История России XVIII столетия характерна тем, что после Петра I на троне оказались по большей части женщины. Так или иначе возникает вопрос: а насколько они сами могли нести исключительно тяжелое бремя государственных забот? Известно немало примеров, когда представительницы прекрасного пола весьма достойно справлялись с этой миссией. Из той же России XVIII века в этой связи нельзя не вспомнить Екатерину II. Но в данном случае речь идет об императрице Елизавете Петровне.
Из того, что известно об этой монархине, поначалу складывается впечатление, что все двадцать лет своего правления она провела в непрерывных развлечениях и праздниках. Знаменитый поэт и драматург Алексей Константинович Толстой так отозвался о ней в своей стихотворной пародии на сочинения по истории России: «Веселая царица… Елизавет, поет и веселится, порядка только нет». С легкой руки выдающегося русского историка В. О. Ключевского из книги в книгу переходит информация о том, что после Елизаветы Петровны осталось пятнадцать тысяч платьев. Интерес к этому проявил после кончины императрицы ее преемник Пётр III, о результатах своих подсчетов сообщил своему воспитателю Якобу Штелину, который и зафиксировал эту информацию для потомков.
Подобное представление о веселом характере императрицы, ее пристрастиях к балам и развлечениям является совершенно верным. Но при этом Елизавета Петровна никогда не забывала, что именно она управляет государством. И она могла находить время и уделять внимание именно тем вопросам, которые для управления страной были наиболее важными.
Во-первых, это привлечение к государственной деятельности наиболее подготовленных сотрудников. Здесь мы не увидим каких-либо серьезных просчетов. Если не считать, конечно, выбора наследника престола. Но здесь и выбора-то у нее особого не было. Зато она явно не просчиталась в выборе его невесты.
Во-вторых, императрица вникала в главнейшие вопросы внешней политики. Линию на сотрудничество с Австрией Бестужев-Рюмин не мог проводить, если бы ее осознанно не разделяла сама Елизавета. Она довольно быстро поняла, что Пруссия тогда становилась главным противником России, и уже исходила из этого в дальнейшей политике. И в связи с этим она терпеть не могла Фридриха II, а не наоборот.
В-третьих, она зорко и неустанно следила за прочностью своего трона. От ее внимания не ускользали всякого рода слухи, намеки на какие-то заговоры, попытки вмешаться в государственные дела без ее ведома. В этом случае Елизавета Петровна лично участвовала в расследовании, давала указания Тайной канцелярии.
Наконец, Елизавета Петровна была абсолютной самодержицей, ее поведение, характер, привычки и пристрастия, общение с родственниками и личная жизнь имели самое непосредственное влияние на жизнь и политику России в целом.
Большой Царскосельский дворец. Современный вид.
Разумеется, в связи с этим нельзя не сказать о российском императорском дворе времен Елизаветы Петровны. Говорят, что «… короля играет свита». Но по отношению ко многим российским самодержцам XVIII и XIX веков это правило надо понимать наоборот, поскольку, как правило, атмосфера придворной жизни зависела прежде всего от характера и пристрастий монарха. К Елизавете Петровне это относится в полной мере. В ее правление уровень роскоши и блеска при российском императорском дворе, по мнению некоторых очевидцев, уже можно было сравнить с Версальским двором французских королей. И самой яркой звездой при российском дворе была сама императрица. Как известно, Пётр I был большим любителем разного рода празднеств и придворных развлечений. Его дочь Елизавета и здесь пошла в отца. Еще будучи принцессой, она много времени проводила в разного рода забавах в кругу своих приближенных, насколько ей позволяли средства. Став императрицей, она уже не имела никаких ограничений, чтобы дать волю своим вкусам и пристрастиям. Разумеется, Елизавета Петровна была далека от грубоватых забав ее отца с «всепьянейшим и всешутейшим собором» или от развлечений Анны Иоанновны с «дурами» и «дураками». Для Елизаветы Петровны главным стало стремление следовать европейскому блеску и роскоши. Основными событиями при дворе теперь стали балы, танцевальные вечера, театральные спектакли. Эти праздники происходили довольно часто, особенно в первое десятилетие правления Елизаветы Петровны. Чтобы убедиться в этом, достаточно открыть почти на любой странице Камер-Фурьерский журнал, в котором день за днем отмечались события придворной жизни. Вот записи за пару недель после Пасхи 1745 г.: 14 апреля – Праздник Пасхи, Всенощная, утром – Литургия, после нее – пушечная пальба; 16 апреля – бал при дворе; 18 апреля – бал при дворе; 20 апреля – аудиенция голландскому послу; 21 апреля, днем – банкет по случаю дня рождения великой княгини Екатерины, невесты наследника престола, вечером – бал по тому же случаю, в 12-м часу пополуночи – вечернее кушанье на 140 персон; 25 апреля – бал по случаю дня коронации Елизаветы Петровны, после 12 часов пополуночи – вечернее кушанье на 200 персон; 26 апреля – французская комедия в Оперном доме, и т. д.
