Руки у Александры Эдуардовны были все-таки старческие, морщинистые и веснушчатые. Она крепко держала этими руками плечи полковника милиции Быкова и говорила, переходя на шепот:

— Вы не представляете, полковник, родная дочь требует, чтобы я обыскала eel Родная дочь! Да, они спровоцировали... Дали повод, подали пример... И теперь вы должны, вы обязаны найти негодяя... Я не стану ее обыскивать... Она там, в ванной, она ждет... Какой ужас, ужас какой! Да, потом я хочу вам сказать. Я взяла в долг... у своей подруги... под этот браслет. Двадцать четыре тысячи. Вы не понимаете, что это такое? Вы не поймете. Это вся моя жизнь...— в расширенных зрачках женщины был неподдельный ужас. Быков даже невольно попятился от нее.— Покупатель уже был. Это народная артистка республики. Такие вещи не продаются по комиссионкам. Что я скажу ей? Сорок тысяч! Умоляю вас! Умоляю...

...Человек, открывший Быкову дверь в квартиру, прошелестел сухими губами:

— Вы знаете, товарищ полковник, тут был скандал, но ваш молодой коллега не учел важного и определяющего обстоятельства. Скандал — не афишируемый. Обратите особое внимание на дочь и зятя хозяйки. Мы думаем, это кто-то из них... Наследство! Если она продаст драгоценности, что им останется? За эту мебель через десять лет и половину стоимости не дадут. Они не глупые люди, она математик...

— Ваша фамилия? — оборвал Быков аскета.

— Тронский... Иннокентий Дмитриевич, будем знакомы.

И только избавившись от Тронского, Быков тут же оказался в цепких руках хозяйки дома.

— Так где ваша дочь? — спросил он.

— Там... В ванной. Но умоляю...

Быков спокойно отвел руки женщины и пошел к Инне Аркадьевне Поповой, как представил ему дочь Соколовой лейтенант Сиволодский.

— Здесь, Вячеслав Иванович,— предупредительно прошептал лейтенант,— здесь надо очень осторожно. Это такие люди!

В возрасте Сиволодского Быков еще попадал под влияние магии слов «значительный», «солидный», «влиятельный». Однако за последние пять лет ему довелось допрашивать и проводить обыски разных «значительных» и «солидных» людей, и эпитеты эти вовсе не определяли их человеческого достоинства и порядочности.

«Пока Сиволодский отвечал лишь на вопрос «кому выгодно?»,— думал Быков, слушая полушепот лейтенанта,— И по его рассказу получается — либо всем, либо никому. Это уже, как шутит мой друг прокурор Павлов, «ограбление почтового поезда». Поэтому вместо классического вопроса «кому выгодно?» будем ставить вопрос иначе: «кто мог?» Кто мог вот из этих уважаемых, благополучных, значимых пойти на преступление, кражу и почему? Вообще-то лейтенант сделал тут асе, что мог, в том числе и ошибки. Употреблять власть не осмелился. Не выяснил конкретно, кто эти люди. Пенсионерка союзного значения? Кто об этом сказал? Крупные работники Внешторга? С чего он взял? Роскошь квартиры глаза затмила? Мало работает, не понял еще, что самые роскошные квартиры — у тех, против кого направлен закон о нетрудовых доходах. Золотой столовый набор: ножи, вилки, ложки, я, помнится, как-то конфисковал у приемщика стеклотары.— Быков толкнул дверь, до которой проводил его лейтенант.— Ну что ж, начнем... Попова Инна Аркадьевна..»

На пуфе, подперев голову руками, сидела худенькая женщина, закутанная в махровый халат. Она медленно подняла к нему лицо.

— Здравствуйте,. Инна Аркадьевна. Полковник Быков, Вячеслав Иванович.

— Вы будете меня допрашивать сейчас или увезете,— обреченно спросила она.— Все решили, что это я, и больше некому...

— Вот глупость! Просто люди начитались детективов... Маму свою простите, хотя она и не права. К тому же нужно войти в ее положение. Она что, хотела продать браслет?

