ГЛАВА 7. ПРОПАЖА

Ри бежал, не разбирая дороги. Кажется, он толкнул кого-то, а потом едва не угодил под колеса экипажа. Люди оглядывались, вслед ему неслись возмущенные крики и проклятья. И лишь каким-то чудом он не заблудился и вылетел прямо к дому. Взбежав по ступенькам на крыльцо, он распахнул дверь и, кажется, впервые за последние полчаса смог вдохнуть. Теперь он был в безопасности, теперь никто и ничто не могло ему навредить.

Кроме Эвретто. Наверное, у камердинера был нюх на такие вещи. Стоило Ри появиться на пороге в залитом вином и кровью камзоле, с разорванным рукавом, как Эвретто был тут как тут. Зоркие глаза тут же заметили пятна на черном бархате – что было не так-то просто! – и, как только Ри сделал несколько шагов, его окрикнули:

– Да ты, я вижу, не щенок, ты свинья.

Ри оскорбляли и раньше. Даже за последние полчаса он выслушал столько сомнительных комплиментов, что обижаться на Эвретто было, по меньшей мере, странно. Но напряжение и пережитый страх что-то в нем надломили. И теперь это что-то окончательно сломалось. Ри поступил так, как научился поступать за два года в Интернате. Он ударил камердинера его светлости Гергоса. Ударил больно и обидно – не так, как полагается бить воспитанному молодому человеку. Но Ри был сильно ниже Эвретто и поступить более изящно – например, свалить обидчика хуком справа – не мог.

Эвретто согнулся и зашипел. А Ри пошел своей дорогой – искать Митти, чтобы она помогла промыть и забинтовать рану. Но он добрался до кухни, так никого и не встретив. А потом его нагнал Эвретто. Первый же удар камердинера свалил Ри с ног, он приземлился на раненую руку, и осколок вошел глубже. Если бы не это, Ри тотчас бы вскочил и дал сдачи. Он умел драться и не боялся даже более крупных противников – в Интернате многие были выше и сильнее его. Но осколок стекла в правой ладони очень сильно мешал.

Поэтому – и только поэтому! – Эвретто удалось нанести второй удар. От третьего Ри увернулся, откатившись в сторону. Затем вскочил и бросился вперед – пинаясь, кусаясь и царапаясь здоровой рукой. На крики прибежали слуги и принялись разнимать дерущихся. Теперь и ливрея Эвретто была порвана и запачкана кровью. Волосы Ри стояли дыбом, а выражение лица, должно быть, было настолько диким, что кухарка, не удержавшись, вздохнула:

– Звереныш!

Ри шмыгнул разбитым носом.

– Он первый начал.

Но никто ему почему-то не поверил. Эвретто с достоинством поправил ливрею и пригладил волосы.

– Я сообщу его светлости, – пообещал он.

– Трус и стукач!

Это не прибавило ему одобрения в глазах других слуг. Видя вокруг лишь осуждающие взгляды, Ри выскочил из кухни.

– Эй! – донесся сзади тоненький голосок Митти. – Давай помогу!

Но Ри не остановился. Он пронесся по коридору, мимо дверей, и выбежал в холл. Там он столкнулся с богато одетой дамой, и только ее испуганный визг заставил его наконец прийти в себя.

– Госпожа Дакару!

– Ри? – недоверчиво спросила она. – Что-то случилось с его светлостью?

Большие голубые глаза смотрели на него с неподдельной тревогой. Ри попытался привести себя в порядок, но тут же зашипел – правая рука нестерпимо болела при каждом движении.

– Нет, – пробормотал Ри, – с дану… то есть с его светлостью все хорошо. Но его нет дома.

– Где он?

Тревога сменилась подозрением, госпожа Дакару сначала побледнела, потом ее хорошенькое личико залил румянец. А Ри только поразился, какая светлая у нее кожа, почти прозрачная. Не то что его собственная. И одежда – светло-голубое платье собрано спереди в красивые складки и чуть приподнято, чтобы были видны кружевные оборки панталон.

– Он в клубе, беседует с его сиятельством Албэни и… – тут Ри пришлось кашлянуть, прочищая горло, – и его светлостью Коварэном.

– А!

Госпожа Дакару заметно повеселела.

– А с тобой что приключилось? Ты ранен? Покажи руку.

Ослушаться было невозможно, и пришлось рассказать про упавший кувшин и небольшое происшествие на кухне – служанка только что вымыла полы, и Ри поскользнулся.

– Все тебе не везет, – вздохнула госпожа Дакару. – Пойдем, я помогу. Нет-нет, не спорь. Ты! – она обернулась к стоявшей в дверях Митти. – Принеси бинты и пинцет.

Маленькие тонкие пальчики госпожи Дакару двигались на удивление проворно. С другой стороны, а что в этом удивительного? Любовница дану Гергоса была талантливой художницей и музыкантшей. Впрочем, это не помешало ей стать бывшей любовницей дану Гергоса – тут же напомнил себе Ри, и от этого словно на душе посветлело.

– Расскажи… – начала Линая Дакару и снова смутилась, – как поживает его светлость?

Ри честно не знал, что ответить. За прошедшие три дня дану Гергос получил несколько приглашений на обед, посетил три вечеринки и принял бессчетное количество гостей. О прочитанных и написанных письмах Ри старался даже не думать. Но скажи он обо всем этом госпоже Дакару, и она снова начнет плакать. Она неплохо держалась, даже улыбалась немного, но глаза все равно подозрительно блестели.

А с другой стороны, не врать же? Еще подумает, что дану убит расставанием, и решит вернуться. Или остаться. Почему-то от мысли, что госпожа Дакару может поселиться в доме Гергоса, Ри стало нехорошо. Он осторожно сжал пальцы, проверяя, не осталось ли в ране стекла. Разрез по-прежнему саднил, но боль теперь была вполне терпимой.

– Я думаю, – осторожно сказал Ри, – что вам следует самой у него спросить.

– По-твоему, он скоро придет?

– Я не знаю. Он…

Вечер у Гергоса был уже полностью распланирован, если он и собирался зайти домой, то только для того, чтобы быстро переодеться.

– Пожалуй, ты прав, я подожду его светлость.

Ри закусил губу. Ну зачем ему лезть во все это? Надо промолчать.

Но Ри не промолчал.

– Я думаю, госпожа, будет лучше, если вы просто оставите карточку.

Госпожа Дакару вспыхнула на мгновение, но быстро справилась с собой. Сжав забинтованную руку Ри, она грустно улыбнулась:

– Я и тебе кажусь жалкой, да? Ну, хорошо! Пусть будет по-твоему, я подчинюсь совету мудрого пажа.

Она вынула из ридикюля аккуратную визитку и, попросив перо, быстро написала на обратной стороне несколько слов.

– Позаботься, чтобы никто, кроме его светлости, ее не увидел, – попросила она, вручая Ри карточку. – Тебе я доверяю, но другие слуги… сам понимаешь.

Ри смущенно кивнул, чем заработал еще одну грустную улыбку.

– И береги его, Ри. Сбереги его для меня.

Она быстро ушла, оставив после себя легкий шлейф духов. Ри повертел в руках визитку, но разобрать написанного не смог. Нет, почерк у госпожи Дакару был на зависть многим, но то ли что-то в глаз попало, то ли камин чадил… Бросить бы ее в огонь! Но ведь нельзя, госпожа Дакару непременно спросит. Ри вздохнул и направился в покои хозяина.

Он никогда не был там без Гергоса, и теперь комната казалась непривычно большой и пустой. Спрятав визитку в шкатулке для драгоценностей, куда, кроме самого дану и Эвретто, никому заглядывать не полагалось, Ри быстро ушел. Вытирая тыльной стороной ладони глаза, он спустился на первый этаж и замер в недоумении.

Посреди холла стоял громоздкий, неприятного вида мужчина. Ри был настолько вымотан всем случившимся, что даже не сразу его узнал. А узнав, охнул и едва не бросился наутек.

Господин Тракас! Старый и уважаемый патрон Интерната, последний год изводивший Ри обещаниями выкупить его и «пристроить в дело», как он любил выражаться. Дану Гергос так и не встретился с ним. Когда господин Тракас пришел впервые, они с Ри как раз были в Уланду. Ри узнал об этом, когда разбирал скопившуюся за несколько дней корреспонденцию. Можно было подумать, что патрон понял намек и больше не вернется, но не тут-то было.

Ри замер у подножия лестницы, как кролик на удава, глядя на приближающееся грузное тело. Густые усы господина Тракаса свисали, как два понурых беличьих хвоста, на массивный подбородок, который незаметно переходил в мясистую шею, а та, в свою очередь, – в бочкообразную грудь. Верхние пуговицы камзола, как всегда, оставались не застегнуты, объемный живот перетягивал широкий камербанд. Длинные носки ботинок чуть загибались кверху. Ри сглотнул. Его самый страшный кошмар наяву.

– Не подходите! – пискнул он, когда господин Тракас сделал очередной шаг вперед.

Патрон не остановился, и только раздвинулись в насмешливой улыбке губы под усами. Глаза маслянисто блеснули, лапища с похожими на сосиски пальцами потянулась к Ри.

Тот отшатнулся и едва не упал, споткнувшись о ступеньку. Вывернулся в последний момент, проскочил под протянутой рукой и бросился к дверям.

***

Впервые за несколько месяцев Окъеллу Гергос сам открыл входную дверь. В просторном холле не оказалось ни слуг, ни дворецкого, никто не встретил его, не забрал трость. Никто, кажется, даже не заметил, что он вернулся. Из гостиной доносились громкие голоса, Гергос узнал глубокий баритон Парлато и постоял некоторое время, прислушиваясь. Затем встал в дверях гостиной и откашлялся.

– Ваша светлость! – тут же засуетились слуги.

Полицейский, до того сидевший на диване со стаканом лимонада, поспешно вскочил, едва не расплескав на дорогущий голубой шелк оранжевое питье. А вот тучный господин, которого раньше Гергос вроде бы не встречал, остался сидеть.

– Господин Гергос? – спросил он, поправляя камзол.

Окъеллу, не торопясь, осмотрел полицейского с ног до головы, потом перевел взгляд на дворецкого.

– Что здесь происходит?

Тучного господина он решил до поры до времени не замечать. Пока присутствующие переглядывались, решая, кому следует отвечать на вопрос, Гергос обежал взглядом гостиную и отметил, кого не хватает. Конечно, здесь были не все слуги, но одно лицо было странно не увидеть.

Наконец Эвретто выступил вперед.

– Ваша светлость, должен с прискорбием сообщить, что в доме произошла кража.

– В моем доме? – уточнил Гергос.

– Да, ваша светлость.

– И что же украли?

– Золотую цепь господина Тракаса, три кольца и коробочку для пастилок с инкрустацией.

– О, о последнем не беспокойтесь. Я сам ее отдал.

– Отдали, ваша светлость? Ри?

– Совершенно верно. Эвретто, а что у вас с лицом? Это что, синяк?

Камердинер явно смутился и чуть отвернул голову, чтобы синяк был не так заметен.

– Это произошло случайно.

– Несомненно. Это вы вызвали полицию?

– Да, ваша светлость. Господин Тракас настоял.

И снова господин Тракас. Имя вроде бы знакомое, но Гергос каждый день слышал столько имен, что давно перестал их запоминать. Он снова взглянул на тучного господина. Нет, они с ним определенно раньше не встречались.

– А что насчет колец и коробочки? Вы сами обнаружили пропажу?

– Да, ваша светлость.

– Когда? Как? Не помню, чтобы приказывал вам осматривать мои вещи.

– Нет, ваша светлость, но…

– Но что?

– Этот мальчик, паж.

– Ри?

– Да, ваша светлость, когда он вернулся сегодня днем, то был не в себе.

Стоявшие за спиной Эвретто слуги согласно закивали, некоторые – с мстительным удовольствием. Неужели Ри так быстро обзавелся врагами? Впрочем, ничего удивительного. Новый любимчик хозяина.

– Он порезался, – холодно сказал Гергос, смерив каждого тяжелым взглядом. – Это не такая уж заразная болезнь.

– Дело не в этом, он…

– Ну, говорите же, Эвретто, что с ним?

– Он вел себя неподобающим образом.

– А, так это он вас ударил! И как только дотянулся?

На помощь смущенному Эвретто пришел дворецкий.

– Напав на господина камердинера, мальчик провел полчаса с госпожой Дакару – она решила не дожидаться вашего возвращения и ушла в слезах. После этого ваш паж поднялся на второй этаж, зашел в вашу комнату и пробыл там какое-то время. Когда он спустился, его и увидел господин Тракас.

– А что вы делали в моем доме? – впервые обратился Гергос к тучному господину. – И кто вас впустил?

Тот наконец поднялся и довольно-таки нахально уставился в ответ.

– Я вошел сам, ваша светлость, и собираюсь забрать мальчика.

– Какого еще мальчика?

– Ри!

– Ах да, этого мальчика… Но по какому праву?

– По праву собственности! – громыхнул Тракас. – Директор Боравадо составил необходимые документы на мое имя еще год назад!

Теперь Гергос вспомнил, где и когда слышал его имя. Патрон Интерната, давно положивший взгляд на Ри. Неудивительно, что тот предпочел стать вором.

– Возможно, достопочтенный директор Боравадо забыл упомянуть об этом во время нашего с ним разговора неделю назад. Если произошла ошибка, обратитесь к моему юристу. Парлато, вы помните адрес конторы?

– Конечно, ваша све…

– Мне не нужен никакой юрист! Я пришел за мальчишкой!

– Но его здесь нет.

– Потому что он обокрал меня и сбежал! Сдернул золотую цепь с моего пояса и удрал, маленький паршивец!

Милостивая Эйръярта, какая ирония! И ведь все – даже полицейский – понимают, что Тракас врет. Но слово благородного человека слишком весомо, и побег в подобных обстоятельствах выглядит как самое настоящее признание вины. Никто даже разбираться не станет. Гергос планировал припереть Ри к стенке с помощью родового перстня Албэни, господин Тракас использовал собственную золотую цепь. Как же отвратительно это выглядит со стороны…

Гергос вздохнул.

– Его кто-нибудь видел? – спросил он у Парлато.

– Нет, ваша светлость. Я слышал только, как хлопнула входная дверь, вышел в коридор и наткнулся на весьма раздосадованного господина Тракаса.

– После чего я и проверил драгоценности вашей светлости, – вставил Эвретто.

– И посчитали, что их украл Ри?

– Это несомненно, – кивнул дворецкий.

– Ри все-таки что-то украл… – недоверчиво повторил Гергос. – Я потрясен.

– Ничего удивительного, – наконец сумел вставить слово полицейский. – Интернатские воспитанники часто крадут. Это все кровь.

– Кровь? Какая кровь? – удивился Гергос.

– Их кровь, ваша светлость, – под неприветливым взглядом Гергоса полицейский начал слегка заикаться. – Их родители были пьяницами и ворами, и дети, сколько их ни воспитывай, идут той же дорогой.

– Так вы думаете, проблема в родителях Ри?

– Вы знали их, ваша светлость?

– Нет, я не был с ними знаком.

– Большинство воспитанников Интернета даже не знают, кто принес их туда. И все же кровь дает о себе знать. Я дам мальчишку в розыск.

– И что ему грозит в случае поимки?

Полицейский без особого интереса пожал плечами.

– Каторга, скорее всего. А может, отрубят руку и сошлют на работы.

– Я поражен, что с таким отношением в Каргабане кто-то еще решается воровать!

– Это все кровь, – повторил полицейский. – Ваша светлость.

Он поклонился и вышел.

– Эвретто, мне нужно переодеться. А потом пересчитайте кольца еще разок. Я уверен, они просто куда-то закатились. Парлато, все же дайте господину Тракасу адрес юридической конторы. Господин Тракас, был счастлив познакомиться. Эвретто, костюм!

В воображении порядочных каргабанцев район Лулуань всегда представляется грязным и мрачным местом, с заваленными мусором и телами пьяниц улицами, по которым вечно стелется зловонный туман. Даже просто дышать воздухом Лулуаня опасно для благовоспитанного человека, он наполнен миазмами и стонами – наполовину предсмертными, наполовину сладострастными.

Если откуда-то становится известно, что вы были в Лулуане, вашей репутации конец. Но Гергоса не сильно заботила его репутация, особенно в молодости. Когда-то он был завсегдатаем этих мест и, вновь оказавшись на тесных, но вполне чистых улочках злачного района, испытывал чувство сродни сентиментальной ностальгии по давно ушедшим денькам.

