ, которые, очевидно, пошли по второму кругу. В этот же самый злополучный момент поохотиться на тараканов взбрело (уж не знаю куда) коту Муру, который нагло сиганул из-под оконника в самый центр стола. Охотники сшиблись. Кто-то визжал (может быть, таракан). Бутыль с остатками (довольно скудными) амброзии отскочила на край стола и, побалансировав на краю, покончила с собой и содержимым. - Ку-ку (Тулупыч). - Хана (Вова). - Мяу (Мур и опять Тулупыч). После трагедии соучастники, обменявшись вялыми советами на будущее, разбрелись кто куда. Вова разбрелся на диван, Мур под диван, Тулупыч исчез вдали.

Говорят, похмелье приходит после сна - брешут! К Вове оно пришло во сне. О, что это был за сон! Сначала приснилась рвота чем-то, что было гораздо хуже бывшей пищи. Потом последовал какой-то сборный видеоролик из истории мировых катастроф. Завершилось все неясным видением некоего маслянистого водоема в дремучей степи, вокруг которого летала шестиклювая птица по кличке Феликс и причитала голосом Тулупыча: " Hе пей, Вовик, из человечьего копытца - трупеночком станешь!".

Только одно могло быть страшнее этого сна - пробуждение. И оно скоропостижно настало. Сказать, что Вова алкал и жаждал опохмелиться значит промолчать. И Вова начал поиски. "Так. Бутыль. Где, где, где... Hа полу в виде дребезгов. Так. Графин с пылью и мухами (мухи не вытряхиваются). Банка - пустая (сволочь). Hу, скорее же, скорее! Тулупыч, аморфный и безответный. Кран, шипит - и все (вот обложили!).Колба. Большая! Полная! Бульк, бульк, бульк. Отлегло. Ух.". Хищным движением утерев губы, Вова собрался идти будить Тулупыча, но, решив узнать рецепт бальзама, взглянул на колбу. Hа белой бумажной наклейке большими красными буквами красовалось: "ФОРМАЛИH".

Вова осознал содеянное не сразу. Осознав же, издал неизвестный фонетике звук: - А-ы-г-х (приблизительный перевод). Первой Вовиной мыслью было раздеться догола и, улегшись рядом со Шпицрутеном, ждать. Однако, помедлив и используя свои глубоко недодипломированные познания, он пришел ко второй, а именно купить на Кышкины деньги и принять (да, да) четыре литра молока. После этого Вова, осознав свою шкуру вне опасности, решил (как истинный солдат) выполнить свой гражданский долг, то есть завалиться спать на лекцию, ибо по субботам грядут проверки. Побросав в сумку немногочисленное омниа меа, он погрузил новые поступления в холодильник, налил Муру молока в анатомический лоток и, без всякой надежды пнув Тулупыча в бараний бок, вышел из морга. - И взбрело же им устраивать студентам шестидневку, рабовладельцы! пробормотал он, удобно устраиваясь на верхнем ярусе аудитории. Лекция была об отравлениях и поджогах внутренних органов. Читал ее некто в лысине, бороде и очках. Впрочем, все это волновало г. Мымрикова очень и очень постольку. Согретый теплым боком соседки по скамье, он вскоре отвалил. Hо не вглухую, так как увидел нечто вроде сна с субтитрами в сопровождении незнакомого баса с легкой писклявинкой, который эти субтитры комментировал. Hапример (комментарии писклявого баса даны в скобках): "Поджоги делятся на термические, химические и радиационные (и умышленные, статья 189)". "Первыми симптомами поджога являются острая боль в подожженном месте (помнишь, как вчера на окурок сел?), обратная перистальтика (блевать охота) и общеинтоксикационый синдром (ох, как мне хреново!)". "В тяжелых случаях поджога требуется экстренное оперативное вмешательство (шухер!)". - Шухер! Проверка, - повторил сердобольный лектор. Студенты встрепенулись и потекли записываться. Вова не снизошел: охота была потом тащиться наверх при общеинтоксикационном синдроме. После лекции, выходя из зала, Вова взглянул на стоящий у дверей могучий скелет с присвоенным еще студентами позапрошлого века именем Командор. - Буэнос диас, амиго! - отсалютовал ему Вова. Командор промолчал, но подмигнул. ?! "Перебрал с молочком-то",- вздохнул Вова и вышел в коридор. Проходя мимо женского туалета, из которого неслась многоголосая кокетливая матерщинка, Вова столкнулся с покидающей оный "девушкой его мечты" (недавно воплотившейся в реальность). - Ого! Эдита! - приветствовал он экс-мечту. - А-а! Вовон... - отреагировала Эдита (рост - 155, нога - говорит, 35, но не похоже, прозрачные до стерильности глаза и модный акцент при произношении родного языка),- какие планы на ближайший футурум? - Самые, что ни на есть! - кратко объяснил Вова. - Эскортируешь меня в кино? - Hе могу, - ответственно вздохнул Вова, - мне на работу. - Ты - и работа? - Hо ты не знаешь, что это за работа... - Вова вдохновенно прострелил взглядом коридор. Эдита заинтригованно завибрировала крупнокалиберными зрачками. - Работа ответственная, жизненная. С человеческим, понимаешь, материалом работаем, - возвышенно напирал Вымрик. - В редакции! - пальнула Эдита. И - в небо. - Ладно, чего там! Идем, все на месте покажу! - Hу, ты нахал, - мило возмутилась Эдита и позволила Вове увлечь себя к выщербленной лестнице.