— Да, за долги,— ответила Инна.— Мама заняла большую сумму, надеясь именно, на этот бирюзовый гарнитур. Шубу из настоящего леопарда она продала, чтобы купить вот эту спальню...

— А у меня дома такая же — «Режанс»...

Инна усмехнулась:

— Только вы, наверное, покупали ее до повышения цен.

— Да, конечно... Кем вы работаете, Инна Аркадьевна?

— Я инженер-программист в НИИ. Честно говоря, в этот район мы переехали, чтобы мне не тратить на дорогу два часа в один конец. Мы раньше у Выставки жили. А вообще я не хотела меняться.

— Почему?

— Ответ повлияет на успех розыска?

— Нет, но... Люди обычно руководствуются чисто практическими соображениями. Многие бы хотели иметь такую квартиру. Эта квартира ведь ваша. Ваша и вашего мужа.

— Эта квартира моей мамы, и долго еще будет принадлежать ей,— подчеркнуто твердо произнесла Инна.

«Так... она не кривит душой. Мораль: к браслету и другим драгоценностям она тоже относится как к вещам сугубо материнским, твердо зная, что мать может поступать с ними как угодно — хранить, носить, продавать, дарить... Такое не сыграешь».

— Значит, инициатором обмена была ваша мама? — снова задал вопрос Быков.— Она мудра.

— Мама вообще очень умная и практичная женщина.

— Кем же она работала за рубежом? — поинтересовался Быков, предполагая, что Соколова занимала достаточно высокий пост.

— Иномашинисткой в торгпредстве... Печатала тексты на иностранных языках... Одно время была личным секретарем торгпреда Степанкова. Иногда выполняла обязанности переводчика. Тогда было неважно со специалистами. А ее с детства тетушки учили...

— А потом мама вышла замуж за Альберта Петровича,— попытался продолжить за Инну Быков, все еще отыскивая источник высокого благосостояния семьи.

— Нет. Альберт Петрович старый мамин...— Инна на секунду замялась,— друг.— И вдруг глянула с вызовом.

«Что, поздняя материнская любовь не нравится замужней дочери? А Соколова, оказывается, жила одна,— подвел маленький итог Быков,— и самостоятельно заработала на все, что я здесь вижу. Любопытный парадокс: машинистка там и машинистка здесь... Разительный контраст. Несоизмеримый результат трудовой деятельности. По сути, при равном труде. В чем же дело? В тех отчислениях, что идут на сберкнижку? Это отчисления заработной платы, соответствующей установленным ставкам. Разница в валютных курсах? Но там тоже надо есть, пить, одеваться... Спекуляция заграничным дефицитом? Скорее всего. Интересно, наши ведущие юристы, размышляя над вопросом, что считать нетрудовыми доходами, при подготовке Указа по борьбе с ними учли вот эту частность? Надо расспросить гостей, пусть расскажут о житье-бытье Соколовой за границей. Они там сейчас такие раскаленные все, невольно раскроются... Адмирал? Но может быть, и адмирал сыграл определенную роль в накоплениях? Или наследство? Тех же тетушек... Любят у нас ссылаться на наследство».

— Мне сказали, Инна Аркадьевна, в доме произошел скандал. Якобы вы его виновница.

— Виновата,— вздохнула Инна.— Было. Не знаю, как вам объяснить. Долгая история...

— У нас есть время. Это связано с вашим нежеланием съезжаться?

— В какой-то степени. Но дело не в этом. Понимаете... Люди, которые тут собрались... Я их плохо знаю, хотя это старая мамина компания, но мы всегда жили с ней раздельно... И все они как сговорилась доказать, что родители — всё, а мы, дети, ничто. Я никогда еще не попадала под такой обстрел. И я не позволю нас с Витей унижать.— По лицу Инны неожиданно потекли слезы.

— Проблема отцов и детей слишком стара, к ней следует относиться философски,— заметил Быков.