И, только дойдя до дома Дядюшки Лу, Гергос перестал улыбаться. Все-таки он рисковал, приходя сюда. У Дядюшки были очень цепкие пальцы и очень длинные руки, а еще паскудный, мстительный характер. Но другого способа найти Ри раньше полиции Гергос не знал. Мальчишка мог быть где угодно, встреча с Коварэном явно выбила его из колеи, он мог снова исчезнуть… И в то же время у самого Гергоса руки были связаны. Будет странно, если он начнет защищать мелкого воришку. Это привлечет внимание. Люди станут задавать вопросы.

Охранник у входа заступил ему путь. Гергос привычным, но забытым движением вскинул руки, позволяя осмотреть себя и ощупать карманы. Удовлетворившись, охранник кивнул и позволил пройти внутрь.

Вот тут обстановка больше походила на то, о чем шептались в престижных кварталах за закрытыми дверьми. Масляные лампы из красного дымчатого стекла, сильный запах гашиша, развязный женский смех. Гергос улыбнулся. Насколько он помнил, Дядюшка Лу предпочитал работать при дневном свете, не курил и был крайне сдержан в общении с женским полом. Но он заботился о своей репутации не меньше чопорных старых дев.

Юнцы, которые обычно приходили сюда в надежде на удовольствие и легкие деньги, видели то, о чем втайне мечтал каждый добропорядочный каргабанец: свободу, разврат и нескончаемый праздник. Пьяных, опустившихся или просто мертвых Дядюшка Лу приказывал выносить через черный ход. Некоторых находили утром на берегу, других – никогда.

– Кого я вижу! – услышал Гергос и неторопливо обернулся.

Доверенных лиц Дядюшки вполне логично называли Племянниками. И сейчас перед ним был старший из них – Фенхо. Гергос сложил пальцы в приветственном жесте. Это движение было известно многим, но мало кто решался его использовать. Это дозволялось только близкому кругу Дядюшки, остальных жестоко наказывали.

– Зачем ты пришел? – спросил Фенхо, не торопясь ответить на жест.

– Мне нужна помощь.

Племянник хмыкнул.

– Неужели Великолепный Онсо Гергос чего-то не может сам?

Окъеллу мягко улыбнулся.

– Я не могу быть таким же незаметным, как раньше.

– Так тебе нужны наши Пауки?

– Мне хватит и пары человек. Дело несложное.

– И ты думаешь, Дядюшка обрадуется твоему визиту?

– Теперь у меня есть деньги.

– Мы и так не голодаем.

Гергос чуть склонил голову. Что спорить? Фенхо либо пропустит его – а он должен был это сделать по всем правилам, – либо прогонит. Но тогда придется устроить скандал. Гергос ждал. Наконец Фенхо мотнул головой, быстро сложил пальцы в ответном жесте и кивнул в сторону дальней двери.

– Иди уже.

Гергос вежливо поклонился и пошел в указанном направлении. Где найти Дядюшку, он знал и так. Лу не любил перемены и, раз выбрав самую светлую и просторную комнату, никуда из нее не переезжал.

Но за двадцать лет глава преступного Каргабана сильно изменился. Гергос такого не ожидал. Он помнил жесткого, подтянутого мужчину, без возраста, без страстей, без слабостей. Железный человек, стальной, неуязвимый. А теперь, открыв дверь и войдя, он увидел перед собой старика.

Сколько же ему лет? Шестьдесят? Семьдесят?

Гергос снова поклонился, на этот раз ниже, но с достоинством. Теперь они были почти равны. Гергос наверняка был богаче, а Дядюшка Лу – чуть свободнее в средствах. Но, начнись между ними война, никто не скажет заранее, кто победит. Зато от Каргабана могут остаться одни лишь головешки.

Лу сощурил подслеповатые глаза.

– Возьми стул.

Гергос спрятал улыбку и взялся за спинку стоящего у двери стула. Обычно посетители слушали распоряжения Дядюшки стоя. Право сидеть в его присутствии получали лишь избранные. Это было хорошим знаком. Видимо, Лу не собирался припоминать старые грешки и признавал равенство.

Гергос сел напротив и сложил на коленях руки. Все-таки Лу был старше, и ему полагалось говорить первым.

– Я слышал, тебя обокрали.

Гергос даже не удивился.

– Да, один жадный человек решил отобрать у меня слугу, а камердинер спрятал где-то несколько побрякушек.

– Раньше из-за тебя дрались кредиторы, теперь – слуги.

– Ри – не совсем обычный слуга.

Дядюшка улыбнулся щербатым ртом, морщинки вокруг губ обозначились сильнее.

– Ты хочешь его вернуть.

– Да. Желательно до того, как он попадется полиции.

– И ты хочешь, чтобы я тебе помог.

Гергос снова поклонился.

– Я не останусь в долгу.

– Не сомневаюсь. Но что если я попрошу не денег?

И снова ничего удивительного. Дядюшка никогда не просил то, что человек был готов легко отдать. Ему не нужны были деньги, он собирал души.

– И чего же ты хочешь за Ри?

– Чтобы ты сыграл сегодня.

– В Каргабане закончились каталы?

– Нет, я только вчера приказал одного повесить – слишком много их развелось в последнее время.

– И все же ты просишь меня сыграть.

– Я не прошу, – снова улыбнулся Лу, – ты просишь.

– С кем и когда?

– Сегодня вечером мы ждем важного гостя. Старший сын лаонта Крассона недавно получил полное право на наследство своей матушки. Ты мне его добудешь.

– И какова сумма?

– Пятьдесят тысяч.

– Целое состояние.

– Именно. Целое состояние господина старшего сына.

И снова вопрос был не в деньгах. Лу зачем-то понадобилось взять под колпак этого мальчишку, и лучший способ – лишить его средств.

Словно угадав мысли Гергоса, Лу добавил.

– Деньги можешь оставить себе. Наймешь нового камердинера.

– Когда я смогу забрать Ри?

– Как только я получу Крассона. По рукам?

Гергос улыбнулся самой ледяной из своих улыбок.

– По рукам.

 

ГЛАВА 8. ДЯДЮШКИ И ПЛЕМЯННИКИ

Ри не хотел убегать, но у него не осталось выбора. За ним следили. Странный человек в черном камзоле преследовал его от самого дома. Ри хотел вернуться, но тут перед ним появился еще один черный человек, и Ри пришлось удирать. Сначала он даже сумел оторваться. Пробежал через рынок, нырнул под арку, прошел насквозь мясницкую лавку и вышел с другой стороны площади. Но черных преследователей оказалось больше двух. Пока одни тщетно искали его в торговых рядах, другие, заметив, тут же попытались схватить.

У Ри болела рука, ныли ребра от ударов Эвретто и начинали кровоточить ноги – новые ботинки пажа совсем не подходили для бега по городским улицам. Он попробовал улизнуть, взобравшись по стене на крышу, но не успел добраться до самого верха – его сдернули. Тут же на голову опустился черный мешок. Ри хотел укусить обидчика, но лишь заработал пощечину, от которой тут же зазвенело в голове. Итак, его кто-то похитил.

Потом Ри посадили в карету и долго куда-то везли. Карета тряслась, вихляла и подпрыгивала на кочках, и Ри за время путешествия обзавелся парочкой свежих синяков. Он даже пожалел, что госпожа Дакару вынула стекло из его ладони. Если бы она оставила хоть кусочек, то он мог бы сейчас вытащить его и перетереть стягивавшие руки веревки.

Карета не останавливалась. Она все ехала и ехала, и Ри понял, что везут его куда-то за город, может быть, очень далеко, может быть, чтобы убить. Он начал кричать и вырываться.

Неожиданно с головы сдернули мешок, а к губам приставили горлышко серебряной фляги. Ри плевался и отбивался, но безуспешно – похитителям, двум здоровенным мужланам, все-таки удалось влить ему в рот немного противной горькой жидкости, после чего Ри внезапно обмяк. В глазах поплыло, и он чуть не свалился на пол.

Очнулся Ри, когда путешествие закончилось. Он обнаружил, что лежит на широкой тахте в незнакомом доме. Руки его по-прежнему были связаны, но мешка не было. А еще кто-то сменил на ране повязку. Выходит, убивать его пока не будут? Или бинты сняли, чтобы проверить, не спрятал ли он чего?

Ри осторожно огляделся. В ушах по-прежнему немного шумело, и предметы иногда расплывались в очень необычные формы, но в остальном он чувствовал себя вполне здоровым. Ри подошел к окну и выглянул наружу. Пейзаж был явно незнакомый, но вполне подходящий для предместья Каргабана. С одной стороны тянулись аккуратные домики – хозяйственные постройки, с другой начиналось поле. Не убили и не увезли далеко. Значит, чего-то хотят? Но чего мог хотеть владелец этого поместья от простого пажа?

Ничего. И Ри сделалось страшно.

Он взобрался на подоконник и попытался открыть окно. Когда ничего не вышло, он взялся за стул и несколько раз ударил по стеклу, надеясь его разбить. Тоже не получилось. Связанными руками орудовать стулом было очень неудобно, ножки лишь скользили по стеклу, не причиняя тому ни малейшего вреда. Но чем разрезать веревки?

Ри прошелся по комнате, все более обеспокоенный. Кто-то неплохо подготовился. В комнате не было ни одного острого или режущего предмета. Даже решетку камина сняли! Значит, его заранее планировали похитить?

Наверное, у дану Гергоса были враги. Но почему Ри просто не попытались подкупить? Он бы даже подыграл в надежде заработать несколько марок! Добравшись до двери – разумеется, запертой, – Ри принялся кричать и дергать за ручку. Он снял тесные башмаки и несколько раз ударил ими. Никто не пришел. И даже не заругался на шум.

– Здесь вообще есть хоть кто-нибудь?!

Ему не ответило даже эхо.

Ри снова опустился на тахту и стал думать. Его похитил кто-то странный, очень странный. Кто-то привел его в пустой дом и запер. И что дальше? Даже наблюдая за птицами из окна, Ри очень быстро затосковал. Рука его почти не беспокоила, синяки на ребрах забылись, да и узкие туфли больше не жали.

Может быть, его хотят уморить? Эта мысль заставила Ри снова вскочить и заходить по комнате. Однажды в Интернате он слышал историю про странного вельможу, который крал маленьких мальчиков, издевался над ними, а потом подкладывал трупики их матерям. Вдруг Ри украл именно такой вельможа?

– Тогда его ждет очень большой сюрприз, – вслух сказал Ри и захихикал.

Казалось, он сидит один уже несколько часов. Если бы не солнце за окном, Ри даже сказал бы, что несколько дней. В общем, ужасно долго. Но ведь еще даже не начало темнеть! Почему время так тянется?

Вдруг на дорожке захрустел гравий. Подскочив к окну, Ри увидел богато украшенную карету с вензелем на двери. При виде этого вензеля, а потом и человека, вышедшего из кареты, Ри снова заметался по комнате.

Ну должно же быть здесь хоть что-то острое!

За дверью послышались шаги, затем щелкнул замок, и на пороге появился почти лысый мужчина с остатками темно-рыжих волос за ушами. Он придирчиво взглянул на застывшего посреди комнаты Ри и закрыл за собой дверь.

– Ваше высочество, – он поклонился с издевательской улыбкой.

– Дядя, – прошептал Ри.

Когда Коварэн шагнул вперед, Ри отступил, потом еще и еще, пока не уперся в стену.

– Чего вы хотите? – высоким голосом спросил он.

– Я желаю вам только добра, ваше высочество

Ри оскалился.

– Тогда зачем похитили?

– У меня не было другого выхода. Гергос никогда не отпустил бы вас.

– Он, в отличие от вас, не набрасывал мне на голову грязный мешок и не опаивал всякой гадостью!

– Согласен, это было уже слишком. Но, боюсь, вы не оставили мне выбора. Если бы не ваш побег… – он замолчал и скорбно поджал губы.

– Вы прекрасно знаете, почему я сбежал.

– Ах да, то недоразумение…

– Недоразумение! Вы хотели отравить…

– Тихо! – крикнул Коварэн, а затем добавил, уже мягче: – Тише, ваше высочество. Даже у стен есть уши, а мне бы не хотелось, чтобы поползли слухи.

Ри сглотнул.

– Я никому не говорил. Не рассказывал.

Коварэн нахмурился.

– Так ли это нужно?

– Что «это»?

– Говорить о себе в мужском роде. Вы ведь девушка, Атарьяна, прекрасная молодая девушка, которой совсем не к лицу этот маскарад.

Всерьез опасаясь, что его прямо сейчас решат переодеть, Ри вцепился в воротник камзола.

– А что еще мне было делать? Не мог же… не могла же я бродить по Каргабану, одетая как девочка.

– Нет, конечно же нет, – согласился Коварэн. – Но вам и не надо было убегать.

– Разве?

– Конечно. Мы ведь могли спокойно сесть и все обсудить. Тихо, мирно, по-родственному.

– Но вы хотели отравить рисса.

– Чепуха! Никто не желает зла его величеству.

– Но я видела яд.

– Никто не собирался его использовать. Яд был нужен, чтобы убедить рисса в серьезности наших намерений, но никто не хотел его убивать.

Ее высочество принцесса Атарьяна Коварэн недоверчиво поморщилась.

– Вы совсем за дуру меня держите? Никто не собирался! Никто не хотел! Я хоть и не во дворце росла, но знаю, как выглядит заговор!

Коварэн перестал улыбаться.

– Раз так, то давайте поговорим как взрослые, искушенные в интригах люди. Кому вы успели рассказать, Атарьяна?

– Нико… – она замолчала.

– Успели проболтаться Гергосу?

– Если так, вы и его похитите? Или проще сразу отравить?

Коварэн пожал плечами.

– На всякого найдется управа. Кому еще?

– Я написала несколько писем и оставила их в тайниках.

– Сколько писем?

– Пять.

– Кому адресованы?

– Это… это не имеет значения. Они существуют, и этого достаточно.

– Кто знает про тайники?

– Никто!

– То есть в случае вашей гибели письма так и останутся лежать.

Атарьяна быстро прикусила нижнюю губу.

– На них могут наткнуться. Случайно.

– Знаете, моя дорогая, мне кажется, вы врете. Нет никаких писем и тайников. Если бы они существовали, вы бы не стали сбегать, а сразу бы пришли ко мне и продиктовали свои условия. Вы просто глупая маленькая девчонка.

– И что же вы собираетесь делать, дорогой дядюшка? Убьете меня?

– Если придется, – холодно ответил Коварэн. – Но мне бы не хотелось прибегать к этому способу. В конце концов, вы дочь моего старшего брата, я испытываю к вам родственные чувства.

– Заметно.

– Я дам вам шанс. Расскажите мне все, что видели и успели узнать, а также кому и когда проболтались. Если вы будете честны и откровенны со мной, то останетесь живы.

– И что со мной будет? Я смогу вернуться к брату? Меня представят риссу?

– Нет, это было бы слишком рискованно. Вы пострижетесь в Дочери Эйры, потом напишете письмо своему брату, в котором объясните, что последние два года провели в молитвах и что намерены продолжать идти по пути благочестия. Вы не вернетесь в Каргабан, но останетесь живы.

– А если я не соглашусь?

– Тогда мне придется найти аргументы, которые вас убедят.

– Какие, например?

Коварэн снова пожевал губами.

– Мне бы, право, не хотелось прибегать к жестокости… Но в этом далеком от идеала мире существует куча способов сломать человека. Особенно молодую женщину. Соглашайтесь, Атарьяна. Это в ваших же интересах.

– Я могу подумать?

– Разве двух лет было недостаточно? Но хорошо, хорошо, к чему упираться? Успокойтесь, поешьте, выспитесь хорошенько. А завтра мы поговорим снова. В конце концов, куда нам торопиться?

Атарьяна постаралась ничем себя не выдать, но Коварэн наблюдал за ней очень внимательно.

– Вы надеетесь, что Гергос вас найдет? – догадался он. – И не мечтайте. Я обо всем позаботился. В ближайшее время ему будет чем заняться. Как знать, возможно, ему даже придется уехать из Тобрагоны?

Он отошел к двери и снова поклонился.

– Я прикажу принести еду.

– Развяжите меня.

– Мне кажется, это будет лишним.