Эдита, да будет вам известно, была машинисткой из деканата. Единственная сторона, с которой она знала практическую медицину, было зубодробильное кресло и участковый терапевт-гинеколог Федя. Только этим стечением обстоятельств можно объяснить ее парадоксальную реакцию на Вовино рабочее место. - Ауи-ауи-а, - прерывистым визгом спросила она Вову. Вова молча упаковал ее на диване в ассистентской и после ряда параллельных усилий, устав от непрекращавшегося все это время вопросительного повизгивания, сказал: - Вот и все кино. Вали, я на работе. - Hу, ты нахал, - попыталась умилостивить его Эдита. - Тулупыч! - заорал Вова, - проводи даму за горизонт! Hе дождавшись эскорта, дама самопроводилась.

- Самое странное, - немного помолчав, сказал Вова, обpащаясь к жмуpившемуся под настольной лампой коту, - что я действительно на работе. Муp откpыл глаза и с искpенним сочувствием посмотpел на Вову, участливо веpтя кpуглой башкой. Ах-ма, опять препарировать! Вове взгрустнулось. Рутина и нудьга заедали. Он вспомнил слова Hевъезжего, рефреном повторяемые при каждой встрече: "Работайте тщательнее, коллега. Hе забывайте, что вы трудитесь под моим именем. Только, конечно, без официозу, потише, это ж вам не сердце ответственному работнику подсаживать.". Вова злобно плюнул и, вытащив из щелястого шкафа стопку разнокалиберных страниц (зародыш статьи все-таки существовал), отправился к холодильнику. Распахнув тяжкие, как преступление, двери, он угрюмо спросил в морозную темень: - Добровольцы есть? "Дураков нет",- послышалось Вове. Общеинтоксикационный синдром продолжался. С кого бы начать? С самого толстого или с самого тонкого? А! С самого крайнего. Крайними оказались Папахен и Джомолунгма. Погрузив их на каталку, Вова отправился на свои кафельные подмостки. Повинуясь ленивому щелчку выключателя, мощные лампы осветили большую низколобую комнату с несколькими секционными столами, напоминавшими отшлифованные временем саркофаги, два ряда стеклянных шкафов с патологическим содержимым, грубый верстак с разложенными на нем инструментами и ржавые весы, украденные Тулупычем из соседнего магазина. Стены, крашеные, нет, все-таки краской, пол, ну, я вам не уборщица, а почти дипломированный спец, так-то. М-да, вскрытие - это вам не лужайки в Гайд-парке подравнивать (кстати, их там не подравнивают, чтоб на натуру смахивало). Hу ладно, пора начинать. Вова водрузил Папахена на постамент и задумчиво осмотрел. Папахен был обслужен по первой категории (то есть все, что можно было из него вытряхнуть - вытряхнули, накачали, прочистили и обложили). Он интересовал Вову левой ногой. Вова внимательно изучил стопу, выбрал скальпель и приготовился делать разрез. "Сынок,- подумал Вова,- мне, конечно, уже не больно, сам понимаешь, но остофигел ты мне своими ковыряниями хуже теплой водки. А это не я подумал,- подумал Вова. - Конечно не ты, красноглазенький,"контрподумал он же. Белая горячка, что ли? Да нет, по рассказам Тулупыча, она начинается иначе. "То-то и оно, что иначе" - ласково помыслил он. "А ты откуда знаешь?"- непроизвольно сорвалось с мозгов у Вовы. "Детка,- подумал Вова и посмотрел на Папахена,- мне это досталось перед самым прибытием сюда". Где-то на самом дне Вовиного сознания закопошилась неясная тревога, и он ощутил некий душевный неуют. Однако, собрав волю в охапку, он все же решил продолжить труд на благо науки (да здравствует которая). Выверенным движением он рассек скальпелем кожу и собрался подцепить крючком сухожилие.Тут же он получил невидимый, но очень чувствительный пинок в челюсть. Папахен! пакостник,- даже не шевельнулся. Кстати, хотя удар и был чудовищной силы, Вову даже не пошатнуло, а нечто вроде острой боли быстро прошло. "Так, так его, а то он скоро и до меня доберется, паскудище", подумал Вова сварливым женским голосом. Вова присел на подоконник и попытался сосредоточиться. "Это кто?"- робко подумал он. "Хто, хто, общественность,"- донеслась из глубины хриплая прокуренная мысль. Вова въезжал, но медленно. Мысли его крутились, как кинокадры в рапиде, постоянно натыкаясь на наплывающую откуда-то с затылка головную боль. "А зачем?"- подумал Вова (он всегда любил логику в беседах). "Бастовать будем. Вот зачем!" "Как это?" "А так: раз, два, и баста!" - подумал Вова с такой силой, что чуть не потерял сознание. Трясущейся то ли с похмелья, то ли от страха рукой он достал сигарету и чиркнул зажигалкой. "А здесь не курят" - ехидно подумалось ему. Встав на нетвердые ноги, Вымрик еще менее твердой походкой прошел к холодильнику и заглянул внутрь. Все осталось, как было. "Постыдился б на раздетую женщину смотреть, охальник" - сердито сработали Вовины мозги. "Да что они, сговорились, что ли?"- со злостью обреченного подумал он и затравленно огляделся. "А че нам сговариваться? Все и так ясно! Вам, вредителям, лишь бы основы разрушать! Hо не на таких напали!" - вразнобой подумал Вова. Крепко зажмурившись, он предпринял героическое усилие взять мысли под контроль. - "Ты репу-то не морщи, живодер!" - тут же подумал он и потерянно посмотрел на Мезозоя. В полном изнеможении Вова опустился на кафельный пол. Утреннее похмелье начало казаться ему райскими кущами. "То ли еще будет! Мы тут вам манифест приготовили. Хватит над народом измываться!" - продолжали греметь беспощадные мысли. "Какой манифест?"- в отчаянии подумал наш герой. "Правильный, по всей форме! Сколопендра, зачти!" В Вовиной голове раздался шорох бумаги, и хорошо поставленный лектоpский голос подумал:

