Масарик остановил магнитофон. Итак, Уинстон Черчилль весьма доверительно беседует с Генлейном. Итак, Черчилль считает наиболее правильным радикальное решение проблемы: аншлюс Чехословакии в целом. Наверное, Гитлеру понравилась эта идея, когда Генлейн принес ее в Берлин как верный пес палку любимому хозяину. Итак, Черчилль тоже поддерживает проект общеевропейского пакта без участия СССР и считает, как выясняется, что в случае, если СССР станет оказывать военную помощь Чехословакии, Великобритании и Франции было бы целесообразнее оказать помощь Германии — против СССР. Но как понимать Черчилля?

— Почему вы пришли с этим ко мне? — Масарик внимательно смотрел на профессора Дворника. Последнее время посол Чехословакии в Лондоне перестал понимать профессора — он вдруг возложил надежды на кружок леди Астор. Слишком часто ездит в Кливден. Купить там Дворника не могли, а вот промыть старику мозги…

— А к кому я должен идти с этим? — ответил Дворник вопросом на вопрос.

— Вы уверены, что это не подделка?

— Все может быть, — вяло отозвался профессор. — Нет смысла подсовывать липу. Кто-то хочет, чтобы мы просто сдались на милость Гитлеру, кто-то наоборот, хотел бы, чтобы мы поклонились Москве: приди и прикрой щитом. Эта запись годится и тем и другим как подтверждение своей версии. А определяться надо нам.

— И как же вы определились, пан Феликс?

— Я не верю больше англичанам. И как верить? Меня Черчилль лично прямо-таки уверял, что Генлейн — это несерьезная опасность для Чехословакии, нечто подобное шотландской проблеме в Великобритании. В разговоре с Генлейном, который мы с вами прослушали, пан Ян, он утверждает, надо понимать, обратное. Я скорее поверю «Ангрифу» Геббельса, который хвастался на днях, имея в виду Черчилля, «что самый антинемецки настроенный британский государственный деятель перешел на нашу сторону», чем поверю в искренность демарша Чемберлена и Даладье Гитлеру.

— Так каков же вывод, пан профессор? — повторил Масарик.

— Демарш — это очередная уловка в угоду Гитлеру. Все боятся решительных действий, все, кроме Москвы. Только русские могут обуздать Гитлера…

— Социализм отпугивает меня, — Масарик долгим взглядом посмотрел на профессора. — Я всего лишь европейский радикал, который верит в науку и в прогресс человечества, хочет им содействовать, но по-своему. В индивидуалистическом порядке. Скажите, пан Феликс, кто передал вам эту запись?

— Не знаю, — неуверенно ответил Дворник. — Помните, я в начале года был вынужден спешно уехать на родину? Я тогда почувствовал за собой слежку. Сейчас уверен, это следил за мной этот швед, Дорн.

— Я поинтересуюсь у Пальмшерна, у шведского посла, — уронил Масарик, но Дворник почему-то подумал, что Масарик явно не сделает этого.

Вообще, Дворник все время чувствовал, что его визит не слишком приятен господину послу. Позиция Дворника явно выбивала посла из его собственной концепции в отношении к происходящему.

— В принципе мне совершенно безразлично, — пояснил дальше Дворник, — кто этот швед и какому богу он молится. Но я устал от политической лжи и неопределенности. Иногда удар кулаком по столу — самый крепкий аргумент.

— Вы опять о помощи Красной Армии?

— Когда дадут Прагу? — Дворнику не хотелось больше дебатировать. В конце концов, его Бенеш направил в Лондон для личной миссии, и консультироваться с господином послом ему не обязательно.

— Да-да, — в голосе Масарика прозвучала уклончивость, — скоро вас свяжут. Но… Профессор, стоит ли торопиться? Надо посмотреть, как Гитлер отреагирует на демарш Чемберлена и Даладье. Кроме того, международный арбитраж, предложенный англичанами, тоже мощный фактор. Это светлая мысль. Понятно, Генлейн и Бенеш между собой не договорятся. Поэтому третейский судья… Лорд Рансимен буквально на днях должен выехать в Червонный Градек, правда, пока как частный гость принца Гогенлоэ, но уже с целью постепенно войти в дело.