***

Игра продолжалась далеко за полночь. Юный Крассон с каждым часом становился все бледнее, и только на щеках горело несколько пятен нездорового румянца. Гергос не торопился, стараясь не передавить, чтобы мальчишка не вышел из игры раньше времени. Он позволял ему отыгрываться, возвращая свои деньги через несколько партий, иногда Крассон даже уходил в плюс. Но постепенно ставки росли. Они начинали с тысячи, а теперь речь шла уже о двадцати пяти.

Крассон отер со лба испарину. Две партии назад он крупно проиграл, но теперь удача словно сама лезла ему в руки. Если выиграть этот раунд, он сможет удвоить свое состояние. Гергос не торопился.

– Я повышаю, – сказал он.

На стол легла еще одна расписка – Гергос уже не помнил, чья именно. Он видел только цифры. Тридцать тысяч. Крассон побледнел еще сильнее, глаза его забегали. Уйти и в итоге выиграть за вечер какие-то жалкие четыреста пятьдесят марок? Или одним махом сделаться богаче собственного отца, обрести свободу? Гергос молча приподнял бровь. Теперь любое вмешательство с его стороны могло только навредить. Если мальчишка испугается…

Крассон дернул шейный платок и бросил в кучу все лежащие перед ним бумаги.

– Принимаю, и еще триста сверху!

Сыграно! Но все равно нельзя забывать об осторожности.

Гергос потянул на себя новую карту. Он хорошо знал эту колоду, чувствовал насечки под пальцами, заранее просчитал, что обойдет Крассона лишь на пару очков. Может, это научит молодого глупца не ходить в Лулуань?

Мальчишка снова вытер лоб, забарабанил по столу, нервно поглядывая на свои карты. По расчетам Гергоса, у него был хороший расклад. С таким можно идти ва-банк, шанс нарваться на старшую комбинацию на этом этапе игры почти нулевой. Почти.

Гергос снова провел пальцем по насечке. Если бы не крапленые карты, он выбыл бы из игры еще несколько раундов назад. Конечно, если бы не его искусство и тонкий расчет, Крассон проигрался бы еще раньше. Но тогда бы он потерял всего тысяч пять, а Дядюшка Лу хотел все пятьдесят.

Снова пришлось напомнить себе, ради чего он сел за этот стол. Ри грозила опасность. И, возможно, только Лу мог найти его достаточно быстро. Но таким способом? Гергос чуть не поморщился. Нашел время! Раньше надо было думать! Если так ценишь честь и репутацию, не стоило вообще приходить в Лулуань. Гергос на мгновение закрыл глаза.

– Принимаю.

Он положил карту рубашкой вверх и сдвинул ее на середину стола. Крассон сделал то же самое. Потом оба, не глядя, взяли по новой карте из оставшейся колоды. Гергос заранее знал, что придет. Глаза Крассона блеснули. Он тоже получил желаемое. Теперь только если отданная Гергосом карта окажется нужной масти…

Лицо Окъеллу превратилось в ничего не выражающую маску. Сейчас, еще мгновение. Он чувствовал приближающийся шторм. В воздухе уже почти плясали молнии.

– Открываем! – азартно воскликнул Крассон и первым потянулся к своей карте.

Гергос быстрым движением опрокинул собственную. Как он и думал. С противоположной стороны стола раздался восторженный вопль. Крассон вскочил, срывая с шеи платок, вытирая лицо и недоверчиво глядя на собственные карты. Гергос едва заметно улыбнулся и выложил свои.

Медленно. По одной. С каждым мгновением улыбка на лице Крассона становилась все неувереннее, уголки рта задрожали, опускаясь, в глазах блеснуло беспокойство. Он быстро переводил взгляд с лица Гергоса на стол и обратно.

Окъеллу выложил последнюю карту.

– Поздравляю, Крассон, вы победили.

Он почти не слышал нового радостного крика. Уши словно заложило, только невозможно громко стучала кровь в висках, и жгло затылок от злого взгляда Фенхо. Гергос встал и поклонился своему противнику. Потом обернулся и поклонился старшему Племяннику Дядюшки Лу.

– Господа, благодарю за прекрасный вечер.

Он вышел, прекрасно зная, что уйти из квартала ему не дадут. Фенхо и еще трое встретили его у первой же развилки.

– Как это понимать? – спросил старший Племянник.

– Я передумал.

Опасно блеснула улыбка. Гергос сильнее сжал рукоять трости. Ближе, чем на три шага, Фенхо подпускать нельзя. Иначе смерть. Мог ли Дядюшка приказать убить его? Гергос на всякий случай распустил тугой узел шейного платка. Он уверял себя, что ничуть не боится, но все же был не слишком уверен. Один против четверых. Проигрывая, он надеялся, что противников будет максимум трое.

Но он не жалел. Всегда можно найти иной способ: подкупить полицейского, выкрасть Ри из отделения, организовать побег… Для этого не нужно рушить жизнь молодого балбеса. Когда-то Гергос и сам был на его месте, и спасло его тогда лишь чудо. Приятно было самому стать таким чудом. И особенно приятно оттого, что сделал он это, в том числе, ради Ри. Еще один спасенный мальчишка. Гергос усмехнулся.

– Приступим?

Первым ударил тот, что был справа, надеялся, что Гергос не успеет вытащить клинок. Он ошибся. Окъеллу быстро отступил на шаг и встретил противника прямым выпадом. Тут же крутанулся, уходя от следующего удара. Драться он учился на тех же улицах, что и его противники, но все же имел некоторое преимущество – десять лет под опекой лучшего фехтовальщика Анкъера. Когда речь заходила о чести рода, отец не скупился. Это любовь он отмерял по капле, а деньги Великого Гергоса мало заботили.

И все же нападавшие, за исключением разве что Фенхо, были моложе. Если не разобраться с ними за несколько минут, они его просто вымотают. Пока что легкий перевес был на стороне Окъеллу. Все вместе его противники нападать не могли – да благословит Тавох узкие улочки Лулуаня! – а атаки одного или двоих Гергос отражал без особого труда. Он успел разоружить первого, отшвырнув нож себе за спину, и ранить второго – в правую руку, но враг неплохо орудовал и левой. Фенхо пока держался сзади, наверное, хотел собственноручно нанести решающий удар.

Постепенно положение выравнивалось, а затем Гергос начал отступать. Он отходил неторопливо, мастерски – шаг назад и полшажочка вперед, не давая загнать себя в угол и не слишком обнадеживая. Пот стекал по лицу, рубашка на спине промокла. Времени у него оставалось немного. Шаг вперед, в сторону и неожиданный выпад – и один из людей Дядюшки свалился, безуспешно пытаясь зажать рану на животе. Он упал прямо под ноги своему товарищу, тот перепрыгнул – и напоролся на клинок Гергоса.

Двое против одного. Уже лучше. Гергос прекратил притворное отступление. Теперь следовало держаться очень аккуратно. Фенхо был неудобным противником. Даже двадцать лет назад Окъеллу не всегда удавалось победить его в драке. Фенхо был быстрым и хитрым, ни его ноги, ни глаза не выдавали намерений. За двадцать лет старший Племянник мог научиться куче новых трюков. Гергос ушел в защиту, отразил несколько ударов – скорее пробных, ищущих, чем на самом деле опасных. Потом Фенхо скакнул вперед в неожиданном финте, путая и выматывая диким темпом ударов. Гергосу пришлось отступить. Теперь уже по-настоящему.

Второй его противник держался чуть в стороне, но это не слишком помогало. Скорее наоборот. Так Фенхо мог показать все, на что способен, ему никто не мешал.

Из окружающих домов, словно крысы, выглядывали люди. Но никто не кричал, не звал полицию, и вмешиваться в происходящее тоже не торопились. Все знали, что Дядюшка Лу сам решает свои проблемы. Даже если Гергос победит, никто из них не бросится на него, чтобы отомстить или добить. Если Дядюшка послал четырех человек и они не справились, это было ошибкой самого Дядюшки. И он не любил, когда другие указывали ему на его ошибки.

 Гергос поднырнул под новый выпад, позволяя Фенхо приблизиться. Он надеялся, что Племянник хоть на мгновение потеряет равновесие, шагнет чуть дальше, чем рассчитывал, но нет. Тот двигался с нечеловеческой точностью и проворством. Резко изменив направление удара, Фенхо обрушил гарду на голову Гергоса. Окъеллу покачнулся и пропустил следующий удар. Лезвие полоснуло по руке, заставляя выпустить оружие.

Гергос инстинктивно отскочил назад, уворачиваясь от новой атаки. Выхватил из-за пояса кинжал. Учитывая узость переулка, он почти ничего не потерял в боевой мощи, но зато приобрел в маневренности. Следующие несколько обменов ударами позволили ему отвоевать потерянное пространство. Фенхо отбросил длинный клинок и тоже взялся за кинжал. Насколько помнил Гергос, с этим оружием он обращался даже лучше.

Пропущенные удары начинали сказываться. Боковое зрение поплыло, движения замедлялись. Гергос отступил на несколько шагов, давая себе небольшую передышку. Вряд ли его хотят убить. Но покалечить, вывести из строя на несколько недель – запросто. А в это время Дядюшка разыщет Ри и выяснит, что такого особенного в этом паже, что дану Гергос так за него переживал. И тогда все будет зря.

Гергос быстро вытер рукавом пот с лица. Он выложится на полную, сделает все, что только сможет, возможное и невозможное. Он обязан. Но поможет ли это?

Новая атака Фенхо снова заставила его отступить. Оказавшись у развилки, Гергос был вынужден свернуть не туда. Чувствуя за спиной тупик, он бросился вперед, отчаянным усилием отвоевав несколько шагов. Но уже следующая контратака вернула его на предыдущую позицию. Он слишком устал. А Фенхо был слишком умен. И слишком предан Дядюшке – сколько ни пообещай, подкупить его не получится.

Гергос плотнее ухватился за кинжал, чувствуя, как рукоять начинает скользить в мокрой от пота и крови ладони. Еще несколько выпадов, и все кончится.

– Господа, а что здесь происходит?

Юный, немного развязный и такой знакомый голос. Гергос даже на мгновение не отвел взгляда от клинка Фенхо, но он узнал говорившего, и в душе зашевелилась надежда.

– Иди своей дорогой, Крассон, – не поворачиваясь, ответил старший Племянник.

Это был прекрасный момент для атаки, но Гергос слишком устал и потратил его на отдых. Мышцы горели, плечи и бедра сводило болезненной судорогой усталости.

Послышался шелест вытягиваемого из ножен короткого меча. Гергос мысленно вознес благодарственную молитву Керпо, и это едва не стоило ему жизни. Фенхо прыгнул вперед, и что-то в его движениях неуловимо изменилось – он больше не пытался ранить, он хотел убить. Крассона встретил последний из нападающих. Но он все же был не так хорош, а Крассон – не так пьян. К тому же мальчишка по-прежнему верил в свою непобедимость и непреходящую удачу. Нередко это становится причиной быстрой смерти, но на этот раз Крассону и впрямь повезло. Его противник не ожидал такого напора. Все закончилось в несколько выпадов.

 Видя, что теперь расклад не в его пользу, Фенхо отступил. Едва ли Крассон знал, с кем имеет дело, но наверняка почувствовал что-то, догадался. Он позволил старшему Племяннику пройти мимо. Оказавшись на безопасном расстоянии, Фенхо убрал кинжал. Он ничего не сказал, но по его взгляду Гергос понял: война.

Он выдохнул и едва не свалился на землю от усталости. Подскочивший к нему Крассон помог удержаться на ногах.

– Идемте, Гергос, пока другие не пришли.

Кажется, в голосе молодого человека проскользнул страх. Неужели все-таки знал, с кем схлестнулся? И ради кого? Впрочем, некоторые люди даже не самого лучшего толка становятся ужасно благородны, стоит случиться чему-нибудь хорошему. А почти шестьдесят тысяч выигрыша – это что-то очень хорошее.

– Сегодня нам позволят уйти, – сказал Гергос, когда понял, что уже не задыхается. – Но с завтрашнего дня, Крассон, вам стоит чаще оглядываться и не ходить одному.

Мальчишка кивнул с на удивление серьезным, понимающим видом.

 

ГЛАВА 9. СЛИШКОМ МНОГОЕ ПОСТАВЛЕНО НА КАРТУ

Принцесса Атарьяна Коварэн нехорошо выругалась. Потом еще раз обежала взглядом комнату. Должен быть выход, должен быть! Может, удастся подкупить кого-нибудь из слуг? В конце концов, золотое шитье на ее камзоле стоит немало. Она перекусила нитку на рукаве и потянула, отрывая красивую вышивку.

И времени только до утра. Согласиться на предложение Коварэна немыслимо. Но что если не останется других вариантов? И что там дядюшка болтал о Гергосе? Что подстроил, в какую ловушку заманил дану? Ри, безусловно, верил в хитрость и изворотливость своего хозяина. Но опыт принцессы Атарьяны подсказывал, что даже на самых сильных и богатых можно найти управу. Если подумать, то тем более на них.

Необходимо выбраться! Но сначала – поесть. До этого момента она даже не осознавала, насколько проголодалась. В последний раз она ела ранним утром – успела перехватить несколько булочек до того, как на кухню спустился вечно всем недовольный Эвретто. Атарьяна грустно улыбнулась. А ведь когда-то ссоры с противным камердинером были ее самой большой проблемой. Когда-то! Да она врезала ему всего несколько часов назад! Принцесса, нечего сказать.

Атарьяна еще раз тихонько хихикнула, закрыла глаза на мгновение и снова превратилась в Ри. У шебутного мальчишки из Интерната Толорозы было больше шансов сбежать, чем у изнеженной принцессы. В чем-то Коварэн был прав: жизнь богатой наследницы ее немногому научила. Зато улицы Каргабана не скупились на уроки.

Снова щелкнул замок. Вошел один из похитителей, тот, у которого была фляга. Ри против воли ощерил зубы. Договариваться? Да этот громила скорее силой сдерет с одежды всю дорогую вышивку, а может, и просто заставит раздеться, в конце концов, бархат тоже стоит немало. Ри отвернулся, пытаясь скрыть румянец. Нет, такой поворот вряд ли поспособствует побегу.

В качестве ужина подали какую-то непонятную жижу – то ли рагу, то ли суп. И ложку. Но зато чашка была керамической. Ри скривился.

– Что это?

– Еда.

– Я не стану это есть.

– Тогда голодай.

Громила хотел забрать у него миску, но Ри не позволил.

– Передай хозяину, что я требую нормальной еды!

– Ага, уже бегу.

Мужчина снова попытался выхватить посуду, но Ри с гневным криком швырнул миску на пол. Осколки вперемешку с кусками мяса и овощей разлетелись по комнате. Громила зарычал, глядя на свои забрызганные штаны, и бросился на Ри. Тот ловко увернулся, потом кувырнулся через голову и незаметно поднял один из осколков. Ри был плохим вором, но прятать вещи в рукаве научился очень давно.

Добившись желаемого, он заорал. Так громко, как только мог. Высоко, срываясь на пронзительный девчачий визг. Громила замер. В коридоре уже слышались торопливые шаги, и через минуту в комнату вбежал всклокоченный Коварэн.

– Что здесь происходит?

– Он напал на меня! – звонко выкрикнул Ри.

Коварэн перевел взгляд с него на разбитую чашку, затем на громилу.

– Я приказывал обращаться с мальчиком как можно мягче!

– Да я ничего не сделал! Он сам!

– Сам?

– Ну да, заявил, что не станет есть, грохнул миску, разорался…

– Сам, – повторил Коварэн и пошел к Ри. – Покажи руки!

Ри протянул обе руки ладонями вверх. Коварэн грубо схватил их, покрутил, затем ощупал рукава до локтя, посмотрел, не спрятано ли чего за поясом.

– Что не так с едой? – спросил он уже мягче.

– Я хочу нормального мяса. Жареного. С травами. А не эти разваренные помои.

– Еще что-нибудь?

– Пару булочек с заварным кремом?

К большому удивлению Ри, Коварэн улыбнулся.

– Я постараюсь их раздобыть, ваше высочество.

Он коротко поклонился. Громила хмыкнул. Видимо, решил, что это шутка и хозяин просто издевается над заносчивым пленником. Ри смерил его презрительным взглядом.

– Пусть кто-нибудь здесь приберет, – велел Коварэн.

После этого двое мужчин ушли, а через несколько минут в комнату проскользнуло тонкое испуганное создание, наверное, одних с Ри лет.

– Пожалуйста, господин, – пролепетала служанка, – вы не могли бы отойти к дальней стене?

