Самолет, следующий рейсом Москва – Стамбул, резко задрав нос, начал набирать высоту. Внизу остался аэропорт Домодедово, Москва и Россия. Группа, отправившаяся в Ирак, состояла из трех человек. Руководитель и идейный вдохновитель – Надя Курочкина, оказавшаяся весьма миловидной молодой женщиной, и оператор, флегматичный философ Леонид. Третьим был Павел. Буквально в последний момент в группу включили четвертого, Сергея Бойченко, приставленного к группе в качестве консультанта. С новым членом команды никто познакомиться толком не успел, времени на разговоры не было. Да и сам Сергей показался Наде и Павлу замкнутым и неразговорчивым типом. Но они собирались наверстать упущенное во время перелета.
Павел глядел на облака, проплывающие за иллюминатором. Кто бы рассказал ему полторы недели назад, что он вот так вот – раз! – и полетит в Багдад… Ни за что не поверил бы. А тут – на тебе… И не просто так, а в составе съемочной группы телеканала…
– Почему твои родители и брат уехали в Америку, а ты остался в России?
Самолет делал вираж. По дюралевой обшивке крыла мазнул яркий блик и через иллюминаторы ворвался в салон. По сиденьям и по лицам пассажиров поползли солнечные лучи. Внизу проплывали облака, вальяжные, надутые…
– Эй…
– Да? – Павел отвлекся от созерцания облаков по ту сторону иллюминатора.
Курочкина сидела в пол-оборота к нему и держала в руках блокнот. Леонид, занимающий место в следующем ряду, опустил спинку своего кресла и, повернувшись к сидящим сзади товарищам, держал в руках небольшую бытовую видеокамеру, стеклянный глаз которой внимательно смотрел на Павла.
– О как! Уже?
– Ну а чего тянуть… Пока летим, поговорим с тобой, запишем несколько минут. Какие-то комментарии, перебивки…
– Понятно… Ну ладно, давайте, – Павел повернулся к Наде.
– Итак, почему твои родители и брат – в Америке, а ты тут?
– Ха! – Павел почесал переносицу. – Оригинальный вопрос…
– В смысле?
– Да просто мне его задают все, кто узнает о том, что родители в США… Ладно. Причина этому чисто формальная. Когда отец уезжал в Бостон, он мог взять с собой только Родьку.
– А почему так?
– Так это… возраст. Ему было меньше восемнадцати. Условия рабочей визы…
– Ясно… И ты не испытывал никакого… э-э-э… дискомфорта, обиды?
– Дискомфорта? Не-е, абсолютно никакого. А с чего? Во-первых, я про Америку ни фига… то есть, хм, ничего не знал, чтобы расстраиваться по этому поводу. Во-вторых, мы все прекрасно понимали, что они же не улетают в космос, правильно? Ну и в-третьих…
– И в-третьих… – Надя делала пометки в блокноте…
– И в-третьих, у меня в тот момент была работа. Интересная…
– Не стал бросать?
– Надя, у меня не было выбора, я не мог ехать… А если бы был, то… Пожалуй, да и в этом случае не поехал бы…
– А где ты тогда работал? Что за работа была?
– В уголовном розыске.
– Угу… – Надя быстро записала в блокноте, – а сейчас чем занимаешься?
– Безопасностью… Коммерческой.