Крайне важным стало теперь не отстать от последней французской моды. Тон здесь задавала сама императрица. Она распорядилась, чтобы ей доставляли на просмотр образцы всех товаров из числа нарядов, украшений, галантерии, доставленных в петербургский порт из-за рубежа. Только отобрав, что ей понравится, императрица разрешала все остальное отправить в свободную продажу.
Следуя последней французской моде, Елизавета Петровна требовала того же и от придворных дам и кавалеров. Но тем приходилось весьма непросто. Во-первых, даже самые богатые из них не имели столь неограниченных средств, которыми могла пользоваться императрица. А во-вторых, и это касается дам, было довольно опасно выглядеть более эффектно, чем императрица, или иметь в наряде что-то похожее на убор государыни. Наказание в этом случае следовало немедленно, и тому немало примеров. Наталья Лопухина, еще до того как она оказалась под следствием, однажды явилась ко двору с красивой розой в волосах. Преисполненная ревности Елизавета Петровна приказала ей встать на колени и ножницами срезала розу вместе с частью волос. Несчастная Лопухина упала в обморок. Императрица отправилась танцевать. И это был далеко не единственный случай подобного применения ножниц. Однажды Елизавета Петровна заметила в прическе двух молоденьких фрейлин затейливое украшение, что также вызвало ее зависть. Фрейлины тут же предстали перед императрицей, которая срезала украшения, задев даже кожу на голове девиц.
При подготовке бала Елизавета Петровна нередко сама определяла, как должны быть одеты его участники. Издавались на сей счет указы, где определялся цвет и фасон нарядов дам и кавалеров. Особенно императрица любила балы с переодеванием или маскарады. Но в отличие от маскарада в собственном смысле слова, что подразумевает использование масок, т. е. тайну личности участника, Елизавета Петровна предпочитала маскарады без маски. Издавался указ, что все должны быть на балу-маскараде, нарядившись в какой-либо национальный костюм или костюм мушкетера, казака, голландского моряка и т. п. Слишком простые костюмы («арлекинские» или «пилигримские») не поощрялись. Веселье заключалось в том, как тот или иной сановник будет выглядеть в занятном облачении. Еще интереснее был маскарад, когда предписывалось дамам надеть мужской костюм, а кавалерам облачиться в дамский наряд. Императрица, в молодые годы обладавшая стройной фигурой, выглядела весьма эффектно, например, в мундире гвардейского офицера. И, напротив, смех и даже сочувствие вызывали многие мужчины, путавшиеся в пышных по моде того времени дамских юбках. Тем более если объявлялись танцы: женщины в мужских костюмах танцевали в этом случае за мужчин, а мужчины – за дам.
Таким образом, Елизавета Петровна использовала все имеющиеся в ее распоряжении возможности – и природные данные, и права абсолютной государыни, – чтобы блистать на этих балах и затмить всех возможных соперниц и поразить поклонников. Правда, время брало свое, и чем дальше, тем больше Елизавета Петровна вынуждена была использовать свои возможности императрицы. Отсюда и применение ножниц по отношению к молоденьким фрейлинам.
На балах Елизавета Петровна без устали танцевала, неоднократно меняла наряды в течение одного вечера (вот зачем ей понадобились тысячи платьев). После танцев она садилась играть в карты, и ей обычно везло, о чем сообщают ее партнеры из числа иностранных дипломатов, проигравшие значительные суммы и надеявшиеся, что их правительства примут сей расход на свой счет.