Ри выполнил ее просьбу. Ссориться с прислугой он не собирался. Служанка быстро убрала остатки разбитой миски и вытерла пол. Она иногда бросала на Ри настороженные взгляды, но он старался даже не шевелиться лишний раз, и постепенно служанка перестала так трястись. В конце она даже улыбнулась ему.

– Спасибо, господин, – и добавила, чуть осмелев: – Булочки будут готовы через час.

Она выскользнула из комнаты, не дожидаясь ответа. А Ри тоскливо вздохнул: булочек было жалко – но оставаться пленником он не собирался. Удостоверившись, что дверь снова закрыта и никто не идет, Ри запустил руку за ворот камзола и вытащил осколок. Он спрятал его там, пока Коварэн ругал громилу. Все-таки в его положении были и свои преимущества: некоторые части тела дорогой дядюшка явно побоялся осматривать. Это касалось, в особенности, перевязанной груди. Но между двух слоев плотной ткани, можно было спрятать почти что угодно.

Взяв осколок в руку, Ри принялся тереть веревку. Край был не слишком острым, и дело заняло несколько минут. Высвободив одну кисть, Ри быстро распутал узел. Веревка еще могла пригодиться.

Снова проверив дверь, Ри вернулся к окну. Теперь, со свободными руками, он мог замахнуться как следует. Стекло треснуло после третьего удара. Ри прицелился получше и заехал ножкой в самую большую трещину. Стекло с грохотом осыпалось. Ри отскочил, чтобы его не задело, и не услышал, как за его спиной снова открылась дверь.

– Как предсказуемо, – вздохнул Коварэн.

Ри подпрыгнул от неожиданности.

– А ведь я надеялся, что мы поняли друг друга.

– Это не я, – пролепетал Ри. – Оно само разбилось.

– Несомненно. Как и миска. У меня было время, я сложил принесенные служанкой осколки и увидел, что одного не хватает. Ах, Атарьяна, как же глупо!

Последнее он выкрикнул с явной досадой.

– Неразумное дитя, почему ты отказываешься слушаться?

– Потому что вы похитили меня и держите взаперти?

– Это для твоего же блага!

Ри промолчал. Он понимал, что попался, и готовился к драке. В конце концов, с Эвретто получилось неплохо, может, удастся и Коварэну оставить пару синяков на память? Выбраться живым он уже не рассчитывал.

– Идем!

Коварэн схватил его за руку, порезанную, и Ри невольно зашипел от боли. Дорогой дядюшка надавил сильнее.

– И даже не пробуй сбежать.

Он потащил Ри в коридор, потом по лестнице вниз, потом снова по какому-то коридору, пока не остановился перед обитой железными полосами дверью. Ри сглотнул.

– Это темница?

– Нет, кое-что получше, – ухмыльнулся Коварэн. – На темницы у нас нет времени.

Он открыл дверь и втолкнул Ри внутрь. У того снова поплыло перед глазами, хотя на этот раз его никто не опаивал. Это была пыточная. Настоящая древняя пыточная, о которых он когда-то слышал в страшных сказках. С каменной стены свисали кандалы на цепях, напротив стоял стол в виде двух скрещенных в виде буквы Х досок. Ящик с кучей страшных железных штук: штырей, клещей, ножниц, пил, игл… И жаровня. Ри попятился, уперся в грудь Коварэна и мелко задрожал.

– Поняла наконец?

Коварэн снова взял Ри за руку и повел к стене. На слабые попытки вырваться он даже внимания не обратил. Щелкнули, словно волк зубами, кандалы. Тяжелые, холодные, шершавые.

– Что вы задумали?

Ри постарался вернуть в голос побольше уверенности. Не может быть, чтобы дядя и впрямь задумал его пытать. Так никто уже не делает. Это дикость, варварство! Да и зачем? Коварэн мог либо добиться согласия мирным путем, либо убить его. Зачем пытать? Это все блеф.

Разве что ему нужно было что-то от Ри? Но что? Имена тех, кому он успел проболтаться о заговоре? Ри стиснул зубы. Кого бы он ни назвал, их наверняка постигнет та же участь.

Коварэн разжег жаровню, все время поглядывая на пленника и мерзко ухмыляясь. Слишком уж мерзко и демонстративно, уверял себя Ри. Коварэн блефует, он не станет ничего делать. Но держать руки навесу над головой с каждой минутой становилось все неудобнее. Ничего, он потерпит. Как только Коварэн поймет, что ничего таким образом не добьется, все закончится. Ри закусил губу, чтобы не дрожала.

В воздухе запахло огнем и железом. А еще немного – можжевельником. Наверное, использовали можжевеловые дрова в прошлый раз. В прошлый? Ри в ужасе уставился на жаровню. Затем на стол с инструментами. Не чистые, но и не покрыты ржавчиной. А должны бы, за сотню-то лет, с тех пор, как вышел эдикт о способах дознания.

– Совершенно верно, моя дорогая, – с гнусной улыбочкой протянул Коварэн, – некоторые все еще придерживаются старых способов.

Ри снова закричал. Яростно, безнадежно. Задергался, пытаясь вырвать из стены вмурованные концы цепей. Но только горло сорвал и руки оцарапал. Должно быть, эти цепи удерживали и более сильных пленников. А стены слышали и не такие вопли. Ри понял, что дрожит и что предательски подгибаются ноги.

– Пожалуйста, дядя!

– Поздно! – зло выплюнул Коварэн. – Я пытался, я дал тебе шанс. Если я отвяжу тебя, ты снова попытаешься сбежать!

– Нет, нет!

– Вранье! Я не могу рисковать. Ты расскажешь мне все, что знаешь. И сделаешь, что тебе прикажут.

– Я расскажу, только не надо…

– На кону стоит больше, чем твоя или моя жизнь. Я должен убедиться, что ты не соврешь, – он помолчал немного. – И что не сбежишь.

Ему в голову явно пришла какая-то мысль, и это Ри очень не понравилось. Почти против собственной воли, он снова заметался, хотя знал, что шанса вырваться нет. Коварэн уложил на жаровню прут с широким плоским концом, потом подошел к Ри и присел.

– Я действительно пытался, – словно самому себе, повторил он.

И принялся стягивать с Ри чулки. Несмотря на собственный визг и грохот цепей, Ри все равно слышал, как потрескивают угли в жаровне, и видел, как постепенно раскаляется кончик прута. Казалось, он уже чувствует запах горелой плоти.

Холодный пол показался нестерпимо горячим. Ри подпрыгнул, приземлился сначала на одну ногу, потом на другую, затем попробовал заехать дорогому дядюшке в нос. Не получилось.

– Я все расскажу! Я обещаю!

– Расскажешь, конечно расскажешь.

Коварэн подошел к жаровне и проверил прут, повернул его, чтобы прокалить со всех сторон. Он больше не улыбался и не ухмылялся, как балаганный злодей. Кажется, на его лбу блеснул пот. Значит, ему тоже страшно, он нервничает… он и правда собирается пытать собственную племянницу раскаленным железом?

– Дядя, дядюшка, милый, пожалуйста, – Ри… нет, теперь просто Атарьяна, поняла, что плачет. Но смахнуть слезы, вытереть мокрые щеки было нечем, руки по-прежнему были скованы. – Не надо, пожалуйста.

– Я должен, – не отрывая взгляда от углей, отозвался Коварэн. – Слишком многое поставлено на карту.

Он вынул прут из огня и пошел к Атарьяне. Та дернулась, снова, опять, в который раз – просто потому что не могла стоять и спокойно ждать, когда светящийся кончик изуродует ее тело.

– Не надо…

Коварэн схватил ее за лодыжку, вывернул так, что Атарьяна больше не могла его пнуть, повернул ступней кверху… Атарьяна завыла еще до того, как железо коснулось кожи, зато потом – не смогла произнести ни звука.

***

– Ваша светлость!

Сложно было сказать, Парлато скорее обеспокоил или возмутил вид раненого хозяина. Так или иначе, Гергос отнесся к его переживаниям с сочувствием и изо всех сил постарался не заляпать кровью пол. Что-то вроде вежливости настоящих анкъерских аристократов. Они никогда не кричат на слуг, не поднимают руку на безоружных и не заливают кровью дорогие ноллийские ковры. Окъеллу почувствовал, как из горла рвется глупый смех и стиснул зубы. Со зрением творилось что-то неладное. Да и ноги… Гергос никогда бы в этом не признался вслух, но, если бы не помощь Крассона, он бы не добрался до дома.

Появившийся в дверях Эвретто побледнел как полотно и тут же бросился на кухню, на ходу выкрикивая распоряжения:

– Нагрейте воды! Принесите опиум! Вызовите врача!

Как будто и впрямь боится остаться без работы! Впрочем, за выходку с украденными кольцами любого другого камердинера на его месте точно бы уволили. Заигрался. Но Эвретто не уволишь, не так просто. Гергос позволил уложить себя на диван в гостиной. Странно, зрение от этого не улучшилось, а вращающийся перед глазами мир завертелся с еще большей скоростью. Окъеллу понял, что вот-вот лишится чувств.

Он ухватил кого-то за рукав, притянул к себе.

– Отправьте кого-нибудь в полицию. Узнайте про Ри. Нельзя, чтобы…

Он не договорил.

Полностью отключиться у Гергоса так и не получилось. Он пытался. Особенно в тот момент, когда прибывший врач взялся обрабатывать и зашивать рану на руке. Окъеллу заставили выпить что-то, наверное воду с несколькими каплями опиума, но этого было недостаточно, чтобы полностью приглушить боль. Гергос слышал голоса вокруг, но не мог разобрать слов. Его перекладывали с одного бока на другой, потом что-то прохладное коснулось виска в том месте, где Фенхо ударил его, и Гергос вздрогнул, на мгновение возвращаясь в реальность.

– Сильное сотрясение, трещина в черепе, – услышал он сухой голос врача.

Потом сознание снова затопило вязкой, неприятно зудящей пустотой.

– Ри позовите… – одними губами повторил Гергос.

Нужно, чтобы кто-нибудь нашел Ри.

После этого он уже ничего не помнил. Осознавал, что что-то происходит вокруг – но что? Люди, звуки, тени и свет движутся и перемешиваются. Не отпускало беспокойство, Гергосу казалось, что он куда-то опаздывает – но куда?

Когда он пришел в себя, за окном уже светало. Во рту было сухо и горько. Голова нестерпимо болела, в теле ныла каждая косточка. Окъеллу потянулся за шнурком, чтобы вызвать слугу, но не смог поднять руку. А потом он вспомнил все, что случилось ночью, и, превозмогая слабость, закричал:

– Эвретто!

Вместо камердинера в комнату зашел Крассон, помятый и невыспавшийся.

– Ваша светлость, – он сдержанно поклонился.

Гергос еле сдержался, чтобы не послать его к Тавоху. Откуда он тут вообще взялся? Почему не вернулся домой? Крассон прочел вопрос по лицу Гергоса.

– Вокруг дома дежурят люди Дядюшки Лу, не позволяя никому ни выйти, ни зайти.

Гергос устало прикрыл глаза. Все-таки не успел. Он должен был подумать об этом раньше, отдать приказы, не позволять опаивать себя. И избавиться от Крассона!

– Эвретто, – повторил Гергос.

– Сейчас позову.

Крассон ушел, а Окъеллу еще раз попробовал оторвать голову от подушки. Он был слаб, как новорожденный котенок. Удар по голове, потеря крови и физическое истощение сделали свое дело, в ближайшие дни он едва ли встанет с постели. А в это время ищейки Дядюшки разыщут Ри, и только Тавоху известно, что с ним сделают. А все потому что Гергос не удержался – не сумел сразу отказаться от игры, а потом не довел ее до конца. Старый дурак. И ведь знал, что тем самым спровоцирует подлинную войну, что в первую очередь пострадают его люди… но не удержался.

Эвретто, бледный, но собранный, вошел, неся поднос. Гергос тут же запротестовал: он не хочет есть! – но слуга принес не еду. На подносе были чистые бинты, мазь и миска с водой. Гергос позволил сменить повязки.

– Ри?

Эвретто качнул головой. Глупо было даже надеяться. С другой стороны, если бы Дядюшке удалось разыскать глупого мальчишку, стал бы он молчать? Скорее сразу бы притащил его под окна особняка, чтобы содрать кожу на глазах у Гергоса. Как же не вовремя он позволил себя ранить! А ведь еще полиция…

– Помоги мне встать.

– Ваша светлость, врач не велел.

– Замолчи и помоги встать.

Тихо, но жестко. Гергос подкрепил приказ взглядом, который ясно говорил: я помню, из-за кого начались проблемы. Эвретто побледнел еще больше и послушно подхватил хозяина под руку, помогая подняться. Стоять было сложно. Только Гергос открыл глаза, и мир завертелся, как во время шторма. Но времени на слабость не осталось.

– Собери вещи, самое необходимое, пару смен белья. И позови дворецкого.

– Слушаюсь, ваша светлость.

На этот раз Эвретто спорить не стал. Учится. Стоило камердинеру уйти, Гергос ухватился за стену и несколько минут вообще не двигался, пытаясь справиться с тошнотой. Чистым усилием воли он заставил себя отойти к окну и выглянул наружу. Крассон не обманул. Трое дежурили перед домом. Наверняка и другие выходы под присмотром. Не отпуская подоконника, Гергос вынул из тайника под резным столиком заряженный пистоль.

Вошел дворецкий с очередной порцией опиума. Гергос сделал вид, будто не заметил протянутый стакан.

– Парлато, сколько человек сейчас в доме?

Дворецкий задумался лишь на долю мгновения.

– Семнадцать, ваша светлость.

– А сколько женщин?

– Восемь, ваша светлость.

Женщин надо увести в первую очередь. Едва ли люди Дядюшки полезут в дом днем, но лучше не рисковать. А с наступлением ночи они наверняка решат поживиться. Сточные крысы.

– Прикажите всем, чтобы взяли самое ценное и готовились уходить. Женщины пойдут первыми.

– Ваша светлость?! – возмущенно воскликнул дворецкий.

Гергос невесело улыбнулся.

– Мне жаль, Парлато, но к вечеру эта крепость падет. Не будем терять времени!

Он держался из последних сил, уже чувствуя симптомы подступающей слабости. Вцепился в подоконник и с наигранной небрежностью намотал на кулак шнурок от шторы. Может, хоть это позволит продержаться на ногах хотя бы еще пару минут? Только бы Парлато не стал спорить… Но, к счастью, дворецкий наконец осознал всю серьезность положения. Холеная физиономия приняла суровое выражение, бакенбарды воинственно встопорщились.

– Я обо всем позабочусь.

Он вышел, оставив Гергоса одного. Но ненадолго, в коридоре уже слышались торопливые шаги. Вскоре в гостиную вернулся Эвретто. Гергос заметил за дверью несколько сундуков.

– Это ты называешь «пара смен белья»?

Впрочем, настаивать он не стал. Хозяйская одежда для камердинера – это профессиональная гордость, он просто не может отдать ее на поругание безродным бродягам. Все правильно.

– Прикажи слугам собраться на кухне.

– Вам помочь, ваша светлость?

Надо же, кажется, искреннее участие прорезалось. Может, и в самом деле испугался? Надо бы приказать, чтобы больше не цеплялся к Ри… Ри…

– Нет, я сейчас приду. Сам, – твердо добавил Гергос, когда Эвретто упрямо потянулся, чтобы помочь.

Окъеллу чувствовал, что упадет, если сделает хоть шаг. Сначала он должен присесть. Или прилечь. Хотя бы на пару минут. Стоило за Эвретто закрыться двери, Гергос медленно опустился на пол. Вот так, уже лучше. Почти хорошо. Не спать!

Кто-то постучал. Гергос поморщился. Кого еще несет? Не дождавшись ответа, в гостиную вошел Крассон. Выражение лица такое же, как у Парлато. Боевая команда, Тавох ее разбери.

– Я помогу вам!

Этот не спрашивал, сразу подхватил под руки и заставил встать, не слушая возражений. Вместе они добрели до кухни, где уже столпились слуги. Семнадцать человек, сказал Парлато? А кажется, что больше. Целая толпа… или это перед глазами двоится?

– Аладео, – обратился Гергос к конюху, – в дальнем правом углу вы найдете люк, откройте его, пожалуйста.

– П-под тумб-бой, в-в-ваша св-в-ветлость?