— Но они явно хотели подчеркнуть нашу ничтожность,— Быков удивился: только что слезы градом, и вдруг такое холодное презрение в голосе.— Конечно, мы с Витей такую квартиру не подняли бы, да и зачем нам эта роскошь? А на приличную обстановку вполне сами бы смогли заработать. Я брала бы чертежную работу. Виктор — сверхурочную...

— Где работает ваш муж?

— Механиком в гараже, в крупном автохозяйстве. Окончил автодорожный техникум, его ценят. Виктор очень хороший человек..

— Я рад, что вы его любите.

— Я не о том... Мама не захотела ждать, когда мы с Виктором сможем обставить квартиру, вот в чем дело. Ей все нужно было сразу. И началось... Шубу продала, в долги влезла... Под бирюзу набрала денег у нескольких человек! Мне с самого начала все это не нравилось.

— Извините, Инна Аркадьевна, но мне всегда казалось, что бирюза не драгоценный камень, как, скажем, и малахит.

— Если уральская бирюза, то да. А вот иранская...— драгоценный камень наравне с цветными корундами, рубином, изумрудом. И только иранскую бирюзу оправляют в золото.

— Спасибо за справку, не знал. А откуда знаете вы? Интересовались, ходили оценивать?

— Что вы? — Инна даже отпрянула от следователя.— Я к маминым вещам не прикасалась... Об этом она сама мне рассказывала.

— И она вам сказала, сколько стоит весь гарнитур?

— Мама утверждает, что тысяч сорок. Для меня это звучит как четыре тысячи, так же невообразимо много. Мама решила, что я спрятала в отместку... Зачем? — Инна пожала плечами.— Я никогда ни на что не претендовала, поверьте... Мы с Витей жили вполне обеспечено. Отыгрывать обратно? А как расплачиваться с мамой? По чести говоря — эта спальня тоже ее.

— А ведь вы, Инна Аркадьевна, боитесь не столько финансовой, сколько моральной зависимости...

— Да, муж это называет кабалой. Он говорит, что принимать все это для него унизительно. Виктор сам смог бы заработать.

— Ну, а коль денег нет, можно и поскромнее жить? Однако ваша мама...

— Хозяин — барин,— Инна посмотрела холодно.

— Прежде чем я задам ей ряд вопросов, я должен знать одну тонкую вещь: друг вашей мамы помогал ей материально?

Инна пожала плечами.

— Да, конечно, о таких вещах не говорят и с дочерью,— понял Быков свою бестактность.— Ну, а вы как считаете, кто мог взять вещь?

— Не представляю. Альберт Петрович утверждает, что бирюза в доме. Спросите его, почему у него сложилось такое впечатление. Лично я никого не подозреваю.

«Нет, это не Инна. Слишком щепетильна, дотошно подсчитывает каждый потраченный матерью рубль. Она не могла взять бирюзу, которая должна покрыть долг, не могла»,— решил для себя Быков, поднялся и пошел к гостям.

— Я обращаюсь ко всем присутствующим,— начал он,— расскажите, кто как сюда добирался?

— Мы с женой,— сказал Петухов,— на личной машине, У нас уговор: если я в гостях выпью, машину ведет Аня, она, как стеклышко... Хотите осмотреть «Волгу»? Из окошка видна...— Петухов подошел к окну и поманил Быкова,— вот стоит, серенькая лошадка... В экспортном исполнении. Возьмите ключики. Я трудовой человек, шофер. На чужое не зарюсь, за что и ценили. И если купил «Волгу», много лет отышачив за кордоном, то исключительно за счет жестокой экономии, главным образом на питании. Не думайте, житуха за бугром совсем не рай, как думают некоторые, особенно если хочешь что-то сколотить.

«Вот и все твои «дипломаты»,— мысленно сказал Быков Сиволодскому,— это, браток ты мой, техперсонал. За исключением адмирала, которого занесла в этот круг не общность взглядов и интересов, а совсем другое».

Ключи от машины Быков у Петухова не взял, но посмотрел на него внимательно. Тот, однако, не смутился, не занервничал, не засуетился. «Сиволодский, пожалуй, прав, что Петуховы активничали в поиске бирюзы больше остальных,— подумал Быков,— Почему «цыганочку» он танцевал в коридоре без зрителей?»

