Так прошли десять лет. В октябре 1740 г. императрица Анна умерла. По ее завещанию императором объявлялся ее внучатый племянник Иоанн Антонович. Ему было тогда всего лишь два месяца от роду. Так, находясь в колыбели, он вступил на трон под именем императора Ивана III. Иваном I считался в данном случае Иван Грозный, который первым принял титул царя. В современной литературе Иоанна Антоновича чаще называют Иваном (Иоанном) VI, в этом случае Иваном I является Иван Калита, а Иван Грозный – это Иван IV.
Император Иоанн VI Антонович.
Регентом, фактически правителем страны при младенце-императоре, по воле почившей императрицы стал Бирон. Чувствуя себя в определенной изоляции, Бирон старался теперь привлечь на свою сторону Елизавету. Он увеличил выплаты на содержание ее двора, давал понять, что при случае готов согласиться пригласить на трон ее племянника, голштинского принца Карла Петера Ульриха.
А всегда осторожный канцлер Остерман ненароком обидел Елизавету. Осенью 1740 г. в Петербург прибыло диковинное посольство от персидского шаха Надира. Он намеревался посвататься к Елизавете, прислал в подарок четырнадцать слонов, из них девять – для младенца Иоанна Антоновича и четыре – для Елизаветы. Остерман по каким-то своим расчетам утаил этот подарок. Тогда принцесса отправила к канцлеру своего придворного М. И. Воронцова, который от ее имени напомнил Остерману, что тот своей карьерой обязан ее отцу Петру Великому. Канцлер почувствовал себя оскорбленным и увидел в Елизавете врага.
Но все же Бирон не удержался у власти. Против него объединились его могущественные противники из числа вельмож и приближенных Анны Иоанновны: прежде всего А. И. Остерман и Б. К. Миних. Обиженными почувствовали себя и родители Иоанна Антоновича – Анна Леопольдовна и ее супруг принц Антон Ульрих Брауншвейгский, которые полагали, что у них никак не меньше прав на регентство при своем сыне. Не было поддержки у Бирона и среди военных, гвардейцев, не пользовался он популярностью и среди дворянства. Не прошло и месяца, как произошел очередной переворот. Однажды ноябрьской ночью отряд гвардейцев под руководством самого Миниха вломился в спальню регента, он был арестован, лишен властных полномочий, всех чинов и наград и был отправлен в ссылку в далекий зауральский городок Пелым.
На первые роли в управлении государством вышли теперь Миних и Остерман. Правительницей была объявлена Анна Леопольдовна. По-прежнему чувствовал себя обойденным ее супруг Антон Ульрих, но чтобы несколько его утешить, ему пожаловали редкий и исключительно высокий военный чин генералиссимуса. Да, во время войны с турками при Анне Иоанновне Антон Ульрих находился в войсках, командовал тремя полками и даже принимал участие в штурме Очакова под руководством фельдмаршала Миниха. Но каких-либо выдающихся талантов военачальника, разумеется, не проявил.
Так как он был отцом императора, от имени которого действовали все власти в стране, это время вошло в историю как «правление Брауншвейгской фамилии». Правительство оказалось крайне слабым. В этом, очевидно, и кроется главная причина его скорого падения, а вовсе не в засилье немцев. Немало лиц немецкого происхождения были у власти и при Анне Иоанновне, но она благополучно правила десять лет. Устранив Бирона, Остерман и Миних теперь соперничали друг с другом, что наносило большой ущерб делам, особенно в сфере внешней и военной политики.
Анна Леопольдовна вовсе не занималась делами, поскольку не имела ни способностей к тому, ни минимального желания. Немаловажно и то, что она была матерью грудного младенца и была уже беременна следующим ребенком. Она редко появлялась на людях, предпочитая уединяться в дальних комнатах своего дворца, много времени проводила со своей подругой фрейлиной Юлией Менгден. Иногда компанию им составлял саксонский посланник Мориц Линар, жених Юлии и, по слухам, фаворит Анны Леопольдовны.