Гергос кивнул. Обычно Аладео так не заикался, а когда говорил с лошадьми, так и вовсе забывал о дефекте. Но умирающий хозяин и его напугал, наверное. На помощь Аладео пришел один из лакеев, Крассон тоже дернулся было, чтобы помочь сдвинуть тяжеленную тумбу, но тут Гергос начал тихонько сползать по стеночке, и он остался на месте.

– Откройте люк, зажгите лампы. Парлато, идите первым, за вами – женщины.

– Куда ведет этот ход, ваша светлость? – растерянно спросил дворецкий.

Он даже не знал о его существовании. Никто из слуг не знал. Но Гергос купил этот дом только из-за подземного хода.

– На пристань. Там вас будут ждать. Шебека называется «Мариника».

– Я понял, ваша светлость, – дворецкий поклонился. – Ну, чего встали? Аладео, дай мне лампу! За мной!

Гергос наблюдал, как его люди один за другим спускаются в подвал. Вслед за Наланой, Митти и другими женщинами под полом скрылись Эвретто и четыре лакея, несших сундуки с одеждой, затем ушел Аладео, и наконец они остались с Крассоном одни.

– Идите, – махнул рукой Гергос, – я захлопну крышку.

– А как же вы?

– У меня еще есть дела.

– Гергос, я вас не оставлю!

– Как будто у вас есть выбор.

– Я выведу вас силой, если понадобится!

– Откуда столько дерзости, Крассон?

– Я спас вам жизнь и требую, чтобы вы ушли.

Того и гляди, он всему Каргабану об этом расскажет!

– Не льстите себе, мой мальчик.

Гергос со стоном поднял руку и вытащил из внутреннего кармана пистоль.

– Я бы никогда не сунулся в Лулуань, имея при себе только два клинка.

Получилось. Видимо, Крассон не знал, что Дядюшка ненавидит огнестрельное оружие и, будь у Гергоса и впрямь с собой пистоль, его бы и на порог не пустили.

– Что вы намерены делать?

– Искать Ри.

Ни о чем другом думать не получалось.

– Гергос, не будьте идиотом! Вы даже шагу ступить не можете без посторонней помощи!

– У меня будет время отлежаться. Люди Лу не пойдут на штурм до наступления темноты. К тому же кто-то должен остаться, чтобы дом не выглядел заброшенным. А вечером я уйду.

– Тогда останусь я.

– Не дурите.

– Гергос, если вы продолжите спорить, я вас ударю. И нет, ваш пистоль меня не остановит, вы даже прицелиться как следует не в состоянии.

– Я никуда не…

Падая, Гергос с удивлением осознал, что Крассон и впрямь его ударил. Несильно, по щиколотке. А потом подхватил и потащил к черному провалу подземного хода.

 

ГЛАВА 10. ШКАТУЛКА

– Я знаю, что ты не спишь, так что можешь открыть глаза.

Атарьяна не пошевелилась. Мир вокруг не сильно ее интересовал. Она знала, что находится уже не в подземелье, скорее всего, ее перенесли обратно в жилую часть дома. В новую комнату, потому что она разбила окно в старой. Но особого желания проверять догадку не было, и Атарьяна продолжала лежать, закрыв глаза и мысленно считая вдохи.

Голос не отставал.

– Ваше высочество, не заставляйте меня быть жестоким.

Что такое жестокость? И что такое боль? Казалось, правую ногу Атарьяны по колено опустили в горячее масло, иногда брызги долетали и до середины бедра, а вот стопы она практически не чувствовала. Наверное, она полностью растворилась в раскаленном металле. Атарьяна вздрогнула, как от холода. Ее знобило.

– Принесите еще одеяло!

А это что – жестокость или забота? Желание помочь или всего лишь попытка не дать ценному свидетелю погрузиться в пучины лихорадки? А было бы здорово. Больнее уже не станет, а вот не думать будет проще. Атарьяна сильнее сжала зубы, чтобы не стучали, и продолжила считать.

Сначала ее укрыли, потом поднесли к губам что-то холодное – край фарфоровой чашки, внутри что-то плещется. Не вода, гуще и ароматнее. Атарьяна так и не разжала губ, и жидкость стекла по подбородку прямо на подушку. Рядом кто-то выругался. Интересно, кто с ней нянчится: неужели сам дядюшка? Или он прислал кого-то из своих громил? А впрочем, не так и интересно.

Снова плеск, на этот раз не в чашке. Сосуд явно большой. Ведро? Атарьяна вцепилась в одеяло, когда его попытались отобрать. Хватка получилась неожиданно сильной, пальцы словно судорогой свело. Отпустили. Просто задрали с другого края, оголяя ноги. Левой стало холодно, правой… правая по-прежнему варилась в своем масляном котле. Но, когда к ней прикоснулась шершавая ладонь, показалось, будто в масло добавили раскаленного свинца.

Атарьяна вырвалась, выгнулась дугой и открыла глаза. Она хотела закричать, но услышала лишь глухой хрип. Они и голос у нее отобрали?

Кстати, кто такие эти они? Перед ней стояло трое: дядюшка, чья лысина поблескивала в солнечных лучах – уже утро? – рядом с ним какой-то закутанный в тряпки тип, похожий на нашаратского бедуина, третий – и вовсе чудище – огромный, кажется, в полтора раза выше дяди и в два раза толще. Чего еще им надо?

Атарьяна снова попробовала заговорить – и снова не произнесла ни звука. На мгновение она даже забыла о правой ноге, испугавшись, что теперь навсегда останется немой. Ее взгляд заметался по комнате: незнакомая, всего одно узкое окошко, вся мебель тяжелая, из цельного дерева.

Вперед выступил закутанный в длинный балахон мужчина, протянул костлявую, узловатую руку, и Атарьяна невольно дернулась. Мужчина не обиделся, убрал руку и присел рядом.

– Мое имя Рафаль, – произнес скрипучий старческий голос с едва уловимым акцентом.

Ноллиец? Врач?

– Вы позволите?

Он выразительно посмотрел вниз, на ноги Атарьяны, и, чуть поколебавшись, она кивнула. Рафаль склонился над раной, не касаясь, но внимательно ее разглядывая, потом потянул носом, жестом попросил перевернуть ногу, снова принялся смотреть…

– Мне нужно больше света, – заявил он после нескольких минут.

Кажется, Коварэн не обрадовался, но спорить с врачом не стал.

– Мы можем перенести ее в мой кабинет.

– Зулун!

Гигант ожил. Он решительно шагнул к Атарьяне и, не обращая внимания на ее сдавленный, протестующий хрип, подхватил ее на руки.

– За мной, – Коварэн повел их к кабинету, на ходу обернувшись к доктору: – Кстати, что у нее с голосом?

– Это может быть последствием болевого шока.

– Это надолго?

– Предсказать нельзя. Может пройти через несколько часов, может остаться на всю жизнь. Нельзя предсказать.

– А как насчет всего остального? Она слышит, что мы говорим? Понимает?

– Нельзя предсказать, как именно трагическая случайность повлияла на молодую госпожу.

Атарьяна всерьез задумалась о том, чтобы разыграть дурочку. Но если она набросится на дядю с зубами и когтями, ее снова свяжут. А если начнет пускать слюни – гадость какая! – то могут просто убить, чтобы не возиться. Но что Коварэн рассказал врачу? Что там за «трагическая случайность»? Злость мешалась со страхом. Чего он от нее потребует?

В кабинете Коварэна было светлее и просторнее. Зулун опустил Атарьяну на диван-канапе, где она сумела устроиться с относительным комфортом, привалившись к спинке. Рафаль снова принялся осматривать ногу.

– Я могу к вам прикоснуться?

Было страшно, от воспоминаний о раскаленном пруте Атарьяну чуть ли не мутило, но в конце концов она кивнула, бросив перед этим затравленный взгляд на дядю. Не хотелось оставаться калекой, но что если это лишь временная передышка? Если шансов нет, то не лучше ли прогнать врача и умереть от заражения? Но ведь ей и этого, скорее всего, не позволят. Свяжут, напоят чем-нибудь – и делай, что хочешь.

Прикосновения Рафаля были легкими и слегка щекотными. Как будто бабочка села на кожу. Атарьяна перевела дыхание. Быстро покончив с осмотром, врач принялся отдавать приказы на незнакомом языке. Гигант Зулун тут же завозился в объемной кожаной сумке-мешке, доставая необходимое. В следующий час Атарьяну заставили выпить два разных зелья, промыли и обработали ожог, наложили мазь и показали, как правильно держать ногу и ухаживать за раной в последующие дни. Единственное, что она поняла из длинной тирады Рафаля, – он собирается уйти и оставить ее наедине с Коварэном.

Дядя все время находился рядом, смотрел, слушал, размышлял о чем-то – его глаза перебегали с Атарьяны на окно, на письменный стол, на дверь. Что еще он замыслил, какую подлость готовит? Атарьяна была почти уверена, что не успела ему ничего выболтать. Просто не смогла, а не из-за какой-то особенной храбрости. Если ей снова пригрозят железом, она согласится на что угодно.

– Ну, вот и все, – сказал Рафаль, довольно потирая руки.

Он с удовлетворением осмотрел повязку, скупо улыбнулся Коварэну и снова гаркнул:

– Зулун!

Они вышли, оставив после себя лишь баночку с мазью и приторно-кислый травяной запах.

– Итак, ваше высочество, на чем мы остановились?

Атарьяна молча подняла на дядю взгляд, как ей хотелось верить – осуждающий. Но, кажется, он дядюшку не впечатлил, и тот как ни в чем не бывало взял со стола письменный прибор и чистый лист бумаги.

– Не можете говорить, будете писать.

А если она откажется, то обратно в пыточную? Губы сами собой задрожали, и пришлось опустить голову. Нет, эту битву она не выиграет. Пока придется делать все, что попросят, а там, может, появится шанс сбежать. Сбежать! Да, скорее всего, в ближайшее время она даже ходить не сможет!

– Пишите: «Я, Атарьяна Коварэн, принцесса крови и дочь покойных лаонта Элиссандра Коварэна и ее высочества принцессы Михаэны Балароссэ, присягаю на верность...» Почему вы остановились?

Атарьяна привычно раскрыла рот, чтобы ответить, но, разумеется, не смогла.

– Пишите! – с нажимом повторил Коварэн и продолжил диктовать.

Итак, она собственной рукой подписала признание в измене, поклялась в верности заговорщикам и пообещала в случае необходимости отравить рисса.

– Подпись. Дату поставьте не сегодняшнюю, а будто письмо было написано два года назад. Отлично. Давайте сюда.

Коварэн взял листок, прочел написанное и довольно улыбнулся.

– Как видите, Атарьяна, все могло бы быть намного проще. Теперь вам придется сотрудничать.

Он вынул из закрытого ящика стола шкатулку – Атарьяна узнала ее! – и спрятал в нее сложенный вдвое листок. Так вот где она хранилась все эти годы. Сбежав, Атарьяна в первое время надеялась, что шкатулку удастся найти, выкрасть и передать властям. Без доказательств ей бы никто не поверил. Но, когда она вернулась несколько дней спустя, на прежнем месте шкатулки уже не было, зато ее поджидали двое наемников. Как ей удалось удрать? Атарьяна и сама не знала. Все происходило будто во сне, и проснулась она лишь несколько часов спустя – в подвальчике доктора Нахри, раненая, без денег, без титула. Именно Нахри отвел ее в Интернат и посоветовал спрятаться там на время.

А потом он уехал, и Атарьяна осталась одна. Впрочем, нет, теперь у нее был Ри, директор Боравадо, похотливые патроны и постоянно растущий долг перед Интернатом. Два года, пока не появился Гергос и не забрал ее оттуда. Но теперь исчез и он, и Атарьяна начала сомневаться, что когда-нибудь снова увидит своего дану. Если бы он мог ее спасти, то сделал бы это до того, как Коварэн взялся за раскаленный прут.

«Что теперь?» – хотела спросить она, но лишь просипела что-то невнятное. Впрочем, Коварэн и так понял.

– Отдыхайте, – велел он. – Я прикажу слугам, чтобы перенесли вас в вашу новую комнату.

Он выглядел очень довольным собой, хоть и уставшим. Интересно, а каково это – пытать собственную племянницу? И, главное, ради чего? Чего не хватает ему, дворянину первой линии? Власти? Денег?

Атарьяна откинулась на спинку дивана. Она должна была отдохнуть, выспаться, поесть. Потом можно начинать думать о будущем, но пока следует сосредоточиться на самом простом. В итоге она проспала до самого вечера. Едва теплившаяся надежда, что ее спасут, окончательно угасла. Прошло уже больше суток.

Она безропотно съела все, что ей принесла служанка, правда, на робкую улыбку не ответила и проигнорировала вопрос о самочувствии. Потом позволила сменить повязку и заново смазать ожог мазью. Теперь боль была скорее ноющей, терпимой. Правда, стоило Атарьяне неудачно повернуться, и рана снова вспыхнула, лишив ее возможности двигаться и даже думать на целую минуту.

Затем снова наступила ночь. И снова день. Атарьяна надеялась, что Коварэн уедет, но он как будто никуда не торопился. Сидел целыми днями запершись в кабинете – об этом служанка рассказала – и писал десятками письма – бедняжка замучилась их отправлять. Служанка вообще оказалась на удивление разговорчивой, и если поначалу это раздражало, то потом Атарьяна стала прислушиваться к ее рассказам и даже задавать вопросы – едва различимым шепотом. Быть может, получится узнать, что дядюшка замышляет? По всей видимости, поимка сбежавшей принцессы позволила его планам продвинуться вперед. Но вот насколько и в каком направлении?

Когда никто не видел, Атарьяна пробовала вставать. Получалось пока плохо, на больную ногу наступать она не могла, и то ли из-за долгого лежания, то ли из-за общей слабости, но ее ощутимо покачивало. Тем не менее уже следующим вечером она совершила первую вылазку. Опираясь на стену, пропрыгала по коридору, чтобы выяснить хотя бы, в какой части дома ее держат. Кабинет Коварэна находился совсем рядом, дверь, конечно же, была заперта – но кого и когда это останавливало? В следующий раз Атарьяна пожаловалась служанке на грязные спутанные волосы и получила два ведра горячей воды, мыло и несколько новеньких шпилек.

Ночью она пробралась в кабинет. Передвигалась Атарьяна по-прежнему с трудом и не особенно представляла, что собирается сделать, но сидеть без дела больше не могла. Она вскрыла дверь, затем, как когда-то в кабинете альсаха Албэни, прошлась по всем ящикам стола. Замки там были посерьезнее, чем у альсаха, пришлось потратить немало времени и проявить сноровку, но в конце концов Атарьяна вновь взяла в руки шкатулку, из-за которой два года назад вся ее жизнь пошла наперекосяк.

***

Лошади больше не могли идти галопом, и пришлось остановиться. Крассон в очередной раз с укоризной посмотрел на Гергоса.

– Хотел бы я знать, что такого особенного в этом паже, – вздохнул он. – Из золота он что ли?

– Есть и более ценные металлы.

– Какие, например?

– Медь.

Крассон только головой покачал.

Они кружили по восточным предместьям Каргабана с самого рассвета, но так ничего и не нашли. Пара фраз, услышанных в порту, заставила Гергоса – а вместе с ним и Крассона, который заявил, что не позволит важному анкъерскому гостю окончательно загнать себя в могилу, – бросить стоявшую на якоре шебеку и отправиться на поиски.

– Дворяне бегут из города как крысы! Только вчера лаонт Коварэн, проезжая через Восточные Ворота, чуть ребенка не зашиб…

Это не могло быть совпадением. Ри таинственным образом исчезает, а через несколько часов Коварэн мчится сломя голову из Каргабана? Знать бы еще, куда именно – поместий в той стороне у Коварэна не было. Охотничий домик? Маленькая позабытая вилла? Гергос спрашивал в каждой деревне, у каждой дорожной заставы – никто не видел кареты лаонта, никому ничего не было известно. День подходил к концу.

– Нам следовало остаться в той гостинице и дождаться утра, – словно самому себе, сказал Крассон.

Гергос сделал вид, будто не услышал. Но в конце концов им пришлось остановиться на ночлег – в какой-то второсортной придорожной таверне с несколькими грязными комнатами на втором этаже. А рано утром Гергос опять вскочил в седло. За ночь горячка спала, он снова мог нормально мыслить.

Итак, Коварэн был где-то рядом, но не в своих владениях. Конечно, не мог же он отвезти Ри в дом, где его тут же узнают. Значит, он отправился к кому-то из друзей, к тому, кому доверяет…

– Крассон, напомните-ка, как звали неудачливого жениха принцессы Коварэн?