По проходу между кресел, подталкиваемая стюардессой, катилась тележка с обедом. Наклоняясь к пассажирам с неизменной улыбкой, стюардесса выясняла кулинарные предпочтения и, в зависимости от ответа, доставала и протягивала желающим перекусить на высоте в десять тысяч метров красиво упакованные пластиковые контейнеры и бумажные полотенца. – А… – Надя собиралась с мыслями для следующего вопроса, проглядывала записи в блокноте. – Так… Ну… Ладно… Это потом… Ага, вот. Как твой брат попал в армию?– Ну как попал… Как следует прицелился… – попробовал пошутить Павел. – Он заканчивал школу, думал о том, как жить дальше…– В Россию возвращаться не собирался?– Не-е-е…– А у него был выбор? Я не возвращение имею в виду… Он мог отказаться от службы?– Ну, здрасьте, приехали… – Павел с легкой укоризной посмотрел на девушку. – У них армия… Добровольная. Контрактная. Либо идешь, либо… не идешь.– И как он принял решение?– Хы… – Павел хмыкнул, – с трудом.Он не спал ночами, мучался бессонницей, долго взвешивал все за и против, замучил родителей и своего психоаналитика. Ну ладно, ладно. К ним в школу приходили военные, рекламировали армию. Он сначала, по-моему, в морпехи хотел, а потом передумал.– А чего передумал?– Это вы у него спросите, когда приедем…– Ну… а как это все происходило?– Вербовка? Не так, как в России, конечно… Повестку никто не присылал… Сержант побеседовал с братом, потом домой к нему приехал, с родителями познакомился… Они, я имею в виду, Родион с военным, прокатились на машине на призывной пункт. Родька какие-то тесты сдал, еще что-то… Сейчас уже не вспомню, как брат про это рассказывал… Если интерес не пропадет…– Не пропадет, – поспешила уверить Павла девушка.– …он сам вам расскажет. Вообще, я братишкой своим горжусь. И… Завидую, что ли… А сейчас он там… Ну, в Ираке. На «Хаммере» рассекает. Круто. Стрельба-пальба и все такое…– О, парень, да ты, похоже, малость того… – неожиданно раздался голос Бойченко.Леонид оторвался от камеры и с выражением огромного удивления на лице повернулся к соседу. Курочкина нахмурилась.– Я не понял, а… – Павел попытался было ответить сидящему впереди Сергею, но Курочкина остановила его.– Я сама.– Что будете кушать? – стюардесса в голубой униформе протянула девушке меню.Улыбчивые стюардессы еще не успели осчастливить обедом оставшихся пассажиров, когда Надя, наскоро промокнув губы салфеткой, встала со своего места и хлопнула Леонида по плечу.– М?.. – вопросительно взглянул на нее оператор, неторопливо дожевывая куриную ногу в винном соусе.– Поменяемся…Леонид попытался было предложить повременить с передислокацией, но взгляд, которым его одарила старшая группы, не оставил сомнений в серьезности ее настроя.Леонид коротко кивнул, взял свой поднос и продекламировал:– Adversus necessitatem ne dii quidem resistunt! [9]– Чего?– Я говорю – уже ухожу… Кстати, сосед, ты будешь? – показал он пальцем на еще не распечатанный бисквит, лежащий на подносе Бойченко.– Забирай, – коротко ответил тот.– Спасибо, – Леонид моментально заграбастал упаковку и встал со своего места.– Прошу вас, сударыня…– Мерси!– Смена пажеского караула? – осведомился Павел, едва Леонид опустился рядом с ним.– Ага, – оператор зашуршал упаковкой пирожного, а потом оглянулся в проход, – эй, нам чаю нальют?
Курочкина уселась на место Леонида. Бойченко, не торопясь, доедал салат. Его невозмутимый и даже несколько мрачный вид красноречиво демонстрировал полное равнодушие ко всему вокруг. – Сережа, слушай… – Надя не успела договорить. Ее откидной столик открылся с легким щелчком.– Так… – Курочкина резким движением попыталась захлопнуть столик, но тот упорно не желал вставать на место. Девушка раздраженно хлопнула столиком еще раз. Пара пассажиров, сидевших через проход, повернули к ней недовольные лица.Бойченко молча протянул руку и, прижав столик к спинке сиденья, закрыл его на защелку.– Да… Хм… Спасибо… – Курочкина проводила взглядом руку Бойченко, – Слушай, у нас не было возможности поговорить о проекте… Тебя включили в группу перед самым вылетом – и я тебя практически не знаю… Конечно, раз босс сказал, что будет еще один человек, то – без проблем… К тому же ты у нас… Охранник?Слово «охранник» покоробило Бойченко, но он не подал виду.– Ну, типа того… Правильнее, наверное, сказать – консультантом. Или еще точнее – специалистом по стране пребывания… Организация взаимодействия с местными властями и нашими… дипломатами, – Сергей на секунду задумался, – …и с американцами.– Понятно, – Надя откинулась в кресле, – теперь все ясно. Только у меня к тебе одна просьба: раз ты не журналист, не репортер, то ты не лезешь в мой проект. Никак. Даже вот такими репликами. Занимайся, пожалуйста, страной пребывания и взаимодействием, О’кей?– О’кей.Надя была настроена на длинный разговор, на спор, и такая быстрая «капитуляция» Бойченко ее удивила. Но ее внутренняя пружина была закручена туго и требовала аккуратного «ослабления». Надя решила продолжить беседу. Она посчитала до десяти, глубоко вздохнула и снова посчитала до десяти.– Слушай, недавно наших дипломатов убили в Багдаде. Вот кошмар… Слышал что-нибудь об этом?– Кошмар, – коротко согласился Сергей, отвернувшись к окну, – слышал.– А ты их не знал?– Не знал.За толстым стеклом иллюминатора медленно проплывали вспухшие, как взбитые сливки на пирожном, облака.– А кто их убил?– Ну а я-то откуда знаю? – Бойченко ответил на вопрос девушки чуть более нервно, чем должен был. Сдерживаемое раздражение рвалось наружу.– Так, нам чай вообще принесут или нет? Похоже, они тут не торопятся… – Бойченко с силой ткнул кнопку вызова стюардессы.От Курочкиной не скрылась перемена настроения собеседника, и она решила не приставать к нему с расспросами, укорив себя за излишнюю навязчивость. Но со временем, решила журналистка, все станет на свои места.