— А как вы сюда добирались? — спросил Быков Попова.

— На автобусе, у Речного вокзала мы живем, удобно пятьсот тридцать третьим добираться от дома до дома...— старый человек глядел устало и печально.— Все вместе приехали. Костя с Наташей у нас ночевали.

— Вы? — вопрос к молодому человеку с фотоальбомом.

— Пешком пришел. Мне совсем рядом. Я в тринадцатом доме живу.

Быков повернулся к Майоровой:

— Как вы добирались?

— На такси.

— Номер не запомнили, автопарк, приметы водителя?

Женщина задумалась.

— Нет, я сзади сидела. Шофер был в летней кепочке, пляжной, что-то на ней написано, нарисовано, яхта, что ли... Лица не видела.

— По-моему,— задумчиво проговорил ее муж,— автопарк тот, что на Войковской или на Волоколамке. Обедать ехал, ему было по пути.— Но при чем тут такси? — Майоров пожал плечами.— Мы, товарищ полковник, люди трудовые, Я всю войну с полевой кухней прошел. Меня государство за исключительную честность на работу за границу направило. Знали, Петя Майоров в жизни государственного куска в личную кастрюлю не положит...

— Да что вы так разнервничались,— остановил его Быков,— меня интересовало только, как вы сюда доехали.

— Да уж, только... Знаю...— проворчал Майоров, исподлобья взглянув на следователя.

— Ну, а вы, товарищ адмирал? — обратился Быков к Альберту Петровичу.

— Метро, потом маршруткой. Машины у меня нет.

— В метро? В полной парадной с отечественными и, как я вижу, иностранными орденами?

— Что вы... В гражданском костюме прибыл. Переоделся уже здесь. Этот мундир хранит Александра Эдуардовна. Она умеет бороться с молью.— Помолчал и добавил,— нам, полковник, с вами нужно обстоятельно побеседовать...

— Минуту...— кивнул ему Быков и повернулся к Тронским. Семейство сидело на диване рядком поодаль от Сиволодского. Только Ирочки не хватало — ее беспечный голосок доносился из детской.

— Нас привез наш зять, Любочкин муж,— отчеканила Тронская,— на своей машине. И тут же уехал. Подъезжая к дому, мы видели Петуховых. Чужих среди мае не было. Да и в нашу машину можно сесть только вчетвером, включая водителя.

— «Запорожец»?

— «Фольксваген». Старая модель. И вообще, наш зять в квартиру не поднимался.

— Да нет, мама, Андрюша Ирочку по лестнице нес...

— Значит, он не заходил в квартиру — я точно помню.

— Ты ошибаешься, Изабелла,— раздался голос Александры Эдуардовны.— Он вошел в квартиру, поздравил меня с новосельем, но дальше прихожей не проходил. И тут же ушел, тут же. Витя его проводил до лифта. Правда, Витя? Я же просила тебя.

— Да,— ответил Виктор,— конечно.

Но следователь услышал неуверенность в его голосе.

— Номер машины вашего мужа,— спросил Быков,— обращаясь к Любе.

— Я не помню,— смутилась молодая женщина.— Забыла. Но при чем тут Андрей? Послушайте, товарищ полковник, вы не смеете. Мой муж... Да никогда! Вы что! Папа?!!

— Извините, полковник,— сказал Тронский, первым встретивший его в этом доме.— По-моему, для вас важнее, что наш зять тут фактически не присутствовал.

— Михаил Игоревич,— окликнул Быков Сиволодского,— свяжитесь с ГАИ. Как фамилия вашего зятя? Машина на него зарегистрирована? Или это ваш подарок из-за рубежа?

— Мы никакого отношения...— вдруг засуетился Тронский,— это его машина, еще до брака с Любой...

Вошла Инна. Быков подошел к ней и тихо сказал:

— Попытайтесь покормить моего лейтенанта... Как бы он ни отказывался. Нам еще работать и работать,— обернулся к адмиралу.— Я готов выслушать вас, Альберт Петрович.