– Прусто, – не очень уверенно ответил молодой человек, – Варелли Прусто, если мне память не изменяет.

Противное имечко. Неудивительно, что ее высочество предпочла побег.

– Не знаете, есть ли у него дом неподалеку?

Крассон только плечами пожал, но в ближайшей же деревне Гергосу ответили на его вопрос: да, есть, правда, до него почти тридцать миль.

Гергос не жалел лошадей. Один раз он даже чуть не стал причиной несчастного случая, когда вылетевшая из-за поворота повозка была вынуждена резко изменить курс. Сидевший на козлах детина выругался по-ноллийски и погрозил Гергосу кулаком.

– Зулун, ааро ша, – проскрипел его спутник.

«Зулун, не обращайте внимания на недоумка», – автоматически перевел Гергос, но даже не обернулся.

До поместья они добрались только к вечеру, уже в сумерках. Лошади совершенно выбились из сил, и последние мили пришлось проделать шагом. Нестерпимо хотелось дать шенкелей и заставить коня перейти хотя бы на рысь, но Гергос сдерживался. Их только двое, значит, уходить, скорее всего, придется быстро. Плюс Ри. Лошади должны отдохнуть.

– Что вы планируете делать?

– Пока не знаю.

Гергос наблюдал из-за ограды за длинным одноэтажным домом: в некоторых окнах горел свет, но большинство комнат выглядели темными и пустыми. Как узнать – в которой из них Ри? Если он вообще здесь, никто из опрошенных Гергосом крестьян ничего о мальчике не слышал.

– Подождем, пока окончательно стемнеет, и проберемся внутрь.

Они привязали лошадей и отправились на разведку. За полчаса обошли дом, осмотрели ограду и нашли место, где будет проще всего перебраться – на другой стороне росло дерево, позволявшее незаметно спуститься, а если понадобится – и быстро взобраться обратно. Потом стали ждать. Окна одно за другим гасли, пока свет не остался только в дальней части дома.

– Пора.

– Я пойду первым и помогу вам.

– Крассон, вы испытываете мое терпение.

– А у меня его вообще не осталось. Тише! Кто-то идет.

С той стороны ясно слышались шаги, медленные, то ли крадущиеся, то ли просто неторопливо-ленивые. Гергос с Крассоном переглянулись, и молодой человек, вытащив нож, полез через ограду. Стена была невысокой, всего чуть больше четырех локтей, и Крассон без особого труда через нее перебрался.

– Кто здесь? – донесся хриплый мужской бас.

Потом быстрые шаги, возня и едва слышный стон вперемешку с ругательствами. Через минуту над оградой показалось довольное лицо Крассона.

– Готовы, ваша светлость?

– Я сам.

– Давайте руку, так будет быстрее. Ну же! А, Тавох! Здесь еще кто-то есть. Спрячьтесь!

Крассон снова исчез за оградой, а Гергос, ухватившись за верхний край, подтянулся, желая увидеть, что происходит на той стороне. Но было слишком темно. Снова звуки борьбы, на этот раз молчаливой. Все решилось быстрее, но Крассон не торопился возвращаться. Проклятый мальчишка!

– Ваша светлость, – раздался неуверенный голос, когда Гергос уже готов был плюнуть на все и идти разбираться, – я, кажется, кого-то поймал.

– Кого?

– Он… она не говорит.

Гергос сам не заметил, как оказался по ту сторону ограды. Сердце стучало в горле, глаза лихорадочно искали в темноте: где? Где он? Или она… Неважно! Рядом с Крассоном заметить Ри было непросто, он как-то терялся на фоне широкоплечего сына лаонта, вот только белая нижняя рубаха и светлые бриджи выдавали. Гергос шагнул вперед и замер, наткнувшись на хмурый взгляд исподлобья. Ри стоял, прижимая к груди какую-то шкатулку, и не торопился двинуться навстречу.

– Ваша светлость, это он? – растерянно спросил Крассон.

– Да.

– Тогда нам нужно уходить. Я думаю, здесь есть и другие охранники. Пойдем-ка!

Он подтолкнул Ри к ограде, и тот вдруг упал, сжавшись в болезненный клубок. Но шкатулки не выпустил и не произнес ни звука. Да что с ним такое? Гергос подскочил ближе, обнял за худые плечи, прижимая к себе, инстинктивно пытаясь укрыть – белая рубаха была слишком заметна даже в темноте. Ри беззвучно плакал, цепляясь, как утопающий за обломок мачты, за свою нелепую шкатулку. И пальцы были темными, словно… в крови?

– Ну, тише, тише, маленькая… Пойдем, нам надо уходить. Слышишь?

Ри едва заметно кивнул и шмыгнул носом, уткнувшись в плечо Гергоса. Поднять его было непросто, полученные в схватке с Фенхо раны давали о себе знать, но Гергос бы ни за что не доверил свою ношу Крассону. Ри не мог стоять. Возможно, из-за повязки на правой ноге. Что же с ним приключилось?

– Крассон, приведите лошадей!

Кое-как, цепляясь за ветви дерева, Гергосу удалось перетащить Ри через ограду. Со стороны дома не доносилось ни звука, но надолго ли это затишье? Кто-нибудь рано или поздно найдет убитого охранника и поднимет тревогу.

Вернулся Крассон. Гергос усадил Ри в седло, потом взобрался сам. Конь недовольно всхрапнул, мотая упрямой головой и отказываясь идти.

– Нам надо уходить!

– Я знаю. Послушайте, Крассон, возвращайтесь в Каргабан и передайте капитану «Мариники», что я буду ждать его завтра вечером в порту Иверноста. Езжайте как можно быстрее, за вами наверняка увяжется погоня.

К счастью, на этот раз Крассон не стал спорить. Только посмотрел с любопытством на прижавшегося к Гергосу Ри и вскоре скрылся в темноте. Гергосу наконец удалось справиться с упрямой лошадью, и он повернул в противоположную сторону – на юго-восток, где его, хочется верить, станут искать в последнюю очередь.

 

ГЛАВА 11. ИВЕРНОСТ

Они скакали не меньше получаса, когда на Ри наконец накатило понимание: он спасся, он снова сбежал. Чувствуя за спиной теплое, крепкое тело Гергоса, он был уверен, что теперь все будет как надо. Нужно только спрятать получше шкатулку. Уничтожать ее нельзя – тогда все будет зря, но и открывать пока не следует. Справиться с замком с помощью шпилек у Ри не получилось, поэтому оставалось только прижимать шкатулку к груди и ждать более подходящего момента.

Становилось все темнее. Новорожденная луна почти не давала света, но дорога была ровной и шла относительно прямо. Ри едва не задремал. Если бы не глупая обида, он мог бы сказать, что счастлив: дану все-таки приехал за ним, пусть и позже, чем хотелось бы, но он все-таки приехал! Гергос его нашел, и теперь все будет как раньше. Но вот если бы только дану приехал хоть на полчаса раньше…

Неожиданно лошадь взбрыкнула, едва не став на дыбы, потом дернулась, болезненно заржав… Ри краем глаза заметил какое-то быстрое движение впереди – кажется, заяц перебежал дорогу, – но осознал он это уже лежа не земле. Поняв, что конь вот-вот упадет, Гергос выбросил Ри из седла, чтобы не придавило. Ри приземлился на какой-то кустарник – в темноте было не разобрать, – оцарапал ладонь и ушиб локоть, но в остальном был цел. Он тут же поднялся, намереваясь броситься назад, но больная нога не дала сделать и шагу. Пришлось прыгать.

– Дану! С вами все в порядке? – получился лишь слабый шепот, и, кажется, Гергос не услышал.

Он по-прежнему удерживал поводья, поэтому снова вскочившему на ноги коню далеко убежать не удалось. Да, впрочем, он бы и так далеко не ушел. Вернувшись к тому месту, где все произошло, Ри увидел вывороченный камень и ямку, в которую, должно быть, и угодило копыто нервной лошади. Испугавшись зайца, она заплясала, споткнулась и в итоге потянула ногу. Сделав несколько неровных шагов, лошадь снова заржала и наконец остановилась.

Гергос тяжело вздохнул и сменил руку, которой держал повод.

– Что у тебя с ногой?

Ри не сразу понял, что обращаются к нему, а не к лошади.

– Обжегся, – тихо ответил он.

– Решили научиться ходить по углям, дитя мое?

Да, легенды ходили, что где-то на далеком юге Нашарата есть племя, которое не боится огня: они могут ходить по углям, хвататься за раскаленные предметы и купаться в кипятке. Вот только Ри не очень-то верил в подобные сказки. Теперь – особенно.

– Я наступил на неостывшую лампу, дану.

Рассказ о пыточной Коварэна вызвал бы слишком много вопросов: зачем лаонту понадобилось пытать простого пажа? Что он хотел узнать?

– А с голосом?

– Не знаю.

– Идти совсем не можете?

– Я попытаюсь.

– Вы можете отдать мне свою шкатулку…

– Нет!

Нет, ее нельзя никому отдавать. И даже не потому что Ри не доверил бы ее никому – даже Гергосу. Может, и доверил бы. Но если кто-нибудь увидит дану с ней, охота начнется и на него тоже. Пока Коварэн лишь подозревает, но не знает наверняка и едва ли решит ссориться с главой дома Гергосов из-за простых подозрений. Ри покрепче прижал шкатулку к груди.

– Можно сделать костыль. Подержите лошадь?

Теперь она стояла смирно, понуро свесив голову и тяжело и глубоко дыша. Ри принял поводья. До Иверноста было еще много миль, а вот до поместья, в котором его держал Коварэн, – всего ничего. Что если дорогой дядя снарядит погоню? Конечно, в темноте следов, ведущих на восток, могут и не заметить, но утром наверняка поймут, что всадников было двое и они разделились.

Гергос вернулся с какой-то корявой палкой, которая не столько помогала идти, сколько мешала, больно упираясь в подмышку и царапая ладонь. Но Ри не жаловался.

– Может, нам стоит сойти с дороги?

– До Иверноста больше пятидесяти миль. Ни вы, ни я их пешком за день не преодолеем. Можно, конечно, нанять карету в ближайшей деревне, но где она, я не знаю. А вы?

– Нет, дану.

– Тогда самое разумное – не сворачивать с дороги.

Наверное, со стороны они смотрелись довольно жалко: хромая лошадь, хромой мальчик-подросток и очень уставший и раздраженный анкъерский аристократ. Ри грустно улыбнулся. Он несколько раз сглотнул, чтобы смягчить горло. Впрочем, это не сильно помогло, вместо обычного голоса раздался лишь сиплый хрип:

– Вы еще не купили балахон и козлиный череп, дану?

Кажется, Гергос не сразу вспомнил, о чем идет речь, но потом Ри услышал тихий смешок.

– Нет, но я подумаю об этом, когда мы доберемся до города.

Они в итоге прошли совсем немного, когда лошадь снова споткнулась. Дурное животное! Откуда только Гергос его взял? В его собственной конюшне были только самые породистые и вышколенные лошади. Споткнувшись в третий раз, конь замотал упрямо головой, захрипел, упираясь и отказываясь ступать на больную ногу.

– Я тебя пристрелю, – пообещал ему Гергос, но эффекта это не возымело.

– Дану.

– Что?

– Я могу остаться с ним, пока вы ходите в ближайшую деревню. Один вы дойдете быстрее.

– Нет, Ри, я тебя не оставлю.

От этих слов, пусть и сказанных резко и нетерпеливо, потеплело на душе.

– Мы хорошо спрячемся.

– Я сказал нет. Не спорь.

Ри улыбнулся, радуясь, что в темноте этого никто не видит. Ему бы очень не хотелось оставаться одному, глупый коняга – не в счет.

– Тогда что мы будем делать?

– Этой дорогой часто пользуются, рано или поздно кто-нибудь по ней проедет.

Но в следующий час никто по ней не проехал, а Ри все равно весь извелся. В каждом шорохе ему чудился приближающийся конский топот – это Коварэн выслал за ними погоню. Тишина пугала не меньше, каждая минута промедления казалась губительной. А потом он услышал слабое позвякивание колокольчика. Сначала подумал – это Тавох шутки шутит. Откуда ночью посреди дороги взяться колокольчикам?

Но тут Гергос поднялся с поваленного ствола, на котором сидел все это время, и довольно выдохнул:

 – Наконец-то!

Ри тоже встал, опираясь на свой нелепый посох. Звон сделался громче, потом к нему добавились скрип колес и тихое лошадиное фырканье. Гергос вышел на дорогу прямо перед приближающейся каретой, и Ри услышал возмущенные крики возничего:

– Ты что творишь? А ну пошел отсюда! Ну!.. Эээ, ваше сиятельство?

Гергос подошел ближе. При свете фонаря возницы его равнодушное, высокомерное лицо показалось Ри восковой погребальной маской какого-нибудь древнего царя. Он уже научился ловить это выражение на лице дану и знал, что Гергос смотрит так, когда хочет заставить собеседника понервничать. Возница заерзал на сидении, свет заплясал, и Ри увидел на боку кареты эмблему – крылатый конверт и скипетр. Почтовый дилижанс!

Гергос молча смотрел на возницу.

– Ваша светлость? – еще более неуверенно предположил тот.

– У вас есть свободные места?

– Нет, ваша светлость.

– Вы сможете их предоставить?

– Я смогу… что? Как вы сказали?

– Предоставить. Ссадите кого-нибудь. Нам нужно два места. Без багажа.

– Но… Ваша светлость, ночь ведь, до ближайшей гостиницы еще восемь миль.

Гергос не стал спорить, он привстал и ухватился за шнурок колокола – его звоном возница обычно извещал о прибытии на очередную станцию. В отличие от маленьких колокольчиков, привешенных на постромки и едва слышных даже ночью на пустой дороге, большой колокол отозвался ясным и гулким звоном. Внутри кареты завозились, кто-то заворчал, а потом отдернулась занавеска, и наружу высунулось недовольное сонное лицо:

– Что случилось? Почему мы стоим?

– Выходим, – звучно скомандовал Гергос. – Приехали.

Возница только беспомощно озирался и бормотал себе под нос – так, чтобы Гергос не услышал:

– Ну что же вы, ваша светлость… ну нельзя же так!

Пассажиры дилижанса выходили медленно и нехотя. Половина даже не проснулась толком. Всего восемь человек. Спрыгивая с подножки, они непонимающе оглядывались, видели смущенного возницу и непреклонного Гергоса – и замирали в ожидании. Чутье подсказывало, что перед ними очень важный человек и его лучше слушаться. Но что ему нужно?

Ри держался в стороне. То же самое чутье – инстинкт, быстро появлявшийся в любом человеке, чья судьба каждый день зависела от капризов какого-нибудь вельможи – заставляло его молча наблюдать за происходящим. Даже усталый и в не очень пышной одежде, Гергос внушал уважение и страх. Рядом с ним мальчишка-оборванец смотрелся бы странно. Нелепо.

– Что случилось?

– Господин, почему нас остановили?

– Мы ничего не сде…

– Двое из вас дальше не поедут, – перебил Гергос. – Сами решайте, кто это будет, но тот, кто сойдет с дилижанса, получит лошадь. Она слегка подвернула ногу, но повреждение несерьезное, пройдет за несколько дней. Ну так?

– Каждый? – спросил кто-то. – Каждый получит по лошади?

– Нет, одну на двоих. Делите как хотите, хоть разрежьте ее напополам, меня это мало волнует. Ну так?

Пассажиры загалдели. Две очень приличного вида женщины возмущались нахальством выскочек-аристократов, трое рабочих спорили, кто из них сойдет – получить лошадь хотелось каждому, высокий худой юноша, по виду студент, нерешительно оглядывался по сторонам – в основном на двух других пассажиров, что, как и он, держались немного особняком.

– Я жду, – через пару минут напомнил Гергос.

Оттолкнув товарищей, вперед вышел один из рабочих, следом за ним шагнул другой, получил в морду от третьего и осел на землю.

– Мы сойдем, – заявил драчун. – Давайте сюда кобылку, ваш'сияство.

Гергос передал ему поводья.

– Это жеребец, – сказал он тихо.

Ри показалось, он вот-вот рассмеется.

– А, – махнул рукой великий знаток коневодства, – эт неважно.

– Прошу всех занять свои места, – любезно предложил дану.