– Давно работаете на телевидении? – Павел обратился к соседу. – Да уж лет двадцать… С хвостиком. Даже с хвостом. Во-о-от таким, – оператор продемонстрировал размеры «хвоста», – давно, одним словом.– А этот, – Павел кивнул на затылок Бойченко, торчащий над спинкой кресла, – вы его знаете?– Не, не знаю. Первый раз вижу.– Как думаете… думаешь… На «ты»?– Без проблем.– Как думаешь, почему он так на мои слова отреагировал…Леонид пожал плечами.– В чем-то, Павел, его реакция мне понятна.– В чем же?– Ну, понимаешь, все-таки в Ираке сейчас война идет…– И что?– Ты когда-нибудь был в зоне боевых действий?– Нет.– Тогда ты не знаешь, что завидовать-то, в общем, там действительно, нечему и некому.– А ты был?– Был. Много раз.– Снимал?– Снимал.– Понятно… Расскажешь?– Ну а что рассказывать. Ты сам все видел, наверное. Репортажи смотришь в новостях? Вот, примерно так все. Не все, что показывали, мое, но все, что мое – показывали.– А где работал?– В Югославии был, в Чечне.– Ну… и… как? Как это…– Страшно.– Так ведь вы репортеры, журналисты… Броники, каски, все такое…Леонид повернулся и встретился глазами с Павлом. Выражение глаз было такое же, как и реплика Бойченко. Павел ощутил себя полным придурком.– Павел, тебе сколько лет? Хотя, Цицерон однажды сказал: «Temeritas est florentis aetatis», что значит «Легкомысленность – свойство цветущего возраста»… Там страшно, понимаешь? До усрачки страшно… Иногда, – Леонид говорил тихо, глядя не перед собой, а куда-то в себя, – диву даешься, что не свихнулся… «Nihil gravius audenti quam ignavo patiendum est!» [10] … Хотя у меня есть свой прием…– Какой?– В пятидесятых годах, если помнишь, были популярны такие большие машины – длинные, как корабли, «Кадиллаки»…– Ага, было дело.– Одного дядьку, спросили… Не помню, кто это был… Миллионер какой-то, что ли… В общем, он ездил только на таких машинах. Мол, почему вы так любите эти большие машины? Он ответил, что если попадаешь на такой машине в аварию, то она происходит где-то там, – Леонид махнул рукой вперед, как бы показывая длинный, с футбольное поле, капот роскошного лимузина.Павел усмехнулся, представив себе такую картину.– Так вот, – продолжил Леонид и в голосе его появились нотки горечи, – к тому, что я снимаю, я отношусь так же.– В смысле?– Если мне приходится работать там, где стреляют и я снимаю… – Леонид запнулся, – картинку… То я стараюсь думать, что это происходит не со мной, а где-то там. За объективом. Далеко. Понял?– Понял… А латынь откуда?– Филфак МГУ.
Сергей откинул спинку сиденья и закрыл глаза. Ишь ты… «Занимайся страной пребывания»… Вообще, эта Курочкина производит впечатление думающей… Но в Ирак поехала. Сама захотела. Смелая… Нет, все-таки глупая. И этот… Брат какого-то солдатика… Завидует он… Болван какой-то. Поперлись, блин, в пекло… Ладно. Они – часть легенды. Работе помешать не должны. Сообщив журналистке, что он, как «специалист по стране пребывания», будет обеспечивать их безопасность и осуществлять взаимодействие с местными, Бойченко ни на йоту не погрешил против истины. Он сказал правду. Но не всю. Он сдаст их «на руки» американцам и займется делом… Сергей немного корил себя за то, что не смог равнодушно воспринять реплику Нади о погибших дипломатах и ее вопрос о том, знал ли он их… Так… Все. Успокоились. Все идет нормально. А пока надо расслабиться. Стюардесса принесла чай.