— Лорд Рансимен в роли международного арбитра! — с горечью воскликнул Дворник. — Он будет творить арбитраж в замке принца Гогенлоэ, немца с люксембургским паспортом, женатого на испанке из франкистской семьи! Лорд станет входить в аспекты судето-немецкого конфликта под охраной генлейновских штурмовиков. Это же издевательство над чехами! — Дворник строго посмотрел на посла.

Неужели Масарик не понимает, ради чего все это делается? Оттяжка времени… А зачем им оттяжка времени? Например, для того, чтобы дать Гитлеру возможность еще немного поманеврировать не только с войсками, но и с дипломатами — неужели посол не понимает?

— Послушайте, пан Ян, — заговорил Дворник негодуя, — как вы можете серьезно относиться к подобному арбитражу? Лорд Рансимен стар, ему под восемьдесят, он глух, слышит только с аппаратом, соображает медленнее самого запущенного склеротика. Это же… параноидальный бред!

Масарик тяжело вздохнул:

— Не я занимался кандидатурой арбитра. Да бог с ним, со старым лордом… Но ведь немного потянуть время — это и нам на руку, поверьте моему опыту. Да и кто знает, не слишком ли много значения придается происходящему? Порой мне приходит в голову такой вопрос: может быть, было бы проще, если бы вообще никто не реагировал на действия берлинских гангстеров? Это же гангстеры…

— И они свободно занимали бы столицу за столицей?

— Дорогой пан Феликс, уступите экстремистскую позицию нашим недругам, вам она не к лицу. Вот и «Таймс» уверяет, что концентрация германских войск на нашей границе не что иное, как акция запугивания. А оккупация Аша всего лишь пограничный конфликт, опрометчиво спровоцированный нашими же пограничниками. Действительно, среди наших молодых лейтенантов мог найтись один с экстремистскими суждениями. Я очень верю «Таймс».

— Вы вообще склонны верить англичанам, — заметил Дворник.

— Ответ на ваш укус: президент настроен весьма оптимистично: итоги выборов, успех мобилизации… Я даже не как посол, просто по-человечески не хотел бы, чтобы вы посеяли смуту в его настроениях… Обращение к СССР! — Масарик поморщился. — Как вы себе это реально представляете? Румыны точного ответа на просьбу русских о пропуске войск не дали пока. Пусть события развиваются сами, мы вряд ли ими управляем…

— Вот именно, — усмехнулся Дворник. — Мы ими не управляем. Но надо же когда-то брать дело в свои руки. Ведь это наше, чешское дело… А что до румын… Сколько же ждать Прагу? Будет уместно сообщить президенту, что начальник генерального штаба Франции Комнен, кстати, заверил меня, заверил в категорической форме, — подчеркнул Дворник, недоверчиво глядя на Масарика, — что слухи о переговорах патриарха Мирона никаких оснований под собой не имеют. Единственное, что считает Комнен реальным, так это то, что Румыния только по соображениям общеевропейской ситуации боится взять на себя обязательства перед Красной Армией. Только и всего. Но когда и если, я подчеркиваю, когда и если эта общеевропейская ситуация запахнет порохом, так же как на улицах Аша, то, я уверен, румыны не будут колебаться — уже заботясь о собственной судьбе.

— Вы слишком верите французам, профессор, — Масарик натужно рассмеялся. — Что же касается нашей ситуации, повторяю, нам даже выгодно держать вопрос открытым…

Их прервали. Вошел Грубек, техник посольства. Он деловито скрутил провода больше не нужного магнитофона, скептически глянул на кассету, подумал и засунул ее в кармашек кожуха.

— С вашего позволения, пан посол, я отнесу аппаратуру, стенографистки ждут на прямой провод Прагу. Ивините, пан посол…

— Охотно, — буркнул Масарик.

Прозвучал резкий сигнал связи с Прагой. Дворник порывисто снял трубку и услышал голос президента Бенеша.

Они говорили перебивая друг друга И Дворник, стараясь сказать как можно больше, подробнее, аргументированнее, уверял, что только Москва и Красная Армия… Уловил лишь одно: Бенеш не сомневается в реальности помощи русских, но бог услышал молитвы в чешских церквах, Гитлер получил демарш Франции и Великобритании, более того есть точные сведения — Аш уже очищен от германской солдатни, они уходят и от границ.

Дворник перекрестился. Он может ехать домой. Больше он не станет вмешиваться. Как нелепо навязывать мнение, если считаться с ним все равно не хотят! Но почему Бенеш не желает понять, что все это временно, временно…