6 апреля Фриц Дост шел по Черринг-кросс, внимательно вглядываясь в рекламные витрины офисов. У застекленной двери под вывеской «Семья Дорн. Шведская древесина, фанера, картон» он остановился.

Дорн сидел в своем кабинете, что-то помечая в финансовых документах.

— А-а… — с добродушной усмешкой кивнул он Досту. — Идешь домой? Или сразу наниматься на работу к фон Хешу? Аристократы еще почивают.

— До вчерашнего дня в посольстве была всего одна вакансия — истопника, — хмыкнул Дост, располагаясь. — И при чем тут фон Хеш? Что это ты его вспомнил? А вообще-то Лей меня надул. Они мало-помалу заменили почти весь аппарат посольства на наших, в том числе из нашего управления. А я так и болтаюсь. Между прочим, когда я занимался юридическими науками, то специализировался по морскому праву, и Лей вполне мог бы меня всунуть в аппарат военно-морского атташе. Но с другой стороны, если бы англичане не ограничились разговорами, не спасла бы даже дипломатическая неприкосновенность. Если бы ты знал, какое облегчение почувствовал после 19 марта! Завидую тебе, ты, кажется, вовсе не волновался из-за этой зоны… Это потому, что у тебя есть деньги. А вот представь, что с нами было бы, если бы из-за Рейна началась заварушка? Ты даже еще не обеспечил бювар!

— Относительно бювара я сделал все, — Дорн перекинул листки календаря. — Девятого ты его получишь. Не думай, что все так просто. Ручная работа. Вышивка сложная. Пришлось искать картонажников. Между прочим, Лиханов сразу поднял цену, так что пришлось раскошелиться. Надеюсь, штандартенфюрер Лей это переживет. Я, во всяком случае, не добавлю больше и пенса из собственного кармана. Можешь передать это Лею. Живу я скромно, так что…

— Ты, Роберт, стал рассуждать, как заправский делец. Особенно здесь, в Лондоне, как начал обучаться в этой школе. — Дост имел в виду Лондонскую школу экономических наук, в которой второй год занимался Дорн. — Смотришь, в миллионеры выбьешься.

Дорн пропустил его слова мимо ушей и продолжал неторопливо:

— Так вот, у меня только одна нерациональная трата. Это деньги, которые я плачу Ингрид. Она, конечно, закончила бухгалтерские курсы и помогает мне в Стурлиене, как может. Но… Если бы она не была полуинвалидом, которым ее сделал Лей, я бы не занимался благотворительством. Тем более в данной ситуации, когда на счету каждый фунт.

— Это тоже можно передать Лею?

— Это он и сам знает, — отрезал Дорн.

— Любят у нас озадачивать по максимуму, — примирительно сказал Дост. — Зачем им понадобился именно оригинал меморандума? — Фриц пожал плечами, пальто, не застегнутое на верхние пуговицы, слегка разошлось, и Дорн увидел, что на Досте надет какой-то старый порыжевший пуловер. Он мог предстать перед мадам Трайден в таком виде? Или он не был у нее? Неужели их действительно поссорил Рейн? Смешно…

— И вообще, — поморщился Фриц, — теперь, когда мы развязали себе руки, освободившись от Локарно, не все ли равно, что о нас думает Иден? Важно, что он не ударил палец о палец, не помешал нам… Кричали, кричали о любви к Франции, а вот она, эта любовь…

«А ведь он прав, — думал Дорн, проводив Доста, — декларируется германская опасность, и вместе с тем поощряется реальная германская экспансия. Почему? Не ради ли того, чтобы показать свое отношение к идее коллективной безопасности? Но ведь Франция реально пострадала. Неужели цель стоила этой жертвы? Либо, признавая существование германской опасности, англичане ищут пути ее нейтрализации, причем только по отношению к себе, например, стремясь оказаться союзником, а не потенциальным противником рейха. Ведь все, что сейчас толкуют политики о действиях на Рейне, — это демагогия, и только. Дела-то нет! Заигрывают с Гитлером, вот как бы я сказал. Вот, мол, смотри, Ади, какие мы покладистые, как мы тебе верим. Либо Иден находится в политической изоляции, и его меморандум — это глас вопиющего в пустыне. Тогда поведение англичан в ситуации с Рейном объяснимо. Кто же сдерживает Идена? Болдуин? Не только. Это как раз те люди, которыми интересуется Центр. Некие посредники между рейхом и королевством, стремящиеся соблюсти интересы обеих сторон, готовые на многое, дабы не ущемить их ни на йоту. Не те ли это парни «из нашего управления», которые на зависть Фрицу занимают вакансии в германском посольстве? Хорошо бы увидеться с Форгеном», — решил Дорн и снял телефонную трубку.

Он периодически звонил Форгену на квартиру и в клуб, но заместитель баронета Мосли оказался неуловим. Венс был в отъезде.

Разочарованный не слишком удачным днем, Дорн отправился домой. Они с Достом жили в Челси, снимали по квартире в доходном доме, на первом этаже которого хозяева держали паб. Миссис Барбара, хозяйка дома и паба, относилась к Дорну хорошо и не раз сердилась на него, если он пропускал бесплатный ленч для квартирантов. «Пожалуй, сегодня я загляну к Джексонам», — решил Дорн, подъезжая к своему дому.