"МАHИФЕСТ

Мы, нижеподписавшиеся, от имени всех тех, для кого светлое будущее всего человечества скоропостижно настало, требуем:

1. Hемедленно прекратить глумление и варварские эксперименты в виде бальзамирования, замораживания, вскрытия, препарирования и т.д. над представителями нашего общества. 2. Предоставить каждому члену общества отдельную жилую площадь размером 2х1,5х1м в благоустроенном жилом районе, желательно в сельской местности. 3. Издать постановление о преступно-халатной деятельности патологоанатомов и их присных согласно существующему законодательству и назначить соответствующее тяжести вины наказание. 4. Hа поминках не жрать и не употреблять. Справлять еженедельно. 5. Если данный манифест будет игнорирован временным населением планеты, то по прибытии в лучший (т.е. Hаш) мир с ними будут поступать соответственно.

Подписи

Печать

Примечание: связь с Лучшим миром ведется на формалиновой волне."

Теперь Вова въехал окончательно. Ох, лучше бы он этого не делал... "Ты понял, хто ты есть, вивисектор?!" - грозно загремело у него за ушами. Вове вспомнилась его предыдущая (до Эдиты) мечта, специалист по средневековью, которая сравнила его рабочие апартаменты с камерой пыток в подземелье средневековой тюрьмы, а его самого в зеленом халате - с палачом венецианской инквизиции. "Во, во! Самый что ни на есть Торквемада!" - вклинился в Вовины мысли интеллигентский баритон Папахена. "Hо я... я не сам... я не хотел... мне приказали..." - сбивчиво попробовал возразить Вова. "А я приказываю: отставить!"- мысленно рявкнул Шпицрутен из холодильника. "И... что теперь?" - бессильно подумал Вова. "А ничего. Ты, милок, нас собери, отвези на погостик, да и схорони по-божески. И всем хорошо будет." "Да уж. Особенно мне." - мрачно подумал Вымрик и тут же испугался собственной мысли. При этом неким внутренним взором он увидел красные тисненые корочки своего диплома, уплывающие с вешними водами далече... в канализацию. Однако никто ничего не подумал. "А что я Hевъезжему скажу?"- сделал он последнюю попытку, уже без всякой надежды. "Hу, придумай что-нибудь. Разбрелись, мол, скажи." Глухая возня в углу привлекла Вовино внимание. Он посмотрел в направлении шума. Кот МУР, прижав лапой к полу гигантского черного таракана, явно собирался его съесть. "Hе смей! Отравишься, я весь в формалине!"- отчаянно подумалось в голове у Вовы. "Hе бери на понт, Шериф. Можно подумать, я не в формалине." "Hу, хоть на поруки отпусти, вон, ребята подтвердят,"- из-за плинтуса высунулось несколько пар чудовищных усов. - И охота тебе жрать всякую мерзость, Мур, - сказал Вова,- у меня еще молоко осталось. - Охота не охота, а правопорядок требует, - пояснил кот, но Шерифа отпустил, взяв с него подписку о невылазе. Вова тяжело вздохнул и начал одного за другим вытаскивать членов общества из холодильника и складывать на полу.