В этой обстановке еще больше выросла популярность Елизаветы в столице и особенно среди гвардейцев. Примеров тому сохранилось немало. Так, еще в 1740 г. Елизавета должна была сделать подарок по случаю рождения Иоанна Антоновича. Люди, посланные от нее на рынок, выбрали для подарка красивую вазу. А когда купцы узнали, что эту вазу желает приобрести принцесса Елизавета, тут же отказались брать деньги из-за своего безмерного почтения к дочери Петра Великого. Уже после кончины императрицы Анны и свержения Бирона Миних явился к Елизавете поздравить ее с Новым, 1741 годом. Он увидел в сенях, на лестнице и в передней множество гвардейцев, поздравлявших принцессу и называвших ее кумой. В их среде уже слышались возгласы: «Разве никто не хочет предводительствовать нами на пользу матушки Елизаветы Петровны!» И в ближайшем окружении принцессы нашлись люди, постоянно напоминавшие ей, что она дочь Петра Великого и имеет гораздо больше прав на корону, нежели тогдашние правители. Среди них наиболее активен ее личный врач Лесток.
Серебряный рубль с изображением императора Иоанна Антоновича (1741). После свержения императора изъят из обращения.
Чувствуя слабость петербургского правительства, активизировали свою деятельность иностранные дипломаты. Как и при Анне Иоанновне, так и теперь руководитель внешней политики России А. И. Остерман придерживался союза с Австрией. Основным противником Габсбургов в Европе была Франция. Поскольку Россия в то время вела геополитическое соперничество со своими соседями Турцией и Швецией, те могли рассчитывать на поддержку французов. Теперь в Париже почувствовали, что появилась возможность сменить правительство в России, ослабив русско-австрийский союз. Также было ясно, что авторитет «Брауншвейгской фамилии» в Петербурге падает и, напротив, растет популярность принцессы Елизаветы. Следовательно, нужно поддержать Елизавету в ее стремлении захватить власть. Этим и занялся французский посол в Петербурге маркиз Шетарди. Посредником между маркизом и принцессой выступил все тот же Лесток.
В поддержку Елизаветы действовала и шведская дипломатия. С Шетарди в данном случае взаимодействовал посланник Нолькен. Но он старался добиться, чтобы Елизавета в обмен на поддержку со стороны Швеции отказалась в ее пользу хотя бы от части земель, приобретенных Петром Великим. Елизавета уклонялась от подобных обязательств, а Шетарди ради успеха всего дела старался умерить запросы своего шведского коллеги и его начальников в Стокгольме. Шведский дипломат не отступал. Он предлагал Елизавете написать письмо шведскому королю с просьбой оказать ей военную помощь для захвата российского трона. Разумеется, принцесса отказалась. Она была достаточно умна, чтобы не давать подобных собственноручно подписанных документов. Ведь в случае провала и обнаружения такого письма ей и ее сторонникам грозила бы немедленная гибель.
Тем не менее летом 1741 г. шведы все же начали войну с Россией, не дождавшись никаких обязательств от Елизаветы. В Стокгольме в любом случае полагали, что не стоит упускать столь благоприятный момент. Ведь при наличии слабого и раздираемого внутренними противоречиями правительства в Петербурге шведская армия сможет добиться успеха и взять реванш за поражение в Северной войне.
Портрет правительницы Анны Леопольдовны. Художник Л. Каравак.
Со своей стороны Елизавета понимала, что успехи шведов приведут к еще большему падению популярности «брауншвейгского правительства» в России, а ее шансы на успех только возрастут. Именно в таком ключе она продолжала вести диалог с Шетарди. (Нолькен с началом войны должен был покинуть Петербург.) Елизавета объяснила французскому дипломату, что ничего не имеет против возможного в будущем союза России с Францией и Швецией. А пока она намеревалась подождать развития событий. В Париже подобное поведение Елизаветы воспринималось как нерешительность и отсутствие амбиций в борьбе за власть. В самом деле, мы видим здесь способность Елизаветы сохранить холодную голову, способность к трезвому политическому расчету, умение избежать излишних рисков. А это уже качества большого политика.
Осторожность Елизаветы вскоре оправдалась. Шведы потерпели поражение под Вильманстрандом 23 августа 1741 г. Теперь уже никак нельзя было рассчитывать на какую-либо помощь с их стороны. Но и правительство Анны Леопольдовны не смогло извлечь каких-либо выгод из военной победы, развить успех. Следовательно, его авторитет и популярность продолжали падать и в осенние месяцы 1741 г.