Балы и маскарады перемежались с зваными обедами и ужинами. Елизавета Петровна знала толк в еде и здесь также стремилась не отстать от моды. При участии французского консула в Петербурге к столу императрицы поставлялись паштеты и трюфеля из Парижа, непосредственно с прибывших из-за моря кораблей во дворец поступали устрицы, сыры, фрукты, конфеты и многое другое. Императорской кухней заведовал знаменитый шеф-повар Фукс, имевший чин бригадира (выше полковника, но чуть ниже генерала). Есть сведения, что именно при Елизавете Петровне картофель как диковинное заморское блюдо оказался на императорском столе, что положило начало его истории как продовольственной культуры в России. Правда, тогда картошку употребляли в пищу с сахаром, а не солью. Что касается вин, то при Елизавете Петровне при дворе и в столице большое распространение получают шампанское и другие французские вина. Хотя императрица сохраняла пристрастие и к венгерскому (токайскому) вину, популярному при русском дворе в прежние десятилетия. Напомним, что именно посыльный за венгерским вином полковник Вишняков отыскал и привез в Петербург Алексея Разумовского.
Пристрастие к изысканной кухне, яствам и сладостям, конечно, с течением времени не способствовало здоровью императрицы. Тем более она вела не вполне правильный образ жизни с точки зрения режима и распорядка дня. Всю ночь она обычно бодрствовала, спала подолгу днем. Что было тому причиной – боязнь дворцового ночного переворота, привычка к балам, праздникам, затягивавшимся далеко за полночь, природная склонность – сказать сейчас трудно. В любом случае подобный образ жизни не мог не подтачивать здоровье императрицы, которую в период ее молодости современники запомнили веселой, энергичной и обаятельной.
От своего необычайно энергичного отца Елизавета Петровна унаследовала и склонность к поездкам и передвижениям, активному отдыху на природе. С ранних лет она пристрастилась к охоте и не оставляла эту забаву, став императрицей. Особенно она любила охоту на зайцев, при этом могла довольно много времени провести в седле и даже иногда загоняла лошадей.
Став императрицей в Петербурге, Елизавета Петровна любила бывать в Москве, городе, где она родилась, в первопрестольной столице империи. Она несколько раз в течение своего правления приезжала в Москву, проводила там по несколько месяцев летом и зимой. Любовь к простору и природе влекла ее в подмосковные имения своих фаворитов, прежде всего в Горенки, усадьбу Разумовских в нескольких верстах от Москвы по Нижегородской дороге.
Елизавета Петровна немало способствовала распространению в России утонченных европейских обычаев и нравов. Вместе с тем она в течение жизни оставалась верной православию, отличалась набожностью, любила посещать монастыри и храмы. Истово соблюдала посты. Как известно, императрица терпеть не могла рыбу и поэтому в течение длительных православных постов питалась исключительно капустой и квасом. Оказавшись в Москве, Елизавета Петровна непременно отправлялась в Троице-Сергиев монастырь. Эта обитель переживала при ней несомненный расцвет. В 1744 г. она получила наименование лавры, которым удостаиваются единичные, особо почитаемые монастыри. До этого в Российской империи это наименование имели лишь монастыри Киево-Печерский и Александро-Невский в Петербурге. С разрешения Елизаветы Петровны в Троице-Сергиевой лавре была возведена колокольня высотой 88 м, самая высокая в России.
Елизавета Петровна поддерживала самые добрые отношения со своим духовным отцом священником Фёдором Дубянским. Он пользовался ее полным доверием, принимал участие в ее личной и семейной жизни. Великая княгиня Екатерина, когда у нее возникали проблемы во взаимоотношениях с императрицей, также обращалась за помощью к Дубянскому.
Была ли императрица Елизавета Петровна счастлива в личной жизни? Думается, что вряд ли возможен в принципе подобный вопрос в отношении женщины, решившейся возложить на себя бремя высшей государственной власти. И, наверное, ни о ком из правящих в России в XVIII веке женщин нельзя сказать, что они лично были счастливы. Особенно если иметь в виду счастливое супружество, радость материнства. Но нельзя сказать, что судьба к российским правительницам XVIII века была уж слишком безжалостна.
Елизавета Петровна любила и была любима. Рядом с ней долгие годы был человек, преданный друг, фактически супруг. Это Алексей Григорьевич Разумовский, как уже говорилось, по происхождению простой казак с Украины. После восшествия Елизаветы Петровны на императорский трон благодеяния на фаворита посыпались как из рога изобилия. Он получил мыслимые и немыслимые награды и отличия. И вскоре, осенью 1742 г., в церкви подмосковного села Перово Алексей Разумовский и Елизавета Петровна тайно обвенчались. Это был морганатический брак, т. е. заключенный между женихом и невестой как обычными людьми, который не давал никаких прав на российский трон возможным потомкам. Не становился членом императорской фамилии и сам супруг. Но это был настоящий, освященный церковью союз. Елизавета Петровна и Алексей Разумовский пошли на это, будучи глубоко набожными людьми, прекрасно зная о пересудах и сплетнях, распространявшихся по всей России, по дворцам и кабакам об их взаимоотношениях. Очевидно, в этом намерении их поддержал духовник императрицы Фёдор Дубянский, который, вероятно, и обвенчал их в сельской церкви под Москвой.