Он очаровательно улыбнулся дамам и слегка поклонился мужчинам. Возница только головой покачал, а Ри понял, что теперь и ему можно выйти на сцену. Но он не успел и шага ступить. Гергос подхватил его под руку, выкинул куда-то в темноту костыль и чуть ли не за шкирку затолкал в дилижанс.

***

Пекки и Нариока ехали на свадьбу сына их общей знакомой, но эта знакомая ни одной из них по-настоящему не нравилась, ее сын был во всех отношениях никчемным человеком, а его невеста – пустоголовой вертихвосткой. Знать все это Гергосу было решительно незачем, но выбора не оставалось. К тому же он и сам был виноват: Пекки и Нариока не могли уснуть – ведь они так испугались его бандитского нападения на дилижанс!

Зато Ри спал. Доверчиво прижавшись к плечу Гергоса и подложив грязную ладошку под щеку. Иногда карету потряхивало, и Ри начинал ворочаться, что-то неразборчиво бормоча. Тогда Гергос теснее прижимал его к себе и гладил по коротко остриженным медным волосам, пытаясь успокоить. За прошедшие несколько дней в Ри что-то изменилось, под глазами залегли глубокие тени, он стал словно еще тоньше, еще бледнее. Что успел натворить Коварэн, что он ему наговорил?

Остаток ночи прошел спокойно, к утру даже не умолкавшие всю дорогу сплетницы притомились и задремали. Но Гергос так и не сомкнул глаз. С собой у него было лишь полтора десятка марок – хватит, чтобы нанять лошадей до Иверноста, но не более того. С одеждой для Ри – бедняга дрожал от холода в одной лишь нижней рубахе, и Гергосу пришлось отдать ему свой плащ – придется подождать. И ограничиться самой простой и непритязательной пищей, иначе может не хватить на взятки вознице и трактирщику.

Но первая часть плана прошла как по маслу. Гергос и Ри сошли с дилижанса в небольшом городке – Гергос даже не стал запоминать название. Они позавтракали на станции вместе с остальными пассажирами, после чего Гергосу удалось выторговать у смотрителя двух вполне приличных лошадок.

– Сможешь залезть в седло? – спросил он у Ри, когда тот, хромая и морщась, подошел к своей лошади.

Ри кивнул, но Гергос все равно помог – подхватил под мышки и усадил, как маленького ребенка. Милостивый Керпо, да этот ребенок практически ничего не весил! И от него веяло жаром.

– Тебя лихорадит?

– Немного, дану. Ничего страшного.

– Это из-за ноги?

– Наверное.

Ри прикусил губу и виновато опустил глаза. Чего он недоговаривает?

– Нам стоит найти врача?

– Нет, дану, я в порядке.

Слабая улыбка была бледным призраком обычного задора, но время поджимало, и Гергос решил не настаивать.

К полудню он об этом сильно пожалел. Ри качало в седле, из просто бледного он сделался практически зеленым, глаза блестели неестественно ярко, и только пальцы, тонкие, почти скелетообразные, сжимали странную шкатулку. Что в ней, Ри так и не рассказал. Гергос подъехал ближе и перехватил поводья.

– Ноги из стремян.

– Что вы…

– Поедешь со мной.

Так было спокойнее. Гергос перетащил Ри к себе в седло и прижал к груди ставшим таким привычным жестом. Глупое дитя! До Иверноста оставалось уже немного, лошади шли быстро и ровно, еще несколько часов – и город. Но Ри становилось все хуже, вскоре он начал бредить.

– Уйди, уйди, – шептали бледные обветренные губы, – я никому не расскажу… просто уйди… не надо…

И все это хриплым, сиплым голосом, словно привидение. У Гергоса даже мурашки по спине побежали. Что Коварэн с ним сделал?! Хотелось повернуть назад и… Гергос тронул пятками коня, заставляя того перейти на рысь. Вторая лошадь скакала рядом. Теперь они могли пересаживаться с одной на другую, и это позволяло двигаться быстрее.

И все равно, когда впереди показались стены крупнейшего портового города Тобрагоны, солнце уже начинало садиться. Предупредил ли Крассон капитана? Раньше Гергос не позволял себе волноваться об этом, и теперь сомнения нахлынули сторицей. Если «Мариники» нет в порту, то что делать? Практически без денег, с больным ребенком на руках, когда за ним охотятся и люди Коварэна, и разномастное семейство Дядюшки Лу – картинка не из веселых. Но нет, Крассон должен был добраться до Каргабана. «Мариника» будет ждать, как и оговорено.

Перед воротами в город скопилась небольшая очередь, и Гергос пристроился в самом конце, не желая привлекать внимания. Хватит и того случая с дилижансом. Несмотря на марку, которую он дал вознице, Гергос не сомневался, что, если Коварэн до него доберется, старый пьянчуга выложит все как на духу. И тогда лаонт будет знать, в каком направлении они поехали, а догадаться, что конечной целью является Иверност, не так-то и трудно.

Двое стражников у ворот лениво осматривали въезжающие повозки, задавали одинаковые вопросы, собирали плату:

– Животные есть? За птицу по медяку с головы, за козу – пять, за лошадь – полсеребрушки. Следующий! Животные есть?..

Что-то пошло не так. Гергос затылком почувствовал чужое внимание, завертелся в седле, но никого не увидел. Зато встретился взглядом с одним из стражников, тот уж больно пристально его рассматривал. Др-рянь! А он еще радовался, что никто не перехватил их по дороге! Зачем, если добыча сама придет в ловушку? Гергос натянул поводья, заставив лошадь заплясать на месте и сделать почти полный оборот. Теперь он видел и двоих стражников, выбежавших из каптерки, и подозрительно любопытного купца в очереди, который едва не сцапал второго коня за узду, со стороны дороги тоже приближались трое всадников, на ходу выхватывая оружие. Дрянь!

Внутренний карман камзола оттягивал пистоль, так и просясь в руку. Вряд ли арестовать Гергоса приказал сам рисс, скорее всего это проделки Коварэна, мелкое самоуправство, но стрелять по стражникам – последнее дело. К тому же их слишком много, а перезарядить пистоль будет некогда.

Ри качнулся вперед, и Гергос в последний момент успел подхватить худое тело. Драться он не мог, сбежать, скорее всего, тоже. В кошельке еще оставалось несколько мелких монет. Гергос вытряхнул на ладонь серебро вперемешку с медью и швырнул в центр скопившейся позади него очереди. Люди бросились в сторону, позволяя Гергосу быстро выбраться из толпы, а вот преследователям пришлось сделать круг. Впрочем, один из всадников решил проскакать напрямик и увяз в жадной людской куче.

Уже лучше. Гергос пришпорил коня. На тракте ему не уйти – лошади слишком устали, да и Ри не выдержит быстрой скачки. Значит, надо прорываться в город. Но как? Стражники уже ставили заслон – несколько рогаток с заостренными кольями. Гергос крикнул, снова разворачивая свою лошадь и выпуская поводья второй. Он надеялся успеть, пока заслоны не сомкнулись.

Разгадав его намерения, стражники засуетились, быстрее сдвигая рогатки. Народ вокруг шумел, возмущались те, кто не успел пройти, другие азартно улюлюкали и, кажется, даже начинали делать ставки: кто окажется быстрее? Но Гергос не стал целиться на рогатки – пытаться их перепрыгнуть все равно было бы безумием. Он поехал прямо на стражника, того самого, что своим любопытством выдал весь план. И снова пристальный взгляд, ощеренные зубы, дико храпящий конь… У кого первым не выдержат нервы?

Они могли успеть, но стражник – теперь Гергос видел, что это юнец лишь на пару лет старше Ри – задергался, споткнулся на ровном месте, мешая установить последнюю рогатку… Острый кончик торчащего на пол-локтя кола мазнул Гергоса по сапогу, второй, с противоположной стороны, оцарапал лошадиный круп. От этого бедное животное вздрогнуло и, вытянув шею, бросилось еще быстрее вперед. Рядом сверкнула сталь алебарды, и Гергос, вытащив ногу из стремени, перетек на другой бок. Изогнутое лезвие просвистело буквально в пяди от его плеча. Сзади уже снаряжали погоню.

Копыта лошади звонко простучали по мощеной серым гранитом улице. В отличие от Каргабана, который был городом старым, с традиционной кольцевой застройкой, Иверност горел и перестраивался чуть ли не каждые пятьдесят лет. То кто-нибудь из матросов в пьяной драке прольет горячее масло на солому, то привезенная с очередным кораблем оспа пойдет гулять по кварталам, то новый глава синдиката решит заявить о себе и подожжет доки – в общем, к пожарам жители Иверноста, особенно припортовых его частей, давно привыкли. Они строили, оставляя широкие проспекты и пересекавшие их под прямым углом улицы, мостили их камнем и окружали дома высокими кирпичными заборами – кто мог себе это позволить, конечно же.

Почти все проспекты вели к берегу, не меньше половины – прямо в порт, остальные – к маленьким частным пристаням. Не заблудишься. До этого Гергос был в Иверносте лишь однажды, но без сомнения свернул сначала на одну улицу, затем на другую, чтобы подобраться ближе к центральным докам. Где Атолас решил пришвартовать «Маринику»?

Чем ближе Гергос подъезжал к порту, тем больше вокруг становилось людей. С галопа он был вынужден перейти на рысь, затем и вовсе послать лошадь шагом. Радовало, что преследователи двигались не быстрее. Почему-то стражники не торопились разогнать толпу «именем закона», что еще раз навело на мысль о вмешательстве Коварэна. И когда только он успел подкупить нужных людей?

Телеги с товарами и лоточники, торгующие прямо с них, заполнили половину проспекта. Вокруг шныряли собаки, дети и целые толпы попрошаек.

– Господин, купите! Господин!

– Дайте монетку! Монетку!

– Ваше сиятельство, ваш сын заболел? Вот чудесное средство, всего за семь медяков…

– Монетку! Монетку!

Гергос замахнулся хлыстом, когда не помогло – ударил по тянувшейся к поясу руке. Денег у него, правда, все равно не было.

– Господин Гергос!.. Дану! – вдруг донеслось из толпы.

Гергос повернулся на звук, пытаясь разглядеть, кто его позвал. Увидел какого-то грязного пройдоху, не то старого матроса, не то сутенера. Поняв, что его заметили, мужчина активнее замахал руками:

– Сюда, господин Гергос! За мной!

Окъеллу свернул в указанный переулок, странный субъект чуть ли не вприпрыжку бежал впереди.

– Сюда, за мной, скорее!

Они свернули в какой-то двор… впрочем, нет, на самом деле это не было двором, просто кто-то перегородил часть улицы, и Гергос до последнего момента не видел тяжелых железных ворот, которые сомкнулись, стоило ему проехать мимо. Словно из-под земли впереди выросли трое, еще четверо зашли сзади и с боков. Вооружены до зубов, но смотрят спокойно, оценивающе. Профессионалы. Вот только чьи? Неужели Лу попросил кого-то из знакомых в Иверносте? Гергос снова развернул лошадь, просчитывая шансы. Иллюзий он не питал. Через минуту его убьют.

 

ГЛАВА 12. «МАРИНИКА»

Ри с удивлением смотрел на человека впереди и отчаянно пытался вспомнить, где и когда уже его видел. Лицо мужчины определенно было ему знакомо, и в то же время Ри был уверен, что лично с ним не встречался. Южанин, высокий, мускулистый, красивое лицо чисто выбрито, и только крупная родинка на щеке немного портит впечатление.

Пока Ри его рассматривал, мужчина вытащил из ножен кинжал. Зачем? Ри лихорадило, иногда он засыпал и видел на удивление реалистичные сны, потом просыпался и видел бесконечную дорогу впереди, затем появился город и очень много кричащих людей, но Ри только теснее прижался к Гергосу в полной уверенности, что все будет хорошо. А теперь знакомый незнакомый мужчина достал оружие и, недобро поглядывая, двинулся вперед. Он хотел причинить им с дану вред?

А может, это просто еще один сон?

Гергос сжал руки Ри и заставил его взяться за поводья.

– Если появится шанс, уезжай, – шепнул он ему на ухо. – Не жди меня, не медли, скачи что есть мочи. Понял?

Нет, Ри не понимал. Зачем ему уезжать? Но он послушно намотал поводья на кулак. Потом Ри снова качнуло, и вдруг оказалось, что сзади Гергоса больше нет. Вот он, стоит рядом с лошадью и вынимает из кармана небольшой пистоль. Ри вцепился в луку седла, чтобы не упасть, и завертел головой. Семь человек. И один дану. И он, Ри, единственный верховой, с приказом уезжать.

С двух сторон улицу сжимали высокие кирпичные стены, позади Ри увидел металлические ворота, а впереди дорогу преграждали трое, и тот, что в центре, должно быть главарь, странно знаком… Дану сказал уезжать. Ри сильнее стиснул бедра, чтобы не вывалиться из седла, и изо всех сил ударил лошадь по бокам. Он поехал прямо на мужчину с родинкой на щеке – Ри казалось, что-то подобное ему снилось совсем недавно. Мужчина отскочил в сторону, но недалеко, и попытался схватить лошадь под уздцы. Ри тут же опустил ему на голову тяжелую шкатулку. Скользкое дерево вырвалось из пальцев, но угол шкатулки очень удачно попал мужчине по виску. Тот выпустил узду, схватился за лицо, застонал. Ри хотел вдобавок пнуть его, но промазал. Громыхнул выстрел, и другой мужчина, успевший преградить Ри дорогу, упал. Самого Ри тоже качнуло, здоровая нога вывалилась из слишком длинного стремени, а вторая опалила болью до самого бедра. Ри вскрикнул и повалился назад, через круп, прямо под копыта нервно пляшущей лошади.

Где-то над его головой зазвенел металл, Ри услышал крики и крайне непристойные ругательства – это ведь не дану, нет? Но в тот момент он был слишком занят тем, чтобы не оказаться раздавленным, и почти не обращал внимания на происходящее. Ри приподнялся на локтях, увернулся от одного копыта, встал на колени, отклонился, чтобы не получить по лбу вторым, и быстро пополз в сторону. Взял с земли чей-то нож и наконец огляделся. В переулке отчаянно дрались… нет, не восемь человек, а раза в два больше.

Среди сражающихся был и Гергос, и Ри начал пробираться в ту сторону. Один раз кто-то заступил ему путь, Ри растерянно поднял голову, увидел прямо над собой мужчину с родинкой и, не мудрствуя лукаво, пронзил ножом его сапог. Лезвие вошло, почти не встретив сопротивления, легко прорезало мягкую кожу и застряло между камней мостовой. Вряд ли Ри удалось сильно ранить мужчину, скорее всего, он его едва оцарапал, но зато это дало ему время сбежать.

Кто бы ни пришел им на помощь, их было человек десять. Они были хуже вооружены и больше походили на банду разбойников, но и нападавшие не ожидали отпора. Когда дану Гергос зарубил одного из них, остальные начали пятиться, а следующий труп окончательно решил исход схватки. Оставшиеся убийцы со своим слегка хромающим предводителем скрылись в одном из домов и забаррикадировали дверь. Седой мужчина с кучей шрамов, кажется главарь разбойников, попытался просунуть палец в щель между косяком и кирпичной стеной:

– Можно натолкать им туда горящей пакли.

– Или конопли, – добавил кто-то.

– Тавохов уд, а мысль!

– Откуда вы здесь? – отдышавшись, спросил Гергос.

Ри заметил валявшуюся посреди побоища шкатулку и пополз к ней. На него пока никто не обращал внимания.

– Предчувствие, – ответил седоволосый. – Так что будем делать с этими селедочными потрохами? Выкуриваем или пусть еще поживут?

– «Мариника» готова к отплытию?

– Готова-то она готова, да только вы когда в последний раз на небо смотрели, ваша светлость? Или хотя бы по сторонам? Видите ту тучку? Ночью будет шторм, а до Громобоя можем и не успеть, ветер-то не ахти.

О Громобое – скальной гряде, защищавшей восточные лагуны от бурь – Ри слышал не раз. Прошлые правители Тобрагоны даже пытались построить нечто подобное к западу от Иверноста, наращивая естественную косу с помощью гигантских камней, но у них ничего не получалось – налетал очередной шторм, и камни разбрасывало на много миль вокруг.

– В Иверносте нам тоже выспаться не дадут, – сказал Гергос. – Так что не будем терять времени.