Слабость правительства Анны Леопольдовны и угрозу ему со стороны приверженцев Елизаветы не могли не видеть и дипломаты держав, противоборствующих Франции и Швеции. Австрия, Англия в случае падения «Брауншвейгской фамилии» могли утратить свое влияние при петербургском дворе. Эти державы старались не допустить какого-либо союза или сотрудничества России с Францией. Австрия соперничала с Францией за гегемонию в континентальной Европе и рассчитывала при этом на поддержку России. Англия вела борьбу с Францией за колонии в Северной Америке и Индии, кроме того, для британцев была крайне важна роль России как основного торгового партнера на европейском рынке.
Перемена власти в Петербурге не могла не вызвать опасения в Лондоне и Вене, тем более там непременно знали о попытках французов и шведов привлечь на свою сторону принцессу Елизавету. Поэтому британские и австрийские дипломаты стремились предостеречь правительство Анны Леопольдовны, открыть ей глаза на угрозу со стороны принцессы Елизаветы и ее сторонников. Английский посол Финч еще в марте 1741 г. довел до сведения А. И. Остермана и принца Антона Ульриха имевшуюся у него информацию о встречах и возможных переговорах французского посла и принцессы Елизаветы. Сведения об этом доходили и до Анны Леопольдовны, но ни она, ни ее окружение так и не приняли серьезных мер, чтобы препятствовать развитию заговора.
Какие-то шаги правительство начало предпринимать лишь в середине ноября 1741 г. А. И. Остерман, понимая, что главная опасность исходит от гвардейцев, распорядился удалить из столицы Преображенский полк. Это не могло не привести офицеров и солдат, сторонников Елизаветы в состояние крайней тревоги. Стало известно о готовящемся аресте врача Лестока, это не исключало ареста и других приверженцев Елизаветы из ее ближайшего окружения. Наконец возымели некоторое действие на правительницу Анну и предупреждения иностранных дипломатов. На этот раз об угрозе со стороны Елизаветы Анну Леопольдовну предупредил саксонский посланник М. Линар, входивший в самый ближний круг общения правительницы. Он предложил отправить Елизавету в монастырь. Правительница Анна заявила, что не видит в этом особого смысла, так как есть еще «чортушка», то есть голштинский принц Карл Петер Ульрих – племянник Елизаветы. Как видим, деятели тогдашнего правительства считали малолетнего принца, пребывавшего за рубежом, за сотни верст от России, не менее опасным, чем Елизавету, находившуюся в Петербурге и имевшую множество приверженцев в войсках.
Все же Анна Леопольдовна решила поговорить с Елизаветой. Разговор состоялся 23 ноября. В этот вечер состоялся куртаг во дворце. Во время игры в карты Анна Леопольдовна предложила Елизавете уединиться для беседы. Разумеется, точно неизвестно, о чем они говорили. Как сообщал Шетарди в своем донесении в Париж, правительница рассказала о письме, полученном ей из-за границы. В нем говорилось о заговоре при участии врача Лестока, которого следует арестовать. Это бросало тень и на саму Елизавету. Анна Леопольдовна, видимо, никак не могла проявить решимость в борьбе с заговорщиками. Вместо того чтобы жестко призвать Елизавету к ответу при всех министрах, Анна надеялась уладить все по-семейному. В беседе наедине Елизавета отвергла все подозрения, обе родственницы расплакались, обнялись и вскоре вернулись к карточному столу.
Царевна Елизавета Петровна и преображенцы в кордегардии Зимнего дворца в ночь на 25 ноября 1741 года. Художник Е. Е. Лансере.
Но для сторонников Елизаветы это уже был более чем серьезный сигнал. Наверное, и сама принцесса поняла это. Арест Лестока, если бы правительство решилось на это, означал бы полное крушение всех надежд, расправу и с самой Елизаветой, и с ее близкими. Лесток прямо заявлял, что пытки он не выдержит. Для большей убедительности он изобразил на одном листе бумаги принцессу Елизавету в монашеском одеянии и в окружении пыточных орудий, а на другом – ее же, но в императорской короне. Явившись к ней 24 ноября, он предъявил оба рисунка и будто бы сказал: «Выбирайте!» Одновременно агитаторы пошли в гвардейские казармы. А там многие только и ждали сигнала. Уже к вечеру в окружении Елизаветы знали, что гвардия готова выступить в ее поддержку.
Итак, начало переворота и его успех зависели главным образом от соотношения сил в столице, степени влияния действующего правительства и решимости его противников. Прежде всего решение должна была принять сама Елизавета. И она наконец решилась.