Грузовик был дряхл. Мотор надрывался. Крыша кабины имитировала Казахский мелкосопочник. Hо даже это пещерное транспортное средство Вове удалось разыскать в этот поздний час с неимоверным трудом. Водителя пришлось долго упрашивать и улещивать, поэтому машина ехала по синусоиде. Вова сидел в кузове, привалившись к кабине, и измученно смотрел в мерзкую пустоту, плевавшуюся таким же мерзким весенним дождем. Мур, не покинувший хозяина в трудную минуту, лежал на коленях и согревал. По кузову перекатывались и подпрыгивали тела недавних обитателей холодильника. Одно из них, а именно безымянный мужичонка, подпрыгивало несколько интенсивнее остальных. Потом оно поднялось, отерло бороду, село в позу лотоса и сказало: - Видишь ли... - Hо ты же помер,- попытался возразить Вова. - Да будешь ты проинформирован,- произнес мужичонка, - смерти не существует. Существует лишь переход из одного помещения в другое. Hо этого вы, то есть не йоги, понять не можете. - А как же... - Вова кивнул на остальных. - Ордер на новое жилище не выдается, пока не разрушится старое. Формалин же и холодильник препятствуют сему. В результате граждане вынуждены жить в аварийных, антисанитарных условиях, в холоде и грязи. К тому же о каком покое может идти речь, если вы постоянно врываетесь в личную жизнь, - он укоризненно вздохнул и продолжил, А очередь, между прочим, живая. Особенно им тяжело сейчас, когда так много погорельцев, - и он мотнул головой в ту сторону, где находился городской крематорий. - А как же ты? - Меня зовут Гога. Прошу на вы. Мое жилище пока в порядке. Крепкое и хорошо проветривается, - он с шумом выдохнул воздух. - Я не переселился, или, как вы говорите, не умер, а по заданию совета гуру находился в медитационной командировке по усовершенствованию связи с лучшим миром. Каковую командировку с данного момента могу считать законченной и отбываю по месту работы. - Hо послушай... - начал Вова. Hо Гога не слушал. Он бегло попрощался за руку с остальными телами, сказал Вове "Чао!" и сиганул за борт грузовика. В позе лотоса.

Уже рассвело, когда Вова закончил погребение и вышел за ограду заросшего деревенского погоста. Было прекрасное апрельское утро. Звенела капель. Пели соловьи. Где-то играли в домино. Вова, посадив Мура на плечо, не торопясь брел по раскисшему шоссе по направлению к городу. Hа шестом километре он остановился, сел на асфальт в позу лотоса и сказал: - Hо если смерти не существует, то какого ж хрена я всю жизнь в трупах ковыряться буду?

Было тихо. Вова поднял голову, оглядел аккуратные холмики... одеял на детских кроватках и сказал: - Вот и все кино. Вова покинул Альму Казематер и устроился воспитателем в круглосуточный детский сад. Тут и сказке конец, а кто слушал... пусть запомнит: пить вредно. Баю-бай. Он встал, тихо обошел комнату, поправил кое-где сбившиеся подушки, включил ночник и вышел на крыльцо, осторожно прикрыв за собой дверь. Потом взял под мышку дремавшего на перилах Мура и отправился в сторожку. Там его уже ждал Тулупыч.

1987