«Княжна Тараканова». Художник К. Д. Флавицкий.
И все же мало кто был тогда осведомлен об этом венчании. Почему же сейчас мы можем говорить об этом, как о реальном событии? Есть вполне достоверное свидетельство, дошедшее до нас со времен Екатерины II. Будучи женой наследника престола, Екатерина также только по слухам знала о браке Елизаветы Петровны. Вступив на трон, она пожелала иметь точные сведения и просила генерал-прокурора А. А. Вяземского обратиться к самому Алексею Разумовскому, который был еще жив. Генерал-прокурор посетил бывшего фаворита в его московском доме. Разумовский всегда с искренним почтением относился к Екатерине и не мог отказать в ее просьбе. Он достал из драгоценной шкатулки церковное свидетельство о браке. Предъявил его Вяземскому. А затем… бросил в огонь камина. Теперь императрица Екатерина могла знать, что, во-первых, Елизавета Петровна в церковном браке состояла, а во-вторых, никаких документальных доказательств тому отныне не существует.
В то же время факт венчания в Перове вполне определенно подтверждается образом жизни Алексея Разумовского при дворе, его взаимоотношениями с императрицей. Комнаты Разумовского и Елизаветы Петровны находились рядом, они постоянно были вместе на всех официальных и неофициальных мероприятиях. Императрица по несколько дней могла проводить в имении Разумовского в Гостилицах под Петербургом или в его Аничковом дворце в Петербурге. Не изменилось положение Разумовского при дворе, когда у Елизаветы Петровны появился новый фаворит – Иван Иванович Шувалов.
Гораздо более туманным является вопрос о возможных детях от брака Елизаветы Петровны с Алексеем Разумовским. На этот счет существовали разные слухи и подозрения, появлялись самозванцы. Наиболее устойчивой является легенда о княжне Таракановой. Эта загадочная дама объявилась в Италии в начале 1770-х гг., назвала себя «княжной Владимирской», будто бы дочерью императрицы Елизаветы и Разумовского. Таракановой ее называют некоторые мемуаристы и исторические писатели. Она заявила о своих претензиях на российский императорский трон. Находившийся в Италии во главе русской военно-морской эскадры А. Г. Орлов получил от Екатерины II приказ захватить самозванку и доставить ее в Россию. Орлову удалось завлечь Тараканову на русский корабль, стоявший в Ливорно, арестовать и доставить в Петербург, где она и умерла, находясь под следствием. Отождествлять эту особу с дочерью императрицы Елизаветы достаточных оснований нет. Самозванчество такого рода было характерным для той эпохи явлением.
Есть другое свидетельство: в течение многих лет до своей кончины в 1810 г. в Ивановском монастыре в Москве проживала монахиня Досифея. Когда она скончалась, на ее погребении присутствовали знатные лица, в том числе прибывшие из Петербурга представители двора императора Александра I. Будто бы на ее могиле имелась надпись: «Княжна Августа Тараканова, в монашестве Досифея». Тайна ее пребывания в монастыре и обстоятельства погребения также позволяют некоторым историкам предполагать, что она дочь Елизаветы Петровны и Разумовского. По той же версии, фамилия Тараканова могла происходить от фамилии мужа сестры Разумовского – Дараган. В этой семье будто бы могли воспитываться дети Алексея Разумовского и императрицы Елизаветы. Но все же подобных, не вполне определенных свидетельств явно недостаточно, чтобы утверждать что-либо со всей определенностью.
Скорее можно говорить об отсутствии детей у супругов, вступивших в церковный брак в селе Перово в 1742 г. Об этом косвенно свидетельствует искренняя забота, которую Алексей Разумовский всегда проявлял о своем младшем брате Кирилле и его детях, своих племянниках. Да и сама Елизавета, дождавшись появления внука Павла в 1754 г., фактически отобрала его у родителей, окружила его чисто материнской заботой.