Ри наконец добрался до шкатулки. Она была цела, только поцарапана с одного боку. Стоило ему коснуться темного дерева, и снова накатила противная слабость. И нога заболела пуще прежнего. Так что, когда дану Гергос подвел лошадь и поднял Ри, чтобы снова усадить в седло, тот был донельзя ему благодарен. До порта добрались без происшествий, и Ри увидел перед собой корабль со странными очертаниями: очень длинной, вытянутой кормой и треугольными парусами.

Седоволосый первым поднялся на борт и тут же принялся отдавать приказы. Гергос помог Ри выбраться из седла и хотел отнести его на руках, но тут уж Ри воспротивился.

– Я не маленький, – прошептал он упрямо.

– Как, дитя мое? Неужели мы так давно с вами не виделись, что вы успели повзрослеть?

Улыбка Гергоса была грустной, и Ри едва удержался, чтобы не разгладить складку справа от губ. Опомнился в последний момент и сделал вид, будто просто хотел поправить волосы. Это все лихорадка.

Он сумел взобраться по крутым сходням и дойти до дверей каюты, располагавшейся прямо на висевшей над пустотой корме. Гергос объяснил, что эта часть корабля называется ютом, а сам корабль – шебекой, и Ри это даже запомнил. Зато потом, едва переступив порог каюты, он рухнул без сил и непременно разбил бы себе нос, если бы дану не успел его подхватить. Ри улыбнулся, вновь ощутив на плечах сильные руки, и потерял сознание.

Очнулся он от того, что кто-то рядом отчаянно ругался. Ри даже заслушался – половины слов он никогда не слышал, а ведь два года в Интернате Толорозы существенно расширили его словарный запас. Чуть приоткрыв один глаз, Ри увидел совсем близко покрытое шрамами лицо и с удивлением понял, что тот, кого он посчитал стариком, на самом деле едва ли старше Гергоса. Просто седая голова и шрамы, издалека похожие на морщины, сбивали с толку.

– Очнулся, жабья пупырка?

Ри показалось, что седоволосый сказал именно это. Но он не был уверен, поэтому просто кивнул в ответ.

– Почему раньше не сказал, что лихорадит?

Ри пожал плечами.

– А где дану?

Седоволосый махнул куда-то себе за спину.

– Еще один бестолковый мурений выкидыш. Как будто бы мне больше нечего делать, как зашивать старые раны. И ладно если бы царапина свежей была, так нет же, Тавохов уд, ей дня три, не меньше.

– Дану ранили?

– Почти вены вскрыли. Ну, нечего мне язык заговаривать. Вот, держи.

Под нос Ри сунули чашку с каким-то терпко пахнущим варевом. Он послушно выпил, рассматривая седоволосого. Странный он был. Много ругался и говорил намеренно грубо, но при этом очень правильно, словно специально хотел казаться глупее, чем есть.

– А кто вы? – спросил Ри.

Седоволосый фыркнул.

– Тот, кто уже пятнадцать лет не дает этой деревянной заднице Тавоха пойти на дно.

– Так вы не врач?

– Врач! – фыркнул седоволосый. – Да я здесь заместо светлого Керпо всех латаю. Допил? Давай обратно кружку, чего вцепился?.. А теперь спи.

Но спать Ри не собирался. Стоило седоволосому уйти, и он встал, чтобы подойти к койке на противоположной стороне каюты. Его качало больше обычного, и Ри не сразу сообразил, что это не лихорадка усилилась, а просто «Мариника» вышла в море. Гергос спал, закинув согнутую руку за голову, вторая, забинтованная, лежала поверх одеяла. Убедившись, что дану действительно спит, Ри осторожно погладил загорелые пальцы. Кто и когда его ранил? Почему дану ни о чем не сказал?

Упрямый, смелый… он готов был умереть, чтобы Ри смог уйти. Присев на пол рядом с кроватью, Ри прижался лбом к лежащей на одеяле руке. Пальцы Гергоса чуть шевельнулись, поглаживая, и Ри вздрогнул. Но Гергос спал.

Должно быть, Ри тоже задремал, потому что когда он в следующий раз открыл глаза, то уже не сидел на полу, а лежал на кровати, и Гергоса в каюте не было. Корабль сильно раскачивался, за окном свистел ветер и громко хлопали паруса. Потом сверкнула молния, и Ри окончательно проснулся.

Он чувствовал себя очень слабым и уставшим, будто вовсе не спал, при этом голова была чище, и мысли больше не путались. Пропитанная потом рубаха липла к телу и показалась ужасно холодной, стоило Ри откинуть одеяло. Встать с первого раза не получилось. Только Ри свесил ноги, и его швырнуло обратно, пол накренился, а оконное стекло лизнула высокая волна, оставив после себя белую пену.

Фонарь под потолком дико раскачивался, свет дрожал и прыгал, будто на… на волнах. Ри почувствовал, что его сейчас стошнит. Снаружи то и дело доносились крики, отрывистые команды и ругательства. Ри узнал голос седоволосого. Но где Гергос?

Дверь в каюту была не заперта, и Ри вышел на палубу. Там творилось нечто невообразимое. Наверное, бывалый моряк смог бы увидеть в происходящем некую логику, но для Ри беготня матросов, сворачивание и разворачивание парусов и движения руля были сплошным хаосом. Он с удивлением наблюдал за совместным танцем людей и разбушевавшейся стихии. Брызги, тяжелые дождевые капли, льющиеся с треугольных полотнищ потоки воды – Ри промок в ту же минуту. Но когда он уже решил уйти, чтобы не мешаться, взгляд его привлекла странная бледная полоса впереди. Она тянулась, подобно второму горизонту, высоко, закрывая собой половину неба. Сначала казалось, что она не движется, но, приглядевшись, Ри заметил, что полоса поднимается, становится шире, постепенно заполняя собой почти все пространство прямо по курсу. А потом он понял, что первого горизонта, где бурлящее море становилось покрытым тучами небом, не видно. Его закрыла гигантская волна.

Ри судорожно вцепился в ручку двери. На шебеку надвигалась сама смерть. Взгляд Ри снова заметался по палубе, выискивая в неразберихе одну-единственную фигуру. Где же…

– Дану! – закричал Ри, заметив наконец Гергоса у одной из мачт.

Действительно закричал. Но времени удивляться вернувшемуся голосу уже не было. Вдруг стало совсем темно.

***

 Гергос обернулся, услышав крик. Ри стоял у дверей каюты, такой маленький, такой уязвимый. Тонкая ручка указывала куда-то вперед и вверх, как будто кто-то мог не заметить идущего на них вала. Гергос выругался и перерезал веревку, которая тянулась от его пояса к мачте. Один раз она уже спасла его, когда волна, младшая сестра приближающейся, накрыла палубу и едва не смыла несколько человек за борт.

Атолас в последний раз крутанул штурвал, разворачивая корабль носом к волне. «Мариника» задрожала, застонала, почти как женщина в родах.

– Ваша светлость! – крикнул кто-то из матросов.

Гергос в два прыжка пересек палубу и оказался на юте ровно в тот момент, когда нос шебеки резко пополз вверх. Одной рукой Гергос прижал к себе Ри, другой перекинул веревку через перильца, отделявшие ют от нижней палубы. Затянуть петлю он не успел, корабль накренился на правый бок, и сверху обрушился шквал соленой воды. Гергос не устоял и теперь отчаянно пытался понять, где верх, а где низ, и как упасть так, чтобы не придавить Ри, вцепившегося в него мертвой хваткой. Но упасть не получалось. Палуба оказывалась то с одной стороны, то с другой, потом Гергоса швырнуло спиной о дверь каюты, протащило несколько пядей и снова отбросило.

Воздуха стало не хватать, Окъеллу до боли сжал зубы, не позволяя воде попасть в легкие. Скоро все закончится. Корабль снова накренило, и наконец стало понятно, где низ. Еще несколько мучительно долгих мгновений, и Гергос наконец смог вдохнуть. Он замотал головой, отбрасывая с лица мокрые волосы. Ри висел на нем, не в силах сам устоять на ногах. Слабое тело сотряс приступ надсадного кашля, по подбородку потекла морская вода.

– Дану! – прохрипел Ри, еще сильнее сжимая руки вокруг Гергоса – хотя, казалось бы, куда больше?

– Все хорошо, все хорошо. Ты жив. Отпусти.

Ри замотал головой.

– Все кончилось. Ри, подними голову. Ты видишь? Буря закончилась.

Море вокруг по-прежнему плясало дикими бурунами, но ничего похожего на гигантскую волну. Ри наконец разлепил соленые ресницы и недоверчиво посмотрел по сторонам.

– Почему мы не умерли?

– Потому что это хороший корабль, Ри, быстрый и крепкий. Он может выдержать сотню таких бурь. Ну же!

– Я не хочу еще сотню бурь…

– Вам нечего бояться, дитя мое, до Громобоя всего пара миль. Мы успели, теперь все будет хорошо.

– Правда?

Ри поднял на него глубокие темные глаза. Сколько было в этом взгляде надежды, сколько доверия! Гергос сглотнул противную горечь.

– Да, дитя мое. Теперь все будет хорошо, но вы должны вернуться в каюту. На палубе слишком опасно.

– А вы?

– Я приду позже.

Отцепить от себя холодные пальчики оказалось не так-то просто. Но потом Ри смирился: кивнул и пошел дерганой походкой к каюте. Гергос остановил его у самой двери:

– Ри! Постарайтесь поспать. Нам предстоит долгий разговор.

Буря не сдавалась. Оставшиеся до Громобоя мили не были простыми, хотя Атоласу уже не требовалась вся возможная помощь. Оглядев море вокруг, капитан небрежно махнул рукой в сторону кормы:

– Идите, ваша светлость. Сами разберемся.

Но Гергос не ушел. Он дождался, пока «Мариника» пройдет между рифами, пока острые верхушки Громобоя не окажутся позади, пока глаза не начнет слепить от поднимающегося прямо перед носом шебеки солнца… Потом оттягивать неизбежное стало невозможно.

Ри не спал. Он приподнялся на кровати, стоило Гергосу открыть дверь. Первым порывом было – отчитать и завернуть в теплое одеяло, но Гергос ему не поддался. На стуле, аккуратно разложенные, лежали мокрые бриджи и рубаха. Из-под пледа выглядывали босые ноги. Гергос на мгновение задержал взгляд на свежей повязке, потом заставил себя отвернуться. Ему и самому следовало сменить одежду, но с этим пока придется подождать. Не сейчас. Не здесь.

Он остановился, притворив за собой дверь, и слегка наклонил голову – не слишком низко, без раболепства, как перед равным.

– Ваше высочество, я думаю, нам стоит объясниться.

Почти целая минута тишины. Но Ри не стал отрицать и прятаться – уже хорошо. Разве что голые пятки уползли обратно под плед.

– Как вы узнали? – спросил он наконец.

То есть она спросила. Гергос одернул себя – надо привыкать.

– У вас очень узнаваемый цвет волос. Цвет Коварэнов. К тому же вы похожи на свою мать в молодости.

– Вы знали ее?

– Лично? Нет. Только видел несколько раз. Мы тогда вращались в разных кругах.

– Почему вы сразу не сказали?

– Мне показалось, вы хотите сохранить инкогнито.

– Тогда почему заговорили теперь?

– Мы плывем в Анкъер, а даже я не могу увезти тобрагонскую принцессу крови в другую страну, не спросив ее разрешения.

– Я не хочу быть принцессой. Я Ри, ваш паж.

Гергос подошел ближе.

– Мне тоже весьма симпатичен этот юноша, но, увы, ему придется исчезнуть. Сейчас моего пажа ищет, наверное, пол-Каргабана: полиция, люди Дядюшки Лу, ваш дядя…

Гергос испытующе посмотрел на сидящую перед ним молодую девушку: скажет или нет?.. Она молчала.

Когда стало понятно, что откровенничать с ним не станут, Гергос добавил:

– Вам нужно сменить личину.

– Я не хочу быть принцессой Коварэн.

Последнее слово прозвучало скомкано, словно она пыталась подавить рвущиеся наружу рыдания. Неужели собственное имя вызывает у нее такой ужас?

– Почему? Прусто, ваш жених, давно отказался от мысли жениться на вас. Почему вы продолжаете прятаться?

Взгляд сам собой скользнул по стоявшей рядом шкатулке. Не в ней ли кроется ответ?

– Разве я не могу быть просто Ри?

– Нет, ваше высочество.

Она вздохнула, теперь уже спокойнее. Улыбнулась грустно, вымученно.

– К чему церемонии? Зовите меня Атарьяной. Впрочем, нет… так мне тоже не нравится.

– Отчего же? Это прекрасное анкъерское имя. Меня, правда, всегда удивляло, что тобрагонская принцесса решила назвать дочь на анкъерский лад.

– Меня тоже. Только мне больше не нравилась его длина, а не происхождение. Но теперь понятно. А ведь у него должен быть и сокращенный вариант, верно? Как… как Онсо.

– Да. Тари.

– Тари, – она снова улыбнулась, оживая.– Та-Ри. Мне нравится. Я буду Тари. Можно? Вам нравится?

– Да, ваше высочество.

– Не называйте меня так! Я должна отказаться от роли пажа, но совершенно не обязана снова становиться принцессой.

– А кем вы хотите стать?

Темные, бездонные глаза, задумчивая улыбка.

– Вашим другом?

Тонкая иголочка разочарования царапнула нерв. Другом.

Гергос снова поклонился:

– Почту за честь, ваше высочество.

– Дану! Вы издеваетесь надо мной!

– Немного, ваше высочество.

– Я запрещаю вам! Мы все еще в тобрагонских водах, и я запрещаю называть меня «ваше высочество»! Только Тари.

– Я не подданный тобрагонской короны, и ваши запреты ничего не значат. Но хорошо. Тари.

– Так о чем вы хотели со мной поговорить?

По ее лицу скользнуло шкодное выражение, маленькие пальчики снова показались из-под пледа. Гергос придвинул ближе стул и сел на него.

– О ваших планах.

– Они зависят от ваших.

– Но чего хотите вы? Вам не обязательно плыть с нами в Анкъер.

– Но я хочу в Анкъер!

Гергосу показалось, он услышал недосказанное окончание фразы – «с вами».

– Когда и как вы собираетесь вернуться в Тобрагону?

– А что если я не собираюсь возвращаться?

– Тари, так нельзя.

– Почему?

Если бы речь шла о ком-нибудь другом, он бы сказал: подумайте о вашей репутации. Но Ри… Тари уже два года никто не видел. Ее репутация и так уничтожена. Богатство? Влияние? Вопросы престолонаследия? Не похоже, чтобы ее это сильно интересовало.

– Я слышала, вы не стали жениться и сбежали из дома на двадцать лет, – подлила масла в огонь Тари. – Почему мне нельзя поступить так же? Если вы мне поможете, я могу стать кем угодно! Где угодно!

Чем он мог напугать ее? Осуждением высокого общества? Неизвестностью? Она видела и то и другое. Даже жаль, что здесь нет Албэни, он бы нашел, что сказать.

– Дану, – прохладная ладошка коснулась руки Гергоса. – пожалуйста, отвезите меня в Анкъер. Пожалуйста-пожалуйста!

– С одним условием.

– Каким?

Она придвинулась ближе, глаза азартно блеснули.

– Вы будете меня беспрекословно слушаться.

– Значит, я снова стану пажом?

– Нет! Я не могу сделать пажом молодую девушку.

Она скривилась.

– Мне нравится быть мальчиком.

– Вы хотите в Анкъер или нет?

– Да, дану.

– Я не могу сделать вас своим пажом, но вы можете стать моей воспитанницей.

– Воспитанницей?.. Это как…

– Как приемная дочь, да.

– Но…

– Тари, я на девятнадцать лет вас старше. Роль вашего приемного отца – единственная, которая не вызовет вопросов.

– Но…

– Тари, это мое условие.

Она упрямо насупилась, став ужасно похожей на маленького рассерженного котенка. Того и гляди зашипит, темно-рыжая шерстка встанет дыбом, на лапках покажутся когти. Но Гергос тоже не собирался отступать. Она хотела стать его другом, и именно дружбу он ей теперь и предлагал. Что-либо иное выглядело бы не только предосудительно, но и… просто глупо. Нелепо. Девятнадцать лет – это много. Слишком много.

Молчание затянулось на несколько минут, Тари хмурилась, кусала губы, теребила плед, выщипывая из него ворсинки, Гергос просто ждал.

– Хорошо! – наконец воскликнула она. – Если вы так хотите, я стану вашей воспитанницей. Но, дану, должна сразу предупредить: я не собираюсь перевоспитываться!