За стойкой ловко манипулировал шейкером мистер Джексон.

— О, мистер Дорн, как себя чувствуете? Не откажетесь от обеда?

— Благодарю, сыт. Чашку кофе, если можно.

— И сливовый пай, я надеюсь. Сегодня сливовый пай хорош.

— Если только небольшой кусочек, — Дорн любил этот традиционный английский пирог.

— Я давно хочу переговорить с вами, мистер Дорн, — Джексон отложил шейкер и подошел ближе, заговорил доверительно: — Я знаю, ваша фирма не из популярных, поэтому вы не предлагаете высоких цен, которые нам с миссис Барбарой не по карману. Но я хотел бы навести некоторый порядок в доме. Не беспокойтесь, на вашей квартирной плате это не отразится. Если, конечно, вы найдете возможность помочь мне с материалами. Отделочные панели, паркет… Вы меня понимаете?

Дорн согласно кивнул.

— Я могу предложить вам скидку в сорок процентов.

— О… Мистер Дорн… Я, честно говоря, рассчитывал на тридцать.

Подошел еще один клиент, и Дорн невольно прислушался к его разговору с Джексоном. Они говорили о политике. Пожалуй, после погоды и домашних животных, заметил Дорн, это третья излюбленная тема британской беседы.

— …Французы оказались тряпками, — усмехнулся Джексон, отмеривая составные коктейля для своего собеседника. — Кто бы мог подумать! А ведь в прошлую войну они дрались вполне достойно. И так легко, без сопротивления отдать немцам Рейн… Версальский договор рухнул. Теперь немцы ничем не связаны. Можно начинать все сначала. Искать повод для войны. Не понимаю. Как французы могли… — Джексон осуждающе покачал головой.

— В них еще не умер ужас Седана и Марны, — заметил клиент, как решил Дорн, мелкий чиновник, а может быть, инженер или техник.

Дорн вступил в разговор:

— Как вы считаете, существует ли для Великобритании германская опасность?

«Чиновник-техник» пожал плечами.

Джексон задумчиво сказал:

— Будет надо, наши парни проучат забияку. Слава богу, подобные времена еще далеко. Гитлер, конечно, борется против договоренностей, которые унижают национальное достоинство немцев. Но и у нас есть свое достоинство.

— Нет, — возразил ему «чиновник-техник», — Гитлер стремится к войне, чтобы установить новый порядок и посадить кругом своих людей.

— В Великобритании есть свой человеку Гитлера — баронет Мосли, — подлил масла в огонь Дорн.

Джексон хохотнул:

— О, мистер Дорн, в вашей Швеции тоже есть фашисты, только разве к ним относятся всерьез? Уверен, пройдет какое-то время, сэр Освальд повзрослеет, остепенится, обзаведется семьей, детками и забросит крайние Иден, на которых по молодости хочет выделиться.

— Мосли давно следует посадить в тюрьму, — угрюмо заметил «чиновник-техник». — Чтобы не сбивал с толку зеленых юнцов, которым хочется демонстрировать силу сильных. Насилие не в наших традициях. И Гитлеру незачем плодить у нас своих последышей.

— А вдруг Гитлер захочет освободить из тюрьмы сэра Освальда? — спросил Дорн без тени юмора. — Известно же, как страшен в островном государстве десант!

Но его собеседники громко рассмеялись.

«Вряд ли Иден рассуждал о германской опасности на уровне пабмена и его постоянных клиентов, — размышлял Дорн, попивая кофе, — но отстраненность островитянина от чисто европейских проблем должна присутствовать в этом документе».

— Как вы полагаете, мистер Джексон, если война все же начнется, на чьей стороне станет воевать Великобритания? — спросил Дорн.

— А ваша Швеция, сэр? Неужели она так и станет сохранять свой нейтралитет? Неужели ей будет плевать на судьбу Европы? Гитлер хуже Наполеона хотя бы тем, что действует не по правилам. Наполеон инакомыслящих в тюрьмы не сажал, позволил членам оппозиции спокойно покинуть страну. Ваш король сохранит нейтралитет, если Гитлер пересажает, например, в Норвегии и коммунистов, и монархистов только за то, что они не национал-социалисты?

— Значит, вы не думаете, что Великобритания станет союзником Германии в европейской войне?

— Если только это не будет война с большевиками, — отозвался «чиновник-техник». — Но Гитлер русских не тронет. Они хорошо держатся. Я немного знаю русских, работал с ними. А работать с русскими хорошо. Думаю, и воевать рядом с ними лучше, чем против них.

— Я с русскими не встречался, — сказал Джексон, — но когда я был юнцом, газеты писали о них плохо, я и не привык думать о них благодушно. Еще бы — окажись я в России, большевики отняли бы у нас с Барбарой наш доходный дом! А это все, что у нас есть… Мог бы я радоваться их власти?

Дорн исподлобья посмотрел на своего домовладельца и с трудом удержался от желания хлопнуть его по плечу со словами: «Ты хороший парень, Джексон, но ты городишь чушь, а ведь ты совсем не глуп, старина!» — но сказать этого он не мог, ибо для Джексона мистер Дорн — всего лишь шведский лесопромышленник, пытающийся заработать в Англии больше, чем дома.

В тот вечер Дорн не дождался Доста, хотя лег спать поздно. Видимо, решил он, мистер Трайден надолго выехал из Лондона.